|
|
"Именины чёрствые"
| |
|
| MagnusKervalen | Дата: Пятница, 10.01.2014, 19:05 | Сообщение # 1 |
Escapist
Сообщений: 164
| Название фанфика: Именины чёрствые
Автор: Magnus Kervalen
Рейтинг: PG
Пейринг: СС/ЛМ
Событие: Не в Хогвартсе, ПостХог, Фик о второстепенных героях
Тип: слэш
Жанр: ангст
Размер: драббл
Статус: закончен
Саммари: Северус до сих пор не может привыкнуть к их отношениям — к этой странной недосказанности, намекам, прикосновениям, в которых слишком мало тепла… К редким, неловким поцелуям.
Он до сих пор не знает, почему вновь и вновь возвращается в чужой дом к совершенно чужому для него человеку.
Предупреждения: АУ
Диклеймер: Все принадлежит тем, кому принадлежит.
От автора: Написано ко Дню Рождения Северуса Снейпа.
|
|
| MagnusKervalen | Дата: Пятница, 10.01.2014, 19:06 | Сообщение # 2 |
|
Escapist
Сообщений: 164
| Серое зимнее небо расчерчено черными ветвями, будто чернилами. На застывшую в вечернем молчании землю падают редкие хлопья снега, на фоне облаков и заснеженных деревьев кажущиеся пеплом. Беседки, высохшие фонтаны, скульптуры, покрытые грязью осенних дождей, скамейки — всё укрыто этим белым покровом, точно саваном. На ветвях старого, давно умершего бука сидит ворона, спрятав голову под крыло, — черная клякса на грязно-белом листе бумаги. Мертвая тишина царит в Малфой-мэноре.
- Я не ждал тебя сегодня, — произносит тихий голос, такой же бесцветный, как и все в этом черно-сером замерзшем мире.
Северус не двигается, лишь слегка поворачивает голову, краем глаза замечая силуэт хозяина дома — белое пятно на черном. Северус не знает, что ответить, — не знает, нужно ли вообще отвечать. Он и сам не мог бы объяснить, для чего вернулся в мэнор, где все вокруг дышит воспоминаниями и укором, — и продолжает смотреть на заснеженный сад Малфой-мэнора: на нерасчищенные дорожки, черные, будто истлевшие кусты роз, пруд, скованный серым панцирем льда, и ворота, черной линией перечерчивающие горизонт. Серое небо темнеет, постепенно сливаясь с чернильными линиями деревьев.
Люциус подходит к нему, обнимает сзади, кладет подбородок Северусу на плечо, щекоча его щеку несобранными волосами. Северус замирает. Он до сих пор не может привыкнуть к их отношениям — к этой странной недосказанности, намекам, прикосновениям, в которых слишком мало тепла, чтобы считать их интимными, к долгим молчаливым вечерам… К редким, неловким поцелуям. Он до сих пор не знает, почему вновь и вновь возвращается в чужой дом к совершенно чужому для него человеку.
Люциус смотрит в окно из-за его плеча. Северус чувствует его дыхание на своей щеке, чувствует, как медленно бьется чужое сердце, и все смотрит, смотрит, смотрит на чернильно-черные переплетения ветвей на сером небе, на кляксу-ворону, на тучи, плывущие с тягучей торжественностью, словно величавые небесные корабли. Где-то далеко, должно быть, в парадной гостиной, часы начинают отбивать половину шестого. Мрачный, почти зловещий бой, отдающийся в груди Северуса похоронным набатом.
- Сегодня твой День Рождения, — говорит Люциус, по-прежнему глядя на заснеженный черно-серый сад — точно скелет прежнего цветущего сада Малфой-мэнора. Весь мир теперь — один большой скелет, иссушенный ветрами времени.
- Вчера, — Северус прочищает горло — голос его не слушается, точно заржавел от долгого молчания, как ржавеет дверь, которую давно не открывали. — Мой День Рождения был вчера.
