|
|
Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления.
| |
| Lord | Дата: Среда, 10.08.2011, 16:36 | Сообщение # 1 |
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Название: Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления.
Переводчики: Jack Dilindjer , Moira , Лаваш.
Беты: беркут , Лаваш , JaneB , Velika.
Источник: www.fanfiction.net/s/5782108/1/Harry_Potter_and_the_Methods_of_Rationality.
Автор: Less Wrong
Пэйринг: Гарри Поттер/Гермиона Грейнджер.
Рейтинг: G.
Тип: Джен.
Жанр: Humor/Drama.
Размер: Макси.
Статус: закончен.
Саммари: Петуния вышла замуж не за Дурсля, а за университетского профессора, и Гарри попал в гораздо более благоприятную среду. У него были частные учителя, дискуссии с отцом, а главное — книги, сотни и тысячи научных и фантастических книг. В 11 лет Гарри знаком с квантовой механикой, матаном, теорией вероятности и другими кавайными вещами. А главное — он очень-очень рациональный, а это круче чем укус радиоактивного паука.
От автора: Со-переводчики — велкам :)
Разрешение на размещение: получено.
Взято здесь.
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:54 | Сообщение # 271 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 86. Проверка многомерной гипотезы
(Заголовки международных газет 7 апреля 1992 г.)
«Волшебный Вестник Торонто»:
БРИТАНСКИЙ ВИЗЕНГАМОТ В ПОЛНОМ СОСТАВЕ СООБЩАЕТ:
МАЛЬЧИК-КОТОРЫЙ-ВЫЖИЛ ЗАПУГАЛ ДЕМЕНТОРА.
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА ПО ВОЛШЕБНЫМ СУЩЕСТВАМ:
«ДА ВЫ ПРОСТО ЛЖЁТЕ!»
ФРАНЦИЯ И ГЕРМАНИЯ ОБВИНЯЮТ БРИТАНИЮ
В ТОМ, ЧТО ВСЁ БЫЛО ПОДСТРОЕНО.
«Новозеландские Ежедневные Чародейские Известия»:
ЧТО СВЕЛО С УМА БРИТАНСКИХ ЗАКОНОДАТЕЛЕЙ?
НАШЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО НА ОЧЕРЕДИ?
ЭКСПЕРТЫ ПРИВЕЛИ ТОП-28 ПРИЧИН СЧИТАТЬ,
ЧТО ЭТО УЖЕ ПРОИЗОШЛО
«Американский Маг»:
КЛАН ВЕРВОЛЬФОВ
СТАЛ ПЕРВЫМИ ОБИТАТЕЛЯМИ ВАЙОМИНГА
«Придира»:
МАЛФОЙ СБЕГАЕТ ИЗ ХОГВАРТСА
СИЛА ВЕЙЛ ПРОБУДИЛАСЬ
«Ежедневный Пророк»:
«БЕЗУМНАЯ МАГЛОРОЖДЁННАЯ» ОСВОБОЖДЕНА
ИЗ-ЗА ЮРИДИЧЕСКОЙ УЛОВКИ.
ПОТТЕР УГРОЖАЕТ МИНИСТЕРСТВУ
НАПАДЕНИЕМ НА АЗКАБАН
* * *
Гипотеза: Волдеморт
(8 апреля 1992 года, 19:22)
И снова они вчетвером собрались вокруг древнего стола директора Хогвартса — стола, выдвижные ящики которого содержали другие ящики, а в тех были свои ящики, и именно в этих ящиках и хранились все старые документы школы Хогвартс. Согласно легенде, когда-то в этом столе потерялась директриса Шейла, и пребывает там до сих пор, и выберется наружу, лишь когда приведёт в порядок свои бумаги. У Минервы не вызывала особого восторга мысль, что когда-нибудь вместе со столом она унаследует все эти ящики. Но до этого надо было ещё дожить.
За столом с серьёзным и сосредоточенным видом сидел Альбус Дамблдор.
Рядом с холодным, засыпанным пеплом камином зловеще замер Северус Снейп, словно вампир, изображать которого, если верить заявлениям учеников, профессор очень любил.
Предполагалось, что к ним присоединится Шизоглаз Хмури, но он пока не появился.
А Гарри…
Маленькая, худенькая фигурка примостилась на подлокотнике кресла, словно энергия переполняла Гарри настолько, что он не мог сидеть нормально, как все люди. Неподвижное лицо, слипшиеся волосы, пристальный взгляд зелёных глаз, и в центре всего этого — зигзаг молнии его незаживающего шрама. Всего за одну неделю мальчик стал гораздо мрачнее.
На мгновение Минерва вспомнила, как они с Гарри гуляли в Косом переулке — казалось, это было много-много лет назад. В том мальчике уже тогда, так или иначе, скрывалась эта угрюмость. За появление этой угрюмости нельзя винить только её или Альбуса. И всё же было невыносимо печально сравнивать того мальчика, с которым она когда-то познакомилась, и то, во что превратила его магическая Британия. Она знала, что Гарри всегда отличался от обычных детей. Приёмные родители Гарри рассказывали, что он мало разговаривал и ещё меньше играл с детьми маглов. Минерва с болью в сердце подумала, что, возможно, на игры с другими детьми в Хогвартсе у Гарри были только эти месяцы, а теперь война лишила его и этого. Быть может, дети его возраста не видели Гарри таким, каким он стоял перед Визенгамотом. Но Минерва не могла не представлять детство Гарри Поттера чем-то вроде охапки хвороста, которую она и Альбус ветка за веткой бросали в огонь.
— Пророчества всегда сложно понять, — Альбус Дамблдор наполовину прикрыл глаза, будто от усталости. — Смутные, расплывчатые, их смысл ускользает словно вода сквозь пальцы. Пророчество — это всегда бремя, ибо в нём нет ответов, лишь одни вопросы.
Гарри Поттер источал напряжение.
— Директор Дамблдор, — сказал он с лёгким нажимом, — мои друзья стали мишенью. Гермиона Грейнджер чуть не попала в Азкабан. Вы сами сказали: началась война. Пророчество профессора Трелони — ключевая информация, она мне нужна, чтобы оценивать мои гипотезы о том, что происходит. Я уже не говорю о том, как глупо — и опасно — то, что Тёмный Лорд знает пророчество, а я — нет.
Альбус мрачно посмотрел на Минерву. В ответ на его невысказанный вопрос она покачала головой — каким бы невообразимым способом Гарри ни догадался, что именно Трелони сделала то пророчество и что Тёмный Лорд знает, о чём в нём говорится, он узнал это не от неё.
— В попытках предотвратить именно это пророчество Волдеморт направился навстречу своей гибели от твоих рук, — сказал тогда старый волшебник. — Это знание принесло ему один лишь вред. Обдумай это как следует, Гарри Поттер.
— Да, директор, я понимаю. В моей родной культуре тоже есть литературные произведения о самоисполняющихся и неверно понятых пророчествах. Не сомневайтесь, я буду осторожен с интерпретациями. Но о каких-то деталях я уже догадался. Неужели неполные догадки будут для меня безопаснее?
Альбус помедлил.
— Минерва, — наконец произнёс он. — Будьте любезны.
— Грядёт… — начала Минерва. Слова давались с трудом: она не была актрисой. Ей не удавалось изобразить гулкий, леденящий тон исходного пророчества, а этот тон казался крайне важным, словно без него нельзя будет передать весь смысл. — Грядёт тот, кто наделён могуществом победить Тёмного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца…
— И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, — голос Северуса заставил Минерву подпрыгнуть от неожиданности. Мрачная фигура профессора зельеварения по-прежнему возвышалась у камина. — Но он будет обладать силой, что неведома Тёмному Лорду… и каждому должно уничтожить другого, почти ничего не оставив, ибо не могут их несхожие души существовать в одном мире.
В последней строчке зловещее предзнаменование прозвучало настолько сильно, что у Минервы по коже пробежали мурашки — почти как тогда, когда она слушала Сибиллу Трелони.
Гарри выслушал пророчество с хмурым видом.
— Можно повторить? — попросил он.
— Грядёт тот, кто наделён могуществом победить Тёмного Лорда, рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе…
— Постойте, может быть, лучше это записать? Мне нужно тщательно всё проанализировать…
Так и поступили. Альбус и Северус двумя ястребами пристально наблюдали за пергаментом, словно опасаясь, что какая-нибудь невидимая рука схватит его и похитит ценную информацию.
— Итак… — начал Гарри. — Я мужского пола и рождён 31-го июля, это сходится. Я и в самом деле победил Тёмного Лорда, сходится. Двусмысленное местоимение во второй строчке… Но я тогда ещё не родился, да и трудно представить, чтобы мои родители трижды бросали вызов мне. Этот шрам — очевидный кандидат в «метки»… — Гарри коснулся своего лба. — Остаётся сила, которая неведома Тёмному Лорду, возможно, это намёк на мои научные познания…
— Нет, — сказал Северус.
Гарри удивлённо посмотрел на профессора зельеварения.
Глаза Северуса были закрыты, его лицо было напряжено и сосредоточено.
— Тёмный Лорд мог бы получить эту силу, просто изучив те же книги, что и вы, Поттер. Но пророчество говорит не о «силе, которой не обладает Тёмный Лорд». И даже не о «силе, которую не может получить Тёмный Лорд». Оно говорит о «силе, неведомой Тёмному Лорду»… Это должно быть что-то более чуждое ему, чем магловские артефакты. Возможно, что-то, что он вообще не в силах понять, даже если увидит…
— Наука — это не мешок технологических фокусов, — ответил Гарри. — Это не просто магловский аналог волшебной палочки. Это даже не совсем знание, в смысле, то, что можно выучить наизусть, как, например, таблицу Менделеева. Это другой способ мышления.
— Может быть… — пробормотал профессор зельеварения, но чувствовалось, что Гарри его не убедил.
— Рискованно слишком сильно углубляться в слова пророчества, — сказал Альбус. — Даже тем, кто слышал их сам. Это чревато большими разочарованиями.
— Да, пожалуй, — Гарри потёр свой шрам. — Но… раз уж это всё, что мы знаем… ладно, я спрошу прямо. Откуда вы знаете, что Тёмный Лорд вообще выжил?
— Что? — воскликнула Минерва. Альбус лишь вздохнул и снова откинулся на спинку огромного директорского кресла.
— Ну, — продолжил Гарри, — представьте, как пророчество звучало, когда его только что сделали. Сами-Знаете-Кто узнал о пророчестве и решил, что мне предназначено вырасти и низвергнуть его. Что нам обоим предстоит генеральное сражение, где один из нас уничтожит другого, почти ничего не оставив. Поэтому Сами-Знаете-Кто напал на Годрикову лощину и тут же оказался уничтожен, оставив некие остатки, которые могут быть, а могут и не быть его бестелесной душой. Может быть, его остатки — это Пожиратели смерти или Тёмная метка. Я в том смысле, что, быть может, пророчество уже сбылось. Не поймите неправильно… я понимаю, что моя интерпретация выглядит натянутой. Формулировки Трелони не похожи на то, как если бы они описывали только события, которые исторически имели место 31-го октября 1981-го года. Если кто-то нападает на ребёнка, и заклинание бьёт рикошетом в него самого, это сложно назвать «могуществом, чтобы победить». Но если принять за гипотезу, что пророчество говорит о нескольких возможных вариантах будущего, один из которых и свершился на Хэллоуин, тогда, возможно, пророчество уже исполнилось.
— Но… — вырвалось у Минервы. — Но налёт на Азкабан…
— Если Тёмный Лорд выжил, то, конечно, он наиболее очевидный подозреваемый в налёте на Азкабан, — рассудительно сказал Гарри. — Можно даже сказать, что налёт на Азкабан — это байесовское свидетельство того, что Тёмный Лорд выжил, потому что побег узника из Азкабана скорее произойдёт в мире, где Тёмный Лорд жив, чем в мире, где он мёртв. Но это слабое байесовское свидетельство. Этот побег мог случиться и без живого Тёмного Лорда. Профессор Квиррелл, который не предполагает, что Сами-Знаете-Кто ещё жив, без труда придумал собственное объяснение. По его мнению, скорее всего какой-то могущественный волшебник захотел воспользоваться Беллатрисой Блэк, потому что она, возможно, владеет тайнами Тёмного Лорда, неким магическим знанием, которое Волдеморт мог открыть только ей. Вероятность того, что кто-то пережил смерть своего тела, очень мала, даже если магия это и допускает. В большинстве случаев такого не происходит. Таким образом, если всё, что у нас есть — это нападение на Азкабан… я бы сказал, что это недостаточное байесовское свидетельство. Это свидетельство в условиях неверной гипотезы невероятно, но эта невероятность не соразмерна априорной невероятности самой гипотезы.
— Нет, — отрезал Северус. — Пророчество ещё не сбылось. В противном случае я бы об этом знал.
— Вы в этом уверены?
— Да, Поттер. Если бы пророчество сбылось, я бы его понял! Я слышал слова Трелони, я помню голос Трелони, и, если бы я узнал о событиях, о которых говорит пророчество, я бы их распознал. То, что уже свершилось… не подходит, — уверенно закончил учитель Зельеварения.
— Я даже не знаю, что на это ответить, — сказал Гарри. Он рассеяно потёр рукой лоб. — Может быть, не подходит то, что вы думаете о произошедшем, а на самом деле всё по-другому…
— Волдеморт жив, — сказал Альбус. — Есть и другие свидетельства.
— Например? — тут же спросил Гарри.
Альбус помедлил.
— Существуют ужасные ритуалы, с помощью которых волшебники возвращались к жизни, — медленно сказал он. — Кто угодно может догадаться об этом, вчитываясь в летописи и легенды. И при этом определённые книги пропали, я не смог найти их. Уверен, что их забрал Волдеморт…
— То есть, вы не можете найти ни одной книги о бессмертии, и это доказывает, что их взял Сами-Знаете-Кто?
— Именно так, — ответил Альбус. — Существует одна книга — я не буду произносить вслух её название — которая пропала из Запретной секции библиотеки Хогвартса. В «Борджин и Бёркс» хранился древний свиток, но там, где он лежал, осталось лишь пустое место… — старый волшебник помолчал. — Но, предполагаю, ты скажешь, что, даже если Волдеморт попытался стать бессмертным, это не доказывает, что он в этом преуспел.
— Доказывает, директор? Всегда есть лишь вероятности. Если известно, что пропали определённые книги, описывающие ритуалы бессмертия, это увеличивает вероятность, что кто-то попытался ими воспользоваться. Что, в свою очередь, повышает априорную вероятность того, что Тёмный Лорд пережил свою смерть. Я признаю это и благодарю вас за предоставленные факты. Вопрос в том, достаточно ли высока эта априорная вероятность.
— Но если ты признаёшь, что есть хоть какая-то возможность, что Волдеморт выжил, то ведь, безусловно, стоит держаться настороже? — тихо спросил Альбус.
Гарри согласно склонил голову.
— Вы правы, директор. Хотя, когда вероятность гипотезы становится слишком мала, ошибочно только о ней и думать… Учитывая, что книги о бессмертии пропали и что слова пророчества кажутся в некоторой степени более естественными, если в нём описывается будущая битва между Тёмным Лордом и мной, я согласен, что оживший Тёмный Лорд — это не просто возможное, а вероятное событие. Но также следует принять в расчёт и другие возможности — а в мире, где Сами-Знаете-Кто не выжил, Гермиону мог подставить кто-то другой.
— Глупость, — тихо произнёс Северус. — Абсолютная глупость. Тёмная метка не исчезла, и её хозяин — тоже.
— Вот, именно это я и подразумевал, когда говорил о формально недостаточном байесовском свидетельстве. Конечно, звучит это мрачно, и судьбоносно, и всё такое, но кто сказал, что магическим меткам не свойственно оставаться после смерти того, кто их нанёс? Предположим, что метка действительно никуда не исчезает, пока сознание Тёмного Лорда продолжает жить, но априори у нас есть лишь догадка, что с двадцатипроцентной вероятностью Тёмная метка продолжает существовать и после смерти Тёмного Лорда. Тогда наблюдение «Тёмная метка не исчезла» происходит в пять раз вероятнее в мире, где Тёмный Лорд жив, чем в мире, где Тёмный Лорд мёртв. Это соразмерно априорной невероятности бессмертия? Допустим, первичные шансы, что Тёмный Лорд выжил — сто к одному. Если вероятность, что некая гипотеза скорее неверна, в сто раз больше, чем если она верна, и вы наблюдаете свидетельство, которое появляется в пять раз вероятнее, когда гипотеза верна, чем когда она не верна, то теперь у нас получается, что вероятность, что эта гипотеза неверна в двадцать раз больше, чем если она верна. Шансы сто к одному умножить на вероятность один к пяти, получается двадцать против одного, что Тёмный Лорд мёртв…
— Откуда вы берёте все эти числа, Поттер?
— Да, это признанный недостаток данного метода, — не моргнув глазом, ответил Гарри. — Но качественно мы получаем, что наблюдение «Тёмная метка не исчезла» не является достаточным подтверждением гипотезы «Тёмный Лорд бессмертен». Потому что свидетельство не такое исключительное, как само утверждение, — Гарри сделал паузу и продолжил: — И не будем забывать, что даже если Тёмный Лорд жив, то это не значит, что именно он подставил Гермиону. Как сказал один хитроумный человек, здесь может быть больше одного плана и больше одного заговорщика.
— Да, у нас есть ещё профессор Зашиты, — заметил Северус с холодной улыбкой. — Полагаю, что мы вполне можем считать его подозреваемым. В конце концов, в прошлом году виновным оказался профессор Защиты, и в позапрошлом тоже, и в поза-позапрошлом.
Гарри снова посмотрел на пергамент, лежавший у него на коленях.
— Давайте двигаться дальше. Вы уверены, что точно запомнили пророчество? Мог кто-нибудь проникнуть в память профессора МакГонагалл и изменить или удалить строчку?
Альбус помолчал и затем медленно ответил:
— На всей территории Британии действует великое заклятие, которое записывает каждое пророчество, произнесённое в её пределах. Все пророчества хранятся глубоко под Древнейшим Залом Визенгамота, в Отделе Тайн.
— Зал Пророчеств, — прошептала Минерва. Она читала об этом месте. Книги рассказывали об огромном зале со стеллажами, на которых в течение многих лет появлялись сияющие сферы. Считалось, что его сотворил сам Мерлин, величайший из волшебников, в качестве прощальной пощёчины Судьбе. Не все пророчества ведут к благу. Поэтому Мерлин пожелал, чтобы те, о ком говорится в пророчествах, по крайней мере знали, что им предречено. Это была дань уважения их свободе воли, чтобы Рок не мог распоряжаться ими, как ему захочется. В руки того, о ком говорится в пророчестве, опустится сияющая сфера, и он услышит пророчество, произнесённое голосом предсказателя. Тот же, кто попытается дотронуться до чужого пророчества, лишится рассудка… или, может быть, у него просто взорвётся голова — в этом вопросе легенды расходились. Однако, в чём бы ни заключался изначальный замысел Мерлина, на протяжении веков Невыразимцы не позволяли никому входить в этот зал, по крайней мере, насколько знала Минерва. В сборнике «Труды чародеев древности» утверждалось, что позднее Невыразимцы обнаружили, что если позволять действующим лицам пророчества узнавать его содержание, то это может мешать провидцам высвобождать то самое давление времени, которое они высвобождают во время предсказания, и потому преемники Мерлина запечатали его Зал. Минерве уже приходила в голову мысль (сказывались месяцы в обществе мистера Поттера), что в таком случае не ясно, откуда это известно. Но она также полагала, что не стоит расспрашивать об этом Альбуса, ведь он и правда может попробовать рассказать. А Минерва была совершенно уверена, что о Времени стоит беспокоиться только в том случае, если вы — часы.
— Да, Зал Пророчеств, — тихо подтвердил Альбус. — Те, о ком говорится в пророчестве, могут там прослушать его запись. Ты понимаешь, что это значит, Гарри?
Гарри нахмурился.
— Ну, что я мог бы прослушать пророчество, или Тёмный Лорд… О, мои родители. Те, кто трижды бросали ему вызов. Они упомянуты в пророчестве, значит, тоже могли его прослушать?
— Если Джеймс и Лили и слышали что-то отличное от того, что рассказала Минерва, мне они об этом не сообщили, — спокойно ответил Альбус.
— Ты брал Джеймса и Лили туда? — поразилась Минерва.
— Фоукс может перенести во множество мест, — пояснил Альбус. — Но не стоит об этом распространяться.
Гарри пристально посмотрел на Альбуса.
— А можно мне отправится в этот Отдел Тайн и услышать запись пророчества? Насколько я слышал, оригинальная интонация голоса может помочь его понять.
Старый волшебник медленно покачал головой — в его очках мелькнул отблеск огня из камина.
— Не думаю, что это будет мудро, — ответил он. — Из-за причин не столь очевидных. Место, сотворённое Мерлином, таит в себе опасность, и для некоторых людей эта опасность больше, чем для других.
— Понятно, — без выражения отозвался Гарри и снова опустил взгляд на пергамент. — Я приму за рабочую версию, что пророчество записано точно. В следующей части говорится, что Тёмный Лорд отметит меня как равного себе. Есть идеи, что это может означать?
— Это точно не значит, что ты должен повторить его путь, хоть в каком-нибудь смысле, — ответил Дамблдор.
— Я не идиот, директор. Маглы разработали одну или две концепции о временных парадоксах, хотя для них это не более, чем теория. Я не переступлю через свои этические нормы только потому, что послание из будущего говорит, что я так сделаю, ведь тогда получится, что послание — единственная причина, почему это произошло. Всё же, что именно это значит?
— Я не знаю, — сказал Северус.
— Я тоже, — сказала Минерва.
Гарри достал свою палочку и принялся вертеть её в руках, задумчиво разглядывая деревянную поверхность.
— Одиннадцать дюймов, остролист, с сердцевиной из пера феникса, — сказал он. — И феникс, чьё перо внутри этой палочки, дал ещё только одно, которое мистер… как там его зовут… Олива-что-то-там… поместил в сердцевину палочки Тёмного Лорда. А ещё я Змееуст. И так уже, кажется, слишком много совпадений. И теперь, как выясняется, существует пророчество, утверждающее, что я буду равен Тёмному Лорду.
Взгляд Северуса приобрёл задумчивое выражение, лицо директора оставалось непроницаемым.
— Может ли быть, — запинаясь, спросила Минерва, — что Сами-Знаете-Кто… что Волдеморт… передал часть своей силы мистеру Поттеру той ночью, когда Гарри получил этот шрам? Неумышленно, конечно. Но всё же… я не понимаю, как мистер Поттер может быть равным ему, если его магическая сила не сравнима с силой Тёмного Лорда…
— Хм, — сказал Гарри, по-прежнему задумчиво глядя на палочку. — Если бы было нужно, я бы сразился с Тёмным Лордом безо всякой магии. Homo sapiens стали доминантным видом на планете не потому, что у них были самые острые зубы или самая прочная броня. Хотя, быть может, это не столь очевидно волшебникам. Тем не менее, бояться кого-то, кто не умнее меня — ниже моего достоинства как человека. А насколько я слышал, в этом отношении Тёмный Лорд не был таким уж страшным.
— Вы что, воображаете себя умнее Тёмного Лорда, Поттер? — в голосе профессора зельеварения прорезалось что-то от его обычной манеры презрительно растягивать слова.
— В общем, да, — ответил Гарри. Он задрал левый рукав мантии, затем закатал рукав рубашки, которая была под ней, и показал чистое предплечье. — О, это мне напомнило кое о чём! Давайте убедимся, что ни у кого из присутствующих нет отчётливо видимой татуировки на одном и том же, легкопроверяемом месте, которая бы указала на них как на тайных вражеских шпионов.
Альбус сделал успокаивающий жест прежде, чем профессор зельеварения успел сказать что-нибудь едкое.
— Скажи, Гарри, а где бы ты разместил Тёмную метку?
— В нестандартном месте, — тут же ответил Гарри. — Там, где её нельзя просто так обнаружить без хлопот и неловких ситуаций, хотя, конечно, бдительный человек проверит и там. Сделать её меньше, если возможно. Нанести сверху немагическую татуировку, чтобы замаскировать истинную форму… а ещё лучше покрыть слоем фальшивой кожи…
— Что ж, хитро, — согласился Альбус. — Но давай предположим, что ты можешь создать любую метку, какую только захочешь, проявляющуюся или исчезающую по твоему желанию. Что ты сделаешь тогда?
— Сделаю её совершенно невидимой всё время, — ответил Гарри тоном человека, объясняющего очевидные вещи. — Я же не хочу, чтобы что-то указывало, шпион это или нет.
— Предположим, ты ещё хитрее, — продолжил Альбус. — Ты — мастер лжи, мастер коварства и используешь свои способности по полной.
— Ну… — мальчик нахмурился. — Это кажется неоправданно сложным, больше похоже на тактику злодея из ролевой игры, чем на то, что используют в настоящей войне. Но я предположу, что можно поставить фальшивую Тёмную метку на людей, которые не являются Пожирателями смерти, тогда как у настоящих Пожирателей смерти метка будет невидимой. Но тогда возникает вопрос, как изначально заставить людей поверить в то, что Тёмная метка указывает на Пожирателя смерти… Если бы я собирался подойти к этому вопросу серьёзно, мне нужно было бы подумать об этом хотя бы пять минут.
— Я задаю тебе этот вопрос, — тем же мягким голосом продолжил Альбус, — потому что в самом начале войны я сам пользовался проверкой, которую ты предложил. Орден не погиб из-за моей глупости только потому, что Аластор не считал отсутствие Метки доказательством. Позже я пришёл к мысли, что носители Метки могут скрывать и показывать её по своему желанию. Однако, когда мы спешно выставили Игоря Каркарова перед лицом Визенгамота, Метка чётко проступала на его руке, несмотря на все старания Каркарова доказать свою невиновность. Я не знаю, по каким правилам действует Тёмная метка. Даже Северус до сих пор связан своей Меткой и не может открыть её секреты тому, кто их сам не знает.
— Ой, но это же предельно упрощает дело, — тут же воскликнул Гарри. — Погодите-погодите… Вы были Пожирателем смерти? — Гарри перевёл взгляд на Северуса.
Тот ответил холодной улыбкой:
— И до сих пор им являюсь, насколько им известно.
— Гарри, — сказал Альбус, не сводя глаз с мальчика, — что ты имеешь в виду, говоря, что это предельно упрощает дело?
— Теория информации для начинающих, — лекторским тоном сказал мальчик. — Наблюдаемая переменная Х передаёт информацию о состоянии переменной Y тогда и только тогда, когда возможные значения Х имеют разную вероятность для разных состояний Y. Как только вы узнаёте какое угодно качество, которое отличается у шпиона и не-шпиона, вы можете его использовать, чтобы различать одних и других. Аналогично, чтобы различить правду и ложь, вам нужно что-то, что будет вести себя по-разному в том и другом случае… нельзя использовать «личные убеждения», чтобы отличать правду и ложь — нужно руководствоваться принципом «выдвинь гипотезу и проверь её экспериментально». Вы говорите, что человек с Тёмной меткой не может открыть её секреты тому, кто их ещё не знает. Тогда, чтобы выяснить, как работает Тёмная метка, запишите все предполагаемые способы её работы, которые только можете себе представить, а потом наблюдайте, как профессор Снейп пытается рассказать кому-нибудь о каждом из этих пунктов… возможно, следует взять кого-то, кто не знает цели эксперимента — я объясню суть бинарного поиска позже, чтобы вы при необходимости смогли сыграть в «Двадцать вопросов» и сузить круг поисков — и те варианты, которые он не сможет произнести вслух, будут правдой. В данном случае его молчание послужит тем самым различием в поведении в ответ на правдивые и ложные утверждения о метке.
Минерва поняла, что слушает, разинув рот, и быстро его закрыла. Даже Альбус выглядел удивлённым.
— А впоследствии, как я и сказал, любое поведенческое различие между шпионами и не-шпионами может быть использовано для определения шпионов. Как только вы выявите хотя бы один магически скрытый секрет Тёмной метки, вы сможете проверять любого на наличие Тёмной метки, просто наблюдая за тем, сможет ли он раскрыть этот секрет тому, кто его ещё не знает…
— Благодарю вас, мистер Поттер.
Все посмотрели на Северуса. Профессор Зельеварения выпрямился и оскалил зубы с яростно-торжествующим видом.
— Директор, теперь я могу свободно говорить о Тёмной метке. Если кому-то из нас известно, что его схватили как Пожирателя Смерти, и проверяющие раньше не видели его руку без метки, то метка проявляется независимо от его желания. Но если они уже видели, что метки у него нет, то она остаётся невидимой. Также метка остаётся невидимой, если его только подозревают. Поэтому кажется, что Тёмная метка выдает Пожирателя смерти — но на деле, как вы понимаете, только того, кто уже был раскрыт.
— А, — сказал Альбус. — Спасибо, Северус, — он на мгновение прикрыл глаза. — Пожалуй, это объясняет, почему даже Питер не заподозрил Блэка… Ну, хорошо. Как вам проверка, которую предложил Гарри?
Профессор Зельеварения покачал головой.
— Несмотря на заблуждения Поттера, Тёмный Лорд не был дураком. В тот момент, когда возникают подозрения о подобной проверке, Тёмная метка снимает запрет на обсуждение данной темы. Но я не мог намекнуть на такую возможность, мне оставалось ждать, пока кто-то не догадается о ней самостоятельно, — он снова улыбнулся, не разжимая губ. — Мне стоило бы наградить ваш факультет солидной суммой баллов, мистер Поттер, но это скомпрометирует моё прикрытие. Однако, как видите, Тёмный Лорд был хитёр, — его взгляд устремился куда-то в пространство, затем Северус вздохнул: — Да, он был очень, очень хитёр…
Гарри Поттер на несколько секунд погрузился в размышления.
Потом…
— Нет, — Гарри покачал головой. — Нет, это совершенно невозможно. Во-первых, мы говорим о логической задачке такого уровня сложности, что она могла бы появиться в первой главе какой-нибудь книги Рэймонда Смаллиана. Это совершенно несравнимо с тем, чем занимаются магловские учёные. А во-вторых, вполне возможно, что Тёмному Лорду потребовалось пять месяцев, чтобы придумать загадку, которую я разгадал за пять секунд…
— Скажите, Поттер, для вас действительно непостижимо, что кто-то может быть таким же умным, как вы? — В этот раз в голосе профессора зельеварения было больше любопытства, чем высокомерия.
— Всё дело в априорной вероятности, профессор Снейп. Свидетельства допускают как то, что Тёмный Лорд потратил на эту головоломку пять месяцев, так и то, что он придумал её за пять секунд. Но в любой выборке всегда будет намного больше тех, кому потребуется пять месяцев, чем тех, кто справится за пять секунд…— Гарри провёл ладонью по лбу. — Проклятие, как же это объяснить? Предполагаю, что с вашей точки зрения, если Тёмный Лорд придумал хитрую головоломку, а я её ловко решил, то это делает нас равными.
— Я помню ваш первый урок зельеварения, — сухо сказал профессор. — И думаю, что вам есть ещё чему поучиться.
— Спокойно, Северус, — сказал Альбус. — Гарри уже совершил больше, чем вам известно. Но скажи мне, Гарри… почему ты считаешь, что Тёмный Лорд глупее тебя? Конечно, его душа повреждена во многих смыслах. Но в схватке хитрость против хитрости… ты ещё не готов с ним встретиться, насколько я могу судить, а я в курсе всех твоих подвигов.
|
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:54 | Сообщение # 272 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| * * *
Самое обидное заключалось в том, что Гарри не мог объяснить, почему он на самом деле не согласен, и это нарушало ряд базовых принципов совместного обсуждения.
Он не мог рассказать, как на самом деле освободили Беллатрису из Азкабана. Что Сами-Знаете-Кто — в каком бы то ни было обличье — не имел к этому никакого отношения, а дело было лишь в совместной работе разумов Гарри и профессора Квиррелла.
В присутствии профессора МакГонагалл Гарри не хотелось говорить, что существование повреждений мозга подразумевает отсутствие такой штуки, как душа. Что в свою очередь делает успешный ритуал бессмертия… ну, не невозможным — Гарри безусловно планировал когда-нибудь проложить дорогу к магическому бессмертию, — но гораздо более сложным и требующим гораздо больше изобретательности, чем простая привязка уже существующей души к филактерии лича. Тем более, что ни один разумный волшебник не стал бы этим заниматься, если бы знал, что его душа и так бессмертна.
Но настоящей и подлинной причиной, почему Гарри знал, что Тёмный Лорд не мог быть настолько умён… хм… наверное, было нетактично это говорить, но…
Гарри присутствовал на заседании Визенгамота. Он видел, какие смехотворные «меры предосторожности» — если это вообще можно так назвать — принимаются для охраны самых глубоких уровней министерства Магии. Там даже не было Водопада воров, который применяли гоблины, чтобы смывать эффекты Оборотного зелья и проклятия Империус с посетителей Гринготтса. Очевидный способ захвата власти — наложить Империус на Министра Магии и на глав нескольких департаментов, а тем, кто слишком силён для Империуса, послать совиной почтой ручную гранату. Или усыпляющий газ — если нужно взять их живыми и держать в состоянии Живой смерти, чтобы брать волосы для Оборотного зелья. Легилименция, чары Ложной памяти, заклинание Конфундус — просто смешно, насколько магический мир переполнен средствами для одурачивания людей. Возможно, во время своего собственного захвата власти в Британии Гарри воздержится от всего этого, поскольку его сдерживает Этика… хотя, пожалуй, он мог бы использовать некоторые слабые средства, поскольку Оборотное зелье, или временный Конфундус, или чтение мыслей с помощью легилименции не могли быть хуже, чем лишний день существования Азкабана… Но…
Если бы Гарри не сдерживали этические нормы, вероятно, он бы в тот день уничтожил худшую часть Визенгамота — в одиночку, пользуясь лишь магической силой, доступной первокурснику, благодаря тому, что он был достаточно умён и понял суть дементоров. Впрочем, возможно, политическая позиция Гарри после этого оказалась бы весьма шаткой — выжившие члены Визенгамота могли решить, что для поддержания своего реноме гораздо удобней будет отречься от его действий и осудить его. Пусть даже умнейшие из них и понимали бы, что это сделано для высшего блага… И тем не менее.
Если же вы не ограничены никакими этическими нормами, вооружены древними секретами Салазара Слизерина, повелеваете дюжинами могущественных последователей, в число которых входит Люциус Малфой, и при этом вам нужно более десяти лет, чтобы потерпеть неудачу при попытке свергнуть правительство магической Британии, это означает, что вы — идиот.
— Как же это объяснить… — повторил Гарри. — Смотрите, директор, вас связывают некие этические нормы, и поэтому вы не станете использовать в бою многие возможные тактики, просто потому что вы не злодей. И вы сражались с Тёмным Лордом, ужасно могущественным волшебником, который не был так ограничен в выборе средств, и вы всё равно его сдерживали. Если бы сверх этого Сами-Знаете-Кто был бы супер-умным, вы были бы мертвы. Все вы. Вы погибли бы мгновенно…
— Гарри, — голос профессора МакГонагалл дрожал. — Гарри, мы действительно чуть не погибли. Погибло больше половины Ордена Феникса. Если бы не Альбус… Альбус Дамблдор, величайший волшебник за последние два столетия… мы бы все были мертвы, Гарри.
Гарри провёл рукой по лбу.
— Простите, — сказал он. — Я не пытаюсь преуменьшить то, через что вы прошли. Я знаю, что Сами-Знаете-Кто был исключительно злым и невероятно могущественным Тёмным Волшебником с множеством сильных сторонников, и это… серьёзно, действительно серьёзно.
Но всё это не сравнимо с угрозой, когда ваш противник действительно умён. В этом случае он может просто трансфигурировать ботулотоксин и подмешать миллионную долю грамма в ваш чай. Был ли какой-нибудь безопасный способ объяснить это, не раскрывая деталей? Гарри не мог придумать ни одного.
— Пожалуйста, Гарри, — сказала профессор МакГонагалл. — Пожалуйста, Гарри, умоляю тебя — относись к Тёмному Лорду со всей серьёзностью! Он куда опаснее, чем… — казалось, пожилая волшебница не может подобрать правильных слов. — Он намного, намного опаснее, чем трансфигурация.
Брови Гарри поползли вверх прежде, чем он смог совладать с собой. Со стороны Северуса Снейпа послышался мрачный смешок.
Хм, — задумался внутренний когтевранец. — честно говоря, профессор МакГонагалл права. Мы не воспринимаем этот вопрос серьёзно, как воспринимают научную проблему. Усваивать новую информацию в принципе сложно, гораздо проще от неё отмахнуться, не задумываясь. Прямо сейчас, похоже, мы встретили неожиданный, важный аргумент, но совершенно не пересмотрели свои убеждения. Изначально мы не рассматривали Лорда Волдеморта в качестве серьёзной угрозы, потому что идея Тёмной Метки казалась нам откровенно идиотской. Потребуются целенаправленные усилия, чтобы разобрать по кусочкам и перепроверить всю цепочку умозаключений, которую мы построили на основании этого ложного предположения. А прямо сейчас мы не предпринимаем для этого никаких действий.
— Ладно, — сказал Гарри в тот момент, когда профессор МакГонагалл, кажется, собиралась вновь заговорить. — Ладно, чтобы отнестись к этому серьёзно, мне нужно взять паузу и подумать минут пять.
— Пожалуйста, так и сделай, — кивнул Альбус Дамблдор.
Гарри прикрыл глаза.
Его когтевранская сторона разделилась на три части.
Оцениваем вероятность, — сказал когтевранец номер один, выступавший за председателя, — что Тёмный Лорд жив и умён в той же степени, что и мы, и, следовательно, представляет собой настоящую угрозу.
Почему тогда его враги до сих пор не мертвы? — спросил когтевранец номер два, представлявший сторону обвинения.
Прошу отметить, — заявил первый когтевранец, — что мы уже рассматривали этот аргумент, так что мы не можем использовать его, чтобы менять свои представления каждый раз, когда его повторяем.
Но где тут логическая ошибка? — спросил второй когтевранец. — В мирах с умным Тёмным Лордом все члены Ордена Феникса были бы мертвы в первые пять минут войны. Наш мир таким не выглядит и, значит, он не относится к такому типу миров. Что и требовалось доказать.
Можем ли мы это утверждать с уверенностью? — вмешался когтевранец номер три, назначенный на роль адвоката. — Может быть, существовала какая-то причина, по которой Лорд Волдеморт не сражался в полную силу…
Какая, например? — спросил когтевранец номер два. — Кроме того, вне зависимости от ваших объяснений, я требую, чтобы данную идею оштрафовали в связи с её дополнительной сложностью…
Позвольте третьему высказаться, — перебил первый когтевранец.
Хорошо… смотрите, — сказал третий когтевранец. — Во-первых, мы не знаем, может ли кто-нибудь захватить министерство, используя только контроль разума. Может быть, магическая Британия действительно представляет собой олигархию, и у вас должно быть достаточно военной власти для того, чтобы запугать глав семейств и заставить их подчиняться…
Используем Империус на них тоже, — вставил второй когтевранец.
…и у олигархов есть Водопад воров на входе в их дома…
Штраф за сложность! — вскричал второй когтевранец. — Это приумножение сущностей!
…будьте же благоразумны, — сказал номер третий. — Всё-таки мы пока не встречали никого, кому бы удалось свергнуть министерство парой удачно наложенных заклинаний Империуса. И мы не знаем, действительно ли это так легко осуществить.
Но, — возразил когтевранец номер два, — даже принимая это во внимание… всё говорит о том, что можно было найти какой-нибудь другой способ. Десять лет неудач, куда это годится? Применение только обычной для террористов тактики? Это выглядит… словно он даже не пытался победить.
Возможно, у Лорда Волдеморта были и более творческие идеи, — ответил третий когтевранец, — но он не хотел давать подсказку правительствам других стран, не хотел, чтобы они узнали, насколько они уязвимы, и поставили Водопад воров в своих министерствах. По крайней мере, пока у него не будет Британии в качестве базы и достаточно прислужников, чтобы свергнуть все остальные крупнейшие правительства одновременно.
Вы предполагаете, что он хотел захватить весь мир, — отметил когтевранец номер два.
Трелони предсказала, что он будет равен нам, — торжественно произнёс третий. — Следовательно, он хотел захватить весь мир.
А если кто-то вам равен и вам приходится с ним сражаться…
На секунду Гарри попытался вообразить себе битву двух креативных волшебников, сражающихся друг с другом в полную силу.
Гарри отмечал все заклинания и зелья из своих учебников за первый курс, которыми при творческом подходе можно было бы убивать людей. Он не мог ничего с собой поделать. В буквальном смысле. Каждый раз он пытался заставить свой разум не думать об этом, но с таким же успехом можно было бы смотреть на рыбу и не позволять своему разуму признать, что это рыба. А как кто-нибудь мог бы творчески применить заклинания седьмого курса, или чары, доступные аврорам, или утерянную древнюю магию, вроде той, что обладал Волдеморт… об этом было даже страшно подумать. Сверхмогущественный креативный гений-психопат — это не просто «угроза», это — угроза всему живому.
Гарри тряхнул головой, прогоняя из мыслей мрачную картину, которую породили его же рассуждения. Вопрос в первую очередь заключался в том, велика ли вероятность столкнуться с чем-то столь же ужасным, как Тёмный Рационалист.
Априорные шансы, что некий волшебник попытался совершить ритуал бессмертия и у него получилось…
С большим запасом можно оценить эти шансы, как один к тысяче. Нельзя сказать, что примерно один волшебник из тысячи переживает свою смерть. Хотя, следовало признать, что у Гарри нет данных, сколько всего было попыток провести ритуал бессмертия.
Что, если Тёмный Лорд так же умён, как мы? — спросил третий когтевранец. — Трелони, знаете ли, предсказала, что он нам будет равен. Значит, он мог сделать так, чтобы ритуал бессмертия сработал. P.S: не забыть про строчку об «уничтожить, не оставив почти ничего».
Требование такого уровня интеллекта усложняло гипотезу ещё сильнее: априорные шансы, что случайно выбранный индивид окажется настолько умён, были весьма низки…
Но Лорд Волдеморт не был случайно выбранным волшебником, он был тем самым особенным волшебником в выборке, который привлёк всеобщее внимание. Головоломка с Меткой подразумевала некий минимальный уровень интеллекта — даже если (гипотетически) у Тёмного Лорда и ушло больше времени, чтобы всё обдумать. Опять же, в магловском мире все исключительно умные люди, которых знал Гарри из истории, не становились злыми диктаторами или террористами. Самую близкую аналогию в магловском мире представляли разве что управляющие хедж-фондов, но и из них никто не пытался захватить какую-нибудь страну, пусть даже третьего мира, что определяло максимальные границы, в которых они могли творить и добро, и зло.
Существовали гипотезы, где Тёмный Лорд был умён, а Орден Феникса при этом не был немедленно уничтожен, но такие гипотезы были куда сложнее, и потому их следовало штрафовать. После перемножения всех штрафов за дополнительные усложнения получалось, что при наблюдении «Тёмный Лорд не выиграл войну мгновенно» гипотеза «Тёмный Лорд глуп» гораздо более вероятна, чем гипотеза «Тёмный Лорд умён». Скорее всего, вероятности этих гипотез относились как 10 к 1 в пользу того, что Тёмный Лорд глуп… но, пожалуй, не 100 к 1. Даже при предположении, что Тёмный Лорд умён, никак нельзя сказать, что вероятность события «Тёмный Лорд мгновенно выигрывает» больше 99 процентов. Все возможные контр-аргументы могут в сумме дать больше одного процента.
И ещё было Пророчество… которое в первоначальном виде могло содержать, а могло и не содержать строку о том, что Лорд Волдеморт немедленно погибнет, если сразится с Поттерами. Которую затем Альбус Дамблдор стёр из памяти профессора МакГонагалл, чтобы заманить Лорда Волдеморта в ловушку. Если же такой строки не было, тогда Пророчество действительно скорее говорит о том, что Сами-Знаете-Кому и Мальчику-Который-Выжил суждено противостоять друг другу через неопределённое время. Но в этом случае было менее вероятно, что Дамблдор станет изобретать правдоподобный предлог, чтобы не брать Гарри в Зал Пророчеств…
Гарри задумался, в состоянии ли он в принципе провести байесовское вычисление, основываясь на этих данных. Конечно, смысл субъективного байесовского вычисления не в том, чтобы перемножить кучу собранных чисел и получить абсолютно правильный ответ. На самом деле смысл заключается в том, чтобы сам процесс сбора чисел заставил учесть все значимые факты и оценить все относительные вероятности. Например, если уж вы действительно задумались о вероятности того, что Тёмная Метка не исчезает после смерти Тёмного Лорда, можно понять, что вероятность этой гипотезы не настолько низка, чтобы игнорировать её. В принципе, можно было выписать гипотезы, перечислить свидетельства, получить все числа, выполнить вычисления, а затем выкинуть полученный ответ и довериться шестому чувству — но уже после того, как вам пришлось взвесить каждую деталь. Сложность была в том, что сами свидетельства не были условно независимыми: множество незаметных, но важных обстоятельств влияли друг на друга…
…впрочем, одно можно было сказать наверняка.
Если это вычисление в принципе можно произвести, потребуются листок бумаги и карандаш.
Внезапно пламя в камине директорского кабинета ярко вспыхнуло и из оранжевого стало ярко-зелёным.
— А! — профессор МакГонагалл прервала неловкую паузу. — Должно быть, это Шизоглаз Хмури.
— Оставим на время этот вопрос, — сказал директор с некоторым облегчением и тоже повернулся к камину. — К тому же, полагаю, мы услышим сейчас какие-нибудь новости.
* * *
Гипотеза: Гермиона Грейнджер.
(8 апреля 1992 года, 18:53)
Тем временем, в Большом Зале Хогвартса за четырьмя огромными столами ученики, которые не были приглашены на тайное совещание к директору, совмещали ужин с оживлённой дискуссией.
— Забавно, — задумчиво произнёс Дин Томас. — Я не верил, когда генерал говорил, что то, что мы выучили, изменит нас навсегда, и мы никогда не сможем вернуться к прежней жизни. Как только мы поймём. Как только увидим то, что видит он.
— Точно! — воскликнул Симус Финниган. — Я тоже думал, что это шутка. Ну, как и всё остальное, что постоянно говорил генерал Хаоса.
