|
Улыбка чёрного кота
| |
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 15:01 | Сообщение # 1 |
Странник
Сообщений: 538
| Название фанфика: Улыбка чёрного кота
Автор: Smaragd
Бета : Зимний горностай
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Гарри Поттер/Драко Малфой
Тип: слэш
Жанр: Романтика, Ангст, Драмма
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари: Ох уж это саммари… Вам и читать будет не интересно… Кратко: Драко - привидение, да, да, умер, сорри, так получилось… Есть ли у него и Поттера шанс на счастье?
Предупреждения: AU, Переселение душ
Диклеймер: Денежной выгоды не извлекаю, на героев не претендую.
Разрешение на размещение: получено
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 15:04 | Сообщение # 2 |
Странник
Сообщений: 538
| Глава 1.
Кот спал, как ангел, в это время мир шумел над его пушистой головою, там кто-то умирал, женился, рожал детей из пробирки и ехал в джунгли, чтобы развеять сплин…
Маленький и изящный, он был не чужд звериного начала, жадно втягивал розовым носом запахи земли, пропаренной под снежным одеялом, как кустодиевская девка, упревшая от богатства своих роскошных телес. Ему, наверное, было бы печально, но такого чувства у кошачьих не водилось, правда, и мудрости, что поражала еще суеверных и покорных египтян, не было и в помине. Просто любовь к покою и требование к миру, хозяину (глупые людишки!) его предоставить… Так кажутся изысканными ленивые дамы и утонченными те, кто лишен здоровья и тургора тела. Мир был должен коту и теперь, стараясь отработать, закрутил весну, расшевелил деревья, позволил галкам орать в небесах от радости… Но спать хотелось, что же делать? Кот не любил дилемм — а нельзя ли спать и есть одновременно? А тут еще что-то прихватывало его пушистый белый комочек, из которого вылезал как… не знал он названия… пестик того цветка, яркий коралловый лингам. Кот полизал — шершаво и приятно… так, кошки, да с их ярким запахом, покорно прогнутой спинкой (чертовы апсары, никакого покоя!)… Вцепиться в загривок, ладно, потом отплююсь, линючие профурсетки… А дома потребовать ванну! И печенки! И на руки! И спать… ВЕСНА!
/ Кот /
* * *
— Это ты? Наконец-то, — Поттер преувеличенно равнодушно скользнул взглядом по едва заметной тени, мелькнувшей на портьере, даже головы не повернул. На светлых предметах интерьера и полосатых обоях «Драко» был почти не заметен, а вот на тяжёлом бархате цвета незрелой вишни можно было легко различить его зыбкий силуэт. Молодой стройный белокурый парень в тонкой рубашке с расстёгнутым воротом и беспечно закатанными рукавами. Не слишком напоминает прежнего Малфоя? Почему же, иногда он «одевается» и по-другому, даже более шикарно, чем при жизни, но чаще предпочитает свободный лук… Ещё очертания призрака были прекрасно видны в дыму, и Гарри приспособился жечь влажные поленья в камине или почти до конца прикрывать заслонку дымохода. Воздух в комнате делался сизоватым, густым и не вполне здоровым, но зато легко можно было увидеть, где именно Малфой находится, что делает, даже удавалось различить выражение его лица. Это создавало такую желанную, такую необходимую иллюзию присутствия и расслабленного, почти живого общения. А вот открытого огня призрак не любил. Когда дрова разгорались, и жадное пламя поднималось под самый дымоход, вырывалось в старую трубу снопом весёлых искр и рассыпалось по крыше яркими светлячками, он обычно забивался в самый тёмный угол, повисал под потолком, сжимался в плотный тёмно-серый сгусток, недовольно пульсировал, пережидал адские пляски оранжевых всполохов на обшарпанном паркете. Или прятался в бельевом шкафу, чаще на средней полке, среди футболок и носков Гарри. Только когда гул и треск огненного чрева сменялся уютным шёпотом подуставшего пламени, тратящего последние силы на уничтожение углей, призрак неспешно растекался по пространству комнаты серебристым туманом, медленно и осторожно восстанавливал свой человеческий облик — и на старинное кресло с вензелем дома Блэков с достоинством садился уже вполне узнаваемый и даже, как и прежде, чертовски привлекательный Драко Малфой. Только немножко прозрачный…
— Это ты? Наконец-то. Долго гуляешь. Скоро час ведьм.
— Соскучился? — серые глаза призрака довольно и как-то сыто блеснули на бледном лице. И что он творит во время этих своих прогулок, если возвращается такой удовлетворённый?
— Конечно, — устало кивнул Гарри и закрыл глаза. — Несколько часов без тебя — пытка. Ты же знаешь. Особенно в темноте и тишине.
На его лицо легла тень — неосязаемая изящная рука замерла на миг, словно нерешительно, погладила колючую щёку, потрогала лоб, задержалась пальцами на шраме, прочерчивая ломаную рельефную линию. Гарри не пошевелился, даже веками не дёрнул. Призрак склонился над Поттером, вдохнул запах его волос, зарылся в растрёпанную шевелюру. Гарри резко распахнул глаза и почувствовал тепло на ресницах. Ему показалось, что он в упор столкнулся с серой переливчатой радужкой чужих глаз, светлых, с голубым оттенком, с тёмной окантовкой, наполненных зеленоватыми льдинками. Или это его собственные очумело-зелёные глаза отражаются и многократно множатся в глазах Драко?
— Ты меня поцеловал?
— Вот ещё! — фыркнул Малфой, так стремительно-невидимо возвращаясь на своё кресло, что даже умудрился шевельнуть бахрому скатерти. Такое иногда случалось с ним, особенно в последнее время — передвижение на высокой скорости позволяло чувствовать некоторые предметы реального мира и даже контактировать с ними. Хорошо это или плохо, Драко не знал, но такие необычные способности приводили его в замешательство и немного пугали. Призраки, они, знаете ли, существа мнительные и не слишком отважные — им есть что терять…
Гарри долго смотрел на качающуюся, словно от сквозняка бахрому, потом тускло прошептал:
— Я почувствовал. Ты меня поцеловал. Зачем врать?
— Не выдумывай, — беспечно махнул рукой Драко и уютно поджал ноги в кресле. — Лучше расскажи, чем занимался.
— Ты же и так всё знаешь, — Гарри повернулся набок, подмял подушку под плечо и задул свечу. Так присутствие Драко в комнате было максимально реалистичным. И правдоподобным.
— Знаю. А мне интересно тебя послушать.
— Приходила Джинни, — монотонно и намеренно гнусаво начал Гарри. — Рассказывала про победы «Гарпий». У них Кубок Мира почти в кармане. Она так изменилась — нарядная, озорная, сексуальная, глаза горят, рот просто не закрывается, — Гарри криво усмехнулся. — Мы пили чай, она пекла блинчики с луком по новому рецепту Молли. Вкусно. Даже Кикимер попробовал блинчик.
«И всё время преданно заглядывала тебе в глаза, стараясь поймать в них «серьёзные намерения»?»
— Ты что-то спросил, Малфой?
— Продолжай, Поттер.
Гарри перевернулся на спину. Смотреть на нагло ухмыляющуюся рожу Малфоя больше не было сил. Ничто не меняется! Даже умерев, будучи захваченным родовой магией дома Блэков, став призраком, Драко постоянно выводил его из себя. Бесил, намеренно, со знанием дела, с очевидным удовольствием, то выражением вечного превосходства на иногда плохо различимом лице, то нахальными замечаниями, колкостями, то показным равнодушием, то противным до тошноты участием и всепониманием. Малфой и на том свете Малфой! Такой же красивый, не менее дорогой во всех смыслах, ещё более желанный. Его сейчас хочется поцеловать, а он радостно скалится и монотонно качает полупрозрачной стройной ногой в такт часам. Его хочется раздеть и положить под себя, а он стучит длинными тонкими пальцами по подлокотнику — и хоть бы хны! Его… его просто очень хочется, до слёз… Гарри отвернулся и украдкой смахнул предательские стыдные капли с ресниц. Повернулся — Драко уже сидел на краешке его кровати, в ногах. Его взгляд был таким живым, что у Гарри перехватило дыхание… Он медленно выдохнул и чтобы уже хоть как-то отреагировать, а не лежать бревном с бешеными глазами и трясущимися губами, продолжил отчёт срывающимся голосом:
— Потом приходил Донахью. У него курсовая не получается по магическим щитам второго порядка. Больше часа просидели. Старательный мальчишка, только глуповат, что ли.
«Это он в твоём, господин аврор, присутствии резко глупеет. Провести с руководителем группы, в которого влюблён, больше часа, наслаждаться твоим голосом, ловить твои взгляды, прижиматься к тебе время от времени горячим плечом под тонким джемпером, а иногда и как бы случайно подставлять бедро под твои пальцы — глупость, достойная похвалы слизеринца».
— Тебе, Малфой, не нравится Донахью?
— Хм, главное, чтобы он нравился тебе.
— Драко, не начинай. Мальчишка мой ученик. Он просто немного не справляется с программой подготовки авроров и требует особого подхода.
— Вот и я о том же.
— Драко! — Поттер сдёрнул одеяло и толкнул его к Малфою. Призрак отпрянул — старые человеческие привычки — качнулся, мимолётно изменил свои очертания, но быстро восстановил и прежний вид, и прежнее поучительно-насмешливое выражение лица.
— Поттер! — покачал он головой. — Этот мальчик влюблён в тебя. Присмотрись. Достойная кандидатура. Симпатичный, миленький, талантливый, упорный. И попка как орех.
— Малфой!
— Или ответь уже взаимностью Джиневре. Она тебя вроде по-настоящему любит, если столько времени толчется рядом. Невозможно всё время быть одному. Тебе кто-то нужен. Живой.
— Малфой!
— Я же прав! Я прав? Твой член считает, что прав! — Драко размазанной пеленой навис над Гарри и почти уткнулся головой ему в пах. Тот сначала задохнулся от возмущения, потом яростно оттолкнул пустоту. Руки прошили пространство, почувствовав только лёгкое покалывание. Или вообразив его… Гарри без сил упал на подушки.
— Давай уже! А то он сейчас взорвётся! — насмешливые серые глаза перед внутренним взором (призраку иногда всё равно, закрыты ли твои глаза), и неприличный энергичный жест. Гарри резко повернулся набок, спустил резинку трусов и взялся пальцами за свой прижатый к животу член. Горячий, пульсирующий, всё наливающийся и наливающийся мучительным желанием. Где-то внутри стало сначала больно, потом… ещё больнее. Напряжение и возбуждение требовало немедленной разрядки. Просто необходимы были влажные губы этого прозрачного ублюдка, его шершавый язык на самом кончике головки, его зубы, сверкающие в темноте, дразнящие опасностью, поджимающие венчик, его чёлка, щекочущая живот. Властные руки, упирающиеся в бёдра, пальцы, скользящие по мошонке, рисующие в промежности невообразимые петли и замысловатые линии.
Гарри хрипло застонал, одной рукой обхватил свою голову и с силой вжал её в подушку, будто хотел самого себя задушить, а второй задвигал по возбуждённому члену. Сначала медленно — настроя не хватало, силы сконцентрировать не удавалось — потом всё быстрее и ритмичнее. Яростный темп и сжатые в статике пальцы вызвали чувство онемения, тысячами тонких иголочек побежавшее к плечу.
— Так, та-а-ак, — нарастал в его башке шторм малфоевского шёпота. — Так, Гарри. Я держу его за щекой. Возьми мою голову. Перехвати крепче. Входи глубже, не бойся. Ну, Поттер, покажи на что способен! Надолго тебя хватит?
Гарри перевернулся на спину, прорычал что-то, давясь звуками, и начал, опираясь на локоть, лихорадочно двигать бёдрами, подмахивая в свой кулак. Тень Малфоя легла на него, окутала обнажённое тело плотным туманом, скользнула под поясницу.
— Так, так! — цунами оргазма неслось по венам глубоким голосом Драко, сотрясало плечи Гарри, вырывало из горла клокочущие всхлипы, заставляло его бёдра подниматься высоко и часто. — А теперь… финиш! — Гарри показалось, что кто-то вжал его в постель, резко раздвинул ему ноги. Горячая влага ударила по обострённо-чувствительной коже. Он, жадно глотая воздух, открыл рот и почувствовал чужой язык на своём языке. Представил, конечно… Как обычно…
Несколько долгих секунд, целую вечность с точки зрения лёгких, лишённых кислорода, оргазм переполнял его член и живот, и бёдра, сжимался, пульсировал горячим сгустком внутри, потом качнулся, метнулся, начал медленно растворяться, убегать в сознание, пробуждать отключившиеся мысли. Снова вернулся в пах, зашевелился уже менее остро, тягуче. В горячем, всё ещё напряжённом, не желающем прекращать блаженное безумие… Захотелось остановить это ощущение, законсервировать его в банке, открывать по своему желанию и вдыхать всякий раз, когда станет особо муторно и непонятно, зачем всё, к чему, для кого… Так примитивно? Да… А как иначе, когда на тебе почти каждую ночь лежит призрак любимого, ушедшего навсегда, ловит твои стоны, твои сладостные судороги, слизывает с твоей кожи сперму, жадно, страстно, а она всё равно остаётся на месте… прилипает к простыне, не хочет смываться под душем, будто это не результат твоей примитивной одинокой дрочки, а нечто ценное и важное, эликсир его любви…
— Вибратор возьми. — Гарри так расслабился от своих тягостных мыслей и болезненного наслаждения, задержавшегося в районе горла, что вздрогнул от требовательного шёпота. — В тумбочке, не капризничай, тебе нужно, — Малфой опирался на руки по обе стороны от Гарри и ловил малейшие изменения выражения его глаз. Поттер отрицательно покачал головой. — Что «нет»? — недовольно поджал губы Драко. — И маслице. Ты то самое купил, что я рекомендовал? Снова «нет»? Ты же хочешь, я это чувствую. У тебя на лице написано. И дрожишь весь, расслабиться не можешь. Давай, мой мальчик. Я буду рядом.