Он все-таки оборачивается к Люциусу — тот смотрит в окно, и Северус видит его профиль, заострившийся, как у умирающего.
– Впрочем, неважно, — добавляет Северус, отводя глаза. Ему неприятно видеть в Люциусе эту перемену — Северусу хочется сохранить в памяти тот, другой, всегда немного фальшивый образ блистательного аристократа, каким он увидел Люциуса впервые.
Люциус улыбается, и Северус замечает резкие морщины, появившиеся у уголков его твердых, будто бы вылепленных, губ, всегда напоминавших Северусу губы античных скульптур.
- Тогда мы справим черствые именины, — Люциус поднимает глаза, которые на миг вспыхивают, отражая призрачное свечение снега, — тускло-серые, большие, почти прозрачные под светлыми ресницами, с чуть заметной краснотой вокруг зрачков — единственный цвет, выбивающийся из серо-черной гаммы Малфой-мэнора. Сейчас, в сером свете сумерек, Люциус напоминает Северусу карандашный набросок, сделанный резкими, рваными, неровными линиями.
- Именины, — повторяет Северус, вновь отворачиваясь к окну. — Сомневаюсь, что существует святой с именем Северус.
- Ты и есть святой с именем Северус, — смеется Люциус, и Северус вдруг понимает, что всегда любил этот смех — колкий, отрывистый, но все же такой живой… такой отличный от всего, что окружало его в Малфой-мэноре — от мертвого снега, мертвого камня, мертвого шепота времени.
Он вновь переводит взгляд на окно — серый квадрат на черном фоне комнаты — и наблюдает за тем, как на сад опускается тьма, смешивая черное и серое, словно кто-то макнул в воду запачканную черной краской кисть. Снег тихо опускается на подоконник, образуя неровную грязно-белую корку. Оконное стекло дышит холодом. Северус внезапно осознает, что замерз.
Он берет руку Люциуса в свои ладони, удивляясь, какая она тонкая и холодная, будто бы и не живая; подносит ее к губам, не зная, что собирается сделать — поцеловать или просто согреть своим дыханием эти тонкие ледяные пальцы. Мраморные губы Люциуса тронула улыбка. Он делает шаг вперед — всего один шаг, но Северус едва удерживается от того, чтобы не отпрянуть — его по-прежнему стесняет их близость, и Люциус, кажется, чувствует это, потому что вновь отступает, но не вынимает свою руку из рук Северуса.
Из сада доносится хриплое, словно скрежещущее карканье. Повернув голову, Северус замечает, что ворона, прежде сидевшая неподвижно на мертвом буке, подняла голову и озирается, готовясь взлететь. Ворона нарушает неподвижность черно-серого мира, и это беспокоит Северуса, вырывает его из оцепенения — он оборачивается к Люциусу, притягивает его к себе, неловко, едва касаясь, обнимает за плечи. Люциус пытается отстраниться, но потом останавливается, смотрит на свою руку в руках Северуса, сжимает его пальцы — медленно, будто с трудом выучивая незнакомое движение. Он по-прежнему смотрит на пальцы Северуса, а не в его глаза. Люциус почти никогда не смотрит ему в глаза.
- Черствые именины, — говорит Люциус с невеселой улыбкой. — Самый подходящий праздник для этого места.
Ворона взлетает, растворяясь в акварельно-серой массе облаков. Садом завладевает унылый зимний вечер: растворяются в сумерках печальные слепые лица скульптур, кружевные беседки, плетеные стулья, оставшиеся в саду с давно прошедшего пикника и так и забытые у пруда, черные, гротескно изломанные очертания деревьев… Серый снег ложится на серые клумбы. Чудится, что весь мир дал обет молчания.
В давно нетопленом камине тоскливо завывает ветер, тускло светящийся квадрат окна гаснет, как перегоревшая лампа… Северус и Люциус погружаются в темноту.
|
|
|
|
|
