Армия Запретного леса

  • Страница 3 из 3
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
Форум » Хранилище свитков » Архив фанфиков категории Гет и Джен » Везунчик.
Везунчик.
CargerdreeДата: Среда, 08.08.2012, 23:58 | Сообщение # 1
Высший друид
Сообщений: 985
Название: Везунчик.
Автор: Lapulya Verona
Пейринг: ГП/ДУ
Рейтинг: PG-13
Тип: гет
Жанр: Приключения /Юмор
Размер: макси
Статус: В работе
Аннотация: А что было бы, если бы Гарри Поттер в детстве сбежал от Дурслей? А если бы его ещё и подобрали бы спецназовцы?.. Не знаете? Тогда прочитайте этот фик и узнайте.


CargerdreeДата: Четверг, 09.08.2012, 00:41 | Сообщение # 61
Высший друид
Сообщений: 985
Оставшееся до заседания время мне позволили провести с подзащитной. Белль была бледной, испуганной и почти трясущейся от страха. Что и понятно — неподалёку расположился и на неё подозрительно позыркивал Аластор Грюм, а его взгляды, даже буде они преисполнены искренних сочувствия и заботы, почему-то не оказывают на людей ободряющего действия. Интересно, почему?..
– Поттер!! — Громогласно рявкнул, по-видимому, очень обрадованный нашей встречей аврор. — Откуда тут?! Почему не в школе?!
В отличие от пожилого аврора, я про приличия не забывал и, в первую очередь, поздоровался с ним и с дамой. Дама смущённо кивнула. Аврор возмущённо повторил вопрос.
– Что ты тут делаешь?!
Подумав, отвечаю честно: “Бдю, сэр!”.
– Как?! — Непонятно, что он пытался узнать благодаря данном вопросу, но я всё же ответил, причём опять честно.
– Постоянно, сэр!
Довольно осклабившийся Грюм снова задаёт вопрос, с какой радости я тут торчу.
– А я вообще-то её адвокат. Так что вот, пришёл, дабы бдительно проконтролировать, чтобы никто не нарушал покой и душевное равновесие моей невинно обвинённой подзащитной.
– Невинной?! Это эта-то пожирательница — и невинная?!
– Конечно, сэр. А по какой причине вы считаете иначе?.. — Сажусь рядом с Белль так, чтобы стратегически заслонить её своею могучею (много всего, кстати, действительно, могучую и ещё больше хочучую) фигурою от грозного взгляда Грозного Глаза. Ненадолго задумавшийся аврор неожиданно почти спокойно прорычал ответ.
– У меня нюх на преступников. Нутром чую — рыльце у неё в пушку…
Может, и в пушку… Мне-то откуда знать — я её лица не касался. Однако, в любом случае, говорить об этом даме — моветон. Да и что ей можно предложить, побриться, что ли?! Поэтому акцентирую я внимание не на этом, а на принципиально ошибочной позиции оппонента.
– Простите конечно, мистер Грюм, но у вас, кажется, нос заложило. Я бы настоятельно рекомендовал вам выпить, в профилактических целях, перечного зелья. Ну, какая же это преступница?..
Скопировав добродушную улыбочку директора, мягко проговорил я.
– Какая-какая… Самая что ни на есть настоящая!.. — Видимо, за долгие годы общения с Альбусом Дамблдором у аврора выработался просто безусловный рефлекс: в ответ на скорченную мною мину он почему-то подуспокоился и последнее своё предложение проворчал уже как-то больше для проформы. Ну а может он просто логически рассудил, что через некоторое время всё равно Визенгамот рассудит, такая ли уж Белль преступница.
– И всё же, сэр, не смотрите, пожалуйста, на мою подзащитную так.
– Как это — так?.. — Всё ещё вполне миролюбиво ворчит Грюм. Да, в общем-то, и правда же, ему-то чего волноваться: Белль не сбежит, суд скоро, на котором всё и рассудят… Его дело маленькое: проследить, чтобы ничего до начала заседания не случилось. Так что чего ему-то волноваться?..
…а вот мне очень даже и чего. Потому что моё дело, как раз таки, даже слишком большое для такого юридически неподкованного коня, как я…
– Вы на неё смотрите так, будто бы по отношению к ней можно сказать: “УпС! Она сделала это эгейн!..”. — Конечно, пришлось пояснять. — Расшифровываю: упивающаяся-рецидивист, ранее уже была осуждена за участие в преступном сообществе под предводительством некоего лица, известного также как Сами-Знаете-Кто… Ну а если вы сами не знаете, то это уже не мои проблемы.
Подфыркивающий Грюм уведомил меня, что я забавный. Счастия моему не было пределов. Особенно в преддверии того, что неумолимо тикающие часы отсчитывали уже буквально последние минуты до начала заседания…

Рон занимался сложнейшими вычислениями: он пытался подсчитать, с какой периодичностью этому лордишке придётся бегать в склеп, заниматься там вандализмом и переворачивать тела всех своих родственников в исходное положение. Собственно говоря, подсчитывал это всё Рон только для того, чтобы доказать себе, что он лучше этого Лорда Ренальда Пресвятого, ибо данный Лорд подсчёт произвести не смог. И даже и не попытался толком. А вот Рон сможет. Точно сможет!.. И вот прямо вот сейчас он постарается рассмотреть все варианты…
Итак, по всему выходило, что тот будет вынужден безвылазно торчать в семейных гробницах, потратив на переворачивание усопших всю свою жизнь и чуть-чуть ещё. Хотя Рон был не так уж и уверен в своих расчётах. Наверное, стоит пересчитать… Наверное, раз уж он так сумневается в своих расчётах в уме, то можно и письменно подсчитать. В столбик…
Да и вообще… Может быть, этому лорду вообще не стоит даже и думать о подобном вандализме, пусть даже и прикрывающемся благими целями и намерениями. В конце концов, может же быть и у мёртвых своё хобби?.. И хотя Рон искренне считал, что это более чем странное хобби — подпрыгивать и вертеться в гробе, но вряд ли у этих бедных родственничков есть варианты получше…
Да и вообще… Может быть, не стоит даже и думать о подобном вандализме ещё и потому, что в итоге, если они будут качественно крутиться, то всё равно докрутятся до нормального положения. Сами. Ну, то есть без посторонней помощи…
Да и вообще… Может быть, так как эта Эрмина совсем не простолюдинка, то и вовсе они не будут вертеться. В таком случае и считать ничего не надо. Ни устно, ни письменно, ни даже в столбик…
…да и вообще, какой только ерундой не займёшься, лишь бы не признаваться самому себе, что ты просто не знаешь, какой бы предлог поуважительней выбрать для того, чтобы поцеловать девушку, которая тебе очень-очень нравится…

Молодой аврор, явно из стажирующихся, который должен был отконвоировать мою подзащитную в зал заседания, пока мы ждали, когда нас впустят, масляным взглядом оглядел Белль и торжествующе заявил:
– Твоя песенка спета, Пожирательница!..
– В самом деле?.. — Искренне удивился я. — Ну, тогда мы споём другую. У нас вообще, знаете ли, богатый песенный репертуар. Настолько, что мы даже не будем защищать авторские права на первую нашу песенку к тому порождению плагиата, что уже зачем-то её спело… Кстати, а почему нас не предупредили, что вместо нормального суда у нас будет прослушивание?.. Белль, ты сегодня в голосе?.. Может быть, тебе надо распеться?..
Аврор со смесью священного ужаса и трепета перед легендой смотрел мне чуть ли не в рот, так как я элегантным движением головы откинул чёлку со лба ещё в самом начале своего страстного монолога, а посему, кажется, смысла оного он уловить таки не удосужился. Ну да и ладно. Не для него, в общем-то, и говорилось…
…ещё раз ободряюще улыбнувшись Белль, прохожу на своё место. Ну, что же… И да начнётся фарс, судом по причине неведомой простым смертным именуемый…
Начался суд довольно тривиально — с представления сторон, зачитывания списка претензий и речи обвинителя. Речь мне, признаться, понравилась: обвинитель много и долго растекался мыслью по древу, сделал парочку патетичных заявлений и, закончив на радостном “и чтоб они все сдохли, эти УпСы!..” (не то, чтобы он прямо так и сказал, но между строк данное заявление читалось очень уж отчётливо), уселся на своё место.
Неплохо, признаться, он надавил на сознательность судей… Но ничего, мы тоже не вчера с дерева слезли!..
Итак, как я уже говорил, суд начинался довольно тривиально. Зато потом слово дали мне. Ой и зря они это сделали…
Начнём с того, что, пожалуй, единственной путной вещью, которую я умудрился вычитать сегодня в этих многочисленных талмудах, было то, что для доказательства невиновности обвиняемой её защитнику можно делать практически всё — за исключением только того, что прямо запрещается законом. То есть та песенка (буде она в достаточной мере обоснованной и не особо повторяющейся), что я затяну с благою целию помочь в беду попавшей, при желании может затянуться ой как надолго… Хотя она, конечно же, не затянется. По объективным причинам… Да и потом, нигде не запрещается предоставлять и иные доказательства невиновности. А то что же это такое — всё слова да слова… При желании, можно хоть ролевую игру устроить по мотивам совершённого преступления. Правда, подобного желания у меня не было. Зато было другое. А посему начать своё выступление я решил с небольшого стриптиза…

За час до описанных выше событий.
Перед самой отправкой в Министерство к нам подошёл Ричард, уведомивший меня, чтобы я не слишком увлекался и к девяти вечера освободился. Так как мнением моим тут не интересовались, то и отвечать я ничего не стал, опять же лишь кивнув в знак того, что информация до адресата дошла и будет учтена. Уже у самого камина тренер вновь меня тихо окликнул.
– Лаки!..
Повернулся к нему. Он довольно тихо и как-то даже слишком серьёзно сказал:
– И не вляпывайся там ни во что.
Подумав, что за сегодняшний день я исчерпал свой лимит молчаливого кивания, я широко и искренне улыбнулся и поспешил его заверить, что не буду.
– Ну, что ты! Ты же меня знаешь — я всегда был очень аккуратным и чистоплотным!.. Да я всякие подозрительные кучки за километр обхожу, лужицы аккуратненько на цыпочках огибаю и вообще проявляю все признаки высокой гигиенической культуры!..
Тренер вздыхает. Кажется, я чего-то не знаю…
– Просто постарайся сегодня без неприятностей.
Определённо, не знаю…
– Что ты, ты же меня знаешь, да я!..
– Знаю. Потому и прошу.
Интересно, чего?..
– Ну, что ты, всё обязательно будет хорошо!..
Он фыркает. Я всё также широко улыбаюсь, ненавязчиво следя за каждым его жестом.
– Конечно, будет. Жаль, что уже после того, как ты всё же, несмотря на свою сверхвысокую культуру гигиены и чистоплотность, куда-нибудь таки вляпаешься…
Ни-че-го. Ни единого жеста, ни намёка. Разве что только намекнул на то, что что-то не так. Но вот что… Мне уже не кажется — я точно знаю, что он знает что-то, чего я не знаю. И ликбез мне устраивать почему-то не собирается. Ой не нравится мне это, ой не нравится!..

– …и с целью подчёркнуть то, что ни мне, ни моей подзащитной скрывать нечего, мы хотели бы, с Вашего, конечно же, на то позволения, продемонстрировать Вам, Уважаемый Суд, одно из бесспорнейших тому доказательств…
Говоря это, я ненавязчиво снял мантию, под которой на мне были надеты обычные чёрные брюки и белая рубашка с коротким рукавом.
– Итак, я прошу Вас обратить внимание на моё левое предплечье. Как вы видите, на нём нету… — Секундная заминка, и я, так и не решив, как же называть Неназываемого, поправляюсь и толкаю дальше речь. — На нём ничего нету. Как я уже говорил, мне скрывать нечего. Как, впрочем, и моей подзащитной.
Бледная Белль сидит в кресле, предназначенном для преступников. Кресло это довольно занимательно: оно обвивает цепями руки и ноги обвиняемого, лишая его тем самым возможности совершить нелепую попытку самоубийства, попытавшись прорваться через кордоны авроров.
– Одно из главных обвинений, выдвигаемых против моей подзащитной, заключается в том, что она является Упивающейся Смертью. Как всем нам известно, данное прозвище получили сторонники одного печально известного тёмного мага, отличительной чертой которых является наличие на левом предплечье определённого знака. Поэтому, с вашего позволения…
С помощью заклинания я избавляю Белль от мантии. Под ней у неё женская вариация моего костюма — тоже белая рубашка с коротким рукавом, но вместо брюк — очень длинная юбка.
По залу проносятся удивлённые шепотки.
– Прошу Вас, Уважаемый Суд, обратить внимание на её левое предплечье. Как мы с вами видим, на нём также ничего нет. — Дождавшись, пока аудитория успокоится, я продолжаю. — Как мы видим, первое обвинение против моей подзащитной можно смело считать несостоятельным. — Обвинитель с перекошенным лицом вскочил и попытался что-то заявить, но я заговорил раньше. — Согласно традициям судопроизводства в магическом мире, не принято прерывать выступающую сторону до момента начала прения сторон, поэтому я был бы премного благодарен, если бы вы на время воздержались от каких-либо заявлений. Итак, главное обвинение, выдвигаемое против моей подзащитной, можно смело поставить под сомнение. А отсюда логически вытекает вопрос: а что же тогда можно инкриминировать ей в вину?..
Я выдержал небольшую театральную паузу, дабы у собравшихся было время немного обдумать ответ на мой риторический вопрос.
– Однако прежде, чем ответить на этот вопрос, я бы хотел немного отступить от темы. Как нам известно… — Мысленно добавив “Нам, Лаки I и Единственному”… — …традиционно выделяется действие уголовного закона во времени, в пространстве и по кругу лиц. Для начала мне хотелось бы отметить, что моя подзащитная в большей мере подпадает под уголовный немагический закон, нежели под магический. Для подобного вывода есть несколько весьма весомых оснований. Во-первых, то, что подсудимая официально приняла подданство нашей королевы, но при этом, по определённым обстоятельствам, гражданства в магическом мире ей так и не дали. Во-вторых, деяние, совершённое ею, было осуществлено на территории Соединённого Королевства, причём в доме, права на которые официально зарегистрированы в соответствующих немагических службах. И, наконец, самое важное обстоятельство: задержана обвиняемая была сотрудником именно немагических правоохранительных органов. Мной, если быть более точным.
В зале опять зашумели. Ну да, никак не привыкнут, что их Поттер, вообще-то, работает не на них. Да ещё и имеет наглость в открытую об этом напоминать. Ух, какой я нехороший!.. Прям самому приятно…
– Я бы попросил всех желающих высказаться записывать возникшие вопросы, дабы позже, во время дебатов, мы с вами могли подискутировать по поводу отдельных выдвигаемых мною постулатов. А сейчас, если позволите, я продолжу. Итак, несмотря на все перечисленные мною доводы, я считаю правильным и естественным то, что судят обвиняемую именно в магическом суде, так как её деяния в немагическом мире не причинили никакого вреда. Однако все вышеперечисленные факты и просто проигнорировать тоже нельзя. Поэтому я предлагаю учесть ряд теоретических разработок немагического уголовного права в данном судебном процессе.
Небольшая пауза. Мадам Боунс кивком разрешила мне продолжить свою речь в данном направлении.
– Итак, первое, на что стоит обратить внимание, так это на само понятие преступления. Преступлением признаётся виновно совершённое общественно опасное деяние, запрещённое уголовным законом под угрозой наказания. Основанием же уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления. Состав преступления включает в себя ряд обязательных объективных и субъективных элементов, отсутствие хотя бы одного из которых приводит к отсутствию преступления, что, в свою очередь, приводит и к отсутствию уголовной ответственности. В состав преступления включаются четыре элемента: объект посягательства, объективная сторона, субъект и субъективная сторона. Давайте попробуем рассмотреть совершённое обвиняемой деяние с данной точки зрения. Начнём мы, пожалуй, с характеристики субъекта, тем более что, как мы знаем, уголовное наказание, отождествляемое в магическом мире с уголовной ответственностью и являющееся закономерным исходом признания совершённого деяния преступным, должно быть персонифицированным и учитывать характеристику личности. Поэтому, с вашего позволения, мы совершим небольшой экскурс в историю и попытаемся выяснить, что же на самом деле за человек сейчас сидит перед нами на скамье подсудимых…
И понеслась… Никогда бы не подумал, что я умею та́к давить на жалость. Оказывается, умею. Изабелль вдруг оказалась очень ранимым подростком с тонкой душевной организацией, мир вокруг — жестоким, чуждым и враждебным к переехавшей с родителями (кстати, аврорами, прибывшими добровольцами на подмогу и трагически погибшими, а, с моих слов, так и Очень Трагически и Геройски погибшими) из солнечной Франции в дождливую Англию… Я зачем-то приплёл сюда даже акклиматизацию как ужасный стресс, лингвистические трудности, проблемы с получением гражданства в магическом мире и вытекающую из этого невозможность поступить после окончания школы в высшее учебное заведение… В общем, говорил я долго, много и с чувством.
– …нелёгкая жизненная ситуация Изабелль Дюпон, к несчастью, пришлась как раз на до крайности сложные времена для всего магического мира и для Министерства Магии в особенности. Можно ли понять Министерство, у которого было столько забот о своих собственных гражданах, что оно просто не смогло уделить достаточного внимания рано осиротевшей бывшей французской гражданке?.. Безусловно, понять можно. Но можно ли простить?.. Простить равнодушие и бессердечие тех, кому её семья с таким рвением, с таким самозабвением стремилась помочь и столь жестоко за свои благие порывы поплатилась?.. И можно ли понять саму Изабелль, с детства мечтавшую о карьере целителя, но из-за отсутствия гражданства непринятую в соответствующие учебные заведения, можно ли понять одинокую девушку, оказавшуюся в чужой стране, практически без средств к существованию и без надежды на достойное будущее?.. Можно ли понять её, оказавшуюся в такой сложной жизненной ситуации и вынужденно принявшую помощь воспользовавшегося её состоянием врага?.. Безусловно, понять её можно. Но можно ли простить?.. Это каждый решает для себя сам.
Небольшая пауза. Все обрадованно зашевелились — моя речь, по их мнению, явно подзатянулась.
– Прошу прощения, но я ещё не закончил. Мы с Вами, если помните, только-только разобрали первый элемент состава преступления… — Почувствовал себя садистом. Приятно… А пусть проймёт и этих бюрократов, как мы мучаемся с их тоннами отчётности!.. — Субъектом преступления, как мы знаем, может быть только физическое лицо, соответствующее определённым требованиям, как то достижение определённого возраста и вменяемость. Всем этим требованиям подсудимая соответствует. Поэтому мы переходим к следующему элементу — к объекту. Объектом признаются общезначимые социальные ценности, на которые посягает преступное деяние и которым это деяние причиняет или может причинить существенный вред. Итак, здесь возникает закономерный вопрос: а на какой объект посягала своим деянием подсудимая? Ведь, как известно, вся деятельность обвиняемой в преступном сообществе, ставящим своей целью свержение насильственным путём законной власти (причём я бы хотел ещё раз отметить, что в состав данного сообщества обвиняемая так и не вошла) заключалась в исключительно колдомедицинских действиях.
А потом я начал рассказывать, насколько же данная блондинка белая и пушистая (о том, что она пушистая, меня даже сам Грюм поставил в известность, пусть и в свойственной ему обвинительной манере), о том, как героически она отвоевала себе право полностью вылечить всех взятых в плен борцов со злом (причём даже чуть-чуть переусердствовала и вылечила, помимо боевых ссадин и царапин, ещё и насморк у одного и прыщи у другого), о том, как она следила, чтобы заложников вовремя кормили (и не абы чем, а только здоровой и полезной пищей)… В общем, получился у меня какой-то искусственно засветлённый образ а-ля пресвятая мать Тереза.
Потом я, памятуя о том, что тренер мне говорил не особливо увлекаться, вкратце обрисовал все оставшиеся стороны состава преступления, растолковал всем истинные цели уголовного наказания (в первую очередь это исправление осуждённых, возвращение их к законопослушной жизни, а обвиняемая уже раскаялась, активно и добровольно сотрудничает с властями и очень хочет загладить свою вину перед обществом) и патетично закончил свою речь пафосными словами:
– В этой жестокой братоубийственной войне сердца наши ожесточились. Это естественно и понятно, но от того не менее печально. Однако я всё же надеюсь, что в ваших огрубевших под натиском ужасных событий и различных тяжёлых жизненных обстоятельств, в ваших сердцах ещё осталась хотя бы капелька милосердия, и вы проявите снисхождение к бедной оступившейся девушке, что на этот раз найдутся люди, которые протянут ей руку помощи и помогут вернуться к законопослушной жизни, что на этот раз мы дадим ей шанс, шанс на нормальную, на достойную жизнь, которую заслуживает каждый человек.
А потом начались дебаты, во время которых мне пришлось чуть ли не ещё раз повторить свою импровизированную речь и разжевать всё и не по разу. Особенно интересной вышла наша дискуссия с некоей мадамой по фамилии Амбридж — специально для неё я даже привёл несколько умных латинских выражений, по-быстренькому обосновал их обоснованность и актуальность, попутно доказал невозможность так называемого “объективного вменения”, то есть наказания без вины, а также активно пытался убедить всех вообще и её в частности, что если уж мы с таким фанатизмом реципировали заклинания и обряды из Древнего Рима, то и правовую систему тоже было бы весьма логично позаимствовать у них же (ещё древние римляне говорили, что без вины нет ни преступления, ни наказания: “Nullum crimen, nulla poena sine culpa”!.. Мы не можем знать наверняка, что она там себе думала. И вообще, ещё древние римляне говорили, что мысли ненаказуемы: “Cogitationis poenam nemo patitur”! И вообще, что значит — они не авторитет?! Ещё какой авторитет!.. Да древние римляне разработали все основные постулаты всех основных институтов права!..).
А потом слово взял глава Визенгамота, он же — директор школы Хогвартс, победитель Гриндевальда, обладатель ордена Мерлина первой степени… В общем, главное, что речь у этого затитулованного волшебника была ничуть не менее прочувствованная. Я даже записал несколько особенно удачных оборотов — так, на всякий случай… На будущее… Вдруг пригодится…
После этой пламенной речи я даже задумался, а стоит ли ещё разок попробовать надавить на гуманизм, совесть и прочие лучшие чувства судей, но потом здраво рассудил, что сиё занятие нерентабельно: вряд ли после того, как на всём на этом потоптался профессор Дамблдор, там ещё есть хоть что-нибудь целое и нераздавленное.
В связи с тем, что речь защитника традиционно прерывать нельзя, заседание затянулось неимоверно, а по правилам уже можно было бы устроить два маленьких перерывчика для отдыха и перекуса, то перед принятием решения судом было решено объявить небольшой перерыв в пятнадцать минут для того, чтобы переварить все изложенные материалы и заодно пару-тройку бутербродов. Причём по традиции Визенгамот всем составом будет отдыхать в специально отведённой комнате, на которой наложены мощные чары тишины — совещаться во время трапезы отчего-то принято не было.
Судьи первыми торжественно удалились, потом начал разбредаться чиновничий аппарат… Я целенаправленно двигался к своей подзащитной, которой, как и аврорам, уходить никуда не полагалось. Но если у авроров за время заседания уже была пересменка, то вот Белль это явно не грозило. Однако пока я аки ледокол “Ленин” бороздил ряды борцов со злом, уверенно продвигаясь к своей подзащитной дабы хоть чуточку её морально поддержать, на перехват мне двинулась посторонняя подводная лодка.
– Мистер Поттер, следуйте за мной. — Ну до чего же наглые нынче подводные лодки пошли, однако!.. Но и от них есть польза: благодаря данной рыжей субмарине мне продираться сквозь ряды строящих из себя айсберги авроров более не приходится…
…ибо двигаемся мы в каком угодно направлении, но только не к моей подзащитной…

