Армия Запретного леса

  • Страница 1 из 2
  • 1
  • 2
  • »
Форум » Хранилище свитков » Слэш » "Клинок с двумя лезвиями" (ГП, НЖП/СС~гет, слэш~NC-17~AU, Angst~макси~в процессе)
"Клинок с двумя лезвиями"
slonikmosДата: Суббота, 16.01.2016, 18:30 | Сообщение # 1
Посвященный
Сообщений: 34
Название фанфика: Клинок с двумя лезвиями
Автор: slonikmos
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Северус Снейп/Новый Женский Персонаж
Персонажи: Северус Снейп, Гарри Поттер, Антонин Долохов, Гермиона Грейнджер, Альбус Дамблдор, Игорь Каркаров и другие герои поттерианы, а также оригинальные моего авторства
Тип: гет, слэш
Жанр: Angst/AU
Размер:макси
Статус: в работе
Саммари: Параллельное видение истории противостояния Гарри Поттера и Волдеморта в основном глазами Северуса Снейпа и НЖП. История войны и взаимоотношений сложных и битых жизнью людей. Канон отчасти соблюдён, но в основном это изменённая версия всей истории. Все основные герои оригинальной книги присутствуют в сюжете.
Предупреждения: Групповой секс и Слэш (практически единственная сцена), насилие, ООС, Нецензурная лексика
Диклеймер: Отказываюсь



Отредактировано! Цветной шрифт только для админо-модераторского состава!


slonikmosДата: Суббота, 16.01.2016, 18:30 | Сообщение # 2
Посвященный
Сообщений: 34
Пролог

— За нами идет охота, Альбус. С того нападения в Праге я ни минуты не сомневаюсь, что они найдут нас, это лишь вопрос времени. Два года я путал следы, но сейчас я просто кожей чувствую — они близко.

Двое мужчин — молодой и постарше — напряженно замерли в креслах директорского кабинета.

— Но скоро она будет здесь, в безопасности. И тогда тебя и семью можно будет спрятать.

— Я не могу прятаться всю жизнь! — взорвался молодой. — И о какой безопасности ты говоришь? Это начало её предназначения, и, даже исполнив его, шанс выжить невелик. Я готовил её, как точат клинок перед битвой — на смерть!

— Но ты не можешь этого изменить, — глаза старого мага строго блеснули из-под очков-половинок. — И потом, ты говоришь, что она готова.

— О да, она готова. Она более чем готова, Альбус, и объявит об этом, будь уверен! Три отнятых жизни на её счету — пусть не в одиннадцать, а в неполных тринадцать. Она моя дочь, но клянусь — она может стать опасней и безжалостней любого из нас.

— Она не монстр, Коста. И не сможет пойти против предназначения. И ты не сможешь, — тихо проговорил пожилой мужчина в соседнем кресле.

— Я знаю, Ксандр, ты любишь её. Я тоже, и хоть порой она и пугает, я всё равно боюсь за неё.

— Но ты не можешь ничего изменить, — повторил хозяин кабинета. — И я уверен, она справится. А для твоей семьи наступит передышка. Несколько спокойных лет — то, что вам сейчас нужно. Я позабочусь о ней, обещаю.
slonikmosДата: Суббота, 16.01.2016, 18:31 | Сообщение # 3
Посвященный
Сообщений: 34
Часть 1. "Сражаясь с тенями".

Глава 1

На смотровой площадке самой высокой башни замка Хогвартс двое мужчин любовались закатом. Последние лучи еще золотили верхушки Запретного леса, ласковыми отблесками ложились на гладь озера, лёгкая прохлада постепенно сменяла зной прошедшего дня. Лето выдалось жарким, июль пылал разнотравьем и цикадами, длинные ленивые дни сменялись короткими прозрачными ночами, слишком короткими, чтобы охладить разогретый воздух.

— Какое умиротворение разлито вокруг, — вздохнул седовласый сухощавый старик с ясными голубыми глазами. — Столько спокойствия и незыблемости в этом летнем закате. Даже не верится, что равновесие нашего мира может быть чем-то нарушено.

— Вы, как всегда, удивительно точно подмечаете очевидное, директор, — сухо заметил его молодой собеседник. Его иссиня-черные волосы тяжелыми прядями обрамляли бледное узкое лицо с непомерно длинным носом, ранними морщинами и непроницаемым взглядом черных глаз.

Человек, названный директором, рассмеялся дробным старческим смехом и обернулся. Последний солнечный луч запутался в его седых волосах, вспыхивая золотистым ореолом вокруг головы.

— Во всяком случае, приятно сознавать, что хоть что-то рядом с тобой действительно неизменно. Пусть даже это твоя язвительность, Северус.

Они помолчали. Тишина не давила; так могут молчать только люди, хорошо знающие друг друга. Каждый из них был личностью примечательной.

Голубоглазый старик звался Альбусом Дамблдором, и был директором школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. При поверхностном взгляде он производил впечатление человека добродушного и немного рассеянного, если не чудаковатого. Однако в магическом мире Британии его справедливо считали сильнейшим светлым волшебником столетия, хоть и немногие могли похвастать близким знакомством. Его имя и репутация были известны всем от мала до велика, но лишь единицы понимали, что его мягкость и неизменное добродушие — частенько лишь маска, скрывающая трезвый ум, политическую гибкость, нестандартность мышления и абсолютно неколебимую жёсткость в принятии решений. Его молодой собеседник как раз принадлежал к немногочисленной категории последних.

Его имя было Северус Снейп, и он был младше директора на добрую сотню лет. Он не производил впечатление человека доброго и отзывчивого; напротив, всё в его внешности кричало о тяжёлом и неуживчивом характере. Он преподавал в школе искусство зельеварения последние лет десять, и заслужил немало нелестных эпитетов от своих учеников. Впрочем, неудивительно; постоянным спутником острого ума служил ядовитый и меткий сарказм, придирчивая требовательность была невыносимой, да и справедливостью молодой профессор похвастать не мог. Однако и тут внешность была, во многом, обманчива. Нет, приятным человеком Снейп не был, но проницательный Дамблдор ценил его преданность, силу и ум настолько, что поверил и помог молодому коллеге в один из самых тяжёлых моментов жизни. И с тех пор ни разу не пожалел об этом. Тот свет и порядочность, что разглядел в хмуром юноше мудрый старик, сделало этих двоих не просто союзниками, но и друзьями. Они пережили вместе немало потерь и лишь одну настоящую победу, но оба слишком хорошо знали её горький вкус.

— Я что-то чувствую, друг мой, — снова заговорил старик. — Приближение каких-то важных событий; и с каждым днем моя уверенность крепнет. Мы привыкли к миру, но, боюсь, скоро начнутся не самые лёгкие времена. Не могу объяснить, будто тень… только предчувствие… но за свою длинную жизнь я привык доверять таким вещам. Ты ничего не ощущаешь?

— Вы же знаете, Альбус, в любых переменах я вижу худшее. В прорицаниях я не силен, но вашему чутью привык верить. Если вас интересует, то последние дни стала зудеть левая рука.

— Почему ты не сказал мне? — старик резко развернулся и от благодушия в голосе не осталось и следа.

Молодой мужчина пожал плечами.

— Я склонен списать это на контакт с некоторыми ингредиентами в лаборатории. Остаточная магия такой силы не может не реагировать не некоторые составы.

— И что же такое ты варишь, Северус, что остаточная тёмная магия на это реагирует?

— Ничего, что заслуживало бы вашего внимания, — ответ прозвучал учтиво, но слишком кратко. Взгляд голубых глаз стал ещё более пронзительным. Молодой мужчина вздохнул и нехотя добавил:

— Не волнуйтесь, Альбус, школу не взорву. Ничего запрещенного. Почти.

— Северус!

— Бросьте, директор. В общем-то, ничего особенного, очередные опыты по ликантропному. Вы же знаете не хуже меня, что драконья кровь с некоторыми травами иногда даёт странный фон.

— А как поживает твой крестник?

Внезапная смена темы вызвала лёгкую ухмылку на лице того, кого именовали Северусом.

— Давно не наведывался В Малфой-мэнор?

— На прошлой неделе, и вы это знаете. Нарцисса звала на чай. Она волнуется, — мальчик скоро уедет в школу, просила, чтобы я присмотрел.

— Ты был один?

— У Люциуса кто-то был, но я не знаю, кто. Нарцисса обмолвилась, что его навещали Долохов и Мальсибер. Расспрашивать подробнее было неловко.

— Тебе надо чаще бывать там. Сейчас лето, в школе занятий нет, а ты ведь друг дома. Поживи там неделю-другую. Это может оказаться полезным. Не то чтобы я подозревал в чем-то недостойном мистера Малфоя, но… право, тебе не грех и развеяться.

— Альбус! Во-первых, меня никто не звал. Во-вторых, я сам за последнее время свёл свои контакты с бывшими соратниками, — это слово он выплюнул с отвращением, — до минимума. Чрезмерная общительность — не моя черта, а назойливость — тем более. Меня не поймут.

— Всё же я бы просил тебя навестить Малфой-мэнор в ближайшие дни. Поддержать своего крестника перед школой — прекрасная идея.

Черноволосый мужчина обречённо нахмурился.

— Нарцисса просила кое-что из зелий. Я собирался отправить совой.

— Отлично, мой мальчик! Отнеси сам; возможно, тебе предложат остаться. Крестник ведь так привязан к тебе.

— Альбус, вы невыносимы. Вы отлично знаете, что я не могу отказать.

— Полно. В моей просьбе нет ничего сложного и уж тем более опасного. Не думаю, что…

Серая сова, спикировав с темнеющего неба, ловко бросила в руки молодого мужчины свиток и растворилась в летних сумерках. Развернув письмо и быстро пробежавшись по строчкам, он поднял взгляд на собеседника.

— Вы не устаете меня удивлять, директор.

— Что там?

— От Каркарова. Он в Лондоне. Ничего не объясняет, просит о встрече. Я не видел его лет пять, хоть мы и переписываемся иногда. И главное — он остановился у Малфоев, но предлагает увидеться завтра в полдень в "Трёх мётлах".

Старик задумчиво поднял глаза на появляющиеся звёзды.

— Вот видишь, мой мальчик. Возможно, кое-какие ответы мы всё же получим.

— Сомневаюсь, Альбус. Скорее, наткнёмся на новые вопросы.

Директор школы Хогвартс и его профессор зельеварения погрузились в молчание.

Отредактировано! Цветной шрифт только для админо-модераторского состава!


slonikmosДата: Суббота, 16.01.2016, 18:33 | Сообщение # 4
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 2

Гоблин раздери Альбуса с его подозрениями! Отправляясь на встречу с Игорем Каркаровым, я не мог отделаться от дурных мыслей. Десять лет относительного спокойствия грозили закончиться самым неприятным для меня образом. Если мои бывшие "братья по оружию" зашевелились, — как я хотел бы ошибаться! — значит, готовится что-то серьёзное.

Каркаров уже ждал меня за столиком "Трёх мётел". За пять лет, прошедших с нашей последней встречи, он почти не изменился, разве что несколько заматерел. Его почти карикатурно свирепая внешность приобрела черты значительности, однако несомненный лоск не мог скрыть нервозности.

Я знал его с юности, и, пожалуй, мог бы с некоторой натяжкой (и при более благоприятных обстоятельствах) даже назвать другом; во всяком случае, наши отношения были вполне приятельскими. Он был мне интересен, — порой непонятен, порой неожиданно, парадоксально умён и проницателен. И он ни за что не позвал бы меня так поспешно из-за пустяка.

— Здравствуй, — я присел напротив, — что за пожар?

— Твоя британская учтивость по-прежнему на высоте, мой друг, — оскал Каркарова сделал бы честь любому вампиру. — И я тоже тебе рад.

Я ухмыльнулся в ответ.

— Как и в прежние дни, у меня мало времени, Северус. Я хочу предупредить — всё это, возможно, только мои домыслы. Однако я, кажется, снова ввязался в какую-то пакостную историю. Малфой, Мальсибер, Долохов, Трэверс, МакНейр, Нотт — компания ничего не напоминает?

— Продолжай.

— Они пытаются помочь ему вернуться.

— Это невозможно.

— Полагаю, возможно. Причем путей несколько, и один из них, кажется, найден. Я не знаю подробностей и очень хотел бы не знать их и дальше, но, боюсь, уже поздно.

— Они собирают последователей?

— Не явно. Прощупывают на верность.

— Мне это неинтересно. Я не верю в возможность возвращения.

— Напрасно. Не уверен насчёт остальных, но Малфой и Долохов знают путь, причём Долохов убеждён в успехе, а Малфой пока размышляет. И вчера за ужином всплыло твоё имя.

Игорь одним глотком осушил свой стакан.

— Долохов ищет с тобой встречи. Ты знаешь, он силён и опасен, Северус. И при всей своей одержимости, он умеет считать. Ты ему нужен, и он пустит в ход все средства, чтобы привлечь тебя. Я думаю, что твоя близость к Дамблдору и положение в Хогвартсе тоже играют важную роль в его расчётах. Попробуй его выслушать.

— Почему-то мне кажется, что ты знаешь, что он мне предложит.

— Нет. Я сказал тебе всё, что знаю. Может, это нелепо, но я хочу, чтобы ты был в курсе происходящего, а не прятался в своей школе.

— Зачем это тебе, Игорь? Ты плохо жил все эти годы?

— Неплохо. И хотел бы жить дальше, но я уже втянут, и должен узнать, во что именно. Помоги мне.

Ну вот, я дождался. Второй раз за сутки меня просят так, что я не могу отказаться.

— Я собираюсь навестить Малфой-мэнор завтра с утра.

— Не раньше полудня, а лучше после обеда, иначе не застанешь. И мы не виделись.

— Договорились.

Спустя пару часов, уже в кабинете Дамблдора, я почти жалел, что согласился. Альбус отнесся к услышанному очень серьёзно.

— Ты должен, Северус. Во что бы то ни стало, любым способом выясни, что они задумали.

Конечно, должен. То, что Долохов и Каркаров гостят у Малфоя в поместье, уже необычно. Люциус всегда относился с лёгким презрением к этим "восточным аристократам", считая их если не варварами, то уж, во всяком случае, не ровней.

— Любым способом… — эхом отозвался я.

— Северус, это не совпадение. Гарри Поттер возвращается в наш мир, он приедет в школу первого сентября. Он ребенок, но будет восприниматься твоими бывшими соратниками как угроза возвращению Тома. Значит, за ним будут пристально наблюдать даже здесь, и мы должны знать, как и от чего защищать его.

— Поттер. Опять, черт возьми, Поттер! — я скривился.

— Северус! Ты поклялся!

— Да, Альбус! — я почти кричал. — Я поклялся защищать мальчишку, и не отказываюсь от этого. Я знаю, что он важен. Но и ему, и вам чертовски повезло, что я поклялся не только вам, но и себе самому. Не трудитесь, я помню, чей он сын. Слишком хорошо помню!

Уже выходя из кабинета, я на мгновение обернулся.

— Я отправляюсь в Малфой-мэнор завтра днём.

* * *
Сидя в тесном чулане под лестницей, почти одиннадцатилетний мальчик по имени Гарри Поттер думал о том, что его дядя Вернон, наверное, прав — в жизни чудес не бывает. Очень жаль.


КауриДата: Суббота, 16.01.2016, 18:43 | Сообщение # 5
Высший друид
Сообщений: 874
slonikmos, приветствую!!!

Ура ура ура!!!
Теперь и здесь!
Обожаю это макси! И каждую проду жду как наркотик.
До чего умное, интереснейшее произведение - не передать словами!
Снейп тут - просто обожаю)) мужиг!! в хорошем смысле))
Главная героиня - потрясающая (умеют же некоторые мужчины описывать женщин)

И приятно еще что тут не Дамбигад (Дамбигуд тоже вряд ли) Но очень интересный директор - редко такое встретишь.
НЦ - классное))) Даже та единственная слэш сцена - полностью оправдана для сюжета - а все этот гад Долохов))) хоть немножко и восхищаюсь мерзавцем))

Очень жесткие сцены есть, я плакала на некоторых моментах. Но цепляет. Я увлеклась, когда появилась главная героиня - невозможно ей не сопереживать.
И спасибо за живых и таких разных героев.


slonikmosДата: Суббота, 16.01.2016, 18:53 | Сообщение # 6
Посвященный
Сообщений: 34
Каури, спасибо!
Осваиваю новую площадку, и благодаря вашим тёплым словам это много легче и комфортнее. Я надеюсь не разочаровать и вас, и новую аудиторию своей писаниной. :D

Ну и слэш-сцена - не единственная, но их, действительно, совсем немного.


slonikmosДата: Суббота, 16.01.2016, 18:54 | Сообщение # 7
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 3
Ещё один жаркий день — один из тех, когда кажется, что лето никогда не кончится. Над Хогвартсом неподвижно висело душное марево. Ни дуновения, только оглушающий стрекот кузнечиков.

