Армия Запретного леса

Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым.
Ф.М. Достоевский, «Записки из подполья».

Весь день перед занятием его мучила головная боль — неотвязная, сильная, оглушающая и жаркая; но она, по крайней мере, была постоянной, не накатывала неожиданно, перед этим отступив, пообещав обманчивое облегчение. Окружающие ненавидели и боялись его прочно и стабильно. Гарри пил обезболивающие зелья собственного производства до тех пор, пока не перестал чувствовать внутреннюю сторону левой руки и целиком — живот и спину. Чувствительность всего остального тела тоже поуменьшилась, в отличие от боли, которой все усилия Гарри были как с гуся вода.
В кабинете Снейпа было легче — там словно стояла какая-то защита от постороннего ментального мусора; кстати, почему бы и нет, учитывая, что Снейп — легилиментор и окклюментор? Но снаружи боль нахлынула с новой силой, и Гарри, пройдя несколько безлюдных коридоров и завернув за угол, прислонился к стене, чтобы не упасть. Стена была сырая и неприятно холодная.
К боли от чужих эмоций прибавилась боль в шраме — будь он неладен, этот Снейп со своей окклюменцией… Тошнило, как тогда, после сна о змее и мистере Уизли, и руки дрожали. «Если и дальше продолжать в том же духе, я скоро к Вольдемортовой бабушке развалюсь на кусочки».
Вольдеморт словно только мысленного упоминания и ждал, чтобы откликнуться; в шрам словно вонзили клинок… острый меч… Гарри показалось, что он слышит, как хрустнул череп, а потом Гарри забыл, где находится, что делает, как его зовут…
В ушах звенел чей-то безумный смех … он был счастлив, счастлив как никогда… он в буйном экстазе торжествовал победу… случилось нечто прекрасное, восхитительное, чудесное…
— Поттер! ПОТТЕР!! Мать твою, за что мне это… — удар по щеке выдернул Гарри из состояния счастья мгновенной вспышкой посторонней боли.
Смех всё звучал, и Гарри понял, что смеётся он сам. Едва он осознал это, смех прекратился, и Гарри закашлялся, опираясь одной рукой о холодный пол. Голова раскалывалась на части; не успел Гарри сквозь пелену боли подивиться тому, что там ещё есть, чему раскалываться, как его вырвало. Легче не стало — только ко всему прибавился отвратительный кислый привкус во рту.
— Tergeo… — вздохнул рядом голос, который Гарри теперь опознал как принадлежащий Блейзу Забини. — Скажи мне, Поттер, почему я уже второй раз нахожу тебя в тёмном закоулке и в кошмарном состоянии?
— Судьба твоя такая, — хрипло предположил Гарри и снова закашлялся. От вкуса рвоты снова тошнило, но Гарри чувствовал, что уже просто нечем.
— Ну ты и нагл, Поттер, — бесстрастно констатировал Забини. — Ну что ж… ты больше не смеёшься, как готовый пациент Сейнт-Мунго, моя миссия выполнена. Не смею отвлекать.
Забини упруго встал; Гарри совершил над собой значительное усилие и уцепился за запястье своего одноклассника. Рука у Гарри ходила ходуном, но цеплялся он надёжно.
— У тебя ко мне ещё какое-то дело? — холодно осведомился Забини.
— Прости меня… — пробормотал Гарри. — Прости… пожалуйста.
— П-простить? — голос Забини дрогнул, дал слабину. — За что же, по-твоему?
Гарри прикрыл глаза — всё равно слезились так, что почти ничего не было видно — и перечислил:
— За то, что убил твоего брата. За… первое сентября. За то, что… за то, что ты не можешь оставить меня умирать от боли в тёмном закоулке. Прости. Прости меня, Блейз.
Изнасилование Гарри упоминать не стал. В конце концов, это было нечто равнозначное тому, что Забини сам с ним сделал.
И вообще отдельная тема.
Мантия зашуршала, до Гарри донёсся тонкий запах одеколона — Забини то ли встал рядом на колени, то ли присел на корточки.
— Звучит так, будто ты лежишь на смертном одре, Поттер, и изрекаешь последнюю волю, — в голосе Забини не было ни капли того холода, который несколько секунд назад делал воздух подземелий куда более морозным, чем на самом деле.
— Почти так оно и есть, — откликнулся Гарри и попытался сесть. От резкого движения из носа полилась кровь; Гарри сжал губы — он не хотел вспоминать её вкус — но пришлось открыть рот почти сразу, иначе дышать было просто нечем. — Со мной примерно то же самое, что и в сентябре…
— Намекаешь, чтобы я снова тебе помог? — Забини аккуратно вытирал кровь с лица Гарри носовым платком.
— Нет! — Гарри возмущённо шарахнулся. — Я не… в смысле, я справлюсь как-нибудь… я не за этим просил прощения!
Так обидно Гарри бывало крайне редко. Возможность второй раз воспользоваться любовью Забини ему даже в голову не пришла; всё-таки для слизеринца в Гарри было маловато тяги к оборачиванию всего подряд к собственной выгоде. Он просил прощения потому, что должен был и хотел этого; он чувствовал себя виноватым.
Гарри выпустил запястье Забини, которое до сих пор сжимал, и отполз к стене; свернуться клубком не получилось, хотя Гарри старался — мешала слабость.
— Я тут полежу… — пробормотал он. — Может, умру, может, нет… приходи завтра, проверь, хорошо?
Гарри говорил вполне серьёзно, но Забини, кажется, принял это за плохую шутку и замахнулся, чтобы отвесить ему подзатыльник; Гарри непроизвольно дёрнулся — с раннего детства он успел усвоить, что замахивающиеся люди, как правило, ничего хорошего не приносят, и от них лучше держаться подальше. Но Забини притормозил свой замах, как-то беспомощно подержал руку в воздухе и зарылся пальцами в волосы Гарри.
— Сволочь ты, Поттер, — жалобно сказал Забини. — Знаешь же, что я тебя так не оставлю…
Гарри не знал и счёл за лучшее промолчать. Ведь до извинений собирался оставить?..
— Всё точно так же, говоришь?.. — задумчиво сказал Забини.
Гарри кивнул — боль перекатилась в голове ежом, толкнулась растопыренными иголками в виски и лоб.
— Тогда не будем отступать от проверенных средств… — Забини усадил Гарри спиной к стенке, поддерживая за талию и плечи. — Как легче станет — сразу блокируй.
Гарри слабо кивнул. Осторожные губы коснулись его лица: щёки, подбородок, скулы, виски, лоб, кончик носа, закрытые глаза, с которых Забини снял очки… живительные золотистые волны щедро текли в него, с лёгкостью перекрывая дорогу боли, исцеляя, освежая, как холодная вода в жаркий день… мысленная дверь скрипнула, и Гарри без труда прикрыл её; а потом, памятуя о том, как легко было Вольдеморту проломиться через амбарный замок, поставил кодовый — с паролем «Блейз», что было более чем справедливо — потом положил воображаемую руку на воображаемую дверь и залил её, сосредоточившись, воображаемым же металлом. Сплошным — если сбить, весь мозг повредится.
«Мерлин, какой бред».
Гарри открыл глаза.
— Всё.. заблокировал… — на коже засыхали остатки крови, говорить было неприятно. — Спасибо…
Забини не выпускал его из объятий, но смотрел насторожённо — словно ждал подвоха. Гарри даже не понял сначала, почему, но потом ему вспомнился сентябрь, и всё встало на свои места.
Второй раз плевать Блейзу в душу Гарри не собирался.
Он потянулся к Блейзу и робко — не оттолкнёт? — коснулся губами нервно сжатого рта. Чётко очерченные аристократичные губы дрогнули под касанием, раскрылись навстречу; горячий язычок скользнул по губам Гарри, руки обняли сильнее. Гарри положил ладонь на затылок Блейза, чтобы было удобнее, и целовал, целовал что было сил. Блейз отвечал так пылко и напористо, что Гарри в какой-то миг потерялся и позволил Блейзу вести — и не пожалел, потому что так бережно с ним не обращались даже близнецы. Словно он был сделан из хрусталя, сияющий, хрупкий и недосягаемый — тронь не так, и разбежится по каменному полу блестящими осколками, рассыпется сверкающей пылью.

— Куда тебя теперь? — Блейз тяжело дышал, а Гарри склонил голову ему на плечо — она, подлая, кружилась и начисто отвергала даже мысль о том, чтобы куда-то двинуться. — Не будешь же ты, в самом деле, сидеть здесь до завтра…
Гарри тихонько рассмеялся.
— Мне надо отлежаться.
— И где же ты можешь отлежаться? — вопрос был резонный. В спальне пятого курса Слизерина покой для Гарри был понятием весьма относительным. Вообще говоря, Гарри знал только одно место в Хогвартсе, где он мог расслабиться…
— Держись за меня, — велел Гарри и кое-как выудил из-за воротника мантии янтарного феникса на серебряной цепочке.
— А не наобо… — насмешливо начал Блейз.
-…рот ли… — закончил он уже на Астрономической башне. — Ого… портключ, да?
— Ага, — подтвердил Гарри. — А теперь надо встать, и пешком…
— Куда?
— В Выручай-комнату.
— Что за комната?
Гарри объяснил. В конце концов, даже если Блейзу вздумается туда зайти во время занятий Эй-Пи, комната его не впустит, потому что будет уже занята — Гарри проверял и знал, что дверь просто не появится. А сама по себе комната — не секрет.
Пока он объяснял, они успели дойти до седьмого этажа; какой-то жук, назойливо жужжа, летал над головами и даже ухитрился проскользнуть в комнату следом за Гарри и Блейзом.
В этот раз комната, конечно же, не выставляла пособий по защитной магии, вредноскопов и прочего; она ограничилась широкой кроватью, камином, пушистым ковром, несколькими низенькими бархатными пуфиками и торшером, дававшим мягкий оранжевый свет. Блейз фактически дотащил Гарри до кровати, усадил и опустился на колени — снять с Гарри ботинки.
— Я сам… — попробовал возразить Гарри, но Блейз только отмахнулся:
— Конечно, сам, только не сейчас. Ложись давай, закрывай глаза и спи.
— А ты? — вопрос вышел идиотский, и истолковать его можно было как угодно, но Блейз всё понял правильно.
— А я с тобой побуду.
Гарри стянул мантию, оставшись в джинсах и рубашке, и растянулся на кровати, наконец-то расслабляя позвоночник.
— Как здорово, когда ничего не болит… — блаженно промурлыкал Гарри себе под нос.
— А что, у тебя такое редко бывает? — Гарри не рассчитывал, что Блейз это услышит, но раз уж услышал, приходилось отвечать.
— Достаточно редко… — подобрал Гарри подходящее определение. — Да ты и сам знаешь…
— Знаю, — сдержанно и сухо согласился Блейз, и Гарри захотелось дать себе по макушке за неуместный намёк.
Он потянулся с кровати — Блейз немедленно отреагировал:
— Это ещё что за гимнастика?
Гарри не обратил внимания и сделал, что хотел — уцепился за ладонь Блейза и сжал, насколько хватило силы.
— У тебя сегодня день извинений? — криво усмехнулся Блейз.
Почувствовав, что начинает злиться, Гарри скатился с кровати — неуклюже, как мешок с картошкой, но изящество мало его заботило; приподнялся на локте, положил свободную руку на шею Блейза и мягко нажал, приближая лицо Забини к своему. Блейз послушно склонился к Гарри и сам нашёл его губы.
— Я люблю такие извинения, — мягко сказал Блейз, обнимая Гарри двумя минутами позже.
На мягком ковре было так же удобно, как и на кровати, и Гарри не торопился залезать обратно. Свет торшера не резал глаза, тепло от камина было уютным и обволакивающим.
— Это хорошо… — Гарри зевнул. — Потому что на словесные я сейчас не способен… — слова перешли в новый зевок.
Блейз рассмеялся. Гарри прикрыл глаза и обнял Блейза обеими руками; общее прошлое, полное боли, ненависти, обид словно осталось где-то за поворотом в одном из бесконечных коридоров Хогвартса. И захочешь отыскать и вернуть — не получится, не найдёшь, отрезанное не приклеишь, как было.
Жужжание жука, настойчивое, тревожное, навязчивое, раздражало; Гарри пытался заснуть, вдыхая запах одеколона Блейза, тонкий и пряный, но этот чёртов звук… Блейз чертыхнулся вполголоса и вытащил палочку.
— Гарри, ты знаешь какое-нибудь заклинание от насекомых?
— Не-а, — чистосердечно сознался Гарри. — Я их обычно тапками бью… или старыми газетами…
— Маггловский опыт? — подтрунил Блейз. — Тогда перейму-ка я передовые маггловские технологии… Wingardium Leviosa!
— Не помню, чтобы магглы пользовались заклинаниями, — Гарри с любопытством разлепил ресницы.
— Во-первых, так проще, — пояснил Блейз, нацеливаясь поднятым в воздух пуфиком на тревожно заползавшего по стене жука. — Во-вторых, если честно… я не хочу вставать.
Гарри улыбнулся. Блейз прицельно пустил пуфиком по жуку; жук взлетел со стены в последний момент, истерически жужжнув, но не успел — Гарри как игрок в квиддич готов был дать на отсечение что угодно, что пуфик попал в цель.
Пуфик отлетел в сторону Гарри и Блейза; приглушённый звук падения чего-то невыясненного сопровождался громкими ругательствами. Гарри рывком сел, нашаривая палочку, Блейз вскочил на ноги. Рита Скитер, скорчившись на полу у стены, баюкала явно сломанную руку.
— Ну и горазды Вы, мистер Забини, пуфиками кидаться, — мрачно сказала она. — И чем Вам жук помешал, скажите на милость?
— Откуда Вы здесь? — Гарри собрал разъезжающиеся ноги в кучку и тоже встал.
Блейз и Скитер посмотрели на Гарри, как на неизлечимого умственно отсталого.
— Не Вы один здесь анимаг, мистер Поттер, — ухмыльнулась Рита. — Как я вижу, мистер Забини уже догадался…
Блейз словно преобразился за эти короткие секунды, прошедшие с момента падения Скитер; расслабленный, мирный, он напрягся, ноздри хищно раздулись, губы сложились в победную, почти неприятную улыбку.
— Дражайшая мисс Скитер, — протянул Блейз чрезмерно вежливым тоном. — Какая радость, видеть Вас здесь, где Вам быть вовсе не полагается…
— Тогда в чём же радость? — резонно осведомилась Рита, вставая. — Может, я лучше пойду? Вам с мистером Поттером и наедине неплохо…
Гарри торопливо указал палочкой на дверь:
— Meus Locus Arcanus! Боюсь, мисс Скитер, Вам придётся задержаться.
— Задержаться так задержаться, — легко согласилась Рита. — Вы хотели о чём-то со мной поговорить? Или просто любите, когда за вами наблюдают?
Гарри покраснел, а Блейз только усмехнулся.
— Нет. Мисс Скитер, не за этим. Присаживайтесь на пуфик, их здесь достаточно, и поговорим.
Сам Гарри сел на кровать; Блейз рядом, переплетя пальцы правой руки с пальцами Гарри. Рита Скитер устроилась на пуфике и даже ухитрилась закинуть ногу на ногу.
— Я хотел бы обсудить с Вами, мисс Скитер, некоторые из Ваших статей, — вкрадчиво сказал Блейз.
— Вот как? — в нарочито утрированном изумлении вскинула брови Рита. — И какие же именно?
— Те, которые касаются мистера Поттера. Я полагаю, Вы понимаете, какого рода статьи я имею в виду.
— Я человек маленький, — Рита неловко пожала одним плечом. Гарри наложил Ferula на её сломанную руку; Скитер поблагодарила кивком. — Что редакция скажет, то и пишу.
— Я раз пять или шесть замечал подозрительно наглых жуков в прошлом году и в этом, — задумчиво сказал Гарри. — В волосах путались — например, на втором задании Турнира… вокруг летали… а потом появлялись статьи. И почему мне кажется, мисс Скитер, что Ваша редакция понятия не имеет о том, что Вы анимаг?
— Надо думать, у Вас хорошая интуиция, мистер Поттер, — хладнокровно отозвалась Рита.
— Тем не менее, я пожалуй, подойду к тому, ради чего затеял весь этот разговор, — вновь вступил Блейз. — Я знаю наизусть список зарегистрированных анимагов нашего столетия, и Вас там нет.
Рита поморщилась.
— Не верю, мистер Забини, что за молчание Вы хотите денег. В отличие от бедного репортёра, Вы не должны зарабатывать на жизнь, как можете…
— Какие деньги! — Блейз картинно взмахнул рукой. «Ох уж мне эта слизеринская страсть к эффектным сценам…» — Я хочу именно того, мисс Скитер, о чём Вы подумали.
— А где, по-Вашему, я буду брать деньги? — зло спросила Рита. — У меня, в отличие от присутствующих, нет наследства в Гринготтсе…
— А это уже не моя забота, мисс Скитер, — беззаботно ответил Блейз. — На свете есть много других прекрасных профессий. Не обязательно быть репортёром. Кроме того, разве мне требуется навсегда отлучить Вас от пера? Я всего лишь настоятельно прошу Вас отныне и навсегда воздержаться от статей, порочащих Гарри.
Гарри удивлённо распахнул глаза — этого он услышать не ожидал; логически, послушав весь предыдущий разговор, Гарри допускал и такой вариант, но…
— Шантаж, мистер Забини — уголовно наказуемое деяние, — напомнила Скитер.
— Какой шантаж? — очень натурально удивился Блейз. — Никакого шантажа — просто просьба, почти дружеская.
— А если я её не выполню, Вы раззвоните на всю Британию, что я незарегистрированный анимаг, — криво усмехнулась Рита. — Хороши просьбы.
Блейз подарил ей почти ласковую улыбку.
— Какие есть, мисс Скитер. И благодарите Мерлина за то, что мы с Вами не наедине. Быть может, в таком случае Вы согласились бы придержать перо реплик на двадцать раньше.
Гарри зябко передёрнул плечами.
— Воздержусь уже от комментариев… — Скитер как-то обмякла на своём пуфике, растеряла уверенность и кураж.
— И правильно сделаете, — уверил её Блейз.
— А какой репортаж получился бы! — вздохнула Рита. — Запретная любовь в Хогвартсе, умирающие от боли в тёмных закоулках ученики, таинственные портключи…
— Ключевое слово, мисс Скитер — это «бы», — напомнил Блейз.
— Печальней в мире нету слов, чем быть могло, но не сбылось, — ехидно вставил Гарри свои два кната.
— Вам весело, мистер Поттер? — угрюмо покосилась на него Рита.
— Не более, чем было Вам, пока Вы писали, что я псих, маньяк и патологический лгун, — ответствовал Гарри.
— Я не могу дать гарантий, что другие не будут писать о мистере Поттере, — предупредила Скитер, обратившись к Блейзу.
— Такого эксклюзива, как Ваш, им всё равно не написать, — усмехнулся Блейз. — Поэтому беспокойтесь о себе. И учтите: если в печать просочится хоть что-то из информации, которую могли знать только Вы — за исключением, конечно, мистера Поттера — аврорат наведается к Вам в тот же день, и все, кто на этом острове понимает английскую речь, будут знать о Вашей маленькой тайне.
— Можете не сгущать краски, мистер Забини, — буркнула Рита. — Я всё поняла. За моим авторством о мистере Поттере в газетах не появится больше ничего.
— Прекрасно, — Блейз удовлетворённо кивнул. — Я рад, что мы друг друга поняли, мисс Скитер.
— Могу я теперь уйти? — раздражённо поинтересовалась Скитер.
— Гарри, если считаешь нужным, то выпусти мисс Скитер, — Блейз улыбнулся.
Гарри пожал плечами и взмахнул палочкой:
— Finite Incantatem. Можете идти, мисс Скитер.
— Спасибо за разрешение, — зло сказала Рита и вышла, хлопнув дверью.
— Теперь травля уменьшится как минимум раза в два, — Блейз рассеянно взъерошил себе волосы; отблески огня в камине заиграли на бордово-чёрных прядях. — Удачно кинул пуфиком, в самом деле…
— Слушай, ты волосы не красишь? — не удержался Гарри.
— Нет, — Блейз опешил. — А что?
— Просто такой цвет… — смущённо промямлил Гарри. — Такой необычный…
— Тебе нравится? — улыбнулся Блейз.
Если бы кто-то ещё неделю назад сказал Гарри, что между ним и Блейзом Забини будет происходить такой спокойный и дружелюбный разговор с отчётливыми элементами флирта, Гарри поднял бы этого самозваного пророка на смех.
— Нравится… — Гарри пропустил меж пальцев несколько мягких прядей. — Слушай…
— Что?
— В прошлом году… — с опаской сказал Гарри. Хоть бы не ляпнуть глупость, не обидеть снова. — Как ты сумел всё это… устроить? Администрация школы ведь знала, что никакой Элоизы нет?
Блейз некоторое время смотрел Гарри в глаза, пытаясь, видимо, углядеть там издёвку, насмешку или отчуждение. Ничего такого не нашёл и вздохнул.
— У тебя есть право на объяснения, я думаю… ложись и отдыхай, а я тебе сказку на ночь расскажу.
— Совсем сказку? — уточнил Гарри язвительно, поняв, что Блейз не обиделся и, кажется, не собирается этого делать.
— Не совсем, — отозвался Блейз. — Можно даже сказать, совсем не сказку… — рассеянно прибавил он.
Гарри вытянулся на пахнущей свежестью кровати; Блейз сел на полу, держа руку Гарри в своей.
— Только не перебивай, ладно? — попросил он. Гарри кивнул. — Отлично…
Блейз вздохнул и негромко заговорил, глядя на огонь и иногда стискивая пальцы Гарри почти до боли.

— После третьего курса я совсем сошёл с ума… помнишь, я тогда дал тебе пощёчину? Казалось, сиди и радуйся, ненавистный Поттер будет мучиться во веки веков, но… не мог я тебя так оставить. И я испугался. Я понял, что без тебя… чёрт, никогда не говорил таких слов… ну, ты понял. А тут как раз пришло время паломничества, рано, но ничего не сделаешь… а, ты же о нём не знаешь. Я не так начал.
Мой род происходит от самой Кассандры; от одной из ветвей, их было много, древние греки были на редкость любвеобильным народом… и всегда кто-то в поколении — эмпат, или пророк, или ещё кто-нибудь… как правило, средний или младший. Старший обычно без особенного дара… он становится главой семьи. Я младший, нас было только двое — я и Девон… я — пророк… меня с детства учили Прорицаниям, настоящим… мне их преподавал кентавр, они почти все пророки либо отличные толкователи… а этот бред, который нам даёт Трелони, вообще бесполезен. Дар открывается после паломничества. Паломничество в нашей семье — это открытие дара… тьфу, повторяю одно и то же. Надо измениться коренным образом, сходить в какое-нибудь священное место или ещё что-нибудь сделать — что потянет, это индивидуально… первые из рода чаще всего ходили пешком в Мекку, потому и называется паломничество, хотя на самом деле это полный дурдом.
Когда приходит срок паломничества, каждый из нас вычисляет сам. Берутся дата рождения, дата зачатия, дата дня вычисления… много чего берётся, тебе неинтересно, но можешь это проверить, если хочешь, в библиотеке Хогвартса про это есть, но никто не интересуется — с таким-то профессором Прорицаний… у моего отца, например, уже у самого дети появились, когда пришёл срок. В паломничестве он и погиб, кстати… мне было тогда четыре.
Я сказал матери, что мой срок — это будущий учебный год. И что мне, дескать, кровь из носу требуется половину года провести юношей, половину девушкой. Вжиться в другой пол, понять иную сторону бытия… уже и не помню точно, что я там плёл. На самом деле мой срок был тем же летом, всего на две недели. Я сказал матери, что поеду к бабушке, бабушке написал, что завёл подружку и хочу пару недель отдохнуть подальше от матери, она у меня строгая. Дело техники — написать несколько ни к чему не обязывающих писем, велеть домашнему эльфу отправлять их раз в несколько дней — бабушке из Ривьеры, матери от бабушки, и никому не рассказывать о поручении. Мама и бабушка на ножах, не общаются, так что не разоблачили бы. Сам отправился в лес, без палочки… жёг травы, собирал ягоды, слушал ручьи… от волков на дереве прятался, отмахивался горящими ветками от каких-то ещё зверюг с острыми зубами. В общем, проникся природой по самое не могу. Очнулся после этих двух недель на какой-то глухой поляне, весь одухотворённый, радостный — дар раскрылся. Тут же, на месте, гадал по каким-то травкам-муравкам, пробовал. Угадай, на кого я гадал? На тебя, светел Мерлин… нет, не на «плюнет — поцелует — к сердцу прижмёт — к чёрту пошлёт», хотя с меня, идиота, сталось бы… гадал, разлюблю тебя или нет. Вышло, что без тебя я не смогу.
Долго я там сидел, гадал и перегадывал, медитировал, грибы специальные ел, для расширения сознания… кентавры, кстати, без этих грибов не обходятся, они у них чуть ли не в метаболизм встроены. И всегда одно и то же. Либо ты, либо ничего, дырка от бублика. Сам понимаешь, веселей мне от этого не стало.
Потом начался учебный год. Помнишь, уже после того, как ты стал чемпионом, я подошёл к тебе поговорить, а ты послал меня далеко и надолго? Тогда, под деревом у озера… я, конечно, понимаю теперь, что ты был прав — теперь, когда ты в двух шагах, и ничего против меня не имеешь. А тогда я готов был вести себя, как герой любимых романов Панси Паркинсон: пойти разреветься в подушку, посудой в стенки покидать, убить кого-нибудь в сердцах и пуститься в бега… я был в истерике, в самой настоящей. Потом как-то дотянул до середины декабря, уехал домой, там меня уже ждала мать со всем, что нужно девушке… Это был самый настоящий финт ушами, Гарри. Я переоделся в девушку, наложил эти иллюзионные чары, и мы отправились в Министерство. Там историю про закрытый пансионат в Северной Америке проглотили без труда, даже не спросили, как мальчика могут отправлять по обмену в пансионат для девочек… я эту дыру в рассказе заметил уже после того, как всё изложили Фаджу. Сидел, как на иголках… обошлось, Фадж — тупица. Мать предоставила все документы для обмена, пансионат такой и правда есть, она им сама заведует — вот только в семье Забини никогда не рождались девочки, и ученицы такой там попросту не могло быть. Об этом, разумеется, в Министерстве не знали — кто бы им сказал? Так всегда в старых чистокровных семьях, секрет на секрете и тайной погоняет, пусть они и дутые по большей части, секреты эти, бутафорские…
С Дамблдором оказалось и того проще. Мы с матерью выложили ему историю про обмен, добавили специальный жалостливый рассказ о том, что бедная девочка, то есть Элоиза, не ладит с однокурсницами, и хорошо бы ей сменить обстановку на семестр… Директор согласился, я уже думал, всё получилось… а потом мать вышла из кабинета, а Дамблдор поймал меня за локоть и сказал: «Удачи тебе с ним, Блейз». Меня как пыльным мешком стукнуло… наверное, он отличный легилиментор, иначе откуда бы ему знать? У меня ко всему этому латентные способности, я даже не чувствую никак, если ко мне в голову лезут.
Потом ещё мадам Помфри посвятили в затею в переодеваниями — правда, не объяснили ей, зачем оно, и то хлеб. С тобой как-то подружились… я ходил и надеялся, как последний кретин, что мне что-нибудь светит, ходил и надеялся, надеялся… смешно сказать, к Седрику Диггори ревновал. Да и вообще к каждому столбу; хотя так восторженно ты смотрел только на Диггори, на столбы внимание редко обращал…
Потом всё пошло хуже. Мать начала подозревать, что что-то не так; слава Мерлину, у неё нет ни капли крови Кассандры — не то раскусила бы. Был бы жив отец, наверняка поймал бы меня на вранье сразу, как я заикнулся бы об этой притянутой за уши затее с мифической Элоизой… Плюс статьи Скитер просто выводили мать из себя, ей казалось, они порочат весь наш род. И мадам Помфри давила: ей не нравилось, как заживает ожог от соплохвоста, ещё что-то… она говорила, вредно так долго быть под чарами иллюзии. Директор тоже давил. Раза четыре вызывал в кабинет, кормил своей лимонной приторной дрянью и интересовался, как идёт покорение тебя. Я честно говорил, что никак. Он всё кивал, а в последний раз по-отечески предложил покончить с маскарадом, раз ничего не получается. Долго и нудно вещал о правде и лжи, о том, что мне надо пойти и признаться тебе во всём, извиниться за все прошлые и будущие грехи… я соглашался и понимал, что так не сделаю. А потом была та статья… где ты говорил, что предпочитаешь мальчиков. Меня и сорвало с катушек. Дальше ты и сам знаешь…
Хуже всего было объясниться с матерью. С Министерством она сама договаривалась, наплела им что-то про какие-то семейные обстоятельства, мол, надо было срочно вернуть дочь в пансионат, спасибо за участие, милый Корнелиус. Директор администрации своей тоже что-то наврал, убедительно, наверно — никто ничего не спрашивал и подозрительно не смотрел. От одноклассничков во главе с Малфоем я сумел всё скрыть… тогда сразу, как ты исчез из спальни, вернул чары на место, вышел гордо под улюлюканье Кребба с Гойлом, собрал вещички и смылся из Хогсмида на «Ночном рыцаре». Видел по пути, как ты летаешь над Хогвартсом.
Эй, ты уже спишь? Молчишь, значит, спишь…
А в этом году я чуть не рехнулся первого сентября — сначала, когда увидел тебя, потом, когда ты… высказался. Обидно было, кстати, до жути… я всё лето тобой бредил, домовые эльфы простыни едва до дырок не достирали… умом понятно, что ты-то обо мне летом не думал, а всё равно обидно. Ау, Гарри, спишь? Спишь. Спи… бледный какой. Раз спишь, скажу… когда проснёшься, ни за что не буду этого говорить… я люблю тебя. Жить без тебя не могу. И эта треклятая любовь будет со мной до конца — я гадал, я теперь не могу ошибаться, когда гадаю.. если бы не так любил, убил бы тебя на хрен, честное слово — за то, что стал от тебя зависеть. Никогда ни от кого не зависел, никому не подчинялся… а если скажешь спрыгнуть с Астрономической башни — спрыгну. Ну, разве что поцелуй потребую напоследок, но спрыгну обязательно. Я-те-бя-люб-лю. Чёртовы романы Панси — это я оттуда таких слов понабрался.
Какой ты милый, когда спишь…

Блейз замолчал и безнадёжно уткнулся лбом в край кровати.
Гарри заснул спустя минут двадцать после того, как дыхание самого Блейза стало мерным и медленным.

Человеческая жизнь похожа на коробку спичек.
Обращаться с ней серьёзно — смешно.
Обращаться не серьёзно опасно.
Акутагава Рюноскэ, «Слова пигмея».

«МАССОВЫЙ ПОБЕГ ИЗ АЗКАБАНА
БЛЭК — ИДЕЙНЫЙ ВДОХНОВИТЕЛЬ СТАРОЙ ГВАРДИИ?
Вчера поздно вечером Министерство магии объявило о массовом побеге из Азкабана.
Министр магии Корнелиус Фадж принял репортёров нашей газеты в личном кабинете, где и подтвердил, что несколькими часами ранее из отделения строгого режима бежали десять заключённых. Фадж сообщил также, что уже уведомил премьер-министра правительства магглов о том, насколько опасны данные преступники.
«К несчастью, мы с вами вновь оказались в той же ситуации, что и два с половиной года назад, после побега маньяка-убийцы Сириуса Блэка, — сказал Фадж. — И нам кажется, что оба происшествия связаны между собой. Столь массовый побег невозможен без пособничества извне, и, по-видимому, помощь была оказана ни кем иным как Блэком, первым заключённым, которому удалось бежать из Азкабана. Мы считаем, что Блэк выступил идейным вдохновителем беглецов, в числе которых находится и его двоюродная сестра, Беллатрикс Лестрейндж. Со своей стороны, мы делаем всё возможное, чтобы выследить и поймать мерзавцев, и убедительно просим магическую общественность проявлять бдительность и ни при каких обстоятельствах не вступать в контакт с вышеозначенными преступниками».
«А то все бегут с ними пообщаться и узнать последние новости из Азкабана…»
Гарри испытывал большое желание покрутить пальцем у виска. Даже если бы Сириус и был преступником, что неправда — как бы он в одиночку, будучи в бегах, без денег, без поддержки, без каких-либо связей организовал массовый побег из Азкабана? Силой мечты о том, чтобы так и случилось? Фадж — положительно король кретинов. Ясно же как день, что дементоры перешли на сторону Вольдеморта (то-то он вчера так радовался) — уж тот-то их ни в чём ограничивать не станет — а жалкая кучка людей из азкабанского персонала подавно не смогла удержать в камерах Пожирателей Смерти.
С чёрно-белых колдографий смотрели девять магов и одна ведьма; нетерпеливо барабанили пальцами по рамкам, нагло щурились, ухмылялись, вызывающе вздёргивали подбородки. Беллатрикс Лестрейндж, единственная женщина, выглядела самой безумной. Она была похожа на Сириуса — такого, каким он был в Визжащей хижине, измученного, выжатого тюрьмой, но не сломленного, с горящими глазами и уверенной, хоть и слегка сумасшедшей улыбкой. Гарри стало жутковато, и он отложил газету в сторону. Аппетит испортился окончательно.

К вечеру новость о побеге из Азкабана разнеслась по всей школе. А с утра всех школьников встретили огромные буквы на доске объявлений:
«УКАЗОМ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА ХОГВАРТСА
Преподавательскому составу школы запрещается предоставлять учащимся какую-либо информацию, не имеющую прямого отношения к их служебным обязанностям.
Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 26.
Подпись: Долорес Джейн Амбридж, главный инспектор Хогвартса».
Ли Джордан при Гарри на перемене высказал в лицо Амбридж, пока она отчитывала Фреда и Джорджа за волшебные хлопушки, взорвавшиеся в стенах школы (доказательств, что это сделали близнецы, у неё не было, но это её не остановило):
— Хлопушки не имеют отношения к предмету, профессор! К Вашим служебным обязанностям!
На следующий вечер Ли явился на занятие Эй-Пи с замотанной в окровавленный платок ладонью; Гарри лично притащил ему маринада горегубки и велел первые пятнадцать минут занятия посидеть спокойно. Ли пробовал протестовать, но Гарри сдвинул брови, и Джордан покорно замолчал, опустив изрезанную ладонь в маринад.
— Гарри…
— Что, Ли? — Гарри, уже собравшийся начать следить за тем, чем занимаются члены Эй-Пи, обернулся
— Тебе она тоже говорила резать себе руку?
— Да, — пожал плечами Гарри.
— Долго?
— Недели две, — Гарри не помнил точно. — В первый раз неделю и во второй тоже… кажется…
— Две недели? — в тёмных глазах Джордана заплескалось неподдельное восхищение. Может быть, тем ученикам Хогвартса, которые не привыкли к постоянной боли, наказание Амбридж казалось действительно ужасным.
— Ну да, — Гарри дёрнул плечом. — Ерунда на постном масле… ладно, я пойду проверять, как там людям колдуется.
А людям колдовалось с каждым разом всё лучше и лучше; Гарри каждый раз учил их двум-трём новым заклятиям, обязательно одно защитное, одно нападения, и ещё что-нибудь бонусом, если у всех всё получится. Каждый раз проверял, усвоили ли прошлый материал; устраивал регулярно дуэли один на один и стенка на стенку; комната поставляла манекены для отработки особо вредительских заклятий, поставляла книги, приборы — иногда Гарри устраивал подобие лекций и рассказывал, зачем нужны вредноскопы и Зеркала Заклятых. Рассказывал о прошлой войне с Вольдемортом, за неимением собственных воспоминаний пользуясь книгами из Запретной секции и теми, которые давала Выручай-комната. Но упор, конечно же, делался на практику. С его занятий уходили уставшими, измотанными, но никто не жаловался.
Занятия окклюменцией со Снейпом проходили далеко не так безоблачно, как занятия ЗОТС с Эй-Пи.
На втором занятии Снейп не стал тратить время на предварительные разговоры. Коротко велел:
— Доставайте палочку, Поттер, и готовьтесь… Раз, два, три, Legillimens!
Почти жалобное «Protego» Гарри опять оборвалось на половине, как проклятое; заклятие Снейпа врезалось в голову Гарри и впиталось в «металл», которым Гарри окружил доступ в свои мысли.
— Что Вы сделали, Поттер? — Снейп, не опуская палочки, подозрительно смотрел на Гарри.
— Не знаю, — честно сказал Гарри и хлопнул ресницами для вящей убедительности.
— Не знаете? Что ж, попробуем ещё раз… Legillimens!
Это было уже какое-то совсем другое Legillimens, не такое, как первое; оно взрезало металл газовой горелкой и проникло в его мозг нагло, по-хозяйски. Гарри шатнулся и упал, но удара о пол уже не почувствовал.
Ему девять, бульдог тётушки Мардж загнал его на дерево… внизу, на дорожке сада, счастливо хохочут Дурсли.. Чёрный пёс скрывается под Дракучей Ивой, таща за собой почти безжизненное тело — белая кожа, рыжие волосы, неестественно выгнувшаяся нога… Дракон прорывается сквозь тучи, молния раскалывает небо в двух шагах, наполнивший воздух гром проходит через всё тело… Гарри и мистер Уизли бегут по коридору без окон… Чёрная дверь вдалеке… ближе, ближе… сейчас они войдут туда… но мистер Уизли уводит его влево, на лестницу… Вниз, вниз…
Он обнаружил себя лежащим на полу в компании выпавшей из рук волшебной палочки и дикой головной боли. Кажется, Снейп снял заклятие раньше, чем Гарри сумел начать сопротивляться.
Гарри узнал эту чёртову дверь, которую столько раз видел во сне.
— Что спрятано в Департаменте тайн? — вырвалось у Гарри прежде, чем он сообразил прикусить язык.
— Что? — Снейп явно не ожидал такого расспроса.
— Вольдеморт хочет получить что-то, что лежит в Департаменте тайн, — Гарри рывком встал; перед глазами замелькали белые круги, и пришлось опереться о стену. — Что это?
— Не смейте называть Тёмного лорда по имени! — рыкнул Снейп.
— Я не Пожиратель Смерти, — процедил Гарри. — И буду называть Вольдеморта как хочу.
— Ещё раз, Поттер, и Вы навсегда лишитесь сомнительного удовольствия учиться у меня окклюменции, — прошипел Снейп; губы зельевара побелели от бешенства.
Гарри и самому задним числом показалось, что он перегнул палку. Но извинения Снейп, пожалуй, счёл бы за издевательство.
— Так что спрятано в Департаменте тайн, сэр? — повторил Гарри уже более вежливым тоном.
— Многое, что Вас совершенно не касается, Поттер, — отрезал Снейп. — И попрошу Вас запомнить: защита эмпата годится против эмоций. Опытному легилиментору ничего не стоит её пробить, что я Вам только что продемонстрировал. Хотите Вы того или нет, Вам нужна окклюментивная защита. Кроме того, прочтите же, чёрт Вас побери, книги из списка, что я Вам дал, и усвойте разницу между сознанием и ощущениями! Защита эмпата и защита окклюментиста между собой пересекаться не должны. Теория чувств и ощущений — это база, самое простое, что можно придумать. Её недостаточно, Поттер!
Гарри ошарашенно уставился на Снейпа; не предшествуй этом разговору четыре с половиной года неприязни, Гарри решил бы, что о нём заботятся и беспокоятся. Но…
Но.
— Я прочту, — нашёлся наконец Гарри с ответом. — Сэр.
Снейп поморщился, как будто вместо персика укусил грейпфрут.
— Попробуем ещё раз, Поттер. И по возможности не используйте способности эмпата: это только добавит Вам беспомощности.
Гарри не имел ни малейшего понятия, как разделять способности эмпата и способности окклюментора (он вообще сомневался, что вторые у него наличествуют), но кивнул.
— Legillimens!
— Prote…
Ему восемь… в тупике, где он спрятался от Дадли с бандой, душно и тесно, локоть оцарапан о ржавый гвоздь, но нельзя и шевельнуться… Одиннадцать — ночное бдение на полу в хижине на маленьком островке, шёпотом тоскливое: «С днём рождения, Гарри…»... Чулан… засохшая кровь, сломанные рёбра, темнота и тишина… Снитч, бьющийся в руке, и вместо победы — досада; дали конфету, а оказалась картонная…
— Pro… te…
Вкус Костероста на языке — гадость… Бесконечные окна дома Дурслей, которые Гарри должен сегодня вымыть — руки ноют, от запаха моющего средства дурно… Мёртвое лицо Седрика, зигзагообразный шрам между бровями, потухшие серые глаза…
— Prote… go…
Авады шелестят мимо виска — с каждым разом Вольдеморт швыряет их всё ближе к цели… «Из тебя вышла отличная маленькая шлюшка, Поттер, ты знаешь об этом?»…
— Protego!!!
Гарри проморгался — глаза слезились — и увидел, что Снейпа отшвырнуло к стенке. Стол и пара стульев были сметены зельеваром в полёте. Сам слизеринский декан лежал на полу, не шевелясь; и сердце Гарри ушло в пятки.
Колени стукнулись о каменный пол; безвольная рука в дрожащих пальцах Гарри — пульс есть, есть!
— Ennervate, — облегчённо всхлипнул Гарри, сдёрнул очки и быстро протёр глаза кулаком.
Нашёл из-за кого реветь, придурок. Ничего ведь с ним и не сделалось… ведь не сделалось, правда?
— Поттер, не нависайте надо мной, как Дамоклов меч, — последовал ответ с пола на Ennervate. — Дайте мне встать.
Гарри отодвинулся, понаблюдал, как Снейп пытается сесть, но всё время скользит по полу и падает на локти, и протянул руку помочь. Отчего-то слизеринский декан очень долго, склонив голову набок, смотрел на протянутую руку, не меньше минуты; Гарри уже подумывал, не пострадало ли зрение Снейпа от удара о каменную стену, и хотел было взять зельевара за плечи и поднять без непосредственного участия последнего, но тут Снейп рывком сел сам и цапнул протянутую руку Гарри — не выдернешь.
— Что это, Поттер?
«Ой, идио-от…» Гарри мысленно надавал себе пинков. Не мог левую руку протянуть, без шрамов от режущего пера?!..
— Шрамы, — уныло ответил Гарри; Снейп выжидательно смотрел, и было ясно, что, несмотря на свои приличных размеров шишку повыше виска и необычно сильную бледность, он не отстанет от Гарри, пока не услышит ответа. Разве что Ступефаем или Петрификусом левой рукой приложить…
— Я вижу, что это шрамы, Поттер, не притворяйтесь более тупым, чем Вы есть на самом деле, — Гарри заподозрил, что это отнюдь не комплимент, а самый настоящий наезд. — Откуда они?
— Появились, — буркнул Гарри.
— Поттер! — вызверился Снейп; Гарри даже стало немного страшно. — Немедленно отвечайте: почему у Вас на руке вырезано «Я не должен лгать»?
Тут Гарри захлестнула злость — такая, от которой дрожат губы и сужаются глаза, при которой совершаешь большие ошибки, а потом всю жизнь за них расплачиваешься; такая сильная, звенящая, чистая злость, что Гарри вскочил, высвободив руку, едва не вылетевшую при этом из сустава, отшатнулся и выкрикнул:
— Немедленно отвечать!? Надо же, какая забота, какой интерес… а раньше, бывало, кровью истекаю, от малфоевских Авад уворачиваюсь — а Вам всё равно, сэ-эр, — Гарри издевательски растянул последнее слово. — Что же изменилось, если не секрет? — шипел Гарри, яростно сверкая глазами. — Подыхал у Вас на глазах, а Вы меня слизняков перебирать посылали за то, что в Большой зал не ходил, или кабинет Ваш отдраивать. Сколько на мне долбаных шрамов, которые никого никогда не интересовали, и Вас в первую очередь… а этот, глядите, сразу всё Ваше внимание к себе приковал…
— Поттер, — процедил Снейп ледяным тоном, — кажется, Вы взяли себе в привычку кричать на меня. Смею Вас уверить…
В чём он там хотел уверить Гарри, последний решительно не хотел знать.
— Почему бы и не покричать, сэ-эр? Вы мне за это взыскание назначите? Баллы снимете? Уроки окклюменции отмените? Ах, какая жалость, я так расстроюсь… В этой долбаной школе меня били, насиловали, пытали, травили!.. Вынужден Вас разочаровать — Вам сюда просто нечего добавить, — выплюнул Гарри. — Сэр.
Последнее слово прозвучало матерным ругательством.
— Поттер, Вы с ума сошли? — Снейп опасно прищурился. — Кто Вас насиловал? Кто Вас пытал?
Гарри опёрся рукой о стену и расхохотался. Искренне, звонко, весело; хохотал, пока снова не потекло из глаз, уже не от страха за чью-то жизнь, сгибался пополам, запрокидывал голову, смахивая рукавом с лица слёзы истерики. И вместе с солёной горячей жидкостью, с громким, неуместным, сводящим щёки смехом выплескивалось напряжение, уходило, оставляя за собой звенящую пустоту и усталость.
— Мерлин мой, — выдавил из себя Гарри, просмеявшись. — Как это мило звучит, сэр, как здорово! Ещё скажите, что ничего не знаете о Круцио и Креагрэ Инкрескунт, которые Малфой отчего-то особенно любит в меня пускать… не знаете о Ступефаях, Петрификусах и Инкарцеро, которых я вообще не беру в расчёт… знаете, Ваш во всех смыслах любимый ученик обожает испытывать второе Непростительное на людях, скованных Петрификусом. Он считает, это очень эстетично, когда они не дёргаются и не орут, а молча плачут.
Снейп потрясённо молчал, переваривая информацию. Гарри недоверчиво уставился на него.
— Вы что — правда не знали? Ничего себе… ну тогда я Вам больше ничего рассказывать не буду о детских шалостях слизеринцев, ещё перевпечатлитесь…
— Поттер, — голос Снейпа звучал очень напряжённо, — когда и почему Вы прыгали с Астрономической башни, чтобы покончить с собой?
— Почти год прошёл, а Вы спросили, — заметил Гарри едко. — В Вас случайно эстонской крови нет, сэр?
— Почему, Поттер?
— Какая теперь разница, — тихо сказал Гарри. Весь кураж, вся истерика ушли; захотелось свернуться клубком — привычка ещё от чулана под лестницей, где Гарри мог выпрямляться в полный рост только лет до восьми-девяти, а потом существовал там в неком свёрнутом состоянии — и заснуть без сновидений, просто вывалиться в темноту и покой. — Даже мне уже нет никакой разницы, — Гарри вспомнил лихорадочно горячие пальцы Блейза, всю ночь в Выручай-комнате сжимавшие его ладонь. — А Вам тем более.
Гарри сунул палочку в карман и поправил перекособочившиеся очки.
— В следующий понедельник в шесть, сэр. Я прочту книги, — ну забыл Гарри о них… не до книг было в тот вечер.
— Постойте, Поттер!..
— До свидания, сэр, — буркнул Гарри, захлопывая за собой дверь.