— Но теперь… — печально сказал Дин, — мы ведь уже не сможем стать прежними? Это же всё равно, что, побывав в Хогвартсе, опять пойти в магловскую школу. Нам… нам нужно держаться вместе. Больше мы ничего не можем сделать. Но иначе мы спятим.
Сидящий рядом Симус Финниган лишь молча кивнул и проглотил ещё один кусок степняка.[Здесь подразумевается животное, упомянутое в книгах Г. Бима Пайпера, в частности, в книге «Маленький пушистик» — Прим.перев.]
Вокруг них за столом Гриффиндора продолжался разговор. Он был не настолько бурным, как вчера, но время от времени все возвращались к той же теме.
— Я считаю, что здесь точно не обошлось без какого-то любовного треугольника, — говорила второкурсница по имени Саманта Кроули (она никогда не отвечала на вопрос, не родственница ли она). — Вопрос в том, к чему всё шло до того, как всё пошло наперекосяк? Кто был в кого влюблён, и была ли эта любовь взаимной… Даже не знаю, сколько тут получится возможных вариантов…
— Шестьдесят четыре, — ответила Сара Варябил, цветущая красавица, которой, скорее, следовало оказаться в Когтевране или Пуффендуе. — Нет, постойте, я ошиблась. Если, например, никто не любил Малфоя и Малфой никого не любил, то он бы вообще не был частью любовного треугольника… Так, тут нужна арифмантика. Подождите, пожалуйста, пару минут…
— Это так грустно, — у Шерис Нгасерин в глазах действительно блестели слёзы. — Они же… они же буквально были предназначены друг для друга!
— Ты имеешь в виду Поттера и Малфоя? — спросила второкурсница по имени Колин Джонсон. — Ну, да… их семьи так сильно ненавидели друг друга, они просто не могли не влюбиться…
— Нет, я имела в виду всех троих, — ответила Шерис.
Это заявление ненадолго приостановило сбивчивое обсуждение. Дин Томас захлебнулся лимонадом и теперь сидел тихо, чтобы не забрызгать всех вокруг. Лимонад капал у него изо рта и пропитывал рубашку.
— Ух ты, — воскликнула темноволосая ведьма по имени Нэнси Хуа. — Шерис, твоя теория такая… изощрённая.
— Люди, нужно мыслить реалистично, — заявила Элоиза Розен, высокая ведьма, которая была генералом в своей армии и потому говорила с ноткой авторитетности в голосе. — Мы знаем, что Грейнджер была влюблена в Поттера — ведь она его поцеловала. Поэтому единственная причина, почему она могла попытаться убить Малфоя, заключается в том, что она узнала, что Поттер бросает её ради Малфоя. Не нужно всё настолько усложнять — вы ведете себя, словно речь идёт о пьесе, а не о реальных людях!
— Но даже если Грейнджер была влюблена, странно, что она вот так вот сорвалась, — заговорила Хлоя, чья чёрная мантия в сочетании с чёрной, как ночь, кожей превращали её в тёмный силуэт. — Не знаю… Я думаю, что здесь, возможно, было что-то большее, чем трагическая история любви. Подозреваю, большинство даже понятия не имеет, что происходит.
— Да! Спасибо! — выпалил Дин Томас. — Послушайте… как вы не понимаете… нам Гарри Поттер так и говорил… если вы оказались не в состоянии предсказать, что что-то случится, если что-то полностью застало вас врасплох, значит, ваших старых представлений о мире недостаточно, чтобы объяснить… — Дин остановился, поскольку понял, что его никто не слушает. — Совершенно безнадёжно, да?
— А ты ещё не понял? — откликнулась Лаванда Браун, которая сидела напротив двух бывших легионеров Хаоса. — Как тебя вообще сделали лейтенантом?
— Ой, да помолчите вы! — рявкнула на них Шерис. — Очевидно же, что вы оба сами хотите эту троицу!
— Я серьёзно! — воскликнула Хлоя. — Что, если на самом деле происходит что-то совсем необычное, о чём не догадываются обычные люди? Что, если кто-то… заставил Грейнджер напасть на Малфоя, как и пытался всем сказать Поттер?
— Я думаю, Хлоя права, — сказал похожий на иностранца ученик, который всегда представлялся как Адриан Турнепс, хотя на самом деле родители назвали его Чокнутый Дронго. — Мне кажется, тут всё время был… — Адриан зловеще понизил голос… — некто в тени… — Адриан опять заговорил по-нормальному, — из-за которого всё и случилось. Человек, который стоял за всем этим с самого начала. И я совсем не о профессоре Снейпе.
— Ты же не хочешь сказать… — ахнула Сара.
— Да, — заявил Адриан. — На самом деле за всем этим стоит… Трейси Дэвис!
— Я тоже так думаю, — сказала Хлоя. — В конце концов… — она быстро оглянулась по сторонам. — После всей этой истории с хулиганами и потолком… даже деревья в лесах вокруг Хогвартса выглядят так, словно они дрожат… словно они напуганы…
Симус Финниган задумчиво нахмурил брови.
— Кажется, я понимаю, откуда у Гарри его… ну, вы понимаете… — Симус понизил голос, чтобы его слышали только Лаванда и Дин.
— О, я прекрасно поняла, что ты хочешь сказать, — Лаванда даже не старалась говорить тише. — Удивительно, что он не сломался и не начал убивать всех подряд ещё несколько лет назад.
— Лично меня, — Дин тоже заговорил тихо, — больше всего пугает, что на их месте могли бы быть мы.
— Ага, — ответила Лаванда. — Как хорошо, что мы теперь в полной мере разумны.
Дин и Симус серьёзно кивнули.
* * *
Гипотеза: Г. Л.
(8 апреля 1992 года, 20:08)
В камине в кабинете директора взметнулись ярко-зелёные языки пламени. Огонь сгустился в крутящийся изумрудный вихрь, а затем пламя вспыхнуло ещё ярче и выплюнуло в воздух человеческую фигуру…
Двигаясь по инерции, приданной пламенем, фигура ловко — словно в танце — крутанулась, и огненный след описал вокруг неё оборот в 360 градусов. Одновременно она молниеносно выхватила палочку. После чего внезапно замерла на месте.
Первым, на что обратил внимание Гарри, увидев появившегося человека, были многочисленные шрамы на его руках и лице. Гарри их заметил даже раньше, чем глаз. Казалось, всё тело новоприбывшего было обгоревшим и изрезанным — хотя на виду были лишь руки и лицо. Всё остальное — закрыто, причём не мантией, а кожаным одеянием, которое больше походило на доспех, чем на обычную одежду. Тёмно-серая кожа подходила к его растрёпанным седым волосам.
Затем Гарри обратил внимание на правый глаз мужчины, сверкавший ярко-голубым.
Какая-то часть разума Гарри осознала, что человек, которого профессор МакГонагалл называла «Шизоглаз Хмури», — это тот самый «Аластор» из воспоминания, которое Дамблдор показал Гарри. Но с тех пор какое-то событие разукрасило шрамами каждый дюйм его тела и отхватило ему кусок носа…
Другая же часть его разума отметила выброс адреналина. Когда мужчина, вращаясь, выскочил из камина, Гарри совершенно рефлекторно выхватил палочку. Ощущения от его появления были схожи с ощущениями от попадания в засаду. Прежде чем Гарри успел остановить себя, его рука уже начала поднимать палочку для заклинания Сомниум. Даже сейчас человек в кожаном доспехе держал палочку точно на уровне глаз, словно солдат, целящийся из ружья. Она не указывала на кого-то конкретно, но охватывала всю комнату. Опасность сквозила в позе мужчины и постановке его ног, в его кожаной броне и в его сверкающем голубом глазу.
— Полагаю, ты считаешь, что эта комната безопасна? — едко спросил мужчина в шрамах, обращаясь к директору.
— Здесь только друзья, — сказал Дамблдор.
Голова мужчины дернулась в сторону Гарри:
— Включая его?
— Если Гарри Поттер нам не друг, — серьёзно сказал Дамблдор, — то мы все совершенно точно обречены. Поэтому мы можем допустить, что он — друг.
Палочка мужчины оставалась поднятой, но указывала немного в сторону от Гарри.
— Мальчишка на меня только что чуть не набросился.
— Э-э-э-э… — Гарри заметил, что его рука до сих пор стискивает палочку, и демонстративно её опустил. — Прошу прощения, просто вы выглядели немного… готовым к сражению.
Мужчина слегка шевельнул кистью, и палочка, направленная почти на Гарри, сдвинулась на несколько градусов, хотя и не опустилась. Затем коротко хрипло рассмеялся:
— Постоянная бдительность, да, парень?
— Вы не параноик, если за вами действительно следят, — перефразировал Гарри поговорку.
Мужчина полностью развернулся к Гарри, и, насколько мальчик мог прочитать выражение на лице в шрамах, сейчас мужчина выглядел заинтересованным.
В глазах Дамблдора снова появились те яркие искорки, что можно было заметить в его взгляде до побега из Азкабана. Улыбка под серебристыми усами словно никуда и не исчезала.
— Гарри, это Аластор Хмури, которого ещё называют «Шизоглаз», он примет командование Орденом Феникса после меня… если со мной что-нибудь случится, скажем так. Аластор, это Гарри Поттер. У меня есть все основания надеяться, что вы двое великолепно поладите друг с другом.
— Я много слышал о тебе, малец, — сказал Шизоглаз Хмури. Его единственный настоящий тёмный глаз был прикован к Гарри, в то время как сверкающий голубой глаз безумно вращался в глазнице, причём, судя по всему, во всех направлениях. — И не только хорошее. Слышал, в департаменте тебя называют пугателем дементоров.
После некоторого раздумья Гарри решил ответить понимающей улыбкой.
— Как тебе это удалось, парень? — мягко спросил мужчина. Теперь и его голубой глаз уставился на Гарри. — Я немного поболтал с одним из авроров, которые конвоировали того дементора из Азкабана. Бет Мартин сказала, что дементор вылетел прямиком из ямы и никто не давал ему каких-то особых инструкций по дороге. Хотя, конечно, она могла врать.
— Это не было хитрым трюком, — ответил Гарри, — я просто шёл напролом. Хотя, конечно, я тоже могу врать.
На заднем плане хихикал откинувшийся на спинку кресла Дамблдор, словно он был ещё одним устройством в директорском кабинете, которое издавало вот такой звук.
Мужчина в шрамах снова повернулся к директору, хотя его палочка по-прежнему смотрела приблизительно в сторону Гарри.
— Я напал на след недавнего носителя Волди. Ты уверен, что его тень сейчас в Хогвартсе? — резко и по-деловому заговорил он.
— Не вполне… — начал Дамблдор.
— Что? — воскликнул Гарри. После того, как он практически пришёл к выводу, что Тёмного Лорда не существует, такое будничное обсуждение этого вопроса его поразило.
— Носителя Волди, — коротко пояснил Хмури. — Человека, чьим телом он пользовался, до того как завладел Грейнджер.
— Если легенды правдивы, — сказал Дамблдор, — существует некий предмет силы, который привязывает тень Волдеморта к этому миру. И благодаря этому он может уговорить кого-нибудь дать завладеть своим телом. В обмен носитель получает часть его силы и его гордыни…
— Поэтому напрашивается вопрос — кто слишком быстро приобрёл слишком много силы, — отрывисто произнёс Хмури. — И выяснилось, что есть человек, который изгнал бандонскую баньши, полностью уничтожил вышедший из-под контроля вампирский клан в Азии, выследил оборотня из Вагга-Вагга и истребил шайку упырей с помощью чайного ситечка. И он старается выжать из этой известности всё, что можно — уже поговаривают об ордене Мерлина. Похоже, он становится интриганом и политиком, а не просто могущественным волшебником.
— Ничего себе, — пробормотал Дамблдор. — А ты уверен, что дело не в его собственных способностях?
— Я проверил его школьные оценки, — ответил Хмури. — Записи утверждают, что Гилдерой Локхарт на СОВах по Защите получил «Тролль». О ТРИТОНах и речи не шло. Именно такой болван и мог пойти на сделку с Волди, — голубой глаз бешено вращался в глазнице. — Но, может быть, вы помните Локхарта учеником и считаете, что у него хватало потенциала, чтобы совершить всё это самому?
— Нет, — нахмурилась профессор МакГонагалл. — Должна признать, что это невозможно.
— Боюсь, я вынужден согласиться, — с ноткой боли произнёс Дамблдор. — Ах, Гилдерой, несчастный глупец…
Смешок Хмури был больше похож на рык:
— Три часа утра тебя устроят, Альбус? Локхарт должен быть дома этой ночью.
С каждым словом Гарри беспокоился всё больше и больше. Даже если у Министерства и были какие-то правила о том, что ордер должен выдать судья, их точно не было у добровольческой нелегальной организации, к которой Гарри только что, судя по всему, присоединился.
— Прошу прощения, — сказал Гарри. — А что именно произойдёт в три утра?
Должно быть, что-то в голосе в голосе Гарри его выдало, потому что мужчина в шрамах развернулся к нему:
— У тебя с этим какие-то трудности, парень?
Гарри замолчал, стараясь придумать, как сформулировать это для незнакомого человека…
— Ты хочешь расправиться с ним сам? — продолжал давить мужчина в шрамах. — Хочешь отомстить за своих родителей?
— Нет, — ответил Гарри так вежливо, как мог. — Честно говоря… слушайте, если бы мы наверняка знали, что он добровольно стал носителем для Сами-Знаете-Кого, это одно. Но если мы не уверены, а вы отправляетесь его убить…
— Убить? — Шизоглаз Хмури фыркнул. — Мы хотим получить то, что спрятано у него в голове, — Хмури постучал себе по лбу. — Возможно, нам повезло, и Волди не смог стереть воспоминания этого простофили так же легко, как сделал бы это при жизни, и Локхарт помнит, как выглядит крестраж.
Гарри мысленно отметил слово «крестраж» для последующего изучения и сказал:
— Меня просто беспокоит, что кто-то невиновный — а если он совершил всё это сам, он весьма достойный человек — может вот-вот пострадать.
— Авроры заставляют людей страдать, — резко ответил мужчина в шрамах. — Если везёт, то плохих людей. Бывает так, что удача отворачивается, вот и всё. Просто помни: Тёмные Волшебники заставляют страдать гораздо больше людей, чем мы.
Гарри сделал глубокий вздох:
— Вы можете по крайней мере попытаться не причинять вред этому человеку, в случае если он не…
— Альбус, что здесь делает первокурсник? — мужчина в шрамах резко развернулся к директору. — Только не говори мне, что он тут благодаря своему подвигу в младенчестве.
— Гарри Поттер — не обычный первокурсник, Аластор, — спокойно ответил директор. — Он уже совершил ряд деяний, достаточно невозможных, чтобы поразить даже меня. Он единственный в Ордене, кто способен однажды сравниться по интеллекту с Волдемортом. Ни мне, ни тебе это не под силу.
Мужчина в шрамах навис над столом директора:
— Он обуза. Наивный. Ни черта не знает о том, что такое война. Я хочу, чтобы его отсюда убрали и стёрли ему все воспоминания об Ордене, пока кто-нибудь из слуг Волди не вытащил их у него из головы…
— Вообще-то, я окклюмент.
Шизоглаз Хмури пристально посмотрел на директора, который в ответ кивнул.
Тогда он повернулся лицом к Гарри, и их взгляды встретились.
Внезапная яростная легилиментная атака едва не сбросила Гарри с кресла. Раскалённый добела клинок вонзился в воображаемую личность на переднем крае его разума. У Гарри не было возможности практиковаться со времени обучения у мистера Бестера, и он чуть было не потерял контроль над воображаемой личностью, которая изображала основную часть его разума. Весь мир его воображаемой личности превратился в кипящую лаву и бешеный поток вопросов. Гарри с огромнейшим трудом удавалось лишь притворяться, что у него галлюцинации, лишь притворяться личностью, которая кричит от шока и боли от того, что легилименция рвёт её рассудок на части и заставляет верить, что она горит…
Гарри удалось разорвать зрительный контакт, опустив взгляд на подбородок Хмури.
— Ты мало занимаешься, парень, — сказал Хмури. Гарри не смотрел на его лицо, но голос был мрачен. — И я предупреждаю тебя в первый и последний раз. Волди не похож ни на кого из известных легилиментов. Ему не нужно смотреть тебе в глаза. И если твои щиты настолько никчёмные, то он прокрадётся в твой разум так тихо, что ты ничего даже не заметишь.
— Принято к сведению, — сказал Гарри подбородку в шрамах. Мальчика трясло сильнее, чем он был готов признать. Мистер Бестер и близко не был настолько силён, и никогда не испытывал Гарри подобным образом. Притворяться кем-то, испытывающим такую боль… У Гарри не хватало слов, чтобы описать, что значит поддерживать воображаемую личность, страдающую от такой боли, но это точно не было нормальным.
— Но я имею право на какое-то доверие, раз я всё-таки окклюмент?
— То есть ты думаешь, что уже совсем взрослый, да? Смотри мне в глаза!
Гарри усилил свои щиты и посмотрел ещё раз в тёмно-серый глаз и сверкающий голубой.
— Видел когда-нибудь чью-то смерть? — спросил Шизоглаз Хмури.
— Моих родителей, — ровно ответил Гарри. — В январе, когда я оказался перед дементором, чтобы выучить заклинание Патронуса, ко мне вернулось это воспоминание. Я помню голос Сами-Знаете-Кого… — у Гарри озноб пошёл по коже, палочка в руках дрогнула. — Могу доложить, что Сами-Знаете-Кто способен произнести Смертельное проклятие меньше, чем за полсекунды, но, вероятно, вы это уже и так знаете.
Со стороны профессора МакГонагалл послышался вздох. Лицо Северуса напряглось.
— Хорошо, — мягко сказал Шизоглаз Хмури. Губы на лице в шрамах искривились в странной еле заметной улыбке. — Я сделаю тебе то же предложение, которое бы сделал любому аврору-стажёру. Дотронься до меня, парень — один удар, одно заклинание — и я признаю твоё право спорить со мной.
— Аластор! — воскликнула профессор МакГонагалл. — Это совершенно неразумная идея! Несмотря на все прочие его достоинства, у мистера Поттера нет сотни лет боевого опыта!
Гарри быстро окинул кабинет взглядом: его взор прошёлся по странным устройствам, скользнул мимо Дамблдора, Северуса, Распределяющей Шляпы, задерживаясь то тут, то там. Со своего места Гарри не мог видеть профессора МакГонагалл, но это не имело значения. Он хотел взглянуть лишь на одно устройство, все остальные взгляды были нужны лишь, чтобы замаскировать нужный.
— Хорошо, — сказал Гарри и вскочил со своего кресла, не обращая внимание на вздох профессора МакГонагалл и скептическое фырканье профессора Снейпа. Дамблдор приподнял брови, а Хмури оскалился как тигр.
— Пожалуйста, разбудите меня через сорок минут, если он меня вырубит, — Гарри принял начальную стойку для дуэли, его палочка смотрела в пол. — Что ж, начнём…
|
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:55 | Сообщение # 273 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| * * *
Гарри открыл глаза. Казалось, его голову набили ватой.
В кабинете директора уже никого не было, огонь в камине почти потух. Лишь Дамблдор по-прежнему сидел за столом.
— Здравствуй, Гарри, — тихо сказал директор.
— Я даже не заметил его движения, — восхищённо заявил Гарри и, проигнорировав протест мышц, сел.
— Ты стоял в двух шагах от Аластора Хмури, — ответил Дамблдор, — и отвёл взгляд от его палочки.
Гарри кивнул, вытаскивая из кошеля Мантию Невидимости.
— Ну да… я принял дуэльную стойку, чтобы он подумал, что я обычный идиот и недооценил меня… Но должен признать, это было впечатляюще.
— То есть, ты так и планировал с самого начала? — спросил директор.
— Конечно, — ответил Гарри. — Обратите внимание, что я перешёл к действиям сразу же, как проснулся, а не стал тратить время на обдумывание.
Гарри натянул на голову капюшон Мантии и бросил взгляд на настенные часы, на которые он незаметно успел посмотреть раньше.
В тот раз они показывали двадцать три минуты девятого. Сейчас — пять минут десятого.
* * *
Минерва, распахнув глаза, смотрела, как мальчик принимает дуэльную стойку. Палочку он держал низко, и на секунду Минерва задумалась, что, может быть, Гарри действительно способен… нет, это совершенно нелепо, перед ним стоит сам Шизоглаз Хмури, и победа для Гарри находится за пределами возможного. Конечно, то же самое она думала и о частичной трансфигурации…
— Что ж, начнём, — сказал Гарри и упал.
Северус усмехнулся:
— Вынужден признаться, у мистера Поттера есть свои достоинства. Я бы ни за что не произнёс это, будь он в сознании, и если вы повторите ему мои слова, я буду всё отрицать, ибо его самомнение и так уже слишком раздуто. У мистера Поттера действительно есть свои достоинства, Шизоглаз, пусть дуэлирование и не входит в их число.
Шизоглаз в ответ усмехнулся даже более зловеще:
— О, да. На дуэлях дерутся только дураки. Он встал вот так и ждал, когда я нападу. О чём он вообще думал? Пожалуй, мне стоит оставить ему шрам на память…
— Аластор! — гаркнул Альбус. Одновременно Минерва крикнула: «Стойте!», Северус метнулся вперёд, а Шизоглаз Хмури демонстративно направил палочку на тело Гарри Поттера.
— Ступефай!
Шизоглаз молниеносно развернулся на своей деревянной ноге — Минерва никогда не видела, чтобы человек двигался настолько быстро без помощи магии, его тело, казалось, размазалось в пространстве. Красный сгусток Оглушающего проклятия прошёл сквозь внезапно опустевший воздух, чуть не попал в Северуса и врезался в противоположную стену. Когда взгляд Минервы метнулся обратно к Хмури, она увидела семнадцать светящихся сфер, сформировавших знак Сагитта Магика. Через мгновенье из них вырвался яркий свет, который попал в кого-то. Раздался глухой звук падающего на пол тела…
* * *
— Ещё раз здравствуй, Гарри, — сказал Дамблдор.
— Не могу поверить, что он так быстро среагировал, — Гарри поднялся с пола, где лежал невидимым для предыдущей версии себя, и отряхнул Мантию. — И что он так быстро движется — тоже. Мне нужно придумать какой-нибудь способ достать его, не произнося заклинаний, потому что это меня выдаёт…
* * *
… и тут же Шизоглаз метнулся вниз, упав на руки. Минерва едва заметила, как две тонкие белые нити прошили пространство, где он только что был. Её глаза отвлеклись на синюю вспышку, которая случилась, когда нити врезались в одно из директорских устройств, а когда она снова посмотрела на Шизоглаза, тот уже вскочил на ноги, и его палочка двигалась немыслимо быстро. Раздался очередной звук падения…
* * *
— Ещё раз здравствуй, Гарри.
— Простите, директор, но не могли бы вы открыть вашу лестницу, а потом впустить меня обратно, прежде чем я совершу последний прыжок назад? Мне потребуется больше часа на подготовку…
* * *
Минерва, открыв рот, смотрела на Шизоглаза Хмури, который не опустил палочку ни на дюйм. Северус, судя по его лицу, был близок к шоку.
— Ну что, парень? — спросил Шизоглаз Хмури. — Что ещё у тебя есть?
Невидимая рука сняла капюшон мантии-невидимки, и в воздухе появилась парящая голова Гарри Поттера.
— Этот глаз, — глаза самого мальчика дерзко сверкнули. — Это не какой-то обычный артефакт. Он позволяет видеть сквозь мою мантию-невидимку. Вы увернулись от моего трансфигурированного тазера, как только я начал его поднимать, хотя я не произносил никаких заклинаний. А теперь, когда я пронаблюдал всё с самого начала… Вы увидели все мои «я», вернувшиеся в прошлое, сразу же, как вышли из камина, так?
Хмури ухмыльнулся. Точно такой же оскал Минерва видела на его лице в тот раз, когда они столкнулись с самим Волдемортом.
— Потрать сотню лет, охотясь на Тёмных волшебников, и будешь видеть всё, — сказал Хмури. — Однажды я арестовал молодого японца, который использовал похожий трюк. Он на собственной шкуре обнаружил, что приём с теневыми копиями не тянет против моего глаза.
— Вы видите во всех направлениях, — глаза Гарри Поттера всё также сверкали. — Неважно, куда направлен глаз, он видит всё вокруг.
Тигриная усмешка Хмури стала шире.
— Сейчас в комнате остался только один ты, — сказал он. — Как ты думаешь, это потому что ты сдашься после этого раза или потому что ты выиграешь? На что поставишь, сынок?
— Это моя последняя попытка, потому что я решил поставить три оставшихся часа на один заход, — ответил Гарри Поттер. — Что же насчёт того, выиграю ли я…
Весь воздух в кабинете директора превратился в неясное марево. Шизоглаз Хмури с невероятной скоростью рванулся в сторону, а мгновением позже голова Гарри отпрянула назад, и мальчик крикнул:
— Ступофай!
Три мерцающие линии прошли мимо движущейся головы Гарри. Одновременно от Гарри полетел красный сгусток, который проскочил мимо Хмури, когда тот увернулся в другую сторону…
Если бы Минерва моргнула, она бы это проглядела — красный сгусток резко развернулся в воздухе и ударил Хмури в ухо.
Хмури упал.
Парящая голова Гарри Поттера рухнула на высоту первокурсника, упавшего на четвереньки. Затем опустилась ещё ниже. На лице было заметно внезапное истощение сил.
— Во имя Мерлина! Что… — воскликнула Минерва МакГонагалл.
* * *
— Стало быть, ты пошёл к Флитвику, — сказал Хмури. Отставной аврор сидел в кресле, потягивая восстанавливающее зелье из фляги, которую снял с пояса.
Гарри Поттер кивнул, теперь он сидел в своём кресле, а не на подлокотнике.
— Я сперва направился к профессору Защиты, но… — мальчик поморщился. — Он был… недоступен. Ну, я решил, что стоит рискнуть пятью баллами факультета, и если говоришь себе, что риск того стоит, то нет смысла возмущаться, когда приходится платить. В любом случае, я понял, что если ваш глаз видит то, что не видят другие, то, как показал Айзек Азимов в своём «Втором Основании», оружием в данном случае будет яркий свет. Знаете, прочитав достаточно научной фантастики, вы прочитаете обо всём как минимум один раз. В общем, я сказал профессору Флитвику, что мне требуется заклинание, которое бы создало множество ярких и мерцающих объектов, способных заполнить целый кабинет, но при этом остающихся невидимыми, чтобы только ваш глаз мог их видеть. Я понятия не имел, как вообще можно создать иллюзию, а потом сделать её невидимой, но я понял, что если я об этом не стану распространяться, то профессор Флитвик так или иначе всё сделает — и он сделал. Оказалось, что самостоятельно использовать такое заклинание мне не под силу, но Флитвик сотворил для меня одноразовый артефакт — хотя мне пришлось убедить его, что тут нет никакого жульничества, поскольку вряд ли хоть что-нибудь может считаться жульничеством в сражении с аврором, который дожил до отставки. И я по-прежнему не понимал, как в вас можно попасть, раз вы движетесь так быстро. Так что я спросил про самонаводящиеся заклинания, и вот тогда-то Флитвик и показал мне то заклинание, что я использовал в конце, Рыскающий сногсшибатель. Это одно из собственных изобретений профессора Флитвика — он же не только профессор Заклинаний, но и чемпион дуэлей…
— Я в курсе, сынок.
— Простите. В общем, профессор сказал, что в его бытность дуэлянтом ему так и не довелось использовать это заклинание, потому что оно работает только как добивающий удар против лишённого щитов противника. Заклинание устремляется к цели, насколько позволяет изначальная траектория, а как только оно определяет, что цель удалилась, оно разворачивается прямо в воздухе и снова направляется к цели. Развернуться оно может только один раз — но, поскольку звучит оно очень похоже на Ступефай, да и цвета оно того же самого — красного, враг может решить, что это обычный сногсшибатель и попытаться увернуться, и вот тут-то разворот его и достанет. Да, и профессор просил, чтобы никто из нас не упоминал про этот его особый приём — просто на случай, если когда-нибудь ему выпадет шанс использовать его в соревнованиях.
— Но… — начала профессор МакГонагалл. Она посмотрела на Шизоглаза Хмури, который одобрительно кивнул, и на Северуса, который хранил нарочито безразличное выражение лица. — Мистер Поттер, вы только что оглушили самого Шизоглаза Хмури! Самого знаменитого охотника на Тёмных Волшебников за всю историю аврората! Это же невозможно!
Хмури мрачно ухмыльнулся.
— И что ты на это скажешь, парень? Мне любопытно.
— Ну… — протянул Гарри. — Во-первых, профессор МакГонагалл, ни один из нас не сражался всерьёз.
— Ни один из вас?!
— Разумеется, — сказал Гарри. — В настоящей битве мистер Хмури сбил бы все мои копии незамедлительно и не ждал бы, пока они нападут. Что до меня, если бы мне действительно было необходимо сразить самого знаменитого аврора за всю историю, я бы устроил так, чтобы за меня это сделал директор Дамблдор. И кроме того… поскольку это был не настоящий бой… — Гарри запнулся. — Как бы объяснить? Волшебники привыкли к тому, что на дуэлях они некоторое время бросаются заклинаниями. Но если два магла стреляют друг в друга в маленькой комнате — то тот, кто попал первым, тот и победил. И если один из них намеренно пропускает свою очередь стрелять и даёт второму один шанс за другим — как мистер Хмури давал мне один шанс за другим — в общем, проиграть при этом было бы довольно стыдно.
— Ну, не так уж стыдно, — Хмури слегка угрожающе ухмыльнулся.
Но Гарри этого, похоже, не заметил.
— Можно сказать, что мистер Хмури проверял меня, попытаюсь ли я с ним сразиться или попытаюсь победить. То есть буду ли я играть лишь роль того, кто сражается — использовать известные мне стандартные заклинания, даже если не ожидаю, что последовательность таких действий приведёт к победе — или же буду пробовать необычные подходы, пока не найду что-нибудь, что могло бы принести победу. Это как разница между учеником, который сидит в классе, потому что все сидят, и учеником, которому не всё равно, и который спрашивает себя, что нужно, чтобы на самом деле изучить материал, и практикуется соответственно — понимаете, профессор МакГонагалл? Если посмотреть на дело под таким углом — принять во внимание, что мистер Хмури давал мне шанс за шансом и что нападать вообще не стоило, если бы я не надеялся победить — тогда я не так уж и преуспел, ведь мне потребовалось целых три попытки, чтобы его достать. Кроме того, как я уже говорил, в настоящем бою мистер Хмури стал бы невидимым сам, или закрылся щитом…
— Не очень-то полагайся на щиты, парень, — встрял Шизоглаз. Аврор в кожаных доспехах сделал ещё один глоток из фляжки с восстановительным зельем. — То, чему учат в первый год в академии, не остаётся вечной истиной — не против сильнейших Тёмных Волшебников. Для любого щита найдётся проклятие, которое проходит прямо сквозь него, если только ты не достаточно быстр, чтобы защититься контрзаклинанием. И ещё есть заклинание, которое проходит вообще через что угодно, и именно его будет использовать любой Пожиратель Смерти.
Гарри Поттер серьёзно кивнул.
— Верно, некоторые заклинания невозможно блокировать. Я запомню это на случай, если кто-нибудь использует против меня Смертельное проклятие. Снова.
— Сообразительность такого рода убивает людей, парень, не забывай об этом.
Мальчик-Который-Выжил печально вздохнул.
— Я знаю. Простите.
— Итак, сынок. Тебе есть что сказать, прежде чем мы с Альбусом отправимся за Локхартом?
Гарри открыл уже рот, но замер.
— Не мне вам говорить, как воевать, — сказал наконец Мальчик-Который-Выжил. — У меня в этом вообще нет опыта. Просто учтите моё предположение, что Локхарт, возможно, невиновен, так что если вы можете не причинять ему вреда, не рискуя при этом… — мальчик пожал плечами. — Я не знаю цену. Просто, пожалуйста, если сможете, постарайтесь не причинить ему вреда, если он невиновен.
— Если смогу, — сказал Хмури.
— И ещё — вы же намереваетесь просмотреть его разум, чтобы найти доказательства вмешательства Тёмного Лорда, так? Я не знаю, каковы правила в магической Британии насчёт допустимых доказательств — но знаю, что любой человек какой-нибудь закон да нарушил, законов просто чересчур много. Поэтому если речь не будет идти про Тёмного Лорда, не сдавайте его министерству, просто сотрите ему память и уйдите, хорошо?
Шизоглаз нахмурился.
— Сынок, никто не получает силу так быстро, если он не замышляет что-нибудь.
— Тогда оставьте это обычным аврорам, когда и если они найдут доказательства обычным путём. Пожалуйста, мистер Хмури. Зовите это издержками моего магловского воспитания, но если речь не о войне, то я не хотел бы, чтобы мы стали злыми полицейскими, которые врываются в дома посреди ночи, роются в мозгах, а потом отправляют людей в Азкабан.
— Не вижу в этом смысла, но думаю, что могу оказать тебе такую любезность.
— Что-нибудь ещё, Аластор? — спросил Альбус.
— Да, — ответил Хмури. — Насчёт вашего профессора Защиты…
Гипотеза: Гилдерой Локхарт: КОНЕЦ
|
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:55 | Сообщение # 274 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| * * *
Гипотеза: Дамблдор
(9 апреля 1992 года, 17:32)
Когда профессор Защиты медленно поднял свою чашку с чаем, та слегка дёрнулась. Тёмная полупрозрачная жидкость лишь едва перехлестнула через край, всего только три капли поползли вниз по стенке. И до, и после этого рука профессора Квиррелла твёрдо сжимала чашку, и Гарри мог бы ничего и не заметить, если бы в тот момент он не наблюдал пристально за движениями профессора.
Если это маленькое резкое движение перейдёт в постоянный тремор, профессору Защиты останется только беспалочковая магия. Волшебная палочка не допускает дрожащих пальцев. Гарри не представлял, насколько это ослабит профессора Квиррелла — если ослабит вообще. Конечно, профессор Защиты сможет пользоваться беспалочковой магией, но всё же обычно для чего-то крупного он использовал палочку. С другой стороны, для него это мог быть исключительно вопрос удобства…
— Безумие, — заметил профессор Квиррелл и острожно глотнул из чашки, не отрывая от неё глаз и не смотря на Гарри, что для него было нехарактерно, — само по себе может быть почерком.
В небольшом кабинете профессора Защиты было тихо, комната была защищена заклинаниями от любого шума, сильно этим отличаясь от кабинета директора. Иногда они с Гарри одновременно завершали вдох или выдох, и тогда комнату заполняла тишина, звеневшая в ушах.
— В каком-то смысле я согласен, — ответил Гарри. — Если кто-то говорит мне, что все глазеют на него и что его нижнее белье посыпано гипнотическим порошком, то этот человек — психопат, потому что это стандартные признаки психоза. Но ваше утверждение, что любое непонятное происшествие указывает на вмешательство Альбуса Дамблдора, кажется мне… перебором. Если я не вижу какой-то цели, это ещё не значит, что цели вообще нет.
— Отсутствие цели? — переспросил профессор Квиррелл. — Но безумие Дамблдора — это не отсутствие цели, это избыток целей. Директор мог запланировать это, чтобы заставить Люциуса Малфоя отбросить свою игру ради мести вам… или тут может иметь место дюжина других интриг. Кто знает, какие действия директор сочтёт разумными, когда он уже натворил множество странного?
Ранее Гарри вежливо отказался от чая, даже понимая, что профессор Квиррелл догадается, что это значит. Сначала он собирался принести свою банку с газировкой, но отказался от этой идеи, сообразив, что, пусть они и не могут напрямую использовать магию друг против друга, профессор Защиты легко может телепортировать в неё капельку зелья.
— К настоящему времени я немного узнал Дамблдора, — заметил Гарри. — Если, конечно, всё, что я видел, не было ложью, то мне сложно поверить, что он мог планировать отправить любого ученика Хогвартса в Азкабан. В принципе.
— О, — тихо сказал профессор Защиты, в его бледных глазах блеснуло отражение чашки. — Но, возможно, это ещё один след, мистер Поттер. Вы ещё не поняли особенностей людей того типа, к которому относится Дамблдор. Положим, ему нужно во имя достаточно благородной цели пожертвовать учеником — кого он мог бы выбрать, как не ту, что объявила себя героиней?
Эти слова заставили Гарри задуматься. Это могло быть просто эффектом послезнания, но, тем не менее, при этой гипотезе то, что кто-то подставил Гермиону, казалось более вероятным. Подобным же образом профессор Квиррелл уже предсказал, что мишенью Дамблдора может стать Драко…
Но если за этим стоите вы, профессор, вы могли планировать подставить директора и заранее позаботиться о том, чтобы на него пало подозрение.
Концепция «свидетельства» приобретает другое значение, когда имеешь дело с кем-то, кто заявляет, что играет «на один уровень выше, чем вы».
— Я понимаю вашу точку зрения, профессор, — голос Гарри звучал спокойно, не выдавая и намёка на его мысли. — То есть вы считаете наиболее вероятным, что именно директор подставил Гермиону?
— Не обязательно, мистер Поттер, — профессор Квиррелл допил свой чай одним глотком и отставил чашку (та звонко стукнулась об стол). — Есть ещё Северус Снейп, хотя я не могу понять, какую выгоду он может извлечь из этой ситуации. Поэтому он также не является моим главным подозреваемым.
— Тогда кто это? — спросил Гарри, слегка озадаченный. Профессор Квиррелл явно не собирался ответить «Сами-Знаете-Кто»…
— У авроров есть правило, — ответил профессор Квиррелл. — Начинать расследование с жертвы. Многие так называемые преступники воображают, что если они кажутся жертвой преступления, то это ставит их вне подозрений. Этот подход так распространён, что любой из авроров постарше видел подобное с дюжину раз.
— Вы всерьёз пытаетесь убедить меня, что это Гермиона…
Профессор Защиты сузил глаза и направил на Гарри один из тех своих взглядов, которые означали, что тот сморозил глупость.
Драко? Драко допрашивали под сывороткой правды… но у Люциуса было достаточно власти, чтобы заставить авроров… ох.
— Вы думаете, что Люциус Малфой подстроил покушение на своего сына? — спросил Гарри.
— А почему бы и нет? — мягко ответил профессор Квиррелл. — Из записи показаний мистера Малфоя я почерпнул, что вам удалось добиться некоторых успехов в изменении его политических взглядов. Если Люциус Малфой узнал об этом раньше… он мог решить, что его теперь бывший наследник стал обузой.
— Я не куплюсь на это, — решительно сказал Гарри.
— Вы непростительно наивны, мистер Поттер. Исторические книги полны примеров, когда семейные распри приводили к убийствам, и происходило это из-за куда меньших неудобств и беспокойств, чем те, что доставил мистер Малфой своему отцу. Полагаю, следующим вашим аргументом будет то, что Пожиратель Смерти Лорд Малфой слишком кроток, чтобы причинить своему сыну такой вред, — сказал профессор с оттенком тяжёлого сарказма.
— Ну, честно говоря, да, — ответил Гарри. — Любовь действительно существует, профессор, это феномен, проявления которого очевидны. Разум реален, эмоции реальны, и любовь — такая же часть реального мира, как яблоки или деревья. Если вы делаете экспериментальное предположение, не беря в расчёт родительскую любовь, вам понадобится уйма времени, чтобы объяснить, почему родители не отправили меня в детский дом после Инцидента с научным проектом.
Профессор Защиты никак на это не отреагировал.
Гарри продолжил:
— Со слов Драко следует, что Люциус ставит его превыше голосований в Визенгамоте. Это значимое свидетельство, ведь существуют менее дорогостоящие возможности изобразить любовь, если вы хотите просто её изобразить. И нельзя сказать, что априорная вероятность того, что отец любит своего ребенка, мала. Я считаю возможным, что Люциус просто играл роль любящего отца, и что он отказался от этой роли, узнав, что Драко связался с маглорождённой. Но, как говорится, нужно отличать возможность от вероятности.
— Тем лучше преступление, — по-прежнему тихо сказал профессор Защиты, — если настоящего преступника никто не заподозрит.
— И, прежде всего, как бы Люциус изменил память Гермионы, не накладывая на неё чар? Он не преподаёт в Хогвартсе… а, вы, наверно, думаете, что это сделал профессор Снейп.
— Неверно, — сказал профессор Защиты. — Люциус Малфой не доверил бы такую миссию слуге. Но, предположим, одна из профессоров Хогвартса, достаточно знающая, чтобы наложить чары Ложной памяти, но недостаточно искуссная в бою, пошла погулять в Хогсмид. Из тёмного переулка выступил Малфой, одетый в чёрное — он сделал бы это сам — и сказал ей одно-единственное слово.
— Империо.
— Скорее, Легилименс, — сказал профессор Квиррелл. — Я не знаю, среагировали бы защитные чары Хогвартса на вернувшегося профессора, на которого наложено проклятие Империус. И если я не знаю, Малфой, вероятно, тоже не знает. Но Малфой — превосходный окклюмент, и, возможно, он способен использовать легилименцию. Что касается цели… возможно, Аврора Синистра: никто не станет расспрашивать профессора астрономии, почему она гуляет по ночам.
— Или, что даже более напрашивается, профессор Спраут, — сказал Гарри. — Потому что она последняя, кого можно заподозрить.
Профессор Защиты немного поколебался.
— Возможно.
— Кстати, — Гарри демонстративно наморщил лоб, — полагаю, вы не скажете навскидку, кто из нынешних преподавателей был в Хогвартсе, когда в 1943-м году подставили мистера Хагрида?
— Дамблдор вёл трансфигурацию, Кеттлберн — волшебных существ, Вектор вела арифмантику, — тут же ответил профессор Квиррелл. — И, кажется, Батшильда Баблинг, которая сейчас преподаёт Древние руны, была старостой Когтеврана. Но, мистер Поттер, нет причин подозревать, что в том деле был замешан кто-то, кроме Сами-Знаете-Кого.
Гарри притворно пожал плечами.
— Просто решил спросить — на всякий случай. Впрочем, профессор, я согласен: возможно, что кто-то посторонний использовал легилименцию на ком-то из штата Хогвартса — и затем стёр память об этом, такое невозможно забыть. Но мне не кажется вероятным, что за этим планом стоял Люциус Малфой. Возможно, пусть и маловероятно, что вся внешняя любовь Люциуса к Драко проистекала лишь из чувства долга, и что она испарилась, как дым. Возможно, пусть и маловероятно, что всё выступление Люциуса перед Визенгамотом было лишь игрой. Люди снаружи не всегда похожи на себя внутри, как вы говорите. Но есть одно свидетельство, которое совершенно не вписывается.
— Какое же? — спросил профессор Защиты, полуприкрыв глаза.
— Люциус попытался отказаться от ста тысяч галлеонов в уплату за жизнь Гермионы. Я видел, как удивился Визенгамот, когда Люциус заявил, что, несмотря на правила чести, он отказывается. Визенгамот этого явно не ожидал. Почему он просто не сделал вид, что негодует, не стиснул напоказ зубы и не взял деньги? Если на самом деле ему не было так уж важно отправить Гермиону в Азкабан.
Профессор Квиррелл помолчал.
— Возможно, Люциус слишком вошёл в роль, — наконец ответил он. — Это порой случается, мистер Поттер, люди увлекаются и теряют голову.
— Не исключено, — сказал Гарри. — Но всё же это ещё одна довольно маловероятная деталь, которую приходится брать как условие. И раз теория требует столько дополнительных усложнений, она не может быть основной. Как по-вашему, среди прочих возможностей есть ещё что-то, о чём мне следует поразмыслить?
Профессор Квиррелл опустил взгляд на свою пустую чашку, он казался необычно отстранённым.
— Думаю, мне приходит в голову ещё один подозреваемый, — наконец сказал профессор Защиты.
Гарри кивнул.
Профессор Защиты, казалось, не заметил этого, и просто продолжил:
— Директор говорил вам что-либо — хотя бы намёком — о пророчестве, которое сделала профессор Трелони?
— Хм!? — машинально произнёс Гарри, пряча внезапное изумление за самой лучшей маской, которую мог изобразить. Вероятно, это было притворство не того уровня, чтобы обмануть профессора Квиррелла, но Гарри определённо не мог взять тайм-аут на то, чтобы обдумать ответ — постойте, но как, во имя всего святого, профессор Квирелл мог узнать об этом? — А что, профессор Трелони сделала пророчество?
— Вы же сами были там, и слышали начало, — нахмурившись, сказал профессор Квиррелл. — Вы закричали на всю школу, что пророчество не может быть о вас, потому что вы не грядёте, вы уже здесь.
ОН ГРЯДЁТ. ТОТ, КТО РАЗОРВЁТ…
Всё, что успела произнести профессор Трелони до того, как Дамблдор сгрёб её в охапку и исчез.
— А, это пророчество, — сказал Гарри. — Извините! Совершенно про него забыл.
Гарри подумал, что произнёс последнее предложение слишком нарочито, и на 80% был уверен, что профессор Квиррелл сейчас спросит: «Ага, мистер Поттер, что это за таинственное другое пророчество, которое вы так усиленно пытаетесь скрыть…»
— Это глупо, — резко сказал профессор Защиты. — По крайней мере, если вы говорите мне правду. Пророчества — это не что-то обыденное. Я долго ломал голову над тем, что услышал, но такой небольшой фрагмент просто слишком мал.
— Думаете, тот, кто грядёт, может быть тем, кто подставил Гермиону? — спросил Гарри. Его разум уже выделял ресурсы для новой гипотезы: нечётко объявленный объект — тот-кто-грядёт.
— Не хочу обидеть мисс Грейнджер, — сказал профессор Защиты, снова нахмурившись, — но её жизнь или смерть не кажутся настолько важными. Но кто-то же должен был появиться, тот, кого, согласно вашей трактовке, на тот момент ещё не было, какой-то очень значимый и пока неизвестный игрок… Кто знает, что ещё могло произойти?
Гарри кивнул и мысленно вздохнул над тем, что теперь придётся перерабатывать свои вычисления шансов, что Лорд Волдеморт жив, с учётом нового свидетельства.
Профессор Квиррелл продолжил, полуприкрыв глаза.