Я аппарировал в мэнор около трёх пополудни и, проигнорировав подобострастное бормотание эльфа, направился к кабинету хозяина. За неплотно прикрытой дверью слышались голоса.

— Убеди его быть внимательным и не болтать лишнего. Наблюдательность может сослужить хорошую службу твоему сыну. Ты знаешь, я не забываю оказанных мне одолжений, — голос Люциуса был холоден, но без обычных высокомерных ноток.

— Да, Люциус. Мой мальчик неглуп и предан мне. Он поможет Драко, присмотрит за отпрыском Поттеров, и постарается не упустить из виду ничего важного.

Скрип отодвигаемого кресла, влажный звук поцелуя, и всё стихло. Гостья явно ушла через камин. Я слегка удивился, — Люциус, имея массу интрижек на стороне, действительно любил Нарциссу и ни за что не стал бы рисковать её спокойствием, принимая любовницу в своём доме. Значит, этот визит был важен. Голос женщины показался мне смутно знакомым, но я решил, что разгадка подождёт. Негромко постучав и дождавшись ответа, я толкнул дверь и вошёл.

— Северус! Каким ветром? — даже без мантии и сюртука, в одной рубашке и брюках, Люциус выглядел царственно.

— Здравствуй, Люциус. Я принёс зелья для Нарциссы и хотел повидать крестника, если позволишь. Извини, если помешал.

— Ты не можешь помешать, старый друг. Цисси и Драко третий день во Франции, отдыхают перед поездкой мальчика в школу. Ты скоро сможешь видеть его чаще нас, и я рад, что ты будешь рядом. Садись. Выпьешь?

— Слишком жарко, Люц. Разве что глоток.

За дверью послышались шаги, и я поднял взгляд.

— У тебя гости? Я некстати?

— Наоборот. Я рад тебя видеть, Снейп.

Этот низкий и глуховатый голос, прозвучавший от двери, я узнал сразу. Вот только с каких это пор Долохов отвечает вместо хозяина, да еще и с молчаливого согласия последнего?

Антонин Долохов всегда вызывал у меня смешанные чувства. Сильный маг, наследник известного тёмного рода, небогат, но влиятелен; он был соединением несовместимых противоречий — от внешнего вида до внутренней сущности.

Высокий, прямой, смуглый; то неподвижно-угловатый, то неуместно суетливый. Тёмно-каштановые прямые волосы, стянутые в неряшливую косицу с выбивающимися прядями. Карие глаза всегда в тени широких густых бровей. Неожиданно тонкий, правильного рисунка нос и яркие, сочные губы с неуловимо порочным изгибом.

Порой жесток до садизма, порой необъяснимо сентиментален, впрочем, как многие по-настоящему жестокие люди. Фанатик во всем, иногда кажется почти безумцем, но что-то в глазах выдает чёткий, холодный расчёт математика.

Прежде мы всегда наблюдали друг за другом издалека, держа дистанцию, не сокращая, но и не увеличивая её. Я не встречал его десять лет, но он ничуть не изменился с годами.

Пока мы раскланивались в приветствиях, Люциус приказал что-то эльфу, появившемуся и исчезнувшему беззвучно, как мыльный пузырь, и обернулся ко мне.

— Ты действительно очень кстати, Северус. Я собирался отправить тебе сову с приглашением. Останься до завтра, поужинай с нами. Антонин привёз с собой Каркарова, — кажется, вы давно не виделись.

Долохов неприятно улыбнулся. Взгляд глубоко посаженных глаз был странно пуст, лишь на самом дне мерцало нечто, похожее на интерес исследователя. Неожиданно он подался вперед, и его тяжелая ладонь чуть сжала моё колено.

— Проведём приятный вечер в истинно мужском обществе.

Почему-то в голове мелькнули какие-то непристойности, и мне стало противно. Захотелось уйти немедленно, сославшись на незаконченное зелье в лаборатории.

— Твои опыты подождут. Если хочешь, поставим сегодня другой… опыт. Будет интересно, поверь.

Я насторожился. Долохов не был легиллиментом, и то, с какой лёгкостью он меня прочитал, неутешительно свидетельствовало о том, что я слишком расслабился. Чертова жара!

Соберись, Нюниус, совсем потёк — пара знойных дней, и все мысли написаны на лице. Я отогнал непонятную гадливость, по возможности непринуждённо откинулся на спинку кресла и кивнул.

— Тебе приготовили твои обычные комнаты, Северус, — Люциус потянулся за книгой, и я понял, что до ужина предоставлен сам себе, а значит, — можно перевести дух и подумать.

Однако первое, что я увидел в своих комнатах — меряющий её шагами Каркаров.

— Северус! — он бросился ко мне. — Прости, что втянул тебя. Ты должен знать, что они затеяли. Они постараются привязать тебя… создать чары привязки… Круг Союзников. И замкнут на остаточную магию метки. Будет работать до возвращения… её хозяина.

Я похолодел. Чары привязки, или Чары очарования — фамильная магия Малфоев. Из охотника я стремительно превращался в дичь. Если это случится, я действительно стану союзником тех, кто сотворил заклинание. Конечно, не пешкой под Империо, — эти чары гораздо слабее и тоньше, зато куда более долговечные; а замкнутые на метке — так и вовсе, возможно, бессрочные. Я останусь собой, но любому члену Круга буду доверять чуть больше прежнего; утаивать свои намерения станет сложнее, желание помочь, поддержать, быть единым целым с Кругом станет для меня чрезвычайно важным. Мерлин, куда я опять влип? И если всё так, то не была ли вчерашняя встреча с Каркаровым запланированной ловушкой, притащившей меня сегодня в мэнор? Но тогда зачем он пришел сейчас с предупреждением?

Внезапно меня осенило, и в отчаянном взгляде Игоря я нашел подтверждение своей догадке. Он УЖЕ привязан, и привязали его всего несколько часов назад. Вчера он еще был чист, поэтому и пришёл. О факте своей привязки и самом ритуале он рассказать просто не может. Даже то, что он сейчас здесь — чудо, свидетельство очень сильной собственной воли.

— Уходи, Северус. Я уверен, ты можешь придумать достойный предлог.

Мысли неслись как сумасшедшие. О да, я могу придумать повод уйти. Но могу и другое. Рискованно, но должно сработать. Решение нашлось, теперь только успеть.

Я медленно покачал головой.

— Я остаюсь, Игорь.

Тот посмотрел почти с болью.

— Ты хоть понимаешь, КАК они станут тебя привязывать? Тебе такое никогда не нравилось, насколько я знаю.

— И тебя?..

— Нет, хуже. Но с тобой, думаю, будет именно так. Долохов просил меня помочь им сегодня. С тобой, понимаешь?

Последние слова он произнёс почти шёпотом, и, закрыв глаза, пошатнулся. Я подхватил его:

— Тише, тише, хватит! Я всё понял.

Убедившись, что он вновь твёрдо стоит на ногах, я проводил его до двери, отказавшись даже обсуждать моё возможное бегство.
slonikmosДата: Воскресенье, 17.01.2016, 13:08 | Сообщение # 8
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 4
Расположившись в кресле у окна, я потёр пальцами переносицу. Итак, что мы имеем.

Первое. Чары привязки — как факт некоего подчинения, но я, кажется, знаю, как их обойти, причём никто ни о чём не догадается. Можно даже попробовать отзеркалить их, и привязка станет односторонней. Я останусь независим, зато весь "круг" будет доверять мне, — а это чертовски выгодно.

И второе — способ наведения этих самых чар.

Конечно, самый простой вариант, — добровольное проведение ритуала. Кровь принимающего, кровь неофита, чаша с вином, заклинание и простое "да" в ответ. И это явно не мой случай. Люциус предлагал мне это дважды, — один раз ещё в юности, после смерти моей матери. Я приобретал бы поддержку наследника сильного рода, но был слишком горд, чтобы согласиться быть привязанным к кому-либо. Второй раз я получил предложение вместе с просьбой крестить Драко. Крёстным я стать согласился, но от привязки снова увильнул, — просто протянул руку с меткой, — мол, мы и так с тобой связаны, Люц. На самом деле, тогда сама мысль ещё раз добровольно привязать себя к кому-то вызывала во мне протест, — хватило и одного Лорда.

Кроме того, после стольких лет затишья не было никаких оснований мне доверять. Ведь и Игоря явно привязали так, что он понял лишь когда попался. И как же станут ловить меня? Не под Империо же, в самом деле?

Заклинание будет творить Малфой, — это его магия. Принимающим будет, скорей всего, Долохов. А вот как поставить человека в ситуацию сильнейшего стресса, когда он и не заметит, как скажет "да" и прольёт свою кровь?

Я видел три варианта, и все они казались мне фантастичными.

Один из них — дуэль. Я проигрываю, по праву победителя Долохов может собрать мою кровь и потребовать от меня клятвы. Но Долохов не идиот, — до вечера поводов для дуэли не предвидится, да и победить он может разве что во сне. Боец он хороший, но дуэлянт весьма посредственный.

Другой вариант — убийство. Подставить меня в сражение с сильным противником, который сможет ранить меня, но не убить. Я выхожу победителем, но ранен, окровавлен, слаб. Меня лечат, дальше понятно. Кстати, в этом случае кровь убитой жертвы тоже можно использовать, степень моей привязки от этого только возрастёт. И снова маловероятно, — с чего вдруг я стану с кем-то сражаться.

И третий способ — на него намекнул Каркаров. Способ был грязным, но именно его, скорей всего, и выберут. Я был сам себе противен, уже понимая, что соглашусь.

Секс. Жёсткий, доводящий до исступления, почти помешательства секс с укусами и кровоточащими царапинами. И хорошо, если только на спине, — со стороны никого привлекать не станут, а, кроме троих мужчин, в доме никого не было. И Игорь прав — ТАКОЕ мне никогда не нравилось. Насилие в постели не для меня, что же касается секса с мужчинами, — я давно отвык от такого рода забав, не находя в них особого удовольствия.

Стоп. Но ведь Игорь — как раз другое дело. Он ведь гомосексуален; никогда не болтал об этом, но и не особо скрывал. И по слухам, предпочитал именно жёсткий трах со сменой позиций. Казалось бы, идеальная ситуация, — но его привязали по-другому. "Нет, хуже!" — так он сказал. Хуже могло быть только убийство — смешение его крови и крови жертвы, создающее усиленную связь.

Всё сошлось. Вот откуда нервозность и отчаяние Каркарова, вот почему взгляд Долохова так пуст и холоден. Утром что-то случилось, и теперь я знал, что. Сегодня утром произошло убийство, причём достаточно сильного мага. Каркаров и Долохов вместе — грозная сила, и раз Каркаров был ранен, то противник был чертовски хорош. Теперь я обязан остаться и всё выяснить — как там сказал Альбус? — любой ценой. И не бойся замараться, Нюниус, — чёрное нельзя выпачкать…

Всё же интересно — как Долохов будет меня уговаривать? А ведь ему придётся — он знает о моих пристрастиях. На чём он собирается меня взять? Почему-то я не сомневался, что это будет именно Долохов, а не Люциус. И мне придётся сыграть безошибочно, чтобы он не догадался, что я знаю о его истинной цели. Буду ломаться, язвить и негодовать — это мне всегда удавалось отменно. Воистину, чёрное не сделаешь белым.

Однако, если я хочу обойти привязку, надо спешить. Мерлин знает, зачем я сварил это зелье с месяц назад. Скорее, просто из спортивного интереса, — оно было капризным и сложным в изготовлении. Уж точно я не мог предположить, что оно пригодится так скоро.

Я аппарировал прямо к себе — на лето Альбус снял барьер. Нужная склянка нашлась быстро; залпом опрокинув содержимое, сунул голову в камин и позвал:

— Альбус! Я могу войти?

— Входи. Что случилось, мой мальчик?

— Альбус, не до подробностей. Я только что выпил "Двойной блок". Это…

— Я знаю, усиливает уже имеющиеся способности окклюменции. Даёт дополнительную защиту от всех видов магии подчинения, кроме прямого Империо. Зачем?

— Всё потом. Альбус, прошу, поставьте еще свой маячок на случай, если всё же зацепит. Потом выпутаете меня, если что.

— Откуда выпутаю? Что происходит?

— Малфой. Магия привязки. Быстрей, Альбус!

Через десять минут я аппарировал обратно, унося в своей голове незаметную сигнальную метку, увидеть которую мог бы только настоящий ас легиллименции.

И очень вовремя.

В дверь моей комнаты постучали.

Я совершенно не удивился, обнаружив на пороге Долохова.

— Хочу прогуляться по парку. Не составишь компанию?

Говорил он небрежно, но я чувствовал, что он напряжен, как пружина.

— Я собирался в библиотеку, но… изволь, можно и пройтись.

Я дал ему увести себя вглубь парка, к скамейке в глубокой тени. Щекотливого разговора было не избежать, но я не собирался облегчать ему задачу. Наконец, будто решившись, он обернулся ко мне.

* * *

Боль. И еще ненависть. И ярость, и отчаяние, и снова боль.

Глаза зажмурены так крепко, что плывут цветные круги.

Моя вина. Я не готова. Во мне тьма и пустыня.

Темно.

Открываю глаза, но ничего не меняется.

Так же темно. Пахнет травами.

Ну конечно, я ведь в кладовке возле домашней лаборатории. Моё любимое место.

Вот уже несколько часов ни Виола, ни Ксандр не могут меня отсюда извлечь. Неудивительно, мои огненные щиты мог снять только отец.

Отец…

Снова по кругу — боль, ненависть, ярость, отчаяние. Будто огромный маятник невидимых часов бьёт размеренно и неумолимо. Моя потеря. Моя вина. Я не готова.

Огромная тяжесть — признаться, что ты бессильна. Ты могла цедить и тянуть мгновения, ты тасовала часы и минуты, возвращалась, чтобы прожить лишний день, лишний год. Ты же маг времени.

Но отныне ты не можешь вернуться на несколько часов назад, чтобы всё изменить. Блестяще выполненный артефакт отрезал тебе возможность возвращения в ту страшную точку. Теперь ты живёшь только от неё, теперь это твой первый день. И второй день рождения. Ещё бы, ведь тот артефакт, — дело рук твоего отца, а ему в этом нет равных. Не было…

Отец, мама, я, мой брат.

Всё. Теперь только я.
slonikmosДата: Воскресенье, 17.01.2016, 18:20 | Сообщение # 9
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 5
— Что для тебя боль, Снейп? — карие глаза моего собеседника изучали меня столь пристально, что я опять подумал о легиллименции. Но никакого вторжения я не чувствовал, это был обычный вопрос.

Ответить я не успел, Долохов снова заговорил.

— Как ты воспринимаешь её? Как силу, власть, как свидетельство несовершенства мира, как врата удовольствия, как кару?

Уж очень издалека. Попробуем сократить путь.

— Ты говоришь о физической боли?

Долохов хрипло рассмеялся.

— Не изображай дурака. Боль едина, и ты это знаешь. Что физическая, что душевная, — одинаково может замутить разум, вызвать ярость, парализовать тело. Или подарить наслаждение, дать власть, — если управляешь ею. Боль сопровождает нас всю жизнь, от рождения до смерти, она растёт и меняется вместе с нами. Принявшие это подчиняют её, и она становится силой.

— Никогда не думал об этом.

Мой собеседник досадливо поморщился.

— Опять врёшь. Боли в твоей жизни было достаточно, ты не мог не думать о её природе. Просто никогда не занимался этим всерьёз.

— А ты, надо полагать, занимался? — мне становилось интересно. Как он будет выруливать из этих отвлечённых дебрей к конкретной задаче?

Он кивнул.

— Да, и довольно долго. Я, если хочешь, её самый верный адепт. Но, — он скривился, — не как, скажем, МакНейр или Трэверс, — эти просто примитивные садисты. Зверьё. Я же всегда любил боль. Она — доказательство того, что ты жив. Что может быть лучше, чем чувствовать себя живым, Снейп? Чистое наслаждение. Любое чувство, любая эмоция, приправленная болью, обостряется.

Он сделал паузу.

— Наш господин до исчезновения, — его голос слегка дрогнул, — много занимался природой боли, и я был вовлечён. Он смог увидеть во мне то, что я не осознавал тогда, и в каком-то смысле показал мне меня.

Теперь мне стало действительно интересно. Похоже, он говорил искренне. Долохов всегда казался мне умным, расчётливым, но… лишенным интеллектуального изящества, что-ли. Уж никак не философом.

