Армия Запретного леса

согбенную фигуру ведьмы

Гарри быстро шел по просыпающейся Диагон-аллее, унылой и пустынной в туманных утренних сумерках. Вчерашний дождь не высвободил тучи, и они вновь заволакивали небо; в воздухе пахло сыростью. Поттер натянул шарф чуть ли не до носа — не столько от холода, сколько от желания скрыть лицо от посторонних глаз. Мимо спешили редкие прохожие; сонные, продрогшие, они не обращали на брюнета никакого внимания, и он, никем не замеченный, свернул в Лютный.

Здесь оказалось еще тише и безлюднее, чем на Диагон-аллее: Лютный, бодрствовавший всю ночь, теперь спал, забывшись до следующей бессонной ночи. Теперь он не казался ни опасным, ни привлекательным, в тусклом утреннем свете растеряв всю свою вампирическую таинственность: вывески погасли и выглядели тоскливо и довольно-таки жалко, запертые ставни на окнах таверн напоминали бельма, а лавки, с закрытыми дверьми, с занавешенными витринами, в которых прошлой ночью Гарри видел столько причудливого и пугающего, казались давно покинутыми. Ветер нес по земле мусор, оседающий в огромных грязных лужах, оставшихся после вчерашнего дождя. Вокруг не было ни души.

Перебравшись через очередной завал из грязи, бутылок и обрывков газет, Поттер издали завидел лавку Северуса Тобиаса Снейпа и замедлил шаг, делая вид, что его заинтересовала грубо намалеванная афиша, зазывавшая в «Театр Рояль» на «великолепнейшую и роскошнейшую постановку, повествующую о великом волшебнике Салазаре Слизерине со всей шокирующей откровенностью». Юноша уставился на слово «откровенность», выделенное другим шрифтом, и зачем-то прочел его несколько раз прежде, чем отважился оглянуться на лавку.

Она оказалась такой же безмолвной, как и другие заведения в Лютном; теплый свет, лившийся из ее зарешеченной витрины прошлой ночью, погас, входная дверь была заперта, и даже ржавая вывеска в утреннем свете выглядела еще более тусклой и неприметной, чем ночью. Однако Гарри отчего-то не сомневался, что хозяин не покидал лавку и всё еще находился там; на миг ему даже ясно увиделась высокая черная фигура, листающая испещренные загадочными знаками страницы своей книги. Поттер мог бы попытаться обойти лавку и попробовать заглянуть в нее с торца, как он сделал прошлой ночью, но он опасался подсматривать за Северусом Тобиасом Снейпом сейчас, утром, когда ночная тьма не могла послужить для гриффиндорца убежищем. Он уже не был уверен в том, что хозяин намеренно оставил торец лавки не зашторенным; во всяком случае, Гарри, промучившись всю ночь, так и не смог найти этому логическое объяснение и потому начал склоняться к выводу, что Северус Тобиас Снейп не задернул шторы по чистой случайности.

Юный маг еще раз перечитал афишу, как будто надеялся найти на ней решение загадки. Он теперь и сам не смог бы сказать, зачем пришел в Лютный: возможно, ему вспомнились слова Драко о «темных делах», которые творятся в лавке перед рассветом, а возможно, он просто слишком много думал о ней и ее хозяине и не смог усидеть дома. Когда утром, еще затемно, Поттер тайком выбирался из дома, он даже не задумывался о том, что делает — просто знал, что ему нужно идти; но сейчас, глядя на забранное решеткой стекло пустой витрины, Гарри недоумевал, зачем он вообще пришел сюда.

Через некоторое время, когда гриффиндорец уже собирался — правда, с некоторым чувством сожаления — бросить свое бессмысленное наблюдение за пустой лавкой и отправиться домой, он заметил неясное движение в одном из проулков. Поттер поглядел по сторонам, отыскивая укрытие, и нырнул под выцветший навес какой-то пирожковой. Не успел брюнет скрыться в тени навеса, как из проулка показалась группа людей; они шли торопливо, то и дело озирались, явно чувствуя себя чужими в этом недобром месте. Гарри не мог разглядеть их как следует из своего укрытия, но заметил, что ни один из них — своей одеждой, даже манерой себя вести — не похож на обитателей Лютного или их обычных клиентов.

