|
|
Nec plus ultra
| |
| V-princess | Дата: Понедельник, 03.09.2012, 15:51 | Сообщение # 1 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Название фанфика: Nec plus ultra
Автор: шахматная лошадка
Бета : нет
Рейтинг: R
Пейринг: ГГ\ЛМ
Жанр: Action/ Adventure, Drama, Romance
Размер: макси
Статус: закончен
Саммари: О хроноворотах, портключах и о том, излечивается ли поствоенный синдром методом вышибания клиньев.
Предупреждения: OOC ; Nec plus ultra (лат.) - дальше некуда
Диклеймер: все права у Роулинг
Разрешение на размещение: запрос отправлен
Обсуждение
|
|
| V-princess | Дата: Понедельник, 03.09.2012, 22:18 | Сообщение # 31 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 28.
- Вот как это должно выглядеть на самом деле, - провозгласил Северус, с гордостью демонстрируя нежную серебристую дымку, клубившуюся у поверхности зелья. - Учись, пока я жив.
Джин потянула носом, осторожно вдыхая свежий, немного отдающий ментолом запах.
- Фантастика! И почему ты до сих пор не публикуешься?
Он пожал плечами.
- Уж ты-то должна знать, что статьи зельеваров со школьной парты никого не интересуют.
Ну да, она это знала. Вариантов дальнейшего образования и трудоустройства после сдачи экзамена на уровень ТРИТОН было всего два: университет и публикации или ученичество и частная практика. Не имея ни корочки об образовании, ни именитого наставника, о признании в консервативном научном мире нечего было и мечтать. Первый вариант Северуса не привлекал. Может быть он не хотел больше одалживаться у Малфоя, хоть тот и предлагал, а найти денег на учёбу самостоятельно не мог, так как еле сводил концы с концами после смерти родителей. Но скорее всего дело было в другом - Северуса пугала перспектива заново вписываться в бурлящий мир молодёжи, необходимость соответствовать вольному духу магической Европы - в общем, жизнь среди пустоголовых и нетактичных сверстников, у которых на уме одни развлечения и флирт разной степени тяжести и которые не имеют никакого уважения к личному пространству собеседника. Примерно так Северус характеризовал и собственных однокурсников, с той лишь разницей, что учащиеся Хогвартса худо-бедно уяснили, что далеко не все вокруг испытывают одинаковую потребность в общении. Даже Мальсибер и Эйвери, в компанию которых он когда-то входил, в конце концов потеряли интерес к нелюдимому Снейпу с его специфическим чувством юмора, чему Джин была искренне рада. Жалко только, что они вспомнили про него сейчас, ближе к выпуску, - и явно не случайно. Это было любимое время Волдеморта, идеально подходящее для вербовки. Каждый год он запускал в Хогвартс свои щупальцы, обрабатывая вначале слизеринскую молодёжь из древних семейств, которая имела возможность общаться с ним на каникулах в домах родственников и друзей, а уж потом их руками снимал свежий урожай - самых умных и амбициозных выпускников, пока они растерянно озирались на пороге взрослого, такого манящего и пугающего мира. К каждому из них Волдеморт виртуозно подбирал свой ключик.
Для Северуса таким ключиком оказалось ученичество. Когда однажды Джин не выдержала и завела с ним разговор о том, что его "лорд" даже не является признанным зельеваром, работа под руководством которого помогла бы пробиться в учёную элиту, Северус только самодовольно ухмыльнулся.
"А мне и не нужна ни протекция, ни секреты мастерства, Найтли. Я сделаю себе имя сам, занимаясь собственными исследованиями. Смысл в том, что формально учитель у меня будет, а когда я совершу переворот в зельеварении, им всем уже будет неважно, является ли мой наставник членом Ассоциации. А главное - Лорд предоставит мне оснащённую всем необходимым лабораторию и доступ к уникальным библиотекам. Ты даже не представляешь, какие у него огромные возможности…"
Она представляла. И могла бы возразить, что лучше было бы попросить помощи Слэгхорна, который, если бы захотел, нашёл бы для Северуса мастера, обладающего не меньшими возможностями и громким именем в научном мире и готового взять к себе в ученики талантливого мальчика. Но этот вариант был неосуществим по причине взаимной неприязни между Северусом и его деканом. Слэгхорн в упор не видел, что угрюмый и не умеющий себя преподнести студент давным-давно превосходит не только всех своих однокурсников, но и его самого. Перспективность профессор видел только в тех, кто специально привлекал к себе внимание: активно отвечал на занятиях, обращался к нему за консультацией, советовался насчёт литературы для эссе. А также в тех, кто приятно выглядел, свободно держался или имел влиятельных родственников. Северус не мог похвастаться ни одним из требуемых качеств, поэтому он тихо получал "превосходно" за свои письменные работы и за результаты лабораторных, но никогда не слышал от Слэгхорна ни слова похвалы.
И всё-таки за него можно было сражаться: уговаривать, искать выходы на выдающихся зельеваров, в конце концов открыть Северусу глаза на некоторые нюансы идеологии, которую Волдеморт собирался воплощать в жизнь - то, что она пыталась в своё время донести до Малфоя. Но Джин была скована по рукам и ногам знанием о том, как всё должно произойти. Она не имела права его отговаривать. У неё было лишь два варианта: изо дня в день позволять чувству вины вгрызаться всё глубже, отравляя своим ядом каждое мгновенье, либо малодушно закрывать глаза и уши, притворяясь, что судьба Северуса, Регулуса, младшего Крауча и многих других мальчишек, которых она знала с первого курса, для которых варила перцовое зелье и костерост, которым залечивала разбитые носы и помогала осваивать призывающие чары, её не волнует. Сегодня Джин выбрала второе. Она не хотела омрачать их последний вечер.
- Передай тот поднос с флаконами, - попросила Джин, вооружаясь черпаком. - Благодаря тебе мне будет совершенно нечем заняться летом. Зелий, что мы наварили, хватит по крайней мере на полсеместра.
- Займёшься своими исследованиями, - пожал плечами Северус. - Хотя ты так и не объяснила, с чего вдруг в тебе проснулся интерес к деяниям Основателей.
"Всего лишь последняя отчаянная надежда…" Судя по тому, что результат её изысканий был отрицательным, красивая легенда, приписывающая создание первого хроноворота Ровене Равенкло, была запущена в массы группой дезинформации при Отделе Тайн. Ни в одном источнике Джин не нашла ни одного упоминания о таком приборе. Серая Дама, чудом согласившаяся на беседу, тоже не подтвердила, что её мать занималась чем-нибудь подобным.
- Просто проверяла одну теорию, - она махнула рукой. "И окончательно убедилась, что никуда мне не сбежать от войны, которая вот-вот начнётся. Которая проглотит или изуродует всех, кто мне дорог…"
- Ясно.
В этом была прелесть общения с Северусом. Он никогда не лез в душу, с полуслова понимая её настроение. Джин не уставала благодарить судьбу за бесценный дар его дружбы, которая последние два года спасала её от чёрной тоски. Подумать только, когда-то она самонадеянно вообразила себя единственным светом в окошке для затравленного и злого на весь мир ребёнка… Неудивительно, что тогда у неё не получилось "приручить" его. Ему не нужны были ни опека, ни тем более жалость. Он сам хотел опекать и жалеть. Быть опорой. В первую очередь для Лили, конечно. Если бы она приняла его в роли защитника и покровителя, а не объекта благотворительности, то ему больше никто не был бы нужен. Но Лили была слишком самостоятельной и даже властной для этой роли, а вражда факультетов окончательно вбила клин между нею и Северусом. Временами она ещё пыталась "наставить его на путь истинный", но каждый раз это приводило к новой ссоре и всё большему отчуждению. Джин даже подозревала, что именно после одного из таких разговоров Северус связался с шайкой слизеринских старшекурсников, в которую его активно тянул Мальсибер. Просто назло Лили. В пользу этой версии говорило то, что он недолго задержался в их компании, не найдя там для себя ничего интересного. Но скорее всего именно в этот период Северус и попал в поле зрения Волдеморта, так как в одной особенно изощрённой и гадкой проделке было использовано многосущное зелье. Слэгхорн же довольно нелестно отозвался об успеваемости по своему предмету непосредственных участников той истории, и было видно, что это не лукавство, призванное чтобы отмазать своих студентов. Зелье для них варил кто-то ещё, и Джин была готова поспорить, что этим кем-то был именно Северус, хотя его имя так и не прозвучало. А это означало, что сообщники считали его слишком полезным, чтобы выдать так просто, даже несмотря на то, что он вскоре покинул их ряды, снова выбрав одиночество.
А потом было то чёртово полнолуние, после которого у Поппи появились первые седые волосы, а Джин ещё несколько месяцев не могла смотреть на Сириуса без непременного желания кинуть в него чем-нибудь потяжелее. Был прибежавший за помощью Питер с трясущимися губами, гонка по ночным коридорам и трое мальчишек, совершенно одинакового зелёного оттенка. Как им удалось закрыть проход под Ивой перед носом у Люпина, они и сами толком не помнили. Но едва придя в себя, Северус ядовито попросил напомнить ему полный текст Статьи 73 Международного Устава Магов о Секретности. Потом Дамблдор беседовал с ним у себя полтора часа, но его увещевания не возымели никакого эффекта, и он направил Северуса в больничное крыло - "зафиксировать повреждения". Справедливости ради, все повреждения состояли из пары царапин и синяков, полученных от Дракучей Ивы, но Джин их тщательнейшим образом описала, молча вручила Снейпу пергамент и заживляющую мазь и отправилась в лабораторию варить для Поппи успокаивающее зелье.
Он появился на пороге, как раз когда она, неловко взяв черпак, случайно плеснула себе на руку кипящую маслянистую основу и, грубо выругавшись, кинулась под холодную воду, совершенно позабыв про палочку. Зато Северус среагировал так, как будто это он уже пять лет работал штатным зельеваром больничного крыла - спокойно очистил заклинанием её покрасневшую и местами покрывшуюся волдырями кожу и, призвав противоожоговую пасту, деловито наложил повязку. После чего бесцеремонно пихнул трясущуюся Джин на табурет и занял её место у котла. И даже успел спасти зелье. А Джин сидела, смотрела, как он уверенно хозяйничает в её лаборатории, и чувствовала, как по щекам катятся слёзы.
"Неужели это так больно?" - Северус встал напротив, глядя на неё из-под длинных прядей волос, вечно свисающих ему на лицо.
Она помотала головой. Паста уже начинала действовать.
"Ты не отнесёшь зелье в кабинет мадам Помфри?" - Джин кивнула на флакончик с успокаивающим.
"Чтобы она мне лично прочитала лекцию о том, как я, неблагодарный, подставляю её и господина директора? Нет уж, спасибо, - фыркнул он. - Давай лучше сама".
"Что - сама? Зелье отнести или лекцию прочитать?" - устало спросила Джин. Некстати мелькнула мысль, что ей уже двадцать четыре года, а она так и не научилась обижаться на фамильярное отношение к ней некоторых малолетних нахалов, которые помнят её ещё студенткой, хоть и старшекурсницей.
Нахал снова фыркнул - на этот раз совсем невесело. "Вот объясни мне, Найтли, почему это я должен быть выше всего этого, проявить благородство - почему я? Почему подлый, мерзкий, изворотливый слизеринец должен пощадить справедливых доблестных гриффиндорцев? Почему бы гадине не поступить по-нашему, по-гадски, а?!" - на последней фразе его голос "дал петуха", что здорово снизило драматический эффект речи.
"Не наорался в кабинете директора? - "сочувственно" спросила Джин. - Будь как дома. Конечно - именно здесь и именно мне всё это надо высказать. Кричи, не стесняйся".
Северус сверкнул глазами, но продолжать не стал - видно, из чувства противоречия. Он нерешительно потоптался и в конце концов взял флакончик для Поппи.
"Просто всё это противно, - тихо добавил он, обернувшись на пороге. - Противно, когда заставляют…"
"…поступать правильно?" - закончила за него Джин. И он кивнул.
На следующее утро Сириус подошёл к Северусу в Большом зале, что-то пробормотал, уставившись в пол, и протянул ему руку. Северус проследовал мимо него, как мимо пустого места. В самую первую неделю после происшествия с Ивой Сириусу вообще пришлось очень нелегко. Мало было ему собственных мук совести - его вдобавок подвергли остракизму все, кто хоть немного был посвящён в эти события. Ремус запретил пускать его к себе в палату, и Поппи выполняла его просьбу с нескрываемым злорадством. Джеймс банально набил лучшему другу морду. Дважды. Второй раз, по мнению сплетницы Эмми, был исполнен специально для Лили, которая явно знала о ночном приключении больше, чем ей полагалось. Сама Эмми, конечно, понятия не имела, из-за чего сцепились Поттер и Блэк, но очень красочно описала драку посреди гриффиндорской гостиной, прерванную появлением Макгонагалл, которая в гневе сняла со своего факультета столько баллов, что он сразу оказался на последнем месте. А мстительная Гвен, которой было совершенно плевать, кто и в чём виноват, до конца года подстраивала мелкие пакости каждому встречному гриффу старше четвёртого курса. И ни разу не попалась с поличным.
- Чего это ты улыбаешься? - с подозрением спросил Северус, усаживаясь на подоконник с чашкой чая. Это было их собственной традицией - закончив работу, кипятить в специальном маленьком котелке воды ровно на две кружки и заваривать чай со всякими душистыми травками, которые Северус сам собирал в окрестностях Хогвартса. Сегодня он добавил туда чабрец и ещё что-то с неуловимым терпким оттенком.
- Вспомнила Гвен, - ответила Джин, взяв свою чашку. - Она тоже маленькой любила сюда приходить. И сидеть на подоконнике.
- Совсем древняя стала, да, Найтли? - поддел её Северус. - Уже начинаешь вспоминать старые добрые времена? И почему "тоже"? Я о существовании твоей лаборатории на младших курсах и не подозревал.
- Ага, конечно, и вовсе не ты на третьем курсе стащил у меня двухгаллонный треножник?
- Вечер ностальгии плавно переходит в допрос с пристрастием? - он ничуть не смутился. - Третий - это уже не младшие курсы. К тому же, я его вернул. Вообще не думал, что ты заметишь.
- Ха! - Джин подвинула свой табурет вплотную к стене, чтобы можно было на неё опереться спиной. - Конечно заметила. Только подумала на Гвен.
- Зачем бы Лакримоуз понадобился котёл? Она и зелья - несовместимые вещи.
- Твоя правда. Но любопытнее другое. Она сама созналась.
Северус удивлённо поднял бровь. Несмотря на полное несходство черт, он иногда напоминал Люциуса, словно был ему младшим братом.
- Всегда говорил, что этой девчонке место на Гриффиндоре.
Джин улыбнулась и отхлебнула душистого чая, смакуя его лёгкую горчинку. "Интересно, все мальчишки такие слепые?" В том поступке Гвен не было совершенно ничего гриффиндорского. Просто она, как и Джин в своё время, шла неправильным путём. Тоже пыталась опекать и защищать, когда нужно было наоборот показать свою слабость и уязвимость. Впрочем, с Северусом не сработал бы никакой расчёт. То, что он неожиданно увидел в Джин достойного собеседника, было чистым везением. Её собственной заслугой было лишь то, что она наконец отбросила все свои схемы и методы "приручения" и начала просто получать удовольствие от его компании. Это было здорово похоже на начало их дружбы с Малфоем, только без постоянного напряжения, как будто наэлектризовывавшего воздух между ними. С Северусом было гораздо спокойнее. У него не было ни метки, ни истеричной невесты, ни каких-то собственнических чувств к Джин. Зато у него был отвратительный характер и вечная уверенность в своём превосходстве. Поначалу это было смешно, потом немного обидно, но вскоре она привыкла к тому, что в большинстве случаев он действительно оказывался прав. Это не касалось лишь житейских вопросов, но тут Джин не могла демонстрировать своё преимущество, так как это бы выдало её чрезмерную осведомлённость о его жизни.
- Знаешь, а она тогда рыдала… - не удержалась Джин. - Когда её увозили.
- Кто - Гвен?
Она кивнула и, откинув голову к стене, прикрыла усталые глаза. "Рыдала" - это было не то слово. Поппи боялась, что девочку придётся госпитализировать в Мунго. Отец увёз её уже в совершенно бесчувственном состоянии, накачанную успокоительным и измученную несколькочасовой истерикой. Это был второй раз, когда Джин видела Гвендолин в таком виде. Первый случился во время экзаменов на уровень СОВ. Тогда Гвен пришла в больничное крыло своими ногами, даже ничего не учинив перед этим, и начала звенящим шёпотом рассказывать о том, чему только что была свидетелем. Вмешаться сама она не успела, так как появилась у озера почти одновременно со Спраут и Хуч, за которыми, скорее всего, сбегал кто-то из младших. Голос Гвен всё возвышался и возвышался, и под конец она уже кричала, выплёскивая всё бессилие, ярость и унижение, которые она чувствовала так ярко, как будто это её подвесили вниз головой на глазах у всей школы, на глазах у "этой Эванс", имя которой было произнесено с такой ненавистью, какой ещё не удостаивался ни один из обидчиков Северуса. Потом в кабинете Поппи начали лопаться склянки, а стол, рукомойник и шкафы задрожали от прошедшей по ним волны стихийной магии. Джин еле успела вытолкать девочку в коридор, когда со звоном вылетело оконное стекло. После этого приступ начал проходить, но Гвен проплакала в палате полночи, а наутро отправилась на следующий экзамен с совершенно больной головой. Джин была вынуждена сообщить Дамблдору о том, что случилось, потому что от Гвен нельзя было ожидать, что она так просто забудет и простит Мародёрам оскорбление, нанесённое её другу. Но остаток учебного года прошёл совершенно спокойно, можно было подумать, что для Гвен четверо её однокурсников просто перестали существовать. Пятеро - вместе с Лили. Хотя более вероятно, что она просто ни с кем не разговаривала до самого отъезда, на такие нюансы профессора внимания не обращали, сосредоточившись лишь на предотвращении нападения на конкретных студентов, у Джин же не было возможности следить за ней каждую секунду. Но Гвен так ничего и не предприняла - ни во время экзаменов, ни на Большом Пиру, ни в Хогвартс-Экспрессе, в котором за ней по поручению Слэгхорна следило аж два старосты. За лето история забылась, и даже подозрительная Джин, увидев девочку после каникул, наконец поверила, что та выплеснула все свои деструктивные эмоции во время того приступа. И напрасно.
На второй минуте открывающего сезон квиддичного матча охотница слизеринской команды, Гвендолин Лакримоуз, попыталась убить гриффиндорского охотника Джеймса Поттера. В буквальном смысле. Едва только прозвучал свисток мадам Хуч и команды поднялись в воздух, Гвен атаковала Джеймса на высоте порядка пятидесяти футов. Манёвр был исполнен настолько стремительно, что преподаватели не успели не только предотвратить столкновение, но и остановить падение игроков. Это было, возможно, одним из самых страшных мгновений в жизни Джин: две маленькие изломанные фигурки посреди огромного квиддичного поля и приплясывающая в воздухе метла Гвен, которая как будто исполняла над ними танец торжества. Они с Поппи бежали, как в тягостном кошмаре, путаясь в вымахавшей за лето газонной траве, и не рассчитывали увидеть ничего хорошего. Хотя Гвен и упала на Джеймса, её травмы оказались серьёзнее - трещина позвоночника, четыре сломанных ребра, повреждённое лёгкое и множественные ушибы внутренних органов. Джеймс "отделался" переломом ноги, левого запястья и тяжёлым сотрясением мозга.
Оба провели в больничном крыле почти неделю. Как только состояние Гвен стабилизировалось, к ней приступили с расспросами. И она, нимало не смущаясь, поведала, что следующим будет Блэк, а потом Люпин или Эванс - она ещё не решила. Мистер Лакримоуз только застонал сквозь сжатые зубы.
"Вы же понимаете - мы не можем оставить девочку в школе, - участливо говорил ему директор, когда они уединились в кабинете Поппи. - Ей нужна помощь…"
"Моя дочь не сумасшедшая! - орал в ответ мистер Лакримоуз. - В вашей школе совершенно отсутствует представление о безопасности учащихся - лучше бы позаботились об этом!"
Гвен слушала решение педсовета об исключении с сухими глазами и совершенно непроницаемым лицом. Она не выразила ни раскаяния, ни сожаления и даже не отказалась от своих слов по поводу того, чего, по её мнению, заслуживают Мародёры. Она заплакала только тогда, когда поняла, что Северус так и не придёт попрощаться. Учащиеся были поставлены в известность о том, что мисс Лакримоуз исключена из Хогвартса, но, конечно, в подробности её признаний был посвящён лишь персонал школы. Так что Северус понятия не имел, из-за чего Гвен так поступила. Скорее всего, он ни разу не навестил её потому, что ему было невмоготу видеть, как вокруг пострадавшего Джеймса крутится взволнованная Лили - точно так же, как она когда-то крутилась вокруг него самого. Не пришёл он и в день отъезда Гвен. Она, пока хватало сил, билась в удерживающих её руках, отталкивала флаконы с зельем, цеплялась за больничную койку и орала, что она никуда не поедет, что это нечестно, нечестно, нечестно… Выведенный из себя отец наложил на неё, уже охрипшую до потери голоса, Силенсио, но она продолжала кричать глазами, беззвучно открывая рот, как задыхающаяся рыба. В тот вечер, когда мистер Лакримоуз с дочерью наконец покинули школу, Джин и Поппи напились так, как не напивались никогда в жизни.
Северус так ни о чём и не догадался. Он наверняка считал Гвен самой приятной из всех однокурсников, но в романтическом свете не видел никого, кроме Лили, и больше ему никто не был нужен. Как раз на шестом курсе он с головой погрузился в научную работу, отчасти чтобы забыть пережитое унижение и как можно меньше общаться с теми, кто был ему свидетелями - то есть с доброй половиной своего курса, а отчасти потому, что именно тогда он начал всё свободное время проводить в лаборатории Джин. Она даже подначивала его временами, что он скрашивает ей, старушке, одиночество, ради того, чтобы получить доступ к котлам и ингредиентам. Северус фыркал в своей неповторимой манере и даже не пытался её разубеждать. Но Джин и сама знала, что он не продался бы так просто, если уж за столько лет не научился даже выслуживаться перед Слэгхорном. С другой стороны, осторожный, разборчивый, гордый Северус, со своей проницательностью и чутьём, был готов пойти служить волшебнику, который уже совершенно не скрывал своего отношения к магглам и магглорождённым.
Об обстановке в магическом мире Джин в основном судила по письмам Алисы, а они становились всё тревожнее. Саботаж в Министерстве, беспорядки в редакции "Пророка", множественные нарушения закона о секретности, ввоз в страну запрещённых артефактов, первые исчезновения людей… И всё чаще то там, то тут мелькало имя лорда Волдеморта, который к этому времени совершенно ушёл в глухое подполье. У властей была к нему целая куча вопросов, но при этом ни одной конкретной улики. В стране уже несколько лет бушевал информационный террор, призванный вселить в людей ужас перед именем, который окажется очень на руку Волдеморту потом, когда он перейдёт к следующему этапу своего плана. В учебнике новейшей магической истории этот период описывался немного не так. Можно было сделать вывод, что все десять лет, носившие название "первой войны", происходили открытые стычки между Упивающимися Смертью и представителями правопорядка. А между тем организация Волдеморта даже ещё не получила этого зловещего наименования. Показательно было то, что Алиса, состоящая в Ордене Феникса с самого его основания - то есть уже почти год, не могла с уверенностью сказать, от чего конкретно они собираются защищать магическое общество. Но при этом атмосфера постоянной угрозы каким-то непостижимым образом постоянно сгущалась и проникала даже в Хогвартс. Джин рассчитывала, что теперь, когда Дамблдор предложил ей тоже вступить в Орден, она начнёт больше понимать в происходящем. Но ещё сильнее она надеялась - вопреки голосу разума, вопреки памяти, вопреки всему на свете - что это другое время, другая вселенная, в которой лорд Волдеморт действительно всего лишь эксцентричный учёный, как её пытался в своё время убедить Малфой и как теперь при случае повторял Северус. Впрочем, эта безумная надежда жила обычно не дольше нескольких мгновений, которые требовались ей, чтобы вспомнить некоторые пункты "политической программы" Волдеморта из этой вселенной, исключавшие всякое основание для оптимистического взгляда. То, что эти пункты не волновали чистокровного Малфоя, было неудивительно. Но как полукровка Северус, друживший с ней и влюблённый в Лили, мог ввязаться в радикально магглофобскую организацию, было за пределами её понимания.
- Ты странная сегодня, - констатировал он, поймав очередной её взгляд.
- Тебя смущает, что я магглорождённая? - вдруг спросила Джин, сев прямо и глядя ему в лицо, чтобы уловить мельчайшие движения мимики.
- Найтли, мы же это уже обсуждали. Разумеется, нет - мне совершенно всё равно. Не надо путать меня с Эйвери.
- Но ведь ты знаешь, что твой… будущий наставник считает магглорождённых грязью, недостойной того, чтобы пользоваться магией?
Северус скривился:
- Ты опять за старое? Я думал, у нас вечер ностальгии, а не чтения морали. Найтли, мне всё равно, во что верит он. Я даже не собираюсь вступать в его политическую партию - мне кажется, что у них нет шансов протолкнуть в Визенгамоте хотя бы один свой проект… Ты чего?
Отсмеявшись, Джин вытерла выступившие слёзы и вновь уставилась на него.
- Значит, не собираешься вступать в партию… Похвально. А тебе не приходило в голову, что это не совсем партия?
- В каком это смысле? Ну да, они там разными вещами занимаются, не только политикой. В основном исследованиями всякими.
- Запрещёнными, - уточнила она. - В области тёмной магии.
- А в чём проблема? - небрежно спросил он, скрестив руки на груди. - Или ты ведёшь к тому, что под руководством Лорда мне предстоит варить магглорождённых младенцев в молоке их матерей?
- Не смешно.
- Не смешно, - согласился Северус, не меняя позы. - Как и твои настойчивые попытки заставить меня отказаться от лучшего шанса моей жизни. Это по твоей просьбе Люциус мне мозги промывает насчёт университета?
- Конечно, нет! - фыркнула она, но сердце пропустило удар. "Значит, он всё-таки пробовал отговорить Северуса от служения Волдеморту!" - Ты же отлично знаешь, что мы не общаемся с самого выпуска…
- Ага, - протянул он недоверчиво. - Только вот поёте очень складно.
- Вот и послушал бы умных людей, - буркнула Джин, но без особого запала. Она не имела права быть убедительной! Если уже сам Северус отметил её настойчивость, значит она и впрямь перегнула палку в своём желании дать ему как можно больше информации, чтобы он по крайней мере совершал свою ошибку с открытыми глазами.
"А зачем? Чтобы он потом не имел для себя никаких оправданий? - вновь упрекнул её внутренний голос. - Чтобы добровольно выбрал зло? Или чтобы твою совесть облегчить?"
- Ещё чаю, Найтли? - его лицо, как обычно, наполовину скрытое свисавшими по бокам неаккуратными прядями, не выдавало эмоций, но интонация сказала ей достаточно. Северус умел менять тему так, чтобы не оставалось и сомнения, что он это сделал нарочно.
- Давай, - сдалась она со вздохом. И возможно, как ни стыдно было признать, это был вздох облегчения.
|
|
|
| V-princess | Дата: Понедельник, 03.09.2012, 22:35 | Сообщение # 32 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 29.
- …восемнадцатого августа изъята партия черномагических артефактов, переправленных из Египта маггловским авиатранспортом. Получатель неизвестен, документы на груз оформлены на имя некоего…
- Найтли! - окликнул её Сириус звонким шёпотом, пока отчитывавшийся Фрэнк сделал паузу, шелестя страницами блокнота. - Открой окно, будь человеком!
Удушающая летняя жара превратила ричмондскую штаб-квартиру Ордена в камеру пыток. Крошечное одноэтажное здание было разделёно на два помещения - кухню и гостиную, в которой проходили собрания, а единственная спальня, располагавшаяся в мансарде, была отведена под совятню. Но в солнечные дни домик накалялся от железной крыши, как печь крематория, поэтому совы предпочитали отдыхать на деревьях, растущих вокруг. Рядовые члены Ордена Феникса такой свободой не обладали.
- Найтли! - Сириус подёргал её за мантию. - Питер сейчас в обморок грохнется.
Джин молча шевельнула палочкой, снова превращая воду в расставленных по комнате мисках в глыбы льда. Ненадолго это помогало охладить воздух.
- Стерва ты, Найтли, - обиженно прошипел Сириус, прикладывая к разгорячённому лбу Питера смоченный в холодной воде платок. Тому и впрямь было совсем плохо.
- А ты, наверное, хочешь, чтобы мне Грюм голову оторвал? - зашептала она в ответ, невольно пытаясь оправдаться. В самом деле, ей ещё не хватало только репутации садистки, как будто её и без того не считают автоматом без сердца и без нервов. - Какая, к дементорам, секретность при распахнутых окнах?
- Правильно, девочка! - одобрительно буркнул Грюм, который, все были уверены, отсыпался после вчерашней операции в своём любимом кресле. Он настолько убедительно похрапывал, что фениксовцы даже новости докладывали вполголоса, чтобы не потревожить его сон. - Учись, Блэк - постоянная бдительность!
- Аластор, а может быть всё-таки прервёмся? - умоляющим голосом вступила Лили из своего угла. - Лично я уже ничего не соображаю.
Это было весьма показательно. Если уж Лили - аналитический центр Ордена - призналась в том, что не в состоянии работать головой, то это означало, что остальные уже давно отключились от восприятия информации.
- Чахлая пошла молодёжь, - ворчливо отозвался чуть более чем сорокалетний Грюм, кряхтя поднимаясь из кресла и снимая установленную им защиту. - Перерыв полчаса, потом тренировка, а совещание продолжим после захода солнца.
Питер, шатаясь, как пьяный, первым рванул к двери, Блэк кинулся за ним, подстраховывая. Джин, сидевшая на подоконнике, распахнула створки окна в сад, чувствуя, как жаркое дыхание августовского полдня высушивает капельки пота на лице. В такие дни она с ностальгической грустью вспоминала каменные стены и стылый воздух дома 12 на Площади Гриммо и то, как Сириус тогда жаловался на промозглый холод и неистребимую сырость особняка Блэков. "Интересно, подбрасывала ли ему память солнечные картинки из далёкого семьдесят девятого года?" Джин была уверена, что ей самой они точно намертво впечатались в сердце своим невыносимым контрастом: мирная красота лондонского предместья - и гнетущая атмосфера ожидания новых дурных вестей, постоянные потери и непрекращающийся траур - и непобедимый беспечный оптимизм, которым заражали друг друга самые молодые члены Ордена, вечное чувство вины - и ощущение, что она наконец делает хоть что-то, что она живёт. Джин даже иногда могла сказать, что по-настоящему счастлива. Счастлива быть здесь и сейчас, видеть своими глазами, как обмениваются влюблёнными взглядами родители Гарри, перешучиваться с Сириусом и не слышать горечи в его голосе, горечи, которая потом будет отравлять даже самые беспечные моменты. Счастлива снова быть частью боевого братства, стоять плечом к плечу с людьми, смотревшими в глаза смерти - и одерживать над ней победу, вырывая из её лап тех, кого могла.
Но и расплата за эти мгновенья яркого, острого, ослепительного счастья была огромной. Были особые, слишком медленные шаги кого-то, кто приближается к штаб-квартире с чёрной вестью. И когда гонец переступал порог, никто не смел поднять взгляд, потому что знали, что из его глаз беспощадно била вина и беда. А потом была шеренга стаканов и первый тост - всегда один и тот же - "Марлин, встречай!"
Марлин Маккиннон была самой первой потерей Ордена. И одной из очень тяжёлых потерь. Она стажировалась в Мунго и помогала эвакуировать туда пострадавших фениксовцев. Если намечалась операция, Марлин обязательно была на посту, по первому вызову аппарируя в указанную точку, чтобы забрать раненых. Она стала своеобразным символом надежды: "дотянуть до Марлин" иногда буквально означало "выжить". Прочему персоналу госпиталя члены Ордена не доверяли - и не только потому, что те не имели достаточно опыта по снятию смертельно опасных тёмномагических проклятий. В основном потому, что в эти дни нельзя было доверять вообще никому. После того, как прямо в больничной палате при невыясненных обстоятельствах скончался выздоравливавший после ранения аврор Том Колдуэлл, тот самый племянник Тома из Дырявого Котла, смутные подозрения превратились в железную уверенность. В госпитале работал по крайней мере один осведомитель Волдеморта. Чем Упивающимся Смертью помешал мальчишка-аврор, оставалось только гадать. Может быть, оказался нечаянным свидетелем проворачиваемых в Мунго тёмных делишек. А вот чем им досадила Марлин, догадаться было несложно. Похоже, Волдеморт начинал догадываться, что ему противодействует не только аврорат, но и некая организация, работающая независимо от официальных властей. Марлин и членов её семьи жестоко пытали. Тайну Ордена Феникса нельзя было получить с помощью допроса под веритасерумом или Империо. Её можно было открыть только добровольно. Марлин не выдала.
И превратилась в культовую и мистическую фигуру в их маленьком сообществе. Фениксовцы, которые, как и почти все волшебники, смутно представляли себе посмертие и были склонны к суевериям, "назначили" её чем-то вроде проводника в загробный мир для погибших членов Ордена. Кэрадок Диаборн, тяжело раненный спустя месяц после гибели Марлин, утверждал, что видел её лицо, склонившееся над ним. И, дескать, она нахмурилась и сказала: "Ещё не пора". То, что через полгода он бесследно исчез, добавило его рассказу правдоподобия, и даже воспоминания о живой Марлин обросли целой кучей легенд, окончательно создав образ потустороннего ангела-хранителя, оберегающего товарищей во время боя и принимающего павших.
А выживших встречала Джин. Чаще всего она дежурила в одном из штабов - так же, как раньше Марлин дежурила в Мунго. С помощью того же самого блэковского зеркала, чудом уцелевшего в перевёрнутом вверх дном доме Маккиннонов, она поддерживала связь с оперативной группой и, если было нужно, аппарировала на поле боя и эвакуировала пострадавших в Хогвартс. Год назад, принимая её в Орден, Дамблдор всё-таки сделал ещё один многоразовый портключ, переносивший прямо в больничное крыло. Официально Джин по-прежнему числилась ассистенткой Поппи, но на самом деле она гораздо больше времени проводила вне школы. Людей катастрофически не хватало, поэтому дело находилось всегда. Интереснее всего было заниматься аналитикой, но, опасаясь вмешиваться в прошлое, Джин не могла позволить себе многое и ограничивалась только тем, что время от времени помогала Лили с поиском материалов. И при этом всё равно ощущала себя так, как будто жульничала на экзамене - ведь, в отличие от остальных, она точно знала, что искать. Впрочем, чем дальше, тем меньше она переживала из-за нарушения правил - в конце концов, всё это было ради победы, к которой ей ужасно хотелось быть хоть немного причастной. Пусть самого Волдеморта ждало развоплощение после попытки убить маленького Гарри, но всю его "политическую партию", как с лёгкой руки Северуса она привыкла про себя называть банду Упивающихся Смертью, предстояло ловить и обезвреживать фениксовцам и аврорам.
Джин и сама бы хотела на передовую, но тут Дамблдор стоял насмерть. Конечно, у него на уме прежде всего был пресловутый "принцип невмешательства", который был бы грубо нарушен, если бы ей пришлось открыто столкнуться с приспешниками Волдеморта. Хотя сама Джин считала, что от разоружающих и связующих заклятий вмешательство получилось бы минимальным, а вот польза - несомненной. Ей уже пришлось отбиваться от Упивающихся, когда она эвакуировала Диаборна - и небо не разверзлось, из чего Джин сделала вывод, что давно пора было начать действовать, оставив сказки про "эффект бабочки" на совести работников Отдела Тайн. Но переупрямить Дамблдора было невозможно. Старую песню о непоправимых изменениях он усилил ещё одним аргументом - Джин была его личным связным, единственной ниточкой, которую можно было проследить от засекреченного Ордена до директора школы чародейства и волшебства. Сам он даже не присутствовал на собраниях фениксовцев, встречаясь с Грюмом, Элфиасом Дожем и Эдгаром Боунсом отдельно, а часто просто передавал сообщения с Джин.
"Но все эти предосторожности могут оказаться напрасными, если кто-нибудь во время сражения узнает тебя в лицо. Тогда несложно будет догадаться и о том, что связывает членов Ордена, и о том, где им теперь оказывают медицинскую помощь", - Дамблдор в очередной раз воспользовался своим любимым приёмом ведения сложного разговора - привести весомый довод и выйти из комнаты, оставив собеседника переваривать его в одиночестве. Но в этот раз метод сработал не так, как он ожидал. Когда директор вернулся в свой кабинет, Джин как раз ставила свою подпись на заявлении об увольнении.
"Ну вот, - она протянула ему пергамент, - никакой связи между мною и Хогвартсом. Теперь можно?"
"Джин, девочка моя…" - вздохнул он, садясь напротив, и она поняла, что эта битва уже проиграна.
Дамблдор говорил правильные вещи - о невмешательстве, о конспирации, о неженском ремесле, о том, какую огромную пользу она приносит на своём месте, и так далее, и тому подобное. А Джин разглядывала трещинку в столе и угрюмо молчала. Кончилось дело тем, что он заставил её взять отпуск и посадил на дежурство в нортумберлендской штаб-квартире, располагавшейся в маггловском районе Ньюкасла. Это были самые беспечные каникулы из всех, что она провела "после пожара". Наверное, члены "политической партии" тоже праздновали Рождество. Вместе с Джин в Ньюкасл были направлены Доркас Медоуз и Стерджис Подмор, с которыми было довольно весело коротать время за сочинением статей для "Пророка", где Доркас работала внештатным корреспондентом. Ещё они по очереди, оставляя кого-нибудь одного дежурным по камину, выбирались в город - поглазеть на праздничную суету, развеяться и купить еды. Один раз Доркас даже затащила Джин на каток. И обе получили море удовольствия, на час притворившись беззаботными школьницами. Это и вправду было забавно - в двадцать семь лет впервые встать на коньки, пить горячий шоколад под открытым небом, грея руки об алюминиевую кружку, строить глазки студентам местного маггловского колледжа…
А на Рождество к ним нагрянул весь Орден с Дамблдором во главе.
"Рождество - семейный праздник", - серьёзно заявил он, посторонившись, чтобы пропустить в комнату Хагрида с бочонком усладэля.
И они были настоящей семьёй. Маленький сын Эдгара и Линды переходил с рук на руки, награждаемый поцелуями от "дядюшек" и "тётушек", женская половина Ордена сплетничала на кухне - совсем как моющие кости своим мужчинам невестки, привычное ворчание вечно недовольного Грюма заглушалось взрывами хохота, Мародёры готовили какой-то явно шумный сюрприз, а сам Дамблдор восседал в кресле у камина со стаканом и благодушно улыбался, поглаживая бороду. А Фабз хвастался фотографией своей новой девушки. Он познакомился с ней, когда патрулировал окрестности одного из колледжей Оксфордского университета, где были зафиксированы магические колебания, вызванные каким-то сильным тёмным артефактом. Активность пропала так же внезапно, как и появилась, зато хорошенькая студентка согласилась посидеть в кафе с весёлым долговязым "фотографом", рыскавшем по округе в поисках видов для календаря. Грюм хватался за голову и клялся, что добьётся увольнения младшего Прюэтта из аврората за преступное легкомыслие, а молодёжь одобрительно хмыкала, разглядывая снимок. Джин тоже с любопытством поглядела на карточку, с которой улыбалась ослепительно красивая темноглазая девушка с копной буйных цыганских кудрей.
Это лицо она, спустя всего две недели, увидела снова. "Отпуск" в Нортумберленде подходил к концу, Доркас уехала домой, Стерджиса перевели в другую штаб-квартиру, а им на замену прислали Сириуса и Эмми, которые, пользуясь тем, что Джин пока ещё может их отпустить, отправились смотреть город вдвоём. И вот тогда, в тишине опустевшего штаба, неожиданно заработало парное зеркало. Второе обычно было у Грюма, который выдавал его старшему в группе непосредственно перед началом согласованной с руководством Ордена операции. Но не могли же они не поставить её в известность!
"..айтли! …тего! Ступефай! Джин! Джин!!! - по поверхности зеркала шла рябь, для нормальной "передачи сигнала" требовалось хотя бы минимальное сосредоточение. - Протего! Возьми, возьми же, говорю!"
"Что это? - зеркало заговорило незнакомым женским голосом. - Как оно работает?"
"Фабз! - заорала Джин, холодея от ужаса. - Фабз, где ты?!"
Только когда ей удалось преодолеть первый приступ паники и сконцентрироваться настолько, чтобы поддерживать канал связи в одиночку, изображение стало чётким. Из зеркальной глубины на Джин смотрела бледная девушка с перекошенным от ужаса лицом. Но всё-таки в ней можно было узнать улыбчивую красавицу с того снимка.
"Помогите! - выговорили её трясущиеся губы. - Помогите, кто-нибудь!"
"Где вы?"
"Во дворе колледжа Магдалины! Помогите…"
"Лиза! - Джин наконец вспомнила имя маггловской подружки Фабза. - Поверни зеркало, покажи мне какое-нибудь здание! Быстрей же!"
Изображение закрутилось, наконец остановившись на массивной квадратной колокольне из какого-то светлого камня, завершающейся "шипастыми", похожими на наконечники копий, башенками.
"А теперь прячься!" - крикнула она Лизе и прервала связь.
Связываться с другими штаб-квартирами было некогда. Активировав зачарованный галеон, подобный которому носил на шее каждый член Ордена и который, нагреваясь, сигнализировал об общей тревоге, она палочкой выжгла прямо на светлых обоях коридора слово "Оксфорд" и, восстановив в памяти картинку знаменитой колокольной башни, аппарировала. Уже зная, что не успеет.
"Фабз! - она беспомощно озиралась посреди маленького каменного дворика, окружённая кривляющимися уродливыми мордами каменных горгулий. - Фабз, Лиза!"
Вокруг было неестественно тихо, слишком тихо даже для каникулярного времени. Только слегка посвистывала позёмка, гоняющая по плитам ворох сухих снежинок.
Лиза обнаружилась в углу, образованном одним из зданий и примыкающей к нему оградой колледжа. Скорее всего её отбросило туда Ступефаем. Глаза у неё оказались не карими, как можно было предположить по фотографии, а тёмно-синими. Они смотрели куда-то мимо Джин, а уголки рта были слегка приподняты так, что казалось, девушка еле сдерживает лукавую улыбку. И сейчас она снова была красивой - со спокойным лицом, обрамлённым роскошной гривой смоляных кудрей, в которых искрились снежинки, с ещё не успевшими побелеть и застыть губами. Джин стояла над ней, непроизвольно сжимая кулаки, и в голове её беспорядочно проносились мысли о том, какие очаровательные дети могли бы быть у этой девочки и Фабза, о том, что эти уроды наверняка даже не заметили её, сметая со своего пути заклинанием, которое впечатало её затылком в прутья ограды с такой силой, что кованая решётка прогнулась от удара. Точно не заметили, потому что иначе они непременно подобрали бы зеркало, которое она всё ещё стискивала в костенеющих пальцах. Джин с трудом разжала их, чтобы забрать его. Где же искать Фабза?
"Мертон-колледж!" - вдруг всплыло в голове название.
Именно в Мертоне, а не в Магдалине засекли активность того неопознанного артефакта. Именно Мертон патрулировали братья Прюэтты. К сожалению, в учебнике новейшей магической истории было всего полторы строчки о том, что в 1979-м году двое молодых авроров предотвратили терракт против маггловского населения - и погибли от руки тёмного мага Антонина Долохова. Но так как план Волдеморта в тот раз оказался сорван, включать в книгу какие-то подробности авторам показалось лишним. Ни месяца, ни места. "А если бы и было точно сказано место и время - то что?" - в который раз спросила она себя, намечая взглядом точку для следующей аппарации.
"Ну вот, мама, я выросла и я в Оксфорде - всё как ты хотела, - горько усмехнулась Джин, оказавшись перед воротами Мертон-колледжа. - Только теперь меня уже не удивить львами и единорогами". И она прошла сквозь ворота, даже не подняв голову, чтобы посмотреть на знаменитую резьбу над входом. Но последняя мысль продолжала настойчиво маячить в сознании, требуя внимания - настолько упорно, что Джин даже остановилась и повторила вслух:
"Львы… львы… кошки… Голос Баст!"
И недостающий кусок пазла щёлкнул, встав на своё место, объединяя в одну картинку опустевшие улицы без единого человека и легендарный египетский амулет, до недавнего времени считавшийся утерянным или даже вовсе никогда не существовавшим. Сосуд с крышкой в виде кошачьей головы, похожий на тот, который помогал самопровозглашённому фараону Шешонку I в его победоносных набегах на иудейские города, недавно был мельком упомянут в одном из отчётов каирского аврората. Сами египетские коллеги отмахнулись в ответ на предположение, что такой артефакт действительно мог существовать, иначе, считали они, прежний владелец непременно бы им воспользовался, чтобы ограбить национальный банк или что-нибудь в этом роде. Согласно легенде, Голос Баст, будучи распечатанным, начинал издавать мурлыкающие звуки, которые вызывали у находившихся в радиусе нескольких миль, неодолимую лень. Люди оставляли все свои занятия и брели по домам с одной лишь мыслью - лечь отдохнуть. Это волшебство работало лишь против магглов и действовало около часа. И вот очень похожая по описанию штука сначала появилась у известного перекупщика в Заказике - всего в паре миль от того места, где когда-то располагалась резиденция Шешонка I, а потом этот перекупщик загадочно исчез - с тем, чтобы всплыть спустя неделю в дельте Нила, с маггловским ножом в груди и без артефакта. Местные власти, списав дело на обычный криминал, прекратили расследование. А теперь улицы Оксфорда явно были очищены от лишних свидетелей с помощью этой чёртовой мурлыкающей пакости!
Впрочем, Голос Баст не был черномагическим магиклавом, и это явно не его эманации разведывательная служба сектора по неправомерному использованию волшебства засекла почти три месяца назад. Значит, кошачья башка со своей убаюкивающей песней была для Упивающихся лишь средством незаметно подобраться к той дряни, которую аврорам так и не удалось обнаружить в октябре. Расчёт был почти правильный: начальник аврората после месяца бесплодного рытья земли носом потерял интерес к подозрительному месту и отозвал своих людей, а магглов разогнал по тёплым норкам египетский артефакт - путь был свободен. Но Волдеморт не учёл одного влюблённого мальчишку, который повадился навещать свою подружку, учившуюся как раз в зоне поражения Голосом Баст. Наверняка Фабз тоже читал каирские сводки, поэтому сразу сообразил, что происходит, и без труда снял заклятье с Лизы. А потом, очевидно, появились Упивающиеся…
"Фабз!" - знакомая рыжая шевелюра ярко горела на фоне серой каменной стены. Ярче, чем обычно. Когда Джин подбежала к нему, стало видно, что его волосы вымазаны кровью. Кровь была везде: пятнала снег, вытоптанный в месте сражения до самой земли, заливала ступеньки потайного хода, на пороге которого лежал Фабз…
"Джин… - он с трудом открыл затуманенные глаза. - Больно…"
"Молчи, молчи… - она водила палочкой вдоль его тела, диагностируя повреждения, и половины которых хватило бы, чтобы уже сейчас с уверенностью сказать, что она опоздала, что тут не помогли бы ни новейшие открытия в зельеделии и колдомедицине, ни суперсовременная маггловская техника. - Фабз, держись, ты только держись, пожалуйста!"
Она вливала в него зелье за зельем - весь свой запас, бормоча что-то бессмысленно-успокаивающее, а потом опять пыталась заговорить хотя бы открытые раны, но его магия не отзывалась, тело уже не боролось, хотя по-прежнему слабо поднималась грудная клетка и трепетали веки. Потом он сделал над собой усилие и снова посмотрел на неё:
"Джин… что там… с Лизой? Я её бросил, понимаешь? - на его губах с каждым словом вскипали кровавые пузыри. - Я велел ей… спрятаться… торопился… Гидеон… он увёл их от нас… тут, один… торопился к нему… Как Лиза?"
"Всё хорошо, Фабз, она в порядке, - прошептала она, приглаживая его волосы. - Ты лежи спокойно, сейчас зелья подействуют, и можно будет перенести тебя в Хогвартс, слышишь? Лиза в порядке, она спряталась…"
Она врала ему всё время. От этой последней лжи не должно было быть большого вреда.
"Хорошо, - он улыбнулся светло, как ребёнок, а потом судорога перекосила его лицо, он вздрогнул всем телом и снова открыл глаза - на этот раз в них были боль и обида. - Что это, Джин? Что это?"
Она ревела и бормотала заклинания, понимая, что это конец, чувствуя, как утекает его жизнь - вместе с кровью, которую она не в силах остановить, она снова и снова звала его по имени, растирала ледяные пальцы, умоляла не сдаваться, обещала какие-то глупости вроде Румынии, и вновь колдовала…
Когда за её спиной раздался хлопок аппарации, она едва не шарахнула, не глядя, проклятьем. Сама толком не знала, каким, это был просто разрушительный порыв, невербальный вопль. Жажда уничтожить, раз уж не дано было спасти.
Но это были авроры во главе с Грюмом и Сириус, во взгляде которого было столько детского ужаса, что Джин нашла в себе силы подняться с колен. Она-то уже не была ребёнком. Никто не успел ничего сказать, как она первая шагнула в проход, который закрывал собой Фабз. Сразу за дверью начиналась бесконечно-длинная лестница, которая привела их в круглый зал, представлявший из себя часть огромного непостижимого механизма. У небольшого возвышения, на котором был установлен треножник с каким-то варевом, лежал мёртвый Гидеон Прюэтт. И трое волшебников в масках, один из которых был под заклятьем окаменения, а остальные тоже мертвы.
"Ну что ж, картина ясная, - вздохнул Грюм. - От того места, где убили девушку, Гидеон прибежал первым. Прорвался сюда, в подвал и помешал этим треклятым упырям запустить свою дрянь, - он окинул выразительным взглядом механизм, немного напоминающий маятник. - А Фабз задержался в том дворе, но потом тоже подоспел на помощь. И держал оборону на входе, пока брат сражался здесь, внизу. Вот так поступают герои, запоминайте, ребятки".
Джин отстранённо подумала, что бледные до зелени ребятки теперь уж точно не захотят геройствовать никогда в жизни.
"Значит, они её так и не включили? - уточнил Сириус. - Почему же тогда сбежали? Ведь Фабз…"
"Понятия не имею, - буркнул Грюм. - Ты видела кого-нибудь?"
Джин помотала головой. И подумала, что, может быть, братьев Прюэттов убила её убеждённость в том, что они погибнут. Может тут и не было никакого Долохова - а просто она сама была готова найти лишь мёртвые тела? Ведь до сих пор всё происходило именно так, как должно произойти по её представлению… Зажимая рот руками Джин кинулась наверх, наружу, преодолела снова добрую сотню скользких ступеней и, споткнувшись о порог, почти что упала в окровавленный снег, но была подхвачена подоспевшим Фрэнком. Он гладил её по голове и говорил что-то утешительное, что-то очень похожее на то, что она говорила Фабзу, когда пыталась убедить его, что он всё сделал правильно, что всё будет хорошо… Ещё только что - и он ей верил, он улыбался…
Она вырвалась из обнимающих её рук и вновь упала на колени перед Фабзом, снова пытаясь его реанимировать, снова пачкаясь в его крови, которая всё больше и больше загустевала на холодном воздухе. Фрэнк с Сириусом оттаскивали её вдвоём, отдирали скрюченные пальцы, которыми она вцепилась в джинсовую куртку Фабза - лёгкую не по сезону, глупый пижонистый мальчишка - потом Грюм, взяв её за шкирку, сунул головой в сугроб, нечаянно приложив при этом о камни, потом каким-то образом связались с Дамблдором, и он прислал Поппи, которая напоила её успокаивающим, но так и не уговорила вернуться вместе в Хогвартс. У Джин ещё был долг перед братьями Прюэттами. Последний долг колдомедика.
Убедив Поппи, что она взяла себя в руки, Джин с телом Фабза аппарировала в Ньюкасл. Гидеона перенёс молчаливый Сириус, заметно повзрослевший за этот день. Он, ни разу не покривившись, помогал ей очищать тела, штопать открытые раны - маггловским способом, потому что зарастить уже мёртвые ткани было невозможно, а трансфигурировать ребят, как предметы, казалось кощунством. Они уже облачили обоих в новые аврорские мантии, которые прислал Грюм, когда появилась жена Гидеона, Кристин. Она никогда не общалась с фениксовцами и, кажется, не одобряла ни работу мужа, ни, тем более, его подпольную деятельность. Как чувствовала. Джин оставила её сидеть с Гидеоном, а сама переместила Фабза в соседнюю комнату. Сириус и Эмми заглянули к ней, но поняли, что их помощь не требуется и устроились на кухне.
Джин всегда думала, что, когда она увидит мёртвого Фабза, он непременно напомнит ей Фреда. Но сейчас она смотрела в его спокойное лицо и понимала, что больше всего он похож на Рона. И это было так ужасно, а самое ужасное, что она не могла сообразить - имеет ли это значение. Больнее или легче ей оттого, что это не Рон, не Фред, не Чарли - именно Фабз? Её друг, которого она привыкла мысленно называть "приятелем", которого она так старательно ассоциировала со всеми Уизли сразу - лишь бы не видеть, что он сам по себе, отдельный человек, целый мир. Которого она так боялась подпускать к себе, боялась видеть в нём опору, позволить себе привязаться. И который всё равно прорывался через все её баррикады, и стискивал её в крепких объятьях, и смешил, и опекал… А она отравляла себе каждое мгновенье с ним чёрными мыслями о предопределённости, своим чёртовым знанием - вместо того, чтобы просто жить, как он показывал своим примером. Это то, что он умел лучше всего - жить взахлёб, хотеть всего и сразу, смеяться, когда весело и когда горько, улыбаться синеглазым незнакомкам, мечтать о драконах, насмерть стоять на дороге у зла… И дружить.
|
|
|
| V-princess | Дата: Понедельник, 03.09.2012, 22:37 | Сообщение # 33 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Она до последнего думала, что у неё хватит мужества лично передать Молли часы Фабза. Но когда они прибыли в парадный зал Академии, где происходило прощание с телами, Джин так и не нашла в себе сил подойти к ней - вдруг разом превратившейся в ту Молли, боггарт которой будет принимать обличье мёртвых членов её семьи. Джин вцепилась в руку идущей рядом Алисы и шепнула, что она не может. Кто-то взял часы у неё из рук и шагнул к Молли, и та повисла у него на шее, наконец разразившись слезами. И только тогда Джин увидела, что это Джеймс. Она стояла и смотрела, вновь потерявшись во времени - настолько это было похоже на ту давнюю сцену на кухне Норы, когда Гарри получил эти самые часы в подарок на совершеннолетие. Тогда Гермиона наблюдала, замерев на пороге, как он обнимает миссис Уизли, и не смела нарушить хрупкое волшебство момента. И снова перед её глазами были знакомые чёрные лохмы и Молли, едва достающая Джеймсу до плеча, а потом всё заволокла обморочная пелена, и очнулась Джин уже в Хогвартсе.
Дамблдор ещё долго не позволял ей покидать замок. Отпустил только тогда, когда потребовалось давать показания в аврорате. Это было чудовищно тяжело - не только потому, что надо было снова вспоминать весь тот кошмар, но и потому, что Джин пришлось выдавать себя за девушку Фабиана. Иначе невозможно было объяснить причину её появления на месте событий так, чтобы она вписалась в официальную версию. Поэтому Лизу представили случайной жертвой, а Джин послушно произнесла заученную ложь о том, как они с Фабзом отправились на романтическую прогулку по Оксфордскому ботаническому саду, как поняли, что вокруг что-то происходит, как попытались укрыться в колледже Магдалины, но наткнулись на группу Упивающихся, как Фабз отбивался, как потом туда же аппарировал Гидеон, который оттеснил из дворика, а затем увёл за собой часть нападавших, как потом её приложило Ступефаем о каменную стену и она потеряла сознание, а когда очнулась - никого уже не было, кроме тела маггловской девушки. И как она, вспомнив, что Фабз рассказывал о своём октябрьском задании, побежала искать его в Мертон, где и обнаружила ранее не существовавшую дверь. Допрос Грюм вёл лично, и он же подготовил Джин, из показаний других свидетелей восстановив события глазами Лизы.
О том, как на месте событий оказался Гидеон, поведал молоденький стажёр Академии, который скучал на посту в то время, как весь аврорат был поднят по идиотской учебной тревоге "обезвреживать" условно-сбежавшего из Гринготтса дракона. Старший Прюэтт в этот момент, заперевшись изнутри в своём кабинете, корпел над отчётностью, которую всегда запускал до последнего. Когда авроры подорвались на учебный вызов, Гидеон, специально взявший отгул, чтобы без лишних помех разобрать бумажные завалы, остался на месте. А буквально через десять минут после того, как этаж опустел, прибежал на пост и, тыча пальцем в свои волшебные часы, заорал, что Фабз во что-то влип, что они что-то упустили и что надо срочно врубать общую тревогу и гнать весь отдел в Оксфорд.
На ручных часах Гидеона была только одна специальная стрелка, указывавшая на то, чем занимается его неугомонный брат. И когда эта стрелка указала на деление "смертельная опасность", Гидеон, знавший, что только что Фабз был на свидании с девушкой, понял: патрулирование с Мертон-колледжа было снято слишком рано. Тратить время на сбор членов Ордена через камин или хотя бы на активацию зачарованного галеона он не стал, а, прихватив из сейфа Грюма блэковское зеркало, аппарировал на помощь брату. Дежурный же кинулся разыскивать тех, кто обладал полномочиями и физической возможностью установить связь с аврорами и направить их на помощь Прюэттам.
Остальные подробности Грюм вытянул из "упыря", которого удалось захватить живьём. Это вообще было редкой удачей, потому что обычно Упивающиеся не бросали своих на поле боя ни живыми, ни мёртвыми, поэтому сведений о Волдеморте и его приспешниках было ничтожно мало. Но этот пленный, к сожалению, был "шестёркой", завербованной совсем недавно, и потому не мог поведать почти ничего стоящего ни о загадочном устройстве в подвале, ни о структуре их организации, ни о дальнейших планах. Назвал лишь несколько имён, а точнее - кличек, под которыми он знал своих товарищей по отряду. Собирал их Долохов лично, операция в Мертоне была спланирована сильно заранее, но активная подготовка началась около месяца назад ("Как только в их лапы попал "Голос Баст"!" - прокомментировал Грюм), их задачей было обеспечение безопасности и ассистирование какому-то профессору, не то немцу, не то австрийцу, который и должен был заставить ту штуку работать. Но когда они с профессором аппарировали в Оксфорд, то первым делом наткнулись на того самого аврора, который всё никак успокоиться не мог - шастал и шастал под носом, чем чрезвычайно раздражал Долохова. В общем, тот даже обрадовался, когда рыжий щенок попался им на глаза. И, отправив профессора с одним из сопровождавших в Мертон, остался проучить легавого. Они втроём уже загнали его в нишу, как вдруг во двор аппарировал ещё один. И тоже рыжий. Несчастливый день. На этом месте "упырь" жалобно покосился на Грюма, но тот был далёк от сочувствия. В общем, вдвоём легавые махались так люто, что Долохов стал отступать из ворот по направлению к Мертону, а второй рыжий погнался за ним. Долохов велел им спешить к профессору, и, кое-как отбившись от первого рыжего, они все аппарировали. Тайная дверь уже была открыта, Долохов с помощью какого-то устройства запросил у Волдеморта ещё людей, а потом загнал "упыря" и ещё двоих из их группы вниз и спустился сам, оставив небольшой отряд охранять вход. В подвале профессор возился с каким-то зельем, что именно он собирался делать, "упырь" не имел понятия. Вдруг сверху послышался шум, и вскоре появился тот второй рыжий. Потом был короткий бой. Коротким он, видимо, оказался для "упыря", потому что, поймав Петрификус Тоталус, он стукнулся о каменный пол и вырубился совсем.
Справившись с Гидеоном и при этом лишившись всех своих людей, Долохов, скорее всего, решил эвакуировать профессора в безопасное место. Но на пороге уже стоял Фабиан, отбивавшийся в это время от новой партии Упивающихся. Возможно, именно тех, которые убили Лизу, потому что "упырь" Салазаром клялся, что, когда они аппарировали из Магдалины, он не видел никакой маггловской девки. Наверное, она покинула укрытие, когда всё стихло, но как раз в этот момент появилось подкрепление, вызванное Долоховым. В таком случае Джин разминулась с ними всего на несколько минут. Если бы она быстрее нашла Лизу… Если бы не стояла над ней в оцепенении… Если бы сразу из Ньюкасла аппарировала в Мертон - ведь мама столько раз показывала ей на фотографии каменный барельеф* над входом в колледж, что она запросто могла бы сконцентрироваться на этой картинке!
Но Грюм с жестокой прямотой заявил, что в этом случае они имели бы три трупа - только и всего. По его сведениям, Долохов не склонен был оставлять свидетелей. Когда он, поднявшись по лестнице, возник за спиной у загораживавшего вход Фабза, тот уже был настолько изранен, что его даже не посчитали нужным добивать. Скорее всего, Долохов просто отпихнул его в сторону и дизаппарировал вместе с профессором и своими людьми. Но если бы в тот момент там оказалась Джин…
"Ты не продержалась бы до нашего появления, - Грюм опустил тяжёлую жёсткую ладонь ей на плечо. - Поверь старому волку. Я сам тренировал Гидеона, уж если не смог он… Хотел бы я знать, какой растреклятый идиот придумал эти кретинские учения по обезвреживанию дракона! - он в сердцах треснул кулаком по письменному столу так, что на нём подпрыгнуло даже пресс-папье, представляющее из себя миниатюрную копию главного здания Азкабана. - Полчаса, парни ждали помощи целых полчаса! Да мы бы восемь раз этих упырей повязали, если бы… Эх! Иди отсюда, Найтли…"
Он вытолкал её в коридор, напоследок буркнув: "Привет Дамблдору!", и перед тем, как дверь его кабинета захлопнулась, Джин успела увидеть, что Грюм потянул из кармана свою любимую фляжку. А она пошла к лифтам, думая, что тоже хотела бы знать, кому в голову пришла светлая идея организовывать аврорские учения именно в тот самый день и час, на который Волдеморт назначил свою сильно заранее спланированную операцию. Но что-то подсказывало ей, что Грюм не добьётся ответа на этот вопрос - старого вояку уже сейчас начали опасаться и пытаться оттереть от любой информации.
И в этом она оказалась права - найти концы в запутанном клубке абсурдных министерских распоряжений и перепихивания ответственности с одного отдела на другой так и не удалось. Но зато через полтора месяца, на очередном собрании Ордена, Грюм доложил результаты расследования, проведённого в подвале Мертона Отделом Тайн. "Эта дрянь" оказалась древнее самого Оксфорда, и, возможно, была построена самим Салазаром Слизерином после того, как он покинул Хогвартс. Во всяком случае, создатель артефакта специально позаботился о том, чтобы его детище когда-нибудь было найдено, потому что Мертон-колледж был явно не случайно спустя почти два столетия выстроен точно над этим местом, учитывая потайной ход, проходящий в толще стены. Таким образом надёжно скрытая от посторонних глаз, "эта дрянь" терпеливо ждала своего часа. Специалисты Отдела Тайн предположили, что для активации артефакта требовалось совершенно определённое сочетание звёзд, такое, какое, возможно, бывает раз в тысячелетие, и ряд других условий. Например, около трёх галлонов крови трёх чистокровных волшебников. Да ещё и определённого возраста. На этом месте Грюм широко улыбнулся, что смотрелось довольно жутковато.
"В общем, тот упырь радоваться должен, что дело так и не дошло до "ассистирования профессору". Потому Долохов и сбежал, что доноров его Гидеон положил".
"А как этот артефакт должен работать?" - поинтересовался Питер.
Грюм помрачнел.
"Пакостная это штука, ребята, на самом деле пакостная, - он помялся немного. - В общем, она вроде как… стерилизует всё маггловское население в определённом радиусе. Вот такая дрянь".
"То есть все жители Оксфорда стали бы бесплодными?" - дрожащим голосом спросила Лили. На неё, так страстно хотевшую поскорее завести собственных детей, эта информация произвела вдвойне ужасающее впечатление.
"Не в один момент, как я понял, - уточнил Грюм. - Она, вроде как, разгонялась бы и разгонялась, и постепенно зона поражения должна была увеличиваться. В каком-то там… - он пощёлкал пальцами, - …прогрессе!"
"В прогрессии?" - переспросила Джин.
"Да, точно. Невыразимцы сами не очень-то много поняли про неё. Будут теперь рыть в библиотеках…"
"Зачем рыть? - спросил Джеймс. - Не проще эту дрянь просто уничтожить на всякий?"
"Только вместе с городом, - ответил Грюм с кислой гримасой. - Так что вот, ребятки, от какой беды наши парни спасли страну. Если бы Фабза не понесло в этот день с невестой под ручку гулять, то профессор бы дело своё сделал, дверь они бы снова замуровали, и всё - не дождаться бы Молли племянников".
Тягостное молчание, последовавшее за этими необдуманными словами, которые словно ткнули всех носом в то, что вот теперь-то Молли и не дождётся племянников никогда и что она, наверняка, предпочла бы живых братьев, ответило Грюму красноречивее любых слов. Да он и сам тут же понял, что ляпнул совершенно не то, закряхтел и насупился, собираясь что-то сказать, но в это время ему на выручку пришла Доркас, которая всегда болезенно, почти до слёз сочувствовала, когда кто-нибудь попадал в неловкую ситуацию. Она с преувеличенным интересом спросила:
"А почему все аппарировали к колледжу Магдалины? Я ещё понимаю Джин - её именно туда звала на помощь Лиза. Но все остальные? Гидеон? Эти… Уж они-то точно знали, что эта штука в Мертоне! И авроры - вы ведь тоже туда аппарировали - к Магдалине, так ведь?"
"Да потому, что эта карандашница отовсюду видна, - с досадой в голосе ответил Грюм. - Попытайся вот Оксфорд представить, сама увидишь, что у тебя получится".
Джин обвела взглядом комнату. Все, буквально все послушно прикрыли глаза, пытаясь воссоздать в голове какой-нибудь образ, на который можно было бы аппарировать. И она готова была поклясться, что все, как один, видели пресловутую колокольную башню колледжа св. Магдалины.**
Первым открыл глаза Сириус.
"Карандашница?" - сочувственно спросила его Джин.
"Вот ведь чёрт!" - озадаченно выпалил он и расхохотался.
А следом за ним и все остальные: Питер, Эмми, Лили, Джеймс, Дедалус, Кэрадок, Доркас, Стерджис, Эдгар, Ремус, Фрэнк, Алиса… Когда к их хохоту присоединился сам Грюм, Джин тоже не выдержала. Но к искреннему веселью примешивалось знание, что вот они первый раз смеются после того, как…
"Главное, чтобы не последний, Джин, старушка", - отчётливо прозвучал у неё в голове голос, и она даже обернулась, как будто и впрямь ожидала увидеть за своим плечом улыбающегося как ни в чём не бывало Фабза.
"Я попробую, Фабз. Честно - я попробую…"
- Найтли! - возвращая её к реальности, рявкнул в окно Грюм, уже стоявший в саду, в центре их тренировочной поляны. - Особое приглашение требуется? Сказал же - полчаса!
***
Безжалостный Грюм гонял их до седьмого пота, а потом ещё до сумерек. В сравнении с ним Майлдфевер, образ которого уже потускнел и почти стёрся из памяти, обращался с курсантами нежнее родной матери. Но Джин была рада возможности нагружать тело - во время тренировок не оставалось никаких сил на самокопания, и боль притуплялась, позволяла некоторое время существовать, игнорируя чувство вины. Своеобразная анестезия.
Вот и сейчас, пока Питер и Лили жалобно охали, а Бенджи Фенвик, злобно зыркая в сторону Грюма, пытался поставить магическую "заплатку" на порванные брюки, Джин сидела на своём любимом подоконнике откинув голову так, чтобы опираться затылком на стену оконного проёма, и наслаждалась царившей у неё внутри тишиной.
В конце сегодняшней тренировки Грюм предложил поэкспериментировать с патронусами. Он давно уже ломал голову, каким образом поддерживать связь так, чтобы не зависеть от артефактов, которыми не всегда было время воспользоваться, и иметь стопроцентную гарантию секретности. Но Джин не спешила наводить его на идею с патронусами, так как с неё уже было достаточно временных парадоксов, образованных при её непосредственном участии, а главное - она была более чем уверена, что фениксовцы могут забыть её глаза, рост, голос и походку, но никогда не забудут образ, который принимает её защитник. Серебристая выдра достаточно побегала в своё время между Лондоном и Норой, чтобы примелькаться всем её знакомым - не говоря уж о том, что у Героини Войны, благодаря беспардонным журналистам, не было никаких секретов от магического общества: начиная от предпочтений в еде и заканчивая сердцевиной палочки и формой патронуса. С другой стороны, из первого состава фениксовцев до того момента, как Гермиона впервые создала защитника, дожили очень немногие, и почти ни с кем из них ей не пришлось вместе сражаться. И уж точно никому из тех, кто присутствовал на сегодняшней тренировке, не довелось потом воочию видеть её выдру. В общем, когда Грюм велел каждому создать патронуса, Джин решила не уклоняться от этого задания.
Паника подступила лишь тогда, когда настала её очередь. И Джин вдруг запоздало сообразила, что какое, к дементорам, может быть счастливое воспоминание сейчас, когда она уже вовсе не та наивная девочка, которая, создавая патронус, вдохновлялась первым походом с отцом в лондонский зоопарк? Она судорожно перебирала обе своих жизни, пытаясь найти в них хоть что-то, что сильнее мрака, который подступал со всех сторон, хоть что-то, не отравленное чувством вины. И когда она с абсолютно пустой головой произнесла: "Экспекто Патронум!", то совершенно не ожидала, что защитник на самом деле явится. Она не вложила в своё заклинание счастливую уверенность, как учил когда-то Гарри, а только страстную мечту, чтобы вопреки её неверию, вопреки слабости и растерянности, совершилось бы чудо.
И тогда на её плечо бесшумно опустилась сияющая серебряным светом величественная птица.
Остаток тренировки Джин пребывала в состоянии эйфории. До неё с трудом доходили объяснения Грюма, и она чуть было не выдала себя, не сразу сообразив, что он пока что не догадался, каким образом можно с патронусом передавать голосовые сообщения, а всего лишь придумал, как отправлять их в произвольную точку или к определённому человеку. Но и это было немало. Джин была более чем уверена, что фениксовцы очень скоро откроют новый способ надёжной связи - учитывая уровень энтузиазма, с которым они принялись исследовать возможности патронусов. Эмми с Сириусом до сих пор резвились, гоняя по тёмному саду её жеребёнка и его дельфина, причудливо нырявшего между ветвей. Оставалось лишь надеяться, что специальная защита, которую Эдгар на время тренировки устанавливал вокруг всего участка, ещё работает, потому что зрелище было яркое и воистину фантастическое.
- Ох, давай лучше я, - Доркас перехватила руку Бенджи, который своими неловкими попытками исправить нанесённый ущерб рисковал остаться совсем без штанов. Двумя ловкими пассами она "заштопала" дырку на его коленке и устранила последствия его портняжных экспериментов. - Ты просто не под тем углом…
- Так, отставить курсы кройки и шитья! - рявкнул Грюм. - Все в сборе? Найтли! В Хогвартсе мечтать будешь, собирай остальных, задраиваем люки!
Сириус и Эмми были не настолько далеко от дома, чтобы до них нельзя было докричаться. Но Джин всё равно решила позвать их с помощью патронуса. Отчасти потому, что это было бы отличным тестом на догадливость: поймут ли они, что от них хочет внезапно появившийся защитник, если об этом не было никакой предварительной договорённости? Но главное - ей ужасно хотелось ещё раз полюбоваться, как огромный филин делает плавный круг над спящим садом.
__________
* барельеф над входом в Мертон-колледж: http://farm1.static.flickr.com/121/316393508_c2220dfa83.jpg
** колокольня колледжа св. Магдалины: http://s60.radikal.ru/i169/0911/35/d607c0df9532.jpg
|
|
|
| V-princess | Дата: Понедельник, 03.09.2012, 22:45 | Сообщение # 34 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 30.
По вечерам было особенно тошно. Действие зелий, которые ей давали после обеда, начинало проходить, к окнам подкрадывались зловещие сумерки, а в отделении всегда экономили энергию магических светильников и включали их на самый тусклый режим. Обычно Джин гасила свет в своей палате совсем и устраивалась в углу напротив входа, так, чтобы на фоне освещённого дверного проёма хорошо видеть входящих. Конечно, без палочки она мало что смогла бы противопоставить пришедшему по её душу убийце, но и позволить ликвидировать себя без сопротивления она не имела права. Хотя иногда ей казалось, что это лучший выход.
Теперь она была совершенно бесполезна. Лучше было сразу смириться с тем, что на этой войне ей отведена роль пассивного наблюдателя. Нельзя было принимать приглашение Дамблдора в Орден. Не надо было даже поступать на седьмой курс в Хогвартс. Надо было ехать в ту же Канаду или Австралию и забыть свою прошлую жизнь, как страшный сон. И не метаться в поисках правильного решения, не выверять каждое слово, не нести этот ужасный груз вины за всё, что произошло из-за её бездействия и из-за её действий… А она возомнила себе, что справится, просчитает, извернётся, что "приложит руку к победе", гордилась тем, как ловко и ненавязчиво удаётся подбрасывать фениксовцам крупицы информации - как будто это помогло спасти хотя бы одну жизнь. Наоборот, если бы не эти чёртовы статьи, Доркас скорее всего была бы жива.
А как они хохотали тогда, в нортумберлендской штаб-квартире, зимой семьдесят восьмого, когда придумывали интервью с некой престарелой леди, выпускницей Хаффлпаффа, которая жаждала поведать миру о своём школьном романе с выдающимся волшебником, ныне известным под именем лорд Волдеморт… Стерджис нарисовал целый комикс о встречах юной мисс Ладино* с "душкой Томасиком" лунными вечерами на берегу озера. Доркас и Джин, захлёбываясь от смеха, наперебой сыпали красочными эпитетами, которыми Томасик награждал свою возлюбленную, и представляли в лицах, как он обещал положить к её ногам весь мир. Конечно, опубликовать фальшивое интервью в "Пророке" нечего было и пытаться, зато в каждой статье Доркас была скрыта целая россыпь насмешек в адрес Волдеморта, заметных лишь тем, кто был посвящён в некоторые неафишируемые подробности его биографии. И к этому Джин, безусловно приложила руку. Конечно, идея вести информационную войну методом высмеивания принадлежала самой Доркас и даже была одобрена руководством Ордена. Очень важно было дать магическому обществу, находившемуся под прессом террора, веру в то, что злу можно и нужно сопротивляться. Джин и сама это понимала. Она ещё помнила, как они с Гарри и Роном сияли от счастья, услышав в эфире "Поттер-Дозора" дружеские голоса. Доркас тоже верила, что если людям вернуть достоинство и чувство незримой поддержки, то они найдут в себе силы противостоять давлению. И она писала - о нелепости теории "чистой крови", о дружбе, любви и мужестве, о мире магглов и о том, сколько он даёт волшебникам - писала, каждой своей заметкой развенчивая мифы, которые Волдеморт вбивал в головы своих последователей, и планомерно выставляя его ограниченным, завистливым и трусливым тираном. Она призывала бороться и не поддаваться мраку. И заплатила за это жизнью.
Джин съёжилась в своём углу. Она не хотела больше думать об этом. Гораздо лучше было тонуть в воспоминаниях. Раньше Джин не позволяла себе слишком много оглядываться назад, поначалу ища утешения в мечтах о том, как она вернётся в "своё время", потом - в том, что происходило "здесь и сейчас", в ежедневном балансировании между "запрещено" и "невозможно", в маленьких победах, наполнявших шальным ощущением настоящего счастья. Но за последние полгода окончательно убедилась, что всё хорошее осталось у неё в прошлом. Одного за другим она теряла друзей - и с неё уже было достаточно. Она не желала больше привязываться к тем, кто всё равно скоро её покинет. А они шутили, хлопали её по плечу, обзывали занудой, требовали к себе внимания, не оставляли в покое.
Когда в начале этого учебного года она отправлялась в Хогвартс с платформы "9 3/4", провожать её на Кингз-Кросс пришла целая толпа фениксовцев. Джин они сказали, что заняты обеспечением безопасности, хотя конечно же Грюм на последнем совещании в Ричмонде не давал никаких инструкций на этот счёт.