— Любопытно. В каком-то смысле мы все увидели себя с его помощью, — удивительно, но я сказал почти правду. Я сам осознал всю свою тьму и подлость, всю свою грязь благодаря ему. И даже тот свет, что ещё тлел во мне, — пусть не благодаря, но вопреки. — И много вас таких было? Адептов, как ты сказал?

— Нет, немного. Понимать боль, благодарить её, подчиняться и подчинять, — весьма тонкий и редкий дар. В тебе, кстати, всегда были его зачатки, и я вижу, что ты вырастил его в себе. Не спорь, это так, иначе я не стал бы говорить с тобой. Я продвинулся по этой дороге дальше всех, меня не обманешь. Белла была не менее способной, но она не удержалась. Боль сожрала её личность, а Азкабан, говорят, отнял разум. Жаль. Но ты… ты мог бы добиться многого.

Мне надоели его хороводы.

— Что тебе нужно, Антонин? Что ты хочешь? — решительно произнёс я и почувствовал, как мой всплеск прорвал плотину.

— А чего хочешь ты? — отвечая вопросом на вопрос, он резко подался вперёд и жадно заглянул мне в лицо. — Только не говори, что ты всем доволен, и учить недорослей — твоё призвание. Боль — это власть, а ты ведь всегда хотел власти, Снейп. Власти, силы, знаний. Это и привело тебя к Лорду. Как и многих других. Боль — один из путей силы, и я могу показать тебе его.

— Зачем тебе это? — повторил я. — Моя сила?

— Вскоре мы все можем понадобиться, и я предпочитаю иметь сильного союзника, вот и всё.

— Союзника? Ты так уверен?

— А разве нет? Брось, Снейп, ты одиночка, но всегда был одним из нас. Ты был предан нашему господину, а он высоко ценил тебя, и кто я такой, чтобы сомневаться. — Лесть была слишком грубой, но я проглотил её. — Ты всегда привлекал меня, это не прошло. Я хочу поделиться тем, что знаю.

Ну давай же, поуговаривай меня ещё.

— Допустим, я соглашусь, хотя бы от скуки. Правда, вряд ли ты сможешь научить меня чему-то. Пустой разговор. Что можно сделать с чужой болью? — я провёл ладонью по лицу.

— Я могу помочь тебе жить. Ты увидишь и почувствуешь её по-другому. Ты насладишься ею, ты захочешь и овладеешь ей как упрямой любовницей. Ты сражаешься с собой, Снейп, и так и не научился быть целым. Я соединю тебя, и твоя боль поможет мне в этом. Твои тело и разум будут плавиться от боли и неги. Позволь мне сделать это!

Ну наконец-то.

Это было рискованно, но я всё же расхохотался.

— Долохов! Ушам не верю! Неужто ты просто пытаешься трахнуть меня? — я махнул рукой. — Забудь; попытка не лишена изящества, но всё равно слишком очевидна.

Кажется, он разозлился.

— Кончай паясничать, Снейп! Просто за сексом ходят в Лютный. Это другое. Ты не святой, я знаю. Я также знаю, что ты предпочитаешь женщин. Но ещё я знаю, что опыт с мужчинами у тебя был, а наслаждение всегда наслаждение, при условии взаимного согласия. Что ты теряешь? Это просто знание. Страха в тебе нет, а стыд… что ж, насиловать тебя никто не собирается, только если сам не попросишь. Я же тебя не под венец тащу!

Похоже, выпитое мной часом ранее зелье давало странный эффект. Я и забыл про побочные действия, тогда они казались несущественными. Ну накатит завтра мощная мигрень, не первый раз. Пить его ещё я в ближайшее время не намерен, чаще чем раз в месяц это запрещено, — грозит глубокой комой. Что там ещё? Ах да, вот оно. Гиперчувствительность всей поверхности тела. Я понял, что осязаю каждую складку одежды, каждое дуновение ветра, жар дыхания сидящего рядом человека, мимолётную дрожь прикосновения его колена на тесной скамейке. По крайней мере, он прав: наслаждение есть наслаждение, и тело не обманешь. Я и вправду слегка стыдился таких удовольствий, но не могу не признать, что секс с опытным партнёром приятен. А в том, что Долохов искушён, сомнений быть не могло. И вот уж точно — к нежным чувствам это совершенно никакого отношения не имеет. В конце концов, ты же сам добивался его домогательств, решив разузнать, что они замышляют.

— И что же мне даст этот твой опыт? — я невольно понизил голос. Мерлин, да я почти флиртовал!

Долохов склонился ещё ближе, теперь я видел лишь его горящие глаза.

— Боль ведь по-прежнему кажется тебе разрушительной, правда? А сделать из неё щит ты не пытался? Подчини её, обуздай, — и даже Круцио заставит тебя наслаждаться.

Меня будто ударили по лицу. В висках застучало. "Боль — твой щит, Северус. Щит от бесчувствия и равнодушия." Слова матери, утешающей меня. Потом, почти слово в слово, это сказал мне Альбус. Долохов, сделав это случайно, всё же зацепил во мне что-то, от чего лично я, Северус Снейп, а не сомнительный защитник света от тьмы, не мог отмахнуться.

И сидящий рядом мужчина это понял. Он хлопнул меня по плечу, поднимаясь со скамьи, и прикосновение послало неприятный разряд по телу.

— Увидимся за ужином.

* * *

"Любая боль когда-нибудь проходит. Ты не забудешь её, просто научишься с ней жить".

Так говорила моя мама, и глаза у неё становились такими печальными, что я понимала, — она знает, о чём говорит.

Мама…

Ты не научила меня этому. Или можно научиться только самой? Я не умею, я не готова.

Но уже знаю, что скоро выйду из этой кладовки, где я стала на сто лет старше. Аккуратно сниму щиты, заплету косу и вытру лицо.

Чёртов артефакт поделил мою жизнь надвое. Там детство, где всё просто, — тебя любят, и ты счастлив. Здесь боль и одиночество, — значит, ты вырос. И теперь только от меня зависит, станет ли вторая часть моей жизни длиннее первой.

На самом деле, я ведь знаю, почему они умерли. Они спасали меня, а со мной и какого-то пока незнакомого мне мальчика из пророчества, которому нужна моя помощь.

Я — защитник, и мне твердили об этом с пелёнок. Когда я спрашивала, кого я должна защищать, отец улыбался и отвечал: "Весь мир, родная. Весь свет. Поверь, он того стоит".

Мне трудно представить, папа, что этот мир без вас чего-нибудь стоит. Но я не привыкла сомневаться в тебе.

Я постараюсь поверить.
slonikmosДата: Понедельник, 18.01.2016, 00:02 | Сообщение # 10
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 6
Малая столовая в доме Малфоев, в отличие от парадной, мне всегда нравилась. Изысканный вкус хозяина перевешивал здесь желание продемонстрировать размеры своего состояния. Было уютно, но не помпезно, безупречная сервировка мерцала в мягком свете свечей, стены не давили переизбытком старинных полотен.

Возвращаясь к себе из парка, я мысленно прокручивал разговор. Всё вроде сыграно точно, но я не мог отделаться от тягостного чувства, что что-то упустил. Долохов всё же выбил меня из колеи, и оставшиеся пару часов до ужина я пытался навести порядок в собственной голове.

Допустим, — рассуждал я, — привязки мне удастся избежать. Но с чего я решил, что после ритуала мне вот так сразу всё расскажут? И ещё это сегодняшнее убийство. В том, что совершено убийство, я не сомневался. И как мне выяснить причину столь бурной активности моих бывших "братьев по оружию"?

К сожалению, легиллименция не годилась. Ни Люциус, ни Долохов ей не владели, но вторжение в свой разум почувствовали бы мгновенно. Игоря я в расчёт не брал, — он сам пока знал немного. А попыткой выудить из него подробности утреннего происшествия можно было серьёзно навредить.

Что-то вертелось в голове, какие-то обрывки, но я никак не мог их ухватить.

Что-то, связанное с сегодняшним зельем… что-то, прошедшее краем сознания… краем… боком… побочные действия… Так.

Побочные действия. Мигрень, чувствительность кожи, кома при повторном употреблении. О! Кома!

— Ты сбрендил, Нюниус, — кажется, я произнёс это вслух.

Но мозг уже считал варианты.

Медики из Мунго иногда приглашали меня для консультаций по зельям и разновидностям лечения разной редкой гадости. Помогая в лечении ментальных расстройств, вызванных тёмными проклятиями, я изучал различные виды коматозных трансов. Когда легиллименция была бессильна, это был последний шанс. Область сложная, малоизученная, и, надо признать, не вполне законная, ведь все виды подобных трансов давали возможность абсолютно безболезненного и незаметного проникновения в чужое сознание. И, как следствие, такого же незаметного манипулирования им. Врачи врачами, но кто сказал, что этим будут пользоваться только мозгоправы из Мунго. Поэтому этим старались не злоупотреблять, хотя порой это становилось единственным способом разобраться, что же произошло с пациентом. Я отлично знал теорию, но до практики дело не доходило. Даже человек, превосходно владеющий техникой подобного погружения, изрядно рисковал "заблудиться" в чужой голове и сорваться в собственную бессрочную кому. Легиллиментные навыки сильно помогали избежать этого, но сам я лишь пару раз страховал врача, уходящего в транс.

Может, стоит, наконец, попробовать самому?

Самым безобидным, — но от этого не менее труднодостижимым, — из подобных коматозных состояний был эротический транс. В Мунго, его, разумеется, никто не применял, — из морально-этических соображений. Кому из пациентов, очнувшись, будет приятно узнать, что его жена или любовница исступлённо трахалась с его лечащим врачом? И испытала при этом сказочное удовлетворение.

Но я не врач, и мы не в Мунго. И трахаться всё равно придётся, так почему не попробовать. Если получится, я не только испытаю невероятные ощущения, но и увижу все тайны моего партнёра как на ладони. И тайны других их партнёров тоже, если успею.

Заклинание я помнил отлично, но заклинание ещё не гарантия успеха. Для достижения цели от меня понадобится целая серия оглушительных оргазмов; только тогда, полностью вымотав тело, я смогу впасть в нужное состояние. И прерываться нельзя, — нельзя отдыхать, принимать душ, пить возбуждающие, — только прикосновения, возбуждение, соединение, оргазм — по кругу. Меня нужно буквально затрахать до одури и помутнения, до изнеможения, высушить полностью, до последней капли спермы и сил. И это могло стать проблемой.

По странной насмешке судьбы, природа щедро наделила меня исключительной выносливостью, и даже моя паршивая жизнь не стала сдерживающим фактором. Я по-прежнему легко возбуждался, и первый оргазм был быстрым, но потом я становился неутомимым как бык. Мои любовницы получали море удовольствия, но им приходилось постараться, чтобы удовлетворить меня. И ещё никогда я не добирался до того пика наслаждения, что отключает сознание. Я был почти уверен, что ни Долохов, ни Люциус, ни Каркаров не выдержат такой гонки.

Значит, — о Мерлин и Моргана! — придётся втянуть в это непотребство всех троих одновременно. Да, опыта в такой ситуации у меня было явно недостаточно.

У меня были разные женщины, я даже заходил порой в Лютный, да и Розмерта всегда была рада меня видеть, но нельзя сказать, что мои плотские утехи отличались извращенностью. Сердце моё молчало, но игнорировать потребности тела здорового тридцатилетнего мужчины я не считал нужным. И когда собственной руки не хватало, я отправлялся искать общество. Порой меня даже удивляло, что несмотря все зверства и извращения, что я повидал в юности, я не стал импотентом. Возможно, потому что сам в этом никогда не участвовал; да, я был убийцей, но клейма насильника на мне не было.

Стоя у окна, я расстегнул ворот рубашки, подставляя разгорячённую кожу вечерней прохладе. Возможно, гиперчувствительность, вызванная зельем, сыграет мне на руку; я смогу и заставить хотеть меня, и достаточно завестись сам. Мой давний опыт с мужчинами был скорее "рабочим моментом", нежеланием излишне выделяться. Я был молод, болезненно самолюбив, неуверен и страстен, и предпочитал ощущение власти над тем, кто меня хочет, чем унизительный отказ какой-нибудь высокомерной красотки. С годами самолюбия во мне не убавилось, зато уверенность изрядно возросла, и тот нервный угловатый юнец сейчас казался мне незнакомцем. Строго говоря, это вообще уже было почти не со мной.

Тот, прежний Северус Снейп, перестал существовать в ночь Хеллоуина десять лет назад. Смерть женщины, которую я любил, породила меня нынешнего — холодного мерзавца без сердца. Я был виновен в её гибели. Я и сейчас чувствую вину.

Странно, но со временем боль потери, сумасшедшая боль, заглушаемая лишь презрением и ненавистью к себе, не прошла, но сильно изменилась. Та женщина стала иконой, тем светом, что был во мне, когда я любил её, живую. Десять лет я ношу этот ноющий свет внутри, но почти забыл ту настоящую, живую Лили с её милыми привычками и слабостями. Я отдал бы всё, чтобы её вернуть; но не так давно осознал, что вернись она вдруг, — и я отпустил бы её. Любовь мужчины к женщине истаяла, осталось поклонение её свету. Моё сердце умерло, цинизм стал моим вторым "я", но я упрямо храню и защищаю тот свет, что она поселила во мне. Прощенья мне не заслужить, но я буду драться за этот луч света до последнего дня своей никчёмной жизни.

И вот я здесь, в малой столовой Малфоя, с бокалом вина, посвежевший после душа, всерьёз размышляю о том, как бы поудачней трахнуть хозяина и двух его гостей, чтобы проникнуть в их грязные тайны.

Ты говорил мне о боли, Долохов. О силе, о власти. Я получил полную власть над болью десять лет назад, — когда она умерла, а я согласился жить.
slonikmosДата: Вторник, 19.01.2016, 00:06 | Сообщение # 11
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 7
Заместитель директора школы Хогвартс, декан факультета Гриффиндор, профессор трансфигурации Минерва МакГонагалл приводила в порядок корреспонденцию. Строго говоря, всё уже было готово, все приглашения новым ученикам подписаны, и оставалось не больше недели до их отправки.

Минерва любила составлять списки новых учеников. Ей казалось, что в этих фамилиях она видит будущее волшебного мира отчётливей, чем в хрустальном шаре для предсказаний. Большинство из новых учеников были детьми тех, кого она учила раньше, а в этом году в школу должны были приехать дети её когда-то особенно любимых студентов.

Правда, родителей одного уже давно нет в живых. Трагедия, унёсшая их жизни, обернулась крушением зла и надеждой на лучшее для всего мира магов. Их удивительный сын, принёсший эту победу и ставший символом сил света, выжил. И вот теперь возвращается в волшебный мир.

Другое имя из списка вызывало ещё больше тёплых чувств. Минерва ждала приезда своей крестницы, дочери блестящего гриффиндорца и внучки старинной подруги.

Декан была женщиной строгой и несентиментальной, но крестницу свою обожала. Нельзя сказать, что они часто виделись, но это не мешало Минерве втайне гордиться любимицей. Девочка была талантлива, обладала многими редкими способностями, и Минерве приходилось только огорчаться, убеждаясь, что как раз способности к трансфигурации у Катерины весьма средние. "Не то, что Коста", — вздыхала декан про себя. Кроме того, противоречивый и независимый характер крестницы порой просто ставил старую ведьму в тупик. Клубок мощных и, — чего уж там, — не самых светлых наследий четырёх древних родов не мог не сказаться. Девочка была непредсказуемой, — то пряма до грубости, то иезуитски хитра; то добра и сострадательна, то жестока и беспощадна. В общем-то, это был маленький монстр, способный на всё. Тьма и свет сплетались в девочке в причудливый замысловатый узор; отчасти это объяснялось её особым предназначением, о котором знали, к счастью, немногие. Опасность преследовала её с детства, и это наложило отпечаток на её характер, — она могла быть порой неприятной, но только не слабой. Как она уживётся в школе?

Однако всё это казалось сейчас несущественным, — ещё какой-нибудь месяц, и любимая крестница будет здесь.

Минерва размяла плечи и поднялась из-за письменного стола. Она почти вышла из кабинета, когда в камине полыхнуло зелёным, и послышался взволнованный голос:

— Минерва! Минерва, ты здесь?

Пожилая женщина поспешно вернулась обратно.

— Виола! Что случилось? Ну заходи же!

Камин вспыхнул ярче, и из пламени вышла высокая пожилая дама. Одного взгляда было достаточно, чтобы признать в ней истинную аристократку. Виола Морозини, в девичестве Блэк, всегда была невозмутимой, красивой и властной, вот только сейчас от её обычного спокойствия не осталось и следа. Минерва не успела ничего сказать, как подруга крепко стиснула её руки.

— Минерва, у нас беда.