— Сильнее, чем вопрос, о ком говорилось в пророчестве, меня интересует, кто должен был его услышать? Говорят, что пророчество произносят тем, в чьей власти его исполнить или предотвратить. Дамблдор. Я. Вы. С меньшей вероятностью, Северус Снейп. Но из нас четверых двое — Дамблдор и Снейп — часто бывают в обществе Трелони. Тогда как вы и я почти не сталкивались с ней до того воскресенья. Я думаю, достаточно вероятно, что пророчество адресовалось одному из нас — прежде, чем Дамблдор забрал прорицательницу. Директор вам точно ничего не говорил? — настойчиво спросил профессор Квиррелл. — Мне показалось, что ваше отрицание прозвучало слишком нарочито, мистер Поттер.
— Честное слово, нет, — сказал Гарри. — Честное слово, я совершенно про него забыл.
— В таком случае его поступок слегка выводит меня из себя, — тихо сказал профессор Квирелл. — В сущности, наверное, я даже в гневе.
Гарри ничего не ответил. У него даже пот не выступил. Может, это было и слабым аргументом для уверенности в себе, но в данном случае Гарри действительно был не виноват.
Профессор Квиррелл резко кивнул, словно в подтверждение.
— Если нам больше не о чем говорить, мистер Поттер, вы можете идти.
— Мне приходит в голову ещё один подозреваемый, — сказал Гарри. — Есть человек, который совсем не попал в ваш список. Можете проанализировать его для меня, профессор?
Снова повисла тишина, которая, казалось, была почти громкой.
— Что касается этого подозреваемого, — мягко сказал профессор Защиты, — я думаю, что вы должны вынести о нём решение сами, мистер Поттер, без помощи с моей стороны. Я слышал подобные просьбы раньше, и опыт подсказывает мне, что нужно отказаться. Либо я слишком хорошо проведу работу по обвинению самого себя и сумею убедить вас, что я виновен, либо вы решите, что я вёл расследование спустя рукава, потому что виновен. Я приведу только один аргумент в свою защиту — мне понадобилась бы очень весомая причина, чтобы подвергнуть риску ваш хрупкий союз с наследником Дома Малфоев.
* * *
Гипотеза: профессор Защиты
(8 апреля 1992 года, 20:37)
— …так что, боюсь, я вынужден откланяться, — серьёзно сказал Дамблдор. — Я обещал Квиринусу… то есть, я хотел сказать, я обещал профессору Защиты… что не предприму никаких попыток раскрыть его подлинную личность, сам или с чьей-либо помощью.
— И почему ты дал такое дурацкое обещание? — буркнул Шизоглаз Хмури.
— Это было непреложным условием его работы, ну, так он сказал, — Дамблдор посмотрел на профессора МакГонагалл, и кривая улыбка на секунду показалась на его лице. — И Минерва ясно дала мне понять, что Хогвартсу в этом году позарез нужен компетентный профессор Защиты, даже если мне потребуется притащить Гриндевальда из Нурменгарда и напомнить о былой дружбе, чтобы убедить его занять эту должность.
— Я не высказывалась настолько радикально…
— Ваше лицо сказало всё за вас, моя дорогая.
И вскоре лишь четверо — Гарри, профессор МакГонагалл, профессор зельеварения и Аластор Хмури, также известный как Шизоглаз — заседали в кабинете директора.
Без директора кабинет выглядел очень странно. Несбалансированно. Без древнего волшебника, который придавал собранию некую торжественность, совещание превратилось просто в четвёрку людей, которые пытались обсуждать что-то серьёзное среди странных и шумных штуковин. Со своего подлокотника кресла Гарри прекрасно видел предмет, похожий на усечённый конус, — как будто конусу отрезали верхушку — который медленно вращался вокруг пульсирующего источника света, затемняя его, но не заслоняя. Каждый раз, когда внутренний свет пульсировал, вся конструкция издавала звук «вруп-вруп-вруп», который звучал странно отдалённым, как будто доносился из-за четырёх толстых стен, хотя до всей этой вращающейся конической усечённой штуковины было всего метр или два.
Вруп… Вруп… Вруп…
А ещё было несколько тел самого Гарри Поттера, которые он оттащил в уголок, прибирая свой собственный — в прямом и переносном смысле — беспорядок. (Только одно тело не было скрыто копией Мантии Невидимости, но Гарри требовалось лишь небольшая концентрация внимания, чтобы почувствовать остальные невидимые тела, ибо скрывавшая их Мантия была его собственной — усилие, которое он очень старался не сделать ранее, чтобы избежать информации из будущего, которая могла бы повлиять на его решение). Печально, но уже совсем не казалось безумным видеть, как твоё собственное тело лежит в углу. Просто… это был Хогвартс.
— Ну ладно, — кисло сказал Хмури. Из-под кожаного доспеха человек в шрамах извлёк чёрную папку. — Это копия того, что нарыли люди Амелии. Она почти наверняка в курсе, что мы это раздобыли, но всё же это только между нами, ясно? Короче…
И Хмури рассказал, кем, по мнению Департамента Магического Правопорядка, является «Квиринус Квиррелл». С виду обычный ученик Хогвартса (хотя и весьма талантливый — он едва не стал главным старостой), который поехал на каникулы в Албанию после выпуска, там исчез, вернулся через 25 лет и попал в самое пекло Войны Волшебников…
— Именно убийство Дома Монро сделало Волди имя, — сказал Хмури. — До того он был просто очередным Тёмным Волшебником с манией величия и Беллатрисой Блэк. Но после… — он фыркнул. — Каждый дурак в этой стране побежал ему служить. Кто-нибудь мог бы понадеяться, что Визенгамот что-то предпримет, раз уж они поняли, что Волди готов убивать их драгоценные персоны. А что эти ублюдки сделали? Понадеялись, что какой-нибудь другой ублюдок что-то предпримет. Ни один из этих трусов не выступил вперёд. Только Монро, Крауч, Боунс и Лонгботтом — кроме них почти никто во всём Министерстве не осмеливался сказать Волди слово поперёк.
— Именно так ваш Дом стал Благородным, мистер Поттер, — серьёзно сказала профессор МакГонагалл. — Существует древний закон, что если некто положит конец Древнейшему Дому, тот, кто отомстит за эту кровь, станет Благородным. Вообще-то Дом Поттеров и так был старше, чем некоторые семьи, названные Древнейшими. Но Благородным Домом Британии он стал лишь после войны, в знак признания, что вы отомстили за Древнейший Дом Монро.
— Приступ благодарности и всё такое, — мрачно сказал Шизоглаз Хмури. — Это длилось недолго, но по крайней мере Джеймс и Лили забрали с собой в могилу пышный титул и бесполезную медаль. Но до этого было восемь лет кромешного ужаса. Монро исчез. Регулуса Блэка — мы практически уверены, что он был человеком Монро среди Пожирателей Смерти — казнил Волди. Казалось, прорвало плотину, и вся страна утонула в крови. Сам Альбус чёртов Дамблдор занял место Монро, и этого едва хватило, чтобы мы выжили.
Гарри слушал это всё со странным чувством нереальности происходящего. Что-то из этого как будто ощущалось правильным, совпадавшим с наблюдениями — особенно с той речью профессора Квиррелла перед Рождеством — и всё же…
Они ведь говорили про самого профессора Квиррелла.
— Так что Департамент думает, что это и есть ваш профессор Защиты, — закончил мысль Шизоглаз. — А ты что об этом думаешь, сынок?
— Что ж… — медленно произнёс Гарри. За маской ведь тоже можно прятать маску. — Следующая очевидная мысль — человек по имени «Дэвид Монро» умер во время войны, и кто-то просто притворяется Дэвидом Монро, который притворяется Квиринусом Квирреллом.
— Очевидная? — с нажимом уточнила профессор МакГонагалл. — О, Мерлин…
— Правда, парень? — сказал Хмури, быстро вращая голубым глазом. — Я бы сказал, что это немного… параноидально.
Вы профессора Квиррелла не знаете, — подумал Гарри.
— Эту теорию легко проверить, — произнёс он вслух. — Просто выяснить, помнит ли профессор Защиты что-нибудь о войне, что должен помнить настоящий Дэвид Монро. Хотя, полагаю, если он играет роль Дэвида Монро, который притворяется кем-то другим, то у него есть прекрасный повод притвориться, что он притворяется будто не знает, о чём вы говорите…
— Немного параноидально, — сказал человек со шрамом, повышая голос. — Недостаточно параноидально! ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! Подумай вот о чём, парень — что если настоящий Дэвид Монро вовсе не возвращался из Албании?
Повисла тишина.
— Понимаю… — сказал Гарри.
— Конечно, вы понимаете, — профессор МакГонагалл. — Не обращайте на меня внимания, пожалуйста. Я просто посижу тут тихо и понемногу сойду с ума.
— Тот, кто выжил на этой работе, понимает, что есть три вида Тёмных Волшебников, — серьёзно сказал Хмури. Его палочка не была ни на кого направлена и просто смотрела вниз, но он держал её в руках. Он вообще не выпускал её из рук с тех пор, как вошёл в комнату. — Есть Тёмные Волшебники, у которых лишь одно имя. Есть те, у которых два имени. А есть Тёмные Волшебники, которые меняют имена, как мы меняем одежду. Я видел, как «Монро» раскидал троих Пожирателей Смерти, словно щенков. Немногие волшебники настолько хороши в свои сорок пять. Дамблдор — возможно, но других таких мало.
— Может, это и правда, — сказал профессор зельеварения из своего угла. — Но что с того, Шизоглаз? Кто бы ни скрывался под этим именем, Монро был однозначно врагом Тёмного Лорда. Я слышал, как Пожиратели Смерти проклинали его имя даже после того, как все решили, что он уже умер. Они боялись его.
— И если речь идёт о профессорах Защиты, — чопорно сказала профессор МакГонагалл, — я это приму, причём с радостью.
Хмури повернулся и мрачно посмотрел на неё.
— Только где же, чёрт побери, «Монро» шлялся все эти годы, а? Может, он думал, что сможет сделать себе имя, сражаясь против Волди, а потом понял, что ошибся, и слинял? А теперь-то зачем вернулся, а? В чём его новый план?
— Он, э-э… — осторожно вмешался Гарри. — Он утверждал, что всегда хотел стать великим профессором Защиты, поскольку лучшие боевые маги преподавали в Хогвартсе. И он на самом деле невероятно хороший профессор Защиты… я имею в виду, если он хотел просто замаскироваться, он мог бы и не стараться так сильно…
Профессор МакГонагалл решительно кивнула.
— Наивно, — ровным голосом сказал Хмури. — Полагаю, вы все даже не задумывались, что, возможно, ваш профессор Защиты и подстроил уничтожение всего Дома Монро?
— Что?! — воскликнула профессор МакГонагалл.
— Наш таинственный волшебник слышит о потерянном отпрыске Древнейшего Дома Британии, — ответил Шизоглаз. — Он прикидывается «Дэвидом Монро», но держится подальше от настоящей семьи Монро. Но рано или поздно Дом обязан заметить, что что-то не так. И тогда самозванец так или иначе провоцирует Волди их всех убить — возможно, раскрывает пароль от системы защиты Дома, который ему дали — и всё, теперь он Лорд Визенгамота!
Внутри Гарри происходила борьба между пуффендуйцем номер один, который никогда полностью не доверял профессору Защиты, и пуффендуйцем номер два, который был слишком предан другу Гарри, профессору Квирреллу, чтобы поверить во что-то такое лишь потому, что так сказал Хмури.
Хотя вообще-то это напрашивалось, — заметил слизеринец. — То есть, неужели ты в состоянии поверить, что при естественных обстоятельствах некто стал последним наследником Древнейшего Дома И Лорд Волдеморт убил всю его семью И он должен отомстить за своего учителя боевых искусств? Да любого из этих пунктов было бы достаточно, чтобы сказать, что кто-то слишком увлёкся, делая свою новую личность идеальным литературным героем. В реальной жизни так не бывает.
И это говорит сирота, который вырос, не зная о своём наследии, — прокомментировал внутренний критик Гарри. — Насчёт которого имеется пророчество. Знаешь, вроде бы мы никогда не читали книг про двух героев с одинаковым предначертанием, которые соревнуются, кто более шаблонен, чтобы быть достойным победить злодея…
Да, — ответил центральный Гарри, заглушая отдалённый врупающий звук на фоне, — наша жизнь и так весьма печальна, а ТЫ ТУТ ЕЩЁ И ИЗДЕВАЕШЬСЯ.
В данный момент можно сделать только одно, — сказал когтевранец. — И все мы это знаем, так о чём спорить?
Но, — ответил Гарри, — как же мы проверим экспериментально, является профессор Квиррелл исходным Дэвидом Монро? То есть, в каком случае объект наблюдения повёл бы себя по-разному, в зависимости от того, настоящий он Дэвид Монро или самозванец?
— Что ты хочешь от меня, Шизоглаз? — спросила профессор МакГонагалл. — Я же не могу…
— Можешь, — человек в шрамах яростно посмотрел на неё. — Просто уволь чёртова профессора Защиты.
— Ты ежегодно так говоришь, — сказала профессор МакГонагалл.
— Да, и я всегда прав!
— Постоянная бдительность или нет, Аластор, но ученикам надо учиться!
Хмури фыркнул:
— Ха! Клянусь, что проклятие становится всё хуже, потому что с каждым годом вам всё труднее и труднее от них избавляться. Ваш драгоценный профессор Квиррелл должен быть замаскированным Гриндевальдом, чтобы вы его наконец вышвырнули!
— А это реально? — Гарри не удержался от вопроса. — Я имею в виду, может ли он на самом деле быть…
— Я проверяю камеру Гринди каждые два месяца, — сказал Хмури. — В марте он был на месте.
— А может человек в камере оказаться двойником?
— Я беру анализ крови для проверки, сынок.
— А где вы храните образец крови для сравнения?
— В надёжном месте, — что-то вроде улыбки появилось на покрытых шрамами губах. — Ты не думал после окончания школы пойти работать аврором?
— Аластор, — неохотно начала профессор МакГонагалл. — У профессора Защиты… проблемы со здоровьем. Полагаю, ты сочтёшь это само по себе подозрительным, но это совсем не значит, что он совершил что-то такое, из-за чего мы не должны продлевать с ним контракт.
— Да, у него то и дело тихий час, — мрачно сказал Хмури. — Амелия думает, он стал жертвой высокоуровневого проклятия. А по мне, так это какой-то тёмный ритуал пошёл не так!
— У тебя нет доказательств! — возразила профессор МакГонагалл.
— Да у него над головой с тем же успехом могла бы светиться зелёными буквами табличка «Тёмный Волшебник».
— А… — сказал Гарри. Судя по всему, сейчас был не лучший момент, чтобы спросить мистера Хмури, что он думает о точке зрения: «не все ритуалы с жертвоприношениями — зло». — Простите, но вы ранее говорили, что профессор Квиррелл — я хочу сказать, прежний Дэвид Монро — в смысле, Монро из семидесятых — в общем, вы сказали, этот человек использовал Смертельное проклятие. Что это значит? Нужно ли быть Тёмным Волшебником, чтобы его использовать?
Хмури покачал головой.
— Я и сам его использовал. Всё, что нужно — это сила и соответствующий настрой, — он слегка оскалил зубы. — Впервые я использовал его против волшебника по имени Джералд Грайс, и когда ты закончишь Хогвартс, можешь спросить меня, что он такого сделал.
— Но почему тогда оно Непростительное? — сказал Гарри. — В смысле, Режущее заклинание тоже может убивать. Так почему чем-то лучше использовать Редукто, нежели Авада Кедав…
— Закрой рот! — резко оборвал его Хмури. — Когда ты произносишь это заклинание, кто-нибудь может что-то не так понять. Пусть ты и выглядишь слишком юным, чтобы использовать его, но существует такая штука, как Оборотное зелье. Что касается твоего вопроса, мальчик, есть две причины, почему это заклинание внесено в самые чёрные книги. Во-первых, Смертельное проклятие направляется прямо в душу, и летит, пока не поразит её. Сквозь любые щиты. Даже сквозь любые стены. Именно поэтому даже аврорам, сражавшимся с Пожирателями Смерти, не дозволялось использовать его до Акта Монро.
— Ага, — кивнул Гарри, — отличный повод запретить…
— Я не закончил, сынок. Вторая причина в том, что Смертельное проклятие не просто требует значительного количества магии. Ты должен этого хотеть. Ты должен хотеть, чтобы кто-то умер, и вовсе не ради высшего блага. Убийство Грайса не вернуло назад ни Блэр Рош, ни Натана Рейфусса, ни Дэвида Капито. Я убил его не ради правосудия, и не чтобы он больше так не делал. Я хотел, чтобы он умер. Понимаешь теперь, парень? Тебе не нужно быть Тёмным Волшебником, чтобы использовать это заклинание, но и Альбусом Дамблдором ты тоже не можешь быть. И если тебя арестуют за убийство с его помощью, ты не сможешь оправдаться.
— Понимаю, — прошептал Мальчик-Который-Выжил. Нельзя хотеть чьей-то смерти как одного из шагов к положительной цели, нельзя использовать это заклинание, веря, что это необходимое зло, нужно по-настоящему хотеть, чтобы некто умер — просто умер, чтобы для тебя не было ничего важнее его смерти. — Магически воплощённое предпочтение смерти над жизнью, удар в средоточие чистой жизненной силы… да, похоже, это заклинание трудно блокировать.
— Не трудно, — рявкнул Хмури. — Невозможно!
Гарри кивнул.
— Но Дэвид Монро — или кто он там — использовал Смертельное проклятие против нескольких Пожирателей Смерти ещё до того, как они убили всю его семью. Означает ли это, что он уже тогда их ненавидел? Может, история про боевые искусства всё-таки правда?
Хмури слегка покачал головой.
— Одна из тёмных истин о Смертельном проклятии, сынок, в том, что после того, как ты используешь его впервые, оно уже не требует так много ненависти.
— Оно повреждает разум?
Хмури снова покачал головой.
— Нет. Разум повреждает само убийство. Убийство разрывает душу — но то же самое происходит и в том случае, если используешь Режущее заклинание. Трещина в душе появляется не из-за Смертельного проклятия. Это Смертельному проклятию нужна треснутая душа, — если на изборождённом шрамами лице и появилась грусть, заметить её было невозможно. — Однако это не дает нам много информации о Монро. Тех, кто, подобно Дамблдору, никогда в жизни не сможет использовать Смертельное проклятие, потому что в его душе никогда не появится трещина — таких мало, очень мало. Нужна ведь всего лишь маленькая трещина.
В груди Гарри появилось странное тяжёлое чувство. Хотел бы он знать, что именно значило то, что Лили Поттер пыталась использовать Смертельное проклятие против Лорда Волдеморта в последний миг её жизни. Но, конечно, это было простительно, это было справедливо и правильно — то, что мать ненавидела тёмного волшебника, который пришёл убить её младенца и насмехался над её неспособностью его остановить. В такой ситуации, если вы не можете использовать Авада Кедавра, значит, вы неправильный родитель. А ни одно другое заклинание не прошло бы через щиты Тёмного Лорда, оставалось только хотя бы попытаться ненавидеть Тёмного Лорда достаточно для того, чтобы желать ему смерти ради самой смерти, раз уж это был единственный способ спасти своё дитя.
Нужна всего лишь маленькая трещина…
— Довольно, — сказала профессор МакГонагалл. — Что вы от нас хотите?
Хмури криво ухмыльнулся.
— Избавьтесь от профессора Защиты, и, спорим на галлеон, все ваши проблемы как рукой снимет.
Казалось, слова Хмури причиняли профессору МакГонагалл физическую боль.
— Аластор… но… станешь ли вести уроки ты, если…
— Ха! — отозвался Хмури. — Если когда-нибудь я отвечу «да» на этот вопрос, проверьте меня на Оборотное зелье, потому что это буду не я.
— Я проведу эксперимент, — сказал Гарри. Все посмотрели на него, и он продолжил: — Я спрошу у профессора Квиррелла что-нибудь, что знает настоящий Дэвид Монро, например, кто ещё учился в Слизерине в 1945-м, или что-то вроде этого. Я рассчитываю сделать это, не привлекая внимания. Доказательство не будет безусловным, потому что он мог подготовиться к своей роли, но всё-таки это будет свидетельство. И ещё, мистер Хмури, даже если профессор Квиррелл не настоящий Монро, я не уверен, что избавиться от него — хорошая идея. Он дважды спасал мне жизнь…
— Что?! — спросил Хмури. — Когда? Как?
— В первый раз — когда сбил с ног уйму ведьм, которые притягивали меня к земле, во второй — когда сообразил, что дементор высасывает из меня силы через мою палочку. И если это не профессор Квиррелл изначально затеял всю эту историю с Драко Малфоем, то получается, что он спас ему жизнь, и всё было бы гораздо хуже, если бы он этого не сделал. Если профессор Защиты сам не затеял всё это, то он не тот, от кого стоит просто так избавляться.
Профессор МакГонагалл решительно кивнула.
|
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:56 | Сообщение # 275 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| * * *
Гипотеза: Северус Снейп
(8 апреля 1992 года, 21:03)
Гарри и профессор МакГонагалл снова стояли на лестнице, которая медленно вращалась, но не опускалась. Точнее будет сказать, что один из Гарри стоял на лестнице — трое остальных Гарри остались в кабинете директора.
— Могу я задать вам конфиденциальный вопрос? — спросил Гарри, когда счёл, что они достаточно далеко, чтобы не быть услышанными. — Конфиденциальный, в особенности, от директора?
— Да, — ответила профессор МакГонагалл, подавляя вздох. — Хотя я надеюсь, что вы понимаете, что я не сделаю ничего, что противоречит моим обязательствам по отношению …
— Конечно, — прервал Гарри, — собственно, мне нужно спросить вас именно об этом. Перед лицом Визенгамота, когда Люциус Малфой сказал, что Гермиона не входит в Дом Поттеров и что он не возьмёт денег, вы подсказали Гермионе, как принести присягу. Я хочу знать, на случай, если произойдёт схожая ситуация, какие обязательства для вас важнее — перед ученицей Хогвартса Гермионой Грейнджер или перед главой Ордена Феникса Альбусом Дамблдором.
Профессор МакГонагалл выглядела так, как будто кто-то пару минут назад ударил её по лицу чугунной сковородой, а сейчас ей сказали, что её ударят ещё раз, и она не должна уклоняться.
Гарри и сам слегка вздрогнул. Как-то всё-таки нужно научиться формулировать предложения так, чтобы они не шокировали людей так сильно.
Стены вращались вокруг них, за ними, и вот, каким-то образом, они оказались внизу.
— О, мистер Поттер… — опять вздохнула профессор МакГонагалл, — мне бы хотелось, чтобы вы не задавали мне подобных вопросов… О, Гарри, я совсем не думала в тот момент. Я просто увидела возможность помочь мисс Грейнджер, и… в конце концов, меня распределили в Гриффиндор.
— У вас есть возможность подумать сейчас, — сказал Гарри. Получалось совсем нехорошо, но ему в любом случае нужно было сказать это, потому что… — Я не прошу, чтобы вы были верны именно мне. Просто, если вы действительно знаете, если вы правда уверены, как поступите в ситуации, когда снова на одной чаше весов окажется жизнь невинного ученика Хогвартса, а на другой — Орден Феникса…
Но профессор МакГонагалл покачала головой.
— Я совершенно не уверена, — прошептала профессор трансфигурации. — Я не знаю, поступила ли правильно даже в этом случае. Простите. Я не могу принимать такие ужасные решения!
— Но вы же сделаете хоть что-то, если это случится снова, — сказал Гарри. — Отказ от решения — это тоже выбор. Вы не можете просто представить, что вам нужно немедленно принять решение?
— Нет, — сказала профессор МакГонагалл, её голос звучал увереннее, и Гарри понял, что нечаянно подсказал лазейку. Следующие слова профессора подтвердили его опасения. — Если речь идёт о таком ужасном выборе, мистер Поттер — я думаю, что мне не стоит делать его до того момента, как мне придётся его сделать.
Гарри глубоко вздохнул. Он подозревал, что не имеет права ожидать от профессора МакГонагалл, что она скажет что-то иное. При моральной дилемме, когда вы теряете что-то в любом случае, вам в любом случае тяжело выбирать, и, отказавшись решать заранее, вы можете временно избавить себя от маленькой ментальной боли. Ценой того, что вы не сможете ничего спланировать заранее, ценой того, что вы уже смещаетесь в сторону бездействия или колебаний до тех пор, пока не будет слишком поздно… но было бы глупо ожидать, что ведьма может всё это знать.
— Хорошо, — сказал Гарри.
Хотя это было совершенно не хорошо. Дамблдор мог захотеть, чтобы Гарри избавился от своего долга, и профессор Квиррелл тоже мог этого захотеть. А учитель Защиты всё-таки был Дэвидом Монро, ну или мог убедить всех, что он — Дэвид Монро, тогда получалось, что лорд Волдеморт вовсе не истребил Дом Монро. В этом случае кто-нибудь мог заставить Визенгамот аннулировать благородный статус Дома Поттеров (который был им награждён за отмщение за Древнейший Дом Монро).
В таком случае присяга Гермионы Благородному Дому потеряет законную силу.
А может быть и нет. Гарри не знал ничего о законах на данный случай, в частности, он не знал, вернёт ли Дом Поттеров деньги, если кому-то удастся отправить Гермиону в Азкабан. Говоря юридическим языком, если вы что-то потеряли, это не означает, что вам должны вернуть заплаченную стоимость. Гарри не был уверен и не рискнул бы посоветоваться с магическим адвокатом…
…Как было бы хорошо иметь в запасе хотя бы одного взрослого, на счёт которого можно было бы быть уверенным, что он примет сторону Гермионы, а не Дамблдора, если вдруг возникнет проблема вроде этой.
Ступеньки перестали вращаться, и перед ними оказались спины каменных горгулий, которые с грохотом посторонились, открывая дорогу в коридор.
Гарри шагнул вперёд…
…и на его плечо опустилась рука.
— Мистер Поттер, — тихо спросила профессор МакГонагалл, — почему вы просили меня приглядывать за профессором Снейпом?
Гарри снова обернулся.
— Вы когда-то попросили меня приглядывать, не изменится ли он, — настойчиво продолжила профессор МакГонагалл. — Почему вы сказали мне это, мистер Поттер?
Гарри потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, почему он когда-то это сказал. Гарри и Невилл спасли Лесата Лестрейнджа от хулиганов, а потом Гарри столкнулся с Северусом в коридоре и, если верить словам профессора Зельеварения, «чуть не погиб»…
— Я узнал кое-что, что меня обеспокоило, — сказал Гарри, помедлив. — От кое-кого, кто заставил меня пообещать держать это в тайне.
Северус взял с Гарри клятву, что их разговор не будет передан никому, и Гарри был связан этим.
— Мистер Поттер, — начала профессор МакГонагалл, но потом выдохнула, и суровое выражение исчезло с ее лица так же быстро, как возникло. — Не важно. Если не можете сказать, значит, не можете.
— А почему вы спрашиваете?
Профессор Макгонагалл, казалось, колебалась…
— Хорошо, давайте конкретизируем, — сказал Гарри. После того, как профессор Квиррелл проделал это с ним несколько раз, Гарри и сам научился этому трюку. — Какие изменения вы уже заметили в профессоре Снейпе, что вы пытаетесь решить, говорить ли мне о них?
— Гарри, — начала профессор МакГонагалл и закрыла рот.
— Очевидно, что я знаю нечто, что вы не знаете, — дружелюбно сказал Гарри. — Видите, вот почему мы не можем постоянно откладывать решение наших ужасных моральных дилемм.
Профессор МакГонагалл закрыла глаза, сделала глубокий вдох, потёрла переносицу.
— Ладно, — сказала она. — Это едва заметно… но меня оно беспокоит. Я попытаюсь объяснить… Мистер Поттер, много ли вы прочли книг, которые не предназначены для детей?
— Я прочёл их все.
— Да, кто бы сомневался. Ну… я не совсем сама это понимаю, но всё время, которое Северус работает в этой школе и разгуливает в своей ужасной чудовищной мантии, постоянно находится некоторый тип девушек, которые смотрят на него обожающим взглядом…
— Вы считаете, что в этом есть что-то плохое? — спросил Гарри. — Я хочу сказать, если я что-то вообще понял из этих книг, так это то, что не следует осуждать предпочтения других людей.
Профессор МакГонагалл посмотрела на Гарри крайне странно.
— Я имею в виду, — продолжил Гарри, — что, когда я немного подрасту, то, судя по тому, что я читал, есть примерно 10% шанс на то, что я посчитаю профессора Снейпа привлекательным, и важно, чтобы я просто принял это, чтобы я ни…
— В любом случае, мистер Поттер, Северус всегда был абсолютно безразличен к взглядам этих девочек. Но теперь, — профессор МакГонагалл что-то сообразила и поспешно добавила, подняв руку в упреждающем жесте: — Не поймите меня неправильно, профессор Снейп совершенно точно ни разу не воспользовался таким отношением с их стороны! Это совершенно исключено! Насколько я знаю, он ни одной даже не улыбнулся. Он говорил девочкам перестать пялиться на него. А если они продолжают на него глазеть, он смотрит в другую сторону. Я сама это видела.
— Э… — сказал Гарри. — То, что я правда прочёл эти книги, не значит, что я их понял. Что всё это вообще означает?
— Что он это заметил, — тихо ответила профессор МакГонагалл. — Это почти не бросается в глаза, но я сама видела, и я в этом уверена. А это значит… Я боюсь, что… что связь, которая держала Северуса на стороне Альбуса… возможно, ослабла, или даже оборвалась.
2 + 2 = …
— Снейп и Дамблдор? — Гарри понял, что произнёс это вслух, и поспешно добавил: — Нет, не то чтобы в этом было что-то дурное…
— Нет! — воскликнула профессор МакГонагалл. — О, во имя всего святого… Я не могу объяснить этого вам, мистер Поттер!
Вторая половина головоломки наконец сложилась.
Он до сих пор любил мою маму?
Это казалось то ли трогательно-грустным, то ли жалким… целых пять секунд, а потом сложилась и третья половина головоломки.
Конечно, пока я не дал ему мой замечательный совет насчёт отношений.
— Понимаю, — осторожно сказал Гарри спустя несколько секунд. Бывают случаи, когда простого «Упс» мало, чтобы описать ситуацию. — Вы правы, это не к добру.
Профессор МакГонагалл закрыла лицо руками.
— Что бы вы ни думали в данный момент, — сказала она слегка приглушённым голосом, — Уверяю, и это тоже неправильно, и я не хочу больше ничего об этом слышать.
— Итак, — сказал Гарри. — Если, как вы говорите, связь, которая объединяла профессора Снейпа и директора, оборвалась… Что он будет теперь делать?
Повисло долгое молчание.
* * *
Что он будет теперь делать?
Минерва опустила руки и посмотрела сверху вниз, в обращённое к ней лицо Мальчика-Который-Выжил. Такой простой вопрос не должен был вызывать в ней так много тревоги. Она знала Северуса много лет. Они были странным образом связаны пророчеством, которое услышали оба. Хотя Минерва подозревала, исходя из того, что она знала о правилах пророчеств, что она сама просто-напросто подслушала пророчество. Это действия Северуса привели к тому, что оно начало сбываться. И разрывающая сердце вина за этот выбор мучила профессора Зельеварения многие годы. Она не могла представить, кем бы был Северус без этой вины. Её разум впадал в ступор, когда она пыталась представить, а мысли были словно пустой пергамент.
Конечно, Северус больше не был тем человеком, которым был когда-то, тем гневным и до ужаса безрассудным юнцом, который принёс Волдеморту пророчество в обмен на право вступить в ряды Пожирателей смерти. Она знала его многие годы, и, конечно, Северус больше таким не был…
Знала ли она его на самом деле?
Видел ли хоть кто-нибудь настоящего Северуса Снейпа?
* * *
— Я не знаю, — сказала наконец профессор МакГонагалл. — Я действительно совсем не знаю. Не могу даже вообразить. А знаете ли что-то на этот счёт вы, мистер Поттер?
— Э… — ответил Гарри. — Думаю, я могу сказать, что мои наблюдения показывают то же, что и ваши. Я хочу сказать, это увеличивает вероятность, что профессор Снейп больше не влюблён в мою маму.
Профессор МакГонагалл закрыла глаза.
— Я сдаюсь.
— Я не в курсе, натворил ли он что-нибудь ещё, — добавил Гарри. — Полагаю, директор уполномочил вас спросить меня об этом?
Профессор МакГонагалл отвела взгляд и уставилась в стену.
— Пожалуйста, не надо, Гарри.
— Хорошо, — сказал Гарри, повернулся и быстро зашагал по коридору. Сзади послышались более медленные шаги профессора МакГонагалл и грохот горгулий, возвращающихся на своё место.
* * *
Через день утром во время урока зельеварения, зелье Защиты от холода, которое готовил Гарри, приобрело слегка тошнотворный запах и выкипело из котла, покрыв всё вокруг зелёной пеной. Профессор Снейп, чьё лицо выражало скорее смирение, нежели отвращение, велел Гарри остаться после урока. У Гарри были на этот счёт свои подозрения — и как только класс опустел (Гермиона, как всегда в последнее время, выскочила за дверь первой), дверь с размаху захлопнулась и защёлкнулась на замок.
— Я приношу извинения за то, что испортил ваше зелье, мистер Поттер, — спокойно сказал Северус Снейп. На его лице было странное печальное выражение, которое Гарри видел ранее лишь раз, в коридоре, несколько месяцев назад. — На ваших оценках это не отразится. Пожалуйста, садитесь.
Гарри вернулся на своё место и, пока профессор Снейп накладывал заклинания против подслушивания, продолжил оттирать зелёную жижу с деревянной поверхности стола.
Когда профессор Зельеварения закончил, он заговорил снова:
— Я… не знаю, как подступиться к этой теме, мистер Поттер, поэтому я просто скажу, как есть… При встрече с дементором вы вспомнили ночь, когда умерли ваши родители?
Гарри молча кивнул.
— Не могли бы вы… Я знаю, что это, должно быть, неприятные воспоминания, но… не могли бы вы рассказать мне, что произошло?..
— Зачем? — спросил Гарри. Он говорил серьёзно и совершенно не собирался смеяться над умоляющим видом человека, от которого Гарри не ожидал увидеть подобных эмоций. — Мне кажется, вам самому будет неприятно услышать это, профессор…
Голос профессора Зельеварения опустился до шёпота:
— В течение последних десяти лет я представлял это каждую ночь.
А знаешь, — сказала слизеринская сторона, — если его основанная на чувстве вины верность уже колеблется, избавлять его от страданий — не слишком хорошая идея…
Заткнись. Отклонено.
Но была одна вещь, в которой Гарри просто не мог себе отказать. И он принял одно из предложений своей слизеринской стороны.
— Расскажете мне, как именно вы узнали о Пророчестве? — спросил Гарри. — Простите, что устраиваю подобный торг, я правда всё расскажу вам, но только, поймите, это может быть по-настоящему важно…
— Тут почти не о чем говорить. Я пришёл к заместителю директора на собеседование на вакансию профессора зельеварения. Я ждал за дверью комнаты в «Кабаньей голове», когда соискатель в очереди передо мной, Сибилла Трелони, проходила собеседование на место профессора прорицаний. Как только она закончила произносить пророчество, я убежал, оставив шанс стать профессором Хогвартса, и пришёл к Тёмному Лорду, — выражение лица профессора Зельеварения было напряжено и непроницаемо. — Я даже не дал себе времени подумать, почему именно мне было даровано услышать эту загадку, и тут же продал её другому.
— Это было собеседование? — спросил Гарри. — Где вы и профессор Трелони оба были соискателями, а профессор МакГонагалл собеседующим? Как-то тут… Слишком много совпадений…
— Пророки — пешки в руках времени, мистер Поттер. Они выше совпадений. Мне было предназначено услышать пророчество и стать его орудием. Присутствие Минервы ни на что не повлияло. Там не было чар Ложной памяти, как вы предположили, не знаю, почему вы так подумали, но их там не было и быть не могло. Голос предсказателя специфичен, в нём есть загадка, которую не может передать даже легилименция, как это можно заложить в поддельную память? Думаете, Тёмный Лорд поверил бы мне на слово? Тёмный Лорд захватил мой разум и увидел там таинственное событие, пусть и не смог проникнуть в тайну — так он узнал, что пророчество было настоящим. Тёмный Лорд мог бы убить меня сразу после этого, ибо он получил, что хотел, — я был безумцем, что пошёл к нему, — но он увидел во мне нечто, сам не знаю что, и принял меня в Пожиратели Смерти, хотя больше на своих условиях, чем на моих. Именно так я стал причиной всему, что потом случилось, всему — от начала и до конца, — голос Северуса звучал хрипло, а лицо отражало неприкрытую боль. — А теперь расскажите мне, пожалуйста, как умерла Лили?
Гарри сглотнул два раза и начал рассказывать.
— Джеймс Поттер закричал, чтобы Лили схватила меня и бежала, а он задержит Сами-Знаете-Кого. Сами-Знаете-Кто сказал… — Гарри прервался, он весь дрожал, и его мышцы свело, как перед припадком. Память безжалостно возвращалась, и с ней наступали холод и тьма. — Он использовал… Смертельное проклятье… А потом как-то поднялся наверх, я думаю, он летел, потому что не помню звука шагов по ступенькам, или чего-то вроде того… А потом моя мама закричала: «Нет, только не Гарри, пожалуйста, не Гарри!», или что-то вроде того. А Тёмный Лорд ответил… его голос был очень высоким, как вода, свистящая в чайнике, но только холодным… Тёмный Лорд ответил…
В сторону, женщина! Ты мне не нужна, мне нужен только мальчишка.
Эти слова Гарри помнил очень хорошо.
— Он сказал моей маме уйти с его дороги, потому что он пришёл только за мной, и моя мама умоляла его пощадить меня, и Тёмный Лорд ответил…
Я даю тебе редкий шанс сбежать.
— Что он будет милосерден и даст ей шанс уйти, но ему не трудно сразиться с ней, и даже если она погибнет, это меня не спасёт, — голос Гарри прерывался, — то есть ей лучше убраться с его пути. И тогда моя мама стала молить взять её жизнь вместо моей, а Тёмный Лорд… Тёмный Лорд сказал ей, и его голос был тише, словно он отбросил притворство…
Прекрасно, я принимаю твои условия.
— Он сказал, что согласен на её предложение, и что она должна бросить свою палочку, чтобы он мог убить её. А потом Тёмный Лорд ждал, просто ждал. Я… я не знаю, о чём думала Лили Поттер, это вообще не имело смысла, то, что она сказала, непохоже было, чтобы Тёмный Лорд убил её и потом просто ушёл, он ведь пришёл за мной. Лили Поттер ничего не сказала, и тогда Тёмный Лорд начал смеяться над ней, это было ужасно, и… и она попробовала единственное, что ей оставалось кроме того, чтобы бросить меня или просто сдаться и умереть. Я не знаю, могла ли она вообще это сделать, могло ли у нее сработать заклинание, но, если подумать, ей нужно было хотя бы попытаться. Последнее, что она произнесла, было «Авада Ке…» — но Тёмный Лорд начал своё заклинание, как только она сказала «Ав», и он произнёс его меньше, чем за полсекунды, а потом была вспышка зелёного света, а потом… потом…
— Хватит.
Медленно, как утопленник, всплывающий к поверхности, Гарри вернулся из того места, где он только что был.
— Хватит, — хрипло повторил профессор Зельеварения. — Она умерла… Лили умерла без боли, да? Тёмный Лорд не… не сделал с ней ничего перед тем, как убил?
Она умерла с мыслью, что потерпела поражение, и что теперь Тёмный Лорд убьёт её ребенка. Это больно.
— Он… Тёмный Лорд не пытал её, — сказал Гарри. — Если вы об этом спрашиваете.
За его спиной щёлкнул замок, и дверь распахнулась.
Гарри ушёл.
Это было в пятницу, 10 апреля 1992 года.
|
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:57 | Сообщение # 276 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 87. Гедонистическая осведомлённость
Четверг, 16 апреля 1992 года.
Школа почти опустела: девять десятых учеников уехали на пасхальные каникулы, и среди них почти все, кого она знала. Сьюзен осталась, потому что её двоюродная бабушка была очень занята, и Рон тоже остался, хотя она не знала, почему — может быть семья Уизли бедна настолько, что кормить всех детей лишнюю неделю для неё затруднительно? Получилось неплохо, ведь Рон и Сьюзен были как раз среди тех немногих, кто ещё разговаривал с ней. (По крайней мере, среди тех, с кем ей и самой хотелось разговаривать. Лаванда по-прежнему была с ней мила, и Трейси, хм, Трейси тоже, но ни та, ни другая не принадлежали к числу людей, с которыми действительно приятно провести час-другой. И в любом случае, они обе уехали на каникулы).
И раз уж Гермиона не могла поехать к себе домой (а ей не разрешили поехать домой, её родителям солгали, что у неё Светящаяся ветрянка), то почти пустой Хогвартс был лучшим из имеющихся вариантов.
Она даже могла ходить в библиотеку, и никто на неё не глазел, ведь уроков не было, и ученики не сидели над домашней работой.
Кто-нибудь мог бы ошибочно подумать, что Гермиона целыми днями бродила по коридорам и рыдала. О да, она много плакала первые два дня, но двух дней было вполне достаточно. В книгах, которые одолжил ей Гарри, упоминалось, что даже парализованные после автомобильных катастроф люди спустя шесть месяцев были далеко не так несчастны, как они ожидали. Равно как и победители лотерей через шесть месяцев не были настолько счастливы, как они предполагали. Уровень счастья возвращался к базовому значению, и жизнь продолжалась.
На страницу книги, которую она читала, упала тень. Гермиона крутанулась на месте, её палочка, спрятанная до того на коленях, взметнулась и оказалась направлена прямо в удивлённое лицо…
— Прости! — сказал Гарри Поттер, поспешно поднимая руки и демонстрируя, что одна из них пуста, а в другой только маленький мешочек из красного бархата. — Прости. Я не хотел тебя напугать.
Повисло ужасное молчание. Сердце билось всё чаще, ладони вспотели, а Гарри Поттер просто смотрел на неё. В первое утро остатка её жизни она чуть не заговорила с ним, но когда она спустилась к завтраку, Гарри Поттер выглядел так жутко, что она не стала садиться с ним рядом, а просто тихо поела в своём маленьком пузыре отчуждения, и это было ужасно, но Гарри не подошёл к ней, и… и с тех пор она с ним не разговаривала. (Не так уж трудно избегать всех, если держаться подальше от гостиной Когтеврана и выбегать из класса прежде, чем с тобой смогут заговорить.)
И всё это время ей хотелось знать, что Гарри думает о ней теперь. Ненавидит ли он её за то, что ему пришлось отдать все свои деньги, или, может, он в неё действительно влюблён и поэтому так поступил, или, наоборот, решил, что она недостойна его общества, потому что она не умеет пугать дементоров… Она боялась встретиться с ним лицом к лицу, боялась и всё. Бессонными ночами она размышляла, что теперь думает о ней Гарри, и ей было страшно, и она избегала мальчика, отдавшего всё своё состояние, чтобы спасти её, и она была маленькой неблагодарной дрянью и ничтожеством, и…
Тут она увидела, как Гарри запустил руку в свой мешочек из красного бархата и достал оттуда конфету в виде сердечка, завёрнутую в красную фольгу, и её мозг растаял, как шоколад, оставленный на солнце.
— Я хотел дать тебе больше времени, — сказал Гарри Поттер, — но я прочитал теории Критча о гедонизме и о том, как тренировать своего внутреннего голубя и как маленькие непосредственные положительные и отрицательные отклики втайне управляют почти всем, что мы делаем, и мне пришло в голову, что ты, должно быть, избегаешь меня, потому что я вызываю у тебя отрицательные ассоциации, а мне бы совершенно не хотелось оставлять всё, как есть, и дальше, ничего не предпринимая, поэтому я раздобыл у близнецов Уизли мешочек с шоколадными конфетами и теперь просто буду давать их тебе по одной каждый раз, как ты меня увидишь, в качестве положительного подкрепления, если, конечно, ты не возражаешь…
— Гарри, дыши, — машинально сказала Гермиона.
Это были первые слова, которые она сказала ему со дня суда.
Они смотрели друг на друга.
Книги смотрели на них со стеллажей.
Они ещё немного посмотрели друг на друга.
— Предполагается, что ты съешь шоколадку, — сказал Гарри, держа конфету в форме сердечка, похожую на валентинку. — Хотя, возможно, сам факт того, что тебе дали шоколад, уже считается за положительное подкрепление, тогда тебе, наверное, нужно положить его в карман или вроде того.
Она знала, что если попробует заговорить, то ничего не выйдет, поэтому даже не пыталась.
Гарри опустил голову.
— Ты меня теперь ненавидишь, да?
— Нет! — воскликнула она. — Нет, не думай так, Гарри! Просто… просто… просто всё это! — Гермиона поняла, что её палочка ещё направлена на Гарри, и опустила её. Она изо всех сил пыталась не разреветься. — Всё это! — повторила она. Гермиона не могла найти более подходящих слов, хотя и была уверена, что Гарри хотел бы, чтобы она выразилась точнее.
— Думаю, я понимаю, — осторожно сказал Гарри. — А что ты читаешь?
Прежде чем она смогла ему помешать, Гарри наклонился над столом и вытянул шею, чтобы увидеть книгу, которую она читала и не сообразила вовремя убрать.
Гарри уставился на открытую страницу.
«Самые богатые волшебники мира и как они дошли до жизни такой», — прочёл Гарри заголовок вверху страницы. — Номер шестьдесят пять, сэр Гарет, владелец транспортной компании «Мэри Сью» в девятнадцатом веке… монополия на О-оси… Понятно.
— Полагаю, ты скажешь, что мне не о чем беспокоиться и ты сам обо всём позаботишься? — прозвучало это куда грубее, чем хотелось, и она почувствовала новый укол совести за то, что она такой ужасный человек.
— Не-а, — сказал Гарри. Его голос звучал до странности бодро. — Я вполне могу представить себя на твоём месте, так что понимаю, что, если бы ты заплатила кучу денег, чтобы спасти меня, я бы пытался вернуть их собственными силами. Совершенно невозможно, чтобы я этого не понял, Гермиона.
Гермиона сжала губы, стараясь не расплакаться.
— Но должен честно предупредить, — продолжил Гарри, — если я придумаю способ избавиться от долга Люциусу Малфою раньше тебя, я им воспользуюсь. Важнее, чтобы эта задача решилась как можно быстрее, а не то, кто именно сможет её решить. Нашла уже что-нибудь интересное?