Гарри, словно под гипнозом, потянулся за латексным фаллоимитатором. Он просто сунул его под подушку, сжался в комок и тихо заскулил. Драко рассмеялся, Драко пофыркал, Драко нахмурился. Он встал с кровати, походил вокруг, попетлял между столом и окном, заглянул за занавеску, прищурился от яркого света фонаря. Драко передёрнул плечами и тяжело выдохнул:
— Поттер! Сделай это для меня! Прошу!
Гарри сел на постели и долго сверлил яростным взглядом пепельно-серебристый, словно жемчужный, затылок Драко. Лунный свет, навечно запутавшийся в волосах… Ах, если бы силой взгляда, силой влюблённого взгляда можно было оживлять…
Он засопел, взял в руки «игрушку», проверил, работает ли, кряхтя, повозился в завалах подушек, устраиваясь поудобнее.
— Одеяло сними, — едва слышно приказал Малфой…
— Улыбнись, — вдруг попросил Поттер, раскрываясь и беззащитно вздрагивая. — Я за твою улыбку…
|
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 15:07 | Сообщение # 3 |
Странник
Сообщений: 538
| Глава 2.
В ту ночь его отменно обложили, профессионально, со знанием дела. Отец, слабый, лишённый магии, после войны чудом избежавший Азкабана, совершенно потерявшийся от своей немощи и постыдного положения, пытался что-то предпринять, увести облаву за собой, пустить по ложному следу, уповал на родовую магию мэнора, рисковал глупо и бесполезно. Но Драко не мог отогнать от внутреннего взора глаза матери, полные тщательно сдерживаемых слёз, её решительное мертвенно-белое лицо, плотно поджатые губы хищницы, рвущейся на защиту своего детёныша… Какая мать может сдержать эти слёзы… Они искрящимися капельками расплавленного металла сорвались с самых прекрасных в мире ресниц, пробежали дорожками по бледным щекам. Драко в один миг принял решение: она погибнет за него, и отец тоже… Пусть живут! И аппарировал из мэнора в Лондон, прямо в капкан.
Старые друзья считали его предателем и не собирались успокаиваться, пока не увидят цвета голубой малфоевской крови. Новых дел тоже успел наворотить… Не задалось что-то, однозначно, не в тот змеиный клубок наступил…
В какой-то момент он подумал, что оторвался. Задышал глубоко, преувеличенно размеренно двигая плечами, зашагал по влажной мостовой почти ровно, постарался сосредоточиться и составить план действий на ближайшие часы, дни, месяцы… Как оказалось, у него не было даже пары минут на передышку! Чёртова Метка! Маяк в ночи! Магнит, стрелка маггловского компаса, выдающая направление: вот он, Драко Малфой, ату!
Когда он сообразил, что бежит по какой-то смутно знакомой улице, силы его, и физические и магические, были на исходе. Глаза застилала кровавая пелена, Драко пытался смаргивать её, пока не размазал по лицу что-то липкое и, непонимающе глядя на перепачканные пальцы, сообразил, что это кровь, его кровь, уже чуть тёплая, засыхающая на ветру, прибывающая и прибывающая из многочисленных ран. Голова кружилась, ног он не чувствовал, палочку давно выбили, и держался Малфой на полуразрушенном, созданном в последний момент щите, словно решето, прикрывавшем его спину. И на диком, зверином, нечеловеческом желании никому не отдавать свою жизнь! Или хотя бы продать её подороже…
Заклятия, слабые, невразумительные, энергии неустойчивые, неведомые ранее, зарождавшиеся в маге от безысходности положения, почти на автомате слетали с кончиков его пальцев. Вот раньше бы так! Да он, кажется, великий волшебник… Отцу было бы приятно на это посмотреть… Когда Драко пропустил что-то колючее, ужалившее в ухо, и почувствовал горячую струйку, побежавшую за шиворот, теряя сознание, завалился на дверь маггловского магазинчика. Сползая спиной по толстому стеклу, остатками зрения заметил на противоположной стороне улицы табличку, освещённую ярким фонарём: «площадь Гриммо».
Нажать на звонок двери дома номер двенадцать сил уже совсем не осталось, но, вероятно, он сделал это, потому что, выныривая из дышащей кровью и серными парами черноты, живой и неприятно властной, он наткнулся на обезумевшие от страха глазищи эльфа, а слух резанул знакомый голос, раздавшийся откуда-то из поднебесья. Встревоженный голос Гарри Поттера.
Драко нашёл временное спасение в доме своего школьного недруга, вечного соперника, впоследствии мимолётного любовника. Какие силы, разумные или бессознательные, привели его в этой адской гонке на Гриммо, 12? Бог, Мерлин, родовая магия, отчаянно сражавшаяся за жизнь последнего из Малфоев-Блэков? Дом предков матери притянул его, или любовь, которую он так долго старательно прогонял из сердца? Они с Гарри оба прогоняли…
Он нашёл временное спасение и привёл к порогу Поттера вошедших во вкус, почуявших кровь, не желающих и не способных остановиться преследователей. Опасных, сильных, безжалостных. Мгновение — и Поттер, вместо того, чтобы закрыться, благоразумно спрятаться, вызвать подмогу, вышел вперёд и начал доказывать всему миру, что герой, что аврор, что с победителем Тёмного Лорда шутки плохи, что справедливость восторжествует… Его оглушили — герой явно не ожидал такой мощной наглой атаки перед дверью собственного дома. Малфой очухался на миг. Этого мига ему как раз хватило, чтобы броситься наперерез Аваде, летевшей прямиком в сердце поверженного хозяина дома. Зачем Драко сделал это? Он потом тысячу раз задавал себе этот вопрос… Может быть его притянули ослепительные глаза Гарри, так яростно желавшие светиться тёплой зеленью жизни, а не смертельными изумрудами смерти. Возможно, он вспомнил те пару раз, когда они с Поттером занимались сексом, бестолково, неумело, скандально. Сладко до безумия! А потом разругались в пух и в прах, наговорили кучу обидных слов и даже помутузили друг друга так по-маггловски, с переменным успехом… Или он неудачно дёрнулся и случайно поймал в плечо Аваду, причитавшуюся другому? Впустившему его в свой дом, вставшему на его защиту, ненавистному с детства Гарри Поттеру, его любимому…
Зачем Драко сделал это?
У него было время подумать, когда каждой клеточкой своего распадающегося на части тела он чувствовал, как жизнь быстро оставляет его, покидает вены и артерии, прекращает связь с нервными импульсами; и сердце бьётся уже только на автомате, на нейронных побуждениях, посылаемых ошалевшим от страха мозгом, на примитивных электрических разрядах, на двадцатилетней привычке биться…
У него было время подумать, когда он испытал самую сильную, самую страшную, самую непреодолимую боль на свете — когда душа отделяется от тела и повисает над тобой, недвижимым и стынущим, скорбной, непонимающей, не признающей очевидного и состоявшегося пульсирующей вуалью. Вуаль собирается лёгкими складками, открывает миру своё бывшее тело — ещё тёплый труп на залитом кровью полу чужого дома. И где-то рядом обезумевшие изумрудные маячки, проваливающиеся в темноту. И ещё слышен крик в ночи, отчаянный, раскатистый, несущийся по Гриммо, по Лондону, по миру без Драко Малфоя…
У него было время подумать, когда леди Вальбурга вела его, обнажённого, едва видимого даже самому себе (но от этого не менее смущавшегося и норовившего прикрыть срам), по длинным подземным коридорам. Старинная кладка, таинственные тени в углах, множество приглушённых голосов, сливающихся в тревожный гул нечеловеческого любопытства. Что-то странно родное, опасное, но не страшное… Укладывая его на порушенный временем алтарь, старая ведьма ворчала о предательстве, загубленной и проклятой крови Блэков, шамкала кровавыми губами. Она разложила руки Драко на холодном мраморе — он поёжился и смущённо попытался прикрыться коленом от чересчур заинтересованного белёсого взгляда пожилой дамы. Вальбурга хищно усмехнулась:
— Вот и отлично. Холод чувствуешь, через камень не проваливаешься, наготы стесняешься — успела. На этот раз успела. Живи, мальчик. Хоть так. Блэки своих не бросают…
У него было время подумать, когда он в восторге летал между звёзд, качался на убывающем диске луны, катался на ледяных хвостах комет. У него было время подумать, когда он ползал по пепельным пустыням и в миллионный раз умирал от жажды и жара на равнинах перед Вратами Преисподней, пустынных, населённых лишь жуткими криками и стенаниями. У него было время подумать, когда он бесцельно скитался по ставшим непривычно чужими переходам мэнора и в поисках голоса матери, наполнявшего гулкие коридоры вселенской печалью, натыкался только на двигающиеся картинки гобеленов, разноцветными плотными стежками рассказывавших о славе и величии Малфоев. О былой славе и былом величии… Он запутался, заблудился в этих гобеленах. Выученные с младенчества сюжеты старинной вышивки: грандиозные замки, кони в дорогой сбруе, веточки наследных деревьев, дамы в золочёных платьях, нарядные дети, собаки, розовые кусты, брачные грамоты, меню важных приёмов, верительные свитки, королевские короны… На его удачу или на погибель миссис Нарцисса так бережно хранила это старьё? Должно быть, всё-таки на удачу — он спрятался в этой нитяной жизни своих предков, отсиделся, отоспался, на какое-то время даже почувствовал себя человеком. Прогнало его из пыльного укрытия дыхание живой женщины — матери. Её глаза что-то судорожно искали в хранилище гобеленов, руки спешно перебирали рулоны шпалер и натянутые на рамы старинные тканые полотна. Драко понял, что передышка окончена — ему пора уходить…
У него было время подумать и тогда, когда он, часами тренируя способность сохранять человеческий облик, облик прежнего Драко, наблюдал за Гарри. Дом на Гриммо принял своего нового жителя легко и без препятствий. А вот Поттер (ох уж эти живые!) явно не собирался так спокойно принимать тот факт, что Малфой является ему в виде призрака… Когда Гарри сам в первый раз предложил Драко, смутной тенью маячившему на уровне антресолей, опуститься, наконец, и присесть, у нового привидения дома Блэков отлегло от сердца. А когда Гарри, немного заикаясь, предложил ему… чай, Драко подумал, что ничто в этом безумном мире не меняется даже после смерти…
У него было время подумать, зачем, какого хрена, за кого он принял смерть и это своё странное существование, к которому, по словам других призраков, сложно привыкнуть даже через столетия, но ответ не отыскался до сих пор… Неужели за этого растрёпанного очкастого охламона, выскакивающего по утрам из дома в мятом аврорском мундире? Или за счастье слышать, как он храпит в подушку? Или за возможность чувствовать каждую капельку его живой крови, наполняющей сердце любовью и смыслом?.. У Драко Малфоя много времени, чтобы подумать над этим…
|
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 15:08 | Сообщение # 4 |
Странник
Сообщений: 538
| Глава 3.
Темнота, незаметно рождавшаяся из долгих лондонских сумерек, была его любезным другом, его пассией, многоценной силой, любовницей, желанной наперсницей, его alter ego. Когда серый вечерний колер фасадов домов, деревьев и оград, маггловских машин и живых обитателей Гриммо сменялся густыми красками ночи, а свет фонарей выхватывал из темноты и придавал особую значимость отдельным частям декораций и предметам реквизита пьесы «Жизнь тихой лондонской улицы», для Драко Малфоя наступало время просыпаться, стряхивать паутину с тщательно выглаженных, с иголочки, брюк или разношенных пижонских джинсов (это уж как карта ляжет), делать по старой привычке несколько физических упражнений, примерять перед серебряным подносом (ну, не отражаются привидения в зеркалах, что поделать, а в полированном серебре — сколько угодно!) дежурную соблазнительную улыбку, начинать думать, видеть, слышать, жить…
Печали и грустные взгляды, влияния вечности, бесцеремонно проникающие в подсознание, оставались в прошлом, высушивались до тонкой корочки светом дня, а если выдавалось солнце — то превращались его убийственными лучами в тонкий хрупкий пергамент, на котором выцветшими чернилами в стихотворном размере была расписана Баллада о славном рыцаре Драко Малфое… Ночь сулила успокоение и существование без эмоций. Все призраки мира жили по этим законам. От заката до восхода. Вечная жизнь вечных скитальцев — душ, не отпущенных на покой, душ, не исполнивших при жизни своих тел великую карму бытия, скорби, лишений. Или простого человеческого счастья… Без эмоций? О… Вероятно, Малфой был не вполне обычным привидением. Или не признавал законов…
*
Он никогда особо не интересовался домашним зверьём, разве что только почтовыми совами. На псарне в мэноре отец держал лучшие в Уилтшире, если не во всей Британии, своры пятнистых гончих и бладхаундов, помёт норных лейклендов. Ворота поместья охраняла пара огромных тигровых мастифов, а по коридорам замка разрешалось гулять четвёрке волкодавов. На кухне вечно толклись какие-то прожорливые коты, но Драко никогда не делал особого различия между ними и домовиками. Живность, кому она интересна…
Чем его привлёк этот обитатель площади Гриммо? Особой ли грацией и ленивой силой, сквозившей в каждом небрежно-выверенном движении; умением играючи балансировать на краешке водослива или бесстрашно лазать по самым высоким деревьям; шкуркой густой и блестящей, скрывающей боевые шрамы; упрямо торчащими ушами, прижимающимися к голове лишь в самых крайних случаях; горделивой осанкой и плавно-напряжённым поставом хвоста; глазами огненно-оранжевыми, светящимися зачарованными галлеонами на щекастой морде не только в ночи, но и при свете дня?..