"Джин, ну что ты злишься? - шепнула ей Эмми, обнимая перед входом в вагон. - Ты была такая грустная последнее время. Мы с ребятами решили тебя подбодрить…"
На этом операция "Настроение Найтли" не была завершена. Первое, что Джин увидела, сойдя с поезда в Хогсмиде - стоящий прямо на перроне мотоцикл. И улыбающихся до ушей Сириуса и Эмми, которые туманно объяснили, что "просто катались тут неподалёку". А потом напросились на чай.
Следующие гости нагрянули в сентябре. Доркас с сестрой Тави, Алиса и Эмми приехали специально, чтобы отпраздновать день рожденья Джин. Первый - без Фабза. И осознание этого не удавалось заглушить беззаботным девичьим щебетом. У Джин вообще было странное состояние. Она сидела за накрытым столом в кабинете Поппи, рассеянно участвовала в общем разговоре, а сама всё думала, что, может быть, в этот самый момент маленькая Гермиона делает свой первый вдох. И даже втайне надеялась, что само время наконец взбунтуется и прекратит издевательства над собой, просто сотрёт Джин - лишнюю, неправильную, незаконную копию - как будто её никогда и не было. Она иногда сомневалась, а была ли она в самом деле?
Даже присутствия на колдографии Ордена, сделанной "для истории", ей удалось избежать. Пока фениксовцы оживлённо толпились в тесной комнатушке штаб-квартиры, приглаживая волосы, поправляя мантии и рассаживаясь так, чтобы было видно всех, она потихоньку выскользнула на улицу и направилась на детскую площадку, расположенную в квартале от их дома. Была ранняя, но очень холодная осень, с кристально прозрачным высоким небом и первым ледком на неглубоких лужах. Прежде, чем опуститься на качели, Джин согрела сидение заклинанием - в такой час на площадке не было ни человека. Тогда она ещё не боялась сумерек, наоборот - это было её любимое время: густо-синий стылый воздух пах опавшей листвой и волнующим предчувствием, как в юности, которую у неё украла война, а потом Гойл. Но когда она сидела на скрипучих качелях, запрокинув голову в небо, ей снова хотелось летать, и плакать, и, может быть, влюбиться как-нибудь глупо и остро. Чтобы это не было похоже на привычку, переродившуюся в сестринскую любовь, как получилось у них с Роном. Чтобы сильное чувство просто свалилось на неё, как откровение, как яркая вспышка, которая бы выжгла все сомнения и расчёты…
"Из-за тебя мы не попали на общий снимок!" - обвиняющим тоном заявил Фабз, усаживаясь на соседние качели.
"Мы не фотогеничные", - пожала она плечами и оттолкнулась от земли, разгоняя качели, которые протяжно запели.
"Говори за себя. Конечно, в твоём возрасте уже имеет смысл скрываться от колдокамер и зеркал…"
Получив по вихрастому затылку, он притворно взвыл, но сочувствия от Джин не дождался и обозвал её старой садисткой, чуждой новаторских тенденций в педагогике, которые не рекомендуют применять физическое насилие…
"Что же ты - такой молодой и фотогеничный - тоже сбежал?" - перебила она его вдохновенную речь.
"Я не тоже - я к тебе, - просто ответил он и ухватил цепь, останавливая её качели. - Джин…"
Она замерла, как заяц, окружённый в чистом поле сворой собак. И уставилась на носки своих кроссовок, про себя умоляя Фабза молчать. И он, как настоящий друг, всё понял правильно.
"…они чудовищно визжат… - сказал он. - Ты не накаталась?"
И они побрели в темноте обратно, в штаб, и Фабз вёл её за руку, чтобы она, слепая курица, не споткнулась о бордюр. А через месяц встретил в Оксфорде синеглазую Лизу, которая ослепительно улыбалась в камеру и, наверное, беззаботно хохотала над его шутками…
- Мисс Найтли! - дверь палаты бесшумно отворилась, и на пороге возник силуэт волшебника в форменной робе. - Пора принимать вечерние зелья.
Она махнула рукой, указывая на столик. Целитель пристроил туда поднос и застыл в нерешительности, ожидая, что она подойдёт. Но Джин невозмутимо глядела на него, сохраняя абсолютную неподвижность. Смена Уивери уже закончилась, этот парень был ей незнаком, и она была не намерена вылезать из своего угла раньше, чем он покинет палату. Целитель явно был проинструктирован насчёт параноидальных причуд пациентки, поскольку не стал настаивать, чтобы она выпила свои зелья при нём.
Конечно, без палочки Джин мало что могла сделать, но и бездумно глотать всё, что ей дадут, не собиралась. Грюм никогда бы не простил ей, если бы она послушно отравилась успокаивающим, принесённым лже-целителем. Но зелья выглядели и пахли совершенно нормально. Дважды в день она решала одну и ту же проблему - и каждый раз выбирала "пить". Иначе голоса в голове вновь начинали сводить её с ума.
После того, как Волдеморт убил Доркас - прямо перед входом в редакцию "Пророка", на глазах у нескольких её коллег, которые даже палочки не вытащили, - она перестала спать. В голове металась единственная мысль: "Кто будет следующим?" Это было совершенно невыносимо, и Джин в конце концов сдалась и, вооружившись пергаментом и пером, стала восстанавливать по памяти точный текст учебника новейшей магической истории. Букву за буквой - все параграфы, посвящённые первой войне. Все разговоры старшего поколения, все рассказы Гарри о фениксовцах на колдографии, подаренной ему Грюмом. Каждое слово, случайно запавшее в память. А потом пришла к Дамблдору.
"Джин, вот этого я всегда и боялся, - сказал он ей, протягивая руку и забирая пергамент. - На тебя слишком много обрушилось за последний год".
"Я всё рассчитала, сэр, - ещё ничего не понимая, продолжала она по инерции. - События, не связанные непосредственно с Волдемортом могут быть изме…"
"Нет. Джин, послушай меня. Только слушай внимательно…"
"Нет? Нет?! Вы не можете… Отдайте! Отдайте мне, это моё!"
Она кинулась на Дамблдора, пытаясь отобрать у него свои записи, орала и даже, кажется, царапалась. Фоукс носился под потолком, издавая воинственные звуки, и Джин тогда казалось, что он болеет за неё, что уж он-то понимает, как важно спасти хотя бы кого-то из обречённых её знанием на смерть, что это нечестно, нечестно, нечестно… Дамблдор говорил какие-то правильные вещи, насчёт того, что она сама приняла его руководство, что он несёт ответственность за то, чтобы прошлое осталось неизменным - ради того, чтобы она узнала "своё" время, когда наконец вернётся. А она орала, что не желает его узнавать. Потому что это было время, в котором у Молли уже никогда-никогда не будет племянников, а Чарли только от родителей будет знать о том, как его дядя мечтал заниматься драконами. Время, в котором один её друг останется сиротой в обмен на несколько лет передышки от Волдеморта, а другой станет убийцей. Время, в котором невиновный больше десяти лет проведёт в Азкабане, а предатель будет вспоминаться как герой. Она не хотела, чтобы это было её временем, она готова была умереть здесь и никогда туда не вернуться, и всё равно, совершенно всё равно, что там изменится, она хотела умереть, умереть… Она осипла до потери голоса - прямо как Гвен тогда, и, как Гвен, дала волю своей бушевавшей магии. Но её гнев принял очень странную форму - в кабинете резко понизилась температура, настолько, что за одно мгновенье заиндевели стёкла и Фоукс сердито нахохлился. Дамблдор схватил её в охапку и перенёсся через камин в больничное крыло, где сразу же начали появляться инеистые разводы на окнах и на письменном столе, а страницы справочника, в котором Поппи пыталась найти описание такого стихийного выброса, смёрзлись.
Приступ прошёл сам, когда Джин выплеснула всю свою магическую энергию, а потом Дамблдор сидел рядом, гладил её, обессиленную, опустошённую, по голове и обещал, что они спасут всех, кого можно, но её "расчёты" должны быть уничтожены. Говорил, что надеется, Джин скоро поправится, придёт в себя и поймёт, что она им нужна не как предсказательница, а как солдат, как колдомедик, что ей просто очень тяжело пришлось в последнее время, но она должна понять, что никто не может просчитать последствия сознательного вмешательства в прошлое, а значит…
Дальше она уже не слушала. Равнодушно смотрела в потолок. И ей даже не было стыдно, что она пыталась перевалить ответственность за жизни фениксовцев на Дамблдора. Потому что он сам только что отказался от этой ответственности. Даже не пожелал развернуть её пергамент - так и сжёг его у неё на глазах. Груз знания ей по-прежнему предстояло нести в одиночку.
"Ты поймёшь, - сказал он перед тем как уйти. - Если и есть какой-то смысл в том, что ты здесь оказалась - я имею в виду высший смысл - то он состоит не в том, чтобы вмешаться и изменить… - Дамблдор подождал её реакции, но Джин продолжала хранить молчанье. - Иногда требуется понять и простить. А это обычно гораздо сложнее. Начни с того чтобы простить себя".
Но это было невозможно. Она уже сама не знала, за что больше себя ненавидит: за бездействие или за ошибки, а может за то, что она, как обычно, передоверила своё право решать - когда бездействовать, а когда ошибаться. И не могла теперь винить Дамблдора за то, что он нёс эту ношу, как умел. Она даже понимала его правоту - головой, но не сердцем, которое, казалось, готово остановиться из-за невыносимой тяжести, которую она тоже малодушно пыталась переложить на плечи наставника. Или хотя бы разделить её с ним. Чтобы он почувствовал то же, что чувствовала она, когда один за другим погибали Марлин, Фабз и Гидеон, Кэрадок, Доркас… Впрочем, сам факт, что Джин передала ему в руки подробнейший анализ событий полутора предстоящих лет, был достаточной причиной для Дамблдора, чтобы теперь в полной мере испытывать чувство вины за каждую неспасённую жизнь. Но от этого, разумеется, легче не стало. Просто это была не та тяжесть, которую можно было разделить. Своей отчаянной выходкой Джин её лишь умножила. И вдобавок сама из бойца превратилась в бесполезного инвалида, обузу.
Целитель Уивери с фальшивым энтузиазмом уверял, что естественные ресурсы организма рано или поздно полностью восстановятся. Он, правда, считал, что лучше всего для Джин было бы согласиться на глубокий сон, но этот вариант она отмела сразу. Опасение за собственную жизнь парадоксальным образом сочеталось с её общим безразличием. На самом деле она не боялась смерти - её пугала лишь перспектива умереть бессмысленно. Но и в жизни такой смысла было немного.
После принятия зелий напряжение, как обычно, её немного отпустило. Джин смотрела в окно на тёмные аллеи маленького парка, который был разбит во внутреннем дворике для прогулок пациентов, и думала, что здесь её место. Здесь, в палате пятого этажа госпиталя св. Мунго, где от неё не требуется принимать никаких решений и совершенно ничего от них не зависит. Надо было ещё девять лет назад согласиться на предложение Бржихачка. Круг замкнулся.
***
Люциус ненавидел Мунго, особенно в марте. Именно такая погода - ранняя оттепель и серая хмарь - была на улице, когда у мамы начался рецидив. Она "сгорела" за пару дней в одной из палат этого здания, которое возвышалось над ним сейчас - такое же равнодушное, до тошноты казённое. По счастью, акушерское отделение располагалось в небольшом строении, стоящем особняком, через чахлый скверик от главного корпуса. Там царила совсем другая атмосфера - надежды и радостного ожидания. Но каждый раз выходя от Нарциссы, Люциус первым делом наталкивался взглядом на неизменную громаду, и настроение немедленно портилось, хотя объективно всё было неплохо. Угроза прерывания беременности почти миновала, и через неделю целительница обещала отпустить Цисси домой. Люциус с нетерпением ждал этого момента - не только потому, что терпеть не мог посещать госпиталь, но и потому, что своими капризами Нарцисса сводила его с ума. В принципе, её даже можно было понять: несколько месяцев строгого постельного режима могли довести кого угодно. Целительница говорила, что дело в том, что магия Нарциссы отторгает младенца, поэтому, помимо необходимости принимать целую кучу зелий и проводить сложные процедуры, непременно нужно было заботиться о её душевном состоянии. И Люциус заботился, как мог, но настроить Нарциссу на благожелательный лад в больничных условиях было очень сложно. Любимым её аргументом было заявление, что он думает только о том, чтобы получить наследника, и совершенно не интересуется чувствами жены. Что бы он ни делал, Нарцисса безапелляционно утверждала, что ему наплевать на неё, что он старается только ради ребёнка, что уже сейчас любит сына больше, чем её, и разражалась очередной истерикой. Каждый визит выматывал его примерно так же, как встречи с Лордом.
К счастью, тот в последние полтора года довольно редко вызывал Люциуса к себе, ограничившись письменными инструкциями. Когда обстановка ощутимо начала накаляться и на общих собраниях всё чаще стали проскакивать упоминания о каких-то "акциях", которые Лорд подробно обсуждал только с посвящёнными, Люциус приложил все усилия, чтобы убедить его в том, что он будет гораздо полезнее в качестве респектабельного члена общества. Он демонстрировал, как дёргает министерских работников за ниточки, приносил ценные сведения от своего осведомителя из Отдела Магического Правопорядка, по первому знаку Лорда финансировал какие-то совершенно безумные проекты - всё, что угодно, лишь бы остаться в стороне от грязных дел, на которые так любила намекать Белла. Она очень веселилась, наблюдая реакцию Люциуса и Нарциссы на её откровения.
"Всегда знала, что ты - трус, Люци! - расхохоталась она как-то, когда он попросил её тщательнее выбирать темы для разговоров при беременной сестре. - Интересно, знает ли Лорд о том, что ты не одобряешь его методы?"
Беллу Люциус ненавидел и боялся. Он больше не узнавал своей однокурсницы и подруги: она как будто дала волю всегда сидевшей в ней сумасшедшинке, которая раньше была пикантным украшением, придававшим юной Белле индивидуальность, а ныне превратилась в основное свойство её натуры. Не вполне нормальным был сам факт, что двадцатипятилетняя замужняя женщина откровенно плевала на мужа, на обустройство семейного гнезда, на перспективу рождения детей - на всё, что отвлекало её от служения Лорду и его делу. А знание того, что эта служба подразумевала запугивание людей, пытки и даже, возможно, убийства, вызывало у Люциуса мороз по коже каждый раз, как Белла, мило улыбаясь, роняла несколько слов о "последнем задании".
Но больше всего он ненавидел её за Макнейра. То, что Уолден получил метку, Люциус узнал случайно, пару лет назад, когда вызов Лорда застал их сидящими за столиком кафе в волшебной части Эдинбурга. Организовать новую встречу наедине получилось только спустя несколько месяцев, но и тогда Уолден был не слишком разговорчив. Да и чтобы требовать отчёта со взрослого человека, выяснять, как его угораздило, надо было находиться на том уровне отношений, которого они с Макнейром так и не достигли. Уровня ответственности друг за друга. Люциус смотрел в серо-зелёные, привычно сощуренные глаза и вдруг вспомнил то самое выражение, которое так часто появлялось во взгляде Найтли после Рождества и которое он никак не мог разгадать. Жалость и бессилие - вот что это было. В точности то, что он чувствовал, когда думал о том, что Уолден угодил в ту же яму - и может быть именно потому, что между ними не было достаточной откровенности. А сейчас было уже поздно.
Но тем не менее Люциус сделал над собой усилие и, преодолев все их "не принято", всю иллюзорную независимость друг от друга, которую они пестовали годами, которой так гордились, спросил прямо: "Зачем?"
"Потому что этой дуре кто-то должен прикрывать спину", - ответил Уолден и больше ничего не стал объяснять.
Люциус и так всё понял. Всё-таки он получил ответ на вопрос, которым задавался все годы их совместной учёбы. А ещё он понял, что снова завидует Макнейру, который даже потерять свободу умудрился во имя чего-то стоящего. По крайней мере, с точки зрения самого Макнейра.
Решив срезать дорогу через двор, Люциус шагнул на гравийную дорожку сквера. Несмотря на тепло последних нескольких дней, та ещё была схвачена льдом, и он внимательно глядел под ноги. Поэтому то, что он всё-таки заметил Найтли, можно считать чистым везением. Или судьбой.
Он уже почти прошёл мимо её скамейки, краем глаза отметив очередную фигуру в белой больничной мантии, в какие наряжали пациентов Мунго. Потом обернулся - и что-то кольнуло в груди, словно острая льдинка. В следующее мгновенье он едва не рухнул ей под ноги, поскользнувшись при стремительном развороте. Но удержался. Она даже не пошевельнулась.
- Найтли! - и снова никакой реакции.
Но это точно была она - бледная, с почти прозрачной кожей, сквозь которую отчётливо просвечивала каждая косточка. С тёмными кругами вокруг глаз и мучительно сжатыми в полоску губами. Она, она, Люциус не мог ошибиться!
- Джин, - он сел рядом и взял её руку в свою. Рука оказалась неожиданно тёплой. - Джин, это ведь ты?!
Что-то дрогнуло в её лице, но она продолжала смотреть прямо перед собой. И Люциус вдруг подумал, что это просто сон, один из тех кошмаров, от которых просыпаешься и долго лежишь, глядя в тёмный потолок, благодаря небеса за то, что ничего не было.
- Поговори со мной, - попросил он, прижимая её ладонь к губам. - Пожалуйста, Джин, скажи, что с тобой…
По её щеке покатилась слеза.
- Мистер… - окликнул его с другого конца аллеи какой-то целитель, и Люциус поспешно выпустил её руку и поднялся со скамейки. Целитель, оказавшийся примерно одних лет с Люциусом, приблизился. - Простите, вы знакомый моей пациентки? - спросил он с подозрением.
- Мы с мисс Найтли вместе учились, - пояснил Люциус. - Мистер Малфой, - он постарался, чтобы надменности в его тоне было ровно столько, чтобы дать понять этому типу, насколько Люциус важная персона, но при этом не оскорбить его. Сначала надо было получить ответы на свои вопросы.
- Целитель Уивери, - он протянул руку для рукопожатия, и Люциус на него ответил. - Не видел вас раньше. Она вообще-то запретила пускать к себе посетителей. Когда ещё говорила.
- Что это значит? - Люциус приподнял бровь. - Она что - онемела?
- Нет, просто не разговаривает. Уже три недели так. Явный регресс, - сказал целитель досадливо, скорее себе, чем собеседнику, и подошёл ближе к Джин, которая по-прежнему сидела с прямой спиной, устремив взгляд куда-то мимо него. - Мисс Найтли! Мерлин, она плачет!
Люциус уже приготовился оправдываться, что он ничего не сделал, но в этот момент Джин уронила лицо в ладони и разрыдалась в голос. Уивери приобнял её и позволил уткнуться в своё плечо, сияя, как новенький сикль. Он гладил её вздрагивающие плечи, спутанные волосы, выбившиеся из-под упавшего капюшона мантии, а Люциус стоял рядом и чувствовал себя полным идиотом.
- Подождите в холле, - беззвучно велел Уивери одними губами, дополнив артикуляцию движением головы в направлении главного корпуса.
Люциус, ошарашенный всем происходящим, даже не стал возмущаться его бесцеремонностью, а послушно направился в холл. Он наблюдал через стеклянные двери, как Уивери бережно вёл Джин, которая ступала неловко, словно слепая, как передал её молоденькой ведьме в робе младшей целительницы, а потом вошёл внутрь.
- Хорошо, что вы дождались! - воскликнул он, найдя глазами Люциуса. - У меня к вам есть вопросы. Сядем? - он приглашающим жестом указал на диван напротив стойки регистратуры. - Итак, что вы ей сказали? - оживлённо спросил он, едва они уселись.
Люциус пожал плечами.
- Да ничего. Только успел поздороваться. Но она меня как будто не заметила.
- Не говорите глупости! - махнул рукой Уивери. - Она всё замечает. Если бы она вас не узнала, то скорее всего попыталась бы уйти. Она опасается контактов с незнакомыми. Вообще-то её не должны были оставлять в одиночестве…
- Скажите, она… - Люциус проглотил неожиданный комок в горле, - ненормальна?
- Ну что вы! - всплеснул руками Уивери, который, похоже, жестикулировал постоянно. - Совершенно нормальна. Просто магическое истощение и эмоциональный коллапс. Последний, к счастью, миновал, будем надеяться, что восстановится и магия. Так кто вы ей, простите?
Уивери слегка нахмурился, очевидно сообразив, что чересчур разоткровенничался по поводу состояния пациентки.
- Я же сказал, я её бывший однокурсник. Мы учились в Хогвартсе, были на одном факультете. Не виделись несколько лет, я понятия не имел, что она в больнице.
- Да, с февраля, - воодушевление Уивери оказалось сильнее его верности этическому кодексу. - Я так и знал, что для выздоровления ей необходимо контактировать со знакомыми! Но она сразу распорядилась никого к себе не пускать. Собственно, никто к ней и не приходил, она заранее договорилась со своими…
- То есть вы незнакомы с её семьёй? - с замиранием сердца перебил его Люциус.
- Семьёй? - переспросил целитель. - Нет никакой семьи. Её привела коллега, миссис Помфри.
- Не знаю такую, - Люциус покачал головой.
- Странно, если вы учились в Хогвартсе. Миссис Помфри - школьный колдомедик. Работает там уже почти десять лет. Ну да неважно! Всё-таки, что вы ей сказали? Мы ведь пробовали всё… Крепкий орешек эта ваша Найтли. Сама решила отказаться от зелий. Оно, конечно, с одной стороны, правильно. Уже начало развиваться привыкание к успокаивающим средствам. Но без них она совсем спать перестала! Интересно, кем она была раньше, с такой-то силой воли…
- В смысле - раньше?
- Ну, до пожара, - пояснил Уивери.
Люциус не стал расспрашивать дальше, чтобы болтливый целитель не догадался, что он совершенно ничего не знает ни о каком пожаре. Он ещё несколько раз дал один и тот же ответ на вопрос, как он умудрился расшевелить Джин, и, поняв, что ничего нового Уивери уже не поведает, распрощался. Напоследок целитель попросил его заглянуть ещё, раз уж его присутствие так благотворно влияет на мисс Найтли.
Затем за небольшое вознаграждение молодая смешливая ведьма принесла Люциусу из архива копию старой карты Джин. Если бы все в больнице не знали историю пациентки целителя Уивери, он бы не имел шансов разыскать эти записи, так как в них Джин значилась под именем мисс Н. "Неудачная аппарация" там даже не упоминалась, зато упоминались множественные ожоги и ретроградная амнезия.
"Так-так-так, Найтли, кому же ты наврала: мне и Дамблдору насчёт мамы с папой и жизни в Канаде или неким Вайсу и Бржихачку, когда уверяла их, что этой жизни не помнишь?"
|
|
|
| V-princess | Дата: Понедельник, 03.09.2012, 22:45 | Сообщение # 35 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Вайс оказалась пожилой ведьмой, напоминавшей волшебных старушек из сказок Андерсена - румяная, круглолицая, полноватая и благодушная. Однако, всё благодушие как рукой сняло, когда Люциус попытался вывести её на разговор о событиях девятилетней давности. Целительница довольно холодно порекомендовала ему спросить об этом саму Джин, а ещё лучше - оставить несчастную девочку в покое, потому что ей и без того досталось на несколько жизней вперёд.
А вот целитель Бржихачек, найденный Люциусом в аврорате через его осведомителя, не видел ничего зазорного в обсуждении своей бывшей пациентки - уж больно интересный был случай. На вопрос, могла ли мисс Н. симулировать потерю памяти, Бржихачек ответил отрицательно. Он уже несколько лет курировал в аврорате программу по внедрению своего метода - и тот ни разу не подводил.
- Хотя тогда, надо признаться, были сомнения, - добавил он. - Очень целеустремлённая девушка. Я говорил Уивери, когда тот приглашал меня для консультации: сама по себе сила воли - это не обязательно положительный фактор. В случае с мисс Найтли - так, кажется? - ровно наоборот. В сущности это очень трагично.
- Почему трагично?
- Потому что, когда я наблюдал пациентку в последний раз, она всю свою силу воли приложила к тому, чтобы умереть. Неосознанно, конечно. Я, вообще-то, специализируюсь в другом, но тут была ясная картина классического "закукливания" - такой побочный эффект магического истощения, знаете? Когда остатки энергии все направлены на поддержание "кокона", обмен потоками с окружающим миром прерывается, и без подпитки волшебник окончательно превращается в сквиба, а затем… ну, это сложно для неспециалиста… В общем, обычно в перспективе - безумие и смерть. Но, вы говорите, Уивери удалось вызвать кризис? - Люциус молча кивнул. - Что ж, рад слышать. Лично я готов был поспорить, что она так и не оправится после смерти жениха…
- Чьей смерти? - он в шоке уставился на целителя, на мгновенье уронив маску вежливого внимания, с которой до сих пор слушал его откровения.
Но Бржихачек не заметил, как изменилось выражение лица собеседника. Явно наслаждаясь предоставившейся возможностью посплетничать, он охотно пояснил:
- У неё жених погиб чуть больше года назад. Громкое дело. Авроры Прюэтты, может быть вы слышали? - он сделал небольшую паузу, но не дождавшись реакции Люциуса, продолжил: - Говорят, прямо на её глазах убили, но тут уж я не уверен. Зато видел её на похоронах. Ещё думал, кого же она мне напоминает. Хотел даже подойти, но ей тогда плохо стало, и её увели почти сразу. А в этом году прибыл в Мунго проконсультировать Уивери, гляжу - да это же она самая, моя пациентка! - Бржихачек очень выразительно хлопнул себя по морщинистому лбу, переходящему в глубокую лысину. - Потом уж у ребят в аврорате поспрашивал, подтвердили, что вроде да, невестой младшего была. Хороший был парень, помню его. Вот упыри проклятые…
Дальше Люциусу было неинтересно, и он как можно скорее отвязался от словоохотливого целителя.
Убийство Прюэттов действительно было громким делом. И больше всего шуму было от веймарского профессора, которого Лорд с середины октября позапрошлого года поселил в Малфой-мэноре. Профессор чувствовал себя в особняке Люциуса как у себя дома, точно так же, как и обе его легавые, которые беззастенчиво залезали на диваны в гостиной, царапали когтями пол и до дрожи пугали Нарциссу, мерцая в темноте коридоров светящимися глазами. Капризный гость оккупировал библиотеку, потребовав, чтобы его там не беспокоили, и вообще затерроризировал весь дом. Особенно его раздражали домовые эльфы, поэтому он с первого же дня потребовал себе человеческих слуг. Перечить специальному гостю Лорда, как и приглашать в дом посторонних, нечего было и думать, и пришлось Цисси самой подавать профессору кофе в библиотеку и лично звать его к накрытому столу. Уборку комнат и чистку одежды всё-таки осуществляли эльфы, но только когда профессор со своими собачками уходил на прогулку. Затем ему потребовалась лаборатория, и Люциус срочно был вынужден освобождать под неё винный погреб. Профессор не собирался заниматься такими мелочами, как собственноручное оборудование своего рабочего места. Единственным плюсом во всём этом было то, что в Малфой-мэнор переехал Северус, который взялся перестраивать подвал.
Люциус впервые имел возможность нормально пообщаться с ним после того, как сам закончил Хогвартс, и теперь с огромным удовольствием открывал для себя выросшего Северуса, знакомого ему только по переписке, которую они вели последние несколько лет. Конечно, о взрослости пока говорить не приходилось, но с этим новым Северусом было гораздо интереснее, чем с Нарциссой и профессором вместе взятыми. Закончив очередной этап работы, они вознаграждали себя бутылкой вина и неспешным разговором ни о чём. Обсуждали книги, имеющиеся в библиотеке Малфой-мэнора, и собственную лабораторию Северуса в доме Лестрейнджей, вспоминали Хогвартс, правда, тщательно обходя при этом тему Найтли. Люциус рассказывал про годы учёбы в Университете, Северус - про свои исследования. Иногда темы для разговора заканчивались раньше, чем вино, но наступавшая тогда тишина ничуть не казалась неловкой. Они привыкли сидеть вдвоём у камина, ещё когда Северус был первокурсником. Люциус тогда часто полуночничал в ожидании, пока все слизеринцы вернутся на факультет и можно будет пройтись по школе с обходом, а Северус молча к нему присоединялся. Эта привычка вернулась к ним так незаметно и естественно, как будто и не было никаких шести лет.
Но вскоре их тихим вечерам в бордовом кабинете пришёл конец. Оборудование лаборатории было закончено, и Северус поступил в распоряжение профессора. Они буквально не вылезали из подвала до самого Рождества и были настолько поглощены своей задачей, что не заметили бы и падения метеорита. Один тот факт, что профессор, погружённый в расчёты, теперь спокойно принимал еду из рук домовых эльфов, сказал Люциусу достаточно. Они с Нарциссой вновь оказались полновластными хозяевами дома, выкинув из головы все мысли об "этих одержимых зельеварах". Потом Северус уехал. По его словам, профессор приступил к какому-то секретному этапу приготовления своего загадочного зелья и потребовал, чтобы ни одна живая душа не переступала порог лаборатории.
В январе зелье наконец было готово, и профессор под охраной целого отряда отбыл в неизвестном направлении. Но не успел Люциус насладиться долгожданным покоем, а Нарцисса - выгнать собак в сад, как их многострадальный дом вновь наполнился криками и топотом. К воротам аппарировали заметно потрёпанные остатки долоховской бригады и сам Долохов, бесцеремонно тащивший под локоть профессора, с ног до головы густо заляпанного кровью. Впрочем, европейское светило оказалось целым и невредимым, о чём можно было судить по извергаемому им потоку немецких ругательств, в котором удавалось различить лишь имена Долохова, Малфоя и интуитивно понятное "Diese Scheissbritannien". Когда профессор совладал с эмоциями и перешёл на английский, от природы бледный Долохов побледнел ещё сильнее. И было с чего.
"Я думал, вы серьёзные люди! Я полжизни угробил в архиве, расшифровывая описание ритуала! Полжизни!!! Ваш Лорд обещал мне полное содействие! - брызгал слюной профессор. - Вы хоть понимаете, - он схватил Долохова за отвороты мантии и встряхнул, как щенка, - какой уникальный шанс угробили?! Откуда вообще взялись эти мальчишки?"
И, не дожидаясь ответа, кинулся собирать вещи.
"Герр профессор! - попытался остановить его Долохов. - Это просто несчастное стечение обстоятельств! Мы же можем попытаться ещё раз…"
"Вы не понимаете, mein lieber, - ядовито перебил его профессор, с грохотом транспортируя свой дорожный сундук по мраморной лестнице. - Второй попытки не будет. Не-воз-мож-но! Объясняйте сами это своему Лорду, а я возвращаюсь в Веймар. Вольфи, Франц, kommt!"
И, сопровождаемый собаками, герр профессор исчез за воротами. А Люциус проводил близкую к обмороку Нарциссу в её спальню, снабдил Долохова стаканом виски, и они уселись ждать Лорда. Долохов в нескольких словах поведал о том, как некстати подвернувшиеся авроры сорвали активацию какого-то сверхсекретного артефакта, но их имена Люциус узнал только на следующий день из статьи в "Пророке". А тогда ему не было до них никакого дела, он смотрел на то, как заметно паникует всегда хладнокровный Долохов, и ему становилось всё более не по себе. Он пытался уговорить себя, что никоим образом не виноват в провале операции, а Долохов - старинный друг Лорда и наверняка может рассчитывать на снисхождение, но плохое предчувствие с каждой минутой только усиливалось.
Лорд появился через полчаса после ухода профессора. Его лицо было непроницаемо, но в глубине тёмных глаз разгорались красные искры. Долохов вскочил с кресла и распластался у его ног. Люциус замер на месте, не зная, как поступить.
"Простите, мой Лорд! - взмолился Долохов, не дожидаясь, пока тот заговорит. - Мои люди сражались до последнего. Мы отбили у авроров тайную комнату, но было поздно. И этот старикашка - он просто струсил и сбежал".
"Я дал тебе столько людей, сколько ты попросил, Тони, - ровным голосом заговорил Лорд. - У вас был "Голос Баст". С твоей дороги были устранены все помехи. По первому требованию я прислал тебе подкрепление. Так почему же задание, к которому мы все готовились полгода, так и осталось невыполненным?"
"Мой Лорд, мы не ожидали, что авроры прорвутся внутрь. Наши… ассистенты были убиты, я ничего не успел сделать…"
"Довольно, Тони, - скучающим тоном прервал его Лорд. - Я разочарован. Крусио!"
Люциус зажмурился, попытавшись слиться с креслом, за которым стоял, хриплые крики Долохова, казалось, были слышны на весь дом, и он отчаянно надеялся, что Цисси догадается не высовываться из своей комнаты. Но всё-таки Долохов был "старинным другом", поэтому пытка прекратилась раньше, чем он окончательно потерял голос. Едва восстановив контроль над трясущимся телом, он кинулся целовать край мантии Лорда.
"Спасибо, мой Лорд, спасибо! Простите, этого больше не повторится!"
"Пусть это будет тебе уроком. Люциус…" - Лорд обратил на него свой холодный взгляд.
В этот момент в голове у Люциуса осталась только одна мысль: "Цисси, Мерлина ради, оглохни!" Он знал, что не выдержит и будет кричать. Они с Ноттом и Крэббом как-то из любопытства попробовали друг на друге пыточное проклятье. Всего несколько мгновений, но забыть эти ощущения было невозможно.
"Мой Лорд?" - он нашёл в себе силы шагнуть из-за кресла навстречу поднимающейся палочке.
"Зачем ты отпустил профессора?"
"Вы не приказали его задерживать, мой Лорд. Я думал, что профессор - ваш почётный гость, и старался не доставлять ему неприятностей…"
"Всё так, - на лице Лорда промелькнуло очень живое выражение горькой усмешки. - Но ты бы мог догадаться".
"Да, мой Лорд", - Люциус склонил голову, ожидая, что в любую минуту…
"Куда он отправился?"
"Обратно в Веймар. По крайней мере он так сказал", - с готовностью доложил Люциус, не веря своей удаче. До того, что будет теперь с профессором, ему тоже не было никакого дела. Главное, чтобы Лорд наконец покинул его дом…
"С его стороны было очень невежливо уехать, не попрощавшись, не так ли? - зловеще спросил Лорд и, не дожидаясь ответа, двинулся к выходу. - Пойдём, Тони, - бросил он через плечо, и Долохов на дрожащих ногах последовал за ним. - Люциус, передавай мои наилучшие пожелания прелестной миссис Малфой", - сказал Лорд и вместе с Долоховым дизаппарировал прямо с крыльца дома, не смотря на антиаппарационную защиту.
Цисси рыдала в объятьях Люциуса всю ночь и умоляла его уехать из страны. Она прекратила разговоры об отъезде лишь спустя пару недель, когда в "Пророке" появился некролог, в котором с прискорбием сообщалось о скоропостижной кончине бывшего преподавателя Дурмстранга, автора многочисленных публикаций по нумерологии, архивариуса Максимилиана фон Бенекендорфа, жителя Веймара. Научный мир скорбел, а у Люциуса пропали остатки иллюзий насчёт специфики отношений "вассал-сюзерен" в случае с Лордом. Также он пришёл к выводу, что "полезный нашему делу человек" - понятие относительное и, главное, преходящее. И что гарантией выживания его семьи было только одно - быть полезным постоянно. Быть незаменимым. И не допускать просчётов.
Он уже привык жить с этим грузом. В сущности, пока Лорд не осчастливливал его личными встречами, всё было совсем не так плохо. Нарцисса наконец забеременела долгожданным наследником, положение Люциуса в обществе укреплялось день ото дня, а состояние росло. В жизни наконец появилась долгожданная стабильность и предсказуемость. Но почему-то в тот день, после разговора с Бржихачком, он почувствовал себя выбитым из колеи. Настолько, что вместо того, чтобы шагнуть из Атриума в камин до Малфой-мэнора, Люциус вышел в маггловский Лондон. И долго стоял над мутной угрюмой Темзой.
Стоял - и с бессильной яростью, до потемнения в глазах завидовал уже год как мёртвому Прюэтту.
|
|
|
| V-princess | Дата: Понедельник, 03.09.2012, 22:49 | Сообщение # 36 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| ***
- Снова вы? - бодро приветствовал Люциуса целитель Уивери, приподнимаясь из-за горы карт, с которыми он работал на посту. - Мистер…
- …Малфой, - снисходительно подсказал он.
- Ах, да, простите! Так вы всё-таки решили навестить мисс Найтли? Очень хорошо, она как раз идёт на поправку и уже несколько раз принимала посетителей. Я сейчас спрошу её…
Целитель исчез так поспешно, как будто опасался, что Люциус передумает. Тот и вправду вовсе не был уверен, что действительно хочет зайти к Джин. Сначала он думал, что просто узнает о её самочувствии. А сейчас стоял посреди коридора и больше всего на свете боялся, что Уивери, вернувшись, скажет, что Джин не хочет его видеть. Но целитель махнул ему с другого конца коридора, явно подзывая к себе.
- Заходите, что же вы! - сказал он, когда Люциус приблизился, и буквально затолкнул его в палату.
Она сидела на кровати, с прямой напряжённой спиной, как будто копировала Макгонагалл. И даже губы были поджаты так же. Люциус невольно почувствовал себя студентом на экзамене по трансфигурации.
- Привет, Найтли! Я могу присесть? - она кивком головы указала на стул. - Всё ещё верна обету молчания?
Она помотала головой.
- Прости, - заговорить ей удалось не с первой попытки, и голос звучал хрипло. - Отвыкла.
О чём говорить с этой Найтли, чужой и безразличной, Люциус не знал. Уж лучше бы она молчала и плакала. Эта, сегодняшняя, Найтли в утешениях уже не нуждалась. Она казалась уставшей, измождённой, много старше своих лет - но только не слабой. Впрочем, она никогда не была слабой - кроме той недавней встречи в больничном сквере, которая уже казалась ему чуть ли не розыгрышем.
- Ну, как ты? - неуверенно начал он.
Она повела глазами по палате:
- Я - вот. А ты? Впрочем, не надо… - Найтли взглянула на него почти виновато.
"Пока ещё никого не запытал", - захотелось ему ответить просто ей назло. Это её "не надо" почему-то оказалось очень обидным.
- Ты сильно изменилась, - сказал Люциус мстительно.
Но как только он это произнёс, с ней произошла метаморфоза: тёмные запавшие глаза сверкнули знакомыми золотистыми искрами и лицо стало пронзительно юным, как будто специально опровергая справедливость его последних слов.
- Ты тоже. Отрастил волосы?
- Наблюдательная Найтли, - фыркнул он, словно им обоим снова было по восемнадцать и они сидели в её лаборатории в Хогвартсе. - Ты всё там же? В школе? - она кивнула. - Ну и как там?
- Всё то же. Костерост, прыщи, факультетские войны… Как тебя сюда занесло?
- В Мунго? - он замялся. - Навещал Цисси.
Если Найтли и была заинтересована, то ничем этого не выдала. Лишь с вежливым равнодушием спросила:
- Она болеет?
- Нет. Она лежит на сохранении, - ответил Люциус, сам удивляясь своему агрессивному тону.
Может быть получилось так жёстко потому, что он не собирался делиться с Найтли своими семейными новостями - особенно после того, как она дала понять, что ничего не хочет знать о его жизни. Но она даже не поняла, что он сказал, судя по вопросительно вздёрнутой брови. "Копия Северуса", - подумал Люциус насмешливо, невольно смягчившись при этой мысли.
- Мы ждём ребёнка, Найтли, - пояснил он.
- А, - коротко откликнулась она. - Конечно.
- Конечно?
- Все рожают, - сказала она так, как будто это что-то объясняло.
- Кто - все? - Найтли помотала головой, явно не собираясь отвечать. - Но вообще… ты права, многие. Тео, например, и Гойл, и Гринграсс…
- И Паркинсон.
- Нет, что ты, Фил у нас закоренелый холостяк. Зато у него, вроде, племянница родилась зимой.
- Здорово, - с непонятным выражением прокомментировала Найтли и подошла к окну.
"Дурацкий разговор, - мелькнуло в голове у Люциуса, пока она, отвернувшись, любовалась больничным двориком с таким интересом, как будто видела его впервые. - Конечно, ей не может быть никакого дела до чужих детей. Неужели она правда собиралась замуж за Прюэтта?!"
Пауза затянулась, и Люциус уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы попрощаться, как вдруг она обернулась.
- Ты видишься с Северусом?
- Редко, - ответил он. Последний раз Северус заглядывал в Малфой-мэнор после Нового года.
- Как он?
"Значит, как я, ты знать не хочешь…" - подумал он с иррациональной ревностью.
- Служит.
Найтли аж дёрнулась от его короткого хлёсткого ответа.
- Дай мне палочку, - велела она, уверенно протягивая руку, и Люциус, как во сне, подчинился.
С тихим бормотанием Найтли направила его палочку на дверь, накладывая какие-то сложные охранные чары.
- Она тебя послушалась, похоже?
- Ну, раньше-то слушалась, - пожала плечами она.
Они ещё в школе выяснили, что их палочки имеют одинаковую сердцевину, и даже менялись ими ради эксперимента. На самом деле Люциуса удивило то, что Найтли уже может пользоваться магией, хотя прошло всего чуть больше недели с тех пор, как она вышла из "эмоционального коллапса".
- А где твоя? - спросил он, забирая свою палочку.
- Уивери держит её у себя. Нам тут… не положено, - она горько усмехнулась. - Очень удобно.
- Кому удобно? - Люциусу всё меньше и меньше нравился их разговор.
- Может, ты мне расскажешь? - она по-птичьи наклонила голову вбок. - Кто здесь из ваших орудует?
- Не говори ерунды, - по его спине пробежал холодок. - Вообще не понимаю, о чём ты.
Он понимал. Хотя Люциус и не знал ответа на её вопрос, но то, что у Лорда были люди везде, в том числе и в Мунго, ему было хорошо известно. Но почему вдруг это волновало Найтли, и откуда она опять столько знала?
- Не понимаешь? До сих пор? - спросила она, забираясь обратно на кровать. Пристальный взгляд, устремлённый на Люциуса, был совсем такой же, какой он помнил со школы - смесь печали, укора и презрения, вызывавшая желание оправдываться и этим ужасно раздражавшая. - Всё мечтаешь о единорогах, скачущих по зелёным полям свободного Альбиона?
- Нет. Просто хочу выжить, - процедил он, в это мгновенье ненавидя её так, что трудно было дышать. - И защитить свою семью.
- Все хотят. Но не все приносят в жертву этой цели других людей.
- Я не…
- А Северус? А Регулус - он же тоже часть твоей семьи! Как ты мог позволить этим мальчишкам…
- Они меня не спрашивали! - выкрикнул он отчаянно. Ну почему, почему именно она всегда безжалостно метила в самые болезненные точки, пробивая любую защиту?
- Но ты знал. Ты знал, что Северус собирается… - она осеклась, не решаясь даже с наведённой защитой говорить прямо.
- Найтли, как ты себе это представляешь? Ты хоть понимаешь, что если бы кто-нибудь обронил хоть слово о том, что его предостерегали и отговаривали… ты понимаешь, что доверять нельзя никому? - Люциус перевёл дыхание. - И ведь ты тоже знала. Знала - но позволила. Так что не тебе меня обвинять!
Она не опустила глаз, но лицо окаменело, и даже в воздухе как будто повеяло холодом.
- Да, всё так, - откликнулась она неживым голосом. - Не мне.
Он подавил в себе желание коснуться её руки, сказать что-нибудь, утешить. Они уже достаточно поиграли в эти игры, и он знал, что Найтли, как всегда, отшатнётся с болью и отвращением в глазах. Поэтому он поднялся и шагнул к двери.
- Мне пора. Поправляйся.
- Иди, - она выдавила вежливую улыбку. - Иди.
Защитные чары затрещали, когда он открыл дверь и шагнул в коридор. Уивери, всё ещё сидевший на дежурном посту, с любопытством во взгляде поднял голову, но ни о чём не спросил. Люциус кивком попрощался с ним и поспешно зашагал прочь.
__________
* Ladino (амер.) - метис
|
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:17 | Сообщение # 37 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 31.
Ажурная тень листвы защищала террасу от палящего солнца, но не могла сдержать июльский зной, которым был напоён полуденный воздух. К юго-западу от Хогсмида тлели торфянники, и ветер порой доносил до замка отчётливый запах гари. Джин с сожалением поднялась с нагретого пола и зашла в комнату, плотно закрыв дверь. Её выписали из Мунго уже почти три месяца назад, но она до сих пор неуютно чувствовала себя в четырёх стенах. С другой стороны, пока снаружи царит невыносимая жара, она как раз успеет упаковать подарок для Люциуса.
Строго говоря, подарок предназначался малышу Драко, но Джин решительно ничего не понимала в детских товарах, поэтому решила пойти стандартным путём и преподнести ему книгу. Через три-четыре года, которые потребуются Драко, чтобы дорасти до сказок, многое может измениться и Люциус, возможно, вновь передумает общаться, а ей ужасно хотелось подарить Малфоям именно это. Мало того, что книга принадлежала перу маггловского автора, так ещё и являлась по сути собранием негритянского фольклора. Джин со злорадным удовлетворением представляла себе рафинированную Нарциссу, читающую своему чистокровному сыночку про Братца Лиса и Братца Кролика. Конечно, судя по Драко, нельзя было сказать, что он рос на подобной литературе, так что, вполне вероятно, её подарок так никогда и не был использован по назначению, но попытаться стоило.
Может быть, Малфой уже сожалел о своём порыве. Они расстались на плохой ноте, и Джин совершенно не ожидала, что он захочет возобновить переписку. И списала бы его послание, состоящее всего из одной строчки - "Найтли, у меня родился СЫН!!!" - на вполне понятную эйфорию, в которой молодые папаши спешат уведомить о счастливом событии абсолютно всех своих знакомых, если бы не один нюанс. Записку ей принёс Сулла.
Тогда Джин вежливо поздравила Малфоя с наследником, едва удержавшись от того, чтобы прибавить светскую просьбу передавать наилучшие пожелания Нарциссе. И ужасно удивилась, когда через несколько дней Сулла вернулся с ответом. То ли эйфория новоиспечённого отца затянулась, то ли Малфой и впрямь был полон решимости продолжать общение, как ни в чём не бывало. В пользу последнего предположения говорило поведение его филина. Сулла, казалось, забыл всю свою спесь и былые обиды и вновь по-кошачьи ластился к Джин. И Малфой тоже вёл себя так, как будто не было никаких восьми лет, в течение которых ему было совершенно неинтересно, где она и что с ней, так, как будто он успел забыть, что она "грязнокровка", так, как будто они были добрыми приятелями, переписка которых прервалась по чистому недоразумению.
В основном он писал о сыне. "Драко пытается держать головку", "Драко в первый раз улыбнулся", "у Драко колики"… Это всё смешило, злило и трогало одновременно. А если учесть, что в окружении Джин было ещё два будущих молодых папаши, гордящихся своим приближающимся отцовством так громко и активно, как будто они собирались рожать лично… В общем, она читала письма Малфоя по диагонали и вяло поддакивала его восторгам. Так что отчасти "Сказки дядюшки Римуса" были местью не только за все прошлые унижения, которым её подвергал Драко, но и за то, что детская тема стала центральной темой их с Малфоем общения. Впрочем, о чём им было переписываться ещё? Спрашивать про Северуса Джин больше не решалась, остальные их общие знакомые её не интересовали, а жизнь самого Люциуса состояла как раз из его обожаемого сына и "службы", о которой она предпочитала вообще не думать. На самом деле было даже хорошо, что Малфой так откровенно счастлив - это доказывало, что человеческое в нём по-прежнему не было подавлено интересами "политической партии".
Завернув книгу в упаковочную бумагу безупречно-слизеринского изумрудного цвета, Джин прикрепила сверху маггловскую открытку с фотографией очаровательного пушистого хорька. Она потратила немало времени, разыскивая её по всему Эдинбургу, и была жутко собой довольна. На обороте открытки она написала, что "это практически Гёте - на американский лад и адаптированный для детей" и что "картинки тоже, в принципе, можно зачаровывать не хуже, чем гравюры".
Теперь оставалось только разыскать Суллу, причём успеть сделать это до вечернего Хогвартс-Экспресса, на котором Джин сегодня отправлялась в Лондон. Члены Ордена по очереди охраняли палату маггловской больницы, куда госпитализировали Лили. Она бы тоже предпочла рожать дома, как Алиса, если бы ребёнок не был в тазовом предлежании. Когда Сириус пошутил, что сын Джеймса, разумеется, с самого начала не может подчиняться общим правилам, Лили едва не бросилась на него с кулаками. Она до последнего надеялась, что ребёнок перевернётся, и даже ходила на УЗИ, где ей заодно поставили маловодие и порекомендовали ложиться в больницу заранее.
Связываться с Мунго нечего было и думать. Когда Джин выписалась из больницы, Сибилла Трелони уже жила в Хогвартсе, а значит, пророчество уже было сделано и передано Волдеморту. Разумеется, он с помощью своего осведомителя имел возможность контролировать детей, рождающихся в Мунго. Визита же упырей в маггловскую клинику можно было не ожидать, но Дамблдор всё равно предпочёл подстраховаться. Даже не посвящая Орден в существование пророчества, было несложно убедить всех, что за Лонгботтомами и Поттерами ведётся специальная охота - учитывая, что и те, и другие чаще остальных попадались Волдеморту на пути. После убийства Боунсов нападения Упивающихся стали происходить чуть ли не каждую неделю - очевидно, их лидер решил сменить "партийный курс", перейдя от информационного террора к физическому уничтожению любого, кто осмелится перейти его дорогу. Так что в открытых столкновениях с упырями все члены Ордена, включая Джин, успели поучаствовать не по разу, но почему-то именно Фрэнку, Алисе, Лили и Джеймсу особенно "везло" оказываться там, где Волдеморт появлялся лично. Поэтому теперь обе девушки были под постоянной охраной.
Джин должна была заступить на дежурство следующим вечером. Хогвартс-Экспресс прибывал на Кингз-Кросс глубокой ночью, и она рассчитывала снять комнату в Дырявом котле, как следует выспаться, днём пройтись по Косому переулку, чтобы создать видимость, что именно за этим она и приехала в Лондон, а уж потом отправиться в клинику Лили. Но чтобы её планы не сорвались, нужно было непременно найти Суллу в ближайшие четыре часа, оставшиеся до поезда, а эта задача была не из лёгких. Джин не имела ни малейшего понятия, в какой части Запретного леса филин предпочитает отсыпаться.
"И что тебе в Совиной башне не сидится…" - вздохнула она, накладывая на себя охлаждающие чары помощнее. Если что и было в её жизни стабильно и предсказуемо - так это капризы Суллы.
***
- Спит, - шепнул Стерджис, отдавая Джин мантию-невидимку. - Какую-то капельницу ставили ей вечером, сказали - витамины.
В отделении патологий было тихо. Пациентки спокойно спали по палатам, а на дежурную медсестру на время "смены караула" навели отвлекающие чары, и она сосредоточенно искала что-то в ящике стола, не обращая никакого внимания на совещающихся в конце коридора фениксовцев.
Распрощавшись со Стерджисом, который отправился домой отсыпаться, Джин проскользнула в палату, тихонько притворив за собой дверь. Но Лили всё равно встрепенулась, встревоженно уставившись в полумрак.
- Кто здесь? - шёпотом спросила она, а рука уже метнулась под подушку.
- Свои, - тут же отозвалась Джин. - Не бойся.
- Найтли! - Лили, облегчённо вздохнув, спрятала палочку обратно. - Мне только что приснилось… Нет, не хочу рассказывать.
- Не рассказывай, - согласилась Джин, усаживаясь на стоявший в углу стул. - Спи дальше.
- Не могу, - глаза Лили лихорадочно блестели. - Мне страшно.
- Нечего бояться, - успокаивающим голосом сказала Джин. - Никто не знает, где ты. Здесь я, а на улице клинику патрулируют Бенджи и Эмми.
Лили замотала головой так отчаянно, что её рыжие кудри взметнулись в воздух, как языки пламени.
- Я не упырей боюсь! Мне страшно… вдруг что-нибудь пойдёт не так… Может, надо было сразу соглашаться на кесарево?
- Не говори глупостей! - Джин очень старалась говорить убедительно. - И наша, и маггловская диагностики подтвердили, что естественные роды в твоём случае вполне возможны, ни тебе, ни ребёнку ничего не повредит. У тебя замечательная опытная акушерка - всё пройдёт прекрасно, не сомневайся!
Но лицо Лили оставалось таким же напряжённым, а руки, нервно комкавшие одеяло, заметно дрожали.
- Пожалуйста, посиди со мной, - попросила она жалобно. - Сядь сюда, поближе…
Джин перебралась на краешек её кровати и взяла девушку за руку.
- А теперь будь хорошей девочкой - ложись и поспи немного. Глупо себя изводить, тем более когда тебе нужен отдых.
Лили вцепилась в её ладонь обеими руками, как утопающая.
- Я знаю, ты нас не любишь, - заговорила она торопливо, не давая себя перебить, глядя куда-то, где, она предполагала, было лицо Джин, но на самом деле мимо неё. - Меня и Джеймса. Это из-за Северуса, да? Не говори ничего - я знаю! Я знаю, я очень плохо с ним поступила, но что мне было делать? Найтли! Я же не нарочно, просто… просто так получилось, я не хотела делать ему больно…
- Что ты придумала? - Джин погладила её по руке. - Я никогда и не думала винить тебя. И Северус тоже. Ты же знаешь, что он давно тебе всё простил.
- И всё-таки ты нас не любишь, - упрямо повторила Лили. - Но всё равно, пообещай мне!
- Что тебе пообещать? - устало спросила Джин.
- Обещай, что если со мной что-нибудь случится - ты позаботишься о моём мальчике, - решительно сказала Лили, и сердце Джин сжалось от боли.
- Не говори ерунды, - повторила она, не зная, что сказать, как заставить Лили отказаться от этой дурацкой идеи. - Ничего с тобой не случится, и с мальчиком твоим всё будет хорошо…
- Обещай мне! - твёрдости в её голосе только прибавилось.
- Почему я? - обречённо произнесла Джин, адресуя этот вопрос не столько Лили, сколько безжалостной судьбе, вечно тыкавшей её носом в ответственность, от которой она безуспешно пыталась сбежать или отгородиться.
- Просто я чувствую, что ты его не оставишь, не бросишь. Пожалуйста, Найтли, обещай!
- Надеюсь, Нерушимой клятвы ты с меня не потребуешь? - буркнула Джин, сдаваясь. - Я согласна, но только если ты наконец успокоишься и попытаешься заснуть.
- Обещаешь? - совершенно детским тоном спросила Лили. На этот раз она угадала и смотрела Джин прямо в глаза.
- Обещаю. Я позабочусь о твоём мальчике, если это понадобится. А теперь ложись.
- Спасибо! - Лили послушно улеглась и некоторое время беспокойно ворочалась, ища удобное положение для живота. - Не сердись, пожалуйста.
- Я не сержусь, - ответила Джин честно.
- Хорошо, - вздохнула Лили уже в полусне. - Посиди со мной, тут…
Джин сидела и гладила её по голове, пока Лили окончательно не заснула. И кляла себя последними словами, что не сбежала в Канаду в далёком семьдесят первом году. А теперь было уже слишком поздно.
***
Джин аппарировала к границе ненаходимости ричмондской штаб-квартиры и послала патронуса предупредить о своём прибытии. Охранные чары перенастраивали каждые две недели, а она не была здесь несколько месяцев. Но сегодня ей ужасно хотелось быть вместе со всеми.
"Конечно, отправляйся, - махнула рукой Алиса. - Мы с Фрэнком замечательно справимся, и я уже почти совсем в порядке. Передавай поздравления Джеймсу и Лили!"
Алиса действительно была в порядке. Джин перед её родами тряслась, возможно, больше, чем сами Лонгботтомы. Ей, не имевшей никакой акушерской практики, казалось ужасно безответственным браться за такое важное дело в одиночку. Хоть она и перелопатила за последний месяц гору специальной литературы и замучила Поппи расспросами, но совершенно не чувствовала себя способной справиться с этим. Алиса же была безмятежна, и уверяла, что гораздо больше боится приглашать в дом чужого человека, чем довериться неумелой Джин. То ли сыграл её положительный настрой, то ли просто удачное стечение обстоятельств, но роды Алисы были хоть и длинными, но не очень трудными. Она умудрилась даже проспать большую часть периода раскрытия, а потом до последнего ходила с Фрэнком по вечернему саду, останавливаясь только во время особенно болезненных схваток. Она всё делала настолько правильно, войдя в некое подобие транса, что даже потом, в самый ответственный момент, всё участие Джин заключалась лишь в том, чтобы выгнать Фрэнка за дверь, помочь при выведении головки и плечиков и принять ребёнка.
Очистив дыхательные пути от слизи, Джин хлопнула мальчика по попе, но он не закричал. Не потому, что что-то было не в порядке - нет, он исправно дышал и жмурил затуманенные нездешние глаза, но ни одного звука так и не издал. Перерезав пуповину, Джин запеленала малыша и разрешила Фрэнку войти.
"Дай, дай его мне!" - страстно потребовала Алиса, жадно протягивая к сыну руки.
"Иди к маме, Невилл!" - сказала Джин, передавая ребёнка ей, а Фрэнк тут же начал распекать жену за то, что та проговорилась, какое имя они для него приготовили.
Алиса пыталась оправдаться, что она никому не говорила, потому что вообще рассчитывала на дочку, но, к счастью, они оба были слишком увлечены, чтобы уделить этой теме достаточно внимания. Они втроём составляли такой совершенный мир, что Джин чувствовала себя здесь абсолютно лишней. Она со стороны любовалась покоем и нежностью, которые, казалось, были разлиты по комнате, и впитывала эти ощущения, запасала их. Если ей суждено было дожить до своего времени, она непременно хотела показать Невиллу воспоминания о его родителях.
- Найтли! - она ухватилась за руку, протянутую из-за границы ненаходимости, прошла внутрь и тут же была подхвачена Джеймсом, который закружил её в объятьях. - Найтли, у меня СЫН!!!
- А ты кого ждал? - насмешливо спросила она, высвобождаясь. - Вроде бы по УЗИ всё было ясно давным-давно.
- Ничего ты не понимаешь, Найтли! - махнул он рукой, буквально излучая счастье. - Могла бы хоть один день побыть не таким сухарём, как обычно.
- Ну прости, молодой отец здесь всё-таки ты, - улыбнулась она. - Мне вроде как не положено с ума сходить.
- Да, кстати, - Джеймс огляделся так, как будто искал что-то в траве. - А где второй герой? Фрэнк что - с нами праздновать не будет?
Она помотала головой.
- Нет, он не захотел оставить Алису.
- На что ты намекаешь, Найтли? - обиделся Джеймс. - Лили сама меня выгнала. Сказала, что хочет отдохнуть.
- Да ни на что я не намекаю, - Джин примирительно положила ладонь ему на плечо. - Лонгботтомы передавали тебе поздравления. И я тоже поздравляю - от всей души!
Джеймс ослепительно улыбнулся, и она поняла, что Лили была права. Джин действительно злилась на них из-за Северуса, с тех пор, как однажды услышала от Эмми подробное описание сцены у озера, после которой Лили перестала общаться с другом детства. Но сейчас, видя, как Джеймс счастлив, и зная, как немного ему осталось, она не могла не простить ему - им обоим - их детскую жестокость и ошибки.
- Пойдём, Найтли, напьёмся безобразно! - предложил он с воодушевлением, за плечи подталкивая её к дому.
- Заманчивая идея, Поттер, - согласно кивнула она, чувствуя, как в груди оттаивает очередной осколок льда.
***
Сулла обожал будить Джин по утрам. Если она запирала окно на ночь, то он скрёб раму когтями с ужасающим скрежетом, а если окно было открыто - бесцеремонно забирался внутрь, усаживался на спинке кровати и сверлил её внимательным взглядом. И тот, и другой способы были весьма действенными, но в этот раз он превзошёл сам себя. Джин уже полторы недели жила в Дырявом Котле - точнее, отсыпалась там между дежурствами в больнице Лили и визитами к Лонгботтомам, и совершенно не ожидала, что Сулла отыщет её так просто, несмотря на все охранные чары. Но тем не менее она проснулась оттого, что филин балансировал на ней, вцепившись острыми когтями ей в плечо, а не менее острый изогнутый клюв аккуратно теребил её ухо.
- Сулла, брысь! - отмахнулась она от настырного почтальона. - Ты совсем уже совесть потерял…
Очередной малфоевский доклад о том, на сколько секунд дольше Драко задержал взгляд на яркой погремушке в этот раз, вполне мог подождать несколько часов её законного, отведённого для сна времени. Но Сулла не унимался и продолжал топтаться по ней когтистыми лапами, требовательно ухая.
- О Мерлин, ну давай, что там у тебя такое срочное…
Она с усилием разлепила тяжёлые веки и развернула пергамент.
"Найтли, спасибо за книжку! Я наконец всё понял. Ты - моё смоляное чучелко. Я уже влип в тебя дальше некуда, а кто-то, спрятавшийся на обочине, только хихикает над моими попытками освободиться. И знаешь что? Я ему благодарен, хоть у него и паскудное чувство юмора".
Джин несколько раз перечитала эту короткую записку, пока не поняла, что безумно хотела бы, чтобы эти слова он сказал ей лично.
"А знаешь, Малфой? - ответила бы она тогда. - Все мы друг другу чучелки. И уж лучше влипнуть намертво, чем быть заброшенным в этот чёртов терновый куст - в Канаду, Австралию, Париж - как Братец Кролик, который волен бежать куда ему вздумается, вычистив из шкурки остатки смолы".
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:18 | Сообщение # 38 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 32.
Едва открыв дверь в свои комнаты, Джин поняла, что что-то было не так.
Сегодня она засиделась в лаборатории до глубокой ночи, чтобы обеспечить больничное крыло достаточным запасом необходимых зелий, так как вскоре ей снова предстояло покинуть Хогвартс довольно надолго. Орден очень остро ощущал нехватку людей, а теперь, когда Алиса и Лили были поглощены заботами о детях, а Фрэнк и Джеймс заняты обеспечением безопасности своих семей, - особенно. Поэтому Джин торопилась побыстрее закончить со своими обязанностями в школе и аппарировать в Норфолк, чтобы подменить Фрэнка.
Когда она потянула на себя дверь, по её ногам пробежал лёгкий сквозняк. А так бывало, только когда она оставляла открытым проход на террасу. Чего Джин в конце ноября, разумеется, не делала.
Она немедленно выхватила палочку, прыжком уходя из освещённого дверного проёма. В комнате было не так уж много мест, где можно укрыться, но наугад палить Ступефаями по самым тёмным углам было всё равно глупо.
- Джин! - окликнул её мужской голос, и она тут же наставила палочку в его направлении. - Подожди…
- Экспеллиармус! - после того, как к ней прилетела палочка, Джин наколдовала Люмос и в его бледном свете увидела высокую чёрную фигуру волшебника в плаще с капюшоном, демонстративно держащего пустые ладони перед собой. - Кто ты?
Он тряхнул головой, скидывая капюшон.
- Северус! - не узнать этот нос, торчащий из-за занавеси слипшихся в сосульки волос, было невозможно.
Но в остальном Северус сильно отличался от того мальчика, с которым она простилась два года назад, после его выпуска. Он ещё сильнее похудел и ссутулился, даже при скудном свете зажжённого ею светильника было видно, какой нездоровый восковой оттенок приобрела его кожа, а пронзительные тёмные глаза глубоко запали и смотрели затравленно.
- На кого я подумала, когда пропал мой треножник? - спросила Джин, не опуская палочки.
- На Гвен, - хрипло ответил он и со вздохом опустился в кресло. - Джин, это на самом деле я.
- Вижу, - она подошла ближе, возвращая ему его палочку. - Что с тобой случилось? Как ты сюда попал? Ты голоден?
- Я не знаю, - прошептал он и согнулся, уперевшись лбом в свои колени и обхватив голову руками. - Я ничего не знаю…
- Подожди, - она вышла в коридор и только тогда вызвала Майси, не желая, чтобы он видел её гостя. Через пару минут эльф вернулся с подносом, заставленном остатками сегодняшнего ужина. Поблагодарив Майси, Джин вернулась к Северусу. - Поешь.
Она пододвинула к креслу журнальный столик и поставила поднос на него. Северус благодарно принял из её рук чашку с горячим шоколадом, но еда в него явно не лезла. Джин затопила камин и устроилась на полу, опершись спиной на диван.
- Ну, начнём сначала - как ты попал в мои комнаты?
- Через террасу, - он мотнул головой в соответствующем направлении. - Всегда подозревал, что там нет никаких чар ненаходимости, а только лёгкие маскировочные. А где она находится, я приблизительно представлял. Кстати, прости, но я там помял кусты немножко… Тебе обязательно нужно поставить нормальную защиту - чтобы хотя бы дверь на террасу не открывалась банальной Алохоморой.
- Ты первый, кому понадобилось сюда вламываться, - пожала Джин плечами. После Мунго в ней многое перегорело, в том числе и страх перед возможным покушением. Хотя защитить свои комнаты более серьёзным барьером определённо стоило. - Что ж, а теперь, когда мы разобрались с "как", выкладывай, "зачем". Или ты по мне соскучился?
Вопрос прозвучал ужасно фальшиво, все её потуги казаться беспечной были бессильны перед поднимавшимся изнутри ощущением обречённости. И измученный, сломленный вид Северуса, и то, что ему только что тоже не удался бодрый и уверенный тон, когда он пытался её отчитать за недостаточно защищённый вход, - всё это буквально кричало о беде.
Таким Джин видела Северуса только раз - на его шестом курсе, когда незадолго до Рождества ему пришло известие о смерти родителей. Их убил какой-то собутыльник его отца, причём даже не очень твёрдо понимал, зачем это сделал. Северус тогда сидел в лаборатории Джин, раскачиваясь из стороны в сторону на табурете, и, как заведённый, повторял, что отец запрещал матери пользоваться палочкой и она даже не могла защититься. И что этот урод таскал её по дому, заставляя показывать, где спрятаны ценности, но в итоге так и не взял ничего. Бессмысленная жестокость этого убийства потрясла тогда даже Джин, что уж говорить про шестнадцатилетнего подростка, который в одно мгновенье превратился в круглого сироту. И то, что сейчас Северус напоминал ей того ребёнка, лучше всяких слов говорило о том, насколько серьёзно то, с чем он сюда пришёл.
- Я зря тебя не слушал, - глухо сказал он, глядя в пол перед собой. - Лорд - он… Что я наделал, Джин?! Он теперь не остановится, он способен на что угодно, понимаешь?
- Пока не очень, - ответила Джин, на самом деле понимая гораздо больше, чем ей бы хотелось.
Северус поднял голову и решительно начал свой рассказ:
- Лорд отправил меня к Дамблдору. В марте. Он узнал, что в Хогвартсе будет вакансия на следующий год, и хотел, чтобы я… Я пришёл на собеседование, но мне сказали, что директор встречается с кем-то в Хогсмиде. Я отправился туда и услышал… Джин, я понятия не имел, это звучало, как какая-то ерунда! - выкрикнул он отчаянно, умоляюще глядя на неё.
"Я не хотел", - тут же вспомнилось ей. Гарри, ранивший Драко Сектумсемпрой, Малфой, подставивший руку под Знак Мрака, Сириус, отправивший однокурсника в лапы к оборотню. Сколько ещё эти безмозглые мальчишки будут закусывать дрожащие губы и смотреть испуганными глазами, как будто умоляя её исправить последствия их собственного идиотизма?
- Что - это?
- Пророчество.
Одно-единственное слово, казалось, повисло над их головами, как лезвие гильотины. Джин было противно выспрашивать дальше, притворяясь, что она снова его не понимает, поэтому она просто ждала, пока он возьмёт себя в руки и продолжит.
- Я даже не запомнил его толком. Просто сказал Лорду, что был свидетелем того, как собеседница Дамблдора впала в пророческий транс. И что она упоминала имя Лорда. Потом он залез ко мне в голову и сам просмотрел мои воспоминания. Я и думать об этом забыл… - он нервно вскочил с кресла, сделал несколько шагов к двери и вновь повернулся к Джин с искажённым эмоциями лицом. - Ему нужна Лили! Моя Лили! Он считает, что пророчество касается именно её ребёнка… Я потом тоже пересматривал этот момент. У Лорда есть такая штука… неважно. В общем, теперь он боится быть побеждённым каким-то ребёнком, который родился в конце июля. Ну неужели таких детей мало? Почему Лили?!
- В смысле, будь это любой другой ребёнок, тебе было бы всё равно? - уточнила Джин, едва сдерживая внезапно нахлынувшую ярость. - Да и ребёнок Лили - не она сама, так ведь? Чего ты распереживался?
- Он убьёт их всех, - едва слышно ответил Северус, падая на колени. - Его не остановить никому… Дамблдор обещал, но он не сможет… Что мне делать?!
- Дамблдор? Ты говорил с ним?
- Только что, - он горько усмехнулся. - Он тоже меня презирает, но обещал помочь.
- А от меня ты что хочешь?
- Я не знаю. Ты ведь что-то знаешь про Лорда, так? Ты всегда его ненавидела. Я теперь на твоей стороне, я сделаю всё, чтобы он… Джин, его необходимо уничтожить.
В его глазах сверкала такая ненависть, что Джин стало страшно. Она осторожно приблизилась к Северусу и обняла за плечи. Он и в детстве нечасто позволял ей такое, но сейчас просто уткнулся лбом в её плечо, тяжело дыша. Так они просидели несколько минут. Потом Северус поднял голову и уставился на неё, как будто пытаясь загипнотизировать пристальным взглядом.
- Я должен его уничтожить, понимаешь?
- Из-за Лили?
- И из-за мамы, - он отстранился, попятился, почти забившись в угол между креслом и стеной, и сгорбился там ещё больше. - Я нашёл того урода, который убил её. Недавно. Джин, он был под Империо!
- И ты думаешь… - она вновь села на пол напротив Северуса и взяла его за руки. Они были ледяными, как у покойника, и она машинально стала растирать их.
- Я знаю, - жёстко ответил он. - Теперь уже уверен. Сначала я случайно узнал, что почти у всех наших родители умерли незадолго до или сразу после… посвящения. У Гойла, Эйвери, Малфоя… И у всех - очень странно, ни один не умер естественной смертью. Я точно знаю - он устраняет их. Для того, чтобы получить доступ к деньгам и поместьям, или просто потому, что могут помешать. Полгода назад Цигнус Блэк свернул себе шею на лестнице в собственном доме. Уверен, это тоже неслучайно потому, что он в последнее время слишком активно пытался контролировать Люциуса и Рудольфуса. В общем, я съёздил в тюрьму к этому… покопался в его воспоминаниях.
Его лицо вновь исказилось от боли, и он надолго замолчал. Джин сидела рядом, не зная, что сказать. Это было даже чудовищнее, чем всё то, что она знала о Волдеморте до сих пор. Расчётливо уничтожать всех, кто мог препятствовать вербовке молодёжи, а потом, как ни в чём не бывало, оказывать "несчастным сиротам" своё "благородное покровительство" - в точности как это было с Северусом!
- Она умоляла его остановиться, - снова заговорил Северус таким неживым голосом, что Джин вновь охватил ужас. - Обещала отдать всё, что есть в доме. Клялась, что никому не расскажет. А он просто бил, бил, бил её… как машина. Как чёртов автомат, который запрограммировали на убийство. И все её слова… она думала, что говорит с человеком. А он был просто куклой.
Его затрясло, и Джин кинулась в хранилище за успокаивающим. Когда она вернулась, Северус уже выл в голос, и ей пришлось чуть ли не насильно вливать в него зелье, а потом с помощью Мобиликорпуса вытаскивать из угла, в который он забился. Уложив его на диван, она села рядом, гладя спутанные волосы.
- Это я виноват, - сипло сказал он, смотря куда-то поверх её плеча, как будто говорил сам с собой. - Если бы я не старался показать себя, если бы не сказал Мальсиберу, что хочу выполнять какую-нибудь работу для Лорда, он бы меня и не заметил. Но я сам хотел… хотел стать кем-то… Я думал, что это мой шанс!
- Ты не знал, - сейчас у неё не достало бы жестокости говорить ему правду о том, что истинное лицо Лорда и его последователей было замечательно видно даже тогда.
- Знаешь, Регулус пропал, - произнёс Северус после длинной паузы и снова сел, притянув колени к подбородку. - Он пытался на что-то намекнуть, но я не понял тогда, а он не рискнул сказать прямо. А потом пропал совсем, даже совы к нему лететь отказываются. Теперь мне больше некому довериться.
- А Малфой? - осторожно спросила она, страшась услышать, что и ему Северус больше не доверяет.
- Люца нельзя в это втягивать, - решительно сказал он. - У него семья. Он и так балансирует на грани. Одно неверное движение - и все его привилегии кончатся.
- Привилегии?
- Лорд не посылает его на передовую, - ответил Северус и сумрачно добавил: - Пока.
- А тебя? - голос Джин прозвучал так слабо, что она и сама его не узнала.
- А мои привилегии, похоже, кончились, - он невесело усмехнулся. - Лорд со мной уже наигрался. Сначала были бесконечные комплименты и уверения, что мой талант необходимо развивать. Он таскал меня в Европу, знакомил с лучшими зельеварами, проводил в библиотеки, о существовании которых мир даже не подозревает… Потом наконец выделил мне помещение под собственную лабораторию и помог её оборудовать. У меня было всё, чего я только мог пожелать - любой ингредиент, любые книги - всё, что угодно. И он был мной доволен. Но однажды просто отправил нас в отряд под командованием Розье - меня и Регулуса. И мы почти месяц занимались тем, что переправляли через египетско-израильскую границу какие-то секретные грузы. Было несколько столкновений с местными аврорами, потом контрабанда пошла через Ливию, а нас отозвали в Англию. И знаешь, какое задание нас там ожидало? - он помолчал, очевидно, взвешивая цену своей откровенности, и наконец всё-таки решился: - Нападение на семью волшебников. Прямо у них дома - не бой, не операция - убийство. Он был каким-то министерским работником и слишком активно противодействовал решениям, которые Лорд пытался протолкнуть с помощью своих ручных политиков. Там был ещё ребёнок, мальчик, лет пяти…
Северус уткнулся лицом в свои колени. "Эдгар и Линда, - стучало в голове у Джин. - И маленький Джейми. Наш сын полка". Ей хотелось кричать.
- Регулуса пытались заставить убить женщину. Но он не смог. У него так и не получилось ни одного заклинания, а потом он просто бросил палочку, и сказал, что не будет.
- А ты? - прошептала Джин и тут же зажала себе рот обеими руками, как будто пытаясь удержать уже вырвавшиеся слова. "Пожалуйста, не надо, я не хочу этого знать!"
- А мне не пришлось, - ответил Северус устало. - Розье слишком увлёкся, преподавая Регу урок, как правильно убивать. Потом Лорд разрешил мне вернуться в лабораторию, а для Регулуса у него было какое-то специальное задание. После этого я видел Рега всего один раз. Мне кажется, всё это его сломало, но он так и не открылся мне. Доверие - слишком большая роскошь в нашей тёплой компании. Может быть Рег сбежал, а может Лорд о чём-то догадался и убил его. Сейчас я уже ничему не удивлюсь.
- Значит, тебя Лорд оставил в покое?
Облегчение в её голосе было таким огромным, что Северус даже улыбнулся. Впервые по-настоящему улыбнулся с того момента, как она обнаружила его в своей гостиной. Впрочем, улыбка быстро погасла.
- Он совершенно непредсказуем. То поручает мне сварить сложнейшее зелье по уникальному, считавшемуся утерянным рецепту и потом говорит, что оно удалось мне идеально, то отправляет шпионить за Дамблдором. Я не знаю, что ему придёт в голову в следующий раз, - и никто не знает. Так что, если тебя интересует, недалёк тот день, когда он специально займётся "неблагонадёжными" вроде меня или Люциуса, ходят слухи на этот счёт. Особенно про Люца. Тут Белла подливает масла в огонь, ей ужасно хочется, чтобы Лорд попробовал его "в деле". Садизм в чистом виде. В этом она уже переплюнула всех, в том числе и самого Лорда.
- Он может бежать. Ты можешь бежать.
- От этого не сбежишь, - сказал он глухо и аккуратно закатал рукав рубашки, демонстрируя ей метку. - Вот это связывает нас навсегда. И где бы мы ни находились, Лорд всегда сможет нас найти.
- Ты мог бы спрятаться здесь, в Хогвартсе, - упрямо возразила Джин. - Он мог бы сколько угодно знать, где ты, но никогда бы тебя не достал.
Северус послал ей какую-то снисходительную улыбку, как будто вновь собирался сказать что-нибудь о женских мозгах.
- Дамблдор не собирается предоставлять мне убежище, Джин. Он хочет использовать меня по-другому.
- Как шпиона, - утвердительным тоном произнесла она, и Северус кивнул.
- Не знаю, будет ли от этого толк. Но я всё сделаю, чтобы помочь защитить Лили. А если её сын и вправду тот самый ребёнок из пророчества… Ты веришь, что какой-то ребёнок может его победить?