Три четверти её разума бегали кругами и врезались в деревья в попытках понять подтекст всего, что Гарри только что сказал. Он ещё уважает её, как героиню? Или на самом деле он не верит, что она в принципе способна справиться сама? Тем временем самая здравомыслящая её часть перелистнула книгу на страницу 37, к самой многообещающей статье из тех, что она успела просмотреть (хотя она-то воображала, что сделает всё сама и сделает Гарри сюрприз)…
— Думаю, вот это довольно интересно, — произнёс её голос.
— «Номер четырнадцать, «Крозье», настоящее имя неизвестно», — прочёл Гарри. — Ух ты… в жизни не видел настолько кричащего цилиндра в клетку. Состояние: по меньшей мере шестьсот тысяч галлеонов… это около тридцати миллионов фунтов — недостаточно, чтобы прославить магла, но, полагаю, весьма прилично для маленького сообщества волшебников. Ходят слухи, что это — новый псевдоним шестисотлетнего Николаса Фламеля, единственного известного волшебника, которому удалась невероятно сложная алхимическая операция по созданию Философского Камня, дающего возможность трансмутировать базовые металлы в золото или серебро, а также… создавать Эликсир жизни, который бесконечно продлевает молодость и здоровье использующего его… Хм, Гермиона, по-моему, это совершенно неправдоподобно.
— Я встречала и другие упоминания Николаса Фламеля, — сказала Гермиона. — В «Расцвете и упадке Тёмных искусств» пишут, что он тайно обучал Дамблдора, чтобы тот мог противостоять Гриндевальду. Во многих книгах, не только в этой, к истории Фламеля относятся всерьёз… Ты думаешь, это слишком хорошо, чтобы быть правдой?
— Нет, конечно, нет, — ответил Гарри. Он подвинул свой стул к её стулу и сел за маленький столик рядом с ней, справа, как обычно, словно ничего не случилось — она сглотнула подступивший к горлу комок. — Довод «слишком хорошо, чтобы быть правдой» — не естественен, вселенная не проверяет, является ли результат уравнения «слишком хорошим» или «слишком плохим», прежде чем вывести его. Когда-то люди думали, что самолёты и вакцина против оспы — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Маглы придумали способы путешествовать к другим звёздам, даже не используя магию, а мы с тобой можем использовать волшебные палочки для того, чтобы творить вещи, которые считают совершенно невозможными магловские физики. И я даже не могу представить, что мы бы посчитали невозможным с точки зрения настоящих законов магии, если бы знали их.
— Тогда в чём же проблема? — спросила Гермиона. Как ей самой казалось, теперь её голос звучал более нормально.
— Ну… — начал Гарри. Он потянулся к книге (их мантии соприкоснулись) и ткнул в картинку, где художник изобразил красный камень, который светился зловещим светом и сочился багряной жидкостью. — Первая проблема в том, что нет логичного объяснения, почему один и тот же артефакт может превращать свинец в золото и производить эликсир, дающий молодость. Интересно, есть ли в литературе соответствующий общепринятый термин? Что-то вроде «Маловато будет»? Если каждый может увидеть цветок, то не получится заявить, что цветы размером с дома. Но если кто-то — уфолог, то он может всем рассказывать про летающие тарелки размером с город, или даже размером с Луну, ведь никто не видел их на самом деле. Истории о том, что можно увидеть, приходится ограничивать в соответствии со свидетельствами, но когда кто-то что-нибудь выдумывает, его не ограничивает ничего. Вот почему я думаю, что Философский Камень даёт неограниченное количество золота и вечную жизнь не потому, что существует одно магическое изобретение, способное на эти два эффекта, а потому, что кто-то сочинил сказку о супер клёвой штуковине.
— Гарри, в магическом мире существует множество вещей, не поддающихся разумному объяснению, — возразила она.
— Принято, — согласился Гарри. — Но, Гермиона, вторая проблема состоит в том, что даже волшебники не настолько безумны, чтобы проглядеть такое. Каждый бы старался воссоздать формулу Философского Камня, целые страны охотились бы на бессмертного волшебника, чтобы выпытать у него секрет…
— Но это вовсе не секрет, — Гермиона перелистнула страницу и показала Гарри диаграммы. — Прямо на следующей странице есть инструкции. Просто это настолько сложно, что только у Николаса Фламеля получилось!
— Тогда целые страны пытались бы захватить Фламеля и заставить его сделать больше Камней. Полно, Гермиона, даже волшебники не могли бы узнать о бессмертии, и… и… — Гарри прервался, его красноречия не хватало на то, чтобы закончить фразу, — и просто продолжать жить как ни в чём не бывало. Люди, конечно, безумны, но не до такой же степени!
— Не все рассуждают так, как ты, Гарри.
В чём-то Гарри был прав, но… сколько же она видела различных упоминаний о Николасе Фламеле? Кроме «Самых богатых волшебников мира» и «Расцвета и упадка Тёмных искусств», его имя также встречалось в «Рассказах о сравнительно древних временах» и «Биографиях заслуженно знаменитых личностей»…
— Хорошо, тогда профессор Квиррелл похитил бы этого Фламеля. Именно так поступил бы любой злой или добрый или просто эгоистичный человек, у которого есть хоть немного здравого смысла. Профессор Защиты знает множество секретов и уж этот он бы не пропустил, — Гарри вздохнул и поднял глаза от книги. Гермиона проследила за его взглядом, но он, похоже, просто разглядывал библиотеку — ряды, ряды и ещё раз ряды стеллажей с книгами. — Я не хочу лезть в твой проект, — продолжил Гарри, — и я совсем не хотел бы тебя расстраивать, но… честно говоря, Гермиона, не думаю, что ты найдёшь хорошую идею, как заработать деньги в книге вроде этой. Как в том анекдоте: экономист видит банкноту в двадцать фунтов, лежащую на тротуаре, но не удосуживается нагнуться за ней, потому что, будь она настоящей, её бы уже кто-то поднял. Любой из способов заработать кучу денег, известный всем настолько, чтобы попасть в подобную книгу… понимаешь, что я имею в виду? Невозможно, чтобы кто угодно с помощью трёх простых действий мог заработать тысячу галлеонов за месяц. Иначе уже все бы этим занимались.
— И что? Тебя бы это не остановило, — в голосе Гермионы вновь послышалось раздражение. — Ты постоянно совершаешь что-нибудь невозможное. Уверена, на прошлой неделе ты опять что-то такое сделал и даже не потрудился кому-нибудь рассказать.
(Тут последовала небольшая пауза, которая, пусть мисс Грейнджер этого и не знала, точно совпадала по длине с паузой, которую сделал бы любой, кто восемь дней назад сражался с Шизоглазом Хмури и победил.)
— Нет, за последние семь дней — нет, — наконец ответил Гарри. — Смотри… Секрет фокуса, как делать невозможное, частично состоит в том, чтобы правильно выбрать, что именно из невозможного ты хочешь совершить, и браться только за то, в чём у тебя есть особое преимущество. Если в этой книге есть способ сделать деньги, который звучит сложно для волшебника, но который легко реализовать, взяв старый папин Мак Плюс, тогда у нас есть план.
— Я знаю, Гарри, — сказала Гермиона, и её голос только чуть-чуть дрожал. — Я смотрела, не смогу ли я придумать, как сделать что-нибудь из этой книги. Я подумала, может быть, самое сложное при создании Философского Камня — то, что алхимический круг должен быть суперточным, и я могла бы просто взять магловский микроскоп…
— Блестяще, Гермиона! — мальчик быстро выхватил палочку, сказал «Квиетус» — звуки библиотеки стихли — и продолжил: — Даже если Философский Камень — это всего лишь миф, этот трюк может пригодиться при работе с другими сложными алхимическими…
— Нет, не пригодится, — прервала его Гермиона. Ранее она перерыла всю библиотеку и отыскала единственную книгу по алхимии, которая была не в Запретной секции. Она вспомнила, какое это было сокрушительное разочарование, и как её надежда испарилась словно дым. — Потому что линия любого алхимического круга должна быть «тонкой, как волос ребёнка», и её толщина не зависит от того, о каком алхимическом рецепте идёт речь. К тому же у волшебников есть омниокуляры, а я никогда не слышала о заклинаниях, в которых можно их использовать, чтобы что-то увеличить и сделать точнее. Я должна была об этом догадаться!
— Гермиона, — серьёзно сказал Гарри, снова принимаясь рыться в своём мешочке из красного бархата, — не казни себя, когда хорошая идея не срабатывает. Чтобы найти идею, которая сработает, приходится перебрать множество ошибочных. А если ты будешь сердиться по поводу ошибочных идей и тем самым давать своему мозгу отрицательную обратную связь вместо того, чтобы понять, что сам факт генерации идеи — это хорошее поведение со стороны твоего мозга и его следует поощрять, то рано или поздно ты вообще не сможешь придумать ни одной идеи, — Гарри положил две конфеты в виде сердечек рядом с книгой. — Вот, возьми ещё шоколадки. Я имею в виду, в добавок к той, что я дал раньше. А эта — поможет твоему мозгу в выработке хорошей рабочей стратегии.
— Наверное, ты прав, — тихо сказала Гермиона, но к шоколаду не прикоснулась. Она принялась листать книгу, чтобы вернуться на страницу 167, которую читала до того, как пришёл Гарри.
(Гермиона Грейнджер, естественно, не пользовалась закладками).
Гарри слегка наклонился вперёд, его голова почти касалась её плеча. Он смотрел на мелькавшие листы, словно был способен вычленить полезную информацию, глядя на страницу всего лишь четверть секунды. Завтрак окончился совсем недавно, и по лёгкому запаху дыхания Гарри она могла сказать, что на десерт он ел банановый пудинг.
Гарри снова заговорил:
— Я правильно понимаю… пожалуйста, рассматривай это как положительное подкрепление… ты в самом деле пыталась изобрести способ массового производства бессмертия для того, чтобы я мог выплатить долг Люциусу Малфою?
— Да, — сказала она ещё тише. Хотя она и пыталась думать, как Гарри, у неё до сих пор это не слишком получалось. — А чем ты занимался всё это время, Гарри?
Гарри скривился.
— Пытался собрать свидетельства по делу «Кто подставил Гермиону Грейнджер».
— Я… — Гермиона посмотрела на Гарри. — Разве мне не следует… самой попытаться раскрыть дело обо мне?
Это не было её главным приоритетом и первоочередной задачей, но раз уж Гарри упомянул…
— Увы, не получится, — рассудительно сказал Гарри. — Слишком многие будут разговаривать со мной, но не с тобой… И мне очень жаль, но некоторые из них взяли с меня обещание не пересказывать наши разговоры кому-либо ещё. Прости, но я не думаю, что ты сможешь чем-то помочь в этом деле.
— Что ж, понятно, — глухо ответила Гермиона. — Прекрасно. Ты сделаешь всё сам. Ты соберёшь все улики, опросишь всех подозреваемых, а я буду просто сидеть в библиотеке. Дай мне знать, когда окажется, что во всём виноват профессор Квиррелл.
— Гермиона… Почему так важно, кто сделает это? Разве не важнее сам результат, чем то, кто именно его получит?
— Думаю, ты прав, — ответила Гермиона. Она закрыла лицо руками. — Думаю, теперь это не имеет значения. Теперь все будут думать — я знаю, это не твоя вина, Гарри, ты был… ты был Хорошим, ты вёл себя как истинный джентльмен, — но что бы я ни делала теперь, все они будут думать, что я просто… просто кто-то, кого ты спасаешь, — она замолчала, потом закончила дрожащим голосом: — И, возможно, они будут правы.
— Эй, стой, погоди минуточку…
— Я не умею запугивать дементоров. Я могу получить «Великолепно» на уроке Заклинаний, но я не умею запугивать дементоров.
Гарри быстро огляделся по сторонам.
— У меня есть таинственная тёмная сторона! — прошипел он, когда убедился, что вокруг никого нет, кроме парня в дальнем углу, который порой посматривал в их сторону, но находился слишком далеко, чтобы расслышать их даже без барьера Квиетуса. — У меня есть тёмная сторона, которая определённо уже не ребёнок, и кто знает, какая ещё безумная магическая чертовщина творится у меня в голове… Профессор Квиррелл утверждает, что я могу стать кем угодно, кого только смогу себе вообразить. Это всё жульничество, разве ты не понимаешь, Гермиона? Благодаря поблажке от школьной администрации — я не имею права тебе о ней рассказывать — Мальчик-Который-Выжил может уделять занятиям больше времени каждый день. Я жульничаю, а ты всё равно лучше меня на уроках Заклинаний. Я… вероятно, я не… вероятно, Мальчика-Который-Выжил неправильно называть ребёнком — а ты по-прежнему с ним соперничаешь. Неужели ты не понимаешь, что если бы люди не обращали столько внимания на меня, то, вероятно, считали бы, что ты станешь самой могущественной ведьмой столетия? Ты же можешь одна сразиться с тремя хулиганами-старшекурсниками и победить!
— Я не знаю, — ответила она дрожащим голосом, снова закрывая лицо руками. — Всё, что я знаю — даже если всё это правда — никто больше не разглядит во мне меня. Никогда.
— Ладно, — сказал Гарри, помедлив. — Понимаю, что ты хочешь сказать. Вместо исследовательской группы Поттер-и-Грейнджер получается Гарри Поттер и его лаборантка. Хм… У меня идея. Давай я пока не буду заниматься вопросом, как заработать деньги? Ведь долг не вступит в силу, пока я не окончу Хогвартс. Тогда ты можешь сделать всё сама и показать миру, на что способна. А если ты между делом раскроешь секрет бессмертия, мы посчитаем это за бонус.
Мысль, что Гарри уверен в её способности найти решение, была похожа… Была похожа на сокрушающее бремя ответственности, рухнувшее на бедную травмированную двенадцатилетнюю девочку, и ей захотелось обнять его за то, что он преподнёс ей способ восстановить своё самоуважение как героини, и это при том, что она была ужасной и грубо разговаривала с ним всё то время, пока он был для неё куда лучшим другом, чем она когда-либо была для него, и было здорово, что он всё ещё думает, что она что-то может, и…
— У тебя есть какой-нибудь удивительный рациональный приём, который ты применяешь, когда твои мысли начинают разбегаться? — наконец сказала она.
— Обычно я идентифицирую различные желания, даю им имена и рассматриваю, как отдельных индивидуумов, а потом позволяю им спорить у себя в голове. Чаще всего это мои пуффендуйская, когтевранская, гриффиндорская и слизеринская стороны, мой Внутренний критик и копии тебя, Невилла, Драко, профессора МакГонагалл, профессора Флитвика, профессора Квиррелла, папы, мамы, Ричарда Фейнмана и Дугласа Хофштадтера.
Гермиона задумалась, не попробовать ли сделать то же самое, но тут её Здравый смысл заявил, что это может быть опасной затеей.
— У тебя в голове есть копия меня?
— Конечно! — ответил Гарри. Неожиданно он почему-то слегка заволновался: — Ты хочешь сказать, у тебя в голове нет копии меня?
Гермиона осознала, что у неё в голове действительно есть копия Гарри, которая говорит в точности его голосом.
— Теперь, когда я об этом задумалась, меня это слегка нервирует, — сказала Гермиона. — У меня в голове в самом деле есть копия тебя. Прямо сейчас она мне твоим голосом объясняет, что это совершенно нормально.
— Хорошо, — серьёзно ответил Гарри. — То есть, я не понимаю, как можно быть друзьями без этого.
Она продолжила читать, а Гарри по-прежнему сидел и смотрел на страницы через её плечо. Видимо, его это устраивало.
Так она дошла до номера семьдесят, Катарины Скотт, которая, судя по всему, изобрела способ превращать мелких животных в лимонные торты, и, наконец, набралась смелости заговорить.
— Гарри? — окликнула она (и немного отодвинулась от него, хотя и не заметила этого). — Раз у тебя в голове есть копия Драко Малфоя, значит ли это, что вы с Драко Малфоем друзья?
— Ну… — Гарри вздохнул. — М-да, я всё равно собирался с тобой поговорить об этом. Наверно, чем скорее, тем лучше. Как же это объяснить… я его совращал.
— Что ты имеешь в виду под «совращал»?
— Переманивал его на Светлую сторону Силы.
Она так и застыла с открытым ртом.
— Ну, знаешь, как Император и Дарт Вейдер, только наоборот.
— Драко Малфой, — произнесла она. — Гарри, ты вообще представляешь…
— Да.
— … что Малфой говорил про меня? Что он сделает со мной, как только ему подвернётся возможность? Не знаю, что он говорил тебе, но Дафна Гринграсс рассказала мне, что Малфой говорил в гостиной Слизерина. Это не произносимо, Гарри! Не произносимо в совершенно буквальном смысле, потому что я не могу повторить это вслух!
— Когда это было? — спросил Гарри. — В начале года? Дафна сказала, когда именно это было?
— Нет, — ответила Гермиона, — потому что это не имеет значения, Гарри. Любой, кто говорит то, что говорил Малфой, не может быть хорошим человеком. Неважно, чем ты его переманивал, он прогнил насквозь, потому что ни при каких обстоятельствах хороший человек никогда бы…
— Ты ошибаешься, Гермиона, — перебил Гарри, глядя ей прямо в глаза. — Я могу догадаться, что Драко обещал сделать с тобой, потому что при нашей второй встрече он говорил то же самое по отношению к одной десятилетней девочке. Но, как ты не понимаешь, до того дня, когда Драко Малфой прибыл в Хогвартс, всю его предыдущую жизнь его воспитывали Пожиратели Смерти. Потребовалось бы сверхъестественное вмешательство, чтобы у него, учитывая его окружение, были твои моральные принципы…
Гермиона яростно затрясла головой.
— Гарри, нет! Никто не должен специально объяснять, что мучить людей — неправильно. Ты не мучаешь людей не потому, что учитель говорит, что он это не разрешает, а потому что ты видишь, как люди страдают. Неужели ты не понимаешь, Гарри? — теперь её голос дрожал. — Это не… не какое-то правило, вроде таблицы умножения! Если ты не можешь понять, не можешь почувствовать этого здесь, — она ударила себя в середину груди (не совсем там, где действительно располагалось сердце, впрочем неважно, в любом случае то, что она имела в виду, находилось в мозгу), — тогда у тебя этого просто нет!
Тут ей пришла в голову мысль, что у Гарри, возможно, этого и нет.
— Есть книги по истории, которые ты не читала, — спокойно ответил Гарри. — Есть книги, которые ты ещё не успела прочесть, Гермиона, которые могут дать тебе увидеть перспективу. Несколько столетий назад — насколько я помню, в семнадцатом веке это ещё точно случалось — существовало популярное деревенское развлечение, когда бралась плетёная корзина, или мешок, и туда сажали дюжину живых кошек, а потом…
— Хватит.
— …подвешивали их над костром. Просто обыденное развлечение. Невинная потеха. И надо отдать им должное, это была более невинная потеха, чем сожжение женщин, про которых думали, что они ведьмы. Потому что так устроены люди, так устроены их чувства, — Гарри приложил руку к сердцу, причём анатомически верно, потом помедлил и поднял руку, чтобы коснуться головы примерно на уровне уха, — что им больно, когда они видят, как больно их друзьям. Кому-то из тех, кто им не безразличен, кому-то из их племени. У этого чувства есть выключатель. Выключатель, на котором написано «враг» или «иностранец», а иногда просто «чужак». Если люди не учатся другому, они именно таковы. Поэтому, нет, убеждения Драко Малфоя, что причинять боль врагам — забавно, не означают, что он — бесчеловечный или даже необычайно злой…
— Если ты веришь в это, — сказала она нетвёрдым голосом, — если ты вообще можешь верить в такое, значит ты — злой. Люди всегда несут ответственность за то, что делают. Неважно, что тебе говорят — действуешь именно ты. Все знают, что…
— Нет, не знают! Ты выросла в послевоенном обществе, в котором после Второй Мировой каждый знает, что «Йа только фиполнял прикас» — это ответ плохих парней. А в пятнадцатом веке их исполнительность назвали бы достойной уважения вассальной верностью, — Гарри повысил голос. — Или ты думаешь, что ты, вот ты сама, на генетическом уровне лучше, чем те, кто жили в прошлые века? Если бы тебя во младенчестве перенесли в Лондон пятнадцатого века, поняла бы ты сама, что сжигать кошек — плохо, сжигать ведьм — плохо, рабство — плохо, что тебе должно быть небезразлично каждое разумное существо? Думаешь, тебе хватило бы одного дня в Хогвартсе, чтобы всё это понять? Никто никогда не говорил Драко, что он лично отвечает за то, чтобы стать более этичным, чем общество, в котором он вырос. И, несмотря на это, всего за четыре месяца он дошёл до того, что схватил маглорожденную за руку, чтобы не дать ей упасть с крыши, — в глазах Гарри была ярость, какой она ещё никогда у него не видела, — Я не закончил совращать Драко Малфоя, но полагаю, что пока он делает успехи.
Иногда слишком хорошая память — это проблема. Гермиона помнила всё.
Она помнила, что, когда падала с крыши Хогвартса, Драко Малфой схватил её за запястье так крепко, что у неё потом были синяки.
Она помнила, как Драко Малфой помог ей подняться после того, как таинственное проклятие заставило её упасть лицом в тарелку капитана квиддичной команды Слизерина.
И она помнила — на самом деле, именно поэтому она и подняла эту тему — что она чувствовала, услышав показания Драко, сделанные под сывороткой правды.
— Почему ты мне ничего не рассказывал?! — против её воли голос Гермионы стал выше. — Если бы я только знала…
— Это был не мой секрет, — ответил Гарри. — Драко оказался бы в опасности, если бы его отец всё обнаружил.
— Я не дура, мистер Поттер. Какую настоящую причину вы скрываете от меня, и чем вы на самом деле занимались с мистером Малфоем?
— А, ну… — Гарри отвёл глаза и уставился на библиотечный стол.
— Драко Малой под воздействием сыворотки правды сообщил аврорам, что он хотел узнать, сможет ли он побить меня, и потому он вызвал меня на дуэль, чтобы «проверить это эмпирически». Его слова были записаны дословно!
— Верно, — согласился Гарри, по-прежнему не желая встречаться с ней глазами. Гермиона Грейнджер. Ну конечно, она запомнила сказанное слово в слово. И то, что она была прикована к креслу перед всем Визенгамотом, который судил её за убийство, не имеет значения.
— Чем ты на самом деле занимался с Драко Малфоем?
Гарри поморщился и сказал:
— Думаю, это не совсем то, о чём ты подумала, но…
Ужас внутри неё всё рос и рос и, наконец, вырвался наружу.
— Ты занимался с ним НАУКОЙ?
— Ну…
— Ты занимался с ним НАУКОЙ? Предполагалось, что ты будешь заниматься наукой СО МНОЙ!
— Всё было совсем не так! Я не занимался с ним настоящей наукой! Я просто, ну, учил его некоторым безобидным магловским научным дисциплинам, типа элементарной физики с алгеброй и тому подобному… Я не занимался с ним оригинальными магическими исследованиями, как занимался с тобой…
— Полагаю, ты и про меня не говорил ему?!
— Э-э, конечно, нет, — ответил Гарри. — Я занимался с ним наукой с октября, и тогда он не был готов услышать о тебе…
Невыразимое чувство, что её предали, нарастало и нарастало, захватывая её целиком, проникая в её повышающийся голос, огонь в её глазах, нос, который собирался вот-вот начать шмыгать, жжение в горле. Она вскочила со своего места за столом и сделала шаг назад, чтобы лучше видеть предателя, её голос поднялся почти до визга:
— Так нельзя! Нельзя заниматься наукой с двумя людьми сразу!
— Э-э…
— Я хочу сказать, нельзя заниматься наукой с двумя разными людьми и не говорить им друг про друга!
— А-а… — осторожно протянул Гарри, — я тоже думал об этом, я был очень внимателен — старался, чтобы наши с тобой исследования не пересекались с тем, чем я занимался с ним…
— Ты был внимателен, — она бы прошипела это слово, будь в нём хотя бы одна «Ш».
Гарри взъерошил свои растрёпанные волосы, и почему-то из-за этого ей захотелось закричать на него ещё сильнее.
— Мисс Грейнджер, — сказал Гарри, — мне кажется, что наш разговор приобрёл такую метафоричность, что, э-э…
— Что?! — взвизгнула она изо всех сил. Её голос заполнил всё пространство внутри барьера Квиетуса.
Затем до неё дошло, и она так сильно покраснела, что, будь у неё магическая сила взрослого, её волосы могли бы самопроизвольно вспыхнуть.
Другой одинокий посетитель библиотеки — сидящий в дальнем углу парень из Когтеврана — смотрел на них широко распахнутыми глазами и довольно неуклюже пытался спрятать своё лицо за книгой.
— Хорошо, — слегка вздохнул Гарри. — Итак, учтём, что это была просто неудачная метафора и что настоящие учёные постоянно сотрудничают друг с другом. Поэтому мне не кажется, что я тебя обманывал. Учёные часто предпочитают помалкивать о своих текущих проектах. Мы с тобой занимаемся исследованиями и держим это в тайне. В частности, были причины ничего не говорить Драко Малфою — если бы он в самом начале узнал, что ты мне друг, а не соперник, он бы вообще не стал со мной общаться. И Драко сильно рисковал, если бы я рассказал другим о нём…
— Это правда единственная причина? — сказала она. — Правда, Гарри? И ты не хотел, чтобы мы оба чувствовали себя особенными, словно мы — единственные, с кем бы ты хотел быть и кто с тобой должен быть?
— Я вовсе не поэтому…
Гарри остановился.
Гарри посмотрел на неё.
Когда она осознала, что только что сказала, вся кровь прилила к её лицу, должно быть, из её ушей сейчас валил пар, который, в свою очередь, расплавлял ей голову, а жидкая плоть, должно быть, стекала по её шее.
Гарри смотрел на неё так, будто увидел первый раз, в его глазах был абсолютный ужас.
— Ну… — выдавила она очень тонким голосом, — это… ой, я не знаю, Гарри! Это в самом деле просто метафора? Когда мальчик тратит сто тысяч галлеонов, чтобы спасти девочку от верной смерти, она имеет право на такой вопрос, тебе не кажется? Это похоже на подаренные цветы, понимаешь, только немного больше…
Гарри выскочил из-за стола и отступил назад, лихорадочно размахивая руками.
— Я поступил так вовсе не поэтому! Я спас тебя, потому что мы друзья!
— Просто друзья?
Дыхание Гарри Поттера всё сильнее стремилось в сторону гипервентиляции.
— Очень хорошие друзья! Даже супер-особенные! Возможно, лучшие друзья на всю жизнь! Но не такие друзья!
— Неужели об этом страшно даже подумать? — произнесла она с запинкой. — То есть… Я не хочу сказать, что я в тебя влюблена, но…
— Так ты не влюблена? Ну, слава богу! — Гарри вытер лоб рукавом своей мантии. — Слушай, Гермиона, пожалуйста, пойми меня правильно, я уверен, что ты замечательный человек…
Она пошатнулась и сделала шаг назад.
— …но… даже с моей тёмной стороной…
— Так это только из-за неё? — сказала Гермиона. — Но я… я бы не…
— Нет, нет, я хочу сказать, у меня есть таинственная тёмная сторона и, возможно, прочие волшебные странности, ты ведь знаешь, я не нормальный ребёнок, я вообще не…
— Быть ненормальным — это нормально, — Гермиона чувствовала, как отчаяние и смятение нарастают внутри неё. — Я готова это принять…
— Но даже несмотря на все эти волшебные странности, позволяющие мне быть взрослее, чем я должен быть, я всё ещё не достиг половой зрелости, в моей крови нет соответствующих гормонов, и мой мозг просто физически не способен влюбляться в кого бы то ни было. Вот почему я не влюблён в тебя! Я просто не могу быть влюблён в тебя! Всё, что мне известно на данный момент, это то, что через шесть месяцев мой мозг может проснуться и влюбиться в профессора Снейпа! Э-э, исходя из вышесказанного, я прав, что ты как раз уже достигла половой зрелости?
— И-и-и… — пропищала Гермиона. Она покачнулась, и Гарри ринулся к ней и, крепко обхватив руками, помог сесть на пол.
На самом деле, в декабре, когда ей стало нехорошо в кабинете профессора МакГонагалл, это не оказалось для неё полным сюрпризом, потому что она достаточно много прочитала на эту тему. Тем не менее, ощущения были довольно тошнотворными, и она с большим облегчением узнала, что у ведьм есть особые чары, чтобы справляться с неудобствами, но как вообще Гарри смеет задавать бедным невинным девочкам такие вопросы…
— Слушай, прости меня, — лихорадочно тараторил Гарри. — Я правда не хотел сказать всё так, как это прозвучало! Я уверен, что любой человек, оценивающий нашу ситуацию со стороны и желающий поспорить, на ком я в конце-концов женюсь, присудит большую вероятность тебе, чем кому-либо ещё, кто может мне прийти в голову…
На этом месте её разум, который едва начал приходить в себя, заискрил и взорвался.
— …правда, не обязательно больше, чем пятьдесят процентов. Я хочу сказать, со стороны видны и многие другие возможности, и кто именно мне нравится до того, как я достигну половой зрелости, не так уж сильно предопределяет, с кем я буду через семь лет — я не хотел бы давать какие-либо обещания…
Из её горла вырывались какие-то высокие звуки, но она их не слышала. Вся её вселенная сузилась до ужасного, ужасного голоса Гарри.
— …и, кроме того, я читал книги по эволюционной психологии… ну, там есть утверждения, что порядок, когда один мужчина и одна женщина живут счастливо вместе, может быть скорее исключением, чем правилом. В племенах охотников-собирателей пары гораздо чаще оставались вместе на два или три года, чтобы выращивать ребёнка, когда он максимально уязвим… и, я хочу сказать, учитывая, как много людей оказываются несчастными в традиционных браках, именно этот момент, видимо, нужно тщательно проработать — особенно, если мы действительно решим вопрос бессмертия…
|
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:58 | Сообщение # 277 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| * * *
Тано Вольф, пятикурсник Когтеврана, медленно встал из-за библиотечного стола. Только что он стал свидетелем, как Грейнджер, всхлипывая, сбежала из библиотеки. Он не мог слышать их спор, но, очевидно, он был на ту самую тему.
Медленно, на трясущихся ногах, Тано подошёл к Мальчику-Который-Выжил. Тот всё ещё смотрел в сторону дверей библиотеки, которыми хлопнули с такой силой, что они до сих пор вибрировали.
Тано не особенно хотел это делать. Но Гарри Поттер всё же попал в Когтевран. Технически, Мальчик-Который-Выжил был его собратом по факультету. И это означало, что Тано следует поступить согласно Традиции.
Мальчик-Который-Выжил ничего не сказал подошедшему Тано, но его взгляд не был дружелюбным.
Тано сглотнул, положил руку на плечо Гарри Поттера и произнёс лишь слегка хриплым голосом:
— Ведьмы! Попробуй пойми их, да?
— Убери руку, пока я не извергнул её во тьму внешнюю.
Дверь библиотеки опять громко хлопнула — ещё один ученик покинул зал.
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 19:59 | Сообщение # 278 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 88. Давление времени. Часть 1
16 апреля 1992 года, 12:07.
Время обеда.
Гарри протопал к почти пустому гриффиндорскому столу, сразу отметив, что на обед сегодня брин и шарики Рупо. Также он заметил, что разговоры тут в основном крутились вокруг квиддича. С точки зрения Гарри, слушать звуки ржавой циркулярной пилы было бы приятнее, но за когтевранским столом по-прежнему несли всякую чушь про Гермиону, а это было ещё хуже. Гриффиндорцы, по крайней мере, с самого начала гораздо меньше симпатизировали Драко Малфою, и по политическим причинам им хотелось, чтобы все просто забыли некоторые прискорбные факты. Пусть это была и не лучшая причина для молчания, но всё-таки молчание она обеспечивала. Дин, Симус и Лаванда уехали на каникулы, тем не менее, здесь оставались…
— Что там за шум за преподавательским столом? — обратился Гарри к коллективному разуму близнецов Уизли, накладывая себе еду на тарелку. — Похоже, там что-то произошло как раз перед моим приходом.
— Наша горячо любимая, но неуклюжая профессор Трелони…
— …кажется, отвлеклась и опрокинула на себя полную супницу…
— …а заодно и на мистера Хагрида.
Быстрый взгляд на стол преподавателей подтвердил их слова: профессор прорицания лихорадочно размахивала своей палочкой, а полувеликан отряхивал одежду. Никто не обращал на них особого внимания, даже профессор МакГонагалл. Профессор Флитвик, как обычно, стоял на своём стуле, директора снова не было (он отсутствовал почти все каникулы), профессора Спраут, Синистра и Вектор, как всегда, сидели рядом, а…
— Знаете, — сказал Гарри, поднимая взгляд к потолку, на котором отражалась иллюзия чистого голубого неба, — у меня до сих пор иногда мурашки от этого бегают.
— От чего? — спросил Фред или Джордж.
Могущественный и загадочный профессор Защиты «отдыхал» или чёрт-знает-что-там-с-ним-творилось, его руки неуверенно и неуклюже пытались ухватить куриную ножку, которая, казалось, уползала от него по тарелке.
— Э, так, пустяки, — сказал Гарри. — Я просто ещё не до конца привык к Хогвартсу.
Гарри продолжил есть в относительной тишине. Многочисленные Уизли в это время обсуждали какое-то странно влияющее на разум вещество под названием «Пушки Педдл».
— О каких тайнах ты так глубоко задумался? — спросила молоденькая ведьма с короткой стрижкой, сидевшая поблизости. — Просто любопытно. Кстати, меня зовут Бриенна, — она адресовала ему взгляд того типа, который Гарри твёрдо решил просто игнорировать до тех пор, пока не станет старше.
— Ну, — ответил Гарри, — знаешь, есть такие простые программы с искусственным интеллектом, типа ЭЛИЗА, которые соединяют слова в синтаксически верные предложения без какого-либо понимания, что эти слова означают?
— Конечно, — сказала ведьма, — у меня в сундуке дюжина таких.
— Дело в том, что, похоже, моё понимание девочек находится примерно на том же уровне.
Внезапно наступила тишина.
Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы осознать — нет, весь Большой зал уставился не на него. Тогда он и сам повернул голову, чтобы посмотреть, что случилось.
Человек, который только что, шатаясь, появился в дверях Большого Зала, оказался мистером Филчем, который вроде как смотрел за порядком в коридорах. Столкновение с ним и его хищной кошкой миссис Норрис представляло из себя одно из низкоуровневых случайных событий, которые Гарри избегал, проносясь мимо под прикрытием своего Дара Смерти — артефакта эпического уровня.
(Гарри однажды советовался с близнецами Уизли, не сыграть ли какую-нибудь шутку над такой достойной целью. В ответ Фред или Джордж спокойно заметил, что никто никогда не видел, чтобы мистер Филч пользовался палочкой, что очень странно, учитывая, сколько заклинаний могли бы быть полезны человеку его профессии, поэтому стоит задуматься, почему Дамблдор дал место в Хогвартсе этому человеку. Гарри заткнулся.)
В данный момент коричневая одежда мистера Филча была в беспорядке и промокла от пота, его плечи вздымались и опускались в такт дыханию, а кошки, которая всегда крутилась рядом с ним, не было видно.
— Тролль… — с трудом выдохнул мистер Филч. — В подземельях…
* * *
Минерва МакГонагалл вскочила со своего места так резко, что её стул упал на пол.
— Аргус! — вскрикнула она. — Что случилось?
Аргус Филч, пошатываясь, сделал несколько шагов по направлению к учительскому столу. Верхняя часть его тела была усеяна маленькими багряными пятнышками, словно кто-то плеснул ему в лицо соусом для стейков.
— Тролль… серый… в два раза выше меня… он… он… — Аргус Филч закрыл лицо руками. — Он сожрал миссис Норрис… сожрал её, проглотил целиком…
Минерва почувствовала, как встревожилось её второе «я». Она недолюбливала другую кошку, но, тем не менее, они обе принадлежали к одному виду.
В Большом зале поднялся шум и гам. Северус поднялся из-за главного стола, каким-то образом не привлекая при этом к себе внимания, и, не говоря ни слова, выскользнул за дверь.
Конечно, — подумала Минерва, — коридор на третьем этаже… Это может быть отвлекающим манёвром…
Она мысленно перепоручила Северусу все заботы, связанные с этим, а сама достала палочку, подняла её вверх и выпустила пять всполохов пурпурного огня.
Наступила оглушительная тишина, нарушаемая лишь прерывистыми всхлипываниями Аргуса.
— Похоже, у нас по Хогвартсу разгуливает опасное существо, — обратилась Минерва к профессорам за главным столом. — Я попрошу вас всех помочь в поисках.
Потом она обернулась к смотревшим на неё ошарашенным ученикам и громко скомандовала:
— Старосты! Немедленно отведите учеников своих факультетов в спальни!
Перси Уизли вскочил из-за гриффиндорского стола.
— Следуйте за мной! — крикнул он. — Первокурсники, держитесь рядом! Нет, не ты…
Но к этому моменту все остальные старосты тоже начали кричать, и неразбериха возобновилась.
И тут посреди шквала звуков раздался отчётливый, холодный голос:
— Заместитель директора.
Она повернулась.
Профессор Защиты поднялся из-за стола, спокойно вытирая руки салфеткой.
— При всём уважении, — сказал человек, скрывающий свою личность, — мадам, вы не разбираетесь в боевой тактике. В данной ситуации было бы разумнее…
— Прошу прощения, профессор, — сказала МакГонагалл и вновь повернулась к большим дверям. Филиус и Помона уже встали, чтобы следовать за ней, и полувеликан Хагрид поднялся тоже и теперь возвышался над ними, как башня. Ей случалось оказываться в таком положении, и куда чаще, чем хотелось бы, — но печальный опыт научил меня, что в подобных ситуациях не стоит принимать советы от действующего профессора Защиты. Я также полагаю, что будет разумно, если мы с вами будем искать тролля вместе, чтобы вас не заподозрили в причастности к каким-либо предосудительным происшествиям, которые могут случиться за это время.
Без колебаний профессор Защиты плавно повернулся к гриффиндорскому столу и хлопнул в ладоши. Раздался такой звук, словно треснул пол.
— Мишель Морган, Гриффиндор, заместитель командующего армии Пиннини, — невозмутимо произнёс профессор в образовавшейся тишине. — Пожалуйста, дайте совет вашему декану.
Мишель Морган встала на скамью и заговорила, причём голос маленькой ведьмы звучал намного увереннее, чем в начале года.
— Ученики, идущие по коридорам, будут рассредоточены и беззащитны. Всем ученикам нужно остаться в Большом зале и собраться в группу в центре… точно не стоит окружать себя столами — тролль может через них перепрыгнуть… по периметру группу должны защищать ученики седьмого курса. Только из числа тех, кто входит в армии — неважно, насколько они хороши в дуэлях — и они должны стоять так, чтобы не оказаться на линии огня друг друга, — Мишель поколебалась. — Простите, мистер Хагрид, но… для вас это будет слишком опасно, вы должны остаться в центре, с учениками. И профессор Трелони также сама не сможет противостоять троллю, — эти слова Мишель произнесла куда более безжалостно, — но, если её поставить в пару с профессором Квирреллом, то вместе они составят ещё одну надёжную и эффективную боевую единицу. Мой анализ закончен, профессор.
— Вполне приемлемо для ответа без подготовки, — сказал профессор. — Двадцать баллов Квиррелла. Но вы упустили ещё более простое обстоятельство, что «дом» не значит «безопасность», и тролль достаточно силён, чтобы сорвать портрет-дверь с петель…
— Достаточно, — рявкнула Минерва. — Спасибо, мисс Морган, — она посмотрела на учеников, наблюдающих за ней. — Ученики, действуйте, как она сказала, — и снова обернулась к главному столу, — профессор Трелони, вы будете сопровождать профессора Защиты…
— Ах, — дрожащим голосом произнесла Сибилла. Даже несмотря на непомерный слой косметики и груду шалей было заметно, как она побледнела. — Боюсь, я… Мне сегодня как-то нехорошо… Какая-то слабость…
— Вам не придётся сражаться с троллем, — оборвала её Минерва, чувствуя, как истощается её терпение, что происходило всякий раз при общении с этой женщиной. — Просто будьте рядом с профессором Защиты и не спускайте с него глаз ни на минуту, чтобы впоследствии вы могли свидетельствовать, что были с ним всё время, — она повернулась к Хагриду. — Рубеус, я поручаю тебе детей. Позаботься об их безопасности.
Огромный мужчина выпрямился, услышав эти слова. Мрачное выражение исчезло с его лица, и он гордо кивнул.
Минерва посмотрела на учеников и повысила голос:
— Надеюсь, мне не следует объяснять, что любой, кто покинет Большой зал по какой угодно причине, будет исключён. Я не приму никаких оправданий. Всем понятно?
Близнецы Уизли, которым она при этом посмотрела в глаза, уважительно кивнули.
Не говоря больше ни слова, она повернулась и прошествовала к дверям из зала. Остальные учителя последовали за ней.
На дальней стене зала часы показывали 12:14, но никто на них не смотрел.
* * *
…а он всё ещё не осознавал.
Тик.
Когда Гарри смотрел, сузив глаза, вслед уходящим учителям, размышляя, что происходит и что бы это значило, когда ученики собирались в более-менее способный защититься отряд и лёгкими движениями палочек левитировали столы, чтобы освободить место, он всё ещё не осознавал.
Тик.
— Может, всем учителям стоило разделиться на пары? — сказал гриффиндорец-старшекурсник, имени которого Гарри не знал. — То есть, так, конечно, будет медленнее, но безопаснее…
Тик.
Какая-то девушка громко ответила. Гарри не всё расслышал, но суть была в том, что горные тролли обладают большой устойчивостью к магии и невероятной силой, к тому же способны к регенерации, но при этом они шумные. Поэтому, если кто-нибудь из профессоров Хогвартса услышит приближающегося тролля, ему не составит труда сковать его заклинанием «Вадимовское неразбиваемое что-то там что-то там».
Тик.
А Гарри всё ещё не осознавал.
Тик.
Толпа поутихла, ученики негромко переговаривались, поглядывая вокруг и прислушиваясь, не раздастся ли звук ломаемой двери или злобное рычание.
Тик.
Некоторые ученики шёпотом делали предположения, какова может быть цель профессора Защиты, если предположить, что это он запустил в замок тролля, и не разозлился ли он из-за того, что профессор МакГонагалл поймала его на попытке отвлекающего манёвра, и от чего этот манёвр мог отвлекать.
Тик.
Все ученики сгрудились в кучу примерно в сотню голов. По периметру оказались гордые семикурсники, которые с палочками наготове сурово смотрели по сторонам. Кто-то предложил устроить перекличку, на что ему с сарказмом ответили, что это имело бы смысл в какое-нибудь другое время, но сейчас-то почти все уехали на весенние каникулы, и никто толком не знает, сколько учеников должно быть в зале, не говоря уже о том, сколько отсутствует. И тут до Гарри дошло.
Тик.
Только в этот миг Гарри подумал: "А где Гермиона?"
Тик.
Гарри посмотрел туда, где собрались когтевранцы. Он не увидел её, но все стояли довольно плотно, и, естественно, разглядеть младших учеников среди старшекурсников было сложно.
Тик.
Тогда Гарри посмотрел на пуффендуйцев и поискал глазами Невилла, и хотя Невилл стоял за учеником, который был гораздо выше него, взгляд Гарри нашёл его почти моментально. Гермионы не было и среди пуффендуйцев, насколько мог судить Гарри, и, уж конечно, она не могла оказаться среди слизеринцев…
Тик.
Гарри стал пробиваться сквозь плотную толпу, протискиваясь между старшекурсниками — один раз ему даже пришлось пригнуться, чтобы проскочить между ногами — пока не оказался среди когтевранцев и не убедился окончательно, что — нет, Гермионы здесь нет.
Тик.
— Гермиона Грейнджер! — громко позвал Гарри. — Ты здесь?
Никто не ответил.
Тик.
Где-то на краю его сознания зарождалось чувство ужаса, а остальные его части пытались решить, насколько сильно нужно паниковать. Первый урок Защиты в этом году уже слегка подзабылся, но тогда что-то говорилось про то, что тролли способны выслеживать одинокую беззащитную добычу.
Тик.
Одна часть его разума лихорадочно пронеслась по формирующимся вариантам того, что он вообще может сделать. Ещё не было трёх часов дня, и значит, он не мог изменить это настоящее с помощью Маховика времени. И даже если бы ему удалось выскользнуть из комнаты — должен найтись какой-нибудь способ незаметно надеть Мантию-невидимку, он мог бы применить какой-нибудь отвлекающий маневр — он всё равно понятия не имел, где в огромном Хогвартсе искать Гермиону.
Тик.
Другая часть его рассудка пыталась смоделировать возможные варианты развития событий. Судя по тому, что говорила та девушка, тролли не из тихих хищников, от них много шума…
Гермиона не будет знать, что это тролль, и она пойдёт посмотреть, что там за шум. Она же героиня, забыл?
Но теперь у Гермионы в кошеле есть мантия-невидимка и метла. Гарри настоял, чтобы их выдали и Гермионе и Невиллу, и профессор МакГонагалл сказала, что его требование выполнено. Этого должно хватить, чтобы Гермиона смогла ускользнуть, пусть она и плохо летает на метле. Всё, что ей нужно — это добраться до крыши. Сейчас день, а солнечный свет по какой-то причине вреден для троллей. Гарри помнил об этом, следовательно, Гермиона уж точно вспомнит. И, конечно, даже если Гермионе снова захочется самоутвердиться, она никак не может оказаться настолько глупой, чтобы напасть на горного тролля.
Тик.
Она так не поступит.
Тик.
Это не в её духе.
Тик.
И тут Гарри пришло в голову, что кто-то с помощью чар Ложной памяти уже пытался подставить Гермиону Грейнджер, чтобы её обвинили в убийстве. Это произошло в Хогвартсе, и защитные заклинания ничего не заметили. И кто-то устроил, чтобы Драко умирал достаточно медленно и охранные чары не подняли тревогу по крайней мере в течение шести часов, после чего никто уже не мог узнать, что произошло, с помощью Маховика времени. И кто бы это ни был, он настолько умён, что провёл тролля через древние защитные чары Хогвартса, и при этом директор не узнал и не отправился проверить, что за постороннее существо тут появилось. Значит, этот кто-то может быть достаточно умён, чтобы сделать очевидный шаг и заколдовать магические предметы Гермионы…
Тик.