Чёрно-бурого заморыша Малфой приметил почти сразу, как обосновался в доме Поттера. Беспризорные животные в Лондоне были редкостью, и этот кот (скорее всего антрацитово-чёрный, буроватость его короткой густой шерсти придавала грязь и засохшая кровь, сорри, забияка и наглец не брезговал мусорными баками и знал толк в потасовках) был местной достопримечательностью. И Четвёрка бубей Паркинс, констебль площади Гриммо и пяти прилегающих кварталов, вечно подкашливающее и не выпускающее из синюшных губ вонючей сигареты привидение с четырьмя кровоточащими огнестрельными ранами в груди, во время ночных обходов часто рассказывал Малфою его историю.
На заре своей юности кот был домашним и благополучным, жил в доме миссис Шибер. Пожилая дама славилась эксцентричностью и сердобольностью. Она держала питомник собачек-чемпионов породы чихуахуэно и выращивала на крохотном газоне возле парадного входа лилии восемнадцати сортов и горную чернику. Щенка-чиха изумительного чисто-чёрного окраса с белоснежной звёздочкой во лбу миссис Шибер заказала в приштинском питомнике и возлагала на него огромные надежды, как на производителя и будущую звезду британских кинологических рингов. Что-то недоброе она почувствовала сразу, как только получила с оказией груз из аэропорта. Опломбированная переноска в брезентовом чехле стояла посередине гостиной, а пятьнадцать насекомоподобных ушастых разномастных четвероногих возбуждённо выписывали вокруг неё, жалобно и нервно тявкали и верещали. Когда из вороха одноразовых пелёнок выпало мокрое и жалкое, едва открывшее глаза существо… улыбнулось… и заявило с надрывом «мя-я-у-у…» — несколько собачек описались, а одна упала в обморок. Сокровище-чихуа, купленное за несколько тысяч фунтов стерлингов, было чёрным и крошечным, как в каталоге, но… не совсем Хуэно. И белая звезда у него располагалась вовсе не между ушей, а совсем наоборот, в том самом месте, по которому принято определять пол зверят…
Детство Дуду, именно так назвала миссис Шибер своего нового питомца (а куда деваться, не выкидывать же животинку на улицу только потому, что от него точно не родятся щеночки), по поддельному паспорту носившего гордое имя Дункан Маклауд, было беззаботным и счастливым. Месяцев до четырёх-пяти он считал себя собакой и вполне реально приглядывался к должности вожака стаи. Потом ему, правда, пришлось несколько пересмотреть свои планы на жизнь, но не сказать, что это как-то существенно отразилось на мировоззрении милого прохвоста, беззлобного забияки и ласкового лизуна. Когда миссис Шибер разбил паралич после провального проигрыша её питомника на Крафте (всё, всё, всё в этом грешном мире можно купить!), её родственники раздали всех собак по приличным домам, лилии распродали, а Дуду поймать не смогли. Обаятельный проказник скитался по Гриммо и окрестностям ровно столько, чтобы вдоволь насладиться свободой, весной и незатейливыми шалостями недоросля. Как только он начал задумываться о том, что хорошо бы спать в собственной корзинке на чистой подушечке, и почувствовал тягу к ежеутреннему употреблению свежего паштета, судьба подарила ему новую хозяйку. В соседнем с Гриммо переулке поселилась зеленоглазая девочка с тоненькими косичками.
Елизавета приехала в Лондон из России по программе помощи детям-инвалидам. Девочке были необходимы несколько сложных операций, и её приютила английская многодетная семья. Когда ребёнка на инвалидной коляске выгрузили из микроавтобуса, Дуду, разумеется, оказавшийся рядом, просто потёрся бархатным лобиком и гибкой блестящей спинкой о её бесчувственные ножки и без разговоров был принят в шумный, бестолковый, орущий и летящий кувырком мир детского сообщества. Теперь он чувствовал себя человеческим детёнышем. Ну почти… Лиз была самой тихой из восьми разновозрастных «вождей краснокожих», много читала, рисовала пейзажи и облака, любила вишнёвые йогурты, и Мессир (теперь у кота было новое имя, так очаровательно звучавшее с незнакомым славянским акцентом) привык засыпать в её ногах, только тщательно вылизав пластиковую баночку из-под йогурта своим старательным язычком. Нет, ещё перед самым сном, уже проваливаясь в блаженное забытьё, он таял в ласковом свете бирюзовых глаз Елизаветы, растворялся в их пронзительной, нездешней, неземной магии… А ещё нежные пальчики на мохнатой переносице, за ухом, под мягким подбородком… Тёплый бережный поцелуй в мокрый холодный розовый нос… Ангел с русыми кудрями и светлыми длинными ресницами…
А потом Лиз не стало… Она однажды просто не вернулась из больницы. Люди надели чёрные унылые одежды; взрослые, даже мужчины, часто плакали; дети перестали смеяться и носиться по дому сломя голову; на входной двери повесили тяжёлый венок из белых роз; а фотографию на комоде, на которой улыбалась Елизавета, перетянули чёрной атласной лентой. Мессир долго самозабвенно отгрызал с неё бант, а его даже никто не прогнал и не дал ладошкой под зад. Вот тут кот затосковал по-настоящему…
Когда через месяц всё многодетное семейство переезжало в новый дом в другом районе города, Мессир твёрдо решил, что его место на Гриммо… Верность, упрямство, глупость?.. И отныне стал просто Котом…
Говорят, что у кошек девять жизней. Констебль Четвёрка бубей Паркинс утверждал, что Кот истратил уж точно больше половины из причитающихся ему. Да Драко и сам предполагал, изредка наблюдая за более чем вольным поведением «чёрного демона Гриммо», что тот живёт на всю катушку, а, стало быть, не экономит на жизнях.
Прямо на глазах Малфоя Кот потерял парочку из них. Первый случай произошёл в маггловской лавке "Fish Table". Чем уж Кот так не угодил её хозяину? Из отборной специфической речи разъярённого до пунцовых пятен толстяка в измусоленном рыбными потрохами фартуке, Драко понял, что четырёхлапый прохвост вскрыл бидон с чёрной икрой (Как? О, об этом история и матерный спич умалчивали) и устроил пир на всю улицу. Пущенный по миру прожорливым щедрым гурманом торговец рыбой, бешено скалясь и недобро вращая глазами, в которых явно поблёскивали огоньки лёгкого помешательства, заманил Кота в мусорный бак остатками той самой икры, захлопнул металлическую крышку, придавил её несколькими кирпичами, обрызгал из пульверизатора и поджёг. Весёлый шум пламени перекрывался диким воем жарящегося заживо ценителя изысканной белковой пищи. Когда прибывшие на экстренный вызов пожарные открыли почти приварившуюся крышку, из бака вырвалась истошно орущая чёрная молния и намертво вцепилась обидчику в рожу. Оторвать Кота, обожжённого, мерзко пахнущего горелой шерстью и мясом, с воспалёнными волдырями и проплешинами на некогда бархатистой шкурке, смогли только в полицейском участке, вколов ему ударную дозу транквилизатора. Кот провёл неделю в ветеринарной клинике, был показан по всем лондонским телевизионным каналам, стоял первым в очереди на «усыновление»… Когда он вновь появился на Гриммо и, заметно прихрамывая, но держа покрытый путридными корочками хвост пистолетом — пришёл проверить, всё ли в порядке в той самой рыбной лавке, — новый её владелец приказал каждое утро выкладывать у служебного входа по свежей селёдке. Кот счёл такую компенсацию вполне приемлемой и заключил с рыботорговцами Гриммо пакт о ненападении.
Другой случай невероятного везения и пример удивительной живучести Кота Драко наблюдал тихой весенней ночью. Тихой… О!
Малфой как раз вернулся с прогулки и решил немножко посидеть на соседней крыше, прежде чем отправляться в тёплую постельку аманта. Надо было собраться с мыслями, стереть с лица гаденькое выражение ночного безобразника и явиться к Поттеру в образе печального отшельника. Одинокого рыцаря лондонских улиц, залитых светом восходящей луны… Например, в белоснежной батистовой рубашке с фамильными кружевами или в треуголке капитана пиратского капера с кривой саблей за широким шёлковым малиновым кушаком; может быть, в плаще инквизитора, надетом на голое тело… Нет, с кровавым подбоем аврор его в постель не пустит…
Приятные размышления и заводные образы, роившиеся в голове Малфоя, прогнал заунывный оглушительный ор, раздавшийся с нижнего карниза. Драко поискал глазами его источник и чуть не свалился с крыши от умиления: на узеньком балкончике нижнего этажа прямо на ящиках с рассадой петуний и декоративных перчиков парочка кошачьих предавалась спариванию. Именно так — не трахалась или тупо сношалась, а самозабвенно и заразительно вдохновенно предавалась процессу плотской любви. Пассия Кота (разумеется, кому же ещё мог принадлежать такой громогласный победный «мяв», разорванное угольное ухо и очумелые оранжевые, ослепляющие почище самых ярких фонарей глазищи!) только блаженно подмахивала ему полосатой светло-серой спинкой и томными всхлипами. Малфой усмехнулся и хотел было пожелать герою-любовнику удачи, но в этот момент раздался треск распахиваемого окна, отборная ругань вперемешку с проклятиями (леди Вальбурге стоило поучиться!) и плеск воды. Кто-то обдал шумных любовников из кастрюли. Кипятком… Сладострастный ор прервался на миг, а потом взорвал тишину «спящей» улицы такой пронзительной сиреной, что горгульи на водостоке позажимали каменные уши ладошками, а у самого Драко произошло раздвоение личности, причём буквально. Пока оглушённое и дезориентированное привидение приходило в себя, соединяясь из двух половинок, ошпаренных любовников и след простыл. Как можно было передвигаться, да ещё с такой скоростью, приняв на спину несколько литров крутого кипятка, осталось для Малфоя загадкой.
Да, Кота били, прищемляли чем ни попадя, кидались в него различными предметами; он проваливался чёрт знает куда, влипал, при чём иногда буквально, чёрт знает во что; Кота кусали собаки, Кот кусал и царапал собак; его постоянно норовили задавить автомобили, велосипеды и скейтборды, которым он не уступал дорогу по одному ему ведомым принципиальным соображениям; Кота клевали вороны и попугаи; он травился крысиным ядом и протухшими куриными крылышками под чесночным соусом; на него разве что только капканов не ставили. Хотя… А как он умел драться! Самозабвенно, изящно, играючи! Шпаги ему не хватало, тонкой и звонкой… Иногда вёртко уходя от потасовки, но чаще вступая в бой с обворожительной дьявольской улыбкой на усатой морде. Потом неделями отлёживался с опухшими ушами по тёплым подвалам и сухим чердакам, но какое это имело значение, если победа пьянила, придавала силы, наполняла жизнь тайным, одному ему известным смыслом… Кот был неистребим и, более того, он явно получал несказанное удовольствие от разгульной жизни, собственной сноровки и грации, от наличия в своём характере принципов и неочевидных талантов и от того, что круто отличался от всех прочих. Иначе говоря, от того, что был Котом…
Но и внимания Коту тоже хватало. Иногда даже заботы и добрых слов. Молоко в блюдечках у порогов, припрятанные на обедах жалостливыми ребятишками котлетки, пригоревшие кастрюльки с деликатесами на заднем дворе местного ресторанчика. Его часто хотели погладить, но Кот всегда уворачивался и тихо предупредительно шипел: «Любоваться — любуйтесь, а вот руками не надо». Многие с удовольствием предоставили бы ему и кров, и трёхразовое сбалансированное питание. Но Кот не хотел никому принадлежать, он был Котом, и этим всё сказано…
Чаще всего, как ни странно, его можно было увидеть у лавки букинистических редкостей и голландских миниатюр. Кот часами, олицетворяя собой само спокойствие и умиротворение, мог сидеть в высокохудожественной позе на бронзовой тумбе возле узкой бронированной витрины, в которой были выставлены старинные молитвословы и работы средневековых иллюминаторов манускриптов. Он словно сторожил или даже являлся живым воплощением этих сказочных пожелтевших, тронутых временем портретов и манускриптов, тем не менее, сохранивших и донёсших через века удивительные по насыщенности и глубине красные, синие, зелёные, жёлтые цвета натуральных красок, а при попадании на них света зажигавшихся и начинавших играть золотом и серебром. Хозяин лавки иногда кормил Кота сыром и неоднократно приглашал зайти внутрь, но хвостатый ценитель старинной живописи только урчал, выказывая тем самым ни то благодарность за приглашение, звучавшую вежливым отказом, ни то восхищение работами древних мастеров.
Однажды Малфою довелось лично поучаствовать в судьбе Кота. Которую по счёту кошачью жизнь унесло тогда порывами холодного лондонского ветра? Седьмую, восьмую?.. А ветер в ту ночь был очень холодный…
Ударил мороз. Это было так необычно. Пурга, метель, заносы на тротуарах; настоящий снег, белый, колючий; замёрзшие лужи и водосливы; обледеневшие, словно хрустальные веточки деревьев. Даже светофоры вышли из строя от непогоды, автомобили, припаркованные у обочины, превратились в сугробы, окна домов разукрасились настоящими северными цветами.