Примерно в это же время. Хогвартс.
Сразу после ужина Джинни решила заглянуть к братьям в больничное крыло, где мадам Помфри не особенно успешно пыталась обследовать одного из притворяющихся смертельно больными близнеца.
– Мистер Уизли, что вы чувствуете?
– Ох, я даже и не знаю, как Вам это сказать, мадам Помфри…
Мадам всполошилась и со скоростью пулемётной очереди задала ряд уточняющих вопросов и высказала кучу предположений, что же именно может чувствовать данный мистер Уизли.
– Нет, это что-то другое, и хотя я и не могу сказать с абсолютной определённостью, что именно я чувствую, я определённо что-то чувствую. И мне даже кажется, что это ваша рука… — Всё таким же слабым голосом умирающего печально уведомил колдомедика пациент, по-прежнему не открывая глаз. Мадам Помфри, до этого осматривающая пострадавшую руку пострадавшего, нахмурилась и, якобы невзначай переключившись на режим “вслух”, пробормотала.
– Пожалуй, всё серьёзней, чем мы изначально предполагали. Мужайтесь, мистер Уизли!.. — Также патетично, как и близнец, произнесла она. — Боюсь, что мне придётся задержать вас здесь чуть подольше. — Задумчиво так произносит, игнорируя вмиг ожившего парня. — До полного выздоровления.
И, ободряюще похлопав обследуемого по руке и уведомив Джинни, что ей с ними посидеть можно, но недолго, гордо удалилась к себе в комнаты.
– О брат мой, неведом тебе был смысл фразы, гласящей, что язык твой — враг твой, но я до тебя его донесу!.. — Сокрушённо воскликнул другой её брат и мстительно кинул в виновного подушкой, видимо, передавая с оной сакральный смысл мудрого высказывания.
…через пять минут вернувшаяся мадам Помфри аккуратно растащила весело отфыркивающуюся от перьев рыжую троицу, водворила обратно на кровати близнецов, вернула подушкам их первозданный вид и выдворила восвояси довольную Джинни, которая впервые за чёрти сколько времени совершенно забыла и о своих наполеоновских планах мести, и о разных хамах, да и вообще обо всём и обо всех…

В небольшой светлой комнатке, куда меня привёл помощник министра, нашлись сам министр и его первая заместительница — та самая дама в розовом, с которой я уже ранее имел сомнительное удовольствие побеседовать.
Сначала мы долго друг перед другом расшаркивались, говорили, как рады этой неожиданной встрече, я восхитился, как прекрасно выглядит дама, какой замечательной и импозантный у министра котелок… В общем, пока мы друг перед другом расшаркались, прошло семь минут из отведённых на перерыв пятнадцати.
– Кстати, мистер Поттер, а не поведаете ли Вы нам, почему вдруг решили стать адвокатом?..
Я вкратце объяснил, что для этого был целый ряд причин, что одной из довольно важных, но не особенно существенных, было получение весьма полезного опыта, другой — то, что мы ответственны не только за тех, кого мы приручаем, но, в моём случае, и за тех, кого не убиваем…
– А какая же была основная причина, мистер Поттер?.. — Слащавым голоском поинтересовалась дама.
– Мне кажется, что для благополучия магического мира и процветания Министерства Магии было бы совсем неплохо, если бы мы сегодня создали прецедент. Я прямо представляю заголовки завтрашних газет, огромные статьи о том, что Министерство протягивает руку помощи своим оступившимся гражданам, не успевшим ещё совершить такой опрометчивый поступок, как вступление в ряды последователей обезумевшего тёмного мага, хотя и готовившихся к совершению оного…
Я многозначительно помолчал. Министр тоже. Пауза опять затянулась, по-быстренькому докурила и снова запульнула в меня бычок — бодаться. Боднул он меня неплохо, и опять точнёхонько по лбу. До меня опять оперативно дошло: жизнь и свобода Белль обойдутся мне не особенно дёшево. Мягко говоря. Да, дела…
– Кхе-кхе. — Привлекла к себе внимание дама в розовом. — Возле выхода из зала суда дежурят репортёры. Вы, мистер Поттер, уже сегодня можете дать совместное с Корнелиусом интервью.
– К сожалению, сегодня я не смогу дать никакого интервью — мне отдан приказ быть в ставке Аврората в девять часов вечера. Поэтому давайте так: сегодняшнее интервью будет только с Вами, уважаемый министр, а совместное мы немного отложим, и, когда для меня напишут текст того, что мне нужно будет сказать, я это скажу.
От моей прямолинейности все присутствующие конкретно прифигели.
– И вы не будете высказывать своё мнение?..
– А зачем? — Удивился я. — Я — человек министерства. Поэтому моё выраженное вовне мнение будет полностью совпадать с тем, что мне прикажут выразить вовне. Так что готовьте текст, согласуйте его с моим непосредственным начальником, выбирайте удобное для Вас время… — Я слегка развёл руками и с милой полуулыбочкой произнёс. — И я весь к вашим услугам.
Когда мы возвращались обратно, спиной я отчётливо ощущал просто прожигающий меня насквозь взгляд той самой дамы, в котором ясно читалось удовлетворённость, одобрение и, кажется, что-то ещё, что мне, я надеюсь, всё же показалось…

В том, что Белль оправдают, после всего случившегося я не сомневался ни на кнат. Тем более что за её жизнь и свободу я ли́чно заплатил, причём значительно дороже…
Однако такой подлянки, как передача её на поруки к мадам Помфри на испытательный срок, заодно совпадающий с колдомедицинской практикой, я не ожидал. Это ж теперь два монстра в юбке, вместо одного, да на одного бедного меня!.. Мысленно мне хотелось выть — много, долго и громко. Всё, прощай моя весёлая жизнь. Здравствуй, стерильная чистота больничного крыла. И если мадам ещё могла изредка куда-то отлучиться и, воспользовавшись этим, можно было проложить себе путь к свободе, то вот с Белль станется, преданно глядя мне в глаза, самоотверженно дежурить возле постели смертельно скучающего меня…
– Слава Мерлину, меня оправдали!.. — Почти неверяще выдыхает она, смотря на меня огромными восторженными глазами и, кажется, раздумывая, а позволительно ли ей будет от переизбытка чувств меня обнять. И хотя я был не уверен, решится ли она на такой решительный шаг, но всё же на всякий случай отодвинулся подальше.
– Ну, вот так всегда. Трудишься в поте лица, работаешь не покладая… ничего не покладая; можно сказать, вкалываешь!.. — ты, а вся слава достаётся какому-то Мерлину. Ну, и где в этом мире справедливость?..
Преувеличенно печально вздыхаю и обречённо гляжу на подходящего к нам директора, с которым Белль прямо сейчас и отправится в Хогвартс. Нда, наверное, в своих речах, перекапывая чужое грязное бельё, я всё же переборщил с отбеливателем, если уж без пяти минут Упивающуюся допустили к лечению детей…
– Гарри, мальчик мой, уже уходишь?
Киваю и ненавязчиво уведомляю, что меня через девять минут ждёт мистер Грюм несколькими этажами выше, а до аврората нужно же ещё добраться…
– Да-да, конечно-конечно, иди-иди, мой мальчик. — Хм, кажется, не только мне сегодня с утра Гермиона напоминала, что для лучшего запоминания собеседнику лучше повторять всё по нескольку раз… — Кстати, а что от тебя хотел министр магии?..
– Министр магии?.. — Непонимающе переспросил я и сделал вид, что не видел этого придурка ближе, чем на фотографиях. И то всегда от них отворачивался. — Не знаю… А что, должен был что-то?..
Вопросительно посмотрел на директора, потом — выразительно на часы, получил разрешение удалиться и спешно направился к выходу.
…настолько спешно, что так и не удосужился надеть снятую несколько часов назад мантию. Зря…

Без трёх минут девять.
Сириус Блэк, Лео и легкомысленно болтающая ножками Лиз сидели на ступеньках лестницы на два этажа ниже аврората и ждали Лаки, который, вероятно, как обычно проигнорирует лифты (он в них, конечно, ни разу в жизни не застревал, но, как и все они, предпочитал не пользоваться без острой на то необходимости, видимо на каком-то подсознательном уровне каждый раз, сворачивая на лестницу, вспоминая многократно повторенное тренером наставительное “Для здоровья полезней!..”). И они его, конечно, дождались.
Только завидев их, Лаки вдруг зачем-то обернулся, быстро и красиво изобразил правой рукой растущий из копчика хвост, а потом ещё и пару раз по-кошачьи лизнул эту же руку. Не успевшего понять, что это ещё за чудеса пантомимы, Сириуса схватил за руку Лео и так быстро потащил наверх, что тот только и успел увидеть, как Лиз, слегка кивнув, сначала как-то странно сложила пальцы, соединив большой и указательный, а потом ещё и царапнула рукой по воздуху.
Остановились они только после того, как добрались до кабинета Грюма, где эти двое как ни в чём ни бывало плюхнулись на диванчик и флегматично уставились на часы, причём рыжая девчонка спокойно продолжила легкомысленно болтать ножками.
– Это что ещё такое было? — Потребовал объяснений Сириус.
– Где Поттер?! — Подбадривающе рыкнул солидарный с ним Грюм.
– Лаки сейчас подойдёт. — Не меняя позы и выражения лиц, ответили ребята на вопрос аврора. Сириус, подумавший, что в две лопаты они до истины докопаются быстрее, вкратце обрисовал происшедшее Аластору и даже весьма похоже изобразил все жесты.
– И что это было? — Чуть ли не хором спросили они.
– Да ничего особенного. — Пожала плечами Лиз. — Лаки просто сказал, что за ним хвост и чтобы мы умывали руки. А я сказала: “Ок, мы рвём когти”.
– Нет. — Вдруг не согласился с ней Лео. — Не так. Он сказал, что за ним хвост и чтобы мы умывали лапки. Так ведь логичнее, правда же?.. Ведь если есть хвост, то почему не может быть лап? — Сириус, ненадолго превратившись и почесав за ухом задней лапой, согласно кивнул. — Логично?..
– Логично. — Задумчиво кивнула девушка. Ненадолго повисшее молчание было прервано боем часов.
…семь, восемь, девять…
…а всегда такого пунктуального Лаки всё нет…
Сириус уже начал волноваться и подумывать о том, чтобы спуститься вниз и помочь крестнику купировать этот хвост, как в помещение с полубезумными глазами буквально ворвался мим-любитель…

Дождавшись, пока зал суда покинет большинство интересных персон, я ненавязчиво затесался в ряды выходящих последними караульных авроров и осторожненько, предельно незаметненько, так по стеночке, по стеночке попытался прошмыгнуть мимо ощетинившихся колдокамерами и озверевших от слишком длительного ожидания репортёров.
Почти получилось. К сожалению, только почти…
Уже за поворотом, почти возле лестниц меня окликнула ещё одна обладательница подозрительно слащавого, прямо приторного голоска.
– Мистер Поттер!..
Я — Лаки, а, значит, это не ко мне… Ускорив шаг, почти бегом несусь к лестницам.
– Мистер Поттер!! — Голос повышается и я понимаю, что если уйду от неё сейчас, то потом в каждом новом выпуске Ежедневного Пророка буду узнавать о себе всё новые и новые и очень интересные подробности…
На вид чрезвычайно стервозная блондинка, бодро процокав каблучками, подошла ко мне. Рита Скиттер, специальный корреспондент главного магического вестника, чтоб её… Как же не вовремя!.. А ведь Ричард меня предупреждал. Именно на это и намекал… Ух, он тоже козлина редкостная — ну неужели было сложно сказать в лоб?!
– О, мисс Скиттер!.. Какая приятная, какая неожиданная встреча!.. — С радостным блеском в глазах и чрезвычайно широкой улыбкой на устах восклицаю я. — И как же жаль, что именно сейчас, когда я наконец-то увидел воочию столь прекрасную обладательницу великолепного литературного дара и острого язычка, я не могу уделить Вам хоть сколько-нибудь времени. К сожалению, у меня срочный вызов в аврорат, который не терпит совершенно никакого отлагательства. Так что, простите великодушно, мисс. — Галантно целую ей ручку, улыбаюсь и отступаю на шаг.
Рита со странным блеском в глазах делает точно такой же шаг вперёд, сводя на нет мою попытку отстраниться.
– Молодой человек, какой вид!.. — С придыханием произносит она.
– А что такого?.. — Искренне удивился я, и только потом сообразил, что мантию до сих пор надеть не удосужился. Дураааак… Ну да ладно. Как там любят говорить, лучшая защита — это нападение?.. — А мне скрывать нечего!..
Я многозначительно посмотрел на своё левое предплечье. Рита проследила взглядом. Но почему-то не только по левому предплечью…
– Да это просто преступление — скрывать такое… Такое!.. — Она неожиданно подходит ещё ближе и проводит по мне руками, то ли ощупывая, то ли поглаживая. Я конкретно офигеваю. И это консервативное магическое общество?! — И это всё твоё?! — Задаёт ещё один странный вопрос эта странная мисс. — Какие мускулы, какая сила… — Да, зря я напряг эти самые мускулы и попытался ненавязчиво отстраниться…
– Да что такого особенного?! — Искренне не понял я.
– Да Вы что!.. Тут такая красота…
– Да у нас все такие!.. — Почти отчаянно заявил я, мысленно прикидывая, на кого бы перевесить этот внезапно возникший нежелательный интерес. Хм, может быть, сделать Ричарду подлянку?.. За то, что не предупредил и не помог с путями отступления?..
– Чак, это надо сфотографировать! — Уверенно распоряжается журналистка-извращенка, явно з


CargerdreeДата: Четверг, 09.08.2012, 00:43 | Сообщение # 62
Высший друид
Сообщений: 985
– Ну и вот тогда… — С видом “когда дорвусь — не оторвусь!..” чуть предвкушающе произносит она.
– Да, и вот тогда, если к тому моменту, как Вы пробьётесь к моей койке я всё ещё буду там… Знаете, я там вообще не задерживаюсь. Меня постоянно задерживают, а я не задерживаюсь. Доктора могут подождать — а Родина не может. Ведь я прав?..
– Конечно. — Не задумываясь, соглашается Рита и вновь переключается на интересующую её тему. — Так когда же…
– Да когда получится. А так я — совсем не против. Как только со всеми этими людьми договоритесь, я к вашим услугам. Счастливо оставаться, мисс Скиттер.
Мы стоим на последней ступеньке лестницы нужного этажа. Рита, поняв, что я сейчас подло сбегу, делает какой-то странный рывок — то ли чтобы удержать, то ли чтобы ещё разок облапать на прощание, но я всё же успеваю ускользнуть и буквально бегом мчусь к кабинету Грюма, благо уважительный повод для побега есть — часы уже восьмой раз бьют.
Даже и не подумав сбавить скорость, буквально вламываюсь в спасительную комнату, захлопываю дверь, прислоняюсь к ней спиной, громко выдыхаю и, перекрестившись, шепчу: “Господи, спаси и сохрани”. Ну, или хотя бы сделай так, чтобы этот настырный и приставучий танк в юбке прокладывал себе дорогу хотя бы с недельку-другую…
– Гарри, что случилось?! — Встревоженный голос крёстного заставляет меня перестать задумчиво гипнотизировать белый потолок и посмотреть на присутствующих.
– Прошу прощения, я немного опоздал. — Выдерживаю трагическую паузу, а потом не выдерживаю и громко возмущаюсь. — Нет, ну кабы не со мной случилось, ни за что бы не поверил — меня только что внаглую облапала Рита Скиттер прямо посреди Министерства Магии!..
Конечно, им было смешно. Не они же попали под прицел прыткопишущего пера са́мой скандально известной журналистки…

Через тридцать минут. Где-то в пригороде Манчестера.
Противотанковые ружья (ПТР), появившиеся в Германии в конце Первой мировой войны, наряду с крупнокалиберными пулеметами, стали первым в мире оружием, предназначенным специально для противоборства с новым видом боевой техники противника. Условия успешной борьбы с танками требовали наличия в стрелковых подразделениях мощного, но в то же время дешевого, легкого, хорошо маскирующегося и скорострельного оружия, способного пробивать броню танков толщиной 25-30 мм с дистанции не менее 1000 метров…
Я внимательно рассматривал данный раритетный ПТР. Очень хорошо сохранившийся, считай совсем ещё новый, почти и не использовавшийся…
…жаль, что данное противотанковое ружьё не поможет против такого танка, как Скиттер. Точнее, поможет, но всё же к его услугам лучше не прибегать. Из соображений гуманизма. Причём в первую очередь здесь моё человеколюбие подразумевает любовь к единственному и неповторимому себе… Да и вообще — она дама, а к дамам физические меры воздействия применять не по-джентельменски. Но ничего — я на её пути к интервью со мной сооружу столько окопов и противотанковых ёжиков, сколько только получиться уместить на каждом квадратном миллиметре!..
А вообще, ружьё мне сразу понравилось. Как, впрочем, и комнатка в Отделе Тайн, в которой находятся “эти непонятные маггловские штуковины, из которых магглы друг друга убивают”. Всё дело в том, что нам запрещают входить в Министерство магии вооружёнными — из соображений безопасности, разумеется. Причём также разумеется, что из соображений не нашей безопасности. Но так как нас зачастую стартуют на задания из аврората, а вооружать нас чем-то надо…
…в общем, это была просто прекрасная возможность попробовать использовать в бою то, о чём ты ранее только читал. Давно уже вышедшее из пользования, списанное или почти полностью уничтоженное оружие — нам никогда такого не давали, потому что не видели смысла учить нас драться “со всяким старьём”. Поэтому в такую чудесную возможность мы все вцепились руками, ногами, зубами и остальными прочими частями тела. Подумать только — пострелять из оружия вермахта, советского союза времён второй мировой, из самых первых моделей револьверов!..
…и хотя Ричард недовольно поджимает губы и сотрясает воздух в попытках отстоять наше право на пронос собственного оружия, ну или хотя бы выбить возможность создать собственный филиал раритетной комнатки с чем-то более современным и надёжным, нашему с ребятам дикому восторгу конца и края нет, не было и даже и не намечается…
Хотя вообще-то не так чтобы тренер очень уж старательно выбивает данное разрешение — в конце концов, с холодным оружием у нас проблем нет, так что если что…
Вот и сейчас, сидя за мусорными контейнерами и ожидая, пока нам дадут команду на штурм недавно обнаруженного логова шести упивающихся, я с любовью поглаживал очередной музейный экспонат и чувствовал себя почти счастливым…
…через некоторое время, прочно окопавшись в одной из комнат склада с двумя аврорами (Лео и Лиз стоят на перехвате у парадного и чёрного ходов), я вполуха прислушивался к тому патетичному бреду, что мне выдавали забаррикадировавшиеся за соседней стенкой фанатики, а заодно как-то лениво отмечал очевидные недочёты и недоработки у подобного “старья” — к примеру, на перезарядку времени уходит значительно больше, да и отдача нехилая…
– Переходи на нашу сторону, Поттер!.. — Меж тем вещал голос, покамест мы караулили дверь и ждали подкрепление. — Признай могущество нашего господина, и он наделит тебя небывалою властью, силою, влиянием и деньгами. Ты будешь купаться в золоте!..
Не сдержавшись, всё же отвечаю на последнее заявление.
– В золоте, говоришь, буду купаться?.. — Задумчиво протянул я.
– Да-да! В золоте!..
– Какая интересная угроза… — Оценил оригинальность идеи я.
– Ты… — По ту сторону стенки поражённо замолкли.
– Температура плавления золота равняется одной тысячи шестидесяти четырём целым и четырём десятым градусов Цельсия. — Поясняю я. — Так что, знаете, я всё же предпочту купаться по старинке, в воде… — А вот и подкрепление!.. Бодренько ногой выбиваю дверь и спускаю курок. — Обрати внимание — сделано в Германии!.. — Припоминаю рекламу я, снова любуясь своим противотанковым ружьём, датируемым вторым десятилетием двадцатого века. “На совесть немцы оружие делали, ничего не скажешь…” — думаю я, глядя на ещё недавно весьма тщательно строивших из себя танки обезвреженных противников, которых авроры сейчас тщательно инкарцерили.
Операция прошла успешно и, вроде, всё вполне себе нормальненько и даже хорошо. Единственное “но” заключается в том, что ещё до того, как загнать в тупиковую комнатку без окон и других выходов Упивающихся и забаррикадироваться в соседней, я умудрился подцепить лёгенькое, маленькое такое Секо… На самом деле тут делов-то — на два эпискея, но…
…нутром чую — лежать бревном мне за это придётся дня три минимум под бдительным крылом двух наседок-колдомедичек…