Перспектива менялась, словно в кубе Неккера, и какую-то часть Гарри начала захлёстывать медленно поднимающаяся паника. Да о чём, чёрт побери, он вообще думал, когда допустил, чтобы Гермиона и Невилл остались в Хогвартсе просто потому, что их снабдили парой глупых побрякушек, неспособных остановить того, кто вознамерился бы их убить.
Тик.
Другая часть его рассудка сопротивлялась, заявляя, что об этом нельзя говорить с уверенностью, что всё сложно, и вероятность запросто может быть меньше пятидесяти процентов. Было легко представить, как он на виду у всех ударяется в дикую панику, а потом Гермиона возвращается из уборной рядом с Большим залом. Или что тролль не успеет подобраться к ней хоть сколь-нибудь близко… Вспомнилась сказка про мальчика, который кричал «волк». Если в следующий раз Гермиона окажется в беде, ему никто не поверит. Он зря растратит кредит доверия, который мог бы впоследствии пригодиться на что-нибудь другое.
Тик.
Гарри узнал проявление «боязни неловкости», из-за которого большинство людей в условиях неопределённости не делают ничего, а в итоге ситуация становится только хуже. И всё равно потребовалось поразительно много силы воли, чтобы решиться громко закричать при всех. Будет крайне неловко, если он просто не разглядел Гермиону в толпе…
Тик.
Гарри глубоко вдохнул и закричал изо всех сил:
— Гермиона Грейнджер! Ты здесь?
Все ученики повернулись и посмотрели на него. Затем некоторые из них начали оглядываться по сторонам. Шум в зале поутих: некоторые разговоры прекратились.
— Кто-нибудь видел Гермиону Грейнджер после… сегодня, примерно после половины одиннадцатого? Кто-нибудь знает, где она может быть?
Болтовня на заднем плане стала ещё тише.
Но никто ему ничего не ответил и, самое главное, никто не крикнул в ответ: "Не волнуйся, Гарри, я здесь".
— О, Мерлин, — сказал кто-то рядом, и болтовня возобновилась, ещё более оживлённая, чем раньше.
Гарри уставился на свои руки, отключился от шума и попытался думать, думать, ДУМАТЬ…
Тик.
Тик.
Тик.
Сьюзен Боунс и рыжеволосый мальчик с изрядно затасканной палочкой одновременно пробились к Гарри сквозь толпу.
— Нам нужно как-то поставить в известность учителей…
— Нам нужно пойти и найти её…
— Найти её? — огрызнулась Сьюзен, поворачиваясь к мальчику. — И как вы это сделаете, капитан Уизли?
— Мы выйдем и поищем её! — огрызнулся в ответ Рон Уизли.
— Ты спятил? Учителя уже обыскивают коридоры. С чего ты взял, что у нас больше шансов, чем у них, наткнуться на генерала Грейнджер? Нас просто сожрёт тролль! А потом нас исключат!
Удивительно, как плохие идеи иногда наталкивают на правильную мысль.
— Так, слушайте все!
Люди обернулись к нему.
— ТИХО! ВСЕ! ЗАТКНИТЕСЬ!
От крика у Гарри разболелось горло, но теперь он привлёк всеобщее внимание.
— У меня есть метла, — сказал Гарри настолько громко, насколько позволяло сорванное горло. Когда он потребовал выдать ему метлу, перед его глазами стоял Азкабан и метла, рассчитанная на двоих, когда нужно было везти троих. — Она трёхместная. Мне нужно, чтобы со мной пошёл один семикурсник с опытом сражения в армиях. Мы пролетим по коридорам как можно быстрее, найдём Гермиону Грейнджер, подберём её и тут же прилетим обратно. Кто со мной?
В Большом зале воцарилась тишина.
* * *
Ученики неловко поглядывали друг на друга. Младшие выжидающе взирали на старших, а те, в свою очередь, повернулись к охраняющим периметр. Большинство охранявших смотрели прямо перед собой, выставив палочки на случай, если тролль воспользуется этим моментом, чтобы проломить стену.
Никто не пошевелился.
Никто не ответил.
Гарри Поттер заговорил снова:
— Мы не будем сражаться с троллем! Если мы увидим его, то просто улетим, и он никак не сможет нас догнать, пока мы на метле. Я беру на себя ответственность за объяснения с администрацией по этому поводу. Пожалуйста.
Люди по-прежнему смотрели друг на друга.
* * *
Гарри взирал на молчаливую толпу, на дюжину семикурсников, мрачно смотрящих по сторонам, и чувствовал, как его охватывает холод. Где-то в закоулках его разума презрительно хохотал профессор Квиррелл, насмехаясь над идеей, что заурядные глупцы способны сделать что-то полезное по собственной воле, без нацеленных в их головы палочек…
Тик.
Стандартное лекарство от апатии наблюдателя — сфокусироваться на одном индивидууме.
— Хорошо, — сказал Гарри, стараясь выдерживать командный тон Мальчика-Который-Выжил, который не сомневается в том, что ему подчинятся. — Мисс Морган, пойдёмте со мной, прямо сейчас. Мы не можем терять время.
Ведьма, к которой он обратился, не сводила взгляда с дверей Большого зала. Услышав Гарри, она обернулась, на её лице промелькнул ужас, но она быстро его подавила.
— Заместитель директора приказала нам всем оставаться здесь, мистер Поттер.
Гарри с трудом разжал зубы:
— Профессор Квиррелл такого не говорил, да и вы тоже. У профессора МакГонагалл нет талантов тактика, она не подумала проверить, все ли ученики на месте, и она считала хорошей идеей отправить учеников шагать по коридорам. Но профессор МакГонагалл понимает, когда ей указывают на её ошибки, вы видели, как она послушала вас и профессора Квиррелла, и я уверен, что она бы не хотела, чтобы мы просто проигнорировали тот факт, что Гермиона Грейнджер где-то там, одна…
Тик.
— А я думаю, что профессор бы не хотела, чтобы ещё кто-то из учеников болтался по коридорам. Профессор сказала, что всякий, кто выйдет по какой бы то ни было причине, будет исключён. Может быть, тебя это не касается, поскольку ты — Мальчик-Который-Выжил, но мы-то нет!
Тик.
Где-то на задворках его разума по-прежнему хохотал профессор Квиррелл. Ожидать, что обычный человек будет действовать без абсолютно понятного плана, когда он ни за что не отвечает, да ещё и имея отличный предлог ничего не делать…
— На кону жизнь ученицы, — спокойным тоном продолжил Гарри. — Может быть, она прямо в этот момент дерётся с троллем. Чисто из любопытства, это хоть что-то для вас значит?
Тик.
Лицо мисс Морган исказилось.
— Ты… ты — Мальчик-Который-Выжил! Просто пойди сам и щёлкни пальцами, раз хочешь ей помочь!
Тик.
Гарри едва сознавал, что говорит:
— Это просто смекалка и блеф, на самом деле у меня нет никакой такой силы, девочке нужна ваша помощь прямо сейчас! Вы из Гриффиндора или нет?!
— Почему ты говоришь всё это мне?! — крикнула мисс Морган. — Не я тут за всё отвечаю! Главным назначили мистера Хагрида!
Повисло неловкое молчание, заполнившее всю комнату.
Гарри повернулся к огромному полувеликану, который башней возвышался над толпой учеников. Все остальные тоже, как один, развернулись к нему.
— Мистер Хагрид, — сказал Гарри, стараясь сохранять командный тон, — Вы должны санкционировать эту экспедицию, и прямо сейчас.
Рубеус Хагрид, судя по всему, испытывал противоречивые чувства, впрочем, об этом нельзя было с уверенностью судить по тому участку его большого лица, который виднелся из-под нестриженой бороды и всклокоченной гривы. Собственно, среди всей этой массы волос живыми выглядели только глаза.
— Э… — начал полувеликан. — Дык сказали, чтоб, значит, вы все были в безопасности…
— Отлично, а можем ли мы обеспечить и безопасность Гермионы Грейнджер? Ну, знаете, той ученицы, которую подставили, обвинив в убийстве, которого она не совершала, и которой нужен кто-то, кто пришёл бы на помощь!
Полувеликан вздрогнул.
Гарри смотрел на огромного человека, отчаянно желая, чтобы до него дошёл намёк, и надеясь, что остальные этого намёка не поймут, — ну не может быть, чтобы эта гора была просто грудой мышц, ведь не могли же Джеймс и Лили дружить с ним только из жалости…
— Подставили? — выкрикнул кто-то неизвестный из гущи слизеринцев. — Ха, ты по-прежнему так думаешь? Если её съедят, так ей и надо.
С одной стороны раздался смех, с других — негодующие выкрики.
Судя по его лицу, полувеликан принял решение.
— Так, стой тут, парень, — сказал мистер Хагрид гулким тоном, вероятно, таким образом он пытался говорить помягче. — Я пойду сыщу её сам. Тролли, по правде сказать, хитрые бестии. Их нужно хватать за ногу и держать, а то жешь разорвут надвое…
— Вы можете летать на метле, мистер Хагрид?
— Э-э… — Рубеус Хагрид нахмурился. — Нет.
— Тогда вы не сможете найти её достаточно быстро. Шестикурсники! Я обращаюсь ко всем шестикурсникам! Неужели вы все — никчёмные трусы?!
Молчание.
— Пятый курс?! Мистер Хагрид, скажите, что вы разрешаете им пойти со мной и охранять меня! Я пытаюсь действовать разумно, чёрт побери!
Полувеликан сжал кулаки с отчаянием на лице.
— Ну… я…
Внутри Гарри что-то сломалось, и он зашагал прямо к дверям Большого зала, расталкивая, словно восковые фигуры, тех, кто не убирался с его дороги, (он не бежал, потому что бегущий человек провоцирует других остановить его). Ему представлялось, что он идёт через пустую комнату, уставленную механическими куклами, бессмысленные движения их губ создавали шум, который отвлекал…
Огромная фигура загородила ему путь.
Гарри посмотрел вверх.
— Я не могу пустить тебя, Гарри Поттер, тока не тебя. Странные дела творятся в замке, и кто-то точит зуб на мисс Грейнджер… а, может, на тебя, — голос Рубеуса Хагрида звучал виновато, но решительно. Его гигантские руки опустились, дополнительно преграждая мальчику путь. — Я не могу пустить тебя, Гарри Поттер.
— Ступефай!
Красный заряд ударил Хагрида в голову, и гигант вздрогнул. Его голова развернулась, слишком быстро для такой махины, и он с рёвом: «Ты что, сдурела!» уставился на маленькую Сьюзен Боунс.
— Простите! — крикнула она. — Инсендиум! Глиссео!
Огромные руки гиганта попытались сбить огонь с бороды, он не удержался на ногах и рухнул, но это не имело значения, потому что Гарри уже миновал его, и тут…
…перед ним встал Невилл Лонгботтом. На его лице смешались отчаяние и решимость, а палочка была нацелена на Гарри..
Гарри чисто рефлекторно потянулся к палочке и едва успел остановиться — ещё чуть-чуть и Невилл бы в него выстрелил. Он уставился на своего лейтенанта с ощущением, что мир сошёл с ума.
— Гарри! — выпалил Невилл. — Гарри, мистер Хагрид прав, тебе нельзя идти, это может быть ловушка, возможно, охотятся именно за тобой…
Все мышцы Невилла вдруг застыли, и он, как доска, повалился на пол.
Бледный Рон Уизли, стоявший за его спиной, опустил палочку, шагнул в сторону и сказал:
— Иди.
— Рон, псих, что ты творишь, — раздался голос, идентифицированный как голос парня мисс Кристалл, но Гарри уже мчался к дверям, не оглянувшись даже тогда, когда Рон и Сьюзен снова принялись выкрикивать заклинания. Раздался протестующий рёв, и кто-то завопил.
Гарри выскочил из зала, его рука нырнула в кошель, он произнёс «метла», большие двери позади него начали закрываться.
Гарри мчался по вестибюлю, на ходу вытаскивая длинную трёхместную метлу с тремя парами стремян. Та часть его разума, которая не работала над составлением маршрута по местам, где могла оказаться Гермиона, была занята перебором всевозможных ругательств и мыслью «вот, что происходит, когда пытаешься вести себя разумно». Библиотека находилась на третьем этаже и практически в другом конце замка… К моменту, когда метла оказалась у него в руке, Гарри почти добежал до большой мраморной лестницы. Крикнув: «Вверх!», он поднялся в воздух и рванул на второй этаж…
Гарри вскрикнул и едва успел повернуть метлу, чтобы не проткнуть одного из людей, скрывавшихся наверху лестницы. В течение кошмарного мгновения Гарри изо всех сил старался не упасть с метлы. Он изогнулся, чтобы удержаться в стременах. Пол был ужасно близко, а места для манёвра едва хватало…
— Фред? Джордж?
— Мы не можем придумать, как её найти! — выпалил один из близнецов, в отчаянии заламывая руки. — Мы тайком выбрались из зала, потому что думали, что сможем найти мисс Грейнджер. Должен быть быстрый способ найти любого в пределах Хогвартса, мы оба уверены, но мы не можем сообразить какой!
Гарри уставился на них обоих с того места, куда его забросил отчаянный манёвр и где он повис на метле вниз головой, и совершенно машинально спросил:
— А почему вы были так уверены, что сможете её найти?
— Мы не знаем! — крикнул второй близнец Уизли.
— А раньше вы обладали способностью находить людей в Хогвартсе?
— Да! Мы… — и тот из близнецов, что говорил, резко замолчал, и оба рыжеголовых брата уставились в пустоту с бессмысленным выражением лиц.
Внизу раздался оглушительный треск, словно две большие двери распахнул кто-то очень-очень сильный.
Гарри развернул метлу, чтобы два свободных места оказались перед близнецами Уизли. Он ничего не сказал, они бы не выскочили из своего укрытия, если бы не хотели лететь с ним. Казалось, прошла уйма времени, пока близнецы Уизли разбирались со стременами. Сердце Гарри бешено колотилось, несмотря на мысленные подсчёты, что бегущий мистер Хагрид не успеет добраться даже до начала лестницы. А потом они втроём рванули по ближайшему коридору, плитки пола внизу стали неразличимы, а стены, казалось, издавали громкий свистящий звук (хотя, конечно, это был просто ветер в ушах), когда они проносились мимо. Гарри вспомнил, что трёхместная метла длиннее обычной как раз вовремя, чтобы сбросить скорость перед следующим поворотом.
Теперь все места на метле были заняты, но в случае, если они найдут Гермиону, Гарри мог надеть свою мантию-невидимку и она бы спрятала его от тролля, а для Гермионы освободилось бы место…
Гарри резко поднырнул под внезапно возникшую на пути арку, и она не успела снести ему голову.
— Однажды мы отыскали Джесса! — выпалил тот близнец Уизли, который сидел ближе к Гарри. — Я помню! В тот раз нам нужно было предупредить его, что за ним охотится Филч!
— Как? — спросил Гарри, чей мозг был занят в основном тем, как не убиться в ужасной авиакатастрофе. Безопасности ради нужно было убавить скорость, но внутри него росло напряжение, непонятный страх. Он не мог медлить, если он сбавит скорость, случится что-то ужасное…
— Мы… — ответил тот близнец Уизли, что сидел подальше. — Мы не можем вспомнить!
Ещё один поворот, пройденный, по прикидкам Гарри, приблизительно на 0,3% от скорости света, и они очутились в извилистом коридоре, по которому Гарри обычно шёл, когда направлялся из Большого зала в библиотеку. Вот только для наездника на метле это был не самый короткий путь, ему нужно было бы вместо этого лететь длинным прямым Западным коридором…
— Кто-то порылся у вас в головах! — крикнул Гарри, выписывая зигзаги по извилистому коридору так быстро, что сидевший в хвосте Уизли порой легонько хлопался о стену, когда лётные навыки Гарри, ещё неадаптированные к новым условиям, неправильно учитывали длину метлы.
— Что? — воскликнул Фред или Джордж.
— Кто бы ни поработал с памятью Гермионы, он и в ваших головах тоже покопался!
Это могло быть заклятие Обливиэйт, или Ложная память, не слишком хорошо наложенная, но прямо сейчас у Гарри не было времени думать…
Метла повернула и устремилась вверх, вдоль спиральной лестницы. Все трое пригнулись к черенку, чтобы проскочить в дыру в потолке, которая была входом на третий этаж, и вот они оказались перед библиотекой. Метла затормозила с резким визгом, несмотря на отсутствие каких-либо элементов, которые могли бы тереться при торможении. Гарри взглядом приказал близнецам Уизли оставаться на метле, а сам слез, распахнул дверь библиотеки, попытался успокоить дыхание и заглянул внутрь.
Гермионы Грейнджер там не было.
Мадам Пинс, которая сидела за своим столом и ела сэндвич, сердито посмотрела на Гарри.
— Библиотека закрыта!
— Вы не видели Гермиону Грейнджер? — спросил Гарри.
— Мальчик, я сказала, что библиотека закрыта! Обеденный перерыв!
— Это очень важно. Вы видели Гермиону Грейнджер? Или знаете, где она может быть?
— Нет, а теперь вон!
— У вас есть быстрый способ связи с профессором МакГонагалл в случае экстренной ситуации?
— Чего? — поражённо спросила библиотекарь. Она встала из-за стола. — Что за…
— Да или нет. Пожалуйста, ответьте немедленно.
— Ну… Есть Каминная…
— Она не в своём кабинете, — сказал Гарри. — У вас есть другой способ связаться с ней? Да или нет.
— Молодой человек, я настаиваю, чтобы вы…
Мозг Гарри расценил это как: «Я снова разговариваю с NPC». Он развернулся на месте и бросился обратно к метле.
— Стой! — крикнула мадам Пинс. Но когда она выскочила из библиотеки, Гарри и близнецы Уизли уже скрылись из виду.
Давление в сознании Гарри росло, казалось, сердце сжимает невидимая рука. Он должен был найти Гермиону, а он понятия не имел, где ещё её искать, разве что в спальне девочек в башне Когтеврана, а туда он войти не мог. Обыск всего Хогвартса граничил с математически невозможным. Скорее всего не существовало непрерывного пути, чтобы залететь в каждую комнату хотя бы по разу — ну почему он не додумался попросить для Гермионы, Невилла и себя тройку тех изящных маленьких зеркалец, которые авроры используют для переговоров…
Осознание собственной глупости ударило Гарри, словно кулаком в живот. Ему не нужно было зеркальце, чтобы послать сообщение, не нужно было с самого января. Гарри замедлил метлу так, что она зависла в воздухе, палочка уже была в его руке, мощное желание защитить Гермиону поднялось из глубин его разума, как серебряное солнце, и перетекло в руку:
— ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ!
И сияющая человеческая фигура вспыхнула словно новая звезда. Близнецы Уизли вскрикнули от потрясения.
— Скажи Гермионе Грейнджер, что в Хогвартсе тролль, он может охотиться за ней, ей нужно выбраться под прямой солнечный свет как можно скорее!
Серебряная фигура развернулась, словно уходя, и исчезла.
— Подштанники Мерлина, — выдохнул Фред или Джордж.
Серебряная фигура материализовалась снова и произнесла странной потусторонней версией голоса самого Гарри:
— Гермиона Грейнджер говорит, — голос сияющей фигуры стал более высоким, — А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
Время, казалось, пошло трещинами, всё двигалось очень быстро, и в то же время очень медленно. Безнадёжный порыв ускорить метлу, лететь на максимальной скорости — только вот Гарри не знал, куда!..
— Если ты знаешь, где она, — крикнул Гарри сияющей фигуре, прищурившись, словно смотрел на солнце, — отведи меня к ней!
Серебряное пламя шевельнулось, и Гарри рванул за ним. Близнецы Уизли пронзительно кричали за его спиной, а он мчался, как пушечное ядро, двигаясь быстрее, чем допускал здравый смысл. Он не обращал внимания ни на стены, со свистом проносящиеся мимо него, ни на то, с какой скоростью он двигался, он просто летел за серебряным светом по коридорам, взлетая вверх над лестницами, сквозь двери, которые Фред или Джордж открывали, лихорадочно выкрикивая заклинания, и всё равно это занимало слишком много времени, глубоко внутри Гарри чувствовал себя так, словно тонул в чёрной патоке, а мимо проносились окна и портреты.
Метла взвизгнула на последнем повороте, приложив одного из близнецов Уизли об стену, хоть и не так сильно, как при ударе бладжером, а затем они вылетели за сияющим патронусом в воздушный колодец и помчались всё выше и выше, преодолевая этаж за этажом за время меньшее, чем нужно на вдох.
Патронус остановился (Гарри тоже резко затормозил). Они достигли уровня, где начиналась обширная открытая площадка, которая, выходя из-под крыши, превращалась во внешнюю террасу, покрытую мраморной плиткой…
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 20:00 | Сообщение # 279 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 89. Давление времени. Часть 2
Язычки бледно-голубого огня тут и там цеплялись за пол вокруг пятна, полыхавшего смертоносным, жгучим синим пламенем.
Мраморные плиты около пятна обуглились и раскололись от какого-то магического взрыва. Лишь самая одарённая ведьма первого курса могла использовать такое заклинание, вложив в него весь остаток своих сил.
На террасе, двигаясь, невзирая на открытое солнце, стояло огромное грузное существо с кожей тускло-гранитного цвета. Его тело, увенчанное булыжником небольшой лысой головы, походило на валун, стоящий на коротких, толстых, как стволы деревьев, ногах с плоскими мозолистыми ступнями. В одной руке тролль сжимал громадную каменную дубину размером со взрослого человека, другая же рука держала…
Близнецы Уизли закричали.
Патронус Гарри рассеялся, как дым.
Тролль заворчал и развернулся к ним, уронив…
… в растёкшуюся под его ногами красную лужу, и поднял свою дубину повыше.
Близнецы выкрикнули заклинание, и дубина, вырвавшись из руки тролля, ударила его в лицо. Магл от такого удара умер бы на месте, но тролль лишь пошатнулся и отступил на шаг. Он яростно зарычал, его расплющенный, забрызгавший лицо кровью нос уже выпрямился, восстановившись. Тролль обеими руками попытался схватить дубину и чуть не поймал, но та отлетела в сторону.
— Уведите его, отвлеките от меня, — сказал голос.
Парящая дубина рванулась от тролля с террасы на широкую открытую площадку, тролль, сделав поразительный прыжок, чуть не схватил её, но та, изменив направление движения, увернулась. Тролль прыгнул следом. Метла рванулась вперёд, и Гарри, спрыгнув, побежал туда, где в луже своей собственной крови лежала Гермиона Грейнджер. Её ноги были отъедены по верхнюю часть бёдер.
Руки Гарри вырвали Набор Целителя из кошеля-скрытня, схватили один из самозатягивающихся жгутов, обмотали его вокруг культи, заканчивающейся рваной раной со следами зубов. Его руки перемазались в крови и скользили, но не дрожали, дрожание было совершенно недопустимо. Стоило жгуту замкнуться в петлю, как он тут же плотно затянулся. Выплеснулось ещё немного крови, но затем кровотечение из этой культи полностью прекратилось, и Гарри переключился на другую. Часть его разума кричала, кричала, кричала без остановки, и даже другая часть его разума, занятая вторым жгутом, слышала эти беззвучные вопли, но обращать на них внимание тоже было совершенно недопустимо.
Близнецы Уизли выкрикивали заклинания, одно за другим, с такой скоростью, что Гарри на их месте упал бы без сознания уже через шестьдесят секунд. Иногда близнецы выкрикивали заклинания одновременно, поразительно точно координируя свои действия, но большинство заклинаний лишь разбивалось о кожу тролля безвредными снопами искр.
— Диффиндо!/Редукто! — второй жгут затянулся, и Гарри на миг поднял голову. Уязвимые глаза тролля взорвались, брызнули два фонтанчика жидкости, но тролль лишь заревел. Его глаза уже образовывались вновь.
— Огонь и кислота! — крикнул Гарри. — Используйте огонь и кислоту!
— Фуэго!/Инсендио! — услышал Гарри, но смотреть было некогда, он достал шприц со светящейся оранжевой жидкостью, насыщающей кровь кислородом, и воткнул его в шею Гермионе, надеясь попасть в сонную артерию, чтобы её мозг не погиб, даже если лёгкие или сердце остановятся. Если мозг останется невредим, всё остальное можно исправить, наверняка можно исправить всё магией, наверняка можно исправить магией, наверняка можно исправить магией. Гарри вдавил поршень шприца до упора. Под бледной кожей шеи Гермионы появилось слабое свечение. Гарри надавил ей на грудь, туда, где располагалось сердце, надеясь, что сильные нажатия погонят насыщенную кислородом кровь к мозгу, даже если её сердце уже не бьётся — он до сих пор даже не подумал о том, чтобы проверить пульс.
Гарри уставился на оставшиеся предметы в аптечке, его разум безрезультатно пытался понять, можно ли использовать что-то ещё. Крики в дальнем углу разума становились громче, громче настолько, что его руки прекратили лихорадочное движение. Внезапно Гарри заметил, что кровь пропитала его штаны на коленях и полы мантии.
Позади Гарри снова раздался рёв тролля, и один из близнецов Уизли закричал:
— Делигитор проди!
И сразу же:
— ПОМОГИ! Сделай что-нибудь!
Гарри повернул голову и увидел, что у одного из близнецов Уизли каким-то образом оказалась на голове Распределяющая шляпа, и он стоит лицом к лицу с троллем, который двумя руками держит огромную каменную дубину. Шкура тролля была опалена в разных местах, пара шрамов на его руках дымилась, но он двигался как ни в чём не бывало.
От крика Шляпы содрогнулись стены:
— ГРИФФИНДОР!
Вспышка магической силы пронзила воздух. Даже Гарри, не привыкший чувствовать магию, ощутил её. Тролль с удивлённым фырканьем отпрыгнул назад. Фред или Джордж со странным выражением на лице плавно стащил с головы Шляпу, словно собираясь показать фокус, запустил в неё руку и вытащил рукоять, украшенную сверкающим рубином, за которой последовала широкая гарда из блестящего белого металла и клинок длиной с высокого ребёнка. Когда меч высвободился целиком, воздух, казалось, наполнился беззвучным яростным криком.
На лезвии сверкнули золотые буквы: «NIHIL SUPERNUM».
Близнец Уизли вскинул меч, словно огромный клинок ничего не весил, закричал и ринулся в бой.
Рот Гарри открылся, чтобы сказать что-то — какое-нибудь длинное предложение типа: «Нет, стой, ты же совершенно не умеешь пользоваться мечом», — но ни звука ни сорвалось с его губ, потому что меч прошёл через кожу, плоть и кость тролля словно сквозь масло и срезал ему правую руку по локоть. И в этот же миг уже летящая каменная дубина врезалась в близнеца и швырнула его в воздух. Уизли пролетел над мраморным полом, над проёмом, через который они поднялись на метле, врезался в стену на противоположной стороне и рухнул без движения.
Сверкающий меч исчез в проёме в полу. Снизу донёсся далёкий звон.
— Фред! — завопил Джордж Уизли, а потом выкрикнул: — ВЕНТУС!
Невидимый кулак ударил тролля, отбросив его в сторону.
— ВЕНТУС!
Тролль получил ещё один удар, который отшвырнул его к краю площадки, к пропасти.
— ВЕНТУС!
Но тролль пригнулся и вцепился когтями в пол, его оставшаяся рука шарила в осколках мрамора, пытаясь найти опору. Третий удар отбросил тролля в провал, но он вцепился в край, а затем подтянулся на одной руке, раскатисто рыча.
Джордж Уизли пошатнулся, он уже еле держался на ногах, его рука бессильно повисла.
— Гарри, — с трудом произнёс он. — Беги…
Оставшийся из близнецов Уизли шагнул в сторону, прислонился к стене и сполз на землю.
Время распалось на мелкие кусочки. Казалось, мир вокруг двигался медленно и искажённо, хотя, быть может, это его собственный разум скручивался и изгибался. Нужно было что-то предпринимать, действовать, но странный паралич сковал все его мышцы. На слова времени не было, мысли мелькали проблесками идей: если Гарри убежит, тролль съест близнецов Уизли и Гермиону… раз бладжеры не убивают волшебников, значит, Фред наверняка ещё жив… близнецы Уизли были более сильными магами, чем он, но не смогли остановить тролля… нет времени, чтобы трансфигурировать что-либо, чем он бы уже не обладал… тролль, похоже, слишком проворен, чтобы заманить его на край террасы и сбросить со стены Хогвартса… чтобы использовать тролля, как орудие убийства, кто-то, должно быть, зачаровал его от солнечного света и он же мог усилить его и в других аспектах. Гарри представилось, как Гермиона бежит на свет солнца, тролль гонится за ней по пятам, наконец, она достигает яркой террасы и обнаруживает, что кто-то предусмотрел и эту возможность.
Вопли ужаса в его сознании заглушило другое чувство.
Гарри поднялся.
На другой стороне террасы его враг тоже поднялся. Нерегенерирующий обрубок руки по-прежнему кровоточил.
намерение убить
Тролль подобрал свою дубину оставшейся рукой и с громким рёвом обрушил её на пол. Во все стороны полетели осколки мрамора.
думай только об убийстве
Тролль неуклюже двинулся к тому месту, где упал Джордж. Изо рта чудовища потекла тонкая струйка слюны.
придумай, как сделать это во что бы то ни стало
Гарри сделал пять шагов вперёд. Враг снова заревел и повернулся к нему. Глаза чудовища уставились прямо на Гарри.
отключи предохранители, не смей дрожать
Третья в рейтинге самых совершенных машин для убийства, существующих в природе, большими скачками направилась к нему.
УБЕЙ
Левая рука Гарри уже сжимала трансфигурированный бриллиант из кольца, правая рука уже держала наготове палочку.
— Вингардиум Левиоса.
Палочка Гарри направила крошечный драгоценный камень в пасть тролля.
— Фините Инкантатем.
Камень обрёл прежние размеры, и голову тролля сорвало с позвоночника. Гарри сделал шаг в сторону, и тело врага рухнуло туда, где он только что стоял.
Голова противника уже начала регенерировать, рваные остатки челюсти и позвоночника сглаживались, рот восстанавливался и заполнялся зубами.
Гарри наклонился и поднял голову тролля за левое ухо. Его палочка вошла в левый глаз тролля, погрузившись в желеобразное вещество и пройдя через широкую глазницу. Гарри представил себе срез мозга врага толщиной в один миллиметр и трансфигурировал его в серную кислоту.
Враг перестал регенерировать.
Гарри швырнул мёртвую голову за край террасы и повернулся к Гермионе.
Её глаза двигались. Взгляд сфокусировался на нём.
Гарри опустился на пол рядом с ней, не обращая внимания на кровь, которая ещё больше пропитала его и без того мокрую мантию. С тобой всё будет хорошо, — его мозг составил это предложение, но мальчик так и не смог открыть рот. — С тобой всё будет хорошо, мы найдём какое-нибудь заклинание, чтобы всё это исправить, вернуть тебя в нормальное состояние, просто держись, просто не…
Губы Гермионы шевельнулись, совсем чуть-чуть, но шевельнулись.
— Ты… — всхлип, — … виноват…
Время застыло. Гарри нужно бы было сказать ей, чтобы она молчала, берегла дыхание, но он не мог разлепить губы.
Гермиона вдохнула ещё раз и прошептала:
— Ты не виноват.
Она выдохнула и закрыла глаза.
Гарри смотрел на неё с приоткрытым ртом, его горло перехватило.
— Не умирай, — произнёс его голос. Он опоздал всего на пару минут.
Гермиона вдруг содрогнулась в конвульсиях, её руки дёрнулись, словно хватаясь за что-то, её глаза широко распахнулись. Это был выплеск чего-то — большего, чем просто магия, — крик, который прозвучал громче, чем землетрясение, и в котором были тысячи книг, тысячи библиотек, вся суть Гермионы, выраженная в одном крике, слишком глубокая, чтобы её можно было понять. Гарри внезапно стало ясно, что Гермионе больше не больно и она рада, что умирает не в одиночестве. На мгновение показалось, что изливающаяся магия останется, пустит корни в камни замка, но излияние закончилось, магия исчезла, и тело девочки замерло и больше не шевелилось. Гермиона Джин Грейнджер перестала существовать.
Нет.
Гарри встал над телом и пошатнулся.
Нет.
Вспыхнуло пламя, и рядом оказался Дамблдор с Фоуксом. Глаза директора были полны ужаса.
— Я почувствовал, что умер ученик! Что…
Старый волшебник увидел, что лежит на полу.
— О нет, — прошептал Альбус Дамблдор. Фоукс издал печальную, скорбную трель.
— Верните её обратно.
На террасе повисла тишина. По жесту Дамблдора Фред Уизли поднялся в воздух и полетел к ним, окружённый обнадёживающим розовым сиянием.
— Гарри, — начал старый волшебник, и его голос дрогнул. — Гарри…
— Скажите Фоуксу, пусть он поплачет над ней или что там он делает. Скорее, — голос, произнёсший эти слова, звучал абсолютно спокойно.
— Я… я не могу, Гарри, слишком поздно, она умерла…
— Не хочу слышать об этом. Если бы это я лежал здесь, вы бы достали из шляпы какого-нибудь чудесного кролика и спасли меня, просто потому, что герою не позволено умирать, пока не закончилась история. Что ж, она тоже герой, наверняка вы приберегали какое-нибудь средство для самого крайнего случая, не медлите, используйте его сейчас. Обещаю, что не останусь в долгу.
— Я ничего не могу сделать! Её душа покинула тело, она ушла!
Гарри открыл рот, чтобы выкричать весь свой гнев, а потом закрыл его. Не имело никакого смысла кричать, это бы ничего не исправило. Невыносимая тяжесть, растущая у него внутри, не могла выплеснуться таким образом.
Гарри отвернулся от Дамблдора и посмотрел вниз, туда, где в луже крови лежали останки Гермионы Грейнджер. Часть его рассудка крушила мир вокруг, пытаясь заставить его исчезнуть, чтобы Гарри очнулся от ночного кошмара и обнаружил себя в спальне Когтеврана, чтобы было утро и солнце светило через занавески. Но кровь никуда не делась, и Гарри не проснулся, и другая его часть уже знала, что всё произошедшее было реальностью, частью того же ущербного мира, в котором возможен Азкабан, и зал суда Визенгамота, и…
Нет…
Ему казалось, будто время вокруг него до сих пор раздроблено на кусочки. Гарри отвернулся от Дамблдора и посмотрел вниз, туда, где в луже крови лежали останки Гермионы Грейнджер с двумя жгутами, затянутыми на обрубках бёдер, и решил…
Нет.
Я это не приму.
Нет никаких причин принимать это, когда в мире существует магия.
Гарри научится всему, чему нужно будет научиться, изобретёт всё, что нужно будет изобрести, вырвет знания Салазара Слизерина из памяти Тёмного Лорда, раскроет секреты Атлантов, откроет любые врата и сорвёт, если будет нужно, любые печати, найдёт дорогу к источнику магии и перепрограммирует его.
Он разорвёт основы самой реальности, но вернёт Гермиону Грейнджер.
* * *
— Опасность миновала, — сказал профессор Защиты. — Вы можете спешиться, мадам.
Ещё несколько секунд назад они неслись через Хогвартс по пути, который Квиррелл прожигал прямо сквозь стены и перекрытия. Трелони, сидевшая позади него на двухместной метле, торопливо сползла с черенка и осела прямо на пол, совсем рядом с тлеющими красными краями только что созданного отверстия в стене. Женщина до сих пор хватала ртом воздух и наклонялась вперёд, словно её вот-вот стошнит чем-то большим по размеру, чем она сама.
Сначала профессор Защиты почувствовал ужас мальчика через связь, существовавшую между ними, резонанс в их магии. Он понял, что мальчик пошёл искать тролля и нашёл его. Профессор Защиты попытался послать призыв отступить, надеть Мантию-невидимку и бежать, но ему никогда не удавалось воздействовать на мальчика через резонанс, не удалось и на этот раз.
Он почувствовал, как мальчик весь отдался желанию убийства. Именно тогда профессор Защиты начал прожигать материю Хогвартса, пытаясь успеть на битву вовремя.
Он почувствовал, как мальчик уничтожил своего врага за несколько секунд.
Он почувствовал смятение мальчика, когда один из его друзей погиб.
Он почувствовал гнев мальчика, направленный на какой-то раздражитель, вероятно, на Дамблдора, а затем — непонятное решение, настолько твёрдое, что даже он счёл это достойным. При везении, мальчик только что избавился от своих глупых детских сомнений.
Никто не увидел, как губы профессора Защиты изогнулись в холодной улыбке. Несмотря на мелкие неприятности, в целом это был на удивление хороший день…
— ОН ЗДЕСЬ. ТОТ, КТО РАЗОРВЁТ САМИ ЗВЁЗДЫ В НЕБЕСАХ. ОН ЗДЕСЬ. ОН — КОНЕЦ МИРА.
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 02.11.2013, 20:01 | Сообщение # 280 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 90. Роли. Часть 1
Простым Иннервейтом директор привёл Фреда Уизли в чувство, а затем подлечил ему сломанную руку и треснувшие рёбра. Гарри отстранённо рассказал директору про трансфигурированную кислоту в голове у тролля (Дамблдлор подошёл к краю террасы, взмахнул рукой и вернулся) и о том, что кто-то покопался в памяти у близнецов Уизли. Мальчик слышал, как его голос самостоятельно ведёт беседу, но совершенно её не осознавал.
Гарри всё ещё стоял над телом Гермионы, он так и не сдвинулся с места. Время распадалось на части, его собственное «Я» распадалось на части, он пытался как можно быстрее понять, что ему следует сделать прямо сейчас, какие возможности исчезнут безвозвратно, если он ими сейчас не воспользуется. Какой-то способ уменьшить количество магического всесилия, которое понадобится позже. Или метка для этого момента времени, чтобы вернуться сюда, если он когда-нибудь изобретёт способ путешествовать назад во времени больше, чем на шесть часов. В рамках общей теории относительности существовали гипотезы, которые допускали возможность путешествий во времени (пока Гарри не узнал о Маховиках времени, эти гипотезы казались Гарри гораздо менее правдоподобными), и они гласили, что нельзя вернуться во время, предшествующее созданию самой машины времени — релятивистская машина времени прокладывает непрерывный путь сквозь время, а не телепортирует. Но Гарри не приходило в голову ничего, что он мог бы сделать с помощью известных ему заклинаний. Дамблдор явно не горел желанием ему помогать, и, в любом случае, с той ключевой точки во времени прошло уже несколько минут.
— Гарри, — прошептал директор и коснулся его плеча. Дамблдор исчез с того места, где стоял над близнецами Уизли, и возник уже рядом с Гарри. Джордж Уизли телепортировался оттуда, где он сидел, и теперь стоял на коленях рядом с братом, а Фред лежал с открытыми глазами и морщился при каждом вдохе. — Гарри, тебе нужно отсюда уйти.
— Подождите, — ответил Гарри, — я пытаюсь понять, можно ли ещё что-нибудь сделать.
В голосе старого волшебника звучала беспомощность.
— Гарри… я знаю, ты не веришь в души… но, смотрит ли Гермиона сейчас на нас или нет, я думаю, она точно не хотела бы, чтобы ты так себя вёл.
…нет, это же очевидно.
Гарри направил палочку на тело Гермионы…
— Гарри! Что ты…
…и направил через руку всю свою силу:
— Фригидейро!
— …делаешь?
— Гипотермия, — пошатнувшись, сдержанно объяснил Гарри. Это было одно из тех заклинаний, над которыми они экспериментировали с Гермионой — когда-то, целую вечность тому назад — поэтому он мог его очень хорошо контролировать, хотя для такой массы и потребовалось очень много сил. Теперь тело Гермионы должно было охладиться почти точно до пяти градусов по Цельсию. — Были случаи, когда людей удавалось реанимировать после того, как они, не дыша, более получаса пробыли в холодной воде. Холод защищает мозг от повреждений, понимаете, замедляет все процессы. У магловских врачей есть поговорка, что человек мёртвый, только если он мёртвый и тёплый — кажется, они даже специально охлаждают пациентов во время некоторых операций, когда нужно временно остановить сердце.
Фред и Джордж разрыдались.
По лицу Дамблдора тоже текли слёзы.
– Мне так жаль, — прошептал он, — Гарри, мне очень жаль, но ты должен это прекратить.
Директор обхватил Гарри за плечи и потащил его прочь.
Гарри позволил себя повернуть и побрёл рядом с директором, уводящим его от тела Гермионы. Охлаждающее заклинание даст ему немного времени. По крайней мере, несколько часов, а может, и дней, если ему удастся снова его наложить или если тело будет храниться в холоде.
Теперь у него было время подумать.
* * *
Минерва увидела лицо Альбуса и сразу поняла, что произошло что-то ужасное. Она начала гадать, что случилось и даже — кто погиб. В голове промелькнули мысли об Аласторе, Августе, Артуре и Молли, о всех, кто с большой вероятностью оказался бы целью в случае возрождения Волдеморта. Ей показалось, что она набралась достаточно мужества и приготовилась к худшему.
Но когда Альбус сказал, что произошло, всё мужество её оставило.
Только не Гермиона — нет…
Альбус дал ей немного поплакать, а затем рассказал, что Гарри Поттер, который лично видел смерть мисс Грейнджер, теперь сидит у входа в то помещение лазарета, куда поместили останки девочки, и отказывается уходить, а всем, кто пытается с ним заговорить, велит убираться, потому что ему нужно подумать.
Мальчик отреагировал только на попытку Фоукса ему спеть. Гарри Поттер буквально наорал на феникса, чтобы тот прекратил, потому что его чувства настоящие и он не хочет, чтобы их лечили магией, словно какую-то болезнь. После этого Фоукс отказался петь снова.
По мнению Альбуса, именно у неё сейчас были наибольшие шансы достучаться до Гарри Поттера.
Поэтому ей пришлось собраться с силами и умыться. Время для личного горя настанет позже, когда оставшиеся в живых дети уже не будут в ней нуждаться.
Минерва МакГонагалл глубоко вдохнула, в последний раз вытерла глаза и взялась за ручку двери, ведущую в отделение больничного крыла, где в задней комнате покоились останки подающей надежды юной ученицы. В таком качестве эта комната использовалась во второй раз за последнее столетие и в пятый — за время существования замка Хогвартс.
Она открыла дверь.
Гарри Поттер посмотрел на неё. Мальчик сидел на полу перед дверью в заднюю комнату с волшебной палочкой на коленях. Если в его глазах и таились скорбь, пустота, даже надлом, то ничего этого по лицу мальчика было не видно. На его щеках не было следов от высохших слёз.
— Зачем вы пришли, профессор МакГонагалл? — спросил Гарри Поттер. — Я просил директора, чтобы меня на какое-то время оставили в покое.
Она не нашлась, что ответить. Чтобы помочь тебе… Потому что тебе нужна помощь… — нет, она не знала, что сказать. Она вообще не могла придумать никаких слов, которые могли бы хоть чем-то помочь. Она не планировала ничего заранее, пока шла сюда, она была не в состоянии это сделать.
— О чём вы думаете? — спросила Минерва. Это было единственное, что пришло ей в голову. Альбус предупреждал, что Гарри снова и снова повторяет, что ему нужно подумать, а ей надо было любой ценой заставить Гарри заговорить.
Гарри смотрел то ли на неё, то ли сквозь неё. По его лицу было видно, что он колеблется, и Минерва затаила дыхание.
Наконец он ответил.
— Я пытаюсь понять, есть ли что-нибудь, что мне нужно сделать прямо сейчас, — сказал он, — но это сложно. У меня в голове по-прежнему крутятся варианты, как всё могло пойти иначе, если бы я думал быстрее. И я не могу исключить, что где-то среди них может быть важная подсказка.
— Мистер Поттер, — её голос дрогнул, — Гарри, мне кажется, это вредно… такие мысли…
— Не согласен. Людей убивают вовсе не размышления, — эти слова он произнёс так монотонно, будто читал строчки из книги.
— Гарри, — сказала она, едва думая о том, что говорит, — ты ничего не мог сделать…
Выражение его лица изменилось, мгновенно и неуловимо. Казалось, он только теперь по-настоящему её заметил.
— Ничего не мог сделать?! — на последнем слове его голос зазвенел. — Ничего не мог СДЕЛАТЬ?! Я сбился со счёту, сколькими способами я мог её спасти! Если бы я попросил, чтобы всем нам дали волшебные зеркала для связи! Если бы я настоял, чтобы Гермиону забрали из Хогвартса и отправили в другую школу, где нет всего этого безумия! Если бы я просто выскользнул из зала, а не спорил с обычными людьми! Если бы я раньше вспомнил про патронуса! Если бы я подумал о возможных экстренных ситуациях и приучил бы себя сразу вспоминать о патронусе! Даже в самую последнюю минуту было ещё не поздно! Я убил тролля, повернулся к ней, и она ещё была ЖИВА, а я просто сел рядом и слушал её последние слова, как последний ИДИОТ, вместо того, чтобы снова вызвать патронуса и отправить его к Дамблдору, чтобы тот прислал Фоукса! А можно было бы просто подойти ко всей этой проблеме с другой стороны — найти ученика с Маховиком и отправить сообщение в то время, когда я ещё не знал, что с ней случилось, а не просто идти к финалу, который нельзя изменить… Я просил директора вернуться во времени, спасти Гермиону и подделать всё… подделать мёртвое тело, подправить всем память. Но Дамблдор сказал, что однажды он уже пробовал так поступить и это не помогло, более того, он потерял ещё одного друга. Или если бы… если бы я только отправился с… если бы, той ночью…
Гарри закрыл лицо руками, а когда он их убрал, то его лицо уже снова было спокойным и сосредоточенным.
— В любом случае, — сказал Гарри Поттер тем же монотонным голосом, — я не хочу повторять эту ошибку, поэтому я собираюсь потратить время до ужина на обдумывание того, есть ли что-нибудь, что я сейчас должен сделать. Если за это время я ничего не придумаю, то я пойду на ужин и поем. А теперь, пожалуйста, уходите.
Тут она поняла, что слёзы снова текут по её щекам.
— Гарри… Гарри, ты не должен думать, что это твоя вина!
— Конечно, это моя вина. Здесь больше некому нести за что-либо ответственность.
— Нет! Гермиону убил Сам-Знаешь-Кто! — она едва осознавала, что говорит — она же не защитила комнату от прослушивания. — Не ты! Неважно, что ещё ты мог или не мог сделать, убил её не ты, это был Волдеморт! Гарри, если ты продолжишь об этом думать, ты сойдёшь с ума!