Все привидения Лондона, приличные и не очень, засели по своим углам, и Драко Малфой не был исключением. Мороза он, разумеется, не боялся, но вот ветер не очень жаловал. Да и что там, на улице, делать в такую непогоду — все попрятались по домам, а нарваться на неизвестные силы и энергии, принесённые с севера, любящие снег, живущие чужим теплом, пусть даже и призрачным, особого желания не было. Кроме того, Гарри захворал, весь день промучился горлом, не пошёл на службу. Домашняя лечебная магия и целительные рецепты Кикимера помогали не очень, и Поттер, наевшись обычного мёда и прилепив на шею прогревающий пластырь, уснул тревожным сном под вой метели и простодушные анекдоты Малфоя уже глубоко за полночь. Драко прятался за спинкой кресла от отсвета пламени, бодро проглатывающего уже четвёртую каминную закладку, и с нежной тревогой наблюдал за тяжело дышащим во сне амантом. Губы у того пересохли и припеклись, щёки и лоб блестели от горячечной лихорадки, вокруг закрытых глаз залегли глубокие тени. Малфой лёг рядом с Гарри, спрятался от света огня за его спину, приложил ладонь к пылающей щеке и начал шептать на ухо только что придуманный сильнейший заговор от жара и ангины: «Милый, дорогой, любимый Гарри. Ты здоров, ты здоров. Ты летишь над стадионом, под тобой ревущие от восторга трибуны, и снитч сам прыгает в твою руку. Ты здоров»… Примерно через час Малфой оставил заметно ровнее задышавшего Поттера с выступившими на лбу бисеринками пота, пошёл прошвырнуться по дому.
Выглянув в окно и по старой привычке поёжившись от зрелища непогоды, Драко увидел внизу, под цоколем, еле бредущую запорошенную тень. Некрупное животное едва ползло, утопая в рыхлом снегу, и вдруг замерло возле подвального окошка. Драко несколько минут наблюдал за заносимым белыми хлопьями Котом, не подающим признаков жизни, даже не свернувшимся комочком, а просто лежащим на фоне сугробов в позе сфинкса. Красивая смерть? Призраки понимают толк в арабесках забвения…
Под Котом медленно расплывалось ярко алое пятно. Драко, сам не понимая, что делает и зачем, рванул в подвал. Он некоторое время нервно кружил по тесному помещению, заполненному тёплым паром от прохудившихся труб. Кикимеру, бездельнику, надо устроить взбучку! Вот пожаловаться на него леди Вальбурге — быстро приведёт коммуникации в порядок… Драко посмотрел в протаявшее оконце и заметил, что сугробик возле него едва пошевелился, белые хлопья осыпались с чёрного уха, сверкнул оранжевый глаз. И закрылся… Драко отлетел к самой дальней стене, принял неопределённую остроконечную форму и со всей возможной скоростью рванул к подвальному окну. Прямо в него! И ещё раз, и снова! Если бы Малфой был живым, то разбился бы в кровь и поломал все кости… О, если бы Малфой был живым — он просто отворил бы это злополучное окно или принёс умирающего кота в дом на руках… С девятого или десятого раза привидению удалось каким-то чудом разбить стекло. Вернее, всего лишь пустить по нему пару трещин. Кот, вероятно, услышал звон или почувствовал что-то (направление жизни?), он неожиданно встал, почти не хромая, приблизился к окошку и упрямо толкнулся в него…
Спал Кот под самой толстой трубой, свернувшись в мокрый вонючий комок, оставил под собой лужицу спёкшейся крови, поутру опорожнился возле старых коробок… К обеду Драко обнаружил в подвале тщательно вылизанную тарелку, отвратительный запах и несколько склеившихся бурых клочков шерсти…
Самые сильные морозы проходят, как и всё на этом свете. Боль, ещё вчера казавшаяся нестерпимой, лишавшая желания жить и человеческого достоинства, погружавшая душу в пучину слабости и продававшая её ни за грош, постепенно уходила, теряла свою власть над реальностью, сменялась… Да чем же могла сменяться боль, имя которой «одиночество»? Только другой болью…
|
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 15:12 | Сообщение # 5 |
Странник
Сообщений: 538
| Глава 4.
Гарри до зари читал ему Уайльда. А потом какой-то ужасный рассказ Эдгара По про алкаша и чёрного кота(1). Маггловский хоррор полуторавековой выдержки. Убойная штука! Вероятно, в отместку за то, что Драко снова принялся уговаривать Поттера завести уже себе живого друга или подружку.
Нет, начиналась ночь вполне безобидно и даже чертовски приятно. Неспешная прогулка под луной, серебро Темзы, кованый парапет, недобрые шутки с влюблёнными парочками — Малфой изредка в особые ночи позволял себе похулиганить и подышать влажным ночным лондонским воздухом. Подышать… За ощущение врывающегося в ноздри воздуха, за холод, наполняющий лёгкие, за запахи лондонских улиц, за туман, оседающий бисером на куртке, на шарфе, на тёплой коже, Драко готов был отдать полжизни… О, для призрака это очень много…
Вернувшись на Гриммо, он посидел на крыше, поболтал о жизни с горгульями, послушал сплетни собак с соседней маггловской улицы. Потом навестил миледи Вальбургу, притворявшуюся спящей на старинном портрете, и выслушал от неё пару нравоучений. Злобный шёпоток ведьмы остался за поворотом, Кикимер сквозь сон услужливо крякнул ему, Драко скользнул в спальню. Гарри разметался на подушках, одеяло столкнул в сторону. Он был так мил и хорош собой, этот сонный черноволосый живой парень, от него так сильно веяло теплом и аппетитными плотскими мечтами, что у Драко закружилась голова. А это для призрака, надо признаться, весьма редкое состояние.
Драко непроизвольно растёр свои ладони одна о другую — именно так он поступил бы в… э-э-э, прошлой жизни, то есть просто в жизни — чтобы не касаться сонного аманта ледяными пальцами, подышал на них, убеждая себя, что греет, и осторожно приблизился к Гарри. Тот как раз повернулся на спину. Драко сначала сел рядом, потом склонился над любимым, погладил его руки, подержал запястья, считая удары жизни, уткнулся лбом в мерно вздымающуюся грудь. Прошла целая вечность, прежде чем он смог справиться с удушьем слёз и начал нежно и осторожно целовать бархатную кожу. Он касался её губами и вспоминал, какого та вкуса. Хорошая память призраков — их чуть ли не главная отличительная черта, ну, после прозрачности, мёртвости, неспособности переваривать пищу, жить при солнечном свете…
Вот здесь, в этом местечке почти под солнечным сплетением Гарри точно должен быть солёный — Драко чувствовал приятную, словно разбавленную соль на языке. А вот в этой ложбинке он был терпкого вкуса, даже горьковатого (переборщил с дезодорантом) — губы Драко приятно щипало привкусом грейпфрутовой корочки… Грейпфрут, лимон, горький шоколад, грецкий орех, манго, вишня — какие ощущения только не рождались на языке призрака по его памяти, воображению, мечтам, встревоженным тоскливой и несбыточной жаждой жизни. Жизни хоть на минутку, хоть на секундочку… Жизни, жизни — вот только бы лизнуть этот нежный бугристый сосок, прикусить осторожно, так, чтобы затвердел, чтобы от предвкушения напряглись мышцы на гарькиной груди и рельефно выступил кадык на нежной шее, чтобы ноги его нетерпеливо заелозили по скользким простыням, стараясь удобнее обхватить Малфоя, а руки начали искать в темноте и жаркой близости голову любимого. Его, Драко, голову, зарылись бы в волосах, приятно до одури перебирали пряди, наводили художественный беспорядок, щекотали уши, гладили шею, а потом торопливо и грубо столкнули бы его лицом в пах. Драко за такую бесцеремонность, конечно, врезал бы Поттеру как следует или вообще отказался от минета. Ну, отказался — громко сказано. Помучил бы грубияна немножко, помурыжил не слишком долго — самому не терпится принять в рот его желание, его напряжённую живую плоть, его признание близости и доверие. Жизни! О, боги, демоны, черти полосатые и в горошек! Жизни! На несколько минут! Он сделает этого торопыгу быстро и аккуратно; в последний миг, ловя отчаянно молящий о финале взгляд, замрёт, насаженный на член до самой гортани, придержит спазм, расслабит живот, отведёт плечи и, поймав тот самый момент, войдя в ритм сокращающихся мышц Поттера, проглотит всё до капли, несколькими жадными усилиями протолкнёт себе в желудок чужую обжигающую жизнь. Вытрется заранее приготовленным полотенцем, нет, гарькиной домашней рубашкой, устало опустится с ним рядом, приткнётся под бок, положит дрожащую ладонь Поттера на свой член, тянущий по позвоночнику колючим предвкушением — пусть теперь Гарька старается. Не успеть оттрахать его? А, досадно, но… проехали! Главное, что Поттер будет помнить этот раз до самой смерти, долго-долго, долго-долго… А если всё-таки умудриться и сзади доставить ему удовольствие, ну и себе тоже, заставить Поттера попищать и постонать вдоволь, самому покричать так, чтобы выбить древнюю пыль из старых блэковских портьер… Жизни… Жизни! Драко Малфой так мечтал о ней, так молил, но не было во всём подлунном мире никого, кто смог бы исполнить его мечту и внять мольбе…
Драко так увлёкся своими бестелесными ласками, что не заметил сначала, как член Гарри напрягся, сдвинулся, словно ожил. Малфой вылизывал сосок Поттера — тот всё больше и больше заводился во сне. Услышав тихий, но вполне внятный стон, сорвавшийся с пересохших губ аманта, Драко отпрянул и увидел, что Поттер кончил, быстро, несколькими рваными толчками, открыл глаза и уставился на него. Провёл рукой по своему члену, смущённо захлопал ресницами, зарумянился, как нашкодивший подросток. Потянулся к Драко руками:
— Улыбнись. Ты чего такой смурной? — его пальцы проскочили сквозь плечо Малфоя, повисли в пустоте, безвольно упали на постель. Гарри вспомнил. А Драко и не забывал никогда… Не человек, не живой, нельзя даже потрогать, нельзя толкнуть, отвесить щелбан, погладить по щеке. Заглянуть в глаза? И увидеть сквозь них старинный шифоньер морёного тиса, его бронзовые ручки-кольца с шишечками лиственницы, каждую завитушку искусной резьбы на медальонах дверец, каждую выщерблинку и каждую царапинку на потускневшей полировке? Призрак дома Блэков, один из многих…
Драко спрятался в стене и оттуда наблюдал за сопящим и ворочающимся на кровати Поттером. Тот не выдержал, зажёг свечи, посидел в тишине, считая удары оживших боем часов. Да, что там считать? Ночь в разгаре… Он взял книжку с тумбочки и долго делал вид, что внимательно читает. Драко различал движение его ресниц и понимал, что Гарри где-то не здесь сейчас. В книжных образах? Вряд ли.
— Поттер, а Джинни согласится родить от тебя. Тебе нужен наследник. Уизли много, для них это не проблема, а Поттеры — штучный товар, не трать свои половые клетки на бестелесный фантом. Забацайте малыша. Я буду охранять его от ночных кошмаров, — гнусаво хохотнул Малфой и вышел, струясь едва различимым маревом, к свету свечей, — и петь колыбельные. У меня хорошо поставленный голос. Был, — он натолкнулся на колючий взгляд и поёжился. — Или приручи этого Донахью. Приятный мальчик. Как его, Рик? Мне нравится, я бы с ним замутил, наверняка инициативный малый, — Драко по неистребимой человеческой привычке (истребимой-то истребимой, но не за такой короткий срок) дёрнулся на резкое движение, увернулся, но пропустил прилетевшую от разгневанного аманта подушку. Она проскочила сквозь голову привидения, мигнув перед взором серой пуховой массой, и сбила с комода вазочку с сушёным папоротником…
Драко с удовольствием понаблюдал бы за тем, как Гарри ласкает себя и кончает в кулак, послушал бы его сладкие стоны и неприличную заводную брань, сам поддержал бы любимого крепкими словечками, возможно, уговорил бы его расслабиться с вибратором, но Поттер принялся читать вслух, и большей пытки с момента, когда он покинул мэнор, Малфой не помнил. Единственное, что примирило его с неприглядной действительностью сей провальной ночи — это голос Гарри, качавшийся между стен спальни детской золочёной люлькой под белоснежным прозрачным балдахином. А на балдахине звёзды, листики, птички… И мамины глаза, огромные, красивые, лучистые за этой сказочной белёсой пеленой… Драко очухался только, когда Поттер начал с выражением читать про мучения и месть чёрного кота. «Все чёрные коты это оборотившиеся ведьмы». Женский труп в стене, а на его голове чёрный мяукающий кот, призывающий праведное отмщение… Бр-р-р… «Не хотел бы я быть тем котом, — подумал Драко. — Хотя… Живым котом… Пусть даже и чёрным. Живым…»
……………………………………………………………………………………………………..
(1) Рассказ Эдгара По «The Black Cat».
* * *
— Кто решил, что всё должно быть так? Именно так? — Гарри, пристроившись в не очень удобной позе, от усердия высунув кончик языка, старательно обводил ладонями контуры малфоевского обнажённого торса. Тот блаженно улыбался и вполне правдоподобно делал вид, что чувствует руки аманта. — Всевышний, как бы его не называли? Или Его величество Случай? Если Всевышний, Бог, то… Богу не принято отказывать, когда он назначает свидания, ему вообще бесполезно говорить «нет»… Малфой, ты веришь в Бога? — вскинул Гарри сосредоточенный взгляд. Когда его дрожащие пальцы зашевелились у Драко в паху, тот застонал вполне к месту, но не выдержал этой глупой игры, тем более так некстати приобретшей необъяснимо тревожный теологический привкус, и намеренно провалился сквозь кровать. Поттер поморщился и уткнулся лицом в подушку. А! Каково? Не живой, не человек, и нечего забивать себе мозги и эротические каналы всякой дурью!
— В какого бога? — вернувшись, зло усмехнулся Драко и дунул Гарри на макушку. Ни один волосок не шевельнулся. Ни один… — Я похож на верующего? Посмотри на меня!
— Перестань, — вяло прошептал Гарри, с трудом перевернулся и зажёг на тумбочке свечу. — Я бы попросил у Бога…
Минута молчания стоила Малфою нескольких не слишком радостных воспоминаний…
— Я даже догадываюсь, о чём, — хмыкнул он. — Но не советую, не трать понапрасну слова и надежды. Не у кого просить. Не знаю никакого Бога. Пустота — вот чему подчиняюсь и во что верю. Пустота и магия. Магия заклятия, родового притяжения, магия образа, магия слова, магия крови. Магия вечной жизни, если эту вечность можно назвать жизнью. Хотя, не уверен, что в этом мире есть что-то вечное… Больше ничего. Разве только… ещё ночь. Теперь точно всё!