Пожалуй, мне стоит почаще посещать занятия профессора Трелони — такой дар, как у меня, просто необходимо развивать!..
Три дня, начиная с ноля часов нынешнего дня, Ричард в приказном порядке мне посоветовал провести здесь, в больничном крыле. Вообще-то, я даже и не против: компания у меня хорошая (уж с близнецами-то не соскучишься!..), никаких ограничений в перемещении по территории медпункта мне не ставили, в пижаму насильно не впихивали, в доступе к знаниям не отказывали… Красота!..
Единственное, что напрягало — так это чрезмерное внимание, уделяемое мне Изабеллой. А ещё близнецы, вечно подтрунивающие по этому поводу. А ещё Ведьмополитен, который мне на следующий день после того суда дали почитать…
Видимо, обрывки моего разговора с Ритой Скиттер услышал кто-то из редакции этого противного журнальчика. До него долетали, судя по всему, только мои периодические “Да я совсем не против!..” и “Да я вообще только за!..”. А ещё он видел и даже сфотографировал, как Рита меня буквально всего облапала. И сделал неверные выводы из того, что удалились мы тогда вместе… В общем, статейка получилась ещё та.
– Нет, ну что за люди!.. Что за фантазия!.. Да она же у них больная!.. Им же её лечить надо, и как можно скорее!.. — Вздыхаю. — Ну а мне теперь что, получается, при виде журналистов безопаснее в срочном порядке маскироваться под слепо-глухо-немого инвалида первой мировой войны?!
– Эээ… Какой войны?.. — Уточняет удивлённый Рон.
– Ну да… Точно… С поправкой на ваше отсутствующее наше образование… Сейчас, подожди… — Как бы настраиваясь, я повторяю примерно то же оскорблённое выражение мордашки и, идентичной интонацией, произношу: — Мне теперь что, при виде журналистов в срочном порядке маскироваться под слепо-глухо-немого инвалида первой гоблинской войны против стяжательства, датированной тысяча двести третьим годом до нашей эры?! — Возвращаю себе невозмутимый вид. — Так понятней, я надеюсь?..
– Да и в первый раз всё было понятно. — Спокойно изрекает мисс Грейнджер.
– Похоже, что и в первый, и во второй раз понятно было только тебе, Гермиона…
Молчим. Смотрим на журнал, на первой полосе которого Скиттер старательно лапает культурно пытающегося отцепить её от себя меня.
– А что ей тогда было надо? — Поинтересовался у меня чересчур прямолинейный Рон. Гермиона, конечно, тотчас же возмутилась его бестактности и начала читать лекцию о недопустимости подобного поведения, но я, махнув рукой, прервал её.
– Да что может быть надо такой женщине, как Рита Скиттер? — Задаю провокационный вопрос и сам же на него отвечаю. — Интервью, конечно же. Ну, вот я её и послал. — Небольшая пауза. Брови Гермионы поползли вверх. — По всем необходимым инстанциям. — Брови взяли новые высоты… — До меня ведь так просто не доберёшься, знаете ли… Все эти бюрократические проволочки, куча разрешительных бумажек, справок и тому подобной макулатуры… — Вздыхаю. — Ну а вообще, у нас с ней попросту не могло бы ничего быть: я в аврорат опаздывал. — Секундная пауза, после чего я задумчиво изрекаю. — И вообще, она блондинка…
Не то, чтобы это была какая-то дискриминация… Но светловолосые почему-то меня совершенно не цепляют. В чём я честно и признался.
– Мне вообще брюнетки нравятся. — Признаюсь я, как бы невзначай останавливаюсь взглядом на молчаливой Джинни и мимоходом добавляю. — И некоторые рыженькие…
…что, на самом деле, является даже слишком чистой правдой. Кажется, меня всё ещё на неё клинит… Причём довольно сильно…

Наконец в понедельник вечером меня выпустили из Больничного крыла. Делать отчего-то было нечего. Я походил туда-сюда по своей комнате, посмотрел на кресло возле стола и решительно плюхнулся в него.
Пантеры нет. Причём уже дня два. А я даже и не особенно скучаю — разве что так… Волнуюсь немного за неё, но скорее как за сестру, чем как за свою девушку. Наверное, наши с ней отношения окончательно себя изжили. Немного жаль, но…
…но почему-то всё чаще и чаще в моих мыслях мелькает не гибкая фигурка, в тени которой я иногда угадываю очертания большой чёрной кошки, а силуэт некой рыжеволосой девушки…
Хотя она мне, конечно же, тоже не так, чтобы очень уж сильно нравится. Просто, видимо, у меня есть дурацкая привычка — пытаться начать сначала отношения со своими бывшими. Действительно, какая дурацкая привычка!..
Да и вообще, с Джинни наши отношения изжили себя даже ещё раньше, чем с той же Пантерой, которая, кстати, в последнее время начала обращать всё более и более пристальное внимание на другую особь мужского пола…
Беру в руки перо и начинаю им задумчиво вертеть. Потом просто вертеть надоедает и я, подтянув к себе поближе пергамент, начинаю расставлять на нём художественные кляксы. Кляксы получаются красивые — самых разных форм, иногда они вызывают какие-то забавные ассоциации… Я нашёл одного барашка, маленького крокодильчика, свиной пятачок и павлинье перо, когда в мерно текущие мысли вдруг прокралась строчка из полузабытого стихотворения, взбаламутила там всё и заставила перестать разглядывать кляксы.
“…и лгу себе, что позабыл, и лгу себе, что не лю…”.
Так, а это ещё что за хулиганство?! Какое у меня непорядочное подсознание, однако. Выдаёт тут некстати всякие сомнительные стишки. С чего бы это вообще вдруг?.. Наверное, на меня так повлияло то, что из всех дам, которые были в моём окружении в последние дни, только Джинни и была, на мой взгляд, по-настоящему симпатичной. Но это всё равно ни о чём не говорит. Я же её не люблю. Точно не люблю, я это точно-точно говорю!.. И даже запишу!..
Старательно вывожу на другом, чистом пергаменте, что я её не люблю. Любуюсь на запись. А потом продолжаю копаться в себе и попутно записывать примеры доказательств, которые доказывают написанный в качестве заголовка тезис. Итак, разве я пытаюсь поймать её взгляд, стараюсь как бы случайно с ней лишний раз столкнуться, уповая на провидение или ещё кого-нибудь, чтобы эти встречи были как можно чаще?.. Нет, определённо — такого не было. Ну или вот, я, помнится, вчера в больничном крыле с ней руками столкнулся — и ничего же, почти ничего не почувствовал!.. Это ли не доказательства?.. Нет, это определённо тоже надо записать. Так, что там ещё?.. И когда целовал её губы, тоже так себе — ничего особенного. Да, совершенно ничего особенного. И я ведь не пытаюсь выглядывать её в толпе, разве что иногда слежу краем глаза — в конце концов, она на меня один раз напала. Вдруг решится и на вторую попытку?.. Кто ж их знает, этих упрямых гриффиндорцев!.. А вообще, без неё мне совсем даже и неплохо, и я не стремлюсь видеться с нею как можно чаще (и мне, кстати, было всё равно, навещает ли она своих братьев в больничном крыле или нет — в конце концов, ко мне-то это какое отношение имеет?.. Совершенно никакого!). В общем, лишний раз встречаться я с ней не желаю — ибо помню ещё, как эта фурия пыталась меня проклясть. Тоже вот, не самое приятное воспоминание… Да и вообще, я и не помню уже почти ничего из того, что между нами было. Я и её-то уже почти не помню. В самом деле, делать мне больше нечего, как только вспоминать её взгляды, жесты, походку и прочее. Да и вообще, если что и было, то прошло — кануло в лету, быльём поросло… Главное, что я знаю определённо, что не люблю я её.
Замечательно!.. Какой сегодня, однако, замечательный вечер самокопания. Вот я уже и решил, что и с Пантерой наши якобы фиктивные отношения себя изжили, и что Джинни не так уж и нужна мне, если не сказать прямо — не нужна вообще. Да, определённо, замечательно я в себе покопался!.. Задумчиво смотрю на исписанный кусочек пергамента и со смешанными чувствами перечитываю записанные на нём предложения, складывающиеся в… Стихотворение?!

Я её не люблю, не люблю…
Я это точно вам говорю!
И взгляда я её не ловлю,
И о встрече богов не молю,
И не чувствую я ничего
Когда руки её касаюся легко,
И губы когда целую её –
Ничего я не чувствую, ничего!..
И взгляд по фигуре её не скользит,
И в груди без неё ничего не щемит,
И я совсем-совсем не жажду встреч,
И взглядов, жестов в памяти не стану беречь,
И кануло в лету всё чувство моё…
Ведь не люблю, не люблю я её!..

Комкая злополучный листок и швыряя его в сердцах на пол, отправляюсь под холодный душ, дабы хоть чуть-чуть остудить свою чересчур горячую голову и попытаться успокоиться и не думать о том, что человеческое подсознание не воспринимает отрицательную частичку “не”… Вот. Ведь. Блин!!..

В это же время. Кабинет директора Хогвартса.
Альбус Дамблдор, вдумчиво вчитавшись в какой-то пергамент, только что доставленный ему домовым эльфом, произнёс вдруг странную фразу:
– Богов молить о встрече и не надо, и на земле найдутся люди, которые помогут… Правда, Северус?..
Снейп ответил подозрительным молчанием. Ему вообще не нравился энтузиазм, который вдруг так и начал излучать престарелый директор. Не к добру это, и вообще — для зельевара это была Очень Плохая примета. Некоторое время в кабинете царило молчание, но вскоре, встрепенувшись, Альбус Дамблдор в очередной раз подтвердил правильность приметы Северуса Снейпа, заявив:
– Северус, мальчик мой, думаю, что в эту среду первым урок зельеварения имеет смысл поставить учащимся Гриффиндора и Слизерина четвёртого курса, а не пятого…
– Вместе с?.. — Буквально задохнулся зельевар от возмущения.
– Да, мальчик мой. Вместе.
Снейп мужественно отпирался и отнекивался. Но признаться честно, что он уже привык гадать по Лонгботтому, так и не смог, а потому, скрепя сердце, всё же вынужден был капитулировать под натиском лимонных долек и многочисленных чашек чая, заранее внутренне содрогаясь от каких-то неясных и смутных, но от того не менее тревожащих его дурных предчувствий. Не к добру всё это было, ой не к добру…

Холодная вода действительно помогла, ну а уж в сочетании с таким же молоком… Уже через пару минут я с истинно философским пофигизмом вспоминал вдруг неожиданно родившиеся у меня полуистерические строки и не мог никак понять, с чего бы это вдруг меня вообще на такое потянуло. Видимо, надо найти себе девушку… Новые отношения, новые впечатления — да, определённо, мне это просто необходимо!.. В конце концов, да с моей стороны было по меньшей мере некрасиво думать всего о двух представительницах прекрасного пола, когда вокруг было столько других, причём не менее прекрасных!..
…да, действительно, нужно будет просто повнимательнее посмотреть по сторонам…

Среда. Первый урок зельеварения у Слизерина и Гриффиндора.
Влететь в класс и обязательно эффектно взмахнуть полой мантии — это как достать котёл и поставить его на огонь. Затем следует добиться нужной концентрации тишины, подготовить гриффиндорцев к медленному закипанию, довести до температуры кипения и, презрительно фыркнув, сбавить немного огонь насмешек, — но только для того, чтобы чуть-чуть попозже, снова и снова приправляя снятыми баллами, вновь задать жару нерадивым ученикам… Вот он — стандартный, отработанный на многих поколениях ингредиентов, рецепт урока…
…в который сегодня отчего-то закрадывалась ошибка за ошибкой…
Начнём с того, что сбылась самая страшная примета профессора зелий — гриффиндорцы не огрызались. Возможно, этому способствовало то, что по настоятельной просьбе директора зельевару пришлось рассадить вперемешку всех присутствующих на занятии, а у неких возмутительно спокойных личностей, кажется, спокойствие передаётся воздушно-капельным путём. Нет, подумать только, даже всегда такая бойкая на язык Уизли, на которую он возлагал столь большие надежды, сидела и молчала!.. Хотя, не так уж это и странно, в этом ведь явно был виноват никто иной, как сидящий рядом с ней Поттер — он каждый раз, когда зельевар начинал её оскорблять, с такой омерзительной усмешкой смотрел на него такими наглющими и зеленющими глазюками, что тот не выдерживал и переводил огонь насмешек на него, вновь и вновь забывая, что этому наглецу всё равно всё как с гуся вода…
Итак, сбылась самая страшная примета профессора зелий: гриффиндорцы не огрызались. И отчего-то совершенно не реагировали на снимаемые десятками со скоростью галопирующей инфляции баллы. И, что самое ужасное — ни одного взорванного котла!.. Ну где это видано?! Северус Снейп отказывался себе в этом признаваться, но он отчаянно скучал по неуклюжему Лонгботтому, абсолютно не умеющему молчать Уизли и зазнайке Грейнджер — просто потому, что в их случае он всегда знал, как предельно правильно растолковывать знаки, подаваемые Судьбой. Так что теперь он был несколько в растерянности — во всех котлах булькает что-то, в большей или в меньшей степени соответствующее требуемому простенькому кроветворному; гриффиндорцы вели себя возмутительно воспитанно и культурно, а у него даже не было котла Грейнджер, по которому можно было бы три раза постучать (то, что стучать надо именно по её котлу, зельевар вывел эмпирическим путём и ныне твёрдо знал, что другие котлы для этого абсолютно непригодны)!..
В самом конце занятия зельевар, пребывая в невиданной доселе ярости, заметил, что этот чёртов Поттер мало того, что придержал перед Уизли дверь, так ещё и сказал ей что-то со слишком уж знакомой улыбкой, которая, помнится, вечно так и сияла на лице Поттера-старшего при виде будущей матери Поттера-младшего…
“Ну, что за жизнь — у этих поганцев тут амуры, видите ли, а у него теперь неделька выдастся такой, что просто дрожь берёт!..”, — мелькали суматошные мысли в голове раздосадованного и злющего профессора, когда он складывал пергаменты со сданным домашним заданием в ящик стола.
…увлечённый уничижительными мыслями, зельевар уже не увидел, какая довольная и предвкушающая улыбка появилась на устах Гарри Поттера, когда тот на прощание глянул на бесновавшегося профессора…
У Северуса Снейпа оставалась лишь одна маленькая и крохотная надежда. Выбрав самую некачественно приготовленную бурду (которую — о ужас!.. — приготовили его слизеринцы), зельевар пошёл опробовать её на крыске, хотя вообще-то уже и не сомневался в результате, ведь зельеварение — это тонкая наука, и если допустишь малейшую ошибку в рецептуре, пусть даже и в рецептуре урока, то…
…обречённо глядя на труп быстро и безболезненно усопшей крыски, убитой лично им в порыве ярости, вызванной тем, что самостоятельно эта тварь почему-то подыхать не собиралась абсолютно, а, казалось, наоборот, от зелья стала чувствовать себя лучше, бодрее и веселее, Северус Снейп пытался морально подготовиться к, вероятно, самой ужасной неделе в его жизни…


CargerdreeДата: Четверг, 09.08.2012, 00:44 | Сообщение # 63
Высший друид
Сообщений: 985
Глава 49.

В жизни Северуса Снейпа многое случалось слишком поздно и в ней всегда было очень много разного рода опозданий. Массово опаздывали ученики к нему на уроки, опаздывал он с уведомлениями о предстоящих нападениях, слишком поздно пришло осознание, что зря он принял метку, слишком поздно понял, что ничто в этой жизни не достаётся безвозмездно, по крайней мере — не ему… В общем, в его жизни всегда было Очень много опозданий…
…а единственными, кто никогда не заставлял себя долго ждать, были неприятности…
Не успел ещё остыть хладный трупик очередной подопытной крыски, как к нему в лабораторию буквально ворвалась разъярённая фурия, мгновением позже опознанная зельеваром как Минерва МакГонагал.
То, что было дальше, зельевар не мог вспомнить без содрогания. Если опустить нелицеприятные подробности того, как гриффиндорская деканша опустила его, то дело было так: эти подлые гриффиндорцы, подговорённые наиподлейшим из подлецов по фамилии Поттер, молчали и не огрызались с одной-единственной целью — чтобы после урока пойти и нажаловаться на него праведно ощетинившейся и взъярившейся старой кошке. Впрочем, и не только ей, так что зельевара буквально впихнули в камин, швырнули скорее в него, нежели в огонь, дымолётный порошок и рявкнули за него место назначения. Однако, несмотря на всё на это, прибыть он всё же умудрился туда, куда его и послали, причём вывалился он весьма достойно, умудрившись не потерять ни равновесия, ни маску “а я всё равно здесь самый умный”.
В директорском кабинете наш добрейший дедушка лишь покачал головой и, мельком просмотрев воспоминания о случившемся, с любезной (хотя, по мнению Северуса Снейпа, скорее премерзкой) улыбочкой предоставленные чёртовски живучим Поттером (“возможно, что таковым он останется и ненадолго…”, — перебирая в уме все свои запасы ядов, думал зельевар, отстранённо наблюдая за всей этой начинавшей раскручиваться круговертью неудач), Альбус согласился с Минервой о необходимости возврата снятых баллов (то-то же эти олухи не реагировали, когда Северус их так старательно снимал — знали, подлецы, что всё вернётся), а, кроме того, ещё и добавил им по двадцать баллов каждому — за проявленные выдержку и терпение.
Уже успокоившаяся, торжествующе скалящая клыки львица повела из кабинета директора своих львят воссоединяться с прайдом, который как раз должен был скоро начать трапезничать. Зельевару милостиво разрешили удалиться, а вот Поттера попросили подзадержаться. Уже уходя, Северус бросил прощальный взгляд на директора и опешил, увидев в глазах того… Благодарность.
Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт!!! Да лучше бы Альбус его отчитал, сделал замечание или выговор, но не это почти прямым текстом высказанное: “Спасибо большое, Северус, мальчик мой, благодаря тебе я более чем успешно смог начать разворачивать кампанию по сводничеству”!..
Только-только начинающаяся неделя уже была просто ужасной. Но что самое противное — Северус Снейп доподлинно знал и ощущал всеми фибрами-вибрами и остальными прочими, каждой клеточкой тела предчувствовал, что это — лишь только начало…

За два дня до описанных выше событий, вечер после посещения больничного крыла, в котором пребывали близнецы Уизли и Лаки.
Странные мысли и раньше, бывало, посещали голову Джинни Уизли, но в последнее время они до крайности прочно там оквартировались и непередаваемо нагло, по-поттеровски так, заявили, что никуда-никуда не съедут, как ты их не выселяй.
Она всё же действительно не может ничего поделать с тем, что думает и думает, вновь и вновь об одном и то же: “Он на неё смотрит”. Она пытается не обращать внимание на него и его взгляды и, уж тем более, не пялиться на него самой, но…
Он на неё смотрит. И, о Мерлин, КАК он на неё смотрит!..
И ведь она его вообще-то презирает, и почти ненавидит, и вообще отомстить хочет. Но… Её бросает в дрожь об одном только воспоминании о том, ка́к же он на неё смотрит: в основном — в глаза, проникновенно так, и мнением интересуется, и улыбается, и как-то по-особому произносит её имя… Периодически его взгляд скользит, опускается чуть ниже — к губам. Смотрит он на них обычно недолго и, быстро опомнившись, снова в глаза заглядывает.
Гермиона настаивает, что она ему очень нравится. Джинни, конечно же, не верит — совсем-совсем не верит. Просто иногда…
Просто иногда её голову посещали странные мысли. А теперь они там живут.