Вскоре юноша увидел, что они несут что-то длинное и тяжелое, завернутое в серую мантию; у Гарри Поттера мелькнуло страшное подозрение о том, что это могло быть, но он тут же с содроганием отмел его. Однако когда группа людей прошла мимо витрины лавки и свернула к ступенькам, ведущим ко входу, Гарри увидел, что из-под мантии выглядывает кружевная юбка, прикрывающая девичьи ноги в чулках и изящных белых туфельках.

Поттер затаил дыхание, вжавшись спиной в запертые ставни пирожковой. Группа неизвестных остановилась на ступенях, и навстречу им отворилась дверь, хотя Гарри не слышал, чтобы кто-нибудь из них стучал. Послышались приглушенные голоса — до юного мага донесся лишь неясный шепот — а те из них, что несли девушку, вошли внутрь; остальные остались ждать на ступенях.

Поттер отчаянно пожалел, что не успел вовремя пробраться к торцу лавки: теперь он не смог бы перейти переулок незамеченным. Ему оставалось только притаиться под навесом и гадать, кем были загадочные посетители Северуса Тобиаса Снейпа и что они надеялись от него получить.

Шло время; посетители всё не выходили. Среди тех, кто остался ждать, поднялось беспокойство; кто-то даже хотел зайти в лавку, но другие его остановили. Им было явно не по себе в Лютном; они то и дело посматривали на дверь, но за ней, казалось, ничего не происходило — даже свет не зажигался. Наконец дверь отворилась, кто-то вышел — Гарри не смог разглядеть, сколько их было, потому что их сразу же окружили те, что стояли на ступенях — и группа людей поспешила прочь из Лютного. Когда они оказались прямо напротив Гарри Поттера, он заметил, что у них уже нет их загадочной ноши, а одна из группы — Поттер был уверен, что это женщина — плачет, закрывая лицо руками. Они свернули в тот же проулок, из которого и появились, а Гарри остался стоять под навесом, оказавшись перед еще одной головоломкой.

– Вам следовало бы выбрать более подходящее место для утреннего променада, — внезапно раздалось рядом с гриффиндорцем.

Тот отпрянул, обернулся, на всякий случай выхватив палочку, и увидел человека средних лет, стоящего у стены с афишей. Незнакомец был одет с той тонкой, намеренно подчеркнутой вульгарностью, с какой в Лютном одевался «ночной народ» — актеры, танцовщики и проститутки из заведений с претензией на роскошь. Когда незнакомец манерно приподнял шляпу, Гарри обнаружил, что тот поразительно похож на Салазара Слизерина с афиши, которую юноша успел разглядеть во всех подробностях, пока наблюдал за лавкой.

Незнакомец покосился на афишу и усмехнулся.

– Верно, — сказал он. — Приходите посмотреть на меня в пьесе, если желаете. Это куда лучшее развлечение, чем всё утро наблюдать за лавкой Северуса Тобиаса Снейпа… Во всяком случае, более безопасное.

Поттеру не хотелось разговаривать с актером о лавке — так же, как прошлой ночью он не мог говорить о ней с Драко. Его отчего-то коробил тон, с каким актер говорил о Северусе Тобиасе Снейпе, — пренебрежительный и одновременно опасливый; в то же время Гарри, не зная тому причины, испытывал неприязнь ко всем, кто знал — или просто делал вид, что знает — о лавке больше, чем сам Поттер.

– Что может быть опасного в лавке Северуса Тобиаса Снейпа? — сказал брюнет несколько запальчиво. — Я побывал в ней прошлой ночью — и, как видите, вышел оттуда целым и невредимым.

Актер перестал улыбаться и посмотрел на юного мага странным взглядом, отступив от него на шаг.