Внезапно он схватил Джин за руки, глядя ей в глаза с такой страстной надеждой, что она поняла - нельзя сейчас притворяться. И ответила честно:
- Да, Северус, я верю в этого ребёнка.
- Но может быть есть ещё что-нибудь? Ты столько знаешь о Лорде, вдруг есть другие способы? Я готов на всё…
Джин почувствовала, что её знобит, и обхватила себя руками за плечи. Она столько знала, что в пору было лезть в петлю. "Но мы это уже проходили в Мунго, правда ведь?"
- Ты ничего не сделаешь в одиночку, - твёрдо сказала она. - Просто слушайся Дамблдора и учись закрывать от… от Волдеморта разум.
- А Лили? - почти выкрикнул он. - Ведь он найдёт её, для него нет ничего невозможного!
- Дамблдор позаботится о ней, как обещал.
- А ты? Ты обещаешь? С ней всё будет в порядке?
- Не спрашивай меня, - прошептала она, зажмурившись. - Пожалуйста, не спрашивай.
- Вы все одинаковые, - горько сказал он.
- Да, - просто подтвердила она, вставая с дивана. - Мы одинаковые. И у нас одна цель.
Северус тоже поднялся и потянул к себе плащ.
- Ты можешь остаться до утра, - предложила Джин, но он покачал головой и двинулся к выходу на террасу.
- Спасибо, что выслушала. Это ты всегда хорошо умела.
- Северус! - он остановился на пороге. - Береги свою душу.
- Мне теперь надо втираться в доверие. Быть очень, очень полезным. Целая душа - это не то, что Лорд ценит в своих людях.
Он плотно притворил за собой стеклянную дверь, но у Джин было ощущение, что она осталась открытой настежь - настолько холодно вдруг стало в комнате. Она подбросила полено в огонь и села напротив камина, пытаясь взять под контроль эмоции, как учил её Уивери.
"Второй такой приступ может убить вас, Джин, - сказал он ей на прощанье. - Что бы ни вызывало такую бурную реакцию - выбросьте это из головы раз и навсегда. Я бы даже рекомендовал локальный Обливиэйт. Но если это вам не подходит, то просто гоните от себя мысли, которые заставляют вас терять власть над своей магией. А ещё лучше - переключайтесь на что-то другое".
На что можно было "переключиться" с чувства вины, пожирающего её заживо, Джин по-прежнему не представляла.
***
- Что это за "надёжный источник", интересно знать? - скривился Сириус. - И почему мы должны ему доверять?
- Потому что Дамблдор ему доверяет, быть может? - пожала плечами Джин и равнодушно отвернулась к окну. Из новой штаб-квартиры Ордена, расположенной на окраине Форта Уильяма, открывался чудесный вид на Бен-Невис.
- А собственной голове ты тоже не доверяешь, сынок? - язвительно поинтересовался Грюм. - И без того понятно, что у нас завелась крыса.
Джин еле удержалась, чтобы не кинуть взгляд на Питера. "Интересно, как он себя чувствует сейчас?"
- Но это невозможно! Должно быть другое объяснение…
- Другое объяснение тому, что в последние три месяца мы потеряли обе штаб-квартиры? Или что обыск того склада, который обнаружили Бенджи со Стерджисом, ничего не дал, хотя упыри туда что-то выгружали буквально накануне? Или что в Олтене нас ждала засада?
- То есть кто-то в этой комнате…
- О, ну вот мы и дошли до "охоты на ведьм"! - возмущённо воскликнула Эмми. - Ты думай, что говоришь, Сириус.
- Вообще-то, Эмми, он прав, - Грюм закашлялся. - Это - самое вероятное.
- Навешанные на кого-то следящие чары? Прослушивание? Кто-то купленный в аврорате?
- Только если всё сразу, - прокомментировала Джин через плечо. - А это слишком сложно. Версия нашего тайного осведомителя выглядит более правдоподобной. Насчёт крысы.
Она всё-таки не удержалась от этой невинной подначки. И очень зря, потому что Сириус мгновенно взвился, своим безупречным чутьём угадав угрозу для друга, хоть и не осознав её головой:
- Тогда это ты, Найтли. Единственная слизеринка среди нас. И не помню, чтобы ты когда-нибудь использовала против упырей хоть что-то посерьёзнее Ступефая. Бережёшь коллег?
- Полегче на поворотах, сынок, - буркнул Грюм недовольно. - Мы не будем вот так обвинять товарищей, - с нажимом добавил он, обводя фениксовцев пристальным взглядом. - Но когда всё выясним - а мы выясним - я не позавидую предателю. Своими руками… - он досадливо махнул рукой и сел обратно за стол, на котором были разложены карты.
Настроение у всех было хуже некуда. И оттого, что Орден с самой осени преследовали сплошные неудачи, и из-за озвученного наконец подозрения, которое, Джин была уверена, уже не раз приходило в голову каждому. Положение и без того было тяжёлым. Волдеморт наконец догадался, каким образом можно оказывать давление на таинственный Орден, в существовании которого он убедился окончательно, завербовав Петтигрю. Он начал посылать Дамблдору угрозы, требуя выдать ему Поттеров и Лонгботтомов - в обмен на жизни магглов.
"У него вся страна в заложниках, что тут можно поделать?" - развёл руками Грюм.
Всё, чего удалось добиться от Министерства - разрешение аврорату отслеживать массовые аппарации. Один раз таким образом получилось засечь место, выбранное упырями для очередного рейда, и спасти маггловскую семью от расправы. Но на следующий раз отряд под командованием Грюма угодил прямиком в расставленную ловушку. Двое авроров были ранены, один погиб, и ни одного упыря не удалось взять живым. Теперь Орден с ужасом ожидал новых угроз, понимая, что им нечего противопоставить террору.
От постоянного нахождения в боевой готовности, висящих в воздухе неясных подозрений, от всех пережитых потерь и от предчувствия новых на совещаниях фениксовцев не осталось и следа той прежней атмосферы, которая раньше даже в самые тяжёлые моменты давала силы распрямиться и шагать дальше, чувствуя рядом плечи товарищей. Теперь же любое веселье казалось натянутым, искусственным, отравленным мыслью, что никому нельзя доверять, что они несут поражение за поражением и не видно этому конца.
Лонгботтомов и Поттеров Дамблдор прятал лично. Скорее всего он уже рассказал им о пророчестве, иначе вряд ли удалось бы убедить их таскаться с маленькими детьми по чужим домам, меняя укрытие почти каждую неделю. Это была не жизнь, а выживание, и Джин уже готова была сама подсказать Дамблдору идею с Фиделиусом, пусть даже это бы образовало новый временной парадокс, но было ещё два соображения, которые мешали это сделать. Во-первых, проницательный директор первым делом бы заподозрил попытку вмешательства в прошлое и не послушал бы её. А во-вторых, заклятье верности, так же как и фокус с говорящими патронусами, было попросту неизвестно в этом времени. Джин понятия не имела, откуда Дамблдор откопал его, и даже начала подозревать, что Фиделиус был специально изобретён для защиты от Волдеморта. Как бы то ни было, пока Поттеры обходились без хранителя, они не рисковали быть выданными, так что, взвесив все "за" и "против", Джин решила не вмешиваться.
Никто из Ордена не знал, где скрываются Лили и Алиса с сыновьями. Находя для них новое убежище, Дамблдор посылал Фоукса с письмом, в котором давались координаты для аппарации. Джеймс и Фрэнк пытались участвовать в жизни Ордена, но чем дальше, тем реже появлялись на общих собраниях, в основном получая инструкции непосредственно от Грюма. А без Джеймса Сириус был малоуправляем - ни Ремус, ни тем более Питер не имели на него такого влияния, и даже Эмми всё чаще теряла терпение, когда он впадал в детство и начинал психовать, что "надо же что-то делать". Всё, что им оставалось сейчас - сидеть в ожидании нового рейда и надеяться, что удастся среагировать вовремя и спасти хотя бы одну жизнь. Грюм пытался проанализировать закономерность выбора Волдемортом целей нападений, но без Лили мало что получалось, а подключать её Орден не собирался - от неё и Алисы скрывали то, каким образом упыри пытаются добиться их выдачи.
Впрочем, Джин была уверена, что никакой закономерности не существует. Невозможно было угадать, куда будет нанесён следующий удар. Вся надежда была на Северуса, который понемногу поставлял сведения о планах Волдеморта. И ужасно рисковал, пока в штабе Ордена был предатель. Поэтому нытьё Сириуса, который органически не мог смириться с бездействием, раздражало её больше, чем кого бы то ни было. Он рвался совершать какие-то эпические подвиги, совершенно не задумываясь о том, что героизм может заключаться не в размахивании палочкой в гуще боя, о том, какое огромное мужество требуется, чтобы действовать в одиночку под самым носом у Волдеморта, играя роль его верного слуги. Сириус не понимал этого сейчас, не имея совершенно никакого уважения к их тайному информатору, и не поймёт даже спустя пятнадцать лет. И сейчас он, вместо того, чтобы всерьёз отнестись к предупреждению о "крысе", предпочитал кидаться от страстного отрицания такой вероятности к страстным обвинениям первого подвернувшегося под руку. В данном случае первой подвернулась Джин, и то, что она не чувствовала обиды, было связано лишь с тем, что она на самом деле считала себя предательницей. Как ещё можно назвать человека, который бездействует, зная то, что знает она?
Она потёрла озябшие руки и вновь уставилась на гору, вершина которой скрывалась в облаке. Созерцание хайлэндских пейзажей умиротворяло не хуже, чем наблюдение за пляской огня в камине. И уж в любом случае пялиться в окно было лучше, чем постоянно наталкиваться взглядом на Питера.
- В общем, ребятки, постоянная бдительность! - резюмировал Грюм. - Найтли, как обычно, дежуришь здесь, с тобой Люпин и Фенвик. Остальные - отсыпаться по домам. Если Дамблдор получит очередную писульку от упырей, будут активированы галеоны. Тогда авроры аппарируют в Министерство, остальные собираются в штабе. И будем ждать, что скажут специалисты, если вдруг снова удастся отследить рейд. А может этот наш… "источник" чего-нибудь подскажет.
- Аластор, нам нужен второй колдомедик, - вновь подняла так и не решённый вопрос Джин.
- Ты как себе это представляешь, Найтли? Тут и без того информация утекает, а ты хочешь именно сейчас расширить круг вовлечённых?
- Да какая уж теперь разница, - вставил из своего угла Стерджис.
- Не обязательно посвящать нового человека во всё. Достаточно, если кто-то в Мунго будет точно так же дежурить и аппарировать по вызову. Я могу попробовать найти кого-нибудь надёжного…
- А тебе-то самой доверять можно? - опять завёлся Сириус.
Она наконец повернулась к остальным, уставившись прямо в возмущённые серые глаза.
- Доверять, Блэк, нельзя никому. Подумай об этом.
- Джин, Сириус, хватит! - взмолилась Эмми. - Сил нет больше смотреть, как вы собачитесь.
- Ладно, Найтли, допекла, - вмешался в перепалку Грюм. - Найду я тебе целителя, лично позабочусь. А ты, Блэк… в самом деле! - он собирался ещё что-то добавить, но передумал, лишь безнадёжно махнув рукой. - Всё, отбой, сегодня больше ничего не высидим.
Подавленные и растерянные, фениксовцы постепенно начали расходиться.
- О чём думаешь? - подсел к Джин Ремус.
- Хочу совершить восхождение на Бен. Только вот боюсь, что это противоречит принципу "постоянной бдительности".
- Потому что нам нельзя разделяться, - кивнул Ремус.
- Потому что кто-то из нас может тут же побежать докладывать Волдеморту, - добавил подошедший к ним Бенджи, скорчив неописуемую гримасу.
- Но когда война кончится… - начал Ремус.
- …мы поднимемся туда всем Орденом… - продолжил Бенджи.
- …и дружно напьёмся? - предположила Джин, отгоняя от себя мысли о том, что к этому времени от "всего Ордена" останется едва ли половина первоначального состава. И если под окончанием войны подразумевать полную победу над упырями, то Бенджи уже не суждено участвовать в этом восхождении.
- Всё-то вы к одному сводите, - вздохнул Ремус.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:20 | Сообщение # 39 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 33.
Люциус аппарировал на дорожку, ведущую через полузаброшенный сад с поломанными деревьями к мрачному серому дому. Он ненавидел это место, один взгляд на унылый пейзаж заставлял сердце сжиматься от дурных предчувствий. Особенно сейчас, когда для таких предчувствий было более чем достаточно реальных причин. Люциус покосился на угрюмого Кристиана, шагающего чуть позади - было совершенно очевидно, что прикрывать его тот не станет. В конце концов, в провале сегодняшней операции был виновен только Люциус.
Лорд вызвал его к себе неожиданно, а это всегда означало, что поручение будет особенно гадким. Но в этот раз планировался не рейд.
"Ко мне поступили сведения, что одного из мальчишек, попадающих под описание пророчества, будут перевозить в другое место, - Лорд доверительно придвинулся к Люциусу, и тому стоило огромных трудов продолжать невозмутимо слушать, вместо того, чтобы отшатнуться от его змееподобного лица. - Ты должен лично захватить или убить этого ребёнка".
"Да, мой Лорд", - Люциус склонился ниже, это позволяло под благовидным предлогом прятать глаза.
"С тобой отправится Нотт. По словам моего источника, там будут только мать и ребёнок, так что для вас не составит труда справиться с ними. Как только они выйдут за границу ненаходимости, чтобы аппарировать - нападайте. Можете принести мальчишку сюда, посмотрим сначала, что же в нём такого особенного. Но если не выйдет доставить его живым, я не очень расстроюсь".
Удерживая каменное выражение лица, Люциус кивнул и поспешно покинул резиденцию Лорда, надеясь ничем не выдать охватившего его ужаса и отвращения. Речь шла о годовалом ребёнке, ровеснике Драко! Люциус слышал от других, что иногда во время рейдов совершались нападения на семьи с детьми, и каждый раз благодарил Мерлина, что его самого пока не вынуждали поднять палочку на женщину или ребёнка. Хотя в последнем организованном их отрядом взрыве вполне мог погибнуть кто угодно. Но это всё же нельзя было сравнить с… И вот его везенье кончилось, и предстояло самое страшное.
Но всё вышло совсем не так, как рассчитывал Лорд и страшился Люциус. Они с Кристианом аппарировали в указанную точку, и вскоре, как и было обещано, из-за волшебного барьера появилась молодая ведьма с малышом в перевязи.
"Давай, Люц!" - возбуждённо шепнул Кристиан, но Люциус, уже поднявший трясущейся рукой палочку, вдруг узнал Кэдоган. Это точно была она, только с более короткой стрижкой.
Убить мало того что женщину - бывшую однокурсницу - нечего было и думать. А пока Люциус колебался, неподалёку раздались хлопки аппарации и рядом с Кэдоган появились ещё двое. Она испуганно дёрнулась, но тут же явно узнала прибывших и даже кинулась обниматься, но была остановлена одним из них.
"Алиса, аппарируй сейчас же!" - раздался голос, который Люциус не спутал бы ни с чьим другим. Найтли!
"Вот они!" - крикнул второй волшебник, указывая палочкой на Кристиана и Люциуса, выступивших из своего укрытия.
Нотт, не дожидаясь команды, шарахнул по Кэдоган Импедиментой, но та успела дизаппарировать, а в грудь Люциуса ударил Ступефай, посланный Джин. Он отлетел к какому-то забору, о который приложился затылком и потерял сознание. Всего на несколько мгновений, потому что, когда он вновь открыл глаза, бой ещё продолжался. Точнее, Нотт сражался с высоченным блондином, а Джин как раз заканчивала развеивать аппарационный след - их единственную надежду всё-таки выполнить задание Лорда. Видно, эта же мысль пришла в голову Кристиану, потому что он, попав в своего противника каким-то рассекающим заклинанием, направил палочку на Джин и прокричал:
"Авада Кедавра!"
Люциус ещё не успел осознать, что едва не произошло на его глазах, а Джин, молниеносным движением увернувшись от убивающего проклятья, уже отбросила Нотта Ступефаем и метнулась к раненому блондину. В этот момент Нотт снова поднял палочку, целясь в спину склонившейся над товарищем Джин, но зелёный луч ударил в щит, который успел выставить между ними Люциус. Джин хватило этого мгновенья, чтобы активировать свой портключ, и они с блондином перенеслись куда-то, где ей уже не угрожала опасность.
Нотт не сказал Люциусу ни слова, но совершенно точно не собирался молчать, когда настанет время объясняться с Лордом. Люциус нашарил рукой висевшую на груди под мантией астролябию. Он и не думал воспользоваться ею, нет, он давным-давно пересёк черту невозвращения. Не потому, что был замечен в пытках или убийствах, хотя ему уже несколько раз случалось быть их молчаливым соучастником, а потому, что он больше был не один. Если бы он сбежал с помощью портключа, в заложниках у Лорда осталась бы его семья. Так что оставалось положиться лишь на свою феноменальную везучесть и выкручиваться до последнего. Но само ощущение тёплого металла под рукой придавало ему сил. Словно последнее напутствие от Джин.
Когда они поднялись на крыльцо, дверь сама распахнулась перед ними, и в лицо повеяло затхлым запахом нежилого дома. Лорд ждал их в холле.
- Как я вижу, вы не принесли ребёнка. Жаль, очень жаль. Необязательно было доставлять его живым, но я в любом случае хотел бы видеть тело. К тому же, некоторые его части пригодились бы для моих исследований…
- Мой Лорд! - Нотт распластался на каменном полу у ног Лорда. - Люциус упустил ребёнка!
Сделав глубокий вдох, чтобы не начать оправдываться слишком поспешно, Люциус заговорил:
- Мой Лорд, ваш информатор солгал. Там были ещё авроры, которые и помешали…
- Я сражался с ними обоими! - сдавленно пискнул Нотт. - А ты загородил их щитом!
- Я загородил тебя, - холодно возразил Люциус. - Аврорша как раз разворачивалась, чтобы ударить.
- Тс-тс-тс, мой скользкий друг, - покачал головой Лорд. - Так уж получилось, что я навесил на Нотта один любопытный артефакт, который позволил нам видеть всё его глазами.
- Нам? - глупо переспросил Люциус.
- Да, Люци, и это было тако-о-ое занятное зрелище, - протянула хрипловатым голосом Белла, появляясь из двери за спиной Лорда. - Я всегда подозревала, что ты неровно дышишь к этой Найтли. Но чтобы настолько…
- Настолько, чтобы не дать её убить, когда ребёнка всё равно уже упустили? - уточнил Люциус. - Да, я против бессмысленного убийства тех, кто ещё может пригодиться. Найтли дружила с матерью ребёнка, её имело смысл захватить живой. Я же не знал, что у неё есть портключ!
- Но ты наверняка знаешь, куда она могла направится? - вкрадчиво спросил Лорд. - Если ты приведёшь её сюда, твой сегодняшний промах будет забыт.
- Мой Лорд, это сложная задача. Теперь она вряд ли подпустит меня близко. Я ведь говорил, что был бы гораздо полезнее, если бы моей репутации не угрожало участие в противозаконных операциях…
- Вряд ли она тебя узнала, Люци, - хохотнула Белла. - Так что вполне возможно, твоя репутация всё так же безупречна и не помешает тебе приволочь сюда девчонку прямо сейчас. Даже я знаю, что она по-прежнему работает на Дамблдора, а значит ты без труда разыщешь её в Хогвартсе. Отправляйся! - к концу своей речи она почти сорвалась на визг.
- Мой Лорд, я жду ваших распоряжений, - Люциус склонил голову, совершенно игнорируя презрительное фырканье Беллы. - Если такова ваша воля…
- Да, мой скользкий друг, такова моя воля. И поторопись. А чтобы ты как можно точнее исполнил поручение на этот раз, мы решили создать для тебя дополнительный стимул.
Он махнул рукой, и от магического порыва тут же распахнулись двери слева от холла. А за ними стояла бледная как смерть Цисси с маленьким Драко на руках.
***
Раны Сигрида наконец начали затягиваться. К огромному облегчению Джин, его ранило не Сектумсемпрой, залечивать которую обычными методами получалось плохо. Она с ужасом ждала, что когда-нибудь столкнётся с такой раной, и почти каждый день кляла себя, что так и не расспросила Северуса, каким образом нейтрализовать действие изобретённого им проклятья. Но в Сигрида попало обычное рассекающее заклинание, поэтому заживляющее и кроветворное зелья вполне справлялись.
- Джин! - окликнула её Поппи из своего кабинета. - Срочно к директору!
"Неужели что-то с Алисой!" - в панике она едва не перевернула стоявший на дороге стул и помчалась к камину.
Когда к Дамблдору пришли сведения о том, что Лорд готовится перехватить Алису с Невиллом при перемещении из одного укрытия в другое, не было возможности оповестить об этом членов Ордена. Большая их часть как раз сегодня занималась приведением в порядок могилы Маккиннонов, снова осквернённой упырями. Похоже, Марлин имела особое значение не только для фениксовцев, но и для самого Волдеморта, который вот уже третий раз отмечал годовщину её убийства специальными акциями. Но в этот раз он превзошёл сам себя, превратив выкопанные тела Маккиннонов в инфери и натравив их на ближайшую маггловскую деревушку. Только теперь стало очевидно, что это было затеяно именно ради того, чтобы в нужный момент большая часть аврората и почти все члены Ордена были заняты защитой магглов и ликвидацией последствий. Под рукой у Дамблдора оказались только Джин и преподаватель ЗОТИ Сигрид Йонсен, работавший в школе весь прошлый учебный год, а теперь пришедший подписать увольнение. Они перенеслись в указанное Дамблдором место и едва успели помешать двоим упырям убить Алису или отследить её перемещение по аппарационному следу. Джин была уверена, что всё сделала правильно, что же могло пойти не так?
Неловко, как обычно, вывалившись из камина в директорский кабинет, она обнаружила там человека, которого меньше всего ожидала увидеть.
- Найтли, я убью тебя! - Нарцисса с перекошенным лицом бросилась на Джин, замахиваясь на неё кулачком, в котором была зажата…
- Что случилось? Где Люциус?! - Джин перехватила её занесённую для удара руку, и Нарцисса как будто обмякла, теряя весь свой запал. - Да говори же!
- Это ты виновата, - прошептала Нарцисса, без сил опускаясь в пододвинутое Дамблдором кресло.
- Откуда у тебя это? - Джин забрала из её руки астролябию.
- Люциус мне кинул, и я поймала. А потом он крикнул какое-то заклинание и сработал портключ.
Нарцисса раскачивалась взад и вперёд, глядя прямо перед собой пустыми, как будто выцветшими от страха глазами. А Джин вдруг увидела, что кроме них в комнате находится ещё один человек. В огромном дамблдоровском кресле, едва доставая белобрысой макушкой до крышки стола, сидел пухлощёкий малыш с забавным чубчиком, сосредоченно таращивший серо-голубые глазки на клекочущего над ним Фоукса. И тогда на Джин накатил самый настоящий ужас. Она ухватила Нарциссу за плечи и встряхнула, как мешок с тряпьём.
- Что с Люциусом?!
Нарцисса уставилась на неё с нескрываемой злобой.
- Его пытают, наверное. А может уже убили. Белла сказала, что он предал Лорда. Не выполнил задание и помешал убить тебя.
- Что?! Когда это было?
- Сегодня. Только что. Я не знаю! В Малфой-мэнор аппарировала Белла, велела мне взять Драко и идти с ней. А там… там… - её огромные голубые глаза налились слезами, а губы задрожали. - Я говорила Лорду, что это ошибка, что Люциус никогда бы не стал защищать грязнокровку. Но он только смеялся. А потом велел Люциусу привести тебя к нему. Но Люц… он кинул в меня этой штукой. Закричал: "Лови!", а потом ещё что-то…
- Где это было? - перебила её Джин.
- Я не знаю, - Нарцисса беспомощно захлопала глазами. - Большой серый дом…
Времени на пляски с думосбором не было, и Джин просто наставила на неё палочку.
- Легилименс!
Она никогда не пробовала читать чужие мысли. Рон с Гарри как-то развлекались таким образом, но Гермиона наотрез отказалась, заодно нагрузив их десятиминутной лекцией об этике. Сейчас ей не было никакого дела до всей этой чуши. Она просто провалилась в сознание Нарциссы, и её тут же завертел хоровод каких-то обрывочных мыслей и впечатлений. Кажется, Нарцисса кричала, но на это Джин тоже было плевать. Она только отстранённо понадеялась, что они не испугают маленького Драко. Потом раздался голос Дамблдора, который уговаривал Нарциссу расслабиться и подумать о том месте, о том большом сером доме. И это сработало. Бешеная пляска картинок, вызывавшая тошноту и головокружение, прекратилась и прямо перед Джин возникло чёткое изображение уродливого сада и заброшенного дома за ним.
Сложнее оказалось выбраться из чужого сознания, как будто опутавшего разум Джин липкими белёсыми нитями. А голос снаружи уговаривал высвобождаться осторожно, потому что иначе можно повредить Нарциссе. Джин сосредоточилась на своём опыте вмешательства в чужую память, чем-то эти две области ментальной магии были похожи. И только тогда, шаг за шагом, начала аккуратно выпутываться из мутной пелены, царившей в голове у Нарциссы, которая, похоже, потеряла сознание.
Джин пришла в себя, тяжело дыша, сидя на ковре посреди директорского кабинета. Нарцисса безвольной сломанной куклой лежала в кресле.
- Джин, как ты могла? - укоризненно спросил её Дамблдор, нависая над ней и сверкая где-то в вышине своими очками. - Запрещено применять легилименцию к людям без их согласия. Тем более так неумело.
- Простите, - хрипло ответила она, опершись на крышку стола, чтобы подняться. - Мне нужна была картинка.
- Ты могла повредить сознание - и себе, и Нарциссе…
- Как она?
- К счастью, всё в порядке. Но это не твоя заслуга.
- Я знаю, - устало согласилась она. - Альбус, сейчас это не имеет значения. Дайте мне мантию Джеймса, скорее!
- Я не могу позволить тебе…
- Вы не можете мне помешать! - выкрикнула она срывающимся голосом. - Не дадите мантию - я уйду так.
Дамблдор направил на неё свою палочку.
- Джин, прости, но я не отпущу тебя. Ни с мантией, ни без. Это грубейшее вмешательство…
- Вы не понимаете, - она тоже выхватила палочку, отлично осознавая, что против директора не имеет никаких шансов. - Наоборот, я должна исправить последствия своего вмешательства. Это я дала Малфою портключ. Это из-за меня он нарушил приказ, и теперь может быть убит. Вы хотите, чтобы ещё один ребёнок рос без отца?
Они оба перевели взгляд на Драко, который начал кукситься и явно готовился зареветь.
- Экспелли…
Директор едва заметно шевельнул палочкой, невербально запечатав её рот с помощью Силенсио.
- Джин, прекрати! - он тут же снял с неё заклятье, глядя с укором. - Слизерин тебя определённо испортил.
- Попробовать стоило, - ответила она вместо извинения. - Так вы отпустите меня?
- Иди, - он со вздохом протянул руку на одну из полок и достал оттуда нечто прозрачное и невесомое. - Я так понимаю, Орден тебе на помощь посылать нельзя?
Она кивнула.
- Вот это точно будет вмешательством, - она подхватила маленького Драко, который как раз собрался сползти с кресла на пол, и подняла его на вытянутых руках. - Я обещаю, что вернусь, - сказала она Дамблдору, глядя при этом в круглые от удивления глаза мальчика. - Я обещаю.
***
Магические путы натирали запястья ничуть не хуже, чем реальные верёвки. Впрочем, о том, как действуют последние, Люциус знал только из книг. Его и магическим способом связали впервые в жизни. "Вот интересно, хорошо бы, чтобы этот раз оказался и последним, или лучше не надо такого желать?" - он истерически хихикнул.
- Что, веселишься, Люци? Думаешь, что всех перехитрил? - Белла крутанула в воздухе палочкой, затягивая невидимый шпагат ещё сильнее, отчего у Люциуса искры посыпались из глаз.
- Ничего подобного, Белл, - прохрипел он. - Это недоразумение.
- Недоразумение?! - её тёмные глаза угрожающе сощурились. - Сейчас посмотрим, что ты скажешь, если… Кру…
- Не нужно, - Лорд мягко отвёл её руку с палочкой, отчего Белла немедленно зарделась. Люциус даже не представлял, что она умеет так мило смущаться. - Лучше отправляйся в Малфой-мэнор, убедись, что сестра с племянником благополучно добрались.
Когда за Беллой скрипнула, закрываясь, входная дверь, Лорд уселся в кресло напротив Люциуса, сидевшего на стуле со связанными за спиной руками, и лёгким движением палочки немного ослабил путы.
- Значит, недоразумение, - задумчиво протянул он. - В таком случае зачем же этот балаган с портключом? Странно выражается твоя верность.
- Простите, мой Лорд! Просто я не мог позволить, чтобы угрожали тому, что принадлежит мне. Это один из пунктов малфоевского кодекса. У каждого древнего рода есть такой, вы же знаете… - он подавил искушение взглянуть в этот момент в лицо Лорду, чтобы понаблюдать за его реакцией. - Он работает как Нерушимая клятва, так что я не мог поступить иначе. Со мной же вы можете делать, что хотите, как видите, я и не думал от вас скрываться. И если честно, - тут Люциус поднял голову, призывая на помощь всё своё актёрское мастерство, - я обижен недостатком доверия с вашей стороны.
- Обижен? - в голосе Лорда недоумение мешалось с насмешкой.
- Я преданно служу вам уже почти десять лет. И ни разу не давал повода сомневаться в своей верности.
- Но ты связался с этой девчонкой, - лениво возразил Лорд. - С грязнокровкой. И я своими глазами видел, как ты закрыл её щитом от Авады. А ведь она помешала вам схватить мальчишку!
- Мой Лорд! - Люциус вновь почтительно опустил голову, пряча взгляд. - Как только я смогу убедить её в том, что я на их стороне, что мне можно доверять, я приволоку вам сколько угодно подходящих мальчишек и девчонок…
- Не трудись, мой скользкий друг! Я не собираюсь ждать так долго. Гораздо проще будет получить сведения о местонахождении детей из первых уст. Прямо сейчас.
С последними словами Лорд стремительно пересёк расстояние от своего кресла до Люциуса и приставил ему палочку к горлу.
- Мисс Найтли, кажется? Добро пожаловать в мой гостеприимный дом! - расхохотался он. - Вы можете уже не скрываться, охранные чары предупредили меня о вашем прибытии. Я так и знал, что вас с Люциусом связывает нежная дружба, и вы непременно кинетесь ему на выручку, - он помолчал, прислушиваясь. - Только вот не ожидал, что вы так быстро сумеете отыскать это место. Мне кажется, что такой талантливой слизеринке нечего делать среди дамблдоровских прихвостней.
- Ты забыл, Риддл, что в твоих рядах нет места жалким грязнокровкам? - раздался от камина насмешливый голос, и Лорд тут же швырнул туда проклятье, расщепившее каминную полку.
- Чистокровная идеология, моя любезная мисс Найтли, служит для удержания в моих рядах сумасшедших фанатиков, которые возведут меня на трон…
По-прежнему держа палочку направленной на Люциуса, Лорд вместе с ним переместился так, чтобы за спиной у него была стена.
- Ого! - весело удивилась Джин, и в то место, откуда послышался её голос, полетела чёрная искра очередного заклинания. - Имеется в виду пост министра?
- Для начала сойдёт и это. А вообще, мисс Найтли, я совершенно не стремлюсь к власти. Власть - это лишь инструмент, который позволит мне наконец навести в этом мире порядок.
- Порядок во имя чего? - полюбопытствовала она, на этот раз слова прозвучали настолько близко, что Лорд даже дёрнулся.
- Я учёный. Я уважаю интеллект превыше всего. И не терплю, когда полёт мысли ограничивают дурацкими правилами и несправедливыми законами.
- Вроде "не убий"? - раздалось от окна.
И в этот момент Люциус заметил еле видимое шевеление воздуха на расстоянии протянутой руки от них, и его путы начали ослабевать.
- Почему волшебники должны руководствоваться маггловскими страшилками? Магглы слабы - поэтому напридумывали себе богов и божков, а также мифическое деление на добро и зло. Но когда им самим выгодно, они первые забывают о собственных правилах. Нет, эту мораль я не признаю. Высшее благо для человечества несёт только знание. Жаль, что не все способны это оценить. Но в вас, мисс Найтли, я верю. Такой огромный потенциал преступно ограничивать. Кстати, каким заклинанием вы до такой степени искажаете акустику?
- Не скажу, - совершенно по-детски ответила Джин, и Люциус был уверен, что она при этом показала Лорду язык.
Эта нелепая картинка представилась ему так ярко, что он не выдержал и рассмеялся, повергнув Лорда в полное изумление. Настолько, что тот немного ослабил хватку. А больше Люциусу было и не надо. Он нырнул вниз, высвобождая руки из ослабевших магических пут, надеясь на быстроту реакций Джин. И она тут же ударила невербальным Ступефаем, впечатав Лорда в стену с такой силой, что тому на голову посыпались куски сырой штукатурки.
В следующее мгновенье на горящем от верёвок запястье Люциуса сомкнулась её рука, помогая подняться. Чертыхаясь сквозь зубы, невидимая Джин вытащила из-за ворота мантии портключ, он уже накрыл её ладонь своей и вдруг увидел, что пришедший в себя Лорд медленно, как в кошмарном сне, поднимает руку с палочкой. Всё, что он мог успеть, - это загородить Джин. В следующую секунду его спина взорвалась болью, и рывка портключа он уже не помнил.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:20 | Сообщение # 40 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 34.
- По крайней мере ему не становится хуже, - Поппи сочувственно похлопала Джин по плечу.
Утешение было слабым. Они уже почти две недели бились над проклятьем, попавшим в Люциуса, но всё, что удалось сделать, - сдержать его распространение. Снять его не представлялось возможным, если только не пригласить для этого лично Волдеморта. За эти две недели Джин перекопала гору книг и даже аппарировала в Европу, чтобы поискать в библиотеке Пражского Университета Магии, которая была знаменита самым богатым собранием чёрномагических гримуаров, но нигде не нашла упоминаний ни о чём похожем. Люциус лежал в больничном крыле Хогвартса, не реагируя ни на какие раздражители, и Джин даже не знала, бывает ли он в сознании.
Нарцисса в это время маялась от скуки и тосковала. Вернуться в Малфой-мэнор она, разумеется, боялась, так же как и просто покидать стены Хогвартса, но заняться ей здесь было решительно нечем. Джин пробовала усадить её за книги, но помощница из Нарциссы оказалась никудышная: она то бездумно листала страницу за страницей, думая о чём-то своём, то озвучивала каждую фразу, за которую цеплялся её взгляд, с вопросом: "А это не то?" Материнские обязанности её тоже тяготили - хогвартские эльфы, в отличие от эльфов Малфой-мэнора, не были приучены нянчить младенцев, поэтому Нарциссе пришлось заниматься сотней вещей, которые раньше происходили без её участия. Каждый день она, взвинченная до предела, срывалась на Драко, пытаясь заставить его есть или спать, и кончалось дело тем, что её сменяли Поппи или Джин, уставшие от постоянных криков в больничном крыле.
Вот и сейчас, судя по слышному издалека возмущённому рёву, воспитательные методы Нарциссы вновь дали сбой. Рёв начал одновременно усиливаться и приближаться по коридору, и в палату, где лежал Люциус, ворвалась красная от гнева Нарцисса, за руку державшая сына на весу. Драко, такой же красный, орал и извивался.
- Забери его, - Нарцисса буквально швырнула мальчика на колени Джин. - Он сводит меня с ума!
Отложив в сторону очередной бесполезный справочник, Джин перехватила Драко поудобнее и начала его покачивать, но он не унимался.
- Что на этот раз? - устало спросила она, поднимая взгляд на Нарциссу. В глазах от напряжения уже мелькали цветные точки.
- Я больше не-мо-гу! - раздельно сказала та, глядя на Джин обвиняюще. - Это просто невыносимо. Я не спала всю прошлую ночь, а сейчас он не может посидеть спокойно всего час. Я не в состоянии бегать за ним по всему замку!
- Иди поспи сейчас, - Драко не унимался, пытаясь сползти с её колен, поэтому Джин поднялась со стула, подняв его на вытянутых руках и пару раз подбросила в воздух, вызвав у него слабую улыбку. Как только забава прекратилась, он снова сморщился, набирая воздуха для новой порции плача. - Я попрошу Майси, чтобы он с ним погулял.
- Ни за что! - взвизгнула Нарцисса. - Я не могу доверить ребёнка неизвестно кому. Сиди с ним сама.
- Хорошо, - покорно согласилась Джин. В первую очередь из-за Поппи, у которой уже с утра разыгралась мигрень. - Тогда я с ним погуляю.
- Нет, пусть сидит в замке, - категорично ответила Нарцисса. - Ещё не хватало, чтобы он свалился в озеро. И вообще - это опасно.
- Не городи ерунды! - не выдержала Джин, спуская Драко на пол. - Ребёнку нужны солнце и свежий воздух. Ему надо бегать! - Нарцисса скептически покосилась на неё, только что пальцем у виска не покрутила. Конечно, пока что Драко даже ходил не особо уверено, но это не значило, что его можно запирать летом в четырёх каменных стенах. - И на улице под антиаппарационным колпаком ничуть не опаснее, чем в замке.
- Это не тебе решать, - высокомерно заявила Нарцисса. - Не тебя муж втянул в этот кошмар. Не ты боишься возвращаться в собственный дом. Не за тобой охотится красноглазый маньяк. Я устала, я не могу больше! - закричала вдруг она, драматично заламывая руки.
- Пожалуйста, не здесь, - вполголоса попыталась успокоить её Джин, глазами показывая на Люциуса. - Давай выйдем.
Но та только сильнее завелась:
- Он всё равно ничего не слышит и не понимает! И никогда не восстановится, ты только зря время теряешь со всей этой ерундой!
- Нарцисса, выйди! - разозлившись, рявкнула Джин, одновременно пытаясь забрать у Драко из рук пустую стеклянную колбу, которую он стянул с нижней полки стеллажа.
- Не указывай мне! - взвилась Нарцисса. - Это всё из-за тебя! Ты украла у меня мужа, радуйся, добилась наконец своего! Получай его теперь, он весь твой! А мне хочется жить, понимаешь?! А не трястись от страха в этой дыре… - и она горько заплакала, упав на свободную койку. Драко даже перестал ныть, в удивлении глядя на мать.
- Цисси, успокойся, пожалуйста, - Джин присела рядом, гладя Нарциссу по спине, но та раздражённо дёрнула плечом и лишь безутешней зарыдала. - Всё образуется. Вы здесь под защитой…
- Я не хочу выживать! - Нарцисса обернулась к ней, яростно сверкая глазами, полными слёз. - Я больше не могу! Я не могу смотреть на него, такого, - она сделала жест в сторону неподвижного Люциуса. - Я задыхаюсь здесь, в этом каменном мешке…
Джин, вновь взяв на руки Драко, молча ждала, пока она наплачется всласть. Постепенно всхлипывания пошли на убыль, и Нарцисса поднялась, решительно вытирая слёзы. Если бы не покрасневшие веки и пошмыгивающий нос, можно было бы сказать, что она являлась в этот момент воплощением достоинства и самообладания.
- Я уезжаю, - твёрдо заявила она. - Ты во всём виновата, Найтли, ты сломала нам жизнь… Я не могу растить ребёнка без мужа, я не смогу защитить его одна. Поэтому я оставляю Драко в Хогвартсе. Здесь он будет в безопасности.
До Джин не сразу дошёл смысл её слов, а когда дошёл - она подумала, что это очередная попытка манипуляции. Показательные истерики Нарцисса устраивала с первого дня в Хогвартсе, изводя своими демонстративными страданиями всех обитателей замка. Но когда она с невозмутимым видом поцеловала Драко в лобик и попросила его "быть хорошим мальчиком", Джин охватили нехорошие подозрения. Нарцисса меж тем преспокойно покинула палату и направилась к выходу из больничного крыла. Джин кинулась за ней, но тут же, ругнувшись, вернулась за Драко - оставлять мальчика наедине с зельями, расставленными повсюду, было безответственно.
- Нарцисса, подожди! - закричала она, подхватывая Драко на руки. - Ты не можешь так просто… Это неправильно! Нарцисса!
Она побежала по гулкому коридору и догнала Нарциссу, когда та почти достигла главного холла.
- Куда ты собиралась? Хогвартс - самое безопасное место во всей Британии!
- А я и не думала оставаться в Британии, - снисходительно ответила Нарцисса. - Вряд ли я так важна для Тёмного Лорда, чтобы он стал специально разыскивать меня. Другое дело - Люциус. Но пока он лежит здесь, у Лорда не будет повода искать где-то ещё.
- Но Драко! Ты не можешь его бросить!
- Куда, по-твоему, я могу его забрать? Я сама не знаю, где буду ночевать сегодня, - Нарцисса трагически сжала губы, и к Джин вновь вернулась надежда, что это всего лишь игра, что она просто хочет, чтобы её уговаривали остаться.
- Может быть ты сначала решишь этот вопрос? Свяжешься со знакомыми в Европе, или куда ты там собралась. А потом мы переправим вас вместе с Драко туда, может быть даже поможем организовать защиту вокруг дома…
- Спасибо, ты уже помогла, - съязвила Нарцисса, не замедляя шага. - Не пытайся меня остановить, Найтли. Я всё решила.
- Но Драко нужна мать! Нарцисса, пожалуйста… Ты не можешь бросить его. Ты нужна ему и Люциусу!
- И у тебя ещё хватает наглости говорить об этом - после того, как ты разрушила нашу семью? Драко поймёт меня, поймёт, что я сделала это ради его безопасности. Я вернусь за ним, когда устроюсь на новом месте. А Люц… его уже нет, Найтли! Тешь себя глупыми надеждами, не могу тебе запретить, но не пытайся обмануть меня. Ты убила его, а теперь играешь в великую целительницу…
Они уже шли вдоль рощицы, за которой кончался аппарационный барьер, времени переубедить Нарциссу оставалось всё меньше, а тут ещё Драко снова начал капризничать и выкручиваться из рук.
- Нарцисса, я тебя умоляю, не надо! Давай поговорим с Дамблдором, он что-нибудь придумает. Мы найдём для Люциуса целителя, он поправится, и Дамблдор вас спрячет. А потом вы сможете вернуться в Малфой-мэнор, и всё будет как прежде. Нарцисса! Ты совершаешь ошибку. Это неправильно!
- Не тебе меня судить, Найтли, - отрезала она и в ту же секунду дизаппарировала. Похоже, что она, в отличие от Джин, умела точно определять место, по которому проходил барьер.
Джин, совершенно не ожидавшая, что их разговор кончится вот так, что Нарцисса всё-таки сбежит, бросив сына, обессиленно опустилась в траву. Вокруг стрекотали кузнечики и жужжали пчёлы, поскрипывали ветви старых буков и ветер шелестел листвой. Драко прекратил скандалить и уже увлечённо жевал какую-то подобранную с земли щепку. Джин подумала, что уж сейчас-то она непременно разревётся, но вдруг сообразила, что они находятся вне хогвартской защиты, и поспешно поднялась, снова беря мальчика на руки.
- Пойдём-ка к папе, - вздохнула она, и Драко доверчиво прильнул головой к её плечу. Когда они добрались до замка, он уже сладко спал, крепко намотав на пальчик прядь её волос.
***
- Альбус! Альбус, где вы?
Горгулья пропустила их в директорский кабинет без пароля - привилегия, которой пользовались фениксовцы, хоть Джин больше не участвовала в работе Ордена, а Северус даже не прошёл установленную процедуру посвящения. Дамблдор вышел к ним из соседней комнаты.
- Альбус, мы нашли описание ритуала!
- О, неужели? Поздравляю, - он ласково улыбнулся. - Присаживайтесь, обсудим детали.
Джин протянула ему пергамент и опустилась в кресло, но тут же снова вскочила в нетерпении. Если бы не Северус… Ему пришлось пойти на сложные ухищрения, чтобы Лорд в его присутствии исполнил Приори Инкантатем, но зато, узнав заклинание, поразившее Люциуса, оказалось несложным раздобыть рецепт ритуального зелья, которое должно было помочь. И теперь ждать чего-то казалось совсем невыносимым.
- Джин, - Дамблдор отложил пергамент в сторону и посмотрел на неё со странным выражением, - я не могу разрешить это.
- Что?! Что вы говорите?
- Это же черномагический ритуал. Ты всерьёз думаешь, что я разрешу тебе проводить его в стенах школы?
- А за стенами? - взвилась Джин, но Северус успокаивающе положил ей руки на плечи, заставляя сесть.
- Альбус, это же всё-таки черномагическое проклятье. Конечно, чтобы снять его, снова требуется обратиться к этой области…
- Не уговаривай меня, Северус. Джин и так перешла все границы, притащив в школу… хм… твоего коллегу.
- Вы же дали работу мне, - возразил Северус. - И вас не остановило это, - он досадливо дёрнул левой рукой. - Но при этом хотите отказать в помощи Люциусу, который открыто пошёл против Лорда…
- Я не отказываю ему в помощи, но это… это слишком.
- Почему слишком? Довольно безобидный рецепт, по крайней мере в сравнении со многими другими. Действие основано на родственности магии, а такая связь у Джин с Люциусом есть.
- Но кровь, Северус! Позволить вам устроить здесь… - Дамблдор запнулся, подбирая слово.
- Но вы же разрешили Лили дать Гарри защиту крови! - не выдержав, выпалила Джин, и Дамблдор уставился на неё шокированно. - А это, между прочим, тоже относится к чёрной магии.
- Это разные вещи, Джин, - вздохнул Дамблдор. - Тот ритуал был основан на любви.
- В таком случае никакой разницы нет, - твёрдо ответила она.
***
Пробуждение было не из приятных. Вместе со способностью двигаться вернулась боль в спине, не такая ослепительная, как в момент получения проклятья, но всё же достаточно сильная. А когда Люциус поднял веки, его глаза, несмотря на приглушённый свет в палате, немедленно заслезились. Он вновь зажмурился, с облегчением ощущая, как тёплая влага течёт по щекам. После долгих дней, что его сознание было заперто внутри совершенно мёртвого тела, любые ощущения, даже такие, казались благословением. Он аккуратно кашлянул, чтобы опробовать голосовые связки, и в горле тоже заболело. Постепенно жжение начиналось в каждой мышце, которой мозг посылал сигнал, - чувство, похожее на то, что бывает, когда восстанавливается кровообращение в конечностях. "Это магия, - подумал он, - магия возвращается".
Приближение Джин он научился угадывать издалека, только сам не знал - различает ли он её шаги или дело в запахе, которым была пропитана её роба. Зельевар Северус и колдомедик Дюваль пахли иначе, хотя все трое возились с одними и теми же зельями. Шорох ткани, скрип пододвигаемого стула - и вот на его лоб опустилась её прохладная рука. Наверное, она делала это много раз, но раньше он мог лишь догадываться, что означают эти звуки - шуршание рукава её мантии, касающегося его волос. Наконец чувствовать само прикосновение - это было лучше, чем он мог себе вообразить.
- Джин, - прошептал он, не открывая глаз, и она вздрогнула от неожиданности.
- Ты очнулся! - рука вспорхнула со лба - лишь затем, чтобы ласкающим движением коснуться щеки.
- Любишь констатировать очевидное, Найтли? - Люциус слабо улыбнулся, уверенный, что отвыкшие повиноваться ему лицевые мышцы вряд ли способны изобразить действительно радостное выражение - скорее, жалкую кривую гримасу.
- Можешь открыть глаза? - спросила она тоже шёпотом, но неистребимый начальственный тон был отчётливо слышен даже сейчас.
- Больно. Ещё не привыкли.
Она всё гладила его лицо, нервными машинальными движениями, словно не решалась заговорить.
- Всё хорошо, да? - а сейчас она звучала как маленькая испуганная девочка, которой хочется, чтобы её успокоили. Впрочем, ведь всё на самом деле было хорошо!
Люциус кивнул и шевельнул рукой, лежащей поверх одеяла. Она правильно поняла это движение и тут же вложила свою ладонь в его.
- Говорить тоже больно?
- Немножко. Просто посиди со мной, - он погладил её кисть большим пальцем.
- Я здесь, здесь, - ответила она каким-то напряжённым голосом и тут же не сдержалась и всхлипнула.
- Найтли, ну почему ты всё время ревёшь? - он вновь попытался приоткрыть глаза и сквозь ресницы посмотрел на Джин. А потом с усилием поднял руку, чтобы коснуться её лица, уже мокрого от слёз.
Она коротким движением прижалась щекой к его раскрытой ладони, но тут же отстранилась.
- Спасибо тебе! За то, что спас меня. За то, что не дал захватить Алису с Невиллом. Спасибо!
- Ты уже говорила, - с улыбкой сказал Люциус и не без злорадства добавил: - Много раз.
- Ты всё-таки слышал… Всё время?
- Большую часть, - ответил он неуверенно. Сознание порой отключалось, но лёжа неподвижно, не имея возможности толком судить о происходящем вокруг, трудно было сказать наверняка, насколько длинными были эти периоды.
- То есть ты знаешь, что… - Джин замялась.
- Что Нарцисса сбежала, бросив нас с Драко? - уточнил он бесстрастно. - Знаю.
- Мне жаль, - прошептала она.
- Не жалей. Мне не жалко.
Она заметно смутилась, не зная, что сказать.
- Джин, ты совсем ничего не соображаешь? - раздался возмущённый голос медсестры, ворвавшейся в палату подобно фурии. - Ты ещё как минимум два дня должна лежать и восстанавливать силы! Ты бледно-зелёного цвета сейчас, если хочешь знать…
- Поппи!
Но та не собиралась так просто дать себя перебить:
- Немедленно возвращайся в свою палату и ложись! Майси тебя проводит.
- Поппи, Люциус очнулся, - вставила наконец Джин.
- Добрый вечер, мистер Малфой, - сухо отреагировала медсестра.
- Мисс Дюваль, - Люциус изобразил вежливый кивок.
- Мадам Помфри, - поправила его она и продолжила распекать Джин: - Феноменальное упрямство, уж ты-то должна понимать, что это просто опасно! Джин! Я к тебе обращаюсь!
- Да, Поппи, - покорно отозвалась Джин. - Я сейчас лягу.
- Сейчас же. И тебя ждёт твоё кроветворное зелье, надеюсь, мне не придётся вливать его насильно…
Джин разгадала намерение Люциуса и попыталась отдёрнуть руку, но на этот раз его реакция оказалась лучше. Он крепче ухватил её запястье и, закатав рукав мантии, увидел бинты. Она недовольно вырвалась и натянула рукав обратно.
- Майси, проследи, чтобы мисс Найтли немедленно легла в постель, - распорядилась медсестра, и эльф, пробормотав уверения, что всё будет сделано, увёл Джин прочь.
А мадам Помфри повернулась к Люциусу.
- А теперь, мистер Малфой, мы подробно обсудим ваше состояние…
***
- Смотри-ка, кто пришёл тебя навестить! - Джин с хитрой улыбкой заглянула в его палату и тут же исчезла. А потом вновь зашла, подстраховывая уверенно топающего впереди неё Драко. Впрочем, он тут же потерял равновесие, но был подхвачен и водружён Люциусу на живот. - Поздоровайся с папой!
- Он уже так здорово ходит! - восхитился Люциус, протягивая руки к сыну и поднимая его в воздух, от чего Драко восторженно взвизгнул. - Ну привет, маленький дракон! - притянув к себе, он ласково пободал его лбом, а потом усадил обратно. - Найтли, я тебя умоляю, объясни своей коллеге, что мне уже можно вставать!
- Тут я бессильна, - Джин покачала головой. - Сама от неё еле отбилась. И потом, она вообще-то права, лучше перестраховаться.
- Дотошности и занудства с годами в тебе только прибавляется, - сокрушённо заметил Люциус, и Джин притворно надула губы, двинув его в бок крепким кулаком.
Он воспользовался этим, чтобы перехватить её руку и поднести к губам. Джин помедлила, но всё-таки отняла её и чинно уселась на стул на достаточном расстоянии от его кровати. Она была уже не такая бледная и измождённая, как в первые два визита, и, как Люциус успел заметить, пока целовал её ладонь, бинты уже были сняты.
- До чего вы договорились с Дамблдором? - спросила она серьёзно. - Он ведь заходил к тебе вчера?
Люциус кивнул. Разговор со старым интриганом оказался не из лёгких. Конечно, не стоило ожидать, что он сразу же проникнется доверием ко вчерашнему слуге Тёмного Лорда, но от беседы всё равно остался неприятный осадок. Люциус терпеть не мог, когда его держали за идиота, а кто ещё мог бы поверить в то, что Северус принят в замке исключительно потому, что перед самым началом учебного года неожиданно образовалась преподавательская вакансия? Что характерно, сам Северус не пытался скрывать от друга того, что сменил сторону. Более того - они вместе сочинили довольно убедительную легенду, обеляющую Люциуса в глазах Лорда. Как ни подло и трусливо поступила Нарцисса, когда сбежала, всё же она не заслуживала смерти от рук Упивающихся, которая непременно ожидала бы жену предателя. Поэтому Северус убедил Лорда, что Джин забрала Люциуса из дома Риддлов против его воли, воспользовавшись тем, что он был без сознания, и что в таком состоянии он и пребывает до сих пор. А также в красках расписал, что бы с Люциусом сделала клятва верности, которая связывала всех слизеринцев, если бы он позволил Нотту убить Джин. Белла неохотно подтвердила, что это соображение тоже имеет право на существование, хотя ей самой больше нравилась версия о том, что Люциус вообще никуда не годится, что неоднократно подтверждалось его пассивным и трусливым поведением во время рейдов. Главное - в измене его больше не подозревали. Лорду вообще было не до Люциуса - он был одержим поисками детей из пророчества, бросив на это все ресурсы.
Но Люциус всё равно не собирался возвращаться. Он наконец чувствовал себя свободным, что после долгих лет постоянного напряжения само по себе было счастьем. А ещё была Джин, рискнувшая сунуться к самому Лорду, чтобы вытащить Люциуса, отдавшая свою кровь, чтобы снять с него проклятье. Джин, которая сейчас буквально светилась от радости, хоть и трогательно пыталась это скрыть… В общем, он готов был остаться в Хогвартсе навсегда, вычеркнув всё плохое из памяти. Но Дамблдор, хотя и согласился предоставить ему с сыном убежище до тех пор, пока они будут в этом нуждаться, явно не одобрял его лёгкого отношения к ситуации в целом. Возможно, он ожидал, что Люциус будет каяться в совершённых преступлениях, молить о прощении и обещать искупить каждую каплю невинно пролитой крови, и был разочарован, что не удалось обрести в его лице ещё одного двойного агента. А может быть Дамблдору не нравились именно их отношения с Джин…
- Решили, что пока мы с Драко поживём в гостевых комнатах по соседству с твоими. А потом… Может быть мне попроситься на должность преподавателя ЗОТИ?
- Вот уж не стоит, - насмешливо фыркнула Джин.
- Ты что, сомневаешься, что я смогу преподавать? - Люциус даже немного обиделся, хотя сам всего пару дней назад точно так же подначивал Северуса, в красках живописуя его будущие педагогические будни.
- Не в этом дело, - махнула она рукой. - Смотри, он совсем засыпает…
Драко, поначалу весело подпрыгивавший на животе Люциуса, наконец улёгся головой ему на грудь и засунул большой палец в рот. Он ещё пытался держать глаза открытыми, но тяжёлые веки всё больше слипались, а взгляд уже был затуманен сонной дымкой. Люциус подул сыну в светлую макушку, отчего мягкий пушок на его голове поднялся лёгким облачком.
- Давай заберу его, - предложила Джин, но Люциус покачал головой.
- Оставь. Пусть поспит со мной. Сядь ближе, чтобы не нужно было кричать.
Чем лучше становилось Люциусу, тем сдержаннее Джин себя вела. Она больше не дотрагивалась до него, а ему ужасно хотелось вновь ощутить её прохладную ладонь на своём лбу. Или хотя бы…
- Дай мне руку, - попросил он, и Джин, поколебавшись мгновенье, подчинилась.
Люциус благодарно погладил её пальцы, развернул кисть ладонью вверх и начал выводить по ней узоры, но Джин автоматически сжала руку в кулак.
- Не надо, - хрипло сказала она, тем не менее не отбирая руки.
Люциус, подождав немного, снова начал поглаживать её ладонь, потом запястье, а затем потянул вверх рукав мантии, открывая белёсые шрамы от ритуальных разрезов. Джин дёрнулась было, но он её удержал.
- Они уже не пройдут, да? - тихо спросил он.
- Не пройдут, - подтвердила она мрачно. - Это как шрам от проклятья. Очень уродливо?
Он помотал головой, в горле неожиданно образовался комок, мешающий говорить.
- Кстати, можешь не бояться, что в тебе теперь течёт грязная кровь, - жёстко добавила она. - Это нужно было для ритуала, но мою кровь мы тебе не вливали. Из неё было всего лишь приготовлено зелье…
- Мерлин, какая же ты дурочка, - сказал он, подтянув её руку к губам, и осторожно прикоснулся к шрамам. - Мне совершенно плевать, какая у тебя кровь. Я только переживаю, что ты готова так легко с нею расстаться. Северус мне вкратце описал, процедуру - это действительно было опасно!
Она пожала плечами.
- Ты же сам сказал однажды: кровь - это ещё не жизнь, бывает надо чем-то пожертвовать…
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:21 | Сообщение # 41 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 35.
- Ещё не вернулась, - утомлённо сказала мадам Помфри, не дав Люциусу и рта раскрыть, едва он только появился на пороге её кабинета. - Мистер Малфой, в самом деле! Вам нечем заняться?
Заняться было действительно нечем. Люциус даже начал понимать Нарциссу. Летом замок был тих и пуст, а те, кто в нём остался, были поглощены своими делами. Драко же, при всём своём очаровании и умильности, никак не мог сойти за полноценного собеседника. Люциусу безумно хотелось пообщаться хоть с кем-нибудь взрослым, но никому, кроме Джин и Северуса, не было до него дела.
И всё же он надоедал медсестре своими вопросами не поэтому. Джин не было уже третьи сутки, и Люциус с ума сходил от беспокойства. Дамблдор явно продолжал посылать её на задания, хоть Джин и отрицала, что подвергается опасности. Она утверждала, что всего лишь дежурит в условленном месте и помогает эвакуировать раненых, если возникает необходимость, но после того, как Люциус своими глазами видел две летящих в неё Авады, это звучало не слишком убедительно. Чувство беспомощности было совершенно невыносимым - остаться без палочки, запертым в четырёх стенах, неделями не получать новостей из внешнего мира… Не об этом он мечтал, когда выздоравливал в больничном крыле, а Джин была постоянно рядом. Сейчас, пока Драко спал, нельзя было даже отлучиться побродить по замку или выйти на улицу. Неудивительно, что он заглядывал к мадам Помфри почти каждые полчаса, и неудивительно, что с каждым разом это всё больше её раздражало. Но Люциус ничего не мог с собой поделать - его буквально съедала тревога, по уровню настойчивости всё больше походившая на предчувствие.
Понадеявшись, что сон Драко продлится ещё хотя бы полчаса, он вновь направился в кабинет медсестры.
- Простите, мадам Помфри, я могу воспользоваться камином?
Она лишь приглашающе махнула рукой, вновь погрузившись в какую-то писанину, а Люциус вызвал кабинет директора.
- Мистер Малфой, чем обязан? - Дамблдор ответил почти сразу.
- У вас нет возможности связаться с Джин, господин директор?
- Что-то случилось? - голубые глаза пронзительно блеснули за стёклами очков.
- Хочу убедиться, что ничего.
- В таком случае, не вижу необходимости, - покачал головой директор, и Люциус ощутил настойчивую потребность вцепиться в его благообразную бороду. - Я понимаю ваше беспокойство, мистер Малфой, но это совершенно лишнее, - и Дамблдор, не дожидаясь ответа, прервал связь.
Люциус, вне себя от злости, поднялся с пола, и в этот момент в соседней палате раздался характерный хлопок открывшегося портала. Мадам Помфри среагировала первой и, подхватив какие-то склянки, кинулась туда, Люциус последовал за ней.
Целая и невредимая Джин укладывала на койку какого-то волшебника. Люциус подскочил помочь, но она зашипела сквозь зубы:
- Уйди немедленно, тебя не должны видеть.
Тут она была права. Чем больше людей будет знать, что он добровольно живёт в Хогвартсе, а вовсе не лежит в глубокой магической коме, тем больше шансов, что об этом узнает и Лорд, который, в таком случае, может пересмотреть точку зрения на отсутствие Люциуса в рядах своих слуг. Главное - Джин была жива и снова в безопасности, поэтому он со спокойной совестью отправился к Драко.
***
- Найтли, дай мне палочку! - обессиленно выдохнул Люциус, ввалившись в лабораторию.
Джин и Северус синхронно обернулись от котла, совершенно одинаково вздёрнув брови.
- Зачем тебе?
- Наложу на этого маленького паршивца сонные чары, - раздражённо ответил он. - Или хотя бы привяжу его к кровати. Он не лежит ни минуты!
- Привяжи верёвкой, - равнодушно посоветовала Джин, отворачиваясь обратно. - И обычный кляп работает не хуже Силенсио.
Северус хмыкнул, явно не собираясь вмешиваться в их беседу.
- Спасибо за совет, Найтли! - Люциус карикатурно поклонился. - Верёвки мне тоже прикажешь плести вручную? Ну пожалуйста, Найтли, он сводит меня с ума…
- Ладно, держи, - она протянула ему свою палочку. - Будешь пока помогать Северусу. Так и быть, уложу твоего сына.
Она сняла с головы платок, тщательно вымыла руки и, бросив крайне неодобрительный взгляд на повеселевшего Люциуса, скрылась за дверью.
- И этот человек что-то говорил мне про "способности к педагогике"… - задумчиво произнёс Северус. - Сонные чары, надо же!
- Как видишь, это замечательно работает, - Люциус самодовольно кивнул в направлении ушедшей Джин. - Так что…
- Ну да, манипуляции тебе всегда удавались блестяще. Растирай за это вороньи глаза, - Северус протянул ему ступку.
- Слушаюсь, профессор! - Люциус встал к столу и принялся за дело. - Кого Джин сегодня приволокла?
- Понятия не имею. Мне, как и тебе, лучше не попадаться кому-то на глаза до начала учебного года.
- Почему это? Ведь Лорд и так знает, что ты в замке? Ты же сам говорил, что пошёл на эту работу с его разрешения!
- Он знает, что я преподавать устроился. А не то, что я на каникулах зелья варю для Дамблдора. Чтобы лечить тех, кого Лорд калечит. Или то, что я в курсе здешнего лазарета, а ему не доложил.
- То есть ты имеешь в виду, - Люциус отставил в сторону ступку, - что кто-то из тех, с кем Найтли сейчас возится, может оказаться осведомителем Лорда?
- Не останавливайся, мне их скоро добавлять, - велел Северус, но Люциус продолжал демонстративно ожидать ответа, и он со вздохом сказал: - Да, именно это я и имею в виду.
- Кто-то из тех, с кем вместе её посылают на передовую? - уточнил Люциус.
- Далась тебе эта передовая… Люц, она колдомедик, а не боевой маг.
- Вот именно, - мрачно процедил Люциус, вновь берясь за пестик. - Поэтому и думает не о том, как щитом загородиться, а о том, как очередному идиоту остановить кровотечение. Если при этом ещё и нет уверенности, к кому можно поворачиваться спиной… Она хоть знает, что среди них есть предатель?
- Они все знают, - снисходительно, как ребёнку, ответил Северус.
- Психи, - коротко прокомментировал Люциус. - Не понимаю, что в вашем Дамблдоре такого замечательного, что вы все готовы работать на него в подобных условиях?
- Как будто Лорд своих людей больше бережёт, - Северус криво усмехнулся. - Господин директор, по крайней мере, не имеет привычки пытать подчинённых. И не одержим убийством детей.
После этого оба надолго замолчали.
- А про Уолдена что слышно? - наконец нарушил тишину Люциус.
- Всё то же, - пожал плечами Северус. - В отряде старшего Лестрейнджа. К нему у Лорда претензий нет. И это нам очень на руку, потому что Макнейр единственный, кроме меня, кто посмел слово в твою защиту сказать. Так что то, что он у Лорда на хорошем счету, оказалось очень кстати, его он хоть послушал.
- А ты уверен, что Лорд действительно… что он поверил во всё это? Поверил, что я не сбежал бы с Найтли по своей воле, и что под его проклятье попал случайно?
- Кто же может быть уверен, что у него в голове? Но мне кажется, что поверил. И эта история его позабавила.
- Чего тут забавного?
- Ну, что Найтли сунулась в одиночку прямиком в расставленную им ловушку - и с риском для жизни вытащила всё равно что труп. Ему нравится думать, что он по крайней мере с ней поквитался за то, что она его обыграла.
- Обыграла… Северус, скажи мне, у неё вообще есть чувство самосохранения?
- По-моему, Люц, ты другое хочешь услышать, - уголки тонких губ ехидно приподнялись. - Передай тот черпак, пожалуйста.
- Не понимаю, о чём ты, - Люциус вздёрнул подбородок, изо всех сил пытаясь изобразить надменное безразличие, но ничего не вышло - против воли на лицо рвалась улыбка.
- Понимаешь. Ты ждёшь, что я тебе скажу, почему она кинулась тебя спасать. Как будто это не очевидно. На этом мы, пожалуй, закончим обсуждать чувство самосохранения и все остальные чувства, а то ты, самодовольный павлин, того и гляди лопнешь от гордости.
- Это не гордость, занудный авгур, а счастье.
Люциус облокотился на подоконник, глядя в тёмную синеву за окном. Как будто он и не уезжал никуда из замка, как будто это был его выпускной год, а остальное лишь приснилось. По крайней мере сейчас он снова чувствовал себя на десять лет моложе, и Джин осталась той же строптивой девчонкой, с которой было так интересно разговаривать, но так сложно договориться, и даже Северус в сущности остался таким же несносным язвительным умником, только ростом повыше… Но так обманываться можно было от силы минуту-две. А потом он вспоминал неживое измождённое лицо Джин в больничном сквере, то, как Северус однажды зимой явился в Малфой-мэнор и несколько часов просто молчал, и как тряслись тогда его руки, вспоминал годы лжи и притворства, и постоянной угрозы, и необходимости скрывать растущие страх и отвращение… Нет, они не были детьми, каждый за это время прожил целую жизнь, но теперь, когда они наконец встретились здесь, Люциусу так хотелось, чтобы эти десять лет стёрлись из памяти. И осознавать, что для Северуса и Джин ещё ничего не закончилось, было невыносимо. Эта война вполне могла обойтись без них!
Скрипнула открывшаяся дверь.
- Спит как ангел, - доложила Джин гордо. - Майси за ним присмотрит.
- Долго ты, - поддел её Северус. - Без палочки не так удобно?
- Представь себе, на свете существуют колыбельные, - она состроила ему гримасу. - Это во-первых. А во-вторых, вовсе не долго. Меня не было всего полчаса, а я ещё успела поговорить с Дамблдором.
- И? - спросил Люциус, полный нехороших предчувствий.
- Завтра возвращаюсь в штаб, - просто ответила она.
- Ваш господин директор совсем чувство меры потерял? - Люциус пытался говорить спокойно, но, судя по напряжённым лицам Джин и Северуса, контроль над голосом давался ему плохо. - Ты только сегодня с операции! И что - опять?!
- А что ты имеешь против? - ощетинилась Джин.
- Как насчёт того, что это совершенно неженское дело? Что, совсем некого стало подставлять под проклятья?
- Мы это уже обсуждали, - холодно ответила она. - Не вижу никаких причин, по которым женщины не годятся для подобной работы. И возможности отсиживаться в безопасности, пока другие воюют - тоже не вижу.
- Отсиживаться? - он отвернулся обратно к окну, понимая, что скорее всего оба уже прочитали на его лице, насколько его задели её слова. Найтли никогда не была гением дипломатии.
- Я не имела в виду… Вот чёрт! Малфой, у нас совсем разные ситуации. Ты официально числишься всё равно что мёртвым, тебе действительно нельзя покидать замок. Иначе либо придётся вернуться к… к нему, либо он откроет на тебя охоту.
- А то, что Лорд охотится на тебя, тебя не смущает? Меня раздражает, что вы оба, - он выразительно указал глазами на Северуса, делавшего вид, что он очень увлечён инспекцией полок, - лезете на рожон. И что нежелание геройствовать считается чем-то ненормальным.
- Ну причём здесь геройство?! - возмутилась Джин. - Я не могу оставить ребят так просто. Вот когда будет второй колдомедик, Дамблдор сам собирается меня отозвать. Но пока что я нужна там…
- Ты нужна здесь! - не выдержал Люциус. - Джин…
- Вот твой эгоизм точно с возрастом прогрессировал! - она уставилась на него обвиняющим взглядом. - Что с тобой такое?! Я не могу всё бросить только потому, что тебе тут скучно! Или потому, что ты не справляешься с собственным сыном.
Северус аж закашлялся от неожиданности, услышав это заявление.
- Уже жалеешь, что вытащила меня от Лорда, да? - презрительно сощурившись, спросил Люциус. - Только лишняя обуза тебе и господину директору… Хотя подожди - я знаю! Ты явилась к Лорду, чтобы лично меня убить! Это ты мне, кажется, обещала, если портключом воспользуется кто-то другой?
- Может мне выйти? - поинтересовался Северус. - Доварите тут сами…
- Нет! - выкрикнула Джин поспешно и даже ухватила его за рукав. - Останься.
- Конечно, Северус, останься! - ядовито вставил Люциус. - Лишний здесь я. Совершенно не герой потому что. Знаешь что, Найтли? Тебе бы хоть раз посмотреть на то, как Белла пытает. Знаешь, каково это? Стоять, наблюдать и не вмешиваться - потому что на месте её жертвы может оказаться твоя жена или… - его голос внезапно сорвался, и он закончил почти шёпотом: - или ребёнок… Знаешь, на что вы с господином директором обрекли Северуса? А о жеребьёвке что-нибудь слышала? Это недавнее изобретение Лорда: складывают палочки в погребальную урну, чью вытянут первой - тому и "водить". То есть этот счастливчик и возглавит следующий рейд. Хочешь знать, везло ли мне?
Она молчала, глядя на него расширившимися от ужаса глазами, но Люциус уже не мог остановиться. Какая-то тёмная разрушительная волна наконец нашла путь из глубины, сметая все барьеры, которыми он когда-то отгородился, чтобы не выдать себя. И сейчас весь этот кошмар выливался точками, подобно крови из артерии, оставляя внутри такую опустошённость, что ему захотелось немедленно умереть. Он говорил, говорил, говорил - вываливая на Джин всё то, что собирался от неё скрыть - о пытках магглов, о лондонском терракте, о запахе крови, висевшем в воздухе, о криках раненых и визге сирены, о том, что его теперь всегда тошнит от этого звука… Потом Люциус обнаружил себя на коленях на каменном полу, Джин стояла перед ним, совершенно несчастная, с бледным, искривлённым лицом, и гладила его по голове, шепча какие-то глупые утешения. Северус всё-таки вышел, оставив их наедине.
- Ну всё, всё, это уже позади, - она протянула ему руку. - Вставай.
- Для меня ничего не позади, Найтли, - ответил Люциус, поднимаясь. - Пока ты не успокоишься, по крайней мере. Я боюсь тебя потерять, ты это понимаешь?
- Прости, - сказала она. - Я вернусь, правда. Я всегда возвращаюсь. А теперь иди к сыну, - Джин подтолкнула его к выходу.
Всё ещё чувствуя себя странно после недавнего приступа откровенности на грани мазохизма, Люциус безропотно позволил выставить себя из лаборатории. Когда он открыл дверь в гостевые комнаты, предоставленные ему Дамблдором, там обнаружился Северус.
- Я отпустил Майси, - объяснил он. - Ну?
- Не знаю, о чём ты, - огрызнулся Люциус, без сил падая в кресло. - Она отправляется завтра.
- Это я уже слышал. Или ты на самом деле рассчитывал её переубедить?
- Нет, - буркнул Люциус. - Упрямее ведьмы я не знаю. Я рассчитывал, что мы по крайней мере посидим втроём, выпьем, поболтаем…
- Ты как-то невнятно высказал это предложение, - фыркнул Северус. - Или я что-то пропустил?
- Нет, я только собирался. А сейчас уже нет никакого настроения… Давай завтра? Обойдёмся и без Найтли замечательно.
- Э-м-м… Не хочу тебя расстраивать, Люц, но завтра меня тоже здесь не будет. Лорд ждёт доклада.
- Ненормальные, - констатировал Люциус устало. Никаких сил на эмоции уже не осталось. - Отправляйтесь, куда хотите, мне всё равно.
Северус с кривой ухмылкой поднялся и направился к двери. На пороге он обернулся и сказал:
- Вы с ней оба идиоты. Третий курс, Хаффлпафф.
***
Джин проснулась одетая, на диване у камина в своей гостиной. Тихий стук в дверь, разбудивший её, повторился. Подобрав с пола «Трактат о крови, воспалении и огнестрельных ранениях» Джона Хантера, она поплелась открывать. На пороге стоял Люциус.
- Опять не спит? - Джин подавила зевок.
Она сама была виновата. Стоило несколько раз уступить и заняться вместо Люциуса укладыванием Драко, как оба деспотичных Малфоя привыкли к такому положению вещей. Теперь Драко отказывался засыпать без её колыбельной, а Люциус даже не пытался приложить какие-то усилия и справиться с сыном самостоятельно. Допускать же, чтобы из дальнего конца больничного крыла раздавался детский плач, было нельзя - сейчас, когда замок наполнился студентами, Люциусу с ребёнком приходилось тщательно скрывать своё присутствие. Даже гулял маленький Драко на террасе Джин - у комнат, занимаемых Малфоями, не было такого приятного дополнения.
- Спит, - прошипел Люциус сквозь зубы, и она посторонилась, пропуская его в комнату.
- Снова он? - сочувственно спросила Джин, уже не нуждаясь в ответе. - Ты же знаешь, что никакие обезболивающие от этого не помогают. Надо просто ждать, пока закончится вызов…
- Мне помогает твоё присутствие. Пожалуйста, Джин…
- Давно так уже? - она села в кресло перед камином и зажгла огонь. Почему-то, когда Люциуса призывала метка, он всё время мёрз.
- Не знаю, - он со вздохом опустился на пол у её ног и прислонился к ним головой. - Но дольше, чем обычно. Может быть он вызывает именно меня?
- Думаешь, он считает, что ты в сознании? - Джин машинально положила руку ему на затылок. Ей больше нравилось, когда у него была та, давняя, мальчишеская стрижка, но и теперь отросшие пряди были очень приятными на ощупь.
Люциус только замычал от боли, крепче вжимаясь лбом в её колени.
- Расскажи что-нибудь… - сиплым шёпотом попросил он. - Всё равно, что.
И она начала рассказывать - всё вперемешку. Про своих родителей и их дом, про Гвен с её мрачными шуточками, про то, что их переписка в очередной раз оборвалась год назад потому, что она боялась, что Суллу выследят, уговаривала его потерпеть ещё немножко, потому что любой пытке когда-нибудь приходит конец, а потом снова несла какую-то чушь - о квиддиче, болевом пороге, Париже и Норфолке, и о том, как однажды, открыв глаза среди сырого тумана, она услышала его голос, звавший её по имени, и только тогда поняла, что эта жизнь - не сон, от которого можно проснуться, если покрепче зажмуриться и очень захотеть… А потом Джин просто беспомощно гладила его плечи, запускала пальцы в волосы, совсем растрепав его перевязанный ленточкой хвост, позволила ему касаться губами своих ладоней и даже этих уродливых шрамов, а затем сама сползла с кресла и села рядом с ним, разрешив обнять себя, а ещё через мгновенье они уже самозабвенно целовались, и это было не остановить. Словно прорвало плотину, и всё, что было между ними недосказано или недопонято, хлынуло прикосновениями. Вот это невесомое касание его щеки кончиками пальцев означало "прости, что была такой идиоткой", а новый жадный поцелуй - "одними извинениями не отделаешься". Собственническое объятье, от которого едва не хрустнули её рёбра, - "моя, моя, моя!" - и отчаянные короткие прикосновения губ, которыми она осыпала его веки и лоб, - "всё равно мы из разных миров". "Но сегодня…" - первая расстёгнутая пуговка её робы, "…всегда, всегда…" - её рука на его запястье, тянущая в спальню, "чучелко моё" - тёплые ладони, бережно держащие её лицо, "нагляделся?" - лукавый взгляд перед тем, как впиться зубами в ухо, "никогда… не нагляжусь…" - его пальцы, зарывающиеся в её короткую стрижку, заставляющие отвести голову назад, открывая беззащитную шею. Шорох и возня, и тихий смех, потому что их единственная палочка осталась валяться где-то в гостиной и приходится без Люмоса прокладывать себе дорогу к вожделенной горизонтальной поверхности, спотыкаясь о стопки книг и то и дело останавливаясь, чтобы глотнуть ещё немного пьянящего чуда, отчего жажда только сильнее, и если бы можно было идти так вечно, переплетаясь пальцами и душами, но острее уже не бывает, и тёмная звенящая волна подступает ближе, ближе, и уже не разговор, а крик, падение, яркие вспышки, ожоги поцелуев, и некстати вспоминается картинка из маггловского учебника не то по физике, не то по химии - мама заставляла летом заниматься общеобразовательными предметами - иллюстрирующая диффузию твёрдых тел. Вот так и они врастают друг в друга, перемешиваясь частицами, влипают глубже и глубже - "мы все друг другу чучелки" - и она плачет, не зная, как объяснить ему, сцеловывающему её слёзы, что это от одной мысли о том, насколько больно будет потом, когда придётся разделяться. И засыпает, уткнувшись носом в его плечо, полными горстями унося покой этого мгновенья в мир своих снов, в котором сегодняшней ночью тоже царит умиротворение и тишина.