Я сижу в уютном кресле напротив директора Хогвартса и выжидательно на оного поглядываю. Альбус Дамблдор отчего-то сейчас довольный-предовольный, словно с утра пораньше он уже наелся лимонных долек, напился чаю и теперь ему очень хорошо, и ведь он знает — день только начался, заварки у него много, а лимонных долек — и того больше…
– Гарри, мой мальчик, тебе есть, что мне рассказать?.. — Радостно поблёскивая своими легендарными очками-половинками, жизнерадостно прихрумкивая мармеладкой и весело прихлёбывая чаем, как бы ненароком спрашивает он.
– Конечно, профессор! — Также радостно говорю я, тем более что и у меня настроение с утра не хуже: вернулись Пантера и Медведь, так что сейчас все наши на базе; мы очень мило посидели на зельеварении с Джинни (я даже подумал, а не поторопился ли скидывать её со счетов, но потом решил, что всё же нужно контрольно гульнуть с какой-нибудь посторонней барышней, чтобы понять с достаточной степенью определённости, и вот если всё же — то тогда конечно, ну да это вряд ли…); и, конечно же, то, что мы безнаказанно позлили Снейпа, что весь Хогвартс не без достаточных на то оснований считает делом пусть и неблагодарным, но благородным. — А с чего мне начать?.. — Говорить я могу часами, причём из всего того, что я обычно вываливаю на своих собеседников, лишь при очень большом и страстном желании можно выудить хоть что-нибудь хоть мало-мальски значимое.
– Начни с начала. — Философски заявляет директор и в очередной раз пытается привить кому-нибудь ещё любовь к лимонным долькам. Правда, кажется, к его глубочайшему сожалению, у всех отчего-то оказывается устойчивый иммунитет к подобного рода прививкам.
– Как пожелаете, господин директор… — Видимо, прошедший суд ничему его не научил, хотя вообще-то давно уже было пора понять: лишь задавая конкретные вопросы есть шанс получить от меня хотя бы относительно конкретные ответы. Хотя даже в этом случае шанс и весьма, весьма невелик… — Итак, это началось в жаркий полдень летнего дня, когда от одуряющей жары плавилось буквально всё вокруг, будь то асфальт, воздух или мозги. Однако одна прекрасная женщина была слишком занята, чтобы обращать внимание на что бы то ни было вокруг: она рожала. Роды проходили тяжело. Женщина металась в постели, её такие красивые, сейчас сильно спутанные медно-рыжие волосы (с которыми, не обращая внимания на заботы далёкой планеты немилосердно пекущая звезда по имени Солнце с явным удовольствием игралась, запутываясь своими лучиками и переливаясь озорными бликами), разметались по подушке… Роды проходили тяжело. Примерно за полчаса до наступления следующего дня обессиленная женщина вымученно улыбнулась: повитуха сказала, что у неё мальчик…
Воспользовавшись драматической паузой в моём прочувствованном повествовании, директор, мягко улыбнувшись, уточняет, что под начинающимся “этим” я подразумеваю свою жизнь. Степенно и согласно киваю, отвечая:
– Знаете, ну ведь всё действительно начиналось с того, что я однажды родился.
В итоге отпустили меня довольно быстро, — я даже на обед успел!.. — лишь уведомили напоследок, что мистер Грюм очень настойчиво жаждет со мною встретиться и пообщаться, на что я, подавив тяжкий вздох, резонно заметил, что для плодотворного общения нам просто жизненно необходимы списки всех постоянно и временно пребывающих в замке, ну а вот уже когда эти самые списки будут составлены…

В конце дня и у меня, и у Пантеры неожиданно выдалось немного свободного времени: от нас на работе ничего не требуется, уроки уже подготовлены, а спать ещё рано и вообще неохота. Отчего-то занять это самое время никак и ничем не получалось, поэтому я, стараясь замять возникшую неловкую паузу, поведал ей, что было после утреннего зельеварения.
– …а директор даже и не заводил свои обычные сентенции, до́лжные убедить всех и каждого в том, что Снейп — да он просто белый и с крылышками!..
Задумчивая и немного рассеянная киса, чуть встрепенувшись, удивлённо переспросила.
– Снейп — просто прокладка?..
У меня больное воображение. У меня чертовски больное воображение. У меня просто ужасающе, катастрофически и неизлечимо больное воображение!..
…поэтому можно себе представить, какую же картинку оно быстренько нарисовало в моём сознании…
– Да уж… — Отфыркиваясь от смеха и пытаясь впихнуть профилактические (и абсолютно, признаться, бесполезные) пилюли здравомыслия своему воображению, стараюсь успокоиться. — Неожиданно… — Почти перестав подхихикивать, сажусь рядом с кисой и приобнимаю её за талию. — Я давно так не смеялся. Спасибо. — Искренне благодарю я, после чего, в порыве признательности, обещаю. — Дорогая, с меня пять… Нет, десять шоколадок!..
– И прямо завтра?.. — Вот уж кто своего не упустит, так это Пантера. Тепло ей улыбаюсь. Какая же она всё-таки замечательная девушка!..
– Ладно, я постараюсь.
Молчим, а я думаю, что она, действительно, просто замечательная девушка. И она мне очень дорога, близка и вообще…
…а вообще, в последнее время, если я целую её в губы, мозг ворнингом выдаёт: “Инцест!!”…
– Знаешь, киса, я давно уже заметил, что кошки реагируют на шипящие звуки. “Кис”, “кыш” — здесь ключевыми являются именно шипящие согласные “с” и “ш”… — Начинаю издалека я.
– Правда? Как любопытно.
Делает вид, что ничего не понимает. Вздыхаю — её взгляды, когда она по уши влюблена, я помню прекрасно. И мне искренне жаль, что у нас уже не получается возродить былое, ибо в прошлом было столь много хорошего… И ведь не то, чтобы сейчас так уж плохо — и сейчас нам тоже нормально вдвоём, но мы оба максималисты — мы не хотим лишь тени прежней бури чувств и урагана страстей. А ещё мы всё же слишком хорошо друг друга знаем — нам уже сложно и удивить друг друга, и даже и говорить о чём бы то ни было особенной надобности нет, ибо всё и так ясно и понятно — с полуслова, полужеста, полувзгляда. И, пожалуй, нам обоим действительно жаль, что та яркая, безудержная, наша первая любовь ушла, оставив после себя лишь тлеющие, изредка вспыхивающие отголоски чувств и привязанность, прочно перерастающую из любовной и дружеской почти в родственную. Мы ведь с ней так похожи… Даже слишком похожи, чтобы суметь удержаться в одной двухместной лодке совместной жизни и при этом не воевать всё время за место у штурвала.
– Мне жаль, что ты мне не сестра по крови. — Задумчиво говорю я, после чего поясняю. — Тогда у меня было бы больше прав возмущаться сейчас.
– А ты хочешь повозмущаться? — Удивлённо произносит она, и у меня есть все основания для подозрения, что удивлена она не тем, что я хочу повозмущаться, а тем, что ещё по какой-то причине не возмущаюсь.
– Конечно!.. Сейчас, уно моменто, приму грозную позу, нацеплю на лицо соответствующую мину и подберу нужную интонацию… — Демонстративно встаю и нависаю над ней, сурово прищурившись и уперев руки в боки. — Пантера из класса бессовестных кошачьих!! Да как ты посмела так со мной поступить?! Да в какую яму глубокую ты закопала совесть свою нагло дрыхнущую — о, скажи мне это, и я с лопатою наперевес пойду откапывать и будить её!! — Возмущённо начинаю расхаживать по комнате и активно жестикулировать. Пантера смотрит на меня огромными глазами, не очень понимая, действительно ли я злюсь или не очень действительно. — Нет, то, что тебя угораздило влюбиться — это было бы ещё полбеды. Но вот чтобы именно в него!! Пантера, ты просто очень, очень, очень подлая кошенция!! И тебе должно быть очень, очень, очень стыдно!.. Ты же абсолютно не подумала обо мне! — Говорю я с чувством, с толком, с расстановкой и с подобающей интонацией, смотря ей прямо в бесстыжие глаза. — Да ты хоть представляешь себе, под каким углом мне теперь придётся извернуться, чтобы свести вас вместе, а?! Нет, ну она ещё и смеётся…
Истерически, с лёгкими полувсхлипами — она действительно смеялась.
– Скажи, я правильно понял, это же?.. — Она кивает. Я вздыхаю, после чего издаю полный праведного возмущения прочувствованный, хотя и весьма тихий, вопль:
– Нет, ну и вот ка́к ты предлагаешь мне вас сводить?!
Пантера пожала плечами и некоторое время сидела, смотря в одну точку. Я плюхнулся на кровать на прежнее место рядом с ней и также, как и ранее, слегка приобнял её за талию. Она доверчиво положила мне голову на плечо и, вырисовывая какие-то непонятные знаки на моём торсе, проговорила, смотря на меня огромными глазами, полными надежды.
– Я надеюсь, что, несмотря ни на что… — Любая нормальная девушка бы сейчас сказала что-то вроде: мы останемся друзьями, мы не будем думать друг о друге плохо и тому подобное, но — это же не любая девушка. Это Пантера. — …что ты всё же отдашь мне завтра обещанные десять шоколадок…
Целую её в щёчку и заверяю, что очень постараюсь добыть ей шоколад. Мы как всегда лежим рядом, в обнимку. Нам тепло, хорошо и уютно. И на душе легко и светло — я ведь даже рад, что мы наконец-то поставили последнюю точку над “ё” в наших таких непонятных и неопределённых отношениях…
…уже засыпая, балансируя на тонкой грани между сном и явью, я мысленно добавляю, что, действительно, хорошо, что мы поставили вторую, окончательную точку над “ё”… И главное теперь — не перевести опять, ненароком, в многозначительное многоточие эту букву, как уже однажды случилось с вроде бы окончательно поставленной точкой над “i”…

“Да что же ж это за напасть-то такая!..” — сокрушённо воскликнул профессор зельеделия, уныло глядя на остатки небольшой колбочки, в которой хранились слёзы лесных фей. Конечно, феечки эти были существами на удивление плаксивыми и достать ещё данного ингредиента совершенно не было проблемой, вот только зелье болтливости, которое зачем-то срочно понадобилось директору, сегодня он доварить уже не сможет, ибо столь бездарно пропустил момент, когда их надо было добавлять.
Печально произнеся Эванеско, Снейп подумал, что это чертовски обидно — полтора часа потратить на приготовление элементарнейшего зелья и так по-дурацки его испортить.
Его настроение, с утра бывшее значительно ниже и без того обычно невысокого уровня, этим вечером упало ещё на пару отметок ниже минус бесконечности.

Утро выдалось настолько же солнечным и ясным, как и моё настроение. Мы с Волком сидели в кабинете Ричарда и ждали возвращения оного, при этом я с трудом сдерживался, чтобы сидеть ровно и не ёрзать. Ну, наконец-то можно будет заняться делом!..
– Понятно. — Кивнул чрезмерно понятливый Волк и задумчиво уточнил: — И что теперь?
– Как это — что? — О том, что мы с Пантерой вновь разбежались, ребята, конечно же, уже знали. Правда, за пределами нашей группы мы данное событие не афишировали, поэтому только они, пожалуй, и в курсе случившегося. — Мне нужно купить ей шоколад. Думаю, возьму, как обычно, много разных видов. Я вообще-то ей десять штук обещал, но, полагаю, можно подарить и одиннадцать… Как думаешь?
Волк лишь фыркнул.
– Ты знаешь, что я не об этом. — Молчим и ждём, кто из нас первым признается, что молчим мы об одном и том же. — Так что теперь, Лаки? Ты думаешь вернуть Джинни? — В ответ я только качаю головой. — А, понятно. Ты не думаешь — просто вернёшь?
Пожалуй, я зря недавно подумал о его повышенной степени понятливости…
– Нет, Волчара, не собираюсь я ни к кому возвращаться. У меня просто комплекс, наверное, что я всё время пытаюсь повернуть время вспять и вернуть тех, кого надо бы просто отпустить. Так что — нет. Найду себе девушку.
Волк в ответ насмешливо улыбается. Уточняю у него, что не так.
– Да нет, ничего. И кто же у тебя на примете?
– Даже и не знаю… Патил? — Назвал я первую пришедшую на ум красивую девчонку. Волк хмурится.
– Медведь тебе по ушам надаёт.
– Ну, во-первых, говорят, что клин клином вышибают, так что, может, ко мне вдруг вернётся отсутствующий музыкальный слух. Ну, а во-вторых… Я вообще-то говорил о Парвати, а не о Падме.
– Да, я так и понял… — Задумчиво тянет Волк. После чего добавляет: — Зря.
– Отчего же зря? Она красивая, достаточно умная…
Волк отмахивается.
– Я не про то, что Парвати плохой выбор. Она-то как раз хороша. Вот только тебе бы лучше сразу вернуться к рыжей, а не проверять, чувствуешь ли ты к ней что-то ещё, встречаясь с другой девушкой.
– Волк, зараза, если уж ты и читаешь мои мысли, то имей хоть совесть их не озвучивать!.. — Недовольно восклицаю я. Чёрт, это ж надо же — так хорошо меня знать!.. Нет, безусловно, все мы друг друга за эти годы изучили просто прекрасно, но мой лучший друг как-то подозрительно легко угадывает всю истинную подоплёку моих поступков.
– Это некрасиво по отношению к ней, Лаки. Очень некрасиво. Ты ведь не будешь думать ни о какой Парвати, пока не разберёшься с Джинни. И ты это прекрасно знаешь.
Возможно, он и прав. В конце концов, у меня на любовном фронте, в отличие от него, вечно какая-то несуразица творится… Может, и впрямь, стоит послушаться совета умудрённого положительным опытом человека, и?..
Я серьёзно задумался.
– Не знаю, может, ты и прав… Я об этом ещё, пожалуй, подумаю.
Солнце всё также продолжало радостно сиять и игриво дурачиться на пару с зеркалом, запуская солнечных зайчиков по комнате, настроение всё ещё оставалось приподнятым, но какая-то тень червячка сомнения всё же начала омрачать и подтачивать мои казавшиеся столь светлыми и твёрдыми намерения.
…задумчиво-отстранённый взгляд, россыпь веснушек на коже, чуть подрагивающие под моими ладонями руки…
Может быть, и впрямь, стоит всё же?..

Утро того же дня. Гриффиндорская башня.
Он неистово, не спрашивая разрешения, впился в её губы, страстно врываясь в сладкие глубины её божественного рта. Он пил стоны удовольствия, невольно срывающиеся с нежных и бархатистых, как роза, губ её, наслаждаясь её сладостью, покорностью и трепетностью. Затем короткими отчаянными поцелуями-укусами спустился ниже — к трепетно бьющейся жилке на точёной шейке, которую он, не сдержавшись, поддавшись порыву попробовать её на вкус, слегка прикусил, чуть не рыча от наслаждения от отчаянного биения пульса у этой страстной красавицы. Продолжая своё снисхождения по её телу и одновременно восхождение прямо в рай, он прикусил выступающие косточки ключиц и тут же мягко, успокаивающе зализал обиженные участки нежной и тонкой кожи этой богини в человеческом теле. Уделив вновь ещё чуточку внимания длинной и изящной шейке, поднялся влажной дорожкой поцелуев выше, закусил ушком…*

Рону поплохело. Плевался-то он при прочтении уже давно и почти автоматически, но это… О, Мерлин, ну что за люди?! Людоеды-каннибалы прямо какие-то!! Кто-нибудь, покормите уже наконец-то этого Ренальда! А то он так эту Эрмину полностью сожрёт и не подавится! А она-то сама какова… Мазохистка!! Это ж надо же!.. Её кусают, чуть ли не обгладывают, как какую-то кость, а она!.. Нет, чтобы закричать и на помощь кого позвать — она, вроде бы, рада даже!..
Это, безусловно, был не первый раз, когда при прочтении данного, с позволения сказать, литературного произведения, Рональду Уизли становилось дурно. Но никогда ещё прежде он так не подозревал, что Лаки ошибся и нечаянно подарил ему не любовный роман, а самый настоящий ужастик.

В ставке Аврората я уже давно чувствую себя как дома, но вот желания закинуть ноги на стол доселе отчего-то не возникало. А сейчас вот — поди ж ты!.. — тут как тут: безотчётно сформировалось в моём подсознании и затем отчётливо сформулировалось в сознании. И теперь вот — хочется. Очень хочется.
Украдкой оглядываюсь. Вокруг народу — два с половинкой занятых своими делами человека. Но вот эта самая вреднющая половинка, с формальной точки зрения в данном помещении не находящаяся, а посему и за полноценного присутствующего не считающаяся, — проявляющий подозрительный интерес ко мне и особо тщательно приглядывающий за мной же Аластор Грюм, которому никакие занятия своими делами не помещают бдеть. Постоянно. И даже через стенку.
А у меня вообще-то шило, и, возможно, даже и не в одном месте. И настроение с утра хорошее такое, прямо располагающее к тому, чтобы таки поставить аккуратненько относительно чистые сапоги на самый краешек стола, а потом ещё и откинуть на две, а лучше даже — на одну ножку стул и покачаться на нём немножечко. Хотя бы чуточку!..
Эх, мечты…

Тихонько поминая незлым тихим словом короля Артура (ибо из всей истории про Мерлина именно он был магглом, что на данный момент отчего-то казалось ему чуть ли не смертным грехом), Северус Снейп со вздохом капитулировал перед абсолютно нечитабельным почерком криворуких малолетних идиотов и передумал давать ещё и второму курсу проверочные тесты, до́лжные выяснить, а не имеются ли вдруг у кого-то хоть какие-то остаточные знания. Тем более что зельевар всё равно знал доподлинно — всё, что он бы не умудрился вдолбить в их непутёвые головы, улетучится оттуда даже быстрее, чем вовремя не закупоренное зелье ветрености.

А мечты эти, оказывается, могут и весьма быстро претвориться в жизнь…
Меня отправили в Архив (который был расположен всего тремя этажами ниже, так что послали недалеко), приобщать ряд протоколов ареста и допроса к делам задержанных нами Упивающихся, а заодно покопаться и найти характеристики объявленных в розыск преступников.
Однако прежде чем я, едва ли не радостно подпрыгивая, встал и собрался уходить, возникла небольшая проблема.
– Минут через тридцать быть в Атриуме министерства с собранной информацией о разыскиваемых преступниках, которую надо передать мистеру Шелкболту, чтобы он встретился с представителем “Ежедневного пророка”, который это должен напечатать в следующем выпуске?.. — На этом я замолкаю и, сосредоточенно засопев, прикидываю, как бы сделать так, чтобы чаша сия меня всё же миновала. После чего неуверенно и очень-очень просительно предлагаю. — А можно, я кого-нибудь туда с ней пришлю, а? Раз уж информация всё равно подлежит опубликованию, то нужды в секретной доставке нет никакой, а у меня в Архиве столько дел ещё, столько дел!.. Я никак не смогу со всем управиться за полчаса, а отвлекаться, раскладывать всю собранную информацию обратно по местам, пробежаться до Атриума, отдать требуемое, вернуться и вновь пройти идентификацию на входе, снова собрать все необходимые папки со всех уголков Архива…
Параноик-Грюм задумался. На Скиттер, пытавшуюся взять интервью и попутно меня внаглую всего облапавшую, я жаловался громко и возмущённо, так что не услышать он не мог, а гуманизм и сострадание к людям ему, пусть и не в традиционных их понимании, присущи всё же были. Да и вообще, право слово, чего гонять лишний раз занимающихся своим делом людей, вот только…
– Кого-нибудь, говоришь? Кого?
Да кто б знал, кто там у них сейчас сидит за стойкой информации…
– Скорее всего, это будет Кристиан Филден. Вы же его знаете. — Скромный парень, в забавных, истинно ботанических, очках и с манерой при ответе повторять почти слово в слово содержание вопроса. — Я ему всё объясню, он мистера Шелкболта узнает и сам к нему подойдёт.
Грюм хмурится. И колеблется. А вот я не колеблюсь — встречи с журналистами, а точнее, с некоторыми отдельно взятыми блондинистыми журналистками, я, откровенно говоря, в последнее время слегка так сильно побаиваюсь.
– А если хотите, мы сейчас придумаем пароль, и он, когда будет отдавать конверт, который я лично своей магией запечатаю, его Вам назовёт.
– Филден, значит… Знаю такого. А ежели кто под оборотным вместо него будет?
Ух ты ж блин, какая паранойя!.. Я в искреннем восхищении. Мне до такого над собой ещё работать и работать, причём без перерывов и выходных.
– А давайте я ему фингал нарисую — риск оборотного сведётся к минимуму. Так что же, мы договорились? — Выждав секундную паузу для получения ответа и почему-то его не дождавшись, поворачиваюсь к чернокожему аврору и докладываю о планах. — Мистер Шелкболт, к Вам подойдёт шатен с карими глазами, в прямоугольных очках в чёрной оправе и с фингалом под правым глазом.
Кингсли посмотрел на меня уважительно, но с сомнением. Всё же ход, конечно, оригинальный, но какой-то… Странноватый, мягко говоря.
– Почему под правым?
Ага, кажется, Грюм идеей проникся!..
– Потому что чаще всего встречаются фингалы под левым глазом, так как подавляющее большинство людей — правши, и бьют они, соответственно, правой рукой. — Авроры авторитетно покивали, соглашаясь. — Поэтому-то я и обеспечу его фингалом под правым.
Для пущей секретности выбрав ещё и пароль, взяв наконец пропуск в Архив и выслушав последние инструкции, я отправился нырять в море отчётной документации.

Резко завернув за поворот, Северус Снейп опять чуть не столкнулся с поспешно отскочившим с его дороги Аргусом Филчем. И с чего тот только повадился бродить в его подземельях?! Хорошо хоть вёдра у него пустые, а то ежели бы тот его хоть раз обрызгал…
Под злобным пристальным взглядом Упивающегося, которые бывшими не бывают, завхоз аккуратненько забился за рыцарские доспехи, причём вместе с вёдрами, отчаянно скрежетавшими в унисон с несчастными латами.
И, конечно, не успел профессор величественно проколыхать полами своей мантии, проходя мимо, как позади него раздался жуткий грохот.
Резко развернувшись и чуть ли не зарычав, зельевар никакого Филча уже, конечно же, не застал — тот поспешил скрыться, благоразумно прихватив с собой свои чёртовы вёдра.