Третье занятие было чрезвычайно натянутым.
— Вынимайте палочку, Поттер. Готовы? Раз, два, три, Legillimens!
— Prote!.. — Гарри захлебнулся заклинанием и потерялся в водовороте воспоминаний.
Запах пыли, шёпот: «Только не в Слизерин»? Отчего же? Ты будешь великим… это написано у тебя на лбу, можно сказать…»... Тяжёлое тело василиска продавливает грязь и пыль, и некуда деться, никак не спастись…
— Ex… pono… — выстонал Гарри сквозь сжатые зубы — шрам пылал. — Expono!..
— Соберитесь, Поттер. Раз, два, три… Legillimens!
За всё занятие Снейп не сказал и пары десятков слов, если не считать «раз-два-три-Legillimens». Впрочем, Гарри тоже не горел желанием вести со своим деканом светские беседы.
Защищаться получалось серединка на половинку; боль в шраме сбивала, мешала сосредоточиться. Какие-то заклинания если и выбивали Снейпа из мозга Гарри, то ненадолго и кое-как. Книги помогли, и защита эмпата, изрядно потрёпанная вторым занятием, но всё же оставшаяся на месте, больше не попадала под губительное действие Легиллименс. К несчастью, даже книги не давали действенного совета насчёт того, как научиться окклюменции; все они твердили, что каждый вырабатывает свою защиту сам. Гарри пробовал заклинание за заклинанием, по вечерам освобождал голову от мыслей по инструкции Снейпа, каждый понедельник, чувствуя себя бараном, плетущимся на заклание, шёл на «дополнительное занятие по зельеварению». Пожалуй, он предпочёл бы зельеварение, где ему всё удавалось с ходу.
Шрам ныл теперь непрестанно, то сильнее, то слабее; наверно, чутко реагировал на перепады настроения Вольдеморта, кисло предполагал Гарри. От постоянной занятости — уроки, домашние задания, Эй-Пи, окклюменция, тренировки по квиддичу — и от боли во лбу Гарри сделался раздражительным, дёрганым, нервным. Он избегал и близнецов, и Блейза, чаще всего сбегая в Выручай-комнату, и там в одиночку занимался до остервенения домашним заданием и практикой ЗОТС. Уставая, он засыпал прямо там; так бывало и в прошлом семестре, но никогда раньше Гарри так себя не изматывал. От усталости, впрочем, боль чуть притуплялась — или притуплялось восприятие Гарри, которому после восемнадцати часов бдения без минуты отдыха было уже всё равно, что у него, где и зачем болит. Даже второе по счёту дежурство в ночном Хогвартсе прошло без происшествий; Гарри встретилась только миссис Норрис, но и та обошла его по большой дуге, хотя ничем не рисковала — сливочного пива у Гарри с собой сегодня не было. Дафна Гринграсс, как и Гарри, особой весёлостью не отличалась, поэтому они перебросились парой слов, прежде чем разделиться и ещё парой — после того, как утром встретились в гостиной. Что-то своё мучило старосту пятого курса Слизерина, и по горло занятого Гарри такое положение вещей более чем устраивало.
Занятый делами суматошный остаток января прошёл, начался февраль; Гарри заметил это только потому, что в подземельях стало куда более сыро, чем раньше — с приходом первого февраля начались вьюги с неприятным липким снегом, снег не таял, а как-то разжижался в кашу под ногами. Прошло почти две недели; приближалось четырнадцатое февраля.

— Гарри…
— Да? — Гарри, копавшийся на полках в библиотеке, поднял голову: перед ним стоял непривычно робкий Блейз Забини.
— Скоро четырнадцатое февраля.
— Ага, — не стал отрицать очевидного факта Гарри.
— Это праздник… и будет поход в Хогсмид.
Гарри чуть было не спросил: «Какой праздник?», но вовремя опомнился.
— У тебя уж есть планы на четырнадцатое? — с такие лицом, подумалось Гарри, не вопросы задают, а шагают в пропасть.
— Н-не знаю… — определённых планов у Гарри не было, но, как только ему напомнили о дне святого Валентина, ему пришло на ум прошлое четырнадцатое февраля: тогда он был там с близнецами, но встретился с ними случайно…
— Ты… не хочешь пойти со мной?
Гарри задумался.
— А ты хочешь пойти со мной?
Блейз недоумённо вскинул брови.
— А что, не видно?
— Видно, — снова покладисто согласился Гарри. — Вот только ходить в Хогсмид со мной небезопасно. Насколько я знаю, вы с Малфоем сейчас ладите. А вот если нас увидят мирно пьющими сливочное пиво в «Трёх Мётлах» и разговаривающими о тонкостях толкования древних рун… тебе может не поздоровиться.
— Поттер, — Блейз перешёл на свистящий шёпот; гневный румянец был Забини очень к лицу, так же как и сведённые в одну линию тёмные брови вкупе с тонкой вертикальной морщинкой, прочертившей высокий лоб — с таким выражением лица он казался искусно сделанной куклой, из тех, что можно принять за человека. Только таких хорошеньких людей обычно не бывает. — Тебе «нездоровилось» четыре с лишним года, и ты, тем не менее, жив, здоров и вчера получил от МакГонагалл двадцать баллов. Что даёт тебе право думать, что я хуже тебя сумею постоять за себя?
Гарри примирительно поднял руки вместе с зажатой в них «Малой энциклопедией арифмантики» — мол, что ты, ничего такого я не думал…
— Ты ещё скажи, что с самого начала семестра избегал меня потому, что не хотел, чтобы у меня были проблемы с Малфоем! — Блейз сердито тряхнул головой.
— Не поэтому, — честно помотал головой Гарри.
— А… почему? — кажется, Блейз хотел услышать «Да я тебя не избегал, что ты выдумываешь…» Вот почему до Гарри никогда не доходит, в каких ситуациях нужно соврать для собственного и окружающих душевного спокойствия? Гриффиндорская честность, ха… вкупе со слизеринской наглостью даёт разрушительные осложнения на мозг, почки, печень, селезёнку и прочие внутренности — все, которые можно отбить, сотрясти и так далее по списку.
— Занят был, — сказал Гарри, решив, что ещё одна порция честности ничему не повредит. — Занятий много… не то, чтобы я специально тебя избегал… просто как-то не пересекались…
Блейз пытливо всмотрелся в лицо Гарри, словно ища там доказательства лицемерия.
— У тебя тёмные круги под глазами. Когда ты в последний раз спал нормально?
— Перед тем, как вернулся с рождественских каникул, — Гарри пришлось изрядно покопаться в памяти, чтобы вспомнить. — А что?
Блейз покачал головой.
— У тебя и так лучшие оценки на курсе, зачем ты так надрываешься? Плюнь ты на эти книги… зачем тебе, кстати, арифмантика, ты же на неё вроде не ходишь?
— Для общего развития, — сегодня у Гарри явно был день честности. — Плюс, без неё трудно в Рунах и в Прорицаниях, вечно у меня по два Нептуна на натальной карте или потеряю где-нибудь Венеру по ходу дела…
— Фигня эти Прорицания! Не мучайся из-за них…
— Легко тебе говорить… ты же пророк! Тебе долго думать не надо, куда Плутон подрисовать, — Гарри фыркнул. — А мне надо корпеть над расчётами…
— Так давай я тебе помогу, — предложил Блейз, поняв, что разлучить Гарри и «Малую энциклопедию арифмантики» — миссия практически невыполнимая. — Меньше времени потратишь.
— Поможешь? Ну ладно… — в некоторой растерянности сказал Гарри.
Блейз и в самом деле объяснял очень толково. И не обращая внимания на любопытные взгляды всех остальных, собравшихся позаниматься в теплой уютной (мадам Пинс и книги не терпели сырости) библиотеке промозглым зимним вечером. Гарри игнорирование общественного мнения далось с трудом, но для этого, видимо, надо было обладать врождённым аристократизмом, с которым Блейз разок заправил Гарри за ухо упавшую на лицо прядь и нарисовал рядом с длинными рядами формул лохматую очкастую рожицу с высунутым языком — при этом сохраняя такое выражение лица, словно на приёме у королевы обсуждал шансы Японии отобрать у России Курильские острова (летом в новостях об этом говорили; чего только не услышишь, валяясь в саду под окном).

— Погоди! Ты принял меня за другого!
Акутагава Рюноскэ, «Рассказ об одной мести».

Утром четырнадцатого Гарри даже попробовал пригладить волосы водой; но, судя по всему, единственным возможным способом борьбы с ними было бритьё наголо. На такие радикальные меры Гарри не решился и отправился завтракать с победно торчащим вертикально вверх вихром на макушке.
В Большом зале было мало народу; в Хогсмид отпускали через час после завтрака, и многие предпочитали отоспаться и поесть потом в «Трёх мётлах» или у мадам Паддифут. У последней Гарри ни разу не был и надеялся, что Блейз его туда не поведёт — по слухам, там была обстановка специально для влюблённых парочек, слащавая до невозможности. Кстати говоря, Блейза тоже ещё не было видно, как и близнецов. Гарри торопливо проглотил пару тостов, запил соком и вымелся из Большого зала — пока упомянутые трое не явились.
Полтора часа до встречи с Блейзом он провёл на Астрономической башне, варя про запас обезболивающее и снотворное; подался бы в библиотеку, но мадам Пинс резонно посчитала, что в выходной никто не будет ломиться за знаниями, и устроила день ревизии — составить список должников, наметить план закупки новых книг, пятое и десятое…
Активировав портключ, Гарри оказался у библиотеки и уже оттуда сбежал по лестницам в холл.
Блейз уже ждал его; заметно нервничал — покусывал губы, сплетал и расплетал пальцы. Выглядел он ожившей картинкой из журнала, и Гарри мгновенно почувствовал обтрёпанность своих брюк, истоптанность ботинок, мятость зимней мантии, отсутствие перчаток и лохматость шевелюры. Хотя Блейзу, кажется, не было до всего этого никакого дела.
— Привет, — лицо Блейза осветилось улыбкой; Гарри впервые понял смысл этой довольно затасканной метафоры. Такая улыбка действительно светится, сияет… любовью? «Почему это слово встревает всюду? Куда ни ткнись, везде оно причастно».
— Привет. Идём?
— Идём, — согласился Блейз.
Филч подозрительно покосился на Гарри, но не нашёл, к чему бы придраться, и беспрепятственно выпустил из замка. Между Гарри и Блейзом висело напряжённое молчание; или это Гарри казалось, что напряжённое, потому что он решительно не знал, о чём говорить. Официальных свиданий у него, пожалуй, прежде не было. Что вообще на них принято делать?
Так, в молчании, они дошли до Хогсмида. Снег хрустел под ногами, падал с неба — на этот раз не липкими громоздкими хлопьями, а крохотными изящными снежинками, словно в танце опускавшимися на слепящую поверхность дороги.
— Куда хочешь пойти? — нарушил тишину Блейз.
— Не знаю, — неуверенно откликнулся Гарри. — Может, просто погуляем?
— Давай…
На витрине одного из магазинов висела уже изрядно обтрепавшаяся бумажка с портретами сбежавших из тюрьмы Пожирателей Смерти и министерским воззванием к осторожности.
— И это — всё, что Фадж может сделать, — Гарри слегка раздражённо ткнул рукой в сторону бумажки. — Как можно быть таким идиотом?
— Его ведь выбрали не за ум, — откликнулся Блейз. — Он обещал всем спокойную жизнь, а после войны хотелось именно её. Но теперь он долго не протянет в своём кресле.
— Думаешь?
— Ну должен же и он когда-нибудь понять, что Тёмный лорд вернулся, — Блейз в подкрепление своих слов слегка взмахнул рукой в чёрной облегающей перчатке.
Гарри покосился на руки Блейза и отчего-то вспомнил муфту Элоизы.
— По-моему, Фадж в это поверит только тогда, когда Вольдеморт лично явится к нему в спальню.
Блейз засмеялся.
— Вряд ли Тёмный лорд так поступит… к тому же вдруг Фадж подумает, что ему это приснилось?
— Такая рожа? — Гарри вспомнился возродившийся Вольдеморт, который, безусловно, не мог рассчитывать даже на утешительный приз ни на одном конкурсе красоты. — Его сразу хватит инфаркт от такого кошмара…
— Что, Тёмный лорд настолько ужасно выглядит?
— А почему ты зовёшь его Тёмным лордом? Так делают обычно Пожиратели Смерти… — Гарри искоса взглянул на Блейза.
Блейз помолчал, сунул руки в карманы и ответил:
— Я так привык. Мой отец был Пожирателем…
— Но ведь он умер, когда тебе было четыре?..
— Он приучил мать так говорить ещё до моего рождения… — Блейз помедлил, подбирая слова. — Понимаешь, всё наше поколение — оно выросло на сказках о Тёмном лорде и Мальчике-Который-Выжил. Только большинству детей рассказывали сказку о злом лорде и практически святом мальчике, а детям Пожирателей — о могущественном лорде, который почти победил смерть, но был непонятно как убит маленьким мальчиком, а значит, этот мальчик — сила, которая может разрушать. Когда мы подросли, нам говорили не связываться с тобой, держать нейтралитет — вернётся лорд или нет, непонятно, а от странной силы, отразившей Аваду, надо держаться подальше.
Гарри моргнул. О таком аспекте он не думал.
— Вероятно, Люциус Малфой велел своему сыну подружиться с тобой. Решил, что лорд больше не появится на горизонте, а знаменитость Мальчика-Который-Выжил полезно иметь в союзниках… мне не так давно рассказали про вашу встречу с Малфоем в поезде на первом курсе, — Блейз усмехнулся. — Правда, такой дальновидный был только он один. Остальные решили, что лучше не совать своих детей туда, где можно получить по шапке… В восемьдесят первом всех нас преследовало Министерство, авроры обыскивали дома регулярно, вся страна была как пьяная — избавились, спаслись, можно больше не бояться, теперь море по колено… И все Пожиратели, кто сумел откреститься от Азкабана, не хотели больше ни во что ввязываться. Но определённый пиетет к бывшему повелителю сохранили… эвфемизмом «Тот-Кого-Нельзя-Называть» или «Вы-Знаете-Кто» мы пользуемся в официальной обстановке, а обычно говорим «Тёмный лорд». Привычка.
Блейз замолчал.
— Вот как… — неопределённо протянул Гарри; он решительно не знал, что сказать в ответ на это.
— Именно так, — откликнулся Блейз.
— А твоя мать… она…
— Она не Пожирательница Смерти, — уверенно сказал Блейз. — К нам приходили летом от Тёмного лорда, агитировали… но она отказалась. Заняла нейтралитет. Я был с ней полностью согласен…
— Это хорошо, — искренне сказал Гарри.
— Рад, что тебе нравится, — хмыкнул Блейз.
— Не будь колючим, — попросил Гарри; Блейз удивлённо взглянул на него.
— Хорошо… слушай, раз уж у нас такая беседа о политике, не расскажешь мне, почему отказался тогда принять руку Малфоя?
— Он мне не понравился, — признался Гарри. — Я тогда практически подружился уже с Роном Уизли, а Малфой взялся оскорблять его. И вообще вёл себя очень нагло. Я не люблю, когда люди думают о себе слишком много.
— Понятно… ты хотел попасть в Гриффиндор? Я помню наше распределение… ты кричал, отшвырнул Шляпу…
— Туда ей и дорога, старому куску фетра, — буркнул Гарри. — Да, я очень хотел в Гриффиндор. Мне до этого сказали, что из Слизерина вышли все тёмные волшебники, да и с Малфоем, который уже попал в Слизерин, я успел рассориться и понимал, что просто так этого он не оставит.
— Ты… до сих пор хотел бы учиться в Гриффиндоре? — осторожно спросил Блейз.
Гарри долго молчал, прежде чем ответить.
— Сейчас мне хотелось бы никогда не знать, что я волшебник, и не ездить в Хогвартс.
— Ты серьёзно? — потрясённый Блейз остановился.
Гарри тоже притормозил и повернулся лицом к Блейзу — до этого они брели по дороге бок о бок. Снег падал на ресницы и губы Гарри, не тая; оседал тонким белым слоем, холодил кожу, тянул ресницы книзу.
— Вполне. С каждым годом мне становится всё хреновей и хреновей, уж извини за подбор слов. Сначала один Малфой травил, а остальные держались подальше и наблюдали. Потом ты прибавился из-за брата. На третьем году практически весь наш курс Слизерина уже был против меня. На четвёртом — этот кретинский Турнир, Крауч, Вольдеморт. Теперь Амбридж с декретами, Министерство с достойным лучшего применения упорством выдаёт дерьмо за варёную сгущёнку… Веселей, сам видишь, не становится. Я уже устал. Просто устал. Дурак я был до одиннадцати лет, не ценил жизни у магглов. Думал, у них так плохо, что хуже некуда…
Блейз открыл рот, подумал немного и закрыл. Гарри махнул рукой.
— Да это всё не к тебе относилось. Я просто… объяснял. Накопилось.
— А-а… — протянул Блейз нерешительно. Наверное, всё ещё думал, что эта своеобразная хроника была высказана ему в упрёк. На самом деле — в упрёк самому Гарри, который не сообразил в одиннадцать лет послать куда подальше всех вестников из подозрительных магических школ и вцепиться обеими руками в милых людей Дурслей…
— Слушай, ты почему без перчаток или варежек? — Блейз очень резко сменил тему, но Гарри был только рад.
— Потому что у меня их нет, — пожал Гарри плечами.
— У тебя же руки мёрзнут! — Блейз поймал руки Гарри в свои и согрел дыханием. Гарри стоял столбом, непривычный к такой заботе.
— Да всё нормально, — возразил Гарри. — Я привык.
— Когда мёрзнешь — это плохо, — тряхнул головой Блейз и быстро поцеловал руки Гарри; порозовел и отпустил.
— Э-э… может, зайдём в «Три метлы»? — неловко предложил Гарри, сам залившись краской до воротника.
— Давай зайдём, — с облегчением согласился Блейз; видно было, что он не планировал целовать Гарри руки, по крайней мере, не на улице, где все желающие могут понаблюдать.

В «Трёх мётлах» было мало народу, и никого знакомого. Гарри и Блейз, купив сливочного пива, сели за дальний столик в углу. Гарри грел руки о кружку, а Блейз задумчиво рассматривал лицо Гарри.
— Что ты во мне такого увидел? — не выдержал Гарри.
— Глазищи такие зелёные, — улыбнулся Блейз. — У тебя зрачки сегодня маленькие, обычно расширенные, потому что ты много читаешь, а сегодня ещё ничего не читал, кроме того объявления про Пожирателей. Зелень ярче кажется.
Гарри снова покраснел — да когда же он уже избавится от этой детской привычки?! — и опустил взгляд к пиву.
— Ты меня нарочно смущаешь?
— А я смущаю? — удивился Блейз.
— Да ну тебя, — фыркнул Гарри.
Блейз тихонько рассмеялся.
— Ты лучше скажи, как ты перевёл последний текст по Рунам? Я не совсем понял во втором отрывке… — набрёл Гарри на безопасную тему.
— А, там правда такая заковыка.. — Блейз тоже любил Руны, и занимательный разговор безо всяких скользких моментов склеился легко.
Они просидели в «Трёх мётлах» с полчаса, изрисовав рунами четыре салфетки, когда с улицы раздались крики. Гарри насторожённо поднял голову, прислушиваясь; кто-то кричал заклинания, кто-то от боли.
— Что там происходит?
Блейз тоже прислушался и пожал плечами.
— Не знаю… может, на Хогсмид напали?
Остальные посетители уже высыпали на улицу, а мадам Розмерта скрылась в комнате позади стойки — может быть, тоже пошла наружу, но через чёрный ход. Гарри залпом допил пиво и встал.
— Пойдём туда тоже. Что-то мне неспокойно…
Гарри переступал через порог, когда в него буквально влетела какая-то девушка, перед этим тоже сидевшая в «Трёх мётлах»; она остановилась, тяжело дыша, увидела, с кем столкнулась, и закричала. Её крик резал Гарри уши, и он поспешил прошмыгнуть мимо неё на улицу — благо она не пыталась его задержать. Только стояла и отчаянно кричала, словно Гарри наложил на неё Круцио.
На улице был ад; Гарри резко остановился — по глазам ударил яркий красный цвет, разлитый по снежной белизне. Вспышки заклятий носились над землёй; Гарри взглянул туда, куда они все летели, и увидел… себя.
Гарри номер два с лёгкостью отражал всё, что отправляли в него другие, успевая между делом отвечать Авадой, Круцио или каким-нибудь режущим заклятием.
— Petrificus Totalus! — заорал Гарри, опомнившись от первого потрясения. Упускать двойника было никак нельзя.
Гарри номер два отразил и Петрификус, но звук голоса настоящего Гарри привлёк его внимание; двойник ухмыльнулся оригиналу одним углом рта и аппарировал, оставив разозлённого, сбитого с толку Гарри стоять посреди улицы с поднятой палочкой.
— Поттер, стоять!.. — Гарри только успел распознать Долиша в авторе этого дурного вопля, когда со спины Гарри захлестнуло Инкарцеро.
— Да я и так никуда не бегу, — Гарри перекатился с бока на спину. Над ним маячили лица авроров: Тонкс, Кингсли, Долиш, Грюм и ещё несколько человек, совсем Гарри незнакомых.
— Он ещё и хамит! — возмутился Долиш как-то визгливо и пнул Гарри под рёбра. — Стоять!!
«Это он Блейзу, — понял Гарри, повернув голову и увидев бледного Забини с палочкой в руках и сжатыми губами. — Да не надо меня защищать… ну попинают… ничего серьёзного не сделают».
— Он ни на кого не нападал! — Блейз досадливо сунул палочку в карман.
— А полная улица свидетелей? — парировал Долиш.
— Я готов подтвердить под Веритасерумом, что последние полчаса Поттер провёл со мной в «Трёх мётлах» и никуда не отлучался! — чётко выговорил Блейз.
— Ты сын Каролины и Агиса? — неожиданно спросил Грюм, разглядывая Блейза в упор.
— Д-да, — сбился Блейз. — А что?
— Ничего, — ответствовал Грюм. — Под Веритасерумом, говоришь?
— Да! — Блейз вздёрнул подбородок. — Тот, кто нападал, аппарировал пять минут назад!
— Чушь какая! — не преминул отреагировать Долиш, которого никто не спрашивал.
— Помолчи, Долиш, — прорычал Грюм. — Поттер, бежать не будешь?
— Куда? — искренне заинтересовался Гарри.
— Тогда Finite Incantatem и пойдём в замок, разбираться.
— В чём здесь разбираться! — Долиш ткнул носком ботинка Гарри в бок. — Этот маньяк совсем распоясался.
Вокруг рыдали, кричали, увещевали… жертв было много. И каждая из них готова была присягнуть, что на неё напал Гарри Поттер. Пусть даже им и объявят официально (что вряд ли произойдёт), что он ни при чём, они не поверят. Надо же им проклинать кого-то.
— Держись от него подальше, Долиш! — не выдержала Тонкс. — Какого хрена ты бьёшь задержанного?!
Гарри неуклюже поднялся на ноги — голова закружилась, и он вцепился в Кингсли, чтобы не упасть.
— А что ты его защищаешь, Тонкс? Кажется, ты с ним по разные стороны баррикад…
— Это ещё никем не доказано, — процедила Тонкс. — Доказано, наоборот, что прошлые нападения совершал двойник Поттера, а не он сам.
Долиш и Тонкс продолжали зло спорить, когда Кингсли, покачав головой, повёл Гарри следом за Грюмом.

Разбирательство вновь окончилось в пользу Гарри; замечательное Priori Incantatem плюс свидетельские показания Блейза (которого, впрочем, выслушали со всем тщанием и отправили прочь из кабинета, поблагодарив за сотрудничество) доказали, что нападение совершил кто-то другой (как будто Гарри сам этого не знал). Потом отбыли и авроры, дописав свой протокол или как называлась эта официальная бумажка. Гарри остался наедине с Дамблдором.
— Хочешь чаю, Гарри?
— Нет, спасибо, — благоразумно отказался Гарри, памятуя о подсунутом ему в прошлом году ушлым директором чае с Веритасерумом.
— Как хочешь, Гарри, — Дамблдор поднялся из-за стола и прошёлся взад-вперёд по кабинету. — Не знаешь ли ты что-нибудь о том, как этот неизвестный сторонник лорда Вольдеморта так успешно притворяется тобой?
Гарри пожал плечами.
— У меня только догадки, сэр. Скорее всего, это чары иллюзии, потому что волосы для Многосущного зелья взять было неоткуда… ну, насколько я знаю — неотк…
Гарри замолчал на полуслове. Дамблдор стремительно обернулся и буквально впился в Гарри взглядом.
— Ты что-то вспомнил?
— Д-да… — с запинкой сказал Гарри. — В прошлом году…
— Что тогда случилось?
«Я вообще удачливый». «Действительно удачливый?». «Да. А что?». «Можно прядь твоих волос?». «Можно. Но зачем?». «Там, где я родился, принято верить, что, делясь волосами, везучий человек делится и любовью своей судьбы. Так я могу отрезать прядь?». «Отрезай». «Caedo. Спасибо». «Не за что».
— Профессор Дамблдор, Вы можете выяснить, не примкнул ли к Вольдеморту один ученик Дурмстранга? — Гарри тщательно подбирал слова. — В прошлом году он был на последнем курсе, приезжал как кандидат в чемпионы Турнира…
— Имя?
— Поляков. Сергей Поляков. В прошлом году он отрезал прядь моих волос…
Слава Мерлину, Дамблдор не стал спрашивать, зачем Полякову понадобились волосы Гарри; по прошествии более года самому Гарри эта причина казалась смехотворной, особенно в свете нападений. Тогда у него были довольно длинные волосы — летом тётя Петуния не гнала его в парикмахерскую…
Директор углубился в разговоры через камин; Гарри тем временем ёрзал в неудобном, слишком большом кресле и кидал неприязненные взгляды на портреты бывших директоров, брюзжавшие что-то о безответственных дерзких мальчишках.
— Он стал Пожирателем Смерти в прошлом июле. Видимо, тогда и передал твои волосы лорду Вольдеморту.
— И в августе начались нападения… — закончил Гарри.
Как можно было быть таким идиотом, ну как?..
— Я попрошу тебя не раздавать впредь части своего тела направо и налево, Гарри, — отечески вещал Дамблдор, сев обратно за стол. — Как видишь, они имеют стратегическое значение…
— Я больше не буду, сэр, — мрачно сказал Гарри. Настолько детских фраз он не произносил лет с шести.
— Я верю тебе, Гарри, и верю в тебя, — кивнул Дамблдор.
— Я могу идти, сэр? — на душе у Гарри было препогано. Ему хотелось забиться в какой-нибудь угол с чашкой какао и книгой и не думать ни о Пожирателях, ни о собственной безграничной дурости.
— Конечно, можешь, Гарри.
Спустившись по лестнице, Гарри уловил за охраняемым горгульями выходом какие-то гневные вопли; он не сумел разобрать слов, но узнал голоса. Фред, Джордж и Блейз. «О нет…»
Гарри набрался храбрости и шагнул в коридор. Вопли сразу же смолкли; две пары синих глаз и одна пара чёрных — и все кипящие негодованием — уставились на него.
«Почему всё, за что я ни возьмусь, превращается либо в трагикомедию, либо в фарс?»
— Гарри! — возопили хором все трое. Гарри затравленно посмотрел на них.
Выяснять, что именно они успели не поделить («что» — потому что насчёт «кого» и так было ясно), у Гарри не было никакой охоты. Конечно, это было позорным малодушием, но он испытал истинное облегчение, когда крылышки янтарного феникса мягко толкнулись ему в ладонь. На Астрономической башне было холодно — до того самого момента, когда Гарри, разбежавшись, прыгнул и превратился в дракона. Изрядная часть Запретного леса лишилась сегодня верхушек крон — злой на самого себя Гарри выжигал их направленными струями, вымещая все свои ярость, стыд и страх. Последний относился к области объяснений с близнецами и Блейзом; Гарри не представлял себе, что он им скажет. Если вообще соберётся говорить.
Ему действительно хотелось никогда в жизни не отправляться в Хогвартс.

* * *

В субботу, через неделю после злополучного похода в Хогсмид, состоялся квиддичный матч между Слизерином и Хаффлпаффом. Эту неделю Гарри пережил с трудом.
В результате нападения восемь человек было убито, двадцать шесть страдали от обычных последствий Круциатуса и режущих заклятий, одному отсекло мизинец на правой руке. Школа погрузилась в состояние нервного, истерического страха, нерассуждающего, как у загнанной в угол крысы; так Гарри не боялись и не ненавидели ещё никогда. Бесполезно было объяснять кому-то, что это не он, а какая-то сволочь под действием Многосущного зелья; все, кроме членов Эй-Пи, не вняли тому простому факту, что авроры, вроде бы задержавшие преступника с поличным, отпустили его практически сразу. Все видели чёрные волосы, зелёные глаза, круглые очки, шрам на лбу, и ориентировались на то, что видели; коридоры пустели на три метра вокруг, когда по ним ходил Гарри. Он предпочитал не гадать, что было бы, не будь у него защиты эмпата — наверное, в тот же день, четырнадцатого, и умер бы от боли.
Он окружал себя постоянным заклятием защиты; из-за угла в Гарри кидали заклятия подножки, парализующие, отбрасывающие и много ещё какие. Один хаффлпаффец шестого курса выскочил в понедельник прямо перед Гарри и попытался пустить в него Аваду; в Хогсмиде у него убили младшую сестру. Гарри усыпил сошедшего от горя с ума мстителя и оттранспортировал к мадам Помфри. Медсестра долго причитала и благодарила Гарри; говорила что-то про сумасшедшие времена и войну. Гарри был с ней согласен, но его лично это всё не спасало. Если бы его так не боялись, то травили бы, как это умеют только школьники; детская жестокость доходит до того, чего взрослому садисту никогда не придумать. Но никто не хотел рисковать, переходя в открытое противостояние с маньяком, убийцей, психом и так далее по списку. Одни слизеринцы, в основном старших курсов, понимали, что Гарри ни при чём — кому-то, он был уверен, рассказали родители, кто-то и так знал Гарри. Но ему от этого было ничуть не легче.
Матч начался в гробовом молчании; ни одной из трибун не хотелось шуметь. Игру вообще подумывали отменить в этот раз, но сами же студенты Хогвартса воспротивились. Мадам Хуч скороговоркой произнесла речь о том, что надо играть честно, а кто не будет, тому придётся плохо, и дунула в свисток. Гарри свечкой взмыл в небо — так легче следить и за снитчем, и за трибунами. Мало ли, вдруг ещё кто-нибудь в ажиотаже решит избавить от него землю.
Слизеринская команда, уверенная, наглая, беспардонная, забивала хаффлпаффскую напрочь. Тот мститель, что кидал в Гарри Авадой, был охотником в команде своего факультета, и новенький, разумеется, не успел сыграться с командой и вообще чувствовал себя неуютно. Ловец Хаффлпаффа, Соммерби, тоже был новичком — в прошлом году ведь не было квиддича, а ещё раньше ловцом был Седрик… воспоминание всерьёз расстроило Гарри. Он хотел бы увидеть Седрика во сне ещё раз, но тот никак не являлся, и Гарри начинал потихоньку подозревать, что две предыдущие встречи ему просто приснились, безо всякого подтекста. Плюшевая мышка, которую Гарри носил с собой всегда, тоже не вселяла надежды; зловредный дом номер двенадцать мог выудить её образ из мыслей самого Гарри, что было даже более вероятно, чем то, что дом вклинился в размышления явившегося по сне призрака.
Поэтому Гарри парил над полем, высматривая снитч, и ругался шёпотом себе под нос — дул жуткий ветер. Скорей бы уж поймать мяч и уйти отсюда…
На двадцатой минуте, когда счёт Слизерина уже на семьдесят очков превысил счёт Хаффлпаффа, снитч наконец показался; после пятиминутной погони Гарри без труда ухватил его, оставив Соммерби далеко позади, показал добычу мадам Хуч и приземлился. Слизеринская трибуна ликовала, а остальные три угрюмо молчали. Гарри вздохнул, отдал снитч мадам Хуч и пошёл в раздевалку. Жизнь положительно с каждым днём становилась не только небезопасней, но и неинтересней.

Бог есть любовь.
Но я не уверен, что Бог абсолютно безупречен.
Энн Райс, «История похитителя тел».

— Гарри, слушай, так больше продолжаться не может, — решительный голос Блейза застал Гарри врасплох; «Магические иероглифы и логограммы» выпали из рук Гарри и с громким звуком хлопнулись на стол.
«И какого чёрта я засел здесь, а не в Выручай-комнате?», — тоскливо подумал Гарри. И ведь вроде бы выбрал самый укромный угол, где на стуле такой слой пыли, что сразу ясно — здесь несколько месяцев никто не сидел…
— Что не может продолжаться? — смиренно поинтересовался он, решив принять свою чашу до дна.
Блейз выдвинул второй стул и сел рядом с Гарри.
— Всё это… — Блейз выразительно покрутил рукой в воздухе. — Тебя же чуть не убили! А эти паршивые авроры…
«Стоп-стоп, о чём это он?»
— Ты о чём?
Блейз тяжело вздохнул и терпеливо, как младенцу, объяснил:
— Нападения. Весь этот ажиотаж. Всё враньё про тебя. Это надо прекратить!
До Гарри дошло, что о личной жизни Блейз, кажется, говорить не собирается, и с плеч словно гора свалилась.
— Как ты это прекратишь? «Пророк» много месяцев промывал мозги всей Магической Британии.
— Надо предоставить им альтернативную информацию, — понятней Гарри не стало.
— Где ты её возьмёшь, альтернативную?
— Вот тут, — Блейз легонько стукнул Гарри костяшкой указательного пальца по лбу.
Гарри озадаченно потёр стукнутое место.
— Ты предлагаешь, чтобы я ходил и всем рассказывал, как оно есть на самом деле?
— Ну конечно, — едко ответил Блейз. — Так и сделай. Годам к восьмидесяти, может, и управишься.
Гарри фыркнул.
— Ну а что тогда?
— Средства массовой информации, Гарри — волшебная вещь в умелых руках, — наставительно сказал Блейз. Гарри подумалось, что слизеринец сегодня как-то особенно оптимистично настроен. Даже странно.
— Под умелыми руками ты, надо думать, имеешь в виду свои? У тебя в кармане завалялась парочка популярных газет, которые будут счастливы напечатать правдивое интервью со мной?
— Мыслишь верно, но не во всём, — ухмыльнулся Блейз.
— А в чём неверно? — слегка раздражённо осведомился Гарри.
— Есть не газета, а журнал, и он не у меня в кармане, а у тебя.
— Прекрати говорить загадками! — не выдержал Гарри.
Блейз убрал с лица ухмылку, сел ровнее и начал говорить уже без загадок.
— Вот ты тогда сбежал, а мы с близнецами Уизли остались тет-а-тет. Оказалось, они отличные ребята! Сам понимаешь, общая тема для разговора у нас сразу нашлась, — Гарри опять покраснел. «Да что же это такое!». — Сначала мы не сошлись во мнениях… — Блейз рассеянно потёр переносицу. — Но потом вполне поладили, потому что к нашей главной общей теме относимся одинаково. Ты опять покраснел, значит, понял, о чём речь. Фред с Джорджем тоже полагают, что пора бы уже всё это прекратить. Они и предложили журнал, где тебя напечатают с радостью. «Придира».
Гарри мысленно обозвал себя болваном.
— Я взялся предоставить профессионального журналиста, который умеет брать интервью — думаю, Рита Скитер не откажет нам в этой маленькой услуге. Близнецы обещали сегодня же поговорить с Луной Лавгуд. Они уверены, что для тебя она выпросит у отца место в журнале хоть под десяток интервью. Правда, не сказали, почему они так в этом уверены… — Блейз сделал паузу, ожидая, что Гарри объяснит этот феномен.
Но не мог же Гарри рассказать сейчас про Эй-Пи и незаурядные пропагандистские способности Ли Джордана. Он ограничился коротким:
— Она мне верит.
Блейз кивнул и продолжил:
— Я уже послал Скитер сову. Она будет в Хогвартсе сегодня же — воспользуется своей анимагической формой. Деться ей некуда, интервью она напишет, раз уж не хочет попасть в Азкабан. Луна переправит его отцу, и в мартовском номере появится статья. Имена Пожирателей Смерти, правда о прошлом июне, правда о нападениях — ты ведь её знаешь? — в общем, вся информация, какую вспомнишь.
— Но ведь уже февраль кончается… наверно, материалы собраны…
— Ты будешь бомбой, — заверил Блейз. — Ради тебя место найдут.
— Ну прочтут… — всё ещё сомневался Гарри. — Но не обязательно ведь поверят! Тем более, что это будет напечатано в «Придире»…
— Не будь пессимистом, — улыбнулся Блейз. — Поверят, конечно же, не все, но хотя бы часть — и это уже будет плюс. А остальные задумаются. Послушай, ты доверяешь мне и близнецам?
— Кому и верить, как не вам троим, — хмыкнул Гарри. — Раз уж к вашей главной общей теме вы относитесь одинаково…
Блейз фыркнул.
— А ты и поддеть можешь, — отметил он. — В общем, через час будь готов к откровенной беседе.
— Через час?!
— А когда ты предлагаешь?
— Где? — обречённо спросил Гарри.
— В одной полезной комнате, разумеется.

— Добрый день, — Гарри сел за строгий письменный стол, предоставленный безотказной Выручай-комнатой.
— Добрый день, Гарри, — отозвалась она. — Добрый день, мистер Забини, — Скитер бросила на Блейза неприязненный взгляд. Очевидно, безработица ей не понравилась.
Близнецы и Луна здесь уже были. Гарри нервно кивнул им.
— Итак, мисс Скитер, я полагаю, Вы уже знаете, зачем Вы здесь.
— Отлично знаю, — пробурчала Рита. «Да уж, близнецы наверняка объяснили ей всё досконально». — И Вы действительно хотите сказать, что я должна работать бесплатно?
— Папа обычно не платит авторам, — прозвучал отрешённый голос Луны. — Они работают с ним потому, что печататься в нашем журнале — большая честь… Ну и, конечно, чтобы увидеть в печати свою фамилию.
Риту перекосило, словно она глотнула «Flamma de stupila». Кстати, о питье… «А можно здесь получить чай?», — подумал Гарри — в горле у него пересохло. Рядом с его рукой возникла чашка — Выручай-комната была чрезвычайно услужлива. «И для Риты, пожалуйста, тоже. Надо же ей подсластить пилюлю…».
— Спасибо, мистер Поттер, — благодарности в интонациях Риты не было ни на грамм.
— Ну что, Гарри, — подал голос Фред. — Готов рассказать людям правду?
— Вполне, — ответил Гарри. Прохладный чай с запахом шалфея и малины успокоил его и упорядочил мысли. — Начинайте, мисс Скитер, — он вопросительно взглянул на журналистку.