— Тогда я попрошу у твоей Пустоты, — Гарри, не моргая, уставился на крохотный язычок пламени над восковым, тающим крупными каплями, столбиком. Огонь свечи начал трещать, заметно вырос, над ним потянулась чёрная удушливая копоть. Драко резко дёрнулся, сорвался с места, рванул вкруг по комнате! По тяжёлым шторам, по старинным рамам, по хрустальным подвескам светильников, едва уловимым отражением в мебельной полировке. Пламя болезненно трепыхнулось, свеча погасла, от фитиля потянуло дымком. И могильным холодом…
— Не смей! — упёрся Малфой бешеным взглядом в недоумевающие широко раскрытые глаза Поттера. — Не смей просить о том, чего тебе никто никогда не даст! Ты заплатишь высокую цену, слишком высокую, и ничего не получишь. Не унижайся, — добавил он тихо и сел рядом с Гарри, обессиленно опустив плечи. «Я сам прошу об этом каждую секунду! Как же я прошу! Что только не обещаю взамен… Если бы он был… Если бы он только был…»
|
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 15:57 | Сообщение # 6 |
Странник
Сообщений: 538
| Глава 5.
Зима — время пасмурное и хмурое, самое то для привидений. Короткий, лишённый солнечного света день, бесконечная, не знающая чётких границ ночь… Хотя более древние призраки ворчали, что нынче в Лондоне совсем житья не стало — шум, гам ночных развлечений, ослепительное электричество, никто не жалеет дров, а эти ужасные газовые горелки! Вот раньше жилось гораздо вольготнее, вообще всё раньше было лучше, чище, спокойнее, благороднее, правильнее. Поэтому и призраки почти перестали появляться «на свет». Ну, сколько на Гриммо новеньких за последнее десятилетие? Только красавчик блондин и та беспутная шалава, которую проклял любовник-музыкант, а проклятие возьми, да и сбудься… А раньше-то толпами бродили по мощёным мостовым неприкаянные души… Драко со скромной улыбкой внимал подобным рассказам, кивал, поддакивал и улетал к своему Поттеру слушать другие сказки про преступников, тёмных злодеев, нарушения Статута о Секретности, про занятия в Аврорате и несносных студентов, про счастливую семейную жизнь Рона и Гермионы, Билла, Флёр и их крошки Виктуар, про успехи малыша Люпина, про дрессированных драконов Чарли и грандиозную политическую карьеру Персиваля, про Джинни-умницу, про редкие новости из Малфой-мэнора… Про всё то, что по-настоящему интересовало Поттера… Кстати о Джинни…
Вечер только начался, накануне Малфой немножко перегулял и спросонья даже не разобрал, что за шум там в гостиной. Кикимер, подслушивавший под дверью, шарахнулся от него, словно от привидения… О!
Гарри общался с Джинни. Драко, вообще-то никогда не питавший к младшей Уизли тёплых чувств, сменив свою… э-э-э, жизненную концепцию, неожиданно стал относиться к девушке гораздо приветливее. Возможно, увидел в ней родственную душу? Любит, а ничего не имеет. В смысле, реального… И хотя Драко осознавал, что, в отличие от Джиневры, обладает заметными преимуществами, но временами ему хотелось придушить рыжую прилипалу, а временами… он страстно желал, чтобы настойчивая подружка добила уже Гарьку, окрутила его окончательно и утопила в собственной любви, в своих представлениях о счастье, в домашнем уюте, в мещанстве, наконец. Повесила бы на Поттера штук пять рыженьких очаровательных спиногрызов, и Драко мог бы быть за будущее аманта абсолютно спокоен. Любовь? Стерпится-слюбится, зато жить будет долго и похоронит его целая процессия рыдающих родственников, правнуков, Поттеров во крови и плоти.
Джинни, кажется, намекнула Гарри о том, что хорошо бы форсировать их затянувшийся роман? И в подтверждение своих претензий разбила блюдце из старинного китайского фарфора? Вот леди Вальбурга ворочается там, в своём склепе! А рыжая оказалась глупее, чем Малфой предполагал. И нетерпеливее. Топорная работа — что-то требовать от парня. Никакой интриги, ни капли дальновидности и лёгкости. Одним словом — потомственная Уизли! Было бы время — поучил бы дурочку. А теперь?
Шум в гостиной стих. Не к добру. Джинни, раскрасневшаяся, с выбившимися из причёски прядями, с обиженно поджатыми губами, гордо подняв голову, направилась к выходу. Её каблучки умудрялись гневно стучать даже по плотной шерсти ковра. Гарри, смущённый, досадливо покусывающий губы, с опущенной головой и запотевшими стёклышками очков, отправился провожать её. Малфой за дверью шепнул домовику, что если тот сейчас же не толкнёт мисс Уизли, то леди Вальбурга узнает, что старый слуга вовсе не каждый день меняет розы у её портрета и послушался распоряжения Поттера убрать в чулан коллекцию поминальных колокольчиков, собранную пра-пра-прадедушкой Блэком. От ужаса глаза Кикимера стали похожи на обеденные тарелки, он бешено замотал головой и бросился на кухню с криком: «Караул! Пирог горит!», подныривая под ноги Джинни. Та не удержалась на своих парадных каблуках, неудачно схватилась за перила лестницы, чуть не перевалилась через них спиной. Гарри вовремя протянул ей руку, подхватил, обнял, устойчиво поставил на ступеньку. Наверное, целую вечность, уж никак не меньше минуты, два взгляда притягивались нежностью, благодарностью, возможностью что-то изменить, попробовать, наладить отчего-то утерянную связь. Джинни закрыла глаза и потянулась к Поттеру губами. Его руки лежали на её талии и медленно скользили вниз, а она своими пальцами сжимала его запястья. Вот! Оно самое! Малфой с трудом сдерживал нахлынувшую ревность, но мысленно подгонял Поттера, поощрял его, проговаривая слова поддержки и мужской солидарности.
Гарри кашлянул и спросил сорвавшимся голосом:
— Тебя проводить?
Малфой уже почти услышал звук смачной пощёчины! Он сам в подобной ситуации точно отменно врезал бы Поттеру! Но Джинни только с трудом сглотнула:
— Не утруждайся! — и убрала руки Гарри, поджимающие её ягодицы под тонким трикотажем юбки, резко развернулась, поступью королевы тореадоров зашагала вниз по лестнице. Уже у входной двери, сорвав с вешалки пальто, она послала Поттеру воздушный поцелуй, отсалютовала и улыбнулась так, что даже у Драко по спине побежали мурашки…
— А ты дурак, — качнулся Малфой перед тяжело вздыхающим Поттером и заметно вздрогнул от грохота входной двери.
— Я знаю. Ты тоже. А если бы она покалечилась?
— А я при чём?.. Я знал, что ты её удержишь. У тебя руки сильные. Помню.
— А ты дурак. Пойдём, выпьем коньячку?..
Как Драко не препятствовал в этот вечер превращению Поттера в пьяную скотину, ничего у него не вышло. Гарри в одиночку выжрал целую бутылку Бискюита, долго орал школьные гимны и строевые юных авроров, потом под маггловское дешёвое пиво и жареные на открытом огне сосиски дело дошло до жалостливых баллад и мелодичных заговоров друидов. Когда Поттер принялся заставлять домовика петь эльфийские колыбельные, Драко еле уговорил буяна отправиться в спальню и приступить уже к делу. Заниматься сексом с нетрезвым партнёром даже для привидения было той ещё перспективой, но к счастью Гарри умудрился кончить до подхода к кровати, два раза, о чём, радостно икая и рыгая маринованным чесноком, и сообщил Драко. Он рухнул на постель и захрапел с блаженной улыбкой на устах, а Малфой искренне порадовался, что ему не надо раздевать это грязное вонючее животное — всё равно не получится…
Он до самого утра, до первых солнечных лучей, осветивших мир там, за плотной завесой низких облаков (ничего, что не видно, привидения хорошо чувствуют зарю и каждый луч дневного светила, поднимающийся над горизонтом), наблюдал, как спит амант, как тот неровно дышит во сне, вскрикивает, толкается ногами, вскидывает руки, пытаясь защититься от неведомых врагов, сжимает пальцы, словно ловит кого-то, шепчет перепутанные заклинания. Гарри, кто нападает на тебя? Кто хочет причинить тебе боль?
Пьяная скотина? Да он всё на свете отдал бы за возможность стащить сейчас с этой пьяной мерзкой скотины мятые неприятно пахнущие штаны, футболку, всю в подозрительных пятнах, вытереть, старательно, аккуратно, его влажной душистой губкой, всего, везде, сначала ноги, уж не понятно, почему именно так, потом плечи, потом лицо, живот, пах. Погладить Гарри по голове, вдохнуть из его губ немножко злости и отваги, чуть правильного отчаянного настроя, и медленно взять в рот его мягкий член, расслабленные, перекатывающиеся под тонкой кожей яички. Нет, только вот это, которое пониже. Сосать спокойно и без изысков, просто быть с ним, так близко — ближе не бывает. Оживить, поднять, почувствовать его глубоко в горле, твёрдый, подающийся чуть упруго, неспешно потереть набухшую головку о корень языка, не дышать несколько секунд, сколько сможешь — столько и не дышать, открывая ему проход. Довести его быстро кулаком, выдавить всё до капли. Увидеть распахнувшиеся, ничего не понимающие глаза спящего любимого, летающего в снах, летающего от тебя…
А лучше поднять этого алкаша на руки («Справлюсь? Заматерел вчерашний худосочный мальчишка… Ничего! Своя ноша не тянет, да и не был Малфой никогда слабаком»), отнести его в ванную, уложить в тёплую воду, в душистую пену. Пусть отмокает. А потом устроить ему контрастный душ и промывание желудка! Стаканчик антипохмельного — и вперёд! Пусть отрабатывает, заслуживает прощение. Выпрашивает его на коленях, щекоча лобок носом и исходя слюной. На бортике ванной, с закинутыми на плечи Малфоя ногами, крича и упираясь в кафельную стенку, умоляя пощадить и тут же приглашая плывущим взглядом загоняться глубже, требуя силы и напора, полной безжалостной отдачи, взывая протяжными стонами не останавливаться ни за какие сокровища мира, ни за какие проклятия. Кончать в него так долго, что на выходе получить уже почти забывший о своём волшебном предназначении опавший до первобытного состояния член, чуть ли не отбитые яйца, сорванное дыхание и онемевшие мышцы на шее, гудящие от нечеловеческого напряжения…
У Малфоя перед глазами расплывались тёмные круги, убегали в предутреннюю неизвестность. Ему хотелось секса, до слёз, до сжатых кулаков, и не просто секса, а любви вот этой пьяной скотины, омерзительным храпом сотрясающей полдома, заставляющей благородных напыщенных Блэков на картинах брезгливо поджимать губы. Но разве кого-то интересуют желания привидений? До живых-то дела нет…
Последние зимние дни выдались на редкость солнечными. На газоне соседнего дома наклюнулись первоцветы, в воздухе запахло весной, ожиданием — не самое приятное время для призраков, стремящихся к умиротворению и не принимающих своей сущностью никакого рода будоражащих перемен.
У Поттера случился завал на службе, дома он почти не появлялся, спал урывками, ел на бегу, душ принимал с такой скоростью, что Драко не успевал им полюбоваться. В общем, настроение у Малфоя было не к чёрту, и мысли о том, что уже хорошо бы пристроить Гарьку, а самому… ну, уйти на покой или как придётся… всё чаще и чаще не давали ему спокойно спать светлыми днями.
Ну хорошо, с Джинни не заладилось, может, удастся развести упрямо решившего умереть монахом Поттера на кареглазого Рика Донахью?
Удобный случай представился как по заказу. Курсантик по сложившейся традиции не справился с каким-то заданием в школе авроров и пришёл заниматься к своему бригадиру Поттеру на дом. Неужели этот настырный малый, и правда, не смог сварить начинку для магической гранаты? Малфой фыркнул и порадовался тому, что у Гарри, возможно, появится столь настойчивый любовник. Молодой, крепкий, высокий, чем-то неуловимо похожий на Драко, ну, не штучный вариант, но если постараться и привести его в должный вид… А главное, живой и явно испытывающий к Поттеру искренние чувства. В чём в чём, а в искренности чувств привидения немножко разбираются…
С магическими субстанциями Малфою было контактировать гораздо проще, чем с физическими объектами. Полчаса медитации над паром котла, в котором Поттер варил для Донахью (Ах, Мерлин, как же вкусно мальчишка хлопал ресницами, изображая повышенное внимание!) боевую магическую смесь широкого спектра действия — и Драко вполне нашёл в себе силы настроиться на примитивное, но результативное воздействие на булькающий состав. Подтолкнуть Рика под локоть, когда тот отсчитывал над котлом крупинки пыльцы цветка папоротника, было труднее, но Малфой, полетав вокруг него с максимальной скоростью, добился своего: лишних штук пять крупинок упали во взрывоопасное зелье — и, о ужас! — бух! — раздался небольшой взрывчик. По помещению лаборатории заметались вырвавшиеся на свободу взбудораженные непослушные заклинания и разноцветными молниями, змейками и тирешками начали носиться от стены к стене. Поттер присел за сундук с сушёными травами, хотел было прикрыть курсанта щитом, но Малфой оказался проворнее и, мелькнув перед глазами Донахью колоритной маской африканского колдуна-людоеда, заставил того от испуга подставиться спиной под удар. Несколько ярких трассирующих заклятий попали пареньку аккурат ниже поясницы — дело сделано, дальше, мальчик, ты сам…
Слишком долго уговаривать раненого Рика снять штаны не пришлось. Он, вполне артистично делая вид, что ужасно смущён, отвернулся к стене, спустил брюки вместе с трусами и выставил свою э-э-э… крайность, округлую, упругую, прозрачно-розоватую, по-детски наивную и целомудренную, но твёрдо знающую, чего она хочет, манящую, слегка подпорченную парочкой свежих ран, на внимательное изучение Поттеру. Драко только крякнул. Поттер изучал представленный образец очень внимательно. Даже у Малфоя от этой сцены с участием умильно смущённого паренька, выразительно отставившего аппетитную попку, и жмущегося за ним, нервно переступающего и боящегося сосредоточить свой взгляд Поттера, что-то сильно зашевелилось внутри. Ревность — само собой, но плевать, а вот нечто такое интересное в паху заставило Драко на несколько секунд усомниться в своей призрачной сущности… Уф-ф-ф…
— Тебе не больно? — глухо выдохнул Поттер, густо намазывая лечебный бальзам на повреждения кожного покрова незадачливого курсанта. Его намерение держаться максимально бесчувственно осложняло то, что гематомы от ударов заклятий быстро расплывались по всей заднице Рика. Несанкционированную магию нужно было остановить, прижечь как можно быстрее. — Наклонись, э-э-э, пожалуйста, — Гарри растёр ягодицы парня скользкой мазью и провёл пальцами между ними. И так несколько раз — туда-сюда, продвигаясь почти до самого ануса, резко тормозя на самом нежном и беззащитном кусочке кожи.