Как обычно даже и мысли не допустив о том, чтобы воспользоваться камерой пыток для клаустрофобов (в народе просто — лифтом), я бодренько поперепрыгивал через ступеньки лестницы и немножечко покатался по перилам (вокруг, к моей удаче и к душевному спокойствию магического мира, никого не было — эти маги стали столь ленивы, что даже один этаж пешком пройти отказываются).
Не успел толком войти во вкус — а уже допрыгался и доскатывался с ветерком и с радостной улыбкой докуда требовалось. На этаже, кроме Архива, расположены были ещё пара мелких департаментов, но — они в другой стороне, причём довольно далеко. Ближайшим и единственным, бывшим более-менее крупным и занимавшим отдельный коридор, был департамент брака и семьи.
Весело пружиня шаг, уже почти заворачиваю в нужный мне отсек, и тут…
Ой. Ой-ой-ошеньки!..
Вот так скатывался-скатывался, да и скатился прямёхонько до прессы, от которой столь рьяно пытался скрыться, окопавшись под горками бумажек.
Рита Скиттер. В Министерстве (хотя это-то как раз меня не шибко удивляет). А уж стоит-то она как стратегически удачно!.. Прямо у дверей в Архив. Прочно так стоит… И выглядывает кого-то. Внимательно так выглядывает…
Поспешными, но аккуратными и максимально длинными прыжками проскакиваю мимо, твёрдо намереваясь воспользоваться служебным входом — и да простят меня работники данного отдела.
– Мистер Поттер! — Заметила. И окликнула. И сколько ж неприкрытой радости в голосе, я бы даже сказал — предвкушения!.. У меня от такого, на нервной почве, чуть не побился мировой рекорд по прыжкам в длину с подскока и в полуподпрыге.
Послышался бодрый цокот каблучков.
Преследует.
Ой-ой-ой, надо отрываться и срочно скрываться!..
Заворачиваю в первый же коридор, ибо к служебному входу эвакуировать свою несчастную и чрезмерно знаменитую тушку уже не успеваю.
– Мистер Поттер!! — Вновь раздаётся приторный голосок Риты.
А завернул я в тупик. Впереди только красиво оформленная дверь, ведущая прямо в приёмную департамента брака и семьи.
Бодрый цокот каблучков раздавался всё ближе и ближе…
Я и не знал, что, оказывается, склонен впадать в панику, но на поверку выяснилось, что вот именно и конкретно сейчас — очень даже и склонен. Ну всё, допрыгался я. Меня окружили со всех сторон: по бокам стены, назад нельзя, вперёд — тоже… С одной стороны — пока от Скиттер отвяжешься (и это не говоря уже о том, что она, вероятно, опять всего облапает), а мне очень срочно в Архив — ведь те сведения, что нужно передать, для начала ещё найти и сформировать надо. А с другой стороны — если я всё же зайду в эту дверь, то слухи потом пойдут такие, что аж страшно прям становится, ведь это не какой-нибудь там по связям с магглами, а…
– Мистер Поттер! — Вновь окликает журналистка. Оглядывает пустой коридор, задумчиво смотрит на дверь впереди. В департамент семьи и брака пошёл? С чего бы вдруг?.. Рано ему ещё, он ведь несовершеннолетний. А, значит… — Померещилось. — Разочарованно вздыхает. — А жаль…
Рита задумчиво барабанит пальчиками по блокнотику, после чего всё же решает — чем чёрт не шутит! — проверить.
…а в это время Лаки, тихонечко покачиваясь на люстре, задавался сразу несколькими вопросами: как он умудрился сюда залезть и как бы отсюда теперь слезть…

Когда профессор МакГонагал на завтраке сказала, что временно, на один день, переставляют местами пары по зельям и трансфигурации, Джинни удивилась, но не настолько, чтобы как-то реагировать на это событие.
Когда оказалось, что пара совмещена не только со слизеринцами, но и с Поттером со товарищи, Джинни удивилась, причём настолько, что не знала, как можно отреагировать на это событие.
Когда обнаружилось, что у Лаки есть план по спасению баллов Гриффиндора и что весь львятник твёрдо вознамерился его придерживаться, Джинни уже не удивлялась — ведь это же, в конце концов, пусть и хамоватый, но — фонтанчик идей, к которому даже близнецы прислушивались.
Но всякий раз, когда Снейп в очередной раз начинал прохаживаться по её семье, Поттер успокаивающе касался кончиками пальцев её ладони и смотрел на профессора как-то по-особенному нагло, отвлекая того на себя, и Джинни не то, чтобы очень уж удивилась, просто вдруг, в какой-то момент, ей неожиданно… Захотелось за него заступиться.
Это было бы воистину странное желание, ибо сама Джинни, в общем-то, целиком и полностью была согласна с тем, что Лаки — Хам и вообще нехороший бяка, но профессор оскорблял в основном не его самого, а его родителей — за которых ей, собственно, и стало обидно. Мама с папой, иногда рассказывая им немного о прошлом, о Поттерах-старших всегда отзывались тепло — говорили, что они были хорошими людьми, да и вообще — не просто знакомыми, а друзьями семьи.
Задумавшись на тему профессорской несправедливости, Джинни неожиданно осознала, что, кажется… Ей жалко Лаки?..
Безусловно, большая и шумная семья иногда безумно раздражала, практически полное отсутствие личного пространства угнетало, а порой ужасно бесцеремонное поведение братьев до чёртиков бесило, но… Но ведь это же семья, родные люди, на которых не только срываешься легче из-за мелочей, но и которым и прощаешь значительное бо́льшее, чем остальным, и доверяешь сильнее, и любишь крепче, и вообще…
Неожиданно она попыталась представить, каково это, когда вокруг нет людей, которые любят тебя просто так, за то, что ты есть, а не за то, что когда ты вырастешь, ты будешь выполнять для них какую-то работу. Когда окружающие от тебя чего-то ждут, что-то требуют, и ты не можешь точно знать, а не вышвырнут ли тебя прочь, если ожидания эти ты не оправдаешь.
Конечно, он был не один там такой, и всё наверняка было не так плохо, как ей сейчас представилось, но…
Но она твёрдо убеждена: ничто не в состоянии заменить настоящую семью.
И ей вдруг подумалось: а что было бы, если бы Поттеры не погибли тогда? Их родители были в хороших отношениях — наверняка они бы дружили с детства. И характер у Лаки был бы лучше, наверное… И вообще…
Впрочем, к чему гадать? Тут нельзя знать наверняка, а она не Трелони, чтобы размусоливать всякие расклады сомнительной вероятности…
…она настолько задумалась, что уже почти не обращала внимание ни на то, какие именно гадости шипел Снейп, ни даже на то, как Поттер изредка осторожно и успокаивающе касался её руки, проводил кончиками пальцев по запястью и смотрел на неё тем-самым-взглядом, под достаточно продолжительным действием которого у неё всегда почему-то начинала кружиться голова…

Довольно многим из известных мне осветительных приборов присуще различные нехорошие качества. Но именно этот побил все рекорды по оным.
Я, пожалуй, ничего не скажу о том, что держалась эта люстра на одной только магии, и то не крепко. В конце концов, было бы даже странно, наверное, ежели бы в Министерстве Магии хоть что-нибудь бы собачили на нормальные материалы, а не на одну только левиосу и иже с ней.
Я деликатно умолчу о том, что к потолку она никоим образом не крепилась и вообще парила в воздухе — чёрт с ней, пусть себе парит, коли ей так это нравится. Да и вообще, быть может, у светильников в чести́ быть не приземлёнными и даже и не припотолоченными — кто ж их знает, я лично доселе как-то изучением быта бытовых приборов не увлекался.
И я даже не упоминаю о том, что она была достаточно большой, чтобы осветить весь коридор, но явно недостаточно, чтобы вместить всего меня — в конце концов, не её в том вина, что под размещение отдельно взятых спецназовцев она спроектирована не была, да и, чего уж там, ноги я раньше и неудобнее выворачивал.
Но вот оставить себе на память кусочек моей мантии — это уже явный перебор с её стороны. Ибо я искренне и твёрдо убеждён, что сентиментальность, может быть, конечно, и добродетель, но не когда ты — порядочная люстра.
Впрочем, возможно, что её чувство прекрасного тоже оскорбляли мантии, и её терпения едва хватало на то, чтобы постоянно освещать их под собой, но держать на себе такое безобразие она категорически отказывалась, и вообще это была завуалированная (даже скорее, по степени непрозрачности, запаранджированная) попытка хоть как-то отомстить магической моде на примере одного конкретного меня за то, что она так фальшиво пищит.
А, может, светильник этот — засланный казачок Скиттер, которая в прошлый раз так и норовила меня всего растащить на сувениры (с этой точки зрения вопрос о том, зачем ей так нужно было снять с меня рубашку, выглядит уже значительно лучше — всего лишь как проявление коммерческой жилки).
В любом случае, небольшой клочок ткани я с люстры снял — ибо по традиции лоскутки завязывают там, куда хотят вернуться. А я что-то как-то не уверен, что желаю ещё как-нибудь покачаться на хлипком светильнике, держащемся на одном только сомнительно-честном слове сомнительных строителей здания. Особенно если прямо под твоей неудобно подвёрнутой ногой, так и норовя её как-нибудь невольно зацепить, ходит ведущая журналистка газеты Ежедневный Пророк, которой, кажется, пришлась по вкусу дурацкая затея зажать национального героя где-нибудь в тёмном углу в целях допроса и попутного растаскивания на сувениры.


CargerdreeДата: Четверг, 09.08.2012, 00:44 | Сообщение # 64
Высший друид
Сообщений: 985
Архиву была свойственна одна особенная закономерность, наблюдаемая мною, в общем и целом, во всём магическом мире: маги старательно сгружали в одну кучу всё нужное и ненужное, а потом судорожно пытались это как-то разгрести, упорядочить и мало-мальски классифицировать. Что, впрочем, совершенно не мешало им с регулярностью и рвением Снейпа, поминающего всуе моего отца, подбрасывать в кучу чего-нибудь новенького.
Размеры захламлённого до потолка помещения каждый раз впечатляли настолько, что невольно наталкивали на странные мыслишки: мне неожиданно представилось, что вот ежели был бы я инквизитором, а не простым и скромным спецназовцем, то чу́дно бы сэкономил на дровах — ибо ненужной бумаги в Архиве было столько, что хватило бы под костры для всего магического мира.
Впрочем, кровожадные планы покинули меня весьма быстро — буквально через четыре минуты, когда я всё же умудрился аккуратненько вытащить из низеньких стопочек, подпирающих высокий потолок, все нужные мне папочки.
Я, признаться, не ожидал столь быстрых результатов поиска, ибо искать всегда приходилось самим и без помощи магии (ибо в Архиве в принципе была возможность колдовать только за стойкой информации, где обычно сотрудники в лучшем случае лишь милостиво вытягивали указующий перст в сторону одной из колонии стопочек, гордо и презрительно возвышавшихся над несчастными соискателями), а относительно классифицировано здесь всё было без малого по столетиям — то есть по нужному веку ещё можно было представить, где и что расположено, а вот уже с десятилетиями, не говоря уж про года, дела обстояли значительно хуже.
В общем, удача явно была при мне: Скиттер меня таки не догнала и вообще пошла в департамент брака и семьи, откуда вряд ли выйдет слишком быстро — ибо настолько слухами полнится этот отдел, что вряд ли она в ближайшие часок-другой про меня вообще вспомнит. Все материалы успешно найдены в рекордный срок, протоколы приобщаются быстро путём вклеивания в соответствующие разделы, а требуемую информацию для прессы нужно всего-то поднести к стойке информации и попросить скопировать, предъявив для этого все необходимые допуски и разрешения.
Так что вот так и оказался я за почти пятнадцать минут до назначенного времени со всей скромной стопочкой бумаг перед тем-самым-парнишкой, которому надлежит немного поработать курьером.
Несмотря на истинно ботанический вид, идеей встретиться с самим Кингсли Шелкболтом, да ещё и выполнив попутно ответственное задание, Кристиан проникся — кажется, восторженных мальчишек, мечтающих стать сильными и крутыми борцами со злом, магический мир штампует пачками, и хотя в некоторых случаях благоразумные родители уберегают своих любимых дитяток от прекрасной и счастливой доли работников Аврората, всё равно многие из них чуть ли не пищать от восторга начинают от любой возможности узреть этих ничего не страшащихся отважных людей воочию, да ещё и вблизи.
В общем, уговаривать мне никого не пришлось. На радостях он даже не стал задавать никаких вопросов, заверив, что ему всё равно скоро на обед, а я — единственный посетитель в его зоне и вообще за моим примерным поведением из соседнего зала последит его коллега, мельком проглядел все допуски и разрешения, быстро скопировал что было надо и, с гордостью получив свой почётный фингал, широко улыбаясь, умчался глазеть на настоящего, живого аврора, которого, может быть, если очень повезёт, ещё и удастся немного пощупать — просто чтобы проверить, а не сделаны ли они все, действительно, из стали, эти несокрушимые борцы со злом.
Проводив внимательным взглядом чуть ли не вприпрыжку убежавшего счастливого мальчишку, я неторопливо отправился за свой загороженный стеллажами столик. Вся официальная работа была выполнена, но было у меня и ещё одно маленькое и не совсем законное заданьице…

Они лучшие друзья, хоть и негласно всеми признаются за парочку.
Они лучшие друзья, хоть и ещё после первого курса они прошли этап знакомства с родителями и даже знакомства родителей, и ныне их мамы и папы регулярно и исправно переписываются, а потом ещё и в письмах отпрыскам рассказывают, как у других дела.
Они лучшие друзья, хоть и ходят иногда за ручку, он таскает её сумки и учебники, она следит за его успеваемостью, а он — за тем, чтобы она не забывала иногда выходить на свежий воздух.
Они стали самыми лучшими друзьями почти с самого начала их первого курса, когда Рон, неумело успокаивая лохматую зарёванную девчонку, взял на себя ответственность за её благополучие и с тех пор исправно дрался с любым, даже с самым сильным старшекурсником, посмевшим хоть как-то её обидеть.
В общем-то, они были настолько образцово-показательными лучшими друзьями, что и сами себе порой напоминали уже давно и счастливо женатую парочку.
И его мать сразу после знакомства с ней отозвала его в сторонку и сказала, что она просто чудесна — и безусловно будет положительно влиять на её сына.
И её родители вскользь и ненавязчиво упомянули, что это просто замечательно, что он не настолько же увлечён учёбой, как и их дочь — будет хоть изредка отвлекать её от книг.
И вообще у них было почти всё, о чём бы только ни мечталось, чтобы можно было во всеуслышание гордо именоваться парочкой.
И вот это “почти” им обоим очень бы хотелось исправить.
Вот только не очень зналось — как.

На самом деле это оказалось чертовски просто. Да, в Архиве нельзя колдовать. Да, Филден проявил себя ответственным работником и всё сделал пусть и второпях, но как надо: и коллегу уведомил, и рабочее место опечатал, и диагностические чары наложил, которые подтвердили, что в читальном зале магия всё также заблокирована.
В общем-то, если бы я действительно вздумал бы вносить небольшие изменения в хранящиеся здесь документы магическим способом, то тогда, конечно, последствия были бы те ещё.
Вот только провернул я всё значительно более хитро, ведь откуда ж знать уверовавшим во всемогущество магии волшебникам, что если в чернильную ручку вместо чернил залить сахарный сироп и этим вот составом аккуратненько обвести те циферки, которые, по мнению задавшего это задание человека, в документах абсолютно неуместны… Ведь кто ещё вспомнит о том, что если после этого на то самое место выпустить специально отловленных самых обыкновенных муравьёв и накрыть всё это дело стеклянной баночкой, то через некоторое время муравьи съедят весь сахарный сироп вместе с чернилами настолько тонко и незаметно, что разоблачить сие деяние магическими способами совершенно невозможно, и только с помощью достаточно сильного маггловского микроскопа можно будет узреть следы постороннего вмешательства.
Это действительно забавно, но вся магическая защита на пергаментах и чернилах стои́т против воздействия людей и некоторых специальных видов червей-бумагоедов, а вот обычные муравьи, в пожирании макулатуры доселе не замеченные, в списках вредителей отсутствуют. Как удобно…
И вот теперь, аккуратно провернув всю работу и наблюдая сквозь стекло маленькой баночки за трапезой насекомых, я расслабленно вздохнул и сделал-таки то, о чём столь навязчиво мечталось в последнее время: аккуратно положил относительно чистые сапоги на самый краешек стола, а затем ме-е-едленно, со вкусом так, заложил руки за голову, с хрустом потянулся и, отклонив аккуратненько стульчик на одну ножку, начал качаться.
Ах, блаженство!..

Паранойя — наше всё. Мне что-то всё чаще и чаще кажется, что Грюм определённо может мною гордиться.
Лениво размышляя о том, что, возможно, я и перестраховываюсь, но мало ли как это всё потом может обернуться, аккуратно стираю все отпечатки пальцев с обычной стеклянной баночки из-под все(не)вкусных бобов, среди которых иногда попадаются такие вкусы, что лично я вообще не понимаю, почему на них не стоят ещё возрастное ограничение и требование предварительного обследования в Мунго на подтверждение повышенной психологической устойчивости.
Муравьи, как это ни прискорбно, уже пали жертвами моих предусмотрительности и осторожности, и их жестоко раздавленные трупики были унесены прочь потоками воды из-под крана. И хотя мне на секундочку, конечно же, и подумалось, что а мало ли кто что заподозрит, если вдруг обнаружит в воде умерших явно насильственной смертью насекомых… Но потом я разумно рассудил, что вряд ли кто-то станет прислушиваться к словам человека, который отлавливает в канализационных водах всякие подозрительные бренные останки разной живности.
Вытерев насухо предварительно вымытую баночку, небрежно кидаю её в мусорное ведро, в котором и без моей красовались несколько таких же.
Аккуратно стягиваю резиновые перчатки, прячу их обратно в карман и отчего-то вспоминаю анекдот, что, мол, и ведь не докажешь окружающим, которые смотрят на твои ботинки, что, выходя из туалета, ты просто вымыл руки.
Улыбаюсь, проверяю сапоги — всё такие же относительно чистые и совершенно сухие, ибо держать ноги в максимальной сухости и тепле для меня является чуть ли не главной заповедью в борьбе с гипотетически возможной простудой.
Мо́ю руки.
Поднимаю взгляд на открывшуюся дверь и улыбаюсь зашедшей Бали. Как это ни парадоксально для настолько закостенелого общества, но туалетная комната и впрямь для мужчин и женщин разделяется только дальше, двумя дверями с характерными рисунками-силуэтами, за которыми расположены аккуратные кабинки. А вот раковины для всех едины — возможно, сие и сделано в целях сближения противоположных полов и в целом преодоления общей консервативности общества, однако отчего-то мысли о разного рода стратегических экономиях заглушают любые подозрения о наличии благих порывов у проектировщиков.
– Что-то случилось? — Она улыбается в ответ и слегка приподнимает бровь. — Твоя радостная улыбка почти ослепляет.
Жмурюсь и рассказываю, как весело сегодня было.
– …и я тогда предлагаю, что, мол, встретитесь с этим Филденом, он и передаст. А мне — как его узнать. А я — он шатен, глаза карие. А мне, мол, таких тысячи. А я говорю — хорошо, уточним… И про очки упоминаю, и вообще, что они, Кристиана не знают? Уж он-то в Архиве не первый день работает. А мне — а если под оборотным кто? А я говорю, что хорошо, тогда так: это будет шатен с карими глазами и с фингалом под правым глазом. А меня спрашивают, мол, почему под правым? А я отвечаю, что это потому, что чаще всего встречаются фингалы под левым глазом, да и вообще у меня они фирменные, ни с чем не спутываемые получаются. В общем-то, вот так и стал он гордым обладателем фингала под правым. И я уже даже отправил его на эту встречу. А потом наконец-то покачался на стуле, и ноги на стол поставил — знаю, что вообще-то это нехорошо, некультурно и невоспитанно, но хотелось — жуть просто, прям с самого утра. А вот теперь встретил тебя так удачно здесь и подумал, что можно я скажу, что…
Бали выслушала весь поток моей речи, направленный на обоснование того, зачем мне нужно её согласное “угу” в случае возникновения вопросов, склонив хорошенькую белокурую голову чуть набок и мягко улыбаясь. Я невольно отметил, что она вообще-то красивая. Хоть и, конечно, блондинка. Но — красивая. Определённо.
– Хорошо, если вдруг меня спросят, я всё подтвержу.
Ещё раз улыбается — чуть кокетливо, и глазками так сначала на меня, потом чуть вниз и в сторону, а потом снова на меня. И ощущение такое, что подумывала даже подмигнуть.
Хм… Меня начинают терзать смутные сомнения в форме подозрений…
Мысленно перекрестился, чтобы на этот раз я оказался абсолютно неправ.

В Атриум я прибыл как раз вовремя, чтобы узреть, как сочувственно оглядываются люди на нервно жмущегося в сторонке явно побитого парнишку, который нерешительно почти на цыпочках подбирается к грозному чернокожему аврору (наверняка народ подумал, что движет им желание восстановить слегка покалеченную справедливость), который очевидно решил не вгонять того ещё в больший ступор и прямо на него не смотреть, ибо в приказе чётко предполагалось, что подойти тот к нему должен сам, без всяких на то подпинываний с его аврорской стороны.
И хотя зрелище это было весьма забавное, но на любование брачными играми улиток времени у меня сегодня не было — а ну как Скиттер вспомнит детские сказки и из какого-нибудь укромного уголка ка-а-ак выскачет, да ка-а-ак выпрыгнет!.. Боюсь, в таком случае действительно полетят клочки по закоулочкам — ибо блокнотик её, такого противно-ядерного, ненормально зелёного цвета, мне ещё во время качания на люстре успел возненавидеться неимоверно. Так что ежели что — я за него не отвечаю, и пусть с миром упокоится его пепел в камине.
Улыбаюсь широко, подхожу к пареньку и начинаю прям таки щебетать:
– Ах, вы ещё не встретились, Кристиан! А я вообще-то прибежал совсем на секундочку и по делу. — Перестаю чирикать и принимаю нарочито сурово-серьёзный вид. — Но сперва — Вам слово.
Он, радостно улыбаясь, произносит: “Наше Вам с кисточкой!”.
Кингсли сдержанно кивает, принимая пароль, забирает у него пакет, проверяет все наложенные средства защиты, снимает мою печать, проверяет содержимое и проглядывает содержание, после чего чуть заметно хмурится на восторженно уставившегося на него Кристиана, от переизбытка чувств даже приоткрывшего рот, и, наконец, сухо кивает, подтверждая, что всё верно.
– А я, собственно, зачем пришёл — просто всё, что надо было, я уже сделал, а Архив на обеденный перерыв всё равно закрылся, а я бы, конечно, отправился бы сразу обратно в Аврорат, но фингал я мистеру Филдену качественный нарисовал — не отличить от настоящего. На тебя кстати, Кристиан, из-за этого люди косо смотрят. Так что вот — держи влажные салфетки и одноразовую упаковочку с гелем для снятия макияжа, его нужно использовать, чтобы всё стёрлось и следов не осталось. И лучше перед зеркалом смывайся — я тебя уже, кажется, про водостойкость предупреждал?.. — Дожидаюсь сосредоточенного кивка от парнишки, смотрю на чуть удивлённого Кингсли, одариваю всех широченной улыбкой и прощаюсь. — Мне кажется, что вообще-то уже пришло время для обеденного перерыва. Так что если Вы вернётся в Аврорат, а я ещё нет, то передадите мистеру Грюму, что я уже всё-всё сделал и вообще скоро вернусь, ладно, мистер Шелкболт?..
Буквально испаряюсь, едва дождавшись согласного нахмуривания бровей аврора. Хотя, возможно, брови были и не совсем согласно, а скорее уж недоумённо нахмурены, но, по заверениям моего желудка, который безапелляционно настаивает на необходимости правильного и регулярного питания, хмурился аврор весьма и весьма согласно.
К тому же, к счастью, Скиттер в Атриуме так и не появилась — видимо, почуяла угрозу своему любимому блокнотику и решила покамест переждать в тихой благодати сплетен в отделе, регистрирующем все действия типа помолвок, бракосочетаний, усыновлений/удочерений и прочих актов гражданского состояния. Однако что-то вроде интуиции мне подсказывало, что расслабляться ещё рано — так просто она не отступит и однажды наступит день, когда ни один светильник не посмеет оказаться между ней и её яростным желанием получить своё эксклюзивное интервью.