* * *

Спустя две недели за завтраком перед Гарри на стол села сова с письмом.
— Что это? — Гарри отвязал конверт и с удивлением уставился на незнакомое имя отправителя.
Ещё три совы опрокинули солонку; ещё семь или восемь раздавили лапами масло и истоптали кашу. Тонкая девичья рука бестрепетно протянулась в самую гущу дерущихся за право первой отдать своё послание сов и выудили оттуда одну, с чем-то цилиндрообразным.
— А вот и твоё интервью, — довольно сказала Луна Лавгуд.
Гарри разорвал коричневую упаковку скрученного в трубку журнала; на обложке красовалась его собственная физиономия с на редкость глупой улыбкой.
— Правда, хорошо вышло? Я попросила папу прислать тебе бесплатный экземпляр, — объяснила Луна, как ни в чём не бывало присаживаясь за слизеринский стол. — Давай я помогу тебе разобрать письма… их так много!
— Утопаешь в корреспонденции? — Фред и Джордж возникли сзади так внезапно, что Гарри вздрогнул. — Помочь?
— Помогите, — согласился он и вскрыл самое первое письмо.
Пожалуй, всех приславших свои мысли по поводу интервью Гарри, можно было разделить на три неравные группы. Самая большая соглашалась с ним и верила ему — должно быть, им уже до чёртиков надоел образ маленького маньяка, старательно пестуемый «Пророком». Эти люди писали: «Как ни прискорбно об этом думать, Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся — Ваш рассказ проясняет все логические неувязки, созданные публикациями «Пророка»…», «Я верю Вам, мистер Поттер…», «Вы мой герой, Гарри! Вы обратили меня в свою веру!». Последний вариант живо напомнил Гарри братьев Криви. Вторая, чуть меньшая по количеству, группа утверждала, что ему пора пройти курс шоковой порчетерапии в Сейнт-Мунго, считала, что он слетел с катушек, и прямо заявляла, что он «ку-ку», раз несёт такое. Самая малочисленная группа состояла из сомневающихся: они изводили вдвое больше пергамента, чем остальные, но к определённому мнению так и не приходили. В общем и целом, результат был куда лучше, чем ожидал Гарри.
— Что здесь происходит? — пропел фальшиво-сладкий девичий голосок Амбридж. — Откуда у Вас столько писем, мистер Поттер?
— Это что, преступление с сегодняшнего дня? — осведомился Фред. — Получать почту?
— Ведите себя прилично, мистер Уизли, иначе мне придётся Вас наказать, — сказала Амбридж. — Итак, мистер Поттер?
— Это письма от людей, которые прочли моё интервью. О том, что случилось в прошлом июне.
— Интервью? Что Вы имеете в виду? — Амбридж заметно встревожилась.
— Репортёр спрашивал меня, а я отвечал — обычно под интервью подразумевают именно это, профессор, — Гарри перебросил Амбридж свой номер «Придиры» — всё равно он знал и так всё то, что было изложено в его интервью. — И я не лгал при этом, представьте себе.
Лицо Амбридж пошло какими-то сиреневыми пятнами. Гарри невольно восхитился таким умением принимать вовсе не свойственную человеку окраску. Может, Амбридж частично метаморф?
— Когда это было?
Гарри замялся.
— В прошлый поход в Хогсмид, — соврал он. Про саму возможность безбоязненно провести журналиста на территорию школы и дать ему подробное интервью Амбридж знать не следовало.
— Больше Вы не пойдёте в Хогсмид, мистер Поттер, — прошипела Амбридж, теряя всю свою притворную ласковость; её короткие пальцы конвульсивно сжались, сминая журнал. — Я ведь учила Вас, что лгать нельзя, но мой урок до Вас не дошёл… Пятьдесят баллов со Слизерина и неделя наказаний. Но не с сегодняшнего дня, а когда я скажу.
Последнее условие было несколько странным, но Гарри только кивнул, сдерживая ухмылку. Наказания наказаниями, а правда всё-таки вылезла наружу.
В обед весь Хогвартс — кабинеты, коридоры, холл, общие гостиные — увесили огромными плакатами:
«УКАЗОМ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА ХОГВАРТСА
Любой учащийся, у которого будет найден журнал «Придира», подлежит немедленному исключению из школы.
Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 27.
Подпись: Долорес Джейн Амбридж, главный инспектор Хогвартса».
Гарри, увидев это в первый раз, долго смеялся; ничего лучше Амбридж выдумать не могла, чтобы принудить всю школу изучить журнал как можно тщательней. Строптивые ученики Хогвартса, успевшие возненавидеть «главного инспектора», маскировали журнал под тетради и учебники — Амбридж, разумеется, не проверяла каждую бумажную вещь в руках студентов. Интервью шёпотом цитировали всюду, и Гарри кожей чувствовал, как прихотливый флюгер общественного мнения поддаётся и начинает со скрипом поворачиваться. Теперь его не так боялись; теперь его не ненавидели — за исключением самых упёртых. Для того, чтобы понять это по любопытному блеску глаз, по сокращению дистанции, по заговорщическим улыбкам, не нужно было даже и быть эмпатом.
Вечером следующего дня на занятии Эй-Пи Гарри был в первый момент даже испуган, когда, стоило ему прикрыть за собой дверь, Джордж провозгласил:
— Вперёд!
И Эй-Пи в полном составе подхватила своего командира на руки. Гарри пару раз взлетел под потолок, едва не задев гладкую каменную поверхность носом, а потом его донесли до подушек и бережно усадили.
— Ты так храбро поступил, Гарри! — восторженно воскликнул Колин Криви.
И было похоже на то, что все остальные разделяют его мнение — Гарри переводил взгляд с одного улыбающегося, сияющего лица на другое и ощущал, что начинает стремительно краснеть.
— Что такого храброго в том, чтобы ответить на несколько вопросов? — смущённо пробормотал он.
— Это смотря какие вопросы! — с горячностью возразил Эрни МакМиллан.
— Тебе верит вся школа! — прибавила Сьюзен Боунс. — У меня есть подруги в Гриффиндоре и Рэйвенкло — они наизусть выучили твоё интервью!
— Они все очень быстро поменяли своё мнение, — резонно заметил Гарри. — Я так думаю, как только «Пророк» напечатает обо мне очередную гадость, они сразу перестанут мне верить.
Члены Эй-Пи дружно замотали головами.
— Нет, Гарри, это по-настоящему! — счастливым голосом объявила Гермиона. — Мы разговаривали с многими… ты всех убедил!
— Благодарите репортёрский талант Риты Скитер, — хмыкнул Гарри. — Она умеет заинтриговать читателя.
Все засмеялись, как будто он очень остроумно пошутил.
— Единственный, кого надо благодарить — это ты, Гарри! — высказался запунцовевший от смущения Рон.
— Ерунда… — махнул Гарри рукой и только хотел осведомиться, не надумали ли они по случаю интервью отменить занятие, раз столько времени тратят на пустые разговоры, как Майкл Корнер его перебил:
— Она назначила тебе неделю своих изуверских наказаний!
— И что? — раздражённо спросил Гарри. — Не в первый раз и, наверно, не в последний.
— И тебе совсем не страшно? — пискнул Деннис Криви.
— Что там страшного? — не понял Гарри. По восхищённо-недоверчивым лицам окружающих (он) сообразил, что ответ неправильный. — Э-э… я имею в виду, это почти совсем не больно, и если потом взять маринад горегубки, рука не воспалится… это терпимо, хуже туалеты мыть под присмотром Филча.
— Но ведь кровь… — прошептала Гермиона. — И это пытка, самая настоящая! Уставом Хогвартса это запрещено!
— Устав Хогвартса Амбридж не писан, — хмыкнул Гарри. — Подумаешь, пытка… не Круциатус же. От этих её наказаний должно быть больше психологического эффекта, чем самой боли.
— Но с тобой этот эффект не действует? — уточнила Джинни.
— Он рассчитан на нормальных людей, которых никто никогда не пытал, — отрывисто бросил Гарри и встал с подушки. — Действует, но не смертельно. Жить можно, чего и вам советую… занятие сегодня будет или продолжим обсуждать Амбридж?
Конечно, обсуждать Амбридж — занятие благодарное, за этим можно провести не час и не два, но Гарри предпочитал тратить время более полезным способом. Например, обучить Эй-Пи заклятию Violo. Несмотря на мелодичное звучание, это заклятие не зря было помещено в книге под названием «Атаки и контратаки в дуэлинге». Оно давало хороший эффект — рваные раны разной (по желанию нападающего) глубины. Правда, его действие следовало контролировать с помощью слов и собственной воли, чему Гарри и собирался учить Эй-Пи — на манекенах, конечно же. По крайней мере, сначала на манекенах, пока не научились обращаться с этим заклятием.

После занятия все разошлись, а близнецы остались. Гарри замешкался, хотя в предыдущие три недели успевал выскальзывать в толпе.
— Опять смоешься? — насмешливый голос Джорджа настиг Гарри у дверей.
Кровь набатом ударила в висках Гарри; он обернулся.
— Могу остаться. А надо?
— Надо, — неожиданно нежно сказал Джордж.
— А ты думал, нет? — слегка укоризненно добавил Фред.
— Иди сюда, дурачок.
«Дурачок?» Неуверенно подходя к устроившимся на подушках близнецам, Гарри перечислил в уме всё, что делал в последнее время. Пожалуй, можно было бы назвать его и полноценным идиотом.
— М-м? — вопросительно приподнял бровь Гарри, усевшись по-турецки.
Близнецы синхронно покачали головами, переглянулись и без предупреждения сграбастали Гарри в охапку; обняли вдвоём, прижали к себе крепко-крепко и зацеловали до умопомрачения. Гарри потрепыхался немного, не зная, как на это реагировать, а потом позволил себя целовать, растворился в нежности Фреда и Джорджа, расслабился и сам потянулся к близнецам.
— Нас всю последнюю неделю мучил один вопрос, — задумчиво начал Фред.
— …может, тебя подменили? — закончил Джордж.
— П-почему? — опешил Гарри.
— Потому что тот Гарри, которого мы любим уже четыре с половиной года, мог подумать головой и сообразить, что даже если он пойдёт в Хогсмид со слизеринцем, мы воспримем это адекватно, — в голосе Джорджа не звучало никакой укоризны, но Гарри восполнил эту недостачу сам.
— Не тушуйся, — немедленно добавил Фред. — Это мы так, в порядке политинформации.
— В порядке чего?
— Неважно, — отмахнулся Джордж. — Потом как-нибудь расскажем…
— А сейчас мы хотели тебе рассказать, что, после того, как ты смылся портключом — и, как показало практика, поступил мудро, — нам ничего не оставалось, как поговорить с Блейзом.
— Сначала мы немного поспорили…
— …сломали ему нос…
— …а он сломал Фреду левое запястье и превратил моё ухо в летучую мышь…
— …потом мы успокоились и начали лечиться.
— И за этим занятием разговорились.
— Не знаем, сказал ли он тебе, что глубоко раскаивается в том, что натворил на втором и третьем курсе…
— …но нам сказал. Видно, не сообразил, что мы перескажем тебе.
— А мы пересказываем. И знаешь, почему?
— Почему? — машинально поинтересовался Гарри. На самом деле его абсолютно не интересовало что бы то ни было вообще — остаться бы так навсегда в тёплых нежных руках близнецов, раствориться, растечься блаженствующей лужицей.
И вправду идиот был, что бегал от них столько времени. Даже странно, что не задумался о том, что они вполне адекватные люди; будто заранее был уверен, что сволочи вокруг абсолютно все — хотя Гарри ведь точно знал, что как минимум два исключения из целого сонма сволочей в этом мире в любом случае есть…
— Потому что ты, дурачок, можешь и должен быть любимым, — Джордж ласково пропускал волосы Гарри сквозь пальцы; Гарри с закрытыми глазами видел, что чёрные пряди обвиваются вокруг чутких пальцев, льнут к ним, просят ласки и дарят её, как могут, мягкие, беззащитные — как и их хозяин, если узнать его чуть получше…
— И если мы тебя уже любим, это вовсе не значит, что тебя не может любить никто другой. И если ты ему ответишь…
— …это никак не может быть поводом для осуждения, сам подумай…
— …это лучшее, что может с тобой случиться в жизни: когда тебя любят и ты любишь…
— …поэтому можешь больше от нас не бегать. Это мы тебе на всякий случай говорим.
— Фредди, Джорджи, — торжественно сказал Гарри. — Я — полный идиот!
— Ну что ты так сразу, — качнул головой Фред.
— Например, в рунах, зельях и трансфигурации ты просто ас!
— И если ты скажешь МакГонагалл или Снейпу, что идиот может быть асом в их предметах, они очень обидятся…
— …и тебе будет плохо.
— Вот поэтому я и говорю это не им, а вам, — фыркнул Гарри.
— Разумно с твоей стороны, — Джордж поцеловал Гарри в шею сзади, туда, где кончались волосы и были тонкие, пушистые чёрные завитки.
— А если ты не понимаешь чего-то в самых важных вещах, так это не страшно…
— …в них почти всё население Земли ни черта не понимает, но всё равно как-то обходится.
— А вы двое, стало быть, всё понимаете?
— Мы понимаем совсем чуть-чуть…
— …но мы учимся.
— Иногда мне кажется, что вы ангелы, — задумчиво сказал Гарри. — Нет, правда, не надо ржать! Я серьёзно.
— И чем же мы на них похожи? — Фред хихикал, не скрываясь.
— Кто сказал, что ангелы должны быть с крыльями, все в белом и вещать волю какого-нибудь Творца? — развил свою мысль Гарри. — Может быть, они ходят среди людей, хорошо замаскированные — с виду не отличишь. И всё, что они должны делать — это любить.
— Это уже проститутки какие-то получаются…
— Не придирайся к словам, — Гарри испытал абсолютно детское желание надуться. — Любить — вот как вы меня любите. И объяснять понемногу тёмным людям это самое главное, в котором никто ни черта не понимает.
— Оригинальная теория… — в некоторой растерянности сказал Джордж.
Гарри вообще в последнее время испытывал слабость к разного рода теориям, поэтому комментарий пришёлся ему по душе.
— Если бы мама знала, что мы ангелы, она, может быть, не стала бы нас ругать за то, что мы в пять лет взорвали всю кухню с помощью «Набора маленького зельевара», — Фред тихо рассмеялся. — Гарри, по твоей теории ангелы так делают?
— Если предположить, что всё, что мы до сих пор знали об ангелах — самая настоящая деза, то почему бы и нет? — откликнулся Гарри, ехидно щурясь.
— Братец Фордж, как ты думаешь, нам пойдут белые крылышки? — Фред забрался кончиками пальцев под рубашку Гарри и погладил; мышцы пресса Гарри сократились, дрожь пробежала по телу вниз.
— Почему бы и нет, братец Дред? — Джордж размеренно покрывал поцелуями шею Гарри. — Мне кажется, Гарри понравится…
— Эй, нечего говорить обо мне в третьем лице! — слабо возмутился Гарри. — Я тут как бы присутствую!
— Мы это заметили, — уверил его Фред и расстегнул рубашку Гарри.

* * *

Гарри не видел своими глазами увольнение Трелони; по описанию, охотно данному другими, он решил, что это была в высшей степени отвратительная сцена. Отвратительная всем: и тем, как расклеилась Трелони, рыдавшаяся на кое-как застёгнутых чемоданах, и тем, как ухмылялась и наслаждалсь собственной властью Амбридж, и тем, как Дамблдор мановением руки оставил незадачливую преподавательницу Прорицаний в стенах Хогвартса — это амплуа добрейшего и мудрейшего настолько контрастировало с реальным обликом Дамблдора…
Зато новый учитель Прорицаний был, несомненно, плюсом во всей школьной жизни; кентавр Фиренц был давним знакомцем Гарри.
— Гарри Поттер, — кивнул кентавр при виде Гарри и протянул руку.
Гарри неловко пожал её. Сухая тёплая ладонь на ощупь ничем не отличалась от человеческой.
— Добрый день, Фиренц… э-э, я должен звать Вас «профессор Фиренц»?
— Это необязательно, — спокойно отозвался кентавр.
— Я рад Вас видеть, — честно сказал Гарри.
— Взаимно, — согласился кентавр, наклоняя голову. — Мы встретились вновь, как и было предсказано… Я вижу на тебе знаки судьбы.
«Где? — Гарри подавил первоочерёдное желание осмотреть свою мантию в поисках подозрительных пятен, которые могла ненароком оставить на нём судьба. — Что ещё за знаки?»
— Ты сделал себе великие руны, — полуутвердительно сказал Фиренц.
— Почему великие? — осторожно уточнил Гарри.
— Потому что они служат для великих дел, — Гарри померещилось, что кентавр ухмыляется, но стоило Гарри сморгнуть и вглядеться в лицо Фиренца попристальнее, как намёк на веселье пропал.
— Начнём урок, — обратился Фиренц к пятому курсу Слизерина, рассевшемуся среди деревьев, когда Гарри тоже занял облюбованное местечко.
Слизеринцы чувствовали себя не слишком уютно в обстановке, воссоздававшей естественную среду обитания Фиренца: деревья, мох, камни. Мантии из дорогих тканей, начищенные до блеска узкие туфли и ботинки, идеальные причёски не вписывались в атмосферу леса; Гарри же, лохматый и обтрёпанный, чувствовал себя, как саламандра в камине. А ещё лучше он почувствовал себя, когда Фиренц велел лечь на спину и в таком положении наблюдать за звёздами, высветившимися на потолке. Стоило проучиться весь этот проклятый год, чтобы увидеть выражение лица слизеринцев, укладывающихся прямо на траву. Малфой возмущался, что на его мантии останутся пятна, но Фиренцу не было до его стенаний никакого дела; кентавр спокойно заговорил о теме урока:
— Мне известно, что на астрономии вы изучали названия планет и их спутников и отмечали на картах пути движения звёзд. За много веков кентавры сумели раскрыть тайный смысл этих перемещений. Наши исследования говорят о том, что, посмотрев в небеса, можно разгадать будущее…
Гарри покосился на Блейза; тот вдохновенно любовался небом и, кажется, действительно что-то осмысленное усматривал в светящихся точках.
— Согласно знакам, последнее десятилетие в жизни колдовской расы — краткий мирный период между двумя войнами. Марс, вдохновитель сражений, сияет ярко, а это означает, что скоро, очень скоро вновь грянет буря. Когда? Иногда кентаврам удаётся это узнать по форме дыма и пламени сжигаемых трав и листьев…
Пока Гарри жёг шалфей и штокрозу прямо на полу кабинета, как и все остальные, Блейз без экивоков перебрался вплотную к Фиренцу; они развели ещё один костёр, в который смотрели вдвоём, и бурно обсуждали увиденное. Гарри слышал мельком несколько фраз, но они его, прямо говоря, не вдохновили. О чём это — «степень непреложности в данном случае произвольна»? Или «не следует ли истолковать символ затяжной войны как символ мира»? Определённо, в Прорицаниях Гарри никогда не быть асом…

В середине марта у Гарри случился самый настоящий прорыв в окклюменции.
— Соберитесь, мистер Поттер. Раз, два, три, Legillimens!
— Expelliarmus!.. — выдохнул Гарри, проваливаясь в мутный омут воспоминаний; пока ещё неясные образы закружили у него перед глазами…
Палочка вылетела из рук Снейпа, повинуясь Экспеллиармусу Гарри; воспоминания Снейпа хлынули в Гарри, тяжёлые, с солоноватым, как кровь, привкусом, стукнули в висках, накрыли его с головой.
Высокий мужчина с крючковатым носом орёт на женщину, брызгая слюной… она сжалась в углу и бросает оттуда ненавидящие и злые взгляды… маленький темноволосый мальчик в углу разражается громким рёвом… мужчина бросается на него с поднятой рукой, и женщина звонко кричит какое-то заклинание, красная вспышка — и мужчина врезается в стену… Унылый подросток с сальными волосами и тусклым взглядом отстреливает мух на потрескавшемся потолке Авадой Кедаврой… Тот же подросток пытается оседлать брыкающуюся метлу — над ним смеются…
— ДОВОЛЬНО! — Гарри отшвырнуло к стене; он ударился спиной о деревянную полку раздался звон банок, чавкающий звук вываливающегося из них содержимого. В ушах звенело.
— Что ж, Поттер, — выдавил из себя бледный, как скатерть, Снейп. — Это определённый прогресс… попробуем ещё раз.
Это действительно был прогресс. Каждую атаку Снейпа Гарри теперь отражал и проваливался в воспоминания своего декана — каждый раз так коротко, что еле успевал понять, о чём там речь. Снейп если и проникал в сознание Гарри, то тоже ненадолго — Гарри вышвыривал его оттуда, не желая вспоминать ничего из того, что атака легилиментора вытаскивала на поверхность. Каждое занятие оканчивалось синяками и шишками, иногда порезами. Однако на этом они снова застряли, и Гарри думалось иногда, что с такими темпами он будет изучать окклюменцию до окончания Хогвартса — если не разразится полномасштабная война и Хогвартс не будет закрыт до того, как студент Поттер сдаст свои ТРИТОНы.

* * *

— Поттер.
— Что, Гринграсс?
— У нас сегодня последнее ночное дежурство по школе… в общем, в гостиной во время отбоя, — Дафна круто развернулась на каблуках и ушла прежде, чем поднявший на неё глаза Гарри успел сказать что-нибудь ещё.
Вроде бы ничем не обидел…
— Как обычно — подземелья, холл и Большой зал вместе, потом делимся, — как и днём, Дафна говорила сухо и отрывисто и прятала глаза.
Гарри поймал её за локоть и развернул к себе лицом.
— Пусти меня, придурок!
— Что случилось?
— Тебе-то что за дело?! — кажется, неосторожным вопросом Гарри дал толчок самой настоящей истерике, разворачивавшейся сейчас внутри Дафны.
— Мне такое дело, что нам с тобой целую ночь школу патрулировать, а ты ведёшь себя со мной, как…
— Как что?
— Как будто в первый раз видишь.
— И что? Тебе от этого жарко или холодно?!
Гарри вздохнул и выпустил наконец её локоть.
— За что ты на меня взъелась? Я вроде бы ни в чём перед тобой не виноват…
— Виноват, — прошипела Дафна. — Ещё как виноват!
— И в чём же?
— Зачем ты взялся за этот грёбаный портключ на Турнире? — процедила Дафна. — Зачем ты не убил там всех раньше, чем Тёмный лорд возродился? Зачем ты это сделал?!!
Последняя фраза вырвалась криком и эхом отдалась под неровными потолками подземелий. Гарри, не раздумывая, влепил Дафне пощёчину; Гринграсс потрясённо замолчала, приложив ладонь к щеке.
— И чем же это всё помешало тебе, а? — зло спросил Гарри. — Лично тебе? Не ты возродилась, а Вольдеморт, так какая тебе разница?
— Ты всех нас убил, — прошептала Дафна; в истерику она больше не кидалась, только смотрела на Гарри расширенными, влажно блестевшими глазами — и он невольно вспомнил, что в прошлом году, уже после Турнира, она часто плакала в гостиной. — Ты нас прикончил всех, понимаешь? Меня, Панси, Тео, Милли, Драко, Винса, Грега…
— Уби-ил? — изумился Гарри. — Каким это образом?
— Вернулся Тёмный лорд, — всхлипнула Дафна, и Гарри к своему ужасу понял, что она на самом деле собирается заплакать. — И призвал наших родителей. И нас тоже призовёт. И мы все будем его рабами, и мы все умрём. Или выживем, а это будет ещё хуже. И мы будем подчиняться ему всегда, пока нас не убьют авроры или ты, Мальчик-Который-Сломал-Нам-Жизнь!!
Гарри молча глотал воздух и хлопал ресницами. Уж с какой только стороны он не ждал упрёков за то, что благодаря его крови возродился Вольдеморт, но не с этой, никак не с этой!..
— Ты могла бы хотя бы сказать «спасибо» за то, что у тебя и твоей семьи было тринадцать свободных лет, чтобы понять, что вы не хотите быть рабами, — буркнул он.
— Лучше бы мы думали, что это то, чего мы хотим, — Дафна закрыла лицо руками. — Лучше бы ты никогда не появлялся на свет!..
Её плечи затряслись в судорожном плаче; слёзы просачивались между стиснутыми пальцами, катились тонкими ручейками по ладоням. И Гарри не придумал ничего лучшего, кроме как обнять её за плечи и погладить по голове.
— Ты всегда можешь отказаться, — пришло ему в голову. — Ты не должна становиться Пожирательницей.
— М-мне… мне родители скажут… — всхлипнула Дафна. — Они не могут не слушаться Тёмного лорда, потому что у них Метка, и я не могу не слушаться их…
— Почему не можешь?
— Они же м-мои родители… они уже сказали, что когда мне будет семнадцать, я получу Метку… а я не хочу быть, как Беллатрикс Лестрейндж…
— И что? Если они сломали свою жизнь, ты не должна делать так же. Это выбор, понимаешь? Ни я, ни Вольдеморт, ни твои родители не будут виноваты, если ты станешь Пожирательницей — только ты сама.
— М-меня выгонят из дома, если я так скажу… — Дафна глухо завыла, вцепляясь Гарри в плечи с недевичьей силой. — И всех выгонят, если они откажутся… и Тёмный лорд скажет родителям убить нас за то, что мы отступники, предатели, он уже так делал… а я хочу замуж за Тео и троих детей, я не хочу Метку, не хочу убивать, мне плохо от крови, не хочу сходить с ума…
Гарри наморщил нос в затруднении.
— Хогвартс укроет вас всех, если вы скажете директору о том, что хотите остаться на светлой стороне в этой войне.
А почему бы и нет? Очумительный пиар-ход, возможность стать благодетелем для как минимум десятка человек, которые теперь будут по гроб благодарны; опять же, ни одна палочка в войне лишней не будет.
— Мы не хотим на светлой.. — Дафна шмыгнула носом. — Мы хотим в стороне… у Блейза вышло… его не трогают, его мать особняком, он сам особняком, они всегда так были… а у нас не получится, мы с ногами увязли…
— Вам кажется, что вы увязли в этом, — мягко сказал Гарри. — Вы можете уйти. Вы увязли в своём унынии, в своём нежелании становиться рабами и нежелании делать хоть что-то, чтобы остаться свободными — вот в чём. От вас отрекутся, а потом ваших родителей убьют или посадят в Азкабан. Потому что они выбрали неправильную сторону в этой войне. Вы можете спасти от этого себя. Но предпочитаете плакать.
Дафна порывисто вытерла глаза ладонью и отстранилась.
— Почему неправильную?
— Ты думаешь, Вольдеморт победит?
Дафна молча кивнула.
— В таком случае, — раздражённо сказал Гарри, — одно из двух: либо у тебя просто каша в голове, потому что если он победит, то вам всем, наоборот, будет очень хорошо, либо ты не учитываешь одной вещи…
— Какой?
— Вольдеморт убил моих родителей. Ты думаешь, я так просто это оставлю?
Гринграсс молча смотрела на Гарри, и что-то в её лице неуловимо менялось, как меняется распускающийся бутон цветка — незаметно глазу, медленно и неуклонно.
— Ты хочешь сказать, что ты сам убьёшь его за это?
Мысль о том, что он «этого так не оставит», пришла Гарри в голову только что; но за свои слова надо было отвечать, и он кивнул.
В любом случае, Вольдеморт вряд ли оставит его в покое. И единственный способ избавиться от назойливого внимания указанного рептилоида — это упокоить его как следует.
Гарри не хотел убивать. Он обещал, что не будет. Он не хотел видеть мёртвые лица во сне. Он не хотел захлёбываться горечью запоздалого раскаяния снова и снова.
Но он подозревал, что должен будет сделать всё это ещё не раз.
— Но ведь он сильнее!..
— Ты проверяла? — устало спросил Гарри.
Свет факелов подземелья переливался на лице Дафны, зачарованной его словами.
— Ты… ты хочешь сказать, у нас правда есть выбор?
— У вас совершенно точно есть выбор, — твёрдо сказал Гарри. — Либо плакать и подставлять руки под Метку, либо переходить на светлую сторону.
— Многие не перейдут, — сказала Дафна уже вполне осмысленно, забыв про слёзы. — Они тебя слишком ненавидят, чтобы пойти на сторону, где сражаешься ты.
— Это личное дело каждого — как именно себя гробить, — Гарри дёрнул плечом.
— Знаешь, что!.. — возмутилась Дафна и осеклась на полуфразе. — Впрочем, ты прав. И… мы можем пока не решать окончательно. До семнадцати лет ещё далеко, ведь так?
«Это только кажется».
— Пойдём патрулировать? — оживлённо предложила уже совсем успокоившаяся Дафна.
Гарри покачал головой и двинулся за своей напарницей. Поди пойми их, этих девчонок: только что билась в истерике, а потом взяла и выкинула всё из головы с большей лёгкостью, чем некоторые выплёвывают вишнёвую косточку.

Любовь вся как есть.
И в конце и в начале,
Вечно живая,
Вечно новая,
Озаренная солнцем
Лицом обращенная к вечной надежде.
Она твоя,
Она моя,
И того, кто еще не родился,
И того, кто был прежде…
Жак Превер, «Эта любовь».

— Нет, Рон, на втором слоге надо растягивать гласную, а ты её вообще глотаешь… — Гарри продемонстрировал Рону на тренировочном манекене, как надо правильно произносить заклятие удушья. — Кстати, а почему Гермиона сегодня не пришла?
— Она сказала, её Амбридж к себе вызвала, — пожал Рон плечами и сосредоточился на заклятии.
Манекен весьма натуралистично захрипел.
— Зачем?
— Нам Амбридж не докладывалась, Гарри, — развёл Рон руками. — Может, она надеется перевербовать Гермиону на свою сторону?
— Это гриффиндорскую-то старосту? — усомнился Гарри. — Даже у Амбридж хватит ума понять, насколько это гиблая затея.
— Я не знаю, правда, — Рон выглядел потерянным. — Её вызвали срочно, сразу перед этим занятием, она сказала, чтобы мы все шли без неё, а она придёт, если успеет.
— Не нравится мне это… — пробурчал Гарри. — Тренируй пока защитное, хорошо?
Рон с готовностью кивнул; Гарри отошёл в угол комнаты и негромко, но чётко позвал:
— Добби!
— Сэр Гарри Поттер звал Добби?
— Тш-ш, — Гарри присел на корточки, чтобы его лицо было на одном уровне с лицом эльфа, и приложил палец к губам. — Не кричи. Послушай, ты можешь выполнить для меня одну просьбу?
— Всё, что угодно для Гарри Поттера! — просиял Добби.
— Проверь, пожалуйста, кабинет профессора Амбридж — посмотри, там ли гриффиндорская староста Гермиона Грейнджер, и если там, то что обе делают, и Амбридж, и Гермиона. Если не там, узнай, что делает Амбридж. И чтобы при этом тебя никто не заметил! Стань невидимым, если нужно, хорошо?
— Да, сэр Гарри Поттер! — эльф исчез с тем же негромким хлопком, с каким появился.
Спустя пятнадцать минут Гарри подёргали за край мантии.
— Сэр Гарри Поттер…
— Добби? Что там происходит?
На лице эльфа был написан самый настоящий страх.
— Гарри Поттер… Добби хочет предупредить Вас…
— Амбридж что-то задумала? — быстро спросил Гарри.
Эльф кивнул.
— Против только меня или… или против Эй-Пи?
— Она… она узнала о вас всех… — словно давясь словами, выговорил Добби и кинулся было биться головой об стенку, но Гарри вовремя перехватил его.
— Добби, я запрещаю тебе себя калечить! И запрещаю говорить кому-нибудь, что ты меня предупредил! Возвращайся на кухню, и никому не говори, что я просил тебя разведать — ни-ко-му, даже преподавателям или директору!
— Добби понял, сэр Гарри Поттер… — эльф, всё ещё находясь в состоянии нешуточного стресса, аппарировал на кухню.
Гарри выпрямился.
— Все сюда, быстро! Рэйвенкло возвращается в башню, Гриффиндор мчится в совятню, библиотеку и другие дозволенные места, Хаффлпафф, идите сюда, я наложу заклятие прозрачности — вам далеко идти… и БЫСТРО, потому что Амбридж узнала о нас, и сейчас сюда явится!
Майкл Корнер и Луна Лавгуд первыми скрылись за дверью; Рон, Невилл, Ли, Джинни, близнецы, братья Криви — следом; раз, два, три — хаффлпаффцы прикрыты заклятием; Гарри подождал, пока последний выйдет, и только потом выскользнул из комнаты.
— Эй, Поттер, ты что тут делаешь? — Малфой заступил Гарри дорогу.
— Иду по коридору — а что, это уже запрещено каким-нибудь декретом?
— Профессор, смотрите, кто попался! — позвал Малфой, решив, видимо, оставить нерезультативную перепалку.
Амбридж выскочила из-за угла, задыхаясь; она бежала к Выручай-комнате со всех ног, но всё равно не успела. Мысль об этом приятно согрела Гарри душу.
— Молодец, Драко! Пятьдесят баллов Слизерину!
— Попался? — Гарри двинул бровями, нарочито изображая невинное удивление. — На чём попался? Я просто шёл по коридору!
— Поищите ещё, Драко, — пропела Амбридж, обхватывая запястье Гарри, как клещами. — Ловите всех, кто тяжело дышит, проверьте туалеты, мисс Паркинсон Вам поможет… а Вы, Поттер, пойдёте со мной к директору.

В кабинете директора, помимо вполне ожидаемого Дамблдора, находился Фадж. «А ему-то что здесь надо?». Присутствовали также Перси Уизли, Снейп с очень суровым лицом, Кингсли Шеклболт и старый знакомец Август Долиш.
— Вот, — торжествующе объявила Амбридж, вталкивая Гарри в кабинет. — Пойман Малфоем-младшим в коридоре на седьмом этаже.
— Вот как? Молодец Драко, — улыбнулся Фадж. — При случае непременно передам Люциусу…
Министр откашлялся и принял суровый вид.
— Итак, Поттер… думаю, тебе уже известно, почему ты здесь?
— Нет! — возмущённо заявил Гарри.
— Нет? — опешил Фадж.
— Нет! — настаивал Гарри. — Я шёл по коридору, думал успеть в подземелья к девяти вечера… тут передо мной появляется Малфой и говорит, что я попался, приходит профессор Амбридж и тащит… э-э, ведёт сюда… я ничего не понял, если честно!
Судя по лицу, Амбридж готова была умертвить Гарри на месте голыми руками; у Фаджа стремительно поднялось давление.
— Значит, тебе неизвестно, — медовым голосом спросил Фадж, — что в школе обнаружено нелегальное ученическое сообщество?
— Нет, сэр! — отрапортовал Гарри. — Я ничего не знаю ни о каких нелегальных сообществах… если только о Всебританском союзе гоблинов, знаете, был такой в тысяча двести двадцать шестом году, был объявлен вне закона тогдашним Магическим сообществом…
— Прекратите заговаривать нам зубы, Поттер! — визгливо рявкнула Амбридж, с силой тряхнув Гарри за руку. Повышение тона превращало её девичий голосок в звук циркулярной пилы.
— Долорес! — жёстко одёрнул её Дамблдор без намёка на улыбку. — Я не могу допустить рукоприкладства в Хогвартсе!
«Так-таки и не можешь?»
Повисла неловкая пауза.
— Министерство получило достоверные сведения о том, что в октябре ты, Поттер, и некоторые другие ученики встречались в Хогсмиде, в «Кабаньей голове», с целью образования нелегального общества для изучения заклятий, не утверждённых Министерством магии, как подлежащие к изучению в школьной программе, — отчеканил Фадж без запинки. Гарри начало подташнивать от этого стиля.
— Не стану отрицать, Корнелиус, — вступил в разговор Дамблдор, — и, уверен, не станет и Гарри, — он действительно был в «Кабаньей голове» и хотел собрать группу для изучения защиты от сил зла. Я лишь хотел внести небольшое уточнение. Долорес Амбридж не права, утверждая, что в то время подобная группа была нелегальной. Если помните, министерский декрет, запрещающий школьные общества, появился через два дня после встречи в «Кабаньей голове», а следовательно, Гарри не нарушал никаких правил.
Гарри подавился смехом. У Амбридж был такой вид, будто у неё выдернули конфету изо рта; Фаджа как пыльным мешком по голове ударили.
— Но Вы не можете отрицать, что все последующие встречи были незаконными! — торжествующе заявила Амбридж.
— А у Вас есть доказательства того, что эти встречи были, дорогая Долорес? — улыбнулся Дамблдор.
— Сегодня мне сообщили о собрании, и я вместе с некоторыми надёжными учениками немедленно отправилась на седьмой этаж, с тем, чтобы схватить нарушителей на месте преступления, — ухмыльнулась Амбридж. — Однако их, видимо, предупредили о моём приходе, так как, пока мы поднимались на седьмой этаж, они успели разбежаться. Впрочем, это не имеет значения. Все фамилии мне известны. Кроме того, мисс Паркинсон по моей просьбе осмотрела Выручай-комнату на предмет обнаружения улик. И комната предоставила то, что было нужно.
Тут, к ужасу Гарри, Амбридж достала из кармана список группы и передала Фаджу. Когда она вообще успела заполучить этот чёртов компрометирующий кусок пергамента?!
— Увидев фамилию Поттера, я сразу поняла, с чём мы имеем дело, — проникновенно сказала Амбридж.
«Я попал», — буднично подумал Гарри. Заголовок листка не оставлял простора для спасения из ловушки. Дамблдор досадливо опустил палочку, описав ею в воздухе широкий полукруг — Гарри показалось, лёгкая волна магии наполнила воздух на миг; губы директора беззвучно шевельнулись.
— Превосходно, превосходно, Долорес, — расцвёл Фадж. — И… разрази меня гром, — запнулся Фадж, глянув наконец на листок. — Вот как они себя называют? «Армия Дамблдора»?
«Как Дамблдора?!». Гарри подавил желание посоветовать министру купить очки.
— Как Дамблдора? — потрясённо спросила Амбридж.
— Сами посмотрите, Долорес — Дамблдора! — Фадж сердито сунул своей непонятливой помощнице в руки список членов Эй-Пи. Гарри скосил глаза на пергамент.
Действительно «Армия Дамблдора». Гарри вспомнил волну магии, прошедшую мимо него — ювелирная работа по зачаровыванию текста на расстоянии…
«И зачем же это, интересно, Дамблдору так позарез нужно, чтобы меня не исключили из Хогвартса? Хотя вне школы меня труднее контролировать, наверно…»
Гарри как-то оцепенело следил за тем, как Дамблдор перекидывается несколькими репликами с наивно возжелавшим арестовать директора Фаджем, потом, устроив большой бабах — такой, чтобы Амбридж, Фадж, Перси и авроры отключились на несколько минут — переговаривается со Снейпом и исчезает с помощью какой-то непонятной магии Фоукса. Это выглядело бы чертовски мило со стороны Дамблдора, если бы Гарри не чуял кожей, что за этим выгораживанием кроется и двойное, и тройное, и, быть может, вообще четверное дно.

* * *

Она плакала навзрыд за своей ширмой. Горько, безутешно, отчаянно. Гарри чувствовал себя совершенно неуместным здесь, в стерильно-белых больничных стенах, в окружении пустых кроватей, застеленных так одинаково, что у него очень скоро начало рябить в глазах, в эпицентре всепоглощающего чувства вины и ненависти к себе.
Щит эмпата работал надёжно, но Гарри, право, не требовалось ощущать эмоции Гермионы, чтобы понять, что она сейчас чувствует.
«Везёт мне последние дни на плачущих девушек…» Оставалось надеяться, что эта тоже успокоится самопроизвольно, но Гарри отчего-то сильно в этом сомневался.
— Я н-не хотела… правда… она подлила мне Веритасерум… я сначала не поняла, почему она так хочет, чтобы я выпила чаю, а потом поняла по вкусу, а Веритасерум уже действовал, и она спрашивала, спрашивала… — слова Гермионы потонули в новом всплеске рыданий.
Гарри не знал, как её успокоить; с ней даже говорить было странно через эту ширму, поставленную мадам Помфри, чтобы ни один посетитель не видел огромных гнойных прыщей, образовывавших на носу и щеках Гермионы слово «Гнида». Это должно было случиться с любым, кто выдал бы Эй-Пи… но, право же, Гермиона действительно не хотела их выдавать. Мадам Помфри, сказав, что у девочки затяжная депрессия, пустила его сюда только на пятнадцать минут; вряд ли у настоящего предателя была бы такая серьёзная депрессия по этому поводу, чтобы ни одно успокаивающее не помогало больше, чем на полчаса. И вполне в духе Амбридж было подлить Веритасерума в чай ученику; уж коль скоро Дамблдор, оплот и светоч Магического мира Британии, так поступал, то глупой жестокой жабе сам Мерлин велел.
— Всё в порядке, — неловко сказал Гарри. — Тебя никто не винит. Мы понимаем.
— Но ведь я виновата!.. — ещё горше простонала Гермиона. — Я всё плачу, плачу, как поняла, что это Веритасерум, сразу начала плакать, тогда от злости, а Амбридж смотрела и улыбалась…
— Ты ни в чём не виновата! — возразил Гарри. — Во всё виновата только Амбридж, эта паршивая жаба…
— Но если бы н-не я, Дамблдор остался бы в школе…
— Будь уверена, Фадж нашёл бы какой-нибудь ещё способ сковырнуть Дамблдора, — махнул рукой Гарри, не сразу вспомнив, что она не видит из-за ширмы его жестов. — Слишком уж он его боится. Амбридж могла вызвать кого угодно из нас и напоить Веритасерумом.
— Но вызвала меня, — сделала странный вывод Гермиона. — Я так виновата перед всеми!..
— Прекрати! — терпение Гарри лопнуло. — Хватит реветь, остановись и подумай: в чём ты виновата? Никто не пострадал, кроме Фаджа, Амбридж и Перси — у них по нескольку синяков и шишек после той импровизированной стычки с директором. Никого из наших не поймали, кроме меня, да и мне никто ничего не сделал — Дамблдор вовремя поменял слова «Армия Поттера» на «Армия Дамблдора». Ничего не случилось, в чём тебе быть виноватой?
— Но ведь я предательница… — всхлипнула Гермиона.
«Опять двадцать пять».
— Это был Ве-ри-та-се-рум! Не может никто быть предателем, если выдаёт секреты не сам. Ведь без Веритасерума ты бы ей ничего не рассказала, так?
— Так…
— Значит, ты не предательница! Потому что никого не предавала!
— Ты… правда так считаешь, Гарри? — с надеждой спросила Гермиона.
— Ну конечно.
— Тогда хорошо, — благодарно вдохнула Гермиона. — Потому что если ты так считаешь, вся Эй-Пи будет считать так же. Спасибо, Гарри.
— Почему вся Эй-Пи будет думать, как я? — не понял Гарри. — У каждого, вроде бы, своя голова на плечах…
— Ты же наш командир, — слегка удивлённо объяснила Гермиона. — Мы твоя армия!
У Гарри появилось стойкое подлое ощущеньице, что чего-то в этой жизни он крупно не понимает.