– Целым и невредимым, говорите? — проговорил он тихо. — Я бы на вашем месте не был так уверен.

Гарри уже в который раз оглянулся на лавку.

– Что вы имеете в виду?

Актер понизил голос почти до шепота:

– Так всегда бывает: сначала человек заходит в лавку, будто бы случайно, а потом его начинает тянуть туда как магнитом, каждую свободную минуту он спешит в лавку, и в конце концов… исчезает.

Поттеру вспомнилась девушка, которую он больше не видел после того, как ее внесли в лавку. Он ощутил, как и ему самому передается страх обитателей Лютного перед Северусом Тобиасом Снейпом. Возможно, из-за таинственного шепота актера, или из-за выражения его глаз, или из-за того, как он побледнел и отступил от юноши, когда тот сказал, что бывал в лавке, Гарри охватило странное чувство тревоги и одновременно любопытства — будто ему рассказали хорошую страшилку.

– Исчезает? — переспросил он.

Актер кивнул и опять покосился на лавку.

– Именно. Просто в очередной раз заходит туда, и больше не появляется, — он посмотрел по сторонам, словно не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его рядом с лавкой, и добавил прежним слегка пренебрежительным тоном: — Здесь, в Лютном, на многое смотрят сквозь пальцы. Люди пропадают каждый день — это не новость. Но вы не обитатель Лютного — это сразу видно; таким благовоспитанным мальчикам, как вы, опасно посещать Лютный в одиночестве — а еще опаснее бродить близ лавки Северуса Тобиаса Снейпа.

Актер снова приподнял шляпу, бросил взгляд на лавку, в которой по-прежнему будто бы ничего не происходило, и поспешил прочь, пару раз оглянувшись на Поттера с тревогой и жалостью.

Гриффиндорец поежился: становилось холоднее, в воздухе запахло снегом — эта пронзительная свежесть даже на какое-то время перекрыла запахи нечистот, перекаленного масла, сигаретного дыма, пива, немытого тела и грязного белья. Вонь Лютного, которая, казалось, никогда не выветривалась, отступила, и Гарри, полной грудью вдохнув чистый холодный воздух, вдруг почувствовал, что его странная одержимость лавкой Северуса Тобиаса Снейпа исчезла. Ему хотелось покинуть Лютный, уже начавший пробуждаться, отправиться домой и больше никогда не думать об этом месте. Юноше вспомнились слова актера о том, что неведомая сила притягивает людей к лавке, а после они исчезают… Он тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя наваждение, и пошел прочь, стараясь не смотреть на слепую витрину, тускло поблескивавшую в холодном утреннем свете.

Добравшись до дома, Поттер не стал входить через дверь, а влез в окно своей спальни, чтобы не объяснять маме, где он шатался всё утро. Едва он перелез через подоконник, как наткнулся на Драко и, потеряв равновесие, больно стукнулся об угол книжного шкафа.

– Черт, Малфой, что ты здесь делаешь? — Гарри потер ушибленный бок. — Я думал, ты давно уже ушел к себе.

– Я собирался, но нашел кое-что интересное. Пойдем, — Драко бесцеремонно схватил Поттера за руку и потащил из комнаты. — А ты где был? Только не говори мне, что опять наведывался к Северусу Снейпу, — блондин оглянулся на друга, посмотрел в его виноватое лицо и обиженно фыркнул: — Ты ведь обещал, Поттер! А еще гриффиндорец называется.

Гарри не хотелось говорить с Драко Малфоем о лавке — ему не хотелось, чтобы кто-нибудь вообще напоминал ему о ней; но слизеринец тащил Поттера по коридору и говорил о лавке без умолку до тех пор, пока они не подошли к лестнице, ведущей на чердак.

– Полезай, — приказал Драко.

– Что? Зачем? — удивился Гарри, но блондин уже подталкивал его к лестнице, и Поттер, поняв, что неугомонный Малфой от него не отстанет, с обреченным вздохом влез на чердак.