Как обычно вывалив на людей кучу никому толком не нужной информации, задав из вежливости вопрос и практически тут же чуть ли не самому на него ответив, Поттер, отсалютовав, снова куда-то убежал, вроде бы — обедать.
Шелкболт недоумённо уточнил то, что его больше всего удивило:
– Он тебе фингал действительно нарисовал?
Паренёк, так нервирующе-восторженно на аврора взирающий, кивает, теребя две упаковки с чем-то подозрительным — одну с каким-то гелем, а другую с мокрыми салфетками, одной из которых он и размазывает всё-таки оказавшийся нарисованным фингал чуть ли не по всему лицу — просто чтобы делом подтвердить свои слова.
Через несколько минут, стоя над раковиной в туалете и воюя с водостойкой дрянью, которая ни в какую не желала полностью отмываться, Кристиан снова и снова прокручивал в голове сухие слова благодарности, произнесённые аврором.
День, жизнь и мир были просто прекрасны.
Кристиан чувствовал себя героем.

Стоя в очереди в столовой, я мысленно прикидывал: если бы я был галеоном, то где бы я был? Ответ, на мой взгляд, очевиден: однозначно лежал бы себе в тепле и чистоте в кармане у какого-нибудь во всех отношениях симпатичного человека. Правда, это если бы я был правильным галеоном… Впрочем, как сказали бы гоблины — не бывает неправильных галеонов, бывают долбанные лепреконы. Следовательно, и мой тоже был правильным — просто немного потерявшимся в сутолоке суетливых дней нашей быстротечной жизни. О, несчастный!.. Необходимо было срочно помочь ему найтись (тем более что время поджимало, а очередь хоть и медленно, но уверенно ползла вперёд). Что опять-таки возвращает нас к вопросу — если бы я был галеоном, то где бы я был?..
Галеон — это вам не какой-нибудь там сикль или даже кнат. Заваляться где-нибудь — это просто ниже его достоинства. А достоинство, как мы помним, у него ого-го какое — он, как-никак, достоинством выше не то, что какой-нибудь там мелочи вроде долларов и евро, а даже самих самых дорогих (по мнению ничего не понимающих, глубоко заблуждающихся магглов) фунтов стерлингов.
Так что заваляться он не мог. Только если его принудили, конечно же. Ведь могло же такое случиться, что его, супротив его воли (я даже почти уверен, что он яростно и отчаянно сопротивлялся), вынудили покинуть во всех отношениях такое идеальное его местонахождение?.. Конечно, могло. И, вероятнее всего, подобный беспрецедентный прецедент таки имел здесь место. О бедный, бедный, бедный галеон!.. Надо срочно вырвать его из лап гнусных воров, иже таковые были, и вернуть обратно — в тепло и уют моего кармана.
Что, опять-таки, возвращает нас к архиважному вопросу: так где же я был бы, будь я галеоном?..
…через пять минут, как раз когда подошла моя очередь, я прекратил пространные размышления и просто сунул руку в карман, который у меня не так-то вообще-то прост, и монетка моментально нашлась — воспользовавшись сложным покроем своего временного хранилища, та скользнула глубже, за подкладку, что и послужило главной причиной того, что я не почувствовал её тяжести. “О негодник!..”, — мягко пожурил я галеон. Ну ежели ему так уж неуютно было на прежнем месте, то мог бы и просто сказать — я бы пристроил его куда-нибудь по его усмотрению. Галеон не отвечал — но мерцал, на мой взгляд, весьма довольно. Так что я с полного его на то одобрения вложил его в мягкую и тёплую ладошку улыбающейся продавщицы, набрав на почти всю его немаленькую стоимость разных видов шоколада — в подарок уже не моей кисе.
Традиционно предварительно заныкавшись за самый дальний фикус, дабы не вызывать общественного резонанса своими гастрономическими пристрастиями, умиротворённо прихлёбываю суп и привычно запиваю его молоком, коим вообще запиваю абсолютно всё при любой подвернувшейся возможности, особенно когда этого не видит Ричард, которому эта моя привычка отчего-то не пришлась по душе. То есть не то, чтобы я так делаю слишком уж часто, просто иногда, после особенно стрессовых ситуаций, как, скажем, сегодня… Вновь с содроганием вспомнил, как поистине нечеловеческим усилием воли практически по одному заставлял себя отцеплять пальцы от люстры. Поспешно запил своим персональным успокоительным ещё одну ложку супа. Вдохнул-выдохнул и постарался подумать о чём-нибудь хорошем.
Подуспокоившись, задумчиво скольжу взглядом по стоящему рядом на столике подарочному пакетищу сладостей. Наверное, сто́ит из него хотя бы по одной шоколадочке всем нашим раздать. Тем более что с пакетища (да и с Пантеры) не убудет.

Первое, что мне сказали прямо с порога, как только я шагнул к почти своему столу в Аврорате, было:
– Так фингал у него ненастоящий, что ли?
Киваю и недоумённо уточняю, что же их так удивляет — ведь с самого начала же сказал, что я парнишке его именно что нарисую. И в данном случае слово “нарисую” было использовано мною в самом своём прямом лингвистическом значении, как, впрочем, и упоминаемая “кисточка” в пароле.
– Водостойкими красками? — Весело уточняет Тонкс, на радость всем присутствующим изображая у себя на мордашке что-то отдалённо похожее, причём разной степени фиолетовости — в общем-то, вся соль её фокуса и заключалась в том, что цвета менялись и переливались, а ещё, кажется, блестели на солнышке.
– Да что я, изверг, что ли?! — Искренне возмущаюсь. — А если бы ему эта гуашь в глаза попала?!
Подозрительное молчание. Нет, конечно же, если они допустили, что ради доставки каких-то ничего не значащих листиков я действительно могу ударить ни в чём не повинного человека, то что и говорить про какие-то краски и про то, что было бы, если бы составляющие их (наверняка, кстати, гипоаллергенные) вещества попали на слизистую оболочку.
– Глазные болезни лечатся долго и муторно, поэтому рисовалось всё сугубо не вызывающей аллергических реакций, высококачественной водостойкой косметикой. И вам, господа, должно быть стыдно, если кто-то из вас думает, что с людьми, которых мы вообще-то призваны защищать, можно было поступить как-то иначе.
Пауза, все разбрелись и лишь в самый последний момент Тонкс задала-таки тот самый провокационный вопрос:
– А откуда у тебя косметика?
Отмахиваюсь и говорю, что Бали одолжила — что, мол, у неё в походной сумочке есть походная косметичка, а в ней — походная косметика. Не уточняю, есть ли ещё у кого дурацкие вопросы, но смотрю настолько выразительно, что понятно всем становится и без слов.
Вопросов больше не последовало.
Конечно же, я нагло соврал. Но признаваться, что у меня и у самого таковая походная косметичка есть, было как-то… Нет, я не стесняюсь и уж тем более ни за что и никогда и никуда её не выложу — очень, знаете ли, удобно. Скажем, если за тобой хвост, то нужно просто оторваться от преследователей на две минутки, забежать в какой-нибудь закоулочек, слегка переодеться, надеть парик, линзы и немного загримироваться — и всё: можно спокойно вливаться в поток спешащих по своим делам людей и идти прямо навстречу преследователям, которые пусть хоть всё пооблазят — фиг тебя уже найдут. Правда, сейчас я всё необходимое держу в уменьшенном виде на специальном брелочке, так что ныне и ноша моя стала заметно полегче, и раскусить мою наглую ложь аврорам значительно труднее.
Ну а что поделать? Это всё консервативное магическое сообщество, которое я что-то сомневаюсь, что сможет в полной мере принять и осознать тот факт, что косметика порой бывает чертовски полезной штукой даже и для представителей мужского пола.

Северус Снейп частенько думал, что его окружают одни идиоты. Но потом, оглянувшись и присмотревшись к находящимся рядом с ним людям повнимательней, всегда понимал, что это не так…
– Эванеско! Двадцать баллов с Равенкло и отработка сегодня вечером с мистером Филчем, мисс Эдкинс!
…не одни только идиоты — были ещё и идиотки, а их никогда не стоит недооценивать…

Уж не знаю, чего все так прицепились к этому чёртовому проявлению локального боди-арта, но уже через минуту меня подозвал к себе в кабинет Грюм и я ему ещё раз персонально повторил всю историю на бис.
– Так чьи, говоришь, краски эти, которыми ты рисовал?
Произношу всего одно имя: Бали.
– Где ты с ней встречался? — Подозрительно прищуривается тот. Ну естественно, Грюм не был бы Грюмом, если бы везде и во всём не видел измены Родине.
В любом случае, я возмущаюсь.
– Я с ней не встречался! Это всё наговоры, клевета и ложные домыслы! Я встречался с Пантерой! И вот с ней — действительно встречался, причём долго и даже несколько раз. Мы вообще с ней периодически повстречаемся да и разбежимся, повстречаемся да и разбежимся… Хобби это у нас с ней такое.
Грюм проницательно на меня посмотрел обоими глазами и прервал мою речь коротким “Понятно”.
Конечно, я гнал какую-то чушь, безусловно, он это прекрасно понял, но вот честное слово, в тот момент я почему-то с бо́льшей вероятностью проорал бы своим фальшивым голосом “Больше, больше гламура! И макияжа, и маникюра!”, чем признался Грюму, что вся эта косметика — моя. И хотя вообще и в принципе я своей косметички не стесняюсь, но вот прямо сейчас, перед суровым и мужественным лицом старого аврора…
– Рисовать, значит, любишь? — Хмыкает и явно прикидывает что-то. Я вспоминаю, что нам с ним ещё хогвартского забияку вычислять и смутно догадываюсь, что, возможно, вычисления эти будут проводиться в красочных схемах, и уже даже почти не сомневаюсь, кто именно их будет малевать.
– Конечно! Нам всегда говорили, что настоящий мужчина должен испытывать трепетную и нежную любовь к прекрасному… — Секундное молчание, мечтательная пауза. Потом продолжаю мысль: — …полу… И хотя Бали действительно и очень красивая, с ней я действительно не встречался, так что ежели кто обратное будет утверждать — не верьте им. Это всё досужие домыслы скучающих обывателей, не имеющие совершенно никакого отношения к действительности.
Грюм определённо мне благоволит. Поэтому-то и сделал вид, что ничего подозрительного не углядел и почти ничего не заподозрил, отправив и дальше заниматься своими делами.
Остаток дня прошёл без эксцессов. А вечером мы со всеми ребятами дружно порадовались шоколаду, и даже я радовался, причём сам так и не понял, чему — ведь я-то угостил себя сам. Наверное, это во всём атмосфера виновата, заразительно-счастливая такая.

Вечер того же дня. Гриффиндорская башня.
Рон задумчиво отложил книжку в сторону и столь же задумчиво притянул к себе пергамент и чернильницу. Значит, о возлюбленной принято слагать возвышенные поэмы?.. Рон честно не знал, чем эти самые поэмы отличались от обычных, причём не самых хороших, стишков (разве что, может быть, своей “возвышенностью”), однако же идея показалась сто́ящей попыток воплощения.
Признаться, раньше у него как-то не было совершенно никакого желания пробовать себя в поэтическом жанре, но сейчас… Если Рон чего когда и читал не из того, что читать заставляла Гермиона, ибо “осталось только (вставить подходящее число) месяцев/недель/дней (выбрать нужное) до экзаменов!..”, то это были стихи. Нет, не то, чтобы он их прямо читал!.. Так… Скорее, почитывал. Иногда. Время от времени. Когда совсем уж делать было нечего. В общем, не важно. Главное — общее представление о том, как должны выглядеть стихи, Рон имел. И хотя он объективно понимал, что поэмы у него не получится, и уж тем более он не будет “в упоении, захлёбываясь переполняющим его вдохновением от поглотивших всё его естество возвышенных чувств к самой прекрасной женщине на свете” дописывать второй томик стихов, складывающихся в целый цикл, но… Чисто теоретически… Если подумать… Ну, может же у него получиться, если он очень постарается (а он, безусловно, постарается), хоть что-нибудь сто́ящее?..
Итак, решение принято.
Надо приступать к выполнению.
Так-с, что мы имеем?..
При беглом осмотре прикроватной тумбочки Рон констатировал наличие пера, чернильницы и свитка пергамента. Это — раз.
Прекрасная девушка, которой хочется посвятить стихи — в наличие имеется. Это — два.
По некоторым данным, необходимо было также некое эфемерное чувство, или качество, или состояние — в общем, ему требовалось что-то, что условно называлось “вдохновение”. Насчёт присутствия у него последнего Рональд серьёзно сомневался, основывая свои сомнения на том, что понятия не имел, как это нечто выглядит и что должно делать. Впрочем, ладно. Обойдётся он как-нибудь и без этого.
Что ж, переходим к следующему пункту. Нужно в таких делах, кажется, описывать чувства. Свои, вроде бы, чувства. И желания. Хм… Итак, чего он хочет? Ну, это-то понятно. Как это записать? И это понятно — письменными принадлежностями на пергаменте. Осталось малое — подобрать слова.
Для начала Рон попробовал представить, чего бы ему сейчас хотелось. Он даже зажмурился для этого и как следует сосредоточился. Получалось примерно следующее:
За окном — зимняя стужа и тоскливо так воет ветер, а он бы, наверно, отдал сейчас всё на свете, лишь бы не так его бил при ней нервный мандраж, лишь бы: “Раз!” — и перед ним залитый солнцем пляж, а там — совсем никого. Кроме неё, только неё…
Рон вздохнул. Для него время, проведённое в Египте всей семьёй, навсегда, наверное, останется одним из лучших воспоминаний. Там было почти всё, чего ему так сейчас хотелось: море, солнце, пляж… Разве что, там не было её — что, конечно, было серьёзным недостатком. Эх, а вот как бы также, но с Гермионой — и тогда…
Ещё разок мечтательно зажмурившись, Рон неохотно открыл глаза и посмотрел на чистый пергамент. Нет, конечно же, помечтать — это всегда хорошо и приятно, однако стихотворение ждёт.
Перо уже было задумчиво ощипано почти до половины, а ничего путного в голове так и не появилось, ведь не считать же за таковое позорное четверостишье с прихрамывающей на все четыре лапы и даже хвост рифмой типа:
“Лето, солнце, море, пляж
И по спине бежит мураж
От того, как сильно хочу
Этого и обнять Гермионочку”.
Рыжику было искренне стыдно даже допустить мысль о том, чтобы записать это убожество. Ну, а если бы он её даже и вдруг допустил и воплотил, то, безусловно, немедля бы разорвал замаранный понапрасну клочок бумажки, а остатки его предал огню.
Да, всё же, несмотря на всю свою эфемерность и не-совсем-понятность, кажется, вдохновение в этом тягостном, как оказалось, процессе стихосложения играло немаловажную роль, кою он напрасно пренебрежительно умалил поначалу.
Успешно доощипав перо, Рон отложил его в сторонку, закрыл чернильницу, отодвинул всё ещё чистый, хоть и чуток потрёпанный, пергамент, и, осознав в полной мере, что всё же поэзия — определённо не его стезя, улёгся спать.
Ну, ничего. Глядишь, добьётся он ответных чувств от Гермионы как-нибудь и без посвящения ей цикла томиков возвышенных поэм.


CargerdreeДата: Четверг, 09.08.2012, 00:46 | Сообщение # 65
Высший друид
Сообщений: 985
Через день после описанных выше событий. Где-то на юге графства Сомерсет.
Магнит — это тело, притягивающее или отталкивающее некие тела благодаря действию своего магнитного поля. И вот если представить, что Упивающиеся — это просто груда металлолома, а все склады для них как-то по-особенному намагничены, то только тогда и может стать ясно, что же у них никак не проходится мимо разного рода хранилищ.
Правда, сейчас их действия более чем объяснимы и с точки зрения нормальной человеческой логики. На этот раз никто из них ни на что не нападал, а с точностью до наоборот — они охраняли объект, который представлял собой весьма большое помещение, заставленное прочными металлическими стеллажами, под завязку забитыми сомнительными колбочками с явно не самым безобидным содержимым.
Оказалось, что это какой-то тайный склад зелий, и как на него умудрились выйти авроры — никто толком не знает. Как не знал никто и о том, что здесь будет сложнейшая охранная система, которую четверо в срочном порядке вызванных специалистов будут слаженно снимать в течение почти получаса, проделав воистину колоссальную и ювелирную работу.
Ни одно сигнальное заклятье не подняло тревогу.
И вошли мы тихо и чисто.
Внутри, согласно данным диагностики, из живых были две крысы (возможно, подопытные) и три человека — видимо, охраны.
Нас четверо — я, Стивенс, Шелкболт и замыкавшая Тонкс. Сделать требуется немногое: всего лишь тихо обезвредить находящуюся в меньшинстве охрану и запустить сюда экспертов, ну а далее последуют обычные процессы описи, конфискации и транспортировки задержанных в камеры.
Несложное задание, для провала которого, по моему глубокому убеждению, нужно обладать настоящим талантом.
Грохот последовал просто жуткий. А картина, представшая после того, как пыль немного улеглась, была даже страшнее.
Мы стояли под защитными щитами — все четверо отреагировали практически одновременно и над нами теперь ярко переливался слившийся воедино непроницаемый, напоминающий большой мыльный пузырь, купол.
Тонкс лепетала что-то оправдательное — мол, её кто-то толкнул, точно толкнул, она почувствовала какой-то толчок, и поэтому только налетела на что-то вроде табуретки, а это что-то отлетело прямо в шкафы, а на них разбились зелья, и пошла цепная реакция дальше, да такая, что не выдержали прочно укреплённые стеллажи и попадали один за другим друг на друга, а заодно и на…
Не сговариваясь, мы со Стивенсоном наложили диагностические чары. Те молчали. Тонкс была слишком напугана и оглушена, а посему даже и не подумала об их применении, а Кингсли, очевидно, и так всё понял.
Никто не выдал её, конечно. Сказали, что это была случайность — ведь это случайность и была, а вдаваться в подробности, по молчаливому согласию, было признано излишним.
Распознать хранившееся и опознать охранявших уже не представлялось возможным, и на извлечение тел из-под завалов я оставаться не стал — и так было ясно, что их покорёженные останки вряд ли сильно отличаются и легко отделяются от изломанного металлолома полок стеллажей.
А мысли мои невольно вернулись к Тонкс. Она отчего-то отчётливо напомнила мне Томми-ган, который нередко носили в футляре из-под скрипки, благодаря чему при транспортировке создавалась некая иллюзия совершенной безвредности и неопасности, этакая эффективно отвлекающая постороннее внимание эффектная внешняя оболочка, но вот внутри…
Внутри находилось просто прекрасное оружие.
Которое при умелом обращении замечательно справлялось с устранением достаточного количества людей.

На следующий день после описанных выше событий. Хогвартс, башня Трелони.
Нас давно не водили в театр и это, наверное, и послужило главной причиной тому, что в расписании нашем стоит театрализованное представление по предсказыванию апокалипсиса.
Декорации были хороши, натурализм создавался практически полный.
Ни один лучик солнца не пробивался через тяжёлые шторы, наглухо задрапировавшие высокие стрельчатые окна, а всё круглое, как цирковое арена, помещение было тускло освещено только несколькими свечами.
Воздух настолько провонял какими-то тяжёлыми, дурманящими благовониями, что я просто не знал, что предпочесть: то ли заклятье головного пузыря, то ли, по старинке, противогаз.
А на арене разыгрывали драму — размахивалась шаль, блестели стрекозиные очки, дрожал и чуть ли не подвывал голос, метавшийся с еле слышного полушёпота до трагических завываний.
С чисто зрительского места я бы ещё, быть может, и смог оценить тонкое и странное очарование представления, но соло-выступления в планы артистки отчего-то сегодня не вписывались.
– Тьма сгущается над Хогвартсом!.. — У Трелони так дрожали руки, что фарфоровая чашечка с размазанными по стенкам остатками моего кофе так и норовила сбежать от неё хоть куда-нибудь — пусть даже и на верную смерть на пол. И хотя я её и прекрасно понимал, но вариант “выпрыгнуть из окна и будь что будет” признавался всё ещё несколько слишком радикальным. — Тьма опутывает всё вокруг, проникает внутрь, сквозит, разъедает и въедается… Тьма не отступится… Мистер Поттер, Вы!.. — Она чуть ли не задыхалась — и я вполне мог понять, отчего: сам старался лишний раз не вдыхать этот ужасный воздух, в котором был явный недостаток кислорода и переизбыток какой-то приторной гадости.
Однако раз уж меня вытащили на арену, надо даме подыграть.
– Профессор Трелони, я чувствую, что могу сделать что-то, чтобы разогнать эту тьму!.. Можно?.. — Зал затаил дыхание: дышать всё ещё было нечем. Она нервно кивнула.
На всякий случай забрал у неё ни в чём не повинную чашечку и примирительно сказал:
– Люмос.
Стало светло и почти хорошо. Следующим моим словом было заклятье чистого воздуха — класс дружно наконец-то вдохнул полной грудью.
– А теперь позвольте я прочту то, что Судьба вывела своим перстом на дне моей чашки. Итак, Вы увидели в кофейной гуще Грима, Могильный Крест и саму Смерть. И если трактовать всё с этой точки зрения, то тогда конечно — тьма не то, что сгущается, а уже сгустилась и вообще всё поглотила, вокруг царят и будут царить смерть и разрушения, будущее темно и ужасающе, а мне стоит выбрать себе гроб, надгробие и эпитафию посимпатичнее — на случай, если от меня останется ещё что хоронить, конечно же.
Делаю мрачную паузу и неожиданно улыбаюсь.
– Но это лишь одна из возможных трактовок. С Вашего на то позволения, я предложу ещё несколько. Предположим, что эта огромная чёрная собака, может статься, символизирует вовсе и не Грима, а моего крёстного — у него как раз похожая анимагическая форма. Могильный Крест мне напоминает обычный плюс, а Смерть — кого-то в длинном плаще или мантии. И с этой точки зрения можно трактовать двояко: либо мой крёстный плюс какая-то дама в плаще, и тогда получается, что кофейная гуща предсказывает ему скорую свадьбу, либо же, если плюс рассматривать как два минуса, ставших друг другу поперёк горла, а фигуру в плаще принять за, скажем, профессора Снейпа, то получится, что Сириус и профессор зельеварения в ближайшее время опять устроят очередную дуэль, причём, судя по всему, на сей раз — далеко не словесную.
Ненадолго замолкаю. Трелони судорожно и глубоко дышала. Как, впрочем, и все окружающие. Очевидно, что просто не могли нарадоваться свежему и чистому воздуху.
– Знаки Судьбы не трактуются однозначно, и о том, что́ именно было предсказано, узнаём мы уже лишь после того, как предсказание сбывается… — Мягко провожу по самой каёмочке чашечки указательным пальцем. — Ну а пока я, с Вашего на то позволения, побуду немного наивным оптимистом и не буду покамест торопиться к гробовщику.
И не понятно, то ли сорвал я ей представление, то ли наоборот, сделал его настолько фееричным, что ей и добавить уже было нечего, однако отпустили занавес и нас буквально через пять минут после моей речи.
А мне, кстати, она на прощание сказала, что я, пока у меня ещё есть немного времени, должен почаще ходить на её занятия — кажется, у меня и впрямь талант, который, она убеждена, просто необходимо развивать.