* * *

Надо отдать должное Люциусу, — он умел принимать гостей. Ужин был превосходен. Перемена блюд тщательно подобрана, — свежайшие нормандские устрицы сменялись кровавым ростбифом, нежная мякоть авокадо прекрасно сочеталась с креветками и лимонным сорбетом. Вино тоже было выше всяких похвал. Каждый из нас, несомненно, понимал, что концовка вечера будет далека от пристойности, однако разговор лился вполне непринуждённо, — Люциус интересовался Дурмстрангом, и Каркаров охотно удовлетворял его любопытство. Долохов вставлял лишь короткие замечания, всё больше отмалчиваясь. Я почти любовался компанией за столом — белокожий холёный блондин; некрасивый, но почти по-звериному привлекательный Каркаров; смуглый, широкоплечий Долохов, источающий неприкрытую, осязаемую сексуальность. Разговор плавно перешёл на особенности семейных традиций чистокровных родов, и Люциус довольно ловко вывел нас из-за стола, предложив осмотреть семейный гобелен с генеалогическим древом Малфоев. Мы вышли в коридор, но тут Каркаров произнёс:

— Пожалуй, я вас оставлю. Люциус, ужин был великолепен, но я хотел бы отдохнуть.

И, поскольку никто не возразил, я слегка коснулся его плеча:

— Прошу тебя, не уходи. Мы давно не виделись, не хотелось бы разрушать такую прекрасную мужскую компанию.

Я заметил, как переглянулись Люциус и Долохов. Игорь же посмотрел на меня с нескрываемым изумлением.

Когда-то давно, за бутылкой огневиски, поддавшись ленивой расслабленности, я спросил его — в шутку, конечно, — почему он никогда не делал попыток переспать со мной.

— Может, боюсь влюбиться, — усмехнулся Игорь. — Нет, конечно. Просто не хочу портить нашу дружбу. Тебе это не надо, и мы оба будем чувствовать себя неловко.

Он был прав, и больше мы к этому не возвращались.

И вот теперь я практически открыто предлагал ему себя.

Долохов, стоящий позади, неожиданно положил руку мне на пах и с силой вжал в себя. Он смотрел на Каркарова, его тёмные глаза сверлили насквозь.

— Ты ведь хотел его всегда, правда, Игорь? Представь, как он выебет тебя, а потом будет хрипеть под тобой с твоим членом в своей узкой дырке. Неужели ты откажешься?

От этих слов, от этой ладони, уверенно сжавшей мне яйца, тело будто сошло с ума. Я горел; в паху стремительно рос ноющий ком возбуждения. Побочный эффект зелья творил что-то невообразимое, и я понимал, что это только начало. Меня ещё даже не раздели, но тело уже было согласно на всё.

Дальше помню только всплывающие картинки и ощущения, невероятно острые и яркие.

Вот Люциус, разложив меня звездой на кровати, прокладывает дорожку грубых поцелуев по шее, резко тянет зубами мгновенно затвердевший сосок, дует и тут же зализывает широким, жадным движением. По его виску ползет капля пота, я ловлю её пальцем и пробую на вкус эту сладкую соль. Его голова спускается к паху, кончик языка щекочет щёлку уретры, оглаживает головку и уходит ниже; к косточкам таза невесомо прикасаются пальцы и вдруг властно раздвигают колени, и скользят по внутренней стороне бёдер, и замирают, кружа, у сжатого до судороги сфинктера. На кончике мокрого члена уже дрожит первая капля, — сейчас, вот сейчас я кончу, но нет, — мошонку и член охватывает тугое кольцо. И я могу только взвыть, извиваясь от болезненной тяжести в яйцах. Язык возвращается к анусу, толкается внутрь, но нет, я так устроен, я знаю, я слишком тесный там, именно поэтому был внизу только раз или два в своей жизни. Лишь одна моя любовница с очень тонкими пальцами могла ласкать меня изнутри, не рискуя порвать. Но этот язык настойчив, он кружит, ввинчивается и, наконец, проникает внутрь, а в голове только одно — кончить, кончить, я не могу больше. Как сквозь вату слышу: "Ты должен потерпеть", в меня входит пробка, длинная и тонкая, но она всё равно раздражает нежные стенки, и это моя первая боль этой ночью.

— Отдохни, — шепчет Малфой, и я откидываюсь на подушки.
slonikmosДата: Вторник, 19.01.2016, 00:08 | Сообщение # 12
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 8
— Что значит "ничего не говорит"? — Минерва потрясённо смотрела на гостью. — Где все остальные? Как она вообще у вас появилась?

— Её выбросило порталом прямо посреди гостиной. Щека разорвана, пальцы будто в золе. Заперлась в кладовке. Щиты такие, что можно сгореть заживо, не подступиться. Сидела часов пять, потом вышла. Спокойная, вежливая, чужая. И на наши вопросы: "Я пока не могу ничего рассказать". Ксандр писал Косте, все совы вернулись. Мы ведь даже не знаем, где они! И ещё, — гордый голос сорвался, но женщина взяла себя в руки, — я не сразу заметила, но… у неё виски седые. Как пеплом присыпаны.

— Может, просто повздорили? — неуверенно спросила Минерва. — И она сбежала?

— Минерва, что ты несёшь? — возмутилась подруга.

— Да-да, прости, я просто растеряна. Не знаю, что и сказать.

Синьора Виола Морозини была старше Минервы МакГонагалл на пять лет. И тоже училась в Хогвартсе, причём, как и полагается всем чистокровным представителям древнего рода Блэков, на факультете Слизерин. Они никак, ни при каких обстоятельствах не должны были подружиться. Но когда слизеринская староста нашла в теплицах всхлипывающую гриффиндорскую первоклашку, окруженную издевающейся компанией сокурсников-слизеринцев, ярость её была страшной. С тех пор у маленькой Минервы появился ангел-хранитель с враждебного факультета. Над этим даже никто не подтрунивал, — крутой нрав мисс Виолы Блэк знала вся школа. Виола окончила школу и вышла замуж, но связь сохранилась. Их дружбе было без малого полвека. Минерва учила дочь Виолы и Ксандра, а когда та против воли матери собралась замуж за красавца-гриффиндорца Косту с труднопроизносимой фамилией Венгеров, именно Минерва убедила строптивую подругу сменить гнев на милость. И вот теперь Виола, нервно стиснув пальцы, смотрела на хозяйку кабинета с плохо скрываемым отчаянием. Такой взволнованной она не выглядела никогда.

* * *

Не то чтобы я отключился, возбуждение просто не дало этого сделать. Но не знаю, сколько времени прошло, прежде чем следующая картинка достучалась до моего сознания.

Смуглая рука безжалостно выкручивает вспухший сосок на груди, покрытой порослью густых жестких волос. Кожу Игоря покрывает испарина; крепко подхватив себя под колено, раскрывая себя, он лежит на боку и выгибается так сильно, что не видно лица. Не могу оторвать взгляд от тонкого и очень длинного члена, с влажным звуком входящего в сильно растянутый анус. Он багровый и умопомрачительно гладкий, и, хоть фигуры за широким телом Игоря не разобрать, я точно знаю, что и рука, и член принадлежат Долохову. Как заворожённый, медленно склоняюсь близко-близко и забираю член Игоря так глубоко, как только могу. Вкус опьяняет меня, головка толкается в глотку, пульсирует, и я сильнее смыкаю губы на толстом, перевитом венами стволе. Чьи-то руки переворачивают меня в мужскую шестьдесят девять, и Игорь дотягивается. Его жадный рот вбирает меня целиком, зубы задевают за проклятое кольцо, и через миг оно исчезает. Я кончаю тут же, утягивая в оргазм и Каркарова, и, давясь потоком спермы, чувствую последние беспорядочные толчки Антонина. Я не могу отстраниться, просто нет сил, и беззвучно шепчу заклинание транса в обмякший член Игоря. Теперь нельзя останавливаться.

Но похоже, что больше мне и не дадут отдыхать. Запах секса и пота, подсыхающие капли чужой спермы на губах, тяжелое дыхание и жар четырёх тел распаляют надёжнее любого афродизиака.

И опять я распят на спине, а невидимые путы не дают пошевелиться. Горящая свеча в смуглой руке роняет огненные капли на грудь и живот, я рычу и извиваюсь. Тело мечется, и несколько капель падают на промежность, отзываясь болью и мгновенным возбуждением. Долохов опускается на меня резко, всухую, и глухо стонет, прикрыв глаза. Он страшно тесный, мне почти больно, но я всё равно толкаюсь бёдрами, входя до конца. И внезапно ловлю его взгляд. Он кажется мне безумным.

В его руках возникают две тонких иглы; не отпуская моего взгляда, он медленно протыкает свои соски, и наслаждение проступает на худом лице. Проводит кровавым пальцем по моим губам и слизывает остатки сам; вторая пара игл впивается уже в моё тело, и, хрипя, я взрываюсь новым оргазмом. Страшно хочется коснуться его торчащего как кол длинного члена, но я могу лишь вбиваться в него, изливаясь до звона в опустевших яйцах.

Он тянет меня за плечи, опрокидываясь на спину и увлекая за собой, — я и не заметил исчезновения веревок. У меня уже не стоит, я выскальзываю, и наконец-то прикасаюсь к его гладкому стволу, но он отбрасывает мою руку.

— Нет. Я буду кончать в тебе, Снейп. Я хочу порвать тебя, и сделаю так, что тебе это понравится. А сейчас трахни меня ещё раз, ну же!

Его пальцы одновременно нажимают мне на низ живота и на какую-то точку за мошонкой, а другой рукой он резко выдёргивает пробку. Внезапное болезненное желание как молнией пронзает меня, вопреки всем законам природы я вновь каменно твёрд, и то, что я вижу, только усиливает желание.

Влажный язык медленно кружит по кровавому цветку раскрытых губ, острые колени подтягиваются к плечам, раскрывая передо мной жадное тело с растянутым отверстием. Бёдра призывно покачиваются вверх-вниз, из ануса всё ещё сочится моё семя. Он выглядит, как течная сука.

Я трахаю его плавными, длинными движениями, чуть вращая бёдрами и сладко всхрапывая при каждом толчке; то, что между моих ягодиц уже льётся прохладная смазка, а чьи-то пальцы настойчиво растягивают анус, только добавляет мучительного наслаждения. Антонин теребит иглы в моих сосках, алые капли красят мне грудь, и, сорвавшись, — о да, да, наконец-то! — я вбиваюсь в него грубо, часто и беспорядочно.

Потом помню лишь ускоряющийся круговорот ощущений, картинка всплывает лишь иногда, но от этого острота происходящего ничуть не меркнет.

Я на коленях, в горло льётся живительное терпкое вино. С последним глотком на спину обрушивается удар плети. Ослепнув от боли, падаю лицом в душистый шёлк простыни, прогибаясь до хруста в пояснице, и меня разрывает пополам копьём ещё более сильной боли. Человеческая плоть не может быть столь твёрдой, но член Долохова рвёт меня как бумагу, и уже не боль сводит с ума моё тело, а оглушительное вожделение. Смазка и кровь из ануса стекает дорожками по ногам, чужие яйца мокро шлёпают по промежности, жёсткие пальцы впиваются в ягодицы, а восхитительно длинный ствол мнёт, трёт и ласкает ту самую точку внутри, заставляя подаваться назад в надежде насадиться ещё глубже. Я не помню, сколько раз подряд кончаю без всякой помощи, — Долохов неутомим, он ебёт меня исступлённо, не жалея обоих, заставляя излиться меня, но не изливаясь сам. Мою голову приподнимают, перед лицом возникает подрагивающий член Люциуса. С крупной головки тянется ниточка спермы, и в её лёгком касании моих губ я слышу вопрос. О да, я совсем не против, я ласкаю этот член с наслаждением, и только когда в прикосновении прохладных пальцев к виску и левой руке дрожит магия, понимаю, — это привязка.
slonikmosДата: Вторник, 19.01.2016, 00:09 | Сообщение # 13
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 9
Зелья много раз спасали меня, и этот не стал исключением. Я чувствовал, как магия Люциуса обволакивает, не укореняясь, не цепляя, не согревая. Сосредоточившись, я мягко, но настойчиво послал обратный импульс, почти с восторгом ощущая тёплый ответ. Магия Люциуса дрогнула и вобрала зеркальный импульс так же охотно, как я его плоть. Малфой кончил мне в рот, и, продолжая сосать медленно опадающий член, я чувствовал себя победителем. Надо будет дать Альбусу всё равно проверить маячок в голове, но я почти не сомневался, что меня не зацепило.

Видимо, я выпал на время из происходящего, и не сразу услышал хриплый шёпот возле уха.

— Я не ошибся в тебе, Снейп. Ты ебёшься как одержимый,— я порвал твою задницу, но боль только распаляет тебя. Я только что кончил в твою тесную дырку, но ведь тебе этого мало, не так ли? Скажи, ты ведь хочешь ещё?

— Да! — голос был как чужой. Такого дикого секса в моей жизни не было никогда, и, хотя я ни за что не хотел бы повторения подобного впредь, сейчас не мог остановиться. Эти трое выматывали, выдаивали, высушивали меня именно так, как было нужно для осуществления задуманной авантюры.

Долохов сползает с меня, и приятная прохлада у ануса означает, что кто-то применил сильное заживляющее. И почти сразу — новая вспышка боли, новый член в моей заднице, и я, вновь жестоко порванный, отчаянно подмахиваю резким толчкам. Этот член толще, он доставляет ещё больше боли, хоть это и кажется невозможным. Но именно поэтому почти невыносимое давление на простату становится постоянным и кажется, что я никогда не перестану кончать. Жёсткая рука обхватывает мой собственный член и яростно дрочит. Я не считаю оргазмы, — ни чужие, ни свои, — но их несколько подряд у обоих.

Рядом надрывно стонет Долохов, — на секунду отвлёкшись, вижу, как кулак Малфоя с хлюпаньем движется в его неестественно растянутом заднем проходе, и тут меня накрывает.

Это ни на что не похоже. Я слепну и глохну, мир вокруг исчезает вместе с ощущениями и запахами. Кругом белая мгла, и из неё всплывает неясная картинка.

В полумраке комнаты разговаривают трое. Люциуса и Антонина я узнаю сразу, но лица третьего не видно, он сидит в тени. Судя по всему, он молод; тихий голос сильно ломается, из высокого и напряженного срываясь на раздражённое властное шипенье. Всех слов не слышно, картинка дрожит и рвётся по краям, как облака в горах, но кое-что я всё же угадываю. "Фламмель отдал его, а Дамблдор спрятал. В Гринготтс, я уверен. Проникнуть туда трудно, почти невозможно, но наш господин поможет в этом, и надеюсь, что ваша верность ему не пустые слова. Это надёжный путь. По-настоящему верные будут вознаграждены." Гость поднимается и уходит, так и не показав лица. Долохов задумчиво произносит: "Похоже, он прав. Что ты думаешь?" "Возможно. Пожалуй, стоит попробовать. Однако пока я занялся бы другим. И, кто знает, единственный ли это путь." Долохов вышел, картинка стала стремительно тускнеть. Последнее, что я видел, как, оставшись один, Малфой незаметно погладил тоненький томик в истёртой обложке.

Внезапный удар по лицу возвращает к реальности. Меня почти мутит от секса, но некоторые части тела, похоже, не прочь и продолжить.

— Ты рано сдаёшься, Снейп. Не пытайся обмануть себя, твоё тело всё ещё хочет. Давай же!

Белые ладони Люциуса разводят упругие гладкие ягодицы. Долохов медленно раздвигает сжатое кольцо мышц набалдашником рукоятки плети и погружает её до середины. Выглядит так, будто у Малфоя из задницы вырос конский хвост. Этот вид заставляет меня почти звереть от накатившей похоти. Его тело мелко дрожит, голос срывается на прерывистый шепот.

— Северус, прошу! Не могу больше терпеть!

О-ох, Люциус, я, кажется, тоже.

Одним движеньем выдрав плеть, заменяю её собой и на мгновенье замираю от нереальности ситуации. Я зажат в его тесном проходе по самые яйца. Люциус — один из тех, кто в мои четырнадцать приобщил меня к плотским радостям, но кроме взаимных оральных ласк — ещё в школе — между нами никогда ничего не было. Я догадывался, что Люциус тоже предпочитает женщин мужчинам, но не может отказать себе в удовольствии, если центром последнего становится он сам. И вот теперь, натянутый на меня как тугая перчатка, он извивается и стонет в голос.

— Двигайся! Да двигайся же уже, наконец!

Я чувствую, как сильно сжимаются его внутренние мышцы вокруг члена после каждого толчка, и пьянею от этого так, что не сразу замечаю вплетающуюся в удовольствие боль.