Здесь было темно и пыльно, пахло нафталином, деревом и специфическим запахом старых вещей, таким уютным и успокаивающим. Из маленького окошка лился белый свет холодного зимнего утра; в его лучах плавала пыль, серебрились нити паутины, в большом ящике из-под игрушечной железной дороги таинственно мерцали елочные игрушки, проложенные папиросной бумагой. В углу поблескивал фарой игрушечный автомобиль, когда-то подаренный Гарри Малфоями на День Рождения; его почти полностью заслоняли кипы старых газет, перевязанные бечевкой.

Чердак для Поттера всегда был чудесным местом, где можно найти всё, что угодно. В детстве они с Драко и Гермионой часто отправлялись сюда «искать сокровища» и возвращались с целой горой всевозможных обломков, старых игрушек, монет, альбомов с фотографиями, шкатулок, толстых книжищ, принадлежавших еще дедушке Гарри, и не менее толстых календарей, один из которых — гордость их коллекции — был аж за 1901 год.

Вот и сейчас брюнет ощутил нечто, похожее на прежнее чувство — любопытство, возбуждение и ожидание чего-то волшебного; он сел на пол, на пестрый вязаный крючком коврик, на котором он, бывало, вместе с друзьями рассматривал свои находки, и стал наблюдать за Малфоем. Тот, поднявшись на чердак вслед за Гарри, достал с полки небольшую картонную коробку, плюхнулся на коврик рядом с гриффиндорцем и открыл крышку с тем же загадочным и заговорщицким видом, что и в детстве, когда он отыскивал на чердаке какую-нибудь сломанную заводную игрушку, казавшуюся ему особенно интересной.

– Гляди, Поттер, — сказал Драко таинственным шепотом, подталкивая коробку к Гарри, — что я нашел.

В коробке оказалась стопка пожелтевших от времени открыток и некогда красивых поздравительных конвертов. Гарри Поттер взял один из них, пытаясь различить выцветшие строчки, но конверт вдруг вылетел у него из рук, возмущенно шлепнул его по тыльной стороне ладони и улегся обратно в коробку.

– Какой недружелюбный конверт, — сказал брюнет немного ошарашено.

– Как и тот, кто его послал, — с улыбкой ответил Малфой; выудив из коробки одну из открыток, он протянул ее Гарри. — Читай.

Поттер взглянул на слащавых конькобежек с муфточками, машущих ему руками в отороченных мехом варежках, и прочел вслух:

– «Счастливого Рождества, дорогая подруга», — Гарри снова посмотрел на счастливые румяные мордашки конькобежек. — И что? Наверное, какая-нибудь одноклассница прислала открытку моей маме, когда она училась в Хоге.

Драко нетерпеливо вырвал открытку у друга из рук, перевернул и всучил обратно.

– Ты на обороте читай, Поттер. Догадливый ты мой.

Брюнет вгляделся — чернила выцвели, да и на чердаке царил полумрак, поэтому ему было трудно разобрать мелкий, очень плотный почерк.

– «Дорогая Лили, поздравляю тебя с Рождеством, желаю… никогда не грустить… оставаться такой же веселой… красивой… сбудутся все мечты… сдать все предметы на пятерки… Отличное пожелание, кстати, — хохотнул Поттер. — …ты мой самый лучший друг… счастливых каникул… скоро встретимся… всегда твой, Се…» — Гарри резко замолчал, чуть не выронив открытку.

– «Всегда твой, Северус Снейп»! — закончил блондин за него. — Поттер, ты только подумай! Вся эта коробка, — он водрузил ее Гарри на колени, — все эти письма и открытки были отправлены твоей маме одним и тем же человеком — Северусом Снейпом! Представляешь? Все до единой!

Гриффиндорец взглянул на коробку так, словно она была гигантским ядовитым насекомым.