* * *

«УКАЗОМ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ
Альбус Дамблдор отстранён от должности директора школы колдовства и ведьминских искусств Хогвартс. На его место назначена Долорес Джейн Амбридж (главный инспектор).
Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 28.
Подпись: Корнелиус Освальд Фадж, министр магии».
«Это было бы отличной первоапрельской шуткой… если бы было шуткой», — Гарри хмуро перечитал указ и отвернулся от доски объявлений.
— Забавная писулька, правда? — спросил Фред, мотнув подбородком в сторону указа.
— Обхохочешься, — согласился Гарри мрачно. — То-то нам Амбридж весёлую жизнь устроит…
— Ну, это ещё кто кому, — качнул головой Джордж.
— Вот нам, например, кажется…
— …что большое безобразие…
— …это именно то, чего заслуживает наш новый директор.
— И ещё мнится нам…
— …что все учителя и ученики — за исключение кое-каких козлов…
— …нас поддержат.
— Под «козлами» мы подразумевали членов Инспекционной бригады, — пояснил Фред.
— Членов чего?
— Инспекционная бригада — это такая новая шутка, выдуманная Амбридж. Члены этой шутки носят серебряное «И» на мантиях, снимают баллы с кого угодно и вообще ведут себя по-хозяйски.
— Сегодня Монтегю, который в эту бригаду опрометчиво вступил…
— …попытался снять с нас кучу баллов…
— …но мы засунули его головой вниз в исчезательный шкаф…
— …есть такой на первом этаже…
— …и понятия не имеем, куда его теперь забросило…
— …потому что этот шкаф давным-давно сломан.
— Вас исключат, если вы будете продолжать в том же духе, — заметил Гарри.
— В этой школе всё равно положительно больше нечего делать, — объявил Фред беззаботно.
— Сначала мы кое-что натворим, а потом уйдём.
— Что нам в том образовании? Мы и так уже всё знаем.
— Плюс, без ТРИТОНов мама нас точно никак не отправит работать в Министерство.
Гулко бумкнул колокол; близнецы и Гарри разошлись на занятия в разные стороны. Гарри опоздал на Чары, потому что шёл нога за ногу, занятый своими мыслями.
«В этой школе всё равно положительно больше нечего делать»
«А… я?»

«Кое-что» в понимании близнецов заключалось в усиленной порче жизни Амбридж; впрочем, нельзя сказать, что кто-нибудь, за исключением членов Инспекционной бригады, считал, что этого делать не следует.
В этот же день Фред и Джордж взорвали целую кучу фейерверков на первом этаже; грохоча и изрыгая огненное пламя, летали драконы из зелёных и золотых искр; громадные, до пяти футов в диаметре, ярко-розовые огненные колёса, словно летающие тарелки, со страшным свистом носились по коридорам; ракеты, рикошетом отскакивая от стен, высекали сверкающие хвосты серебряных искр; бенгальские огни выписывали в воздухе ругательства; на каждом шагу взрывались петарды, причём вместо того, чтобы выгореть дотла или погаснуть, шипя, эти чудеса пиротехники всё прибавляли скорость и ярче горели.
— Феерично, — Гарри вместе с близнецами наблюдал из-за безопасного поворота, как Амбридж пытается убрать фейерверки исчезальным заклятием, но их становится только в десять раз больше. — Просто супер....
— Шалость удалась, — довольно прокомментировал Фред.
— Извели все запасы, но оно того стоило! — Джордж с выражением полнейшего умиления на лице любовался тем, как Филч пытается скрыться от преследующего его зелёного дракона-фейерверка.
— Мне почему-то кажется, что сами эти фейерверки не погаснут, — предположил Гарри, глядя на хитрые физиономии близнецов. — А нормальные учителя их гасить не станут…
— Я уже представляю себе Амбридж, которая весь первый день своего директорства пробегала по кабинетам, гася петарды! — рассмеялся Фред.
— Злая, усталая, в копоти… — мечтательно подхватил Джордж.
Гарри смотрел на них обоих и никак не мог насмотреться. Скоро они уйдут из школы, и он увидит их так нескоро… но запечатлеть близнецов в памяти было невозможно. Они были живые, их надо было видеть своими глазами, они двигались, смеялись, улыбались, корчили рожицы; рыжие вспышки волос, задорный блеск синих, таких синих глаз, небольшие, ещё мальчишечьи мускулы, перекатывающиеся под гладкой и тонкой загорелой кожей; близнецы походили на языки пламени, ежесекундно меняющиеся, неуловимые, неудержимые, прекрасные…
— Эй, Гарри, не заснул?
— Нет…
Может, ангелам и полагается быть такими. В конце концов, что достоверного мы о них знаем?..

* * *

— Приготовьтесь, Поттер. Раз, два…
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался запыхавшийся Драко Малфой.
— Северус!.. О!.. Простите…
Малфой с удивлением и подозрением уставился на Снейпа и Гарри.
— Всё нормально, Драко, — успокаивающе сказал Снейп, опуская палочку. — У Поттера дополнительные занятия по Зельеварению.
— Я не знал, сэр, — порывисто склонил голову Малфой.
«Ждёт тебя, Снейпи, большая разборка с ревнивым молодым любовником», — ехидно откомментировал Гарри про себя, засовывая палочку в карман.
— Драко, в чём дело? — мягко спросил Снейп.
— Профессор Амбридж, сэр… ей нужна Ваша помощь. Нашёлся Монтегю, сэр. В туалете четвёртого этажа, сэр, в унитазе.
— Как он туда попал?
— Я не знаю, сэр, он немного не в себе.
— Очень хорошо, — вздохнул Снейп. — Поттер, занятия продолжим завтра вечером.
Он повернулся и стремительно покинул кабинет. Малфой из-за спины Снейпа одними губами произнёс, глядя на Гарри: «Дополнительные по Зельеварению?», и поспешил за деканом.
Гарри покачал головой.
В кабинете Снейпа было, в принципе, нечего теперь делать; а если бы Гарри вдруг стало что-нибудь нужно, то он всегда мог бы пробраться сюда под мантией-невидимкой. Гарри окинул кабинет взглядом, делая шаг к двери, но мягкое серебристое сияние приковало к себе его внимание. Мыслеслив, оставленный Снейпом на столе без присмотра.
Что Снейп хотел в любом случае скрыть от Гарри?
«Лазить по чужим мыслесливам нехорошо», — занудливо заметил внутренний голосок, пробуждавшийся крайне редко.
Воспоминания переливались в чаше мыслеслива всеми оттенками серебра, вихрились, манили мимолётными вспышками света. Снейп не вернётся ещё минут двадцать-тридцать — пока разберётся с Монтегю, пока передаст его мадам Помфри, пока осмотрит туалет четвёртого этажа в поисках улик, пока дойдёт до подземелий… Гарри сделал шаг к мыслесливу, как зачарованный. Мягкий серебристый свет манил… Гарри наклонился над мыслесливом и был почти ослеплен сиянием, но продолжил наклоняться, до тех самых пор, пока не провалился в чужую память.

— Северус!
— М-м?
— Пообещай мне!
Прежде чем ответить, Снейп — ещё совсем юный, всего на несколько лет старше Гарри, угловатый и худой — перевернулся на живот и уставился на своего собеседника. Последнего Гарри тоже узнал: Люциус Малфой, версия чуть ли не пятнадцатилетней давности, ослепительно красивый, надменный, безгранично уверенный в собственном праве на всё, что заблагорассудится. Он тем более ослеплял, что на нём не было ни единой нитки; как и на Снейпе, который, в отличие от своего любовника, явственно стеснялся своей наготы и непроизвольно съёживался в комок.
— Что пообещать, Люциус?
— Пообещай, — повторил Малфой, скользя кончиками пальцев по щеке Снейпа. — Поклянись.
— В чём поклясться? — допытывался Снейп, усердно игнорируя ласковые прикосновения.
— Поклянись, что будешь защищать моего Драко, что бы тот ни сделал.
— Ему ещё и года нет — от чего его защищать?
— Неважно, — Люциус улыбнулся; ухоженные зубы влажно сверкнули в свете камина. — Он Малфой; значит, он обязательно будет во что-нибудь вляпываться. Поклянись, что всегда будешь на его стороне.
— Люциус, это серьёзная клятва…
— Северус, ты же не откажешь мне в этой маленькой услуге? — промурлыкал Малфой-старший, плавно целуя Снейпа в шею.
Снейп вздрогнул и закрыл глаза.
— Дай мне магическую клятву, что всегда будешь защищать моего сына… моё продолжение… — Малфой лизнул напряжённый сосок Снейпа.
— Хорошо… — прошептал Снейп. — Хорошо…
— Клянёшься ли ты, Северус, присматривать за моим сыном всегда, когда только сможешь? — Гарри и не заметил, как и откуда Малфой выудил палочку.
— Клянусь… — как-то потерянно ответил Снейп.
Палочка испустила луч света, яростно пылающий, похожий на раскалённый провод; луч обвил сцепленные правые руки Снейпа и Малфоя.
— Клянёшься ли ты всегда защищать Драко?
— Клянусь…
Ещё один луч переплёлся с первым.
— Клянёшься ли ты быть на стороне моего сына, что бы ни случилось?
— Клянусь, — в третий раз повторил Снейп.
Третий луч туго оплёл их руки, как огненная змея; все три луча ярко вспыхнули, едва не ослепив Гарри, и исчезли. Малфой отбросил палочку и потянулся поцеловать закрытые глаза Снейпа.
— Северус…
Снейп молча притянул Малфоя к себе. Лицо зельевара было хмурым и напряжённым — словно он предчувствовал, сколько хлопот принесёт ему подросший Драко Малфой.

Воспоминание сменилось; Гарри помотал головой, отгоняя лёгкую дурноту, и увидел Снейпа лет пятнадцати-шестнадцати. На этот раз одного, в маггловских мешковатых джинсах и старой футболке. Сальные волосы падали ему на глаза, и Снейп то и дело раздражённо отбрасывал их назад — с нулевым, впрочем, успехом. Маленькая, тёмная комнатушка, заваленная книгами и бумагой; пыльное окно, сквозь которое с трудом пробивались солнечные лучи. Снейп рассеянно водил пером по полям исписанного куска пергамента; губы Снейпа были сжаты, между бровями залегла складка, предвестник будущей морщины. Гарри заглянул через плечо будущего декана Слизерина и прочёл написанное корявым почерком, с помарками и зачёркиваниями:
«Мне снился сон; я был змеёй во сне,
А ты мангустом, яростным и диким.
Я обвивал тела больших камней,
А ты летал по веткам карим бликом.

Устав, ты голову склонял на спину мне,
По чешуе твой мех, скользя, шуршал.
Закат купал нас в ласковом огне,
Ты пламенел в лучах, а я сверкал.

Мы враждовать должны были во сне,
Как наяву. Но весь борьбы накал
В закате нежностью с доверием предстал,
И мы расплавились в том ласковом огне…
И я проснулся в окружении камней,
А ты спину волосами щекотал…»

На этот раз Гарри очутился посреди Большого зала. Вместо четырёх факультетских столов там стояло множество маленьких столиков, повёрнутых в одном направлении. За каждым сидело по одному человеку; все низко склонили головы и прилежно писали. Тишину нарушало лишь поскрипывание перьев да редкий шорох, когда кто-то поправлял пергамент.
В высокие окна лился яркий солнечный свет. Склонённые головы отливали золотом, медью, каштановым блеском. Гарри внимательно осмотрелся. Снейп должен быть где-то здесь… ведь это его воспоминания…
Ах, вот он, за столиком прямо позади Гарри. Тощий, как спичка, бледный, в уродующей и без того несовершенное тело просторной мантии — цветок, выросший в темноте; чуть старше, чем в прошлом воспоминании — должно быть, это год после того лета со стихами. Прямые сальные волосы спадают почти до самого стола, закрывая с обеих сторон, крючковатый нос в полудюйме от пергамента. Гарри уже почти привычно зашёл Снейпу за спину и прочитал на опросном листе: «ЗАЩИТА ОТ ТЁМНЫХ СИЛ. СОВЕРШЕННО ОБЫКНОВЕННЫЙ ВОЛШЕБНЫЙ УРОВЕНЬ».
— Осталось пять минут!
Этот возглас заставил Гарри вздрогнуть. Обернувшись, он увидел неподалёку макушку профессора Флитвика, движущуюся между столиками. Флитвик прошёл мимо лохматого черноволосого юноши… очень лохматого черноволосого юноши…
Гарри ринулся туда так поспешно, что, не будь он бесплотен, смёл бы всё на своём пути. Но этого не случилось; он гладко проскользил через два ряда столиков к третьему. Лохматый затылок всё ближе… юноша выпрямился, отложил перо и притянул к себе пергамент, чтобы перечитать работу…
Гарри уставился на своего пятнадцатилетнего отца.
Его распирал восторг: он будто смотрел на собственное изображение с некоторыми намеренно допущенными ошибками. Глаза у Джеймса были карими, нос чуть длиннее, чем у Гарри, на лбу, разумеется, отсутствовал шрам. Но у них были одинаковые худые лица, рты, брови, руки; волосы Джеймса так же непримиримо торчали на макушке.
Джеймс широко зевнул и взъерошил волосы, окончательно испортив причёску. Затем, метнув быстрый взгляд на профессора Флитвика, сидя повернулся к соседу сзади.
Гарри увидел Сириуса и задохнулся от волнения. Тот, глядя на Джеймса, победно вздёрнул вверх оба больших пальца и беспечно откинулся на стуле, который стоял на двух задних ножках. Сириус был на редкость хорош собой, просто подавляя собственной безупречной внешностью; длинные тёмные волосы ниспадали на глубокие синие, почти чёрные глаза с небрежной элегантностью, недоступной ни Гарри, ни, как выяснилось, его отцу. Девочка, сидевшая сзади, с робкой надеждой смотрела на него, но Сириус этого совершенно не замечал. Через два столика от девочки сидел Ремус Люпин, бледный и какой-то особенно изнурённый — наверное, приближалось полнолуние. Он с головой ушёл в работу, проверяя ответы.
Рядом был и Хвост — в отличие от прочих Мародёров, нервничающий и почти яростно грызущий кончик пера.
— Опустили перья! — повелительно пропищал профессор Флитвик. — Стеббинс, к Вам это тоже относится! Прошу всех оставаться на местах, пока я не соберу работы! Accio!
Пергаментные свитки дружно взвились в воздух и, ринувшись в протянутые руки профессора Флитвика, повалили его на пол. Кто-то засмеялся. Ребята, сидевшие впереди, встали, взяли профессора Флитвика под локти и поставили его на ноги.
— Спасибо… спасибо, — пропыхтел Флитвик. — Что ж, прекрасно. Теперь все свободны!
Гарри наблюдал, как Мародёры вместе со всеми прошли к озеру; как Джеймс играл со снитчем — и в этот самый момент нежность, переполнявшую Гарри, начало вытеснять недоумение. Хвост так откровенно подхалимски ахал и аплодировал Джеймсу, что Гарри задавался вопросом: почему отец не одёрнет Хвоста? Но Джеймсу, кажется, нравилась лесть… нравилось восхищение и обожание…
Он наблюдал, как Сириус пожаловался на скуку, и Джеймс, чтобы развлечь друга, начал издеваться над Снейпом. Их было четверо, Снейп был один — Гарри не ожидал, что это так его заденет, заставив вспомнить собственное детство, наполненное расчётливым отстранённым страхом перед Дадли и компанией, страхом практически профессионального беглеца.
Он видел, как рыжая девушка с брызжущими гневом зелёными миндалевидными глазами защищает Снейпа — и Джеймс называет её Эванс. Лили Эванс. Мама. Ненавидящая отца.
На беззаботной фразе Джеймса «Кто хочет посмотреть, как я снимаю с Сопливуса трусы?» Гарри зажмурился и отвернулся. Он не хотел знать, действительно ли Джеймс окажется достаточно низок, чтобы это сделать.
Кто-то сжал его руку повыше локтя — сильно, до боли; Гарри распахнул глаза и увидел Снейпа — взрослого и с побелевшими от ярости губами.
— Развлекаешься?
Гарри поволокло вверх; летний день померк. Будто сделав кувырок в воздухе, Гарри ударился ногами о пол. Он снова оказался у стола, перед мыслесливом в тускло освещённом сегодняшнем кабинете Зельеварения.
— Ну, — сказал Снейп, так впиваясь пальцами в руку Гарри, что у того онемела кисть. — Ну… тебе понравилось, Поттер?
— Н-нет, — пролепетал Гарри, пытаясь освободиться.
Снейп отшвырнул Гарри от себя с такой силой, что тот рухнул на пол.
— Остроумный человек был твой папаша, правда? — прошипел Снейп; его лицо помертвело, верхняя губа вздёрнулась, обнажая зубы.
— Нет, — помотал головой Гарри, наполовину испуганный, наполовину охваченный жалостью. Он видел сейчас перед собой одновременно и ублюдка-мизантропа, сальноволосого нелюдимого профессора Зельеварения — и болезненного мальчишку в футболке не по размеру, с испачканными чернилами пальцами, пишущего удивительно искренние стихи, похожие на исповедь. — Нет…
— Тебе понравилось, Поттер, не так ли? — прорычал Снейп.
Гарри кое-как встал на ноги.
— Нет, профессор… послушайте…
— Ты никому не расскажешь о том, что видел! Вон из моего кабинета!!
Банка с какими-то тараканами полетела в голову Гарри; он инстинктивно вскинул руку, защищаясь — банка разлетелась на полпути между Гарри и Снейпом.
— Вон отсюда!
— Послушайте, профессор, — Гарри говорил торопливо, опасаясь массового обстрела — банки на полках вокруг имелись в изобилии. — Я не знал, что они были такими… я не хотел Вас оскорбить… простите…
— Ты просишь у меня прощения, Поттер? — оскалился Снейп. — Ты? У меня?
— Да, — решительно кивнул Гарри. — Мой о… Джеймс уже мёртв! И я прошу за него прощения у Вас…
— Как мило… — издевательски протянул Снейп. — Сын Джеймса Поттера просит у меня прощения… через столько лет…
— Простите… — повторил Гарри потерянно. — Как они могли!.. Чёрт, я почти ненавижу их теперь!.. — вырвалось у него.
С одиннадцати лет Гарри бережно хранил в памяти образ родителей, воссозданный по рассказам тех, кто знал их лично. Он даже раздул тётушку Мардж до размеров дирижабля, когда она осмелилась ляпнуть оскорбление в адрес его матери.
А теперь этот образ лопнул, как мыльный пузырь, и привкус этого мыла во рту Гарри был тошнотворным.
Снейп издал яростный смешок.
— Ненавидишь? Ты? Копия Джеймса Поттера, — с ненавистью выплюнул Снейп. — Крестник Сириуса Блэка. Не знаю, зачем ты всё это говоришь, но ты лжёшь, Поттер. Вон из моего кабинета!
Гарри шагнул вперёд, к Снейпу — тот отшатнулся, словно ожидая нападения.
— Я не лгу, — беспомощно возразил Гарри. — Вы знаете, что я совсем другой. Я слизеринец. Я… я никогда никого не травил. Простите, пожалуйста… простите меня за то, что он делал…
— Почему бы мне это делать? — снова оскалился Снейп. — Назови мне хоть одну причину, по которой я должен всех простить и залиться слезами умиления в обнимку с мыслесливом?
— Вы не должны… — возразил Гарри, делая ещё шаг; Снейп не двинулся с места. — Я прошу Вас… профессор… я не хотел оскорблять Вас…
— Докажи, что не хотел, Поттер, когда влез без разрешения в мой мыслеслив. Докажи, что не хотел, наблюдая за своим отцом и его дружками, — угол рта Снейпа подрагивал от ярости.
Гарри сделал ещё шаг, решительно не зная, как он собирается что-то кому-то доказывать.
— Простите, сэр… — прошептал он и накрыл сухие, обветренные губы Снейпа своими.
В этом поцелуе не было ничего сексуального — по крайней мере, для Гарри; это был поцелуй-извинение, поцелуй-подчинение, поцелуй-раскаяние. И когда руки Снейпа проникли под мантию Гарри, он не отстранился, но вздрогнул.
— И кто же рассказал тебе об этом? — вкрадчиво прошелестел Снейп на ухо Гарри. — Блэк? Люпин? Кто посвятил тебя в наш с ними общий маленький грязный секрет?
— К-какой секрет? — голос Гарри дрожал; к своему ужасу, он понял, что собирается расплакаться.
Общество Снейпа вообще действовало на Гарри самым что ни на есть слезоразливательным образом. Быть может, здесь просто такая атмосфера от тысяч зелий, сваренных в этом кабинете за долгие годы?..
— Ты ещё интересуешься этим, Поттер? — промурлыкал Снейп, и Гарри стало страшно по-настояшему. Чувство опасности взвыло, требуя мчаться отсюда со всех ног; Гарри дёрнулся, но руки Снейпа держали, как стальные. — Ты хочешь знать те мои секреты, которых ещё не видел?
— Нет, сэр… — слабо запротестовал Гарри; глаза горели изнутри, но он усилием воли заставлял себя оставаться более-менее спокойным. — Я просто прошу прощения за моего отца…
Мантия Гарри треснула, разрываемая руками Снейпа; Гарри вскрикнул и попробовал отшатнуться.
— Сэр… я никогда не загляну больше в Ваш мыслеслив…
— Охотно верю, Поттер, — Снейп дёрнул края рубашки Гарри — пуговицы отлетели, со стуком запрыгали по каменному полу, раскатившись по всему кабинету. — Охотно верю…
— Сэр, что Вы делаете?.. — Гарри рванулся, пытаясь освободиться; бесполезно. В объятиях Снейпа было всё равно что в тисках. Чувство опасности орало дурным голосом, холодок в позвоночнике Гарри, казалось, должен был уже покрыть инеем волосы на затылке.
— Угадай с трёх раз, Поттер? — к ярости Снейпа прибавилась вкрадчивая, безумная весёлость, и именно это было самым опасным. Гарри не разбирался в психологии, но ему думалось, что банки с чем угодно были бы лучше, чем то, что собирался сделать Снейп в таком состоянии.
— Сэр!.. — Гарри забился в его руках, когда Снейп рывком сдёрнул его джинсы.
— Ты просишь прощения за то, что твой отец делал со мной, Поттер? — Снейп лизнул шею Гарри. — Ты не знаешь, за что именно извиняешься… ты понятия не имеешь, что они все сотворили со мной…
Удар спиной о стол вышиб из Гарри весь воздух; Снейп раздвинул колени Гарри и вошёл в него одним резким движением прежде, чем он успел отстраниться, убежать. Гарри захлебнулся криком боли, и так долго сдерживаемые слёзы потекли из глаз сами — и продолжали течь с каждым разом, когда Снейп вколачивался в него, раня, разрывая. Глаза слизеринского декана были безумны… совершенно безумны, затянуты мутной плёнкой сумасшествия.
— Мне снился сон… — прошептал Гарри; какая-то звериная, парализующая боль лишала сил и воли. — Я был змеёй во сне…
Снейп вздрогнул и остановился.
— А ты мангустом, яростным и диким… — губы Гарри двигались почти помимо его воли; виденные раз в жизни слова. — Я обвивал тела больших камней… а ты летал по веткам карим бликом…
Член Снейпа выскользнул из Гарри; зельевар отступил на шаг. Гарри приподнялся на локтях, смаргивая слёзы, мутной пеленой закрывавшие обзор; глаза Снейпа прояснялись, становились осмысленными.
«Так вот что такое состояние аффекта», — отстранённо подумал Гарри, слыша, как кровь вытекает из него и гулко капает на пол.
— Устав, ты голову склонял на спину мне… по чешуе твой мех, скользя, шуршал… — шептал Гарри и никак не мог остановиться. — Закат купал нас в ласковом огне… ты пламенел в лучах, а я сверкал…
Глухой стон Снейпа прервал Гарри; зельевар закрыл лицо руками. Его плечи дрожали. Гарри соскользнул со стола и трясущимися пальцами выудил из кармана палочку.
— Reparo, — одежда не стала выглядеть, как новенькая, но в этом уже можно было безбоязненно пройти по коридору.
Гарри посмотрел на Снейпа, неподвижно стоявшего посреди комнаты, хотел было что-то сказать, но передумал.
Он сказал сегодня уже всё, что хотел.
И даже, пожалуй, больше, чем хотел.

Послушаем, что скажет нам Бернардо.
Уильям Шекспир, «Гамлет, Принц Датский».
До пасхальных каникул оставалось два дня, когда близнецы решили наконец взяться за свой прощальный подарок Амбридж.
Звук взрывов; чьи-то крики — скорее, удивлённые, чем испуганные. Гарри без особого интереса пошёл на шум. Его обгоняли десятки человек, с куда большим энтузиазмом устремлявшихся к месту, где опять что-то происходило.
Голос Фреда очень чётко выговорил какое-то заклинание — Гарри не потрудился запомнить, какое; яркая вспышка — и болото накрыло целый коридор. Самое настоящее болото.
Амбридж, рвущая и метущая, была везде; по крайней мере, её голос врезался Гарри в уши со всех сторон сразу. Фред и Джордж, смеясь, запускали остатки петард, навозные бомбы, бомбы с соком Мимбулюс Мимблетонии — на редкость вонючая вещь, хуже навоза, и отступали постепенно в холл.
Там собралась толпа; все ученики и все учителя. Амбридж была на верхней ступеньке лестницы, готовая лопнуть от злости; Фред и Джордж плечом к плечу стояли в центре холла, в окружении всей толпы — спокойные, светлые, залитые солнечными лучами; Гарри на миг показалось, что широкий карман мантии Фреда оттопыривает что-то прямоугольное, большое и твёрдое… как рамка фотографии. Картину довершал висящий высоко в воздухе над близнецами Пивз.
— Итак, — протянула Амбридж самым зловещим тоном, на который была способна. — Вы считаете это забавным — превратить школьный коридор в болото?
— Вы знаете, да, — отозвался Фред.
— Ну что же… вы двое скоро узнаете, как во вверенной мне школе поступают с теми, кто не умеет себя вести.
— Вынужден Вас огорчить, — Джордж церемонно-шутовски поклонился, — но вряд ли.
— Братец Фордж, тебе не кажется, что мы засиделись за партами? — задумчиво сказал Фред.
— Ты абсолютно прав, братец Дред, — кивнул Джордж. — Пора проверить…
— …себя во взрослой жизни, — беззаботно закончил Фред.
— Accio мётлы! — хором воскликнули близнецы.
Две метлы, буквально растолкав школьников, зависли перед своими хозяевами.
— Едва ли мы встретимся снова, — обратился Фред к Амбридж. — Так что не трудитесь нам писать.
— Не то чтобы мы плакали по этому поводу, — добавил Джордж. — Постарайтесь уж и Вы держать себя в руках после разлуки с нами.
— ВЗЯТЬ ИХ! — завизжала взбешённая Амбридж.
Близнецы одновременно взмыли в небо, оставив с носом членов Инспекционной бригады. Молчаливая толпа школьников следила за каждым движением близнецов.
— Желающих приобрести портативное болото, выставленное в коридоре наверху, милости просим к нам: Диагон-аллея, дом девяносто три, «Ужастики Умников Уизли»,— громко объявил Фред. — Наш магазин шуток!
— Специальные скидки учащимся Хогвартса, которые поклянутся, что с помощью наших товаров попробуют выжить из школы эту старую жабу, — прибавил Джордж, небрежно указывая на Амбридж. Из рукава близнеца вылетела навозная бомба и приземлилась прямиком на лбу Амбридж, не преминув взорваться.
— Ах, простите, я так неловок, — развёл руками Джордж.
Фред, зависнув рядом с полтергейстом, поглядел вниз.
— Выдай им за нас по полной, Пивз.
И Пивз, издевавшийся над всеми и каждым, никогда никого не слушавший, с готовностью отсалютовал близнецам своей несуразной шляпой-колокольчиком.
Близнецы оглянулись, и Гарри хотелось бы верить, что они искали в толпе его. Он поднял руку и качнул ладонью в знак прощания.
Под оглушительные рукоплескания Фред и Джордж совершили над залом круг почёта и двумя рыжими, сияющими на солнце молниями вылетели в огромное окно под самым потолком. Они растворились в буйствующем, невероятном закате, словно специально расцветившем сегодня вечером небо для близнецов, и у Гарри болезненно защемило в груди.
Когда он брёл по коридорам в подземелья, среди гомонящей толпы, ему казалось, что школа опустела.

* * *

Занятия Эй-Пи, разумеется, прекратились с того самого дня, как Амбридж вызнала у Гермионы про существование «тайного ученического сообщества». Но Гарри всё равно часто приходил в Выручай-комнату, потому что сомневался, что Амбридж сумеет войти. Для того надо, как минимум, знать, кто и зачем в данный момент комнату использует. А Амбридж вряд ли додумалась бы до того, что Гарри Поттер является в Выручай-комнату тосковать.
Комната становилась для него маленькой, не больше общей спальни в подземельях; она давала ему те самые подушки, на которых близнецы частенько ласкали Гарри, окружала его приглушёнными неяркими тонами — бежевые обои, светлый потолок. Так ему было проще вспоминать близнецов. Жаль, что комната не могла предоставить ему их — хотя бы на час-другой. Но… «хорошенького, — твердил себе Гарри, кусая губы, — понемножку». С него хватало и одиночества, которое комната давала ему в избытке, и горечи, которая была с ним всегда.
Он приносил с собой учебники и делал домашнее задание в Выручай-комнате — делал, как всегда, скрупулёзно, тщательно, точно. Учителя с марта ставили Гарри всем в пример безо всяких оговорок; после интервью они вообще как-то подобрели к нему. Быть может, пытались загладить то, что тоже сомневались в нём. Хотя он заслуживал все те баллы, что они ему начисляли, и все те похвалы, что раздавались в его адрес; учиться было легко, куда легче, чем жить. Один только Снейп не начислял Гарри баллов и не хвалили — он вообще игнорировал его после… после инцидента с мыслесливом. Гарри, собственно, не стремился, привлекать внимание своего декана, поскольку действительно сказал всё, что хотел; и ещё потому, что его снова затягивала апатия.
Малфой пытался как-то наезжать на Гарри, пытался что-то сделать и сказать — Гарри, не слушая, отбрасывал блондина заклинанием в сторону и проходил мимо. Ему было неинтересно. Его ничто не привлекало в этом долбаном мире, где каждый, стоит тебе остаться беззащитным, так и спешит сделать тебе гадость. И чем ты беззащитнее — тем больше размеры гадости.
После изнасилования — иногда Гарри называл про себя вещи своими именами, иногда нет, потому что здесь тоже не было никакой разницы — у него всё болело несколько дней. Ходить было трудно, хотя он залечил порванное и пользовался обезболивающим; безбожно растянутые вторжением мышцы ныли, несмотря на все зелья и заклинания. Гарри ходил с некоторым трудом, а тренировка по квиддичу и вовсе была ужасна, хотя снитч Гарри ловил даже быстрее, чем обычно — исключительно затем, чтобы как можно скорее приземлиться и спрыгнуть с метлы.
Здесь, в Выручай-комнате, никто не мешал ему уткнуться лицом в подушку и лежать так часами, пытаясь ни о чём не думать. Но попытки эти обычно не увенчивались успехом. Он вспоминал прощание с близнецами, вспоминал последнее занятие окклюменцией, вспоминал свою кровь на полу холла — пятно так никто и не сумел убрать, вспоминал боль, досаду и бессилие — воспоминания всплывали сами, окутывая его душным покрывалом прошлого. Он понимал, что этим губит себя; всё чаще, вставая после нескольких часов лежания на полу, он чувствовал головокружение и слабость, а однажды умудрился упасть в обморок. Но выбираться из апатии, встряхиваться у Гарри не было никакого желания. Зачем?

«Ты просишь прощения за то, что твой отец делал со мной, Поттер? Ты не знаешь, за что именно извиняешься… ты понятия не имеешь, что они все сотворили со мной…» С самого начала пасхальных каникул эти слова жгли Гарри. Что они могли сотворить с человеком, чтобы довести до такого? У Гарри не хватало фантазии вообразить зверство такой степени; и эта неизвестность, неопределённость, мучила его даже больше изнасилования. Оно, в конце концов, произошло с ним не впервые, и он, наверное, мог принять как данность, что люди, желающие унизить его и отомстить ему за что бы то ни было, выбирают именно этот способ.
Был только один способ узнать, что произошло тогда, двадцать лет назад, такого: поговорить с теми, кто там был. Снейп в качестве источника информации был отвергнут Гарри без раздумий. Оставались Сириус и Ремус; и если Гарри понятия не имел, где оборотень и как с ним можно связаться, то с крёстным он мог поговорить.
Прощальный подарок Сириуса на Рождество, тот самый странный свёрток, содержал в себе маленькое квадратное зеркало; по виду очень старое. На его оборотной стороне рукой Сириуса было нацарапано: «Это двустороннее зеркало, второе — у меня. Если захочешь со мной поговорить, погляди в него и назови моё имя; ты появишься в моём зеркале, а я в твоём. Мы с Джеймсом всегда так переговаривались, когда отбывали разные наказания».
Гарри не хотел копаться в грязном белье двадцатилетней давности; но коль скоро вышло так, что это бельё внезапно стало его собственным грязным бельём… если он вынужден был расплачиваться за ошибки, которых не совершал… если он уже принял на себя долги своего отца… то он имеет право знать чуть больше о том, во что ввязался. Кто, если не он?
— Сириус Блэк! — громко и чётко сказал Гарри.
Зеркало замутилось на пару минут; Гарри уже начал подозревать, что что-то сделал не так, когда оно внезапно прояснилось, и в нём появилось лицо Сириуса.
— Привет, Гарри! — крёстный улыбался. Гарри выжал из себя какую-то псевдорадостную гримасу. — Что-то случилось?
Гарри быстро пересказал то, что увидел в мыслесливе Снейпа — не упоминая, конечно, чем всё в итоге закончилось.
— Я надеюсь, ты не судишь Джеймса по тому, что видел… — Сириус тщательно подбирал слова. — Понимаешь, Джеймс и Снейп ненавидели друг друга с самой первой секунды, знаешь ведь, как это бывает? У Джеймса было всё то, чего не было у Снейпа: его любили, он хорошо играл в квиддич, ему многое хорошо удавалось. А Снейп был такой, знаешь, придурок, и потом, он увлекался чёрной магией, а у Джеймса — каким бы отвратительным он тебе ни показался — на этот счёт была очень строгая позиция.
— В том случае, что я видел, Снейп не использовал никакой магии, — негромко возразил Гарри. — Отец напал на него только потому, что ты сказал, что тебе скучно…
Сириус покраснел; при его смуглости это выглядело так, будто у него под кожей разлился свекольный сок.
— В этом, конечно, хорошего мало…
— Он игрался со снитчем напоказ, — горько сказал Гарри. — И всё время ерошил волосы…
— Я и забыл, — нежно пробормотал Сириус. — Это было так давно…
— И он выглядел таким идиотом, — буркнул Гарри. — Таким самодовольным…
— Мы все тогда были идиотами! — оптимистично заверил его Сириус. — Пожалуй, только Луни не был… в какой-то мере…
— Но он ничего не делал, чтобы остановить тебя и отца, — угрюмо напомнил Гарри.
— Но иногда ему удавалось нас пристыдить, — вздохнул Сириус.
— И мама ненавидела Джеймса! — в отчаянии сказал Гарри. — Она терпеть его не могла, в грош не ставила! Вы даже шутили над этим… ты сказал: «Читая между строк, приятель, я бы предположил, что она о тебе не самого высокого мнения». Как она могла выйти за него замуж?
— На седьмом курсе они начали встречаться. К тому времени мы все стали серьёзнее… война уже развернулась вовсю. Джеймс перестал воображать и посылать в людей заклятия ради забавы…
— И в Снейпа?
На лице Сириуса крупными буквами было написано: «Дался тебе этот Снейп…». Определённо, крёстному не хотелось вспоминать о тех временах, когда они «были идиотами».
— Снейп — это особая тема, — неохотно признал Сириус. — Он и сам не упускал случая напасть на Джеймса…
— Что после нескольких лет, в течение которых Джеймс сам на него нападал, было более, чем естественно, — пробормотал Гарри.
— Вот что, — хмурясь, сказал Сириус, — твой отец был моим лучшим другом и очень хорошим человеком. В пятнадцать лет многие делают глупости. Потом он стал умнее.
Гарри кивнул; в это хотелось верить.
— Кстати, что сказал Снейп, когда застал тебя у своего мыслеслива?
— Сказал: «Остроумный человек был твой папаша, правда?», — Гарри прикусил нижнюю губу. — В общем, он был очень зол. Очень.
— Но он ведь не отказался учить тебя окклюменции? — допытывался Сириус.
В последний месяц Гарри не снились сны с коридором, ведшим в Департамент тайн; шрам не болел. Поэтому он счёл себя вправе сказать:
— Я уже научился.
— Значит, отказался?.. — Сириус стиснул зубы, на висках вздулись жилы. — Послушай, Гарри, ты должен с ним поговорить… нельзя так быстро научиться окклюменции.
— А ты учился окклюменции? — заинтересовался Гарри.
— Да. В нашем чокнутом роду всех детей обучали защищать разум ещё до школы. Правда, у меня особых успехов не было; у меня вообще к ментальной магии практически нет способностей.
— Ну а вот я научился, — упрямо сказал Гарри. — Я ведь и анимагом стал быстро.
— Анимагия и окклюменция — совсем разные вещи, — несколько нравоучительно заметил Сириус.
Гарри невольно улыбнулся.
— Тем не менее, я уже могу защищать свой мозг от Вольдеморта. На самом деле.
— Гарри, это всё равно не дело, — Сириус выглядел обеспокоенным. — Если бы ты на самом деле уже научился, Снейп прекратил бы занятия нормальным образом, а если только из-за мыслеслива…
— Всё нормально, Сириус, — терпеливо уверил крёстного Гарри. — Я только хотел поговорить с тобой об отце, больше меня ничего сейчас не беспокоит…
— Жаль, что ты увидел Джеймса в… неудачном ракурсе, — Сириус тряхнул головой. — Он был храбрым и искренним… настоящим гриффиндорцем.
— И сын у него слизеринец, — мазохистски сказал Гарри. — Послушай… Снейп сказал, что вы сделали с ним ещё что-то ужасное… то есть, ничего конкретного он, конечно, не говорил, но я так понял, что было что-то хуже, чем то происшествие после СОВ.
Сириус смутился.
— Ну, мы вообще враждовали… может, он имел в виду то, что Джеймс однажды спас ему жизнь?
Гарри очень сомневался, но понимал, что историю о прошлом из Сириуса сейчас не вытянешь: слишком она, видимо, грязная, стыдная и так далее по списку.
— Может быть, — согласился Гарри. — Ладно, мне пора домашнее задание делать… поговорим ещё как-нибудь потом, ладно?
— Ладно, — согласился Сириус без возражений. — До связи, Гарри.
— До связи, Сириус.
Зеркало связи помутнело и снова прояснилось — но отражало теперь уже, как обычное зеркало, самого Гарри. Он сунул зеркало в сумку и откинулся на подушки, чувствуя себя донельзя усталым. Разговор только запутал Гарри ещё больше.
Гарри хотел сочувствовать Снейпу — но после «инцидента с мыслесливом» просто не мог. Он хотел продолжать любить и уважать отца, которого никогда не знал, но это получалось у него с трудом. Он хотел избавиться от роя неприятных мыслей о неприятных вещах, но и это было ему не под силу. В конце концов Гарри заснул, неудобно разметавшись среди подушек.