***
Лицо спящей Джин было совсем юным. Отчасти из-за нелепой причёски, похожей на растрёпанный пук перьев, а ещё из-за припухлых губ и детской манеры подкладывать под щёку ладонь. Чем дольше Люциус глядел на неё, тем труднее ему было сопротивляться искушению обрисовать пальцем изгиб брови, обвести линию скулы, погладить нежную шею, потом проследовать вдоль ключицы к ярёмной выемке, а потом… потом, пожалуй, заменить палец губами и продолжить движение вниз. Но она так сладко спала, что любое посягательство на этот совершенный покой казалось кощунством. Которое весь последний час ему ужасно хотелось себе разрешить.
Люциус нерешительно поднял руку, и в этот момент она распахнула глаза. Ещё раньше, чем из них улетучилась сонная дымка, выражение лица стало взрослым и озабоченным. Лоб снова прорезала вертикальная морщинка, уголки рта немножко опустились, а из карих глаз полыхнула тревога. В следующее мгновенье она резко села, подтянув одеяло к подбородку.
- Драко! - тревога в глазах сменилась паникой. - Люц, ты что, спал здесь всю ночь?!
- Не волнуйся, - Люциус ухватил её за плечи и повалил обратно в постель. - Я ходил к нему, как только ты заснула. И наложил на кроватку сигнальные чары. Как только он проснётся…
- Ты нашёл палочку? - Джин улыбнулась такой улыбкой, какой он никогда у неё до сих пор не видел - лукавой и застенчивой одновременно. Но под его пристальным взглядом она вновь смутилась, и глаза стали напряжёнными.
Не давая ей времени сформулировать мысль, суть которой наверняка свелась бы к требованию покинуть её комнаты, Люциус улёгся рядом поверх одеяла и спросил, уткнувшись губами ей в шею:
- Сегодняшняя ночь не была благотворительной акцией?
Джин дёрнула головой, немного отодвигаясь, но при этом одеяло, прижатое его весом, ещё больше сползло, поэтому Люциус в ожидании ответа крепко зажмурился. Она издала мягкий смешок и взъерошила его волосы.
- Мы, слизеринцы, благотворительностью не занимаемся, - важно заявила Джин, пытаясь укрыть плечи.
- Надо сказать об этом моему поверенному, - пробормотал Люциус, наконец добравшись до ключицы. - Мошенник ввёл меня в заблуждение.
- М-м-м, да, Люц, тебя обдурили, как ребёнка, - она запрокинула голову, подставляя шею его поцелуям. Одеяло уже было забыто.
- О, я ужасно наивный, - прошептал он, обводя большим пальцем её губы. - Всегда верю людям на слово.
- Неужели? - они перекатились по кровати, теперь Джин лежала на нём. Она потянулась и поцеловала Люциуса в переносицу. - Всегда-всегда?
- Угу, - он перехватил её губы губами, положив ладони ей на талию. - Хочешь убедиться сама?
Джин долго не отвечала, увлечённо исследуя его ушную раковину.
- Каким образом? - наконец выдохнула она ему в самое ухо, и Люциус вновь перекатился, уложив Джин на лопатки, и навис над ней на вытянутых руках, любуясь открывшимся зрелищем.
- Ты мне скажешь, - он лёг рядом, и она пристроила голову у него на плече, - что хочешь прожить со мной всю жизнь. А я поверю.
Она шутливо двинула его кулаком, но тут же посерьёзнела.
- Люциус, я хочу прожить с тобой всю жизнь, - он потянулся к ней губами, но она отстранилась и села. - Но не всё так просто, как тебе бы хотелось.
- Куда уж проще? - возразил он, кладя её руку себе на лицо и наслаждаясь лёгкими прикосновениями пальцев, пробегающих по лбу и зарывающихся в волосы. - Есть ты, я и Драко. И этот замок - почти что неприступная крепость.
- Давай просто довольствоваться тем, что есть здесь и сейчас, - сказала она тихо и снова легла рядом, положив подбородок ему на грудь. - И не загадывать на будущее.
Такая формулировка Люциусу категорически не нравилась, но у него была бездна времени, чтобы убедить её пересмотреть свои представления о будущем. Главное, что "здесь и сейчас" она была рядом с ним - тёплая, живая, настоящая Джин, десять лет бывшая несбыточной мечтой и оказавшаяся в тысячу раз лучше любых фантазий.
- Но сейчас мы вместе? - спросил он, гипнотизируя её взглядом.
- Тебе для протокола, что ли? - фыркнула Джин и куснула его за плечо. - А говорил, что доверчивый… и наивный…
Она принялась выцеловывать дорожку на его груди, спускаясь всё ниже.
- Чудовищно наивный, - подтвердил Люциус, закрывая глаза.
И в этот момент её палочка на прикроватной тумбочке начала вибрировать.
- Драко! - простонали они хором, и Люциус со вздохом сел и потянулся за одеждой, в беспорядке разбросанной вокруг кровати.
- Как насчёт сонных чар? - без особой надежды предложил он, но Джин, естественно, помотала головой.
- Дай мне пятнадцать минут, - попросила она. - А потом приходите. Драко полазает на террасе, а мы выпьем кофе.
Одевшись, Люциус нагнулся к ней и поцеловал тёплые губы.
- Так мы вместе? - повторил он свой вопрос.
В странном взгляде Джин мешалось столько эмоций и неозвученных мыслей, что он предпочёл их не анализировать. Достаточно было и того, что в результате она кивнула.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:22 | Сообщение # 42 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 36.
- Придёшь к нам сегодня на ужин?
Люциус перехватил ручонку сына, потянувшегося к ножу для масла. Теперь, когда на улице окончательно похолодало, они переставили стол с террасы в бывшую спальню Джин, превратив её в столовую, а сама Джин переехала в комнаты Малфоев. Таким образом образовалось достаточно места, чтобы принимать гостей, жаль только, что желающих навестить их было не так уж много. Пару раз заглядывала Помфри, которая явно тяготилась обществом Люциуса и даже до сих пор чопорно называла его "мистер Малфой", а в основном компанию им составлял Северус, почти каждое утро приходивший в их комнаты на завтрак и частенько заглядывавший вечером после уроков — повозиться с Драко и посидеть у камина, снимая ежедневный стресс от общения с "этими невозможными паршивцами". Джин, уложив ребёнка, присоединялась к ним и обычно тут же сцеплялась с Северусом по поводу очередного примера "вопиющего наплевательства на достижения современной педагогики", а Люциус с удовольствием играл роль рефери. Чаще всего он присуждал победу Северусу — главным образом потому, что ему нравилось дразнить Джин, которая злилась с очаровательным запалом и искренностью. Потом разговор перескакивал на колдомедицину и зельеварение, и можно было просто наслаждаться уютной семейной атмосферой и осознанием, что самые близкие его люди рядом с ним, в безопасности.
- Нет, прости, не выйдет, - Северус торопливо отхлебнул горячего кофе - сегодня он впервые вёл студентов в Хогсмид. - Надо присутствовать на праздничном пиру. Да и на факультете явно спокойно не будет. Хотел бы я знать, что эти паршивцы задумали…
- Вряд ли что-то очень уж оригинальное. Так что обратись к собственному школьному опыту — и будешь знать, чего ожидать, - Люциус поднёс очередную ложку овсянки ко рту Драко, но тот сжал губы и надул щёки с таким решительным видом, что стало ясно — борьба будет упорной.
- В школьные годы я не интересовался идиотскими розыгрышами, - буркнул Северус, поднимаясь.
- Тогда запасись конфетами, может тебе ещё предложат откупиться, - посоветовал Люциус, пытаясь впихнуть в наследника злосчастную кашу насильно, но пока преуспел только в том, чтобы равномерно покрыть ею лукавую мордашку.
- Рассчитываешь, что калории впитаются через кожу? - поинтересовался Северус, протягивая Люциусу салфетку. - В любом случае, сегодня бросить подземелья без присмотра не получится.
- Жалко. Джин в последние дни сама не своя. Я надеялся, она хоть немного развеселится, если ты придёшь.
Северус лишь пожал плечами, извиняясь.
- Прости, мне уже пора. Макгонагалл и так с начала учебного года на меня когти точит. Привет Джин.
- Удачно отмучиться. Драко, помаши дяде Северусу ручкой!
"Дядя Северус", скорчив кислую гримасу, отправился на растерзание гриффиндорской деканше и паре десятков неуправляемых подростков, а Люциус с тяжёлым вздохом вытащил Драко из-за стола. Лично ему, чтобы почувствовать себя растерзанным, вполне хватало нескольких часов общения с собственным сыном. Особенно сейчас, когда Джин начала проводить в лаборатории большую часть дня. Люциус недоумевал, для чего может быть нужен такой запас зелий. Не имея возможности свободно ходить по Хогвартсу и сидя безвылазно в их комнатах, он даже начал подозревать, что на самом деле она вновь начала покидать замок по приказу директора, но Северус подтвердил, что никуда дальше больничного крыла Джин не отлучается. Более того, по мнению Северуса, обстановка во внешнем мире стала гораздо менее напряжённой, Лорд почти месяц как затаился, разрабатывая какой-то план, поэтому сейчас не было никакой нужды использовать оперативные навыки Джин — организация Дамблдора замечательно справлялась без неё.
Но что-то было не так, Люциус знал это точно. За почти два месяца, что Джин жила с ним, редкую ночь она спала без кошмаров. Зелье для сна без сновидений она отказывалась принимать наотрез, так как после лечения в Мунго у неё выработалось привыкание к большинству компонентов. Пока что Северус пытался изобрести что-то аналогичное по действию, но с принципиально иным составом, а Джин выматывала себя в течение дня до полуживого состояния, надеясь, что это поможет ей провалиться в глубокое забытьё. И всё равно просыпалась от собственного крика, вся в слезах, и долго молчала, уткнувшись Люциусу в грудь и тяжело дыша. На все его расспросы она только мотала головой, как беспомощный ребёнок — уж теперь-то Люциус знал цену всей её взрослости и рассудительности. И был уверен, что корни её странного поведения, скрытности, параноидальной готовности к неприятностям и страшных снов — всего, что мешало ей просто быть счастливой и жить хотя бы сегодняшним днём, как она ему обещала, — крылись в её прошлом, том, что было до несчастного случая, приведшего её в Мунго в первый раз. Но ни Поппи, ни Северус, как показало осторожное раследование, даже не знали об этом эпизоде её биографии. А спрашивать прямо саму Джин Люциус не хотел — мало того, что ей бы явно не понравилось, что он собирал о ней сведения, этот разговор влёк за собой воспоминания о её втором попадании в госпиталь, а значит и о Прюэтте.
А о Прюэтте лично ему даже думать было почти физически больно, не то что говорить. Одна мысль о том, что, возможно, по ночам, в объятьях Люциуса, она плачет о нём, была невыносимой. Люциус дошёл до того, что, как сентиментальная барышня, перебирал воспоминания о первых днях их знакомства, пытаясь отыскать в них знаки, что он уже тогда был ей дорог — он, а не Прюэтт! Но вспоминалось всё время не то: сумасшедшее биение сердца во время их первой совместной аппарации, ладонь, прижатая к стеклу вагона, золотые блёстки прюэттовского вопиллера и её тёмный силуэт — всегда в отдалении, всегда посреди пёстрой толпы гриффов и хаффлов, недосягаемый и чужой. И чем больше Люциус старался обнаружить в памяти доказательства неравнодушия Джин, тем яснее становилось, что он сам был одержим ею с первой встречи. А она по-прежнему оставалась "вещью в себе" — знакомая снаружи до последней чёрточки, до мельчайшего нюанса в интонациях голоса, до самого лёгкого и незаметного жеста — и при этом всё такая же непостижимая.
Надев на отмытого от каши Драко тёплую куртку и шапочку, Люциус вывел его на террасу. Детскую одежду Джин покупала в маггловском магазине Эдинбурга, чтобы не привлечь лишнего внимания — они надеялись, что Лорд понятия не имеет, где скрывается Драко. Наблюдая за сыном в нелепых маггловских вещах, сосредоточенно обрывавшего листики вечнозелёного плюща, Люциус пытался представить себе их будущую жизнь. Сколько можно вот так скрываться, быть пленником нескольких комнат и мучиться от безделья? Чем заняться в Хогвартсе, если перестать прятаться, и как в таком случае обезопасить Северуса? Ведь если до сведения Лорда дойдёт, что Люциус вышел из комы, но остался в замке, он может отдать Северусу приказ покарать предателя. Бежать? Не было места в этом мире, где Лорд не нашёл бы его через метку. Открыто бросить вызов бывшему хозяину, встав под знамёна господина директора? Джин наверняка обрадовалась бы такому решению. Но Люциус, гордившийся своими манипуляторскими способностями, нутром чуял конкурента, умудрившегося так ловко запудрить мозги достаточно критично мыслящим Северусу и Джин. Конечно, Северус был прав, говоря, что из двух зол Дамблдор является меньшим, так как не склонен жертвовать своими соратниками ради одной дисциплины или вообще под настроение. Но зато наверняка был способен пойти на такие жертвы ради высшего блага. И Люциусу не хотелось бы, чтобы он сам, его сын или Джин оказались фигурами на размен. Стать двойным агентом, как Северус? Прежде всего это означало необходимость вернуться к Лорду, а значит — разлучиться с Джин и, возможно, с Драко, чтобы он снова не стал заложником. И это не говоря о том, чем в таком случае придётся заниматься. Если Лорд и поверил в то, что Люциус не замышлял предательства, когда отправлял Нарциссу с сыном в укрытие, что вырвался из его хватки вовсе не для того, чтобы дать Джин возможность ударить заклинанием, и что просто неудачно шагнул вбок, а вовсе не закрывал её от проклятья — даже если всё это действительно будет прощено, ему уже не вернуться к прежней почти спокойной жизни. Теперь-то уж Лорд при каждом удобном случае будет требовать от Люциуса снова и снова демонстрировать свою лояльность.
В общем, хорошего варианта, пока Лорд жив, не существовало. А убить его, по слухам, было невозможно. Кто первый об этом заговорил, Люциус даже не помнил, но и Белла, и братья Лестрейнджи, и Нотт с Крэббом, и Долохов были совершенно уверены, что Лорд бессмертен. И даже Регулус что-то об этом говорил Северусу в их последнюю встречу. Большинства заклинаний прямого урона Лорд действительно не боялся. Свои эксперименты с трансформациями он в своё время затеял именно для того, чтобы обрести естественный иммунитет против боевой магии. Чем сложнее и темнее было заклятье, тем с большей вероятностью оно не могло поразить его в полную силу. Так что Джин исключительно повезло, что она ударила простейшим Ступефаем — заклинанием, больше подходящим для студенческой дуэли в коридоре Хогвартса, а не для атаки на непобедимого Лорда. Впрочем, как Люциус имел возможность убедиться на собственном опыте, сногсшибателями она владела более чем прилично. Но лучше бы, всё же, это была Авада, против которой нет и не могло быть никакого "иммунитета". И тогда они все были бы сейчас свободны. Можно было бы вернуться в Малфой-мэнор и показать Джин мамин зимний сад и Цицерона. А потом, оставив Драко на попечении эльфов, отвести её в бордовый кабинет, задёрнуть шторы, зажечь настольную лампу…
Правда, в этом случае ему бы не пришлось несколько недель лежать в больничном крыле, слушая её отчаянные мольбы не умирать, бороться, вернуться к ней. А значит, не было бы ни вечеров у камина, ни этой жёлтой курточки, в которой маленький Драко был похож на цыплёнка, ни тихого смеха в темноте. А целоваться в бордовом кабинете Малфой-мэнора ему бы пришлось с Нарциссой.
Люциус почувствовал, что замерзает. Чего ему на самом деле не хватало — так это палочки, конфискованной Беллой. Конечно, пользоваться палочкой Джин было приятно — это подтверждало родственность их магии, а также создавало особую близость между ними. Но Джин слишком часто не было рядом, и Люциусу, привыкшему полагаться на магию, порой приходилось тяжело без элементарных возможностей, вроде применения согревающих чар. Драко же холод был нипочём, и уговаривать его вернуться в комнату было бесполезно. Поэтому их прогулка всегда заканчивалась одинаково: Люциус хватал сына поперёк тела и тащил его внутрь, игнорируя протестующие визги. Пару раз наблюдавшая эту картину Джин даже наложила на террасу дополнительную защиту от прослушивания. Воспитательных методов Люциуса она не одобряла, но ей легко было судить — её-то Драко слушался беспрекословно. Может быть всё дело было в том, что мальчик скучал по матери, поэтому женский голос вызывал у него большее доверие. При этой мысли у Люциуса внезапно сдавило горло. Ему вдруг стало так жалко своего несчастного, брошенного сына, что он от всей души послал далёкой Нарциссе пару нехороших пожеланий.
- Что тут у тебя? - не сразу справившись с голосом, спросил он у Драко, который азартно тыкал найденной веточкой в прорезь в ограждении террасы.
Мальчик солнечно улыбнулся и сказал:
- Ы!
Люциус присел на корточки и со всей серьёзностью уточнил:
- Ы?
Драко лишь махнул рукой на бестолкового отца и вернулся было к прерванному занятию, как у них за спиной стукнула дверь. На пороге стояла Джин.
- Преподаёшь ребёнку азы гербологии? - осведомилась она, обводя взглядом ошмётки листьев, которыми, благодаря старательному Драко, был усеян пол террасы.
Драко кинулся к ней, воодушевлённо размахивая своим прутиком, от которого Джин пришлось уклоняться, спасая глаза. Она подхватила мальчика на руки и зарылась носом ему в шею, отчего Драко захихикал, дрыгая ногами. Люциус подошёл и обнял их обоих, вдыхая запах трав, которым была пропитана её роба. И подумал, что, в сущности, бордовый кабинет — совсем не обязательное условие для счастья.
***
- Мне вполне хватает выкрутасов Драко за столом, - не выдержал Люциус, глядя на то, как Джин вяло ковыряет в тарелке. - Тебя тоже прикажешь кормить с ложечки?
- Прости, - тихо откликнулась она каким-то неживым голосом. - Я правда не могу.
Сегодня они ужинали вдвоём — Драко, заигравшись, отключился прямо на полу у камина и был уложен в постель раньше обычного. Люциус предвкушал романтичный вечер, раз уж Северуса сегодня можно было не ожидать, но Джин явно была не в настроении.
- Пойду проверю, как там Драко, - сказала она, поднимаясь из-за стола, и вышла.
А Люциус застыл с бокалом, не донесённым до рта, поражённый внезапной мыслью. А что если… Перепады настроения, отсутствие аппетита, слёзы — всё было ужасно похоже на поведение Нарциссы во время беременности. И даже то, что Дамблдор наконец оставил её в покое со своими заданиями…
Люциус вскочил, ещё не зная, что чувствует. Если его предположение окажется правдой — как к этой новости относиться? Джин — его Джин, за внимание которой он воевал даже с собственным сыном, — станет матерью и больше уже никогда-никогда не будет принадлежать только Люциусу. Не будет той тонкой трогательной девочкой, какой он всё чаще видел её в последние несколько месяцев. Но зато у них будет общий ребёнок, который раз и навсегда соединит их жизни без всяких оговорок вроде "поживём-увидим". Её забота о Драко их тоже объединяла, но разве это можно сравнить с тем, чтобы по-настоящему быть родителями малыша, в котором будут перемешаны их частички, их магия… Но Драко — его первенец, его драгоценный мальчик, дороже которого у Люциуса не было ничего — не окажется ли он из-за этого отодвинут в сторону? Он так тянется к Джин, ища замену потерянной матери, что если после рождения нового малыша он окажется не нужен? Нет, Джин конечно никогда бы так не поступила, никогда бы не отвергла нуждающегося в ней ребёнка, но будет ли в её сердце достаточно места для сына Нарциссы? Сможет ли она любить их одинаково, после того, как её впервые назовут "мамой"?
На смену этим вопросам пришли куда более неприятные мысли. Если Джин знала о своём состоянии — а она не могла не догадываться — то, похоже, не испытывала по этому поводу счастья. В последние дни она вообще была совершенно не в себе. Даже Нарцисса, беременность которой проходила тяжело и воспринималась ею как одна огромная жертва, первые месяцы ходила с загадочной улыбкой, погружённая в себя и умиротворённая. Это потом началась почти постоянная тошнота, затем кровотечения, одна госпитализация за другой, противные на вкус зелья, капризы и обвинения Люциуса в эгоизме. Может быть Джин не хочет этого ребёнка? Разве можно в её положении по полдня проводить на ногах, в лаборатории, дыша ядовитыми испарениями от котлов? Если только… если она не делает этого нарочно. Люциус стиснул зубы. Нет, это было совсем не похоже на его Джин. Наверное, она просто была растеряна. Ведь ситуация действительно была тяжёлой, учитывая войну за стенами Хогвартса и то, что Люциус был вынужден прятаться даже от обитателей замка. Вдобавок, официально он был женат на другой женщине, и урегулировать этот вопрос в ближайшем будущем не представлялось возможным. Где искать Нарциссу и каким образом добиваться развода, считаясь недееспособным телом, — сейчас казалось нерешаемой проблемой. Не самое простое время для рождения малыша, но всё же ему не хотелось верить, что Джин может быть настолько расстроена подобной перспективой. С ней надо было срочно поговорить, успокоить, пока с ней не случилось то же, что с Нарциссой, магия которой начала отвергать младенца. Целительница говорила тогда, что течение беременности во многом зависит от настроя матери, что это верно даже для маггловских женщин, а для ведьм имеет принципиальное значение — вот почему в волшебных семьях редко рождаются нежеланные дети.
Люциус попытался собраться с мыслями, распланировать предстоящий разговор прежде чем идти к Джин, но укротить ураган эмоций ему не удалось. Осторожно выглянув в коридор, чтобы не столкнуться там с кем-нибудь, случайно забредшим в тупиковый коридор больничного крыла, Люциус поспешно нырнул в соседнюю дверь. Каждый раз переходя из бывших комнат Джин в свои, он чувствовал себя отвратительно. Красться по Хогвартсу, как вор… Жалко, что нельзя было объединить их комнаты общей дверью — пронизанные магическими потоками стены не поддавались никаким трансформациям, дополнительный проход можно было разве что продолбить в каменной толще примитивным маггловским способом, что было бы невозможно сделать бесшумно и быстро, а значит это неизбежно привлекло бы ненужное внимание.
Свет был погашен — и в их спальне, и в комнате Драко. Люциус даже успел подумать, что Джин, убедившись, что мальчик спит, снова сбежала в лабораторию, но, когда глаза немного привыкли к темноте, увидел её силуэт в глубине единственного кресла, оставшегося от старой обстановки бывшей гостиной. Джин любила читать в нём перед сном или укачивать проснувшегося среди ночи Драко. Но сейчас она просто забилась в него, подобрав под себя ноги и свернувшись в калачик. Когда Люциус приблизился, ему даже показалось, что он слышит, как её бьёт крупная дрожь. Ничего удивительного — в комнате царил ужасный холод, несмотря на закрытые окна и горящий камин.
- Джин, что с тобой? Ты заболела? - он опустился на корточки и протянул к ней руки. Но когда ему удалось нащупать её ладони, они не были ледяными, как он ожидал. Лоб тоже не был ни горячим, ни холодным. - Поговори со мной, Джин!
- Мне плохо, - еле слышно произнесла она, и голос тоже дрожал. - Я больше не могу…
- Скажи мне, что сделать? Хочешь, я позову Помфри? Или Дамблдора? Или нужны какие-нибудь зелья? - она лишь мотала головой. - Джин, не пугай меня! Нет ничего непоправимого, мы придумаем что-нибудь, всё будет хорошо. Только скажи, что случилось?
Она со всхлипом уткнулась лицом в его плечо.
- Не-могу-не-могу-не-могу… - надсадным шёпотом повторяла она, и её всё сильнее знобило.
Люциус потянул из руки Джин палочку, для чего пришлось разжимать её пальцы, сведённые судорогой, подкинул в камин ещё пару поленьев и разжёг огонь посильнее, а потом закутал её в плед. Она слабо вырывалась и говорила что-то совсем уж непонятное, как будто бредила: то просила у кого-то прощения, то твердила, что она не виновата, потом бормотала совершенно невразумительную ерунду про крыс и бабочек, и Люциус уже всерьёз собрался плюнуть на всё и тащить её к Дамблдору, как вдруг она посмотрела на него прояснившимся взглядом, словно только начиная осознавать, кто она и где.
- Люц… - дрожащая рука коснулась его щеки, как будто Джин хотела убедиться в его реальности. - Я — чудовище, - она перевела пустой взгляд на огонь, и некоторое время они сидели молча. В комнате постепенно теплело. - Мне нет прощения.
- Что ты сделала, Джин? - спросил он, с трудом протолкнув эти слова сквозь пересохшее горло. Он уже успел почти забыть версию, с которой шёл к ней, и теперь ему было безумно страшно услышать от неё признание, что она сделала что-то с ребёнком. Это был бы конец. - Скажи мне, что ты сделала?
- Ничего. Я не сделала ничего.
Она вновь посмотрела на него лихорадочно блестящими тёмными глазами, и на лице была такая мука, что ему захотелось бежать как можно дальше от этой искажённой маски — воплощения боли, которую он не мог облегчить, и вины, которую он не понимал. Сбежать, чтобы не чувствовать себя таким бессильным, неспособным ничем ей помочь. Чтобы за жалостью следом не нахлынула злость — на её хрупкость и уязвимость в сочетании с невозможной скрытностью, на недоверие к нему и на свою собственную растерянность.
И в этот момент метка вспыхнула болью. Это было совершенно не похоже на вызов Лорда — кровожадная мерзкая тварь, расправляющая свои клешни и тянущая из него энергию. Сейчас же на предплечье словно капал раскалённый метал, прожигая дыру насквозь. Люциус дёрнулся всем телом, сцепив зубы, понимая, что, если эта пытка продлится ещё хотя бы несколько минут — он не сможет не орать от боли и напугает Драко. Зато Джин как будто пришла в себя и сразу же кинулась к нему, но это нельзя было успокоить объятьем, наоборот — хотелось кататься по полу или крушить мебель, и кричать, кричать, срывая голос.
Казалось, это длилось вечность, хотя в действительности, может быть, прошло всего несколько секунд. В глазах у Люциуса потемнело, и он уже ожидал, что сознание отключится, как вдруг всё прекратилось. Остались лишь цветные пятна, пляшущие перед глазами, лёгкий звон в ушах и привкус крови во рту от прокушенной губы. Он поднялся с пола и, с трудом добравшись до кресла на ватных ногах, рухнул в него.
- Ты как? - спросила его Джин таким деловитым тоном, как будто это не у неё только что была непонятная истерика и как будто Люциус был пациентом, которому она готовилась выписать перцовое зелье.
- Кошмарно, - прохрипел он и закатал рукав рубашки.
Джин издала слабый звук — не то удивления, не то испуга. Знак Мрака, ещё утром выглядевший как угольно-чёрная татуировка, сейчас был еле заметен. Люциус чувствовал, что клеймо осталось — там, глубоко под кожей, но разглядеть его очертания мог теперь лишь тот, кто знал, как метка выглядела раньше. Джин провела пальцем по его руке, от локтя до запятья, а затем вложила свою ладонь в ладонь Люциуса, и он благодарно пожал её.
- Ну вот… - сказала она неопределённо, но он отлично понял, что это означало. "Ну вот ты и свободен". - Мне нужно идти.
Подобрав с пола свою палочку, она встала одним резким движением.
- Подожди! Куда ты собралась — сейчас?!
- К Дамблдору. Это важно, Люциус, пожалуйста. Останься с Драко.
- Ты же никуда не уйдёшь из замка? - спросил Люциус, вдруг ощутивший, как между ними стремительно разрастается неизвестно откуда взявшаяся трещина. - Джин, ответь мне!
- Не уйду, - устало сказала она. - Теперь уже некуда идти.
Люциус не успел даже подняться из кресла, как она уже исчезла за дверью, посчитав разговор законченным. У победы был отчётливый привкус беды.
***
Камин директорского кабинета был для неё разблокирован, словно Дамблдор ждал, что она появится. Конечно — он всегда всё понимал. Каждый раз, как что-то случалось, Джин видела на его лице одно и то же выражение. "Бедная девочка, ты и это знала…"
Но сегодня было совсем не похоже на то, что было раньше. Не только потому, что это был единственный раз, когда Джин была известна точная дата и время нападения. Джеймс и Лили стали первой жертвой, значение которой она хотя бы понимала. Как повлияло бы на будущее, если бы остались в живых Доркас, или Фабз, или Кэрадок, или Боунсы, — Джин не знала. Может быть этих смертей можно было бы избежать, может быть время простило бы ей это вмешательство? Эта мысль преследовала её так упорно, что ей начало казаться — с гибелью родителей Гарри смириться будет легче, по крайней мере они умерли не напрасно. Но оказалось, что от этого в тысячу раз хуже. Теперь она чувствовала себя палачом. Оправдывать своё бездействие тем, что в смерти Поттеров был смысл… это было чудовищно. И чудовищнее всего, что Джин с этим справилась.
Не умерла от боли, не сломалась, даже так и не потеряла контроль над магией. Она не знала, кому больше обязана этим — Люциусу, удержавшему её на грани реальности, или собственному чувству самосохранения, которое оказалось гораздо сильнее, чем можно было ожидать. Но осознавать, что она выстояла, смирилась, наконец успешно отгородилась от своей непростительной вины, — было ужасно. Раньше она думала, что перегорела тогда, вместе с листком расчётов, превратившимся в пепел на её глазах. Вместе с её первой и последней попыткой бросить вызов времени и смерти. И всё-таки тогда она по крайней мере чувствовала боль. А вот сейчас от живых чувств и нормальных человеческих реакций и вправду остались одни почерневшие головешки.
"Наверное, я уже никогда не смогу плакать", - отстранённо подумала она, глядя в полные сочувствия глаза Дамблдора, появившегося из дальней комнаты.
- Джин, - она кивнула, давая ему знак продолжать, - я только что получил ужасное известие от нашего наблюдателя из Годриковой лощины.
- Джеймс и Лили, - Джин не опустила взгляда. - Говорите, Альбус, истерик больше не будет.
Теперь он смотрел на неё с жалостью, как на неизлечимо больную. Что поделать, такой она теперь и была — эмоциональный урод, ампутант с обрубком души…
- Волдеморт пришёл за ними лично. Пришёл за мальчиком…
- Гарри, - машинально поправила его Джин, и тут же её охватил такой ужас, что ослабели колени. А вдруг она всё-таки что-то изменила, что если в этой реальности Гарри тоже не выжил?!
- Сядь, сядь, - Дамблдор подхватил её под локоть и помог опуститься в кресло. - Воды?
- Нет, - она помотала головой. - Гарри…
- Гарри жив, - уверил её он, ободряюще похлопав по плечу. - Хотя, судя по словам свидетелей, Волдеморт послал в него убивающее проклятье.
- Свидетели… - горько повторила Джин.
- Да. Когда защитные чары пали, местные жители смогли видеть дом. Было три вспышки зелёного света, но никто так и не вышел наружу. Потом один смельчак пробрался к окну и увидел, что ребёнок жив. Я собираюсь отправить за ним Хагрида — не думаю, что кто-нибудь наберётся храбрости зайти внутрь, хотя Волдеморта там точно нет.
- Нет, - как во сне подтвердила Джин. - Метка Люциуса исчезла.
- Совсем исчезла? - глаза Дамблдора остро блеснули.
- Волдеморт вернётся, Альбус, - мрачно пообещала Джин. - Он развоплотился не навсегда.
- Что ж, я так и думал, - вздохнул он. - Джин, мне надо поторапливаться. За эту ночь надо успеть многое…
- Подождите! - она удержала его за локоть. - Не отдавайте Гарри в семью его тёти!
- Ты и это знаешь… - Дамблдор задумчиво пощипал бороду. - В таком случае, предполагаю, именно у тёти Гарри и жил, - она смущённо потупилась. - Джин, ты опять за своё!
- Ну пожалуйста! - взмолилась она. - Гарри может жить здесь. Я обещала Лили, поймите! Я ей обещала…
- Джин, не надо. Даже если забыть о твоём предполагаемом невмешательстве в события - Гарри нуждается в защите. Защите материнской крови, которую ему дала Лили.
- Но в Хогвартсе ничуть не менее безопасно, - возразила Джин. - По крайней мере ближайшие десять лет…
- А потом? - поинтересовался Дамблдор, и сказать на это было нечего. - Вот видишь. Если защиту крови не активировать сейчас, то по прошествии времени она уже не заработает. И не уговаривай меня нарушить предопределённое… - он вдруг замолчал, прислушиваясь, а затем махнул палочкой, открывая входную дверь. - А, Северус, заходи!
Обернувшись, Джин увидела на пороге Северуса, который сейчас больше напоминал привидение, чем живого человека.
- Директор, - хрипло начал он и был вынужден прокашляться прежде, чем смог продолжить, - произошло что-то странное…
- С меткой? - уточнил Дамблдор, и Северус кивнул. - Джин, ты не могла бы… Мне действительно надо поскорей дать Хагриду инструкции.
- Идите, - безжизненно согласилась она. - Я всё расскажу ему.
- Что случилось?! - практически заорал Северус, заступая дорогу Дамблдору. - Что это значит?
Джин обняла его за костлявые плечи, для чего ей пришлось привстать на цыпочки.
- Пойдём к нам, Северус, поговорим.
Он, как оглушённый, позволил подвести себя к камину, в то время как Дамблдор, послав Джин извиняющийся взгляд, исчез за дверью.
- Джин, скажи мне, - попросил Северус, когда она уже взяла горшочек с дымолётным порошком. - Скажи мне — что-то с Лили, так ведь?
Его вещее авгурское сердце уже всё знало, но разум не хотел принять эту истину. Джин перенесла их обоих в больничное крыло и потянулась было к полке с зельями, чтобы взять флакончик с успокаивающим, но Северус перехватил её руку.
- Это не понадобится, - сказал он таким тоном, что Джин поняла — теперь в замке будет два эмоциональных инвалида. - Просто скажи мне. Скажи!
Он встряхнул её за плечи, жёсткие пальцы вцепились так, что причиняли боль, но это было правильно. Эта холодная ярость — она должна была быть направлена на Джин, хоть Северус этого и не знал. Было только справедливо, что именно она, предательница, стояла сейчас перед своим другом, подбирая слова, чтобы сообщить ему чёрную весть. Как и то, что, когда она наконец решилась, он молча выслушал её, развернулся и ушёл.
А Джин, чувствуя себя древней старухой, осталась стоять посреди коридора. И вдруг так ясно увидела прямо перед собой мраморное надгробие на заснеженном кладбище в Годриковой лощине, что даже перехватило дыхание. И тогда, боясь спугнуть это видение, она, как зачарованная, подняла палочку и наколдовала венок из морозника. А когда её обняла за плечи тёплая рука и осторожно, но настойчиво повела куда-то, Джин на мгновенье показалось, что это Гарри. И она крепко зажмурилась, чтобы не разрушить волшебство. А знакомый, хоть и полузабытый голос произнёс так отчётливо, как будто наяву: "Последний же враг истребится — смерть".
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:27 | Сообщение # 43 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 37.
Несколько дней Люциус метался, пытаясь собрать воедино свой разваливающийся на глазах мир. Северус и Джин, одинаково неживые и погасшие, забились по разным углам и их нужно было буквально заставлять есть, спать, двигаться — делать хоть что-то, кроме бессмысленного созерцания им одним видных картинок прошлого. А Драко, болезненно реагировавший на тягостную атмосферу вокруг, как с цепи сорвался, не давая передышки ни днём, ни ночью. В общем, если Люциус когда-нибудь и осмеливался мечтать об освобождении от Лорда, то определённо представлял эту свободу совершенно не так.
За стенами замка в это время продолжалась жизнь. Магическая Британия пережила первую волну эйфории и вернулась к своему обычному полусонному состоянию, которое время от времени нарушалось свежими известиями об очередном пойманном или упущенном подручном Волдеморта. Дамблдор лично позаботился о том, чтобы дело Северуса было рассмотрено закрытым судом одним из первых, после чего тот, полностью оправданный, смог вернуться к преподаванию. Зная специфическое отношение друга к своей профессорской должности, Люциус был сильно удивлён, когда Северус решил остаться в Хогвартсе. И ещё больше — когда стало ясно, что преподавательская рутина действительно помогла ему выбраться из депрессии и стать почти самим собой.
Джин понадобилось больше времени, чтобы придти в себя. С каждым днём Люциус всё сильнее жалел, что его предположение насчёт беременности не подтвердилось, потому что на детской теме она явно была повёрнута. Точнее — на одном конкретном ребёнке. Люциус не знал, что за особая связь была у Джин с семьёй Поттеров, но судьба Мальчика-Который-Выжил была чуть ли не единственным, что её вообще заботило. Она практически каждый день отправлялась к Дамблдору с очередной попыткой уговорить того доверить ей опеку над маленьким Гарри и каждый раз возвращалась ни с чем. А однажды, проснувшись среди ночи, Люциус обнаружил, что Джин укачивает Драко, тихонько напевая ему колыбельную, а по лицу её текут слёзы. С этого момента всё стало почти совсем как раньше. Северус снова стал приходить к ним на завтраки и по вечерам. Вдвоём с Джин им было легче переносить свои потери, Люциус даже порой чувствовал себя лишним, когда они надолго замолкали и придвигались ближе, ища поддержки друг у друга, а не у него. Но главное, что оба были рядом с ним и что они справлялись.
Всё рухнуло в одночасье.
***
В дверь постучали, когда Джин, Драко и Люциус только вернулись с "прогулки".
Они по-прежнему не рисковали выходить куда-то за пределы больничного крыла и гуляли на террасе. Теперь, когда на самом деле был выбор, стены давили не так сильно и можно было подождать ещё немного — пока будут пойманы все беглые "коллеги" Люциуса, по крайней мере самые опасные, и пока решится вопрос с его собственным статусом. Конечно, если бы против Люциуса выдвинули обвинение, Дамблдор не стал бы помогать ему скрываться от правосудия. Да Люциус и сам бы не собирался бегать и прятаться. Но ожидать следствия предпочитал на свободе, и незачем было напоминать о себе лишний раз. Ему было хорошо в Хогвартсе, и он не торопился возвращаться во внешний мир. Этот мир сам ворвался в его тихую гавань, взбаламутив и разрушив всё, что Люциус так тщательно строил.
– К тебе гости, — коротко доложила стоявшая за дверью Помфри, и по её поджатым губам было понятно, что она совершенно не в восторге от упомянутого визитёра. — Можете поговорить в моём кабинете.
Поблагодарив её, Люциус вышел в коридор, гадая, почему Помфри не пригласила таинственного гостя в их комнаты. Ответ на этот вопрос он получил, как только заглянул в кабинет медсестры и почувствовал знакомый сладкий запах духов. Первым импульсом было развернуться и бежать прочь. Слишком поздно.
– Люци, милый! — Нарцисса, стоявшая у окна, обернулась на звук открывшейся двери и тут же кинулась к нему. — Ты справился… справился с проклятьем! Какое счастье! — голубые глаза немедленно наполнились слезами, и Нарцисса повисла у него на шее, отчаянно всхлипывая.
Люциус стоял, как громом поражённый, совершенно не представляя, как реагировать. Между тем Нарцисса продолжала лепетать что-то о том, как она была неправа, как виновата, как она ужасно скучала по нему и по Драко… Когда прозвучало имя сына, Люциус наконец очнулся и осторожно отцепил от себя её руки, отступая на шаг.
– А сейчас ты чего хочешь, Цисси? Это, конечно, трогательно, что мы ещё не окончательно стёрлись из твоей памяти…
– Как ты можешь так говорить?! — перебила она с искренним возмущением. — Не было ни дня, чтобы я вас не вспоминала. Я люблю вас и хочу, чтобы мы были вместе!
– Забавный ты выбрала способ это доказать, — он вновь сделал шаг, отодвигаясь от неё, — сбежав в самый тяжёлый момент.
Нарцисса уронила залитое слезами лицо в ладони, её хрупкие плечи трагически вздрагивали с каждым судорожным вздохом. Люциус терпеливо дожидался, пока она придумает, что ответить. Наконец Нарцисса справилась с собой и заговорила дрожащим голосом:
– Это жестоко с твоей стороны, Люц! Жестоко — и несправедливо. Ты сам — сам втянул нас в этот кошмар. По твоей вине мы с Драко чуть не погибли. Ты хоть представляешь, как мне было страшно? Я всего лишь слабая женщина, чего ты от меня хотел?! — она уже почти кричала высоким, срывающимся на визг голосом. — Гриффиндорской отваги?! Тебе, слизеринцу, должно быть понятно чувство самосохранения, в конце концов! Люц, пожалуйста… — она ухватила его за рукав, умоляюще заглядывая в лицо. — Я же оставила Драко в безопасном месте, там, где его могли защитить, где о нём могли позаботиться!
– Ну, не переживай так, — холодно ответил он, высвобождая руку. — О нём и сейчас есть кому позаботиться.
– Но сейчас всё по-другому! Ты поправился, Лорда больше нет — мы можем вернуться домой. Я была там. Я видела твоего филина — он совсем одичал. И вот ещё — посмотри! — Нарцисса начала отчаянно копаться в глубоком кармане мантии, и Люциус почему-то сразу понял, что она ищет. — Белла её вернула. Мы говорили с ней, она сожалеет…
Он, как во сне, протянул руку и забрал у Нарциссы свою палочку, чувствуя, что вновь становится цельным.
– Спасибо! — искренне поблагодарил он, но тут же отшатнулся от её воодушевлённых объятий. — Мы с Драко будем тебе писать.
Судя по опасно сощуренным глазам, до Нарциссы наконец дошло, что всё не получается так гладко, как она запланировала.
– Ты не можешь так со мной поступить, — прошипела она угрожающе. — Вы — моя семья, и я не собираюсь отступать. Если ты решил бросить меня, то готовься расстаться и с Драко. Я не позволю, чтобы моего сына растила эта грязнокровная девка…
– Убирайся! — Люциус схватил Нарциссу за локоть и поволок её к выходу, преодолевая нешуточное сопротивление. — Убирайся, пока я…
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стояла Джин, сияющая такой ненатурально-солнечной улыбкой, что даже глаза заболели.
– Цисси, дорогая! — воскликнула она радостно, оттесняя Люциуса от Нарциссы и награждая её поцелуем в щёчку, от которого та скривилась, как от порции костероста. — Наконец-то ты вернулась! Драко, подойди, поздоровайся с мамой…
Люциус заледенел, беспомощно наблюдая, как сын нерешительно приближается к присевшей на корточки Нарциссе, как она стискивает его в объятьях и покрывает удивлённое личико поцелуями, как Джин смотрит на всё это с удовлетворённой улыбкой…
– Выйдем, — процедил он, буквально выталкивая Джин в коридор. Она спокойно подчинилась, позволив притащить себя в их гостиную, где он практически швырнул её в кресло, с ужасом чувствуя себя способным в данный момент причинить ей физическую боль. Чувствуя, что хочет сделать ей больно. — Что ты творишь?! Драко только-только начал её забывать!
– А ты считаешь правильным, что твой ребёнок забывает родную мать? — её невинно-удивлённый тон выводил из себя, и Люциус заставил себя тоже сесть, чтобы сдержать агрессию.
– Моему ребёнку не нужна такая мать. Мать, которая бросила его, сбежала, предала нас обоих!
– Послушай, Люциус, — сказала она серьёзно, и он понял, что всё уже решено. Джин всегда умудрялась решать их судьбу за двоих. — Нельзя же так… жестоко. Она ошиблась, но она всё ещё мать Драко. И твоя жена.
– Ты веришь в то, что сейчас говоришь?
– Разумеется, — отрезала она. — Ты же знал, что мы с тобой — это не навсегда. Ты согласился.
– Но почему? Почему мы не можем быть навсегда?
– Потому что, как бы ты на неё ни злился, но Драко нужна мать. А тебе — жена, соответствующая твоему положению.
– Какое ещё положение? — фыркнул он. — Джин, я практически вне закона.
– Да брось! — произнесла она беспечно. — Если тебе и предъявят обвинение в чём-нибудь, заявишь, что был под Империо. Прямых улик против тебя, как я понимаю, быть не может. Значит, оправдают. А остальное сделают деньги. Не успеешь оглянуться, как сможешь строить карьеру в Министерстве — помнишь, ты мечтал?
– Это были не мои мечты, — возразил Люциус. — Я бы хотел остаться здесь. Мог бы преподавать…
– Люциус, это смешно, — опять этот невыносимый поучительный тон. — Твоё место не здесь…
– Решила поиграть в благородство, Найтли? — осведомился он светским голосом, в то время как внутри бурлила ярость.
– Нет, боюсь, как бы слизеринская клятва верности не посчитала увод чужого мужа за причинение вреда.
– Увод? Найтли, я что — лошадь?
– Нет, ты, похоже, осёл, — она изобразила улыбку. Слишком много улыбок для одного дня. Если б хотя бы одна из них была искренней… — Подумай сам, что сделает Нарцисса, если ты её вот так бросишь. Ты не только потеряешь сына, но и сядешь в Азкабан.
– Очаровательно! — Люциус наградил её издевательскими аплодисментами. — И ты предлагаешь мне продолжать семейную жизнь с женщиной, которая, по-твоему, способна на такое?
– Оскорблённая женщина способна на многое. Ты же не хочешь проверить это на практике?
– А ты, Найтли, ты вообще женщина? Как ты можешь так спокойно… Или мы с Драко никогда не были тебе нужны?
Какой бы феноменальной ни была её выдержка сейчас, при этих словах в лице что-то дрогнуло. Джин встала и повернулась лицом к окну, как будто на террасе происходило что-то ужасно интересное.
– Это сейчас неважно. То, что было у нас, кончилось. Дальше так нельзя.
Он сделал к ней шаг, ещё не зная, хочет ли обнять или встряхнуть, смять, искорёжить, вернуть сторицей её чудовищную жестокость, но она резко обернулась — и в руке уже была палочка. Та, которую он почти привык считать своей — так же, как и женщину, смотревшую на него насторожённо, как будто она и вправду считала его способным напасть. Это было больно.
– Нарцисса будет тебе хорошей женой, поверь мне, — как ни в чём не бывало продолжила Джин, не опуская палочку. — Ты вернёшься в свой дом со своей семьёй, чего тебе ещё надо?
– Тебя, — он с вызовом уставился в её предостерегающе сощуренные глаза.
– Я не обещала тебе себя, — холодно ответила она.
– У тебя передо мной долг жизни, — почти прошептал он губами, как будто онемевшими от этого холода в её голосе.
– Я его вернула, Люциус, — снисходительно напомнила она, слегка поддёрнув рукав мантии — достаточно, чтобы обнажить запястье.
И это было последней каплей. Люциус выскочил из комнаты, впервые в жизни хлопнув дверью.
"Не надейся так просто от меня отделаться!" — подумал он про себя, торопясь по коридору в кабинет Помфри, чтобы увести сына от Нарциссы, пока она не исполнила свою угрозу и не забрала его из замка.
***
– Боюсь, мистер Малфой, что ничем не могу вам помочь, — Дамблдор откинулся на спинку кресла, посматривая на Люциуса поверх очков. — В данный момент преподавательский штат полностью укомплектован. Разве что… есть одна вакансия, точнее, будет через неделю. Но я сомневаюсь, что вас она устроит.
"Можете хоть завхозом меня назначить, господин директор", — подумал Люциус, перехватывая крутящегося на коленях Драко поудобнее.
– Я хочу получить работу в Хогвартсе, — ровным голосом повторил он.
– Что ж, в таком случае вы можете занять должность штатного зельевара при больничном крыле. По правде говоря, я собирался разделить эту ставку между Северусом и Поппи, но если…
– Что вы хотите этим сказать? Джин увольняется?
"Это, должно быть, ошибка! Она была здесь всегда, она неразделима с Хогвартсом…"
– А вы не знали? — удивился Дамблдор. — Она написала заявление, как положено, за месяц — ещё в начале ноября.
Люциусу показалось, что кресло под ним закачалось. "В начале ноября… Всё это время… Неудивительно, что она так обрадовалась возвращению Нарциссы! Сдать с рук на руки надоевшего…" Незаконченная фраза продолжала упорно крутиться в голове, потому что он даже не мог теперь сказать, кем являлся для Джин.
– Мистер Малфой! — окликнул его Дамблдор, возвращая в реальность. — Так вам нужна эта работа?
– Нет, вы правы, господин директор, это меня не устраивает, — ответил он, как во сне. — А куда Джин собирается?
Дамблдор кашлянул выразительно.
– Простите, мистер Малфой, но я не могу с вами обсуждать планы мисс Найтли…
– Потому что вы опять собираетесь использовать её в операциях? — зло бросил Люциус. — Пытаетесь спасти мир чужими руками? Посылаете в бой женщин, сидя в своей высокой башне…
– Вы забываетесь, мистер Малфой, — перебил его Дамблдор, судя по холодному тону, сильно задетый последними словами. — В какой-то мере вас извиняет искреннее беспокойство за жизнь мисс Найтли, и только поэтому я отвечу на ваш вопрос. Нет, она больше не собирается участвовать ни в каких операциях ни в каком качестве. Остальное — не ваше дело. Но у меня есть кое-что… — он наклонился, нашаривая что-то в глубине стола, и извлёк оттуда астролябию. — Кажется, это ваше, возьмите. И прощайте.
Люциус, ни говоря ни слова, протянул руку, принимая первый и последний дар Джин. Только теперь это был бесполезный медальон, мёртвый кусок металла, в котором больше не было ни её магии, ни её любви. Одна лишь память.
***
Вернувшись в свои комнаты, Люциус даже не сразу их узнал. Вся мебель, переставленная два месяца назад, вернулась на место. Их спальня вновь превратилась в стандартную гостиную, а в кресле, которое раньше стояло в комнатах Джин и считалось креслом Северуса, сидела непривычно поникшая Нарцисса. При его появлении она нервно пригладила мантию и уставилась на Люциуса огромными умоляющими глазами.
– Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — спросила она тихо.
– Возвращайся в Европу. Или где ты там пропадала с лета?
Люциус обошёл комнату, заглянул в "детскую" и вернулся к камину, вдруг осознав, что здесь нет и не может быть его вещей. Ту одежду, что была куплена Джин для Драко, не имело никакого смысла забирать в Малфой-мэнор, а больше здесь не было ничего.
– Где ты оставил Драко? — в её голосе было искреннее беспокойство. — Люциус, я не позволю тебе отнять у меня сына!
– Не волнуйся так, — Люциус уселся напротив неё на диван, ещё совсем недавно бывший их кроватью, с которой встрёпанная Джин встала только сегодня утром. — Драко гуляет с Северусом.
Лицо Нарциссы немного расслабилось, но поза оставалась всё такой же напряжённой.
– Мне очень жаль, что я… Я ошиблась, Люциус, пожалуйста! Как будто ты не хотел бы исправить свои ошибки, если бы мог!
– Конечно, — спокойно ответил он. — Хотел бы. Но я не могу. И ты не можешь.
– Но я же вернулась! — почти выкрикнула она в отчаяньи. — И я очень-очень хочу всё исправить.
– Тут уже нечего исправлять, — он встал и склонился над ней, оперевшись руками на подлокотники кресла. Нарцисса нервозно вжалась глубже в спинку.
– Люциус, мы всё ещё семья, — залепетала она слабым голосом. — Пожалуйста, давай вернёмся домой. У тебя будет время обо всём подумать и спокойно решить…
– Я уже всё решил, Цисси, — прошипел он ей в ухо. — Я с сыном возвращаюсь домой. А ты можешь отправляться, куда хочешь.
– И в Малфой-мэнор? — уточнила она с лёгкой тенью торжествующей улыбки.
– Дом большой, — он пожал плечами, — и Драко действительно нужна мать.
– Действительно? — она наморщила носик. — Что ж, в таком случае… — она попыталась встать, но Люциус продолжал нависать над ней, — встретимся дома. Я буду ждать — тебя и Драко.
– Не так быстро, дорогая, — он прижался губами к её шее, чувствуя, как участился пульс на сонной артерии. — У меня есть условия.
– Ка… какие условия? — она попыталась отстраниться, но двигаться уже было некуда.
Люциус намотал на палец светлый локон и потянул к себе. Теперь её встревоженное лицо было в дюйме от его, а в огромных сияющих глазах плескалась паника. Насладившись своей властью, он наконец впился в мягкие губы злым поцелуем, наказывая её за этот дурацкий спектакль. Она издала протестующий звук и попыталась вырваться, но Люциус только усилил давление. Он оторвался от неё, лишь когда кровь начала гулко бухать в ушах — за секунду до того, как контроль над ситуацией был бы окончательно утерян. Её затуманенный взгляд начал проясняться, а на щеках немедленно вспыхнул яркий румянец.
– Итак, моё условие… — продолжил Люциус, как ни в чём не бывало. — Ты расскажешь мне, за каким боггартом тебе всё это понадобилось.
– Не понимаю, — зачарованно произнесла она, непроизвольно облизнув губы.
– Не понимаешь? — зарычал он угрожающе. Хотелось вновь накинуться на неё, вмять в кресло, сокрушить — но от этого было хуже только ему самому. — Не считай меня таким кретином, Найтли. Ты неплохо потрудилась над образом, надо признать, но сама затея была совершенно идиотской. Так зачем?
– Я не сказала ничего, чего бы не сказала она, — в усталом голосе отчётливо были слышны защитные нотки. — Просто Нарцисса слишком переживает, она могла наговорить лишнего. И ты… ты тоже мог бы сказать ей что-нибудь, что было бы трудно простить. Поэтому…
– А как ты уговорила её? И куда она вообще делась? — Люциус сел на прежнее место — подальше от неё, от её тепла, к которому его так тянуло.
– Нарцисса ничего не знает. Она просто отправилась в Малфой-мэнор. Я сняла волос с её мантии и… — Джин взглянула на него исподлобья. — Да, это было глупо, но я хотела, чтобы ты простил её. Я думала, что смогу объяснить… Прости, я просто идиотка.
– Хуже то, что ты — идиотка, которая считает себя умнее других. Настолько, что возомнила себя вправе играть чужими жизнями. Как будто я без тебя не в состоянии разобраться с собственной женой. И какое тебе вообще дело?!
От его неожиданного крика она съёжилась, как будто Люциус её ударил.
– Я виновата, — почти неслышно ответила она. — Это я виновата, что она тогда уехала. Что ты… что мы… этого не должно было случиться! Так неправильно! Я всего лишь надеялась исправить свои ошибки…
– Я не ошибка, Джин, чтоб тебя, не ошибка! — заорал он, вновь вскакивая на ноги. — Это всё, что ты можешь сказать про нас?!
– Так не должно быть, — она закрыла лицо руками. — Пожалуйста, не надо… Всё пройдёт.
– Не говори мне, что мне чувствовать, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — После того, как ты вышвырнула меня и Драко из своей жизни. Совсем как господин директор — из своего замка. Я бы и без твоих интриг вернулся в Малфой-мэнор. Но тебе непременно понадобилось проконтролировать, чтобы всё обязательно состоялось по твоему плану. Ну, радуйся, что же ты!
Она только ниже опустила голову. И Люциус вдруг подумал, что она действительно никогда не обещала ему себя. А он загонял её в угол, пока не добился того, что она стала способна на всё — лишь бы отделаться от него. Так что винить оставалось только себя. За то, что снова поверил, что чудеса случаются. Поверил, что он достоин чуда. За то, что беспечно пропускал мимо ушей все её "но" и "пока что".
– Прости меня, — повторила она, выпрямляясь и глядя прямо на него сухими глазами. — Мне больше нечего сказать, кроме того, что мне ужасно жаль.
– Тогда лучше молчи. Дико слышать её голос, когда я говорю с тобой, — на самом деле он просто больше не мог выносить весь этот поток извинений, которые вновь напоминали, что всё это было досадной ошибкой, её неправильным решением, Мерлин побери!
– Так всё-таки, как ты понял, что я не Нарцисса?
Старая добрая Найтли со своим неистребимым научным интересом… На неё невозможно было продолжать злиться, когда она загоралась жаждой знания. К счастью для Люциуса, она по крайней мере не осознавала, какой безграничной властью обладала, с этой вечно закушенной губой и нетерпеливо блестящими глазами — даже сейчас, когда вместо лица у неё была чужая маска.
– Я знаю Нарциссу двадцать лет, Найтли, — терпеливо начал он. — Из которых восемь мы прожили вместе. Неужели ты всерьёз думала, что тебе удастся сыграть её так, чтобы я ничего не заподозрил? Твоё поведение было странным с самого начала. Но, возможно, до многосущного я бы додумался нескоро, если бы не твой запах.
– Не может быть! — запальчиво возразила Джин. — Поппи создала отличную парфюмерную иллюзию…
– Поппи… — хмыкнул он. — Да, духи Нарциссы сымитированы безупречно. Но ты буквально пропитана запахом зелий. Это не замаскировать никаким ароматом.
– Ясно, — протянула она таким тоном, как будто мысленно ставила себе галочку — "учесть на будущее". — Действительно, глупо получилось.
– Глупо, — Люциус усмехнулся. — У тебя просто талант выбирать не те слова.
– Прости, — машинально ответила она.
– Найтли, хватит извиняться, не могу больше этого слышать, — простонал он, и на её лицо вновь вернулось виноватое выражение.
– Тогда давай прощаться? — Джин поднялась из кресла и сделала неуверенный шаг к нему навстречу.
– Это правда, что ты уезжаешь из Хогвартса? — она кивнула. — Можно будет тебе писать?
– Нет. Я буду ненаходима для сов, прости. Я покидаю магический мир. Совсем.
Люциусу показалось, что он ослышался.
– Ты собираешься жить среди магглов? Джин, ты в своём уме?!
– А чем плох маггловский мир? — спросила она, мгновенно ощетинившись.
– Тем, что ты — ведьма. Талантливая, могущественная ведьма, которая решила похоронить себя в болоте серости и бездарности. Ты столького могла бы добиться теперь, когда война закончилась! Я бы помог тебе…
Джин скривилась.
– Моё блестящее будущее, Малфой, мы обсудили ещё десять лет назад. Это твоя дорога, а не моя, — она вдруг посмотрела задумчиво. — Но прежде, чем я оставлю магический мир, мне действительно понадобится твоя помощь. У тебя же есть связи в Министерстве?
– Не уверен. Сама понимаешь, я подрастерял свою популярность.
– Галеоны никогда не сдают позиций, — фыркнула она. — Люциус, пожалуйста, это очень важно для меня.
Серьёзный тон Джин в сочетании с капризно-умоляющим личиком Нарциссы и её мелодичным голосом — это было убийственное сочетание.
– Говори, а я подумаю, что можно сделать.
Она тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.
– Мне необходимо увидеться с Сириусом Блэком. Пока его ещё не отправили в Азкабан.
Если Люциус и ожидал чего-то, то совершенно не этого. Беспокойный двоюродный братец Нарциссы, обвиняемый в массовом убийстве магглов, человек, которого после смерти Поттеров Северус считал своим кровным врагом, — зачем он мог понадобиться Джин?!
Похоже, она прочитала сомнения на его лице, потому что тут же добавила со всей серьёзностью:
– Клянусь, что не стану ни организовывать ему побег, ни устраивать самосуд. Мне просто нужно сказать ему кое-что.
– Хорошо, Найтли, я попробую, но ничего не обещаю. Если получится — пришлю тебе сову, так что задержись на несколько дней в Хогвартсе.
– Спасибо! — на секунду Люциусу показалось, что она хотела кинуться ему на шею.
– Пока не за что, — надо было идти прямо сейчас, но он, как идиот, стоял и ждал, что она сделает или скажет хоть что-нибудь. Напряжённое молчание слишком затянулось. — Ты хочешь попрощаться с Драко?
Вот теперь Люциус видел, что ей тоже плохо, но от этого ему не стало легче.
– Нет, — наконец ответила она и даже помотала головой для верности. — Пожалуйста, уходи.
– До свиданья, Найтли, — выдавил он, уже стоя на пороге.
– Прощай, — отозвалась она, не поднимая глаз.
Шагая по коридору больничного крыла, Люциус думал, что нужно было хотя бы дождаться, пока закончится действие многосущного зелья. Потому что его вдруг охватил панический страх, что он уже не может вспомнить её лицо и голос. Это было похоже на то, как сон, который в течение нескольких минут после пробуждения кажется логичным и чётким, при первой же попытке пересказать его или хотя бы зафиксировать для себя превращается в бессмысленный набор размытых образов. Вот что она была такое — всего лишь сон, от которого так не хотелось просыпаться в реальную жизнь.
***
– Только не вздумай рассказать ему, что я плакала! — всхлипнула Джин, утыкаясь лбом в угловатое плечо Северуса.
Он неловко обнял её, взъерошив волосы, и притянул к себе.
– Не скажу. А ты отцепишься наконец от этой куртки и выпьешь со мной чая.
Она переложила курточку Драко со своих колен на диван, но руку от неё так и не убрала, поглаживая яркую ткань, как кошку.
– Я просто скучаю, — попыталась она оправдаться. — Непривычно, когда так тихо.
– Непривычно, — согласился Северус. — А теперь представь, каково мне будет, когда и ты уедешь.
– Прости, — в последнее время она только и делала, что извинялась. Перед Дамблдором — за то, что бросает Орден, перед мёртвыми Поттерами — за то, что принесла их в жертву, перед Люциусом — за причинённую ему боль… — Я обещала Лили. Я должна быть рядом с Гарри — чтобы знать, что у него всё хорошо.
На лицо Северуса набежала тень.
– С чего вдруг у него должно быть что-то плохо? — спросил он резким голосом. — Он жив-здоров, Спаситель магического мира, герой…
– Сирота, — тихо добавила Джин, успокаивающим жестом накрывая его ладонь своей рукой.
– И кто ему виноват? — горечь, которую он носил в сердце, расплескалась наружу, едкая, разрушительная. — Его безмозглый отец, не сумевший даже выбрать надёжного человека среди своих доблестных дружков? Не сумевший защитить собственную семью… Или то, что жизнь сына показалась ей более ценной, чем собственная?
– Все матери такие, — осторожно сказала она. — Да и вообще… Северус, это же ребёнок! Ты бы на её месте смог отойти в сторону?
Он помрачнел ещё сильнее, и Джин тут же вспомнила его рассказ про убийство Боунсов. На его глазах уже был убит ребёнок. И Северус не вмешался. И, возможно, в будущем снова будет стоять перед таким выбором — и снова выбирать невмешательство, на этот раз ради сохранения своего положения при Волдеморте и, в конечном счёте, ради победы. Но разве от этого может стать легче? Теперь-то она на собственной шкуре знала, какой ценой даётся подобная выдержка.
– Мне просто невыносимо думать, что она не боролась, — наконец нарушил он тягостное молчание. — Должен был найтись другой выход!
– Но его не было. И Гарри в этом не виноват, ты же понимаешь? А я обещала ей… обещала Лили, что не брошу её сына.
– Всё хорошее, что было в моей жизни, отбирают Поттеры, — криво усмехнулся Северус. — Это даже закономерно.
– И не стыдно тебе? — энергии злиться у Джин не было, поэтому упрёк прозвучал слишком мягко. — Это же её ребёнок, мы должны заботиться о нём в память о Лили!
– Уволь меня от этого, Найтли. Я никогда не смогу… Нет. Этот сиротинушка и так будет окружён восхищённой толпой. У него это в генах, если даже забыть о том, что он теперь Мальчик-Который-Выжил.
– Закроем тему, ладно? — Джин почувствовала, что ещё немного — и у неё найдутся силы спорить, кричать и доказывать, но ей категорически не хотелось ссориться с Северусом. Не теперь, когда им остались считанные дни до разлуки. — Я знаю, что ты на самом деле так не думаешь.
Она знала, что он на самом деле думал именно так, по крайней мере можно было сделать такой вывод из её воспоминаний о профессоре Снейпе, который теперь казался ей одновременно и похожим, и не похожим на её Северуса. Но это было неважно. Главное, что он всегда был надёжным: ангелом-хранителем её детства, верным рыцарем её юности, лучшим другом сейчас. Самое малое, чем она могла ему отплатить, — оставить свои нотации при себе. Северус и без её лекций о добре и зле был способен поступать верно.
Вряд ли он прочитал её мысли, но зато явно уловил настроение, судя по благодарному рукопожатию и тени улыбки, в которую на мгновенье сложились узкие губы.
– Ты обещала составить мне компанию за чаем, — напомнил он, поднимаясь с дивана.
– Буду счастлива принять твоё приглашение. А вот про куртку, — она проследила его выразительный взгляд, — забудь. Если ты с ней что-нибудь сделаешь, я перекрашу весь твой гардероб в такой же цвет, учти.
Северус на мгновенье задумался, очевидно, представляя себя в цыплячье-жёлтой мантии посреди Большого зала.
– Вынужден признать, ты опасная женщина, Найтли. Угрожать мастеру зелий, с которым собираешься пить чай — это смело.
– Ты лучший, — под влиянием момента Джин обняла его за шею и чмокнула в щёку. — Спасибо, что предупредил, захвачу безоар.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:29 | Сообщение # 44 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 38.
– Арабелла, я дома! — Джин шуганула Тафти, как всегда нагло развалившегося на дороге, и прошла в кухню.
Две серые тени метнулись мимо неё в коридор. Наверняка снова залезали на стол — причём исключительно из принципа, потому что поживиться там было всё равно нечем. Очевидно, миссис Фигг снова задержалась на собрании районного кружка вязальщиц. "Будь у меня такой неуютный дом, я бы тоже не торопилась в него возвращаться", — подумала Джин, перекладывая покупки в холодильник. За прошедшие два года она уже не раз успела пожалеть, что не догадалась сделаться по легенде социальным работником. Это, возможно, облегчило бы ей задачу, а главное — не пришлось бы ютиться в крохотном домике, который был даже меньше, чем ричмондская штаб-квартира Ордена, вместе с самой миссис Фигг и её тремя кошками. К сожалению, когда появилась необходимость поселить наблюдателя рядом с семейством Дурсли, в окрестностях сдавался лишь этот дом. Миссис Фигг тоже была не в восторге от того, что ей пришлось покинуть свой коттедж в Годриковой лощине, где её любимые киски были и веселее, и здоровее, и могли бегать на воле, сколько им вздумается, а уж поселившаяся у неё с декабря Джин была совсем лишней. Но, не испытывая огромного счастья по поводу свалившейся ей на голову "племянницы", миссис Фигг всё же не выказывала неудовольствия. А Джин старалась как можно меньше её стеснять. Большую часть времени она проводила вне дома: работала санитаркой в местной больнице и училась на курсах медсестёр, планируя в будущем устроиться в школу, в которую пойдёт Гарри, когда подрастёт.
Пока что контакт с ним мешали установить Дурсли. Первые месяцы они вообще скрывали, что в их доме находится ещё один ребёнок. Джин пришлось проявлять чудеса изобретательности, выискивая возможность завязать знакомство, а потом всеми правдами и неправдами пытаясь это знакомство укрепить. Она без устали сюсюкала с Дадликом, льстила Вернону, выслушивала получасовые монологи Петуньи о её садоводческих успехах. Она тратила большую часть своей скудной зарплаты на приобретение респектабельного гардероба и по полчаса проводила перед зеркалом, укладывая волосы в причёску, подобающую серьёзной леди. Она оборвала все контакты с магическим миром — всё, что угодно, лишь бы не показаться Дурсли странной.
Впрочем, наколдовав на себя чары ненаходимости для сов, Джин преследовала ещё одну, не столь благородную цель. Она просто больше не хотела ничего знать о войне. Арабелла Фигг, хоть и состояла в Ордене, не контактировала ни с кем, кроме Дамблдора. Поэтому, отсиживаясь в тихом Литтл-Уингинге, Джин успешно отгоняла от себя мысли о Грюме, Бенджи Фенвике, Алисе и Фрэнке… То, что фениксовцы — живые и мёртвые — приходили к ней во сне почти каждую ночь, было не в счёт.
Успехи в укрощении Дурсли были такими же относительными. По крайней мере, после Нового года Петунья объявила местному сообществу, что они с Верноном стали опекунами её осиротевшего племянника. А потом до самой весны Джин убеждала её, что мальчику необходимо гулять, получая в ответ отговорки о том, что у него ужасно слабое здоровье.
День, когда Джин увидела Гарри в первый раз, она запомнила, как самый большой праздник. Так получилось, что она ни разу не была у Поттеров, после того, как Лили родила. Необходимости навещать их по делам Ордена не было, а просто в гости персонально её не приглашали. И Джин это вполне устраивало. Поэтому первая встреча с маленьким Гарри состоялась в солнечный мартовский денёк на крыльце дома Дурсли. Петунья вынесла племянника, обряженного в безразмерный комбинезон с подвёрнутыми штанинами и рукавами. В такой массе ткани полуторалетний ребёнок был не в состоянии не то что двигаться, но даже просто сохранять равновесие. Как только Петунья поставила его на ноги, он плюхнулся на попу и даже не попытался подняться, а наоборот перевернулся на живот и пополз к лестнице.
"Что за наказание!" — всплеснула руками Петунья, собиравшаяся вернуться в дом за Дадли, и кинулась ловить Гарри.
Джин, караулившая за живой изгородью, сняла с себя маскировочные чары и приветственно помахала Петунье.
"Ох, Джин, не заметила тебя. Всё время появляешься как из-под земли! — слегка раздражённым тоном ответила та. — Не могла бы ты…"
"…последить за ним? Конечно! — с энтузиазмом откликнулась Джин, подходя к крыльцу. — Гарри, да?"
"Гарри, — проворчала Петунья. — Ни секунды покоя…"
"Конечно, иди, мы с Гарри подождём тут, — пообещала Джин, перехватывая малыша на самом краю верхней ступеньки. — А ты шустрый парень!"
Она подняла Гарри в воздух и поднесла его поближе, разглядывая маленькое серьёзное личико, утонувшее в необъятном капюшоне.
"Дадличек, золотце, — раздалось с крыльца воркование Петуньи, вывозившей сына в прогулочной коляске. — Пойдём кататься? Ставь его сюда, на подножку", — скомандовала она Джин.
Джин скептически покосилась на коляску. Подножка явно предназначалась для ребёнка трёх-четырёх лет. Гарри не смог бы дотянуться до специальной ручки, даже если бы удалось как-то внушить ему необходимость держаться.
"Мне кажется, вам с Верноном стоило бы приобрести коляску для двойни", — не выдержала Джин. Она очень старалась не давить на Дурсли, чтобы не сделать ещё хуже, но некоторые вещи шокировали даже её, подготовленную рассказами Гарри о своём детстве.
"Я ведь не знала, что мне придётся растить сразу двоих! — воскликнула Петунья. — Мы специально выбирали для Дадлика коляску с ортопедической спинкой, не выбрасывать же её теперь! А для двух колясок в доме просто нет места. Тем более, что Гарри очень болезненный, он вряд ли будет часто гулять. И скоро мальчики всё равно будут больше ходить, чем ездить…"
Однако Дадли продолжал кататься в коляске почти до трёх лет. А Гарри действительно чаще сидел дома, причём, как Джин подозревала, запертый в своём чулане. Это было невыносимо — знать, что с малышом так обращаются, и не иметь возможности вмешаться. Невыносимо — когда больше всего хотелось наорать на Дурсли и пригрозить им полицией или даже Дамблдором — только сочувственно вздыхать на признания бедняжки Петуньи о том, как ей тяжело управляться с двоими. Когда срок безвылазного заточения Гарри в доме слишком затягивался, Джин изобретала повод для визита. И вновь осыпала Петунью неискренними комплиментами и аккуратно предлагала свою помощь. Но обычно все её инициативы отвергались, как была отвергнута жёлтая курточка в самую первую весну Гарри в Литтл-Уингинге. Джин приготовила целую историю о подруге, для сына которой была куплена эта курточка, и о том, как она промахнулась с размером. "Может быть подойдёт кому-нибудь из ваших мальчиков", — предположила она, отлично зная, что пухлому Дадли никак в неё не влезть. Петунья поджала губы, но подарок приняла. А спустя неделю Джин, увидев в сквере яркое пятно знакомого цыплячьего цвета, подошла ближе и обнаружила куртку на Мэри Милфорд, маленькой соседке Дурсли, жившей от них через два дома.
"Петунья сказала, что ни Гарри, ни Дадли куртка не подошла, и отдала её нам, — поделилась Джоанн Милфорд, когда Джин похвалила одёжку её дочери. — А мы носим — не нарадуемся. И не продувает, и не промокает, и дышит, и чистится легко…"
"Ещё бы", — подумала Джин, которая, трансфигурируя рукава точно по размеру Гарри, заодно наложила на курточку с десяток разнообразных чар вплоть до охранного заклинания. Для этого она специально уезжала в Лондон, чтобы не колдовать на территории, на которой официально не было зарегистрировано ни одного волшебника. Министерская защита игнорировала слабую беспалочковую магию вроде очищающих или маскировочных чар, но в целом Джин приходилось обходиться без волшебства. Она даже перестала носить с собой палочку, чтобы не выхватить её однажды рефлекторно.
После истории с курткой Джин долго не решалась вновь сунуться к Дурсли, испугавшись, что они воспринимают её предложения как навязчивую подачку.Только к следующей осени, когда Гарри жил у дяди с тётей уже почти год, они начали понемногу доверять Джин и время от времени разрешали погулять с мальчиком. В основном тогда, когда Дадли болел и Петунье нужно было, чтобы никто не крутился у неё под ногами.
Гарри выходил на крыльцо в обносках кузена и щурился на свет, как человек, слишком много времени проведший в полутьме. А потом доверчиво протягивал ладошку Джин и осторожно спускался с крыльца. Он вообще был очень осторожным ребёнком. Если маленький Драко лез всюду, куда только мог достать, когда ещё не очень твёрдо держался на ногах, то Гарри даже к трём годам был больше созерцателем, чем активным деятелем. Джин не переставала удивляться, куда только потом делась эта манера взвешивать и обдумывать каждое движение. Петунья запрещала им уходить с участка, поэтому вся прогулка Гарри заключалась в том, что он ковырял палочкой дорожку или разглядывал ползущего червяка. Или просто запрокидывал голову и смотрел в небо. Что интересного может быть в этом занятии для такого малыша, Джин не представляла, но тоже задирала голову, и так они стояли вдвоём, держась за руки и любуясь бегущими облаками, пока не затекала шея. А потом она возвращала Гарри домой и знала, что, возможно, не увидит его несколько недель.
Хлопнула входная дверь, заскрипела половица, и коты миссис Фигг с отчаянными воплями кинулись приветствовать хозяйку и ябедничать ей на бессердечную Джин, припрятавшую что-то вкусненькое, вместо того, чтобы разложить это сразу по мискам.
– Джин! — окликнула её миссис Фигг. — Там, кажется, к тебе вчерашний мальчик…
– О нет… — Джин обречённо застонала. — Может быть вы скажете ему, что меня нет? Арабелла, пожалуйста!
– Боюсь, что сегодня он настроен решительно, — улыбнулась миссис Фигг. — И расположился на нашем крыльце надолго.
– Мерлин великий… — вздохнула Джин, приглаживая волосы перед зеркалом. — Хоть бы Дурсли его не заметили!
– Повеселись как следует, — пожелала миссис Фигг, игнорируя грозный взгляд Джин. — Когда вернёшься?
– Да я вообще не собираюсь с ним гулять! — выпалила Джин и выскочила на крыльцо в самом воинственном настроении. — Разве мы не договаривались, что ты будешь держаться подальше от моего дома?
Дрейк, сидевший на ступеньках, поднял голову и ослепительно улыбнулся.
– Мне показалось, что тебя смущает мой байк, а не я сам. Как видишь, сегодня я пешком — специально чтобы не эпатировать вашу тихую улочку.