Следующим по расписанию стоял мой любимый предмет. Да и не только мой, если уж на то пошло — историю магии любили все ученики поголовно, причём на редкость искренней и чистой любовью.
Поэтому когда прямо перед дверьми в класс ко мне подбежала смутно знакомая второкурсница и вручила записку от директора, содержащую вежливое приглашение на чаепитие, назначенное на “вот прямо сейчас”, я не мог не возмутиться творящемуся вопиющему беспределу, ведь ежели так относиться к собственной истории, то!..
– Не выспался, дорогой? — Ласково уточняет Пантера.
Крыть было нечем — я вообще-то выспался. Что, впрочем, вряд ли бы помешало мне тихо и мирно подремать под приятный голос призрачного профессора.
Зайдя в директорский кабинет, невольно отмечаю, что что-то я сегодня постоянно нахожусь в круглых комнатах, где нет и быть не может никаких углов, в которые бы можно было бы забиться и упорно делать вид, что тебя здесь нет — совсем нет, и будет не скоро.
Но — кабинет был круглый. А директор был не один. И вообще мне сегодня, кажется, придётся выступать в дуэте во втором уже шоу за утро, разве что нынче развлекаться мы будем наедине, без аудитории — даже на портреты (к их громкому возмущению) были наложены противоподслушивающие чары.
– Моё отсутствие Ричарду хоть объяснили?.. — Только и успел напоследок спросить я в спину что-то согласно угукнувшему Дамблдору, прежде чем остаться наедине с Грюмом, двумя термосами (с чаем и с молоком), с тарелочками печений и лимонных долек, а также с горкой внушающих определённые подозрения свитков.
Что-то, — а, вероятнее всего, наличие сухпайка и общий вид Грюма, с которого хоть сейчас пиши картину “Заядлый трудоголик”, — мне подсказывало: выйдем мы отсюда только очень-очень глубокой ночью. И очень может быть, что не сегодняшней.

Лаки был странным — странные жесты, странные взгляды, нехарактерные движения…
Не то, чтобы Джинни так уж хорошо изучила все его жесты, взгляды и движения, но…
Но он был странным. И таким он ей определённо совсем-совсем не нравился — что, конечно, радовало, вот только…
Было странно. И пусто как-то. И даже очень захотелось подойти к нему и спросить, что с ним случилось.
При выходе из Большого Зала они почти столкнулись, и хотя он явно куда-то спешил, буквально утаскиваемый прочь за руку Пантерой, она всё же спросила у него, в порядке ли он.
Ответить ему не дали.
Ей как никогда сильно захотелось расцарапать надменную морду этой противной чёрной кошке, чтобы не задирала так нагло хвост трубой и не перебегала приличным людям дорогу.

Сначала мы выбрали и подточили себе карандаши (жаль, что цветных в Аврорате не нашлось, чёрные да обычные — и те с трудом отыскались) и придумали шкалу условных обозначений. Потом мы только-только пришли к выводу, что нет, картины никак бы не смогли быть преступниками, а вот призраков и домовых эльфов проверить бы не помешало, как в кабинет вернулся директор, причём не один, а со мной и с Пантерой.
– Мисс Тонкс?.. — Нахмурившись, уточнил я.
Оказалось, вместо меня на занятия сегодня ходит она, и подделка из неё настолько некачественная, что даже Уизли что-то заподозрила и чуть не спалила их окончательно.
А сюда они пришли типа на экскурсию — посмотреть на меня-оригинал и удостовериться, что подлинник действительно в полном порядке.
Пантера явно злилась — Дамблдор отчего-то забыл предупредить наших о замене.
И Тонкс злилась — не очень-то приятно, когда тебя силком через половину замка протаскивают.
А Дамблдор, кажется, никогда не злится, поэтому просто особенно загадочно улыбался в бороду и мерцал своими легендарными очками.
И мы с Грюмом тоже не злились, а просто воспользовались случаем и поинтересовались их профессиональными мнениями.
Спустя пару секунд кабинет вновь был в нашем полном распоряжении. Странные они какие-то…

– Вот это сегодня будет за Лаки. Дружно делаем вид, что оно — настоящее. Приказ Дамбдора.
Тонкс хмурится. Ребята хмурятся. Пантера хмурится. В общем, все хмурятся, даже — и особенно — гордо проколыхавший мантией пролетавший мимо Снейп.
Особо хмурый Ричард уточняет:
– Директор в школе?
– Директор в шоке.
– Что такое?
– Да сдуру создал тандем двух параноиков. Представляете, они всерьёз спорят о возможности появления криминальных авторитетов из среды домовых эльфов!..
В итоге МакГрегор махнул рукой на такой беспредел, решив, что директору это ещё аукнется и без их вмешательства.
А непривычно молчаливая Тонкс в образе Лаки за весь остаток дня так ничего и не натворила, слишком занятая постоянным напоминанием самой себе, что ей сейчас ну никак нельзя заигрывать с окружающими симпатичными мальчиками.
Даже с тем голубоглазым блондинчиком.
И вон с тем кареглазым шатенчиком.
А-а-а, какая прелесть!! Зеленоглазый брюнетик!!! Ой, это же отражение её образа…
И да, ей определённо лучше никому сегодня не подмигивать. Совсем никому. Разве что во-о-он тому симпатяге, с такой мужественной щетиной?..
Нет-нет-нет, ей нельзя, и вообще она держит себя в руках, и вообще всё хорошо, всё хорошо…
Ах, Мерлин мой, кто бы знал, какая же это пытка!..

Не успел Грюм пододвинуть поближе первый список подозреваемых, как меня вдруг посетила интересная идея, кою я не замедлил озвучить.
– Думаешь? — Вопросительно уточняет аврор. — Как, например?
Идея заключалась в следующем: надо как-нибудь обозвать этого мелкого пакостника.
– Думаю, надо что-нибудь в меру пафосное, но со скрытой издёвкой. Чтобы и звучало вроде бы неплохо, а то вдруг надумает сознаться сам, а когда тебя окрестили каким-нибудь “Приставучим засранцем”, как-то всё желание во всём признаваться отбивается. Может, что-то вроде Призрачного вредителя?.. Хотя нет, глупо, лучше — Тень призрака… Как бы сравним с еле отбрасываемой тенью, намекнём, что он никто, по сути… Нет, тоже не то… А! Знаю! Сквознячок тьмы!..
– Забавный ты, Поттер. Ладно, пусть Сквозняком будет этот сопляк. А здесь что?
– Потому что это вроде и несерьёзно, и вообще — по-детски как-то… Мелочь, честное слово!.. Но — поддувает. Неприятно так. — Он ухмыляется. Я внезапно вспоминаю сегодняшнее утро, и… — И профессор предсказаний что-то про сквозящую тьму вещала сегодня… Вспомнилось, наверное.
– Ладно, значит, мы вычисляем Сквозняка.
Начали мы, конечно, последовательно, по нарастающей, с первого курса…
…правда, сбились с последовательности довольно быстро…


– Всех Уизли чисто теоретически нужно закрасить умеренно-серым цветом. — Убеждённо говорю я.
– Обоснуй. — Напоминает Аластор. Это что-то вроде игры: выбираешь кого-то из списка, говоришь цвет, приводишь доводы, а потом приступаешь к самому интересному — раскрашиваешь.
– Легко — у них большая семья.
– Не преступление.
– А я и не обвиняю. Но представляете, какой простор для шантажа у Неназываемого со товарищи? Это ж любого рыжего взять в оборот, и вуаля — вся семья твоя.
– Логично… — Пробормотал Грюм, поочерёдно заштриховывая рыжее семейство в спокойный серый цвет потенциально опасных. Наконец, дошёл до Джинни. — Эй, малец, а с этой ты, вроде, встречался?.. — Потянувшись за чёрным карандашом, для вида уточнил аврор.
– Нет, не думаю, что это она. Просто, понимаете, ежели бы всё обстояло так, как Вы пытаетесь показать, то она бы и не подумала разрывать со мной отношения. Ведь тогда у неё были бы все основания быть рядом, как можно ближе…
– Любишь, что ли, её? — Ухмыляется он.
– Это с чего это Вы взяли? — Действительно опешил я от таких странных и совершенно необоснованных выводов.
Да с чего он мог взять-то такое?
То, что я не собираюсь выдавать её маленьких кровожадных планов — так это во мне благородство говорит.
То, что мне приятно, что она не купилась на мою подделку — так это во мне задетая вера в собственную неповторимость говорит.
То, что до сих пор так и не начал встречаться с другой, хотя собирался — так это я просто такой тормозной, что уж тут говорить.
Нет, ну правда, с чего бы взяться таким выводам?
– Бывшую ни с того ни с сего не выгораживают. — Мудро высказывается он. — А, впрочем, резон в твоих словах есть… Чёрт с ней, пусть будет как и родня…



– По консолидированному мнению квалифицированного большинства, то есть примерно трёх четвертей из постоянно дислоцирующихся на территории данной школы, все слизеринцы как вид являются латентно асоциальными личностями с потенциально криминальным будущим…
– Чёрным? — Деловито уточняет Грюм.
– Тёмно-серого хватит.
– Очень тёмного тёмно-серого тогда уж…



– А я думаю, что это кто-то из ваших Зверей.
– Это ещё почему?! Я их, конечно, не выгораживаю, но за державу обидно!
Грюм подозрительно покосился.
– Пока их не было, нападений в замке не было.
– Правильно вы говорите, правильно!.. Логично. Действительно, нападений не было. — Грюм заухмылялся и с самым кровожадным видом притянул к себе списочек с нашими данными. — Ведь и меня-то в замке тоже не было. — Вырываю из-под загребущих аврорских лапок список. Данные тут, конечно, не конфиденциальные, но всё же, всё же… — Все вражеские поползновения покамест были направлены против меня. А необоснованно обвиняемые находились в непосредственной близости со мной всё время до приезда сюда и — странное дело!.. — не нападали. Вот я и подумал тут ненароком: а, может, мы их совсем светло-светло-серым отметим, а?..
Быстренько закрашиваю, и перевожу тему, дабы, упаси Боже, он не успел оклематься.
– Знаете, ещё мне кажется, что крайне вряд ли, что искомым преступником являются профессор МакГонагал или Сириус Блэк.
– Блэк — уголовник!..
– Но его же оправдали.
– Он сидел.
– Человек по своей природе не может только лежать и стоять, только что-то я не припомню, чтобы Вы кому-нибудь ещё эту физиологическую особенность организма инкриминировали в вину.
Грюм почесал подбородок. Наверное, там у него был встроен какой-то внутренний переводчик, ибо, кажется, смысл фразы до него всё же дошёл.
– Крёстного выгораживаешь. Ну-ну…
– Но ведь нападают-то на меня, верно? А он мой крёстный. Он не может. Так что…
– Ладно, чёрт с ним, с Блэком. Хотя с такой фамилией красить светлым цветом…
Аластор издал ряд странных хрипящих звуков, которые при очень большом воображении можно было назвать смехом. А воображения у меня было достаточно, чтобы представить, как он будет ржать, если вдруг когда-нибудь случайно узнает, кто…
– Ладно, Блэк — крёстный. А Минерву-то чего?
– А… — …судорожно выбираю, какой сорт лапши я ещё не развесил на остатках его ушей… — А ей директор доверяет.
– Альбус слишком многим доверяет.
– Точно! Вы правы! Вот, скажем, тот же Снейп — преподозрительнейшая личность…
Ну что же, красной тряпкой перед быком помахали — теперь можно с только возвращённой из химчистки совестью по-тихому заштриховать как “почти совсем не опасную персону” Минерву МакГонагал.
Мысленно прикинул, всех ли, кого хотел, выгородил и вновь прислушался к рычанию Грюма о том, где он видел Снейпа и как тот замечательно там смотрелся. О, это было как вчера, хотя и прошло уже почти четырнадцать лет — идеальное сочетание, прямо как маленькое чёрное платьице от Коко Шанель, просто и элегантно: Упивающийся, Азкабан, Дементоры. Ни убавить, ни прибавить. Хотя, прибавить всё же можно — срок…



– Альбуса, кстати, каким красить будем?
– Не знаю, но, если так подумать… — Мы действительно почти развлекались, ведь это довольно забавно (естественно, по меркам таких довольно циничных людей, как мы оба): искать причины и поводы, ниточки и верёвочки, за которые мог потянуть Волдеморт, рассматривать вероятность совершения каким-либо лицом данного конкретного деяния и его гипотетические мотивы. — Альбус вполне, кстати, мог бы быть. — Не очень уверенно говорю я. — Заключить какое-то временное перемирие, заплатив моей недолгой нетрудоспособностью в обмен на относительное спокойствие в стране. Я не говорю, что директор мог встать на его сторону — Боже упаси!.. Но вот во благо страны, в интересах многих, для спокойствия большинства… Это ведь небольшая жертва, ведь так? — Грюм задумчиво закрасил директора средней серости серым. — Может статься, что именно поэтому все нападения были какими-то… Как будто бы мне давали все возможности уйти, мол — я как бы свою часть обещания исполняю, но кто ж виноват, что вот такая вот жертва везучая?..
Аластор, задумчиво:
– Очень может быть. А теперь — что скажешь про себя?
Я уверенно взял чёрный карандаш и заштриховал своё имя.
– По некоторым данным, у меня есть ментальная связь с ним. И то, что я её практически не ощущаю и что покамест у меня нет провалов в памяти, отнюдь не означает, что дела на самом деле обстоят именно таким образом.
Аластор как-то слишком спокойно и медленно вытащил палочку из рукава, поднял её на меня, сделал ужасно знакомое движение кистью, произнёс заклинание на букву “А”…
…и облил меня холодной водой.
Видимо, в воспитательных целях. А, может, я просто порядком запылился и мне срочно требовался душ.
В любом случае, предусмотрительно наложенный водоотталкивательный Импервиус спас меня от участи сидеть и обтекать, зато обрёк на мокрое существование директорский ковёр. Ну, ничего. Глядишь, лужа эта сама как-нибудь к утру и высохнет…
– Никогда не поставлю своего будущего ученика в один ряд с Упивающимся.
Сижу и смотрю, как он исправляет цвет на обычный серый.
Да, пока у нас только один чёрный, и тот Снейп.
Простите меня, профессор, но всё равно Вас все и всегда подозревают.

Теперь они словно поменялись местами:
– Поттер что-то скрывает. — Безапелляционно утверждает Снейп, почти уверенный, что личность Сквозняка тому прекрасно известна.
– Скорее, кого-то покрывает. И мы даже знаем, кого. — Убеждённо заверяет Грюм и поясняет. — Он выгораживает своих.
Снейп презрительно фыркает, всем своим видом показывая, что это не аргумент.
– Похвальное качество. И не сомневался в его преданности друзьям. — Мягко произносит директор.
– Альбус, Блэк ещё. И Минерва.
– Минерва?.. — Чуть нахмурился, пригладил бороду. — Значит, он знает…
– Скорее всего. И девчонку Уизли. Всё ещё любит её, видать… Чертовски на Лили девчонка похожа, да, Альбус? — Директор выразительно-согласно промолчал. — А парнишка от обоих родителей лучшее всё взял. Альбус…
– Да, Аластор? — Директор подавил вздох — старый аврор вновь завёл ту же шарманку.
– Отдай его мне. Когда это всё закончится. Отдай его мне.
Вначале Грюм к мальчишке приглядывался. Теперь вот пригляделся — и начал терроризировать старого друга.
– Он что-то скрывает. — Упорно продолжает напоминать Снейп.
– Все мы что-то скрываем. — Примирительно бормочет Дамблдор, что-то прикидывая.
– Проверим его зельем? — Любезно предлагает зельевар.
– Ладно, проверяйте. — Соглашается всё же Грюм, но на своём настаивать продолжает. — Но в любом случае обещай, что отдашь.
Снейп кривится, Дамблдор вздыхает.
– Аластор, он не Джеймс.
– Конечно, нет. Он даже лучше.
– Альбус, да отдайте Вы ему мальчишку — похоже, нашему параноику принципиально, чтобы в учениках у него был кто-то из Поттеров.
“Параноик” ничего не говорит и никак не исправляет “Поганого Пожирателя” — значит, действительно, принципиально.
– Там видно будет. — Неопределённо отвечает директор, после чего, ненадолго задумавшись, уточняет у Северуса, когда будет готово зелье.
– К вечеру понедельника настоится и можно будет использовать.
На том все и расходятся.

Где-то ближе к рассвету я тихонечко поскрёбся в дверь тренера. Открыли почти сразу, как будто визита моего ждали.
Рассказываю, что это было даже не столько вычисление преступника, сколько выделение из всей массы подозреваемых особо потенциально опасных особ с целью дальнейшего пристального за ними приглядывания.
В общем и целом, таковых оказалось немало — все слизеринцы и ещё несколько подозрительных субъектов с других факультетов, фамилии которых я быстро перечислил. Ну и Снейп конечно — куда уж без него.
Под конец вспоминаю про предложенное ученичество.
– А мне Грюм предложил к нему в ученики пойти.
– Пойдёшь?
– Пойду, конечно. Стране нужны параноики.
Ричард кивнул — действительно нужны.
А от таких предложений не отказываются. Тем более что с Грюмом я действительно умудрился как-то найти общий язык. И он, кстати, по-своему весёлый, просто со своим, очень специфическим, чувством юмора…