— Привет, котёнок! — Седрик снова сидел на столе в Большом зале и улыбался Гарри.
— Привет, — вяло согласился Гарри, подходя ближе.
— Котёнок, не нужно…
— Что не нужно?
— Хоронить себя заживо, — сказал Седрик. — То, что с тобой сделали — это ужасно, это непростительно, это отвратительно… но неужели ты хочешь на радость всем врагам тихо умереть в своей постели от тоски?
— Почему бы и нет? — безразлично спросил Гарри. — Какая мне будет разница, что почувствуют мои враги?
— Что почувствуют враги — действительно никакой, — покладисто согласился Седрик. — А те, кто тебя любит? Тебе всё равно, что они будут чувствовать?
— А кто меня любит? — удивился Гарри.
— Фред и Джордж. Блейз. Даже Джинни до сих пор в тебя влюблена, а ты не ценишь,
— улыбнулся Седрик.
— Насчёт Блейза я и сам ничего не знаю… — Гарри опустил голову. — Он мне уже не безразличен, как в прошлом году… он столько раз спасал мне жизнь… но… хм. А Фред и Джордж бросили меня… сбежали из школы. Насчёт Джинни — так она с Майклом Корнером. И у них всё хорошо, по-моему.
Седрик покачал головой.
— Смотри… — он грациозно повёл полупрозрачной рукой в воздухе, раскрытой ладонью вверх.
В тёмном воздухе соткался из ничего Блейз — такой же, как в жизни; только Гарри сразу понял, что он ненастоящий, во сне это как-то отчётливо было известно. Губы Блейза-иллюзии шевельнулись, и он заговорил, глядя на Гарри — такие интонации Гарри слышал у него только раз в жизни:
— Я люблю тебя. Жить без тебя не могу. И эта треклятая любовь будет со мной до конца — я гадал, я теперь не могу ошибаться, когда гадаю.. если бы не так любил, убил бы тебя на хрен, честное слово — за то, что стал от тебя зависеть. Никогда ни от кого не зависел, никому не подчинялся… а если скажешь спрыгнуть с Астрономической башни — спрыгну. Ну, разве что поцелуй потребую напоследок, но спрыгну обязательно. Я-те-бя-люб-лю.
Образ Блейза растаял в воздухе. Седрик повёл рукой в другую сторону.
— Смотри ещё.
На этот раз это были близнецы. Фред-иллюзия нежно сказал:
— Что бы там ни случилось, мы тебя любим. Запиши на бумажке, что ли, и приклей её к пологу кровати — чтоб не забыть.
— Мы с тобой даже тогда, когда ты думаешь, что ты один, — добавил Джордж-иллюзия.
— Если хочешь прямо, то мы никогда не перестанем тебя любить.
Близнецы тоже растаяли, а Гарри сидел, как громом поражённый.
— Ты… ты всё это вынул из моей памяти?
— Да, — кивнул Седрик. — Это самые яркие, по-моему…
— Я же не так уж и плох в окклюменции, — буркнул Гарри смущённо. — Как ты это сделал, а я и не заметил?
— Окклюменция здесь ни при чём, котёнок. — Седрик озорно склонил голову к плечу — с таким изяществом, какого Гарри никогда не удавалось достичь. — Это место… оно создано мной и тобой. И друг друга мы с тобой фактически выдумали — специально, чтобы видеться здесь и разговаривать. У нас всё теперь общее — и память тоже.
— Тогда почему я не помню ничего твоего?
— Потому что я умер, — напомнил Седрик, улыбнувшись. — У меня нет памяти. У меня, если вдуматься, вообще ничего нет. Если бы я был ещё жив, тогда да, ты знал бы все мои секреты.
— Если у тебя нет ни памяти, ни чего-нибудь ещё вообще, то как ты приходишь в мои сны, как ты осознаёшь себя? — Гарри не заметил, когда в нём проснулось обычное жадное любопытство до всего нового и непонятного.
— Не знаю, — Седрик пожал плечами. — Это, сам понимаешь, никто никогда не изучал. Может быть, я есть, пока есть ты. Может, я существую только до какого-то определённого момента. Я вроде бы и помню всё, что со мной было… но как-то полупрозрачно, дымчато, как я сам.
— То есть, я могу проснуться, и ты больше никогда не придёшь? — такой острой тревоги Гарри не испытывал уже давно.
— Пока я нужен тебе — я буду с тобой, — твёрдо пообещал Седрик.
— А… как ты это определишь — нужен ты мне или нет?
— Ты это и сам поймёшь.
— Не могу себе представить такую ситуацию…
— Когда старшие братья умирают, младшим ничего не остаётся, как вырасти… и тогда им уже не нужна поддержка старших.
— В таком случае, к чертям собачьим это вырастание! — запальчиво заявил Гарри.
Седрик рассмеялся.
— Ты всё такой же котёнок… это твой стиль: посылать к чёртям все законы природы. Но ты вырастешь. Ты уже почти мужчина.
— Мне всего пятнадцать лет, — тоскливо сказал Гарри. — И я ничего не понимаю в своей жизни…
— А её и не нужно понимать. Просто живи ею, — посоветовал Седрик. — Живи так полно, так насыщенно и так ярко, как получится. Считай, что это мой братский завет тебе.
— Завет… — хмыкнул Гарри. — Слушай… я хотел тебя спросить… ты видел ангелов?
Дурацкая «ангельская» теория всё не давала Гарри покоя.
— Ангелов? Нет, — покачал головой Седрик. — Ни ангелов, ни Бога, ни Дьявола — никого. Говорят, их можно увидеть, если пойти дальше…
— Куда дальше?
— Я, собственно, не знаю, как это место называется… царство мёртвых, рай, ад, что-то в этом роде. Призраки, вот как я, там не были. Если кто-то в этом роде и существует, то, наверное, специально нам не показывается. Чтобы живые ничего не знали.
— А как проще было бы, если бы знали… — пробормотал Гарри.
— «Проще» — не значит «лучше», — грустно сказал Седрик. — Практически никогда.
— А как же «всё гениальное просто»? — вспомнил Гарри.
— Гений может быть и злым.
— Добро — вообще понятие растяжимое, — Гарри пришёл на ум Дамблдор — воплощение света в современном Магическом мире.
— Как и зло, — кивнул Седрик. — Нет ни чёрного, ни белого. Есть радуга, котёнок.
Гарри замолчал — уже не апатично и вяло, а просто так, чтобы не тратить хрупкую тишину, не разменивать её на слова. Ему уже было что обдумать.
— И никогда не забывай, котёнок, что ты огонь и лёд, — добавил Седрик.
— Может, хоть ты объяснишь, что это значит? — не выдержал Гарри.
— А зачем? — искренне удивился Седрик. — Это же и так понятно.
— А если не понятно? — надулся Гарри.
Седрик в затруднении пожал плечами.
— Как бы тебе сказать… огонь и лёд — они оба обжигают. Один жаром, другой холодом, но ощущение одно и то же. И ты это умеешь. На обоих можно смотреть бесконечно, на их переливы, на свет огня и блеск льда… на тебя тоже. Я плохо объясняю, совсем неправильно, но ты поймёшь, если захочешь.
Гарри поморгал.
— Чем больше мне объясняют что-нибудь, тем большим идиотом я себя чувствую, — пожаловался он.
— Пока ты себя хоть как-то чувствуешь, это всегда можно исправить в лучшую сторону, — беспечно отозвался Седрик. — Всё в порядке вещей, котёнок.
— Ничего себе порядочек, — проворчал Гарри больше для проформы, чем на самом деле возмущаясь чем-либо. Ответом ему был тихий смех Седрика.

Гарри проснулся от того, что его тряхнули за плечо.
— Гарри! Ну, просыпайся же уже…
— Что, Блейз? — сонно пробормотал Гарри, разлепляя веки.
— С тобой всё в порядке? — встревоженно спросил Блейз. — Ты не был на ужине, не был на завтраке, ночевать в спальню не приходил… каникулы, конечно, на уроки не надо, но всё-таки…
— Я всё это время был тут, — без особой надобности пояснил Гарри, садясь. Впервые со дня «инцидента с мыслесливом» он чувствовал настоящий голод. — Ты… беспокоился обо мне?
— Конечно, — Блейз слегка покраснел.
Гарри помялся немного и сказал:
— Послушай… я думаю, ты должен знать… тогда, после Рождества… когда ты рассказывал мне, откуда взялась Элоиза… Я тогда заснул позже тебя минут на двадцать.
— Ничего страшного, — сказал Блейз с сомнением. — Когда я решил, что ты заснул, я же не сказал ничего такого, чего ты бы и до этого не знал…
— Иногда надо говорить вслух, пусть даже я и знаю, — тихо сказал Гарри. — Иначе можно забыть всё самое важное…
— Так это потому, что ты забыл, ты избегаешь меня уже больше недели?
— Нет, не потому…
— А почему?
— Я не хочу об этом говорить, — правдиво признался Гарри. — Я хочу забыть эту гадость, как страшный сон.
— У тебя круги под глазами, — Блейз нежно провёл кончиками пальцев по виску и левой скуле Гарри. — И ты весь осунулся, скоро на ходу будешь греметь костями… это всё из-за гадости, которую ты хочешь забыть?
Гарри кивнул.
— Тогда забывай её совсем, — решил Блейз. — Я не хочу, чтобы ты доводил себя до нервного и физического истощения из-за какой-то гадости.
— Не хочешь?
— Не хочу. А что?
— Тогда помоги мне её забыть, — предложил Гарри.
После разговора с Седриком ему как никогда хотелось жить… и ему отчаянно требовался ответ на этот вопрос, возникший во время апатии: зачем? К чему?
Он задумался на минуту, не выглядит ли это так, будто он просто использует Блейза, но как только горячие губы Блейза робко коснулись губ Гарри, эти мысли вылетели из головы. В конце концов, это то, чего хочет Блейз, и то, что очень нужно ему самому. Какие ещё причины требуются?
Блейз целовал его так жадно, словно пил что-то с его губ, пил и никак не мог утолить жажду — жажду прикосновений, ласки — даримой и ответной… Очки мешали, и Блейз снял их с Гарри, отложив в сторону. Гарри расстегнул мантию Блейза, стянул с плеч и прижал его вплотную к себе; Блейз, не переставая целовать Гарри, потянул вверх его футболку. Гарри слегка отстранился и сам снял её окончательно; встал, расстегнул джинсы — они упали с него, хотя были по размеру, когда миссис Уизли покупала их. Ботинок на Гарри и так не было — он снял их ещё вчера вечером; два ловких изгиба — и с носками тоже покончено. Поколебавшись, Гарри зацепил плавки за пояс, дёрнул вниз — так нервно, что едва не порвал — и позволил им тоже упасть; выступил из кучки одежды и взглянул на Блейза.
Блейз так заворожённо смотрел на открывшееся ему худое, испещренное шрамами и следами кое-как заживших переломов и гематом тело, единственной выигрышной чертой которого была какая-никакая складность и гибкость, так зачарованно и восхищённо, как будто перед ним был Аполлон собственной персоной; Гарри почувствовал, как щёки становятся горячими от этого восхищения.
— А ты не хочешь последовать моему примеру? — немного хрипло предложил он.
— Ну, если ты настаиваешь, — лукаво протянул Блейз и поднялся с пола одним слитным движением.
От жеста, которым Блейз потянулся к пуговицам своей рубашки, у Гарри пересохло во рту. Когда Блейз, неуловимо двинув плечами, позволил рубашке слететь, у Гарри потемнело в глазах от желания.
— Ты такой красивый… — вырвалось у Гарри, когда Блейз избавился от брюк — всё так же плавно и завораживающе, словно задался целью свести Гарри с ума. — Как статуэтка…
— Ты всё равно красивее, — Блейз привлёк Гарри к себе и снова поцеловал.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя, — ответил Блейз, словно это было чем-то само собой разумеющимся.
Гарри запустил руки в волосы Блейза, пахнущие мятой и ещё чем-то, пряным и сладким одновременно; и перебирал их, ласкал, как мог, пока Блейз нежными, невесомыми поцелуями спускался вниз по его телу.
— Ах-х… — Гарри задохнулся в ответ на жаркую влажность рта Блейза, обхватившего его член. — Блейз…
Не было ни изнасилований, ни боли, ни мести; не было враждебного мира, обязательств, чужих долгов, грядущей войны… ничего не было, кроме маленькой комнаты, чей пол был выстлан шёлковыми подушками, мир ограничился её стенами, и это было так хорошо, так правильно, и никого не было, кроме них двоих, и никогда не было нужно… Гарри зашёлся в торжествующем крике, изливаясь в рот Блейза, и его колени подломились.
Новый поцелуй, с солоновато-горьким привкусом, заставил его застонать в рот Блейзу; пальцы Гарри пробежались по позвоночнику Блейза, от выступающего позвонка в начале спины до ягодиц и скользнули между ними.
Это вообще поначалу представлялось Гарри принципиальным вопросом — кто из них будет сверху; учитывая всю их предысторию… Но Блейз, кажется, не испытывал ни малейших сомнений, доверяясь Гарри.
— Deungo, — шепнул Гарри, и его пальцы покрылись толстым слоем смазки.
Блейз лёг на спину, и Гарри осторожно ввёл один палец. Блейз вздрогнул и улыбнулся припухшими после минета губами — улыбка была совершенно дикая, отчаянная и счастливая.
— Поцелуй меня, — попросил Блейз.
Гарри склонился к нему и поцеловал — нежно, глубоко, исследуя языком послушный рот; второй палец проскользнул без сопротивления. Блейз задохнулся.
— Пожалуйста… я хочу тебя… я третий год тебя хочу…
Гарри ввёл третий палец.
— Га-арри… — Гарри целовал Блейза снова и снова, потерявшись в вихре прикосновений к горячей, боже, такой горячей коже, покусывал твёрдые соски, тёмно-вишнёвые на фоне слегка смуглой кожи, проводил языком по ключицам… кровь шумела в голове прибоем.
— Возьми же меня, ну!.. — Блейз резко подался вперёд, до упора насаживаясь на растягивающие пальцы, и Гарри не выдержал.
Он осторожно вошёл в Блейза на сантиметр не больше, раздвигая податливые мышцы; он хотел остановиться, дать время привыкнуть, но тот в этом времени не нуждался вовсе.
— Дальше… ещё… пожалуйста… — глаза Блейза закатились, пальцы скользили по шёлковой поверхности подушек в безуспешной попытке смять скользкую ткань.
Гарри рывком вошёл до конца — так горячо, так тесно… Блейз тихо вскрикнул.
— Тебе больно? — Гарри поймал правую руку Блейза, переплёл свои пальцы и его.
— Мне хорошо… двигайся, Гарри-и....
Гарри не требовалось просьб; это был инстинкт, почти первобытный, — двигаться, в этой жаркой тесноте, подающейся навстречу, принимающей всё, что он мог дать, и отдающей всё, что можно было отдать, смотреть в мутные от удовольствия чёрные глаза, подчиняющиеся и подчиняющие, с расширенными, хмельными зрачками… запах желания пропитал воздух, жар тел повис маревом — или это в глазах Гарри всё плыло от кайфа, нестерпимого, острого…
Оргазм взорвал Гарри изнутри; раскалённые осколки засели в каждой клетке Гарри, плавили его, разрезали на части, и он кричал от счастья, и Блейз вторил ему, стискивая его руку, впиваясь ногтями в тыльную сторону ладони — до крови…
Блейз ещё не восстановил дыхание, когда Гарри почувствовал сонливость. «Только что ведь проснулся, — попенял он сам себе и сам себе же ответил: — Ну и что?».
Гарри обхватил Блейза за талию.
— Как ты?
— Лучше не бывает, — Блейз поцеловал Гарри в висок, отведя прилипшую к коже прядь за ухо. — Тебе стало лучше?
— Я забыл всё, что хотел забыть, если ты об этом, — улыбнулся Гарри. — Ты восхитителен… кстати, как ты сумел меня здесь найти?
— Я видел в последние дни, что тебе плохо. И знаю, что ты любишь здесь прятаться. Дверь появилась после того, как я подумал о комнате, чтобы тосковать.
Гарри рассмеялся и поцеловал Блейза в плечо.
— Ты как будто мои мысли читал…
— Если бы… — почти беззвучно ответил Блейз.
Сон Гарри был глубок и покоен. А вот Блейз, показалось Гарри, не спал вовсе; во всяком случае, когда Гарри открыл глаза, Блейз лежал рядом, опершись на локоть, и во все глаза смотрел на своего спящего любовника с такой щемящей нежностью, что Гарри захотелось закрыть глаза и притвориться, что всё ещё спит — видеть эту нежность было словно подглядывать в окно за ничего не подозревающими людьми, живущими своей — такой полной, такой насыщенной и яркой, как получалось — жизнью.

— Пожалуйте на расправу, — добавила она, улыбаясь.
Александр Беляев, «Продавец воздуха».

Гостиная была засыпана яркими буклетами; наступало время профориентации. Гарри решительно не представлял, кем бы ему хотелось быть после Хогвартса, и читал всё подряд.
«РЕШИЛИ СТАТЬ МЕНЕДЖЕРОМ ПО СВЯЗЯМ С МАГГЛАМИ? Достаточно иметь СОВ по маггловедению. Гораздо важнее энтузиазм, терпение и хорошее чувство юмора!»
Вспоминая свой опыт жизни с магглами, Гарри сомневался, что чувство юмора — это то, что на самом деле нужно. Чёрный пояс по карате тоже не помешал бы.
«Хотите иметь интересную, пусть рискованную, работу, много путешествовать и получать солидные ценные премии? Колдовской банк Гринготтс ждёт вас! Нам нужны умелые съёмщики заклятий! Проводится набор персонала для работы зарубежом. Уникальные перспективы…»
Гринготтс, определённо, тоже сразу отпадал — во-первых, там требовались СОВ и ТРИТОН по арифмантике, которую Гарри не изучал, во-вторых, колдовской банк сразу же проассоциировался у Гарри с Биллом Уизли, и не сказать, чтобы это была приятная ассоциация.
«ОТДАЙТЕ ВСЕГО СЕБЯ ДРЕССИРОВКЕ СЛУЖЕБНЫХ ТРОЛЛЕЙ!»
«Спасибо, ешьте сами».
Для работы целителем в Сейнт-Мунго надо было получить как минимум «С» на ТРИТОНах по Зельеварению, Гербологии, Трансфигурации, Чарам и ЗОТС.
«Хм…» Гарри вспомнил обстановку Сейнт-Мунго. Слишком уж там шумно… хотя лечить вместо того, чтобы убивать…
«ХОТИТЕ НАДЕЛАТЬ ШУМА В ДЕПАРТАМЕНТЕ ВОЛШЕБНЫХ ПРОИСШЕСТВИЙ И КАТАСТРОФ?»
«Что-то мне подсказывает, что шума там и без меня хватает».
Аврорат. Пять ТРИТОНов минимум и оценки не ниже «Сверх ожиданий». Кроме того, претенденты в обязательном порядке проходят серию психологических тестов и испытания на профпригодность в штаб-квартире авроров.
К аврорату Гарри тоже не испытывал большой любви — особенно после знакомства с Долишем.
Во вторник в половине третьего Гарри должен был явиться к своему декану на индивидуальное собеседование по поводу будущей карьеры; в связи с этим вставало сразу две проблемы — каким образом они собираются общаться и какую будущую профессию выбрать к тому времени. И если первая в принципе была разрешима (всегда можно представить на полчасика, что ничего не было, если очень постараться), то вторая казалась Гарри апорией Зенона — как известно, за две тысячи лет из пяти или четырёх его апорий разгадали только две. Вот только, к сожалению, столько времени на раздумья у Гарри определённо не было.
Глубоко заполночь в понедельник Гарри всё сидел в гостиной и перебирал разноцветные бумажки, всё гадая, что хотя бы приблизительно могло бы ему понравиться. Ведь может же случиться так, что когда-нибудь он будет жить спокойно и ему понадобится стабильная работа, зарплата и всякое такое, не так ли?..
Блейз бесшумно опустился на ручку кресла Гарри и обнял того за плечи.
— Над чем так усиленно думаешь?
— Над будущим, — со вздохом отозвался Гарри, демонстрируя Блейзу веер листовок и брошюр.
— Не можешь определиться? Тогда так и скажи завтра Снейпу, зачем мучиться?
— Сказать — не проблема… меня беспокоит, что я не знаю, чего хочу, — со вздохом признался Гарри. — Вообще. Все предметы мне даются одинаково легко…
«Ну, если не считать окклюменции…», — напомнил внутренний голосок, редкостная зануда. «По ней СОВ и ТРИТОН не сдавать», — огрызнулся Гарри.
— Ну тогда продолжай все, — пожал плечами Блейз. — К седьмому курсу наверняка поймёшь, чего бы тебе хотелось.
Гарри в этом сомневался, но спорить не стал.
— А ты что выбрал?
— Я буду продолжать всё, что учу сейчас, — Блейз задумчиво прикусил нижнюю губу. — Видишь ли, у меня есть врождённое призвание — пророк… поэтому профессию, которая мне подошла бы, найти крайне сложно. Обычно деньгами в нашей семье занимается старший, но раз я уже старший и есть…
Гарри почувствовал укол вины — из-за кого, спрашивается, Блейз теперь вынужден думать о деньгах?
— Может, у тебя тоже есть какое-нибудь призвание, а ты пока не знаешь?
— Людей убивать, — буркнул Гарри и отбросил брошюрки на ближайший низкий столик.
— Как мрачно, — фыркнул Блейз. — Тогда иди в палачи Министерства.
— Всё, что угодно, только не Министерство! — решительно замотал головой Гарри.
— Категорично… — оценил Блейз, разухмылявшись до ушей. — Правда, не забивай себе этим сейчас голову. Лучше иди спать.
При этих словах Гарри неожиданно для самого себя зевнул и отчётливо понял, что ничего-то он сейчас не решит. Пользусь теорией Кровавого барона — слишком хочет решить, а значит, ничего не получится.
— Вот так-то лучше, — Блейз без труда угадал смену настроения Гарри по выражению лица. — Пойдём, ляжешь спать. Тебе завтра ещё с деканом общаться вместо Гербологии.
— Лучше бы я сходил на Гербологию, — честно сказал Гарри, что думал, и потянулся обнять Блейза.
Блейз откликнулся с такой готовностью, будто только этого и ждал; тёплый, пахнущий своим странным одеколоном, такой настоящий… Гарри готов был растечься лужицей у ног любовника из-за одних только неторопливых нежных поцелуев, которыми Блейз любил покрывать его лицо и всё тело; порой Гарри думалось, что эти поцелуи, такие же, как те, с которых всё, собственно, и начиналось в сентябре, для Блейза что-то вроде ритуала, церемонии, которую должно исполнять, когда захочется — а хотелось Блейзу часто. Хотя всякий раз именно Гарри был тем, кто провоцировал секс и всё сопутствующее — довольно-таки непривычная роль, если честно; Блейз угадывал его желание по мельчайшему движению, по оброненному слову, по одному взгляду и оставался для Гарри закрытой книгой. Что он думал обо всём этом? Какие эмоции испытывал? Хотел ли что-нибудь изменить или, наоборот, чтобы всё оставалось как есть? Непонятно совершенно…
Конечно, сексом в гостиной Слизерина, даже и пустой, Гарри заниматься не собирался; но несколько поцелуев — почему бы и нет?
— Ка-ак мило… — протянул безо всякого выражения знакомый голос.
Очень знакомый.
— Значит, ты теперь трахаешься с Поттером, Блейз? А я-то думал, почему ты ко мне так охладел в последнее время… — Малфой приближался плавными, кошачьими шагами; Гарри сжал палочку в кармане. — Думаю, за это тебя стоит наказать, дорогой…
— Неужели тебе мало Снейпа, Малфи? — искренне удивился Гарри, вытаскивая палочку. — Или собственного папаши?
— А с тобой, Потти, будет отдельный разговор, — по скулам Малфоя заходили желваки — это смотрелось дико, неуместно на нежном, тонком, почти девичьем лице блондина. — Я узнаю, что ты сделал с Северусом…
— И сделаешь то же самое со мной? — хмыкнул Гарри. — Даже учитывая, что ты не знаешь, о чём речь, это очень щедрое предложение с твоей стороны…
— Incarcero!
— Protego!
— Petrificus Totalus! — в один голос выпалили Гарри и Блейз.
Малфой упал на пол, недвижимый, как статуя, и со слышимым хрустом ударился головой о пол; Гарри вскочил и перевернул блондина, раздвигая мокрые от крови пряди на затылке.
— Ничего серьёзного, — выдохнул Гарри. — Жить будет… если не добивать, конечно.
— А тебе важно, чтобы он выжил? — Блейз встал рядом, глядя сверху вниз на распластанного на зелёном ковре Малфоя.
— Я не хочу никого убивать, — серьёзно ответил Гарри. — А месть ему будет другой.
— Месть?
— Ну не могу же я оставить просто так всё то, что он мне сделал, — слегка удивлённо сказал Гарри. — Но просто убить… даже отбрасывая моральный аспект — так неинтересно.
— А что тебе интересно?
Ноздри Гарри раздулись при воспоминании; ресницы затрепетали, и голос сделался как-то твёрже:
— Я хочу, чтобы он пожалел о том, что родился на свет. Чтобы самый большой

* * *
** в его жизни был моих рук делом. И чтобы он знал об этом…
— И у тебя уже есть план, как это сделать?
— Нет, — сознался Гарри. — Но скоро будет… что-то такое придумывается… спешить не стоит.
— Если ты сейчас, например, его кастрируешь, как на третьем курсе, — предложил Блейз, — он будет об этом сожалеть вечно. Тогда род на нём, скорее всего, и прервётся…
— Это пошло, — наморщил нос Гарри, в голове которого уже на самом деле начал оформляться план — только самые его зачатки… рискованный, трудный план… но он того стоил. — Будет лучше…
— Да ты садист, Гарри, — отметил Блейз с любопытством.
— Ни в коем случае! — возразил Гарри. — Я только верну ему сторицей всё, что он сделал мне.
Блейз поперхнулся и заржал на всю гостиную. Гарри укоризненно ткнул его кулаком в бок.
— Да ну тебя! Ведь всё прекрасно понял, а издеваешься…
— Ну хорошо, — сказал Блейз, видимым героическим усилием воли подавив смех, — месть ты откладываешь — а что сейчас с ним будешь делать?
— Это вопрос… — Гарри растерянно потёр переносицу. — Может, просто так оставить?
— И утром все будут о него спотыкаться…
— Не будут… Mobilicorpus! — по мановению палочки Гарри обездвиженное тело Малфоя перенеслось с пола на диван.
— А теперь на него сядут, — продолжил комментировать Блейз.
— На такого сядешь, — фыркнул Гарри. — Тому, кто сядет, он и под Петрификусом ползадницы откусит.
— А ты пробовал? У тебя, кажется, вся задница в наличии…
— Не пробовал, но теоретически — уверен, — ухмыльнулся Гарри. — Кроме того, к утру Петрификус сам развеется, пусть и двойной… кто на него ночью сядет? Разве только какой-нибудь лунатик.
— Вроде бы на нашем факультете нет лунатиков…
— Ну, значит, тем более спокойно долежит до утра, — решил Гарри. — Меня больше волнуешь ты…
— В каком смысле?
— Теперь он будет тебе мстить. Полагаю, ты не хуже меня знаешь, что он может предпринять, чтобы неугодные ему люди больше не топтали эту землю.
— Справлюсь как-нибудь… — философски сказал Блейз.
— Представляю себе это «как-нибудь», — буркнул Гарри. — Собирает Снейп весь факультет в гостиной и объявляет: «Пятикурсника Блейза Забини никто не видел уже несколько дней… есть ли у кого-нибудь из вас любая информация о его нынешнем местонахождении?». Я поднимаю руку: «Сэр, а та кучка пепла, которая лежит у него под одеялом, эти самые несколько дней кого-то мне подозрительно напоминает…»
Блейз расхихикался, что не вызвало у Гарри особого оптимизма.
— Пойдём, научу тебя одному хорошему заклятию…
Locus Singularis Гарри решил Блейзу не показывать, потому что крови Основателей в роду Забини не было — насколько Гарри знал, конечно — а без неё это не только бесполезно, но и просто опасно. Зато Meus Locus Arcanus и Nolite Irreptare Блейз усвоил сразу.
— Вот теперь можно и спать, — Гарри зевнул во весь рот. — Спокойной ночи, Блейз…
— Спокойной ночи, Гарри, — эхом откликнулся Блейз.
— Locus Singularis, — шепнул Гарри, скользнув под своё одеяло, и заснул мгновенно, отчего-то спокойный, радостный и умиротворённый.

* * *

— Здравствуйте, профессор.
— Садитесь, Поттер.
Начало хорошее. Гарри даже сказал бы, отличное начало, учитывая, чем завершилась их предыдущая беседа. Помогало и то, что наедине Гарри со Снейпом не остался — Амбридж вздумалось непременно поприсутствовать на профориентационной беседе ненавистного Поттера.
— Итак, Поттер, Вас пригласили поговорить о Вашей будущей профессии, чтобы мы смогли посоветовать, какие предметы Вам следует изучать на шестом и седьмом курсах, — бесстрастно сказал Снейп. — Вы уже думали, чем хотели бы заниматься после школы?
— Э-м… — глубокомысленно промычал Гарри. — Я ещё не решил…
— В таком случае, к какой сфере знаний Вас тянет больше всего?
Гарри так и захотелось ляпнуть: «К чужим мыслесливам», но он сдержался.
— Не знаю, сэр. Все предметы даются мне одинаково… я хотел бы продолжить изучать их все.
— И Вы готовы сдавать на седьмом курсе так много ТРИТОНов? — приподнял одну бровь Снейп. — Быть может, Вы всё же определитесь с выбором хотя бы области Вашей будущей профессии? Тогда легче будет выбрать необходимые предметы.
— Ни одна профессия из предоставленных пятикурсникам листовок меня не привлекает, — честно признался Гарри, нервно теребя носовой платок — первое, что под руку попалось. Он предпочёл бы покрошить пальцами хлеб, как это водилось за ним в минуты тяжких раздумий, но вряд ли Снейп одобрил бы подобное поведение в своём кабинете.
— Тогда, быть может, Вы предпочли бы пойти по стопам кого-нибудь из Ваших родственников или знакомых? — продолжал допытываться Снейп. — Поймите, Поттер, на последних курсах нагрузка всегда велика, и если Вы просто продолжите изучение всех предметов, это может оказаться Вам не под силу.
«Учёба-то? Вот ещё… справлялся всегда, справлюсь и потом. И вообще, на что это он намекает?»
— Я знаю, что мои родители были аврорами, — сказал Гарри, стараясь держать на лице самое невозмутимое выражение из всех, имевшихся в его распоряжении. — Но мне действительно не хочется идти по их стопам.
— В таком случае… — начал было Снейп, но Гарри его перебил:
— Простите, сэр, мне тут пришло в голову… я был бы рад стать целителем, но при этом работать не в Сейнт-Мунго… это возможно?
— Вы всегда можете стать домашним целителем богатой и влиятельной семьи, — весь вид Снейпа выражал отвращение к сделанному практически наобум выбору Гарри. — Также у Вас есть шанс работать в школах. А если у Вас вдруг проявятся исключительные способности к целительству, которых до сих пор за Вами не наблюдалось, то можете работать на дому. Действительно хорошие целители — редкость в Магическом мире.
«Где здесь был комплимент, а где — наезд?»
— В таком случае, — Снейп вынул соответствующую брошюру, — Вам следует продолжить изучение Зельеварения, Гербологии, Трансфигурации, Чар и ЗОТС. Это предметы первоочерёдной важности для целителя. По первым четырём Вы стабильно получаете «Великолепно», иногда «Сверх ожиданий»… но вынужден Вам сообщить, что Ваши оценки по ЗОТС выглядят удручающе, — Снейп назидательно помахал ядовито-розовой надушеной бумажкой, исписанной почерком Амбридж.
Ну ещё бы жаба сподобилась поставить своему самому нелюбимому ученику «Великолепно». Скорее Вольдеморт придёт мириться и извиняться нынче же вечером.
— Так что советую Вам подтянуть этот предмет. И если Вы действительно собираетесь быть целителем, можете убрать из своей учебной программы такие предметы, как, например, Древние Руны…
— Нет… сэр, — Гарри не сразу вспомнил о субординации. — Я очень люблю этот предмет.
«И я всё ещё хочу знать, что за руны вырезаны по краям мыслесливов».
— Но он не нужен целителю и очень сложен…
— Всё равно, — твёрдо заявил Гарри. — Сэр. — Амбридж за спиной хмыкнула и заскрипела пером в блокнотике.
Дальше собеседование о будущей профессии покатилось, как по маслу; Снейп называл предметы, от которых следовало бы отказаться будущему целителю, дабы экономить время и силы, Гарри активно протестовал. В конце концов он не отказался ни от одного. Амбридж прилежно что-то записывала.
— Что ж, Поттер, надеюсь, Вы понимаете, на какие два года себя обрекаете, — протянул Снейп, ставя галочку в списке пятикурсников напротив фамилии Гарри. — У Вас есть ко мне ещё какие-нибудь вопросы?
— Нет, сэр, — выдержка выдержкой, но Гарри было откровенно неуютно в присутствии Снейпа. Воспоминания, придавленные ко дну памяти поцелуями Блейза, всплывали кверху — как то самое, что никогда не тонет. — До свидания, сэр.
Гарри поспешно выскользнул за дверь кабинета. Руки тряслись, как при очень сильном нервном тике.

* * *

«УКАЗОМ ГЛАВНОГО ИНСПЕКТОРА ХОГВАРТСА
Разрешается применять к учащимся в качестве наказания меры, ранее запрещённые Конвенцией тысяча восемьсот девяносто третьего года, как-то: порка, подвешивание за руки, заключение в карцер на хлебе и воде.
Данный указ выпущен на основании декрета об образовании за № 25.
Подпись: Долорес Джейн Амбридж, главный инспектор Хогвартса».
Гарри рассматривал одно из огромных объявлений, жирными буквами сообщавших всем желающим о новом указе; счастливый Филч заклеил ими всю школу так густо, что бумаги на стенах было больше, чем свободного пространства — по крайней мере, в тех коридорах и комнатах, которыми часто пользовались.
— Мистер Поттер, — пропел хрустальный девичий голосок за спиной Гарри. — С сегодняшнего дня Вы начинаете отрабатывать Ваше недельное наказание за интервью в «Придире». Надеюсь, Вы не забудете зайти ко мне в шесть часов вечера.
Гарри встретился взглядом с немигающими жабьими глазками и увидел в них такое откровенное предвкушение, что его сначала просто затошнило; и только спустя минуту до него дошло, почему тогда она отложила взыскание.

— Добрый вечер, — Гарри решил не говорить «профессор Амбридж» — много чести.
Гарри до последнего надеялся, что она ограничится режущим пером — хотя оно уже успело доказать свою неэффективность в отношении Гарри… ведь сказала же прийти в кабинет, а не в подземелья, где, по сведениям Карты Мародёров, находились давным-давно заброшенные комнаты для запрещённых Конвенцией тысяча восемьсот девяносто третьего года наказаний…
— Добрый, мистер Поттер, — Амбридж поднялась из-за письменного стола с такой радушной улыбкой, что от неё сделалось приторно во всём кабинете, чей интерьер и без того не блистал сдержанностью и холодностью. — Пройдёмте за мной, пожалуйста.
Гарри молча шёл за Амбридж к подземельям, задаваясь риторическим вопросом: «И был ли мне смысл уходить отсюда?»
В одной из темниц их уже ждал Филч — суетливый, радостный, нетерпеливо потирающий руки. Гарри машинально отметил, что это помещение никак нельзя назвать заброшенным — завхоз наверняка трудился не час и не два, начищая до блеска каждый уголок. «Вот только мне от этого, боюсь, не легче».
— Прошу, мистер Поттер, — Амбридж сделала приглашающий жест рукой, указывая на какое-то приспособление, смахивающее на подвешенную к потолку штангу с приделанными к ней короткой цепью наручниками. Сияющими, почти стерильными. Под приспособлением стояла табуретка — иначе до наручников было просто не дотянуться. Ну да, предполагается, что нерадивый ученик должен висеть, а не стоять с задранными руками…
— Вы сошли с ума… — вырвалось у Гарри.
— Отнюдь, мистер Поттер, — мурлыкнула Амбридж. — Отнюдь. Министерство целиком и полностью одобрило мой последний указ. Или Вы станете утверждать, что Министерство тоже сошло с ума?
Гарри не ответил.
— И говорю Вам сразу, мистер Поттер, — глаза Амбридж как-то сально заблестели, — в этих помещениях действуют чары, наложенные самими Основателями. Ни один ученик не может здесь колдовать. Не подействует даже портключ, мантия-невидимка или какой-либо другой независимый артефакт, — «это она просто так или с намёком? Наверно, просто так… не то отобрала бы от греха подальше». — Действие любых зелий и заклинаний тоже нейтрализуется этими чарами — на случай, если Вы решите заранее выпить обезболивающее.
Это всё Гарри и так знал из «Истории Хогвартса».
— Прошу же Вас, мистер Поттер, — повторила Амбридж. — Или прикажете подводить Вас к наручникам с помощью Мобиликорпуса?
Гарри не хотел «приказывать». И чтобы его левитировали к наручникам — не хотел тоже. Пожав плечами, он взобрался на табуретку и вытянул руки вверх. В конце концов, он ведь не так много весит, чтобы это причинило серьёзный вред суставам. Вот она где, польза многолетних голодовок у Дурслей.
— Innecto, — взмахнула палочкой Амбридж. Наручники защёлкнулись на запястьях Гарри; он беспрепятственно опустил руки, позволяя Амбридж налиться злобой. А что он мог сделать, если наручники были ему безнадёжно велики?
Он и вправду ничего не мог сделать, зато Амбридж было вполне под силу уменьшить наручники до требуемого размера. Едва Гарри для проверки подёргал руками и убедился, что на этот раз ладони не выскользнут, Филч, не дожидаясь команды от Амбридж, пинком выбил табуретку из-под ног Гарри.
О-о-ой,

* * *
… Гарри прикусил язык до боли, чтобы не вскрикнуть; кажется, здесь имеет значение каждая унция веса… руки едва не выдернуло из запястий резким рывком; Гарри, зажмурившись от боли, старательно дышал как мог размеренно, привыкая к боли. Ну, боль. Ну, сильная. Ну, непрерывная. Ну и что? Бывает. Терпеть можно. Нужно даже.
— Спасибо, Аргус, — кивнула Амбридж. — Приступайте ко второй части.
«Второй части?»
Филч скрылся из поля зрения Гарри, а Амбридж вновь вытянула палочку:
— Depono! Wingarmentia!
Гарри вздрогнул от холода, волной прошедшего по спине и груди, когда с него слетели мантия и рубашка.
— Готово, мадам директор! — прохрипел Филч, едва не рыдая от счастья. — Плети готовы… позвольте мне приступить прямо сейчас…
Гарри показалось, что всё это дурной сон. Кошмар, который развеется, когда он откроет глаза.
Ему много раз казалось так раньше; с детства, когда дядя Вернон подступал к нему со сжатыми кулаками и багровым лицом, Гарри хотелось, чтобы это оказалось страшным сном, отвратительным, ужасным, неправильным — но сном.
И никогда это его желание не исполнялось. Не собиралось оно делать этого и сейчас, когда и подземелье, и приплясывающий от нетерпения Филч с плетью в руках, и облизывающая узкие жабьи губы Амбридж, и сырой холод, пронизывавший темницу, были так пугающе реальны.
— Приступайте, Аргус, — милостиво разрешила Амбридж. — Надеюсь, это поможет Вам выучить, мистер Поттер, что лгать нельзя.
Первый удар застал Гарри врасплох; обжигающая боль змеёй пролегла от середины правого бока до левой лопатки. Он готов был возненавидеть себя за слабый вскрик, за то, что инстинктивно качнулся вперёд, пытаясь уйти от боли. «Скри-и-ип», — насмешливо сказала куцая цепь наручников. Амбридж широко улыбалась.
Второй удар лёг поперёк первого; Гарри до крови прокусил губу, но промолчал. Неровный крест вздувшихся рубцов на спине пылал и пульсировал болью.
Третий удар. Четвёртый. Гарри считал их, чтобы не сойти с ума. Пятый. Шестой. Наручники скрипели всё чаще и громче — Филч, входя в раж, бил так, что лёгкое тело Гарри под плетью отлетало вперёд, как маятник; Амбридж учащенно дышала, пристально следя за кровью, стекающей по подбородку Гарри из прокушенной губы, за конвульсивной дрожью, проходившей по телу Гарри при каждом ударе.
Седьмой. Восьмой. Филч дышал с присвистом. «Утомился, бедный, бить, рука устала замахиваться…», — «посочувствовал» Гарри и прокусил губу во второй раз — девятый удар пришёлся точно по восьмому. Что-то тихонько треснуло, как будто разорвалась тонкая ткань; частый, дробный стук по полу — капли. Тёмно-красные.
— Достаточно, Аргус! — голос Амбриж сорвался. — Хватит на сегодня. Не забывайте, ему предстоит ещё шесть дней наказания… не нужно, чтобы его пришлось лечить раньше времени…
— Да, мадам директор, — хрипло ответил Филч и гулко сглотнул. — Я… пойду вымою плеть, мадам, — дверь темницы хлопнула.
«Дрочить будет на окровавленную плеть», — равнодушно подумал Гарри. Боль забивала все эмоции и все пять чувств; она заполняла Гарри целиком, так что он начинал сомневаться, было ли когда-нибудь по-другому. Только боль, идущая из костра, разожжённого у него на спине. Только мертвящий неестественный холод.
Унизанные перстнями пальцы с силой нажали на открытую рану, вызывая внеочередную вспышку боли. Гарри вздрогнул, но промолчал.
— Это был хороший урок, не так ли, мистер Поттер? — прошелестела Амбридж. — А чтобы закрепить его, Вы повисите тут до отбоя и подумаете о своём поведении. Потом я приду освободить Вас… может быть.
Снова хлопок двери. Гарри обессиленно уронил голову на грудь; наручники немилосердно давили на запястья, натирая кожу. Суставы недовольно похрустывали, грозя в любой момент отказать; ладони онемели — кровообращение было перекрыто наручниками. Спина горела, и боль с каждой минутой только росла; всё больше и больше, нестерпимей и нестерпимей, и Гарри надеялся, что, может быть, потеряет сознание от болевого шока. Через час надежда растаяла окончательно.
Через два во рту у Гарри пересохло; язык сделался шершавым и распух, губы запеклись и слиплись, и только это удерживало Гарри от жалобных стонов, которых всё равно никто не услышал бы.
Через четыре часа дверь распахнулась.
— Я всё-таки пришла, мистер Поттер, — пропела Амбридж. — Как Ваш урок?
Гарри промолчал. При всём желании он не смог бы сказать что-нибудь, потому что высохший до состояния наждака язык был не в состоянии двигаться.
— Я вижу, усвоение продвигается успешно. Solvo.
Наручники разомкнулись; Гарри упал на пол, не сделав ни малейшей попытки сгруппироваться. Пол встретил его запахом засохшей крови и холодом, холодом, холодом.
— Оденьтесь, мистер Поттер.
Встать удалось сразу, но голова закружилась — Гарри схватился рукой за стену, пережидая приступ, и запястье, истёртое до крови там, где под кожей вплотную проступала кость, возмущённо полыхнуло.
Мягкая ткань рубашки циркулярной пилой проехалась по покрытой рубцами спине; Гарри шипяще выдохнул, пытаясь не обращать внимания на боль, и накинул мантию.
— Можете идти, мистер Поттер, — реплика Амбридж догнала Гарри уже на полпути к двери.
Свет в коридоре ударил по глазам Гарри, привыкшим за несколько часов к сумраку темницы. Идти было легко, если держать осанку и не шевелить руками, чтобы не тревожить рубцы.
Слизеринская гостиная была полна народу; там доделывали домашнее задание, вполголоса разговаривали, читали, играли в шахматы — молча и сосредоточенно. Блейз тоже был там; он сидел с раскрытой книгой на коленях в кресле напротив входа, но смотрел не на страницы, а на вход. При виде Гарри книга была безжалостно захлопнута.
— Где ты был? — тревожно спросил Блейз, кладя руку Гарри на плечо; кончики пальцев Блейза задели рубец от пятого удара, и Гарри, стараясь не морщиться от боли, аккуратно снял его руку со своего плеча. — Я волновался…
На них смотрели, но ни одного из двоих это не волновало ни капли.
— Всё в порядке, — попробовал сказать Гарри; из пересохшего горла вырвался какой-то невнятный хрип. Он прокашлялся и повторил более внятно. — Всё в порядке. Я отбывал наказание.
— У кого? — быстро спросил Блейз.
— У Амбридж, — автоматически ответил Гарри.
Глаза Блейза зло сузились.
— Указ согласно декрету номер двадцать пять? Отмена решений Конвенции?
Гарри молчал.
— Гарри?
— Дай мне воды, — попросил Гарри сипло.
— Конечно… пойдём, — Блейз потянул Гарри за собой. Гарри не противился.
До Выручай-комнаты Гарри не дошёл — Блейз его левитировал; он нёс бы на руках, но Гарри был решительно против каких-либо прикосновений к спине.
Узкая мягкая кровать, куда Блейз уложил Гарри носом вниз, до боли напоминала ему лазарет; вот только здесь не было мадам Помфри, причитающей, охающей, отчитывающей. Это было не так уж и плохо — лежать в относительной тишине.
— Aguamenti, — Блейз поддержал голову приподнявшегося на локте Гарри. — Пей.
Вода… холодная вода… зубы заломило, но Гарри пил и пил.
— Пока хватит… — Блейз отставил пустой стакан на прикроватную тумбочку. — Пока займёмся тобой… можно снять с тебя мантию и рубашку?
— Они приклеились, — предсказал Гарри, уложив подбородок на сцепленные руки.
— Я осторожно, — пообещал Блейз.
Мантия снялась легко. Рубашку он отлеплял с помощью тёплой воды и мягкой губки; Гарри терпел неизбежную боль молча, сжав зубы, ничего не отвечая на вопросы о том, как он, пока Блейз не отозвался об умственных способностях Гарри весьма нелицеприятно (а если попросту, то горестно осведомился: «Ты совсем недоумок, что ли?») и не напоил его обезболивающим зельем. После этого стало много легче, и Гарри сумел расслабиться, пока Блейз стаскивал с него рубашку и скрипел зубами, увидев рубцы.
— На тебе же живого места нет…
— Наверняка есть, — предположил Гарри. — Просто его под рубцами не видно.
— Тебе бы всё шутить… — Блейз нервно хихикнул.
— Ну не плакать же, — Гарри пожал бы плечами, если бы не опасение вызвать новую волну боли.
— На твоём месте девяносто процентов тех, кто учится в этой школе, давно не только расплакались бы, но и повинились бы перед Амбридж во всём, что делали, и что не делали… а у тебя губа не раз прокушена — гордо молчал, да?
— Да… и, пожалуйста, не лечи их, ладно? Только сними воспаление… и только в перчатках из драконьей кожи! — спохватился Гарри. — Ни в коем случае не трогай мою кровь просто так!
— Почему? — в голосе Блейза звучали искренние удивление и обида.
— Жить хочешь — ищи перчатки, — безапелляционно отрезал Гарри. — У меня ядовитая кровь.
— Ядовитая?
— В ней столько яда василиска, что хватит убить пару тысяч Блейзов Забини, — устало объяснил Гарри. — Рубашку, где кровь, тоже не трогай… на всякий случай…
— Откуда у тебя яд в крови? — судя по характерному шороху, Блейз внял гласу Гарри и натягивал перчатки, любезно предоставленные комнатой.
— Это долгая история, — пробормотал Гарри. — И в ней не только мои секреты.
Василиска Севви тоже следует считать за разумное существо со своими секретами, которые следует уважать, не так ли?
— Ладно… — не стал настаивать Блейз. — Сейчас смажу тебя маринадом горегубки — ни черта не лечит, зато воспаление хорошо снимает… Она что, сама тебя била?
— Наблюдала. Бил Филч.
Блейз процедил сквозь зубы что-то непечатное и больше ничего не спрашивал.
— Спасибо, — Гарри захотелось спать, когда Блейз бережно укрыл его одеялом. — Завтра поможешь мне?
— Завтра? Ты должен второй раз туда явиться?
— Всего была назначена неделя. Сегодня первый день…
— Конечно, помогу. Спи. Я разбужу тебя перед уроками.
Гарри успокоенно провалился в сон, задаваясь ленивым вопросом о том, как так случилось, что Блейз Забини вошёл в его жизнь и занял там до Мерлиновой бабушки места; стал о нём заботиться и беречь его сон. Единственный ответ, пришедший в усталый мозг — «любовь меняет людей» — решительно не понравился Гарри.
Опять это дурацкое слово на букву «л». В каждой бочке затычка.