– Ты забыл переодеться в приличную одежду, — Джин попыталась скопировать неодобрительное выражение Макгонагалл. — Невооружённым взглядом видно…
– …неподходящее знакомство? — перебил её Дрейк насмешливо. — А твоя тётушка была вполне приветлива. Не похоже, чтобы у неё были какие-то предубеждения.
– Достаточно того, что у меня они есть.
– Против байкеров или против кожаных курток?
– Против малолетних лоботрясов, бездарно проматывающих родительские деньги и собственную молодость…
"…и этим ещё больше похожих на Сириуса — как будто мало лучистых серых глаз, озорно глядящих из-под тёмной чёлки, яркой улыбки и ауры беспечности, кстати, довольно заразной".
– Говоришь, как старушка, — наморщил нос Дрейк. — И выглядишь, как старушка — в этих унылых тряпках.
Вообще-то, ничего не мешало Джин переодеться, прежде чем выходить к Дрейку, но она сознательно осталась в том, в чём вернулась с курсов. В их первую встречу она была одета гораздо более неформально, и может быть именно поэтому настырный мальчишка продолжал видеть в ней ровню. Джин надеялась, что строгий костюм подчеркнёт разницу между ними и наконец заставит Дрейка отступиться. Но, судя по всему, смутить его было не так просто.
– Я и есть старушка, — охотно согласилась Джин. — Самая натуральная.
– Ага, — протянул он лениво. — Ну и какого же ты года рождения, старушка?
– Ты не поверишь, — мрачно ответила она.
– О, ты не представляешь, какой я доверчивый! — жизнерадостно воскликнул Дрейк, и Джин невольно вздрогнула.
Ну почему первый и единственный человек, заинтересовавшийся ею за два с лишним года жизни в Литтл-Уингинге, меньше всего годился для отношений? То, что он был младше её по крайней мере на десять лет, внешне, как родной брат, походил на боевого товарища, сидевшего сейчас в Азкабане из-за её молчания, а поведением попеременно напоминал мёртвого друга и навсегда потерянную любовь, — всё это меркло по сравнению с основной причиной, по которой Джин была полна решимости отделаться от Дрейка во что бы то ни стало. Лучше, чем он сам только что, выразить эту причину было невозможно: Дрейк был неподходящим знакомством. И Джин была бессильна объяснить хоть кому-нибудь всю серьёзность этого аргумента против. Против, снова против крепкой руки в темноте, тёплого дыхания в затылок, против попытки хотя бы немного побыть счастливой. Только потому, что Дрейк был хрестоматийным "обормотом" — и объектом неистовой классовой ненависти Вернона Дурсли.
Неглупый и небесталанный юноша был отравлен романтикой "свободы и скорости", некстати напавшей на него на пике подросткового кризиса. Следуя своей новой жизненной философии, он завалил экзамены в полиграфический колледж и объявил себя вольным художником. На практике же это означало затянувшееся детство на шее у излишне снисходительных и чересчур богатых родителей. Капризная муза Дрейка требовала ветра в лицо — и он сделался счастливым владельцем легендарного "золотого крыла", на котором и отправился колесить по Европе в поисках вдохновения. Джин была наслышана о страданиях несчастных Таггартов, чей единственный наследник умел только опустошать папочкины кредитки и мотать мамочкины нервы, задолго до того, как блудный сын вернулся в Англию. Петунья злорадно смаковала все педагогические ошибки миссис Таггарт, состоявшей вместе с ней в комитете по защите исторического центра Литтл-Уингинга, деятельность которого заключалась в ежемесячном чаепитии и коллекционировании газетных вырезок с фотографиями Церкви святого Михаила, городского сквера и старого здания пожарной станции. Вернон же буквально зеленел, стоило жене упомянуть при нём младшего Таггарта. Джин подозревала, что корни столь явного неравнодушия лежат в области какого-то личного конфликта, а не обычного презрения к паразитическому образу жизни Дрейка. Как бы то ни было, дружба с ним поставила бы под угрозу все её достижения, чего никак нельзя было позволить — особенно теперь, когда Дурсли запланировали поехать летом на море и уже почти решились оставить Гарри под присмотром миссис Фигг.
– Убери сейчас же эту гадость, — зашипела она, когда Дрейк уже вытянул из пачки сигарету и захлопал по карманам в поисках зажигалки.
– Ты так упорно строишь из себя зануду и ханжу, что я начинаю в это верить, — буркнул Дрейк, убирая сигарету за ухо.
– Вот и правильно, — отрезала Джин. — Теперь, когда до тебя дошло, что я ханжа, зануда и старуха, ты можешь…
– Не-а, — беззаботно фыркнул он, поднимаясь со ступеней. — Не так просто.
Джин в панике отступила на шаг, но дальше была только дверь в дом, а позорно бежать она не собиралась. К тому же Дрейк и не думал переходить грань, он просто с любопытством наблюдал за Джин и, казалось, даже слышал, как мечутся её мысли.
– Раньше ты не была такой трусихой, — заметил он насмешливо.
– Раньше? Дрейк, мы знакомы всего месяц! Ты ничего обо мне не знаешь, и не надо строить из себя великого эксперта.
– Я знаю, что это всё, — он окинул её выразительным взглядом — от тёмных лодочек до аккуратного пучка волос, — не ты. И знаю, что тебе не место в этом болоте.
Джин вновь непроизвольно дёрнулась. А что если… Она пристально посмотрела Дрейку в глаза. Нет, нет, обычный маггловский мальчишка, понятия не имеющий, что дерёт своими словами прямо по живому. Просто мальчишка, воображающий себя рыцарем, прискакавшим вызволять прекрасную даму из заточения. Их отношения были обречены на развитие по такой схеме с самого начала. С того момента, как его Хонда лихо развернулась на школьном дворе, обращая в бегство троих не вполне трезвых подростков, а Джин осталась, как будто пришпиленная светом фары к кирпичной стене. И почувствовала, что её ноги трясутся.
"Вот и поностальгировала", — издевательски прокомментировал тогда её внутренний голос, давно уже вещавший исключительно с интонациями Северуса.
Здание школы, как две капли воды походившее на то, в котором Гермиона училась до Хогвартса, давно притягивало её. Хотелось прикоснуться к старой кладке, просто постоять в центре гулкого двора, воображая, что она снова вернулась в Винтербурн на каникулы и пришла поздороваться со своей старой школой. Что отсюда можно отправиться домой, где уже пахнет маминым фирменным пирогом, приготовленным специально по случаю приезда дочери, где горит её любимая лампа с оранжевым абажуром, где её ждёт вечерний чай и тихие разговоры, и тёплый плед, и урчание Косолапуса… Но когда она разрешила себе этот невинный самообман, поймать нужное настроение так и не удалось.
Необычно тёплый для середины марта вечер был хорош, пользуясь наступившими сумерками Джин позволила себе надеть джинсы и кроссовки вместо смертельно надоевших юбок и туфель, в которых она ходила даже на работу, хотя в больнице офисный стиль был совершенно неуместен. Что там на работу — она даже с Гарри гуляла на каблуках, хорошо ещё, что он не был гиперактивным ребёнком. Худо-бедно Джин привыкла и к этой несвободе — тем приятнее было тайком, пусть хотя бы на полчаса, выйти из образа серьёзной молодой леди. В общем, антураж для "сеанса ностальгии" был подобран идеально, но от этого контраст между ожидаемыми и полученными ощущениями оказался ещё сокрушительней.
Стоило ей зайти на школьную территорию, как волшебство рассеялось. Под ногами хрустнуло битое стекло, запахло раскисшими в лужах сигаретными окурками, а так манившая Джин кирпичная стена оказалась изуродована похабными надписями. Постояв минуту в растерянности и разочаровании, она собралась уходить. И в этот момент заметила под одним из старых вязов, которыми был обсажен двор со стороны улицы, мерцающий сигаретный огонёк. Когда ей навстречу шагнул первый парень, Джин попыталась слегка изменить курс, но тут же обнаружила, что путь к воротам преграждают двое других. Всем троим было всего лет по шестнадцать, и впадать в панику было не из-за чего, даже несмотря на то, что её палочка лежала дома. Ничего ценного у Джин с собой не было, а серьёзной угрозы накачавшиеся пивом придурки не представляли. Но то, как они приближались — молча, с мрачной решимостью — словно загипнотизировало её. И Джин поняла, что её заставили отступать, лишь тогда, когда почти упёрлась спиной в стену.
Давным-давно, в прошлой жизни, папа учил её перед дракой оценивать только свою моральную правоту. Мама ужасалась и упрекала его, что он воспитывает дочь как мальчишку, а Гермиона однажды возразила, что драка не обязательно означает рукоприкладство. В конце концов, поединок может быть и интеллектуальным. "Для интеллектуального поединка неплохо ещё оценить уровень своих знаний", — хмыкнула мама, а Гермиона заявила, что с этим-то у неё точно всё в порядке. Однако, в первый раз, когда ей вспомнилось отцовское наставление, имело место именно рукоприкладство. Причём свою правоту она оценивала уже задним числом, со смесью ужаса и торжества наблюдая, как расцветает на лице Драко след её удара. Моральная же правота одинокой женщины, загнанной криво ухмыляющимися подростками на пустынный школьный двор, не вызывала никаких сомнений, поэтому первому, протянувшему к ней руку в попытке схватить, Джин расквасила нос. Грюм недаром уделял столько внимания физической подготовке фениксовцев и отработке основных приёмов рукопашного боя. Плохо только, что девушек на тренировках всё равно жалели и невольно поддавались им. Вот Майлдфевер не допускал, чтобы курсанты делали поблажки представительницам слабого пола, но его уроки были так давно, что казались Джин чудом задержавшимися в памяти кинокадрами, а не событиями реальной жизни. Впрочем, схватку на школьном дворе она бы всё равно выиграла, даже если бы не появился Дрейк. Во всяком случае у неё хватило сил оттолкнуть с дороги одного из нападавших и, увернувшись от другого, кинуться к воротам. А вот первый, с разбитым носом, недаром сразу показался ей самым опасным. Он усвоил урок, но сделал из него неправильные выводы. Признав Джин не такой простой добычей, он, вместо того, чтобы дать ей сбежать, решил действовать грубее и кинулся на неё, сшибая на землю. Когда она, откатившись от его протянутых рук, вскочила на ноги, двое других уже снова стояли между нею и воротами. И именно этот момент рыцарь в сверкающих доспехах выбрал для своего триумфального появления.
Судя по всему, ведомый той же ностальгией, только более оправданной, так как в этой школе он действительно когда-то учился, Дрейк припарковал байк в тени вязов и устроился на нём задолго до появления троих любителей пива. Поэтому эффект неожиданности оказался достаточно мощным, чтобы противники поспешно отступили, оставив поле боя за благородным защитником прекрасной дамы. Которая, чертыхаясь, принялась отряхивать одежду от налипшего на неё мусора. Если бы не сумерки, Дрейк бы наверняка понял, что всё это не более чем бравада, спектакль, призванный замаскировать запоздало накативший на неё адреналиновый шок. И, возможно, теперь не считал бы её "необыкновенной", "удивительной" и "заслуживающей больше, чем жизнь в этом болоте". А встреться они при обычных обстоятельствах, Дрейк бы и вовсе не обратил на неё никакого внимания. Зачем молодому, весёлому, беззаботному парню могла понадобиться скучная старая дева "в унылых тряпках"?
"Всё это не имело никакого значения до тех пор, пока ты не узнала его настоящее имя", — услужливо напомнил ей внутренний голос, который, как всегда, был раздражающе прав. Дрейк действительно сразу ей понравился. Когда она наконец смогла унять нервную дрожь и взглянула внимательней на своего спасителя, ей показалось, что перед ней Сириус Блэк собственной персоной. Это впечатление только усилилось, когда он слез с байка и изобразил насмешливо-галантный поклон.
"Приятный вечер, сударыня, не находите? Позвольте составить вам компанию и скрасить одиночество, невольной причиной которого я явился…"
Вот в тот момент и нужно было выдать всё своё занудство и добровольную принадлежность к обывательскому болоту. Но вместо этого Джин рассмеялась, пусть немного нервно, но искренне — и этим обрекла на провал все дальнейшие попытки дистанцироваться.
"И в самом деле, сударь, после того, как вы распугали всех моих поклонников…"
Они просидели на скамейке под вязами почти час, делясь школьными воспоминаниями, и это было ничуть не странно. Джин вперемешку с историями о детстве в Винтербурне рассказала несколько баек о своём "интернате", на ходу редактируя повествование, балансируя на грани статуса секретности и чувствуя себя при этом такой живой, какой не была, возможно, с самого переселения в маггловский мир. Потом Дрейк повёз её в какое-то шумное придорожное кафе, где она наконец рассмотрела его при свете. И тогда впервые закралась мысль, что Дурсли будут совсем не в восторге от нового знакомого своей соседки. Поэтому, когда настало время расставаться, Джин, сославшись на тётушку строгих нравов, запретила Дрейку себя провожать. Они стояли перед кафе, и освещённый неоновой вывеской байк смотрелся как-то… неправильно. У троюродного брата Гермионы была такая же Хонда, и она в своё время достаточно на неё нагляделась, чтобы сейчас чувство неправильности усиливалось с каждой секундой. Джин, не веря глазам, уставилась на эмблему. На крыле красовалась надпись "GoldHind", причём из буквы "H" торчали тоненькие рожки, которые делали её похожей на "W" и мешали сразу понять, что же было не так.*
"Золотая лань?! - воскликнула она. - Смешно. Это потому, что ты Дрейк?"
"Вообще-то наоборот, — признался он, явно польщённый, что Джин оценила его художества. — Сначала было это хулиганство, а уж потом ребята в гараже прозвали Дрейком. Мне нравится. Во всяком случае больше, чем Лоуренс".
"Лоуренс? — спросила Джин упавшим голосом. В голове что-то щёлкнуло, и всё встало на свои места: недавнее возвращение домой из путешествия по Европе, любовь к изобразительному искусству, собственная студия, снятая на родительские деньги… — Лоуренс Таггарт?"
"О, я уже знаменит!" — ещё больше оживился он.
"Да, твоя слава бежит впереди тебя", — автоматически сказала Джин. Краски беззаботного вечера как будто поблекли, и все её тридцать лет опустились обратно на плечи.
"Тридцать два, вообще-то", — уточнил невидимый Северус, которому и знать-то этого не полагалось. И вообще, намекать на почтенный возраст — это было из репертуара Фабза.
"Что-то не так?" — немедленно среагировал на то, как помрачнело её лицо, Дрейк. Лоуренс. Тот самый "позор" Литтл-Уингинга вообще и своих родителей в частности.
"Всё не так", — честно ответила Джин.
И это стало негласным девизом их отношений. Если бы Дрейк умел держать дистанцию, они могли бы встречаться время от времени, ужинать где-нибудь, может быть она даже согласилась бы ему попозировать в его студии… Но чувство меры и такт оказались ему чужды, а в маленьком городке было совершенно некуда спрятаться — как от Дрейка, так и от любопытствующих кумушек. Сначала он выяснил место работы Джин и начал караулить её у больницы, давая персоналу пищу для пересудов. Приглашение в ближайшее кафе на обеденный перерыв каждый раз превращалось в шоу с коленопреклонённым Дрейком, воздушными шариками, цветами и даже серенадами в исполнении уличного скрипача. А вчера он наконец узнал её адрес…
И вот теперь снова стоял на крыльце миссис Фигг — бестолковая ходячая угроза плану, исполнение которого было единственной стоящей целью её жизни.
– Что тебе надо?! — почти выкрикнула она со злостью. — Что тебе надо от меня?!
Дрейк дёрнулся — больше от неожиданности, чем от испуга, но явно не обиделся. Непрошибаемый.
– Тебя.
"За что мне это?" Она знала. Если в жизни вообще были хоть какие-нибудь смысл и логика, то это могло приключиться с ней по одной-единственной причине. Как месть за Сириуса — за её самое последнее предательство, не считая тех, кого она бросила скопом, сбежав из волшебного мира. Последний, кому она смотрела в глаза и не спасла.
Люциус даже не стал доводить дело до конца, ограничившись тем, что договорился о свидании со своим человеком в Отделе магического правопорядка. О времени и дате ей сообщила записка, написанная чужим почерком и доставленная незнакомой совой. Джин не обиделась. Удивительно, что Люциус вообще не отказался помочь. Что это было — широкий жест, попытка доказать, что ему всё равно, или своеобразная благодарность — она предпочитала не задумываться. Главное, что она всё-таки увиделась с Сириусом.
Их встреча состоялась в том самом помещении, где она когда-то давала показания по делу об убийстве Прюэттов. Или в очень похожем. Маленькая комнатушка, напоминавшая тюремную камеру. По контрасту с ней скромный кабинетик Грюма, куда он потом увёл Джин для неофициальной беседы, показался ей просторным и светлым. Представить, каковы в таком случае азкабанские камеры, она была не в состоянии. И не хотела. Не хотела больше бичевать себя и выплёскиваться истериками, с каждым разом всё надёжнее обрастая панцирем безразличия к чужой боли ради сохранения собственного рассудка. Нет, она была здесь, чтобы попытаться дать надежду.
Сириус выглядел даже хуже, чем после побега из Азкабана. Хотя с тех пор прошло столько лет, что трудно было утверждать с полной уверенностью, но одно Джин знала точно: тогда он по крайней мере не был таким погасшим. Полубезумным, измождённым, почти утратившим свою человеческую половину — но всё равно не сломленным.
Как ни странно, он начал разговор первым, и от его слов у неё всё перевернулось, и захотелось раскатить здание Министерства по камушку.
"Прости, Найтли, — сказал Сириус. Без пяти минут азкабанский заключённый, отправленный к дементорам без суда, при молчаливом попустительстве Ордена Феникса. — На самом деле я не думал, что это ты".
"Я тоже, — выдавила она, и заранее приготовленные слова как будто царапали сведённое судорогой горло, — я знаю, что это не ты. Слышишь, Сириус? Я верю, что ты не виноват!"
Он захохотал, запрокинув лохматую голову. Если не знать обстоятельств, то можно было бы подумать, что это искренний весёлый смех. Сириус перестал смеяться так же резко, как начал, и уставился на неё раздражённо.
"Ну конечно же это я виноват, Найтли! — прорычал он. — Что ты об этом знаешь!"
"Достаточно, — холодно ответила Джин, ненавидя себя за эту выдержку. — Это неважно, Блэк. Важно, что ты нужен своему крестнику. Ты нужен Гарри".
Теперь он смотрел удивлённо. Как будто не был уверен, может ли доверять собственным ушам. Но Джин не собиралась продолжать. Это было всё, что она могла сделать. Всё, на что она имела право.
"Держись, — шепнула она Сириусу, обнимая его перед разлукой навсегда. — Сохрани себя, чтобы вернуться. Ты справишься, я знаю".
А потом Джин шла по солнечной набережной. Это солнце в конце ноября с изощрённым издевательством напоминало ей о том, что возможно в эту минуту Сириуса запирают в камере. О том, что скоро он окажется там, где нельзя сохранить ни капли радости. И поняла, что ошиблась. Надо было принести ему не надежду, а ненависть. Говорить не о любви, а о мести. Или не приходить совсем — потому что на самом деле она ничего не понимала ни в том, ни в другом. И любая попытка помочь всегда делала только хуже.
Так что Дрейк был самым закономерным и логичным из всего, что могло бы с ней случиться.
***
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:30 | Сообщение # 45 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Голоса из прихожей звучали приглушённо, как сквозь вату.
– Я от Дамблдора. Где она?
– Проходите, — шаркающие шаги миссис Фигг приблизились к её двери. — Джин, можно к тебе?
– Никого не хочу видеть! — она съёжилась на диване, натянув плед до самого подбородка.
– Найтли? Я всё-таки войду…
И в комнату шагнул Северус, такой нелепый в маггловских вещах, что Джин не сдержала истерический смешок.
– Что это на тебе надето?
– Трансфигурировал мантию, — сухо ответил он, без приглашения устраиваясь рядом. — Я принёс для тебя успокаивающее зелье, а оказывается, надо было захватить протрезвитель.
– Ну… — она сделала неопределённый жест. — Я подумала, что лучше напиться, чем сорваться. И вообще — я уже в порядке. Арабелла слишком мнительная.
Северус покосился скептически и взял её за руку, нащупывая пульс.
– Я бы тоже на её месте испугался за свой дом. О чём ты только думала, когда отказывалась от магии?
– О том, что я не могу колдовать в маггловском районе и остаться незамеченной, — ровным голосом произнесла она, как будто отвечая урок. Боль уже перегорела или, может быть, была притуплена алкоголем.
Северус отчётливо скрипнул зубами.
– Вот в этом главная причина, по которой магглорождённые волшебники действительно представляют угрозу магическому миру. Никогда не знаешь, какая элементарная вещь могла быть упущена при их воспитании. Найтли, магию нельзя сдерживать до бесконечности! Это энергия, и если её не пускать в дело, она в конце концов разрушит тебя изнутри. И, возможно, ещё что-нибудь вокруг. Если тебе нельзя колдовать здесь, надо было хотя бы время от времени бывать там, где можно. Уж поверь мне, я знаю, о чём говорю.
При последних словах его лицо заметно помрачнело, и Джин подумала, что, наверное, матери Северуса было нелегко жить с человеком, который пытался запретить ей пользоваться магией.
– Со мной ничего страшного не случилось, — возразила она вяло.
– Ну конечно. И именно поэтому господин директор лично примчался ко мне в лабораторию и велел немедленно собираться кого-то спасать. Если бы я знал, что речь о тебе, захватил бы лучше вина. Хотя… — он окинул Джин выразительным взглядом, — тебе, кажется, уже хватит. Так всё-таки, Найтли, что произошло?
Последний вопрос он задал нормальным тоном, без привычного сарказма, но Джин это только сильнее разозлило. Мало того, что Северус практически поселился у неё в голове, теперь он вдобавок притащился в Литтл-Уингинг и требует отчёта!
– Не хочу говорить об этом, — буркнула она, заново наполняя свой стакан. Её уже ощутимо подташнивало, но волшебный эффект скотча начал рассеиваться, поэтому необходимо было добавить.
– А придётся, — Северус крепко схватил её за плечи и наверняка собирался встряхнуть, но, к счастью, передумал. — Давно ты тут спиваешься?
– Не ваше дело, профессор Снейп! — выпалила она и снова глупо захихикала.
В следующее мгновенье у неё перед глазами всё закрутилось, а желудок угрожающе подкатил к горлу. А потом Северус поставил её на ноги посреди какой-то незнакомой тёмной комнаты.
– Ванная… — только и смогла простонать Джин и кинулась в указанном направлении.
Зато когда она, спустя полчаса, наконец вернулась в гостиную (или, возможно, кабинет?), ей было что сказать.
– Какого чёрта, Снейп! Я могла расщепиться!
– Не думаю, — ухмыльнулся он. — Не с твоими заторможенными реакциями. Именно так и рекомендуется аппарировать пьяных — без подготовки, и это гораздо безопаснее.
– Зачем вообще надо было… Это твой дом? — он кивнул. — Тот самый, родительский? — в конце вопроса её голос упал до шёпота.
– Нет, тот дом я продал, — глухо ответил Северус, отвернувшись. — Но я перевёз сюда нашу старую мебель и все мамины книги… Располагайся, — он указал ей на диванчик.
– Ты посмотри, в каком я виде! — ахнула Джин. — Ой, то есть не смотри!
Из одежды на ней оказались лишь коротенькие шорты, полурасстёгнутая мятая рубашка и вязаные полосатые гольфы. В своё оправдание она могла сказать только то, что не собиралась наносить никому визиты.
– Так зачем ты меня сюда притащил? — обиженно спросила она, заворачиваясь в протянутый им плед.
– Затем, что здесь можно колдовать.
– Как видишь, я без палочки, — огрызнулась Джин, с ногами забираясь на диван.
– Я собирался наложить на тебя протрезвляющие чары, — пояснил Северус. — Но, как я понимаю, это больше неактуально?
Она бы запустила в него чем-нибудь потяжелее, чтобы стереть с лица самодовольную ухмылку, но в досягаемости протянутой руки были лишь книги — и совершенно не такие, какими можно безнаказанно швыряться.
– Посиди, я заварю чай. И мы поговорим.
Последняя фраза была произнесена с нажимом и даже немного угрожающе. Джин тяжело вздохнула. Сбежать отсюда без одежды и без палочки было невозможно, так что разговор и впрямь был неизбежен. А зная Северуса, ожидать, что удастся отделаться от него и утаить причину, по которой она вновь едва не сорвалась, до полусмерти напугав своим приступом миссис Фигг — настолько, что та кинулась за помощью к Дамблдору… Главное, что тревога действительно была ложной. Бутылка Тичерса, которую Поппи прислала на Рождество, замечательно заменила успокаивающее зелье. Тем более, если подумать, на этот раз и горе у Джин было совершенно маггловским. Никаких Авад или разрывающих проклятий, никакого Азкабана, никакой предопределённости, которой она не рискнула бросить вызов. Оказалось, обыкновенный грузовик с солнечной картинкой оливковой ветки на борту может нанести её миру не меньший урон. Оказалось, что "принцип невмешательства" — её личный кошмар, преследующий Джин независимо от того, знает ли она будущее. И как бы далеко она ни бежала, всегда находилась возможность предать, выбрав не человека, а правила. Долбанные инструкции, за которыми, конечно, стояли гораздо более важные соображения, чем просто сохранение чьей-то отдельной жизни. Только раньше она уговаривала себя, что "это в последний раз". А вчера начала сомневаться, будет ли для неё когда-нибудь конец. По всем законам Джин тогда тоже должна была свернуть себе шею. Она прикрыла глаза, опять, как будто наяву, видя искорёженную, подмятую под бампер грузовика Хонду, каких-то людей, не позволяющих ей подняться с газона, на который её уложили, вытащив из-под колёс, врача скорой, твердящего про корсет…
Северус вернулся, левитируя поднос с чаем, и уселся в кресло напротив, выжидательно уставившись на Джин. Она почувствовала себя припёртой к стенке, но это было даже хорошо. Хоть какая-то опора. Изображать из себя несгибаемую железную леди больше не было сил. Слишком тяжело, даже для неё.
– Вокруг меня столько смертей, как будто война никогда не кончится, понимаешь? — зашептала она торопливо, потому что безумно боялась, что сейчас порыв откровенности пройдёт и снова придётся носить в себе эту тяжесть. — Это как просыпаться из одного кошмара в другой: кажется, что теперь-то наконец всё будет хорошо, и вдруг понимаешь, что просто провалился в следующий страшный сон… И каждый новый кошмар должен быть ужаснее предыдущего, иначе он уже не пугает — вот что самое паскудное. Иначе можно даже что-то смешное найти в том, от чего раньше сразу бы стошнило. Знаешь, я, кажется, и вправду смеялась, когда водитель того грузовика залопотал что-то по-испански. Матч-реванш Непобедимой Армады… Я смеялась, а Дрейк, возможно, ещё был жив. И если бы у меня была с собой палочка, я бы могла… А может быть я просто себя так утешаю. Может быть я бы всё равно дала ему умереть. Потому что вокруг была целая толпа магглов — а значит потом группа стирателей памяти, расследование, огласка, весь магический мир узнал бы, где живёт Гарри… Потому я её и не ношу. В больнице у меня тоже иногда умирают люди. И некоторым можно помочь — ты знаешь, скольких мы на самом деле могли бы спасти? Хорошо, что я оттуда наконец ухожу, не могу больше смотреть на это.
Она отставила в сторону чашку, чтобы не расплескать остатки чая — так сильно вдруг затряслись руки. Чёртов зельевар со своей любимой коллекцией травяных сборов явно что-то добавил в чайник для развязывания языка. Но Джин не злилась, она хотела наконец выплакать свою боль кому-нибудь, кто способен понять. Пусть не сейчас, пусть потом, когда у него за плечами будет собственный список тех, кого он не смог спасти. И может быть тогда ему будет легче, если он будет знать, что это переносимая боль. Ведь она, когда становилось совсем тошно, черпала силы в том же самом — в памяти о том, что Северус выстоял до конца и сделал всё, как надо.
– Знаешь, как это много — иметь право действовать, чтобы предотвращать беду? И если она всё-таки случается — это честная ошибка, потому что мы не боги, Северус, нет. Но что если бы ты знал всё заранее и не имел права пошевелить и пальцем? Что если бы у тебя на руках умирал человек, а ты мог, но не имел права его исцелить? Если бы ты видел, как издеваются над беззащитным малышом, но не имел права просто взять его за руку и увести в мир, где его будут любить и оберегать? Ты просто не понимаешь, какое это счастье — жить так, как будто тебе нет дела ни до какого завтра. Совершать свои собственные ошибки. И исправлять их, не оглядываясь ни на кого.
Джин не знала, что из этого она действительно произнесла вслух. Северус не задал ни одного вопроса. Наверное, был слишком ошарашен её сбивчивой речью. Когда она выдохлась и затихла, он пересел к ней на диван и обнял за плечи, уткнувшись острым подбородком ей в макушку. В общем, это и было нужно ей больше всего — выговориться, а потом помолчать.
__________
* Хонда "золотое крыло": http://www.rcycle.com/GL_1000_128.JPG
Golden Hind ("Золотая лань") — галеон, на котором плавал капитан Фрэнсис Дрейк
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:33 | Сообщение # 46 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 39.
– Большо-о-ой… — восхищённо протянул Драко, запрокидывая голову. — Я вырасту и буду тут жить?
– Обязательно, — подтвердил Люциус, встрепав светлый хохолок на голове сына.
– Вон там, в той башенке! — он заплясал на плитах двора, тыча пальчиком куда-то вверх.
Лицо Нарциссы брезгливо скривилось — Драко безошибочно указывал на гриффиндорскую башню.
– О, в Хогвартсе полно гораздо более замечательных мест, — Люциус присел перед сыном на корточки и заговорщицки зашептал ему на ухо: — Например, подземелья под озером, где живёт гигантский кальмар…
– А он большой? — с сомнением спросил Драко.
– Огромный, — торжественно пообещал Люциус.
– А он меня съест? — вопрос был задан скорее естествоиспытательским, чем испуганным тоном. Четырёхлетнего Драко при ознакомлении с новым объектом обычно интересовали всего три вопроса: кто больше, кто победит и кто кого съест.
– Мы с тобой сами его съедим, — Люциус подмигнул сыну, игнорируя недовольное лицо Нарциссы.
Сегодняшняя затея нравилась ему всё больше и больше. Когда с утра Люциусу пришло в голову навестить Северуса в Хогвартсе, он не собирался брать с собой жену. Изначально идея заключалась в том, чтобы наконец показать Драко замок и спокойно пообщаться с другом, которого он не видел с пасхальных каникул. Но не успел он изложить эту часть плана Нарциссе, как заметил на её лице признаки самой настоящей паники. У неё явно была намечена на сегодня встреча, и, судя по тому, что она сразу в этом не призналась, довольно компрометирующего свойства. По факту они с женой уже давно состояли в открытом браке, но так как официально этот вопрос не поднимался, у неё хватало совести скрывать свой роман. Люциус знал лишь, что её любовник значительно старше, что он живёт и работает где-то в Южной Америке, что у него собственный бизнес, требующий частых командировок в Британию, и что он, похоже, не собирается предлагать Нарциссе замужество.
Её, судя по всему, устраивало существующее положение — теперь, когда наконец улеглась шумиха, связанная с поимкой последних слуг Лорда, Люциус был оправдан за недостаточностью улик и само его участие в "противоправной группировке" постепенно начало забываться. Для этого, конечно, потребовались серьёзные финансовые усилия: почти одна шестая малфоевского состояния была брошена своре голодных фондов помощи жертвам войны и прочим нуждающимся. Но дело того стоило — Драко предстояло жить в этом мире, и Люциус ни за что бы не допустил, чтобы из-за его ошибки сын стал изгоем в Магической Британии. В этом Нарцисса его поддерживала, тоже изо всех сил стремясь восстановить прежнюю респектабельность. Её репутация пострадала даже больше — из-за громкого процесса по делу Лонгботтомов, на котором Белла показала себя во всей красе. Когда Лестрейнджей наконец упекли в Азкабан, Люциус вздохнул с облегчением. И даже проникся к Белле подобием уважения — за то, что она не утащила за собой Макнейра. Уолден обнаружился лишь спустя сутки после того, как Лестрейнджи и младший Крауч были арестованы, злой, дезориентированный и страдающий головной болью. В зельях Белла никогда не была сильна, так что чудо ещё, что она не отравила его своей бурдой. Но в любом случае пара дней отвратительного самочувствия была лучше, чем пожизненный срок в Азкабане. Люциус не понимал одного: неужели она знала, что нападение на дом Лонгботтомов закончится так неудачно? Знала — и поэтому заранее вывела из игры одного из самых сильных бойцов своего отряда, пойдя против двоих авроров с неуклюжими братьями Лестрейнджами и вообще ничего не умеющим мальчишкой? Или, наоборот, не доверяла Уолдену? Выяснить это теперь вряд ли было возможно. Посещать Беллу было запрещено, а если бы на это и было разрешение, ни Люциус, ни Нарцисса не горели желанием вновь её увидеть.
Они оба были счастливы, когда магическому миру наконец надоело обсуждать их семью. Отчасти поэтому было не время затевать бракоразводный процесс, который вновь привлёк бы к ним ненужное внимание. К тому же Драко действительно любил мать, а она изо всех сил старалась загладить свою вину перед ним. В мирное время Нарцисса была довольно надёжным партнёром, а её зависимое финансовое положение давало Люциусу дополнительные гарантии. В общем, им было удобно держаться друг друга, а личная жизнь жены интересовала Люциуса довольно мало.
Но сейчас он искренне веселился, наблюдая за метаниями Нарциссы, не знавшей, как уведомить любовника о том, что свидание отменяется. С самого момента, как Люциус за завтраком объявил о своём внезапном желании посетить Хогвартс, он не оставлял её в одиночестве ни на секунду, не давая возможности отправить сову с запиской. А она так наивно верила в то, что её тайна до сих пор остаётся тайной, и при этом так забавно нервничала, не решаясь заикнуться о собственных планах, что Люциус не собирался облегчать ей задачу. Наоборот, он демонстративно никуда не торопился, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы показать Драко теплицы, южную галерею, главный холл, школьные часы… Когда они наконец спустились в подземелья, Нарцисса уже закипала, хотя внешне ей удавалось держать себя в руках.
Кабинет Северуса оказался не заперт, но охранные заклинания явно были на месте, потому что стоило Люциусу перешагнуть порог, Северус тут же появился в дверях лаборатории, располагавшейся в смежном помещении.
– Ты откуда? — озабоченно спросил он, стаскивая защитные перчатки. — Что-то случилось?
– Мы просто соскучились, — Люциус отступил в сторону, пропуская в кабинет Нарциссу и Драко. — Прости, что без предупреждения, надеюсь, мы не нарушаем никаких твоих планов?
– Нарцисса, — Северус поприветствовал её кивком и присел на корточки, протягивая руку Драко. — Привет, малыш!
– Я большой, — серьёзно возразил тот.
– Конечно, большой, — тут же исправился Северус. — Уже готов учиться в Хогвартсе?
Драко растерянно обернулся на отца, явно не зная, что ответить.
– Тебе так не терпится проверить подземелья на прочность, Сев? — усмехнулся Люциус. — Можем провести эксперимент прямо сегодня, если мы не очень тебе помешаем.
– Нет-нет, — ответил Северус, но вид у него был немного растерянный. — Мне только нужно закончить с зельем, от которого пока нельзя отойти, но меньше, чем через час я буду в вашем полном распоряжении. И покажу тебе всё-всё-всё здесь, — пообещал он Драко. — Люц, ты не мог бы помочь мне? А Нарцисса с Драко пока могут погулять по окрестностям.
– Разумеется, — с энтузиазмом согласился Люциус. — Дорогая, встретимся в главном холле через час?
– Конечно, дорогой, — процедила Нарцисса, которая терпеть не могла прогулки.
Каждое пятнышко на одежде Драко, каждая подобранная им палка или камушек были для неё источником серьёзного стресса, а чинно вышагивать по дорожкам и созерцать природу на расстоянии их сын принципиально не желал. Так что можно было понять мученическое выражение на лице Нарциссы, когда она взяла Драко за руку, чтобы вывести его из подземелий. Оно бы отлично подошло какой-нибудь царственной особе, которую ведут на эшафот.
– А ты не очень-то радуйся, — фыркнул Северус, поймав торжествующий взгляд Люциуса. — Тебя ждут флоббер-черви и скарабеи.
***
Гарри от нетерпения не мог усидеть на стуле, после каждой съеденной ложки пытаясь сползти на пол, как будто это помогло бы приблизить долгожданный поход в библиотеку. Но Джин была неумолима. До возвращения Дурсли из отпуска оставалась всего неделя, и это был единственный шанс хоть немного откормить Гарри. Кто знает, как скоро они теперь согласятся доверить мальчика неблагонадёжной племяннице миссис Фигг. Джин и так стоило огромных трудов после майской аварии, в которой она чудом отделалась лишь ссадинами и ушибами, убедить их, что она вообще не склонна к подобным чудачествам. При этом пришлось с непроницаемым лицом выслушивать оханье Петуньи о безответственном поведении Дрейка, дополняемое злорадными комментариями Вернона, которые сводились к нехитрой мысли "сам виноват". И то они остались неудовлетворены беседой, так как, очевидно, ожидали, чтобы Джин тоже осудила безмозглого мальчишку, который едва не отправил на тот свет и её саму. Что, при всей справедливости этого утверждения, было слишком жестоко. Но высказать это Вернону, который не только не смягчился, но и, казалось, даже сильнее возненавидел Дрейка после его смерти, было невозможно, и Джин лишь крепче стискивала зубы каждый раз, как чета Дурсли возвращалась к теме "ужасного происшествия". В конце концов, ей было не впервой отрекаться от друзей, а Дрейку теперь было совершенно всё равно. Зато она прошла проверку.
Возможно, если бы их отдых не был оплачен за несколько месяцев, Дурсли бы так просто не закрыли глаза на ходящие по Литтл-Уингингу слухи о Джин и Дрейке, но тогда у них не было бы другого варианта, кроме как отменить поездку. В результате победила практичность, и семейство Дурсли отбыло к тёплому морю, а Джин в тот же вечер купила билеты на Хогвартс-Экспресс для себя и Гарри. Даже будучи густо засаженным деревьями, Литтл-Уингинг оставался городом, а болезненность мальчика, изначально бывшая лишь удобной для Петуньи отговоркой, постепенно становилась реальной. Поэтому Джин твёрдо решила, что нужно непременно воспользоваться возможно последним шансом вывезти Гарри на природу. Был ещё вариант отправиться с ним в коттедж миссис Фигг в Годриковой лощине, но там слишком велика была опасность, что его кто-нибудь узнает. Хогвартс же, пустующий на каникулах, идеально подходил для летнего отдыха. В их распоряжении была огромная территория с лужайками для беготни и озером для купания, а эльфы вовсю старались, обеспечивая оголодавшему ребёнку правильное питание. В послеобеденное же время Джин и Гарри совершали набег на владения мадам Пинс и проводили около часа за чтением книг с полки маггловской литературы.
Джин очень старалась, чтобы ничто волшебное не привлекло внимание Гарри. Конечно, находясь в Хогвартсе нельзя было на это рассчитывать всерьёз, но по крайней мере они избегали книжек с двигающимися картинками, коридоров с говорящими портретами и эльфов.
"Как насчёт движущихся лестниц? — поинтересовался Северус. — По-твоему, это недостаточно волшебно?"
"Ну, если Гарри и скажет что-нибудь своим родственникам, то они, скорее всего, подумают, что речь об эскалаторе… Навру, что мы были с ним в торговом центре, есть там такое здание с кучей магазинов и какими-то аттракционами для малышей".
На самом деле Джин сомневалась, что Дурсли будут расспрашивать Гарри о том, как он проводил время в их отсутствие. Главное, чтобы он сам не вспомнил эти каникулы в Хогвартсе, когда снова попадёт в замок. Из её собственного дошкольного детства сохранилось лишь несколько обрывочных и смутных картинок, и Джин надеялась, что, если с Гарри не произойдёт ничего совсем уж необычного, то он бесследно забудет последние две недели.
Северус, конечно, не понимал её опасений, и его заметно раздражало то, что она пыталась создать для Гарри какие-то особые условия. Он не верил, что мальчику так уж плохо живётся у родственников, а Джин не рассказывала и сотой доли того, что знала про Дурсли. Что бы ни руководило профессором Снейпом из её детства в третировании Гарри, его поведение тоже было одним из кусочков мозаики, который важно было сохранить в том же виде. Поэтому она не пыталась развеять заблуждения Северуса насчёт безоблачной жизни Мальчика-Который-Выжил, ограничившись лишь объяснением, что Дурсли терпеть не могут магию и волшебников и уж точно будут не в восторге, если Гарри обмолвится о хогвартских чудесах.
"Ну и приехала бы одна, — буркнул Северус. — У меня ответственный эксперимент на носу, и я не собираюсь быть нянькой…"
"Как будто тебя кто-то об этом просит! — обиделась Джин. — Не хочешь — можешь вообще к нам не заходить".
"Я думал, ты будешь заходить ко мне. Когда Дамблдор предупредил, что ты приедешь в замок, я надеялся, что ты мне будешь ассистировать…"
"Я приехала ребёнка выгуливать, а не в твоих подземельях над котлами торчать", — отрезала она.
Два дня после этого они продолжали дуться, а потом Джин не выдержала и послала к Северусу Майси с запиской.
"Найтли, — был ответ, — когда ты уже перестанешь судить людей по себе? Я и не думал обижаться, просто не могу сейчас отлучаться из лаборатории. P.S. Честно".
Приписка повеселила. Но Джин тоже честно не могла ни привести Гарри в кабинет Северуса, ни, тем более, оставить его без присмотра, поэтому ещё почти неделю они общались посредством "эльфийской почты". Потом Северус стал выкраивать в своём графике вечера и начал приходить на поздний ужин. Гарри к этому времени обычно уже спал, и ничто не мешало тихим беседам у камина — совсем как три года назад, когда Северус только-только поселился в Хогвартсе.
К огромному удивлению Джин, основной темой их разговоров стали слизеринские "паршивцы". Северус действительно болел за свой факультет, и пост декана подходил ему не меньше, чем Помоне Спраут или Минерве Макгонагалл. Теперь многое из того, что возмущало Гермиону в действиях профессора Снейпа, представало совсем в другом свете. Он гордился своими змеёнышами и искренне переживал за них — особенно сейчас, когда магический мир только приходил в себя после войны, и дети, вся вина которых состояла лишь в том, что они учились на "факультете злых волшебников", оказались изгоями. Слизерин был факультетом проигравших эту войну, и победители не упускали случая поглумиться над подопечными Северуса. Может быть, прими он деканскую должность в более спокойные времена, отношение к своим и чужим не было бы столь катастрофически предвзятым. Но после такого старта не было ничего удивительного в том, что профессор Снейп привык выгораживать слизеринцев и не спускать ни малейшей провинности представителям остальных трёх факультетов. Похоже, он считал, что таким образом всего лишь выравнивает баланс, и Джин находила его решительный настрой скорее умилительным, чем несправедливым.
С Гарри Северус виделся редко, но когда они всё-таки встречались, он вёл себя сдержанно и отстранённо, почти не обращая на мальчика внимания. А сам Гарри, приученный не лезть к взрослым, спокойно смирился с тем, что его игнорируют, довольствуясь компанией Джин. С ней он осмелел настолько, что время от времени позволял себе поозорничать или покапризничать, хотя вести себя прилично мальчика явно научили раньше, чем пользоваться ложкой.
– Ну хорошо, теперь можно идти, — смилостивилась Джин, когда Гарри в очередной раз взглянул на неё умоляюще. В конце концов, сегодня они обедали раньше обычного, так как на вторую половину дня был запланирован пикник, и, возможно, он ещё не успел проголодаться после завтрака.
Повторять приглашение дважды не пришлось. Мальчик соскочил со стула и побежал к двери.
– Не так быстро, молодой человек! Чумазым поросятам вход в библиотеку строго запрещён.
– Надо умыть мордочку? — упомянутая мордочка расплылась в солнечной улыбке.
За полторы недели в замке их скромный быт оброс десятками маленьких ритуалов, следование которым делало Гарри по-настоящему счастливым. И сейчас сердце Джин в очередной раз болезненно сжалось при мысли о том, что совсем скоро он вернётся к равнодушным Дурсли, которым совершенно нет дела до того, сияют ли радостью его глаза.
Наконец мордочка была умыта, и приплясывавший от нетерпения Гарри был выпущен за дверь. Джин еле успела запереть комнату Коллопортусом и была вынуждена бежать за ним. Догнать и взять Гарри за руку удалось лишь в конце галереи, перед самой лестницей. И то лишь потому, что дисциплинированный мальчик послушно затормозил в условленном месте, дальше которого Джин строго-настрого запретила выбегать без неё.
– Смотри под ноги! — скомандовала Джин, сжимая худенькую ладошку.
С портретами была проведена беседа, и они согласились не пытаться заговорить с маленьким гостем Хогвартса, но замирать и притворяться обычными картинами не собирались, поэтому Джин специально следила, чтобы Гарри как можно меньше вертел головой по сторонам. Поэтому она первая заметила стоящего на лестничной площадке третьего этажа мальчика.
Их с Гарри лестница вела мимо, на пятый, прямо к библиотеке. Джин нарочно подгадывала время, чтобы попадать туда самым коротким путём. На самом деле движение лестниц не было таким хаотичным, как ей казалось раньше, — за годы работы в замке она достаточно их наблюдала, чтобы уловить закономерность. Одинокий же ребёнок на самом краю над лестничным пролётом был явно растерян и сбит с толку. Видно, ступеньки только что отъехали у него буквально из-под ног.
– Гарри, милый, закрой глаза, — шёпотом велела Джин, вытаскивая из чехла палочку. Хоть она и не колдовала в присутствии Гарри, но всегда теперь носила её с собой. — Не бойся, малыш, — до мальчика была всего пара футов — достаточно близко, чтобы дотянуться рукой, но это было слишком ненадёжно, — стой спокойно, сейчас я тебя перенесу. Мобиликорпус! — коротко пискнув, ребёнок поплыл по воздуху. — Ну вот, вот, теперь всё в порядке…
Мальчик поднял на неё полные непролитых слёз глаза. Плакать в пустом коридоре было бы глупо, зато теперь, когда появились зрители, испуг и обида на коварство лестниц искали выход. Его нижняя губа мелко задрожала, и в этот момент Джин узнала это остренькое личико в обрамлении пушистых светлых прядок. Причём узнала именно по сходству с далёким полузабытым хорьком, а не с капризным малышом, которому она каждый вечер пела колыбельные.
– Тебя ведь Драко зовут, так? — она присела на ступеньки перед ним. Мальчик кивнул и судорожно вздохнул, сдерживая плач. — Как же ты здесь оказался?
– А можно мне открыть глаза? — раздался голос Гарри, и Джин не знала, смеяться ей или плакать. Такое безоговорочное послушание почти четырёхлетнего ребёнка было довольно пугающим.
– Можно, — разрешила она. — Только сядь, пожалуйста, рядом со мной, — лестница с минуты на минуту могла тронуться, а главное — теперь сидящему на ступеньках Гарри не было видно из-за перил большей части лестничного колодца. — Драко, как ты сюда попал?
– Я случайно! — плакать Драко всё-таки передумал. — Я маму ждал.
– В том коридоре? Вы были у директора? — Драко только похлопал ресницами. — Такой большой круглый кабинет? Видел красно-золотую птичку? Феникса?
На все её вопросы мальчик лишь мотал головой.
– Дядя Северус велел погулять, — вдруг сказал он, и в этот момент лестница поехала. — Ой, ой, держи меня! — Драко вцепился мёртвой хваткой в Джин и не выпускал её, пока движение не закончилось.
– Мальчик испугался? — спросил Гарри, тоже на всякий случай хватая её за рукав.
– Мальчика зовут Драко, — вздохнула Джин, прикидывая, чем может аукнуться в будущем эта встреча. — Мы сейчас отведём его к дяде Северусу, и пусть у него голова болит.
Держа в каждой руке по ладошке, она начала спускаться. Драко и Гарри деловито шагали по ступенькам, время от времени оглядывая друг друга подозрительными взглядами. Джин столько раз уже проходила здесь с Гарри, но только сейчас её посетило чувство полной сюрреалистичности. Как будто идти по Хогвартсу с двумя своими будущими однокурсниками было намного удивительнее, чем с одним. Мальчики завязали какой-то разговор — кажется, Драко выяснял возраст нового приятеля — но она почти не слушала их. Только когда они, пройдя через главный холл, начали спуск в подземелья и Драко стал оступаться на каждом шагу из-за непривычно крутых ступенек, Джин пришлось сосредоточиться на том, чтобы никто не свернул себе шею, и странное ощущение пропало. Здесь и сейчас была только она и двое её подопечных, одному из которых, вообще-то, не следовало бы заходить на слизеринскую территорию, между тем как второго надо было вернуть матери, по возможности не встречаясь с ней.
Рассудив, что уж лучше Гарри посмотрит на ничем не примечательный коридор, ведущий к комнатам Северуса, чем прибегать при нём к помощи эльфов или самостоятельно разыскивать Нарциссу, Джин не учла лишь одного. К тому моменту, как они нашли Драко, он явно уже набегался по замку и сейчас начал ныть и канючить, что больше не может идти. Гарри великодушно разрешил Джин понести "малыша Драко" на руках, и после этого у неё уже не осталось выбора. Довольный Драко, как обезьянка, обвил её руками и ногами, слегка придушив за шею и больно прижав волосы, а Гарри заскакал вокруг, то и дело норовя подставить подножку. Все недавние мысли о нереальности происходящего были забыты: ноющие руки и спина были более чем реальны, как и голова, раскалывающаяся от несмолкающего щебета в оба уха. В общем, остаток пути показался Джин ужасно длинным и в кабинет Северуса она ввалилась совершенно без сил.
А когда, сгрузив веселящегося Драко на пол, Джин разогнулась, то вместо Северуса обнаружила в кабинете того, мысли о ком отгоняла от себя по несколько раз в день в течение последних двух с половиной лет.
– Мистер Малфой, — выдавила она, совершенно не представляя, что сказать.
– Мисс Найтли, — насмешливо поклонился он и тут же присел на корточки, принимая сына в объятья.
– Папа! — заверещал Драко, повиснув у него на шее. — Я был высоко-высоко, в башенке, а потом лесенка поехала, а потом тётя меня заколдовала и я летал, а потом мы пошли к дяде Северусу, чтобы у него голова заболела, а я хороший, у меня голова не болит, а тётя сказала…
– Тётю зовут Джин, — воспользовался Люциус неожиданной паузой. — Скажи мне, куда же ты дел маму?
Драко засопел носом и немного отстранился.
– Я не дел. Я ждал, — ответил он, насупившись. — Я слушаюсь.
– Всегда-всегда? — вкрадчиво уточнил Люциус.
– Всегда-всегда, — с готовностью подтвердил Драко, немного просветлев.
– И не ходил без мамы по лестницам?
– Я с тётей ходил, — нашедшись с ответом, Драко заметно оживился и даже отступил в сторону, тем самым призывая тётю в свидетели.
– Мисс Найтли? — издевательски осведомился Люциус.
– Он сидел на лестничной площадке в конце директорского коридора, — пояснила Джин. — Один. А мы шли мимо.
Люциус перевёл взгляд на Гарри, который немедленно сделал шаг за спину Джин.
– Понятно, — протянул Люциус неопределённо.
Джин не было понятно ничего, но это дело её и не касалось. А главное — было почти невыносимо смотреть в его настороженные глаза, в которых больше не было ни капли тепла для неё. На сына Люциус смотрел совсем иначе, она же была теперь никто. Тётя.
– Мистер Малфой, мы, пожалуй, пойдём, — сказала она, беря себя в руки.
– Что ж, мисс Найтли, приятно было увидеться, — светским тоном ответил Люциус.
– Дядя Северус! — завопил Драко так, что Джин вздрогнула. — У тебя голова болит? Надо, чтобы болела.
– Надо — значит, заболит, — философски отреагировал Северус, появившийся из лаборатории. — Джин.
– Ага. Мы тут… мы шли в библиотеку… — она окончательно смутилась и двинулась к выходу, но в этот момент Гарри, чувствуя напряжённость между взрослыми, выступил вперёд.
– Мы идём читать сказки, — доверительно сообщил он Люциусу, смело глядя ему прямо в глаза. — Малыш Драко любит сказки?
– Я не маленький, я большой, — решил было обидеться Драко, но тут же забыл об этом, снова повисая на отце. — Папа, можно мне тоже сказки?
– Мисс Найтли? — тон был прежний, издевательский, но в поднятом на неё взгляде на этот раз была озорная искорка. И ещё что-то, от чего у Джин ослабели колени.
– Мы с Гарри будем рады, если Драко к нам присоединится, — проговорила она, изобразив вежливую улыбку, в то время как внутренний голос на все лады проклинал её легкомыслие.
– В таком случае, Драко, слушайся тётю Джин, — Люциус снова взъерошил сыну причёску. — А я найду маму и приду к вам в библиотеку.
Забыв недавнюю усталость, Драко вприпрыжку помчался по коридору, далеко обогнав Джин и Гарри.
***
Едва за троицей закрылась дверь, Люциус, скрестив руки на груди, повернулся к Северусу и мрачно спросил:
– Ну и когда же ты собирался рассказать мне, что Найтли вернулась в Хогвартс?
– Не собирался, — невозмутимо ответил тот. — И она не вернулась. Они с Поттером тут всего на несколько недель.
– Поттер? Тот самый Гарри Поттер…
– Да-да, тот самый Гарри Поттер, — досадливо перебил его Северус. — Гордость и надежда магической Британии.
– Значит, Джин всё-таки стала его опекуном?
– Нет, она просто за ним присматривает. Слушай, я не могу об этом, правда. Ты вообще не должен был их видеть, так что…
– Как обычно, — пожал плечами Люциус. — Чем играть в шпионские игры, лучше бы рассказал, как она сама. Ваш драгоценный Мальчик-Который-Выжил меня совершенно не интересует.
– Чем устраивать мне допрос, лучше бы поискал собственную жену, — в тон ему ответил Северус.
– Я и так, кажется, знаю, где она, — Люциус скрипнул зубами. — И чем позже я её найду — тем лучше для неё самой. И не меняй тему. Ты общался с Найтли? И знал, где её найти? Всё это время?!
– Ничего подобного. Сам её впервые два месяца назад увидел. И то потому, что Дамблдор послал.
– Ха, я знал, что он её не оставит в покое! — воскликнул Люциус, сам не зная, торжествует он или злится. — Ну вот чем он лучше Лорда?! Точно такой же фанатичный и лицемерный…
– Люц, уймись! — скривился Северус. — Никто на покой твоей драгоценной Найтли не покушался. Наоборот… — он остановился на полуслове, явно не желая продолжать.
– Наоборот? — Люциус вздёрнул бровь. — Ну же, Сев, не заставляй тебя пытать.
– У меня основа сейчас выкипит! — спохватился Северус и поспешно скрылся за дверью лаборатории.
Люциус последовал за ним, полный решимости выяснить, зачем Дамблдор отправлял Северуса к Найтли. Он мог сколько угодно напоминать себе о том, что ему нет и не может быть до неё никакого дела, что Найтли давно уже чужой человек, что она никогда не была ему кем-то большим, чем сон, короткое безумие, мираж — что угодно, подошло бы любое слово, выражающее всю иллюзорность её присутствия в его жизни. Но стоило ей, встрёпанной, раскрасневшейся, нелепой — и от этого ещё более настоящей, переступить порог, как вся его защита пошла трещинами. "Мисс Найтли…" Мерлин, он вёл себя совершенно по-идиотски! Как будто таким образом можно было кого-нибудь обмануть!
– Это тебя не касается, — отрезал Северус в ответ на его красноречивый взгляд. — Можешь хоть дыру во мне просверлить.
– Можно, да? — Люциус подошёл ближе. — Или лучше обойдёмся маленьким безболезненным Империо?
– Ну-ну, — холодно среагировал Северус, по-прежнему стоя вполоборота и уделяя больше внимания своему котлу, а не наставленной на него палочке. — Какие ещё гениальные идеи сегодня посетили вашу светлость?
– Сыворотка правды? Ещё могу Драко тут оставить до конца лета. Посмотрим, сколько ты продержишься…
– Завидная изобретательность, — хмыкнул Северус. — Убери палочку, а то устроишь мне взрыв ненароком.
– Я и нарочно могу, — пригрозил Люциус, но послушался. Загубить эксперимент Северуса было самым верным способом навсегда испортить с ним отношения.
– Я просто отнёс ей кое-какие зелья, понятно?
– Она болела?
Насмешливый взгляд Северуса дал понять, что равнодушный тон Люциуса его не обманул. Но зато он наконец перестал сомневаться, кому из двоих друзей сохранять верность.
– У неё случился выплеск. Точнее, почти случился. Стёкла в доме чуть-чуть побило…
– Из-за чего на этот раз? — Люциус уже перестал уговаривать себя, что это не его дело. То, о чём Северус говорил так спокойно, для него представало совсем в другом свете, стоило лишь вспомнить беседу с тем толстым болтливым целителем.
– Кто-то умер, насколько я понял. А она не смогла спасти. Всё, Люциус, я и это тебе зря рассказал.
"Снова Прюэтт? До сих пор?"
– Я пойду проверю, как они там, ладно?
Вдруг захотелось прямо сейчас, немедленно убедиться, что с Джин всё в порядке. Что она не закуклилась, не стала сквибом, не умерла от очередного приступа тоски по этому рыжему клоуну, который никогда не стоил таких жертв, всего лишь погиб героически — единственное, что эти идиоты-гриффы умеют в совершенстве…
– …ты вообще слышишь меня, Люц?
– Ты что-то хотел? — обернулся он с порога.
– Я говорю, что если ты хоть слово скажешь Найтли о том, о чём тебе знать не полагается, то я…
– …пустишь меня на ингредиенты, я понял. Я бы никогда тебя не выдал, не волнуйся. Честно.
Северус недоверчиво фыркнул, но в этот момент его зелье снова собралось закипать, что и позволило Люциусу выскользнуть из лаборатории, не дослушав занудных наставлений, на которые его друг был мастером. Иногда можно было даже забыть, кто из них двоих старше. Когда Люциус в очередной раз задавался этим вопросом, он тут же вспоминал магазинчик Олливандера и горящие восторгом глаза Северуса, только что нашедшего свою палочку. Всё, что приходило в голову потом — это был уже помощник, собеседник, советчик, друг, как будто тот ребёнок исчез в одночасье, сразу превратившись в равного. Многие слизеринцы искали покровительства Малфоя, но Северус просто стал частью его жизни — так уверенно и спокойно, как будто занял предназначенное для него место. Как и Найтли, если подумать. Появившись из ниоткуда, они оба сделались неотделимы от Люциуса. Она была неотделима, и верить в то, что ему всё равно, каждый раз удавалось лишь до новой встречи. Да и то довольно плохо.
Первый год после исчезновения Волдеморта ему как-то удавалось не думать о ней. Под постоянным давлением Отдела магического правопорядка и возмущённой общественности во главе с жаждущей крови прессой мир Люциуса сжался до пределов Малфой-мэнора. Притихшая Нарцисса безропотно несла всю тяжесть — и своей вины, и опального положения их семьи — и пыталась поддержать мужа, как умела. Джин приходила лишь во сне, и он часто просыпался от того, что она плакала, уткнувшись ему в плечо. И, повернувшись, чтобы привычно утешить её, обнаруживал пустоту. Потом и это прошло. До осени, когда он, однажды вечером напившись безо всякой причины, вдруг понял, что это был день рожденья Джин. Который они всего год назад отмечали вместе. Это было вскоре после того, как она переехала в его комнаты. Днём её навещали какие-то подруги, но потом Джин праздновала с Люциусом, Северусом и Драко. И при воспоминании об этом вечере он вдруг подумал, что её дружбы ему не хватает даже больше, чем её любви. Что достаточно было и переписки — лишь бы не это ужасное ощущение, что она просто исчезла из его жизни навсегда и нельзя даже послать Суллу с поздравлением. Но стоило один раз увидеть Джин наяву, и Люциусу стало кристально ясно, что ему не будет покоя, пока она не будет с ним — в его доме, в его семье, в его руках. Потом уже можно было бы хоть дружить с ней, хоть переписываться — главное, чтобы она засыпала и просыпалась рядом. Чтобы признала, что "здесь и сейчас" — это слишком мало.
Джин и дети были так увлечены чтением, что Люциусу ничего не стоило незамеченным пробраться за стеллажи. Все трое расположились за столом мадам Пинс: Джин на стуле, а Драко и Гарри — у неё на коленях. Она читала с выражением, строя рожи и подделывая голоса героев, настолько захваченная очередной дурацкой сказкой, что казалось, она сама была ровесницей мальчишек, заливисто хохотавших над каждой фразой. Она вообще выглядела непривычно — с отросшими распущенными волосами, в маггловской одежде. Сейчас Джин казалась даже более счастливой и свободной, чем тринадцать лет назад — до войны и всех потерь, через которые она прошла. Впрочем, что он знал о её потерях? Что с ней было до их встречи в главном холле этого замка? Откуда она взялась на его голову — с замашками дикой кошки и презрением в глазах? И куда девалась эта дикарка, для которой война была естественной стихией, когда у неё на попечении оказывались дети? Например, сейчас, когда Джин, прорычав, что она — голодный страшный волк, уткнулась носом в шею Драко, щекоча его…
– Убери руки от моего сына, грязнокровка! — раздался возмущённый вопль от дверей, и в библиотеку ворвалась Нарцисса. От неожиданности оба мальчика ещё крепче вцепились в Джин. — Драко, подойди ко мне! — велела Нарцисса раздражённо. — Я же сказала тебе никуда не уходить, ты должен был стоять там, где тебя оставили!
– Добрый день, Нарцисса, — холодно поприветствовала её Джин, помогая Драко спуститься на пол. — Не стоило бросать ребёнка одного рядом с лестницами…
– Не твоё дело! — рявкнула Нарцисса с искажённым от гнева лицом.
От её крика Гарри сильнее съёжился у Джин на руках, а Драко в ужасе кинулся вглубь библиотеки. Люциус, сделав шаг из-за стеллажа, подхватил сына и приблизился к жене.
– Мы тут подумали, — протянул он небрежно, и в глазах Нарциссы немедленно появилась паника, — что я сам могу показать Драко Хогвартс. А ты отправляйся по своим неотложным делам.
– Но я уже… Вовсе не обязательно… Я могу… — беспомощно залепетала она.
– Найтли, не могла бы ты… — Люциус усадил Драко обратно на колени растерянной Джин и, взяв жену за локоть, вывел её из библиотеки.
– Послушай, эта твоя Найтли, — зашипела Нарцисса, едва за ними закрылась дверь, — увела Драко, стоило на минуту отвернуться. Я обегала весь замок! Если бы не портреты, я бы даже не узнала, куда она с ним пошла! Не слишком ли много она о себе возомнила?
– Лучшая защита — это нападение, да, дорогая? Как же ты умудрилась так основательно отвернуться, что у тебя из-под носа увели ребёнка? Окрестности замка просматриваются достаточно далеко…
– Мы были на башне, — перебила его Нарцисса поспешно, наконец сочинив правдоподобную с её точки зрения версию. — И я засмотрелась…
– …как гигантский кальмар тащит в озеро гиппогрифа? — сочувственно предположил Люциус. — Или ты любовалась живописными красотами Запретного леса? А Найтли подкралась и… Нет, постой, как я сразу не сообразил — она стащила у Хуч метлу, прилетела, схватила Драко и унесла его в библиотеку, так?
– Я попросила его постоять спокойно всего пять минут! — теперь Нарцисса решила обвинить во всём сына. — Что за ребёнок такой! Мне нужно было только…
– …только пять минут, чтобы написать письмо, я понял, — продолжил вместо неё Люциус. — А Драко ты оставила снаружи, потому что в совяльне ужасная грязь. Не трудись объяснять.
– А ты не делай из этого трагедии! — процедила она. — Ничего с твоим драгоценным Драко не случилось, а если бы эта грязнокровка не совала свой длинный нос в наши дела, то мы бы с ним уже давно отправились гулять. Но нет, ей непременно надо влезть и всё испортить…
– На твоём месте, дорогая, я бы лучше поспешил отправить ещё одну сову. Похоже, что твои планы вновь изменились.
– Ты меня прогоняешь? — на лице Нарциссы можно было прочитать целую гамму противоречивых эмоций: от искреннего возмущения до предвкушения встречи, которую она уже успела отменить.
– Ну что ты, дорогая, — Люциус ослепительно улыбнулся. — Просто тебе будет с нами неинтересно.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:34 | Сообщение # 47 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 40.
– Интересно, как ты умудрился отправить Нарциссу восвояси? — поинтересовался Северус.
Было забавно наблюдать за ним в непривычной обстановке. Вне лаборатории Северус явно чувствовал себя неуютно, а уж отдых на природе, да ещё и в компании двух маленьких "паршивцев", оглашавших окрестности восторженными визгами, был для него настоящей пыткой. По крайней мере такой можно было сделать вывод, глядя на то, с каким брезгливым выражением он устраивается на поваленном стволе.
– Удивительнее, как я умудрился не придушить её на месте, — буркнул Люциус неохотно. — В какой-то момент очень хотелось.
– Сам виноват, — безжалостно заметил Северус. — Если знал, что она способна на такое… э-э-э… легкомыслие, то нельзя было оставлять её с ребёнком. Хогвартс — это тебе не Малфой-мэнор, где и портретам и эльфам есть дело до того, чем Драко занимается.
– Знаешь, даже для Нарциссы это было слишком, — Люциус скривился. — Не хочу об этом. Сменим тему?
– Я даже знаю, на какую, — голос Северуса был полон ехидства, но выражение лица было, как обычно, не разобрать из-за завеси волос.
– Твоё последнее усовершенствование "жидкого сна"? — невинно предположил Люциус.
– Или то, зачем вам понадобилось выдёргивать из лаборатории меня, — фыркнул Северус. — Нашли тоже дуэнью…
– Вообще-то, идея позвать тебя принадлежала Драко. Его самого пригласил Гарри. Так что единственный незванный гость здесь я.
Люциус растянулся на трансфигурированном пледе и, ладонью прикрыв глаза от солнца, уставился в небо. Сосны протяжно поскрипывали, как будто приветствуя его после долгой разлуки. Здесь словно ничего не изменилось: тот же слегка похрустывающий под ногами ковёр из серебристо-голубого мха, те же огненно-рыжие чешуинки коры, золотившиеся в лучах уже прошедшего зенитную точку солнца, тот же мерный плеск волн, разбивающихся о прибрежные камни, запах душистых трав и близкой воды с неуловимым привкусом тины… И странное, противоречивое ощущение — сплавленные воедино чувства щемящей тоски и тихого умиротворения. Здесь они, юные, восторженные, полные бурлящего желания изменить этот мир, клялись друг другу в преданности, до хрипоты спорили о миссии чистокровных магов, молчали, без слов признавая родство, глазами обещая всегда быть верными — не факультету или убеждениям, а общему детству, которое на самом деле и было единственным действительно важным, чего они не успели рассмотреть и распробовать, занятые какими-то воображаемыми будущими свершениями. Они растеряли его, сначала поторопившись вырваться во взрослую жизнь, требующую взрослых решений, а потом замкнувшись каждый в своём мире, в своих проблемах, в своей боли и одиночестве. А когда ломка наконец закончилась, выяснилось, что вместе с наивностью, горячностью и максимализмом были утрачены и связи между ними. От того Слизерина, который Люциус сейчас мог бы назвать своим, осталось лишь это место. Но зато оно по-прежнему объединяло все поколения бывших слизеринцев, создавая иллюзорную общность, основанную на памяти и воображении. Как будто здесь до сих пор бродила та Белла, что умела беззаботно хохотать, встряхивая непокорной гривой волос, и тот Уолден, похожий на благородного рыцаря, которому осталось лишь подпоясаться мечом и получить напутствие прекрасной дамы перед сражением с драконом, и тот Люциус, воображавший себя сказочным принцем, хозяином зачарованного замка… И так хотелось увидеть их наяву, чтобы объяснить этим идиотам, что гнёт отцовской власти или несчастная любовь — недостаточная причина, чтобы сломать себе жизнь, что есть другой выбор и другой выход.
– Сейчас она утопит твоего наследника, — невозмутимо заметил Северус, прерывая поток мыслей и воспоминаний, и Люциус снова сел так, чтобы видеть полоску берега, где между огромными валунами носились Джин с мальчишками.
Она уже успела скинуть обувь и теперь бегала по воде босиком, в подвёрнутых джинсах, растрёпанная и беспечная. Драко, захваченный в плен, заверещал в восторге и ужасе, когда Джин сделала вид, что сейчас окунёт его головой в озеро, но стоило ей поставить его на ноги, как они с Гарри тут же продолжили брызгаться водой. Сначала Драко был немного скован, но новый знакомый уверенно втянул его в игру, и они очень быстро освоились друг с другом. Люциус впервые видел, чтобы сын так легко преодолел застенчивость. Поведение Драко со своими и чужими очень сильно отличалось — настолько, что большую часть тех редких детских праздников, на которые Малфои получали приглашения, он проводил на коленях у отца. Теперь, полюбовавшись на то, как сын самозабвенно веселится в компании чужого мальчишки и женщины, которая исчезла из их жизни два с половиной года назад, Люциус подумал, что, наверное, стоит самому устраивать приёмы в Малфой-мэноре. Общества домашних эльфов Драко явно было недостаточно.
– Когда я смотрю на них, то ненавижу вашего господина директора ещё больше, — признался Люциус, не отрывая взгляда от возни на берегу. — Если бы он разрешил поселить мальчишку в замке, осталась бы и она. И, может быть, позволила бы нам с Драко жить с ней. Тогда сейчас всё это было бы настоящим.
– Поверь мне, всё равно ничего бы не вышло, — покачал головой Северус. — И Дамблдор не мог поступить иначе, и Джин никогда бы не согласилась… после того, как Нарцисса вернулась, у тебя не было шансов. Ты же знаешь Найтли с её принципиальными позициями. И вообще, не пора ли забыть всё это? Жизнь продолжается…
– Да я сам не могу поверить, что меня до сих пор волнует женщина, которая уже тринадцать лет при каждой встрече топчется по моему сердцу маршевым шагом! — Люциус со стоном досады повалился обратно на плед. — Но каждый раз, как я её вижу, хочется снова попробовать что-то исправить, понимаешь, ведь так не должно быть!!!
– Вот поэтому я и не собирался сообщать тебе, что Джин в Хогвартсе. И считаю, что этот ваш "вечер встречи выпускников" — идиотская затея. Особенно если учесть, что её авторство принадлежит Поттеру.
– Мальчик просто пригласил Драко на пикник, что в этом такого ужасного?
– То, что ты теперь сидишь тут и ноешь. Вместо того, чтобы присоединиться к этому детскому саду, — он мотнул головой, указывая подбородком в направлении резвящейся на мелководье троицы, — и не мешать мне наслаждаться отдыхом.
– О, я просто не знал, что ты пытаешься наслаждаться… — глядя на чопорного Северуса, чья полная достоинства поза невольно навевала подозрения о проглоченном аршине, трудно было удержаться от смеха, и Люциус поспешно перевернулся на живот, уткнувшись лицом в колючую шерстяную ткань.
– Представь себе, — ответил Северус с нажимом, но в то же мгновенье вскочил на ноги. — Это же Юнгерманния Полярная! — он кинулся к какой-то кочке и упал перед ней на колени, совершенно позабыв, как только что всеми магическими и немагическими способами очищал место на стволе, прежде, чем на него опуститься. — Ты только погляди…
Дальнейшие его восторги Люциус уже не слушал, вновь повернувшись к озеру. Молодое поколение, объединившись, явно побеждало — Найтли уже была мокрая с ног до головы. Вот она беспомощно подняла руки, очевидно, умоляя о пощаде, и мальчишки наперегонки помчались к "столу". А Джин направила им в спины палочку, наколдовывая высушивающие чары. После такого обращения мантию можно было выкидывать.
– Папа! — раскрасневшийся Драко плюхнулся рядом с Люциусом. — Мы хотим пить!
– Люц! — предостерегающе воскликнула подошедшая Джин, едва он только потянулся за палочкой. — Я сама.
Это было самое непонятное во всём том, что Северус презрительно называл "вознёй вокруг Поттера". В мальчике совершенно точно был магический потенциал, и, насколько Люциус мог судить, немаленький, ему предстояло обучение в Хогвартсе и жизнь среди колдунов и ведьм. Но Джин тщательнейшим образом отгораживала его от всего волшебного. Даже на пикник они расположились именно в соснах лишь потому, что отсюда не было видно Хогвартса. А уж те предосторожности, с которыми Джин водила мальчика по замку и прилегающей территории, и вовсе вызвали у Люциуса закономерное недоумение: какой смысл везти ребёнка сюда, если не показывать ему ни башен, ни подземелий, ни Большого зала, ни теплиц, ни квиддичного поля — ничего, хоть сколько-нибудь интересного? Она буркнула что-то о том, что в Хогвартсе спокойно и безопасно и что ей проще обманывать слизеринскую границу ненаходимости или наколдовывать на Гарри отвлекающие чары, чем организовать его отдых где-то ещё. Как Люциус понял, Джин увезла мальчика без ведома его официальных опекунов и поэтому не могла рисковать, чтобы его кто-то увидел. Но это объясняло лишь "почему именно Хогвартс". Вторая же — и самая принципиальная — часть его вопроса так и повисла без ответа. Зачем скрывать от Гарри то, с чем он всё равно неизбежно познакомится через несколько лет? Северус только пожал плечами, мотивов Джин в данном случае он не понимал и даже не пытался.
А вот Люциусу ужасно хотелось знать причины её страстной одержимости Мальчиком-Который-Выжил и необъяснимой смелости, с которой она решала все вопросы, связанные с ним. Он помнил, как она осторожничала с Драко, избегая любой ответственности за его воспитание, хотя тогда Люциус пытался дать понять, что безоговорочно доверяет ей сына. А теперь, с чужим ребёнком, Джин была гораздо уверенней, как будто имела полное право распоряжаться его жизнью.
– Мы хотим покидать камушки, — едва прожевав пирожок, доложил Гарри, и Драко энергично закивал, присоединяясь к просьбе.
Люциус повернулся к Джин:
– Идём? Или хочешь отдохнуть? Я могу присмотреть за ними. А можешь присоединиться к дяде Северусу, на которого гербологический зуд напал…
Она проследила его жест в направлении мелькающей между соснами чёрной мантии и помотала головой. В глазах была лёгкая растерянность. Очевидно, ей не хотелось ни сидеть с Люциусом на берегу, ни доверять ему Гарри. Наконец, взвесив все "за" и "против", Джин вскочила на ноги, демонстрируя полную готовность "кидать камушки". Правильно поняв это движение, мальчики ухватили её за обе руки и потащили к озеру, а Люциус последовал за ними, чувствуя себя лишним.
***
– …а она так брыкалась, что в результате засветила профессору Перкинсу в глаз. Случайно, конечно. Но особенно он разозлился, когда ребята из Отдела регулирования популяций поймали этого келпи и подтвердили, что уздечку Эмми надела правильно. Кеттльбёрн ей даже баллов хотел добавить, но Макгонагалл запретила.
– Что, правда? — изумился Северус.
– Представь себе! Некоторые деканы думают не только о соревновании факультетов, но и о воспитательных задачах.
– А некоторые их решают, вместо того, чтобы о них думать, — парировал Северус.
– Придираешься к словам! — возмутилась Джин.
– А что ты знаешь о том, кому и с какими целями я начисляю баллы?
– Да уж скорее отнимаешь, — лениво протянул Люциус, растянувшийся в траве у их ног.
"Мистер Малфой…" Когда после библиотеки Гарри пригласил Драко на пикник, Джин занервничала. День в компании Малфоев грозил обернуться серьёзным испытанием. К счастью, Северус согласился к ним присоединиться, что позволило Джин большую часть времени возиться с детьми, уклоняясь от общения с Люциусом. Да он и сам не пытался сократить дистанцию, и она чувствовала себя по-дурацки со своими неоправдавшимися опасениями. Конечно, Люциус был не тем человеком, который мог два с половиной года питать какие-то тёплые чувства после того, как его оскорбили и отвергли. Хотя ещё глупее было ожидать, что он всё это время помнил и переживал их разрыв. Судя по его теперешнему спокойствию, Джин тогда совершенно правильно оценила последствия. Всё получилось, как она и хотела: Малфои до сих пор были вместе и вообще выглядели как нормальная семья. Люциус был абсолютно безмятежен, общаясь с Джин на том уровне официоза, которого они придерживались во время совместной учёбы и в переписке после выпуска. И это было уютно. Она даже поймала себя на мысли, что вновь получает удовольствие от его компании, несмотря на то, что в груди всё равно болезненно ныло от невозможности просто сесть ближе, прислониться спиной, почувствовать на своих плечах его руки…
– Тётя Джи-и-ин! — хором взвывшие Гарри и Драко вернули её в реальность. — Не получа-а-ается!