Тонкое лезвие чертит на моей спине неведомые узоры, тёплые струйки крови стекают, щекоча кожу на рёбрах. Я горю, на губах соль и чьи-то влажные пальцы; неистово втрахивая обессилевшего Люциуса в простыни, я жадно сосу эти пальцы, выкрашенные моей собственной кровью. Они словно насилуют мой рот, и я изливаюсь в податливое тело подо мной, почти теряя сознание.

Своего тела я почти не чувствую. Я выжат, но Долохов думает иначе. Сам того не зная, он ведёт меня к цели.

Странно; я нырнул в транс так неглубоко, что действие заклинания не рассеялось. В том, что это именно так, сомнений нет, — несмотря на усталость, возбуждение ещё бродит в моём теле; я понимаю, что остался последний шаг, чтобы рухнуть в него окончательно.

Меня переворачивают, как куклу. Я весь в крови и сперме, своей и чужой. Жёсткие пальцы быстро дрочат мне член, оттягивают и мнут мошонку, и я вновь наливаюсь желанием от этих грубых торопливых ласк. Я прикрываю глаза и толкаюсь бёдрами навстречу чужой руке. Вот так, сожми чуть-чуть, да-да, так… о-ох… ещё… ещё пара движений, и это будет последний на сегодня оргазм.

И снова Долохов решает за меня.

— Оставь его, Игорь, перестараешься. Иди ко мне.

Рука исчезает.

Я распалён и зол до предела. Резко открываю глаза, рывком сажусь на кровати и натыкаюсь на насмешливый взгляд темных глаз.

— Не торопись, так слишком просто. Иди к нам.

Люциус безвольной тряпкой наполовину свисает с кровати. Платиновые волосы спутаны, тело всё ещё вздрагивает после оргазма. Но мой взгляд привлекает другое.

Игорь, прогнувшись назад, со стоном насаживается на полулежащего на подушках Антонина. Он опускается до конца и на миг застывает неподвижно. Обхватив его ягодицы, тот помогает сделать несколько движений и повторяет:

— Иди к нам, Снейп.

Неловко подползаю поближе, и Игорь послушно подаётся вперёд всем телом. Прямо передо мной — тонкий багровый член, плотно воткнутый в разработанный анус Каркарова. Смуглый палец ещё больше растягивает вход, выворачивая края наружу. Розовая внутренняя кожа похожа на странный плотоядный цветок.

— Иди к нам, — в третий раз говорит Долохов, и я не верю ушам. Да, я слышал, что два члена в одном женском влагалище — невероятное ощущение, но что такое возможно с мужчиной…

Палец продолжает растягивать вход, и Игорь нетерпеливо ёрзает, пытаясь принять его внутрь. У меня окончательно срывает крышу, — я осторожно ввожу головку, шалея от жара и тесноты.

— Глубже! — голос Долохова, как щелчок бича. — Разорви его, он любит это! Выеби как шлюху!

Я не знаю таких шлюх.

— Давай, Северус! — от просительных ноток в голосе Игоря становится тошно, но я уже не могу сдержаться. Я вхожу целиком, ощущая их двоих сразу. Мышцы стенок сжимают нас как в тисках, и я чувствую каждый дюйм восхитительно гладкого члена рядом. Он скользит вниз, когда я двигаюсь вверх, и проезжается по всей длине моего ствола. Мы движемся попеременно, трёмся, скользим всё быстрее от смазки растраханной в кровь задницы. Игорь кричит, — страшно, надрывно, мучительно, и сам насаживается на нас с невероятной силой. Оргазм взрывается фонтаном боли и облегчения откуда-то из позвоночника, и я наконец уплываю окончательно.

Кажется, что белый туман не рассеется никогда. Но внезапно он исчезает, и я вижу ужасающе яркую и беспощадную картинку.
slonikmosДата: Вторник, 19.01.2016, 00:10 | Сообщение # 14
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 10
Изящно обставленная гостиная разгромлена в щепки. Судя по всему, это отель, и отель маггловский. То ли стоят мощные заглушающие, то ли просто персонал боится войти. Неудивительно — идёт настоящая схватка. Нападающих четверо, из них трое мне хорошо знакомы. Долохов, Трэверс, Каркаров. Четвёртый чуть моложе, и, хоть я точно видел его раньше, не могу вспомнить имени.

Напротив них, плечом к плечу, стоят мужчина и женщина. Мужчина, высокий соломенный блондин лет сорока с сухощавым красивым лицом и открытым взглядом серых глаз, кажется воплощением гибкости и мощи. Черноволосая женщина с ослепительно белой кожей высока и стройна, но её хрупкость обманчива. Опасная решимость горит в чёрных глазах, тонкие ноздри трепещут от гнева. Они защищаются так слаженно и грациозно, будто танцуют. Мужчина колдует двумя руками, левой творя какие-то диковинные щиты из пламени и огненные плети. Мне уже кажется, что они отобьются, но неожиданно из-за шторы выскакивает мальчик лет восьми. Он бросается к двери, — видимо, там спальня, — которая с грохотом распахивается ему навстречу.

— Назад! — ревёт мужчина, не оборачиваясь. — Лука, прикрой!

Женщина ловким разворотом прикрывает область двери, но заклинание Каркарова пробивает щит и уже несётся ей навстречу. Она машинально уклоняется, — легко и грациозно, — и мощное режущее находит другую жертву. Стоящий за дверью (я не вижу фигуры) издаёт страшный крик, подхватывая мальчика, захлёбывающегося кровью из вспоротого горла. Взмах рук, — и ещё одна огненная плеть летит в Каркарова, он уворачивается, но недостаточно быстро. Плеть всё же задевает плечо, и он падает, роняя палочку. Женщина оборачивается на крик, на миг теряет концентрацию и безвольно оседает на пол, сражённая атакой в спину. Кажется, это Трэверс, или тот, помоложе, — он сражается особенно яростно.

— ЛУКА! — в крике мужчины чистая боль. Отбивая сразу два заклятия и уворачиваясь от третьего, он рычит тому, кто стоит за дверью. — Уходи! НЕМЕДЛЕННО!

— НЕТ! — звонкий голос дрожит от ярости. Тонкая фигура врывается в комнату.

Мужчина разворачивается спиной к нападающим, сдирает с шеи цепочку и с силой швыряет в вошедшую медальон.

— "БЕЗВОЗВРАТНО", — шепчет мужчина сухими губами, и, убедившись, что портал сработал, продолжает сражаться. Он ранен, но всё ещё силён. Тут от двери раздаётся предсмертный всхлип мальчика. Мужчина оборачивается, и эта слабость становится фатальной. Авада Долохова отбрасывает его назад, и он падает замертво, широко раскинув руки.


* * *

Альбус поднял лицо от чаши, и мне показалось, что он постарел ещё на сто лет.

Вернувшись из мэнора утром, я тщательно слил две подсмотренные сцены в омут памяти. Маячок в голове был проверен и снят, меня и вправду не задело привязкой Люциуса, и я действительно смог его отзеркалить. Однако пришлось постараться, чтобы природное любопытство Альбуса не проникло дальше. Я ни в коем случае не мог допустить, чтобы ему стали известны обстоятельства, при которых добыл эти сведения. Моральные соображения мне до лампочки, я элементарно чувствовал себя грязным. Альбус вряд ли осудил бы, но нарваться на жалостливое сочувствие было ещё хуже.

— Какая трагедия… — его голос шелестит, как осенние листья. — Мерлин, бедная девочка…

Он молчит. И я не выдерживаю.

— Альбус, может, всё же объясните, ЧТО ИМЕННО я вам принёс? Если насчёт первого отрывка я имею некоторые соображения, то второй, кроме ужаса от этой бойни и способа привязки Каркарова, не говорит мне ровным счётом ничего. Кто они?

Директор печально смотрит мне в глаза. Я отлично знаю этот взгляд. Ответов я не добьюсь.

— Я не могу сказать тебе всего, мой мальчик. Скажу лишь, что мир лишился трёх прекрасных, светлых и мужественных людей. Имя мужчины — Константин Венгеров, Коста, — так звали его друзья и близкие. Артефактор, ликвидатор проклятий и сильный боевой маг. Природный легиллимент. Владел стихийной магией, — магией огня, но это ты и так понял. Женщина — его жена Лукреция. Была потомственным зельеваром и толкователем рун. Мальчик — их сын Никколо, Нико, как звали его в семье.

— А кто спасся?

— Их старшая дочь. Она должна была приехать в Хогвартс этой осенью, но боюсь, что теперь с этим придётся повременить. Дед и бабка не отпустят её сейчас, и будут правы. Я сам поступил бы так же.

— Почему на них напали?

— Нападение не было единственным, но о причинах не могу сказать тебе сейчас. Что же касается первого отрывка, то это очень важные и тревожные сведения.

Ну так и есть, он сменил тему.

— Речь ведь шла о философском камне, я прав?

— Да. И я завтра же отправлю Хагрида забрать его. Не хотелось хранить его в школе, но теперь не вижу другого выхода. Нам всем придётся подумать, как лучше защитить его.

Альбус поднялся с кресла.

— Прости, мой мальчик, я должен повидать Минерву.

— Вы расскажете ей?

Мы отчаянно пикировались с деканом Гриффиндора, но это была скорее школьная традиция. Иногда я заигрывался, однако Минерву уважал и ценил. Она была умна и понимала мой саркастичесий юмор. Знала мою историю, но никогда не унижала жалостью. И была настоящим бойцом.

— Я должен. Хотя для неё это будет особенно сильным ударом. Спасшаяся девочка — её крестница.

* * *

Ночь я проспала как убитая. Просто легла и заснула. Наверное, сработал мамин фокус. В детстве, когда я разбивала коленки или локти, — а случалось такое часто, — и пыталась зареветь, мама очень серьёзно смотрела мне в глаза и говорила: "Милая, это, конечно, очень больно. Давай сперва залечим раны, чтобы не болело, — это ведь важнее, правда? — а потом ты поплачешь всласть, если захочешь. Для этого будет достаточно времени после. Хорошо?" Я кивала, глотая солёную влагу и представляя, как сладко будет потом пореветь. И даже пробовала пару раз поплакать потом. Иногда получалось, но без всякого удовольствия. А став постарше, как-то спросила: "А когда получается плакать сразу? Чтобы не стыдно и легче стало?" Мама ответила сразу, будто ждала вопроса: "От бессилия. Когда понимаешь, что ты ничего не можешь сделать. Как ни странно, достаточно пролить слёзы, чтобы понять, что всё равно надо жить дальше. И запомни: слёзы — не слабость. С каждой пролитой и высохшей слезой ты становишься сильнее. Стыдно плакать только от глупой жалости к себе."

Мама всегда была спокойной и сдержанной, но внутри плескалось море любви, силы и страсти.

Такое же море носил в себе и отец, но у него оно пенилось и бурлило, вырываясь наружу эмоциями — смехом, руганью, шутками. Мама улыбалась, отец хохотал. Одинаково открыто, не сдерживаясь и не таясь, их страсть и сила горели только во время танца. Или боя.

О господи, боя…

Я не видела, как он умер. Но в его "безвозвратно" уже была смерть. Он ни за что не использовал бы медальон, если бы надеялся выжить.

Я пролила немного слёз в той кладовке, и вышла оттуда другой. Мамин рецепт, как любой рецепт отличного зельевара, и на этот раз оказался хорош.

Я проснулась с мыслью, что сегодня должна рассказать всё Виоле и Ксандру. Теперь я могу это сделать.

И всё же малодушно пряталась по углам дома до обеда. Больше оттягивать разговор было бы жестокостью, и я поплелась в кабинет деда. Но оказавшись на пороге, поняла, что опоздала. Состав собравшихся и их лица сказали мне всё. Они уже знали.


Igor_RДата: Вторник, 19.01.2016, 14:43 | Сообщение # 15
Химера
Сообщений: 351
это чего!!!!!!
админы подвиньте ЭТО в соответствующий раздел


CrystalStormДата: Вторник, 19.01.2016, 16:25 | Сообщение # 16
Подросток
Сообщений: 25
в слеш его, это явно не гет и не джен
slonikmosДата: Вторник, 19.01.2016, 18:23 | Сообщение # 17
Посвященный
Сообщений: 34
Уважаемые господа возмущающиеся!
А ничего, что предыдущая сцена - практически единственная в тексте? И всё остальное - гет? А предупреждение в шапке насчёт слэша стоит.
Боюсь, что в разделе "слэш" возмущений будет не меньше.
Впрочем, мне без разницы. Если админы найдут нужным переместить в другой раздел - ради бога.
slonikmosДата: Вторник, 19.01.2016, 21:59 | Сообщение # 18
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 11
— Что? Да, я жива, и я в порядке. Хотела всё рассказать, но вы уже явно в курсе.

Воспитание моё светским не назовёшь, хоть я и умею быть безупречно вежливой. Когда надо. Но сейчас мне не хочется политесов.

Глаза крёстной полны боли. Она порывисто встаёт навстречу.

— Девочка моя, мне так жаль… поплачь, станет легче. Никто не осудит тебя за это.

Я поднимаю жёсткий взгляд, и крёстная спотыкается на ровном месте.

— Минерва, спасибо за сочувствие, но это не только моё горе. А слёзы… что ж, я поплачу. Потом, когда всё закончится. Можно, мы не будем сейчас об этом?

— Да-да, конечно. Мы все переживаем вместе с тобой, — Минерва отвернулась, украдкой промокнув глаза.

— Катерина, раз уж ты пришла, может, соизволишь присесть? И постарайся, по возможности, на хамить близким людям, — голос Виолы обманчиво спокоен, даже холоден, и я благодарна ей. Это именно то, что сейчас нужно, чтобы не сорваться в истерику.

Четвёрка людей, сидящих в комнате, — всё, что у меня осталось от счастливого детства. Не так уж мало, честно говоря. И я люблю их всех.

Виола и Ксандр — мои дед и бабка. Ксандр — обаятельный, мягкий, улыбчивый итальянец, — поначалу кажется подкаблучником у своей властной и гордой супруги. Это если не знать, как он умеет принимать решения. Переспорить его невозможно, — в гибкости и внешней податливости кроется истинная сила, и эмоции никогда не берут верх над разумом. Виола же, напротив, образчик безупречно холодной английской аристократки, отлично держит лицо при любых обстоятельствах, и, хоть язык у неё острее бритвы, душа её, страстная и горячая, способна пуститься в любые отчаянные авантюры. Дед всю жизнь дразнит её "тайной гриффиндоркой", на что Виола возмущённо шипит.

Минерва МакГонагалл — моя крёстная, подруга Виолы и живое свидетельство "гриффиндорства" последней. Она пряма, справедлива и милосердна. Иногда мне кажется, что моя совесть говорит голосом Минервы.

Четвёртый — кузен Левио, Сильвестро Морони, мой названный брат и друг. Он член семьи, хоть никакой и не кузен вовсе. Отец отрёкся от него, изгнав из рода в четырнадцать лет, и с тех пор Левио живёт в нашей семье. Дед даже хотел принять его в свой род официально, но Левио наотрез отказался. Он старше меня на шестнадцать лет, но иногда кажется десятилетним мальчишкой.

— Cara, — произношение у деда по-южному мягкое и раскатистое, — ты уже поняла, что о произошедшем нам известно. Объясни, где всё это случилось, и какого лысого гоблина вас туда понесло?

Невозможно поверить, что под "произошедшим" Ксандр подразумевает гибель своей единственной дочери, зятя и внука. Если бы я не знала его всю жизнь, решила бы, что он бесчувственный мерзавец. Но… постой-ка… они не знают, где?! Значит, их не нашли? А откуда же тогда…

— Эту страшную весть принесла Минерва, и не важно, откуда она узнала. Это не её тайна, и я не стану допытываться. Но их не нашли. Так где вы были?

Я сглатываю ком в горле. Да, это всё же непросто.

— В Лондоне, — голос сиплый и безвольный, и я ненавижу себя за это. — Маггловский отель, названия не помню. Отец хотел отметить мой день рождения и впервые отвести на Косую аллею, чтобы купить всё к школе.

И тут меня пробивает. Сегодня тридцать первое июля. День рождения… сегодня же мой день рождения, а я и забыла. Я трясусь как осинный лист, и не сразу понимаю, что Ксандр крепко обнимает меня и гладит по волосам. Постепенно успокаиваясь, виновато шепчу: "Всё-всё, не буду. Спасибо." И только тогда он отпускает меня.

— Если их до сих пор не нашли, то и не найдут, видимо, — голос Левио тихий и ровный. — Наверное, в нападении замешаны люди могущественные.

— Да, и опасные, — медленно произносит Минерва.

— Ты знаешь, кто они? — взгляд Виолы метнулся к подруге.

Ответить крёстная не успела. Дед хлопнул ладонью по столу. Был один из тех редких моментов, когда его сущность не пряталась за мягкостью обращения.