– Но… Но… это бред какой-то, Драко, — он с опаской прикоснулся к волнистому краю одной из открыток. — Северус Тобиас Снейп присылал открытки моей маме? Тогда почему она ни разу не говорила о нем? И вообще… колдун из Лютного, чья лавка даже там пользуется дурной славой, был знаком с моей мамой настолько хорошо, что называл ее своим лучшим другом — в это… знаешь, в это с трудом верится. Может быть, это какой-нибудь другой Северус Снейп?

Слизеринец презрительно сморщил свой длинный тонкий нос, отчего стал еще некрасивей, чем обычно.

– Блестящее предположение, Поттер, — съехидничал он. — Ты просто гений, куда там Грейнджер до тебя. Конечно, Северус — это ведь такое распространенное имя, куда ни плюнь — одни Северусы ходят, да еще и с фамилией Снейп.

– Хорошо, хорошо, Драко, хватит, — перебил его Гарри. — Ты прав. Наверняка это тот самый Северус Снейп, что живет в Лютном. Но… я по-прежнему не могу понять, при чем тут моя мама.

По бледным губам Малфоя сразу же зазмеилась мерзковатая ухмылочка.

– О нет, — ужаснулся Поттер, вмиг поняв, о чем думает блондин. — Нет-нет-нет, Малфой, не смей даже произносить это. У тебя просто извращенное воображение, вот и всё.

– Ну почему? — рассмеялся Драко. — Это же так интересно! Вот, смотри, тут есть несколько писем. Давай прочтем их и узнаем, что там было на самом деле между миссис Поттер и Северусом Тобиасом Снейпом.

Драко Малфой уже запустил руку в коробку, отыскивая письма, но Гарри возмущенно отпихнул его.

– Нельзя читать чужие письма, Малфой! — решительно заявил он — и, покраснев, добавил: — Тем более, письма моей мамы. Лучше я сам у нее спрошу. Уверен, между ними не было ничего, о чем ты думаешь, и всему этому есть простое объяснение.

Драко все еще ухмылялся; Поттеру отчаянно захотелось врезать другу по его бледной пакостной роже.

– Значит, решено, — в глазах слизеринца все еще сверкал нехороший огонек. — Сейчас ты спустишься и спросишь миссис Поттер, кто такой Северус Снейп. Да? Спросишь? Или слабо?

– Заткнись, Малфой, — огрызнулся Гарри.

Драко сложил руки на груди.

– Ага. Так и знал, что тебе слабо. Гриффиндо-о-орец, — протянул он точь-в-точь как в детстве, на первом курсе.

Поттер вскочил на ноги, опрокинув коробку.

– Черт, Малфой! Хватит дразнить меня гриффиндорцем!

– А кто ты? Хаффлпаффец, что ли? — хихикнул блондин, от греха подальше отодвинувшись от Гарри.

Брюнет присел на корточки, собирая рассыпавшиеся по полу открытки.

– Дурак ты, Малфой, — он снова посмотрел на улыбающиеся от уха до уха мордашки конькобежек, зачем-то перечитал «Счастливого рождества, дорогая подруга» и отправил открытку обратно в коробку. Сложив всё, он плотно закрыл крышку и уже встал, чтобы поставить коробку на место, когда снизу послышался громкий голос его отца:

– Ребята, вы что, опять разоряете чердак? Спускайтесь, будем обедать!

– Одну минуту, сэр! — крикнул Драко и, подойдя к Гарри Поттеру, сказал ему заговорщицким шепотом: — Предоставь это мне, малыш. Сейчас мы всё узнаем.

– Что?! «Малыш»? — повторил Гарри. — Малфой, ты совсем… Стоп. Что ты имеешь в виду под «сейчас мы всё узнаем»? Ты же не станешь спрашивать о Северусе Снейпе при моем отце?

Слизеринец уже начал спускаться и сказал откуда-то с лестницы:

– Почему бы и нет, Поттер? Или ты уже не уверен, что всему можно найти простое объяснение?