От чего именно так послушно и грациозно прогнулся Рик, от вежливой ли просьбы бригадира или от желания, заставившего его член шевельнуться и энергично начать восхождение? Мальчишка застонал и густо покраснел.
— Тебе не больно? — краснея ещё больше, повторил Гарри. Слова у него, явно, закончились.
— Нет, сэр, даже приятно, — пискнул Рик.
— Я вижу… — Поттер решительно вытер масленые пальцы о свои брюки, убрал банку с бальзамом на полку, разметал ногой угли под котлом и быстро направился к выходу, не оглядываясь и бросая через плечо громко и чётко: — Не забудь захлопнуть дверь! Аппарируй внимательнее! Даю тебе три дня, выздоравливай!
***
Драко качался на плафоне перегоревшего фонаря и наблюдал, как Кот планомерно и неспешно изучал содержимое мусорного бака. Тот едва заметно водил чувствительным носом, шевелил калёными усами, чуть тряс ушами, перебирал лапками так деликатно и выверено, будто делал сложную хирургическую операцию или огранял редкий алмаз по сложной схеме.
— А твой друг или подружка тоже так тупо верен? — спросил Драко без всякой надежды быть услышанным, тем более получить ответ.
Кот повернул в сторону привидения лобастую голову, сверкнул оранжевыми глазами — ослепил Драко так, что потом до самого утра тот не мог прогнать отпечатки «зайчиков» со своей роговицы — и недовольно сказал «Мя-я-э-э». Типа «Не мешай» или «Какое твоё дело?», а, может быть, «Нет, мне, любезный, повезло больше: перепихнулись — и разбежались»?
|
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 17:04 | Сообщение # 7 |
Странник
Сообщений: 538
| Глава 6.
Лето, лето, лето. Птички, птички, птички. От их гомона, заражающего всё вокруг весельем и энергией хаоса, не было спасения ни днём, ни ночью. Малфой понял, что ненавидит мелких пернатых. То ли дело совы — полезные, важные, молчаливые. Ухнет филин пару раз за ночь, или сычик премило так клёкотнёт в самое ухо — и тишина… А ещё отчаянно синее небо, пёстрые цветы на каждой лужайке и под каждым окном, солнце… Это странное и страшное светило, всю опасность и абсолютную ненужность которого начинаешь понимать, только став тенью… Лето едва началось, а Драко уже устал, опечалился, начал сжиматься и терзаться тревожными предчувствиями…
— Драко, что я могу подарить тебе? — выпалил Поттер и замялся. — На… ну… день рождения…
Малфой тяжело вздохнул и невесело улыбнулся:
— Ты уверен, что я захочу праздновать этот ничем не отличающийся от других день года?
— Мы вместе могли бы…
— Тогда напиши мне поэму, — усмехнулся Драко и растворился в складках портьеры.
***
Было так забавно наблюдать за муками творчества, терзавшими начинающего поэта. Гарри нервно грыз кончик пера, постоянно массировал себе то виски, то переносицу, снимал-одевал очки, крутил головой, качался на стуле, разглядывал на потолке одному ему видимые узоры. Неужели и правда пишет стихи? Драко, как обычно неслышно, подплыл к Поттеру со спины и осторожно заглянул через плечо. Свиток на столе был весь забрызган чернилами, края его помяты, кое-где оторваны уголки, на полях красовались рисунки глаз (ну, чем же ещё могут быть эти миндальные орешки с кружочками зрачков и палочками ресниц?) и… э-э-э, некоторых частей мужского тела. По центру, многократно зачёркнутые, толкались ровные строчки. Что-что, а почерк у Гарьки не подкачал.
Драко пригляделся и смог разобрать несколько слов:
«Твои глаза горят в ночи
Пронзительно, как две свечи.
Любовь в них жжётся и кричит…»
Дальше сплошные отпечатки пальцев и буквы вразнобой. Драко хохотнул Поттеру в самое ухо:
— Любовь в них жжётся и кричит,
Твой пенис призрачный торчит!
Поттер вспыхнул, опрокинул чернильницу и, не разбирая дороги, прямо сквозь Драко выскочил из кабинета. Хлопнула входная дверь. Весь дом сотрясся от такого резкого, нервного ухода хозяина или только один Малфой?.. А на улице ветер гонит мусор по мостовой. А на улице качаются плафоны фонарей. А на улице за плотными тучами не видно звёзд… Куда он, господин аврор, недоразумение ходячее, отправился? Пошляется и вернётся? А если загуляет с кем-нибудь от тоски и обиды? Ладно, пусть загуляет, ему нужно, он живой и горячий. Может быть, хоть привяжется к кому-то. А Малфой переживёт, перетерпит. Переживёт… А если Поттер просто будет сидеть на скамейке и мёрзнуть? (Отчего-то именно сегодня ночь выдалась холодная — надвигалась буря.) И злиться. И накручивать себя сплином, сворачивать, сворачивать, сворачивать внутреннюю пружину? А когда она разожмётся, резко выпрыгнет из тисков самообладания и самоотречения, вонзится острыми краями в живую плоть изнутри, вывернет, размозжит, передавит, раздробит ткани, мышцы, сосуды, нервные узлы? А душу?..
Драко разыскал Гарри в близлежащем сквере. Тот, убегая, даже тонкой куртки не прихватил и отчаянно стучал зубами, медленно кружась на детской карусели. У Драко защемило сердце. Или что оно там щемит внутри у привидения? Слева. «Право слово, как ребёнок! — разозлился он на Поттера. — Взрослый мужчина, а ведёт себя… Взрослый… Уже на два года старше меня…» Если бы его сердце стучало, то сейчас точно пропустило бы несколько ударов… Хорошо, что призраки не нуждаются в таких опасных глупостях, как стук сердца…
Драко прицепился к центральной опоре карусели и, развеваясь лениво, словно тяжёлое полотнище, продекламировал с выражением, громко, перекрывая в голове Поттера шум всё усиливающегося ветра:
«У сердца с глазом тайный договор:
Они друг другу облегчают муки,
Когда тебя напрасно ищет взор
И сердце задыхается в разлуке».
Ветер задул с такой силой, что реденькие кустики живой изгороди пригнулись к земле, тополь, растущий рядом с детской площадкой, угрожающе накренил верхнюю часть кроны в сторону Поттера и набросал ему на голову и плечи ворох тоненьких сухих прутиков и молодых листиков. Если бы Драко не был привидением, то ни за что не расслышал бы сейчас тихого шёпота, слетевшего с посиневших от холода губ Гарри. Хорошо быть привидением…
— Так… в помыслах моих… иль во плоти
Ты предо мной в мгновение любое.
Не дальше мысли можешь ты уйти.
Я не разлучен с ней, она с тобою.
Как вызов! Как пощёчина или пропущенный магический укол, не слишком болезненный, но обидный. «Вот же любитель Шекспира!» — умилился Драко.
— Домой пойдём? — опасливо поднял он взгляд на тучу, сконцентрировавшуюся над их головами и готовую в любой момент разразиться холодным ливнем. Унесёт ещё, смоет, выбирайся потом из сточных канав… И Поттеру воспаление лёгких ни к чему.
Гарри спрыгнул с карусели и резко крутанул её. Драко, хоть силы инерции и не имели на него столь однозначного влияния, отлетел далеко за площадку, шлёпнулся в клумбу…
Мирились они дома горячим шоколадом с цукатами и перцем. Старинный рецепт домовиков от простуды. Гарри дул на расплавленную коричневую жидкость в толстой кружке и вылавливал из неё лимонные корочки и кусочки вяленой дыни и манго, а Драко слизывал с серебряной ложки застывшую каплю мёда. Делал вид, что слизывает… Гарри улыбался, щёки его краснели, губы алели, глаза заволакивал туман желания. «В помыслах моих иль во плоти?» Вот это и было не просто камнем преткновения, а камнепадом, нещадно и мощно обрушившимся между ними на узкой тропинке перевала. Перевала их только начавшей тогда зарождаться любви… «Всё бы отдал, чтобы он был счастлив! — Драко даже зажмурился от очевидности только что родившегося в нём осознания. — Малфой не привык отступать? Малфой своего никому не отдаёт? Малфой сражается за любовь? А привидение Малфоя?.. Я уже умирал, и не то чтобы мне это понравилось, но пережить ещё разочек вполне можно. Пожалуй, можно. Гарри будет счастлив без меня? Не думаю. Но он проживёт свою жизнь с живыми людьми. И… Сейчас он уже без меня, так что…»
***
— Уй-ти? — тонкие брови старой ведьмы поползли вверх, в глазах сверкнули недобрые молнии. — Ты это о чём?.. О!.. Да, есть один способ… Ты сможешь это сделать в день своего рождения, — недовольно поморщилась Вальбурга. — Не думала, что потомок Блэков такой дурак и трус. Значит, я зря старалась? Если ты примешь свет восхода в день своего рождения, то уже никто тебя не возвратит! Ты понимаешь это, глупый Малфой? — она презрительно поджала губы, Драко отчётливо услышал скрежет зубов.
— Я не хочу, чтобы меня возвращали. Благодарю вас, миледи.
— Неужели ты пожертвуешь вечностью ради этого живого… мальчишки?! — Вальбурга, казалось, не верила своим ушам и даже опасливо отошла от Драко.
— Ну… Я слишком люблю жизнь, чтобы вечно нести в себе смерть. И… «вечность» — уж очень скучное слово. Для Малфоя, — Драко гордо вскинул подбородок, но в последний момент всё же почтительно склонил голову перед пожилой недобро хмурившейся дамой.
***
— Возьмёшь отпуск. Совсем коротенький, на несколько дней? — Драко очерчивал мизинцем контуры лица Гарри, водил ногтем по носу, бровям, подбородку, щекотал смоляные ресницы аманта. Тот улыбался и делал вид, что чувствует. Драко склонился к Гарри и тихонько подул на его губы — Поттер облизнулся и раскрыл рот. Драко скользнул в него языком — игра началась, их почти еженощная игра в близость, в поцелуи, в секс, выученная до автоматизма, рождающая вожделение от одного лишь блеска глаз, от импульсов, пробегающих в воспалённом, выгорающем от одиночества мозгу. Игра в любовь…
Гарри стонал так, что Драко, научившийся вспоминать свои былые ощущения от секса максимально реалистично, чуть не кончил… Он почти почувствовал, как натянулась какая-то жилка внутри, и напряжение члена, передавшееся мышцам живота и адамову яблоку, сладкой судорогой дёрнуло за эту жилку. Словно гитарная струна, настроенная на восьмую ноту, послала в мир вибрацию надвигающегося вселенского счастья и тайного наслаждения, становящегося явью.
Но в последний миг, когда долгожданная разрядка была уже на подходе, и первые язычки оргазма бесстыдно лизнули его промежность, когда он уже готов был поверить, что всё, происходившее с ним до сего момента, было лишь страшным сном, обидным, нравоучительным, сном-наказанием, подсознательным воплощением вселенской справедливости и отмщения грехов предков, данью родовой карме, его личному упрямству и заносчивости, в тот самый миг его стоящий член, огромный и упругий, твёрдый, как никогда, который можно было потрогать и ощутить несказанный восторг, вдруг медленно стал опадать, верно расслабляться, демонстрируя покорность сущности своего хозяина и его остывших вместе с телом физиологических потребностей. На кончике выступила перламутровая капля — и всё… Драко было приятно, сладко, он почти кончил, но в этом «почти» и заключался весь бытовой трагизм его теперешнего положения. Сколько лет, веков он будет учиться так правдоподобно представлять оргазм и семяизвержение, что заставит свой мозг испытать его? Так долго Поттер не протянет…
Упорными тренировками Драко научился включать вибратор (не всегда, но это получалось) и тем самым создавать в анальных играх Гарри элемент неожиданности. Но что означала в теле аманта эта латексная обманка без чувств и эмоций, которые тот рисовал в своём воображении? Драко представил, как именно он сам, живой, страстный, исскучавшийся по Поттеру до воя на луну, до головокружения и потери ориентации в пространстве и времени, доставил бы любимому удовольствие! Он входил бы в него так нежно, так осторожно, как только смог, он держал бы свой член в Гарри столько, сколько тому захотелось бы, он работал бы в теле любовника часами, пока тот не начал бы просить о пощаде, устав от нескончаемой череды наслаждений, насытившись удовольствием до предела, получив от Драко всё, до последнего движения, до последней капли, до последнего выдоха…
Поттер застонал высоким голосом, почти по-детски, беззащитно и жалобно, скомкал в кулаках простыню, дёрнулся плавной мощной волной — и опал, глубоко шумно дыша, на влажную от пота постель. Он какое-то время продолжал кусать губы и пьяно водил головой из стороны в сторону, потихоньку, бережно и неторопливо отпуская наслаждение, захватившее его в плен.