Вечер понедельника. Кабинет директора Хогвартса.
В презрительно-самодовольной мине зельевара сквозило слишком много злорадного предвкушения, Аластор Грюм был даже по его меркам слишком неодобрительно-недовольно насторожен, а Альбус Дамблдор слишком настойчиво предлагал попробовать какой-то особенно вкусный чай.
В общем, не сложить один, один и ещё один намёк было почти невозможно.
Как, впрочем, и отказаться от вежливого предложения.
Чашечку я принял, повертел в руках, повосторгался дизайном, оценил качество фарфора, с удовольствием принюхался к приятному аромату, и…
И совершенно не торопился сделать хотя бы один глоток, выжидая, когда же у нашего зельевара наконец-то сдадут нервы.
Не прошло и десяти минут, а тот всё же не выдержал и сказал-таки одну из своих коронных фраз про моего отца.
Быстро допиваю до дна, ставлю чашечку на блюдечко и на последнее “Ваш отец был лицемерным эгоистом, он…” отвечаю:
– Профессор Снейп, вы знаете, я знаю, что да: был. — Прервался и смотрит недоумённо. Поясняю, потихоньку ощущая, как начинается действие какой-то разновидности зелья болтливости, кажется, “В мыслях и на языке”. — Для Вас он, действительно, был именно таким. Но не для тех, кто, как Вы выразились, “превозносит этого ничего из себя не представляющего безмозглого гриффиндорца”. Мне вот, знаете ли, было бы очень сложно ненавидеть собственного отца, который любил меня и мою маму настолько, что не раздумывая, без палочки, кинулся задерживать собой Волдеморта. Вы считаете — безрассудно?.. Безусловно. Но у него не было ни времени, ни малейшего шанса против столь сильного противника. Он ведь действительно мог только задержать, дать, хотя бы самый призрачный, шанс выжить маме, дать шанс мне. А смогли бы Вы шагнуть вот так навстречу своей смерти? Ведь Волдеморт за мной тогда пришёл — если бы отец поднял бы руки вверх, рухнул на колени и сдался, то вряд ли был бы убит. Сделал ли он это? Я почему-то уверен, что у него и мысли подобной не возникло. А теперь ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос: как можно обвинять в эгоизме человека, который не поставил свои интересы, свою жизнь — а жизнь, как мы знаем, считается самой главной, самой важной ценностью — выше жизней других? — Зельевар явно возмущённо открыл рот. — Прежде чем ответить, подумайте сначала, а смогли бы Вы поступить также, как поступил он. И ещё… Знаете, каждый имеет право на своё собственное мнение, на своё ви́дение мира. У нас, в нашем мире, это знают если и не все, то многие, а кто не знает — тот пусть почитает законодательство, там это право чётко закреплено. Здесь же об этом забывают все поголовно. Почему-то Вы никак не можете понять: это для ВАС Джеймс Поттер был эгоистичным мерзавцем, это с ВАМИ он поступал некрасиво, плохо, порой даже подло. Но то, что он поступал так с Вами, никоим образом не меняет моего к нему отношения. Знаете, профессор, мне вообще плевать на то, что там у вас за конфликты были. Вот только ответьте мне сейчас честно: неужели бы Вы смогли возненавидеть собственного отца, который, к тому же, так вас любил, что даже жизнью ради вас пожертвовал, просто из-за того, что тот не был идеальным, что у него не сложились с кем-то отношения? Что-то я очень серьёзно в этом сомневаюсь, а если же “да”, если бы смогли, то вы сами стали бы тем самым “лицемерным эгоистом”. Поэтому, если Вы хотите поговорить с кем-то о том, какой нехороший это был человек — Джеймс Поттер — пожалуйста, говорите. С кем хотите говорите!.. Но я действительно был бы Вам премного благодарен, если этим “кем-то” буду не я. Потому что мне, действительно, плевать, как мой отец относился к разным людям. Мне важно лишь, как он относился ко мне, к маме, и к тем самым многочисленным друзьям, что так нахваливают и идеализируют его. И ведь, видимо, действительно неплохо относился, раз после его смерти все столь хорошо о нём отзываются, а?.. Вы злитесь, Вам это не нравится… Но кто же Вам виноват, что Вы не в состоянии оставить даже не просто прошлые обиды в прошлом, а прошлые обиды к мёртвому человеку. Его ведь нет в вашей жизни уже почти полтора десятилетия, так отчего же Вы никак не можете оставить его в покое, просто забыть про него? Знаете, мне ведь уже порядком надоело слушать эти ваши постоянные гневные шипения. Мне вообще кажется, что Вам бы стоило посетить психолога, беседа с ним Вам определённо не помешает, сэр, потому что, знаете, это ведь так чертовски просто и удобно — сваливать всё на одного, да к тому же ещё и мёртвого, человека, обвинять его во всех своих неудачах, во всех своих проблемах. И придумать охренительно классное правило: во всём виноват Поттер. Без разницы даже, какой именно Поттер, главное — чтобы именно он. Эта Ваша концепция настолько Вас устраивает, что, честное слово, мне ведь не жалко — пользуйтесь себе и дальше ею на здоровье. Ведь не только мне безразлично Ваше мнение, но и Вам — моё. И, конечно же, мои слова не стоит воспринимать всерьёз. Да и вообще воспринимать, конечно же, не стоит. Да вы и не будете. Да и не надо мне — я не ставлю своей целью спасение вашей души, погрязшей в обвинении во всех грехах мира моего покойного отца.
Наконец-то чувствую, что действие зелья почти сошло на нет. Теперь можно чуть выдохнуть и извиниться.
– Хотя кое в чём Вы, безусловно, правы: в конечном счёте за грехи родителей всегда расплачиваются дети. Как бы кто ни проповедовал обратное. Хотя я всегда рассматривал этот постулат с чисто медицинской точки зрения, то есть что никто не может передать здоровья больше, чем имеет сам. Поэтому если бы мои родители вели неправильный образ жизни, пьянствовали там, али ещё чем злоупотребляли — отразилось бы это в первую очередь на мне. Но они ведь не были ни алкоголиками, ни наркоманами. И они дали мне всё, что только могли: хорошее здоровье и шанс на жизнь. И хотя бы за одно только это мне стоит испытывать к ним благодарность, знаете ли.
Снова беру в руки чашечку, верчу её в разные стороны, ещё раз вдыхаю еле слышный аромат…
– Всё-таки и впрямь очень хороший липовый чай, профессор Дамблдор, сэр… Ведь он с липой, не так ли? — Директор кивает и мягко улыбается, загадочно сверкнув очками и мерцая глазами. Его тонкую иронию я не смог не оценить. — Я тоже очень люблю липовый чай, он какой-то по-особенному мягкий и вкусный, а этот ещё и с таким тонким послевкусием…
В кабинете царит тишина.
Альбус Дамблдор мягко улыбается, Аластор Грюм — злорадно скалится на, кажется, благополучно им же обездвиженного Снейпа, застывшего памятником Великой Злобе.
Через минуту меня отпустили восвояси.
“Когда говоришь, что думаешь — думай, что говоришь”. Первое правило любого человека, который не хочет даже под действием зелий рассказывать даже часть из того, что знает. Поэтому нужно было направить мысли в такое русло, повернуть их в такую сторону, которая заставит окружающих забыть спросить обо всём на самом деле важном — и тогда твои знания останутся при тебе.
А ведь я вообще-то не хотел всего этого выговаривать Снейпу — вот честное слово, не хотел!.. Если жизнь меня чему и научила, так это не судить других. А ещё… Ещё исполнять приказы. Не обсуждая.
Поэтому-то я их просто как обычно профессионально заболтал: всё как всегда — много слов, но ничего важного.
Много слов — и создаётся впечатление, что человек открытый, ничего не скрывает, да и вообще — общительный.
Много слов — и часть людей начинает воспринимать тебя как болтуна, несерьёзного человека — а что может быть лучше в нашей профессии, чем ввести в заблуждение личностей, которые и так про тебя слишком многое знают?..
А они ведь знают, что ты опасен.
К счастью, правда, даже и не представляют, насколько…

Утро следующего дня. Вторник. Хогвартс, Большой Зал. Завтрак.
Северус Тобиас Снейп искренне думал, что этот чёртов понедельник был одним из наихудших дней в его жизни.
Но это он просто ненадолго забыл, что, как только ты уверуешь, что хуже быть уже не может, судьба обязательно докажет тебе обратное…
Мозг только-только зафиксировал: “Статья. Скиттер. Пророк”, а потом сразу выдал: “Поттер. Убью!!!”.

Первыми в расписании стояли руны, и я как раз только-только разложил вещи на парте, как ко мне подошла Падма Патил и молча протянула свежий выпуск Ежедневного Пророка.
Практически слово в слово, ничего не переврав и удивив меня этим неимоверно, Рита Скиттер, со ссылкой на пожелавший остаться анонимным источник, привела прочувствованные слова Гарри Поттера, мои то есть, обращённые к неизвестному недоброжелателю, в коем по её тончайшим намёкам только слепо-глухо-немой дегенерат не распознает Снейпа. И хотя основная идея, конечно, заключалась в заголовке, кричащем с передовицы о моей трепетной сыновней любви к героически погибшим родителям, но мне всё равно вдруг неожиданно и очень сильно начало мечтаться о горящей путёвке на Северный Полюс с даты “вот прям сейчас” и с вылетом “вот прям отсюда”…
Читавшие за моей спиной ребята только коротко уточнили, говорил ли я это. Вздыхаю и, по стеночке пробираясь к выходу, признаю — “Было дело”.
И, конечно же, дверь распахивается почти перед самым моим носом, являя в своём дверном проёме озверевшего мстителя.
– Где Поттер?! — Рычит Снейп. Злой такой Снейп. Зло так рычит.
Я преувеличенно искренне удивляюсь:
– Как?! А вы разве не знаете?! Он же ушёл!..
– Как ушёл? — Поворачиваясь ко мне, опять рычит Снейп. Ух и довели же его, раз он даже шипеть перестал… Повернулся. В его глазах зажёгся маниакальный блеск узнавания…
– Ды вот так!..
“Ща покажу!..” решаю не добавлять, а просто показываю, быстро делая ноги, пока он чего не сделал. А то он злой сегодня какой-то. Да и рычит. Зло так рычит… В общем, довёл я его, а Рита добавила, раз он даже уже шипению своему коронному изменил.
Оказавшись в коридоре, быстро прикинул в голове черновой план действий: поменять внешность, перейти на нелегальное положение и — в подпол… Заслышав приближающиеся шаги, сократил до “забиться под плинтус и не высовываться”. Практически идеальный план омрачало лишь одно — плинтусами при строительства замка Основатели как-то не озаботились…
Поэтому приходится бежать в сторону выхода из здания, а в голове при этом чётко вырисовываются основные постулаты новой директивы: “В Большой Зал. К Дамблдору. Он защитит”.
Так, задача ясна — всего лишь добежать до директора. А уж тот-то меня защитит, куда он денется. В конце концов, убийство в стенах школы не должно вписываться в его глобальный план по постройке мира во всём мире, установке гармонии и распространении лимонных долек. Ведь не должно же?..
Параллельно размышлениям о возможных путях спасения своей драгоценной тушки, рьяно удираю от Снейпа и уворачиваюсь от запускаемых им же заклятий. Чувствую себя при этом презанятно: понимаю, что надо бы реагировать адекватно, но мне… Смешно?.. Странно, ведь я же знаю, что с этого разъярённого птеродактиля станется швырнуть в меня мозговыкачивающим проклятьем, а потом как ни в чём ни бывало заявить, что так оно всегда и было. А мне потом только и останется, что жизнерадостно пускать слюни. В веселёнький жёлтенький слюнявчик в аленький цветочек. И с симпатичными синенькими крокодилками. И с зелёненькими рюшечками по краям. И с надписью “Специально для Вас из Хогвартса пищала Магическая Мода в редакции от Альбуса Дамблдора”…
Стоп-стоп-стоп!!! А ну отключись, больное воображение! Соберись, инстинкт самосохранения!!
Так-с, ближайший путь к Дамблдору пролегает через движущиеся лестницы — а это открытое, замечательно просматриваемое и просто отлично простреливаемое пространство…
Не колебля


CargerdreeДата: Четверг, 09.08.2012, 00:46 | Сообщение # 66
Высший друид
Сообщений: 985
Мне мечталось, что первое, что я сделаю по прибытии — это спрячусь за широкую спину директора, облачённую в кислотно-канареечную мантию (причём в этой кислоте канарейку, очевидно и закономерно, ещё и порядком разъело, потому что тут и там на этой мантии проступали подозрительные красные пятна, условно складывающиеся в цветочки — возлежащие, кажется, на могилке всё той же канарейки). Мои надежды должны были, конечно, оправдаться — ведь на всемогущего старичка разъярённый молодой бычок кидаться с целью пободаться, естественно, не станет. Ну, или Снейп всегда ведь может просто вдруг резко вспомнить, что жёлтый цвет традиционно должен успокаивать всяких неуравновешенных личностей из домов почти такого же оттенка, и поэтому взять да и угомониться самостоятельно и даже и без контрольного “мальчик мой”.
Вот только было одно нехорошее “но”…
Хотя, если точнее, то это одного хорошего как раз таки и не было, а именно Дамблдора в Большом Зале.
Вот.
Ведь.
Блин…
Ныряю под ближайший стол и уже там понимаю, что что-то не так.
Осторожно высовываюсь и понимаю, что зельевар, конечно, не успел распознать, где находится моё укрытие, зато…
Зато мой крёстный успел распознать в нём угрозу для моего благополучия, здравия, процветания и общего благоденствия.
И ведь то, что они устроили, даже не было дуэлью. Это было что-то значительно более масштабное и явно грозящее вот-вот перейти в смертоубийство.
Поэтому я ползком-ползком, аккуратненько и осторожненько так, пробрался за спину Снейпа и сделал знак находящейся за спиной Сириуса Лаванде. По моему сигналу мы одновременно парализовали увлёкшихся друг другом дуэлянтов, а я ещё сразу после этого быстро наколдовал им по воздушной подушке — чтобы они ничего себе не отбили при падении на пол.
Выдыхаю, инкарцерю обоих, колдую носилки и прошу девушку Лео проследить, чтобы их доставили в Больничное Крыло и чтобы мадам Помфри прокапала им курс успокоительных капель. Браун ответственно кивает и быстро призывает организоваться находящихся рядом гриффиндорцев — и те, конечно, без промедления спешат на помощь.
…а я вдруг неожиданно понимаю, что, кажется, мне можно ставить за экзамен по предсказаниям “П” автоматом…

Вечером того же дня я очень-очень неохотно скребусь в покои Северуса Снейпа. Минут через пять моих настойчивых намёков, что я бы всё же не отказался оказаться по другую сторону двери, послышался ещё более жуткий скрежет, чем издавал я вместо стука, видимо, до́лжный обозначить, что в комнате сменился статус на “открыто”.
Аккуратно втискиваюсь внутрь и присматриваюсь к искомому объекту на предмет обнаружения у оного повышенной агрессивности.
Обнаруживаю вместо этого обдолбанный успокоительными полутруп, нежно поглаживающий гранёный стакан, на самом донышке которого плещется немного янтарной жидкости. А рядом — бутылка, которую хоть сейчас на плакат “Исчерпаемые ресурсы исчерпываются!”.
– Ты, Поттер, у меня в печёнках сидишь. — Вместо приветствия заявляет Снейп.
– Я, конечно, не доктор, но всё же авторитетно Вам заявляю — то, что сидит у Вас в печени, по-научному называется циррозом. Завязывали бы вы спиртное-то на ночь в таких количествах употреблять…
Подхожу, забираю стакан, ставлю его на столик к бутылке и сажусь в соседнее кресло.
– Я не пил. — Спокойно, как и полагается под действием умиротворяющих зелий, заявляет профессор. Согласно киваю — конечно, нет. Алкоголь несовместим с такими веществами, поэтому если бы он сделал хотя бы один глоток, то сидел бы не здесь и не со мной, а в ванной и в компании унитаза. И мне отчего-то казалось, что ежели бы стакан я у него не забрал, то второй вариант таки показался бы ему соблазнительнее… — Можете налить себе медовухи, Поттер.
А вот это неожиданно. То, что Снейп в руках держал стакан и притворялся, что мир вокруг так странно плывёт из-за того, что он немного выпил, было странно, но у каждого свои способы восстанавливать душевное равновесие.
Но вот то, что он готов сделать вид, что напился он в моей компании…
…явно свидетельствует, что он успел подлить уже чего-нибудь ядосодержащего в бутылку…
Впрочем, наверняка он предлагает мне тоже просто посидеть со стаканом в руках. Ибо из предложения “налить себе” не вытекает необходимости налитое ещё и выпить.
– Я не пью. — На всякий случай отказываюсь и внимательно на него смотрю. А он на меня — и тоже внимательно.
Уточняет:
– Вообще?
Киваю.
– А осенняя ваша вылазка? — Прикидываюсь тапком и уточняю, на что это он намекает. — В Кабанью голову.
– Ах, это… — Тоже мне, нашёл что вспомнить… — Это так, всего лишь небольшая разведывательная дегустация. А так я вообще не пью. — Потом подумал и, вспомнив, что́ порче ядами не поддаётся, добавляю. — А вот от молока бы я, кстати, не отказался.
Спокойная вариация прежней усмешки почему-то показалась мне ещё более устрашающей.
– Если бы у меня было молоко, Поттер… — Пауза. И неожиданное продолжение: — …я бы им с Вами поделился.
Ага, всё ясно: Белль расстаралась и вколола ему тройную дозу. Видимо, чтобы уж наверняка. Всё-таки я правильно сделал, что настоял, чтобы моим крёстным занималась мадам Помфри. В конце концов, крёстный-то у меня один и расшвыриваться им я всё ещё не собираюсь.
– Благодарю Вас, профессор, это очень щедрое гипотетическое предложение. А я гипотетически приму любое гипотетическое молоко, которое Вы гипотетически сможете добыть и которым теоретически решите поделиться.
Окончательно убедившись, что он всё же воспринимает реальность, пусть и не очень адекватно, перехожу к сути дела.
– Вы расстроились из-за статьи, не так ли? — Неподвижный и чуть расфокусированный взгляд прямо сквозь меня. Ну, никто от него сегодня бурных реакций больше ведь и не ждал, верно?.. — В кабинете нас было четверо. И предположительно кто-то из нас связался со Скиттер. Вы бы не стали, конечно. У меня теоретически не было возможности — совы в Хогвартсе запрещены, а все камины, кроме директорского, заблокированы. Подозревать мистера Грюма в любви к прессе не приходится. Поэтому остаётся только…
Многозначительная пауза. Тот сосредоточенно хмурится.
– А ещё, конечно, портреты. Ведь они могут путешествовать почти беспрепятственно, не так ли?
Отстранённый кивок.
– Замечательно. Это мы выяснили. Теперь давайте проясним самый главный момент. Профессор Снейп, сэр, Вы ведь отдаёте себе отчёт, что в любой момент нашей с Вами презабавнейшей эскапады я мог повернуться, достать пистолет и спустить курок? А потом просто подойти, закатать Вам левый рукав и представить всё как очередную попытку вашего господина отправить на тот свет Мальчика-Который-Выжил, будущего спасителя магического мира? И мне не то, что ничего бы не было за это, мне бы как раз таки ещё и как было бы: и дифирамбы, спетые дружно и хором и в унисон половиной радостного магического мира, и грамотки почётные, и общие почёт и уважение…
Тот кривится.
– Что ж не выстрелил?
– Пожалел. — Честно признаюсь я и поясняю. — Неустойчивую детскую психику. Вы забыли, а вот я прекрасно помнил, что вокруг дети. И убегал поэтому с радостной улыбкой и чуть ли не с гиканьем, чтобы все думали, что это игра такая. — Тяжёлая пауза. — Ричард объявил всем, что это была учебная боевая тренировка на пересечённой местности, максимально приближенная к действительности, разработанная, одобренная и проведённая совместно с профессором Дамблдором. И что всё было абсолютно безопасно и под контролем. И что это чистой воды недоразумение, что Сириуса забыли о ней предупредить, поэтому всё, кроме вашей с ним стычки, входило в план по отрабатыванию у меня необходимых навыков выживания в ситуациях, когда на будущего спасителя нападают пожиратели смерти в заполненных мирными учениками школах.
– Это…
– Это единогласно принятое решение окончательное, уже оглашённое публично и видоизменению не подлежит.
На секундочку вспоминаю, какие баталии проходили в кабинете директора не так давно в процессе становления единогласности сего решения…


– Северус полезен.
– Только в зельях.
– Он не только зелья знает, но и защиту от тёмных искусств!..
– Экий он шампунь и ополаскиватель… А, может, ещё и кондиционер, а? Может, всё же не два, а три в одном? Судя по его сегодняшним действиям, то у него совсем неплохо обстоят дела и с самими тёмными искусствами…

– “Родина может спать спокойно, зная, что такой человек шпионит для неё”?! Вот именно!! Спи спокойно, дорогая Родина!.. И вообще, уже одно то, что его свои же называют не патетично “разведчиком”, а словом с ярко выраженной негативной окраской “шпион”, о чём-то да и говорит!..


– Нам придётся ещё устроить несколько тренировок такого рода. На этот раз, вероятно, с привлечением представителей Аврората.
Встаю, подхожу к двери, оборачиваюсь.
– Я знаю, что уровень конфликтогенности наших отношений оставляет желать стагнации… — Выразительно молчу. — Но нам лучше как можно убедительнее сделать вид, что всё не так уж плохо.
Почти переступая порог, напоминаю напоследок:
– Ах, да, профессор… — Вкрадчиво припоминаю. — Не забудьте — Вы должны мне моё гипотетическое молоко.

Утро следующего дня. Среда, первый урок зельеварения у Слизерина и Гриффиндора пятого курса.
Влететь в класс и обязательно эффектно взмахнуть полой мантии — это как достать котёл и поставить его на огонь…
…по дороге к доске отвлечься ненадолго и небрежно поставить на парту перед щенком Поттера бутылочку с молоком…
Затем следует добиться нужной концентрации тишины, подготовить гриффиндорцев к медленному закипанию, довести до температуры кипения и, презрительно фыркнув, сбавить немного огонь насмешек, — но только для того, чтобы чуть-чуть попозже, снова и снова приправляя снятыми баллами, вновь задать жару нерадивым ученикам…
Вот он — стандартный, отработанный на многих поколениях ингредиентов, рецепт урока…
…в который Северус Снейп более ни одной ошибке вкрасться попросту не позволит.

…по окончании пары у самого выхода из класса чуткое шпионское ухо уловило:
– Эээ, Лаки, а это ещё что такое?..
– Молоко, конечно же. — В голосе мальчишки слышится улыбка. — Утконоса.
Северус Снейп самодовольно ухмыльнулся. Про вид молока Поттер уточнить действительно забыл.

Но ухмылялся зельевар так только потому, что запамятовал, что утконосы вообще-то исчезающий вид, находящийся под всемирной охраной. Поэтому, конечно, ответственный Лаки немедля отправит бутылочку с этим молоком бандеролью обратно в Австралию в качестве гуманитарной помощи голодающим утконосам. А Снейпу уже на следующий день придёт полный финансовый отчёт с чеками, указывающими баснословную сумму, потраченную национальным героем на это столь благородное дело. И с постскриптумом, выведенным каллиграфическим почерком на обратной стороне фотокарточки очаровательного маленького утконосика с той-самой-бутылочкой-молочка в лапках, что только из уважения к его учительской зарплате убытков Лаки с него, так и быть, взыскивать не станет.
Так что пусть себе зельедел поухмыляется, пока есть такая возможность и такой повод и пока этот-чёртов-Поттер только начал потихонечку подбивать Гермиону Грейнджер на создание магического аналога общества по защите животных.


CargerdreeДата: Четверг, 09.08.2012, 00:49 | Сообщение # 67
Высший друид
Сообщений: 985
Всё, все главы выложил, кстати, кому интересно я поговорил с автором и вот что она сказала

Quote

Проды… Ждать. До 17 сентября - причём этого года. Причём по-любому, почти гарантию даю - таки дождётесь.


Lady_of_the_flameДата: Воскресенье, 02.09.2012, 00:59 | Сообщение # 68
Душа Пламени
Сообщений: 1100
ооо… давно читала этот фик ))
радует, что скоро прода будет ))


invisibleДата: Воскресенье, 02.09.2012, 09:01 | Сообщение # 69
Подросток
Сообщений: 14
Аааааа! автор быстро включи логику и МатЧасть! Это просто тихий ужас, ляп на ляпе и ляпом погоняет. Не состыковок просто вагон и маленькая тележка. Или хотяб возьми нормальную бэту.

не орите.
сообщение отредактировано


CargerdreeДата: Воскресенье, 02.09.2012, 12:23 | Сообщение # 70
Высший друид
Сообщений: 985
invisible, автора тут нет, и не думаю что появится, но я ей передам,
Quote (invisible)
тихий ужас, ляп на ляпе и ляпом погоняет.

будьте конструктивны, укажите где какие и что, а не просто говорите.


ПетрухххаДата: Суббота, 22.09.2012, 11:46 | Сообщение # 71
Посвященный
Сообщений: 47
Вообще-то кое-где прода появилась аж 06.09.2012.
ТронДата: Четверг, 03.01.2013, 23:22 | Сообщение # 72
Программа
Сообщений: 773
Тема закрыта.

Форум » Хранилище свитков » Архив фанфиков категории Гет и Джен » Везунчик.
  • Страница 3 из 3
  • «
  • 1
  • 2
  • 3