— Нет, профессор, ответственность работает не так, — Гарри заговорил таким голосом, словно он объяснял что-то ребёнку, который наверняка ничего не поймёт. Мальчик отвёл от неё взгляд и уставился куда-то в стену справа от неё. — Когда проводишь анализ ошибок, нет никакого смысла винить ту часть системы, которую всё равно не удастся изменить в следующий раз — это всё равно, что прыгнуть со скалы и обвинить гравитацию. Гравитация в следующий раз будет совершенно такой же. Нет смысла пытаться возложить ответственность на тех людей, которые всё равно не изменят своего поведения. И если вы посмотрите на дело с такой стороны, то поймёте, что обвинять имеет смысл только самого себя, потому что именно вы и есть тот единственный человек, чьи действия вы можете изменить, возлагая на него ответственность. Вот почему у Дамблдора есть зал, полный сломанных палочек. По крайней мере, это он понимает.
Какой-то отдалённой частью сознания она сделала пометку, чтобы попозже всерьёз поговорить с директором о том, что он показывает впечатлительным детям. В этот раз, возможно, она на него даже накричит. Она и так собиралась на него накричать из-за мисс Грейнджер…
— Ответственность лежит не на тебе, — голос Минервы всё-таки дрогнул. — Профессора… мы отвечаем за безопасность учеников, а не ты.
Гарри снова пристально посмотрел на неё.
— Вы отвечаете? — с нажимом переспросил он. — Вы хотите, чтобы я считал, что ответственность лежит на вас, профессор МакГонагалл?
Она вздёрнула подбородок и кивнула. Так будет куда лучше, чем если Гарри продолжит мучиться виной сам.
Мальчик встал с пола и шагнул к ней.
— Хорошо, — монотонно сказал Гарри. — Я пытался поступить разумно, когда выяснилось, что Гермионы нет и никто из профессоров об этом не знает. Я просил семикурсников полететь со мной на метле и защищать меня, пока мы ищем Гермиону. Я просил о помощи. Я умолял о помощи. И никто мне не помог. Потому что вы приказали всем оставаться на месте под страхом исключения и заявили, что не примите никаких оправданий. Возможно, Дамблдор во многом ошибается, но он по крайней мере видит в учениках людей, а не животных, которых нужно держать в загоне, чтобы они не разбредались. Вы знали, что военное мышление — не самая сильная ваша сторона, сначала вы вообще собирались отправить нас по коридорам. Вы знали, что некоторые ученики куда лучше вас смыслят в стратегии и тактике, но вы всё равно велели всем нам оставаться в помещении без всякой возможности действовать по своему усмотрению. Поэтому, когда случилось непредвиденное и было совершенно разумно послать семикурсника на быстрой метле на поиски Гермионы Грейнджер, все ученики подумали, что вы такого не поймёте и не простите. Они боялись не тролля, они боялись вас. Дисциплина, конформизм, трусость, которые вы им привили — всё это задержало меня как раз настолько, чтобы Гермиона успела погибнуть. Конечно, мне и вовсе не следовало просить помощи у обычных людей, и в следующий раз я такой глупости не сделаю. Но если бы я был настолько дурак, чтобы возлагать ответственность на кого-то, кроме самого себя, то сказал бы вам именно это.
По её щекам текли слёзы.
— Вот что я сказал бы, если бы считал, что вы способны за что-то отвечать. Но нормальные люди не задумываются о последствиях, когда решают, что им делать. Они просто играют свои роли. У вас в голове есть образ суровой блюстительницы дисциплины, и вы ведёте себя соответственно, разумно это или нет. Такая суровая блюстительница дисциплины, конечно, прикажет ученикам вернуться в их комнаты, даже если по замку разгуливает тролль. Она прикажет ученикам оставаться в Большом зале под страхом исключения. И тот образ профессора МакГонагалл, который живёт у вас в голове, не учится на собственном опыте и не меняется, так что в этой беседе нет никакого смысла. Такие, как вы, не способны отвечать ни за что — для этого есть такие, как я, и если мы не справляемся, то обвинять больше некого.
Мальчик подошёл ближе и встал прямо перед ней. Он залез себе за пазуху и достал золотую защитную сферу, в которую по распоряжению министерства заключили его маховик времени. Потом он бесцветным, ровным голосом произнёс:
— Это могло бы спасти Гермиону, если бы я смог им воспользоваться. Но вам казалось, что ваша роль — отказывать и мешать мне. Запирая оболочку, вы сказали, что за последние полвека в Хогвартсе никто не погибал, помните? Мне следовало попросить вас её снять, когда Беллатриса Блэк сбежала из Азкабана, или когда Гермиону подставили и обвинили в покушении на убийство. Но я забыл об этом, потому что был идиотом. Пожалуйста, откройте её, пока кто-то ещё из моих друзей не погиб.
Не в силах ничего сказать, она подняла палочку и сняла наложенное на оболочку запирающее заклинание, из-за которого её можно было открыть только в определенное время.
Гарри Поттер открыл золотую оболочку, посмотрел на крохотные песочные часы внутри, кивнул и защёлкнул снова.
— Благодарю. А теперь уходите, — голос мальчика снова сорвался. — Мне нужно подумать.
* * *
Она закрыла за собой дверь, из её горла рвался ужасный, сдавленный звук…
Рядом с ней появился Альбус. Сброшенное заклинание Разнаваждения на миг окрасило его в яркие цвета.
Она даже почти не подпрыгнула.
— Я же говорила, перестаньте так делать, — сказала Минерва. Собственный голос казался ей безжизненным. — Это был личный разговор.
Альбус указал в сторону двери за её спиной:
— Я боялся, что мистер Поттер может причинить вам вред.
Затем он тихо добавил:
— Я очень удивлён, что вы просто стояли и выслушивали всё это.
— Мне достаточно было сказать: «Мистер Поттер», и он бы замолчал, — её голос опустился до шёпота. — Два слова, и он бы замолчал. И тогда ему было бы некому, совсем некому высказать все эти ужасные вещи.
— На мой взгляд, высказывания мистера Поттера совершенно несправедливы и незаслуженны, — сказал Альбус.
— Но ведь вы, Альбус, на моём месте не стали бы угрожать исключением тому, кто покинет зал. Вы же не станете это отрицать?
Альбус поднял брови:
— Ваша роль в этой катастрофе была крошечной. В той ситуации вы действовали вполне разумно, и только послезнание позволяет Гарри Поттеру утверждать обратное. Я уверен, Минерва, вы достаточно мудры, чтобы не обвинять себя в том, что случилось.
Но она прекрасно знала, что Альбус поместит фотографию Гермионы в свою ужасную комнату и эта фотография займёт там почётное место. Она не сомневалась, что Альбус будет считать виноватым себя, хотя его даже не было в Хогвартсе в это время. Он не будет винить её.
То есть, вы тоже думаете, что на меня не имеет смысла возлагать ответственность…
Она прислонилась к ближайшей стене, стараясь снова не расплакаться — Альбуса она видела плачущим только трижды.
— Вы всегда верили в своих учеников, а я никогда. Вас они бы не побоялись. Они бы знали, что вы их поймёте.
— Минерва…
— Я не гожусь, чтобы сменить вас на посту директора. Мы оба это знаем.
— Вы ошибаетесь, — тихо ответил Альбус. — Когда придёт время, вы станете сорок пятой директрисой Хогвартса и прекрасно справитесь с этой работой.
Она покачала головой.
— А что теперь, Альбус? Если он не стал слушать меня, то кого он послушает?
* * *
Прошло ещё около получаса. Мальчик по-прежнему продолжал своё бдение у двери, за которой покоились останки его лучшей подруги. Он смотрел вниз — на волшебную палочку, которую держал в руках. Иногда он морщился от каких-то своих мыслей, но затем его лицо снова расслаблялось.
Неожиданно — хотя ничего в комнате не изменилось — он поднял голову. Лицо приобрело нейтральное выражение. Мальчик мрачно произнёс:
— Я не хочу ни с кем общаться.
Дверь отворилась.
В комнату вошел профессор Защиты. Он закрыл за собой дверь и осторожно встал в углу, настолько далеко от мальчика, насколько позволял размер комнаты. В воздухе между этими двумя тут же повисло острое ощущение катастрофы, которое не собиралось никуда исчезать.
— Зачем вы пришли? — спросил мальчик.
Мужчина слегка повернул голову. Его бледные глаза изучали мальчика, словно тот принадлежал к какому-то инопланетному виду и представлял собой соответствующую опасность.
— Я пришёл, чтобы принести извинения, мистер Поттер, — тихо сказал профессор.
— Извинения? И что же могли сделать вы, чтобы предотвратить гибель Гермионы?
— Мне следовало проверить, на месте ли вы, мистер Лонгботтом и мисс Грейнджер — все те, кто скорее всего стал бы следующей целью, — без колебаний ответил профессор Защиты. — Интеллектуальных способностей мистера Хагрида недостаточно, чтобы руководить учениками. Мне следовало пренебречь призывами профессора МакГонагалл к тишине и убедить её оставить с вами профессора Флитвика, который сумел бы лучше защитить учеников от любой угрозы и мог бы при этом поддерживать с нами связь с помощью Патронуса.
— Верно, — резко ответил мальчик. — Я забыл, что в Хогвартсе есть ещё один человек, который может за что-то отвечать. И почему же вы этого не сделали, профессор? Я не поверю в вашу глупость.
На миг наступила тишина. Пальцы мальчика крепче стиснули палочку.
— Вы и сами, мистер Поттер, не подумали об этом вовремя, — устало сказал профессор Защиты. — Я умнее вас. Я быстрее думаю. Я опытнее. Но разница между вами и мной не столь велика, как между нами и остальными. Если вы можете что-то упустить, то могу и я, — его губы скривились. — Видите ли, я сразу пришёл к выводу, что этот тролль — всего лишь отвлекающий манёвр и сам по себе он не важен. По крайней мере, пока никто не отправил учеников бессмысленно бродить по коридорам или беспечно не послал юных слизеринцев как раз в те подземелья, где тролля и обнаружили.
Мальчик всё ещё оставался напряжённым.
— Полагаю, это правдоподобно.
— В любом случае, — ответил мужчина, — если кто-то и виноват в смерти мисс Грейнджер, то это я, а не вы. Я, а не вы, должен был…
— Полагаю, вы побеседовали с профессором МакГонагалл, и она выдала вам сценарий разговора, — мальчик даже не старался скрыть своё раздражение. — Если вам есть что мне сказать, профессор, говорите прямо, без этих масок.
Повисла пауза.
— Как пожелаете, — после короткой паузы бесстрастно ответил профессор защиты. Его бледные глаза по-прежнему пристально изучали мальчика. — Мне жаль, что эта девочка погибла. Она была хорошей ученицей на моих уроках Защиты, а в будущем могла стать для вас союзником. Мне бы хотелось облегчить вам боль потери, но я не знаю, как это сделать. Конечно же, если я обнаружу виновных, то убью их. Если позволят обстоятельства, я с радостью приглашу вас в этом поучаствовать.
— Как трогательно, — холодно ответил мальчик. — Вы даже не пытаетесь утверждать, что Гермиона вам нравилась, так ведь?
— Боюсь, её очарование на меня не действовало. Я давно уже не подвержен таким привязанностям.
Мальчик кивнул:
— Спасибо за честность. Это всё, профессор?
Снова возникла пауза.
— У замка остались шрамы, — сказал мужчина из своего угла.
— Что?
— Когда некое древнее устройство, которым я владею, сообщило мне, что мисс Грейнджер в смертельной опасности, я использовал заклинание проклятого пламени, о котором однажды вам рассказывал. Я прожигал себе путь сквозь стены и перекрытия, чтобы лететь, не сворачивая, — его голос был всё таким же невыразительным. — Хогвартсу будет нелегко залечить такие раны, если это вообще возможно. Полагаю, придётся залатать дыры более слабыми чарами. Теперь я сожалею о сделанном, ведь я всё равно не успел.
— А, — мальчик на мгновение закрыл глаза. — Вы всё же хотели её спасти. Хотели настолько сильно, что приложили реальные усилия. Похоже, вы оказались на это способны в отличие от остальных.
Мужчина холодно улыбнулся в ответ.
— Но теперь я хочу остаться один до самого ужина. Из всех людей вы должны меня понять. На этом всё?
— Не совсем, — ответил мужчина. В его голосе послышался намёк на его привычную сардоническую усмешку. — Видите ли, исходя из недавнего опыта, я опасаюсь, что вы, возможно, намереваетесь сделать нечто предельно глупое.
— Например? — спросил мальчик.
— Возможно, вы решили, что без мисс Грейнджер вселенная не имеет никакой ценности и её следует уничтожить за нанесённые вам обиды.
В улыбке мальчика не было и капли веселья.
— Ваше беспокойство выдаёт вас, профессор. Меня не привлекают такие мысли. А вы когда-то об этом задумывались?
— Не особенно. Я не испытываю большой любви к вселенной, но всё-таки я в ней живу.
Опять повисла тишина.
— Что же вы планируете, мистер Поттер? — спросил человек в углу. — Вы ведь приняли какое-то важное решение, хотя и пытаетесь скрыть это от меня. Так что вы намерены сделать?
Мальчик покачал головой:
— Я всё ещё размышляю и хотел бы заниматься этим в одиночестве.
— Я помню, как несколько месяцев тому назад вы сделали мне одно предложение, — сказал профессор Защиты. — Не хотите ли вы поговорить с кем-нибудь разумным? Я пойму, если вы окажетесь не самым приятным собеседником.
Мальчик снова покачал головой:
— Нет, спасибо.
— Хорошо, — продолжил профессор Защиты. — Как насчёт человека, который могущественен и не слишком отягощён наивными представлениями о морали?
После некоторых колебаний мальчик опять покачал головой.
— Человека, постигшего многие тайные магические искусства, которые некоторые люди сочли бы противоестественными?
Глаза мальчика еле заметно сузились. Кто-нибудь другой мог бы и не…
— Понимаю, — сказал профессор Защиты. — Не стесняйтесь, спрашивайте. Даю слово: всё, что здесь будет сказано, останется между нами.
Мальчик немного помолчал, а когда заговорил, его голос прозвучал надтреснуто.
— Я хочу вернуть Гермиону. Потому что никакой загробной жизни нет, и я не могу так просто позволить ей… просто не быть…
Мальчик закрыл лицо руками, но когда он их опустил, то опять выглядел таким же бесстрастным, как и мужчина, стоящий в углу.
Лицо профессора Защиты приобрело отсутствующее, слегка озадаченное выражение.
— Как? — наконец спросил он.
— Как получится.
Снова повисла пауза.
— Невзирая на риски, — сказал человек из своего угла. — Невзирая, насколько опасная магия для этого потребуется.
— Да.
Взгляд профессора Защиты стал задумчивым.
— Но какой общий подход вы имеете в виду? Полагаю, превратить её тело в инфернала — это не то, что вы…
— Сможет ли она мыслить? — спросил мальчик. — Продолжит ли её тело разлагаться?
— Нет и да.
— Тогда нет.
— Как насчёт Воскрешающего камня Кадма Певерелла, если вы сможете до него добраться?
Мальчик покачал головой:
— Мне не нужна иллюзия Гермионы, извлечённая из моей памяти. Я хочу, чтобы она могла жить своей жизнью, — голос мальчика сорвался. — Я пока ещё не определился с направлением действий на объектном уровне. Если мне придётся просто решить всю проблему грубой силой, то есть обрести достаточно могущества и знаний, чтобы просто сделать это, то так тому и быть.
Снова пауза.
— А чтобы достичь этого, — сказал человек в углу, — вы воспользуетесь своим любимым инструментом — наукой.
— Конечно.
Профессор еле слышно — так что это больше походило просто на выдох — произнёс:
— Понятно.
— Вы мне поможете или нет? — спросил мальчик.
— Какой именно помощи вы ищете?
— Магия. Откуда она приходит?
— Я не знаю, — ответил мужчина.
— И никто другой тоже не знает?
— О, ситуация ещё хуже, мистер Поттер. Среди изучавших эзотерику едва ли найдётся хоть один, кто не раскрыл бы природу магии, и каждый из них верит во что-то своё.
— Но откуда появляются новые заклинания? Я всё время читаю о том, что кто-то изобрёл новое заклинание для той или иной цели, но нигде никогда не написано как.
Профессор пожал плечами:
— А откуда появляются новые книги, мистер Поттер? Люди, которые прочитали много книг, порой становятся способны сами их писать. Но как? Никто не знает.
— Но ведь есть книги о том, как писать…
— Чтение таких книг не сделает вас знаменитым драматургом. Можно воспользоваться всеми их советами, но тайна никуда не денется. Изобретение новых заклинаний — такая же тайна, но более высокого порядка. — Мужчина склонил голову. — И подобные занятия опасны. Говорят, что человеку, который на это решился, лучше или вообще не иметь детей, или подождать, пока они вырастут. Именно по этой причине большинство изобретателей появляются из числа выпускников Гриффиндора, а не Когтеврана, как можно было бы ожидать.
— А что насчёт самых мощных разновидностей магии? — спросил мальчик.
— Какой-нибудь легендарный волшебник за всю свою жизнь может изобрести один жертвенный ритуал и передать это знание своим потомкам. Но пытаться изобрести пять таких ритуалов было бы самоубийством. Именно поэтому самые сильные волшебники — это те, кто получил древние знания.
Мальчик сдержано кивнул:
— Значит, необходимо прямое решение. Было бы очень приятно изобрести заклинание «Воскресить мёртвого», «Стать богом» или «Вызвать Консоль отладки». Вы что-нибудь знаете об атлантах?
— Лишь то, что знает любой исследователь, — бесстрастно ответил мужчина, — Если вы хотите услышать восемнадцать основных теорий… не надо испепелять меня взглядом, мистер Поттер. Если бы всё было так просто, я бы сам это сделал ещё много лет назад.
— Понимаю. Извините.
Какое-то время они молчали. Взгляд профессора Защиты был прикован к мальчику, а тот, казалось, смотрел в пустоту.
— Мне нужно научиться самой разной магии. Заклинаниям, которые я мог бы использовать сегодня, если бы только додумался заранее им научиться, — мальчик говорил холодно, — Заклинаниям, которые понадобятся мне, если подобное будет происходить и дальше. Большинство из них, думаю, я смогу найти сам. Но кое-что не смогу.
Профессор Защиты кивнул:
— Я научу вас практически любой магии, какой вы только пожелаете научиться, мистер Поттер. Некоторые ограничения для меня существуют, но попросить вы можете всегда. Но что именно вы ищете? Вам недостаёт магической силы, которая нужна для Смертельного проклятья и большинства прочих запрещённых заклинаний…
— То заклятье проклятого пламени. Полагаю, это не такой жертвенный ритуал, которым мог бы воспользоваться даже ребёнок, если бы только отважился?
Губы профессора Защиты слегка дёрнулись:
— Оно требует безвозвратного принесения в жертву одной капли крови. То есть, ваше тело с этого дня будет легче на эту каплю. Вряд ли кто-то пожелает часто прибегать к такому средству, мистер Поттер. Кроме того, чтобы адское пламя не повернулось против вас и не пожрало вас, нужна сила воли — принято сперва проверять её менее опасными испытаниями. И хотя это не самое важное в ритуале, но, боюсь, он требует больше магической силы, чем у вас будет в ближайшие несколько лет.
— Жаль, — сказал мальчик. — Неплохо было бы посмотреть на лицо врага в следующий раз, когда он попробует использовать тролля.
Профессор Защиты снова наклонил голову. Его губы опять дёрнулись.
— Как насчет Чар памяти? Близнецы Уизли вели себя странно, и директор сказал, что, по его мнению, им стёрли память. Кажется, это один из излюбленных вражеских трюков.
— Правило восьмое, — сказал профессор Защиты. — Любой метод, который оказался достаточно хорош, чтобы нанести мне поражение, стоит освоить самому.
Мальчик невесело улыбнулся:
— Как-то я слышал о взрослой волшебнице, которая использовала заклинание Обливиэйт, будучи почти полностью истощённой, так что оно не должно требовать много магической силы. И оно даже не считается Непростительным, хоть я и не представляю почему. Если бы я мог сделать так, чтобы мистер Хагрид помнил другой набор приказов…
— Не всё так просто, — отозвался профессор Защиты. — Вы недостаточно сильны, чтобы использовать заклинание Ложной памяти, и даже обычный Обливиэйт находится на грани ваших нынешних возможностей. Это опасное искусство, и его использование без разрешения Министерства запрещено законом. Кроме того, я бы посоветовал вам не использовать его при обстоятельствах, когда было бы некстати случайно стереть у человека из памяти десять лет жизни. Хотел бы я пообещать, что добуду в Отделе Тайн один из тщательно охраняемых томов и принесу его вам под изменённой обложкой. Но вместо этого я скажу, что вы найдёте стандартный учебник для начинающих в северо-северо-западной секции основной библиотеки Хогвартса, под литерой «П».
— Вы серьёзно, — ровным голосом сказал мальчик.
— Более чем.
— Спасибо за ваши советы, профессор.
— С тех пор, как мы с вами познакомились, ваш творческий подход приобрёл гораздо более практическую направленность, мистер Поттер.
— Спасибо за комплимент, — мальчик не поднял глаз, он опять уставился на волшебную палочку, которую держал в руках. — Теперь мне бы хотелось вернуться к своим размышлениям. Пожалуйста, объясните им всем от моего имени, что случится, если меня снова станут отвлекать.
* * *
Дверь со щелчком отворилась, и вышел профессор Квиррелл. Эмоции на его лице отсутствовали, оно выглядело совершенно безжизненным. Минерва почему-то вспомнила о Северусе, хотя именно так Северус никогда не выглядел.
Когда дверь с ещё одним щелчком закрылась, Минерва беззвучно создала барьер тишины и сбивчиво от волнения спросила:
— Как всё прошло? Вы там пробыли довольно долго… Гарри теперь готов разговаривать?
Профессор Квиррелл быстро пересёк зал по направлению к выходу. У двери он обернулся. Бесстрастность исчезла с его лица. Казалось, он снял маску, и под ней обнаружилось что-то очень мрачное.
— Я поговорил с мистером Поттером так, как он этого от меня ожидал, и избегал тем, которые раздражали бы его. Не думаю, что я его утешил. Не уверен, что я на это способен.
— Спасибо вам — хорошо, что он вообще стал разговаривать, — она помедлила. — Но что мистер Поттер сказал?
— Боюсь, что обещал ему никому об этом не рассказывать. А теперь… Думаю, мне нужно посетить библиотеку.
— Библиотеку?!
— Да, — ответил профессор Квиррелл. В его голосе послышалось необычное напряжение. — Я намерен усилить меры безопасности в Запретной Секции некоторыми средствами моего собственного изобретения. Нынешние защитные чары смехотворны. А мистера Поттера следует не пускать в Запретную Секцию любой ценой.
Минерва уставилась на профессора Защиты. Сердце у неё вдруг ушло в пятки.
Профессор Квиррелл продолжил:
— Вы не передадите мальчику, что я вам только что сказал. Вы напомните Флитвику и Вектор, что если мальчик начнёт задавать преждевременные вопросы о создании заклинаний, они должны уводить разговор от темы обычными способами. И, хотя я не специалист по данному вопросу, но если вы можете придумать хоть какой-то способ, который убедит мальчика перестать и дальше погружаться в его горе и безумие — любой способ, благодаря которому он откажется от тех решений, к которым он сейчас подходит — то я советую вам прибегнуть к нему немедленно.
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 16.11.2013, 18:24 | Сообщение # 281 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 91. Роли. Часть 2
От автора:
Эта глава не содержит спойлера к какому-либо роману Орсона Скотта Карда. То, что может показаться таковым, — метафора.
Вскоре снова раздался стук в дверь.
— Если вас действительно волнует моё психическое здоровье, — сказал мальчик, не поднимая головы, — то вы уйдёте, оставите меня одного и подождёте, пока я не спущусь к ужину. Вы только мешаете.
Дверь открылась, и тот, кто стоял за ней, вошёл в комнату.
— Вы серьёзно? — безэмоционально произнёс мальчик.
Дверь со щелчком закрылась за Северусом Снейпом.
На лице профессора зельеварения Хогвартса не было ни следа его обычной надменности, или даже той бесстрастной маски, которую он обычно носил в кабинете директора. Когда он посмотрел сверху вниз на мальчика, охраняющего дверь, его взгляд был странен, а мысли — непостижимы.
— Я тоже не понимаю, на что надеется заместитель директора, — отозвался профессор зельеварения Хогвартса. — Разве что я должен послужить предостережением, до чего вы можете докатиться, если решите взять на себя груз вины за её смерть.
Губы мальчика сжались.
— Отлично. Давайте сразу перейдём к концу этого разговора. Вы выиграли, профессор Снейп. Я признаю, что вы более ответственны за смерть Лили Поттер, чем я за смерть Гермионы Грейнджер, и моя вина не может сравниться с вашей. А теперь я прошу вас уйти и сказать им, что лучше всего будет оставить меня одного на какое-то время. Мы закончили?
— Почти, — сказал профессор зельеварения. — Это я подкладывал записки под подушку мисс Грейнджер. Я предупреждал её о драках, в которых она потом участвовала.
Некоторое время мальчик просто молчал.
— Потому что вы не любите хулиганов.
— Не только, — в голосе профессора зельеварения послышалась чуждая ему нотка боли: трудно было представить, что этот же голос язвительно сообщал детям, что одно лишнее помешивание, и им оторвёт руки. — Я должен был догадаться… гораздо раньше, наверное, но я полностью ушёл в себя и ничего не видел вокруг. Если уж меня назначили деканом Слизерина… значит, Альбус Дамблдор полностью потерял надежду, что Слизерину можно как-то помочь. Я уверен, Дамблдор наверняка пытался что-то сделать, не могу представить, чтобы он не попробовал, когда Хогвартс оказался на его попечении. Должно быть, для него стало жестоким ударом, что впоследствии так много слизеринцев отозвалось на призыв Тёмного Лорда… Он бы не вручил власть над факультетом такому как я, если бы не потерял всякую надежду, — плечи профессора, скрытые испятнанной мантией, поникли. — Но вы и мисс Грейнджер пытались что-то предпринять, и вы вдвоём сумели изменить мистера Малфоя и мисс Гринграсс, и, возможно, они могли бы послужить примером для других… Наверное, безумием с моей стороны было надеяться. Директор не знает о том, что я сделал, и я прошу вас не рассказывать ему.
— Почему вы говорите мне это?
— Дело зашло слишком далеко, чтобы никому об этом не рассказывать, — губы Северуса Снейпа скривились. — Я видел достаточно провальных заговоров за время моего пребывания деканом Слизерина и знаю, как иногда оборачиваются дела. Если в будущем потребуется, чтобы всё вышло на свет… по крайней мере, я сказал вам, и вы сможете об этом рассказать.
— Как мило, — сказал мальчик. — Спасибо за то, что прояснили этот момент. Теперь всё?
— Собираетесь ли вы заявить, что отныне ваша жизнь кончена и что для вас не осталось ничего, кроме мести?
— Нет. У меня всё ещё есть… — мальчик оборвал сам себя.
— Тогда я мало что могу вам посоветовать, — сказал Северус Снейп.
Мальчик отстранённо кивнул.
— От лица Гермионы благодарю вас за то, что вы помогали ей с хулиганами. Она бы сказала, что вы поступили правильно. А теперь я был бы вам очень обязан, если бы вы сказали им, чтобы меня оставили в покое.
Профессор зельеварения повернулся к двери и, когда мальчик уже не мог видеть его лица, прошептал:
— Я действительно сожалею о вашей потере.
И Северус Снейп удалился.
Мальчик смотрел ему вслед и старался вспомнить уже когда-то давно услышанные слова.
Ваши книги предали вас, Поттер. Они не сообщили вам кое-что очень важное. Из книг невозможно научиться тому, что значит потерять любимого человека. Это просто невозможно понять, не испытав на себе.
Мальчику казалось, что слова звучали как-то так, хотя он не был уверен, что вспомнил правильно.
* * *
В отделении лазарета, где за закрытой дверью покоилось тело, прошли часы.
Гарри по-прежнему смотрел на свою волшебную палочку, лежащую у него на коленях. На крошечные царапины и пятнышки, которыми были усеяны одиннадцать дюймов остролиста, на изъяны, которые он никогда не замечал раньше, потому что не присматривался. Быстрые вычисления в уме показали, что ему незачем беспокоиться, ведь если за шесть-семь месяцев использования повреждений появилось так мало, то за средний срок жизни совсем износить палочку невозможно. Вероятно, во время обеда он беспокоился, что если крикнет на весь зал: «Есть у кого-нибудь Маховик времени?», то ему придётся расстаться с собственным Маховиком. Но было бы достаточно просто найти после обеда кого-нибудь, кто послал бы сообщение профессору Флитвику на два часа раньше, и профессор Флитвик сразу отправился бы к Гермионе или послал бы своего патронуса, ворона, задолго до того, как тролль вообще приблизился к ней. Или тот, альтернативный, Гарри уже узнал бы, что опоздал — услышал бы о смерти Гермионы после обеда, до того, как он смог бы послать сообщение назад во времени? Быть может, главное при использовании Маховиков времени — это позаботиться о том, чтобы до того, как отправиться в прошлое, не узнать, что ты уже опоздал.
На конце палочки Гарри заметил крошечный химический ожог, вероятно, от контакта с кислотой, в которую он частично трансфигурировал мозг тролля. Но палочка, судя по всему, была устойчива к небольшим потерям древесины. Вообще идея, что «волшебные палочки» необходимы, казалась всё более странной, если над ней всерьёз задумываться. Хотя если заклинания всегда изобретались неким таинственным способом, если новые ритуалы создавались как новые рычаги для неизвестного механизма, то, возможно, люди просто продолжали изобретать ритуалы, которые требовали палочек, по тому же принципу, которым они руководствовались, изобретая фразы типа «Вингардиум Левиоса». Всё сильнее казалось, что магия в каком-то смысле сколь угодно могущественна, и действительно было бы удобнее, если бы Гарри мог просто обойти все эти концептуальные ограничения, которые мешают людям изобрести заклинания вроде «Просто Реши Все Мои Проблемы».Но почему-то во всём, что касалось магии, всегда возникали какие-то трудности. Гарри снова посмотрел на свои механические часы, но было ещё рано.
Он уже пробовал вызвать патронуса, чтобы послать его к Гермионе Грейнджер. Просто на случай, если всё это было ложью, последствием заклинания Ложной памяти или одним из кто-его-знает-скольких способов, которыми можно заставить волшебника закрыть глаза и видеть сны. Просто на случай, если настоящая Гермиона жива и её держат где-то взаперти — несмотря на то, что он ощутил, когда жизнь покидала её. Просто на случай, если жизнь после смерти существует и Истинный патронус может проникнуть туда.
Но заклинание не сработало, так что данный эксперимент не дал ему никаких свидетельств, оставив его с прежней неутешительной версией.
Прошло какое-то время, потом ещё немного времени. Сторонний наблюдатель увидел бы только сидящего мальчика, который отсутствующим взглядом уставился на свою волшебную палочку. Примерно каждые две минуты мальчик посматривал на часы.
Дверь открылась снова.
Сидящий мальчик направил вверх ледяной убийственный взгляд.
Неожиданно его лицо дрогнуло от волнения, и он вскочил на ноги.
— Гарри, — хрипло воскликнул мужчина в строгой рубашке и чёрном жилете. — Гарри, что происходит? Ваш директор… он заявился в мой офис в своей идиотской одежде и сказал, что Гермиона Грейнджер погибла!
Женщина, которая вошла в комнату вслед за мужчиной, казалась менее сбитой с толку и более напуганной.
— Папа, — коротко сказал мальчик. — Мама. Да, она мертва. Они вам больше ничего не сказали?
— Нет! Гарри, что происходит?
Повисла тишина.
Мальчик снова прислонился к стене.
— Я н-не могу, не могу, не могу.
— Что?
— Я не могу притворяться маленьким мальчиком, у меня п-просто нет сил на это сейчас.
— Гарри, — запинаясь, произнесла женщина, — Гарри…
— Пап, ты помнишь фэнтези-романы, где герою приходится скрывать всё от родителей, потому что они… они просто не поймут, будут реагировать глупо и мешать герою? Это просто сюжетный приём, верно, для того, чтобы герой сам разбирался со всеми проблемами вместо того, чтобы жаловаться родителям. П-пожалуйста, не надо следовать этому сюжетному приёму, папа, и ты тоже, мама. Просто… Просто не играйте эти роли. Не будьте родителями-которые-не-поймут. Не надо кричать на меня и давать мне родительские наставления, которым я не смогу последовать. Потому что я попал в чёртово тупое фэнтези, и теперь Гермиона… у меня на это п-просто нет сил.
Медленно, словно его конечности наполовину потеряли подвижность, мужчина в чёрном пиджаке встал на колени перед Гарри, так что его глаза оказались на уровне глаз сына.
— Гарри, — сказал мужчина. — Мне нужно, чтобы ты рассказал обо всём, что произошло, прямо сейчас.
Мальчик глубоко вдохнул и сглотнул.
— Они г-говорят, что Тёмный Лорд, которого я победил, возможно, выжил. Как будто им мало, что такой с-сюжет есть в чёртовой сотне книг. При этом, очень может быть, что директор моей школы — самый могущественный волшебник в мире — сошёл с ума. А ещё, ещё Гермиону как раз перед этим подставили и обвинили в покушении на убийство — и никто не позаботился сообщить об этом её родителям. Ученик, которого она якобы намеревалась убить, — сын Люциуса Малфоя, самого могущественного политика в Магической Британии, в прошлом — ближайшего сподвижника Тёмного Лорда. На должности профессора Защиты в этой школе лежит проклятие, никто не занимает её дольше года, и есть поговорка, что учитель защиты всегда под подозрением. В этом году эту должность занимает таинственный волшебник, скрывающий свою личность, который противостоял Тёмному Лорду в прошлой войне, и он сам, возможно, злодей, а, возможно, и нет. И при этом профессор зельеварения уже много лет тоскует по Лили Поттер и, может быть, он стоит за всем этим из-за каких-то запутанных психологических мотивов, — губы мальчика горько сжались. — Кажется, я пересказал практически весь этот дурацкий сюжет.
Мужчина молча выслушал всё это, поднялся и мягко взял мальчика за плечо.
— Достаточно, Гарри, — сказал он. — Я услышал достаточно. Мы покидаем эту школу немедленно и забираем тебя с собой.
Женщина вопросительно посмотрела на мальчика.
Мальчик посмотрел в ответ и кивнул.
Женщина тихо сказала:
— Майкл, они нам не позволят.
— У них нет никаких законных прав помешать нам…
— Прав? Вы — маглы, — мальчик криво усмехнулся. — С точки зрения законов Магической Британии у вас столько же прав, сколько у мыши. Ни одному волшебнику нет никакого дела до ваших аргументов о правах, о законности, они даже не озаботятся их выслушать. Понимаете, у вас нет силы, поэтому им не о чем беспокоиться. Нет, мам, я так улыбаюсь не потому, что согласен с их отношением к маглам, я улыбаюсь, потому что не согласен с вашим отношением ко мне.
— Тогда, — решительно заявил профессор Майкл Веррес-Эванс, — посмотрим, что скажет на это настоящее правительство. Я знаком с парой членов парламента…
— Они скажут: вы сошли с ума, вот вам тёплое местечко в психушке. Это если допустить, что Стиратели памяти из Министерства не доберутся до тебя раньше. Я слышал, они часто имеют дело с маглами. Подозреваю, шишки из нашего правительства по-тихому сговорились с Министерством. Возможно, они получают целебные чары время от времени, если кому-то важному доведётся заболеть раком, — мальчик снова криво усмехнулся. — Такова ситуация, папа, и мама об этом знает. Они бы ни за что не привели вас сюда и не сказали бы вам ничего, если бы вы хоть что-то могли с этим поделать.
Мужчина открыл рот, но не произнёс ни звука. Словно он читал реплики из сценария, где описывалось, что именно обеспокоенный родитель должен делать в подобной ситуации, а сценарий внезапно закончился.
— Гарри, — нерешительно произнесла женщина.
Мальчик посмотрел на неё.
— Гарри, с тобой что-то произошло? Ты кажешься… другим…
— Петуния! — воскликнул мужчина, к которому вернулся дар речи. — Не говори так! У него стресс, вот и всё.
— Ну, мам, знаешь… — голос мальчика дрогнул. — Ты уверена, что хочешь узнать всё сразу?
Женщина кивнула, хотя не сказала ничего.
— У меня… Помните, школьный психиатр думал, что у меня проблемы с управлением гневом? Ну… — мальчик запнулся и сглотнул. — Не знаю, как тебе это объяснить, мама. Это на самом деле нечто магическое. Возможно, связанное с тем, что случилось в ночь, когда погибли мои родители. У меня есть… ну, я называю это таинственной тёмной стороной, и я знаю, это звучит смешно, я сверялся с… с древней телепатической магической шляпой, чтобы удостовериться, что в моём шраме не живёт дух Тёмного Лорда, и она сказала, что под её полями только одна личность. В любом случае, я сомневаюсь, что у волшебников есть души, так как они не могут перенести повреждения мозга без последствий, вот только…
— Гарри, помедленнее! — попробовал перебить его мужчина.
— … только, что бы это ни было, оно тем не менее настоящее. Внутри меня что-то есть, оно давало мне силу воли, когда всё вокруг шло наперекосяк, я мог противостоять кому угодно, пока оставался зол: Снейпу, Дамблдору, всему Визенгамоту. Моя тёмная сторона не боится ничего, кроме дементоров. Я не дурак, я знал, что за использование моей тёмной стороны, возможно, придётся платить, и я изучал её, чтобы понять, какой может оказаться эта цена. Она не меняла мою магию, вроде бы не приводила к необратимому сдвигу мировоззрения, не пыталась отдалить меня от друзей или выкинуть что-нибудь в этом духе. Поэтому я продолжал использовать её, когда было нужно, и я слишком поздно понял, что ценой на самом деле было… — голос мальчика почти превратился в шёпот. — Я понял только сегодня. Каждый раз, когда я призывал её… она тратила часть моего детства. Я уничтожил существо, которое убило Гермиону. И это сделала не моя тёмная сторона, это сделал я. Мама, папа, пожалуйста, простите меня.
В наступившей тишине громко трескались маски.
— Гарри, — мужчина снова опустился на колени, — я хочу, чтобы ты начал с самого начала и объяснил всё помедленнее.
Мальчик говорил.
Родители слушали.
Через некоторое время отец поднялся.
Мальчик поднял на него глаза, скорбно ожидая ответа.
— Гарри, — сказал мужчина, — мы с Петунией забираем тебя и как можно быстрее…
— Нет, — остановил его мальчик. — Я серьёзно, папа. Ты не справишься с Министерством Магии. Представь, что это налоговая инспекция, или деканат, или что-то подобное, что не потерпит никакого вызова их господству. В Магической Британии позволяется помнить лишь то, что разрешает помнить правительство. Память о существовании магии или о том, что у тебя есть сын по имени Гарри — это не право, это привилегия, которую можно отобрать. И если они это сделают, я не выдержу и превращу Министерство в огромный пылающий кратер. Мама, ты знаешь, как обстоят дела, ты обязана помешать папе сделать какую-нибудь глупость.
— Кстати, сын… — сказал мужчина, потирая виски. — Может быть, мне не стоит говорить это сейчас… Но ты уверен, что то, о чём ты рассказываешь, на самом деле магическая тёмная сторона, а не что-то обычное для мальчика твоего возраста?
— Обычное, — подчёркнуто терпеливо сказал мальчик. — Насколько обычное? Я могу проверить ещё раз, но я достаточно уверен, что в книге «Детская энциклопедия: Пособие для родителей» не встречалось ничего подобного. Моя тёмная сторона — это не просто эмоциональное состояние. Она делает меня умнее. В некотором смысле. Нельзя притвориться, что становишься умнее. [В оригинале упомянутая книга называется «Childcraft: A Guide For Parents» — Прим.перев.]
Мужчина снова потёр виски.
— Ну… есть широко известное явление — биологический процесс, который начинается у детей и при котором они иногда становятся злыми, тёмными или мрачными. Этот процесс также значительно увеличивает их интеллект и их рост…
Мальчик упёрся спиной в стену.
— Нет, папа, я не становлюсь подростком. Мой мозг по-прежнему считает, что девчонки противные. Но если ты хочешь притвориться, что дело в этом, пусть будет так. Может быть, будет лучше, если ты мне не поверишь. Просто… — мальчик запнулся, — просто я не могу сейчас врать об этом.
— Подростковый возраст не обязательно проявляется именно так, Гарри. Может потребоваться время, чтобы ты начал обращать внимание на девочек. Конечно, если ты уже не обратил внимания на одну… — мужчина резко остановился.
— Мне не нравилась Гермиона в этом смысле, — прошептал мальчик. — Почему все по-прежнему думают именно об этом? Это неуважительно по отношению к ней — думать, что она может нравиться только в этом смысле.
Мужчина заметно сглотнул.
— Как бы то ни было, сынок, береги себя, а мы постараемся тебя вытащить отсюда. Понятно? И не вздумай поверить, что ты действительно перешёл на тёмную сторону. Я знаю, у тебя случались, э-э, я привык это называть «приступы Эндера Виггина»…
— Кажется, Эндер остался далеко позади. Это уже стадия Эндера, у которого жукеры убили Валентину.
— Выбирай выражения! — воскликнула женщина, после чего торопливо прижала ладонь ко рту.
— Ты не о том подумала, мама, — устало ответил мальчик. — Я о насекомоподобных пришельцах. Впрочем, не важно.
[Непереводимая игра слов. Словом «buggers» в романе О.С.Карда «Игра Эндера» называют насекомоподобных пришельцев. В русском переводе это слово перевели как «жукеры». Но вообще слово «bugger» является ругательством и означает «педераст». — Прим.перев.]
— Гарри, именно об этом, как я уже сказал, ты не должен думать, — твёрдо сказал профессор Веррес-Эванс. — Ты не должен верить, что становишься злодеем. Не должен никому причинять боль, не должен подвергать себя опасностям или связываться с какой бы то ни было тёмной магией. А мы с мамой постараемся вытащить тебя из этой ситуации. Это понятно, сын?
Мальчик закрыл глаза.
— Это был бы замечательный совет, будь я персонажем комикса.
— Гарри… — начал мужчина.
— Полиции это не под силу. Солдатам это не под силу. Самому могущественному волшебнику в мире это оказалось не под силу, хотя он пытался. По отношению к случайным прохожим нечестно изображать Бэтмена, если только ты на самом деле не в состоянии защитить всех, действуя по его кодексу. А только что выяснилось, что я не в состоянии.
На лбу профессора Майкла Верреса-Эванса проступили капли пота.
— А теперь послушай меня. Что бы ты ни прочитал в книгах, ты не должен защищать кого бы то ни было! Или подвергать себя каким-либо опасностям! Абсолютно любым опасностям, не важно каким! Просто будь в стороне от всего, от каждой частицы безумия, творящегося в этом сумасшедшем доме, а мы вытащим тебя отсюда при первой возможности!
Мальчик внимательно посмотрел на своего отца, затем на мать. Затем он снова взглянул на свои наручные часы.
— Отличная мысль, — сказал мальчик.
Он решительно прошёл к двери и распахнул её.
* * *
Дверь с грохотом распахнулась, и Минерва вздрогнула. Не успела она собраться с мыслями, как на неё уже сердито уставился Гарри Поттер.
— Вы привели моих родителей сюда, — произнёс Мальчик-Который-Выжил. — В Хогвартс. Где скрывается Сами-Знаете-Кто или кто-то ещё и охотится на моих друзей. О чём вы вообще думали?
Она не ответила, что думала о Гарри, сидящем у двери, за которой покоится тело Гермионы, и отказывающемся уходить.
— Кто ещё знает об этом? — продолжал допрос Гарри Поттер. — Кто-нибудь видел их с вами?
— Их доставил сюда директор…
— Я требую, чтобы их немедленно забрали отсюда, прежде чем их заметит кто-то ещё, особенно Сами-Знаете-Кто, или даже профессор Квиррелл, или профессор Снейп. Пожалуйста, пошлите своего патронуса к директору и скажите, что он должен сейчас же отправить их обратно. Не упоминайте имён моих родителей, вообще не говорите, что речь о людях, на случай, если сообщение услышит кто-то посторонний.
— Действительно, — профессор Веррес-Эванс, уже оказавшийся у Гарри за спиной, решительно кивнул. Петуния стояла на шаг позади него. Профессор крепко держал Гарри за плечо. — Мы закончим разговор с нашим сыном дома.
— Минуточку, пожалуйста, — рефлекторно вежливо ответила Минерва. Ей не удалось вызвать патронуса с первой попытки — при определённых обстоятельствах это заклинание было непросто использовать. Ей уже доводилось вызывать патронуса в подобных ситуациях, но, кажется, она подрастеряла сноровку…
Минерва отбросила эту мысль и сконцентрировалась.
Когда послание было отправлено, она снова повернулась к профессору Верресу-Эвансу.
— Сэр, — сказала она, — боюсь, в настоящее время мистер Поттер не должен покидать Хогвартс…
К тому времени, как Альбус наконец явился, разговор перешёл в крик — магл оставил попытки держаться с достоинством. Вернее, кричала одна из спорящих сторон. Минерва спорила неохотно. По правде говоря, она сама не верила в слова, срывающиеся с её губ.
Когда профессор повернулся к директору, чтобы продолжить, Гарри Поттер, молчавший всё это время, заговорил:
— Не здесь, — сказал Гарри. — Папа, ты можешь ругаться с ним где угодно, но не в Хогвартсе. Мама, пожалуйста, проследи, чтобы папа не пытался предпринять что-нибудь, что может привести к проблемам с Министерством.
Лицо Майкла Верреса-Эванса исказилось. Он повернулся и посмотрел на Гарри Поттера. Когда профессор смог заговорить, его голос звучал хрипло, а в глазах стояли слёзы.
— Сынок… что ты делаешь?
— Ты прекрасно понимаешь, что я делаю, — ответил Гарри Поттер. — Ты читал те же комиксы, что и я, задолго до того, как отдал их мне. Я прошёл через кучу дерьма, немного повзрослел и теперь защищаю своих близких. Всё даже проще: ты знаешь, что я делаю, потому что попытался сделать то же самое. Я делаю так, чтобы те, кого я люблю, покинули Хогвартс сейчас же — вот что я делаю. Директор, пожалуйста, заберите их отсюда, прежде чем Сами-Знаете-Кто обнаружит их присутствие и наметит для убийства.