«Хочу если не увидеть, то хотя бы знать, что он кончает с живым человеком, от живого члена, в живую плоть, — Драко так сильно прикусил себе язык, что почувствовал вкус крови. — С кем-то ему родным, с кем-то, кто будет его любить. Пусть не так, как я, может быть, сильнее или слабее, как-то по-другому, но любить. Я должен дать ему шанс держать чью-то тёплую ладонь в постели, на прогулках, за столиком кафе, сидя вечерами перед камином. Просто знать, что эта ладонь есть…»
***
— Ты возьмёшь выходные? — заглянул Малфой в лицо Гарри, по которому блуждала тихая улыбка. — Это и будет мне подарком.
— Что? — прохрипел тот, едва размыкая губы.
— Я говорю, подари мне несколько дней на побережье, — повысил голос Драко и приказал: — Открой глаза, посмотри на меня!
Гарри послушно дёрнул ресницами. Вот этот взгляд стоил всех оргазмов мира! Драко чуть не растворился в нём, весь зашёлся от пронзительного наслаждения, пробившего насквозь его призрачное тело и душу!
— Хорошо, — кашлянул Поттер, — я отпрошусь на несколько дней, — и блаженно потянулся. — Куда ты хочешь отправиться? В тёплые края?
— Нет, я не смогу на чужой территории, — Малфой так устал этой ночью, что больше не мог смотреть на любимого — сил, терпения, сдержанности, самообладания не хватало катастрофически, ещё немного — и он никогда не сможет уйти… — У нас на побережье есть маленький коттедж, меня мама возила туда пару раз ребёнком. Ничего особенного — сельская пастораль, рыбацкие сети, скалы красивые. Хочу туда. Там такие шикарные рассветы над морем, — он побыстрее, чтобы сохранить хоть каплю былой решимости, откатился от Гарри, послонялся по комнате и скрылся в самом тёмном углу.
— Что там шикарное? — округлил Гарри глаза, растерянно наблюдая за метаниями Малфоя.
|
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 17:27 | Сообщение # 8 |
Странник
Сообщений: 538
| Глава 7.
Аппарировал Поттер с Драко за пазухой. Так путешествовать Малфою ещё не приходилось. Странное ощущение: скорее, приятное, хотя… Гарри долго настраивался: перемещаться в незнакомое место, да ещё с привидением в придачу было делом опасным, но всё обошлось — на то он и аврор, национальный герой и будущий Великий маг…
В старом коттедже Малфоев давно никто не жил. Окна его были заколочены, на двери висел проржавевший от солёного ветра маггловский замок, смотритель появлялся, кажется, раз в год и не заходил внутрь. Развалюха, каждый облупившийся кирпичик которой пропах океаном и шумом неспокойных волн. Плавуны, оставленные последним штормом почти у самого крыльца, терраса, полная песка и мелких ракушек, гнёзда крикливых пернатых морских охотников под коньком обветшалой, кое-где проваленной крыши. Две корявые низенькие яблоньки в земляной, частично уплывшей насыпи. Слабенькие охранные чары, скорее дежурные, Поттер снял даже без волшебной палочки — чему-то его в Аврорате обучили — ушки замка сбил булыжником.
Дом встретил их таким пронзительным скрипом полусгнивших половиц, что у Драко в унисон заныли зубы. Уборка и мелкий ремонт не заняли много времени, и через час они уже пили чай и с аппетитом хрустели мюсли в общей комнате первого этажа под развевающимися от свежего ветра клетчатыми занавесками. Любовались через мутное окошко скалами, закрывающими горизонт и заходящее солнце, туманной бирюзовой далью, фиолетовым вечером, наплывающим с востока. Пил и хрустел Гарри, а Драко никак не мог избавиться от пронзительного наваждения — едва различимого аромата женских духов, щекотавшего его нос и память. Так, изысканно и волшебно, нежно, тепло, волнительно, цветочно-искристо, пахло от мамы в те дни, когда она привозила карапуза Дракочку подышать свежим морским воздухом и побегать босыми ножками по камушкам в эту доисторическую глушь, напрочь лишённую благ цивилизации, комфорта, переполненную истиной спокойно-суровой магией природы и снами древних богов, навеки покинувших скучный и злой мир людей…
— Что за бредовая идея встречать рассвет? — Гарри уже больше минуты думал, какую именно шахматную фигуру пустить в бой. Он грыз дужку очков и цокал языком. Великий гроссмейстер Поттер! — Никогда раньше не замечал за тобой особой тяги к романтике. Я понимаю, что именно завтра твой День рождения. Но провести его в сыром гроте? Малфой, ты уверен?
— Всё течёт, всё меняется, — философски заметил Драко и едва качнул белого коня.
— Что меняется? — Поттер попытался заглянуть ему в глаза, но Малфой проворно увернулся, смазанной тенью подскочил под потолок. — Хм, как хочешь, — пожал плечами озадаченный Гарри. — Рассвет, так рассвет, — и перевёл взгляд на шахматную доску. — Ты же будешь предельно осторожен? Ну, вернись, доиграем, а то у меня шах намечается.
***
— Слушай, Малфой, а у тебя… ну, э-э-э, росли волосы? — Гарри водил большим пером, потерянным чайкой, по обнажённому бедру Драко, рисовал круги на выпирающей косточке и сердечки на голом лобке.
— Я вообще-то нормальный, — усмехнулся Драко и повернулся к любовнику пятой точкой — сзади у него было гораздо больше места для абстрактного боди-арта. — Просто сделал перед самой смертью качественную эпиляцию.
— Повезло тебе.
— Да уж! — закатил глаза Драко. — Вот была бы самая страшная трагедия в моей жизни — вечно ходить заросшим.
— А мне какую интимную стрижку сделать? — бодро поинтересовался Поттер, но под взглядом Малфоя немножко стушевался. — Для тебя. Как ты хочешь? Мне бы не хотелось… брить под ноль: когда будет отрастать — обчешусь ведь, а глубокая эпиляция вроде болезненная и… ну, не совсем это мужское дело, да? А потом её делает совершенно посторонний человек…
— О! Успокойтесь, сэр, не надо таких подвигов, — Драко с трудом сдерживал рвущийся наружу смех. — Мне в вас всё нравится, особенно он, — в его полупрозрачных глазах плясали чёртики. Такие лохматенькие, с блестящими рожками, бантиками на кисточках хвостов, вертели попками и показывали всем языки… — Ты хорошо за ним ухаживаешь, — его плечи уже тряслись от подступающей весёлой истерики, он зажимал себе рот ладонью и глотал хохот. Гарри недовольно засопел и отвернулся. Обиделся? — Хочешь, я тебе это докажу? — Малфой нашёл в себе силы придать голосу максимальную чувственность и бархатистость. — Господа вольные добытчики! — неожиданно залихватски свистнул он. — Все на нижнюю палубу! Морских ежей вам в жопы! Разворачивай пушки! Мир запомнит наши имена! На абордаж!
Гарри прыснул от смеха, лёг на спину, раздвинул ноги, подложил себе под поясницу сжатый кулак. Драко прицепил на левый глаз чёрную повязку-кружочек с вышитым сапфирами якорем, повязал шёлковую алую бандану, вдел в ухо толстое золотое кольцо, два передних зуба заменил на металлические. Он хотел ещё приделать себе деревянную ногу и железный крюк вместо руки (Гулять — так гулять! Пусть Поттер запомнит эту последнюю игру надолго…), но Гарри восторженно всхлипнул и закрыл глаза. Драко склонился над ним… Понеслось!..
***
— Улыбнись, Драко, улыбнись, — шептал Поттер, преданно заглядывая в глаза Малфою из-под его локтя. У того запершило в горле. Вот, он принял правильное решение…
«Как щенок, право слово, лизучий бестолковыш, которому почесали пузико и лохматую кисточку-пипку. Много ли этому живому оболдую надо? Он же даже не чувствует меня. Хорошо, что воображением не обделён, недаром полукровка — у них с этими маггловскими прибамбасами полный порядок. Это у потомственных магов всё примитивно, всё волшебно… Даже мне, начавшему мало-мальски привыкать к теневой стороне жизни, засасываемому призрачной основой бытия, до одури не хватает ощущения тёплой эластичной кожи под пальцами. Погладить бы, помять, вдавить ногти. А уж Гарьке-то каково… В мыслях — всё, нет не так: В С Ё! А в реальности — пустые мечты и свой собственный палец в своей же жопе? Не мучить его! Не мучить себя! Целоваться с ветром, слизывать вместо спермы росу, кончать от шёлка простыней и передозировки галлюциногенных — не это удел Гарри Поттера! Я редко клялся при жизни, и не стоит начинать после смерти, но… Я клянусь! Он будет счастлив, не будь я Драко Малфоем!.. Не будь я призраком Драко Малфоя!»
***
— Устал?
— Как тебе сказать? Похоже, что да.
— Я тоже.
— Вот и отлично.
— Поспим пару часов? А потом отправимся встречать рассвет. Вот не нравится мне эта твоя затея, Драко. Но ничего, на берегу в этот час действительно хорошо. Посмотрим на океан. Сегодня ветер не очень, волны почти ласковые. Там за скалой на дне видны белые камни. Откуда они взялись? Может быть, и не чисто белые, но через воду кажутся именно такими. Странно всё это. Ты, я, океан, наша любовь… Подышим запахом океана…
— Тухлой рыбы.
— Потом, перед самым восходом — не пропустить бы тот миг — ты спрячешься в гроте. И посмотришь, как поднимается солнце по отражению в зелёной воде. Вода там чистая, свод пещеры тёмный — видно будет отлично. А после мы устроим пикник. Прямо в гроте. Вино и лобстер. Запечём его в углях. Можно сосисочки пожарить. Никакой трансгрессии, будем сидеть там до самого заката, слушать плеск волн и представлять себя русалками, то есть русалами. Ну, или водяными, кем хочешь… Потерпевшими кораблекрушение, искателями сокровищ. Помнишь тот раз, когда ты был бедуинским принцем? А я, кх-кх, твоим верблюдом? О! На этот раз можно поменяться местами… И африканская ночь поглотила принца и его верблюда… Я так тебя люб…
Гарри, неразборчиво бормоча какие-то ничего не значащие слова, мирно засопел. Его рука провалилась сквозь Драко на плед… В том-то и дело, что значащие. И значащие слишком много…
* * *
Небо, и как обиталище богов, и как пространство над Землёй, панорама, открывающаяся при взгляде снизу в космические высоты, явно было благосклонно к Драко Малфою и подарило ему ещё пару часов «жизни». С севера ночью набежала огромная туча, тёмно-синяя, низкая, страшная, притащила за собой далёкий дождевой шлейф, равняющий горизонт единой стихией воды. Закрыла всю восточную часть поднебесной лазури и продлила предрассветный сумрак. То, что солнце там, за мрачной тревожной пеленой, уже взошло, было понятно лишь по изменившемуся цвету этой самой тучи — она стала яркой, болезненно-контрастной на фоне вспыхнувшего лимонным маревом небосвода, наполнилась чернильными и лиловыми оттенками, а затем пошла малиновыми разводами. Солнца не было видно, но оно сражалось за свои права и заявляло миру, кто тут настоящий хозяин…
Они стояли на скале, крепко держались за руки и смотрели на пока спокойные волны, плавно вздымающиеся под острыми уступами, обросшими скользким мхом, лениво слизывающие длинными пенными языками разноцветную гальку с берега, катающие её с шумом и хрустом, ухающие и чавкающие на валунах-порогах, претворяющих вход в невидимый с высоты грот у подножия скалы.
— Утёс Любви! — восторженно выдохнул Гарри и с видимым удовольствием, максимально расправив плечи, втянул солёный воздух, разбавленный ароматом приближающегося ливня. — Утёс нашей любви, — смущённо поджал он губы.
— А ты, Поттер, и правда поэт.
— Тебе здесь не нравится? Почему ты дрожишь? Драко? Улыбнись. Красиво ведь. Так бы всю жизнь стоял на этой скале и держал тебя за руку. И больше ничего не надо.
«Дурак! А есть, спать, ходить в туалет, трахаться? — Драко с едва скрываемой злостью посмотрел на восхищённую физиономию Поттера. — Море, солнышко, любовь? Цветочки, голубки, поцелуйчики? Метка на руке, кровь на полу, дрочка на картинку со своим хуем у меня во рту? Как же я ненавижу! Всё! Всех! Себя!» — Драко покачнулся от неудержимого желания сделать хоть что-то, пусть невероятно глупое, но реальное. Броситься с высоты на острые камни пляжа — и умереть. По-настоящему, навсегда, насовсем, навечно! Или сотворить кинжал и воткнуть его себе в живот. Нет! По горлу! Только так, а то аврор неплохо владеет лечебной магией — затянуть полостную рану конечно не сможет, но и сдохнуть от неё не даст… Или превратиться в птицу, вон в ту чайку, обернуться, обрести перья, длинный крючковатый нос, крылья. И улететь за океан, за горизонт. Без Гарри? У-у-у-у! Драко запрокинул голову и беззвучно завыл. Поттер не смотрел на него, всё внимание сосредоточив на краешке тучи, из-за которого начала проступать яркая полоска света.
— Драко. Ты спрячься за тот валун, — не поворачивая головы, словно завороженный невиданным зрелищем, махнул он в сторону. — Не успели спуститься к гроту. Чёрт! Чёрт! Малфой, зачем мы так рискуем? Посиди там немножко. Я тебя донесу до грота. Растяпы мы, конечно, и разини мы. Вот, скажи, ради чего было так рисковать? Ну, и солнце, ну, и первые лучи? Но, не последняя же заря в нашей жизни?