Гриффиндорец постарался поспешить вслед за ним, но пока он закрыл чердак, убрал лестницу и спустился, наконец, в кухню, Драко уже помогал маме Гарри накрывать на стол, напустив на себя самый что ни на есть подхалимский вид, и болтал о чем-то беспечным светским тоном. Брюнет услышал только конец предложения, но сразу же понял, что Малфой сдержал свое обещание:

– …чудесные старые открытки, мэм. Моя кузина Астория коллекционирует такие. В них есть что-то умиротворяющее… Не могли бы вы подарить мне одну из них? Астория была бы рада новой открытке для своей коллекции.

Поттер остановился на пороге, раздумывая, как бы заставить Драко замолчать. Мама Гарри ответила что-то, но юноша не расслышал, что именно, потому что в этот момент она как раз разбила яйца в сковороду, и ее ответ заглушило шипение масла.

– О, разумеется, миссис Поттер, я понимаю, — сказал блондин. — Должно быть, вы были с ним большими друзьями.

– О ком это вы? — спросил отец Гарри, шумно — по своему обыкновению — вваливаясь в кухню. Гарри Поттер бросил на слизеринца страшный взгляд, но тот, проигнорировав его, ответил невозмутимо, как бы между прочим:

– О друге детства миссис Поттер, Северусе Снейпе. Вам вилку или ложку, сэр?

– А, о Сопливусе, — отец Гарри чмокнул жену в щеку, заглянул через ее плечо в сковороду, взял из рук Драко вилку и сел за стол, громыхнув стулом. — Давненько мы о нем не слышали, да, Лил?

Малфой достал тарелки для себя и Гарри и сел за стол.

– А что случилось? Почему он перестал вам писать? — блондин изобразил смущение — довольно-таки ненатурально — и добавил: — Простите мне мое любопытство. Наверное, мне не следовало спрашивать.

– Признаюсь, я и сама долгое время терялась в догадках, — ответила мама Гарри, усаживаясь за стол. — Драко, положить тебе салат? Вот бекон, если хочешь, — она пододвинула к мальчикам блюдо с беконом и продолжила: — Северус бросил школу на последнем курсе — просто перестал ходить на занятия, а потом и вовсе пропал из Хогвартса. Неожиданный поступок для круглого отличника. Я пыталась с ним поговорить, но к тому времени мы уже почти перестали общаться. Северус… Он всегда был немного странным и… скрытным, что ли; но на седьмом курсе он сильно изменился. Стал… совсем чужим. Я не знаю, что стало с ним после того, как он ушел из Хогвартса; ходили слухи, что он примкнул к Сами-Знаете-Кому, но я никогда им не верила. Какое-то время я еще надеялась, что он напишет мне, но он будто позабыл обо всем… и обо всех. Жаль, что я совсем потеряла его из виду — Северус был хорошим другом… до того, как изменился.

– Изменился? — не удержавшись, спросил Гарри.

Мама подлила ему чаю.

– Да… Я не знаю, как это объяснить. Когда я встретила его после каникул, мне показалось, что за это время с ним произошло что-то… очень важное, что-то, что потрясло его и изменило всю его жизнь. Северус смотрел на меня так, словно я была чужой для него. Он будто бы узнал… или сделал… что-то такое, из-за чего всё, что прежде было для него важным, теперь стало несущественным и скучным. В Северусе — в самом его взгляде, в голосе, в том, как он себя держал — появилось нечто… иное. Пугающее…

– Пугающее? Это в Сопливусе-то? — со смехом перебил ее Джеймс. — Он всегда казался тебе лучше, чем был на самом деле, Лил, — он повернулся к Гарри и Драко и сказал им, все еще улыбаясь: — Нет тут никаких тайн, ребята: Сопливус всегда был изгоем — даже на своем факультете — вот и бросил Хог. Думаю, он действительно служил Сами-Знаете-Кому (хотя я понятия не имею, зачем Темному Лорду понадобился этот задрот), а после исчезновения хозяина лег на дно. Наверняка он прячется где-нибудь в Лютном… По мне так там ему самое место.

Гарри Поттер резко встал из-за стола и, пробормотав что-то насчет отсутствия аппетита, быстро вышел из кухни.