Майкл Веррес-Эванс отчаянно рванулся к Гарри, но внезапно всё вокруг замерло. Магл застыл в прыжке.
— Прошу прощения, — спокойно сказал директор. — Мы скоро продолжим разговор. Минерва, я был с другими, когда ты меня позвала, они ждут в твоём кабинете.
Директор скользнул вперёд и оказался рядом с застывшими мужчиной и женщиной. Снова вспыхнуло пламя.
Возможность двигаться вернулась.
Минерва посмотрела на Гарри.
У неё не было слов.
— Умный ход — привести их сюда, — сказал Гарри Поттер. — Скорее всего, наши отношения испорчены навсегда. Всё, что я хотел — это чтобы меня просто оставили в покое до чёртова ужина. Который, — мальчик посмотрел на свои наручные часы, — в любом случае уже сейчас. Я схожу попрощаюсь с Гермионой, обещаю, это займёт менее двух минут, а потом я выйду и пойду что-нибудь съем, как и собирался. Не трогайте меня эти две чёртовы минуты, или я сломаюсь и попытаюсь кого-нибудь убить, я серьёзно, профессор.
Мальчик повернулся и направился в маленькую комнату, открыл в противоположной стене дверь, за которой лежало тело Гермионы Грейнджер, и вошёл туда прежде, чем она собралась с мыслями, чтобы заговорить. Через открытую дверь мелькнуло зрелище, которого, как она знала, не должен видеть ни один ребёнок…
Дверь захлопнулась.
Минерва машинально двинулась вперёд.
На полдороге она остановилась.
Мысли по-прежнему текли медленно и причиняли боль. Та её часть, которую Гарри назвал бы образом суровой блюстительницы дисциплины, безжизненно чеканила слова про поведение, неуместное для ребёнка. Остальная её часть считала, что не стоит оставлять любого ребёнка, даже Гарри Поттера, одного в комнате с окровавленным телом его лучшей подруги. Но открыть дверь или как-нибудь проявить свою власть не казалось ей мудрым. Не было правильных действий, не было правильных слов. Если они и были, она их не знала.
Очень медленно прошло полторы минуты.
* * *
Когда дверь открылась снова, Гарри, казалось, изменился, словно за полторы минуты прошла целая жизнь.
— Запечатайте комнату, — тихо сказал Гарри, — и пойдёмте, профессор МакГонагалл.
Она подошла к двери. Она не могла не смотреть, и она увидела высохшую кровь, простыню, накрывавшую нижнюю половину тела, верхнюю половину тела, похожую на восковую куклу. Глаза Гермионы были закрыты. Кто-то внутри Минервы снова зарыдал.
Она закрыла дверь.
Её пальцы двигали палочкой, губы бездумно произносили слова, чары запечатывали комнату.
— Профессор МакГонагалл, — произнёс Гарри странным голосом, словно повторяя заученные слова, — камень у вас? Камень, который мне дал директор? Мне нужно снова превратить его в бриллиант, он оказался полезным.
Её взгляд машинально упал на кольцо на пальце Гарри, отметив пустоту там, где должен был быть бриллиант.
— Я напомню директору, — ответил её голос.
— Кстати, это общепринятая тактика? — спросил Гарри, его голос всё ещё звучал странно. — Носить при себе что-то большое, трансфигурированное во что-то маленькое, чтобы использовать как оружие? Или это обычное упражнение по трансфигурации?
Она отстранённо покачала головой.
— Ну, тогда пойдёмте.
— Мне нужно… — её голос сорвался. — Боюсь, сейчас у меня есть ещё одно дело. Вы сможете сами позаботиться о себе? Вы пообещаете направиться прямо в Большой зал и съесть что-нибудь, мистер Поттер?
Мальчик пообещал (сделав оговорку на случай чрезвычайных и непредвиденных обстоятельств — она не стала с этим спорить) и вышел из комнаты.
То, что ей предстояло… было определённо не легче. Возможно, даже гораздо тяжелее.
* * *
Минерва быстрым шагом направилась к своему кабинету. Она не медлила, это было бы грубостью.
Профессор МакГонагалл открыла дверь в свой кабинет.
— Мадам Грейнджер, — произнёс её голос, — мистер Грейнджер, я ужасно сожалею…
|
|
| Lord | Дата: Понедельник, 25.11.2013, 05:45 | Сообщение # 282 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 92. Роли. Часть 3
Нечего больше делать.
Нечего больше планировать.
Не о чем больше думать.
Пустоту заполняло новое худшее воспоминание…
Мальчик-Который-Выжил-В-Отличие-От-Его-Лучшей-Подруги устало брёл в Большой зал по длинному гулкому коридору. Сил, чтобы думать, уже не осталось. Его разум периодически показывал ему образ Гермионы, идущей рядом, и добавлял к нему неоформленную в слова мысль вроде «Никогда больше этого не будет». А затем другая часть его разума начинала вопить «Нет!» и отчаянно кричать, что вернёт Гермиону назад. Но голос этой части звучал всё более устало, а первая казалась неутомимой. Ещё одна часть его разума упорно прокручивала в голове, что он наговорил профессору МакГонагалл и папе с мамой, хотя он всего лишь пытался убрать их из Хогвартса как можно скорее, а душевные силы на тот момент у него уже кончились. Будто он мог тогда собрать отсутствующие силы воли, и как-то добиться лучшего. Гарри понятия не имел, что теперь осталось от его отношений с родителями.
На пересечении коридоров он заметил юношу в чёрной мантии с зелёной каймой, который сидел и читал учебник. Это было идеальное место, чтобы перехватить того, кто идёт из медицинского блока в Большой зал.
На Гарри, конечно, была Мантия Невидимости, он надел её, выйдя из лазарета. Мантия обеспечивала защиту от почти всех видов магического обнаружения. Если кто-то пытался его найти и убить, не было смысла облегчать ему задачу. Гарри уже собрался пройти мимо и не тратить время, чтобы выяснить, что этот юноша здесь делает, но внезапно узнал сидящего.
И тут до Гарри дошло. Ну конечно, следовало ожидать, что среди учеников, оставшихся в школе на пасхальные каникулы, будет и …
— Ты ждал меня, — громко произнёс Гарри, не снимая Мантию.
Слизеринец вздрогнул и ударился головой о стену, учебник заклинаний для пятого курса выпал у него из рук. Затем он растерянно посмотрел вверх.
— Вы…
— Невидим. Да. Скажи, что собирался сказать.
Лесат Лестрейндж вскочил, вытянулся по стойке «смирно» и выпалил:
— Мой лорд, я правильно поступил?.. Я подумал, вам не понравится, если я вызовусь вам на помощь раньше всех остальных. Они могли бы заподозрить связь между нами… Я подумал, что, конечно, если бы вы захотели, чтобы я вам помог, вы бы обратились ко мне…
Поразительно, как много есть способов убить лучшего друга своей глупостью.
— Я… — Лесат поколебался и тихо спросил: — Я ошибся, да?
— Ты действовал так, как должен был, учитывая обстоятельства. Это я был идиотом.
— Простите, мой лорд, — прошептал Лесат.
— А если бы ты пошёл со мной, ты бы смог убить тролля? — это был неправильный вопрос, правильно было бы спросить себя, посчитал бы Гарри, что помощи Лесата будет достаточно и вылетел ли бы на шестьдесят секунд раньше, но всё же…
— Я… я не уверен, мой лорд… Другие слизеринцы не горят желанием упражняться в дуэльном мастерстве вместе со мной. И я не знаю жестов Смертельного проклятия… Должен ли я обучаться этим искусствам, чтобы лучше служить вам, мой лорд?
— Я по-прежнему настаиваю, что я не твой лорд, — сказал Гарри.
— Да, мой лорд.
— Хотя замечу, — продолжил Гарри, — и это ни в коей мере не приказ, а именно замечание, что каждый должен знать, как защитить себя, особенно ты. Уверен, что профессор Защиты поможет тебе из общих соображений, если ты его попросишь.
Лесат Лестрейндж поклонился:
— Да, мой лорд, я постараюсь исполнить ваш приказ, мой лорд.
Гарри мог бы пожаловаться на то, что его не так поняли, если бы его не поняли абсолютно правильно.
Лесат ушёл.
Гарри уставился в стену.
Он искренне полагал, что, потратив полдня на размышления, он составил полный список своих глупых ошибок.
Похоже, это было ещё одно проявление самоуверенности.
Мы понимаем, что мы сделали не так? — холодно осведомилась слизеринская сторона.
Да, — подумал Гарри.
Твои этические колебания даже не имеют смысла. Ты не обманываешь Лесата. Ты сделал именно то, что, как он полагает, ты сделал. Тебе не пришлось бы выдумывать оправдания, почему Лесат помогает тебе, ты мог бы просто сказать, что требуешь возмещения долга за спасение его от хулиганов, тому было шесть свидетелей. Гермиона погибла, потому что ты забыл об очень ценном ресурсе, а забыл о Лесате ты, потому что… Почему?
Потому что использование Лесата Лестрейнджа в качестве приспешника казалось чем-то «тёмнолордским»? — тихо предположил пуффендуец. — То есть… наверное, ответственность за это решение лежит в основном на мне…
Слизеринская сторона презрительно промолчала и показала образ мёртвой Гермионы.
Прекрати! — мысленно крикнул Гарри.
В следующий раз, — ледяным тоном отозвался слизеринец, — я предлагаю больше думать о том, что рационально и эффективно, и меньше беспокоится о том, что кажется «тёмнолордским».
Принято, — подумал Гарри. — Я так и сделаю.
Нет, не сделаешь, — ответил слизеринец. — Ты снова найдёшь оправдания своему жалкому малодушию. Ты начнёшь слушаться меня, только когда умрёт ещё один твой друг.
Гарри начинал беспокоиться о том, не сходит ли он с ума. Обычно его голоса в голове так себя не вели.
Мальчик-Который-Выжил
больно
Гарри Веррес одиноко брёл
очень
Гарри продолжал идти сквозь тишину коридоров.
* * *
— Как дела у мистера Поттера? — спросил профессор Квиррелл. Он выглядел напряжённо, но сложно было поверить, что это вызвано заботой о мальчике. Скорее профессор походил на человека, сидящего в засаде и рассчитывающего время для удара. Едва чета Грейнджеров покинула кабинет Минервы в сопровождении мадам Помфри, как профессор Защиты постучал в дверь, вошёл, не дожидаясь ответа, и заговорил, не дав Минерве сказать и слова. На краю сознания мелькнула мысль, не у профессора ли Защиты Гарри перенял эту невнимательность к чужой боли, когда мысли занимает что-то ещё, или же это просто свойственный детям недостаток, который человек, стоящий перед ней, почему-то не перерос.
— Мистер Поттер перестал охранять тело мисс Грейнджер, — сказала она, лишь отчасти сдерживая холодность, которую сейчас чувствовала к профессору Защиты. Минерва была уверена, что он не испытывает и толики её горя, этот человек вообще ни слова не сказал о Гермионе Грейнджер. Не ему требовать от неё… — Полагаю, он спустился к ужину.
— Я спрашиваю не о его физическом состоянии! Вы… Он… — профессор Квиррелл резко взмахнул рукой, словно пытаясь объяснить идею, для которой у него не хватало слов.
— Не совсем, — ответила она. Ещё тридцать секунд — и она прикажет профессору покинуть её кабинет.
Профессор Квиррелл начал мерить шагами её маленький кабинет.
— Мисс Грейнджер была единственным человеком, чьё мнение по-настоящему заботило мальчика. Теперь её нет, и всё, что сдерживало его безрассудство, исчезло. Теперь я это понимаю. Кто ещё остался? Мистер Лонгботтом? Мистер Поттер не считает его равным себе. Флитвик? Его гоблинская кровь будет лишь взывать о мести. Мистер Малфой, если его вернуть? И к чему это приведёт? Снейп? Ходячее бедствие. Дамблдор? Ха. Для катастрофы уже всё готово, нужно что-то изменить, нельзя, чтобы события развивались естественным путём. К кому прислушается мистер Поттер? Кто сможет сделать больше, чем просто поговорить с ним? Седрик Диггори учил его, но что он может посоветовать? Неизвестно. Мистер Поттер долго разговаривал с Ремусом Люпином. На него я обращал недостаточно внимания. Поймёт ли Люпин, что нужно сказать, что сделать, чем пожертвовать, чтобы изменить путь, которым движется мальчик? — профессор Квиррелл резко развернулся к Минерве. — Во время своего пребывания в Ордене Феникса Люпин утешал тех, кто был в печали, или был с теми, кто бросался действовать, сломя голову?
— Неплохая мысль, — медленно проговорила Минерва. — Насколько я знаю, во время учёбы в Хогвартсе мистер Люпин часто сдерживал порывы Джеймса Поттера.
— Джеймса Поттера, — прищурился профессор Квиррелл. — Мальчик не слишком похож на Джеймса Поттера. Уверены ли вы в успехе этого плана? Нет, это неверный вопрос, мы не обязаны ограничиваться одним планом. Уверены ли вы, что этого плана будет достаточно и нам не потребуются другие? Если поставить вопрос так, ответ очевиден. Если грядёт катастрофа, её следует предотвращать всеми возможными способами.
Профессор Защиты снова принялся расхаживать по её кабинету. Он доходил до одной стены, поворачивался на каблуках и двигался к другой.
— Мои извинения, профессор, — она не потрудилась сдержать резкость в голосе, — но у меня сегодня был тяжёлый день. Вы можете идти.
— Вы, — профессор Квиррелл развернулся, и она обнаружила, что смотрит прямо в его глаза ледяного голубого цвета. — Я бы сказал, что после смерти мисс Грейнджер вы самый подходящий человек, чтобы удержать мальчика от глупостей. Вы уже сделали всё, что могли? Конечно же, нет.
Как он смеет так говорить.
— Если вам больше нечего сказать, профессор, уходите.
— Ваши соратники уже вычислили, кто я на самом деле? — вопрос прозвучал обманчиво спокойно.
— Да. А теперь…
Чистая магия, чистая сила ворвалась в комнату, словно вспышка молнии, громом отозвалась в её ушах, оглушила все остальные органы чувств, смела бумаги с её стола — не наколдованным ветром, а одной лишь мощью магической энергии.
Сила утихла. Свидетельство о смерти Гермионы Грейнджер медленно опустилось на пол.
— Я — Дэвид Монро. Я сражался с Волдемортом, — всё также спокойно произнёс мужчина. — Выслушайте меня. Мальчик не должен оставаться в таком состоянии. Он станет опасным. Возможно, вы уже сделали всё, что могли. Но я считаю, что такое бывает крайне редко и гораздо чаще на словах, чем на деле. Подозреваю, что вы сделали не больше чем обычно. Я не могу по-настоящему понять, что заставляет людей вырываться за собственные границы, потому что у меня таковых никогда не было. Сталкиваясь с перспективой смерти, люди остаются удивительно пассивными. Боязнь публичного осмеяния или потери средств к существованию с большей вероятностью бросает людей в крайности и заставляет отказаться от привычного поведения. Во время войны Тёмный Лорд добивался отличных результатов, разумным образом используя проклятье Круциатус на своих слугах с Меткой, которые не могли избежать наказания, иначе как достигнув успеха — и не важно, насколько сильно они старались. Примерьте их образ мыслей на себя и задайте себе вопрос, действительно ли вы сделали всё, что вы могли, чтобы заставить Гарри Поттера свернуть с выбранного им курса.
— Я из Гриффиндора и меня не так легко запугать, — резко ответила она. — Вы в моём кабинете, и потому — не забывайте о вежливости!
— Я считаю, что страх — превосходная мотивация, и, кстати, сейчас мной движет именно страх. Сами-Знаете-Кто, при всей его чудовищности, всё-таки держался в определённых рамках. По моему профессиональному мнению сведущего волшебника, почти равного Дамблдору или Тому-Кого-Нельзя-Называть, мальчик может пополнить ряды тех, чьи ритуалы выбиты на надгробиях стран. Это не праздное беспокойство, МакГонагалл, слова, которые я слышал, вызывают самые мрачные предчувствия.
— Вы сошли с ума? Вы думаете, что мистер Поттер способен… Это абсурдно. Мистер Поттер никак не в состоянии…
Перед её мысленным взором возникла картинка стеклянного пятнышка на металлическом шаре.
— Мистер Поттер не станет делать ничего подобного!
— Для этого не нужен осознанный выбор. Волшебники редко стремятся к своей собственной гибели. Возможно, мистер Поттер не ударит вас по злому умыслу. Но ведь ему уже случалось задеть вас по небрежности, когда он шёл к своей цели? Повторяю ещё раз, у меня есть веские причины для самых мрачнейших опасений!
— Вы уже говорили об этом с директором? — медленно спросила она.
— Это будет более чем бесполезно. Дамблдор не способен достучаться до мальчика. К счастью, он достаточно умён, чтобы понимать это и не сделать всё ещё хуже. А у меня нет необходимого строения ума. Только вы… впрочем, как я понимаю, вы до сих пор ждёте, пока вас спасёт кто-то другой.
Профессор Защиты развернулся и побрёл к двери.
— Думаю, мне следует посоветоваться с Северусом Снейпом. Может, он и ходячее бедствие, но произошедшее ему знакомо и, возможно, он лучше понимает настроение мальчика. Что касается вас, мадам, представьте, что вы умираете и знаете, что Британия… впрочем, нет, что вам Британия? Представьте, что вы умираете, а стены Хогвартса вокруг вас поглощает тьма, и вы знаете, что ваши ученики умрут вместе с вами. И вы вспоминаете этот день и осознаёте, что сделали далеко не всё, что могли.
|
|
| Lady_Magbet | Дата: Понедельник, 25.11.2013, 13:54 | Сообщение # 283 |
Ночь темна перед рассветом…
Сообщений: 1088
| Спасибо за порцию вкусненького)
|
|
| Lord | Дата: Суббота, 30.11.2013, 05:55 | Сообщение # 284 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 93. Роли. Часть 4
Гарри зашёл в Большой зал, быстро осмотрелся, схватил какой-то еды, в которой было достаточно калорий, чтобы восстановить силы, вышел, снова надел Мантию и отыскал укромный уголок, чтобы поесть. Видеть учеников за столами было…
Отвращение при виде других людей — это плохой знак, — сказал пуффендуец. — Неразумно обвинять их в том, что у них не было возможности научиться тому же, чему научился ты. Бездействие в чрезвычайной ситуации не имеет ничего общего с эгоизмом. Это обычная инерция мышления, вспомни то крушение самолёта на Тенерифе, когда только несколько людей выбрались и спаслись, а остальные остались на своих местах, хотя самолет был уже буквально в огне. Вспомни, сколько времени тебе самому понадобилось, чтобы начать действовать.
Ненавидеть — бесполезно, — вторил гриффиндорец. — Это только повредит твоему человеколюбию.
Попробуй придумать методику обучения, которую можно будет использовать, чтобы такого больше никогда не случалось, — добавил когтевранец.
Я забегу вперёд и сделаю проверяемое предсказание, — сказал слизеринец. — Любые наши наблюдения всегда будут соответствовать гипотезе, что людей нельзя спасти, нельзя научить и что они никогда не помогут нам ни в чём важном. И да, нам нужно придумать какой-то способ подсчитывать все случаи, когда я оказываюсь прав.
Гарри не обращал внимания на голоса в голове и просто ел тосты, так быстро, как мог. Конечно, всё время так питаться было бы неправильно, но один раз ему не повредит, по крайней мере, если завтра он поест нормально.
Он как раз откусил ещё кусок, когда из ниоткуда возник сияющий серебряный феникс, который голосом усталого старика произнёс: «Гарри, пожалуйста, сними свою мантию, у меня для тебя письмо».
Гарри поперхнулся, проглотил кусок, который сначала попал не в то горло, встал, снял Мантию Невидимости и громко ответил: «Передай Дамблдору, что я понял», а затем уселся обратно и продолжил жевать свой тост.
Гарри как раз успел доесть, когда к его укрытию подошёл Альбус Дамблдор. Директор держал сложенные листы линованной бумаги — настоящей бумаги, а не пергамента, которым пользуются волшебники.
— Это… — начал Гарри.
— От твоих отца и матери, — ответил старый волшебник. Не говоря больше ни слова, Дамблдор протянул ему листки, и Гарри так же безмолвно их принял. Поколебавшись, старый волшебник тихо сказал:
— Профессор Защиты посоветовал мне повременить с беседами и, подумав, я пришёл к тому же выводу. Я всегда слишком поздно вспоминаю о том, что молчание — золото. Но если я ошибаюсь, тебе достаточно сказать лишь слово…
— Вы не ошибаетесь, — ответил Гарри.
Он посмотрел на сложенные листки, и у него скрутило живот. Именно так его тело выражало сильное пессимистическое предчувствие. Конечно, родители от него не откажутся, да и вообще они мало что могут ему сделать (хотя, как бы глупо это ни было в нынешних обстоятельствах, какая-то его часть глубоко внутри всё ещё боялась, что ему запретят смотреть телевизор). Но родители обычно считают детей нижестоящими в иерархии, а он вышел за пределы роли, исполнение которой от него ожидалось. Так что было бы глупо ожидать что-то, кроме злости, негодования и праведного гнева, если уж ты так повёл себя с теми, кто считает себя выше.
— Когда закончишь читать, — сказал директор, — я очень прошу тебя сразу же прийти в Большой зал. Там будет объявление, которое ты захочешь услышать.
— Меня не интересуют похороны…
— Нет. Речь не о том. Пожалуйста, Гарри, приходи, как только дочитаешь, и без своей Мантии. Придёшь?
— Да.
Старый волшебник ушёл.
Гарри пришлось сделать над собой усилие, чтобы открыть письмо. Самое важное — вывести из-под удара уязвимых друзей и близких. Возможно, это и банально, но пока у Гарри не было причин сомневаться в верности этого утверждения. Над испорченными отношениями можно поработать позже.
Первое письмо было написано не слишком разборчивым почерком:
Сынок!
Что бы ты там ни прочитал в книжках, но тебе нужны взрослые, которые могут помочь тебе в беде, и это гораздо важнее нашей безопасности. Ты решил, что мы бросим тебя из-за твоей «тёмной стороны», и не позволил нам ничего на это возразить. Призрак Шекспира свидетель, за последний год я увидел многое, что моей философии и не снилось — порой я задумываюсь, может, мама меня просто разыгрывает, и опека забрала тебя, когда я начал считать, что у тебя есть магические способности — так что я не могу отрицать возможность, что ты, и правда, сумел развить что-то вроде… Я не вполне уверен, как это следует называть, но термин «тёмная сторона» кажется преждевременным, пока мы не понимаем, что именно происходит. Ты точно уверен, что это не пробуждающийся талант к телепатии и ты не нахватался всего этого из сознаний других волшебников, которые тебя окружают? Их мысли вполне могут казаться злыми для ребенка, который вырос в более вменяемой цивилизации. Конечно, это всё беспочвенные спекуляции, но и тебе не стоит делать преждевременные выводы.
Вот две самых важных вещи, которые я должен тебе сказать. Во-первых, сынок, я нисколько не сомневаюсь, что ты сможешь оставаться на Светлой стороне Силы, пока ты этого хочешь, и также нисколько не сомневаюсь, что именно это ты и выберешь. Если какой-то злой дух нашёптывает тебе ужасные советы, просто не обращай на них внимания. Я считаю необходимым подчеркнуть, что ты должен быть особенно осторожен с этим злым духом и игнорировать его советы, даже если они покажутся тебе замечательными творческими идеями, и надеюсь, что не нужно специально напоминать тебе об Инциденте-на-Научной-Ярмарке. Впрочем, вынужден признать, что если тебе тогда пришлось бороться с демонической одержимостью, то произошедшее кажется более осмысленным.
Во-вторых, ты не должен бояться, что мама или я откажемся от тебя из-за твоей «тёмной стороны». Конечно, мы не ожидали, что у тебя появятся магические способности или что ты окажешься связан с чёрной магией, но мы были готовы к тому, что ты станешь подростком. А это, если посмотреть на всё с точки зрения твоего бедного отца, уже достаточный повод для волнения, когда речь идёт о ребёнке, который в девять лет стал причиной вызова сразу пяти пожарных машин.Дети взрослеют. Я не буду лгать, утверждая, что в двадцать лет мы будем так же близки тебе, как сейчас. Но для нас с мамой ты останешься таким же близким, даже когда мы станем старыми и седыми и будем докучать роботам-сиделкам. Дети взрослеют и отдаляются, а родители всегда следуют за ними, готовые дать полезный совет. Дети вырастают, их характер меняется, и они совершают поступки, которые не нравятся их родителям, ведут себя с родителями неуважительно и даже выставляют их из своих магических школ, но родители всё равно не перестают их любить. Так уж устроена Природа. Хотя на случай, если пубертатный период у тебя ещё не начался и твои подростковые годы окажутся ещё хуже, мы оставляем за собой право пересмотреть это мнение.
Не важно, что сейчас происходит, помни, мы тебя любим и всегда будем любить, что бы ни случилось. Не знаю, есть ли в этой любви какая-то магическая сила, но если есть, не стесняйся к ней обращаться.
Учитывая всё вышесказанное… Гарри, то, что ты сделал, неприемлемо. Думаю, ты и сам это осознаёшь. Но я понимаю и то, что сейчас не время тебя по этому поводу отчитывать. Тем не менее ты должен писать нам и рассказывать, что происходит. Я прекрасно понимаю, почему ты потребовал, чтобы мы сразу же покинули твою школу, и знаю, что мы не можем тебя ни к чему принуждать, но пожалуйста, Гарри, будь благоразумен и пойми, насколько мы сейчас перепуганы.
Я бы хотел сказать, что строго запрещаю тебе использовать любую магию, которую взрослые в твоей школе считают хотя бы слегка небезопасной, но, насколько мне известно, ваши учителя каждый понедельник проводят для всех желающих уроки высшей некромантии. Пожалуйста, пожалуйста, будь настолько осторожен, насколько только позволяет твоё положение, каким бы оно ни было. Несмотря на твои очень поспешные и краткие объяснения, мы понятия не имеем, что с тобой сейчас происходит, так что надеюсь, что ты напишешь всё, что сможешь. Понятно, что ты взрослеешь, по крайней мере в некотором роде, так что я постараюсь не вести себя, как типичный родитель из детских книжек, который делает всё только хуже — но я надеюсь, что ты понимаешь, насколько это сложно — тем более, что твоя мама рассказала мне много пугающего по поводу того, как волшебное сообщество сохраняет тайну о себе, и что я могу навлечь на тебя неприятности, если начну поднимать шум. Я не могу сказать тебе не лезть ни во что опасное, потому что сама ваша школа полна опасностей, а ваш директор не позволит тебе уехать. И я не могу советовать тебе не брать на себя ответственность за то, что происходит вокруг, ведь, насколько я понимаю, под угрозой и другие дети. Но помни, ты не обязан защищать каких бы то ни было взрослых, это они должны тебя защищать, и любой хороший взрослый с этим согласится. Пожалуйста, напиши нам подробное письмо, как только сможешь.
Мы оба отчаянно хотим тебе помочь. Если мы можем хоть что-то для тебя сделать, пожалуйста, сразу же сообщи. С нами не может случиться ничего хуже, чем если мы узнаем, что что-то случилось с тобой.
С любовью, папа.
На другом листке было написано только:
Ты обещал мне, что не позволишь магии нас разлучить. А мальчик, которого воспитывала я, не станет нарушать данное маме обещание. Ты должен вернуться невредимым, потому что ты обещал.
С любовью, мама.
Гарри медленно убрал письма и пошёл в Большой зал. Руки у него тряслись, всё тело дрожало, и ему приходилось всеми силами сдерживаться, чтобы не заплакать. Он точно знал, что плакать нельзя. За весь этот день он ни разу не заплакал. И не заплачет. Плакать — значит признать своё поражение. Но ничего ещё не кончено. Поэтому он не заплачет.
* * *
В тот вечер в Большом зале подали очень простой ужин — тосты с маслом и джемом, вода и апельсиновый сок, овсянка, другая простая пища и никакого десерта. Некоторые ученики надели скромные чёрные мантии, без цветов своих факультетов. Другие остались в обычных. Это могло бы стать причиной для споров, но вместо этого стояла тишина, слышно было только, как все едят. Для спора нужны две стороны, но этим вечером одна из сторон была совершенно не заинтересована в дискуссиях.
Заместительница директора Минерва МакГонагалл сидела за преподавательским столом и ничего не ела. Хотя и стоило бы. Возможно, позже она поест. Но сейчас она просто не могла себя заставить.
Для гриффиндорца был только один путь. Минерва вспомнила об этом почти сразу, когда после предупреждения профессора Защиты в её голове так и не появилось никаких умных планов. Это было не по-гриффиндорски — хотя, возможно, ей не следовало так обобщать, ведь Альбус пробовал себя в плетении интриг… Но всё же, оглядываясь назад, она понимала, что в тяжёлые минуты не оставалось места ни для интриг, ни для игр и умных ходов. И Альбус Дамблдор, и она сама в чрезвычайных ситуациях следовали правилу: реши, что правильно, и делай, невзирая на цену, которую придётся заплатить. Даже если для этого понадобится вырваться за собственные границы, изменить свою роль или вовсе отказаться от привычного представления о себе. Гриффиндорец не может иначе.
Она заметила, как через боковой вход тихо проскользнул Гарри Поттер.
Пора.
Профессор Минерва МакГонагалл поднялась со стула, поправила шляпу и медленно подошла к кафедре перед преподавательским столом.
Все и без того приглушённые звуки, наполнявшие Большой Зал, окончательно стихли, а все ученики посмотрели на неё.
— Итак, вы все уже слышали, — сказала она нетвёрдым голосом, что Гермиона Грейнджер погибла. Этих слов она вслух не произнесла, все и так уже это знали. — Каким-то образом в замок Хогвартс пробрался тролль, и наши древние охранные чары на это не отреагировали. Каким-то образом этот тролль сумел покалечить ученицу, и чары молчали до самого момента её гибели. Чтобы понять, как такое могло произойти, будет проведено расследование. Попечительский Совет соберётся и решит, как ответит Хогвартс. В должное время правосудие свершится. Между тем, у нас есть ещё одно дело, связанное с правосудием, и с ним нужно разобраться незамедлительно. Джордж Уизли, Фред Уизли, пожалуйста, подойдите сюда, чтобы все вас видели.
Близнецы Уизли, сидевшие за гриффиндорским столом, обменялись взглядами, а потом встали и медленно, с неохотой двинулись к ней. Минерва осознала: они думают, что их сейчас исключат.
Они искренне думают, что она их исключит.
Вот что натворил образ профессора МакГонагалл, который жил у неё в голове.
Близнецы Уизли дошли до кафедры. Они смотрели на неё испуганно, но решительно, и Минерва почувствовала, что трещина в её сердце стала ещё глубже.
— Я не собираюсь вас исключать, — сказала она, и удивлённое выражение на их лицах опечалило её ещё сильнее. — Фред Уизли, Джордж Уизли, повернитесь к своим одноклассникам, пусть они вас увидят.
Всё с тем же удивлённым видом близнецы подчинились.
Она собрала всю свою волю в кулак и сказала то, что правильно.
— Мне стыдно, — сказала Минерва МакГонагалл, — за то, что случилось сегодня. Мне стыдно, что вас таких оказалось только двое. Стыдно за то, во что я превратила Гриффиндор. Из всех факультетов именно Гриффиндор должен был отозваться, когда Гермиона Грейнджер оказалась в беде, когда Гарри Поттер искал смельчаков, готовых ему помочь. Семикурсник действительно смог бы сдержать горного тролля во время поисков мисс Грейнджер. И вы должны были верить, что декан факультета Гриффиндор, — её голос надломился, — поверит в вас, если вы ослушаетесь, чтобы сделать то, что правильно, в ситуации, которую она не предусмотрела. Но вы в это не поверили, потому что из-за меня у вас не было причин в это верить. Я не верила в вас. Я не верила в добродетели Гриффиндора. Я пыталась выбить из вас своеволие вместо того, чтобы добавить к вашей смелости мудрость. Не знаю, что такого Распределяющая шляпа во мне нашла, отправив в Гриффиндор, но я это предала Я подала прошение об отставке с постов заместителя директора и декана факультета Гриффиндор.
* * *
Многие в зале — причём не только сидящие за гриффиндорским столом — вскрикнули от потрясения. У Гарри замерло сердце. Нужно было выбежать вперёд, что-то сказать, он ведь не этого хотел…
* * *
Минерва сделала ещё один глубокий вдох и продолжила:
— Однако директор отказался принять мою отставку. Поэтому я продолжу свою службу и постараюсь исправить содеянное. Так или иначе я должна найти способ научить своих учеников делать то, что правильно. Не то, что безопасно, не то, что легко, не то, что кто-то сказал сделать. Если я могу научить вас лишь сдавать сочинения в срок, то факультету Гриффиндор незачем существовать. Новая дорога будет гораздо тяжелее для меня, а, возможно, для всех нас. Но теперь я понимаю, что раньше всего лишь выбирала лёгкий путь.
Она спустилась с кафедры и подошла к близнецам Уизли.
— Фред Уизли, Джордж Уизли, — сказала она. — Вы оба не всегда поступаете правильно. Вопиющее и бессмысленное сопротивление старшим — это не самый мудрый путь. Тем не менее, сегодня вы доказали, что вы — единственные, кто остался верен духу факультета, несмотря на мои ошибки. Невзирая на угрозу исключения и риск для жизни, вы вступили в бой с горным троллем, потому что считали, что это правильно. За вашу выдающуюся храбрость, которая делает честь вашему факультету, я присуждаю каждому из вас двести баллов для Гриффиндора.
На их лицах снова отразилось удивление, и её сердце опять будто пронзили ножом. Она повернулась к остальным ученикам.
— Я не буду присуждать баллы Когтеврану, — сказала она. — Полагаю, мистер Поттер этого не захочет. Если же я ошибаюсь, он может меня поправить и получить для своего факультета столько баллов, сколько сочтёт нужным. Но, если это хоть чего-то стоит, мистер Поттер, я… — её голос снова дрогнул, — я сожалею…
* * *
— Перестаньте! — закричал Гарри. — Перестаньте, — слова застревали у него в горле. — Не надо, профессор, — переживания переполняли его и, казалось, разрывали на части. — И ещё, ещё не забудьте Сьюзен Боунс и Рона Уизли — они тоже помогали, им тоже нужно дать баллы…
— Мисс Боунс и младший Уизли? — переспросила профессор МакГонагалл, — Рубеус ничего о них не говорил… что они сделали?
— Мисс Боунс пыталась оглушить мистера Хагрида, когда он хотел меня остановить, а мистер Уизли выстрелил в Невилла заклинанием, когда Невилл пытался меня остановить. Они оба должны получить баллы и… и Невилл тоже, — до этого Гарри не задумывался, как сейчас, должно быть, чувствует себя Невилл, но теперь понял, что нужно сказать, — потому что Невилл попытался сделать хоть что-то, пусть это и было неправильно, ведь поступать правильно — это уже следующий урок, сначала надо научиться вообще хоть что-то делать…
— Десять баллов Пуффендую, мисс Боунс, — сказала профессор МакГонагалл дрогнувшим голосом, — и десять баллов Гриффиндору, Рон Уизли. Ваша семья сегодня покрыла себя славой. И десять баллов Пуффендую за Невилла Лонгботтома, который пытался остановить мистера Поттера, потому что считал, что так будет правильно…
— Не надо! — раздался и тут же оборвался детский выкрик из-за пуффендуйского стола.
Гарри быстро посмотрел туда, а потом снова на профессора МакГонагалл и как можно спокойнее сказал:
— Вообще-то, Невилл прав, нельзя, чтобы награда за правильные действия ничем не отличалась, это тоже будет неверным уроком. Но Невилл был на полпути к верному решению, поэтому пять баллов вполне подойдут.
Профессор МакГонагалл поглядела на него так, словно не знала, что и сказать, но тут же перевела взгляд на Невилла:
— Как пожелаете, мистер Поттер. Что такое, мисс Боунс?
Гарри обернулся и увидел, как Сьюзен Боунс вышла вперёд, вытирая глаза, и сказала:
— Профессор МакГонагалл, на самом деле… генерал Поттер этого не видел, он уже убежал… но помешать мистеру Хагриду пытались не только я и капитан Уизли. Потом старшекурсники нас остановили, но на какую-то минуту нам удалось задержать мистера Хагрида, и генерал Поттер смог убежать.
— Нужно и им дать баллы, — сказал Рон Уизли из-за гриффиндорского стола. — Или я отказываюсь от своих.
— Кто ещё? — спросила профессор МакГонагалл немного нетвёрдым голосом.
Поднялись ещё семеро учеников.
Так что там наш слизеринец говорил насчёт того, что ничего у нас никогда не получится? — спросил внутренний пуффендуец.
Внутри у Гарри что-то треснуло, и ему пришлось приложить все свои силы, чтобы собрать себя воедино.
* * *
Когда всё было сказано и сделано, она подошла к Гарри Поттеру. Хотя Минерва была и не слишком сильна в невербальной магии, она набросила вокруг них скрывающую завесу. Второе невербальное заклинание приглушило звуки их разговора.
— Вам, вам не надо было… — Гарри Поттер едва не задыхался, — вы не должны были говорить… П-профессор, всё, что я наговорил, было жестоко, отвратительно, неправильно…
— Я понимаю, Гарри, — ответила она. — Но всё равно жаль, что я так вела себя.
В груди появилась какая-то лёгкость, наверное, такое ощущение испытывает человек, который сделал шаг со скалы, когда его ногам уже не нужно его держать. Она ещё не знала, что будет делать и получится ли у неё, но впервые почувствовала, что, возможно, замок не превратится в печальное подобие самого себя, когда она станет директором Хогвартса.
Гарри посмотрел на неё. Из его горла вырвался странный звук, и мальчик закрыл лицо руками.
Минерва встала на колени и обняла его. Может быть, это было ошибкой, но, возможно, это было правильно, и она не позволила неуверенности себя остановить. Теперь она сама начала учиться гриффиндорской смелости и потом сможет обучить ей других.
— Когда-то у меня была сестра, — прошептала она. Только это и больше ничего.
* * *
Просто, чтобы убедиться, — уточнила какая-то часть Гарри, пока он рыдал в объятиях профессора МакГонагалл, — ведь это не значит, что мы смирились со смертью Гермионы, так ведь?
НЕТ, — единодушно ответило в нём всё остальное, все части его сознания: и тёплая, и холодная, и самая тайная, сделанная из стали. — Никогда и ни за что.
* * *
А старый волшебник, для которого завеса Минервы ничего не значила, смотрел на них: ведьму и плачущего маленького волшебника. Альбус Дамблдор улыбался, и в глазах его отражалась странная грусть, как будто бы он ещё на шаг приблизился к давно предначертанной цели.
* * *
Профессор Защиты смотрел на женщину и плачущего мальчика очень холодным оценивающим взглядом.
Он не думал, что этого окажется достаточно.
* * *
И лишь на следующее утро обнаружилось, что тело Гермионы Грейнджер исчезло.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 04:57 | Сообщение # 285 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 94. Роли. Часть 5
Встреча первая:
17 апреля 1992 года в 6:07 для обитателей замка Хогвартс Солнце едва поднялось над горизонтом. Оно проникло в спальню первокурсников Когтеврана и озарило её мягкими красновато-оранжевыми оттенками рассвета, чуть изменёнными белой тканью, закрывавшей окна. Впрочем, пока этого света было недостаточно, чтобы разбудить мальчиков, привыкших к зимнему режиму.
На одной из кроватей сном обессилевшего человека спал Гарри Поттер.
Бесшумно открылась дверь.
Вошедший тихо пересёк комнату.
Подошёл к кровати Гарри Поттера.
И тронул спящего мальчика за плечо. Тот вздрогнул и вскрикнул.
Но остальные мальчики его не услышали.
— Мистер Поттер, — пропищал маленький человечек, — директор просит вас немедленно явиться к нему.
Мальчик медленно сел на кровати, его руки начали искать что-то под покрывалом. Он ожидал, что, проснувшись этим утром, будет чувствовать себя гораздо хуже. Казалось как-то… неправильно, что его мозг всё так же работает, что сам он в состоянии мыслить, что не проплакал в изнеможении по меньшей мере неделю. Мальчик знал, что подобная реакция была невозможна с точки зрения адаптивного механизма, мозг не мог эволюционировать таким образом. Его тёмная сторона уж точно не стала бы отключаться и рыдать. Но всё равно было что-то неправильное в том, что этим утром он жив и в состоянии здраво мыслить.
Но его решение вернуть Гермиону Грейнджер к жизни казалось… достаточным. Словно он уже занят правильным делом, свернул на верный путь. Он её вернёт, вот и всё. Печаль уйдёт. Не нужно больше ничего решать, не осталось неопределённости и противоречий, чтобы терзать себя, и больше не нужно вспоминать то, что он видел…
— Я переоденусь, — сказал Гарри.
Профессор Флитвик, казалось, немного смутился:
— Директор особо указал, что вас следует доставить в его кабинет без промедления, мистер Поттер. Прошу прощения.
Меньше чем через минуту — профессор Флитвик послал его напрямую в кабинет директора через внутреннюю каминную сеть Хогвартса — Гарри, по-прежнему в пижаме, оказался перед Альбусом Дамблдором. Ещё одно кресло занимала заместитель директора, а посреди загадочных устройств притаился профессор зельеварения, который как раз широко зевнул, когда Гарри вышел из камина.
— Гарри, — без предисловий начал директор, — прежде чем я скажу то, что должен сказать, я повторю, что Гермиона Грейнджер на самом деле умерла. Охранные чары зафиксировали это и известили меня. Сами камни поведали, что умерла волшебница. Я проверил её тело прямо на месте, и это были действительно останки Гермионы Грейнджер, не кукла или что-то подобное. Волшебники не знают ни одного способа, который мог бы отменить смерть. И всё же останки Гермионы Грейнджер исчезли из комнаты, куда их поместили и где ты их охранял. Гарри Поттер, их забрал ты?
— Нет, — прищурившись, ответил Гарри. Он бросил взгляд в сторону Северуса и заметил, что тот сосредоточенно за ним наблюдает.
Директор тоже смотрел пристально, но не враждебно.
— Тело Гермионы Грейнджер сейчас у тебя?
— Нет.
— Ты знаешь, где оно?
— Нет.
— Ты знаешь, кто забрал его?
— Нет, — ответил Гарри. Затем, поколебавшись, добавил: — Если не считать очевидных вероятностных предположений, которые не основаны на каких-то особых имеющихся у меня данных.
Старый волшебник кивнул.
— Ты знаешь, зачем его забрали?
— Нет. Если не считать очевидных предположений и так далее.
— И что это за предположения? — старый волшебник не сводил с него глаз.
— Если враг заметил, как вы во время уроков бегали советоваться к близнецам Уизли после ареста Гермионы, и узнал про карту, которая, по вашим словам, похищена, то он мог заинтересоваться, зачем я охраняю тело Гермионы Грейнджер. Моя очередь. Это вы организовали убийство Гермионы в надежде, что я верну деньги, отданные Люциусу?
— Что? — воскликнула профессор МакГонагалл.
— Нет, — ответил старый волшебник.
— Вы знали, или подозревали, что Гермиона погибнет?
— Я не знал. Что же до подозрений, то я сделал всё, что мог, для её защиты от Волдеморта. Я не желал её смерти, не способствовал ей и не планировал получить от неё выгоду, Гарри Поттер. А теперь покажи мне свой кошель.
— Он в моём сунду… — начал Гарри.
— Северус, — сказал старый волшебник, и профессор зельеварения шагнул вперёд. — Проверь сундук тоже, каждое отделение.
— На моём сундуке охранные чары.
Северус Снейп невесело усмехнулся и шагнул в зелёное пламя.
Дамблдор достал свою тёмно-серую палочку и начал водить ей около головы Гарри, словно магл с металлодетектором, но, не дойдя до шеи, остановился.
— Камень в твоём кольце, — сказал Дамблдор. — Раньше это был бриллиант чистой воды. А теперь он коричневый, цвета глаз Гермионы Грейнджер и её волос.
В комнате повисло внезапное напряжение.
— Это камень моего отца, — ответил Гарри. — Трансфигурированный так же, как раньше. Я просто сделал его таким в память о Гермионе…
— Я должен убедиться. Сними кольцо, Гарри, и положи его на мой стол.
Гарри медленно вынул камень из кольца и положил его на стол, а само кольцо на противоположный край стола.
Дамблдор направил палочку на камень и…
Из-за стремительного расширения большой, бесформенный серый камень подпрыгнул вверх, ударился о невидимый барьер в воздухе и с грохотом упал на директорский стол.
— Мне придётся потратить ещё полчаса, чтобы трансфигурировать его обратно, — бесстрастно сказал Гарри.
Дамблдор продолжил осмотр. Гарри пришлось снять левый тапок и кольцо, которое он носил на пальце ноги — экстренный портключ на случай, если кто-то его похитит и заберёт из-под защиты чар Хогвартса (и при этом не наложит чар против аппарации, портключей, фениксов и временных петель, что, как предупредил Гарри Северус, без сомнения, сделает любой Пожиратель Смерти внутреннего круга). Дамблдор удостоверился, что магия, исходящая от кольца, на самом деле является магией портключа, а не следом трансфигурации. В остальном Гарри был чист.
Вскоре после этого учитель зельеварения вернулся с кошелём Гарри и с несколькими другими магическими вещами, которые хранились у Гарри в сундуке, и директор проверил их тоже, одну за другой, включая все предметы, оставшиеся в наборе целителя.
Наконец проверка закончилась.
— Теперь я могу идти? — Гарри вложил в голос всю возможную холодность. Мальчик взял кошель и начал скармливать ему серый камень. Пустое кольцо он снова надел на палец.
Старый волшебник вздохнул и спрятал свою палочку обратно в рукав.
— Я прошу прощения, — сказал он. — Мне нужно было знать. Гарри… похоже, Тёмный Лорд похитил останки Гермионы Грейнджер. Мне сложно представить, что с ними можно сделать, кроме как обратить в инфернала и использовать против тебя. Северус даст тебе несколько зелий — держи их при себе. Будь настороже и приготовься к тому, что однажды тебе придётся сделать то, что должно.