— Добрый вечер, мистер Поттер.
— Добрый вечер, — учтиво склонил голову Гарри. Приветствие преследовало две цели: показать старой жабе, что сломать его не удалось, пусть и не надеется — в чулане и похуже приходилось, вытерпел же как-то, не сломался — и не дать ей повода назначить лишний день наказания. Например, за неучтивость с директором.
Тот же набор, что и вчера: Innecto, Depono, Wingarmentia. Филч с такой торжественной рожей, будто явился на собственную свадьбу, а не на изуверское взыскание.
И удары. Первый же прорвал корочку сукровицы на вчерашних ранах; Гарри привычно сжал нижнюю губу зубами — лучше прокусить ещё десяток раз, чем закричать от боли.
Хуже боли было унижение — тем более острое и мучительное, что он пытался сохранить остатки собственного достоинства перед немигающим взором жабы. Но крайне трудно это делать, повиснув в наручниках в полуметре от пола и терпя удары плети по голой спине.
Сегодня кровь закапала уже после третьего удара; но Амбридж не останавливала Филча, пока он не дошёл до десяти.
Несколько часов в полутьме Гарри тщетно внушал себе, что всё суета, прах и тлен, и что на боль не стоит обращать внимания. Но руки — именно руки, измученные тем, что должны были выдерживать весь вес Гарри, а не исполосованная спина — предавали его. Суставы и связки, не оправившиеся после вчерашнего, снова проявляли своё недовольство таким варварским обращением, и Гарри мог их понять, но не принять.
На третий день были пятнадцать ударов и невозможность свободно двигать руками — закаменевшее в своей боли запястье отказывалось повиноваться. Именно в этот день Боуд соизволил выказать Гарри высочайшее недовольство по поводу того, где чёртов гриффиндоролюбивый ловец шлялся всю вчерашнюю тренировку. Сообщение о наказании у Амбридж не впечатлило слизеринского капитана нисколько, и он только предупредил меланхолично слушавшего Гарри, что в случае проигрыша последнему придётся очень и очень плохо. Гарри обыграл бы Чжоу Чанг и вовсе без рук, но выходить на поле с неслушающимися конечностями ему не улыбалось всё равно вне зависимости от глупых угроз Боуда.
На четвёртый день руки пришлось долго разминать, тихо ругаясь сквозь зубы, и подставлять под тёплую воду.
На пятый двадцать ударов довели Гарри почти до обморока от боли, но ни звука он так и не проронил — только ещё три раза прокусил губу, превратившуюся в месиво из шрамов. Блейз прилежно каждый вечер смазывал губы Гарри косметической мазью для удаления шрамов, но, по словам Блейза, для видимого эффекта мази требовалось как минимум недели три регулярного использования, так что Гарри глядел в зеркала и вовсе скептически — такая там отражалась рожа, хоть сейчас на плакат «Разыскивается».
На шестой руки всё же выскочили из суставов, и Блейз вправлял их, сосредоточенно хмурясь, а Гарри при этом сидел, привалившись плечом к стене и закрыв глаза. Он начинал подозревать, что от такого количества боли всё же сошёл с ума; другое дело, что этого ещё не заметили, потому что Блейзу всё равно, слетел ли Гарри с катушек — Забини не собирался бросать его ни психом, ни здоровым, так какая разница? — а другие и вовсе не могли об этом судить. Разве что Гарри выкинет что-нибудь вовсе уж несусветное…
На седьмой день Амбридж удовлетворённо заключила, что урок, кажется, усвоен, и отпустила шатающегося после тридцати ударов Гарри с пожеланием не лгать больше. Гарри подумалось: что бы сказал на это Дамблдор, демонстративно заявивший в день своего бегства из Хогвартса, что не допустит в школе рукоприкладства? А как насчёт плетеприкладства?
Через три дня состоялся матч Слизерин-Рэйвенкло. Ещё до первого гола Гарри ухватил только что отпущенный снитч, норовивший ускользнуть в небо, и Кубок по квиддичу — равно как, похоже, и Кубок школы — снова принадлежал змеиному факультету. Толпа ликующих слизеринцев на руках внесла капитана команды в подземелья — праздновать победу. Гарри в одиночестве долго стоял под душем, подставляя ноющие запястья тёплым струям воды, и мечтал забыть всю неделю взысканий. Так долго… так больно…
Кажется, эффект взыскание возымело. Хотя вряд ли тот, на который рассчитывала Амбридж.

Ты слышишь, палач? Час божьего гнева пробил.
Шарль де Костер, «Легенда об Уленшпигеле».

До экзаменов оставалось полторы недели, и библиотека в любое время была полна народу. Гарри приходил туда, беспрепятственно забирал нужные книги — мадам Пинс ещё с первого курса прониклась доверием и сочувствием к тихому вежливому ребёнку, которому больше некуда было приткнуться по вечерам, кроме как к столу со стопкой книжек — и удалялся в Выручай-комнату. Сидеть в библиотеке было слишком опасно, учитывая «малфоевский фактор»; такой лютой ненавистью, как после случая в гостиной, глаза блондинчика не горели ещё никогда. Судя по всему, Блейза и Снейпа Малфой с глубокого детства считал своей собственностью, и то, что Гарри их каким-то образом «отнял», только усугубило недружелюбие некоронованного принца Слизерина; да, после всего Малфой оставался лидером, под чьё влияние не подпадали только Гарри и Блейз. Он всё ещё был самым богатым, одним из самых знатных, самым властным и напористым. К тому же случай с Бэддоком, кажется, только прибавил Малфою уважения в глазах слизеринцев; даже несмотря на последовавшую разборку с Гарри, где Малфой показал себя не слишком умелым дуэлянтом. В конце концов, Поттер — он же псих опасный и агрессивный, что с него взять…
Школа словно сошла с ума — по крайней мере, пятый курс так точно. Какой Вольдеморт? Какие Пожиратели? Какая война? Какие каверзы Министерства? На носу СОВы!..
Гарри с лёгким недоумением наблюдал за тем, как учёба приобретает маниакальные размеры; все четыре факультета учили всё подряд едва ли не круглые сутки. За завтраком, обедом и ужином, прислонив книги к графинам с соком и кувшинам с молоком, студенты проносили ложки мимо ртов, читая параграф за параграфом. В гостиной неизменно стояла мёртвая тишина — все были погружены в учёбу. Под глазами практически у всех появились тёмные круги, белки покраснели от лопнувших сосудов. Даже Блейз, хладнокровный и невозмутимый, нервно повторял и повторял, и Гарри оставалось только предполагать, что с ним самим что-то не так. Подумаешь, экзамены. Конец света, что ли? Гарри, конечно, читал конспекты и учебники, но это не мешало ему есть, спать и думать о других вещах. СОВ представлялись ему обычной сессией, которых он сдал уже три штуки (чемпионы Турнира освобождались от экзаменов, что было значительным плюсом — им и без того приходилось несладко); вот только шума вокруг этой сессии было не в пример больше.
Гарри не снилось по ночам, что он проваливает все СОВ одну за другой, как снилось Дафне Гринграсс, жаловавшейся на это подругам; не снилось, как его выгоняют из школы за неуспеваемость — худший кошмар Гермионы; не снились билеты с абсолютно незнакомыми вопросами, как это виделось напуганному экзаменами до дрожи в коленях Невиллу. Ему снились полутьма подземелий, свист плети, горячее ощущение крови, текущей по подбородку, и масленый, торжествующий неподвижный взгляд Амбридж. А иногда — безумные глаза Снейпа и абсолютная, оглушающая беспомощность бабочки, пригвождённой булавкой к картону.
Через два дня после официального окончания семестра — ещё около трёх дней ученикам оставалось на самостоятельную подготовку к экзаменам — миссис Норрис сдохла. Филч ходил очень тихий, в трауре, сгорбившись; он похоронил её во дворе школы и воткнул зачем-то сверху косой деревянный крестик. Ходили слухи, что её отравили; но никто, разумеется, не признался, и мадам Помфри, сострадательно проведя диагностику, вынуждена была сказать, что кошка умерла от естественных причин — ей ведь было уже много лет, а кошачий век не так уж и долог даже в Магическом мире. Узнав обо всём этом за обедом в Большом зале, Гарри бросил быстрый взгляд в сторону Блейза; Блейз едва заметно улыбнулся и подтверждающе склонил голову. Филчу определённо стоило подумать трижды, а потом ещё четырежды, прежде чем вызываться так активно содействовать новому директору в поддержании дисциплины среди учащихся.
Как был извещён пятый курс, СОВ должны были продлиться две недели; утром ученики должны были сдавать теорию, после обеда — практику. Практика по Астрономии планировалась ночью, разумеется. Экзаменационные билеты, по словам декана, были защищены сильнейшими антисписывательными заклятиями. В экзаменационный зал запрещено было проносить автоответные перья, напоминалки, отстёгивающиеся манжеты-шпаргалки и самокорректирующиеся чернила. Гарри, впрочем, и не собирался, но кто-то помрачнел лицом после этого предупреждения. Неужели были люди, наивно надеявшиеся, что никто не позаботится о чистоте эксперимента?
Накануне экзаменов прибыла комиссия — все сплошь старые, а мужская часть комиссии так ещё и лысые поголовно. Выяснилось, что председатель комиссии Гризельда Марчбэнкс принимала когда-то ТРИТОНы у Дамблдора; Гарри решил не прикидывать, сколько ей может быть приблизительно лет.
В понедельник утром перенервничавшие напоминали привидения; совершенно спокойный Гарри с аппетитом уничтожал тосты с апельсиновым джемом и философски размышлял о том, как пагубно придавать значение всякой ерунде. Например, экзаменам. От их результата на самом деле совершенно ничего не зависит…
После завтрака Большой зал преобразился в точно такой же, какой Гарри видел в мыслесливе Снейпа: множество одноместных столиков тянулись рядами к учительскому столу, у которого стояла профессор МакГонагалл. Рядом с ней находились запасы пергамента, перьев и чернил.
— Можете начинать, — сказала она и перевернула огромные песочные часы.
Гарри посмотрел в свой билет. «Вопрос 1. а) Напишите текст заклинания и б) опишите движение волшебной палочки, необходимое, чтобы заставить какой-либо предмет взлететь». Первый курс? Гарри улыбнулся и застрочил по пергаменту. Если все вопросы будут такими лёгкими, можно и вовсе ни о чём не беспокоиться.

После обеда пятикурсников загнали в маленькую комнату позади Большого зала, печально знакомую Гарри; на сдачу практики их вызывали маленькими группами по алфавиту.
— Паркинсон, Панси! Патил, Падма! Патил, Парвати! Поттер, Гарри!
Гарри было велено пройти к профессору Тофти, выглядевшему ровесником века — и даже не этого, а прошлого.
— Поттер, не так ли? — скрипуче осведомился профессор Тофти, сверившись с каким-то списком, и внимательно оглядел Гарри сквозь пенсне. — Тот самый знаменитый Поттер?
Экзаменовавшийся за соседним столом Малфой уронил бокал, который левитировал. Гарри сдержал хихиканье и кивнул:
— Да, сэр.
— Ну что ж… возьмите для начала эту подставку для яиц и заставьте её хорошенько покувыркаться!
К концу экзамена профессор Тофти был положительно очарован Гарри, которому удавалось всё без малейшей помарки и заминки. Надо сказать, восторги экзаменатора казались самому Гарри несколько преувеличенными, но, наверное, он и правда хорошо отвечал…
На Трансфигурации всё тоже было достаточно легко; Гарри решительно не понимал, почему некоторые выходили с письменной части с такими трагическими лицами. Они ведь всё это проходили, ничего нового никто в билеты не добавлял, не так ли?
Практическая часть тоже порадовала Гарри; пожалуй, она даже позабавила его, когда профессор Тофти, воскликнув «Браво!», когда Гарри за долю секунды заставил исчезнуть игуану, вдруг замялся и неловко спросил:
— Я слышал, Вы владеете анимагией, Поттер… может быть, Вы продемонстрируете? В качестве бонуса, если можно…
— Мне нужно много места, — предупредил Гарри. — Драконы — существа громоздкие…
— Конечно, конечно, давайте пройдём во двор…
Гарри с наслаждением превратился в дракона, расправил крылья и взлетел, сделав круг почёта над двором; выпустил струю пламени, сделал подобие «мёртвой петли» и приземлился обратно. Глаза профессора МакГонагалл почему-то сияли радостью и гордостью, хотя она никак не была причастна к успехам Гарри в анимагии; разве что общей рекомендацией на третьем курсе прочесть трактат Ульриха Гамбургского. Гарри не сомневался, что уж этот экзамен он сдал на «Великолепно».
Гербология в среду прошла без происшествий. Зато в четверг, на ЗОТС, повторилось почти то же самое, что во вторник. Гарри исчерпывающе ответил на вопросы теоретической части и без сучка и задоринки выполнил практические задания — так же, как и все члены Эй-Пи с пятого курса, насколько Гарри мог заметить. Профессор Тофти в ажиотаже все восклицал:
— Прекрасно! Великолепно! Чудесно! Браво, Поттер… — поток славословий неожиданно оборвался; профессор смущённо закашлялся и попросил:
— Мой старый друг, Тиберий Огден, говорил мне, Вы умеете вызывать овеществленного Патронуса… не могли бы Вы его показать? В виде, так сказать, подарка…
Гарри подавил смешок и кивнул.
— Разумеется, профессор, как скажете.
Он поднял палочку; посмотрел в глаза присутствовавшей на экзамене Амбридж и представил, как Фадж, кривя губы, говорит ей: «Я разочарован Вами, Долорес…», и как вытягивается обычно бесстрастное жабье лицо.
— Expecto Patronum!
Огромный серебристый олень величественно ступил на пол Большого зала; обошёл его, как свои владения, вернулся к Гарри и позволил до себя дотронуться, прежде чем исчез. Жаль только, пальцы проходили сквозь Патронус, как сквозь привидение…
— Блестяще, — восторженно выдохнул профессор Тофти. — Вы можете идти, Поттер, спасибо большое…
Пятница была посвящена Древним рунам. Вот это действительно было трудно, но Гарри помнил всё назубок. Целитель или не целитель, но Руны на самом деле были его любимым предметом; и мешочек с обточенными индюшачьими косточками оттягивал карман всё то время, пока Гарри, почти не задумываясь, переводил рунный текст.
Суббота и воскресенье были посвящены подготовке к Зельеварению; Гарри читал попеременно о собственно зельях и о защите сознания. Вряд ли, конечно, Снейп собирался на Зельеварении проверять окклюментивные навыки Гарри, но само умение успокоиться, отбросить эмоции и сосредоточиться на деле, описанное в книгах, тоже обещало не быть лишним. Отсутствие Снейпа ободрило Гарри, и зелье, налитое им во флакончик, который полагалось сдать экзаменатору, было безупречным до последней капли.
Экзамен по Уходу за магическими существами прошёл безупречно; он даже показался Гарри некоторым отдыхом после предыдущей недели.
В среду письменная работа по астрономии тоже не вызвала у Гарри затруднений; а поскольку практика должна была состояться ночью, на вторую половину дня был назначен экзамен по Прорицаниям. Многого на нём Гарри от себя не ждал, потому что способностей к Прорицаниям у него не было ни на грош (руны, пожалуй, особый случай); и если Блейз, например, мог вообще не заботиться о своей грядущей «Великолепно», то Гарри приложил всю свою фантазию, пытаясь углядеть что-нибудь в хрустальном шаре, чаинках в чашке и линиях на руке профессора Марчбэнкс. Он сообщил ей, что на следующей неделе ей стоит держаться подальше от режущих предметов, высказал предположение, что встреча со старым знакомым в прошлом месяце принесла ей много нового и интересного — тут вроде бы даже угадал, потому что глаза мадам Марчбэнкс расширились — и посоветовал ей сегодня ночью не выходить из замка, потому что иначе её линия жизни обещает сильно укоротиться.
Ночью же — той самой, такой опасной для профессора Марчбэнкс — во время Астрономии состоялось нечто совершенно, с точки зрения Гарри, возмутительное: Амбридж попыталась арестовать Хагрида. Когда во дворе разразилась самая настоящая драка с использованием кулаков — со стороны Хагрида — и Ступефаев — со стороны четырёх подчинявшихся Амбридж авроров — никто уже не смотрел в небо, а только наблюдал за происходящим. Даже присутствовавшие профессора Марчбэнкс и Тофти, пытавшиеся сначала урезонить студентов и напомнить им, что времени до окончания экзамена осталось мало, потом тоже прилипли к окнам Астрономической башни — после того, как профессор МакГонагалл, пытавшаяся остановить авроров и Амбридж, без предупреждения получила четыре Ступефая сразу.
— Осталось пять минут, — напомнил профессор Тофти слабым голосом, когда Хагрид, расшвыряв авроров во все стороны, скрылся в Запретном лесу.
Гарри с пулемётной скоростью дорисовал всё, чего не хватало у него на звёздной карте, благо во втором семестре под руководством Блейза он наконец научился делать это очень быстро и — что в данном случае тоже было важно — без глупых ошибок.
— Да, Поттер, — задумчиво протянула Марчбэнкс, когда Гарри проходил мимо неё к лестнице. — Если бы я вышла сегодня во двор, мне бы не поздоровилось, как бедняжке Минерве… Вы знали, что Министерство планирует арестовать Хагрида?
— Нет, профессор, — честно признался Гарри. — Откуда?
— Действительно, Поттер, откуда бы, — во взгляде Марчбэнкс причудливо смешивались удивление, уважение и странное веселье. — Вы можете идти.
Последний экзамен, по Истории магии, был назначен на два часа дня; Гарри, невыспавшийся после Астрономии, был зол на весь мир и, брызжа чернилами, расправился со всеми вопросами за полтора часа. Сложным это не было — только нудным.
Гарри подписал свой листок и начал перечитывать ответы в поисках фактической или грамматической ошибки; ошибок пока не было, и Гарри, подуспокоившись, зевнул. Солнце светило прямо на него, монотонный скрип перьев усыплял… глаза неуклонно слипались; голова Гарри медленно склонялась на грудь — он вскидывался, напоминая себе, что это экзамен, и спать на нём нельзя. Но через пару минут буквы начинали плясать перед глазами, солнечные зайчики искрились на полированной поверхности стола — и Гарри проваливался в сон, как в пуховую перину.
Кто-то вкрадчиво подкапывался под окклюментивную защиту Гарри; сквозь полусон он следил за тем, как кто-то пытается прорезать стену, которой Гарри окружил свои мысли и свою память. Упорно, сильно… но Гарри был начеку и моментально заделывал все намёки на дыры в своей защите. Кто бы это мог быть, такой любопытный?
Хм. Это Вольдеморт, дошло до Гарри, как только он попытался почувствовать, кто это ломится к нему в голову без приглашения.
Словно почуяв, что Гарри осведомлён о своём визитёре, Вольдеморт отбросил экивоки и напал в полную силу. Шрам прожгло болью по контуру; Гарри, стиснув зубы, держал защиту… ему удавалось, но на это уходили все силы. Обливаясь потом, сжав зубы до боли в висках, Гарри сопротивлялся атаке, а Вольдеморт все никак не прекращал пытаться влезть в его сознание.
Почему бы не узнать, что так срочно потребовалось сказать Вольдеморту?..
Гарри зажмурился, создавая вторую стену, где-то на метр в его воображении отстоявшую от первой, и провёл рукой по первой стене, создавая квадратное окошко. И через окно хлынули яркие, чёткие образы…
Чеканной походкой, изредка от нетерпения переходя на бег, он шёл по холодному, тёмному коридору Департамента тайн, полный решимости достичь наконец своей цели… чёрная дверь широко распахнулась перед ним… круглая комната с множеством дверей…
Каменный пол… вперёд, вперёд, к следующей двери… световые блики на стенах, на полу, и странное механическое тиканье, но нет времени выяснять, что это такое, надо торопиться…
Осталось пройти всего несколько футов… он подбежал к третьей двери… та послушно, как и все прочие, распахнулась…
Огромный зал с полками и стеклянными шарами… сердце бьётся быстро-быстро… на этот раз он узнает… ряд девяносто семь… он повернул налево и побежал по проходу…
Что это на полу? Бесформенное, чёрное, бьётся, как раненый зверь… Живот подвело от страха… от возбуждения…
Гарри заговорил, высоким, холодным голосом, в котором не было ничего человеческого:
— Возьми его… подними… я не могу до него дотронуться… но ты можешь…
Чёрное на полу шевельнулось. Гарри увидел белую, как бумага, руку с длинными пальцами, сжимающую волшебную палочку… Это его собственная рука… высокий, холодный голос сказал:
— Crucio!
Человек на полу пронзительно закричал от боли, хотел встать, но, корчась, упал. Гарри расхохотался. Он поднял палочку, сняв проклятье; человек застонал и обмяк.
— Лорд Вольдеморт ждёт…
Медленно-медленно, на трясущихся руках, человек немного оторвался от земли, поднял голову. Окровавленное измождённое лицо, искажённое болью, было дерзким, непокорным…
— Тебе придётся убить меня, — голос Сириуса охрип от крика.
— Разумеется, я так и сделаю, но после, — отвечал ледяной голос. — Сначала ты принесёшь то, что мне нужно, Блэк… Думаешь, то, что ты испытал — это боль? Подумай… у нас масса времени, а твоих криков никто не слышит…
Вольдеморт стал опускать палочку, и кто-то закричал; очень громко закричал и упал с нагретой солнцем парты на холодный пол… Упав, Гарри проснулся, продолжая кричать. Шрам пылал, спина, которой Гарри ударился о камень пола, буквально взвыла; вокруг постепенно собирались все, кто был в Большом зале.
Гарри быстро проверил свою защиту и остался доволен: даже первая стена не была разрушена; по-видимому, всё, что требовалось сейчас Вольдеморту — это закинуть ему в голову это нелепое видение. Разлепив намокшие от невольных слёз ресницы, Гарри увидел над собой встревоженное лицо профессора Тофти.
— Пойдёмте в больничное крыло, Поттер, — с неожиданной силой профессор помог Гарри подняться. — Пойдёмте…
Гарри позволил вывести себя в холл и уже там наотрез отказался идти к мадам Помфри.
— Со мной всё в порядке, — уверил он. — Я задремал, мне приснился кошмар… извините…
— Ничего-ничего, — взмахнул рукой профессор, — всё нормально. Экзаменационное переутомление, всё в таком роде… желаете вернуться и дописать экзамен? Уверены, что Вам не нужно в больниченое крыло?
— Уверен, профессор, — кивнул Гарри. — И я уже на всё ответил… поэтому и задремал, позволил себе расслабиться…
— Всё в порядке, Поттер. Тогда я сам заберу Вашу работу, а Вам лучше бы пойти прилечь.
— Конечно, профессор, так я и сделаю, — Гарри выжал из себя благодарную улыбку. — До свидания…
Тофти скрылся за дверью Большого зала, а Гарри, перепрыгивая через ступеньку, побежал в подземелья. Сейчас, пока все ещё на экзамене, можно не скрываться…
Гарри покопался в выдернутом из-под кровати сундуке и нашёл на дне книгу по ментальной магии, захваченную из дома Блэков. Старая, в переплёте тёмной кожи, без названия и автора, она сухо и детально рассказывала об артименции и легилименции; Гарри понравилось держать её в руках, и он машинально утащил её с собой, заметив это только в школе. Уколы совести он тогда утихомирил клятвенным обещанием вернуть книгу Сириусу сразу, как только в следующий раз попадёт в штаб-квартиру Ордена; прочитал половину, а потом стало не до неё…
Где же это было? Глава вторая, «Как распознать артименсивное видение. Отличия от видения легилиментивного». Гарри лихорадочно проглядывал страницы по диагонали.
«1. Артименсивное видение может отличаться присутствием какого-либо из пяти чувств помимо зрения и слуха; видение легилиментивное же ничем не отличается от путешествия в память при помощи мыслеслива, где нельзя чувствовать запахи, чувствовать что-либо осязанием и пробовать что-нибудь на вкус. Как правило, при создании артименсивного видения даже мастера артименции допускают эту ошибку, в особенности считая противника неопытным в ментальной магии.
2. Артименсивное видение ограничено в пространстве, тогда как проникнув в сознание при помощи легилименции, проникнувший волен видеть подробности, которых не запомнил, но которые видел владелец вышеупомянутого сознания.
3. Следует учитывать при ментальном столкновении с более сильным противником, что любое видение может оказаться артименсивным, т.е. априори не соответствующим действительности; вследствие этого требуется внимательность к деталям, могущим выдать артиментора: наподобие надетых задом наперёд мантий людей в видении.
Это три основополагающих признака, логически развивая которые, можно сказать, что…»
Гарри оторвал взгляд от книги и попытался припомнить видение как можно чётче.
Чувства? Были… было осязание… и пахло пылью и кровью, кровью Сириуса…
Подробностей обстановки Гарри тоже не заметил — только какой-то слившийся в единое целое фон — полки, стены, темнота… хотя он мог и просто не обратить внимания.
Насчёт несоответствия действительности… Гарри не мог припомнить, как на ком была надета мантия, но в его распоряжении имелся более действенный способ удостовериться в текущем местонахождении Сириуса.
— Сириус Блэк! — громко и чётко сказал Гарри, глядя в квадратное пыльное зеркальце.
Зеркало помутнело; Гарри терпеливо ждал, пока этот аналог телефонных гудков развеется. Минута, другая, третья… Гарри начал тревожиться. Когда прошло десять минут, Гарри распсиховался не на шутку, но как раз в этот момент Сириус ответил.
— Привет, Гарри! — крёстный был в отличном настроении. Непохоже было, чтобы кто-нибудь пытал его в данный момент. — Как дела? Что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось, — разулыбался Гарри. — Просто решил с тобой поговорить… у меня вот экзамены кончились.
— СОВ? Ну и как сдал?
— Думаю, хорошо, — Гарри пожал плечами. — Теперь можно расслабиться и выкинуть из головы войны гоблинов…
Сириус заразительно рассмеялся. Нескончаемые войны гоблинов испортили немало крови сотням поколений учеников Хогвартса.
— Как ты думаешь, — очень кстати припомнил Гарри одну вполне актуальную тему, — я смогу приехать к тебе на Гриммаулд-плейс летом?
— А ты хочешь приехать? — Сириус просиял.
— Конечно! Я думаю, если Дамблдор даст забрать меня от Дурслей пораньше…
— Ох уж мне этот Дамблдор, — поморщился Сириус. — Год из-за него света белого не вижу, сижу здесь, как проклятый…
— Зато в безопасности, — твёрдо сказал Гарри. — Я очень хочу, чтобы ты берёг себя. У меня ведь больше никого нет.
— У меня тоже есть только ты, — улыбнулся Сириус. — Я буду ждать, когда ты приедешь.
Возникла несколько неловкая пауза.
— Как у тебя с Ремусом? — спросил Гарри осторожно.
— Всё хорошо, — откликнулся Сириус, не раздумывая. — Правда, он бывает здесь от силы раз в месяц…
— Когда война закончится, вы сможете быть вместе постоянно, — убеждённо сказал Гарри.
— Она ещё и не началась толком… — вздохнул Сириус. — И я не знаю, захочет ли Луни оставаться со мной…
— Захочет, — уверенно сказал Гарри.
— Откуда тебе знать? — с горечью спросил Сириус.
— Я знаю вас обоих, — улыбнулся Гарри. — Видно же, что вы любите друг друга.
«А временные заскоки в сторону кого-либо другого, право же, не считаются».
— Надо ещё дожить до конца войны, — долго унывать Сириус не умел, и уже улыбался во весь рот. — Совсем забыл — как там твоё тайное общество?
— Ну, оно распалось само собой, когда Амбридж нас засекла… — пожал Гарри плечами. — Это было как раз тогда, когда Дамблдор ушёл из школы, дав Фаджу по макушке. Я наблюдал краем глаза за теми из своих, кто сдавал СОВ по ЗОТС вместе со мной. Они все молодцы. Ни один не провалил, ничего не перепутал…
— Главный молодец — это ты, Гарри. Это ведь ты их всему научил.
— Скажешь тоже…
— Но ведь не Амбридж же благодарить, верно? — ухмыльнулся Сириус.
— Верно, — фыркнул Гарри и широко зевнул. — Ой, извини… я не выспался ночью, мы сдавали Астрономию… вот и сейчас на Истории магии, написал всё и отрубился…
— Тогда лучше ляг и поспи, — предложил крёстный. — СОВ — они выматывают…
— Это да, — не стал спорить Гарри. — Тогда до связи?
— До связи, Гарри.
Зеркало помутнело и прояснилось вновь. Гарри задумчиво сдул с него пыль, сунул и зеркало, и книгу обратно в сундук и аккуратно, чтобы не потревожить спину, растянулся на кровати, закинув руки за голову.
Итак, Вольдеморт самым бессовестным образом врал, как сивый мерин. Вопрос: зачем ему это нужно? Чего он хотел этим добиться? Просто заставить Гарри запаниковать? Зачем?
Гарри пялился на задёрнутый полог кровати; мысли всё никак не желали собираться в кучу. Что он сделал бы, подумав, что Сириус в настоящей опасности? Надо полагать, потащился бы спасать его… в Министерство, в Департамент тайн…
Потащился бы. Неизвестно, что там спрятано, но совершенно очевидно, что Гарри ждала бы там тёплая компания Пожирателей Смерти; может быть, и с лордом во главе. Хотя почему «ждала бы»? Наверняка будет ждать, если уже не ждёт. Откуда Вольдеморту знать, что Гарри так наблатыкался в ментальных искусствах, что опознает артименсивное видение? Этого Гарри и сам не знал до сегодняшнего дня…

You are the meaning of it all
Don’t let me fall…
(Ты — смысл всего этого,
Не дай мне упасть…)
«Scorpions», «The future never dies».