Малфой нагнал его уже на лестнице: Гарри поднимался в свою комнату.

– Что это с тобой, Поттер? — Драко придержал дверь, которую юноша хотел закрыть прямо перед его носом, и вошел вслед за ним в спальню.

Брюнет рухнул на кровать.

– Не знаю… Голова разболелась.

Слизеринец забрался на подоконник и принялся бездумно водить пальцем по запотевшему стеклу.

– Дрянной из тебя лгун, Поттер, — хмыкнул он, старательно выводя на окне сердечко. — Обиделся за своего Северуса Снейпа, да? Твой старик явно его не жалует. Тебе не кажется это подозрительным? Уверен, он все еще ревнует твою маму к ее дорогому «другу детства».

Гриффиндорец перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Он чувствовал, что Драко прав, пусть даже ни за что не признал бы это; слова отца о Северусе Снейпе, его презрительный тон, а в особенности это прозвище — «Сопливус» — почему-то задели Гарри за живое. Ему было странно думать, что мрачный человек в черном, чья фигура казалась Поттеру неотделимой от странной лавки и книги с черными страницами, от всех этих теней, тайн и зловещих слухов, когда-то учился в школе, посылал рождественские открытки знакомой девочке и страдал от насмешек одноклассников. Образ, сложившийся в воображении Гарри, вдруг приобрел человеческие черты; демон, сотканный из теней и колдовства, исчезал, Северус Тобиас Снейп стремительно становился живым человеком из плоти и крови, и юноша не мог понять, радует ли его это или огорчает.

– Смотри, Гарри: снег пошел, — радостно воскликнул Малфой, глядя в окно.

Поттер приподнял голову и посмотрел на друга.

– Как думаешь, это правда — то, что Северус Тобиас Снейп был Пожирателем Смерти? — спросил он.

Блондин пожал плечами.

– Похоже на правду. Это объясняет, почему он обосновался в Лютном, и почему о его лавке ходит столько недобрых слухов, — он соскользнул с подоконника, сел на постель и проговорил серьезно и немного печально: — Я должен что-то сказать тебе, Гарри.

Тот сел, встревоженный несвойственным Драко тоном.

– Надеюсь, ты не собираешься признаться мне в любви? — пошутил он неловко.

Слизеринец кисло улыбнулся.

– Не смешно, Поттер. К тому же, я уже признался тебе в любви в «Дырявом котле», если помнишь.

Гарри на всякий случай отодвинулся от Драко и заметил осторожно:

– Тогда ты просто выпил лишнего, разве нет?

Малфой опять усмехнулся, и опять эта усмешка получилась невеселой.

– Не бойся, Поттер, я не собираюсь к тебе приставать. Я получил сову от отца этим утром. Он хочет отправить меня во Францию, к родственникам. Старшая ветвь Малфоев, слыхал о таких?

Брюнет нахмурился.

– Постой. Ты хочешь сказать, что уезжаешь прямо сейчас? На днях? Но… почему?

Драко вздохнул, прислонился к стене, потер глаза.

– Отец писал, что я не должен никому говорить об этом… но… ты ведь вроде как мой друг, да, Поттер?

– Я не «вроде как», я правда твой друг, — обиделся брюнет.

Слизеринец снова вздохнул.

– Это вообще какая-то ерунда, но мои предки, похоже, не на шутку переполошились. В общем, ты, наверное, знаешь про мою чокнутую тетю Беллатрикс? Она действительно чокнутая, Гарри, ей самое место в Мунго; похоже, она и в лучшие-то годы своей жизни была не особенно нормальная, а после исчезновения ее обожаемого Темного Лорда и вовсе с катушек съехала. Когда я видел ее в первый и — слава Салазару — единственный раз, она всё твердила о каком-то Пророчестве и Мальчике-Который-Выжил и клялась отомстить. Дедушка с бабушкой держали ее взаперти у себя дома, потому что не хотели позора семье Блэков. Ну, ты знаешь, все эти заморочки с честью рода… В общем, всё бы ничего, но вчера тетя Белла сбежала, и никто не знает, где она сейчас. Родители боятся, что Беллатрикс направится прямиком к ним, потому как считает, что они предали Темного Лорда; вот почему отец хочет отправить меня подальше отсюда, пока ее не поймают.