Совместными усилиями с берега была принесена целая куча разноцветных камешков, и теперь мальчики были поглощены строительством чего-то грандиозного. Жаль только, что размах архитектурного плана не соответствовал фактическим возможностям имеющихся в распоряжении материалов и технологий.
– Найтли, не вредничай, наколдуй детям слабенькие скрепляющие чары, — предложил Люциус.
– Неспортивно, — отрезала Джин.
– Зато действенно, — возразил Северус.
– Вот именно, — подтвердил Люциус, теребя подобранную с земли шишку. — И нас не дёргали бы каждые две минуты.
– Слизеринцы! — фыркнула Джин, с усилием отводя взгляд от его пальцев.
Ответом ей были две одинаковые насмешливые ухмылки, делавшие лица Северуса и Люциуса такими юными, что сдавило горло — не то от горечи, не то от счастья. И вдруг ужасно, до слёз, до крика захотелось обниматься с ними обоими так, как она обнималась с Роном и Гарри — просто стиснуть мёртвой хваткой и держать, как будто под ногами пропасть, как будто впереди разлука навсегда. А ведь так и было: оставленные в будущем друзья теперь, после стольких лет, казались чуть ли не чужими. Если ей и суждено было к ним вернуться, то Джин всё равно уже будет совсем другой, будет Джин Найтли, которой малыш Гарри кажется гораздо более реальным, чем Победитель Волдеморта. И зачем она будет нужна там — такая? А здесь и сейчас было ужасно жаль тех откровенных и искренних отношений, которые могли у неё быть с Люциусом и Северусом, если бы она на самом деле родилась на тридцать лет раньше. Жаль маленького Драко, который её, разумеется, даже не узнал и с которым так потом всё отвратительно получится — ещё один загубленный её молчанием ребёнок.
"Убери руки от моего сына, грязнокровка!"
Когда в библиотеке Люциус внезапно появился из-за полок, Джин внезапно показалось, что сейчас он заставит Нарциссу извиниться, хотя бы один раз в жизни. Но он лишь вручил ей Драко — как какой-нибудь гувернантке — и удалился с женой под ручку. За несколько часов, что Джин и Люциус провели, гуляя с детьми, это почти забылось, как и его холодно-насмешливое "мисс Найтли". Но стоило вспомнить, какую сволочь он воспитает из своего сына, как тут же весь день предстал в совсем другом свете: бесконечные насмешки насчёт её попыток оградить Гарри от волшебства, в каждом слове презрение к маггловскому миру, сдержанный взгляд — как будто Люциус сам уже не верил, что у них могло что-то быть. Это было правильно, это был почти тот самый мистер Малфой, оскорбивший её родителей в "Флориш и Блоттс", а значит всё шло как надо. А Джин была чужой, пустым местом, неловким воспоминанием. Было ошибкой поддаться уговорам Гарри.
Джин отвернулась ото всех к озеру, подтянула колени к подбородку и крепко зажмурилась, чувствуя, как из-под закрытых век катятся слёзы. За её спиной некоторое время продолжалась возня с камешками под руководством Люциуса, потом по его команде Гарри и Драко кинулись собирать шишки. Джин спустилась к воде, чтобы ополоснуть заплаканное лицо.
– Надоели вы мне со своими страданиями, — раздался рядом голос Северуса, и она медленно обернулась, приглаживая волосы. Убедительно изобразить недоумение не получилось. — Сколько можно?
– А сколько нужно? — огрызнулась она, чувствуя, что эмоции начинают выходить из-под контроля. — Не вижу тут ничего, из-за чего переживать тебе.
– Ну ещё бы! С твоим-то избирательным зрением… — он направил палочку на ближайший валун и очистил его бок от водорослей, после чего прислонился к нему спиной, скрестив руки на груди. — Сказал же — не могу смотреть, как вы, идиоты, друг друга мучаете.
– Оставь это, ладно? — голос вдруг подвёл, и Северус скорее догадался, чем услышал, что она сказала.
– Ему тоже плохо, — упрямо продолжил он, немедленно напомнив Джин подростка, который, задрав подбородок, гордо обещал, что сам сделает себе имя в научном мире.
Она шагнула обратно к кромке озера, чувствуя себя загнанной в угол. Вечернее солнце висело низко над горами, разбегаясь яркими бликами по поверхности воды, и Джин прищурилась так, чтобы поймать мокрыми ресницами радугу. Рыжие лучи брызнули во все стороны, заметались под веками, ослепляя, и она пошатнулась, оступившись на скользком камне.
– И что?! — почти выкрикнула она с досадой. — Какое это отношение имеет ко мне? Разве что ему не по себе от близкого соседства грязнокровки…
– Найтли, ты пьяна? — спросил Северус напряжённым голосом.
– Ничуть, — ответила она, снова уставившись на дорожку расплавленного золота, протянувшуюся от того берега, — и плевать, что глаза слезились и болели. — У меня наоборот прояснение в голове наступило.
– Что на тебя нашло?! Только что всё было нормально!
– Может я просто устала делать вид, что всё в порядке! Я ведь существо второго сорта, так кому нужны эти игры в терпимость к магглорождённым?
– Ушам своим не верю. Джин, что за ерунду ты несёшь? — Северус подошёл к ней и встряхнул за плечи, но она вырвалась из его рук. — Ты знаешь его столько лет — и до сих пор не умеешь отличить маску от сути?
– Эта его маска диктует ему поступки, Северус, — запал кончился, и на неё накатила ужасная усталость. — Так что не вижу принципиальной разницы. А Драко уж точно не разберётся во всех этих тонкостях, уж поверь.
– Причём здесь вообще Драко? Речь о том, что ты никогда не была для него "существом второго сорта". Неужели это не очевидно?
– Это ничего не меняет! Он будет жить с Нарциссой, и вместе они постараются превратить Драко в точно такого же высокомерного ублюдка, каким Люциус на самом деле и является.
Её слова повисли между ними, и чем дольше затягивалась пауза, тем очевиднее становилось, что Джин перешла грань. Это она видела надменного господина с ледяным взглядом, это она знала, что он всё равно вернётся сам и отдаст сына под командование возродившегося Волдеморта, это у неё был счёт ко всей этой снобской семейке. Но нечестно было вываливать свою правду на Северуса, заставлять его делать выбор. Да и какой тут мог быть выбор! Люциус всегда был для него важнее.
Джин наконец повернулась, стирая со щёк мокрые разводы. В глазах заплясали зелёные и фиолетовые пятна, и она, пошатнувшись, оперлась на предложенную Северусом руку. Даже не видя его лица, можно было почувствовать, насколько он шокирован и как стремительно разрастается между ними пропасть отчуждения. Но ещё раньше, чем Джин нашла слова, чтобы смягчить свою грубость, раньше, чем восстановилось зрение, подал голос третий участник разговора.
– Спасибо, Найтли! Лучше поздно, чем никогда, — протянул он своим самым противным тоном. — По крайней мере, это честное мнение. Я, конечно, предпочёл бы, чтобы оно было высказано в лицо…
– Зачем тогда подкрадываться со спины и подслушивать? — процедила она, оборачиваясь на голос. Слепое пятно, всё ещё плавающее перед глазами, не позволяло разглядеть выражение лица Малфоя — только силуэт на фоне высокого берега.
– Чтобы тебе не нужно было ещё тринадцать лет лицемерить. Сожалею, что причинил столько неудобств. Тяжело тебе, наверное, пришлось, а, Найтли?
Он подошёл ближе, почти вплотную, и Джин даже отшатнулась, панически вцепившись в Северуса.
– Я пойду, посмотрю за детьми, — тут же отреагировал тот, мягко высвобождаясь.
Зная Северуса и его отношение к "маленьким паршивцам" вообще и к Гарри в частности, Джин могла оценить весь героизм этого предложения, но благие намерения друга в данном случае не привели бы ни к чему хорошему.
– Не надо! — она вновь схватила его за локоть. — Нам с Гарри уже всё равно пора.
– Давай, беги, — издевательски поддержал её Малфой. — Тебе не впервой.
Джин очень хотелось найти слова, которые бы побольней укололи его в ответ. Или просто ударить. За то, что Малфой посмел назвать лицемерием её искреннюю веру в то, что он лучше, чем можно подумать. За то, что она сама, ослеплённая сиюминутной обидой, предала эту веру — или, наоборот, предала себя тринадцать лет назад, когда перестала считать неизбежным превращение того Люциуса, с которым она вместе училась и которого привыкла считать другом, в мистера Малфоя. За то, что она больше ничего не знала наверняка. За то, что она не сказала ни слова неправды, но ей всё равно было стыдно, так стыдно, что она не смела даже поднять глаза и взглянуть ему в лицо.
Он посторонился, давая ей пройти, и насмешливо поклонился на прощанье. Всего час назад они стояли здесь рядом, наблюдая за беготнёй Гарри и Драко. Почти соприкасаясь плечами. Тем для разговора не находилось, но это почему-то не смущало. А потом подбежал запыхавшийся Драко, заставил отца наклониться, обнял за шею и что-то возбуждённо зашептал ему на ухо, оглядываясь на в ожидании переминающегося с ноги на ногу Гарри. Люциус растрепал шевелюру сына и дал ему лёгкого шлепка, отпуская до "во-о-о-он того камня". И тогда Джин сказала: "Твой мальчик — просто очаровательный", а он ответил: "Твой тоже". Это снова был мир, хотя в него с трудом удавалось поверить после всего, что она натворила. Почему ей надо было всё разрушить — и только затем осознать возможность перемирия между ними? Может потому, что ей всё равно было мало мира, мало даже дружбы, и невыносимо больно — помнить, что они были семьёй, что она своими руками отдала его Нарциссе, сама отреклась от Драко и больше не имела никакого права ревновать и злиться на его равнодушие, и пялиться на его руки, и замирать в надежде на случайное прикосновение, которого уже никогда не будет…
– Гарри! — мальчики, сидевшие на корточках над целой горой шишек, обернулись на её окрик. — Нам пора, пойдём скорее.
Любой другой ребёнок закатил бы скандал с возмущёнными требованиями "ещё немножечко поиграть", Джин достаточно насмотрелась таких сцен на детских площадках Литтл-Уингинга. Любой, но не Гарри. Старательно отряхнув с коленок иголки и прочий лесной мусор, он подошёл и послушно вложил ладошку в её протянутую руку.
– Драко, малыш, пока! — Гарри повторил её жест, тоже помахав растопыренной пятернёй в воздухе.
– Я не маленький, я большой, — ответил немного растерявшийся Драко. — И хороший.
– Ну конечно хороший, — Джин двинулась было к нему, чтобы обнять, но поняла, что не выдержит этого, и решительно зашагала к границе ненаходимости, крепко сжимая ладошку Гарри. — Закрой глазки, Гарри…
Северус догнал их уже на дорожке в Хогсмид.
– Найтли, погоди! Ты не можешь так сбежать!
– Ещё как могу, — ответила она, не сбавляя шага. — Сев, я не могу остаться, пойми! Мы немедленно возвращаемся.
– Ты ведь собиралась пробыть ещё целую неделю. И Хогвартс-Экспресса сегодня нет.
– Неважно. Мы аппарируем. Пожалуйста, не уговаривай! И… ты не мог бы прислать наши вещи? Там только одна сумка, всё сложено, может только босоножки… и книги на столе. Майси может всё собрать. Пожалуйста.
– Пароль от комнат? — спросил Северус обречённо.
– Симсим.
– "Начинаю думать, что зельевар — это диагноз", — передразнил он. — Чтобы ты знала, всеотпирающего зелья на самом деле не существует, это миф.
– Знаю. Нам рассказывал… преподаватель. А мой пароль просто из сказки.
– Джин, — он решительно ухватил её за плечи и развернул к себе лицом. — Не убегай. Это неправильно. Просто перестань трусить и извинись — он простит.
– Чёрт, Сев, я знаю! Мне ужасно жаль, что я так сказала, и ещё больше — что он это услышал. Но не в этом дело!
– А в чём? Что с тобой происходит?!
Джин отступила на шаг, чтобы победить искушение разреветься, привычно уткнувшись в его пропахшую зельями мантию. Сдаться, рассказать всё, скинуть наконец с себя ответственность, которую не пожелал принять Дамблдор, но Северус — совсем другое дело, он не бросил бы её, он что-нибудь бы придумал, он…
"…никогда бы тебя не простил за то, что ты принесла в жертву Лили…"
Они стояли друг напротив друга, напряжённо уставившись глаза в глаза. Гарри снова уселся на корточки, разглядывая в траве какого-нибудь очередного жучка.
– Я не могу никого спасти. Мне нельзя. И мне тошно было бы наблюдать своими глазами, как вы вернётесь к своему… лорду. И как Драко… Пойми, я не могу!!! — Джин подхватила Гарри на руки, спрятав лицо в его растрёпанных волосах. — Лучше пусть обижается — всё лучше, чем пустая надежда. У него совсем другой путь. А у меня… у меня…
Не договорив, она бросилась бежать. Впрочем, всего через несколько десятков ярдов пришлось перейти на шаг, а потом и вовсе опустить Гарри на землю. Северус молча шёл следом. До того самого поворота, за которым открывался вид на Хогсмид. Место прощаний, место последнего необратимого шага — как она ненавидела этот чёртов антиаппарационный барьер, отсекавший её сейчас от самых дорогих ей людей. Потому что это было очень удобно — опять валить всё на внешние условия и ограничения, тогда как она сама была вольна сделать шаг обратно, вернуться, повиснуть на шее у хмурого Северуса, уговорить его довести Гарри до замка — и полететь, едва касаясь земли, туда где остался тот, с кем она хотела остаться навсегда — пусть даже рухнет весь этот мир, которому она уже пожертвовала обе своих жизни и всё, что было в них ценного.
– Прощай, — она снова взяла Гарри на руки. — Прости меня, ладно? Я не хотела, чтобы всё получилось так.
– Прощай, — эхом отозвался он и неодобрительно поджал губы.
Джин аппарировала, не отрывая взгляда от его лица, до последней секунды надеясь, что это суровое выражение смягчится.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:38 | Сообщение # 48 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 41.
Драко заснул, едва коснувшись головой подушки, что случалось с ним крайне редко. Может быть так вымотался за день, а может смутно помнил, как в этой самой комнате Джин пела ему колыбельные. Люциус скривился, как от боли. Возвращаться домой не хотелось совершенно. К тому же не мешало дать Нарциссе лишний повод поволноваться и подумать о своём поведении. И если бы она сейчас сделала выбор в пользу своего Хавьера, Люциус бы не слишком огорчился.
Но, в то же время, остаться в Хогвартсе — в тех самых комнатах, в которых они жили с Джин — тоже оказалось не очень хорошей идеей. Здесь всё напоминало о ней, предательнице, лицемерке, враге. И всё кричало о том, что произошла чудовищная ошибка. Что её сегодняшнее поведение было странно, дико и нелогично. Не похоже на ту Джин, которая на цыпочках выходила из "детской" и гордо докладывала, что Драко заснул. Как и на ту, которая вместе с мальчиками собирала на берегу пёстрые камешки, которая клялась, что в озере до сих пор водится келпи, и счастливо жмурилась в солнечных лучах, втягивая носом жаркий просмолённый воздух… Чтобы спустя всего несколько минут с искренней злобой выплюнуть: "высокомерный ублюдок" — и пройти мимо, брезгливо поведя плечом.
"Надо разобраться", — сказал Северус. И это прозвучало как обещание. А пустых обещаний Северус никогда не давал. Хотя в данном случае Люциус и не разделял его энтузиазма.
"Мне неинтересно, с чего она вдруг… взбесилась", — ответил он, не задумавшись.
"Это и мне неинтересно, — фыркнул Северус. — Слишком очевидно".
"Не поделишься, в таком случае, выводами, мой проницательный друг?" — ядовито осведомился Люциус и тут же получил невозмутимый ответ:
"Ревность и обида".
"Обида? Ревность? По какому праву?! Она сама…"
"А ты всегда испытываешь только те чувства, на которые имеешь право? — перебил его Северус. — Счастливый человек…"
– Ну хорошо, — продолжая разговор с того же места, на котором они прервались два часа назад, произнёс Люциус, как только присоединился к Северусу в гостиной, — если всё так просто, то что же, по-твоему, интересно?
– О, да буквально всё остальное! Но в первую очередь — откуда у неё эта непрошибаемая уверенность в своей правоте и почему она, Мерлин раздери, всегда оказывается права. Поэтому главное, что я собираюсь выяснить, — с этими словами он торжественно водрузил на стол думосбор, — какие ещё прогнозы делала Найтли, и сколько из предсказанного сбылось.
– Ты это всерьёз? — по спине Люциуса побежал холодок. — Ты не можешь говорить это всерьёз!
– Отчего же? — холодно поинтересовался Северус, в данный момент сам на себя непохожий. — Мне кажется, это очевидно, что она что-то скрывает. Что-то, что касается тебя, меня, Драко… Собираешься и дальше делать вид, что не понимаешь, о чём речь?
– Ладно, — Люциус кинул опасливый взгляд на серебристое мерцание, исходившее от думосбора. — Что от меня требуется?
– Нужны любые воспоминания, где Найтли говорит о Лорде. Потому что больше всего она знает о войне. Всё-всё-всё, особенно то, что было сказано в запале.
– Тогда до утра сидеть будем, — мрачно ответил Люциус, — потому что в запале она пребывала большую часть времени. Если не в тоске или в истерике. Кстати! — Северус, который было пытался сконцентрироваться, обернулся на его возглас с недовольным лицом, но Люциуса это не смутило. — Добавь туда же воспоминания о её последнем срыве.
– Как раз это не имеет никакого отношения к тому, что она скрывает. Если тебя снова любопытство замучило — так и скажи, вместо того, чтобы пытаться обходными путями…
– Ладно, мне любопытно, — легко согласился Люциус, — но дело действительно не в этом. Ты знаешь, что она от такого приступа чуть не умерла? И потом, уже когда я жил в Хогвартсе, с ней было что-то похожее. Как раз в ту ночь, когда… когда Лорд исчез. Так что, может быть, тебе только кажется, что нет никакой связи?
– Найтли просто попала в аварию, — неохотно признался Северус.
– Это что? С этими их уродливыми механизмами? Она сильно пострадала?
– Вообще не пострадала. Что, кстати, довольно странно. Парень, который был с ней, погиб, а у Найтли — пара синяков и царапин.
– Она везучая, — Люциус выдавил из себя улыбку, но на самом деле всё внутри болезненно сжалось. — Что за парень?
– Уж это-то точно неважно, не выпытывай, Люц! Какой-то местный маггл, они дружили… Вот я так и знал, что ты всё к этому сведёшь! А у меня нет никакого желания расследовать обстоятельства её личной жизни, понял?!
Разозлённый Северус снова повернулся к думосбору, сосредотачиваясь на нужных воспоминаниях.
– Знаешь, её отношения с тем же Поттером — это тоже её личная жизнь, — возразил Люциус.
– С Поттером? — Северус недоумённо изогнул бровь. — А, ты про мелкого Поттера… Там всё просто — она сказала, что… выполняет обещание, — последние слова прозвучали совсем глухо, как будто были сказаны не для того, чтобы их услышали. — Но вообще ты прав! — он вновь сел лицом к Люциусу. — В нашу предпоследнюю встречу она что-то говорила… Ладно, Мерлин с тобой, посмотрим и это воспоминание тоже.
***
– И мне, — Северус выразительно кивнул на свой бокал.
Бледный от природы, сейчас, после нескольких часов, проведённых в думосборе, он был буквально зелёного оттенка. Но возможно утомление было тут ни при чём. Это вполне могла быть реакция на увиденное и услышанное. Люциуса и самого подташнивало.
Половину бутылки они выпили молча, в тягостных размышлениях. Наконец Люциус не выдержал:
– Так Найтли — прорицательница? — Северус лишь покосился на него своим знаменитым деканским взглядом и плеснул себе ещё вина. — Да, ты прав, непохоже. Но ведь откуда-то она знала всё это заранее! И про Лорда, и про наши метки, и про твою Лили…
– Как раз прорицатели-то и не знают о содержании своих пророчеств, — Северус устало потёр виски. — Они в этот момент в трансе находятся. Ты когда-нибудь видел Найтли в трансе?
"Люц, я чудовище! Мне нет прощенья…"
– Нет, — уверенно ответил он. — Даже в тот вечер, в Самхейн — она всё осознавала. И знала задолго до того, как…
– Да, — жёстко подтвердил Северус. — По крайней мере за год. Когда я пришёл к Дамблдору за помощью — она уже всё знала.
– И безошибочно определила всех с нашего курса, кто примет метки. И Гойла тоже. А ведь он присоединился к Лорду всего за несколько месяцев до его исчезновения. И про тебя, и про Рега… Почему же она молчала?!
Северус долго не отвечал, меланхолично разглядывая своё вино на свет.
– У меня только одно объяснение, — произнёс он наконец, переводя взгляд на Люциуса. — Магический контракт. Но кто и зачем мог связать её таким контрактом? И, судя по всему, это было ещё до её появления в Хогвартсе. Говоришь, она лежала в Мунго?
– Да. С ожогами и амнезией. И про Канаду — тоже враньё. Я проверял. Не было в Академии Кленового Листа никакой Найтли. Она как будто возникла из ниоткуда — и сразу начала врать.
– В общем, теперь нужно выяснить, в каких случаях накладывают такие ограничения. Кто мог запретить ей делиться информацией.
– И откуда она её взяла, — добавил Люциус. — Попробую покопаться в министерском архиве. Может быть Найтли не единственная такая. Тогда там могут отыскаться записи, — Северус одобрительно кивнул. Поколебавшись немного, Люциус всё-таки решился задать ему вопрос, который вертелся на языке с того момента, как они вынырнули из воспоминаний: — А с ней ты не собираешься поговорить об этом?
– Сначала мы сами выясним всё, что можем. А то вдруг там какая-нибудь Нерушимая клятва. Или просто блокировка, как у невыразимцев.
Люциус даже дёрнулся от неожиданной мысли.
– А если она…
– Тоже нет. Сколько ей было, когда она угодила в Мунго? Лет семнадцать-восемнадцать, так? Она никак не могла успеть до этого поработать в Отделе Тайн. Там одна стажировка больше десяти лет. К тому же увольняющимся сотрудникам просто стирают память, это всем известно, — он поднялся из-за стола. — На сегодня хватит, пожалуй.
Люциус согласно кивнул. Ни на какие разговоры, даже самые лёгкие, не было сил. Хотелось просто провалиться в глубокий сон без сновидений. Но ещё больше — иррационально, по-детски — хотелось, чтобы Северус никуда не уносил думосбор. Чтобы можно было ещё раз воровато полюбоваться, как она, только что злая и напряжённая, светлеет лицом, произнося: "Мир, Малфой". Ещё раз убедиться, что ей тоже никогда не было всё равно.
***
– Что-то ты плохо выглядишь, — бесстрастно констатировал Уолден, приподнимаясь из-за своего стола, чтобы ответить на рукопожатие. — Каким ветром?
Люциус неопределённо пожал плечами. Не признаваться же, что идея навестить друга, с которым они не виделись уже несколько месяцев, пришла ему потому, что страстно захотелось выпить кофе и хоть немного отдохнуть от архивной пыли, норовящих рухнуть прямо на голову папок и мельтешения букв перед глазами. Два дня впустую. Если и были раньше случаи, подобные Найтли, то, похоже, они были засекречены.
– Какими способами можно узнать будущее? — неожиданно для себя спросил он.
– Тебе шарлатанские способы нужны или настоящие? Их много всяких. Самый надёжный, я считаю, — руны.
– Руны… Для этого надо уметь задавать им правильные вопросы. А если, — Люциус вскинул палочку, запечатывая дверь, — если кто-то просто знает, что с человеком случится в течение нескольких лет? Знает день его смерти? Знает его судьбу?
– Судьбу? — переспросил Уолден. — Тогда точно руны. Потому что по сути это обращение к норнам. А они как раз видят.
– Будущее?
– Нет, именно судьбу. У каждого человека есть своя норна. Та, что присутствовала при его рождении и наделила его определённой судьбой. И её можно спросить, что ему предназначено.
– А кто видит судьбу мира? — едва задав этот вопрос, Люциус вдруг почувствовал, что нащупал что-то важное.
– Младшая норна, — пожал плечами Уолден. — По имени Скульд, то есть Долг. Есть просто норны, низшие божества пантеона. А есть три хранительницы Древа Миров, вещие девы…
– Это я помню, — нетерпеливо перебил Люциус. — Урд, Верданди и Скульд. Но этой Скульд можно задавать вопросы? Чтобы не про одного человека, а сразу про нескольких. Или про исход войны, например?
– Ну, Скульд вообще дева-воительница, — задумчиво протянул Уолден. — Я что-то помню смутно, насчёт того, что перед всякими грандиозными событиями она спускается к людям. Но не для того, чтобы вещать. Там что-то связанное с Героем. Что ему в покровительницы положена не обычная норна, а сама Скульд.
– У тебя здесь есть "Старшая Эдда"? — напряжённо спросил Люциус.
– В "Эдде" ты ничего не поймёшь, — Уолден снова встал и придвинул небольшую лесенку к книжному стеллажу. — Там всё слишком туманно. А про приход Скульд — это было в "Комментариях" Гуннара Фридрикссона. И на твоё счастье, — он встал на лесенку, чтобы дотянуться рукой до самой верхней полки, — они у меня есть, потому что до семнадцатого века норн относили к нашему ведомству.
– А потом? — поинтересовался Люциус, принимая книгу.
– А потом вскрылись новые факты, касающиеся процесса над Орлеанской девой, и весь собранный по скандинавскому пантеону архив передали Отделу Тайн.
– Жанна д'Арк-то тут при чём?!
– Так её как раз и считают одним из доказанных пришествий Скульд. У меня иногда ощущение, что на лекциях Биннса ты только имитировал пристальное внимание…
– Зато я готов внимать тебе сейчас. Давай уже, Уолден, не томи!
Люциус сел, положив перед собой "Комментарии к "Старшей Эдде", и выжидательно уставился на друга.
– Да там нечего рассказывать. Идея, что Скульд может выполнять функции обычной норны-хранительницы для важной исторической фигуры, которой предстоят большие свершения, мягко скажем, не нова. Когда во Франции объявилась Жанна, на неё тут же примерили роль младшей норны. И оказалось, что она идеально вписывается в эту теорию. Родилась как раз перед началом значительных событий, в разгар войны появилась в самой их гуще, — Уолден начал загибать пальцы, — девушка не от мира сего, неизвестно когда и кем обученная воинскому искусству, несколько в точности сбывшихся пророчеств, а главное — она выбрала себе Героя.
– Дофин Карл? — предположил Люциус.
– Именно, пять баллов Слизерину, — ухмыльнулся Уолден. — Обещание великой судьбы, чудесная помощь, как будто бы свыше… Она казалась непобедимой, поэтому их Магический конвент слишком расслабился. Только когда Жанну захватили в плен, они наконец решились провести ритуал соединения.
– Это ещё что?
– Что-что, Кошон выторговал её у англичан, в Руане, как по нотам, был разыгран весь этот фарсовый инквизиционный процесс, и Жанну сожгли заживо, чтобы Скульд, освободившись от земной оболочки, воссоединилась с Карлом.
Люциус вцепился в крышку стола так, что побелели костяшки пальцев.
– А дальше? — выдавил он, преодолевая спазм челюсти.
– А дальше Франция под командованием Карла была очищена от английского присутствия. Так что довольно посредственный король был провозглашён Победителем. Ну а потом он помог ослабить власть Папы над галликанской церковью, что, естественно, на самом деле было инициативой Магического конвента, наконец получившего контроль над землями и возможность хоть как-то защитить французское магическое сообщество от инквизиции. Тебе дальше лекцию читать или хватит уже?
– Нет, что дальше было с Жанной? — уточнил Люциус, слыша себя как будто со стороны.
Уолден уставился на него с искренним изумлением.
– Малфой, сосредочься. Её сожгли. А спустя двадцать лет Карл, движимый не то сентиментальностью, не то чувством вины, затеял оправдательный процесс и добился восстановления её доброго имени.
– Как можно сжечь богиню? — спросил Люциус потрясённо. — Она же неуязвима вроде?
– В битве — да, — подтвердил Уолден, на лице которого появилось явное беспокойство. — Но не для огня.
"Ожоги пятидесяти процентов тела…"
– Люциус! Ты в порядке? — голос Уолдена пробился к нему, как сквозь вату.
– Нет, — хрипло ответил он. — Не в порядке. А что случается со Скульд, когда… когда её тело…
– Становится хранительницей Героя, — терпеливо повторил Уолден. — Так же, как при жизни, только ещё эффективнее. Ради этого, собственно, и проводят ритуал.
"Да, Северус, я верю в этого ребёнка…"
– А потом? Когда Герой умирает?
– Она возвращается к Древу Миров. Люц, ты меня пугаешь! Это всего лишь легенда.
– Да? И поэтому Отдел Тайн, как ты говоришь, забрал все документы?
– После Жанны даже не было пришествий Скульд…
– …или они были тщательно засекречены, — продолжил Люциус.
– Слушай, Малфой, я не понимаю, к чему ты ведёшь. Все материалы, которые у меня есть — эти "Комментарии". Просвещайся на здоровье!
Люциус решил последовать этому совету немедленно.
– Кофе, — коротко попросил он, углубляясь в книгу.
– Удивительное нахальство, — прокомментировал Уолден, доставая из шкафа джезву и небольшой настольный треножник.
***
Ощущение нереальности усиливалось с каждой минутой. Она столько лет мечтала, что этот день когда-нибудь наступит, но оказалась совершенно не готова к тому, как вдруг стремительно закрутились события. Только что она сидела на качелях в зелёном сквере, наблюдая за копающемся в песочнице Гарри и лениво прикидывая, насколько реально сделаться тайной любовницей Люциуса и при этом не оставить отпечатка на будущем. И вот уже невесть откуда взявшийся Дамблдор тащит её по каким-то извилистым коридорам Министерства.
– Альбус, стойте! — Джин резко остановилась, выдёргивая руку из его хватки. — Неужели это обязательно делать вот так?! Ведь я… я даже ни с кем не попрощалась…
– С кем?
– Да со всеми! — выкрикнула она зло, отступая на шаг. — С Северусом, Поппи, Эмми, Ремусом, Аластором…
"И с Люциусом. Последнее, что я ему сказала… Вот чёрт!"
– Джин, ты же понимаешь, что это неразумно, — Дамблдор неодобрительно покачал головой. — Что ты им скажешь? А главное — ждать нельзя ни минуты. Испытание хроноворота назначено на сегодня, если ты не отправишься сейчас, то ещё неизвестно, когда появится новая возможность. Пойдём!
Он снова ухватил её за локоть и повлёк за собой, и Джин безвольно подчинилась, не чувствуя никакого радостного предвкушения, цепляясь взглядом за серые камни, из которых были сложены стены коридора, как будто это помогло бы остановить время.
– Проходите, — поприветствовал их из-за внезапно открывшейся двери невзрачный волшебник лет сорока.
– Джин, познакомься с Бродериком Боудом, — представил невыразимца Дамблдор. — Бродерик, это мисс Найтли, наша "подопытная".
– Я понял, — Боуд коротко кивнул, а Джин вдруг вспомнила, где она его видела — в палате госпиталя Св. Мунго. — Садитесь, мисс Найтли, Альбус. Сначала заполнение документов и инструктаж, а потом уже я проведу вас в Отдел Тайн, — он зашуршал какими-то бумагами, выкладывая на стол перед Джин целую стопку разнообразных анкет. — Итак, мисс Найтли, мы оформляем вас как стажёра — такова процедура для всех участников экспериментов. Вы даёте подписку о неразглашении. Хроноворот переместит вас ровно на пятнадцать лет, и вы окажетесь…
– Что значит — ровно на пятнадцать? — перебила его Джин срывающимся голосом. — Я исчезла из будущего зимой, а появлюсь спустя полгода?!
– У данного прибора есть только шкала "годы". Отрегулировать перемещение с точностью до месяца пока невозможно.
– Но ведь меня будут искать! Вы представляете, какой будет скандал?
– С чего бы? — удивился Боуд. — Будете некоторое время числиться пропавшей без вести или погибшей…
– Вы соображаете, что вы говорите?! — вскипела Джин, вскакивая на ноги, несмотря на умоляющий взгляд Дамблдора. — Мои родители, друзья — они же… Как так можно?!
– Спокойней, девушка! — недовольно поморщился Боуд. — Мы вам ничего не должны, если вас не устраивают условия — живите свои четырнадцать с половиной лет, вернётесь день в день, никто и хватиться вас не успеет…
– Вы издеваетесь? Ну хорошо, а почему бы не переместить меня ровно на четырнадцать лет?
"Февраль девяносто восьмого, война в разгаре, ещё жив Добби, и Фред, и Ремус, и Тонкс… и Северус! И плевать, плевать, плевать!!!"
– Я не могу вам позволить разгуливать где-то одновременно с вашим двойником.
– Тогда я лучше своим ходом, спасибо! — сдерживая ликование, она шагнула к двери, лишь краем глаза поймав две нацеленные на неё палочки.
– Джин, это невозможно! — никогда она ещё не видела у Дамблдора такого ледяного взгляда. — Садись и заполняй документы. Я понимаю, что ты устала, но это и есть конец всех твоих мучений. Будь умницей и не заставляй меня…
– Я вас ненавижу! — прошипела она, чувствуя, как на глазах вскипают слёзы бессильной обиды. — Решение не вмешиваться может быть сто раз правильным — но всё равно это неправильная правота! И вы это знаете, вы всегда это знали!!! Как же вы можете…
– Мисс Найтли, заполняйте документы, — ровным голосом напомнил Боуд. — Или мы вас просто изолируем до момента вашего исчезновения из будущего. Поверьте, хроноворот — лучший выбор.
– Ненавижу! — она с грохотом отодвинула стул и плюхнулась на него, с демонстративным отвращением подтягивая к себе бумаги.
– Вот и славно, продолжим… Итак, вы окажетесь в специальной комнате, вместе с документами, удостоверяющими вашу личность и подтверждающими, что вы — участник эксперимента и имеете право находиться в Отделе Тайн. Хроноворот вы, разумеется, должны сразу же сдать сотрудникам, вместе с этими записями о данных эксперимента, — Боуд кивнул на голубую папку. — Новые документы вам выдадут на основании вот этих бумаг, — с этими словами он вручил Джин запечатанный конверт. — Здесь также пароль для разблокирования двери, её можно открыть только изнутри, все пятнадцать лет она будет замурована. Всё понятно? Тогда приступайте к заполнению анкет.
Под напряжённым взглядом Дамблдора, который так и не спрятал палочку, Джин взялась за перо. Она просидела над бумагами почти полчаса, отвечая на кучу однообразных вопросов, а когда наконец закончила — почувствовала такую апатию, как будто уже постарела на пятнадцать лет.
– Альбус, позвольте мне хотя бы написать письмо! — прошептала она одними губами, едва удалось поймать взгляд Дамблдора. — Я не могу просто исчезнуть!
– Нет, Джин, боюсь, это не лучшая идея, — он сочувственно покачал головой. — Если ничего не объяснять, то от этого письма никому не станет легче. А если объяснить… Ты сама понимаешь. Стоит кому-то из твоих друзей узнать правду, и они смогут выяснить очень многое, просто вспомнив все твои многочисленные оговорки и намёки. К тому же, это повлияет на их отношения с тобой в будущем. Расскажешь им всё сама, когда вернёшься.
– Кому?! Кому я всё это буду рассказывать?! — звенящим от ярости шёпотом поинтересовалась она. — Больше половины из них не доживёт до этого времени!
– Джин, прекрати! — Дамблдор одними глазами указал ей на Боуда, погружённого в какие-то расчёты. — Я передам твоё прощание на словах, обещаю. Хотя, что касается членов Ордена, — он ещё понизил голос, — то ты вроде бы простилась с ними ещё два года назад, когда перестала общаться с магическим миром.
– Всё равно! — торопливо зашептала она, перегнувшись к нему через стол. — Передайте Аластору, что он лучший инструктор, который у меня был. И чтобы… нет, больше ничего… А Эмми передайте, что я видела её келпи, совсем недавно. И ещё что я её люблю. И Ремусу… Ремусу… — она вытерла тыльной стороной ладони мокрые щёки, — что всё равно надо подняться на Бен-Невис. В честь Бенджи. И Фрэнка, и Алисы, и Фабза… и Гидеона, и Доркас, и Эдгара, и Линды, и Ли… и Лили… — выдавив это имя Джин не выдержала и разрыдалась в голос, уткнувшись лбом в прохладную поверхность стола. Как только спазм в горле немного ослаб, она снова подняла голову, глядя на Дамблдора сквозь пелену слёз. — И всех-всех наших. И пусть выпьют за меня тоже. Передайте! — она вцепилась в его руку с такой силой, что, наверное, оставила синяки. — А Северусу… ему скажите, что я не знаю человека храбрее и надёжнее, чем он. И что он мой самый лучший друг, я его не заслужила, но всё равно… А ещё расскажите ему про Дары Смерти. Расскажите про вашу палочку, чёрт возьми, так нельзя!!! Поклянитесь мне, Альбус, я должна знать, что вы всё ему скажете. Клянитесь!!!
– Я передам всё, клянусь, — послушно пообещал Дамблдор.
– И скажите, что я уехала в Канаду. Или в Австралию. Неважно.
– Мисс Найтли! — окликнул её Боуд, поднимаясь со стула. — Вы закончили? В таком случае пора.
***
– Эй, Малфой! — Уолден нерешительно потряс его за плечо. — Может быть хватит на сегодня? Если хочешь, могу на время дать тебе "Комментарии", можешь забрать домой.
– Не нужно, — глухо ответил Люциус, захлопывая книгу. — Я уже достаточно прочитал.
– Нашёл, что искал?
– Увы, похоже, что да, — Люциус потёр уставшие глаза. — Теперь мне нужен архив Отдела Тайн.
Уолден замер на мгновенье с изумлённо открытым ртом.
– Ты шутишь? — осторожно спросил он наконец. — Или переутомился.
– Вовсе нет, — упрямо возразил Люциус. — Серьёзнее некуда. Легенда это или не легенда, но, руководствуясь ей, людей действительно приносили в жертву.
– Ну и что? Всё равно, если даже в это поверить, — до сих пор Скульд для своих воплощений выбирала магглов…
– Это потому, что до сих пор главное противостояние происходило именно в маггловском мире. Поэтому и Герой, и его норна появлялись среди магглов. Но эта война — она только наша, понимаешь?
– И ты знаешь кандидатов на главные роли? — в голосе Уолдена наконец появилась искренняя заинтересованность.
– Хорошо бы я ошибался, — Люциус встал из-за стола. Беспокойство с каждой минутой всё усиливалось. — В общем, с твоей помощью или без — но я должен попасть в архив невыразимцев.
– Ты не хуже моего знаешь, что это невозможно. Теперь, когда Руквуд в Азкабане… Нет, забудь сразу, дурацкая идея!
Невербально сняв с двери защитные чары, Люциус двинулся к выходу. Витиевато ругнувшись, Уолден последовал за ним. В коридорах Министерства было пусто, как всегда в послеобеденное время пятницы. Особо трудолюбивые сотрудники всё ещё заседали в своих кабинетах, а остальные уже разошлись по домам.
Когда их лифт открыл двери на этаже невыразимцев, Уолден предпринял последнюю попытку отговорить Люциуса, но тот лишь досадливо отмахнулся. Его словно что-то подталкивало в спину, торопило, кололо иголочками беспокойства. Поэтому он даже не удивился, когда у двери в засекреченные помещения Отдела Тайн они столкнулись с Джин под конвоем из двух волшебников. Скорее можно было удивиться тому, что одним из них был Дамблдор лично. Но, если подумать, это тоже было логично и ожидаемо — кто, как не он, был более всех заинтересован в том, чтобы выпестовать настоящего Героя, защищённого всеми доступными средствами? Джин не могла выбрать себе худшего союзника. Если… если только она искала спасения.
– Мистер Малфой? — настороженный взгляд Дамблдора упёрся прямо Люциусу в лицо, игнорируя вызывающе вытащенную из чехла палочку.
– Господин директор, — холодно ответил Люциус, краем глаза замечая, как Уолден, немного поколебавшись, тоже достаёт палочку. — Куда вы её ведёте?
Он на мгновенье перевёл взгляд на Джин. Её осунувшийся вид и заплаканные глаза исключали всякую возможность, что она следует за конвоирами добровольно, и Люциус, больше не раздумывая, направил палочку на Дамблдора. Второй волшебник нервно дёрнулся в сторону, но директор даже не дрогнул, только в глазах появилось что-то похожее на любопытство.
– Мистер Малфой, почему бы вам не спросить мисс Найтли, куда она идёт? — безмятежно произнёс он.
В его голосе была отчётливая насмешка, услышав которую, Люциус окончательно утратил контроль над собой. Может быть для Дамблдора Джин была не более чем фигурой на шахматной доске, может быть он даже не считал её человеком, но такой чудовищный цинизм вынести было невозможно. Никогда ещё у Люциуса не получалось невербального заклинания такой мощности. Если бы его Инсендио достигло цели, от господина директора осталась бы лишь горстка пепла. Но тот недаром назывался величайшим волшебником столетия. Несмотря на то, что Люциус действовал практически не размышляя, а Дамблдор на момент атаки даже не занял боевую позицию, огненный шар ударил в защитную сферу и растёкся по ней потоком лавы, бросив багровый отблеск на стены коридора. Уолден тоже выставил щит, загораживающий их с Люциусом, но было ясно, что директор при желании легко пробьёт его. А в следующую секунду палочка Люциуса вылетела у него из ладони.
Чтобы оказаться в руке Джин.
– Люц, прекрати! Альбус, пожалуйста! — воскликнула она, вставая на линии огня. — Вы же видите, что он не в себе.
– Джин, это не шутки, — сказал ей Дамблдор укоризненным тоном, как будто отчитывал нерадивую студентку. — Не могу поверить, что ты снова за него просишь! По-моему, мистер Малфой слегка… обнаглел от безнаказанности.
– Это какая-то ошибка, — твёрдо ответила она. — Просто дайте нам попрощаться, я клянусь, больше не будет никаких проблем, — Дамблдор неохотно кивнул, опуская палочку, а Джин обернулась ко второму волшебнику, который до сих пор в ужасе пытался вжаться в стену. — Мистер Боуд! Дайте мне пять минут, хорошо?
Не дождавшись от него внятного ответа, она шагнула к Люциусу, протягивая ему отнятую палочку.
– Что ты творишь?! Хочешь в Азкабан лет на десять? — зашипела она в привычной поучительной манере, от которой Люциус окончательно пришёл в замешательство.
Добровольно идти на жуткую казнь — и продолжать, как ни в чём не бывало, читать ему лекции… Но эта странная, сбивающая с толку беспечность была так заразительна, что Люциус отреагировал так, как реагировал на её нотации, когда они ещё были студентами — максимально вызывающе:
– А мне это грозит? Кому, как не тебе, знать?
Джин немного опешила от его прямого вопроса.
– Ты о чём?
– Я всё знаю, не надо больше ломать комедию. Так что, меня и вправду ждёт Азкабан?
– Не сейчас, — резко ответила она. — Но если будешь продолжать в том же духе — непременно…
Люциус поймал её за запястья и притянул к себе. Она даже не сопротивлялась, только запрокинула голову, продолжая серьёзно и внимательно глядеть ему в лицо. Прощаясь.
– Джин, не надо! — зашептал он торопливо, касаясь губами выбившейся из причёски пряди волос. — Ты нужна мне здесь. Мне всё равно, кто ты, только, пожалуйста, останься!
– Не могу, — еле слышно сказала она, уткнувшись лбом в его грудь. — Это не жизнь, Люц, это клетка. И мне нельзя… Я должна вернуться, моё место не здесь.
– Не отпущу… — он прижал её крепче, отчаянно стискивая худые плечи. Прикосновение обжигало пальцы, как будто она уже пылала.
– Не удержишь, — устало откликнулась Джин, отстраняясь. — Так надо, пойми, пожалуйста… И прости меня. За всё, что я сказала. За всё, что я сделала. И за то, что не сделала — тоже.
– Мисс Найтли! — слегка дрожащим голосом позвал её невыразимец. — Вы обещали…
– Иду! — досадливо воскликнула она, как будто речь шла о чём-то обыденном, как будто она и вправду не испытывала ненависти к своим палачам. — Люциус! — она перехватила его руку с палочкой, поднятую было на Дамблдора, который в данную секунду беспечно повернулся ко второму волшебнику. — Не смей! У тебя сын, слышишь?! — Джин повернулась к Уолдену: — Уведи его, Макнейр. Если придётся — даже под Империо.
Тот завороженно кивнул.
– Ну, прощай, — она коснулась щеки Люциуса прохладными пальцами и тут же отдёрнула руку, не давая ему снова поймать себя. — Всё будет хорошо, поверь, всё правильно…
Озабоченная вертикальная складка на лбу, тёмные глаза, беспокойно ищущие что-то в его лице, бледные искусанные губы, ладонь, поднятая в прощальном жесте… Люциус в оцепенении наблюдал, как с каждым словом она отступает на шаг, как невыразимец, взяв Джин за локоть, подталкивает её в отпертую дверь, как Дамблдор, в последний раз неодобрительно покосившись на них с Уолденом, тоже скрывается за нею, как снова входят в пазы защёлки…
– Пойдём, — неуверенно произнёс Уолден, едва в коридоре вновь настала тишина. — Ты же видел, это было её решение.
– Я видел тебя после суда над Беллой, — напомнил Люциус, и собственный голос показался ему чужим. Мёртвым. — И не говори мне, что ты не хотел тогда развалить это проклятое здание до основания. Хотя это тоже было её решением. Не говори!!!
Он ударил в дверь раскалывающим заклятьем, потом ещё и ещё, потом врезался в неё плечом, но она даже не дрогнула, и осталось бессильно разбивать в кровь кулак, не обращая внимания на попытки Уолдена оттащить его.
– Импе… Импедимента! — сквозь шум в голове Люциус еле услышал произнесённое Уолденом заклинание, а уж успеть среагировать не было ни шанса, и он замер в нелепой позе, с занесённой для нового удара рукой.
А в следующее мгновенье коридор осветился серебряным сиянием, которое, казалось, просачивалось прямо сквозь камни, сквозь заляпанную кровью резьбу двери. Это сияние становилось всё ярче и ярче и вдруг сложилось в ослепительную птицу.
– Это же… Люц, это твой филин? — очевидно сообразив, что ждать ответа от заколдованного Люциуса бесполезно, Уолден снял своё заклинание.
– Нет, это её, — как во сне, он протянул руку, и патронус бесшумно сел, благосклонно кивнув ушастой головой.
Люциус замер, боясь спугнуть чудесное ощущение её присутствия, как будто сама душа Джин опустилась на его плечо. Он был готов стоять вот так вечно, вглядываясь в мудрые нездешние глаза её защитника. И когда филин внезапно исчез — не так, как обычно развеиваются патронусы, а просто погас, словно свеча под колпаком, — Люциус подумал, что ослеп. Не только потому, что глазам, привыкшим к яркому свету, показалось, что коридор мгновенно погрузился в чернильную тьму. Но и потому, что теперь уже неотвратимо обрушилось понимание, что Джин в этом мире больше нет.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:46 | Сообщение # 49 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 42.
– Ну и что тут у вас произошло? — спросил Северус, протягивая фиал с восстанавливающим зельем.
Но у Люциуса так кошмарно тряслись руки, что Северусу самому пришлось вливать в него содержимое фиала. Позорная слабость. Утешало лишь то, что выработать иммунитет к Круцио до сих пор не удалось никому. Так что Белле в данный момент было не менее паршиво. А может и похуже — всё-таки её драгоценный Лорд впервые подверг свою самую верную слугу пыточному заклятью. Самому Люциусу уже довелось раз узнать всю тяжесть хозяйского гнева, когда пришло время платить за провал в Министерстве. По сравнению с этим год в Азкабане вспоминался как каникулы. Не самые беззаботные, но уж во всяком случае гораздо более спокойные, чем нынешняя жизнь в заложниках у окончательно спятившего Лорда.
– Если бы ты поторопился, то сам бы всё увидел, — буркнул Люциус, вновь прикрывая глаза.
– Если бы ты понятнее выразился, может и поторопился бы, — парировал Северус, устраиваясь в кресле. — К тому же у меня там тоже… проблемы.
– Я бы и выразился понятнее, но у меня в тот момент за спиной бродил Петтигрю. Сам понимаешь… — они обменялись одинаковыми брезгливыми гримасами.
– Так что случилось?
– Да то же, что и всегда. Поттер.
– Что?! — напускное спокойствие слетело с побелевшего лица Северуса. — Говори, что с ним!
– Ничего страшного, — Люциус скривился, массируя саднящее горло. — Я же тебе сто раз говорил, что за этого мальчишку можно не переживать. С ним никогда ничего не случится.
– Люц, твоя теория… Ты даже мысли не допускаешь, что можешь ошибаться? Что если у него нет никакой особой защиты? Может, эту защиту ему должны дать мы? Может, так она и работает, эта магия — притягивает к нему на помощь тех, кому небезразлично…
– Мне — плевать! — отрезал Люциус. — Я тянул время, да, но кидаться на его защиту бы не стал. Уж скорее помощь нужна была его лохматой подружке…
– Грейнджер?! — Северус даже привстал от удивления. — Она тоже здесь была?
– А ты когда-нибудь видел Гарри Поттера без свиты? По-моему, во все крупные неприятности они влипают вместе, разве не так? И младший Уизли, разумеется, тоже.
– Ладно, переходи к делу. Что им понадобилось в твоём доме?
– Визит вежливости! — фыркнул Люциус. — Их приволок наш четырёхлапый приятель. Как только я увидел их во дворе, тут же связался с тобой, как мы и договорились. Хотя смысла в этом нет никакого, — он возвысил голос, не давая Северусу себя перебить. — Ты не можешь быть в ответе за всех подростков Британии! Они даже не все ученики Хогвартса, так что можешь не начинать снова петь мне про свой директорский долг. Но если вдруг охотники и поймают кого-то из твоих студентов, твоё присутствие ничего не даст. Ты всё равно не можешь ни за кого заступаться перед Лордом. Да и не так всё страшно: дочка этого писаки, например, так и сидела у нас в подвале, живая и здоровая, зря ты волновался. И сбежала вместе с Поттером, кстати.
– А тебя всё это забавляет? — глухо спросил Северус, явно совершенно не склонный "смотреть на это легче".
– Просто не могу видеть, как ты изводишься, — ответил Люциус серьёзно.
– Оставь это! — Северус безнадёжно махнул рукой. — Я по-прежнему настаиваю: если сюда приведут кого-нибудь, особенно детей — сразу сообщай. Я должен… хотя бы знать… — он опустил голову так, что лица совсем не стало видно. — Так что там с Поттером? И что там с Грейнджер?
– Грейнджер познакомилась с главным талантом Беллы, — Люциус невольно вновь поднёс руку к горлу — одна только мысль о пыточном заклятье посылала по телу болезненные импульсы.
– Ты серьёзно? — потрясённо выдохнул Северус. — Белла её пытала?
– Собственноручно, — кивнул Люциус. — Хотела знать, откуда у них меч Гриффиндора. А твоя Грейнджер до последнего утверждала, что это подделка.
– И Белла поверила?
– Ага. После того, как это подтвердил какой-то гоблин. Его тоже Грейбэк привёл. Гоблину, конечно, виднее, но мне непонятно, зачем Поттеру таскаться с фальшивкой? — Люциус красноречиво посмотрел на друга, но ответом ему было совершенно непроницаемое выражение лица. — Ладно, можешь не говорить. А потом наш вечно выживающий мальчик каким-то образом выбрался из подвала и устроил в гостиной побоище. К сожалению, в подробностях описать не могу, потому что большую часть этой сцены я пропустил. Валялся без сознания после поттеровского Ступефая, — добавил он, отвечая на вопросительно поднятую бровь Северуса. — А Добби — помнишь ещё такого? — едва не убил Драко. Люстру на него уронил, вообрази себе! Недаром я его терпеть не мог всегда…
– Ты, Люц, вообще эльфов терпеть не можешь, — поддел его Северус.
– Ну да, — легко согласился он. — Либо жалкие подлизы, либо предатели. Гнилой народец. В общем, откуда и когда появился Добби, я понятия не имею, но всех твоих героических студентов он куда-то аппарировал. Вместе с тем гоблином и Олливандером. Вот и вся история. Если не считать последующих объяснений с Лордом, — с этими словами он снова непроизвольно потёр горло.
– А как Лорд вообще узнал, что у вас в руках был Поттер? Белла совсем утратила чувство реальности и решила честно доложить о провале?
– Нет, просто она вызвала Лорда, когда считала, что всё под контролем. На этот раз её подвела основательность, — Люциус слабо улыбнулся, несмотря на ноющие лицевые мышцы. — Пока выясняла, откуда у детишек артефакт, который ты лично отправил в хранилище в Гринготтсе… — он сделал выразительную паузу, но Северус сохранил невозмутимость, — пока разбиралась с Грейбэком и его командой, пока поттеровскую подружку пытала… В общем, у Поттера было достаточно времени, чтобы что-нибудь предпринять. К тому же, — Люциус доверительно понизил голос, изображая предельную искренность, — сначала нам надо было убедиться, что Поттер — это Поттер.
– Это что — такая огромная проблема? — изумился Северус.
– Представь себе. У него лицо каким-то заклятьем было изуродовано. Всё оплывшее. Да ещё Драко, умница, как по нотам разыграл. Может Поттер, может нет. Вроде Уизли, а с другой стороны… Если бы не Белла, Грейбэк бы на это точно купился.
– А сказать, что это не Поттер, Драко не мог?
– Ну, знаешь ли, Белла сумасшедшая, но уж точно не дура. К тому же, насчёт сохранения не-Поттера живым нет никаких распоряжений Лорда. А вот кого-то, кто может оказаться Поттером, нельзя и пальцем тронуть.
– Но спутников Поттера это распоряжение не касается, — сумрачно напомнил Северус. — То есть ты опять подставил Уизли и Грейнджер.
– Что значит — опять? Ты мне до смерти будешь припоминать Министерство? — Люциус в раздражении вскочил с дивана и, подойдя к окну, уставился на фонтан. — И, кстати, никого там не убили. Даже не покалечили. Ах да! — он демонстративно хлопнул себя по лбу. — Чуть не забыл, как беспомощные детки выбили Уолдену глаз. В общем, неплохо справились с бандой нехороших тёмных волшебников, я считаю.
– Это не твоя заслуга, — холодно возразил Северус. — Ты, помнится, разрешил "убить остальных". Детей, Люциус, ровесников твоего сына!
Люциус прислонился лбом к прохладному стеклу, считая до десяти.
– Чтобы я ещё хоть раз согласился показать тебе свои воспоминания! — вырвалось у него на счёте "шесть". — Как будто непонятно, что ни Белле, ни Долохову никакого разрешения не требовалось! Что, я должен был им прямо там мораль читать о том, что "это же дети"?! А остальные и так не стали бы причинять вашим воинственным школьникам никакого вреда, ты это знаешь не хуже моего. Зато у Лорда не было оснований усомниться в моей лояльности. И всё равно в итоге никто не погиб!
– Победителей не судят, да? — ядовито поинтересовался Северус.
– Именно так. Главное — результат.
– Между прочим, в результате Грейнджер и оба Уизли пострадали довольно серьёзно.
– Плевать! — отрезал Люциус в сердцах. — Живы — и ладно. Поттер цел, пророчество Лорду не досталось, меня всего лишь полчаса круциатили, а не скормили сразу Нагини — чем тебе не результат?
– Значит, Поттер цел — это результат? — усмехнулся Северус, и Люциус понял, что его развели, как младенца.
– А чем ты недоволен? — огрызнулся он. — Поттер — наш единственный шанс на победу. На свободу.
– Не заговаривай мне зубы. Просто признайся, что тебе не плевать на его жизнь. И что ты действительно кинулся бы его защищать, возникни такая необходимость.
– Вот уж вряд ли, — покачал головой Люциус. — Но ты прав — мне не плевать. Пока он жив — она тоже где-то здесь.
Северус издал тихий стон досады. Их беседы на эту тему всегда заканчивались одинаково. Скептик Северус не желал признавать очевидного. Можно было сколько угодно совать ему под нос "Комментарии" Гуннара Фридрикссона и предъявлять воспоминания о той проклятой пятнице. Даже после того, как Люциус покопался в голове у Боуда — того невыразимца, который помог Дамблдору убить Джин, — Северус продолжал спорить.
"Ну и что доказывают эти картинки? Это может означать всё, что угодно!"
Ментальная блокировка против вторжения в сознание невыразимца оказалась слишком мощной, но в основном она предназначалась для охраны вербальной информации, которую пытались получить с помощью Империо, веритасерума и тому подобных воздействий. Ставить же защиту на визуальные образы в Отделе Тайн пока не додумались. И те несколько немых сцен, что Люциусу удалось увидеть, сказали ему достаточно.
"Северус, её замуровали в каком-то… каменном мешке! Она плакала и хватала господина директора за руки. А он стоял и смотрел. Смотрел, как… И ты продолжаешь ему верить! Хотя сам понимаешь, какая это чушь — насчёт Канады. Она никуда не уезжала, её убили — ради того, чтобы у "светлой стороны" был свой непобедимый Герой…"
Сначала Люциус ненавидел этого ребёнка. Первый год — ярко, страстно, до ночных кошмаров, в которых он нёс Поттера на руках по бесконечно длинной лестнице на Астрономическую башню, зная, что собирается сбросить его оттуда на камни центрального двора. Сон всегда обрывался в одном и том же месте — когда Люциус тянул на себя дверь и их с Поттером обдавало сырым ночным ветром. И в этот момент доверчиво прижимавшийся к его плечу мальчик вдруг начинал бешено вырываться, хрипло крича: "Джин! Джин! Джин!" Люциус просыпался от собственного крика. Знай он, где Дамблдор прячет своего Героя — возможно отправился бы туда, чтобы свернуть его тощую шею. Просто чтобы прекратить подступающее безумие. Но время шло, боль притупилась, дикие сны отступили, и Люциус почти убедил себя, что ему больше нет дела до Мальчика-Который-Выжил. Пока Драко не поступил в Хогвартс.
Тогда появилось глухое раздражение. Люциус даже честно верил, что он просто переживает неудачи сына, что Поттер бесит его лишь потому, что вечно переходит Драко дорогу, потому, что ему всё сходит с рук, потому, что он — директорский любимчик. Только когда Северус летом рассказал ему о том, что мальчик пережил встречу с Лордом и помешал его возрождению, Люциус впервые почувствовал искру истинного интереса к тому, ради защиты кого Джин добровольно рассталась с жизнью. Но прошло немало времени, прежде чем он понял — она всё ещё живёт. Пусть её больше нельзя увидеть, нельзя к ней прикоснуться, но удачливость Поттера была лучшим доказательством, что Джин не покинула этот мир окончательно, как он подумал сначала. А иногда в его присутствии Люциус даже чувствовал её магию. Это сводило с ума вернее, чем ночные кошмары. В мальчишке не было совершенно ничего уникального, чего-то, что сделало бы его достойным её жертвы, её покровительства. И напрасно Северус так верил в то, что Люциус был готов вместе с ним играть роль провидения, подстраховывая вечно попадающего в переплёт Поттера. Скорее уж наоборот — порой ужасно хотелось самому протестировать его феноменальное везение, чтобы собственными глазами убедиться, что тот действительно справляется лишь благодаря помощи свыше. Что бы она предприняла, если бы Герою вздумал угрожать Люциус? Осталась ли у неё какая-нибудь память о жизни в теле Джин Найтли, магглорождённой колдуньи? И если да — то могла ли она подать знак? Что нужно было сделать, чтобы она захотела его подать? Все эти вопросы занимали Люциуса гораздо больше, чем реальность грозящей Поттеру опасности, в которую он никогда по-настоящему не верил. И каждая встреча вызывала такой клубок противоречивых эмоций, что становилось трудно дышать.
– Если она "где-то здесь", — заговорил Северус после небольшой паузы, — то вряд ли в восторге… А, ладно!
– Нет уж, продолжай! — потребовал Люциус, резко поворачиваясь к нему.
– Думаешь, она одобрила бы то, каким ты стал? — буркнул Северус неохотно, отведя взгляд, но тут же тряхнул головой, откидывая волосы с лица, и уставился на Люциуса в упор. — Думаешь, порадовалась бы, что ты поддерживаешь травлю магглорождённых? Позволяешь пытать детей в собственном доме? Держишь в подвале пленников?
– А ты что предлагаешь? — несмотря на то, что говорить всё ещё было больно, голос Люциуса зазвенел от злости и обиды. — Если у тебя есть идеи, как отказать Лорду от дома, с интересом их выслушаю.
– Люциус, дело не в твоём истинном отношении к происходящему, а в репутации. В том, какие поступки тебе диктует твоя маска — помнишь, она именно об этом предупреждала?
– Кто бы говорил о репутации! — при виде исказившегося лица Северуса, Люциус тут же пожалел об этих невольно вырвавшихся словах и торопливо попытался смягчить свой выпад: — Для меня эта маска — залог выживания, для тебя — выполнения поставленной задачи. Мы не можем позволить себе быть добренькими ко всем…
– Добренькими?! Люциус, очнись, что ты несёшь! — Северус вскочил на ноги и тоже подошёл к окну. Гипнотизируя Люциуса пронзительным взглядом, он продолжил свистящим шёпотом: — На твоих глазах пытали девушку, почти ребёнка. А ты не вмешался — чтобы не привлекать к себе внимания? И ты думаешь, она… Джин признала бы этот мотив достойным?
– Я сделал для девчонки всё, что мог, — возразил задетый за живое Люциус. — В доме постоянно действует помеховая порча настроенная на магию Беллы. Здесь она и вполовину не так эффективно колдует, как могла бы. И, между прочим, если это заметит Лорд…
– …то ты скажешь ему, что дом просто чувствует твою неприязнь к свояченице, — фыркнул Северус, слегка смягчаясь.
– Кстати, о неприязни! — оживился Люциус. — Без жертв сегодня всё-таки не обошлось. Успокойся, — он положил руку на дёрнувшееся плечо друга, — эта новость тебя должна порадовать. Твои беспомощные детишки, убегая из подвала, расправились с Петтигрю. Что уж они там на него наколдовали, неизвестно, но наш хвостатый компаньон во цвете лет закончил свою блестящую карьеру…
– Не паясничай, Люц, — поморщился Северус. — Так Петтигрю мёртв?
– Мертвее не бывает.
Северус еле заметно кивнул, и его тёмные глаза при этом хищно сверкнули. На сегодня было достаточно нетактичных намёков, а не то Люциус непременно бы припомнил ему разговор двухлетней давности, произошедший спустя неделю после собрания, на котором Лорд отдал своему ручному колдомедику приказ избавиться от Боуда, пока к нему, чего доброго, не вернулся рассудок. Тогда Люциус выразил сожаление, что это поручение досталось не ему. Хотя втайне испытал облегчение, что не пришлось пачкать руки. Даже когда невыразимец был в его власти, когда захлёстывала ярость и боль после того, как Люциус своими глазами увидел, что Джин подчинилась лишь под прицелом двух палочек, — даже тогда он не смог убить одного из её палачей. Всё, на что он оказался способен — раздавить эту мразь, сокрушить его разум, превратить в растение. Но настоящее удовлетворение пришло, лишь когда стало известно, что с Боудом покончено.
Люциусу довелось испытать это чувство лишь единожды. Врагов разного калибра было много: опасные — вроде Беллы и ещё некоторых "коллег", раздражающие — как этот безумный магглофил Уизли, нелепый патриарх своего идиотского рыжего семейства, сильные и ничтожные, отвечавшие взаимной ненавистью и не подозревавшие о вражде, и уж точно бессчётное число тех, о существовании которых он сам даже не имел понятия. И многие из этих врагов умирали. Но никто, кроме Боуда, не вызывал такого страстного желания поплясать на его костях после смерти.
Тогда, наверное, состоялась их с Северусом самая крупная ссора. То, что наполняло Люциуса мрачной радостью и торжеством, у Северуса вызвало лишь ужас и отвращение. Он не желал ничего слышать о том, что Джин заслуживает, чтобы за неё хотя бы отомстили. И вот теперь сам не мог убедительно изобразить равнодушие по поводу смерти своего врага. Люциус слишком хорошо знал приметы этого чёрного ликования, чтобы обмануться его делано безучастным видом.
– Так что, не покажешь воспоминания? — задумчиво протянул Северус, и сразу стало понятно, что своего он всё равно добьётся.
Хотя бы потому, что лишённый палочки Люциус даже с поддержкой магии дома не смог бы эффективно противостоять мастеру легилименции, а для Северуса защита Поттера уже давно была гораздо важнее дружеских чувств и прочей сентиментальной ерунды. Это раздражало. Заботься Северус о мальчишке в память о Джин или этой самой его Лили — Люциус был готов понять и принять необходимость любой жертвы. Но тот уже много лет действовал исключительно по воле господина директора, даже сейчас, когда старый манипулятор почти год покоился в могиле. Может быть именно поэтому смерть Дамблдора, в отличие от смерти Боуда, не принесла Люциусу чувства удовлетворённой мести. Господин директор продолжал жить, пока жили те, кто ему верил, кто продолжал исполнять его распоряжения, кто по-прежнему считал его учителем, командиром и вообще предпоследней надеждой магической Британии. Последней, разумеется, был Поттер. Настоящей победой Люциус посчитал бы, если бы удалось развенчать этих двух фальшивых кумиров. Хотя бы в глазах Северуса. Если бы тот поверил в то, что Джин и есть младшая норна — единственная причина того, что Мальчик-Который-Выжил до сих пор выживает. Если бы перестал нести этот детский лепет о том, что она жива-здорова и когда-нибудь непременно вернётся. Если бы прекратил оправдывать и защищать Дамблдора, отрицая теорию Фридрикссона вообще и выводы Люциуса в частности.
– Хорошо, — согласился он, усаживаясь обратно на диван. — Но если я услышу хоть один упрёк…
– У меня складывается впечатление, что все мои упрёки ты просто игнорируешь, — пожал плечами Северус, поднимая палочку. — Легилименс!
Но вместо ожидаемой круговерти образов в сознании возникла глухая светло-серая преграда — не то пелена тумана, не то размытое, нечёткое изображение каменной стены. Чем больше Люциус пытался определить природу этого барьера, тем больше он походил на мираж, но стоило перестать вглядываться — и тут же можно было различить рисунок кладки, вплоть до мелких трещинок и выщербин.
– Люц, мы же, вроде, договорились! — возмущённый голос Северуса пробился сквозь шум в голове, и Люциус открыл глаза. — Мне действительно важно знать, что здесь было — во всех подробностях.
– Я понятия не имею, в чём дело! Это не я!
– Интересно… Беспалочковая окклюменция? — Северус нахмурился, но на этот раз не недовольно, а скорее озабоченно. — А с палочкой ты когда в последний раз тренировался?
– Она мне не подходит, сколько можно об одном и том же! — раздражённо ответил Люциус.
– Олливандер сделал точную копию твоей старой. Она не может не подходить. Ты здорово рискуешь из-за какого-то дурацкого каприза!
– Это не каприз, — упрямо сказал Люциус. — Я чувствую, что эта новая палочка совсем другая. Ты просто не понимаешь…
– Это ты не понимаешь, что нельзя просто перестать колдовать. И твоя беспалочковая магия — не выход. Знаешь, что происходит? — Северус напряжённо уставился Люциусу в глаза. — Твой дом — он теперь тебе вместо палочки. И это неправильно! — с нажимом добавил он, не давая Люциусу возможности вставить слово. — Да, он исполняет твои желания, может даже защитить тебя от прямых воздействий, но это не его собственная магия! Он использует твою энергию, он тянет силы из тебя. После того, как ты начал свои эксперименты, Малфой-мэнор превратился в один огромный артефакт, впитывающий твою магию, и ты скоро совсем перестанешь управлять этим процессом.
– Да перестань! Дом не делает ничего такого, что не совпадало бы с моими намерениями.
– Так значит, барьер ты установил сознательно?
– Нет, но…
– Так сними его! — Северус вновь наставил на него палочку. — Расслабься и захоти показать мне свои воспоминания.
– Ты же знаешь, что это неприятно, — поморщился Люциус. — Может быть дом чувствует это…
– И потакает твоему ребячеству, да? Легилименс!
На этот раз стена была настолько реальной, что от неё даже тянуло особым каменным холодом, а в трещинах кладки можно было разглядеть растущий мох. Люциус честно попытался сосредоточиться на том, чтобы открыть сознание Северусу, но не мог отделаться от мысли, что он там, за стеной. Для удачного проникновения в разум огромное значение имел голос легилимента, который вёл, направлял к нужным воспоминаниям, удерживал ментальную связь. Но сейчас Люциус слышал только звуки собственного сада: журчание фонтана, шорох веток, птичьи крики. Тогда он попробовал представить ворота — тяжёлые кованые ворота Малфой-мэнора. Картинка дрогнула и поплыла, трансформируясь по его воле в знакомые створки, но подъездная аллея за ними была пуста. "Северус!" — окликнул Люциус, чувствуя себя совершенно по-дурацки, ведь он совершенно точно знал, что друг в данный момент сидит напротив, но это никак не помогало избавиться от иллюзии. Он потянулся к прутьям решётки, ожидая, что рука пройдёт сквозь них, как это произошло бы в реальности, и даже вздрогнул от неожиданности, когда пальцы коснулись холодного металла. Люциус положил ладонь на замок. Но ворота вновь обманули его ожидания. Они не желали распознавать ни хозяйскую магию, ни Знак Мрака. В этот момент клубящийся вокруг туман сгустился, почти скрыв ворота из вида, а в следующее мгновенье перед Люциусом вновь оказалась знакомая стена. Только на этот раз её сверху донизу пересекала глубокая трещина. Которая прямо на глазах расширялась — как будто от мерных ударов тарана снаружи. Люциус, словно загипнотизированный, наблюдал, как содрогается кладка — снова и снова — и вдруг ему в лицо брызнуло каменное крошево, а более крупные обломки осыпались к ногам.
В проломе возник Северус собственной персоной. "Легилименс!" — снова выкрикнул он, и на этот раз заклинание сработало как надо. События сегодняшнего дня закрутились перед глазами: оскаленная гримаса Грейбэка, безумный хохот Беллы, перепуганный Драко, беспомощно хватающий Люциуса за руки, "Отец, я не могу, не-могу-не-могу…", скорчившаяся на мраморном полу девчонка Грейнджер, залитое слезами лицо которой скрыто под массой грязных спутанных волос, бессвязные причитания и всхлипы, удивление в мёртвых, словно восковых чертах Петтигрю, а дальше смертельный ужас и чудовищная боль, его семья, на коленях вымаливающая прощение у Лорда… И вдруг, без предупреждения, весь этот кошмар развеялся, превратившись в картинку залитого солнцем сада. Люциус даже подумал сначала, что Северуса вновь выкинуло из его сознания. Но нет, это тоже было воспоминание, в котором Люциус вышел на крыльцо Малфой-мэнора, бесшумно притворив тяжёлую дверь, и скользящим шагом приблизился к сидящей на ступенях Джин. Картинка была настолько яркой, настолько беззаботной и солнечной, что казалась реальней, чем все те четырнадцать серых лет, каждый день которых начинался с саднящей боли в руке, всё ещё помнившей резьбу двери в Отделе Тайн. И когда Джин обернулась — "Скажи, Малфой, это обязательно — подкрадываться к людям со спины?" — Люциус сначала даже не узнал её, настолько ожидал увидеть такой, какой она была перед самой смертью. А эта ослепительно юная незнакомка казалась совершенно земной, обыкновенной девчонкой в мешковатой мантии. Она хмуро щурилась от солнца и кривила губы, произнося какие-то дежурные гадости, — и была той восхитительно свободной Джин, над которой не было власти ни у Дамблдора, ни у самой Скульд. И если бы только семнадцатилетний идиот, украдкой уткнувшийся в её взлохмаченную макушку, понял, что держит в руках главную драгоценность своей жизни, если бы можно было объяснить ему, беспечному и самоуверенному, каменную тяжесть слова "поздно", — она никогда не выбрала бы Долг. Он бы ей не позволил. Они бы стали спасением друг для друга, если бы Люциус мог тогда хоть чуть-чуть заглянуть в будущее.
Жаркий августовский день почти тридцатилетней давности внезапно померк, затянутый серой дымкой, а затем обрушилась сплошная тьма.
– Открой глаза, — раздался у Люциуса над ухом усталый голос. — Ну что, убедился?
– В чём? — Люциус вызывающе вскинул подбородок, но боевой настрой угас, едва он только увидел, что Северус пытается остановить идущую носом кровь. — Что это с тобой?
– Спроси у своего дома, — буркнул тот, осторожно направляя на себя палочку.
И Люциус немедленно вспомнил, как вёл его, первокурсника, в больничное крыло после очередной драки, и как Джин выскочила навстречу, словно почувствовала что-то, и как Северус недовольно кривился, уворачиваясь от её рук, и бормотал, что с ним всё в порядке, а она отчитывала его, но укоризненный взгляд почему-то был обращён на Люциуса, как будто обвиняя во всех смертных грехах… Почему сегодня мысли постоянно возвращались к ней? Может из-за очередной встречи с Поттером, из-за её ауры, которую Люциус вновь уловил своим загадочным внутренним камертоном. "Родственная магия, — когда-то давно, когда Джин ещё была жива, объяснял этот феномен Северус. — Ты чувствуешь родственную магию. А после проведения ритуала ваша связь стала ещё крепче".
– Я снова слышал её! — торжествующе выпалил Люциус самое главное из всего, что сегодня произошло. — Джин была здесь, теперь уж точно. И даже не пытайся снова мне доказывать, что это самовнушение!
– Люц, не меняй тему! — наконец пассы Северуса дали нужный эффект, и кровотечение остановилось. — Ты осознаёшь, что это опасно…
– Да подожди! — досадливо перебил его Люциус. — Разве ты не понимаешь, как это важно? Я говорю тебе, что чувствовал её присутствие — а знаешь, что это значит? Не только то, что тебе придётся признать теорию младшей норны. Северус, ведь эта родственная магия — она же была в крови, так? Следовательно, это была магия Джин, а не Скульд!!! Понимаешь?! А значит, она не просто всё ещё существует — она осталась собой, она, может быть, узнаёт нас, может быть, пытается что-то сообщить…
– Остановись, — попросил Северус, потирая виски. — Ты не о том думаешь! Вместо того, чтобы что-то изменить в своей реальной жизни, ты забил себе голову какими-то дурацкими сказками. Твой хвалёный Фридрикссон — просто мошенник и безответственный мистификатор, и нечего так на меня смотреть!
– Но ты же видишь, что всё сходится! — заорал Люциус в ответ, вскочив на ноги.
– Да ничего у тебя не сходится! — вот теперь Северус явно разозлился. — Не объясняет эта теория ни того, откуда Джин взялась, ни того, почему ты то чувствуешь её, то не чувствуешь, и это уже не говоря о том, что Дамблдор никогда… — он вдруг запнулся, и по лицу пробежала еле заметная судорога. — Он не поступил бы так.
– Хочешь сказать, что человеческие жертвоприношения — это слишком высокая цена за победу над Лордом? — скептически осведомился Люциус. — Что-то мне подсказывает, что господин директор придерживался иной точки зрения…
– Как и сама Джин, — произнёс Северус почти шёпотом, опустив лицо так, что разобрать его выражение было невозможно. Но Люциус и так знал, что сейчас там была боль.
– Ты мстишь ей! — пришедшее вдруг озарение придавило его, как могильная плита. — Скажи, это месть? Ты столько лет жил с Поттером в одном замке, и все эти годы лелеял в себе ненависть — чтобы она мучилась? Ведь она наверняка чувствует твоё отрицание!
Северус поднял голову, и в глазах его появилось очень странное, неуместное выражение весёлого недоумения. Несколько секунд он разглядывал Люциуса, как какое-то экзотическое насекомое.
– Ну и фантазия! — наконец сказал он, откидываясь на спинку кресла. — Люциус, ещё раз тебе говорю, хватит сверлить меня взглядом. Я не мщу ей и уж тем более не отрицаю её существование. Это ты его отрицаешь, чёрт возьми! Я говорил и говорю, что никто твою Джин не сжигал, не замуровывал и не превращал в личную норну Поттера. Но тебе же больше нравится думать, что…
– Продолжай, — холодно велел Люциус. — Что же ты замолчал? Мне нравится думать, что она не могла меня просто бросить — а только умереть? Ты же это имел в виду, так?
– Всё не так, — помотал головой Северус. — Повторяю, ты думаешь не о том! Цепляешься за одну-единственную теорию, хотя она не выдерживает никакой критики, — вместо того, чтобы обратить внимание на по-настоящему важные вещи. Люциус, твой дом слишком много на себя берёт!