— Basta! Не это сейчас надо обсуждать. Я не забуду, и никто из нас не забудет, но месть подают холодной. И я не позволю втравить в это Катерину.

Как ни странно, я с ним согласна. Рано или поздно — я всё равно узнаю их имена. Но сейчас я не готова. Кинуться мстить сейчас — заведомо проиграть. И зачем тогда они меня спасали?

— Скажи, что хочешь ты, cara? — как по команде, присутствущие повернулись ко мне.

— Сдохнуть, — мрачно говорю я, и всех передёргивает. Но я тут же беру себя в руки, — простите, вырвалось. Нельзя мне сейчас в школу. Если поеду — неизбежно придётся объявлять, кто я такая, и начинать исполнять предназначенное. А я не готова. Совсем. И ещё одно. Я и так-то не очень понимаю, как дружить со сверстниками, а подружиться с кем-то сейчас будет и вовсе невыполнимой задачей.

Ксандр одобрительно кивает.

— Всё правильно. Рад, что не придётся уговаривать. Значит, ты остаёшься. Я, Виола и Левио будем учить тебя. Сможешь поехать через год-два, когда будешь готова.

— Я буду пользоваться своим преимуществом во времени. И ещё нужны книги, что отец оставлял тебе.

— Ты всё получишь.

Я встала.

— Пойду. Простите, просто… не могу сейчас… не могу.

* * *

Когда дверь в кабинет закрылась, Виола встревоженно посмотрела на мужа.

— Ксандр, кажется, пора всё рассказать. И Минерва, и Левио должны знать, — они семья.

Мужчина глубоко вздохнул.

— Хорошо. О том, что сразу после рождения Катерины было сделано пророчество, вы знаете. Там сказано о её особом предназначении, противостоять которому никто не в силах. Вы также знаете, что она унаследовала от Косты способность обучаться стихийной магии, а именно магии огня. Вы не могли не замечать некоторых её странностей, но не знали причин. Теперь я расскажу вам то, что кроме неё самой и нас с Виолой знает только Альбус. И прошу дать клятву, что дальше этой комнаты ваше знание не пойдёт. Во-всяком случае, пока.

Когда клятвы были произнесены, мужчина продолжил.

— Она защитник. Да-да, Минерва, не смотри на меня так. Самый настоящий защитник. Все три необходимых условия соблюдены как по учебнику. "Власть над одной из стихий, способность повернуть вспять время и контроль над разумом". Магия огня проявилась с колыбели. Два других дара обнаружились примерно года в три.

— Она маг времени? — потрясённо произнесла Минерва. Молодой человек и вовсе не находил слов.

— Да. И природный легиллимент, как и Коста. Теперь ты понимаешь, Минерва, что некоторые области магии — анимагия или прорицания, например, — для неё закрыты совсем; некоторыми другими овладеть она сможет, но особых успехов не добьётся. Трансфигурация и нумерология — максимум в рамках школьной программы, да и то не блестяще. Астрономия и гербология ей по силам в любом объёме, но зная её характер, уверен — на них она с лёгкостью плюнет за ненадобностью. Зато боевая магия, зелья, чары и руны — её хлеб. Не просто хлеб — жизнь. И жизнь того, кого она будет защищать.

— И кого же?

— В том-то и дело. Ты же знаешь пророчества, — они туманны и никогда не говорят всего прямо. Там сказано, что её предназначение — быть рядом с тем, кто сражается с самым страшным и разрушительным злом нашего времени. Просто быть рядом. Ты помнишь, Минерва, как мы тогда испугались. А когда я понял, что она защитник, то и вовсе потерял голову. Ведь у защитника изначально нет знака. Он не плюс и не минус, не добро и не зло. Вопрос в воспитании, морали человека, если хочешь. Защитник пойдёт до конца, — пока главная угроза жизни и магии того, кого ей надо защищать, не минет, она не остановится. Свою жизнь отдаст с лёгкостью. Причём защищать будет не свет и добро нашего мира, а именно его жизнь и магию, и способ защиты станет выбирать сама. То есть если она решит, что наилучший путь — склонить своего подзащитного, скажем, к некромантии, или вовсе увести от угрозы жизни на тёмную сторону, — она это сделает. Будет пытаться, во всяком случае. И ещё. Пока подзащитный не назван и не признан защитником добровольно, пока связь их магии не произошла, можно подсунуть кого угодно. Хоть меня, хоть тебя, хоть вон Левио.

Я кинулся к Альбусу, рассказал всё, просил совета и помощи. И он сказал, что знает только одного человека, которому настоящий защитник действительно может понадобиться. Альбус всегда был уверен, что Волдеморт попытается вернуться. И когда это случится, то сын Поттеров станет его главным противником. В том, что Катерина и Гарри родились в один день, Альбус увидел особый знак, и просил воспитать её правильно. Коста, Лукреция, Виола — да все мы — старались учить и развивать её, как только могли. Они метались по всему миру за лучшими наставниками и учителями. Катерина молодец, она очень старалась. Чуть больше двух лет назад один из её наставников внезапно пропал, и почти сразу за ними началась охота. Одно из нападений чуть не стоило им жизни. Не вдаваясь в подробности, скажу, что Катерине оно далось очень тяжело. Девочке пришлось убивать. Видимо, о существовании защитника стало известно. Коста постарался перевести стрелки на себя, — он никогда не скрывал своё владение легиллименцией и стихийной магией. Он, конечно, не был магом времени, но об этом не кричат на каждом углу. Получилось или нет, — я не знаю, но охота продолжилась. Катерина использовала свои возможности мага времени, чтобы учиться как можно больше. Почти каждый день за последние два года она проживала дважды, — один у нас, другой с родителями. Сегодня её одиннадцатый день рождения, но на самом деле ей почти тринадцать. На крайний случай Коста создал артефакт, отсекающий для Катерины возвращение в определённую временную точку. Он не хотел, чтобы она возвращалась спасать их и погибла. Артефакт одновременно работал как портал, переносящий сюда, в наш дом в Риме. Вчера утром он сработал. Теперь она не может вернуться ни на час раньше дня нападения.

Тишину в кабинете можно было резать ножом.

— Скажу вам ещё только одно, — устало добавил Ксандр. — Пока для Поттера нет никакой явной опасности, я не отпущу её.
slonikmosДата: Вторник, 19.01.2016, 22:01 | Сообщение # 19
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 12
Через пару дней я получил записку от Игоря. Он уезжал обратно в Дурмстранг и ни словом не обмолвился о произошедшем той ночью. Я понимал и был благодарен, однако по-настоящему важную новость он сообщал в конце. Написал, что Долохов уезжает вместе с ним, так как оставаться в Лондоне небезопасно. Видимо, Антонин опасался, что станет известно о том убийстве. Я испытал некоторое облегчение, — после случившегося встречаться не хотелось.

Странно, что газеты до сих пор не подняли шум, поэтому я заключил, что тела семьи Венгеровых так и не были обнаружены. Однако промелькнуло сообщение о попытке ограбления Гринготтса, и я отлично понимал, с чем это связано. Альбус был озабоченным и печальным, Минерва ходила мрачнее тучи. Я ждал, что директор сам заговорит со мной, и не был удивлён, обнаружив на своём столе записку с просьбой зайти в его кабинет после ужина.

Собрание походило на внеплановый педсовет, разве что в ограниченном составе. Кроме Альбуса, в глубоких креслах восседали Флитвик, Минерва и Помона Спраут, в уголочке на огромном табурете примостился Хагрид.

— Друзья мои, — начал хозяин кабинета, как только дверь затворилась за мной, — я должен поделиться с вами некоторыми тревожными новостями. Это непосредственно касается школы и грядущего учебного года, поэтому мы должны приложить все усилия, чтобы пребывание учеников в школе по-прежнему было комфортным и безопасным. Буду краток — философский камень, созданный Фламмелем, сейчас находится в школе. Совсем недавно была сделана попытка ограбления хранилища в Гринготтсе, и искали именно его. К счастью, удалось вовремя забрать камень оттуда, и теперь я не вижу другой возможности сохранить его, кроме как в школе. Несомненно, охота за камнем продолжится, и мы с вами должны предпринять все возможные усилия, чтобы спрятать его понадёжнее. Я прошу каждого подумать над защитными мерами и ловушками, которыми мы окружим его.

Склонность Альбуса к излишней театральности всегда раздражала меня, но не могу не признать, что выходило вполне эффектно. Публика раскрыла рты. Не удивился только Хагрид. Интересно, почему? Ах да, Альбус ведь именно его посылал в Гринготтс.

Насладившись потрясённым молчанием, директор продолжил речь.

— Есть ещё одно обстоятельство. Как вы все знаете, в этом году в школу приезжает Гарри Поттер.

Меня тут же перекосило.

— Я хотел бы просить вас проявить к мальчику внимание и оградить от излишней шумихи вокруг его имени. Он вступает в новый мир, о котором ничего не знал ещё неделю назад; его ждёт множество потрясений, и от нас с вами зависит, приятные эти потрясения будут или нет. До сих пор жизнь его не баловала, и я хотел бы, чтобы Хогвартс стал для него настоящим домом.

Главное было сказано, и всё, что последовало за этим, было лишь пустой болтовнёй. Я еле дождался момента, когда можно было уйти незаметно, но зоркий взгляд старого мага остановил меня прежде, чем я открыл дверь.

— Северус, постой. Тебе нечего сказать?

Вопрос, несомненно, касался возможных новостей из "круга союзников", и я лишь покачал головой. Меня и вправду никто не беспокоил; письмо Игоря было единственной новостью, но об этом Альбус уже знал.

— Хорошо, мой мальчик. Не смею задерживать.

Я облегчённо скользнул за дверь.

* * *

Впервые в жизни день рождения принёс Гарри столько сюрпризов. Ему казалось, что настоящая жизнь началась только сейчас, и даже многолетняя ложь родственников и страшные сведения о гибели родителей не могли омрачить чувства радостного предвкушения. Он и не представлял, как отчаянно нуждается в человеческом участии, пока не появился Хагрид. И, хотя его и грызло ощущение, что излишнее внимание, проявленное незнакомыми людьми в Косой аллее, станет источником неприятностей, мальчик всячески гнал от себя эту мысль, предпочитая отдаться радужным мечтам о волшебном мире. "Возможно, я наконец-то найду друзей, для которых важным стану я сам, а не моё имя. И даже невежество и потрёпанная одежда не будут иметь значения. Я научусь всему-всему, я буду очень стараться, чтобы этот новый мир стал для меня настоящим домом. Настоящий дом… Как это, должно быть, здорово!"

* * *

Я дала себе слово не распускаться. Но оказалось, что это потребует больше усилий, чем казалось вначале. И тогда я придумала правила.

Не возвращаться к воспоминаниям. Загрузить себя занятиями, общением с Виолой, Ксандром и Левио. Проживать каждый день дважды, стараясь научиться большему. Вспоминать можно только по воскресеньям, только несколько часов после обеда, и воскресенья не повторять. Для отдыха достаточно и одного дня в две недели. Тем более что отдых этот оборачивался, по сути, лишь мучительным оплакиванием своего навсегда потерянного рая.

Семья Морозини владела домом в Риме, где жили дед и бабка, и фамильным гнездом в виде палаццо в Венеции, где сейчас обитал Левио. Это было удобно, — неделя в Риме была наполнена занятиями зельями, чарами и рунами с Виолой и Ксандром, после чего я возвращалась назад и проводила параллельную неделю с Левио, который вдалбливал мне трансфигурацию, нумерологию и гербологию, — надо признать, с весьма посредственным результатом. Зато в Венеции была уйма времени для самостоятельных тренировок по боевой магии, стихийной магии огня и совершенствовании навыков легиллименции. Воскресенья до обеда служили временем для вдохновенного перекапывания фамильной библиотеки в поисках книг по истории, которую я обожала и считала настоящим отдыхом для души.

А потом наступало время для воспоминаний.

Начало всегда было одинаковым, — две фигуры, слитые в страстном, откровенном, обжигающем танго на грани пристойности. Родители танцевали часто, по поводу и просто так, и я навсегда запомню их безупречные движения. Коста, мой отец, вырос на краю танцпола. Его отец-маггл, нищий эмигрант из России, служил профессиональным танцором, развлекая богатых и скучающих парижских дам. Говорят, он был красив, но и только. Обаятельный, безвольный франт, проматывающий небольшое наследство своей жены-ведьмы, он без стеснения флиртовал со своими клиентками, и от положения альфонса его отличало лишь наличие этой самой жены и маленького сына. Густая копна соломенных волос и безупречное владение своим телом — то единственное наследство, что он этому сыну оставил. Но мой отец сумел этим распорядиться.

— Танец — та же дуэль, — говорил он, — хочешь научиться бою — учись танцевать.

И я училась. Мои самостоятельные боевые занятия я всегда устраивала под музыку, — так, как было при отце. В любой точке мира, где бы мы ни оказывались, музыка была неотъемлемой частью нашей повседневности.

Я вспоминала наши бесконечные путешествия, которые Виола называла бродяжничеством. Ей не нравилось, что её обожаемые дочь и внучка живут по чужим углам. Когда родился мой брат, Виола настояла на возвращении, но через несколько месяцев передышки мы всё равно сорвались в дорогу. Отец искал мне учителей с одержимостью гончей, взявшей след. Мы нигде не задерживались дольше полугода, поэтому домом я считала Рим и Венецию, куда с удовольствием возвращалась. Однако охота к перемене мест уже пустила во мне свои корни, и не было большей радости, когда отец говорил: "Собирайтесь, мы едем дальше."

Единственным местом, где мы задержались на целый год, была Япония. Там жил один из четырёх существующих в мире Мастеров Времени, который учил меня управлять моим даром. Думаю, что отец немного слукавил, — для моих занятий год был не нужен, — но ему, как артефактору, эта удивительная страна давала массу возможностей. Он излазил её вдоль и поперёк, учась у местных мастеров, отыскивая новые, неизвестные в Европе составляющие для создания своих потрясающих артефактов. Он расплачивался за ингредиенты и новые навыки, помогая распознавать и обезвреживать опасные проклятия, обучая европейским боевым навыкам, он нажил и друзей, и врагов, он "врос" в эту страну; и если бы не обязательства по отношению к семье и план моего обучения, то остался бы ещё надолго. Я видела его сожаление перед отъездом. Именно в тот вечер он вручил мне мою первую волшебную палочку. Дерево хиноки, двенадцать дюймов, внутри сердечная жила дракона. Она и сейчас со мной; она хранит тепло его рук и жар его сердца.

Сказать по правде, я так и не научилась пока использовать её в полную силу. По-прежнему, если нужно сделать что-то наверняка, колдую без палочки. Так проще, я чувствую свою магию точнее и лучше без инородного проводника. И пока не получается сделать из неё полноценный усилитель. Именно поэтому области магии, где использование палочки критически необходимо, — трансфигурация, например, — даются мне с таким трудом. Странно, но на чары это не распространяется. С палочкой или без, я чувствую себя на занятиях по чарам легко и свободно, и Ксандр доволен моими успехами.

Мысли плавно перетекают к нему, выныривая из толщи воспоминаний.

Ксандр завораживает меня. Зельевар и специалист по чарам, он сплавил в себе два фамильных дара. Семья Морозини, когда-то очень богатая и влиятельная настолько, что могла себе позволить вмешиваться в жизнь маггловской Венеции, не опасаясь разоблачения, постепенно растеряла деньги и могущество вместе с закатом светлейшей республики. Возможно, именно желание контролировать всё и вся, — даже жизнь магглов-сограждан, — и сыграло столь губительную роль в истории семьи. Морозини выжили, но лишь для магического мира. И решение соединиться с римским родом Киджи сыграло в этом спасении не последнюю роль. Киджи были банкирами, а женщины этого рода хранили рецепты ценнейших зелий. Нужно ли говорить, что особенно славились их яды. В отличие от потрёпанных, но всё ещё многочисленных Морозини, у Киджи наследников было немного. Больше века Морозини и Киджи женились и выходили замуж, перемешивая свою кровь и не терпя никого извне, и расплата была неминуема. Семьи выродились, наследников рождалось всё меньше; мой дед стал последним, в ком сила и таланты двух когда-то великих семей были ещё живы. Двое его братьев родились сквибами и покинули семью, уйдя в мир магглов, а сестра умерла в детстве. Маленького Алессандро отправили учиться в Хогвартс, и именно там он замыслил побег из этого замкнутого круга. Он блестяще закончил факультет Райвенкло, отказался от помолвки, посвятил себя исследованиям в области чар и зелий, оставшись в Англии, а в тридцать лет внезапно влюбился в восемнадцатилетнюю выпускницу Слизерина Виолу Блэк. Возражать против немедленной свадьбы было некому, — никого из родственников уже не было в живых.