Густая бархатная темнота с фиолетовым, как лепестки ириса, отливом, прорезанная белыми и сияющими, как молнии, точками звёзд, накрыла город к тому времени, когда они долетели до района, в котором располагалось Министерство; Гарри подумалось, что он никогда не видел более красивой ночи, чем эта — быть может, его последняя.
На каком-то грязном заднем дворе он прицельно плюнул пламенем в полуразрушенный старый гараж и расчистил себе место для посадки; превратившись в человека, Гарри с некоторым злорадным удовольствием послушал, как чертыхаются внезапно упавшие на землю члены Эй-Пи и резко скомандовал:
— Все за мной шагом марш! Увидите Пожирателей — не нападать без приказа!
Гарри открыл дверцу раздолбанной в хлам телефонной будки и набрал, как это делал летом мистер Уизли, шесть-два-четыре-четыре-два.
— Добро пожаловать в Министерство магии. Будьте добры, назовите свои имена, фамилии и цель визита, — зазвучал ровный женский голос.
— Гарри Поттер, Блейз Забини, Ли Джордан, Луна Лавгуд, Рон Уизли, Джинни Уизли, Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом, Эрни МакМиллан, Ханна Аббот, Сьюзен Боунс, Майкл Корнер, Колин Криви, Деннис Криви, — перечислил Гарри монотонно. — Цель визита: стычка с Пожирателями Смерти.
Цель, конечно, была не совсем эта, но результат, предрекал Гарри про себя, будет именно таков.
— Благодарю вас, — сказал женский голос. — Посетители, возьмите гостевые значки и прикрепите их к своим мантиям.
Гарри раздал всем значки и прикрепил на мантию свой, с надписью «Гарри Поттер, стычка с Пожирателями Смерти». Определённо, этот механизм, раздававший значки, не имел чувства юмора.
— Посетители, вы должны будете пройти проверку и зарегистрировать волшебные палочки в столе службы безопасности, расположенном в дальнем конце атриума.
— Да, конечно, — Гарри подозвал тех, кто ещё был на улице рядом с будкой; нешуточные чары, наложенные при постройке Министерства на эту мечту старьевщика, позволили втиснуться четырнадцати людям сразу.
В атриуме было пустынно и тихо; Гарри подозрительно огляделся, держа палочку наготове. Даже в Министерстве нет таких идиотов, чтобы оставить помещение на ночь без охраны, если сюда можно так беспрепятственно попасть; но стол охраны, где Гарри в прошлый раз регистрировал палочку, был пуст. Значит, Пожиратели уже здесь. А коль скоро они не в атриуме — вряд ли они тоже додумались все до единого стать невидимыми, не их стиль — значит, ждут в Департаменте тайн.
«Ничего, дождутся».
— За мной, — тихо велел Гарри; по звуку он мог бы определить, где был каждый член Эй-Пи — все чувства обострились, и Гарри напоминал себе зверя, вышедшего на охоту; бесшумные движения в темноте леса, насторожённо вздыбленная шерсть, вязь запахов, каждая неровность земли под лапами, ожидание и поиск, готовность убить и быть убитым… — И не шуметь.
Дверь Департамента тайн услужливо открылась перед Гарри; он переступил через порог и оказался в большом круглом зале, который смутно помнил по одному или двум снам ещё из первого семестра.
— Готично, — шёпотом откомментировал Блейз.
Гарри не стал его одёргивать, потому что Пожирателей здесь явно не было. К тому же он был согласен с этим мнением; зал был целиком чёрным, чёрные стены, чёрные двери, расположенные через равные интервалы, чёрный потолок… даже странно, что свечи на стенах горели не чёрным, а холодным голубым пламенем, отражавшимся в гладком мраморном полу. Казалось, под ногами была чёрная вода, мерцающая, движущаяся… почти живая.
— Куда теперь, командир? — голос Гермионы звучал очень сосредоточенно.
— Блейз, ты знаешь, какая дверь нам нужна? Ты ведь был здесь.
— Либо эта, либо вот эта… — Блейз прочертил по указанным дверям светящиеся полосы палочкой — иначе было бы затруднительно понять, какие именно он невидимый имеет в виду. — Я был здесь один раз и довольно давно.
— Хорошо, — Гарри коснулся ручки первой двери; дверь послушно открылась.
Тусклая комната, ступеньки вниз, образующие амфитеатр; на свободной от ступенек площадке, на невысоком каменном помосте возвышалась арка… древняя, растрескавшаяся… её проём был закрыт чем-то чёрным и искрящимся, колышущимся, словно от ветра… это походило на ткань, но — Гарри знал точно — не было тканью…
— Гарри, не подходи к этой Арке, — напряжённо попросил Блейз.
Гарри сделал шаг вниз, чувствуя сквозь тонкие подошвы кроссовок каждую выщербину на ступеньках.
— Ты что-то о ней знаешь?
— Я только слышал о ней… даже не знал, что она хранится здесь… те, кто упадёт за завесу, никогда не возвращаются.
— Умирают?
— Скорее всего. Никто не знает… Арке много тысяч лет, и никто ни разу не возвращался из-за неё. У меня плохое предчувствие, Гарри… не подходи к ней, — почти умоляюще повторил Блейз.
Чтобы Блейз заговорил таким тоном, предчувствие действительно должно было быть весомым. Гарри тянуло к Арке, к её искрящейся завесе, к тихим голосам, которые мерещились ему за этой завесой… именно поэтому он заставил себя отвернуться от Арки и взбежать обратно наверх.
— Если у тебя предчувствие, её и вправду стоит поостеречься, — согласился Гарри, памятуя о некоторых особенностях рода Забини. — Идём ко второй двери, эта — типичное не то.
Гарри сразу узнал танцующие блики слепящего света, заполнявшие комнату; он видел их сегодня на экзамене. Тиканье тысяч самых разных часов — тоже слышанное тогда — было таким энергичным, деловитым и размеренным, как будто никаких Пожирателей не было, не существовало Тёмных лордов, отчаянных мальчишек, полезших в дурацкую авантюру… будто жизнь, которую отмерял методичный «тик-так», шла спокойно и правильно — как она не делала никогда.
Свет исходил от хрустального колокола в дальнем конце комнаты; Гарри без раздумий направился в ту сторону. В колоколе был заключён миниатюрный воздушный вихрь, по которому то вверх, то вниз перемещалось крохотное птичье яйцо; вверху из него вылуплялась колибри, внизу она снова становилась яйцом.
— Вау, — выдохнул Ли Джордан. — Вот так Департамент тайн…
— Здесь, очевидно, держат время, — Гарри мельком взглянул на хрусталь и взялся за ручку следующей двери. — Сначала дело, достопримечательности потом. И чтобы ни звука, когда будете идти! Следующая комната — та, что нужно. Если вы не увидите Пожирателей — это будет значить только, что они тоже додумались замаскироваться до поры до времени. Чем позже они нас обнаружат, тем лучше.
Зал пророчеств, высокий, как в церкви, освещённый голубым светом свеч, был холоднее хогвартских подземелий; Гарри невольно поёжился. Эй-Пи, надо думать, тоже было не очень уютно, но все молчали и не издавали ни единого звука, как он и велел. Бесконечные шары на уходивших вдаль стеллажах неярко поблескивали. «Напророчествовали…», — покачал головой Гарри и двинулся вперёд, следя за номерами рядов. Пятьдесят восьмой… шестьдесят четвёртый… семьдесят седьмой… восемьдесят третий… Гарри шагал быстро, потому что чувство опасности торопило его почти истерически. Он мог угадать по стуку сердец, по пристальным взглядам, где находится каждый Пожиратель; но делать что-то было рано… нейтрализовать одного значило взбудоражить всех остальных.
Девяносто седьмой ряд. Гарри скользнул вдоль него, читая наклейки под шарами-пророчествами; не то, не то, не то… вот оно. «С.П.T.-А.П.У.Б.Д. Чёрный Лорд и(?) Гарри Поттер». Странные буквы заинтриговали Гарри, равно как и вопросительный знак. «У кого-то ещё какие-то вопросы?»
— Они всё ещё не пришли, — свистящий шёпот в паре метров заставил Гарри замереть с протянутой к пророчеству рукой.
— Придут, Белла, — на нормальной громкости слегка раздражённо ответствовал мужской голос, опознанный Гарри как принадлежащий Люциусу Малфою. — Или ты сомневаешься в плане нашего Лорда?
— Я? Сомневаюсь?! — зашипела Беллатрикс Лестрейндж. Судя по тому, что о присутствии Эй-Пи Пожиратели ещё не знали, свистящий шёпот ей просто нравился.
Гарри не стал слушать дальше; вынув палочку, он беззвучно шепнул слово, активизировавшее Сменочары, которых никто не отменял. Только в этот раз он не диктовал дату и время.
«Невилл, берёшь на себя Лестрейндж — для начала».
«Блейз, Люциус Малфой за тобой — как минимум, займи его на несколько минут».
«Остальные, используйте Петрификус и Экспеллиармус в первом ударе. Другие заклятия — когда Пожиратели дадут отпор».
«И не дай Мерлин кому-нибудь попасть в своего».
«Как только я скажу «Пли», разворачивайтесь и бейте по тёмным углам с Пожирателями».
Шорох мантий — тихий-тихий, на грани слуха — дал Гарри понять, что послание дошло до всех. Он улыбнулся и взял пророчество с полки — оно оказалось тёплым, как нагревшимся от солнца, пыльным и неожиданно тяжёлым, будто цельнолитым. И еле влезло в карман джинсов.
— Постой… Пророчество… — голос Малфоя-старшего напрягся; по-видимому, он бдительно следил за нужным шаром, и чудесное исчезновение оного с полки не могло не вызвать определённых подозрений.
— Пли! — выкрикнул Гарри и обеими руками толкнул стеллаж.
«Вот она и стычка».
Стеллаж рухнул с грохотом, начав целую цепь падений — стеллажи стояли слишком близко друг к другу, чтобы им было, куда свободно падать; многоголосье пророчеств заполнило зал — шёпот, неестественное завывание, предсмертные хрипы особо незадачливых предсказателей, звон разбивающихся пророчеств, треск и грохот падающих стеллажей; сотканные из тумана фигуры пророков вырастали, переплетаясь, образуя непрозрачную, как густой туман дымку.
— Comburo! — голос Невилла звенел от ненависти.
— Intervenio vitam! — луч заклятия Блейза врезался в выступившего из тени Малфоя, но, столкнувшись с Пожирателем, рассыпался в искорки и угас.
«Хорошая защита».
— Expelliarmus! — прогремели остальные.
Пожиратели потеряли не только палочки, но и несколько драгоценных минут, пытаясь понять, кому и в какую сторону бить наглую морду.
— Pello!
— Stupefy!
— Petrificus Totalus!
— Reducto!
— Rejicio!
— Finite Incantatem praesentes! — правильно среагировал Малфой-старший.
«А счастье было так близко, так возможно…» Теперь, когда Пожиратели их увидят, начнётся настоящая драка… почему он не сказал своим хотя бы самым дохлым Протего занавеситься, ну почему?..
«Дурак потому что».
— Crucio! — взревела взбешённая Беллатрикс, и Невилл не успел увернуться.
— Accio палочки Пожирателей! — Малфой не тратил время на поражение противников по одному.
— Rescindo! — Гарри разломал в полёте как минимум пять штук, но Пожирателей всё равно было много. И даже без палочек они, несомненно, кое-что могли.
— Reducto! — в глазах тихой и стеснительной Ханны Аббот горела неприкрытая ярость.
«Невилла она в обиду не даст», — решил Гарри и припечатал Петрификусом Кребба. Или Гойла. Между старшими поколениями этих семей тоже не было, на взгляд Гарри, ровным счётом никакой разницы.
«А вот и кончилась малина…» Пожиратели, получившие обратно свои палочки, не церемонились так, как члены Эй-Пи.
— Avada Kedavra!
— Crucio!
— Врассыпную! — заорал Гарри, послал в Люциуса Малфоя Torreo — пусть попробует сбить это пламя со своей мантии, тут Finite Incantatem или Aguamenti не отделаешься, рывком поднял с пола Невилла, который всё никак не мог оправиться после Круциатуса, и наложил на обоих Protego Maxima.
Члены Эй-Пи наконец-то перестали стоять на месте, как памятники самим себе, и бросились к выходу; Гарри, одной рукой держа Невилла, который мог держаться на ногах, но идти способен не был, рассылал веером заклятия, не особо беспокоясь об их законности. До двери он добрался последним, и Seco кого-то из Пожирателей всё же достало его по ноге. Гарри растянулся на полу, выпустив Невилла; тот, впрочем, сумел встать сам и даже попытался оттащить Гарри, но чёрта с два бы у него получилось, в таком-то состоянии.
— Беги! — рявкнул Гарри. — Это приказ!
Приказа Невилл ослушаться не посмел и, посекундно оглядываясь на Гарри, из десятка глубоких разрезок на ноге которого хлестала кровь, неуверенно побежал к выходу из зала с временем.
— Поттер, отдай мне пророчество, — Люциус Малфой был крайне зол.
А ещё он не подозревал, что его сегодняшние проблемы только начинались, потому что Гарри тоже был зол. Очень.
— Какое пророчество? — невинно удивился Гарри, осторожно просовывая кончик палочки между средним и указательным пальцами.
— Не строй из себя идиота! — Беллатрикс Лестрейндж была взбешена куда больше, чем все её потрёпанные заклятиями Эй-Пи соратники, вместе взятые, — возможно, потому, что Comburo Невилла изрядно подпортило ей причёску и обожгло щёку.
Пальцы правой руки Гарри хрустнули под её ногой; он вздрогнул, но не закричал. После Амбридж-то…
— Мальчик играет в стоика? — вкрадчиво протянула Беллатрикс. — Может, попробовать на тебе моё любимое заклятие?..
— Подожди с этим, Белла! — одёрнул её Малфой. — Пусть сначала отдаст пророчество.
— Не знаю никаких пророчеств, — заявил Гарри, не соврав ни капли, но искренность его была вознаграждена весьма своеобразным способом: пинком в пах от Гойла. Кажется, палочку этого гиппопотама в мантии Гарри разломал в щепки, пока та летела к Люциусу Малфою…
— Гойл, прекрати! — рявкнул Малфой. — Если ты сейчас кастрируешь щенка, он потеряет от боли последние мозги!
Гарри был полностью согласен с Малфоем.
— Повторяю, Поттер, достань пророчество оттуда, куда ты его спрятал, и отдай мне, — с отчётливой угрозой в голосе повторил Малфой.
— Оно разбилось… там, в зале… — Гарри прерывисто дышал, справляясь с болью.
— Он лжёт! — выплюнула Беллатрикс. Её глаза горели безумием и бешенством.
— Конечно, лжёт, — согласился Малфой. — Поэтому…
Что было «поэтому», Гарри так и не узнал, потому что Эй-Пи выбрала именно этот момент, чтобы отбить своего командира.
— Stupefy! — этот крик почти оглушил Гарри, и он еле расслышал ещё один, принадлежавший только двум голосам:
— Accio Гарри!
Его на третьей космической скорости метнуло по воздуху прямо в объятия Блейза и Ли; он сбил их с ног, и они втроём покатились по мраморному полу зала с дверями. Пророчество зазвенело в кармане, раскалываясь, и над ними встала туманная фигура — Гарри мог только увидеть, что глаза у неё неестественно большие. Он рывком сел, но боль в ноге заглушила всё, и когда он вновь обрёл способность слышать, фигура уже развеивалась.
— Блейз, Ли, вы слышали?
— Слишком шумно, — покачал головой Ли.
— Я слышал… — Блейз был бледен и напуган.
— Что там говорится? — требовательно спросил Гарри. Над их головами в дюйме пролетело с полдесятка каких-то серебристых стрел, и Гарри поменял решение:
— Потом расскажешь… помогите мне встать!
Блейз торопливо пробомотал обезболивающее заклинание; после этого Гарри мог стоять и ходить; кровь продолжала литься, но боль его больше не беспокоила.
— Rescindo! — заклятие Гарри врезалось в потолок над Пожирателями, уверенно теснившими Эй-Пи, и около сотни осколков разных размеров рухнули на головы Пожирателей; Гарри видел, как упал Долохов, получив по виску осколком, который был больше его собственной головы, как завизжала Беллатркс Лестрейндж, тряся перебитой рукой — к сожалению, левой. — Бегите!
Эй-Пи не ослушалась прямого приказа.
Гарри, Блейз и Ли забежали в комнату с несколькими столами и огромным аквариумом в центре; в аквариуме за неимением рыбок плавали человеческие мозги, таща за собой похожие на ленты мысли. Следом за ними туда ворвались Рудольфус Лестрейндж и Гадвуд.
— Petrifi… — начали Пожиратели.
— Stupe… — начали Блейз и Ли.
— Reducto! — прокричал Гарри, направив палочку на аквариум; стеклянные стенки разлетлись вдребезги, осколок впился Гарри в щёку. Вырвавшиеся на свободу мозги явно были недовольны принудительной сменой среды обитания и устремились к Гарри; в ленте мыслей, как в киноплёнке, можно было разглядеть цветные образы. — Pello!
Оттолкнутые в своём порыве мозги отлетели назад и попали прямиком в Пожирателей; ленты мыслей обвили Лестрейнджа и Гадвуда, они спелёнывали обоих магов, душили… Пожиратели, задыхаясь, рвали ленты с тела, но те только крепче сжимались.
— Идём! — велел Гарри заворожённым этой картиной Блейзу и Ли. «Всегда считал, что главное — уметь пользоваться имеющимися в наличии мозгами».
В чёрном зале Луна и Джинни спина к спине сражались с тремя Пожирателями во главе с Беллатрикс Лестрейндж; какое-то заклинание достигло цели, и Джинни припечатало к стене. Она сползла на пол и затихла.
— Petrificus Totalus! — заорали хором Гарри, Ли и Блейз.
Беллатрикс Лестрейндж не задело, но остальные Пожиратели свалились, как подкошенные — не ждали нападения со спины. «А надо бы», — мысленно отметил Гарри, и чувство опасности, беспрестанно нывшее всё это время, истошно взвыло, словно вторя.
Он круто развернулся, оставляя Беллатрикс на Блейза и Ли, и замер.
На пороге просторного зала стоял лорд Вольдеморт собственной персоной.
— Привет, Том! — издевательски закричал Гарри, решив, что немного панибратства уже ничему не может повредить. — А мы тут с твоими прихлебателями мнениями обмениваемся! Intervenio vitam!
Это заклятие должно было ввести жертву в продолжительную кому, из которой ещё никто не выходил, если верить книгам; но у Волдеморта оказалась реакция получше, чем у манекена из Выручай-комнаты.
— Avada Kedavra!
Синевато-серый луч из палочки Гарри и зелёный из палочки Вольдеморта встретились на полпути — и, судя по всему, просто не смогли расстаться; они слились в один луч, широкий, ярко-золотой. Палочка Гарри затряслась, как будто по ней пустили ток, и он понял, что не может оторвать от неё пальцы, как бы ни старался. У Вольдеморта, потрясённого, ошарашенного случившимся, была та же проблема.
Золотая нить, соединяющая Гарри и Вольдеморта, расщепилась: палочки оставались соединены, но нить превратилась в тысячи высоко поднявшихся тонких золотых арок. Они перекрещивались, и скоро оба оказались под золотым паутинчатым куполом, в световой клетке, вне которой бесновались в собственной битве Эй-Пи и Пожиратели, пока их предводители разбирались между собой.
Купол всё разрастался до тех пор, пока не стал таким густым, что от его света у Гарри заслезились глаза; тогда в воздухе зазвучало неземное пение, дивное, прекрасное, чудесное — Гарри сразу узнал его, хотя никогда не слышал прежде. Песня феникса разливалась вокруг них, даря надежду — бесполезную, вредную иллюзию, но такую сладкую, такую нужную сейчас.
«Не разрывать связь!»
Стоило Гарри об этом подумать, как держать её стало в сотню раз труднее; первый золотой луч, до сих пор соединявший палочки, сильно завибрировал, словно был недоволен чем-то, палочка заходила ходуном… по лучу заскользили невесть откуда взявшиеся крупные бусины света. Они катили по лучу, приближаясь к Гарри, и чем ближе они были, тем сильнее «нервничала» его палочка. Гарри уставился на бусины во все глаза, мысленно приказывая им двигаться в обратную сторону; пот стекал по вискам, заползал под воротник щекотной струйкой.
И бусины подчинились ему, потому что Гарри не сомневался, что победит в этом поединке воли; он не хотел победить, он знал, что сделает это — другого выхода у него не было. Они заскользили к Вольдеморту, всё быстрей и быстрей; у самого кончика его палочки бусины резко замедлили ход — Вольдеморт усиленно пытался остановить их взглядом; Гарри стиснул зубы, мысленно приказывая бусинам двигаться к Вольдеморту… медленно, очень медленно бусины подчинялись Гарри, продираясь сквозь волю Тёмного лорда, и тот в потрясении и страхе ослабил контроль. Гарри не сделал такой ошибки.
Крайняя бусина влилась в палочку Вольдеморта. Та сразу же начала испускать крики боли и страха и лучи разного цвета; последнее было Гарри знакомо по Priori Incantatem, которым не раз проверяли его собственную палочку после нападений того Пожирателя под Многосущным зельем.
«Примерно то же самое должно было случиться, вздумай кто-нибудь из Эй-Пи заавадить другого… — Гарри поймал себя на желании истерически захихикать. — Добро пожаловать в мою армию, дорогой лорд!»
«И что теперь делать?» Бусина за бусиной вливались в палочку Вольдеморта, которого трясло от чересчур сильной вибрации; заклинания в обратном порядке продолжали появляться. «Сколько так ещё стоять?»
Дверь мраморного зала, закрывшаяся за Вольдемортом, разлетелась в щепки; в комнату влетели Сириус, Ремус, Тонкс, Грюм и Кингсли. Верно оценив обстановку, они присоединились к Эй-Пи, тесня Пожирателей прочь из зала; на пороге тем временем показался Альбус Дамблдор с белым от гнева лицом.
— Рви связь, Гарри! — крикнул он, и Гарри подчинился, потому что Дамблдор, похоже, знал какой-то выход из дурацкого положения.
Гарри резко дёрнул палочку вверх, разрывая золотую нить; песня феникса стихла. Дамблдор шевельнул палочкой, но Вольдеморт и здесь успел раньше — он развернулся и создал блестящий серебристый щит; заклятие директора ударилось об этот щит, издав странный, леденящий звук, отдалённо похожий на удар гонга.
— Avada Kedavra! — выкрикнул Вольдеморт.
Дамблдор крутнулся на месте и исчез в вихре собственной мантии, появившись за спиной Вольдеморта; Авада заставила стенку треснуть.
— Как глупо с твоей стороны, Том, — снова подал голос Дамблдор. — Сейчас прибудут авроры…
— Пока они прибудут, ты умрёшь! — Вольдеморт оскалился и снова послал в директора третье Непростительное.
Дамблдор взмахом палочки вырвал из стены солидный кусок и загородился; каменные осколки полетели во все стороны.
— Ты всегда слишком боялся умереть, Том, и не понимал, что есть вещи хуже смерти, спокойно сказал Дамблдор. — Это твоё слабое место…
Вольдеморт решил сменить тактику.
Голова Гарри раскалывалась от боли надвое по линии шрама; его сжимало в объятиях-кольцах красноглазое существо, одинаково далёкое как от человека, так и от кого-либо угодно… сжимало так тесно, что в этой пародии на близость Гарри не мог различить, где кончается он сам и где начинается существо…
— Убей меня, — предложило существо Дамблдору. — Если смерть — ничто, убей меня и мальчишку…
Лицо Дамблдора исказилось гневом и страхом — убивать Гарри вряд ли входило в его планы; Гарри закричал в своей агонии, всё его тело превращалось в боль, оно переставало быть плотью и становилось болью, и он кричал, сопротивляясь, и огонь вырвался из его рук, яростный огонь, разбуженный страданием… и красноглазое существо тоже кричало вместе с ним, корчась в муках…
Стук. Стук. Гарри не сразу понял, что это звук его собственного сердца отдаётся в висках. Боли не было; он лежал лицом вниз на полу, и над ним, то отдаляясь, то приближаясь, звучали голоса множества людей.
— Он был здесь! Я его видел, мистер Фадж, клянусь, это был Сами-Знаете-Кто, он только что дезаппарировал!
— Знаю, Уильямсон, знаю, я и сам видел! — лепетал Фадж, запыхавшись. — Мерлинова борода!… Здесь… в Министерстве магии… святое небо… казалось невероятным… честное слово… как это могло…?
Дамблдор, бросив на Гарри взгляд и убедившись, что тот ещё жив и относительно здоров, начал что-то отвечать Фаджу на тему того, что весь год «уважаемый Корнелиус» гонялся не за теми, за кем надо бы. Гарри встал, цепляясь за стену, далеко уже не такую ровную и гладкую, как тогда, когда он вошёл сюда сегодня; левая штанина джинсов намокла от крови из нанесённых Seco ран и неприятно холодила кожу.
Сириус? Где Сириус? Из-за Гарри, из-за того, что тот решил поиграться и набить морды Пожирателям Смерти, крёстный подверг себя опасности… Гарри, пользуясь тем, что ни Дамблдор, ни Фадж, увлечённые разговором, не обращают на него внимания, заглянул в первую попавшуюся дверь — это был зал с Аркой.
Там всё ещё шло сражение; бились только двое, непримиримые враги, кузены, вставшие по разные стороны баррикад, Сириус и Беллатрикс.
Крёстный со смехом увернулся от Ступефая Лестрейндж — легко, словно танцуя.
— Сдала ты за годы в Азкабане, сестричка! Ну-ка, попробуй ещё раз! — дразнясь, как мальчишка, крикнул Сириус.
Второй красный луч ударил Сириуса в грудь.
Улыбка ещё не сошла с его лица, но глаза расширились от боли.
Сириус падал целую вечность: сначала его тело медленно изогнулось грациозной дугой, а потом, как в замедленной съёмке, он стал падать спиной на мерцающую завесу, свисавшую с верхнего края Арки.
«Арке много тысяч лет, и никто ни разу не возвращался из-за неё. У меня плохое предчувствие, Гарри… не подходи к ней…»
— Си-риу-у-ус!!..
Драконьи крылья за спиной Гарри полоснули воздух, втрое-вчетверо удлиняя его отчаянный скачок к центру зала; столкновение — и Сириус, изменив траекторию падения, с протестующим вскриком ударился плечом о край Арки и сполз на помост; Гарри же, неловко пошатнувшись, потерял равновесие, взмахнул руками и рухнул в искрящуюся черноту завесы. Перед тем, как мир исчез, Гарри видел страшное в своей безнадёжной боли лицо Блейза — вот что, должно быть, адски мучительно: знать, но ничего не мочь сделать — и без толку взмахивающего палочкой Дамблдора.

I was born like this,
I had no choice…
(Я был рождён таким,
У меня не было выбора…)
Леонард Коэн, «Tower of Song».

Гарри падал и падал; под ним была бездна, была и над ним, и вокруг него… чёрная, непроглядная… «Так выглядит Вечность, — забрела в голову Гарри мысль. — Тьфу, о чём это я…»
Падение походило на полёт — с той лишь разницей, что Гарри никак не мог управлять им. Хотя почему бы и нет, собственно?.. Гарри развёл руки в стороны и попробовал перевернуться в этой черноте; тело послушно повиновалось — слишком послушно, обычно мешает сопротивление воздуха, напрягаются мышцы… «Я, наверно, умер. И у меня нет никаких мышц. И воздуха вокруг нет — зачем он мёртвым?».
Но управлять падением всё равно не получалось — Гарри продолжал лететь вниз. «Я хочу уже приземлиться!».
И он встал на ноги. Что-то твёрдое, ровное. Откуда оно здесь… за Аркой?
— Оно здесь потому, что я так захотел, — рассудил Гарри вслух — это не очень отличалось от мыслей, но немного разницы всё же было. — И мне не нравится, когда темно…
Гарри хмыкнул и сказал:
— Да будет свет!
И появился свет. Источника у него не было — ну, Гарри и не заказывал свечу или фонарик, не так ли? Мягкий, светло-жёлтый свет, как от комнатной лампы, рассеивал темноту на несколько шагов во все стороны, но толку от этого было немного — темнота была пуста. Гарри глянул под ноги — всё та же надоевшая чернота.
— А… выбраться отсюда как-нибудь можно? — поинтересовался Гарри; за Аркой было положительно скучно.
Перед Гарри появилась широкая каменная лестница.
— Как услужливо… — Гарри не нравилась эта предупредительность. Если бы всё было так просто, за тысячи лет кто-нибудь, да вернулся бы из-за Арки.
Он провёл рукой по ступенькам и не ощутил ровным счётом ничего. «Ах да, я же умер. Как бы я чувствовал?». Гарри шагнул на первую ступеньку и уловил краем глаза какое-то движение; он резко опустил взгляд, но всё было спокойно. Встал на вторую ступеньку, не отводя взгляда от лестницы, и сумел поймать короткий момент, когда ступеньки дрогнули, и перед ним прибавилась ещё одна.
«Это что же, по этой лестнице и вовсе подняться нельзя? Каждый раз, как шагаешь, прибавляется ступенька… зачем тогда вообще нужна лестница?» Это показалось Гарри изощрённым издевательством, и он спрыгнул с лестницы обратно. Лестница растаяла в темноте. Гарри фыркнул.
— Это и есть смерть? — удивился он вслух. — Тоска здесь смертная, что да, то да…
Гарри задумался. Когда он подходил к Арке раньше, он слышал за завесой голоса… где те, кто говорил? Гарри оглянулся, но вокруг было всё так же пусто и тихо. Надо найти кого-нибудь… здесь обязан кто-то быть! Гарри зашагал вперёд по черноте; свет следовал за ним по пятам, не отставая.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — закричал Гарри. — Отзовитесь!
Тишина.
Гарри шагал вперёд, не зная, куда, собственно, направляется; иногда ему казалось, что из темноты выступают странные тени, похожие на призраков, но прежде, чем он успевал их окликнуть, они исчезали.
— Кто-нибудь… — беспомощно сказал Гарри. Ведь голоса ему не мерещились… они были здесь!
— Гарри?
Гарри стремительно обернулся и замер: перед ним стояли его родители; такие же, как на колдографиях, молодые, красивые, яркие…
— Мама! Папа! — Гарри кинулся к ним и обнял крепко, как мог.
— Гарри… — мать гладила его по волосам, и это прикосновение было совсем реальным, совсем настоящим… — Откуда ты здесь?
— Я, наверно, умер, — признался Гарри.
— Наверно — это как? — переспросил отец.
Гарри высвободился из объятий матери и отступил на шаг, чтобы любоваться своими родителями; глаза Гарри сияли от счастья.
— Я упал за Арку в Департаменте тайн… говорят, все, кто за неё падает, умирают… во всяком случае, они не возвращаются обратно, никогда…
— Но ты не мёртв, — возразила мать. — Мы же видим…
— Но я не могу вернуться, — пожал плечами Гарри. — И если вы оба мертвы, то почему я рядом с вами?
— Строго говоря, мы не должны быть рядом с тобой сейчас, — заметил отец. — Но ты захотел, чтобы мы оказались здесь…
— Это хорошо, — мягко сказала мать, — но это неправильно. Ты ещё не умер. Мы увидимся после того, как ты умрёшь по-настоящему.
— А это понарошку, что ли? — не понял Гарри.
— Считай, что так, — отец рассмеялся. — Здесь, за Аркой, безвременье. Здесь ничего нет.
— А там, где вы… где вы сейчас… что-то есть? — тихо спросил Гарри.
— Да, — улыбнулась мать. — Мы очень рады тебя видеть, Гарри, но долго нам здесь быть нельзя. Ты обязательно вернёшься туда, к жизни, а мы должны уйти обратно… скажи хоть, как ты учишься?
— Обычно на «Великолепно», — несколько оторопело ответил Гарри. Ну, родители должны интересоваться успеваемостью… хотя, с другой стороны, есть ли у них ещё общие темы?..
— Что ты всё о учёбе, Лили? — рассмеялся отец. — Синдром отличницы, да? А как у тебя с квиддичем, Гарри?
— Я ловец Слизерина, — Гарри невольно улыбнулся этому поддразниванию. — И лучший ловец школы…
— Молодец, — отец положил руку Гарри на плечо.
— Нам пора, — сказала мать. — Но ты знаешь, по дороге мы встретили одного мальчика…
— Какого мальчика? — ничего не понял Гарри.
— Вежливого симпатичного мальчика… он сказал, что ищет тебя, — улыбнулась мать.
— Назвался Седриком, — добавил отец. — Подумай о нём, и он придёт к тебе. Говорил, у него к тебе очень важное дело. Передавай от нас привет Бродяге! А нам действительно по…
Слог «ра» Гарри уже не услышал; родители растворились в черноте. Гарри судорожно вздохнул — наверное, он ещё нескоро их увидит…
— Седрик? — робко позвал он.
— Привет, котёнок, — Седрик появился так внезапно, что Гарри вздрогнул. — Как ты?
— Нормально… только умер на днях, а так всё в порядке, — ухмыльнулся Гарри.
— Это поправимо, — махнул рукой Седрик, самый настоящий Седрик, не полупрозрачный и дымчатый, а живой, сероглазый, каштанововолосый, в той же самой мантии, что и в день третьего испытания Турнира… — Послушай…
— М-м? — выжидательно осведомился Гарри.
— Они зовут тебя…
— Кто зовёт? — Гарри недоумённо прислушался, но единственными звуками были голоса его самого и Седрика.
— Они все, кто остался там. Живые.
— Значит, я всё-таки мёртвый?
— Почти. Вот я — точно да. Я очень качественно мёртвый.
Гарри улыбнулся. Лицо Седрика оставалось серьёзным.
— И что же? — уточнил Гарри. — Ты будешь моим проводником в мир мёртвых или как это называется? Тебе поручили отвести мою душу туда, откуда не возвращаются и предать её в руки демонов с раскалёнными сковородками? Или ещё что-нибудь в этом роде…
— Вот ещё! — Седрик рассмеялся. — Я здесь, чтобы сделать тебя живым снова… и мне никто этого не поручал. Просто тебе не время умирать.
— А ты умеешь оживлять почти мёртвых?
— Да. Когда ты сам не жив, этому очень легко научиться. Думаю, смерть — единственная плата, которую берут за такое умение. Те, кто остался вне Арки, ничего не умеют… ты даже не слышишь, как они тебя зовут, хотя я слышу. Признаться, я бы на твоём месте на такие завывания на древнехалдейском не пошёл — мало ли что это значит…
Гарри снова разулыбался и потянулся было обнять Седрика, но тот остановил его взмахом руки.
— Нет! Нельзя… пока нельзя…
— Почему?
— Ты поймёшь.
Гарри послушно замер.
— Так вот, что я хотел тебе сказать… мы видимся в последний раз, пока ты жив.
— В последний? — губы Гарри задрожали от какой-то детской обиды на общую несправедливость мироустройства.
— Я тебе больше не нужен. Строго говоря, ты с самого начала мог бы обойтись без меня.
— А я… я тебе нужен?
Седрик улыбнулся, и Мона Лиза пошла бы и сделала харакири в общественном сортире, увидев эту улыбку — столько было в ней загадочности и недосказанности.
— Младшие братья вырастают, и старшие отпускают их резвиться без присмотра. Но ты всегда будешь мне нужен.
— Тогда… — Гарри и сам не знал, что собирался сказать дальше, и Седрик перебил его вовремя:
— Об этом мы успеем поговорить, когда ты умрёшь. В нашем распоряжении будет пара-тройка вечностей. Наговоримся так, что ты сбежать от меня захочешь, а некуда будет.
— Правда? — Гарри с надеждой распахнул глаза.
— Правда, котёнок, — Седрик притянул Гарри к себе за локоть и нежно поцеловал в лоб, холодными пальцами свободной руки зарываясь в волосы Гарри.
Его губы обжигали, и это было больно — так вопиюще больно, что Гарри закричал, и кричал долго-долго — пока не прошёл через мягкую, слегка сбившую дыхание мембрану — так с ощутимым усилием преодолевается неподатливый воздушный поток; а потом он шмякнулся на твёрдое и замолчал, переводя дыхание, сгибаясь в судороге почти пополам оттого, что приходилось заново привыкать к тому, как воздух раздирает лёгкие, как вокруг холодно, как твёрдо, как… живо.
Отпечаток губ Седрика горел багровым ожогом рядом со шрамом, всё ещё воспалённым от встречи с Вольдемортом — тогда, когда Гарри был ещё жив… «Блин, а как звучит-то! Мало кто может взять и упомянуть в разговоре: «А вот когда я был жив в первый раз…». Все, кто был в комнате, молчали — Гарри чувствовал, не поднимая головы, их изумление и потрясение. Они и сами не верили, что Гарри вернётся. Он тоже не надеялся… «Ну что ж, в кои-то веки мне удалось наколоть всех поголовно».
— Гарри? Это правда ты? Гарри… — голос Сириуса был хриплым от волнения.
Гарри кивнул, не поднимая головы — ему не нужно было видеть кого-нибудь. Ему хватало их эмоций, которые он чувствовал — все щиты ушли куда-то безвозвратно, водоворота собственного привыкания заново к тому, как это — быть живым — и тоски по Седрику, светлой неизбывной тоски, такой, какая не оставляет на душе тяжесть, но никогда не перестаёт придавать воспоминаниям привкус горечи и запах полыни.
— Поттер, почему Вы молчите? — Снейп, разумеется, тоже был здесь. Куда без него.
— Яжык п'икушил, ко'да па'ал, — мрачно и честно буркнул Гарри, стараясь говорить почленораздельнее.
Эффектно воскреснуть положительно не вышло.
Зато умирал трагично и героически — это в какой-то степени примиряло Гарри и с болью в прикушенном языке, и с искренним, возмутительно громким смехом слизеринского декана; оставшегося, впрочем, в гордом одиночестве в своём неуместном в подобный высокий момент веселье.

* * *

Он пробыл в Арке около полутора суток, как ему рассказали. Сразу после его падения Дамблор организовал доставку в Департамент тайн нескольких темномагических книг и Северуса Снейпа, которому и поручили заняться ритуалом призыва упавшего в Арку. Описание такого ритуала в книге было, но автор честно предупреждал, что ни шиша-то у них не вышло, когда они попробовали. «Мы должны цепляться за любую соломинку, — сурово сказал Дамблдор, когда Снейп указал ему на это, и Фадж робко промямлил что-то насчёт того, что некромантия на территории Министерства запрещена. — Мы не можем позволить Гарри умереть!». И Снейп не стал спорить; Гарри подозревал, что у слизеринского декана были свои интересы стараться, не только приказ директора, но это было всё же под большим вопросом. Фадж тоже не сопротивлялся; подавленный самим фактом реальности вернувшегося Вольдеморта, он вообще не возражал больше Дамблдору.
Была начерчена шестиугольная звезда — начерчена кончиком палочки, оставлявшим за собой огненные линии; свечи, чей дым раскрывал сознание, были расставлены по углам звезды и зажжены. В ритуале, как рассказали Гарри, участвовали Сириус, Дамблдор, Снейп и в качестве источника силы — ещё несколько членов Ордена Феникса. Однако призывы на древнехалдейском длились уже больше суток, когда Гарри наконец вынесло из Арки на полном ходу; и он с удовольствием уверил их, что вовсе не ритуал был тому причиной. На резонный вопрос, что же тогда ему помогло, Гарри только улыбнулся и сделал покрепче свой окклюментивный щит. Седрик был и будет его личным старшим братом… и никто не должен знать, как возвращаются из-за Арки. Всё равно вряд ли кто-нибудь ещё вылезет из неё в ближайшие несколько тысяч лет…
Гораздо больше интереса, чем к ритуалу, которым его пытались выцепить, Гарри проявил к судьбе членов Эй-Пи. Все они остались живы, но Невиллу, Ли, Эрни, Джинни и Сьюзен досталось серьёзно, и их отправили к мадам Помфри. Остальные отделались синяками и шишками; когда приходится уворачиваться от Авады, не заботишься о том, чтобы подстелить соломку туда, куда будешь падать.
Всё это Гарри узнал постфактум; едва Снейп со всеми предосторожностями убрал звезду, в центр которой приземлился Гарри, Сириус едва не придушил крестника, обняв.
— Полегче, Сириус… — пискнул Гарри. — Ты меня так сам добьёшь…
Сириус только рассмеялся, и Гарри, к своему изумлению, увидел слёзы на осунувшемся лице крёстного.
— Ты спас меня, Гарри… подумать только… я чуть с ума не сошёл, когда мне сказали, что из-за Арки не возвращаются… ты… слов нет… Гарри…
— А я разве мог сделать как-то иначе? — недопонял Гарри. — Я, конечно, мог бы тупо смотреть, как ты падаешь, но…
Сириус взял Гарри за плечи и, слегка отодвинув от себя, начал пытливо осматривать.
— Ты в порядке? Ты ведь всё-таки умер…
— Ну, смерть мне никакого вреда не причинила, — осторожно сказал Гарри. — По крайней мере, я так чувствую. Правда, все повреждения от Пожирателей Смерти остались… пальцы правой руки сломаны, и ещё мне в ногу попало Seco…
— Отойди, Блэк, я осмотрю его, — раздражённо велел Снейп, всё это время молча наблюдавший за встречей крёстных отца и сына.
— Ты думаешь, я оставлю своего крестника с тобой? — огрызнулся Сириус, обнимая Гарри одной рукой за плечи.
Снейп, как ни странно, смолчал и произнёс над Гарри несколько зубодробительных заклинаний.
— Ещё попьёте укрепляющего зелья, Поттер, и всё будет в порядке, — устало сказал Снейп. Под его глазами залегли тёмные тени. — Вы поразительно живучи. Для верности зайдите к мадам Помфри, когда вернётесь в Хогвартс…
Крик феникса раздался под потолком зала с дюжиной дверей, и переливчатый, прекрасный Фоукс опустился перед Гарри.
— Привет, — Гарри потянулся погладить птицу, с удовольствием подставившую голову под ласку. — Мы с тобой одной крови, ты и я…
Фоукс согласно курлыкнул и уронил на раскрытую ладонь Гарри несколько слёз, мгновенно впитавшихся в кожу.
— Спасибо, Фоукс, — нежно сказал Гарри; прилив сил и беспричинного веселья накатил на него тёплой волной.
Феникс взлетел на плечо Гарри и потёрся головой о его щёку.
— Вау… — восхищённо выдохнул Сириус. — Одной крови? Это как?
— Это значит, в моей крови тоже есть огонь, — улыбнулся Гарри. — Я же дракон. Плюс, как только что было верно подмечено… поразительная живучесть. Я же Мальчик-Который-Выжил.
— Дважды, — фыркнул Сириус. Гарри шутливо ткнул крёстного кулаком в бок.
— Всё хорошо, что хорошо кончается, — вступил в беседу Дамблдор. — Если ты в порядке, Гарри, нам стоит уйти отсюда. Министерство сейчас очень занято… к тому же твоё возвращение парализовало работу Департамента тайн на целый день.
— Так им и надо, — решил Гарри. — Меньше тайн разводили бы — меньше было бы проблем…
Гарри легко вскочил на ноги и отряхнул джинсы от пыли; левая штанина заскорузла от крови. Дамблдор протянул ему носовой платок.
— Это одноразовый портключ. Он перенесёт тебя в мой кабинет, Гарри — нам нужно поговорить.
— Хорошо, сэр, — отозвался Гарри — его переполняли лёгкость и беззаботность, словно он не вернулся из-за Арки, а попросту переродился; взял платок и быстро чмокнул Сириуса в щёку. — Увидимся летом, обязательно. Кстати, мама и папа передавали тебе привет.
Рывок в районе пупка — и Гарри обнаружил себя в кабинете директора.
Портреты бывших директоров и директрис Хогвартса мирно спали; за окном на горизонте виднелась бледно-розовая, чуть сиреневатая полоса. Гарри сел на подоконник, прислонившись лбом к стеклу. Фоукс слетел с плеча и вернулся в свою клетку.
— Фигня какая, — негромко поведал Гарри фениксу, спрятавшему голову под крыло с явным намерением поспать. — Я умер, потом ожил… ну, почти умер, как это назвал Седрик. И никакой разницы не чувствую…
— А Вы считаете, юноша, должна быть разница? — заинтересованно подал голос один из бывших директоров.
— Вы вроде бы спали, — ехидно напомнил Гарри. — Э-э… Финеас Найджелус Блэк, если я ничего не путаю?
— Не путаете, юноша, — снисходительно кивнул ничуть не смутившийся Финеас Найджелус. — Я слышал, Вы вчера спасли моего праправнука, последнего из Блэков?
— Он мой крёстный, — пожал плечами Гарри.
— И при этом упали в Арку сами, а теперь из неё вернулись, так-так… не поделитесь секретом — как Вам это удалось?
— Не поделюсь, — вышло почти грубо, но честно. — Это действительно секрет.
— Дамблдору стоило бы построже обращаться с учениками, — неодобрительно заметил Блэк. — В моё время они не позволяли себе такого тона в разговорах со старшими.
— А Вы были директором до или после тысяча восемьсот девяносто третьего года? — уточнил Гарри.
— До, юноша, — церемонно ответствовал самый нелюбимый директор Хогвартса из всех. — До этой мягкотелой Конвенции. Вас это волнует?
— Эта жаба… пардон, старший заместитель министра Долорес Амбридж… тоже считала Конвенцию мягкотелой. И где она сейчас? — фыркнул Гарри.
— Вы хотите сказать, что причастны к её смерти? — прищурился Блэк.
— С чего Вы взяли? — изумился Гарри. — Она сама упала…
— А Вас и поблизости не было? — язвительно поинтересовался Блэк. — Насколько я знаю, Вы были единственным, кто на самом деле испытал на себе отмену Конвенции…
— В таком случае, всем остальным повезло, — Гарри свесил ногу с подоконника и покачал ею в воздухе. — Я рад за них.
— Вы уверены, что Вы не хаффлпаффец? Слизеринцы обычно реагируют не так…
— В чём-в чём, а в этом я уверен, — Гарри впервые за весь разговор посмотрел Финеасу Блэку в глаза, и тот невольно отшатнулся.
— Знаете, юноша, — сдержанно заметил он, — что бы Вы ни говорили, а разница есть.
Гарри уже собирался выяснить, какая именно, когда в кабинете материализовался Дамблдор.
— Итак, Гарри… присядь, и мы поговорим.
Гарри спрыгнул с подоконника и устроился с ногами в одном из кресел — вольность, которую Дамблдор даже не заметил или не показал виду, что заметил.
— Чтобы ты понял, я должен начать издалека… — Дамблдор помедлил, переплёл пальцы и продолжил. — Пятнадцать лет назад, увидев шрам у тебя на лбу, я уже догадывался, что это может значить. Я подозревал, что это символ вашей с Вольдемортом неразрывной связи. Стоило тебе вернуться в колдовской мир, как стало ясно, что я прав. Шрам предупреждал тебя о том, что Вольдеморт рядом, или что он испытывает сильные эмоции. А когда Вольдеморт вернул себе своё тело и обрёл полную силу, эта твоя способность — знать о его присутствии, пусть в другом обличье, и понимать его чувства, стала сильнее.
Гарри вежливо кивнул — всё это он уже знал.
— Я не сомневался: пройдёт немного времени, и Вольдеморт сам захочет проникнуть в твоё сознание. В ту ночь, когда у тебя было видение о нападении на Артура Уизли, ты почувствовал в себе Вольдеморта. Я сразу понял, что сбываются мои худшие опасения: Вольдеморт догадался, что может использовать тебя в своих целях. В попытке защитить твоё сознание я организовал занятия окклюменцией с профессором Снейпом.
Он сделал паузу. Гарри следил за первым солнечным лучом, который медленно скользил по полированной поверхности письменного стола, подсвечивая серебряную чернильницу и малиновое перо. Портреты давно проснулись и внимательнейшим образом слушали Дамблдора; до Гарри доносился шорох мантий, тихое покашливание.
Дамблдор, чтобы он ни собирался сказать, тоже должен был быть наказан. Как и Малфой. И Гарри уже почти знал оба плана.
— Профессор Снейп выяснил, — возобновил свою речь Дамблдор, — что тебе много месяцев подряд снилась дверь, ведущая в Департамент тайн. С тех пор, как Вольдеморт вновь обрёл своё тело, им владело желание услышать пророчество, и он постоянно думал об этой двери. Естественно, думал о ней и ты, хотя и не понимал, почему.
«Ещё бы я понимал. Кто бы мне объяснял что-нибудь… задолбался уже лапшу с ушей снимать».
— После твоего видения на Истории магии профессор Снейп, которому сообщили об этом, как твоему декану, был очень обеспокоен. Он предполагал, что ты можешь… отреагировать неадекватно.
«Хорошо преуменьшает. Что может быть неадекватней, чем бросаться бить морды Пожирателям?»
— Он попытался найти тебя и обыскал весь замок и близлежащую территорию, но тебя нигде не было. Профессор заглянул даже в дом на Гриммаулд-плейс, рассчитывая, что после выматывающих экзаменов ты мог самочинно отправиться повидаться с крёстным, но тебя не было и там. — «Так я туда и попёрся, это с Амбридж-то, перекрывшей камины и просматривающей почту». — Кстати сказать, Сириус был чрезвычайно встревожен твоим отсутствием в школе.
Гарри поменял позу и подпёр подбородок кулаком. Похоже было, что Дамблдор решил начать очень издалека.
— Когда мадам Помфри сообщила о том, что Долорес Амбридж мертва, профессор Снейп решил, что ты можешь быть к этому причастен.
«Ну да, ну да… отец подвешивал в воздухе и снимал трусы при всех, сын пошёл убивать направо и налево… премилая логическая цепочка. И даже нельзя сказать, чтобы он во многом ошибся».
— Все факультеты были собраны в Большом зале, и тогда было обнаружено отсутствие твоих товарищей… твоей армии. Профессор МакГонагалл связалась со мной и поделилась опасениями на тот счёт, что Вольдеморт обманул тебя, и ты пошёл навстречу опасности, не подозревая о ней и взяв с собой своих друзей.
— Я знал об опасности, — буркнул Гарри. — Но они все попросту увязались за мной.
— Ты мог им запретить, — с лёгкой укоризной заметил Дамлбдор.
— Я пытался, — развёл Гарри руками. — Но это что-то вроде девиза… Вы ведь не знаете, да… Ли Джордан придумал: если я попрошу их пойти за мной в битву, они пойдут. Если прикажу пойти в битву — пойдут. И если запрещу, сказав, что это опасно, пойдут всё равно.
— Вот как? — задумчиво сказал Дамлблдор.
— Именно так, — подтверждающе склонил голову Гарри; непослушная прядь упала ему на глаза.
— Что ж… оставалось только выяснить, куда именно вы все могли отправиться. И тут, признаюсь, пришлось действовать интуитивно. Я знал, что больше всего Вольдеморта интересует пророчество; что могло быть более естественным, чем послать тебя забрать его, ведь оно касалось и тебя тоже. А потом убить тебя там же.
Объяснение показалось Гарри притянутым за уши. Если уж Вольдеморт без труда явился в Министерство лично, то мог бы и сам взять пророчество, не развалился бы. Более правдоподобной Гарри представлялась версия, гласившая, что Дамблдор вычислил его местонахождение, пользуясь каким-то неведомым Гарри способом. «До сих пор мне ведомо было о каждом шаге Гарри… даже если это был шаг с Астрономической башни…». А остальным рассказал эпическую поэму о том, как логически подумал, раскинул мозгами, собрал их обратно, красиво разложил в голове по местам и понял, куда же это смылся Гарри Поттер.
— Мы прибыли в Министерство, Гарри. Часть дальнейшего тебе известна. После того, как ты упал в Арку, я организовал ритуал. Пока профессор Снейп готовил его, я проследил за тем, чтобы все схваченные Пожиратели были обезврежены и переданы в руки авроров. Полагаю, ты будешь рад узнать, что у Гадвуда за подкладкой мантии была обнаружена небьющаяся колба с прядью твоих волос — той самой, что использовалась для фальсификации нападений.
«А зачем он её с собой таскал-то?!»
— Итак, Гарри… теперь я должен рассказать тебе о том, что, возможно, ты должен был узнать уже давно. Пять лет назад ты приехал в Хогвартс, целый и невредимый, что полностью соответствовало моим планам. Хорошо, пусть не совсем невредимый. Ты страдал. Оставляя тебя на пороге дома твоих дяди и тёти, я заранее знал, что так будет. Знал, что тебя ждут десять мрачных, трудных лет.
«Нет, он всё же мастер преуменьшений. Аж завидно».
— Ты с полным правом можешь спросить, почему я так поступил. Почему не отдал тебя в магическую семью? Очень многие были бы счастливы тебя принять, почли бы за честь воспитывать как родного сына. Отвечу: я сделал это для сохранения твоей жизни. Тебе грозила страшная опасность, но никто, кроме меня, не понимал этого в полной мере. Хотя после исчезновения Вольдеморта прошло всего несколько часов, и его приспешники — из которых многие столь же страшны, как и господин — были ещё в силе, полны злобы и отчаянного желания мстить. Это и повлияло на моё решение относительно предстоящих десяти лет. Верил ли я, что Вольдеморт исчез навсегда? Нет. Я знал, он вернётся, через десять, двадцать, может быть, пятьдесят лет. Я был уверен в этом, как и в том — я слишком хорошо его изучил — что он не успокоится, пока не убьёт тебя. Мне было известно, что познаниями в области магии с Вольдемортом не может сравниться никто из магов. Я знал: если он снова наберёт полную силу, его не остановят даже самые сложные защитные заклинания. Но мне были известны и его слабые стороны. Что и утвердило меня в моём решении. Тебе предстояло находиться под защитой древней магии, которую он презирает и, вследствие этого, недооценивает — к собственному несчастью. Как мы знаем, твоя мать умерла, чтобы спасти тебя, и тем самым окружила тебя защитой, которая действует и по сей день. Вольдеморт этого не ожидал. А я доверился магии крови и отдал тебя родной сестре твоей матери, единственной её родственнице.
— То, что ей плевать на меня, никак не помешало?
— Но она ведь приняла тебя. Пусть неохотно, с возмущением, но приняла. И этим как бы поставила печать, окончательно закрепила заклятие, которое я наложил на тебя. Жертва, принесённая твоей матерью, сделала узы крови сильнейшей защитой, которую я мог тебе дать.
«Вот интересно, а что тогда называлось бы «не приняла»? Если бы они меня придушили сразу, как нашли на пороге?»
— Пока ты можешь называть своим домом место, где живёт женщина, в чьих жилах течёт та же кровь, что и у твоей матери, Вольдеморт не способен причинить тебе вред. Он пролил кровь Лили, но она течёт в тебе и в её сестре. Узы родства — твоё прибежище. Пусть ты бываешь там всего раз в год, но пока ты можешь считать их дом своим, пока ты там, он не смеет тебя тронуть. Твоя тётя об этом знает. Я всё объяснил в письме, которое оставил рядом с тобой на её пороге. Ей известно, что, предоставляя тебе кров, она в течение пятнадцати лет помогала тебе выжить.
«Тетя Петуния — квалифицированнейший телохранитель! Встречайте, один вечер на арене! Так это за то, что Вольдеморт не может добраться до Прайвет-драйв, я платил Дурслям потом и кровью. Лучше бы он туда всё же явился».
— Это Вы тогда прислали Вопиллер. Вы велели вспомнить… это был Ваш голос…
— Я решил, — Дамблдор кивнул, — что неплохо бы напомнить о нашем договоре, который она фактически подписала, приняв тебя в свой дом. Мне подумалось, что нападение дементоров живо напомнит ей об опасностях, сопряжённых с твоим воспитанием.
Гарри кивнул, вспомнив реакцию дяди Вернона на возможную опасность со стороны своего ненормального племянника.
— Извини, Гарри, но я всё время отхожу от темы… — Дамблдор переплёл пальцы по-новому. — Так вот, пять лет назад, ты прибыл в Хогвартс, пусть не такой счастливый и упитанный, как мне бы хотелось, но в то же время живой и здоровый. Ты не был избалованным маменькиным сынком, нет, ты был настолько обычным ребёнком, насколько можно было ожидать, учитывая обстоятельства. Казалось, всё подтверждало, что я поступил правильно. Но потом… мы оба прекрасно помним, что произошло, когда ты был в первом классе. Испытания, которые встали на твоём пути, ты встретил достойно. Скоро — гораздо раньше, чем я предполагал — ты лицом к лицу столкнулся с Вольдемортом. И на этот раз тебе удалось не просто выжить — ты отсрочил его возвращение. Ты победил в сражении, выдержать которое под силу не всякому взрослому.
«А можно поближе к делу?»
— Ты перешёл во второй класс. И опять тебя ждали испытания, которые по плечу не всякому взрослому, и ты опять превзошёл самые смелые мои ожидания. Но ты всё ещё был слишком юн, чтобы знать о том, что тебе предстоит. Третий класс. Я издалека наблюдал, как ты учился не бояться дементоров, как нашёл Сириуса, узнал, кто он, спас его. Следовало ли сказать правду тогда, когда ты столь героически помог своему крёстному отцу скрыться? Тебе было тринадцать, у меня почти не оставалось оправданий… Возможно, ты и был ещё юн, но давно доказал свою исключительность. Моя совесть была неспокойна, Гарри. Я понимал: пора…
«Ваша совесть, господин директор? Это ещё кто такое? Не познакомите?»
— Но в прошлом году, когда ты вышел из лабиринта… ты видел смерть Седрика, чуть не погиб сам… и я опять не решился, несмотря на то, что слишком хорошо понимал — теперь, когда Вольдеморт вернулся, я просто обязан рассказать всю правду. А вчера я вдруг осознал: ты давно готов к тому, чтобы узнать то, что я столько времени скрывал, готов к этой тяжкой ноше. Моей нерешительности есть лишь одно оправдание: тебе выпало столько испытаний, что я не мог добавить к ним ещё одно — самое тяжёлое.
Гарри честно попытался представить себе что-нибудь более тяжёлое, чем всё то, с чем он справлялся до сих пор, но воображение его подвело.
— Вольдеморт хотел убить тебя в младенческом возрасте из-за пророчества, которое было сделано незадолго до твоего рождения. Он знал, что оно существует, но представления не имел, в чём его суть, и убивать тебя отправился в уверенности, что действует в соответствии с предсказанием. Но, к несчастью для самого себя, понял, что ошибался — проклятье не убило тебя, но отрикошетило и ударило по нему. Поэтому, вернувшись в своё тело, он твёрдо решил выяснить, о чём гласит пророчество. Его решимость подогревало то, что ты поразительным образом избежал гибели при столкновении с ним. Он хотел знать, как тебя уничтожить. Это и есть оружие, которое он столь упорно искал с момента своего возвращения.
«Это многие хотят знать. Пусть Вольдеморт в очередь встанет, может, ему что и перепадёт».
— Пророчество разбилось в Департаменте тайн, — сказал Гарри. — Блейз и Ли призвали меня к себе, когда я не мог идти, и оно разбилось об пол. О чём оно, профессор? Вы ведь знаете.
— Да, Гарри, знаю, — признал Дамблдор.
Он достал из ящика стола уже знакомую Гарри каменную чашу с загадочными рунами по бокам; коснулся виска кончиком палочки и погрузил в мыслеслив серебристую нить воспоминания.
— Пророчество было сделано шестнадцать лет назад, холодным, дождливым вечером, в гостиничном номере при «Кабаньей голове». Я пошёл туда на встречу с претенденткой на должность преподавателя Прорицаний, хотя, вообще говоря, не хотел оставлять этот предмет в программе. Но претендентка было отдалённым потомком одной очень знаменитой и очень одарённой прорицательницы, и я считал, что хотя бы из вежливости должен с ней встретиться. Она разочаровала меня — я не обнаружил и следа дарования. Со всей возможной любезностью я отказал ей и повернулся, чтобы уйти.
Дамблдор коснулся клубящегося в мыслесливе воспоминания кончиком палочки, и над чашей выросла фигура профессора Трелони — закутанной в добрый десяток шалей, в огромных очках, увеличивавших её выпуклые глаза до немыслимых размеров.
— Близится тот, кто сумеет победить Тёмного лорда… он будет рождён на исходе седьмого месяца теми, кто трижды бросал ему вызов… Тёмный лорд отметит его как равного себе… но ему дарована сила, о которой неведомо Тёмному лорду… один из них умрёт от руки другого, выжить в схватке суждено лишь одному… тот, кто сумеет победить Тёмного лорда, родится на исходе седьмого месяца… — голос профессора Трелони был грубым и хриплым — как на третьем курсе, когда она предсказала бегство Петтигрю.
— Мои родители трижды бросали вызов Вольдеморту, — полувопросительно-полуутвердительно проговорил Гарри. — Родился я в конце июля. И эта дрянь у меня на лбу значит, что Тёмный лорд отметил меня, как равного себе. Так?
— Так, Гарри, — подтвердил Дамблдор. — Самое смешное, что избранным мог оказаться вовсе не ты, а Невилл Лонгботтом. Он тоже был рождён тридцать первого июля, и Фрэнк с Алисой три раза бросали вызов Вольдеморту. Но он выбрал тебя. Быть может, потому, что ты полукровка, как и сам Том.
— Но почему всё-таки он решил убить меня тогда? Можно было подождать, пока мы с Невиллом подрастём, увидеть, кто опаснее, и убить его… — Гарри был сбит с толку.
— Дело в том, Гарри, что Вольдеморт не знал пророчества целиком. В гостинице при «Кабаньей голове», которую Сибилла Трелони выбрала из-за дешевизны, всегда проживала более, скажем так, занятная клиентура, чем в «Трёх метлах». В чём ты и твои друзья, да и я сам тоже, убедились ценою больших неприятностей. Я, разумеется, знал, что это не место для приватной беседы. Но, назначая там встречу с Сибиллой Трелони, я никак не предполагал, что услышу нечто достойное постороннего внимания. Моей — нашей — единственной удачей было то, что подслушивающего обнаружили в самом начале пророчества и вышвырнули вон из гостиницы. И Вольдеморт узнал только о том, когда и в какой семье ты родишься. О силе, которой ты будешь обладать, ему не было ведомо. И он решил подстраховаться и убить тебя во младенчестве. Возможно, он собирался убить и Невилла, но не смог по техническим причинам.
— Что же это за сила? — Гарри был заинтригован. — Столкновение в Министерстве показало, что мне нечем ему противостоять… разве что этот эффект Приори Инкантатем из-за того, что наши с ним палочки содержат по перу одного и того же феникса. Но стоит ему сменить палочку, и я уже могу только прятаться за ближайшие углы, чтобы в меня не попала Авада…
— В Департаменте тайн есть комната, — перебил Дамблдор разглагольствующего Гарри, — её всегда держат закрытой. Там хранится некая сила, более чудесная и одновременно более страшная, чем смерть, человеческий интеллект или природные стихии. Это, вероятно, самое загадочное из того, что там изучают. Сила, которая хранится в той комнате и которая дана тебе в таком количестве, совершенно неподвластна Вольдеморту. Она не дала ему завладеть тобой — в тебе так много того, что он презирает. Эта сила — любовь. Разве не она заставила тебя оттолкнуть Сириуса от Арки и упасть туда самому? Разве не она заставила Армию Поттера отправиться за тобой, хотя ты запрещал им? И я не знаю точно, но полагаю, что именно она вернула тебя к жизни. Всё же ритуал не обещал быть эффективным.
«Самое противное в Вас, господин директор, так это то, что, так много зная о любви, Вы ещё больше знаете о подлости, лжи и предательстве».
— И, значит, кто-то из нас должен убить другого? — уточнил Гарри для полной ясности. — Раз в пророчестве было сказано «один из них умрёт от руки другого, выжить в схватке суждено лишь одному».
— Да, — коротко кивнул Дамлбдор.
«Чёрт побери, я не хочу убивать!». «А умирать хочешь? — осведомился внутренний голосок. — Ты уже пробовал один раз, понравилось?». «Нет… там слишком скучно». «Значит, убьёшь его. А если вдруг совесть замучает, и себя потом убьёшь, делов-то!». — авторитетно заявил внутренний голос. Гарри даже отвечать не стал.
— Я понял, господин директор, — Гарри встал с кресла. — Я могу теперь идти?
— Да, Гарри.
Холодный взгляд Дамблдора совершенно не вязался с извечной улыбкой а-ля «я всеобщий дедушка». Гарри вежливо кивнул, прощаясь, и вышел.
«Через год Дамблдора здесь не будет. И уже навсегда».