– Ну хорошо, — обречённо вздохнул Люциус, понимая, что отделаться от друга с его параноидальными подозрениями не получится. — Что тебе в этом не нравится? Так работает родовая магия. Я полгода жил без палочки, да и та, что есть теперь — совершенно ни на что не годится. Без Малфой-мэнора я был бы совсем беспомощным…
– Послушай внимательно, — серьёзный тон Северуса не оставлял сомнений в том, что, так или иначе, но он заставит себя выслушать. — Дом должен поддерживать тебя, да. Но когда ты начал упражняться в беспалочковом колдовстве, ты превратил Малфой-мэнор в единственный проводник своей магии. Ты напитал его своей энергией, и теперь канал связи между вами поддерживается помимо твоей воли! Думаешь, новая палочка случайно отказывается работать нормально? Потренируйся с ней за воротами — тебя ждёт огромный сюрприз, я уверен.
– Ты так и не сказал, что плохого в беспалочковой магии, — упрямо возразил Люциус. — А плюсов — огромное количество. Например, сколько Петтигрю ни шнырял — так и не сумел пробиться сквозь защитные чары и не подслушал ни одного важного разговора. С палочкой я бы никогда не добился таких результатов, а уж тем более — не смог бы противостоять пыточному заклятью или той же легилименции так, чтобы это не выглядело, как открытое сопротивление. Разве это — не преимущество? Белла ещё пару дней не сможет с постели встать, а я уже почти в порядке. Девчонка эта тоже держалась отлично, скажи спасибо, а то у Лорда и к тебе были бы вопросы…
– Скажи лучше, куда меч делся после того, как Поттер сбежал? — перебил его Северус нетерпеливо, явно думая о чём-то своём. — Этого в твоих воспоминаниях не было.
– Он его с собой прихватил, если верить тем, кто в сознании был в тот момент, — ответил Люциус. — Если тебя это интересовало, спросил бы прямо, чем пытаться ломать мою защиту.
– Это не твоя защита! — похоже, Северус вышел из себя. — Из тебя окклюмент, как… как… Люциус, приди в себя! Ты не властен над собственной магией — дом использует её по своему усмотрению, и чем дальше — тем это опаснее! А ты даже не сопротивляешься…
– Потому что меня всё устраивает, — отрезал Люциус. — Если этот кошмар когда-нибудь закончится, если Лорд будет побеждён, можно будет подумать о том, как сопротивляться дому. Хотя вообще это глупо…
– Глупо позволять кому-то или чему-то распоряжаться своей жизнью. Глупо сидеть в четырёх стенах и позволять убаюкивать себя приятными воспоминаниями.
– Ну да, у меня же есть такая замечательная альтернатива — вновь уговорить Лорда дать мне какое-нибудь поручение! — воскликнул Люциус с воодушевлением. — Как же я сразу не подумал, что обязательно надо заставить новую палочку работать, чтобы опять иметь возможность участвовать в рейдах — или как вы их там теперь называете? И конечно пусть Лорд беспрепятственно копается у меня в голове — там ведь нет ровным счётом ничего, что могло бы его заинтересовать, так? Разумеется лучше уж это, чем величайший легилимент современности Северус Снейп, не дай Мерлин, потерпит поражение!
– Мне пора, — сухо ответил Северус. — Когда надоест паясничать, подумай как следует, кто из нас сегодня потерпел поражение. И потренируйся с палочкой, — с этими словами он шагнул в камин и ядовито добавил через плечо: — Это никак не повредит твоим новообретённым способностям в окклюменции.
Взметнувшиеся зелёные языки слизнули сутулую фигуру, не дав Люциусу времени придумать достойный ответ. Но поднявшееся было раздражение так же быстро улеглось. Злиться на Северуса Люциус не умел совсем, любого повода хватало не дольше, чем на пару минут. А сейчас и вовсе не хотелось думать о только что состоявшемся разговоре. Гораздо важнее казалось проанализировать сегодняшние успехи. Если воспоминание о Джин не было вызвано по воле Северуса, значит во власти дома было воскрешать картины из прошлого без всякого думосбора. Стоило лишь научиться управлять процессом — и это действительно открыло бы новые возможности в окклюменции. Как бы ни иронизировал Северус, но он еле пробился через защитный барьер, возникший спонтанно. Интересно, многого бы он достиг, если бы Люциус сопротивлялся вторжению в свою память? Если бы с самого начала подставлял не те воспоминания, которые требовал показать легилимент? У Северуса просто не было бы шансов, вот откуда эта досада! Задетая гордость, которая всегда была его больным местом, заставляла говорить все эти глупости насчёт того, что Малфой-мэнор опасен. Хороший друг никогда не стал бы пытаться разоружить Люциуса в такое опасное время, уговаривая променять веками безупречно работавшую защиту родовой магии на жалкую деревяшку, которая была неспособна повторить и десятой части того, что могли старые стены. Если кому Люциус и мог доверять, то только своему дому, который всегда приходил на помощь, всегда окружал заботой, всегда терпеливо ждал, когда хозяин поймёт, что в том мире, за воротами, для него ничего не осталось…
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:47 | Сообщение # 50 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 43.
После духоты и суеты, царивших на кухне, сад Норы казался тенистым оазисом, где даже время замедляло ход. Джинни тщательно отряхнула руки от муки и с протяжным вздохом опустилась в плетёное кресло. Отец вяло шевельнул палочкой, пододвигая к ней предмет своей гордости — портативный маггловский холодильник, подаренный коллегами на юбилей. Бутылки в нём тоже были маггловские.
– Бери ту, что с красной крышечкой, — напомнил Артур.
Джинни тихонько фыркнула, вытягивая себе "Кока-колу". Родители до сих пор пребывали в непонятно на чём основанной уверенности, что ничего, крепче усладэля, их маленькая девочка в жизни не пробовала.
– Ну что, долго ещё? — страдальчески протянул Билл, которого разъярённая Флёр с позором изгнала из кухни, застав за дегустацией кремовых украшений её фирменного торта.
– Ждём именинника, — злорадно доложила Джинни. — Мама сказала, что без Гарри мы за стол не сядем.
Билл застонал ещё жалобней.
– Как думаешь, она примет во внимание, что голодная смерть одного из гостей слегка омрачит праздник? — с надеждой спросил он, втягивая щёки.
– Мы оттащим твоё тело в гараж, — с энтузиазмом пообещала Джинни. — Никто ничего и не заметит.
– Флёр, наверное, всё-таки заметит, — с ноткой сомнения вмешался Артур.
– Да, скорее всего! — оживился, почувствовав поддержку, Билл. — Джинни, не будь врединой, достань чего-нибудь пожевать.
– Можно подумать, Билли, жена тебя не кормит, — Джинни замаскировала ехидство лучезарной улыбкой. Страсть Флёр к овощным салатикам стала притчей во языцех после большого семейного сбора в Ракушке на первую годовщину их с Биллом свадьбы. — Ладно, помни мою доброту…
Прокравшись на цыпочках к окну кухни, она направила палочку на блюдо с пирожками. "Прав был Гарри со своим вечным занудством по поводу того, как важно практиковаться в невербальной магии!" — подумала она, когда небезупречно выполненное Ассио подняло в воздух несколько салатниц, а бумажный пакет с мукой опрокинулся, образовав небольшое белое облако. Но зато, пока Молли и Флёр, одинаково всплеснув руками, кинулись наводить порядок, Джинни шёпотом призвала злополучные пирожки и смылась с места преступления незамеченной.
– …значит, всё-таки несчастный случай? — донёсся до неё конец отцовской фразы, в ответ на которую Билл лишь кивнул.
– Вы о чём? Какой несчастный случай? — поинтересовалась Джинни, торжественно водружая на стол перед братом свой трофей.
– Закончено следствие по делу о пожаре в Мунго, — ответил Артур, в то время как Билл с довольным урчанием впился в пирожок. — Обвинение никому не предъявят.
– Как — не предъявят?! — возмущённо воскликнула Джинни, плюхаясь обратно в кресло. — Все знают, что это был поджог!
Артур только со вздохом развёл руками.
– Мало знать, нужно ещё доказать, — пояснил Билл. — Ни одной палочки найти не удалось, так что теперь не установить однозначно, кто устроил пожар, если это вообще было сделано нарочно. С тем же успехом это могла быть и чья-то стихийная магия…
– Ты веришь в то, что сейчас говоришь?!
– Я знаю только то, что вчера миссис Гойл получила в Гринготтсе компенсационную выплату. Это значит, что вину её сына доказать не удалось. А больше там никого не было, не считая Гермионы… — на некоторое время воцарилось тяжёлое молчание, теперь всегда сопровождавшее упоминание её имени. — И если рассматривать версию о поджоге, то она — точно такая же подозреваемая.
– Но это же полная ерунда! — Джинни вскочила на ноги, как будто собираясь немедленно бежать и доказывать кому-то свою правоту. — Это был не просто пожар — терракт и спланированное убийство Героини Войны. И у них ещё хватает совести…
– Никто и не обвиняет Гермиону, — успокаивающе произнёс Артур. — Просто, в отличие от Гойла, она была в здании с палочкой, что зафиксировано в журнале посетителей.
– Но у неё не было мотива!
– Так и у Гойла не было. Дежурная целительница и его лечащий колдомедик в один голос утверждают, что ничто не предвещало и что пациент всегда вёл себя примерно. Сбежать из палаты он мог от страха, когда всё загорелось. Этого теперь не установить. Вот поэтому следствие предпочли замять, очевидно.
– А я по-прежнему считаю, что всё было спланировано, и вовсе не Гойлом, — Джинни упрямо вздёрнула подбородок. — Кто-то просто выпустил его, чтобы он бежал. Что только доказывает…
– Джинни, остановись, — поморщился Артур. — Твоя версия совсем уж фантастическая.
– Это почему это?!
– Потому что не осталось на свободе никого из Упивающихся, кому бы под силу было провернуть такое. Пробраться в охраняемое здание, у всех под носом выпустить Гойла из палаты, зажечь огонь в нескольких местах, заманить Гермиону в ловушку и так же спокойно уйти, оставшись незамеченным? Причём, всё-таки бросив Гойла посреди пожара. Как-то неправдоподобно. Это ещё можно было объяснить тем, что в Мунго остался кто-то, до сих пор преданный Тому-Кого-Нельзя-Называть…
– Видишь! — торжествующе воскликнула Джинни. — Значит, это всё-таки возможно!
– Но всё указывает на то, что, кроме Мириам Страут, никто из персонала не был завербован. Она под веритасерумом взяла на себя ответственность за все известные нам случаи саботажа и нападений в Мунго. Нет ни одного свидетельства, что Тот-Кого-Нельзя-Называть действовал там через кого-то ещё…
– Как будто с тех пор, как её вычислили, нельзя было подкупить ещё кого-нибудь! — фыркнула Джинни, выхватывая у Билла из-под носа последний пирожок. — Это всего лишь вопрос денег — найти человека, который пронесёт в госпиталь палочку и передаст её Гойлу, а дальше он всё сделает сам. Персонал ведь не проверяют, сколько палочек они внесли, сколько вынесли, так?
– Ну и кому же это понадобилось? — снисходительно спросил Билл. — Война закончилась, все Упивающиеся Смертью в Азкабане…
– Да хотя бы Малфой! — перебила его Джинни раздражённо. — Он, что, уже у вас не Упивающийся?
Артур и Билл обменялись понимающими взглядами. Ненависть младшей Уизли к семейству Малфоев и её возмущение по поводу того, как легко они отделались, были темой ничуть не менее популярной, чем салатики Флёр. Все настолько устали от навязчивой идеи Джинни, что невольно, из одного только чувства противоречия были готовы оправдывать тех, кого она обвиняла.
– Как раз у Малфоя шансов организовать что-то на свободе практически нет. Сидит в поместье без связи с внешним миром, посещения только по специальному разрешению Министерства, даже счётом своим не распоряжается… Зачем ему все эти сложности, да ещё и с риском загреметь в тюрьму? Какой в этом смысл?
– А какой был смысл выпускать василиска в школе, где учится его собственный сын? Просто этот сноб так ненавидит магглорождённых, что у него отказывает всякий здравый…
– Пойду пройдусь, — вздохнул Билл, выбираясь из-за стола.
– Иди-иди, аппетит нагуливай, — язвительно прокомментировала Джинни, задетая тем, что её, как обычно, не воспринимают всерьёз. — Возразить-то нечего…
– Джинни, детка, — мягким голосом начал Артур, — та история с дневником никак не связана с магглорождёнными. Разве что в том смысле, что Малфой пытался таким образом дискредитировать закон "О защите магглов", который я продвигал, помнишь?
Джинни неуверенно кивнула.
– А не слишком ли это замысловато? — с сомнением протянула она. — Для того, чтобы провалить твой законопроект, подвергнуть опасности весь Хогвартс…
– В том-то и дело, что дневник вообще не должен был попасть в школу, — ответил Артур, извлекая из холодильника ещё одну бутылку. — План был гораздо проще: в тот же день, что мы встретились в Косом переулке, в Отдел обеспечения правопорядка поступил анонимный донос о том, что в Норе хранятся опасные артефакты. По счастью, это письмо попало прямо в руки Кингсли.
– И он не дал делу ход?
– Не совсем, — замялся Артур. — Сначала он спросил меня. Под веритасерумом.
– Ого! Так прямо и устроил другу допрос?
– Ну не допрос, конечно, но не мог же он… — Артур рассеянно потёр переносицу. — В общем, я не в обиде. Главное, Кингсли убедился, что ничего черномагического я у себя не держу, и дал время…
– …перепрятать получше твои усовершенствования маггловских штучек, — понимающе продолжила за него Джинни.
– Ну да. У меня была целая неделя. А потом в Норе состоялся обыск, — он поморщился.
– Почему же мы ничего не знали?
– Билл и Чарли знали. А вы все были в школе, и мы с мамой решили вас не волновать… — Артур виновато потупился. — Кто же мог знать, что у нас в доме действительно был опасный артефакт и что он находится у тебя? Мы с Кингсли потом даже вычислили этого анонима, он на самом деле работал на Малфоя. Один из наших, министерских… В общем, решили, что Малфой просто в очередной раз мутит воду, и успокоились…
– Папочка, — Джинни успокаивающим жестом накрыла ладонью сцепленные руки отца, заставив его посмотреть себе в глаза, — папочка, ты не виноват! Я сама была такой идиоткой… И потом, всё ведь обошлось!
– Обошлось… — сквозь зубы процедил Артур. — Если бы, не дай Мерлин, ты или кто-нибудь ещё из учеников пострадали из-за этого… я бы сам его удушил, и плевать, что он там планировал!
– Вот видишь! — Джинни расцвела победной улыбкой. — Ты и сам понимаешь, что я права. Такое нельзя прощать.
– Это ты не понимаешь, — устало возразил Артур. — Никто ничего никому не прощал. Все обвинения, которые можно было предъявить Малфою, были предъявлены. Всё, что можно было доказать, учли при вынесении приговора…
– Это не приговор, а какая-то насмешка! — перебила его Джинни. — И ты прав, я не понимаю. Не понимаю, как этот… как главный прихвостень Волдеморта отделался всего лишь домашним арестом!
– Думаешь, пожизненное лишение свободы — это такое лёгкое наказание?
– Да, думаю! — она вызывающе сверкнула глазами. — Живёт себе припеваючи, как ни в чём не бывало. Ещё, глядишь, дождётся смягчения приговора…
– Вряд ли, — покачал головой Артур. — Ходят слухи, что он не доживёт до зимы, так что…
– Вот бедняжка! — Джинни хищно улыбнулась. — Так глубоко раскаялся? Или по жене скучает?
– Откуда в тебе столько жестокости? — спросил Артур с грустью глядя на дочь.
– Дай подумать… — она чувствовала, что пора уже остановиться, но боль и разочарование переполняли так, что для здравого смысла места почти не осталось. — Может это потому, что за смерть Гермионы так никто и не ответит? И винить в ней следует совершенно неоправданное великодушие Визенгамота по отношению к тем, кого следовало бы сразу…
– То есть ты за то, что Грегори Гойла надо было не лечить пытаться, а сразу подвергнуть поцелую дементора? — во взгляде отца мелькнула самая настоящая неприязнь.
– Я за то, чтобы к преступникам относиться как к преступникам, — огрызнулась она. — За то, чтобы держать их в тюрьме, а не в больнице или в собственном шикарном поместье. А то, что Билл сказал про компенсацию — это уж вообще ни в какие ворота! Интересно, Грейнджеры тоже получили за дочь деньги?
– Нет, тут совсем разные случаи. За Гойла в момент пожара несла ответственность администрация Мунго. В договоре, заключаемом с ними, есть специальный пункт о страховке, которая выплачивается пациенту или его родственникам, если тот пострадал из-за неправильного лечения или несчастного случая по вине больницы.
– Всё равно это дико, — Джинни встала. — Я пойду посмотрю, чем ещё маме нужно помочь…
– Конечно, рыжик, беги! — Артур слабо улыбнулся, явно испывая облегчение от того, что не надо продолжать разговор, грозивший закончиться очередной ссорой.
Джинни обвила его шею руками, ткнувшись носом в колючую щёку, и замерла так на мгновенье. Иным способом признавать свою неправоту она не умела.
***
– Ох, ну наконец-то! — воскликнула Молли, кидаясь к камину, но тут же отпрянула.
Сколько Гарри ни репетировал по дороге, к объяснениям с миссис Уизли в реальности он не был готов.
– Э-э-э… Молли… — начал он неуверенно, сгрузив бесчувственного Рона на диван. — Дело в том, что ребята из Академии предложили нам посидеть немного, отпраздновать с ними. Мы действительно пытались уйти пораньше…
Под пристальным взглядом Молли он окончательно сник. Правда заключалась в том, что Рон принял приглашение Апполинариса и Фольвига совершенно самостоятельно, и цель их похода в маггловский паб неподалёку от Академии не имела ничего общего с днём рожденья Гарри. Собственно, они и "праздновать"-то начали ещё вчера вечером. Гарри набегался сам и загонял свою почтовую сову, всю ночь пытаясь разыскать друга, и был здорово удивлён, уже под утро наконец обнаружив его в компании двух будущих военных колдомедиков. Все трое были безобразно пьяны и производили впечатление закадычных приятелей, хотя в Академии их учебные группы никогда не пересекались. Гарри даже не сразу вспомнил, как их зовут, и был уверен, что Рон тоже не знал этого вплоть до сегодняшней ночи. Зато с ними вместе училась Гермиона, и это, в принципе, объясняло всё.
В общем, Гарри не мог сердиться на друга за то, что тот заставил его поволноваться, и за бессонную ночь накануне собственного дня рожденья, но вряд ли можно было рассчитывать на понимание Молли, которая так старалась ради этого праздника, так хотела, чтобы всё прошло идеально.
– Рональд Уизли, я же просила! — скорее с отчаяньем, чем со злостью воскликнула она, склонившись над сыном. — А почему он не принял протрезвляющее зелье?
– Он принял, — вздохнул Гарри.
Потратив почти час на уговоры, он всё-таки вытащил Рона из того паба и доставил его домой. Где неожиданно выяснилось, что их запас протрезвителя закончился. В результате Гарри отправил сову с запросом в аптеку Косого переулка, а сам, предусмотрительно заблокировав камин и наложив на дверь квартиры сигнальные чары, свалился, как подкошенный, и проспал до четырёх часов дня. А проснувшись, обнаружил, что на праздничный обед в Норе они уже безнадёжно опоздали, сова, отчаявшись достучаться в закрытое окно, оставила зелье на подоконнике, а Рон протрезвел естественным путём. По настоянию Гарри он всё-таки выпил протрезвитель, который избавил его от головной боли, но не смог улучшить настроение. Более того, Рона, страдающего от похмелья, было бы куда проще оттранспортировать в Нору, тогда как Рон, злой и полный энергии, категорически заявил, что сыт семейными сходками по самое горло и никуда не собирается. Короткий разговор закончился ещё более короткой дуэлью, в которой один пропущенный Ступефай решил дело. Гарри не мог позволить другу остаться в Лондоне одному.
– Энервейт! — бесцеремонно скомандовала подошедшая Джинни.
Рон мучительно наморщил лоб, но глаза не открыл.
– Рональд! — жалобно окликнула сына Молли. — Ну что с тобой такое! Неужели нельзя хотя бы ради дня рожденья Гарри побыть нормальным человеком…
– Оставь его, мам, — посоветовал из своего угла Джордж.
– Да, давайте уже сядем за стол, — поддержала брата Джинни, и Гарри незаметно с благодарностью пожал ей руку. — Если Рон захочет, он сам к нам придёт.
– Флёр, дорогая, помоги мне с тарелками! — переключилась на бытовые заботы Молли и, кинув на младшего сына крайне неодобрительный взгляд, скрылась в кухне.
Джинни потянула Гарри за собой к лестнице, где они расположились на нижних ступеньках.
– Я соскучилась, — прошептала она, снимая с Гарри очки и поудобнее устраивая голову на его плече. — Почему ты не хочешь, чтобы я переехала к тебе в Лондон?
– Я хочу, — возразил он. — Просто сейчас это не очень удобно. Никто не поверит, что Рон позволил тебе занять её комнату…
– Ну не вечно же там будет музей! — слегка раздражённо ответила Джинни, но взгляд её тут же сделался виноватым, как будто ей стало стыдно за свою резкость. — Гарри, меня беспокоит, что с вами обоими происходит. Скажи мне, Рон что — совсем ушёл в запой?
– Конечно нет! — искренне возмутился Гарри. Рон на самом деле крайне редко нарушал спортивный режим. Только это не делало его более живым. — И ничего с нами не происходит, честно. Живём дальше. Но её комната… Ты не поймёшь… Она как будто только что из неё вышла, там даже "Высшие зелья" так и валяются в углу. Да, это глупо, но это даёт надежду…
– Я понимаю, — яростно закивала Джинни, — понимаю. Я сама иногда забываю, что её больше нет. Однажды проснулась и села писать ей письмо. Сначала какой-то свой сон пересказала, потом пригласила на каникулы в Нору, потом ещё о какой-то ерунде. Пишу и плачу, как дурочка. А потом проснулась по-настоящему, — она шмыгнула носом, и Гарри, обняв за плечи, прижал её ближе, — и всё вспомнила. И вдруг так захотелось на самом деле ей написать. И отправить это письмо — неважно, куда. Как будто всё в порядке. Так что я, правда, понимаю. Но, Гарри, это не может больше продолжаться! — Джинни повернула к нему лицо, и глаза её были полны непролитых слёз и отчаянья. — Я уже видела такое, когда мы потеряли Фреда. Ты знаешь, Джордж до сих пор иногда ведёт себя так, словно… Этот его дурацкий магазин! Думаешь, он хоть сколько-нибудь счастлив заниматься им теперь? Ничего подобного, он однажды сам сказал: "Я должен". Должен, понимаешь?! И я не хочу, чтобы Рон превратился во второго Джорджа! Уже хватит. Почему бы тебе… вам не снять другую квартиру? Или переехать в Нору? Теперь тут достаточно места…
– Джинни, давай об этом попозже? Пойдём к остальным, а то, боюсь, твоя мама…
– Ну конечно! — она тут же вскочила на ноги и бодро потащила Гарри за руку. — Ты же герой вечера, а я тут…
– Только не обижайся! — Гарри заключил её лицо в ладони, с тревогой заглядывая в блестящие карие глаза. — Молли так старалась, а я опоздал…
– Что ты, я не обижаюсь! — она помотала головой. — Ты прав, успеем ещё наговориться. К тому же, — она хитро улыбнулась, — мой подарок я собираюсь вручить тебе отдельно от остальных, попозже.
– Буду ждать с нетерпением, — сказал он, наклоняясь, чтобы коснуться её тёплых губ. — Я тоже скучал.
***
Всё-таки не следовало пить это дурацкое протрезвляющее зелье. Одним из его побочных эффектов являлось усиление чувства голода, а это было совершенно некстати. Конечно, можно было аппарировать домой или в какое-нибудь недорогое кафе, но это бы смертельно обидело маму. Поэтому в конце концов пришлось присоединиться к компании за столом и вести себя прилично. Ощущение было довольно противоречивым: одновременно Рон чувствовал себя ужасно виноватым — перед Гарри, перед мамой и остальными, но в то же время под слоем этой внешней вины за едва не испорченное им торжество была правота гораздо более глубокая и важная, он знал это точно. Фальшиво-жизнерадостный девиз, что жизнь должна продолжаться, ему совершенно не подходил. Её жизнь закончилась, оборвалась так нелепо и страшно, что вместе с ней закончился весь известный Рону мир. В том мире, который он знал, невозможно было представить, что Гарри не получил на очередной день рожденья ни одной книжки. В том мире вот тот стул напротив обязательно был бы занят. В том мире не было так тошно думать о бесконечном, словно резиновом лете, о бессмысленном и ещё более долгом предстоящем учебном годе, обо всей этой продолжающейся жизни, в которой не осталось ни единого шанса что-то переиграть.
В глубине души Гарри тоже знал это. Знал, что неправильно, почти кощунственно пытаться замолчать их общую боль, произносить оптимистические тосты, осторожно отводя глаза от пустующего за столом места, с деланым оживлением обсуждать реформирование Министерства и перспективы Палящих Пушек в будущем сезоне… Знал, но подыгрывал этой фальшивой непринуждённости, когда на самом деле надо было принять самому и отстоять перед другими неоспоримый факт: скорбь от их потери не пройдёт и не ослабеет никогда.
– Рон! Рон, я к тебе обращаюсь! — на лице мамы снова было то жалобное выражение, как будто она тоже понимала, что на самом деле неправа в своём желании жить как ни в чём не бывало. — Ты ведь сможешь, правда?
"Смогу что?" — в панике спросил он у Гарри взглядом, и тот немедленно пришёл на помощь:
– Ну конечно же мы сможем. Сборы у нас с Роном только через две недели, так что мы с удовольствием покажем Габриэль Лондон.
– А жить она опять сможет здесь! — с воодушевлением подхватила Молли.
– О, это так здо'ово! — воскликнула Флёр. — А то 'одители так невовгемя затеяли путешествие — как 'аз когда у меня в 'азгаге гемонт. Бедняжку Габи сове'шенно некуда девать…
Если принимать за чистую монету все эти стенания, то можно было бы подумать, что "бедняжке Габи" просто нет места в этой жизни — так часто её футболили из Лиона в Ракушку и обратно. В последнее время добавилась мода ссылать Габриэль к новым родственникам в Нору. Насколько редко Рон теперь ни наезжал в родительский дом, но стоило ему только объявиться на пороге, как вскоре оказывалось, что "бедняжку" в очередной раз "совершенно некуда девать". На почве совместной опеки над девочкой Молли как никогда сблизилась с Флёр, и даже обычно делакуроустойчивая Джинни в ответ на жалобы Рона заявила, что "Габриэль славная". Ещё бы, не её же вынуждали в такую жару проводить экскурсии для их "новой младшей сестрёнки", как Молли теперь называла Габриэль.
Пряча раздражение, Рон перевёл взгляд на дальний конец стола и ободряюще улыбнулся девочке. За весь последний час Габриэль не произнесла и пары слов и вообще вела себя настолько тихо, что, если бы разговор не зашёл о ней, Рон и вовсе бы её не заметил.
"Сколько ей лет — тринадцать? четырнадцать? А вейловские способности всё никак не проявятся", — подумал он вдруг.
И тут же вспомнилось, как во время Тремудрого турнира Флёр одним взмахом ресниц ровными рядами укладывала в штабеля мужскую половину Хогвартса. А следом в памяти всплыла картинка рождественского бала на четвёртом курсе: Гермиона в своей сногсшибательной сиреневой мантии, неожиданно оказавшаяся девочкой, сияющая редкой, но от этого только ещё более чудесной улыбкой. Впрочем, Рону милее был другой её образ — с несходящими чернильными пятнами на пальцах и вечной сосредоточенной морщинкой на лбу. Эта невыносимая всезнайка принадлежала только им с Гарри — до Виктора Крама, до Армии Дамблдора, до того, как война подхватила их и понесла, словно щепки… С тех пор они все стали совсем другими, но именно той самоуверенной заучки Грейнджер, трогательно близорукой в житейских вопросах, не хватало больше всего.
Снаружи послышалось урчание мотора. Судя по звуку, автомобиль свернул на подъездную дорожку Норы, и Артур немедленно выскочил из-за стола, следом за ним во двор высыпали все остальные. Из блестящей тёмно-красной машины с открытым верхом уже выбирались Луна в маггловском сарафане из какой-то лёгкой пёстрой ткани и огромной соломенной шляпе с полями и Невилл в джинсовом комбинезоне и клетчатой рубашке, выглядевший, как заправский фермер. За рулём сверкал белозубой улыбкой Дин Томас.
– Извините, мы опоздали, — заговорила Луна, приближаясь своим пританцовывающим шагом. — Это всё из-за знаков. Я говорила, что гораздо проще добраться сюда, следуя правилу лабиринта, но Дин меня не послушал… Кстати, ничего, что мы пригласили с собой Дина? Мы случайно столкнулись с ним в Косом переулке, и он выглядел таким одиноким…
– Конечно, хорошо, что вы его позвали! — закивал Гарри с энтузиазмом и тут же поинтересовался: — А что это за правило лабиринта?
– Всегда выбирать левый поворот. Так ты никогда не заблудишься, — безмятежно ответила Луна и протянула ему обмотанный красной лентой тубус. — С днём рожденья, Гарри!
– Спасибо! — он открутил крышку и уставился на какие-то деревянные рейки. — А что это?
– Это пирамида. В собранном виде она немножко громоздкая, так что я подумала, что лучше ты сам… Там прилагается чертёж.
– Понятно, — слегка растерянно протянул Гарри.
– Пирамиды очень полезны, — назидательно продолжила объяснения Луна. — Они концентрируют энергетические потоки в один направленный пучок. Слышал про излучение формы? В общем, ты можешь использовать её для самых разных вещей: хранить под ней продукты, выращивать растения, затачивать лезвия, можешь носить на голове — тогда она будет улучшать работу мозга. Ещё пирамиды лечат от многих болезней и способствуют долголетию…
– Спасибо, Луна! — Гарри ещё раз обнял её. — Как ваша практика у Спраут?
– Весьма познавательно, — важно кивнула она. — Нам с Невиллом выделили целую теплицу для экспериментов…
– И, кстати, мой подарок выращен там, — продолжил подошедший Невилл, показывая Гарри горшок с необычным растением, стебель и листья которого выглядели так, как будто они отлиты из какого-то светлого металла.
– Гарри, дорогой! — позвала от порога Молли, — Приглашай гостей в дом, что же ты!
– Да, ребята, проходите, — спохватился тот, жестом указывая дорогу. — Дин, рад тебя видеть!
– Спасибо, дружище, — Дин обменялся рукопожатием с Роном и Гарри. — Прости, что я без подарка…
– Ерунда! Чем занимаешься?
– Всё то же, — пожал он широкими плечами. — Играю в североамериканской квиддичной лиге. Приехал в Британию на несколько дней — навестить Симуса. Потом сразу обратно. А вы как?
– А мы с Роном в Академии. Рон, кстати, тоже в команде.
– Ух ты! — Дин оживился. — К нам не хочешь? В Америке очень ценят легионеров из Европы. Я серьёзно, легко могу тебе устроить смотр в команду!
Не успел Рон осознать суть предложения, как у него за плечом кто-то неожиданно фыркнул.
– Ещё бы! — с нескрываемым презрением произнесла невесть откуда взявшаяся Габриэль, выступая вперёд. — Собственной-то квиддичной школы у них нет и не было никогда!
Её короткая и абсолютно невежливая речь произвела на всех троих впечатление разорвавшейся бомбы. Дин наверняка был оскорблён столь нетактичным заявлением какой-то малявки — тем обиднее, что оно было довольно близко к истине. А Гарри и Рон настолько привыкли, что малышка Габи обычно представляет собой молчаливое приложение к Флёр и собеседницей не является по определению, что, наверное, меньше удивились бы, вздумай с ними заговорить фамильный упырь Уизли. К тому же она говорила на английском почти не коверкая звуки — во всяком случае, гораздо чище, чем её сестра, из-за чего возникло ощущение, что в тихую Габриэль вселилась какая-то незнакомая девчонка. А она стояла, как ни в чём не бывало, и с явной насмешкой в зеленоватых русалочьих глазах любовалась произведённым эффектом.
– Гарри! — снова позвала Молли, удачно прервав неловкое молчание. — Идите скорей!
Компания уже села обратно за стол, только Артур остался во дворе, словно приклеенный к машине Дина. Место Габриэль в углу было занято Невиллом, поэтому Молли срочно наколдовала ещё один стул по соседству с Роном. Тому ничего не осталось, как помочь маленькой нахалке устроиться рядом. Дин расположился напротив и тут же с энтузиазмом занялся содержимым своей тарелки, игнорируя брошенный ему вызов.
После нескольких громогласных тостов слово взял Невилл, до сих пор сидевший в обнимку со своим растением.
– Гарри, — начал он, осторожно левитируя горшок над столом прямо Гарри в руки. — Я вырастил этот цветок специально для тебя. Он называется Spei Certus…
– "Полный надежды", — перевела Флёр.
– "Полный надежды", — кивнул Невилл. — Я знаю, вы с Роном способны загубить и чертополох, но Spei Certus действительно неприхотлив, и я надеюсь, он проживёт у вас дольше обычного, — судя по смущённому румянцу, Гарри вспомнил незавидную судьбу мексиканского папоротника, до сих пор боровшегося за жизнь в их квартире. — Это уникальное растение: его используют в терапевтической практике для излечения депрессивных состояний, листья являются компонентом для омолаживающего зелья и для феликс фелиситис, если поставить горшок в изголовье кровати, то он будет работать как "ловец снов"…
– А ещё его цветы звенят, — добавила Луна мечтательно. — Надо только прислушаться.
Молли зашикала на пробирающегося к своему стулу Артура, и он замер на месте, а остальные отложили вилки и бокалы и уставились на Spei Certus, как снегом обсыпанный мелкими белыми цветами, вдыхая их сильный свежий аромат, который в одно мгновенье заполнил всю комнату. И вдруг Рон вспомнил, что ему девятнадцать, Мерлин побери, и захотелось вскочить на метлу и с ликующим кличем взвиться в небо, чтобы ветер засвистел в ушах. Можно было ехать на край света или вернуться в родительский дом — он где угодно мог найти себе занятие по душе. Его ладонь неожиданно накрыли чьи-то трепещущие пальцы, и, неохотно отведя взгляд от цветка, Рон встретился глазами с взволнованной Габриэль, детское лицо которой сейчас было полно вдохновенной веры в чудо. Он тепло улыбнулся ей и даже почти протянул руку, чтобы погладить по голове, но в этот момент Луна подняла палец, красноречиво склонив ухо к Spei Certus. И тут же Рону тоже начал мерещиться тихий звон, похожий на то, как ветер перебирает тонкие сосульки…
Раздавшийся на улице хлопок аппарации нарушил волшебство. Присутствующие недоумённо и растерянно переглянулись, неохотно стряхивая с себя чары цветка.
– Больше мы никого не ждём, — озвучила общую мысль Джинни.
И вдруг Гарри вскочил из-за стола и, даже не вытащив палочку, рывком распахнул дверь, почти нос к носу столкнувшись с гостьей, стоявшей за порогом.
– С днём рожденья, Гарри! — раздался её чуть хрипловатый голос. — Как же ты вырос…
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:48 | Сообщение # 51 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 44.
Гарри смотрел на Гермиону, которая сидела под старой яблоней, прислонившись к стволу спиной, и размышлял о том, что глаза и голос — это всё, что осталось от неё прежней. Но в то же время эта новая Гермиона после нескольких прошедших с её возвращения дней казалась ему такой же родной и знакомой. В её поведении всегда было много материнского, что было совершенно неестественно для одиннадцатилетней девчонки, здорово раздражало в девчонке пятнадцатилетней и вызывало снисходительную улыбку, когда проскальзывало при общении с девятнадцатилетней девушкой. Но взрослая женщина, прошедшая обе войны с Волдемортом, продолжавшая хоронить друзей, когда для них с Роном уже всё закончилось, имела полное право на этот усталый взгляд, в котором можно было прочитать: "Вы не понимаете". Это действительно было очень сложно понять, гораздо легче — принять, не задумываясь. И он принял, почти без усилий, что Гермионе уже не девятнадцать, а тридцать два, что в глазах её больше боли и скорби, чем было сразу после битвы за Хогвартс, что она сделалась жёстче и резче в движениях и в чертах лица, растеряла тревожность и суетливость, став гораздо молчаливей.
Рону приходилось намного тяжелее.
"Она совсем другая, разве ты не видишь?!" — спросил он Гарри в первый вечер, точнее — уже глубокой ночью, когда потрясённая Молли наконец вернулась в реальность и решительно велела "детям" расходиться по спальням.
"Вижу, — ответил Гарри, погасив свечу, и шмыгнул под одеяло. — Билл тоже стал совсем другим после встречи с Грейбэком, разве нет?"
"Нет! Это другое!" — запальчиво возразил Рон.
"То же самое, — зевнул Гарри, блаженно вытягиваясь во весь рост. — Всё это внешние изменения…"
Рон только фыркнул в ответ, и этот короткий выразительный звук отлично заменил целую речь. Гарри было с чем поспорить и было с чем согласиться, но ужасно хотелось спать, и не было сил ни на то, ни на другое. У них впереди было достаточно времени, чтобы во всём разобраться. Но потом как-то так вышло, что все разговоры свелись к её воспоминаниям о молодых Мародёрах, Лили, родителях Невилла и других членах Ордена Феникса, о самой же Гермионе речь заходила редко. Она лишь вскользь упомянула, что училась на Слизерине, а потом работала в больничном крыле Хогвартса, немножко рассказала о войне, немножко — о жизни в Литтл-Уингинге. Гарри всё больше привязывался к этой новой Гермионе, Рон — всё больше от неё отдалялся, а она сама с каждым днём становилась напряжённее и скованней.
И сейчас, украдкой разглядывая её профиль, Гарри подумал о том, какими они все оказались эгоистами. С первого же дня, как только Гермиона поведала свою историю, обитатели Норы навалились на неё всей толпой, и каждый требовал рассказов об оставленных в прошлом дорогих людях. Исключение составили только Дин, Джордж и Луна, которые наутро отбыли в Лондон, дав торжественное обещание не трепать языками, и Рон, который, хоть и присутствовал при всех разговорах, по крайней мере не наседал на Гермиону с просьбами. Остальные же как с цепи сорвались. Миссис Уизли бомбардировала Гермиону вопросами о своих братьях, Фабиане и Гидеоне — особенно о Фабиане, с которым та, как выяснилось, была очень дружна. Они с Артуром даже вспомнили, как несколько раз Фабз планировал привести на праздники какую-то Джин из Хогвартса, но та так ни разу и не приняла его приглашение. Билл тоже расспрашивал о своём дяде, которого немного помнил. Сестёр Делакур заинтересовало знакомство Гермионы с молодой мадам Помфри. Оказывается их семьи общались, и скандальную историю старшей дочери Дювалей, сбежавшей с магглом без родительского благословения, вспоминали в Лионе до сих пор. Гермиона явно была очень смущена, когда поняла, что, упомянув девичью фамилию школьной медсестры, невольно выдала её тайну, но Флёр с Габриэль поклялись не сплетничать, и она немного успокоилась. Задержавшийся в Норе на пару дней Невилл жадно впитывал воспоминания Гермионы о его родителях. Она рассказывала о доме Кэдоганов в Норфолке, о свадьбе Алисы и Фрэнка, о письмах, которые они писали ей во время учёбы в Академии… Тут обычно вмешивалась Джинни, воспринимавшая несчастный случай с хроноворотом как одно большое приключение. Её интересовало абсолютно всё, но больше всего — война и деятельность Ордена Феникса первого созыва. А ещё она вбила себе в голову, что на Слизерин Гермиона пошла специально, чтобы внедриться в ближний круг Волдеморта, и продолжала развивать эту тему, несмотря на то, что та категорически отрицала что-то подобное.
Но переплюнул всех сам Гарри, который был готов часами выспрашивать о родителях, молодых Сириусе и Ремусе и, конечно, о собственном детстве. Почему-то из всего, поведанного Гермионой, больше всего запомнилось, как она незадолго до возвращения в своё время привозила его, почти четырёхлетнего, в Хогвартс. Ему даже показалось, что он начинает что-то смутно вспоминать: длинная лестница, на которой обязательно нужно было сидеть, опустив голову, комната с дверью в маленький каменный дворик, окружённый высокой зелёной стеной из каких-то вьющихся растений, тропинка через залитый солнцем луг и далёкие башни… Гарри уже не понимал, действительно ли эти картинки извлечены из памяти или его воображение просто дорисовало их, опираясь на рассказы Гермионы, но очень дорожил ими. И, даже если считать новую Гермиону совершенно другим человеком, ему она всё равно не могла быть чужой. А он ни разу даже не спросил, как она ощущала себя там и что чувствует сейчас.
– О чём думаешь? — он решительно приземлился в траву напротив неё, по-турецки скрестив ноги.
Гермиона повернулась к нему со странным выражением на лице.
– Правда хочешь знать? — Гарри неуверенно кивнул. — Думаю о том, что Нев теперь меня ненавидит.
– Да у него просто летняя практика! — воскликнул Гарри, шокированный таким заявлением. — Он действительно не мог больше оставаться. С чего ты вообще взяла… с чего ему тебя ненавидеть?!
Ещё один непонятный взгляд, под которым он почувствовал себя очень неуютно.
– Удивлена, что ты сам до сих пор не понял, — произнесла она еле слышно и закрыла лицо ладонями, но тут же решительно вскинула голову. — Гарри, я была в прошлом. Мне никто не стирал память. И я знала, что случится — что будет с Лили и Джеймсом… с Фрэнком и Алисой… И, как видишь, ничего не сделала.
Гарри не сразу нашёл в себе силы заговорить. Гермиона же ждала его реакции, не отводя глаз. Готовая принять любой приговор.
– И Невилл… Невилл из-за этого… Он поэтому так неожиданно уехал? Он так и сказал?!
Она помотала головой.
– Он ничего не сказал. Но он всё понял, я точно знаю. Я видела его лицо, когда… — голос Гермионы прервался.
– Да, такое не просто переварить, — глухо ответил Гарри. — Неудивительно, что он сбежал, не простившись.
– А ты? — отчаянно выкрикнула она, по-прежнему упрямо глядя на него в упор. — Ты тоже теперь хочешь сбежать?
"Хочу. Но не сбегу. Потому что никто не знает, что было бы если… Потому что ты, живая, мне дороже уже похороненного прошлого. Потому что я не могу потерять тебя ещё раз, не могу оттолкнуть. Потому что не хочу перекладывать на тебя вину, которую ты снова пытаешься взвалить на себя целиком — как тогда, когда сломалась моя палочка, и ты смотрела такими же несчастными, виноватыми глазами. Потому что сейчас ты опять напоминаешь мне себя настоящую, опять доказываешь, что твоей истинной сущностью всегда была ответственность. И если ты не вмешалась — значит действительно не могла, как бы ни рвалось от этого сердце…"
– Бедная, — сказал он вслух, беря её за руку. — Как же ты всё это выдержала?
И Гермиона позволила привлечь себя в объятье, спрятав мокрое от слёз лицо у него на груди. Гарри неловко гладил её по спине, по волосам, и думал, что по-настоящему она вернулась только теперь — словно треснул невидимый панцирь, заключавший в себе ту Гермиону, что полгода назад шагнула в камин, пообещав быть дома к ужину.
***
Рон в одиночестве наворачивал круги над холмом. Обычно полёты помогали восстановить душевное равновесие, но сейчас он даже не пытался успокоиться. Он чувствовал себя последней сволочью, но ничего не мог поделать с навязчивой мыслью, что эта новая Гермиона, вернувшись, окончательно украла у него девушку, которую он до сих пор любил. От этой мысли было недалеко до сожаления о том, что она вообще выжила, а ощущать себя подлецом, способным на пожелание мучительной смерти своей лучшей подруге, было непривычно и ужасно неприятно. И тем не менее, как он ни старался увидеть что-то знакомое в этой чужой женщине, получалось плохо. Особенно когда она смотрела на Гарри как на потерянного и вновь обретённого сына, а тот зачем-то подыгрывал и даже начал через раз называть её Джин.
"Так что, нашей Гермионы больше нет и не будет? — спросил его Рон, несколько дней наблюдавший всеобщий ажиотаж вокруг гостьи, и сам ужаснулся тому, сколько злобы прозвучало в этом вопросе. — Такое ощущение, что вам она интересна исключительно тем, что была в прошлом…"
"А у меня ощущение, что именно ты не желаешь признавать в ней "нашу Гермиону", — парировал Гарри. — Что же касается прошлого… Отчасти ты прав, мы все перегнули палку. Но представь себе, какой это уникальный шанс — для меня, для Невилла, для твоей мамы — спустя столько лет после потери наших близких встретить человека, который ещё совсем недавно общался с ними, хорошо их знал… Да что я тебе рассказываю, не ты ли всего неделю назад выбирал себе собутыльников только из того соображения, что с ними можно поговорить о ней, живой?"
"Ну и что ты хочешь мне этим доказать? — буркнул Рон. — Что её воспоминания о дяде Фабиане, к примеру, важнее, чем наше общее прошлое, которое для нас закончилось полгода назад, а для неё, поди, уже быльём поросло?"
"А ты бы с ней поговорил, — насмешливо предложил Гарри. — Тогда бы сам убедился, что она помнит, а что нет".
Рон и рад был бы последовать его совету, но чем больше проходило времени, тем всё более невозможным казалось просто подойти к ней и заговорить. Пихнуть, как раньше, плечом, устраиваясь рядом, и спросить: "А здорово тогда Гарри засунул троллю палочку в нос?!" Идиотизм. Ещё тупее было бы напомнить, как они напились перед первым разом. Настолько, что наутро Рон даже не был уверен, было ли у них что-нибудь. Да, это определённо была не та тема, которая бы подошла для первой беседы. "А ты только Гарри и Невилла нянчила? Может, меня тоже немножко?" Тьфу.
Рон заложил широкую петлю над садом, невольно выглядывая её силуэт среди деревьев. Прежняя Гермиона, скорее, сидела бы в доме, уткнувшись носом в очередную книжку. Эта — предпочитала проводить время на улице, как будто стены на неё давили. Она могла часами сидеть неподвижно, с закрытыми глазами, и была при этом мыслями где-то далеко-далеко, в той жизни, о которой они все не имели ни малейшего понятия, несмотря на то, что каждый вечер набрасывались с расспросами. Может быть, ему тоже стоило вместе с остальными не давать ей прохода и продыха, чтобы по крайней мере не сложилось впечатления, что ему всё равно. Может, если бы они привыкли разговаривать — пусть даже о дяде Фабиане, сейчас было бы легче восстановить потерянную ниточку, ведь, Мерлин побери, Гарри прав, это была всё та же их Гермиона, но с каждым днём они всё больше отдалялись друг от друга. Сегодняшний вечер был последним перед её отъездом. Последний шанс.
Занятый невесёлыми мыслями, Рон не сразу заметил, что в небо поднялась ещё одна метла. Он обратил на это внимание, лишь когда летун набрал изрядную высоту. И сразу стало понятно, что он явно не справляется с управлением: метла, как припадочная, совершала рывки из стороны в сторону, словно пытаясь сбросить наездника, а затем вошла в штопор и устремилась к земле. Рон с максимально возможной скоростью рванулся наперерез, уверенный, что не успеет.
Он перехватил древко спятившей метлы, когда до столкновения с землёй оставалось каких-нибудь пять ярдов, и она, узнав его уверенную руку, подчинилась, выравнивая полёт параллельно горизонту. Но разгон к этому моменту был такой большой, что от резкого торможения оба наездника свалились с мётел и покатились к подножию холма, переплетаясь руками и ногами. Наконец казавшееся бесконечным падение прекратилось, и Рон едва успел упереть ладонь в землю, чтобы не обрушиться всем весом на Габриэль. Несколько мгновений он, раскрасневшийся и встрёпанный, тяжело дыша, смотрел в её широко распахнутые глаза. Она медленно подняла руку, убирая забившиеся в рот волосы, и в этот момент Рон яростно прошипел:
– Это метла Фреда, идиотка! — и одним прыжком вскочил на ноги.
Подхватив с земли обе метлы, он решительно зашагал прочь, даже не потрудившись удостовериться, что она ничего себе не сломала. Поэтому не увидел, как Габриэль села, подтянув колени к подбородку, и уткнулась в них лицом, пытаясь унять подступающие слёзы злости и обиды.
***
– Тебе обязательно уезжать? — спросила Джинни, пошевелив в костре веткой, отчего в небо взметнулся столп искр. — От лета осталось всего ничего, скоро ребята отправятся на сборы, а у меня просмотр в команду. Может, задержишься ещё на недельку?
– Нет, — Гермиона решительно помотала головой. — Я и так провела дома всего два дня. Пора возвращаться.
Перед родителями ей действительно было ужасно стыдно — прежде всего за то, как мало она вспоминала о них, будучи в прошлом. А ведь один Мерлин знает, что они пережили за те несколько месяцев, что она числилась погибшей. Утешало только одно: оказалось, родители не верили в её смерть, не сомневались, что непременно случится чудо и дочь вернётся. Когда волшебники, лучше представляющие себе действительные возможности магии, уже потеряли надежду и смирились с утратой, двое магглов упорно продолжали ждать. Поэтому радость встречи не была омрачена чересчур сильным потрясением, и Гермиону довольно легко отпустили в Нору — известить своих друзей о том, что она жива.
– А долго тебе ещё прятаться? — подал голос Гарри.
– Прятаться меня никто не заставляет. Но прессе, конечно, лучше пока на глаза не попадать. Сначала Отдел Тайн должен придумать объяснение моему возвращению. Да ещё следствие по делу о пожаре снова возобновили, придётся давать показания, и в аврорате тоже просили раньше времени с журналистами не общаться.
– Правильно! — оживилась Джинни. — Теперь уж эти сволочи за всё заплатят!
– Ты о ком? — озадачено спросила Гермиона.
– Ты же сама рассказывала — про ту дуру, которая бросила на столе палочку, про Гойла…
– Ну и кто из них должен заплатить "за всё"? Гойл уже мёртв, а целительница, дежурившая в тот вечер, сразу после пожара уволилась и уехала во Францию. Так что обвинение предъявлять всё равно некому.
– Они не могут это так оставить! — возмущённо воскликнула Джинни, и Гарри с Роном зашикали на неё с обеих сторон — звонкий голос младшей Уизли, далеко разнёсшийся по ночному саду, был способен перебудить спавших в доме. — Теперь, когда есть свидетель…
– Надо признать, свидетель из меня так себе, — пожала плечами Гермиона. — Я даже не могу вспомнить лицо этой дежурной целительницы. Не говоря уж о палочке. Каким образом можно установить, что именно её использовал Гойл? Если эта Мари, или как её там, сразу не заявила о пропаже палочки, а втихую заказала себе новую, то никто не докажет, что она её вообще теряла. Так что…
– То есть ты тоже считаешь нормальным, что преступница останется на свободе? После всего того, что с тобой было?!
– Джинни… — Гермиона не знала, смеяться или плакать от того, каким ребёнком теперь казалась ей лучшая подруга. — Ну какая ещё преступница?! Её можно обвинить в халатности, максимум. И в сокрытии информации от следствия. Но за это уж точно не сажают.
– А что если это была не просто халатность? Что если всё было организовано нарочно, и этой твоей Мари заплатили за то, чтобы она забыла свою палочку без присмотра?
– О не-е-ет, — застонал Рон. — Бескомпромиссная Джинни Уизли утирает нос Визенгамоту и в одиночку разоблачает заговор! — он широко взмахнул руками, изображая в воздухе газетный заголовок. — Скорее кто-нибудь пригласите Риту Скитер, у нас тут сенсация…
– Вот дурак! — Джинни замахнулась на брата крепким кулачком, но Гарри перехватил её руку.
– Та-а-ак, кому-то пора спать, — заявил он, заставляя девушку подняться на ноги. — Пойдём, я провожу тебя.
Они обменялись выразительными взглядами, после чего Джинни, мило улыбнувшись, пожелала Рону и Гермионе спокойной ночи и послушно разрешила себя увести. Наступившее неловкое молчание вдруг было прервано насмешливым фырканьем Рона.
– Старый добрый Гарри со своим дипломатическим талантом, — произнёс он, придвигаясь ближе к огню. — Придётся перестать делать вид, что мы с тобой не знакомы. А то получится, что все его старания были напрасны.
– Может, у него, наоборот, были какие-то личные соображения, — буркнула Гермиона. — И, кстати, я не делала вид, что мы не знакомы.
– Про личные соображения, — Рон потянулся за бутылкой, — я притворюсь, что не услышал. Всё-таки речь о моей сестре. Ещё вина? — она молча кивнула. — Ну хорошо, я вёл себя всё это время как… как…
– Как обычно, — подытожила Гермиона, отсалютовав ему кружкой. — Я всё понимаю, Рон.
– Как обычно. Так что — мир?
– Мир, — вздохнула она, устраиваясь рядом с ним. — Что с тобой поделаешь…
– Ну конечно, ты теперь у нас взрослая тётенька, тебе положено проявлять снисходительность к подрастающему поколению.
– Точно! — она назидательно вскинула указательный палец. — А тебе положено уважать старших.
– Уважать старость, ты хотела сказать? — с невинным видом уточнил Рон и тут же получил подзатыльник. — У-у-у, Грейнджер, а рука всё такая же тяжёлая…
– Я практиковалась. Думаешь, ты единственный несносный подросток, с которым мне пришлось дело иметь?
Она внезапно помрачнела, и Рон тут же почувствовал перемену в настроении и не стал продолжать шутливую перебранку. Вместо этого он разлил остатки вина по кружкам и молча стал ждать, пока Гермиона заговорит сама.
– Мой лучший друг в прошлом тоже был сильно младше меня, — призналась она, наконец решившись на откровенность. — Почти на десять лет. И мне… ужасно больно… — её голос зазвучал совсем слабо, сведённое судорогой горло отказывалось повиноваться, — от того, что мы с ним больше никогда не увидимся. Я ни за что… ни за что не согласилась бы потерять тебя.
– Это тебе не грозит, — серьёзно заверил Рон, обнимая её за плечи. — Вполне возможно, что эта задача вообще невыполнима. Например, мама в детстве пыталась потерять меня раз пять. В Косом переулке, несколько раз на местной ярмарке, ещё на каком-то очередном юбилее тётушки Мюриэль, и на Кингз-Кроссе, когда впервые отправляла в Хогвартс близнецов… И папа тоже пару раз попробовал, в Министерстве. Но всё было бесполезно, как видишь…
Он нёс полнейшую ахинею до тех пор, пока Гермиона невольно не заулыбалась.
– Какой же ты клоун… — она легко чмокнула Рона в щёку.
– Ну а теперь признавайся, на ком ты отрабатывала свою знаменитую затрещину в моё отсутствие?
– Вообще-то, на твоём дядюшке, — ответила Гермиона. — Ты, кстати, очень сильно на него похож.
– Но у вас же не такая большая разница в возрасте, — удивился Рон. — Ты говорила, что он был всего на курс тебя младше, разве нет?
– Всё правильно.
– А как же тот "лучший друг на десять лет моложе"?
– О, он не позволял себя так просто лупить, — засмеялась она.
– Ну всё, теперь ты просто обязана рассказать, кто же тот храбрец, что осмелился сопротивляться твоим воспитательным мерам. Иначе я зачахну от любопытства.
– Боюсь, это тебя слишком шокирует, — Гермиона скорчила страшную рожу, чувствуя себя с Роном так легко и свободно, что невозможно было представить, насколько он был далёким и чужим ещё сегодня днём.
– Ничего, я готов, — он преувеличенно-внимательно уставился на неё с демонстративно серьёзным лицом. — Я выдержу. Давай уже, шокируй.
– Снейп, — просто ответила она. — Я дружила с Северусом Снейпом.
Рон надолго замолчал, переваривая информацию.
– Да уж, ты умеешь удивить, — сказал он наконец.
– Я предупреждала, — она пожала плечами. — На самом деле он замечательный. Он всегда поддерживал меня, когда мне было плохо. Позволял увидеть свои слабые места и болевые точки. Мне очень-очень его не хватает… — закончила она почти шёпотом, чувствуя, как снова подступают слёзы. — И я благодарна этой дуре Мари, — Гермиона решительно вскинула голову, — за то, что получила шанс увидеть некоторых людей совсем не такими, какими представляла их себе раньше. Этот опыт был болезненным, и болит до сих пор, но я не жалею. Не жалею, понимаешь?! — она казалась себе натянутой звенящей струной, которая вот-вот лопнет от напряжения.
– Понимаю, — кивнул Рон, притягивая её ближе. — Правда, понимаю. И… ты ведь не только о Снейпе говоришь сейчас?
– Наверное, я и вправду не сильно изменилась, — она шмыгнула носом, — раз ты до сих пор видишь меня насквозь. Да, я много что поняла и много чего пересмотрела. И да — там был ещё один очень важный для меня человек, потеряв которого я всё равно что потеряла себя.
– Он тоже уже умер? — осторожно спросил Рон.
Гермиона только помотала головой, не в силах произнести ни звука. Они долго сидели, бездумно наблюдая за пляской языков костра, чувствуя, как срастается что-то, что, казалось, было разорвано навсегда. Как возвращается тепло и доверие, без которых этот мир был бы совсем не таким, неправильным, ущербным…
– Ты совсем засыпаешь, — Рон слегка шевельнул рукой, которая наверняка уже затекла. — Может, всё-таки сначала выспишься у нас, а уж потом к родителям?
– Нет-нет! — встрепенулась Гермиона, волевым усилием разлепляя ресницы и стряхивая дремоту. — Я обещала маме, что утром буду дома. А вот тебе и вправду давно пора ложиться. У вас же завтра… то есть уже сегодня поездка в Лондон запланирована, так?
– Угу, — без энтузиазма признался он. — Придётся тащиться с девчонками на игру. Любимые Гарпии Джинни устраивают благотворительный матч с какой-то любительской командой. Для Героев Войны, между прочим, почётные места забронированы, вот так-то. Если бы не твоя конспирация, могла бы устроить громкое и красивое возвращение.
– Да ну его, — она широко зевнула. — Повеселитесь без меня пока.
– Какое уж там веселье, — махнул рукой Рон. — Водить за ручку "бедняжку Габи" и следить, чтобы она себе шею не свернула… Слышала, что она сегодня отколола?
– Угу. И кстати, зря ты так на неё налетел. Откуда ей было знать…
– Что, уже успела наябедничать?! — перебил он раздражённо. — А спросить кого-нибудь она не могла, прежде, чем взять из сарая самую норовистую метлу?
– А она, между прочим, в результате подумала, что ты разозлился только потому, что вещи Фреда неприкосновенны. И рыдала полдня.
– Всё-таки вы, девчонки — это… полный кошмар!
– Нет, это у вас, мальчиков, иногда вместо головы бладжер, — парировала Гермиона.
– Почему не квоффл? — слегка обиделся Рон.
– Потому что вызывает желание вдарить битой. И вообще, скажи спасибо, что не снитч.
– Маленький, всегда неизвестно где, и делает ушами "хлоп-хлоп"? — уточнил он. — О да, спасибо. Пускай будет бладжер.
– Рон, прекрати, — сдавленно произнесла Гермиона, ярко представив себе человека со снитчем на плечах. Истерический смех удалось сдержать только тем соображением, что обитатели Норы вряд ли оценили бы подобную шутку в четыре утра. — Это вообще не смешно. Обидел девочку и даже не извинился. Тоже мне, герой!
– А я никогда и не претендовал, — буркнул Рон.
– Ты может и не претендовал. Но Габи всегда считала тебя своим личным спасителем. Ещё с Тремудрого турнира.
– Да брось! Никого я не спасал! — он заметно смутился и даже вскочил на ноги, с крайне озабоченным видом начав подкладывать в костёр новые ветки.
– Это мы с тобой знаем, — продолжила Гермиона, как ни в чём не бывало, наслаждаясь его замешательством. — А для Габи ты с тех пор стал самым настоящим героем. Как Гарри для Джинни после Тайной комнаты.
– То есть ты хочешь сказать… — в ужасе начал Рон. — Да нет, она совсем ещё ребёнок, ты что!!!
– Ну и что ей теперь влюбиться нельзя? — невинно поинтересовалась Гермиона. — В Героя Войны, звезду квиддича, будущего бравого аврора, да и просто отличного парня…
– Заткнись, Грейнджер, — простонал он, хватаясь за голову. — Какой кошмар!
– Никакого кошмара, — беспечно возразила она. — Не понимаю, чем ты недоволен.
– И что же мне теперь делать? — Рон смотрел так жалобно, что Гермиона едва удержалась от смеха. — Что мне с этим делать?!
– Расслабиться и получать удовольствие, — невозмутимо ответила она. — Она будет обожать тебя на расстоянии, краснеть, бледнеть и печь для тебя фирменное печенье. А потом подрастёт и повырывает твоим квиддичным фанаткам все их белокурые шиньоны…
– Так, стоп! — решительно перебил её Рон. — Я всё понял. Тебе просто не терпится передать меня "в хорошие руки", чтобы дальше строить свою взрослую жизнь.
Лёгкое настроение как ветром сдуло.
– Едва ли из наломанных мною дров теперь удастся что-то построить, — грустно сказала она, поднимаясь с земли. — Светает — мне пора.
– Уже? — он сжал её в крепком объятии. — Не пропадай, ладно? Может быть, поедешь с нами на сборы?
– Мне сначала хотя бы документы получить надо. Да и вообще, с моей учёбой ещё ничего не понятно. Так что вряд ли. Но как только воскресну официально — сразу же приеду вас всех навестить.
– Будем ждать, — пообещал он. — Передавай привет родителям.
Кивнув, Гермиона аппарировала, а Рон, наколдовав на себя чары непромокаемости, улёгся прямо в траву. Первые лучи восходящего солнца позолотили макушки деревьев, качавшиеся у него над головой, где-то недалеко запела первая утренняя птица. Рон почти что начал засыпать, когда негромко стукнула дверь дома, и спустя несколько минут рядом с ним, голова к голове, растянулся Гарри.
– Я слышал хлопок аппарации, — сквозь отчаянную зевоту сообщил он. — Куда она в такую рань?
– Домой. И я понятия не имею, почему именно на рассвете. Мы не ссорились, и я ничем её не обидел, — немного раздражённо добавил он, отвечая на немой вопрос. — Правда, всё в порядке.
– Поговорили?
– Поговорили.
– Ну и хорошо.
А потом они долго лежали, глядя в светлеющее небо. И, уже окончательно погружаясь в сон, Рон ворчливо сказал:
– Твой дурацкий цветок пахнет на всю округу…
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:49 | Сообщение # 52 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 45.
Гермиона не прожила у родителей и недели, как стала чувствовать себя зверем в клетке. Давно уже ей не приходилось проводить столько времени совершенно бесцельно. Конечно, после непрекращающейся суеты, царившей в Норе, тихий дом её детства как нельзя лучше подходил для того, чтобы собраться с мыслями и решить, что же делать дальше со своей жизнью. Беда в том, что ничего толкового не придумывалось. Возвращение в Академию было лишено всякого смысла — это единственное, что она знала наверняка. Можно было бы пойти учиться на зельевара или колдомедика — чтобы подтвердить свои практические знания официальным документом. Или, в конце концов, уехать ото всех в Париж и исполнить мечту юности, поступив в Университет на магическое право. Эта мысль казалась самой привлекательной из всех, но времени до начала учебного года было слишком мало. Даже если бы ей и разрешили сдавать вступительные экзамены после того, как набор завершён, — до первого сентября было невозможно успеть подготовиться. От осознания, что опять всё не получается так, как хотелось, Гермиону накрыла апатия.
Она проводила все дни в гамаке на заднем дворе, в обнимку с непривычно покорным Косолапусом, пытаясь возродить в себе веру в то отчаянное "не жалею", которое она выкрикнула в лицо Рону. Но она жалела, Мерлин побери, обо всём! Жалела, что они с Роном вытащили Гойла из Выручай-комнаты, жалела, что не прогуляла ту чёртову практику в Мунго, жалела, что спаслась из огня — цена, заплаченная за это, оказалась слишком высока. Жалела, что доверилась Дамблдору, и что шла наперекор его советам, и что последним, что он от неё услышал, было злобное шипение: "Вы не доживёте до победы!" — так хотелось хоть немного отомстить ему и Боуду за то, что пришлось играть по правилам до конца.
За это прощание ей было так стыдно, что, оказавшись в Хогвартсе, Гермиона первым делом отправилась не в кабинет к Макгонагалл, не в больничное крыло к Поппи, не в теплицы к Невиллу, а к белой гробнице. Разговаривать с директорским портретом ей не хотелось, но над могилой Дамблдора она просидела почти час, жалуясь, проклиная, умоляя о прощении. Там её и нашла Макгонагалл. Тихо подойдя в своём анимагическом обличии, она с достоинством уселась на дорожке, ожидая, пока Гермиона обратит на неё внимание. А когда та вскочила и бросилась к ней — сделала шаг навстречу, превращаясь и принимая в объятия заплаканную бывшую ученицу.
"Я думала, что ты уже не вернёшься, девочка, — прошептала она. — Почти совсем перестала ждать…"
"Ждать? — переспросила Гермиона непонимающе. — После того, как Невилл передал вам, что я жива?"
"О да, Невилл и Луна мне рассказали. Ты и вправду могла бы появиться в Хогвартсе пораньше, но я имею в виду другое. Почему ты не вернулась сразу после пожара? Я уже не надеялась…"
"Вы знали, что я не погибла?" — потрясению Гермионы не было предела.
"Идём, — Макгонагалл поманила её за собой в замок. Приведя Гермиону в директорский кабинет, она усадила её в кресло и потянулась к верхней полке одного из шкафов. — Альбус просил передать это тебе, когда мы снова увидимся… Джин".
Макгонагалл протянула Гермионе уменьшающую шкатулку, в которой Джин Найтли держала то немногое, что было ей дорого: шахматный набор, подаренный Фабзом и Алисой, сердоликовые серьги и браслет, колдография Ордена Феникса, зачарованный галеон, по которому никого и никогда уже не вызвать… И письма, письма, письма — она сама не знала, зачем хранила их, если ни разу даже не решилась перечитать. Вот эта толстая связка — от Алисы, чуть поменьше — от Доркас, которая оттачивала перо, практикуясь в эпистолярном жанре, ворох забавных записок от Фабза, который терпеть не мог писать длинные письма, но зато гонял сову ради того, чтобы пожелать Джин удачи на экзамене или просто доброго утра — в том числе и когда они оба находились в Хогвартсе. А там, в самой глубине, завёрнутые в алый платок, которым она покрывала волосы, работая в лаборатории… Гермиона захлопнула шкатулку так поспешно, как будто там сидела ядовитая змея.
"Значит, вы всё знали?"
"Не сразу. Догадалась, когда ты была на шестом курсе. Пришла со своими подозрениями к Альбусу, и он их подтвердил. Он сказал, что ты вернёшься в своё время, и поэтому, когда я узнала про пожар… — её голос задрожал и прервался. Сделав глубокий вдох, Макгонагалл слабо улыбнулась Гермионе и продолжила: — Сначала я была уверена, что ты вот-вот объявишься. Но время шло, ты официально была признана погибшей… И я начала думать, что произошла какая-то чудовищная ошибка. Что Джин Найтли так и не попала обратно".
"И поэтому никому не признались", — задумчиво произнесла Гермиона, и Макгонагалл кивнула.
"Я не хотела давать ложную надежду, — сказала она виновато. — Какое счастье, что ты снова с нами! Помона сейчас тоже в замке — она будет в восторге!"
Помона и в самом деле пришла в восторг. Гермиона, которая вначале только и думала о том, как бы половчей сбежать, не обидев пожилых профессоров, сама не заметила, как оказалась втянута в девичьи посиделки с бутылкой молодого эльфийского вина и совершенно несолидной болтовнёй о старых добрых временах, когда студенты были прилежней, а кавалеры — обходительней.
"Жалко, что нет Поппи, — вздохнула профессор Спраут. — Представляю, в каком она будет шоке, когда узнает!"
"Она опять отпуск в Кордове проводит?" — автоматически спросила Гермиона, скорее для поддержания разговора, чем из настоящего интереса.
"Что ты! — всплеснула руками Спраут. — С Ксавье у них давно всё закончилось. Вскоре после первой войны. Он потом приезжал в Британию, бедняжка, надеялся её вернуть. Кстати, Поппи писала, что недавно встретила его на Лазурном берегу, представляешь?! Живёт там на какой-то вилле с богатой дамой, — она заговорщицки понизила голос. — А помнишь, — Спраут совершенно по-девчачьи хихикнула, — как он хвост пушил, изображая из себя испанского гранда? Серенады нам с Поппи пел… по очереди…"
"А Невилл всё ещё в замке?" — невпопад спросила Гермиона, чувствовавшая, что вечеринку пора сворачивать, пока кому-нибудь не пришла в голову идея открыть ещё одну бутылку.
"Да, он у меня на практике до сентября, — закивала Спраут. — Позовём его?"
"Нет-нет, мне уже пора, — испуганно возразила Гермиона, совершенно не уверенная, что Невилл захочет её видеть. — Я просто хотела передать ему кое-что. Профессор Макгонагалл…"
"Минерва! — Макгонагалл погрозила ей пальцем. — Мы же договорились…"
"Минерва, — покорно исправилась Гермиона, — а думосбор профессора Дамблдора всё ещё… могу я им воспользоваться? Точнее, оставить в нём кое-какие воспоминания. Для Невилла".
"Ну разумеется!" — Макгонагалл приглашающе махнула рукой.
Сначала Гермиона собиралась показать Невиллу ту сцену в доме Лонгботтомов, вскоре после его рождения. Но чем дольше она сидела над думосбором, тем больше вспоминалось счастливых мгновений из жизни Фрэнка и Алисы, которыми она просто обязана была поделиться с их сыном. Серебристые нити тянулись одна за другой: первая встреча в библиотеке Хогвартса, выпускной, свадьба в Норфолке, собрания Ордена Феникса… Широкая улыбка Фрэнка, его рука, всегда лежащая на талии жены, и Алиса — весёлая, озорная, такая хрупкая рядом с мужем. Они оба сияли от любви, и Гермиона вдруг поняла, что завидует им даже сейчас, когда они лежат в больничной палате. Всё так же вместе, несмотря ни на что. У неё самой этого уже не будет никогда.
– Джин! — окликнула её из дома мать. — Иди обедать!
Это было невыносимо. Родители изо всех сил делали вид, что ничего не произошло, и Гермиона подыгрывала им, как могла. Она понимала, насколько им не по себе — после ужасного известия, после долгих месяцев отчаянной надежды, наконец снова увидеть дочь — такой. И как она ни старалась, с каждым днём было всё трудней изображать беспечную уверенность и оптимизм. Особенно тяжело было с мамой, которая из всех проблем дочери сосредоточилась на одной-единственной — получении ею подобающего образования. Новость о том, что Гермиона не собирается дальше учиться на аврора, была воспринята легко, даже, скорее всего, с затаённой радостью и облегчением. Но потом начался сущий кошмар. Мама честно пыталась на неё не давить, но тем не менее за всеми этими "я тебя не тороплю" и "решать должна ты" скрывалась железобетонная убеждённость в том, что Гермиона просто обязана немедленно озаботиться своим образовательным статусом. Причём лучше, если это будет нормальный университет с нормальной программой, который выпускает нормальных специалистов. Иными словами, Оксфорд. Едва только прозвучало это слово, Гермиона почувствовала, что запас дочерней покорности окончательно иссяк. Конечно, маме неоткуда было знать, что камни Мертон-колледжа, скрывающие отвратительный механизм, всю жизнь будут пахнуть смертью и кровью. И у неё не было ни малейшего шанса понять, почему дочь так изменилась в лице и почему с этого самого дня не желала ничего слышать о маггловских учебных заведениях. Это непонимание потянуло за собой цепочку недоговорок, а порой и откровенного вранья, и за несколько последних дней между ними накопилось такое напряжение, что впору было бежать сломя голову — в Нору, в лондонскую квартиру, в Хогвартс — куда угодно, лишь бы не видеть больше укоризненного взгляда матери. "Вот ты сидишь целыми днями, теряешь драгоценное время — я больше не узнаю тебя!" — читалось в нём.
Отец, как обычно, не вмешивался в воспитательный процесс. Он и в прежние времена не пытался спорить с женой, оказывая Гермионе лишь молчаливую поддержку. Она просто знала, что отец на её стороне, понимала это и мама, у которой хватало мудрости не привлекать мужа в качестве арбитра. Да и поводов для откровенного недовольства своими решениями Гермиона раньше не давала. Мама всегда была против того, что дочь всё больше погружается в магический мир, но, будучи в этом вопросе в меньшинстве, старалась не обострять конфликт. Сейчас в меньшинстве себя ощущала Гермиона. Может быть, она переоценила спокойствие, с которым, как ей казалось, родители пережили известие о её смерти. А может, шок накатил на них с запозданием. Как бы то ни было, даже отец, всегда поощрявший желание дочери жить и работать среди волшебников, теперь явно предпочёл бы, чтобы она держалась подальше от мира, который едва не убил её. Конечно, этого следовало ожидать, но Гермионе всё равно было ужасно обидно лишиться союзника, одобрение которого раньше значило для неё так много — гораздо больше, чем все возражения мамы. Особенно сейчас, когда она сама чувствовала себя потерянной и одинокой.
– Через пять минут, мам! — Гермиона прикрыла глаза, собираясь с силами.
Сейчас ей снова предстояло выдержать волну агитации. После того, как мама смирилась с мыслью, что в Оксфорд Гермиона не поедет никогда, её стратегия осталась прежней. Изменились лишь проспекты, раскиданные по всему дому. Теперь на них красовалась не намозолившая глаза "карандашница", а капелла кембриджского Королевского колледжа — вот и вся разница. Не-вы-но-си-мо!
Гермиона открыла шкатулку, чтобы спрятать обратно письма Алисы. Их она тоже решила передать Невиллу, но сначала хотела перечитать сама. По крайней мере, это было хоть какое-то занятие. Уже второй день на задаваемый инквизиторским тоном вопрос: "Что ты там делаешь?" она со спокойной совестью отвечала: "Разбираю корреспонденцию". Это звучало достаточно солидно, чтобы мама временно оставляла её в покое, не требуя подробного отчёта о планах на ближайшее будущее.
Внезапно Косолапус, нежившийся у Гермионы под боком, навострил уши. Скорее всего, услышал скрежет открываемой банки с кормом — судя по тому, с какой скоростью он метнулся в направлении кухни. По дороге так толкнув Гермиону под локоть, что та выронила шкатулку, содержимое которой рассыпалось по земле. Тоненько звякнули серёжки, покатились во все стороны фигурки из раскрывшегося от удара шахматного набора, веером разлетелись записочки Фабза…
– Косолапус! — угрожающе зарычала Гермиона, поспешно выпрыгивая из гамака, чтобы поднять свои сокровища.
Белый король, шатаясь, словно контуженный, заковылял на своё место, неодобрительно оглядываясь на Гермиону, которая трясущимися руками собирала пожелтевшие листочки. И старательно игнорировала яркое пятно, маячившее на периферии зрения, — до тех пор, пока внезапный порыв ветра не взметнул платок вверх, отчего тот на мгновенье стал похож на язык пламени. В следующую секунду Гермиона упала на колени, подхватывая и прижимая к груди стопку писем, которую все эти дни запихивала подальше.
– Джин, всё готово!
– Мам, я потом… Попозже, ладно? — голос сел от волнения, а дрожащие пальцы уже разворачивали самый верхний листок.
"Я наконец всё понял. Ты - моё смоляное чучелко".
Его последнее письмо, на которое она так ничего и не ответила. Конечно, тогда нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь узнал об их переписке, хотя истинной причиной было то, что Джин просто не знала, что написать в ответ на подобное признание. Но всё равно — моменты, столь же счастливые, как тот, в убогой комнатке Дырявого котла, можно было пересчитать по пальцам. И неважно, что пришлось отправить Суллу восвояси — теперь-то она знала, что ниточку между ней и Люциусом было не так легко оборвать. Для этого нужно было оставить его в прошлом. Но сейчас годилась и иллюзия его присутствия — просто чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Перебирая письма, она словно слышала его голос.
"Только что вернулся из Нового Света. Ни за что не поверишь, кого я здесь встретил. Помнишь, ты писала про Аврору Бек? Так вот, она ещё жива и, представляешь, она всё-таки разыскала своего мужа и вернула ему память! Спустя пятнадцать лет, вообрази себе!!! Правда, сейчас он уже умер от старости, а она до сих пор преподаёт в Салемской Академии. Совершенно потрясающая карга, тебе бы она наверняка понравилась…"
– Не сейчас! — Гермиона нетерпеливо отмахнулась от лезущего под руку Косолапуса, который, пообедав, вернулся к ней за порцией ласки. — Как думаешь, Гарри поверит, что это и вправду мой патронус? — задумчиво спросила она у него, доставая палочку.