Казалось, семья получила шанс, но родившаяся вскоре дочь осталась единственным ребёнком. И вот теперь я — всё, что осталось у Ксандра и его обожаемой Виолы в целом мире.
Igor_RДата: Среда, 20.01.2016, 15:44 | Сообщение # 20
Химера
Сообщений: 351
Цитата slonikmos ()
А ничего, что предыдущая сцена - практически единственная в тексте?

Типо - один раз не Пи....
только вот зачем? раз начали то и продолжайте в соответствующем разделе


svarogueДата: Среда, 20.01.2016, 20:12 | Сообщение # 21
Друид жизни
Сообщений: 158
не не не, даже один раз, все равно пид****, ересь, сжечь!
slonikmosДата: Среда, 20.01.2016, 20:53 | Сообщение # 22
Посвященный
Сообщений: 34
Жгите. Спички дать?)
KapelanДата: Среда, 20.01.2016, 21:04 | Сообщение # 23
Патриарх эльфов тьмы
Сообщений: 1176
Зачем вам понадобилось добавлять эту богомерзкую сцену? Так то довольно неплохо было, но увиденного не развидеть dry

slonikmosДата: Среда, 20.01.2016, 22:25 | Сообщение # 24
Посвященный
Сообщений: 34
Потому что мир многолик. Зацикливаться на "богомерзкости", как вы выразились, не имею привычки, но и отрицать существования подобного - тоже. Считаю, что для определённой характеристики персонажей эта сцена нужна, но каждый, разумеется, волен иметь своё мнение.
slonikmosДата: Среда, 20.01.2016, 22:26 | Сообщение # 25
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 13
— Всё, Левио, больше не могу, — взмолилась я. Бесконечные цифры и формулы чертями пляшут в голове. Адова нумерология! Нет, я могу понять, что это очень серьёзная наука, но мне становится так невыносимо скучно от штудирования учебников и решения бесконечных задачек, что я не в состоянии вникнуть в это как следует. Отвлекают ветер и плеск волн под широким балконом, окрики чаек, даже запах персиков из фруктовой корзинки. Короче говоря, плохому танцору мешает всё, вплоть до собственных ног.

— Cara, — примирительно говорит мой мучитель, — ещё одна задача, и я тебя отпущу.

Только Левио и Ксандр называют меня так. Возможно, потому что итальянский для них родной, и сухое английское "дорогая" мне совершенно не подходит. Сочное, раскатистое "cara" и им, и мне нравится гораздо больше.

С тихим стоном снова склоняюсь к пергаменту и пытаюсь вникнуть в условия задачи. Спасибо Мерлину, в ней хоть есть возможность использовать руны, которые я знаю и люблю. Ещё пятнадцать минут моего пыхтения, и я свободна. Левио удовлетворённо кивает и откидывается на спинку стула. Я разглядываю его с удовольствием и без малейшего стеснения.

Он невозможно красив. Вьющиеся каштановые волосы и светло-карие глаза, решительный римский нос и мягкий, даже какой-то женственный овал лица. Ему двадцать семь, но на моей сознательной памяти он ничуть не изменился. Выпускник Райвенкло, как и Ксандр, он возвёл нумерологию на алтарь и молится ей с истовостью закоренелого грешника. Говорят, его знают и уважают многие специалисты в этой области, но для меня по-прежнему загадка, как сочетается его обаяние и живость с сухой логикой нумерологической линейки. Когда я спрашиваю об этом, он смеётся.

— Ты просто не допускаешь возможности импровизации и озарения, а это возможно даже в нумерологии. И не просто возможно, а необходимо. Не бери в голову, просто это не твоё. Однако хоть чему-то я тебя всё-таки постараюсь научить.

Я видела его в окружении друзей и учеников, да и женским вниманием он никогда не был обижен. Но если Виола спрашивала, когда же он, наконец, женится, кузен лишь отшучивался. Он действительно выглядел полностью довольным жизнью, и одиночество в толпе приятелей явно не тяготило его. Я никогда не задумывалась об этой стороне его жизни, но случайно подслушанный на прошлой неделе разговор Виолы и Ксандра удивил. Это было точно не для моих ушей, я не подала тогда вида, что слышала лишнее. Просто решила спросить у самого Левио, — я никогда не стеснялась его.

— Скажи, — влажный ветерок лагуны приятно щекотал щёки, — что ты имел в виду, когда предлагал себя в качестве моей дополнительной защиты?

Он даже не удивился.

— Подслушала, значит, — в интонации не было и следа вопроса. — Всё просто — я к тебе сватался.

— Ты… что? — я опешила.

— Сватался, что непонятного. Вернее, предлагал помолвку. При положительном ответе у тебя бы дополнительно появлялась защита моего рода.

— Но… ведь тебя, вроде, выгнали из рода? Или нет?

— Не совсем. Ну, то есть выгнали, конечно, но неделю назад мой отец умер. Других наследников нет, и если они в ближайшее время не появятся, то меня могут признать наследником по праву крови. Без воли отца я не вступлю в наследие полностью, но основной силой рода пользоваться смогу.

— Но Левио… мы же не любим друг друга, ну то есть любим, конечно, но это другое! И мне одиннадцать, ты не забыл?

— Во-первых, не одиннадцать, а тринадцать, и такими темпами скоро будет все пятнадцать, а это уже подходящий возраст для официальной помолвки. Во-вторых, помолвку можно и расторгнуть потом, хотя мне бы и не хотелось этого. Что же до любви… А откуда ты знаешь, из чего складывается моя любовь?

— Ты же мне брат… и старше… и вообще, — моё бормотание было жалким.

— Я тебе не брат. По крови, во всяком случае. Это верно, — я люблю тебя, как родную сестру, всю твою жизнь. Но ты стремительно растёшь, и недавно я стал замечать, что в тебе есть всё, что мог бы искать в женщине. Я никогда не стал бы принуждать или торопить тебя, но был бы счастлив, ответь Ксандр согласием.

— Значит, Ксандр? — я начала закипать. — Моё мнение тебя не интересует?

— Не злись, cara, — он смотрел мне прямо в глаза. — Он мне отказал. Так стоило ли спрашивать тебя?

— Отказал, значит. Просто отлично. Меня вообще никто не спросил! Никто! — я почти кричала.

— А что, ты бы согласилась? — вопрос неожиданно отрезвил меня. В самом деле, даже спроси дед моего мнения, что бы от этого изменилось?

— Нет, конечно, — уже спокойнее ответила я.

— Вот видишь. Значит, всё останется по-прежнему. И не тушуйся, между нами ничего не изменилось, — его голос был ровным и ласковым, как и всегда.

Я чувствовала, что стремительно успокаиваюсь. И решилась ещё на один вопрос.

— Левио… мм… я слышала ещё кое-что… одну фразу. Виола спросила Ксандра, уверен ли он, что тебе нужна именно женщина. Что это значит?

— Не думаю, что эта тема годится для твоих нежных ушек.

— Вот как? Значит, тема брака — в самый раз, а всё остальное нет? Ты что же думаешь, мне пять лет? Я знаю, что есть маги, которые предпочитают мужчин женщинам. Да половина из моих учителей были такими, и не скрывали этого. Просто я не знала, что ты из их числа.

— Это не так. Что ж, я скажу. Почти все маги признают, что секс есть наслаждение тела, и неважно, какого пола партнёр. Тех, кто предпочитают партнёров противоположного пола, пожалуй, большинство, но и у них иногда бывают контакты с себе подобными. Пойми, речь идёт лишь о плотском удовольствии, не о романтических чувствах. И, конечно, взаимное согласие обязательно. Есть и полностью гомосексуальные люди, но и они, как правило, имели опыт с другим полом. Правда, влюбиться в человека другого пола они не могут. Есть и третий вариант, — когда нравятся и те, и другие. В этом случае маг может и получать телесное наслаждение, и испытать любовь как к мужчине, так и к женщине. Для бисексуала всё зависит от конкретного человека. Я как раз такой.

Он отвечал так спокойно, что я смутилась. Ну что же я за человек такой нескладный! Заставила бедного Левио вывернуть свои интимные секреты, не заботясь об элементарном такте!

— Прости, Левио, я не хотела обидеть. Это не моё дело.

— Не извиняйся, ты вправе знать. И совсем не обидела меня. Хорошо, что теперь ты знаешь про меня и это.

Он улыбнулся так светло и безмятежно, что ответная улыбка невольно распустилась на моём лице. Я погладила его мягкие волосы и поцеловала в щёку.

— Я люблю тебя, Левио. И спасибо.

— Я тоже люблю тебя, cara, но не стоит заговаривать мне зубы. Тащи сюда учебник трансфигурации.

Я застонала и схватилась за голову.

— Изверг!

* * *

С того момента, как Гарри приехал в Хогвартс, его жизнь стала напоминать лодку, несущуюся по бурной горной реке. Словно кто-то поспешно навёрстывал нехватку событий за все годы прежней унылой и однообразной жизни. Он уже устал удивляться всему необычному; просто принял всё как есть. Этот мир был его миром, он это чувствовал, он это знал так же верно, как собственное имя. Кроме того, этот мир подарил ему друзей, о которых он так мечтал.

С Роном Уизли судьба столкнула его ещё в поезде; Гермиона Грейнджер поначалу страшно раздражала мальчишек своей правильной и занудной натурой. Однако вскоре оказалось, что маленькая всезнающая заноза была не так проста. Она обладала острым умом и храбростью, и природная прямолинейность не мешала ей отчаянно и находчиво врать, выгораживая друзей. Гарри обрёл то, что можно было бы назвать полнотой жизни — с её радостями и огорчениями, таинственными загадками, тревогами и беспечностью детства.

Он пока ещё не осознал своей роли в этой пьесе, но уже ни за что не согласился бы вернуться назад.

* * *

Я предполагал нечто подобное, но не мог представить, что мальчишка окажется просто ходячей катастрофой. Он влипал во всё, во что только можно. И только фантастическая везучесть хоть как-то компенсировала способность притягивать неприятности.

Я стал считать его глупцом, не вдаваясь в подробности. Он настолько раздражал меня, что на объективность просто не было ни сил, ни желания. Однако пару раз всё же пришлось вытаскивать его из передряг, причём так, чтобы никто не догадался о моём участии. Альбус, впрочем, всё знал.

Я предпочёл сосредоточиться на сборе сведений о "круге союзников", и к Рождеству стало ясно, что в школе лазутчик. Были подозрения, что это Квирелл, но прямых доказательств не находилось. Альбус нервничал и торопил меня, однако редкие встречи с Малфоем и Мальсибером больше походили на пирушки старых друзей, чем на военный совет. Пару раз к нам присоединялись Эйвери, МакНейр, Трэверс и Нотт, и тут уж вовсе было не до серьёзных бесед. Несмотря на очевидную связь, вызванную магией привязки, все словно выжидали, осторожно обходя опасную тему возможного возвращения нашего прежнего хозяина.

Однако ещё одна причина моего чрезмерно предвзятого отношения к Поттеру крылась в подсознательном чувстве, что за мной наблюдают. Драко, не таясь, ловил каждый мой жест, но был кто-то ещё. Чьи-то внимательные тёмные глаза преследовали меня, став навязчивой идеей, и я злился, что никак не могу определить их владельца. Неожиданная встреча в Малфой-мэноре в канун Рождества дала ответ на этот вопрос.

Я не ждал приглашения, однако отказываться было не с руки. Предупредив Альбуса, я отправился в мэнор.

На этот раз ужин был накрыт в парадной столовой. Блеск богатства и роскоши слепил глаза; несмотря на новую мантию, я чувствовал себя церковной мышью среди разодетых в пух и прах гостей. Приглашения получили человек двадцать, и почти все лица были мне знакомы. Мальсибер, Эйвери и Нотт беседовали у камина, чета МакНейров раскланивалась с Гойлами и Паркинсонами, Нарцисса в ослепительном платье развлекала французских родственников и супругов Крэбб. Люциус лениво перебрасывался фразами с Трэверсом и ещё одним собеседником, стоящим ко мне спиной. Увидев, как я вошёл, хозяин сделал приглашающий жест рукой:

— Северус! Иди к нам, мой друг. Я хочу вас познакомить.

Резко развернувшийся мужчина оказался тем самым четвёртым участником убийства семьи Венгеровых. Он был молод, — на вид лет двадцать пять-двадцать шесть, — но ранняя седина в тёмных волосах делала его старше. Колючие серо-зелёные глаза, тяжёлая челюсть.

— Мы знакомы, мистер Малфой. Хотя профессор, скорее всего, не помнит. Моё имя Поль Моррейн, — он слегка поклонился.

Имя, действительно, было знакомым, но обстоятельства, при которых я его слышал, никак не всплывали в памяти.

От двери послышались голоса, и я обернулся. В столовую входили двое. Мужчина лет пятидесяти, невысокий и бесцветный, был мне неизвестен, зато женщина узнавалась сразу.

— Амалия! Я рад вас видеть, — Люциус учтиво склонился к руке вошедшей, и я заметил, как дрогнула и ещё больше выпрямилась спина Нарциссы.

— Спасибо за приглашение, Люциус, — ответил высокий мелодичный голос, и последние сомнения отпали. Как же я мог не узнать этот голос раньше! Именно её принимал Малфой тогда в кабинете, и именно её сын — тот соглядатай в школе, которого я никак не мог распознать. Да, осторожность у мальчишки явно от матери. Я решительно двинулся ей навстречу.
slonikmosДата: Среда, 20.01.2016, 22:29 | Сообщение # 26
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 14
Амалия Забини была занятным персонажем.

Не красавица, но полная неуловимой притягательности невысокая брюнетка с такими холодными серыми глазами, что невольно задумаешься о родстве с Малфоями. Училась в Слизерине на одном курсе с Люциусом, считалась неплохой волшебницей, однако никакими особыми талантами не блистала.

Впрочем, один талант всё-таки был налицо. Амалия Забини представляла собой образец настоящей чёрной вдовы. Её первый муж — отец её сына — сгинул в Азкабане, куда был отправлен вместе с Яксли, братьями Лестрейндж, Беллой и Августом Руквудом, братом Амалии, после падения Лорда. К нынешнему дню она сменила пятерых мужей, которые, как по команде, умирали через год-полтора после свадьбы при неизвестных обстоятельствах, оставляя всё состояние безутешной вдове. Видимо, сегодняшний её спутник вскоре пополнит список этих несчастных.

В школе Амалия — тогда ещё Амалия Руквуд — стала любовницей Малфоя. Она была страстной, умелой, абсолютно лишённой предрассудков, и я знал об этом не понаслышке. Я лишился девственности именно с её помощью и при непосредственном участии Люциуса в процессе. Малфой никогда не любил делиться, и мне до сих пор не вполне ясно, зачем он устроил этот развратный тройничок с четырнадцатилетним непривлекательным подростком в главной роли. Ночь с Амалией так и осталась единственной, но я по сей день подсознательно выбираю женщин с изящными лодыжками, полной грудью, тонкой талией и широкими крутыми бёдрами. Не знал, что Малфой по-прежнему поддерживает с ней контакт.

— Здравствуй, Амалия, — я склонился в полупоклоне, — прекрасно выглядишь.

— Северус, боже мой! — она распахнула глаза. — Так импозантен, так строг, — тебя и не узнать! Неудивительно, что твои подопечные в школе восхищены своим деканом.

— Ты льстишь мне, это не восхищение. Я просто пугаю их мрачным видом.

— Нет-нет, Северус, не спорь. Дети всегда чувствуют силу настоящего мужчины, и она восхищает, — что-то плотоядное промелькнуло в её глазах, и мне показалось, что она говорит вовсе не о моих учениках. — Нехорошо забывать старых друзей. Пообещай, что как-нибудь навестишь меня. Ты, наверное, знаешь, — она вздохнула так глубоко, что пышная грудь колыхнулась под тонким шёлком, — я ведь теперь вдова.

— Ах, дорогая, поверьте, истинные друзья всегда готовы утешить вас, — проблеял её спутник, заглядывая в серые глаза.

— Да, мой друг, я так ценю вашу преданность. И всё же, профессор, почтите мой дом своим присутствием, прошу вас. Скажем, после каникул. Я буду рада! — и Амалия отплыла к другим гостям, увлекаемая своим кавалером.

— Что, Снейп, влип в паутину? — подошедший Мальсибер с усмешкой хлопнул меня по плечу.

Я скривился.

— Что ты, Джон. Денег у меня нет, титула тоже. Так, флиртует по привычке со всеми подряд.

— Не скажи… Я бы не отказывался. Развлекаться тоже надо, — и ей, и тебе. В школе ты на неё слюни пускал.

Ответить я не успел, — всех позвали за стол.