Читал за жизненным порогом
Ты судьбы мира наизусть…
В изгибе уст безумно строгом
Запечатлелась злая грусть.
Андрей Белый, «Маг».

Гарри благополучно проспал до полудня. Никаких коридоров департаментов, никаких кошмаров… нечто бессмысленное и ни к чему не обязывающее, то ли квиддич, то ли прогулка по лугу — что-то очень расслабляющее. Этот отдых был весьма кстати, поскольку стоило Гарри выйти за пределы спальни, отдых сразу закончился.
На него пялились. Пялились и ПЯЛИЛИСЬ. Само по себе это не представляло ничего особенного, но ТАК на него ещё не пялились никогда. Судя по всему, пока он был за Аркой, а потом спал, члены Эй-Пи успели рассказать всей школе о своей первой настоящей битве. И Гарри сильно подозревал, что они идеализировали это действо. И уж конечно, расписали своего командира во всех красках. Ярких таких, радужных практически.
Во время обеда Гарри захотелось встать и заорать: «На мне узоров нет, и цветы не растут!!» уже на втором куске ростбифа. В конце концов Гарри торопливо выпил кубок сока и смылся прочь из Зала — подальше от восхищённых, недоверчивых, влюблённых и — со стороны слизеринцев, чьи родители в большом количестве только что угодили в Азкабан — ненавидящих взглядов. Впрочем, в положительных эмоциях вся ненависть терялась; но и от этой положительности Гарри было не по себе. Когда его ненавидели и боялись, он хотя бы знал, что делать. Но как пользоваться восхищением и обожанием, Гарри не имел ни малейшего понятия.
«Вот бы накостылять всем этим доморощенным бойцам за любовь к сплетням… — помечталось Гарри, остановившемуся отдышаться у подоконника в коридоре. — Хотя что мне мешает? Кажется, я знаю, где они сейчас…» Гарри зашагал к больничному крылу.
Они и вправду были там. Невилл, Ли, Эрни, Джинни и Сьюзен лежали в постелях, бледные, но бодрые, а остальные члены Эй-Пи сгрудились вокруг на стульях и свободных кроватях.
— Привет всем, — Гарри прикрыл за собой дверь в палату.
— Привет, Гарри! — счастливо завопили все.
— Тебя всё-таки вызвали из-за Арки? — Майкл Корнер подался вперёд. — Мне родители говорили, оттуда не возвращаются… а ты вернулся!
— Виват Гарри! — крикнул Ли Джордан, вздёргивая над головой руку с крепко сжатым кулаком.
— Виват! — заорали все.
Гарри, поморщившись, поднял правую руку, и все тут же смолкли.
— Будете орать, мадам Помфри всех нас отсюда выкинет, — предупредил он.
— Ты абсолютно прав, Гарри, дорогой, — подтвердила высунувшаяся из какой-то боковой двери мадам Помфри. — Поэтому потрудитесь соблюдать спокойствие.
Гарри присел на край кровати, где уже были Луна, Ханна, Майкл и Рон. Ругаться на них всех отчего-то расхотелось.
«Дети. Какие они ещё дети…»
— Как вы себя чувствуете, Ли, Невилл, Джинни, Сьюзен, Эрни? — Гарри решил сэкономить на времени и задать вопрос всем сразу.
— Отлично, командир! — хором сказали они.
— А поконкретнее?
— У меня был перелом ноги, но всё уже практически срослось, — сказала Джинни.
— Мне досталось какой-то фиолетовой дрянью, — весело поведал Ли. — И мадам Помфри так и не сказала, что со мной случилось, только напоила всякой бякой.
— Я вывихнула плечо, уже при отступлении — меня достал чей-то Ступефай, — Сьюзен осторожно дотронулась до повязки на своём плече. — Была сильная опухоль…
— А мне ещё два раза досталось Круциатусом, — чуть хрипловато сказал Невилл — наверное, сорвал голос от крика. — Так что со мной ничего особенного, только слабость.
— А я случайно сунул руку в тот сосуд-колокол, который со временем, — добавил Эрни. — То есть не случайно, меня отбросило заклятием МакНейра… мадам Помфри долго ругалась.
— Понятно. Вы молодцы, — Гарри улыбнулся. — Вы все молодцы. Но…
— Что «но», Гарри? — рискнула поинтересоваться Гермиона.
— Знаете, хватит с вас Пожирателей. Мне директор высказал, стоило вернуться из Арки, своё высочайшее «фи». Сказал, что я не должен был тащить вас с собой.
— Ты ему сказал, что мы сами за тобой пошли? — насторожился Колин.
— Сказал, но дело не в этом. Вы действительно не должны были ходить со мной. Один я, может быть, выскользнул бы без ущерба, но получилось, что подверг вас всех опасности…
— Ты же наш командир! — перебил Ли.
Этот аргумент у членов Эй-Пи, видимо, предназначался на все случаи жизни.
— Это не значит, что я готов и впредь отправлять вас на смерть, в сражения с Пожирателями, — холодно возразил Гарри.
— Гарри… — тихо сказал Джинни. — Это же просто!
— Что просто?
— Нам всё равно воевать, как бы ты не беспокоился за наши жизни. Поэтому у тебя есть только один выход… натренировать нас так, чтобы мы были лучше Пожирателей.
— А то учил-учил, и в кусты? — укоризненно добавил Рон, вызвав волну хихиканья.
Гарри поперхнулся смешком.
— Пожиратели старше каждого из вас лет на двадцать, — напомнил он. — Они всю свою жизнь учились сражаться и убивать.
— Значит, ты научишь нас сражаться так, чтобы весь их опыт ничего не значил, — с непоколебимой верой сказал Деннис.
Гарри беспомощно оглядел серьёзные лица членов своей армии.
— Вы совсем психи… — вздохнул он. — Впрочем, я такой же, так что… ладно. Продолжим тренировки в следующем году. Ли, ты наверняка скооперируешься с близнецами. Я для вас троих что-нибудь придумаю. И я полагаю, к нам присоединится Блейз Забини.
Никто не возражал.
— Кстати, где Блейз? — до Гарри только сейчас дошло, что слизеринца здесь нет.
— Мы не знаем, — пожала плечами Ханна. — Он куда-то делся, как только нас всех вернули в Хогвартс.
— Понятно… кажется, я знаю, где его искать, — Гарри встал с кровати. — Когда вас выпустят, господа больные?
— Обещали сегодня к ужину.
— Это хорошо, — кивнул Гарри. — До ужина я ещё зайду. Не скучайте.
Гарри одарил всех улыбкой на прощание и вышел.

Дверь в Выручай-комнату открылась, стоило Гарри пройти туда-сюда три раза, думая о комнате, чтобы грустить и ждать. Блейз спал, обнимая обеими руками неизменную шёлковую подушку; нежная кожа его щёк покраснела от слёз — Гарри умел различать эти проеденные горькой солью следы на лице. Во сне Блейз казался таким хрупким и беззащитным, что никто бы никогда не поверил, что он — самоуверенная циничная язва, выше Гарри ростом и чуть шире в плечах…
Гарри сел рядом и погладил Блейза по плечу. Тот сразу же проснулся; открыл покрасневшие глаза и улыбнулся.
— Мне приснилось, что ты вернулся из Арки…
— А я и вернулся.
— Но ведь оттуда не возвращаются…
— А я вернулся всем назло, — Гарри взъерошил Блейзу волосы. — Никто не думал, а тут я, как чёртик из табакерки.
Блейз рассмеялся и сел.
— Сколько ты здесь?
— Как только вернулись в школу, я пошёл сюда… а что?
— Ты что-нибудь ел или пил за это время?
— Нет.
— Тогда ешь и пей, — достаточно было пожелать, и комната предоставила Гарри полноценный обед.
— Но я не хочу…
— Считай, что это приказ, — Гарри сдвинул брови.
— Тогда ладно, — согласился Блейз, беря в руки ярко-красное яблоко.
— Кстати, я только что был в больничном крыле, там лежат пятеро наших, и все остальные тоже там… они уломали меня продолжить Эй-Пи в будущем году, — Гарри растянулся на подушках.
Блейз поднёс к губам кубок с соком.
— Ты не хочешь поучаствовать?
— А ты приглашаешь? — лукаво приподнял бровь Блейз.
— Приглашаю, — подтвердил Гарри. — Но учти, я злобный, строгий и три шкуры дерущий командир.
— Должно быть, я мазохист, — невозмутимо заключил Блейз. — Потому что я согласен.
Гарри рассмеялся.
— Гарри… — Блейз отставил сок. — Я слышал то пророчество…
— Дамблдор пересказал его мне, — Гарри перевернулся на живот и опёрся на локти.
— Оно сбудется… обязательно.
— Надо думать, — согласился Гарри. — Потому что Вольдеморт не собирается оставлять меня в покое, и кто-то должен убить другого, чтоб легче дышалось.
— Всё бы тебе хиханьки да хаханьки, — неодобрительно заметил Блейз. — А я серьёзно. Я пытался гадать, кто из вас кого убьёт… но ничего определённого. Либо ты, либо он. Пятьдесят на пятьдесят.
— Вот за что никогда не любил Прорицания, — беззаботно отозвался Гарри. — Кучу времени убьёшь и получишь то, что и так знал.
— Почему ты такой спокойный?
— Мне кажется, худшее, что могло со мной случиться, уже произошло… — задумчиво сказал Гарри. — Зарекаться, конечно, не стоит, но грядущая драка с Вольдемортом — это не самое ужасное, что можно придумать. Было бы хуже, не успей я спасти Сириуса, например. Или вот в прошлом году, когда я хотел покончить с собой, тоже было хуже, чем сейчас…
— Ты хотел покончить с собой? — взволнованно перебил Блейз. — Почему?!
Гарри готов был дать себе в челюсть за лишнюю болтовню.
— Ну… э-э…
— Даже не пробуй врать — я сразу пойму, — Блейз непреклонно скрестил руки на груди.
— Ты себя ведёшь, как будто мы женаты пятнадцать лет, и ты интересуешься, куда я заныкал зарплату, — проворчал Гарри.
Блейз покраснел, но не сдал позиций.
— Если у тебя есть зарплата, можешь «ныкать» её беспрепятственно. Я только хочу знать, почему ты хотел покончить с собой.
«А почему бы и не сказать?» — Гарри расхотелось врать и увёртываться. Сколько можно-то?
— Потому что я изнасиловал тебя, — признался Гарри, старательно смотря в потолок. — Меня очень мучило чувство вины… я спрыгнул с Астрономической башни, но у самого подножия превратился в дракона.
— Придурок… — Блейз побелел, как скатерть. — Идиот недоделанный… а если бы ты не превратился?
— Тогда бы вы сами расхлёбывали всю эту кашу с Вольдемортом, — меланхолично заметил Гарри, потянувшись на подушках.
— Идиот, какой же ты идиот… — Блейз прикусил губу.
— Почему идиот? — Гарри, хмурясь, сел. — Ты что, предпочёл бы, чтобы я этим гордился?
— Нет, конечно, но… пообещай мне!
— Что пообещать?
— Что никогда больше не будешь пытаться покончить с собой! — Блейз сорвался на крик.
Гарри укрыл тонкие пальцы Блейза между своими ладонями.
— А если будет какая-нибудь очень серьёзная причина?
— Нет причины, которая стоила бы твоей жизни, — убеждённо ответил Блейз. — Я не требую от тебя магической клятвы… просто пообещай. Пожалуйста.
— Обещаю, что не буду делать этого, если только не буду совсем вынужден, — сказал Гарри и поцеловал Блейза. У него был вкус тыквенного сока и свежего яблока.

* * *

«ТОТ-КТО-НЕ-ДОЛЖЕН-БЫТЬ-ПОМЯНУТ ВЕРНУЛСЯ!
В кратком заявлении в пятницу вечером министр магии Корнелиус Фадж подтвердил, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут вернулся в страну и возобновил свою преступную деятельность.
«С глубоким сожалением вынужден подтвердить, что волшебник, именующий себя лордом… в общем, все знают, кого я имею в виду, жив и вновь находится среди нас, — сказал репортёрам усталый и встревоженный министр. — С не менее глубоким сожалением должен сообщить, что дементоры в массовом порядке покинули Азкабан, выразив нежелание продолжать работать на Министерство магии. Мы полагаем, что в настоящее время они подчиняются лорду… Тому Самому.
Мы призываем колдовскую общественность проявлять бдительность. Министерство магии спешно издаёт памятки об элементарных правилах самозащиты и охраны жилищ, которые в текущем месяце начнут бесплатно рассылать по всем колдовским семьям».
Магическая общественность с ужасом и волнением встретила это заявление — ведь вплоть до прошлой среды министерство заверяло всех в том, что «настойчивые слухи о возвращении Сами-Знаете-Кого не имеют под собой никаких оснований».
Обстоятельства, которые вынудили министерство столь резко сменить точку зрения, пока не ясны, но нам известно, что Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут и некоторые из его сторонников (так называемые Пожиратели Смерти в четверг ночью сумели пробраться в здание министерства магии.
К сожалению, нашим корреспондентам пока не удалось встретиться с Альбусом Дамблдором, восстановленным в должности директора школы чародейства и волшебства Хогвартс, а также в правах члена Международной Конфедерации Чародеев, и вновь назначенным Верховным Ведуном Визенгамота, который в течение последнего года упорно настаивал на том, что Сами-Знаете-Кто не только не умер — во что так хотелось верить колдовской общественности — но и вновь собирает армию, чтобы ещё раз попытаться захватить власть. Между тем, Мальчик-Который-Выжил…»
«И вот я снова Мальчик-Который-Выжил. Не псих, не маньяк… Довольно приятное разнообразие», — Гарри хмыкнул и просмотрел остаток статьи по диагонали; там содержались в больших количествах славословия в его адрес и совсем немного информации. «Одинокий голос правды…», «все считали его сумасшедшим, но он твердил своё…», «вынужденный мириться с насмешками и клеветой…»… «Сейчас расплачусь, как трогательно», — Гарри ухмыльнулся и посмотрел на несколько строчек в самом низу страницы. «Сами-Знаете-Кто снова хочет захватить власть», страницы со второй по четвёртую, «О чём нам не рассказало Министерство», страница пять, «Почему никто не слушал Альбуса Дамблдора», страницы с шестой по восьмую, «Эксклюзивное интервью с Гарри Поттером», страница девять». Эксклюзивным упомянутое интервью не было — это было то самое, что Гарри давал «Придире», но это никого не волновало, даже Луну Лавгуд, которая мечтательно сообщила, что её отец продал интервью за хорошие деньги, и летом они поедут в экспедицию на поиски морщерогих кизляков.
Гарри отбросил газету — их в лазарете имелось в изобилии — и подтянул колени к подбородку. Здесь было уютно, несмотря на стерильную обстановку; вся Эй-Пи по-прежнему была здесь, ловя, по-видимому, кайф от своего боевого братства. Повсюду были разбросаны шоколадные лягушки, пакетики с бобами от Берти Боттс, кексы и печенье — всё это изобилие было подарком близнецов, у которых, надо думать, всё было зашибись как хорошо с магазином приколов.
Блейз о чём-то азартно спорил с Ли, Рон, Эрни и Майкл увлечённо слушали и время от времени вставляли свои комментарии; девушки скооперировались на отдельной кровати, и оттуда периодически доносились взрывы хихиканья. Невилл дискутировал о чём-то с братьями Криви: все трое что-то чиркали на большом куске пергамента, вырывали его друг у друга, размашисто перечёркивали всё и выводили заново, беззлобно переругиваясь шёпотом.
— Кстати, — подал голос Гарри, и все сразу стихли, — зачем вы всей школе рассказали о своём геройском визите в Министерство?
Недоумённые лица показали Гарри, что он где-то ошибся в своих умозаключениях.
— Мы никому не расказывали, — возразила Гермиона. — Мы не знали, хочешь ли ты, чтобы о подробностях знали посторонние…
Все закивали, соглашаясь с гриффиндоркой.
— В таком случае, откуда все об этом знают?
Эй-Пи пожала плечами.
— Мы почти всё время здесь были, — Колин выглядел слегка обиженным. — Ходили по факультетам, чтобы умыться и поспать, потому что мадам Помфри выгоняла. И никому не рассказывали.
— Я верю, — кивнул Гарри. — Но все, тем не менее, знают… скорее всего, это Дамблдор.
— А ему зачем? — удивилась Сьюзен.
— Чтобы настроить всех на новую войну, возможно, — Гарри задумчиво склонил голову к плечу. — И чтобы появился символ этой войны. Этакий герой на белом пони.
— Символ?
— Символ, — кивнул Гарри. — Блейз, расскажи всем, пожалуйста, о пророчестве.
— Хорошо, Гарри.
Гарри думалось, что уж кто-то, а Эй-Пи имеет право знать, что было в пророчестве, за которым они гонялись в тот вечер. И просто обязаны были быть в курсе насчёт того, кто их командир.
— Вау… — восхищённо сказала Джинни. — Гарри, а что это за сила, которой ты обладаешь?
— Дамблдор утверждает, что это любовь, — Гарри на миг встретился взглядом с Блейзом. — Я, честно сказать, понятия не имею, как это толковать. Что, я должен залюбить Вольдеморта до смерти, что ли?
— Меня сейчас стошнит, — скривился Эрни.
— Привыкай, — хмыкнул Гарри под неумолчное хихиканье остальных. — Мало ли, вдруг правда…
Теперь уже и Эрни смеялся.
— Не пройдёт и недели, как «Пророк» распишет наш рейд за пророчеством во всех подробностях, — сказал Гарри, отсмеявшись. — Поэтому будьте готовы раздавать автографы.
— Если у нас будут просить автографы, то что же с тобой будет? — ухмыльнулся Ли. — На сувениры порвут, как Тузик грелку!
Гарри покачал головой.
— Никаких Тузиков до сентября. Там, где я буду летом, всё это никого не будет волновать.
— Ты же живёшь с маггловскими родственниками, да? — уточнил любопытный Колин. — А они разве не интересуется тем, что происходит в Магическом мире?
Гарри прыснул в рукав.
— День, когда они этим заинтересуются, будет днём конца света…
— Ты ещё скажи, что они не знают, что ты Мальчик-Который-Выжил! — Сьюзен рассмеялась было, но осеклась, потому что лицо Гарри оставалось серьёзным. — Что, правда не знают?
— Скорее, не хотят знать, — выбрал Гарри полуправду. — Это такие размагглистые магглы, что магглее просто некуда.
Умница Блейз перевёл разговор на другую тему.

* * *

Гарри оказался отчасти прав: вся Эй-Пи приобрела невиданную популярность среди школьников, хотя автографов у них, вроде бы, ещё не просили. Самого же Гарри окружили барьером благоговейного перешёптывания и восхищённых взглядов; очевидно, он казался остальным слишком значительной персоной, чтобы можно было так просто подойти и поговорить. Поэтому Гарри первым оказался в купе, пока остальные на перроне разговаривали с жаждущими подробностей; Гарри разрешил рассказать всё, что захотят — только не присочинять, разумеется. Подробностей хватило бы на большое количество охов и ахов и без преувеличений.
Гарри закинул сундук на багажную полку и сел у окна; как раз под окном Эрни с очень умным видом болтал со стайкой незнакомых Гарри девчонок. Учить ещё Эй-Пи, не переучить…
Дверь распахнулась; Гарри лениво перевёл взгляд туда, и его глаза сузились: на пороге стоял Малфой с верными Креббом и Гойлом.
— Ты покойник, Поттер, — прошипел Малфой.
— Типа того, — не стал отрицать Гарри. — Те, кто падает за Арку, считается, умирают…
— Ты поплатишься за то, что сделал с моим отцом… Уж я позабочусь.
— А я позабочусь, чтобы ты, мерзкий хорёк, больше никогда не думал, что можешь мне угрожать, — процедил Гарри сквозь зубы. Это начинало ему надоедать.
— Думаешь, ты теперь большая шишка, Поттер, да? — Малфой сделал шаг в купе. — Ты не можешь засадить моего отца в тюрьму…
— Так ты что, не в курсе последних новостей? — Гарри издевательски приподнял брови. — Твой отец уже в тюрьме.
— Дементоры ушли из Азкабана, — негромко сказал Малфой. — Папа и остальные очень скоро будут на свободе…
— Надо думать, — согласился Гарри. — Но зато все будут знать, какое они дерьмо…
Малфой выдернул палочку из кармана, но Гарри оказался быстрее:
— Fodico!
Кребб и Гойл, не дожидаясь команды, бросились на Гарри, резонно рассудив, что палочка того направлена на Малфоя, а физически Поттер, тощий и невысокий, никак не сможет противостоять первым громилам Хогвартса. В принципе, они рассуждали правильно… Гарри с нескрываемым удовольствием наблюдал, как меткие Петрификусы Ли, Ханны, Невилла и Блейза уложили Кребба и Гойла на пол.
— Finite, — Гарри отвёл палочку от Малфоя. — Furnunculus!
Малфой покрылся огромными гнойными прыщами; это зрелище оскорбило эстетические чувства Ханны, и та выкинула его из купе небрежным Мобиликорпусом. Остальные транспортировали наружу Кребба с Гойлом и деликатно прикрыли дверь; Гарри прислушался к звукам заклятий из-за двери и понадеялся, что у семей Малфоя, Кребба и Гойла не будет повода подать в суд на кого-нибудь из Эй-Пи.
— Гарри, ты видел? — в купе ворвались радостные Рон и Гермиона. — Там по коридору ползут два слизняка в слизеринской форме и один хорёк прыгает!
Гарри ткнулся лбом в ладони и расхохотался. Гриффиндорцы недоумённо смотрели на него.

Контролёр выпускал всех на платформу небольшими группами, чтобы массовое появление из сплошной стены подростков с тележками не насторожило магглов; Гарри оказался рядом со Сьюзен и Эрни — эти двое в преддверии летней разлуки замечали только друг друга. Хоть у кого-то всё определённо и просто… Гарри вздохнул и с удивлением наткнулся взглядом на очень колоритную группу, которая, без сомнения, встречала именно его.
Здесь были Грозный Глаз Грюм, в низко надвинутом на волшебный глаз котелке, объёмистом дорожном плаще и с длинным посохом в руках, Тонкс с волосами цвета розовой жевательной резинки, в джинсах с огромным количеством заплаток и ярко-фиолетовой футболке с надписью «Чёртовы Сестрички», Ремус, седеющий, в длинном, протёртым до дыр плаще, прикрывавшем затасканные брюки и джемпер, мистер и миссис Уизли в абсолютно маггловской одежде и… и те, с кеми всё это обретало явный и очевидный смысл. Фред и Джордж в сверкающих зелёных куртках из чего-то чешуйчатого.
Гарри в нерешительности подкатил тележку к встречающим, но близнецы расправились с его нерешительностью быстро и просто, подхватив на руки вдвоём и закружив в воздухе. Гарри смеялся, ветер раздувал его волосы и футболку, близнецы улыбались, и летнее солнце сверкало в двух парах синих глаз.
— Всё, хватит… у меня голова кружится… — Гарри прекратил смеяться, но улыбался до ушей.
Близнецы поставили его на землю и в четыре руки прижали к себе.
— Братец Фордж, если мы всё ещё способны вскружить голову самому популярному парню в Британии…
— …то мы пока не потеряли хватку! — закончил Джордж.
— Вы потеряете, как же… — Гарри смотрел на них, сияя не хуже начищенного подноса. — Фредди… Джорджи…
— Мы чуть не поседели, когда узнали, что ты свалился в Арку, — сказал Фред без намёка на упрёк.
— Зато когда узнали, что ты оттуда благополучно выбрался, пошли скупать все сладости, какие были в магазинах поблизости, и послали их в Хогвартс, — добавил Джордж, улыбаясь.
— Правда, мы не знали, идут ли шоколадные лягушки на пользу свежим трупам… — Фред легонько щёлкнул Гарри по носу.
— Идут, — заверил их Гарри. — Ещё как идут. Особенно если от вас двоих…
На этом месте красноречие Гарри окончательно капитулировало, и он просто обнял близнецов крепче.
— Ну тогда хорошо, — Фред растрепал волосы на затылке Гарри. — Смотри-ка, умер, потом ожил, а эта прядка торчит всё так же.
— Это хорошо, — одобрительно заметил Джордж. — Если бы сюда вышел прилизанный Гарри, я бы решил, что смерть на самом деле поганая штука…
Гарри рассмеялся куда-то в район ключиц Джорджа и с удовольствием ощутил, как участилось дыхание близнеца.
— Смерть — это очень скучная штука, — поделился он своим наблюдением. — А самое ужасное, что сдохнуть второй раз, от скуки, вряд ли получится…
— В таком случае, братец Дред, — заключил Джордж, — мы с тобой и впрямь не будем умирать. Скучно — это не для нас.
Гарри улыбнулся.
— Болото, которое вы оставили… — вспомнил он. — Когда Амбридж не стало, Флитвик убрал его за одну секунду, но маленький кусочек оставил и велел обнести верёвками. Сказал, слишком здорово сделано, чтобы убирать всё.
— Так вот какой у нас памятник в родной школе, — прыснул Фред. — Портативное болото!
— А вы хотели монумент в три человеческих роста? — ехидно спросил Гарри.
— Было бы неплохо, — церемонно кивнул Джордж.
Гарри с любопытством расматривал куртки близнецов. Что-то они ему напоминали…
— Эй, вот эти куртки, что на вас… это не драконья кожа, случаем?
— И вовсе не случаем! Мы очень даже специально это покупали, — поправил Джордж.
— В память о тебе, — Фред скорчил рожицу.
— У тебя, правда, чешуя рыжая…
— …но мы и сами рыжие, и решили, что это будет уже чересчур.
— К тому же дела в магазине идут неплохо — почему бы и не побаловать себя?
— Даже не знаю, что на это сказать, — пробормотал Гарри, борясь с улыбкой. — Хорошо хоть, это не моя кожа…
— Кстати, будешь её сбрасывать, дай нам знать, — оживился Фред.
— У драконьей чешуи потрясающие свойства, но у нас её нет столько, чтобы начать массово производить с ней что-нибудь…
— Я не знаю, когда должен сбрасывать шкуру, — Гарри всё-таки улыбнулся. — Но если что, отдам её вам.
— Просто так отдашь? — лукаво спросил Фред. — Мы думали, ты потребуешь за это кое-что…
— Например? — вздёрнул брови Гарри.
— Догадайся! — два поцелуя в щёки заставили Гарри залиться краской до самой шеи, поскольку до него дошло, что близнецы имели в виду.
— Мы скучали по тебе, — Фред и Джордж по очереди поцеловали его в макушку и выпустили из объятий.
— Вы закончили? — раздражённо пророкотал Грюм, и Гарри сообразил, что остальные всё это время стояли и ждали, пока он наобщается с близнецами.
— Да, — Гарри с сожалением повернулся к Грюму.
— Это они? — Грюм без церемоний ткнул пальцем в ту сторону, где стояли все три Дурсля, с ужасом взирая на собравшихся около Гарри людей.
— Ага, — кивнул Гарри и поспешил за всей толпой своих встречающих, которые зачем-то направились к Дурслям.
— Добрый день, — Гарри никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, а тем более Артур Уизли, желал доброго дня настолько злым голосом.
— Мы хотели бы поговорить с вами о Гарри, — Грюм приподнял свой котелок, и Дурсли отпрянули в ужасе, увидев бешено вращающийся магический глаз.
— О том, как с ним надо обращаться, — мягко добавил Ремус.
— Вас не касается то, что происходит в моём доме! — попробовал возмутиться дядя Вернон.
— Касается-не касается — это не вам решать, — Тонкс выступила вперёд. — И если мы узнаем, что с Гарри происходит что-то плохое…
— Если мы узнаем, что его бьют, — прорычал мистер Уизли.
— Морят голодом, — добавил Ремус.
— Заставляют работать, как домового эльфа! — негодующе дополнила миссис Уизли.
— А мы, будьте уверены, узнаем, — очень вежливо сказали хором близнецы.
— Вам придётся за это отвечать перед нами, и не только, — закончил Грюм и отвернулся от Дурслей, сочтя, что на них не стоит больше тратить время. — Если что, Поттер, сигнализируй.
Гарри кивнул, давя смех.
— Если от тебя не будет вестей три дня, мы явимся и проверим, где ты и как ты, — добавил Фред.
Тётя Петуния тихонько охнула, представив появление у своей респектабельной калитки двух совершенно одинаковых рыжих парней в сверкающих чешуйчатых куртках.
— Мы заберём тебя, как только сможем, — пообещала миссис Уизли.
Гарри улыбнулся, помахал им рукой и направился к выходу с вокзала, катя перед собой тележку с вещами.
Стоило умереть и снова ожить, чтобы увидеть, как Грюм угрожает дяде Вернону.
— Грузи сюда свои вещи и садись в машину, негодный мальчишка! — рявкнул дядя Вернон, рывком раскрывая багажник.
— Минутку… — Гарри сосредоточился; а потом плюхнул сундук на место и закрыл багажник.
— Ч-то это? — испуганно пролепетал дядя Вернон.
— Это? — Гарри удовлетворённо проследил за взглядом дяди Вернона и улыбнулся.
Золотые солнечные лучи отражались от блестящей красно-ржавой чешуи на драконьей лапе, медленно превращавшейся обратно в костлявую мальчишескую ладонь.

_____________________________________________

P.S. В качестве стихотворений Джеймса Поттера использованы тексты Николая Заболоцкого. Авторство пароля к Слизеринской гостиной принадлежит восхитительнейшему Станиславу Ежи Лецу. Авторство стихов Северуса Снейпа принадлежит мне.
P.P.S. мои любимые, дорогие и так далее читатели! Я постаралась выложить фик поближе к своему дню рождения, который у меня восьмого июля. И это, конечно, нагло с моей стороны… но самым замечательным подарком для меня будет, если каждый из вас оставит мне своё мнение в отзывах. И если вам нужна шестая часть, дайте мне знать… пишите мне, рисуйте, что ли, что-нибудь на тему моего фанфа… подавайте признаки жизни:) Огромное спасибо всем тем, кто в меня верил — им и посвящается всё вышеизложенное, да и всё, что последует.
Искренне ваша,
протирающая красные, как у Вольдеморта, глаза и убирающая с лица разлохмаченные, как у Поттера, волосы,
MarInk.

Конец 5-й части.