Кот лишь страдальчески закатил глаза, что на его языке всегда обозначало: "Поменьше разговоров, давай, действуй!"
***
– Седина и нос крючком совершенно лишние, — заявил Гарри вместо приветствия, подсаживаясь за её столик. — Тебя и без того никто бы не узнал.
– Ну видишь — ты-то узнал. Значит, не совсем невозможная задача, — возразила Гермиона, пододвигая к нему вазочку с мороженым.
– Ты облегчила мне задачу. "Целоваться с Чу Ченг было мокро, жду через час у Флорана, Всезнайка", — передразнил он её. — Более идиотского послания я от тебя ещё никогда не получал, конспираторша.
– Я волновалась, — пожала она плечами. — Думала, а вдруг ты уже на сборах.
– До отъезда ещё два дня. Как твои дела с документами продвигаются?
– Да никак. Скорый выход из подполья мне не грозит, сижу в Винтербурне. Пару раз только выбиралась из дома: заглянула в Хогвартс и ещё с Невиллом навещала его родителей в Мунго.
– Здорово! — Гарри тепло улыбнулся. — А у меня для тебя сюрприз.
Он открыл тот самый тубус из-под разборной пирамиды Луны, а из него достал скатанный в трубочку холст. Гермиона осторожно развернула его и ахнула. На картине был изображён трёхмачтовый галеон, который, казалось, вот-вот проткнёт холст форштевнем, ныряя носом с высокой волны. На баке стояли две человеческие фигуры. Мужская была едва намечена, прописана лишь рука, держащаяся за борт, и складки плаща, который взметнулся от шквального порыва. А рядом, чуть за его плечом, не то поддерживая, не то благословляя, стояла женщина. Она была закована в воронёную кирасу, а летящие по ветру волосы были гораздо длиннее, чем Джин носила в прошлом, но черты лица, освещённого падающим из-за туч широким лучом солнца, несомненно, принадлежали ей.
– Жанна д'Арк какая-то, — хмыкнула она, скрывая под насмешкой смущение. — Дрейк так мне её и не показал. Говорил, что ещё не закончил.
– Ну да, её сняли для меня прямо с мольберта, — ответил Гарри. — По-моему, красиво…
– Спасибо! — на её глаза навернулись слёзы. — Сюрприз удался. Как ты её разыскал?
– Ну-у-у… — Гарри замялся. — Сначала я просто хотел расспросить Дурсли, что они помнят о тебе. Мы с тётей Петуньей… в общем, она старается наладить отношения, и мы иногда видимся. Я был у них три дня назад, и они упомянули этого Лоуренса.
– Дрейка. Он называл себя Дрейком.
– Дрейка. Всё равно, пришлось потом ещё с миссис Фигг трясти подробности. Она, кстати, передавала тебе приглашение на чай. Ну вот, потом я разыскал его семью. Про тебя они ничего не знали, но зато показали мне его бывшую студию. И когда я увидел эту картину, подумал, что ты будешь рада…
– Я рада, спасибо! Правда, рада! — Гермиона шмыгнула носом.
– И ты не сердишься, что я…?
– Не сержусь. Я понимаю, что ты не собирался лезть в мою личную жизнь.
– Угу, — он смущённо опустил взгляд. — Так это он? Тот, второй, по которому ты тоскуешь?
– Рон — трепло! — фыркнула она. — Нет, это другой человек.
– Рон, может, и трепло, — немного обижено произнёс Гарри, — но ты могла бы сама мне рассказать про Снейпа. Ты же знаешь, как мне это важно… важно понять, что он все эти годы чувствовал.
Гермиона перевела взгляд на снующих туда-сюда по Косому переулку волшебников. Ещё неделя — и улица наводнится школьниками, занятыми подготовкой к новому учебному году в Хогвартсе. Хогвартс без Северуса…
– Я расскажу, — тихо сказала она. — Обязательно расскажу — попозже, ладно? — Гермиона задержала дыхание, собираясь с духом, и наконец выпалила: — А что с Малфоями?
– С кем? — Гарри показалось, что он ослышался. — Что именно ты хочешь знать?
– Хочу знать, чем закончился процесс. Какой им вынесли приговор? Они… в Азкабане?
– Нет, выкрутились, как обычно, — с брезгливой гримасой ответил Гарри. — Даже Люциус отделался домашним заключением. Для него — пожизненное, для Драко — пять лет.
– Пожизненное… — повторила она неживым голосом. — В Малфой-мэноре?
– Ага. Без права переписки, и для посещений требуется разрешение из Министерства…
– А Нарцисса? — перебила Гермиона.
– Нарциссу оправдали. Ещё до твоего пожара, кстати. И она решила, что в её возрасте морской воздух гораздо полезнее для кожи, чем статус жены преступника под следствием, имущество которого в скором времени будет арестовано, поспешно развелась, отсудила себе какую-то недвижимость во Франции и уехала туда поправлять пошатнувшееся здоровье. Вот так-то, а я думал, что слизеринские пары как лебеди — друг без друга не живут…
– А Люциус? — нетерпеливо спросила она. — Что про него известно?
– Да ничего, — пожал он плечами. — Я как-то не интересовался. Слышал краем уха, что хорёк пытался шум поднять, требовал рассмотреть мнение какого-то колдомедика, что отец, мол, болен и заключения не перенесёт. Но ничего у него с этим не вышло.
– Гарри, — с нажимом произнесла Гермиона, — мне нужно получить министерское разрешение, срочно. Прямо сейчас.
Гарри окинул её внимательным взглядом.
– Вот оно что… — сказал он неопределённо. — Ты для этого пригласила меня? Это он — тот самый? Люциус Малфой?
Гермиона накрыла его ладонь своей, умоляюще заглядывая в глаза.
– Я не могу его ненавидеть, прости, — прошептала она. — Это всё равно, что ненавидеть саму себя. Свою юность, свои ошибки. Я клянусь, что всё расскажу тебе и, может быть, ты меня поймёшь. А сейчас просто помоги мне! Я должна его увидеть, должна вернуться, я обещала, что всегда возвращаюсь, понимаешь?!
– Тише, тише, я понимаю, — успокаивающе ответил Гарри. — Просто это совсем уж…
– Ты поможешь мне или нет?! — в её голосе зазвенел металл, и выражение лица стало как на той картине — яростное, вдохновенное и юное.
– С меня разрешение на визит в Малфой-мэнор, с тебя — объяснения, идёт? — сдался он, раздираемый противоречивыми чувствами, из которых в данный момент побеждало любопытство.
– Хорошо, — без колебаний согласилась Гермиона. — Но по дороге.
***
– Пляши, подруга! — Гермиона, нервно мерявшая шагами Атриум, бросилась навстречу Гарри, который вышел из лифта, помахивая в воздухе какой-то бумажкой. — Под мою личную ответственность. Поскольку, пока ты официально не воскресла, то формально признаёшься недееспособной и находишься под моей опекой… — он насладился шокированным выражением её лица и только потом признался: — Шутка. Но тем не менее, выписать разрешение на посещение Малфой-мэнора на твоё имя пока невозможно.
– Что это значит? Ты отправишься к Малфоям вместе со мной?!
– Ну да, посижу там, поболтаю с Драко о том, как мы в детстве вместе играли…
– …аж целых пять часов, пока я не забрала тебя домой, — скептически продолжила Гермиона. — Кто бы мог тогда подумать, что это было начало прекрасной дружбы?
– Валяй, издевайся, а мне на самом деле жаль, — внезапно посерьёзнев, сказал Гарри. — Как-то всё нелепо. И я ещё не до конца понимаю, как же вышло так… паршиво.
– А я боюсь, что это всё из-за меня, — тихо, но твёрдо произнесла она.
– А я вот всё думаю, отчего динозавры вымерли, — буркнул он. — У нас портключ на половину одиннадцатого завтра. Лично я — домой, отсыпаться, эти бюрократы меня умотали.
– Я, пожалуй, останусь в Дырявом котле, — решила Гермиона, которой до завтра надо было собраться с мыслями.
– Не хочешь лично сообщить Рону, кому мы собираемся нанести визит? — поддел её Гарри.
– Нет, и тебя прошу не говорить, — серьёзно ответила она. — Ещё неизвестно, как всё пройдёт. Скорее всего, он и говорить со мной не захочет, после стольких лет…
– То есть, предпочитаешь пострадать в одиночестве? Ну, как знаешь.
– Захвати мою картину с собой, — попросила Гермиона, протягивая ему тубус. — Пусть ждёт меня дома.
Гарри, просияв, кивнул. Его явно порадовало её признание, что она всё ещё считает лондонскую квартиру своим домом. Хотя на самом деле Гермиона понятия не имела, где теперь её дом. Это всё было неважно до тех пор, пока она не исполнит своё обещание и не вернётся — пусть даже это было уже никому не нужно.
***
Когда Драко вышел из ванной, по подоконнику его комнаты прохаживалась министерская сова. Судя по её потрёпанному и недовольному виду, можно было с уверенностью утверждать, что Сулла вновь подстерёг конкурентку в саду. Отцовский филин не желал смиряться с вынужденной отставкой и заточением в поместье. Установленный вокруг Малфой-мэнора барьер не позволял ему даже просто вылететь за пределы сада, не говоря уж о доставке почты. Теперь единственным способом связи с внешним миром был камин, соединённый только с одним адресом — кабинетом старшего аврора Квинси, куратора Малфоев. И если в поместье что-нибудь, не дай Мерлин, случится ночью или в выходной — у них даже не будет возможности попросить о помощи. Драко еле-еле выторговал для отца ежемесячный визит целителя Неббиша. От старика было мало толку, но он хотя бы не смотрел на них как на прокажённых и честно пытался разобраться, что происходит с Люциусом. Драко сомневался, что кому-нибудь ещё было до этого дело.
Зато Квинси без устали слал распоряжения: проверить по каталогу библиотеку, предоставить подробный план дома, составить опись фамильных артефактов и портретов…
"Скоро он потребует пересчитать столовые приборы", — прокомментировал как-то отец.
Было совершенно ясно, что всё шло к полной конфискации имущества. Первым делом вывезли лабораторию — вместе с приличным запасом ингредиентов, среди которых было немало очень ценных, в своё время с большим трудом добытых Северусом. Теперь в доме не из чего было сварить даже перцовое зелье. Да и не в чем.
– Ну что там у тебя? — нелюбезно буркнул Драко, впуская сову и отцепляя от её ошейника свиток. — "Настоящим уведомляю, что мистер Гарри Поттер с сопровождающим лицом получил разрешение на посещение Малфой-мэнора 14 августа 1999 года. Старший аврор Квинси". Ну спасибо, птичка! Главное — успеть расстелить ковровую дорожку… — сова, не моргая, смотрела на него тупым взглядом. Но, по крайней мере, хотя бы делала вид, что слушает. В его ситуации годился и такой собеседник. — И что ещё за "сопровождающее лицо"?
Сова наконец сообразила, что угощения ей снова не дождаться, и, сердито клацнув клювом, вылетела в окно.
– Что им тут вообще понадобилось?! — проорал вслед удаляющемуся силуэту Драко и в сердцах хлопнул створкой так, что стекло жалобно задребезжало.
Драко направился в спальню отца, раздумывая, стоит ли предупредить его о завтрашнем визите. Тот уже два месяца не выходил из своей комнаты, поэтому встреча с гостями ему всё равно не грозила, и Драко решил умолчать о сегодняшней почте. Некоторое время назад Люциус окончательно перестал реагировать на попытки сына поговорить с ним. Раньше Драко упорно продолжал что-то рассказывать — лишь бы не сдаваться, не признавать, что надежды вернуть его нет. Ведь рекомендуют же целители беседовать с больными, находящимися под воздействием "жидкого сна" или в магической коме — чтобы они не теряли связи с миром живых. Но вскоре стало ясно, что все старания Драко ни к чему не приводят. Сознание Люциуса работало, он просто не хотел возвращаться в реальность, в лучшем случае раздражаясь, а в худшем — просто не замечая сына.
Вот и сейчас он сидел в своём кресле, сосредоточенно глядя куда-то вдаль, и даже не шевельнулся, когда вошёл Драко. Нахохлившийся Сулла, сидевший за окном на перилах балкона, с надеждой посмотрел на младшего Малфоя, но тот лишь развёл руками. Что он только не испробовал, когда отец начал всё чаще и всё глубже погружаться в это странное и пугающее состояние. Последний совет Неббиша сводился к тому, что Люциусу может помочь встряска, какой-нибудь сильный шок. Тогда, собравшись с духом, Драко направил на отца палочку.
"Мне придётся наложить на тебя Империо, — предупредил он дрожащим голосом. — Ты знаешь, что министерские следящие чары это непременно засекут, и меня отправят в Азкабан. Но клянусь, если ты немедленно не поднимешься из этого чёртова кресла…"
В следующий момент его сшибло с ног магическим ударом. Пришёл в себя Драко уже за дверью отцовской комнаты. Когда он набрался смелости вновь туда заглянуть, Люциус, как ни в чём не бывало, сидел на своём месте, не выказывая ни малейшего интереса к самочувствию сына, который только что протаранил головой стену. С тех пор Драко не рисковал навязывать ему свои решения.
– Спокойной ночи, отец! — прошептал он, наклонившись над Люциусом, чтобы поцеловать его в лоб.
В ответ не дрогнули ни губы, ни брови, взгляд всё так же был устремлён в невидимые Драко дали, а похудевшие пальцы, не сбившись с ритма ни на мгновенье, продолжали перебирать тимпаны маленькой латунной астролябии, которую отец не выпускал из рук с самого февраля.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:51 | Сообщение # 53 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 46.
Гарри ввалился в комнату, которую Гермиона сняла в Дырявом котле, за три минуты до срабатывания портключа, задыхающийся и красный от бега по лестнице.
– Представляешь, проспал! Меня Рон до пяти утра пытал, правда ли, что Габи в него влюблена ещё с Тремудрого турнира…
– Ох, Гарри, молчи лучше, — с угрожающим видом надвинулась на него Гермиона. — Ещё не знаю, во что тебя трансфигурировать, но сейчас придумаю.
– Я не виноват! — попятился он, изображая смертельный ужас. — Между прочим, мне с трудом удалось отбиться от его расспросов, куда это мы собрались. Я даже не позавтракал! У тебя нет ничего пожевать?
– Ты издеваешься надо мной?! Доставай портключ немедленно!!!
– Ну что ты так нервничаешь… Как видишь, отлично успели, — вторую половину фразы Гарри договорил, поднимаясь с влажной травы, росшей вдоль дорожки, которая вела к главному входу.
Из-за густого тумана казалось, что сейчас совсем раннее утро, и дом выглядел спящим, но при приближении к нему ощущалось, что этот сон неспокоен и тягостен. Гермиона поёжилась — не то от липкой сырости воздуха, не то от дурного предчувствия.
– Как думаешь, мы никого не разбудим? — спросила она — просто для того, чтобы стряхнуть с себя оцепенение.
– Они должны были получить уведомление из Министерства, — пожал плечами Гарри и решительно постучал в дверь.
– Гарри… — прошептала она одними губами, и он приобнял её на мгновенье, помогая обрести уверенность.
– Всё будет хорошо, — пообещал он, тоже понизив голос. — Ты же так хотела…
Он замолчал на полуслове, когда за дверью послышались шаги, щёлкнул замок и на пороге перед ними показался Драко Малфой собственной персоной.
– Поттер, — коротко поприветствовал он Гарри и посторонился, пропуская их в дом.
– Малфой. Ты теперь сам себе дворецкий, как я погляжу? — не удержался от подначки Гарри, и Гермиона незаметно двинула ему кулаком в рёбра.
Но Драко как будто не заметил сарказма.
– Дворецких нам иметь запрещено, — пояснил он спокойно. — Эльфы могут аппарировать за установленный барьер, поэтому их всех сослали во французское поместье. Так что мы с отцом живём тут совершенно одни.
– Ты что — и готовишь сам?! — искренне изумился Гарри.
Драко лишь пожал плечами и вопросительно уставился на него, явно ожидая, что тот представит свою спутницу. Гарри же, похоже, совершенно не догадывался о его затруднении.
– Драко Малфой, — наконец отрекомендовал он себя сам с коротким кивком.
– Здравствуй, Драко, — ответила Гермиона.
На лице Драко отразилась смена эмоций: от раздражённого недоумения до прозрения и шока.
– Грейнджер?! — недоверчиво выдохнул он, и у Гермионы внезапно совместились образы маленького Драко, который доверчиво тянул к ней пухлые ручки, и этого — стоящего перед ними с напряжёнными плечами, с горестной вертикальной морщинкой на лбу.
Она шагнула вперёд и мягко обняла его, и Драко, к их общему изумлению, не сделал попытки сразу вырваться, наверное, от потрясения. Так они простояли почти минуту в тишине, пока Гарри не сделал несколько шагов по холлу с таким видом, будто приехал на экскурсию. Только тогда до Драко, видимо, начала доходить вся абсурдность ситуации, и он медленно отстранился, судорожно соображая, что же заставило его обниматься с грязнокровкой.
– Стало быть, ты жива? — глупо спросил он. — Это и вправду ты?
– Это и вправду я, — просто ответила Гермиона. — Драко, я приехала к твоему отцу. Могу я увидеть его прямо сейчас?
Подошедший ближе Гарри вновь успокаивающе положил ладонь ей на плечо.
– М-м-м, Грейнджер, — на лице Драко появилась неуверенность, — он сейчас не в состоянии принимать гостей, извини.
– Что с ним?! Что происходит?! — почти выкрикнула она, стряхивая с себя руку Гарри.
– Понятия не имею, Грейнджер, — устало ответил Драко. — Он как будто тает, я не знаю, как это объяснить.
– А что он сам говорит? — помертвев, спросила она, чувствуя, как внутри растёт новый крик, полный ужаса и боли. Поздно?
– Ничего. Теперь уже ничего. Ещё два месяца назад он разговаривал, правда, в его речах было всё меньше и меньше смысла. А теперь только повторяет иногда: "Дальше некуда, дальше некуда"…
– На латыни? — перебила его Гермиона.
– А ты откуда знаешь? — Драко попятился к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж. — Что вам надо от моего отца?!
– Отведи меня к нему, — скомандовала Гермиона, и он снова подчинился, жестом пригласив следовать за собой.
Они поднялись по лестнице, прошли короткий коридор и оказались перед массивной дверью из тёмного дерева. Только тогда Гермиона поняла, что Гарри остался внизу. Похоже, он до сих пор лучше её самой понимал, когда нужно поддержать, а когда — предоставить свободу. Она перехватила запястье Драко, который уже взялся за дверную ручку.
– Я войду к нему одна, — распорядилась она непререкаемым тоном, и Драко, как зачарованный, кивнул. — Пообщайтесь пока с Гарри. Скажи ему, что я разрешила всё рассказать про Джин.
– Джин? — он сосредоточенно нахмурился. — Джин Найтли?
Гермиона вздрогнула.
– Ты что-то помнишь?! — но Драко смотрел на неё, явно не понимая, о чём речь. — Откуда ты знаешь это имя?
– Северус… Профессор Снейп оставил отцу для неё письмо. И меня тоже просил, на всякий случай, чтобы кто-нибудь из нас передал это письмо Джин Найтли, если она вернётся. Больше я ничего не знаю, кроме того, что отец чуть его не заавадил от ярости, когда услышал эту просьбу. И орал, как ненормальный, что она не вернётся никогда, потому что её больше нет. А потом они надрались вдвоём. Это было на рождественских каникулах на моём седьмом курсе.
– И где сейчас это письмо? — внезапно севшим голосом спросила Гермиона.
– В бумагах отца, наверное, — пожал он плечами. — Ну, ты идёшь?
Она лишь кивнула, горло сдавило так, что трудно было даже дышать, не то что говорить.
– Тогда удачи, Грейнджер, — напутствовал её Драко совершенно серьёзно.
И эта его серьёзность пугала её больше всего. Что должно было случиться, чтобы Драко выглядел таким поникшим? Чтобы так легко доверился ей, представ без своей вечной маски абсолютного превосходства? Чтобы смотрел на неё чуть ли не с надеждой, как будто только последняя капля гордости мешала ему попросить о помощи?
Дрожащей рукой она нажала на дверную ручку и шагнула в комнату Люциуса.
***
Когда Грейнджер скрылась в отцовской комнате, Драко остался стоять под дверью в состоянии, близком к смятению. Всё это было ужасно странно: трагически погибшая и давно оплаканная всеми Героиня, внезапно объявившаяся на пороге его дома, её подозрительный интерес к Люциусу, непривычно дружелюбное поведение обоих гриффиндорцев… Вчера, получив министерское уведомление, Драко пообещал себе изо всех сил сдерживать враждебные порывы по отношению к Поттеру, который при желании мог здорово усложнить ему жизнь. А мог и облегчить — если бы только удалось пробудить в нём хвалёное гриффиндорское благородство и сострадание к побеждённым. Поэтому Драко был всерьёз настроен вести себя как паинька — ведь от этого, возможно, зависела жизнь его отца. Но с самого начала всё пошло совершенно не так, как он ожидал.
Первым делом у него мелькнула мысль, что это была тщательно спланированная аврорская операция. Грейнджер и Поттера, уже зарекомендовавших себя во время войны, вполне могли привлечь к серьёзному делу, хоть они пока и не числились в составе аврората. Но что было истинной целью их визита — допрос Люциуса? Или возможность для Поттера беспрепятственно разгуливать по Малфой-мэнору, пока Драко провожает Грейнджер к отцу? Ради чего тогда был затеян этот жестокий блеф с пожаром в Мунго? Уж что-что, а пожар-то точно был настоящий. Ведь Гойл погиб в нём на самом деле. Да и Грейнджер… была совсем не похожа на себя. Если бы не голос, Драко вряд ли вообще поверил, что это всё-таки она. И при этом всего за несколько минут, что они проговорили, он успел от полного неузнавания прийти к такой же полной уверенности, что это не двойник, не иллюзия, а Грейнджер собственной персоной. А теперь даже не мог понять, ни на чём основана эта убеждённость, ни почему не узнал её сразу и что конкретно в ней не так.
Самым же странным во всём этом был необъяснимый порыв откровенности, овладевший Драко, когда Грейнджер начала расспрашивать его об отце. Наверное, он просто смертельно устал нести в одиночку тяжесть пустого дома, ставшего его тюрьмой. Настолько устал, что визит двух бывших однокурсников, двух набивших оскомину школьных врагов вызвал у него приступ какой-то дурацкой сентиментальной… радости. Это было чистым безумием, но в его доме наконец-то снова были живые люди — не те равнодушные сволочи из министерства, как саранча налетевшие на Малфой-мэнор в поисках поживы, а нормальные, пусть раздражающие, но зато хорошо знакомые люди из той, прежней жизни. И даже если они тоже участвуют в какой-то игре — пусть, лишь бы только…
Буквально раздираемый противоречивыми эмоциями и совершенно сбитый с толку, Драко наконец принял решение. Отец, даже в своём теперешнем состоянии, был вполне способен при необходимости постоять за себя, а вот оставлять без присмотра Поттера, который, возможно, в эту самую минуту вынюхивает что-то в их многострадальном доме, не стоило. А ещё Драко нужно было непременно использовать выпавший шанс наладить с ним контакт — и попытаться выяснить, что же, Мерлин раздери, вообще происходит!
Вопреки опасениям, Поттер ожидал там, где его оставили, у подножия лестницы в холле. При виде Драко он просиял приветственной улыбкой и заискивающе спросил:
– Малфой, может ты пригласишь меня позавтракать? Я даже могу поработать для тебя домашним эльфом, если, конечно, есть продукты.
Драко лишь неопределённо пожал плечами, не торопясь принимать правила новой игры, и молча повёл Поттера на кухню. Когда-то, несколько веков назад, в Малфой-мэноре работала человеческая прислуга, и теперь, когда они лишились эльфов, кухня нормальных размеров оказалась очень кстати. Мама ещё до отъезда во Францию успела оборудовать её всякими современными штуками и трансфигурировать столы, но собственно искусство готовки ей не давалось, и довольно скоро эта обязанность перешла к Драко. Поэтому он мог оценить ловкость, с которой Поттер принялся за дело, едва только получил указания, где что лежит.
"Наверняка освоил кулинарные премудрости под чутким руководством мамаши Уизли, с этой семейки станется приставлять гостя к готовке… — с иррациональной ревностью подумал Драко и тихонько фыркнул — в конце концов в данный момент он сам эксплуатировал Поттера без зазрения совести. — Но с другой стороны, — поспешно поправился он, — Поттер мне не гость!"
Но сколько Драко ни твердил себе, что сегодняшнее нашествие гриффов не имеет ничего общего с дружеским визитом, при виде деловито хозяйничающего у плиты Поттера никак не удавалось вернуться обратно в настороженно-сосредоточенное состояние, в котором он полчаса назад открыл дверь Малфой-мэнора. Мысли метались, как припадочные, ноющее беспокойство об отце сменялось страстным желанием заставить Поттера проникнуться их бедственным положением, но тут же неведомо каким образом сохранившиеся остатки гордости начинали нашёптывать, что первоначальный план никуда не годится, и всё было так дико и неправильно, как бывает только во сне. А Поттер болтал без умолку, не отрываясь от готовки, и, казалось, не чувствовал никакой неловкости.
– Так что там с Джин Найтли? — спросил Драко, наконец собравшись с мыслями и дождавшись паузы. — Грейнджер разрешила тебе всё мне рассказать.
– Правда? Я думал, она сама захочет. Малфой, — Поттер отложил нож, ссыпал порезанные овощи в сотейник и повернулся, пристально и серьёзно глядя Драко в глаза, — а что ты помнишь о своём детстве? Самое раннее воспоминание?
– Мы что, теперь друзья, Поттер? — выпалил он раздражённо и тут же мысленно отвесил себе подзатыльник. Отец всегда говорил, что отсутствие выдержки порой вредит больше, чем отстутствие мозгов. Подразумевая, что Драко не хватает именно первого. — С какой стати ты задаёшь такие вопросы? — добавил он более спокойным тоном, надеясь, что это поможет сгладить впечатление от его грубости.
– Могли бы быть друзьями, — задумчиво ответил Поттер, проигнорировав выпад. — По крайней мере, в детстве мы уже встречались. Я сам пока не очень много об этом знаю, — добавил он, отвечая на немой вопрос в глазах Драко. — Надо расспросить Гермиону.
– А Грейнджер тут при чём? — поинтересовался Драко, в этот момент совершенно уверенный, что всё сегодняшнее утро ему попросту приснилось и сон продолжается до сих пор.
– При том, Малфой, что она нас обоих помнит маленькими. Гермиона жила в прошлом под именем Джин Найтли. И дружила со Снейпом и…
– …и с отцом! — закончил Драко помертвевшим голосом. — Твою мать, Поттер, ты не мог сразу?… За мной, живо!
Подхватив с полки успокаивающее зелье — небольшой запас, раздобытый для них Неббишем, — Драко помчался вверх по лестнице, шагая через несколько ступенек.
***
Притворив за собой дверь, Гермиона огляделась. Комната была большой и светлой. Вся её внешняя стена являлась одним сплошным окном, выходящим на некогда ухоженный парк с фонтанами и клумбами, но густой туман почти полностью скрывал землю, создавая впечатление, что спальня парит где-то высоко в пышном облаке. Гермиона ожидала увидеть огромное ложе по центру, но, похоже, эта комната принадлежала Люциусу лично, поэтому отражала тот спартанский стиль, к которому он тяготел в годы учёбы: простая узкая кровать располагалась у стены, оставляя много свободного пространства, в противоположном углу стоял запертый секретер, над которым висело несколько книжных полок, а у окна — кресло с высокой спинкой. Ни портретов, ни ковров, ни даже занавесок — только белый мраморный пол и пасмурный свет, льющийся серым потоком. Всё это немедленно вызвало у Гермионы ассоциации с хрустальным гробом.
Она осторожно приблизилась к окну, огибая кресло, и наконец заглянула в любимое лицо. Люциус, сидевший с закрытыми глазами, выглядел как никогда спокойным и умиротворённым… но таким ломким, неживым… Драко был прав — он как будто таял, растворяясь в туманной пелене, окутавшей Малфой-мэнор, отдавая ей свой свет, свою магию, свою жизнь. И сейчас не напоминал ни насмешливого, уверенного в себе молодого человека, которого полюбила Джин, ни высокомерного и опасного подручного Волдеморта, которого боялась и ненавидела Гермиона. Какая-то нездешняя хрупкая красота, проступая через слишком рано постаревшие черты лица, делала его непохожим на человеческое существо. Это было страшно, но завораживающе-прекрасно. Настолько, что она даже не могла понять: слёзы, льющиеся по лицу, — от боли они или от счастья? Или просто её счастью всегда было суждено быть таким острым и коротким, что оно не грело, а ранило…
"Не отдам!" — казалось, от её мысленного вопля вздрогнули даже стены дома.
– Не отдам, — звенящим шёпотом повторила она вслух, двумя резкими движениями вытерев щёки. — Не смей уходить… не теперь!
Фантастическое свечение тут же померкло, как будто вспугнутое её голосом, или просто она сама очнулась от морока, и нечеловеческая красота Люциуса тоже погасла, его лицо стало обычным — усталым, измученным, родным… А в следующее мгновение он открыл глаза.
– Джин.
В голосе не было ни радости, ни удивления, словно он тоже расстался с ней всего две недели назад. Как будто она уезжала в Австралию, а теперь вернулась и нанесла обычный визит вежливости бывшему однокурснику. Бывшему другу. Гермионе захотелось немедленно развернуться и бежать из этого чёртова поместья.
– Да, — она кивнула. — Да.
Глупо было верить, что он ждал её возвращения. Повторить подвиг Авроры Бек ей оказалось не по силам. Подобные истории хороши лишь чтобы восхищаться ими со стороны, а в жизни никто не будет хранить верность призраку прошлого. Пора бы уж знать, не маленькая.
Она сделала шаг назад, потом ещё один. А потом он протянул к ней руку с зажатой в ладони маленькой астролябией.
"…повторяет иногда: "Дальше некуда, дальше некуда"…"
– Я же предупреждала, что он одноразовый, — сказала она первое, что пришло в голову.
– Помню, — он слабо улыбнулся. — К тому же с тех пор моя репутация изрядно пострадала. После того, как я на глазах у твоего Поттера присягнул возродившемуся Лорду, о помощи в Хогвартсе можно было забыть окончательно.
– Так зачем? — не удержалась она. — Почему ты к нему вернулся?
Люциус пожал плечами и коротко ответил:
– Драко. В школе он был всё равно что в заложниках.
– Ерунда какая-то. Что могло угрожать твоему сыну в Хогвартсе?
– Ему может и ничего. А вот Северус в случае моего неповиновения рисковал получить приказ расправиться с сыном предателя. Поэтому я предпочел вернуться и играть роль кающегося слуги. Так я хотя бы мог принести какую-то пользу.
– Ты что — шпионил для Дамблдора?! — Гермиона уставилась на него с неописуемым изумлением.
– Разумеется, нет! — фыркнул Люциус, и от этой живой и непосредственной реакции у неё потеплело на сердце. — Я делал это для Северуса. Дурить Лорда вдвоём было не в пример проще. Все эти проверки, что он устраивал… Без моей подстраховки Северус не дожил бы до конца войны. Очень жаль, — добавил он, — что некоторые секреты Лорд не доверял никому. Если бы мы знали про Старшую палочку… Если бы ваш господин директор не скрывал от Северуса…
Он надолго замолчал.
"Ну и пусть! — упрямо сказала она себе. — Даже если я не нужна ему больше, он не откажется от дружбы. Им с Драко необходима помощь. И я больше никогда-никогда не брошу…"
– Я больше без тебя не могу, — эхом откликнулся он на её хаотично скачущие мысли. — Раньше я хотя бы знал, что ты где-то рядом.
– Я могу остаться здесь, — торопливо ответила Гермиона, отбросив к дементорам своё первоначальное решение ни в коем случае не навязываться.
– Действительно можешь? — Люциус, похоже, был искренне удивлён.
– Кто мне теперь запретит? — беспечно пожала она плечами.
– Да, конечно… — он как будто помрачнел после этого заявления, и к Гермионе вдруг пришло осознание абсолютной неправильности происходящего.
Всё было не так: безмятежный взгляд Люциуса, когда он только-только её увидел, этот безумный разговор, какая-то невозможная каша в её собственной голове, мешанина мыслей, не дававшая сосредоточиться на чём-нибудь кроме растущего разочарования.
"А ты, наверное, рассчитывала, что прекрасный принц, очнувшись, тут же наградит тебя поцелуем? — издевательски полюбопытствовал внутренний голос. — Но он за пятнадцать лет, похоже, успел смириться с твоим уходом, какая неожиданность!"
Гермиона потрясла головой, заставляя замолчать непрошенного комментатора. Не для того Гарри вчера уламывал министерских чиновников, чтобы сейчас она сдалась так просто! Медленно, словно преодолевая вязкое сопротивление окутавшего их тумана, она подняла руку и коснулась его щеки.
– Какая тёплая… — зачарованно прошептал Люциус, наслаждаясь лаской, и вдруг его глаза сверкнули знакомыми острыми льдинками. — Кто вы? — ясным голосом осведомился он, перехватив её запястье жёсткими пальцами. — Кто вы такая?!
***
Когда они с Драко ворвались в спальню старшего Малфоя, тот тряс Гермиону, как тряпичную куклу, держа одной рукой за ворот рубашки, а другой — выламывая ей запястье, не давая дотянуться до палочки. Едва услышав звук открывающейся двери, он бросил полузадушенную девушку на пол и медленно повернулся к вошедшим. Выражение его лица было совершенно безумным, но при этом чарующе-прекрасным. Гарри сам не понимал, что в этих искажённых гневом и болью чертах так притягательно, что не даёт отвести взгляд — как невозможно оторваться от танца змеи, готовящейся к смертоносному броску…
– Поттер, очнись, чтоб тебя! — прошипел Драко. — Где твоя палочка?!
– Но он безору…
– Ступефай! — красный луч из палочки Драко ударил в зеркальную сферу, возникшую вокруг Люциуса и Гермионы, и отлетел от неё, едва не задев при этом Гарри.
– Сын, выйди! — ледяным тоном приказал Люциус, который, казалось, прямо на глазах становился выше ростом. — И забери с собой… этого. Я не потерплю в моём доме министерских шпионов.
– Отец! — жалобно выкрикнул Драко, но тот одним движением брови залепил ему рот невербальным Силенсио.
– Мистер Малфой, — наконец нашёл в себе силы заговорить Гарри, хотя какая-то часть его сознания буквально вопила о том, что он должен немедленно опуститься на колени и молить о пощаде. — Это просто… недоразумение…
– Мистер Поттер, — Люциус снисходительно наклонил голову, изобразив приветственный кивок. — Потрудитесь покинуть Малфой-мэнор и передайте вашему начальству, что их дешёвые провокации… — в этот момент Гарри наконец нащупал в кармане палочку, но не успел её выхватить, как холодный взгляд Люциуса остановился на его крадущейся руке. — Во-о-он!!!
Яростный вихрь впечатал их с Драко в стену. Гарри ещё раз попытался достать палочку, но почувствовал на теле невидимые путы, сдавливавшие его всё сильнее и тянувшие к двери. Рядом красный от напряжения Драко пробовал подняться на ноги. Люциус же равнодушно отвернулся от них, переведя взгляд на зашевелившуюся на полу Гермиону.
– Экспекто Патронум! — воскликнула вдруг она, стремительным движением направив палочку в лицо старшему Малфою.
Палочка тут же вырвалась из её руки, отлетев в дальний угол. Но серебряный защитник Гермионы уже развернул свои огромные крылья, заливая комнату ослепительным светом. И всё сразу успокоилось. Защитная сфера погасла, будто растворилась в сиянии патронуса, и Гарри почувствовал, что опутывавшие его верёвки тоже исчезли. А Люциус с каким-то странным, отрешённым лицом подставил птице руку, на которую та уверенно опустилась.
– Петрификус Тоталус! — ударил Драко заклинанием, воспользовавшись тем, что отец отвлёкся.
Серебряный филин вспорхнул с руки Люциуса и немедленно растаял, когда тот, окаменев, пошатнулся и начал падать плашмя. Подскочивший Драко мягко принял отца в объятья, не дав ему удариться о пол.
– Поттер, не стой столбом, помоги мне! — процедил он сквозь зубы, и вместе с Гарри они перенесли Люциуса на кровать.
– Почему ты не предупредил, что он опасен?! — возмущённо рявкнул Гарри.
– Потому что он не опасен! — заорал в ответ Драко, дрожащими руками отмерявший успокаивающее зелье. — Я не знаю, что твоя подружка ему сделала, что вызвала такую реакцию! В последнее время он просто ни на что не обращал внимания.
Гермиона, отчаянно кашляя, поднялась с пола и подошла к ним.
– Я могу наколдовать ремни, — просипела она, кивком указывая на Люциуса.
– Мой отец не сумасшедший, Грейнджер, — резко ответил Драко, вливая отцу зелье. — И твои ремни его всё равно не удержат. Не бойся, — усмехнулся он, поймав её встревоженный взгляд. — Ещё часа два он будет спать. Вы спокойно успеете покинуть дом.
– А ты? — вмешался Гарри. — Мерлин великий, Малфой, что тут у вас происходит?!
– А то, что, с тех пор, как ваше уродское Министерство распорядилось сломать отцовскую палочку…
– Давно?! — перебила его гневную речь Гермиона.
Драко пожал плечами.
– Вскоре после оглашения Визенгамотом приговора. Где-то в середине мая.
– То есть он уже почти три месяца не может колдовать?!
– Как видишь, может, — криво усмехнулся Драко. — Если честно, он этой палочкой и раньше практически не пользовался. Говорил, что она ему не подходит. Но когда Квинси её сломал, в доме не осталось ни одной палочки. Представляете себе, что это такое — когда нечем даже разжечь огонь?
– Есть такая волшебная вещь, как спички, — буркнул Гарри, почему-то почувствовавший себя виноватым.
– О да, я в курсе, спасибо, Поттер, — Драко изобразил издевательский поклон. — Квинси прочитал нам целую лекцию и даже подарил от своих щедрот несколько коробков.
– Погоди-ка! — вмешалась Гермиона. — А как же эта? — она указала на палочку в его руке.
– Мама прислала её на мой последний день рожденья, — пояснил Драко, и его голос еле заметно дрогнул. — А до этого отец управлялся со всем при помощи родовой магии. Северус объяснял, что наш дом может играть роль проводника энергии. Но он слушается только старшего в роду. Сейчас это отец.
– И у него от беспалочковых экспериментов крыша поехала? — хмыкнул Гарри, чем заслужил два крайне неприязенных взгляда.
– Мой отец — нормальный, — с нажимом произнёс Драко. — Он странно себя вёл в последнее время, но никогда ни на кого не кидался. Даже на этого говнюка Квинси.
– Драко! — укоризненно сказала Гермиона, вызвав у Гарри новый приступ тихого веселья. Эти её материнские интонации… — Пойдёмте вниз, — она первая двинулась к двери и вдруг застыла, явно захваченная какой-то идеей. — Моя палочка! Гарри…
– Ассио! — послушно скомандовал Гарри, и Гермиона, поймав вылетевшую из-под секретера палочку, подошла к Люциусу и вложила её ему в руку. — Ты что делаешь? — осведомился Гарри страшным шёпотом. — Разве мы не собирались двинуть отсюда подобру-поздорову, пока хозяин в отключке?
– Я — не собиралась, — уверенно заявила она.
Драко наблюдал за ними с заинтересованным видом, но в разговор не вмешивался.
– Тебе мало, что он тебя едва не придушил? — Гарри ещё понизил голос. — Гермиона, мне жаль, но, похоже, Люциус действительно свихнулся…
– Не смей! — жёстко сказала она, но он видел за этой яростной реакцией подступающие слёзы бессилия. — Гарри, пожалуйста, я не могу так уйти. Если хочешь, можешь отправляться без меня.
– Я за тебя отвечаю, — напомнил ей он. — Ладно, Мерлин с тобой, подождём.
– Знаешь, Грейнджер, — подал наконец голос Драко. — Я бы на твоём месте всё-таки не оставлял бы ему свою палочку. Не боишься, что отец с ней что-нибудь сделает? Как видишь, он сейчас немного… не в себе.
– Не боюсь, — Гермиона решительно тряхнула головой. При виде этого, такого знакомого, движения, которым она раньше отбрасывала назад гриву волос, Гарри подумал, что чересчур поспешил засчитать подруге поражение. — Когда-то эта палочка была нашей.
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:52 | Сообщение # 54 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 47.
– Ну а теперь, — начал Гарри, когда они расселись внизу с бутылками усладэля — ничего крепче в запасах Малфоев не обнаружилось, — я бы хотел понять, что произошло. Согласись, Драко, поведение твоего отца было довольно… экстравагантным.
– Ты можешь называть меня по фамилии, Поттер, — скривился Драко. — Как в старые добрые времена.
– Не-а, — помотал головой Гарри. — Если бы знал, что тебя так злит собственное имя, я бы ещё в "старые добрые времена"…
– Как скажешь, Гарри, — слащаво пропел Драко, и Гарри был вынужден про себя согласиться, что прежнее обращение по фамилии было гораздо привычнее и даже казалось более дружелюбным.
– Неважно, — буркнул он. — Объяснит мне кто-нибудь, с каких пор нормальным считается кидаться на людей, обвиняя их в каком-то заговоре? — Гарри покосился на подавленно молчащую Гермиону и продолжил с драматическими завываниями: — Бр-р-р, на меня столько страху даже Дамблдор с Волдемортом вместе взятые не нагоняли. Гром, молнии, "убирайтесь отсюда, презренные, пока я не развеял вас в прах!" Кажется, я знаю, кому теперь принадлежит титул величайшего волшебника столетия…
– Не говори ерунды, — Драко слабо улыбнулся. — Просто отцу всегда хорошо удавались иллюзии. А дом их ещё усиливает. В Сочельник, чтобы развлечь маму, отец устроил целый бал. С ёлкой, музыкой, гостями… И в разгар всего этого явился Квинси с проверкой. Представляете: вылезает он из камина — а вверенные его надзору арестанты вальсируют, как ни в чём не бывало. В окружении толпы друзей, половина из которых в данный момент отбывает срок в Азкабане. После этого Квинси совсем озверел, — мечтательная улыбка Драко погасла, и на его лицо набежала тень. — Хотел ещё тогда родителей палочек лишить, но пока не было окончательного приговора Визенгамота, министерство не рискнуло поддержать его инициативу. Зато теперь…
– Мне жаль, — искренне сказал Гарри. — Но всё-таки, признай, сегодняшнее представление было не похоже на рождественский бал. И в стенку нас с тобой швырнуло не совсем понарошку…
– Понятия не имею, что это было, — твёрдо повторил Драко. — Он ни на кого раньше не нападал. Ему, наоборот, было на всё плевать, — добавил он с горечью. — В том числе и на министерских крыс, шныряющих по дому.
– Но ты же понял, что что-то может случиться! Не просто же так ты кинулся в его комнату?
– Конечно. А ты бы как отреагировал, если бы с того света вернулся дорогой тебе человек, которого ты оплакиваешь уже полгода?
– Да уж не так я отреагировал, это точно, — невольно ухмыльнулся Гарри.
– Ну и я не такой реакции ожидал, — невозмутимо ответил Драко. — Неббиш говорил, что сильное потрясение может спровоцировать кризис. Тем более, как я теперь понимаю, этот его ступор был связан именно с Грейнджер.
– Но зачем ты тогда пустил её туда одну?
– А откуда я мог знать, что отец всё это время по ней убивался? До меня только сейчас дошло, что это его состояние начало развиваться как раз после статьи о пожаре в Мунго. Сначала он просто ходил задумчивый, всё что-то прикидывал, размышлял. Вопросы задавал — о Хогвартсе, в основном. О моей жизни там. Ну, то есть я так думал, что его это интересует. А потом он вдруг ушёл в себя. Перестал спускаться вниз, потерял интерес к тому, что происходит в доме. На заседании Визенгамота, когда нам вынесли приговор, вообще не сказал ни слова. Как будто ему всё равно.
– Хочешь сказать, — наконец подала голос Гермиона, — он убедился в том, что я погибла и больше никогда не вернусь? И сейчас принял меня за призрака?
– Получается, что так, — Драко пожал плечами.
– Не сходится, — она энергично помотала головой. — Если бы он догадался, что я не погибла в пожаре, а перенеслась в прошлое, где мы и познакомились, то он, наоборот, должен был ждать моего возвращения. А если не догадался — то с какой стати ему скорбеть по грязнокровке Грейнджер? Или с какой стати он вспомнил про Джин только сейчас?
– Из-за Джин он переживал и раньше, я же тебе говорил. Хотя вы так до сих пор и не просветили меня, что там за история была. Кроме того, что ты тринадцать лет прожила в прошлом и общалась тогда с отцом, — Драко требовательно уставился на Гермиону, но та проигнорировала его красноречивый взгляд. — В любом случае, получается, что что-то ещё спровоцировало новый виток депрессии.
– Это же очевидно! — включился в мозговой штурм Гарри. — Осознание того, что любимая женщина… — при этих словах Драко выразительно поднял бровь, — …что любимая женщина, с потерей которой он худо-бедно, но смирился, всё это время была совсем рядом, сама не подозревая, как близки они были, — Гермиона заметно покраснела, а бровь Драко практически исчезла под линией волос. — Что эта женщина теперь потеряна окончательно, без прощального слова, без последнего взгляда…
– Но это не объясняет, почему он был так уверен, что я погибла в прошлом, — торопливо перебила его окончательно смутившаяся Гермиона. — Ведь он же своими глазами видел, как меня отправляли назад.
– То есть вы всё-таки попрощались? — живо отреагировал Драко.
– Н-нет, не совсем, — неуверенно сказала она. — Меня провели на его глазах в Отдел тайн, там были Дамблдор и Боуд… Но он же говорил, что всё знает! Я не сомневалась, что он понял, откуда я. Он меня спрашивал про будущее! И вообще, если он догадался, что Джин — это Гермиона, попавшая в прошлое, то логично было предположить, что я в конце концов вернулась в своё время!
– Вот, Грейнджер, — торжественным тоном начал Драко, — не думал, что дождусь когда-нибудь такого повода, но сейчас со всей ответственностью заявляю: ты — безнадёжная дура! В том-то и дело, что ты не вернулась. А он как раз ждал — на каждый свежий "Пророк" кидался, как ненормальный! А потом перестал.
– Ты сам говорил, — в ответ на обвиняющие нотки в голосе Драко Гермиона ощетинилась, — что он не верил в моё возвращение. Что спорил с Северусом.
– Ну знаешь, Грейнджер, версия с хроноворотом у нормального человека так просто не родится. Это для тебя, может, дело привычное, Девочка-Которой-Слишком-Многое-Разрешают, — Драко запнулся, встретив её взгляд. Гарри была очень хорошо знакома его растерянность — сам он несколько дней укладывал в голове тот факт, что Гермиона вернулась к ним взрослой женщиной, почти годящейся ему в матери. — А нам, простым смертным, такое объяснение приходит в голову в последнюю очередь. Так что на новую встречу отец действительно не рассчитывал.
– Вот это и странно. Почему он не думал, что я когда-нибудь снова появлюсь? Даже когда понял, что Найтли — это Грейнджер, попавшая в прошлое. Ведь в любом случае ничто не мешало мне дожить до настоящего времени своим ходом.
– Может, он боялся увидеть тебя страшную и беззубую? — поддел её Гарри.
– Мне было бы всего на несколько лет больше, чем ему, — обиделась Гермиона и продолжила серьёзно: — Нет, он почему-то уверен, что я погибла окончательно, если принял меня за призрака. А другого объяснения его поведению у меня нет. Мы ведь сначала нормально разговаривали. Он даже не удивился. Как будто моё присутствие ему совершенно привычно. А потом вдруг набросился… — она потёрла шею, на которой даже, кажется, проступило несколько синяков.
– Если честно, Грейнджер, вся твоя история уж больно дикая, — признался Драко. — Не могу сказать, что я верю в неё, извини. Может быть, отец не так уж неправ? Может, вы на самом деле затеяли какой-то спектакль…
– Чтобы что? — она уставилась на него в упор с хорошо знакомым Гарри выражением. Именно с таким лицом Гермиона громила все их с Роном теории, начиная с первого курса. Некоторые вещи не менялись. — Ну хорошо. Что именно я должна подтвердить?
– Не знаю. Не верится, что вы могли быть… даже просто в хороших отношениях.
– Хочешь доказательств, что мы общались? — она на мгновение задумалась. — Люциус ненавидит дымолётную сеть. Во время учёбы в Хогвартсе у него был портключ, зачарованный на голос. Пароль: "Домой".
– Ага, потом этим ключом пользовался я, — перебил её Драко. — Ты могла подслушать.
– Люциус говорил, что получил его в личное пользование после того, как сдал СОВы на отлично. Вряд ли он доверил бы его тебе раньше. А когда ты закончил пятый курс, Люциус уже был в Азкабане. Так что тебе он достался только в начале седьмого курса, так ведь? — Драко неохотно кивнул. — Тогда я не могла ничего подслушать.
– Ну не ты, так ещё кто-нибудь из вашей компашки.
– Ладно, — легко согласилась она. — Что ты знаешь о соснах? — на лице Драко отразилось замешательство. — Неужели вас на старших курсах не посвящали?
– Не до того было, — тихо ответил Драко. — У большинства наших в тот год были семейные проблемы, если ты забыла. Никто не знал, не придётся ли вставать против своих. Тут уж не до клятв верности…
– Да, понимаю, — Гермиона заметно погрустнела. — Но ты, по крайней мере, знаешь, о чём речь.
– Знаю, но сам там никогда не был.
– На самом деле, был, — она улыбнулась. — И Гарри тоже.
– Что?! Поттер-то с какой стати?
– По специальному приглашению, — Гарри еле удержался, чтобы не показать Драко язык. — Говорил же тебе, что мы в детстве уже встречались.
– Хорошо, ты знаешь про сосны, — произнёс тот, хмуро покосившись на Гарри. — И что это доказывает?
– То есть тебе надо услышать что-нибудь более личное? — прищурилась Гермиона. — Любимым предметом Люциуса в Хогвартсе были чары, а самым нелюбимым — гербология, с тех пор, как он едва не оглох от крика мандрагоры. Поэтому гербологию он бросил сразу после СОВ… У него есть шрам от проклятья — между лопаток. Тётушка Элалия из Реймса однажды в детстве заперла Люциуса в комнате с боггартом, случайно. Боггарт превратился в его отца, который сидел отвернувшись и молчал. Всё время, пока Люциуса не нашли, — она остановилась, чтобы перевести дыхание. — В зимнем саду Малфой-мэнора живёт карп Цицерон. Уолден Макнейр подарил Люциусу на восемнадцатилетие филина. Кстати, если Сулла ещё жив, то он меня должен узнать.
– Достаточно, Грейнджер, — выдавил Драко. — Я только не понял, что ты теперь хочешь.
– Для начала — хочу прочитать письмо Северуса, адресованное мне, — твёрдо ответила она.
Драко, не говоря ни слова, вышел. Он отсутствовал несколько минут, в течение которых Гарри и Гермиона сидели молча. Гарри разглядывал гостиную — ту самую, в которую их приволок Грейбэк. Только теперь, без массивной люстры под потолком, комната смотрелась совсем иначе. И стены, кажется, раньше были другого цвета. А сейчас здесь было даже уютно. Гарри перевёл взгляд на Гермиону. Она отлично держалась, но напряжённые пальцы, теребившие кисточку на диванной подушке, выдавали нервное состояние. И, когда у дверей вновь послышались шаги, её плечи будто закаменели.
– Вот, я нашёл, — объявил Драко с чрезвычайно довольным лицом. — А Северус-то был не так прост…
– Преуменьшение года, — фыркнул Гарри. — Чему ты так радуешься, позволь спросить?
– Оказывается, он зачаровал письмо. Точнее, использовал вместо сургуча специальный состав. Никто кроме Джин Найтли его вскрыть не сможет.
– И в кого же ты такой недоверчивый… — вздохнула Гермиона. — Вот, пожалуйста, — едва она коснулась свитка, ядовито-зелёная печать растаяла сама собой. — Я хотела бы…
– Мы же так и не приготовили завтрак! — воскликнул Гарри с искренним энтузиазмом. — Малфой, пойдём…
– Теперь уже актуальнее обед, Поттер, — снисходительно поправил Драко, позволяя утащить себя прочь от Гермионы, которая сразу перестала замечать что-нибудь вокруг себя, кроме знакомого убористого почерка.
***
"Найтли!
Я, наконец, сажусь писать это письмо, которое сочиняю уже без малого три года. Но, как и тогда, когда Гермиона Джин Грейнджер впервые напомнила мне тебя, не знаю, что сказать. Как ни прискорбно, но я пришёл к выводу, что до нашей новой встречи не доживу. Вы, гриффиндорцы, никогда не умели толком скрывать мысли и эмоции. В общем, учитывая всё это, надо написать что-то очень важное, самое главное… короче, что-то, здорово напоминающее завещание, а мне бы не хотелось, чтобы моё первое и последнее письмо тебе было полно пафоса, которого мы так удачно избегали при личном общении.
Ты сейчас мёрзнешь где-то по лесам и пустошам с этими двумя идиотами, и утешает только мысль о том, что я точно знаю — для тебя всё закончится хорошо. Забавно, как мы с тобой поменялись ролями: теперь я помню всё твоё будущее на много лет вперёд. И, так же, как ты тогда, не могу открыть тебе ничего. Теперь я понимаю твои мучения и метания, как никто другой, и, поверь, не виню тебя ни в чём.
Хотя не могу сказать, что это далось мне так уж легко. Во время Тремудрого турнира, когда я только начал догадываться, то много бы отдал за то, чтобы мои подозрения не подтвердились. Углядев что-то знакомое в чертах лица, я стал внимательнее присматриваться к мисс Всезнайке и к ужасу своему обнаружил знакомый стиль в её работе у котла, а затем и в манере двигаться вообще. Последним штрихом стал бой в Министерстве, который я не так давно просмотрел в воспоминаниях Люциуса. Кстати, ты до сих пор слишком напрягаешь запястье, движение должно идти от плеча…
В общем, у меня было достаточно времени, чтобы смириться со своим открытием. Сначала мне казалось, что это обесценит воспоминания о нашей дружбе, что я буду разочарован от того, что ты никогда не была до конца искренней. Но ведь то же самое я могу сказать и о себе. Я нечестно поступил с Гермионой Грейнджер, решив за неё её судьбу, но эта девочка — будущая ты — стала мне от этого только дороже. Теперь я немножко в ответе за всю твою жизнь, за все ошибки, за то, что ты была у меня, мой самый лучший друг. Я сознательно посылаю тебя к себе, чтобы ты позволила мне идти к тому, что ждёт меня. Так что в конечном итоге мы с тобой сами творцы своей судьбы — разве это не здорово?
Иногда я думаю, захотела бы ты прожить эту жизнь в прошлом, если бы у тебя был выбор? Если бы я дал тебе выбор. И почему-то уверен, что ты бы не отказалась от пути, по которому прошла Джин Найтли. Хотя бы потому, что ты была очень нужна там. Всё было бы совсем иначе, мы были бы совсем другими — и я, и Люциус — если бы у нас не было тебя. И несмотря на то, что мы оба ожесточились, несмотря на все наши маски и роли, память о тебе всегда удерживала нас обоих — от отчаяния, от разрушения, от тьмы. Сколько бы Люциус ни отрицал, я знаю, что он никогда не позволил бы причинить вред Поттеру — потому что помнил, что это твой мальчик.
Он не догадывается о том, кто ты такая, кто такая Гермиона Грейнджер. Но я точно знаю, что если сказать ему правду, он сделает какую-нибудь глупость. Если же удержится и не сделает — то будет грызть себя, а это наверняка окажется для него фатально, потому что Малфоям чувство вины не присуще, следовательно против него у них нет никакого иммунитета. А если серьёзно — я боюсь давать ему надежду. Альбус сказал мне, что ты вернулась домой. Но я не знаю, вернулась ли ты к Люциусу. Он привык к мысли о твоей смерти, вбил себе в голову, что тогда, в Отделе тайн, Дамблдор вёл тебя на ритуальную казнь. Если сейчас он узнает, кем была Джин Найтли, откуда взялась и куда пропала, а потом ты решишь, что этот "высокомерный ублюдок" не заслуживает прощения…
Глупо уговаривать тебя сейчас, когда ты уже держишь в руках моё письмо. Но чёрт, Найтли, ты же простила его давным-давно! Будь последовательна.
А вообще я надеюсь, что, раз уж ты это читаешь, то у вас двоих всё будет хорошо. Не хотелось бы думать, что я потратил столько чернил только затем, чтобы они годами выцветали в сейфе Люциуса. Не говоря уж о том, что есть две вещи, которые Гермионе Грейнджер непременно надо узнать. Во-первых, словечку "грязнокровка" Драко научила Нарцисса, а вовсе не Люциус. Если в ваших отношениях и было предубеждение, то именно с твоей стороны. А во-вторых, ты была моей лучшей студенткой за все годы преподавания в Хогвартсе.
Прощай, мой дорогой друг".
***
"Прощай, мой дорогой друг…"
– Грейнджер! Хватит уже реветь, — Драко нерешительно потряс за плечо свернувшуюся калачиком на диване Гермиону. — Лучше поешь, пока Поттер не сожрал всё.
– Эй, ты же не думаешь, что я оставил бы свою лучшую подругу голодной? — возмутился Гарри, левитируя поднос с ароматно пахнущим рагу.
– За стол, я так понимаю, сесть не судьба? — вздохнул Драко. — Один ест стоя у плиты, вторая — в гостиной… Придётся заняться вашим воспитанием.
– Не слушай его! — замахал руками Гарри. — У них в столовой чудовищно холодно. Лето на дворе, а там такая сырость, хуже, чем на Гриммо, уж поверь.
– А ты попробуй прогрей такую махину, — Драко повёл взглядом, подразумевая Малфой-мэнор. — Если я даже целыми днями буду заниматься только вопросами отопления, толку не будет. Раньше за камины отвечал почти десяток эльфов, и они никогда не сидели без дела. И вообще, видел бы ты, какой ужас здесь творился зимой. Если бы не отец… — он посмурнел и ссутулился в своём кресле.
"Бедный мальчик, — Гермиона вдруг отчётливо представила себе долгие дни, что Драко провёл в пустом доме с молчащим, ко всему равнодушным Люциусом. — Тебя снова бросили…"
– Всё наладится, — произнесла она вслух.
– Что ты в этом понимаешь, Грейнджер? — буркнул Драко невежливым тоном, но в его взгляде Гермиона заметила искорку надежды.
Ей ужасно хотелось снова его обнять, зарыться носом в по-прежнему мягкие пряди на макушке, пообещать, как маленькому, что всё будет хорошо…
– А теперь ты расскажешь нам про детство? — Гарри жизнерадостно плюхнулся рядом с ней на диван, дружески пихнув плечом. — Кстати, Малфой говорит, что кое-что вспомнил.
– Правда? — Гермиона от души понадеялась, что в голосе прозвучала только заинтересованность, а не та бешеная радость, которая вдруг охватила её при мысли, что она не стёрлась бесследно из памяти Драко.
– Ну, я не уверен… — замялся тот, и она вдруг поняла, что он точно так же боится показаться смешным и ненужным со своей жаждой человеческого тепла.
Он сидел в кресле напротив, держа спину неестественно прямо, и лишь по глазам можно было понять, как он завидует Гарри, который беспечно привалился к плечу Гермионы. Но если бы она проявила инициативу, Драко бы наверняка в смущении отпрянул. Для него прошло слишком мало времени, и Гермиона, пусть даже не очень похожая на себя прежнюю, всё ещё казалась ему бывшей однокурсницей, отношения с которой никогда не были близкими и тёплыми. И это "преуменьшение века", как сказал бы Гарри.
– Вспомнил, как жил в Хогвартсе? — уточнила она, чтобы как-то подтолкнуть его. — Или как вы с отцом приезжали в гости к Северусу?
– Не знаю, — он пожал плечами. — Помню сплошную стену из плюща или чего-то такого, и как я в ней ковырял дырочку, чтобы посмотреть, что там, с той стороны. И ещё помню такую странную… — Драко прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. — В общем, как будто на мне не мантия, а что-то…
– Куртка? — подсказала Гермиона. — Маггловская куртка?
– Может быть. Такая жёлтая…
– Ничего себе! — потрясённо выдохнула она, изо всех сил пытаясь не обращать внимания на то, как подозрительно защипало в носу. — Тебе было всего полтора. Даже меньше — год и четыре месяца. Я и не думала, что ты что-то запомнишь… Наша комната в больничном крыле выходила на террасу. И ты там гулял каждый день. И проковырял в живой ограде столько "дырочек", что Северусу пришлось наложить дополнительные маскировочные чары, а я ходила клянчила у Спраут саженцы, чтобы исправить нанесённый ущерб.
– Мы прятались?
– Ну этого ты точно помнить не можешь!
– Нет, конечно, — фыркнул он. — Но отец немного рассказывал. О том, как он заболел за несколько месяцев до исчезновения Лорда. И как лечился в Хогвартсе, потому что нужен был ритуал, который в Мунго бы проводить не стали. А мама почему-то в это время жила во Франции и не могла меня к себе забрать. Но сейчас я вспомнил, как тётя… Беллатрис частенько намекала отцу, что, если ему что-то не нравится, он всегда может сбежать в Хогвартс. Так, как будто он уже это делал. Вот я и подумал…
– Да, вы скрывались там от Волдеморта. Никто в замке не знал про вас с Люциусом — кроме меня, Северуса, Дамблдора и мадам Помфри. Драко, — она осмелела настолько, что, наклонившись вперёд, накрыла его ладонь своей, — твой отец уже тогда не хотел ему служить. Он понял свою ошибку почти сразу.
– Как же тогда так вышло? — совсем по-детски закусив губу спросил Драко. — Почему?…
– Почему он не рассказал тебе? — он слабо кивнул. — Может быть, сначала считал тебя слишком маленьким для таких откровений. А потом Волдеморт вернулся, и снова пришлось изображать лояльность. На свободе осталось достаточно по-настоящему верных Упивающихся, и, скорее всего, Люциус не хотел, чтобы ты, учась на Слизерине, был вынужден постоянно притворяться.
– Слушайте, может хватит об этом? — не выдержал Гарри. — Темы поинтереснее не найти?
– Квиддич? — предположила Гермиона, состроив оживлённую гримасу.
– Балда! — добродушно прокомментировал Гарри. — Рассказала бы лучше что-нибудь про нас. Я, кстати, помню сосны, — добавил он, повернувшись к Драко.
На самом деле это было наглое жульничество. Картинки пикника в соснах Гарри подсмотрел в её воспоминаниях, пока они ждали министерского разрешения. Ему так хотелось поскорее вытянуть из Гермионы подробности своего общения с Драко и Северусом, что он не согласился ждать возможности воспользоваться хогвартским думосбором, а уговорил её попробовать легилименцию. Потом Гарри утверждал, что и раньше помнил каменный берег, тёмную лошадиную морду, кивающую из воды, клетчатый плед, шишки, но Гермиона сомневалась, что это возможно. А с другой стороны, одно то, что он прилагал столько усилий, чтобы Драко оттаял, оправдывало любое враньё.
Гермиона всегда была уверена, что Гарри жалел о той потерянной, а точнее, не состоявшейся дружбе. Он бессчётное число раз задавал один и тот же вопрос: может быть Драко не хватило совсем немного, чтобы не поднимать палочку на Дамблдора. Чтобы не подставлять руку под клеймо. Не вступать в инспекционную дружину Амбридж. Не провоцировать Клювокрыла на нападение. Рон от таких разговоров лез на стенку, закатывал глаза и начинал припоминать значки "Поттер-вонючка", "грязнокровку" и "нищеброда", а заканчивал свою пламенную речь заявлением, что великодушие победителей не обязано распространяться на подлое трусливое ничтожество, коим хорёк был от рождения и будет до смерти. Но Гермиона ещё тогда хорошо видела, что столь незамысловатый аргумент чем дальше, тем меньше устраивает Гарри. А уж теперь, получив объяснение своему нежеланию окончательно ставить на Драко крест, он явно был полон решимости докопаться до чего-то хорошего, с чего можно было бы повести отсчёт новых отношений.
"Война начинается здесь, — сказал он как-то давным-давно, в прошлой жизни, задумчиво коснувшись пальцем лба. — Здесь же её надо закончить".
Именно после этой фразы, запавшей ей в голову, Гермиона и начала изучать материалы о поствоенном синдроме — и тут же обнаружила полный букет симптомов у обоих своих друзей. Но только сейчас она поняла, что Гарри имел в виду нечто, не имеющее ничего общего с брошюрами по оказанию психологической помощи, нечто из совсем другой области. И с этой задачей, на решение которой Джин потратила тринадцать лет, он справился ещё до пожара в Мунго. А сейчас она наблюдала практическое воплощение его метода.
Драко, сперва заметно ошалевший от такого напора, начал постепенно осваиваться в новой роли — роли друга детства неугомонного гриффиндорца, энтузиазм которого всегда был чрезвычайно заразным. Гермиона не успела оглянуться, как они, признав всю тщетность попыток вспомнить что-нибудь об июльском дне пятнадцатилетней давности, переключились на учебник Принца Полукровки — тему, захватившую обоих всерьёз и надолго. Она вполне могла бы поучаствовать в их беседе, поскольку большую часть своих изобретений Северус в своё время испытывал именно в её лаборатории, но предпочла просто сидеть рядом, исподтишка наблюдая, как между ними осторожно протягивается тонкая ниточка — ещё не доверия, но несомненной симпатии, сейчас не омрачаемой ничем.
– Слушай, Грейнджер! — неожиданно воскликнул Драко. — Я правда кое-что вспомнил! Северус иногда напевал одну песню…
– Снейп — пел?! — перебил его поражённый Гарри.
– Не пел, — досадливо отмахнулся от него Драко, — мурлыкал себе под нос, когда работал в лаборатории. Я как-то спросил его, что он поёт. А он сказал, что, когда я был маленький, то засыпал только под эту колыбельную, и с тех пор она застряла у него в голове.
– И ты её помнишь? — заинтересовалась Гермиона.
– В том-то и дело, что нет. Только мелодию.
– Ну-ка! — оживился Гарри. — Давай, Малфой, не заставляй накладывать на тебя Империо.
– Нашли тоже Селестину Уорбек, — фыркнул он, но всё-таки напел начало музыкальной фразы.
– Это же… — Гарри замер с открытым ртом. — Это…
– Ну да, "Колыбельная Клары", — улыбнулась Гермиона. — Драко её очень любил.
– Ты просто феноменальна! — широко улыбнулся Гарри. — Долго выбирала песню?
– Что? — Драко мгновенно ощетинился. — Чего тут смешного?
– Да ничего, — Гарри успокаивающе похлопал его по руке. — Наоборот, замечательно подходит именно тебе… — и он, не сдержавшись, заразительно расхохотался.
– Та-а-ак, Грейнджер, — угрожающе протянул Драко. — Теперь тебе придётся спеть мне эту драклову колыбельную, чтобы я тоже мог оценить, что же в ней такого смешного.
– Да ничего, честное слово, — попыталась оправдаться Гермиона. — Очень красивая песня. Просто я петь не умею, поэтому Гарри…
– Хватит мне зубы заговаривать, Грейнджер.
– Ты что, правда хочешь, чтобы я её спела? — Гермиона смутилась, но Гарри подтолкнул её плечом.
– Давай, не ломайся. Разве не ты хотела устроить вечер ностальгии?
– Во-первых, ещё далеко не вечер, во-вторых, ностальгией тут одержим только ты, а в-третьих…
– Я тоже одержим, — вмешался в их перепалку Драко. — Ужасно хочу послушать твоё пение, Грейнджер.
– Вот ты и в полтора года был такой же…
– …очаровательный?
– Доставучий. Ладно, будет вам колыбельная, детишки. Но первого, кто прокомментирует мой вокал…
Не закончив угрозу, она начала петь вполголоса, чувствуя себя довольно неловко, но потом, закрыв глаза, представила себя в Хогвартсе, в гостевых комнатах больничного крыла. Гершвин действительно оказывал какое-то волшебное воздействие на маленького Драко, поэтому редкий вечер обходился без пения на ночь. Это было только их время — минуты, когда Джин Найтли позволяла себе забыть о всякой ответственности за судьбу мира и просто наслаждалась доверчивым теплом засыпающего на её руках малыша. И сколько бы она ни ворчала на Люциуса, что тот окончательно переложил на неё заботу о собственном сыне, но никогда не согласилась бы уступить ему эту обязанность.
– А мне ты не пела на ночь! — немного ревниво заметил Гарри, когда песня закончилась и Гермиона вернулась в реальность. — Я бы запомнил.
– Мы же виделись только днём, — она насмешливо потрепала его по волосам, скрывая смущение. — А когда гостили в Хогвартсе, ты каждый вечер так уматывался, что засыпал прямо на полу у камина и не было никакой нужды тебя убаюкивать.
– Да, это та самая песня, — мечтательно произнёс Драко. — Я расспрашивал маму, но она не знала такой.
– Ничего удивительного, — хмыкнула Гермиона. — Песня-то маггловская.
– Надо было спросить у меня, — раздался голос у них за спиной. — Я помнил каждое слово.
__________
Clara's lulluby (Summertime)
Summertime,
And the livin' is easy
Fish are jumpin'
And the cotton is high
Your daddy's rich
And your ma is good lookin'
So hush little baby
Don't you cry
One of these mornings
You're going to rise up singing
Then you'll spread your wings
And you'll take to the sky
But till that morning
There's a'nothing can harm you
With daddy and mammy standing by
http://muzz.irkutsk.ru/mp3/Summertime-McRae.mp3
|
|
| V-princess | Дата: Вторник, 04.09.2012, 21:53 | Сообщение # 55 |
|
Ночной стрелок
Сообщений: 83
| Глава 48. Эпилог
– Когда твои две трети возвращаются из этих своих… лагерей?
– Со сборов. Послезавтра, кажется. И, знаешь, твои цифры устарели. Вместо двух третей у меня теперь половина.
– О, так ты закрыла месяц в минусе?
– М-м-м, по объективным показателям, похоже, что так. Но по субъективным ощущениям… Что? Почему ты так смотришь?
– Ненавижу рыжих. Ты вечно из-за них страдаешь.
– Не выдумывай.
– Да придёт он, никуда не денется. У Поттера есть ещё почти три недели, чтобы его уговорить. Лично я верю в нашего Героя. Уж если он Драко за полдня приручил…
– Ты не знаешь, какой Рон упрямый. И вообще не думаю, что это хорошая затея.
– Ну, ты всегда можешь отпраздновать с ними где-нибудь ещё.
– Люц, я хочу встретить свой день рожденья здесь. С тобой. Слышал стук?
– Это Сулла. Сиди, я его впущу.
– Ну, что там?
– Очередной пакет от Минервы.
– Ох, какой огромный! Его архивом, должно быть, были забиты все подземелья.
– Всего несколько комнат. Правда, за три года, что я там не был, он мог накатать ещё пару десятков трактатов.
– Сулла надорвётся таскать это в одиночку.
– Ничего, по-моему, он только рад. Всё лучше, чем сидеть взаперти, правда, мой хороший?
– Люц, ты его совсем разбалуешь! Сулла, брысь, не топчись по столу! Так, слушай меня, хулиган ушастый. Я тебе, тебе. Разрешение пользоваться почтовой птицей в этом доме имею только я. Поверь, ты не хочешь меня разозлить всерьёз. Эй!!! А ну вернись! Чёрт, Люц, ты посмотри, что он натворил!
– Кажется, твои угрозы его не впечатлили.
– Знает, зараза, что у меня рука не поднимется снова его запереть. Ну что тут смешного?! Полдня работы…
– Бессмысленной работы.
– Вовсе нет. Вероятно, Северус менял способ шифровки через определённые промежутки времени. Если рассортировать архив по хронологии…
– Не так. Для каждого нового проекта — свой принцип кодировки.
– Он всегда занимался несколькими исследованиями одновременно. И что — держал в голове столько ключей? Это нелогично.
– Просто где-то должна быть подсказка. Он рассчитывал, что мы догадаемся, если завещал свои бумаги в таком вот виде.
– Параноик. Невозможный параноик. Невозможный скрытный параноик!!!
– Тс-тс-тс… Тише. Эта задача должна быть решаемой.
– Я и решала её целых три дня. А теперь ты говоришь, что это была совершенно бессмысленная работа! Чего молчал, спрашивается?
– Просто мне нравится, как ты тут…
– …занимаюсь ерундой? …бездарно трачу время?
– …смотришься. А если бы я тебе намекнул, где в первую очередь следует искать подсказку, то ты бы сразу же кинулась…
– Мне нужно в Тупик Прядильщиков!
– Ну вот, что и требовалось доказать.
– Это ненадолго.
– Это неизвестно.
– Но ведь ты понимаешь, как важны эти бумаги! Модификация "жидкого сна", усовершенствование аконитового зелья… Восстанавливающее средство для нервной системы — это зелье может помочь Алисе! А если там не только его научные исследования? А например, какие-нибудь личные документы? Может даже что-то, что позволит смягчить твой приговор? Ведь он же недаром оставил архив нам с тобой.
– Мы оба разбираемся в зельях, ты понимаешь в колдомедицине, он нам доверял достаточно, чтобы поручить расшифровать свои записи и обнародовать их, не забыв упомянуть его имя, — не достаточно причин?
– Вот именно, мало ли, что ещё он мог нам доверить? Опубликовать архив могла и Минерва, в этом он мог на неё положиться. Но вместо этого зачем-то создал столько сложностей — чтобы возились с бумагами именно мы. Не потому ли, что там что-то, не предназначенное для чужих глаз?
"Не потому ли, что он хотел, чтобы ты была вынуждена рано или поздно вернуться в Малфой-мэнор? Просто этот прагматик не верил в чудеса и поэтому предпочитал творить их своими руками. Но на этот раз чудо произошло само. Ослепительное, как патронус, пьянящее до головокружения, такое невозможное, что до сих пор перехватывает дыхание, стоит только вспомнить, как ты неуловимым крадущимся движением шагнула в мои руки и спрятала счастливое лицо у меня на груди. Совершенно прежняя Джин — только, наконец, свободная. Но то, что ты выбрала из целого мира, лежащего перед тобой, добровольное заточение в моём доме, не мог предсказать даже наш проницательный авгур.
А теперь, когда ты сидишь здесь, освещённая настольной лампой, и сосредоточенно хмуришься, разбирая его мелкий почерк, хочется, чтобы этот дурацкий архив расшифровался как-нибудь сам, без нашего участия.
Точно так же невозможно было готовиться вместе с тобой к ТРИТОНам. С тех пор прошло двадцать семь лет, но я словно наяву вижу твой любимый библиотечный стол, с зигзагообразной трещинкой на крышке. Он был таким огромным, что, как ни старайся, не получалось случайно столкнуться руками. Задачу усложняло ещё то, что в конечной цели я не признавался даже себе самому. Наверное, я казался тебе тогда абсолютным идиотом. И разгильдяем вдобавок, потому что выдерживал не больше получаса такой "подготовки к экзамену", после чего позорно сбегал в подземелья, где вжимался пылающим лицом в сырые камни, досадуя на своё необъяснимое смятение.
Ты, как и тогда, умудряешься ничего не замечать вокруг себя, поглощённая очередной заковыристой задачкой. Но Малфои умеют извлекать опыт из своих ошибок. И теперь я знаю, что если подойти ближе, встать за твоим плечом и протянуть руку к одному из разложенных на столе листочков, ты замрёшь, ощущая мой взгляд всей спиной, а особенно — этими короткими завитками волос на шее, на которые так и тянет подуть. Но надо выдержать паузу, как будто углубившись в созерцание закорючек этого, Мерлин его раздери, неподдающегося шифра, и ты сама потянешься к моей руке, прижмёшься к ней щекой, и только тогда можно будет уткнуться в твою макушку и пробормотать, что, конечно же, дом в Тупике Прядильщиков никак не может подождать — ведь он стоит без присмотра уже больше года, а ну как именно сегодня ночью что-нибудь кардинально изменится? Нет, рисковать ни в коем случае нельзя, ведь когда у заклятья Фиделиуса такой, немолодой уже, хранитель, как я, может произойти абсолютно всё что угодно. Вдруг к утру я, чего доброго, не сумею вспомнить адрес? Споткнусь на лестнице и ушибусь головой? Или меня разорвут на клочки в собственном кабинете? И это наиболее вероятное развитие событий, если судить по угрожающему выражению твоего лица. К тому же эти бордовые стены — классический интерьер, идеально подходящий для средневековой драмы с кровавым убийством. И для тысячи других, гораздо более приятных вещей".
-FIN-
|
|
|
|
|