Драко отошёл к большому камню за спиной Гарри. И присел на него. Сейчас ему было очень жаль — ну, вот до слёз — что он не сказал этому придурку, не произнёс тех слов… Нет, о любви он говорил Гарри и не раз. В шутку и всерьёз, надменно и откровенно, пошло и грустно: «Я тебя люблю». Но много ли эти слова значили для них обоих, для живого молодого мужчины и призрака без возраста? Слова — и слова… А вот если бы сейчас, в свой последний миг, по-настоящему последний, он, Драко Малфой сказал любимому, что… Что… Не злился бы от своей трусости и неистребимого желания жить, не тратил энергию на разрушительные эмоции, а всего лишь положил руку на плечо Гарри — ну и пусть не держится, проскальзывает без преград! — и…
Первый луч солнца пробился сквозь плотную завесу и дотронулся до ног Малфоя. Как больно! Боже! Я знаю. Что. Ты есть! Только ты можешь послать такую боль!.. Он покрепче упёрся руками в холодный шершавый гранит. Холодный? Показалось? Так вот и любовь не приносит в жизнь ничего, кроме боли и страданий!.. Как же я люблю тебя, Гарри!
Второй луч, быстрый, отважный, ударил Драко в глаза. Там, на этом небесном теле, на звезде, одной из многих, именуемых Со-л-н-ц-ем, расплавленная боль рождается, а умирает здесь, на грешной земле? Или не умирает вовсе, никогда? Вечная боль — вечная любовь? Или наоборот?.. Как же я люблю тебя!
Драко хотел вдохнуть поглубже, но не смог. Он потянулся рукой к Гарри. И улыбнулся. Всё, как ты хотел, Поттер. Ну, почти… Люблю тебя…
Третий луч — знал, что делал! — расходящийся семицветным спектром, уверенно и властно ударил в розоватый камень, окрасил его нежной тёплой палитрой. Камень, на котором ещё секунду назад сидел, выгнувшись дугой от боли, изо всех сил удерживая на губах улыбку, молодой светловолосый парень. Почти не прозрачный, почти живой…
— Красиво, да? — печально выдохнул Гарри и сморгнул алые кружочки, маячившие перед глазами. — С днём рождения, Драко! Давай я тебя прикрою от восхода…
Он обернулся и сделал несколько шагов к камню. Обошёл вокруг него. Резко развернулся к солнцу, всё выше и выше поднимавшемуся над грозными очертаниями тучи — не остановить, не умолить!.. — и открыл рот в беззвучном крике… Все звуки мира разом перестали существовать для Гарри Поттера. Только звук сердца, который он больше никогда не услышит…
***
В этот самый миг, или несколькими секундами ранее, с поправками на астрономические точные ориентиры и на ветер, магнитные влияния, ошибки хронометров и любого рода эталонов, Кот, вразвалочку, зыркая по сторонам высокомерным взглядом, переходивший шумный проспект, в который упиралась соседняя с Гриммо улочка (и каким бесом занесло его в такую даль?), отчего-то резко остановился. Перед его взором мелькнула цифра «9». Да, Кот умел считать до девяти…
Визг тормозов, крики пешеходов, лэндровер, протаранивший зеркальную витрину. На бордюре, возле светофорной тумбы, на влажной плитке — бездвижное тело чёрного кота. Розовый бледный язычок высунут сквозь крепкие белоснежные клыки. Улыбка Смерти. Лапы сложены ровно, от головы к решётке водостока бежит тонкая струйка ярко-алой крови. Течёт, течёт…
|
|
Арман | Дата: Четверг, 02.05.2013, 18:26 | Сообщение # 9 |
Странник
Сообщений: 538
| Эпилог.
До восхода солнца оставалось примерно полчаса, когда плотный туман, хозяйничавший всю ночь на Гриммо, начал рваться под невесть откуда взявшимся ветром. Он заклубился посередине улицы, старательно заворачиваясь вокруг фонарных столбов и стволов деревьев, повисая на нижних прогнувшихся ветвях, его клочья начали приобретать самые разнообразные очертания — на вашу, господа, фантазию! — и по лондонской мостовой двинулись конные экипажи и старинные тяжёлые кареты, носилки с вельможами; за углом лавки голландских миниатюр организовалась драчка местной шпаны «стенка на стенку» за право хозяйничать на площади и окрестностях; под балконом бывшего дома марокканского посла — неспешная дуэль на шпагах, с секундантами, всё честь по чести; у "Fish Table" выстроилась очередь служанок и кухарок с корзинками в ожидании утренней распродажи свежей рыбы; за сквером, под старым тополем юный дворянин никак не хотел выпускать из объятий пышногрудую камеристку; секиры стражников ночного дозора скрылись в подвальчике таверны…
Из тумана вынырнул кот, казавшийся прозрачно-серым, сотворённым из мельчайших капелек воды, и отряхнулся. Знакомая поступь, хвост — предмет гордости, герцогский штандарт за спинами бравых гвардейцев, с улыбками идущих в бой. Тот самый Кот? Кот-призрак? Только ярко-оранжевый огонёк-глаз, сверкающий на фоне окружающей непроглядности давал понять, что перед нами живое существо. Или нет?..
Молоко в противно шуршащем и прилипающем к языку пенопластовом лоточке у крыльца дома вдовы Пупэтир основательно горчит, а у мисс Амаранты, в мисочке с голубой каёмочкой, сладкое и жирное — чистые сливки; за пиццу с крокодильчатиной в новом ресторанчике можно поставить твёрдую троечку, а благотворительные потроха, выдаваемые возле ветлечебницы только по чипам под холкой, чудо как хороши — хрумкай и не о чём не думай!.. Ну и орал тот мужик в синем халате, выпучив глаза, когда хотел уже отправить пакет с замороженным кошачьим трупом в топку, а тот оказался… пуст… Прорван, и зловонная лужица под столом… Теперь лондонской станции по утилизации биологических отходов придётся срочно искать нового санитара. Нет желающих?.. В доме № 56 в субботу венчание, не забыть наведаться утром в воскресенье — поздравить молодых и заценить остатки праздничного стола… В гараже за водокачкой та пятнистая красотка (ах, оторва-поблядушка!) окотилась тройней, судачат, что один котёнок чёрен, как уголёк. Ну, не знаю, о чём это может говорить. Надо как-нибудь зайти, проведать… В окошке первого этажа какой-то м… чудак выставил банку с золотой рыбкой. Плавает одна, печалится, слопать её что ли, чтобы не мучилась?.. В фотоателье открылся эротический вернисаж. Напроситься в натурщики?.. Переловить всех крыс на Гриммо и получить орден от мэрии? Завербоваться инструктором в Иностранный легион или наняться талисманом к камбоджийским пиратам? А может быть, поступить на службу в Хогвартс?..
— Рассвет, сэр! Спокойного дня! — предупредительно отсолютовал Четвёрка бубей Паркинс и щёлкнул каблуками. Кот улыбнулся и беспечно фыркнул, передёрнув плечами: «А мне-то какое дело?»
Туман резко прижался к земле, к влажному асфальту, к свежеокрашенным бордюрам и стриженым газонам — на тихую лондонскую улицу, словно фея с лёгкого облака, снизошло утро, махнуло тонким розовым палантином, блеснуло в спящих окнах задорным настроением нового летнего дня.
Поттер долго возился с ключами. Не привык он пользоваться связкой на тяжёлом брелоке, но раз решил забыть хоть на время про магию, значит никакой волшебной палочки, никаких запирающих-отпирающих и прочих заклинаний, никакой трансгрессии — маггловские, хм, обычные человеческие замки, прогулки своими ножками, новое жильё, новая работа… Нет, совсем распрощаться с миром магов он и не думал — не сможет, это же не игрушки, это его жизнь, его сущность, хоть какой-то смысл… Но вот на время встряхнуться, поменять обстановку, причём кардинально, — это было Поттеру необходимо. Сломался он после того, как второй раз потерял Драко…
Слишком многие в магическом мире умирали за него, из-за него. Он уже не один раз пережил эту тему, кое-что понял, что-то принял, с чем-то смирился, в чём-то себя убедил. О чём-то просто постарался не думать. Не забыть, а не открывать память на этой страничке… Но вот уже третий раз за него отдавали жизнь буквально. Сперва мама, потом Малфой. Сначала у Гарри не было выбора, его мнения не спрашивали. Но вот то, что сделал Драко во второй раз… Жизнь кончилась — и Поттер не уходил вслед за любимым только потому, что слишком хорошо осознавал настоящую цену его «подарка»… Он нашёл альтернативу физической смерти…
Далеко с Гриммо уехать не смог, но жить в доме Блэков было невыносимо. В каждом шорохе и скрипе слышался голос Малфоя, и Гарри боялся сойти с ума. Он снял комнатку поблизости — мансарду в соседнем переулке, и поднимался в неё по ржавой лестнице, сваренной из железной арматуры. Зазоры на ступеньках были так велики, что привести к себе подружку в туфельках на каблуках — и думать было нечего. А Гарри и не думал…
Бессрочный отпуск в Аврорате ему предоставили неохотно, но заставить Поттера служить на пользу магическому сообществу не мог никто, даже он сам… Гарри, чтобы тупо не сидеть в четырёх стенах, устроился в первое подвернувшееся место — охранником в маггловский клуб, и теперь вёл ночной образ жизни: работал до зари, спал до заката. Не думал ни о чём и ни о ком. Не вспоминал, не мечтал. Ну, почти, ну, как получалось, ну…
Дурацкие ключи выскользнули из трясущихся (да, что уж там, принял немножко по окончании трудовой ночи) пальцев и провалились в щель между ступеньками, звонко брякнулись об асфальт. Придётся спускаться… Из-за колючего куста боярышника вышел антрацитово-чёрный кот и пружинистой королевской походкой, грациозно поигрывая кончиком хвоста, направился к лестнице. Сел перед нижней ступенькой. Запрокинул щекастую морду, потянулся напряжённо и томно сильной гибкой шеей, демонстрируя крепкую грудь, передёрнул округлыми мягкими лапками, сверкнул глазами. Одним — ярко-оранжевым, словно зачарованный галлеон, другим — серым… И улыбнулся…
Поттер сел на ступеньку. Сам себя обхватил за плечи. Долго сидел так, зажмурившись, и раскачивался из стороны в сторону медленным метрономом, стараясь прогнать опасное наваждение, шепча беззвучно: «Нет, нет, нет…»
— Чего «нет»-то? — спросил Кот.
Гарри открыл глаза.
— Это точно ты? Или я… всё-таки…
— Эй, аврор, захотел отдохнуть в Мунго? Конечно, ты псих. Но это точно я. Требуются доказательства? В последний раз мы играли во флибустьеров. И я нарисовал тебе осьминога на заднице.
— Э-э-э… А… к-как?
— А я откуда знаю? Проснулся в темноте, в холоде, пи'сать очень хотелось. Вылез. Гриммо только долго искал. Знаешь, Лондон — большой город, очень большой. И в основном маггловский. А дома только Кикимер, не пустил, зараза. Мы что теперь живём в этой халупе? — Кот недовольно пошевелил упругими усами и нахмурился.
— Ты хочешь жить в доме Блэков?
— Сказал бы я тебе, Поттер, чего хочу, да ты обидишься. Горячая вода в этой голубятне имеется? А чистое бельё? А нормальная еда? — Гарри кивнул, растерянно улыбнулся. — Вот и отлично! Ступеньки забьёшь досками, а то я не очень люблю, когда меня таскают на руках. И купи какое-нибудь средство, кх-кх, от блох, — брезгливо поджался Кот и шустро зачесал задней лапой ухо. — Ты по ночам работаешь? Нормально, днём будем вместе отсыпаться.
Гарри наклонился, поднял Кота на руки. Усадил себе на колени. Тот вроде недовольно заурчал, но под пальцами Поттера неожиданно притих, расслабился. Он чувствовал! Он чувствовал! Он чувствовал!..
— А коты ведь… не очень долго живут? — Гарри, не выпуская Кота из рук, подобрал ключи и поднялся на свой этаж.
— Это ты к чему, Поттер? А… Я вообще-то не очень юный кот. Думаю, несколько лет осталось, не больше десяти.
— Угу, это ерунда. Я подожду. А потом кем ты будешь? Червячком, черепашкой? Я надеюсь, не дубом?
— Ну, кто же знает, только вверх — это значит вверх. Я буду примерным котом, обещаю. Чтобы уж точно не дубом.
— Тогда ладно. Тогда я тебе верю. Можно купить для тебя ошейник с медальоном?
— Поттер, ты примитивен до тошноты. А на медальоне — «Д»? Ладно. Если там будут брильянты, то я, так и быть, согласен… А ты все свои вещи прихватил с Гриммо? Я про вибратор. Не забыл? И знаешь, Донахью мне, действительно, не нравится, не смей с ним больше встречаться. И Джинни скажи, что ты гей. Хочешь, я сам скажу?
— Малфой!
— Что Поттер?
***
Две тени от угасающего пламени свечи чуть дрожали на стене, оклеенной простенькими обоями: большая и маленькая — спящего мужчины и пристроившегося в его ногах кота. Гарри не убирал пальцев от бархатистой плотной нежной шёрстки и теребил тонкий краешек кошачьего уха. Малфой мурлыкал так громко, что перекрывал шум города, просачивающийся сквозь плотно закрытое и занавешенное тяжёлыми шторами окно… Скоро всё изменится, точнее, вернётся на свои места: они переселятся на Гриммо, 12, Поттер примется за прежнюю работу в Аврорате, время полетит незаметно… И пролетит… А пока им, коту и молодому мужчине, так хорошо, так спокойно вдвоём. Есть время над многим подумать, многое понять, многому научиться. Жить, например…
|
|
|
|
|