* * *

— Как ты сказал? Моррейн? Поль Моррейн? Не припомню. Надо будет спросить Минерву, — Альбус задумчиво поглаживал бороду. — А информация о мадам Забини интересная. Ты думаешь, она член круга?

— Не сомневаюсь. Весьма близкие отношения с Люциусом — прямое свидетельство.

— Пожалуй. Ты ведь, кажется, тоже имел с ней… мм… нечто общее?

Ну вот откуда, Мерлин его подери, он это знает?!

— Альбус, без комментариев. Какое вам дело?

— Да никакого. Но в гости советую сходить.

— Роль сводника вам невероятно к лицу, господин директор.

— Прекрати, Северус, — голос зазвучал властно и холодно. — Мне нет дела до твоих постельных утех. Насколько я помню, ты никогда не отличался излишним воздержанием. А если она знает что-то важное?

Порой меня поражало, насколько быстро показное благодушие слетало с этого почтенного старца, когда он чуял возможность разрешить волнующие его вопросы.

— Я подумаю.

— Вот и подумай, — с нажимом произнёс он, и тут же вернулся к привычному образу чудаковатого безобидного старика.

Камин полыхнул зелёным.

— Альбус, — голова Минервы возникла из пламени. — Можно к тебе?

Когда гриффиндорский декан оказалась в кабинете, я поднялся со своего стула.

— Постой минутку, Северус, — директор повернулся к женщине, — тебе ничего не говорит имя Поль Моррейн?

Я и представить не мог, что последует такая реакция. Минерва стала белой как бумага, глаза метали молнии.

— Говорит, и слишком много. К счастью, этот малолетний мерзавец бесследно исчез больше десяти лет назад.

* * *

— Завтра опять зелья! Ну за что нам этот кошмар, — ныл Рон, уставившись в расписание. Шла вторая неделя после каникул, и входить в рабочий ритм было сложновато. — У меня эссе даже не начато!

— Сам виноват, — ледяным голосом ответила Гермиона, — я наслышана о вашем времяпрепровождении на каникулах. Могли бы и книжку открыть.

Гарри лишь сосредоточенно сопел, не подымая головы от пергамента. Пикироваться не хотелось.

— Ненавижу зелья! Ещё четыре с половиной года терпеть этого гада! — продолжал возмущаться Рон.

— Его зовут профессор Снейп, — назидательно проговорила Гермиона. — А зелья сами по себе — замечательный предмет. Что же касается профессора, то если мы не ошиблись на его счёт, он скоро отсюда вылетит. Надо постараться поймать его за руку, иначе нам никто не поверит.

* * *

Заниматься зельями всегда было для меня сплошным удовольствием. Нельзя сказать, что я обладала какими-то грандиозными способностями, зато "чувствовала процесс". Так считала мама, и Виола была с ней согласна. Благодаря этому мне порой удавалось правильно угадывать нюансы приготовления, и хотя настоящих знаний явно не хватало, иногда удавалось выкрутиться даже из самых нелепых ошибок. Виола редко хвалила меня, но её молчание и кивок головы вполне сходили за одобрение.

Тем вечером, прибрав в домашней лаборатории, мне захотелось побродить по дому. В отличие от уютного, но обветшавшего венецианского палаццо, римский особняк был начищен, ухожен и презентабелен. Комфорта здесь было больше, но некоторый холодок выдавал хозяйку из туманного Альбиона.

Задумавшись, я обнаружила, что забрела на чердак. Я бывала тут довольно часто, — мне нравился вид из слухового окна под крышей. Ровный ряд одинаковых коробок у дальней стены явно пополнился парой-тройкой новых, и, судя по всему, совсем недавно. Подойдя поближе, я сунула нос под крышку одной из них и бессильно опустилась на пол.

Там были вещи из маминой комнаты. Той, в которой она жила до замужества. Той, в которой теперь живу я. Книги, безделушки, часы. А я ведь даже не заметила, что их поменяли.

Дрожащими руками перебирая вещицы, наткнулась на аккуратную толстую тетрадь в тёмно-зелёной коже. Оказалось, что это дневник. Лихорадочно шаря глазами по строчкам, я листала страницы так быстро, будто боялась быть застуканной, и не могла отделаться от ощущения надвигающейся катастрофы. Вроде ничего особенного, обычная девчачья болтовня. Вот описание встреч с отцом, вот радостная запись о помолвке. Последний короткий текст датирован концом апреля её седьмого курса, а дальше пустые страницы. Почему она бросила писать? Ничего примечательного в последней записи не было. Упоминание о том, что завтра суббота и она собирается с подругами в Хогсмит, что после хочет заняться поисками платья на выпускной и, может быть, заодно присмотреть и свадебное, ведь свадьба назначена в начале июля, и из-за выпускных экзаменов времени на это не будет.

Я уже почти отложила тетрадку, когда на колени спикировал изодранный мятый пергамент. Это был фрагмент письма, порванный в ярости и машинально засунутый в первую попавшуюся книгу.

"…потому что ты грязная лицемерная шлюха, и наконец-то я могу сказать тебе это. Да, я нашёл своего отца, своего НАСТОЯЩЕГО отца, а не это гриффиндорское ничтожество, что ты мне подсунула. И он рассказал мне, как ты раздвигала ноги, умоляя трахнуть тебя ещё и ещё. Как тебя пустили по кругу четверо, и ты стонала от удовольствия. Как ты сосала члены двоим, пока двое других трахали тебя в две дырки одновременно. Интересно, скольких мужчин ты обслужила до этого? Ты ведь тогда уже не была девственницей, не так ли? Ты настоящая блядь, моя дорогая мамочка, и останешься такой всегда. Какое счастье, что я тебя больше не увижу.

Внизу стояла подпись: "Павел". Она была жирно перечёркнута и заменена на "Поль".
slonikmosДата: Среда, 20.01.2016, 22:30 | Сообщение # 27
Посвященный
Сообщений: 34
Глава 15
Почему, почему я поверила? А я ведь поверила этому письму сразу. Может, потому что ненависть и презрение, сочившиеся с обрывка пергамента, были подлинными, почти осязаемыми. Боль, осознание, что тебя жестоко обманули, ощущение грязи и мерзости, — этот жуткий клубок вынес меня с чердака так стремительно, что я и не заметила, что уже стою перед Виолой в библиотеке.

— Когда ты собиралась сказать мне, что твоя единственная дочь была блядью, каких поискать?

Виола выронила книгу, лицо, окаменев, напоминало статую.

— Немедленно извинись. И вымой рот с мылом.

Даже тона не повысила.

— Не ври мне, хватит! Не говори, что не знала! Как она уговорила Косту, интересно? Или он тоже повёлся на её таланты шлюхи?

Виола вздрагивает, как от удара.

— Ты, мерзкая маленькая падаль, — она чеканит слова, не глядя мне в лицо. — Ты недостойна даже помнить Лукрецию, не то что считаться её дочерью. Никогда больше не говори со мной.

Она поднимается и обходит меня, как прокажённую. Я хватаю её за рукав и сую под нос дрожащий листок.

— Тогда ответь мне напоследок, — что это? И кто такой Павел?

Звонкая пощёчина отбрасывает меня назад, и дверь за Виолой с треском захлопывается.

* * *

Утро в библиотеке может быть очень красивым. В тонких тёплых лучах пляшут пылинки. Свет скользит по корешкам книг на полках, и они вспыхивают золотом, киноварью, пурпуром отделки. В тишине утра таится предвкушение длинного дня, полного шелеста страниц и удивительных открытий. Только я этого не вижу. Потому что сплю на диване, отвернувшись лицом к спинке, всё ещё сжимая в руках злополучный обрывок письма. Или делаю вид, что сплю.

Спину мне буравит чей-то взгляд, и шевелиться не хочется. Я терплю, надеясь, что навязчивый посетитель сдастся и уйдёт. Но тщетно.

— Прекрати притворяться, повернись и дай мне письмо, — слова падают, как капли свинца. Владелец этого голоса не даст мне сбежать.

— Пожалуйста, — мой голос сиплый и надорванный, оказывается, я плакала во сне. Неловко повернувшись, занемевшими руками протягиваю листок. Ксандр берёт его двумя пальцами, как ядовитую змею. И, едва взглянув, брезгливо роняет на пол.

— Как ты могла… — он говорит тихо и безжизненно. — Как ты могла поверить этому подонку?

— Там всё написано. В подробностях. И не говори, что этого не было. Такое нельзя придумать.

— Это правда. Только там далеко не всё.

— Чего же ещё тебе не хватает? Колдографии, может быть? — злость и боль выплёскиваются из меня желчными и оскорбительными словами.

— Ты хочешь знать, чего мне не хватает? Изволь. Мне не хватает в этом письме истории о том, что её похитили прямо из Хогсмита, насильно напоили сильнейшим зельем похоти и насиловали вчетвером несколько часов. Там нет подробностей о том, что, когда действие зелья ослабло, и она попыталась сопротивляться, ей сломали нос и рёбра, выбили несколько зубов и сожгли половину волос. Мне категорически не хватает, что она так и не узнала имён насильников, потому что ей завязали глаза. И две недели в больничном крыле в изоляторе, чтобы никто не узнал, — этого ведь тоже нет в письме?

Мир вокруг расплывается, и я понимаю, что сделала. Тот пергамент будто навёл на меня страшный морок, а Ксандр развеял его несколькими словами. Только морока не было; я поддалась сама, вся моя подлость и тьма выплеснулась наружу с этим письмом. Виола права. Мне даже помнить её стыдно.

А Ксандр продолжает говорить.

— Она забеременела от одного из этих нелюдей. И, как только очнулась, отослала Косте обратно его кольцо, прося никогда не искать. Он примчался сразу, не отходил от неё ни на шаг нигде, кроме уроков. Даже поселился на время в Хогсмите. Уговаривал, умолял, настаивал, сопереживал. Но никогда не жалел. Жалость убила бы её. Сперва всё было тщетно, она даже слушать ничего не хотела, но он победил. Его любовь и великодушие спасли жизнь моей дочери.

— Почему это сделали с ней? — я не верю, что удостоюсь ответа, но Ксандр продолжает.

— Она была старостой Слизерина. В середине года заметила, что несколько младшекурсников постоянно попадают в больничное крыло с какими-то странными недугами. Причем недуги разные, а дети одни и те же. Она взялась это выяснить, и обнаружила двух шестикурсников, тренирующих на малявках всякую тёмную мерзость, взятую из фамильной книги проклятий. Нет, они, конечно, пытались потом снимать их, вот только не всегда выходило. Ребят лечили, и они принимались за старое. Малышня боялась признаться, их запугали. Лукреция поймала этих вивисекторов за руку, их выгнали из школы, а Азкабан их миновал только потому, что они оказались несовершеннолетними. Скандал замяли, родители увезли их за границу. Полагаю, что изнасилование было местью, инициированной этими двумя семьями, но прямых доказательств нет.

— А… ребёнок?

— Он родился в срок. Мальчика назвали Павлом, Коста признал его сыном и ни разу не дал никому усомниться в своём отцовстве. Но он рос странным. Замкнутым, колючим, недобрым. И мелко пакостил исподтишка. Лукреция злилась, пыталась наказывать, но бесполезно. Он просто старался не попадаться. А Коста прощал. Голоса ни разу не поднял на паршивца. Может, и зря.

За полгода до того, как Павел должен был уехать в Хогвартс, у нас в доме появился Левио. И мальчишки неожиданно подружились. Это было удивительно, совсем не в характере нелюдимого Павла. Но мы так радовались, что даже не думали о причинах. А за два месяца до отъезда в школу этот мелкий мерзавец вдруг заявил, что хочет ехать под фамилией Морони. Мол, Левио ему как брат, и им позволят больше общаться, даже если они окажутся на разных факультетах. Это уже было прямое оскорбление Косте. Я возмутился, Виола просто кипела, Лукреция перестала с ним разговаривать. А Павел потихоньку подговаривал Левио, чтобы тот помог переупрямить несносных родственников. Левио его пожалел и пришёл просить к Косте. Коста скрипнул зубами, но сдался. В школе об этом знала только Минерва.

Дальше стало ещё хуже. Добившись своего, Павел просто игнорировал Левио. Его распределили на Слизерин, и поначалу это было незаметно. Но домой стал возвращаться только на лето, и то неохотно. Времена были тёмные, Волдеморт силён, и мы не особо настаивали. Только вот Левио рвался домой всегда, а Павел предпочитал сидеть в школе. Надо сказать, что учился он достаточно успешно, но уважения учителей добиться так и не смог. А летом перед четвёртым курсом пропал. Просто не приехал домой, и всё. Коста, Лукреция и Минерва сбились с ног, разыскивая его. В сентябре он явился в школу, официально сменив имя на "Поль Моррейн", а Лукреция получила вот это письмо. Коста провёл обряд отлучения от рода и запретил вспоминать его. Я только знаю, что сразу после падения Тёмного Лорда он бесследно исчез из школы навсегда. В том, что и он, и его папаша были Пожирателями, я не сомневаюсь.

— Он умер?

— Не знаю и знать не хочу. Его для меня нет.

— Почему Левио не рассказал мне?

— Лукреция взяла с него Нерушимую клятву, что он никогда не заговорит с тобой об этом. Ты не задумывалась, почему родилась только спустя четырнадцать лет после их свадьбы? Я сам не знаю наверняка, это слишком личное, но, полагаю, что первые несколько лет после свадьбы Лукреция боялась… боялась прикосновений. Мы уже не надеялись. Но Коста был удивительным. Он вылечил её и от этого.

Я сползаю на пол и робко прижимаюсь к коленям Ксандра. Слёзы льются как бесконечный осенний дождь.

Я тоже не надеюсь. Мою низость нельзя простить.

Тёплая ладонь легко гладит меня по волосам. И я врываюсь громким, безутешным, надрывным рёвом. Я опять всё разрушила. Ничего не склеишь, ничего… И я даю предательскую слабину.

— Я вернусь во вчерашний вечер и предупрежу Виолу. Я должна попросить прощения, хотя бы ДО того, как пришла сюда. Сейчас она не станет меня слушать.

Я поднимаю глаза и встречаю жёсткий взгляд деда.

— Нет. Не смей. Ошибки надо исправлять адекватно. Она сильно ранена, и это сделала ты. Иди исправляй, Виола простит. Она всегда была великодушна.

— Почему ты простил меня?

Он долго молчит, его взгляд не читаем.

— Возможно, потому что сам когда-то чуть не совершил ту же ошибку.
KapelanДата: Среда, 20.01.2016, 22:56 | Сообщение # 28
Патриарх эльфов тьмы
Сообщений: 1176
slonikmos,
Многолик? Отрицание? Вы смеётесь? Может ещё поделитесь откровением, что белый цвет, он на самом-то деле белый? Мы то ведь не знали. Тут все в курсе насчёт нетрадиционных отношений, только вот для подобных текстов есть отдельный раздел.
"Для определённой характеристики персонажей" у Бастет есть сцена где Дамби насилует тело Волди. С минимумом деталей. И эта сцена не вызвает особого отторжения, потому что именно показывает одну из сторон Дамби, но не более того. У вас же откровенное порево соответствующего направления со всеми подробностями. Подобному тут не место.


slonikmosДата: Среда, 20.01.2016, 23:08 | Сообщение # 29
Посвященный
Сообщений: 34
Вы спросили - я ответил. Не сомневаюсь, что присутствующие в курсе всего вышеперечисленного, и на откровения не претендую. Мне всё равно, в какой раздел поместить свою писанину; исходя из пропорций гета и слэша в тексте он и оказался здесь. На других площадках он выложен в разделе "гет". Если для здешних читателей это неприемлемо, то готов переместить его.
KapelanДата: Среда, 20.01.2016, 23:16 | Сообщение # 30
Патриарх эльфов тьмы
Сообщений: 1176
Цитата slonikmos ()
Вы спросили - я ответил. Не сомневаюсь, что присутствующие в курсе всего вышеперечисленного, и на откровения не претендую. Мне всё равно, в какой раздел поместить свою писанину; исходя из пропорций гета и слэша в тексте он и оказался здесь.

Слеш он либо есть, либо его нет. А соотношение дело пятое. Постельные сцены как правило занимают мизерный объём от произведение в целом(если оно конечно под это дело не заточено), так теперь что, всё в "джен" определять?

Цитата slonikmos ()
На других площадках он выложен в разделе "гет". Если для здешних читателей это неприемлемо, то готов переместить его.

Для кого-то может и приемлемо. Лично для меня - нет. Но решать администратору, а не мне. Написал ему в лс, ждём решения.


Форум » Хранилище свитков » Слэш » "Клинок с двумя лезвиями" (ГП, НЖП/СС~гет, слэш~NC-17~AU, Angst~макси~в процессе)
  • Страница 1 из 2
  • 1
  • 2
  • »