Поттер вдруг начал мерзнуть; он подтянул к себе одеяло и закутался в него.

– Неужели твоя тетя настолько опасна? — спросил он.

– Понятия не имею, — Драко критически оглядел Гарри, который в своем одеяле напоминал гусеницу в коконе, и продолжил: — Я слышал однажды, как бабушка рассказывала маме, что Белла уже не та, что прежде, что она стала гораздо спокойнее и покладистее. Даже свела дружбу с соседкой, Нэнси Паркинсон, и время от времени наведывается к ней в гости.

– Я и не знал, что у Панси есть сестра, — заметил Поттер.

– Есть, старшая. Просто Панси никогда о ней не говорит. Нэнси страдает какой-то редкой наследственной болезнью — вечная беда чистокровных — и не выходит из дома. Я видел ее всего пару раз, — Малфой повел плечом. — Жутковатое зрелище, я тебе скажу. Не знаю, о чем Белла могла болтать с этой несчастной больной девушкой; уверен, она неспроста втерлась в доверие к Паркинсонам. Она дьявольски хитра, моя тетя, и если уж вбила что-то в свою безумную голову, то уже не отступится. Она ведь и сбежала как раз-таки во время одного из визитов к своей так называемой «подруге», — блондин потянулся, откинулся на спину и пихнул Гарри в его кокон из одеяла: — Ты хотя бы будешь по мне скучать, а, Поттер?

– Конечно, Драко, — серьезно ответил Гарри. — Я буду писать тебе каждый день.

Малфой фыркнул.

– Сдались мне твои письма, — заявил он. — Я уже заранее знаю, о чем ты будешь писать: о квиддиче, Уизли и лавке Северуса Тобиаса Снейпа. Скучный ты человек, Поттер, — слизеринец потянул одеяло за угол, стаскивая его с брюнета. — Может быть, мы отпразднуем мой отъезд? Тогда, быть может, я не стану искать себе во Франции мальчика посговорчивее, — ему наконец удалось развернуть Гарри из одеяла, и, притянув Поттера к себе, Драко мокро и неумело поцеловал его в губы.

Гарри поперхнулся, вырвался из рук слизеринца, свалившись с кровати, и принялся поспешно вытирать рот.

– Фу, Малфой! У тебя совсем крыша поехала! — брюнету казалось, что он все еще чувствует на своих губах губы Драко. — Езжай в свою Францию и отстань от меня!

Драко Малфой вспыхнул, вскочил с постели и бросился к двери, но на пороге остановился и сказал, задыхаясь от злых слез:

– Счастливо оставаться, Поттер! Желаю тебе хорошо провести время со своим ненаглядным Сопливусом!

С этими словами Малфой вылетел из комнаты, и Гарри услышал, как простучали по ступенькам его шаги, а мама внизу удивленно спросила, куда Драко так спешит. Вслед за этим хлопнула дверь; Поттер, подойдя к окну, увидел, как друг быстро идет по улице, раздраженно стряхивая с волос снег. Он даже не оглянулся на окно Гарри и вскоре скрылся за углом соседнего дома.

Брюнет забрался на подоконник и устало прислонился лбом к холодному стеклу. Рядом с ним темнело сердечко, нарисованное Малфоем; с него уже начали стекать капли влаги. Гриффиндорец стер его ладонью. Он подумал, что ему следовало бы побежать вслед за другом, остановить его, быть может, даже извиниться, ведь Драко уезжал, и кто знает, как скоро Гарри увидит его снова, — нехорошо расставаться вот так, с ссорой.

Приняв решение, Поттер спрыгнул с подоконника, сбежал вниз по лестнице, схватил в прихожей куртку и шапку и, надевая их на ходу, выбежал под снег.