— У инфернала будет разум Гермионы?
— Нет…
— Тогда это будет не она. Я могу идти? Я хочу наконец переодеться.
— Есть ещё кое-что, но я буду краток. Чары Хогвартса свидетельствуют, что ни одно постороннее существо не входило в замок, а также, что Гермиону Грейнджер убил профессор Защиты.
— Хм, — сказал Гарри.
Мысль 1: Но я же видел, как Гермиону убил тролль.
Мысль 2: Профессор Квиррелл изменил мне память и обставил место происшествия так, как оно выглядело, когда Дамблдор прибыл.
Мысль 3: Профессор Квиррелл не мог этого сделать, его магия не может взаимодействовать с моей. Я наблюдал это в Азкабане…
Мысль 4: Я могу доверять этим воспоминаниям?
Мысль 5: В Азкабане точно случилось какое-то фиаско, нам бы не понадобилась ракета, если бы профессор Квиррелл не потерял сознание, а с чего бы ему терять сознание, если…
Мысль 6: А был ли я вообще в Азкабане?
Мысль 7: У меня определённо был опыт управления дементорами до того, как я напугал дементора в Визенгамоте. А об этом писали в газетах.
Мысль 8: Правильно ли я помню, что было в газетах?
— Хм, — снова сказал Гарри. — Это заклинание определённо следует отнести к Непростительным. Вы считаете, что профессор Квиррелл мог подделать мои воспоминания?..
— Нет. Я вернулся назад во времени и установил некоторые инструменты, чтобы записать последнюю битву Гермионы, ибо не в силах был наблюдать её лично, — старый волшебник сильно помрачнел. — Твоя догадка оказалась верна, Гарри Поттер. Волдеморт испортил всё, что мы дали Гермионе для защиты. Метла осталась неподвижна в её руках. Мантия-невидимка не скрывала её. Солнечный свет не причинял троллю вреда. Это была не блуждающая тварь, но оружие — нацеленное и безупречное. И Гермиону убил именно тролль, и при этом использовалась лишь физическая сила, так что мои чары и ловушки для обнаружения враждебной магии оказались бесполезны. Тогда как пути Гермионы и профессора Защиты совсем не пересекались.
Гарри сглотнул, закрыл глаза и задумался.
— Получается, это попытка подставить профессора Квиррелла. Так или иначе. Похоже, это modus operandi врага. Тролль съедает Гермиону Грейнджер, а проверим чары — о, да, действительно, это дело рук профессора Защиты, как и в прошлом году… нет. Нет, это не может быть правдой.
— Почему, мистер Поттер? — спросил профессор зельеварения. — Мне кажется достаточно очевидным…
— В этом-то и проблема.
Враг умён.
Остатки сна постепенно выветривались из головы, и теперь, после полноценного ночного отдыха, мозг Гарри замечал то, что не было очевидно вчера.
В литературе… обычно не принято, чтобы враг следил за каждым твоим шагом, выводил из строя магические предметы, которыми тебя снабдили, а затем отправлял за тобой тролля, неизвестным образом делая его необнаружимым, так что даже постфактум никто не мог определить, как именно это было устроено, и получалось, что с таким же успехом ты мог бы и не защищаться вовсе. В книгах обычно в центре внимания находятся главные персонажи. Если враг спланированными действиями незаметно от читателя сведёт на нет всю работу протагониста, получится diabolis ex machina, а это плохо с точки зрения драматургии.
Но в настоящей жизни враг будет считать главным героем себя, и он тоже будет умён и будет думать наперёд, даже если ты об этом не знаешь. Вот почему всё происходящее выглядит таким несвязным, состоящим из разрозненных событий, которые ты не можешь понять и которые из-за этого кажутся необъяснимыми. Что чувствовал Люциус, когда Гарри угрожал Дамблдору разрушить Азкабан? Что чувствовали авроры над Азкабаном при виде метлы, взлетающей на огненном факеле?
Враг умён.
— Враг прекрасно знал, что вы захотите проверить, что на самом деле произошло с Гермионой, и вернётесь назад во времени. Тем более, что сам факт проникновения тролля в Хогвартс говорит, что кто-то может одурачить охранные чары, — Гарри закрыл глаза и задумался ещё глубже, пытаясь поставить себя на место врага. Зачем он или его тёмная сторона так бы поступили? — Мы должны были прийти к выводу, что враг контролирует то, что сообщают охранные чары. Однако на самом деле враг испытывает с этим определённую сложность или, быть может, в состоянии контролировать их лишь при определённых условиях. Он пытается создать ложное впечатление всемогущества. — Я бы так и поступил. — Впоследствии, гипотетически, чары покажут, что профессор Синистра убивает кого-то. Мы подумаем, что чары снова обмануты, а на самом деле профессор Синистра подверглась легилеменции, и чары сказали правду.
— Если только Тёмный Лорд не рассчитывает, что мы сделаем именно такой вывод, — Северус Снейп нахмурил брови. — В этом случае, он действительно контролирует охранные чары, а профессор Синистра будет невиновна.
— Тёмный Лорд правда использует планы с таким уровнем вложенн…
— Да, — хором ответили Дамблдор и Северус.
Гарри рассеянно кивнул.
— Тогда это может быть ловушка, устроенная с целью либо заставить нас верить охранным чарам, когда они лгут, либо думать, что чары лгут, тогда как они правдивы, в зависимости от уровня мышления, которого ожидает от нас враг. Но если враг хочет заставить нас верить чарам… но мы бы и так им верили, если бы у нас не появилась причина им не доверять. Поэтому нет смысла подставлять профессора Квиррелла, чтобы мы подумали то, что должны подумать, просто чтобы мы поверили в план с дополнительной вложе..
— Не совсем, — перебил его Дамблдор. — Если Волдеморт подчинил себе охранные чары не полностью, то они должны были счесть, что происходящее — дело рук кого-то из профессоров. Иначе чары подняли бы тревогу при ранении мисс Грейнджер, а не ждали бы её смерти.
Гарри потёр лоб под чёлкой.
Ладно, тогда самый важный вопрос. Если враг настолько умён, какого чёрта я до сих пор жив? Действительно ли настолько сложно отравить человека, потому что заклинания, зелья, безоары вылечат буквально от всего, что можно подсыпать в завтрак? Зафиксируют ли это охранные чары, отследят ли они магию убийцы?
Может, мой шрам содержит фрагмент души, который удерживает Тёмного Лорда в этом мире, и поэтому он не хочет убивать меня? Вместо этого он пытается лишить меня друзей, чтобы ослабить мой дух, а затем захватить моё тело? Это объясняло бы парселтангство. Возможно, Распределяющая шляпа не в состоянии обнаружить эту самую «филактерию лича». Очевидная нестыковка номер один: предполагается, что Тёмный Лорд создал свою «филактерию» в 1943 году, убив как-там-её-звали и подставив мистера Хагрида. Очевидная нестыковка номер два: такой штуки, как душа, не существует.
Хотя Дамблдор также предположил, что моя кровь — ключевой ингредиент в ритуале, который вернёт Тёмному Лорду всю его силу. А в этом случае я должен оставаться в живых до ритуала… Теперь эта мысль радует.
— Ладно, — сказал Гарри. — Я уверен в одном.
— И в чём же?
— Невилла нужно забрать из Хогвартса немедленно. Он очевидная следующая мишень, а ни один первокурсник не переживёт нападение такого уровня. Нам повезло, что Невилла не убили вчера вечером. Враг не обязан ждать, пока закончится траур, чтобы сделать следующий ход.
Почему враг не ударил, когда мы не были готовы?
Дамблдор обменялся взглядами с Северусом, затем с МакГонагалл, чьё лицо вдруг стало непроницаемым.
— Гарри, — сказал старый волшебник, — если ты сам избавишься от всех друзей, это будет то же самое, как если бы Волдеморт…
— Я прекрасно обойдусь без Невилла пару месяцев. Тем более, вряд ли вы планировали заставить моих друзей остаться здесь на лето. И вообще, это совершенно недостаточное оправдание, чтобы позволить его убить! Профессор МакГонагалл…
— Я полностью согласна, — сказала волшебница из Шотландии. — Я в высшей степени согласна. Я согласна до такой степени, что… У меня просто нет слов, чтобы описать, Альбус, насколько…
— Настолько, что вы вытащите его отсюда сами, невзирая на чьё-либо мнение, потому что, если Невилл погибнет, слова, что вы просто выполняли приказы, не будут оправданием? — вставил Гарри.
Профессор МакГонагалл на мгновение закрыла глаза.
— Да, но определённо должен быть какой-то способ вести себя ответственно, не угрожая самоуправством.
Директор вздохнул.
— В этом нет нужды. Действуйте, Минерва.
— Подождите, — остановил зельевар профессора МакГонагалл, которая уже поторопилась взять пригоршню дымолётного порошка из вазы у камина. — Не стоит привлекать внимание к мальчику, как директор уже привлёк внимание к близнецам Уизли. Думаю, будет разумнее, если мистера Лонгботтома заберёт из Хогвартса его бабушка. Пусть пока он побудет в своей гостиной — судя по всему, Тёмный Лорд ещё не готов действовать настолько открыто.
Последовал очередной долгий обмен взглядами между ними четырьмя, наконец Гарри, а затем и профессор МакГонагалл кивнули.
— В таком случае, — сказал Гарри, — я уверен ещё в одном.
— И в чём? — спросил Дамблдор.
— Мне очень нужно посетить уборную и переодеться.
* * *
— Кстати, — сказал Гарри, когда они с директором перенеслись через камин в пустой кабинет декана Когтеврана. — Я хочу задать лично вам один последний маленький вопрос. Меч, который близнецы Уизли вытащили из Распределяющей шляпы — это меч Гриффиндора, так?
Старый волшебник повернулся и спокойно посмотрел на мальчика.
— Почему ты так подумал, Гарри?
— Шляпа крикнула «Гриффиндор!» перед тем как выдать его, у меча было рубиновое навершие и золотые буквы на клинке, надпись на латыни: «Ничего лучше». Просто предположил.
— «Nihil supernum», — сказал старый волшебник. — Смысл не совсем такой.
Гарри кивнул.
— М-м, и что вы с ним сделали?
— Я подобрал его там, куда он упал, и поместил в надёжное место, — старый волшебник строго посмотрел на Гарри. — Надеюсь, ты не желаешь заполучить его, юный когтевранец.
— Вовсе нет, просто хотел убедиться, что вы не пытаетесь навсегда утаить его от законных владельцев. То есть, получается, близнецы Уизли — Наследник Гриффиндора?
— Наследник Гриффиндора? — удивлённо переспросил Дамблдор. Затем он улыбнулся, и его голубые глаза ярко блеснули. — О, Гарри, Салазар Слизерин мог устроить Тайную Комнату в Хогвартсе, но Годрик Гриффиндор не был склонен к таким чудачествам. Мы знаем лишь, что Годрик оставил свой Меч для защиты Хогвартса, на случай, если достойный ученик когда-либо столкнётся с врагом, которого не сможет победить сам.
— Ваши слова не означают «нет». Не думайте, что я не заметил, что вы не сказали «нет».
— Я не жил в те времена, Гарри, и не знаю всего, что Годрик Гриффиндор мог сделать и чего не мог…
— Можете ли вы присвоить субъективную вероятность в пятьдесят процентов и выше возможности, что существует нечто вроде Наследника Гриффиндора и один или оба близнеца Уизли являются им. «Да» или «нет», уклонение от ответа тоже будет означать «да». Вам не удастся отвлечь меня, не важно, насколько сильно мне нужно в уборную.
Старый волшебник вздохнул.
— Да, Фред и Джордж Уизли — Наследник Гриффиндора. Пожалуйста, не говори им об этом, по крайней мере, пока.
Гарри кивнул.
— Я удивлён, — сказал он. — Я немного читал о жизни Годрика Гриффиндора. Близнецы Уизли… ну, они классные во многих смыслах, но они не слишком похожи на Годрика из исторических хроник.
— Только очень самодовольный и тщеславный человек, — спокойно ответил Дамблдор, поворачиваясь к камину, где уже ревело зелёное пламя, — будет считать, что его наследник должен быть похож на него самого, а не на того, кем он хотел бы быть.
Директор шагнул в зелёное пламя и исчез.
* * *
Встреча вторая (в маленьком укромном уголке рядом с гостиной Пуффендуя):
Вокруг не было ни души. Невилл Лонгботтом разговаривал с пустотой, и на его лице было написано страдание.
— Я серьёзно, — ответила ему пустота. — Я надел мантию-невидимку с экстра-защитой от обнаружения только для того, чтобы пройти по коридорам, потому что я не хочу, чтобы меня убили. Мои родители сразу же забрали бы меня из школы, если бы директор им позволил. Невилл, свалить из Хогвартса — это здравый смысл, и это никак не связано с…
— Я предал тебя, генерал, — сказал Невилл, его голос звучал так глухо, как только может получиться у обычного одиннадцатилетнего мальчика. — Причём даже не в стиле Хаоса. Я подчинился старшим и попытался заставить подчиниться и тебя. Ты же примерно так говорил Легиону Хаоса — солдат, который может лишь выполнять приказы, бесполезен?
— Невилл, — решительно сказала пустота. Невилл почувствовал на своих плечах руки, обёрнутые тонкой тканью, и голос приблизился. — Ты не подчинялся начальству слепо, ты пытался защитить меня. Это правда, в нашем хаотичном мире солдаты, которые могут только выполнять правила и инструкции, ничего не стоят. Но солдаты, которые следуют правилам, чтобы защитить своих друзей…
— Стоят чуть больше, чем ничего? — горько спросил Невилл.
— Гораздо больше, чем ничего. Невилл, ты принял неверное решение. Это стоило мне примерно шести секунд. Возможно, Гермиона бы выжила, будь её раны чуть менее смертельны, но даже при этом, сомневаюсь, что за шесть секунд тролль успел откусить от неё ещё один кусок. В параллельном мире, где ты не преградил мне дорогу, Гермиона всё равно бы умерла. Я могу зачитать тебе первую дюжину пунктов из списка, как Гермиона могла бы выжить, если бы я не был идиотом…
— Ты? Ты сразу побежал за ней. А я пытался остановить тебя. Если тут кто-то виноват, то это я, — горько закончил Невилл.
Пустота немного помолчала.
— Ух ты, — наконец донеслось из воздуха. — Да уж. Должен сказать, ты заставил меня посмотреть на кое-что совсем с другой стороны. Я вспомню это в следующий раз, когда вознамерюсь взять на себя вину за что-нибудь. Невилл, в литературе такое называется «эффектом эгоцентричности». Смысл в том, что ты переживаешь то, что происходит с тобой, но не чувствуешь всего остального, что происходит в мире. Вчера произошло очень-очень много всего, что оказалось гораздо важней, чем твоя попытка остановить меня. Ты потратишь недели, вспоминая эти шесть секунд, но, поверь, больше никто не будет этим заморачиваться. Другие люди думают о твоих прошлых ошибках гораздо меньше, чем ты сам, поскольку ты — не центр их мира. Я гарантирую тебе, что ни у кого, кроме тебя, и мысли не было обвинить Невилла Лонгботтома в том, что произошло с Гермионой. Ни на секунду. Ты, прошу прощения за формулировку — балбес. А теперь заткнись и попрощайся.
— Я не хочу прощаться, — ответил Невилл. Его голос дрожал, но он смог сдержать слёзы. — Я хочу остаться здесь и сражаться вместе с тобой против… против чего бы то ни было.
Пустота придвинулась ближе и обняла его. Голос Гарри Поттера прошептал:
— Не повезло.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 04:57 | Сообщение # 286 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 95. Роли. Часть 6
Встреча третья:
(10:31, 17 Апреля 1992 года)
Весна уже началась, но воздух позднего утра ещё сохранял зимнюю свежесть. Среди лесной травы цвели нарциссы. Их мягкие жёлтые лепестки с золотыми сердцевинами вяло покачивались на почерневших мёртвых стебельках, повреждённых или погибших от внезапных заморозков, которые часто случаются в апреле. В Запретном лесу встречались более странные формы жизни, по меньшей мере кентавры и единороги, а кое-кто заявлял, что там водятся оборотни. Хотя судя по тому, что Гарри успел прочесть о настоящих оборотнях, в этих россказнях не было ни малейшей капли здравого смысла.
Но причин рисковать не было, поэтому к границам Запретного леса Гарри не приближался. Он брёл невидимкой по разрешённому лесу среди более привычных форм жизни. В руке Гарри сжимал палочку. Метлу он закинул за спину, чтобы ей было легче воспользоваться, случись что. Гарри не боялся. Он находил это странным, но не боялся. Состояние постоянной бдительности, готовности к бою или полёту не было в тягость и даже не казалось ненормальным.
Гарри шагал по краю разрешённого леса, держась подальше от протоптанных тропинок, где его было бы легче найти, но оставаясь в виду окон Хогвартса. Будучи невидимым, он не мог посмотреть на запястье, поэтому заранее установил будильник своих механических часов на время обеда. Это навело его на вопрос — как работают его очки, пока на нём надета Мантия? Закон исключённого третьего, казалось, подразумевал, что фотоны должны либо поглощаться родопсином в его сетчатке и преобразовываться в нейронные импульсы, либо проходить его тело насквозь, но не одновременно. И казалось всё более вероятным, что свойства мантий-невидимок, позволяющие смотреть вокруг, но оставаться невидимым самому, на неком фундаментальном уровне были следствием того, что их создатель не просто «хотел», а «безоговорочно верил» в то, что именно так невидимость и должна работать.
Что, в свою очередь, наводило на мысль, не пробовал ли кто-нибудь с помощью Конфундуса или Легилименции добиться, чтобы какой-нибудь волшебник окончательно и безоговорочно поверил, что Исправитус Всёус должно быть простым заклинанием для первокурсников, а затем попытался его изобрести.
Или, например, найти подходящего маглорождённого в стране, где их не умеют определять, и солгать ему по-крупному. Выдумать всю историю от начала до конца и подобрать нужные свидетельства, чтобы у того с самого начала были иные представления о возможностях магии. Хотя, очевидно, ему всё равно придётся изучить какое-то количество заклинаний, прежде чем он станет способен изобретать свои…
Это могло и не сработать. Наверняка в истории уже были естественным образом спятившие волшебники, которые свято верили в свою способность стать богами, но всё же ими не стали. Впрочем, вероятно, даже безумцы считали, что заклинание всемогущества должно быть грандиозным впечатляющим ритуалом, а не каким-то тщательно выверенным движением палочки и словами «Станус Богус».
Гарри уже был практически уверен, что это будет нелегко. Но вопрос — «почему?». К какому шаблону привык его мозг? Можно ли заранее узнать, в чём заключается эта сложность?
Гарри как раз размышлял над этим вопросом, когда внезапно у него появилось лёгкое ощущение опасности. Какое-то непонятное беспокойство. Безымянная тревога росла, становилась острее…
Профессор Квиррелл?
— Мистер Поттер, — негромко окликнули его сзади.
Гарри крутанулся на месте. Рука потянулась к Маховику времени, спрятанному под мантией. И опять же — готовность немедленно сбежать казалась совершенно естественной.
По опушке леса, со стороны замка Хогвартс, к нему медленно приближался профессор Квиррелл, демонстрируя пустые ладони.
— Мистер Поттер, — повторил профессор Квиррелл. — Я знаю, что вы здесь. Вы знаете, что я знаю, что вы здесь. Мне нужно с вами поговорить.
Гарри молчал. Профессор Квиррелл ещё не объяснил в чём дело, а после утренней прогулки вдоль края леса на Гарри снизошло молчаливое настроение.
Профессор Квиррелл сделал короткий шаг влево, затем вперёд, а потом направо. Потом он наклонил голову, словно что-то вычисляя, и двинулся прямиком туда, где стоял Гарри. Остановился профессор лишь в нескольких шагах, когда сгустившееся ощущение тревоги стало почти непереносимым.
— Вы по-прежнему уверены в выбранном пути? — спросил профессор Квиррелл. — Том пути, о котором говорили вчера.
Гарри не отозвался.
Профессор вздохнул.
— Я многое сделал для вас. Что бы вы обо мне ни думали, вы не можете это отрицать. Я прошу вас частично вернуть ваш долг передо мной. Поговорите со мной, мистер Поттер.
Сейчас мне этого совсем не хочется, — подумал Гарри, а потом: — А, точно.
* * *
Два часа спустя, после того как Гарри повернул на один оборот свой Маховик времени, записал точное время и запомнил своё точное расположение, погулял час, зашёл к профессору МакГонагалл и сообщил, что в данный момент он разговаривает с профессором Защиты в лесу за пределами Хогвартса (просто на случай, если с ним что-то случится), погулял ещё час, вернулся в изначальное положение ровно через час после того, как ушёл оттуда, он снова повернул Маховик времени…
* * *
— Что это было? — спросил профессор Квиррелл, моргнув. — Вы только что…
— Не важно, — ответил Гарри, не снимая капюшона мантии-невидимки и не убирая руку с Маховика времени. — Да, я по-прежнему твёрд в своём решении. Честно говоря, думаю, мне не стоило ничего вам говорить.
Профессор Квиррелл наклонил голову.
— Подход, который пригодится вам в жизни. Может ли что-нибудь заставить вас передумать?
— Профессор, если бы я знал о существовании аргумента, способного изменить моё решение…
— Да, это верно для таких, как мы. Но вы бы удивились, узнав, сколь часто люди знают, что они хотят услышать, но ждут, пока это не будет произнесено вслух, — профессор Квиррелл покачал головой. — Выражаясь привычным для вас языком… существует достоверный факт, известный мне, но неизвестный вам, который я хотел бы донести до вас, мистер Поттер.
Гарри поднял брови, хотя тут же сообразил, что профессор Квиррелл этого не увидит.
— Да, этот язык мне привычен. Продолжайте.
— Намерение, которое у вас сформировалось, намного опаснее, чем вы можете себе представить.
Ответ на это неожиданное заявление пришёл в голову почти сразу:
— Что вы называете опасным, и скажите, что вы знаете и почему вы думаете, что вы это знаете.
— Иногда, — ответил профессор Квиррелл, — сказать кому-то об опасности — значит направить его прямо к ней. Я не собираюсь допустить, чтобы так случилось в этот раз. Вы хотите, чтобы я сказал вам, чего точно нельзя делать? Чего именно я опасаюсь? — он покачал головой. — Если бы вы родились в семье волшебников, мистер Поттер, вы бы знали, что если могущественный маг говорит вам быть осторожнее, то к этому уже стоит отнестись всерьёз.
Было бы неправдой сказать, что Гарри не почувствовал раздражения, но он не был идиотом и потому спросил лишь:
— Есть ли что-то, что вы можете мне сказать?
Профессор Квиррелл осторожно опустился на траву и достал свою палочку. Его рука приняла знакомое положение, и у мальчика перехватило дыхание.
— Последний раз, когда я могу сделать это для вас, — тихо сказал профессор Квиррелл и начал произносить странные слова на языке, который Гарри не мог определить, с интонацией, которая казалась не вполне человеческой, слова, которые ускользали из памяти Гарри, и хотя он пытался их запомнить, они покидали его разум в тот же миг, как попадали туда.
На этот раз заклинание подействовало медленнее. Деревья потемнели, листья и ветки стали чёрными, словно Гарри смотрел через солнечные очки отличного качества, проходя сквозь которые свет тускнел и становился слабее, но не искажался. Голубая чаша неба растаяла, горизонт, который казался иллюзорно достижимым, отдалился и стал серым, а затем тёмно-серым. Облака стали полупрозрачными, прозрачными, фантомными, не заслоняющими просвечивающую тьму.
Лес выцвел, погрузился в тень и исчез в черноте.
Зрение Гарри приспособилось к темноте, и перед его глазами снова предстала великая небесная река. Для человеческого глаза все гигантские космические объекты кажутся точками, кроме одного — Млечного Пути.
И звёзды, пронзительно яркие и всё же далёкие, взирали из великой глубины.
Профессор Квиррелл глубоко вздохнул. Потом он снова поднял свою палочку (её было едва видно при свете одних только звёзд, без солнца и луны) и коснулся ею своей головы со звуком разбивающегося яйца.
Профессор Защиты тоже исчез, став невидимым, как и всё остальное.
Крошечный пятачок травы, не занятый никем и едва видимый в слабом свете, дрейфовал в пустоте.
Какое-то время оба молчали. Гарри довольствовался тем, что смотрел на звёзды, не отвлекаемый ничем, даже видом собственного тела. Что бы ни собирался сказать ему профессор Защиты, всё будет сказано в своё время.
Когда время пришло, из пустоты донёсся тихий голос.
— Здесь нет войны. Ни разногласий, ни битв, ни политики, ни предательства, ни смерти, ни жизни. Всё это — лишь людская глупость. Звёзды выше подобных глупостей, глупости не могут их коснуться. Здесь царит мир и вечная тишина. Так я думал прежде.
Гарри повернул голову на звук речи, но увидел только звёзды.
— Так вы думали прежде? — переспросил Гарри, когда продолжения не последовало.
— Нет ничего выше человеческой глупости, — прошептал голос из пустоты. — Ничто не застраховано от разрушительной силы достаточно разумного идиотизма, даже сами звёзды. Мне стоило немалых хлопот сделать определённую золотую табличку вечной. Я не хочу увидеть, как она будет уничтожена человеческой глупостью.
Глаза Гарри снова рефлекторно метнулись к тому месту, откуда слышался голос, но там по-прежнему была лишь пустота.
— Думаю, я могу успокоить вас на этот счёт, профессор. Ядерное оружие не создаёт огненных шаров радиусом… как далеко сейчас Пионер-11? Где-то около миллиарда километров? Маглы говорят, что ядерное оружие уничтожит мир, но на самом деле они имеют в виду лишь лёгкий подогрев поверхности Земли. Солнце — гигантский ядерный реактор, но оно не испаряет далёкие космические зонды. Уничтожить Солнечную систему не получится даже при худшем сценарии ядерной войны, хотя нельзя сказать, что это сильно утешает.
— Это правда, если говорить о маглах, — ответил ему голос среди звёзд. — Но что маглы знают об истинном могуществе? Не они пугают меня сейчас, а вы.
— Профессор, — осторожно начал Гарри, — я признаю, мне несколько раз за жизнь выпадали критические неудачи, но есть некоторая разница между ними и спас-броском, проваленным настолько, что Пионер-11 окажется в радиусе взрыва. Нет практического способа сделать это, не взорвав Солнце. И, предупреждая ваш вопрос, наше Солнце относится к звёздам спектрального класса G, оно просто не может взорваться. Любая дополнительная энергия только увеличит объём водородной плазмы, у Солнца нет вырожденного ядра, которое может взорваться. У Солнца не будет достаточно массы для того, чтобы стать сверхновой, даже к концу его существования.
— Какие удивительные вещи выяснили маглы, — пробормотал голос, — о том, как живут звёзды, как они защищены от смерти, как они умирают. Но маглы никогда не задаются вопросом, насколько опасно это знание.
— Если честно, профессор, именно эта мысль никогда не приходила в голову даже мне.
— Вы маглорождённый. Я имею в виду не кровь, а то, как прошло ваше детство. Это даёт свободу мысли, да. Но мудрость есть и в осторожности волшебников. Триста двадцать три года назад глупость одного человека уничтожила всю магическую Италию. Во времена, когда появился Хогвартс, подобные происшествия случались чаще. В эпоху Мерлина — ещё чаще. О более древних временах судить трудно, поскольку от них сохранилось слишком мало.
— Это примерно на тридцать порядков отличается от взрыва Солнца, — заметил Гарри, потом спохватился. — Простите, это лишь бессмысленная придирка. Я согласен, что взорвать страну — это тоже плохо. В любом случае, профессор, я не планирую делать ничего подобного.
— Ваш выбор тут ни при чём, мистер Поттер. Если бы вы читали больше книг, написанных волшебниками, и меньше магловских сказок, вы бы знали. В серьёзной литературе волшебник, чья глупость грозит выпустить на волю Шаркающих Скелетов, не приходит к такому решению сознательно, это возможно лишь в детских книжках. У этого по-настоящему опасного волшебника, скорее, есть какие-то замыслы, которые должны принести ему великую славу, и несомненная перспектива потерять эту славу и прожить жизнь в безвестности представится ему более ярко, чем неведомое будущее, в котором он уничтожает свою страну. Или, возможно, он пообещал, что добьётся успеха кому-то, кого ему невыносимо жаль разочаровывать. Может, его дети нуждаются в помощи. В подобных историях много буквальной мудрости. Она рождена из сурового опыта и городов, обращённых в пепел. Катастрофа вероятнее всего, если могущественный волшебник — не важно по какой причине — не может заставить себя остановиться, когда появляются предупреждающие знаки. Пусть даже он много и громко разглагольствует об осторожности — он просто не в состоянии остановиться… Скажите, мистер Поттер, задумывались ли вы над тем, чтобы попробовать что-то из того, что Гермиона Грейнджер сама сказала бы вам не делать?
— Да, в чём-то вы правы, — сказал Гарри. — Профессор, я хорошо понимаю, что, если я спасу Гермиону ценой двух других человеческих жизней, я проиграю в общем счёте с точки зрения утилитаризма. Я прекрасно понимаю, что Гермиона бы не хотела, чтобы я рисковал целой страной ради её спасения. Это просто здравый смысл.
— Дитя, уничтожающее дементоров, — произнёс тихий голос, — если бы я боялся, что вы можете разрушить лишь одну страну, я был бы менее обеспокоен. Сперва я не верил, что ваше знание магловской науки и технологий может стать источником великой силы. Теперь верю. Я совершенно искренне озабочен сохранностью той золотой таблички.
— Ну, если научная фантастика и научила меня чему-то, — сказал Гарри, — так это тому, что уничтожать Солнечную систему морально неприемлемо, особенно до того, как человечество колонизирует любую другую звёздную систему.
— То есть вы оставите…
— Нет, — Гарри не раздумывал над ответом ни секунды и сразу же добавил: — Но я понимаю, что вы пытаетесь мне сказать.
Молчание. Звёзды не двигались, хотя на ночном небе Земли за это время они бы успели немного переместиться.
Лёгкий шорох, как если бы кто-то пошевелился. Гарри осознал, что уже довольно долго стоит в одной и той же позе, и опустился на практически невидимый кружок травы под ним, стараясь не задеть края заклинания.
— Скажите мне, — послышался голос. — Почему эта девочка так много для вас значит?
— Потому что она мой друг.
— В повседневном английском языке, мистер Поттер, слово «друг» не ассоциируется с отчаянными попытками воскресить мёртвого. У вас сложилось впечатление, что она ваша истинная любовь или что-то в этом духе?
— О, нет, и вы тоже, — устало сказал Гарри. — От вас я этого не ожидал, профессор. Хорошо, она мой лучший друг, но на этом всё, понятно? Этого достаточно. Друзья не позволяют своим друзьям оставаться мёртвыми.
— Обычные люди не идут на такое ради тех, кого они называют друзьями, — теперь голос звучал более отстранённо, рассеянно. — Даже ради тех, кого они называют любимыми. Их спутники умирают, и они не отправляются на поиски силы, которая позволит оживить умерших.
Гарри не удержался. Он опять оглянулся на говорящего, хотя и понимал, что это бессмысленно, и увидел лишь звёзды.
— Дайте я угадаю, из этого вы делаете вывод, что… люди на самом деле не столько заботятся о своих друзьях, сколько притворяются.
Короткий смешок.
— Вряд ли они смогли бы притвориться, что заботятся меньше.
— Они заботятся, профессор, и не только о тех, кого считают своей истинной любовью. Солдаты кидаются грудью на гранаты, чтобы спасти своих друзей, матери бросаются в горящие дома, чтобы спасти своих детей. Но маглы не знают, что существует магия, которая способна вернуть кого-то к жизни. А обычные волшебники… они не способны думать нестандартно. В смысле, большинство волшебников не ищет, как сделать бессмертным даже себя. Значит ли это, что они не заботятся о своей собственной жизни?
— Именно так, мистер Поттер. Естественно, я сам всегда считал их жизни бессмысленными и ничего не стоящими. Наверняка, где-то в глубине души они и сами понимают, что моё мнение о них верно.
Гарри покачал головой, а потом раздражённо скинул капюшон мантии и покачал головой ещё раз.
— Это весьма утрированная точка зрения на мир, профессор, — сказала едва освещённая голова мальчика, висящая без поддержки над клочком тёмной травы посреди звёзд. — Обычному человеку просто не придёт в голову изобрести заклинание воскрешения, и из отсутствия таких попыток ничего вывести нельзя.
Через мгновенье стал видимым едва освещённый силуэт мужчины, сидящего на траве.
— Если бы они по-настоящему заботились о тех, кого якобы любят, — тихо сказал профессор Защиты, — они бы подумали об этом, не так ли?
— Мозг устроен иначе. Никто не становится гением из-за повышения ставок — если улучшения и происходят, то лишь в жёстких пределах. Я не смогу вычислить в уме число Пи до тысячного знака, даже если от этого будет зависеть чья-то жизнь.
Едва освещённая голова кивнула.
— Но есть и другие возможные объяснения, мистер Поттер. Например, что люди лишь играют роль друга. Они делают ровно столько, сколько эта роль от них требует, и не более того. Мне пришла в голову мысль, что, возможно, вы отличаетесь от них не тем, что заботитесь о друзьях больше. С чего бы вам родиться с таким необычно сильным чувством дружбы, что вы оказались единственным среди всех волшебников, кто захотел оживить Гермиону Грейнджер после её смерти? Нет, вероятнее всего, отличие вовсе не в том, что вы больше заботитесь о друге. Думаю, будучи более логичным существом, лишь вы один думаете, что роль «друга» требует этого от вас.
Гарри уставился на звёзды. Было бы неправдой сказать, что он не был потрясён.
— Это… не может быть правдой, профессор. Я могу назвать дюжину героев из магловской художественной литературы, которые пытались оживить своих мёртвых друзей. Авторы этих книг точно понимали, что именно я чувствую по отношению к Гермионе. Хотя, вы их не читали, разве что… как насчёт «Орфея и Эвридики»? На самом деле, я сам не читал эту книгу, но знаю, о чём она.
— Волшебники тоже рассказывают такие сказки. Есть история братьев Элриков. История Доры Кент, которую пытался защитить её сын Саул. Есть история об Рональде Малетте и его роковом вызове самому времени. Перед падением Италии там была популярна драма о Преции Тестароссе. В Японии рассказывают сказку про Акеми Хомуру и её потерянную любовь. Что во всех этих историях общего, мистер Поттер, так это то, что все они выдуманные. Настоящие волшебники не делают подобных попыток, не смотря на то, что сама идея точно не находится за рамками их воображения.
— Потому что они не думают, что это возможно! — воскликнул Гарри.
— Давайте пойдём к нашей замечательной профессору МакГонагалл и расскажем ей о вашем намерении найти способ воскресить Гермиону Грейнджер? Послушаем, что она думает об этом? Наверняка, эта мысль просто не приходила ей в голову… А, вы колеблетесь. Вы уже знаете её ответ, мистер Поттер. Вы знаете, почему вы его знаете? — в голосе профессора была слышна холодная усмешка. — Милый приём. Спасибо, что научили меня ему.
Гарри чувствовал, как напряглось его лицо. Слова с трудом срывались с его губ.
— Профессор МакГонагалл не познакомилась в детстве с магловской идеей о всевозрастающей силе науки, и никто никогда не говорил ей, что, если на кону жизнь друга, следует мыслить очень рационально…
Профессор Защиты также повысил голос:
— Профессор трансфигурации действует по сценарию, мистер Поттер! Сценарий призывает её скорбеть и оплакивать, чтобы все видели, что ей не всё равно. Обычные люди плохо реагируют на предложение отойти от сценария. Как вы и сами уже знаете!
— Забавно, готов поклясться, что вчера за ужином я видел, как профессор МакГонагалл отошла от сценария. Если я ещё с десяток раз увижу, как она это сделает, возможно, я действительно попытаюсь поговорить с ней о воскрешении Гермионы. Но пока профессор МакГонагалл не привыкла отходить от сценария, и ей надо практиковаться. В конце концов, профессор, то поведение людей, которое вы объясняете, заявляя, что любовь, дружба и всё остальное — ложь, означает лишь, что они не знают, как поступать лучше.
Голос профессора Защиты стал выше.
— Если бы вас убил тот тролль, у Гермионы Грейнджер не возникло бы и мысли искать способ воскресить вас! Этой мысли бы не возникло ни у Драко Малфоя, ни у Невилла Лонгботтома, ни у МакГонагалл, ни у любого другого вашего близкого друга! Никто в мире не стал бы заботиться о вас так же, как вы заботитесь о ней! Так почему? Зачем вам это, мистер Поттер? — в голосе профессора послышалось странное, дикое отчаяние. — Зачем вам быть единственным человеком в мире, зашедшим так далеко в своём притворстве, если никто не сделает того же для вас?
— Я считаю, что вы ошибаетесь, профессор, — спокойно ответил Гарри. — Причём во многом. Как минимум, неверна ваша модель моих эмоций. Потому что вы меня ни капельки не понимаете, если думаете, что, будь сказанное вами правдой, это бы меня остановило. Всё в мире должно где-то начинаться, всё должно когда-то произойти в первый раз. Жизнь на Земле началась с маленькой самовоспроизводящейся молекулы в луже грязи. И если бы я был первым человеком на Земле, нет…
Гарри протянул руку к ужасно далёким точкам света.
— Если бы я был первым человеком во вселенной, который действительно заботился бы о ком-нибудь другом — а я им никак не являюсь — я бы гордился, что этот человек — я, и старался бы изо всех сил.
Последовала длительная тишина.
— Вы воистину заботитесь об этой девочке, — тихо произнесла тускло подсвеченная фигура. — Вы заботитесь о ней так, как никто из них не в состоянии позаботиться о своей жизни, не говоря уже о чужой, — голос профессора Защиты стал странным, его переполняли какие-то не поддающиеся расшифровке эмоции. — Я этого не понимаю, но знаю, как далеко вы пойдёте ради этого. Ради этой девочки вы бросите вызов самой смерти. Ничто не сможет вам помешать.
— Я забочусь достаточно, чтобы приложить усилия по-настоящему, — тихо ответил Гарри. — Да, это верно.
Звёздный свет медленно начал раскалываться на кусочки, сквозь трещины проникло сияние мира. В дырах в ночи показались стволы и листья деревьев, блестящие под солнцем. Вернувшийся яркий свет ударил по привыкшим к темноте глазам, и Гарри, часто моргая, поднял руку. Взгляд машинально переместился на профессора Защиты, на случай, если тот нападёт, пока Гарри ослеплён.
Когда все звёзды исчезли и остался только дневной свет, профессор Квиррелл всё ещё сидел на траве.
— Что ж, мистер Поттер, — сказал он нормальным голосом, — если ваше решение таково, я окажу вам любую помощь, какая будет в моих силах, пока у меня ещё есть эти силы.
— Вы что? — непроизвольно вырвалось у Гарри.
— Моё вчерашнее предложение по-прежнему действует. Спрашивайте, и я отвечу. Покажите мне книги по науке, которые вы сочли подходящими для мистера Малфоя, я просмотрю их и скажу, что мне придёт в голову. Не смотрите так удивлённо, мистер Поттер, вряд ли мне стоит предоставлять вас самому себе.
Гарри уставился на профессора. Глаза всё ещё слезились от внезапного света.
Профессор Квиррелл посмотрел в ответ. Что-то странное блеснуло в его глазах.
— Я сделал, что мог, и, боюсь, теперь должен вас покинуть. Хорошего… — поколебался профессор Защиты. — Хорошего дня, мистер Поттер.
— Хорошего… — начал Гарри.
Сидевший на траве мужчина упал, его голова коснулась земли с лёгким стуком. В то же время чувство тревоги ослабло так резко, что Гарри от неожиданности вскочил, сердце вдруг ушло в пятки.
Но тело на земле медленно поднялось на четвереньки. Повернулось к Гарри — глаза были пусты, рот приоткрылся. Попыталось встать и упало обратно на землю.
Гарри шагнул вперёд. Инстинкт подсказывал предложить руку, хотя это было неправильно. Появившееся беспокойство, пусть и слабое, говорило, что опасность никуда не делась.
Но упавшее тело дёрнулось прочь, а затем медленно поползло от него в сторону замка.
Мальчик стоял посреди деревьев и смотрел вслед.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 04:58 | Сообщение # 287 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 96. Роли. Часть 7
От автора:
Для тех, кто не читал канон: деревянная табличка немного изменена, но надпись на надгробии та же самая, что и у Роулинг.
* * *
Встреча четвёртая:
(16:38, 17 апреля 1992 года)
Человек в поношенном тёплом пальто, на щеке которого были едва заметны три шрама, оставшихся на всю жизнь, очень пристально наблюдал за Гарри Поттером. Мальчик вежливо изучал ряды невысоких домов. Для ребёнка, у которого вчера погиб лучший друг, Гарри Поттер казался удивительно спокойным. И хотя его спокойствие ничуть не напоминало равнодушие, назвать его нормальным тоже было нельзя. «Я не желаю говорить об этом», — сказал мальчик, — «ни с вами и ни с кем другим». «Не желаю» вместо «не хочу» словно подчёркивало, что он способен использовать взрослые слова и принимать взрослые решения. Когда к Ремусу Люпину прилетели совы с письмами от профессора МакГонагалл и того странного человека, Квиринуса Квиррелла, он задумался, как можно помочь мальчику, и в голову пришла лишь одна мысль.
— Сколько пустых домов, — сказал мальчик, снова осматриваясь.
За десять лет, которые прошли с тех пор, когда Ремус Люпин был здесь частым гостем, в Годриковой Лощине многое изменилось. Большинство старых домов с островерхими крышами теперь казались заброшенными, их окна и двери заросли пышным зелёным плющом. За время Войны Волшебников население магической Британии заметно сократилось — не только за счёт погибших, но и за счёт уехавших. Годрикова Лощина пострадала особенно сильно. А после войны многие семьи предпочли куда-нибудь отсюда уехать, в Хогсмид или в магический Лондон — слишком неприятным напоминанием был вид опустевших домов.
Но некоторые остались. Годрикова Лощина была старше Хогвартса, старше Годрика Гриффиндора, чьё имя она носила, и были семьи, которые намеревались жить здесь до конца мира и его магии.
Одной из таких семей были Поттеры. Возможно, будут и дальше, если так решит последний из них.
Ремус Люпин постарался объяснить всё как можно проще, чтобы мальчик его понял. Когтевранец задумчиво кивнул, но ничего не ответил, словно ему и так всё было ясно безо всяких вопросов. Возможно, так оно и было — ребёнок Джеймса Поттера и Лили Эванс, главных старост Хогвартса, вряд ли мог оказаться глупым. За время их короткой беседы в январе у Ремуса сложилось впечатление, что мальчик очень умён, хотя тогда в основном говорил сам Ремус.
(До Ремуса, конечно, дошли слухи о происшествии в Визенгамоте, но он не поверил ни единому слову. Как не поверил до этого, что Джеймс обручил своего сына с дочерью Молли.)
— Вот и памятник, — сказал Ремус, указывая вперёд.
* * *
Гарри шагал рядом с мистером Люпином к чёрному мраморному обелиску и молча размышлял. Вся эта прогулка казалась ему какой-то ошибкой. Он не хотел моральной поддержки и утешений, он выбрал другой путь. Для самого Гарри пятью стадиями переживания горя были ярость, раскаяние, решимость, исследования и воскрешение. (А не общеизвестные «пять стадий», которые, насколько он знал, никто не подтвердил экспериментально.) Но мистер Люпин так искренне хотел помочь, и к тому же Гарри казалось, что он не имеет права отказываться от предложения посмотреть дом Джеймса и Лили. И вот, Гарри молча шагал к обелиску, чувствуя себя удивительно отстранённо, словно он — герой пьесы, сценарий которой ему было неинтересно читать.
Гарри объяснили, что в этот раз ему не нужно надевать Мантию невидимости, чтобы мистер Люпин мог за ним присмотреть.
Гарри был совершенно уверен, что за ними незримо следует Дамблдор, а может, ещё и Шизоглаз Хмури, на случай, если кто-то решится клюнуть на такую приманку. Гарри ни за что не отпустили бы из Хогвартса под охраной одного только Ремуса Люпина. Однако, Гарри не думал, что тут может что-то случиться. Пока ничто не противоречило гипотезе, что вся опасность связана с Хогвартсом и только с Хогвартсом.
Когда они подошли ближе к центру посёлка, мраморный обелиск превратился в…
Гарри глубоко вздохнул. Он ожидал увидеть Джеймса Поттера в героической позе, с палочкой, направленной на лорда Волдеморта, а Лили Поттер — заслоняющей собой колыбельку.
Но вместо этого он увидел мужчину в очках, со взъерошенными волосами, и женщину с распущенными волосами и ребёнком на руках, и ничего больше.
— Выглядит очень… естественно, — сказал Гарри и почувствовал странный ком в горле.
— На этом настояли мадам Лонгботтом и профессор Дамблдор, — объяснил мистер Люпин, который смотрел больше на Гарри, чем на памятник. — Они сказали, что следует помнить, как Поттеры жили, а не как они умерли.
Гарри задумчиво глядел на изваяние. Очень странно было видеть самого себя в виде каменного младенца без шрама на лбу. Он словно заглянул в альтернативную вселенную, в которой Гарри Джеймс Поттер (без дополнения Эванс-Веррес к фамилии) стал умным, но обыкновенным учеником в школе магии. Наверное, гриффиндорцем, как его родители. Гарри Поттером, который бы вырос нормальным юным волшебником и знал бы что-то о науке только потому, что его мать была маглорождённой. И в итоге он смог бы изменить… немногое. У сына Джеймса и Лили не было бы того, что профессор Квиррелл называет целью, а профессор Веррес-Эванс — обычными амбициями. Его родные родители очень сильно бы его любили, но это не помогло бы никому в этом мире, кроме самого Гарри. И если бы кто-то мог отменить их гибель…
— Вы были их другом, — сказал Гарри, поворачиваясь к Люпину, — очень долго, с самого детства.
Мистер Люпин молча кивнул.
В памяти зазвучал голос профессора Квиррелла:
Вероятнее всего, отличие совершенно не в том, что вы больше заботитесь о друге. Скорее, будучи более логичным существом, только вы думаете, что роль «друга» требует этого от вас…
— Когда Лили и Джеймс погибли, — спросил Гарри, — вам не приходила в голову мысль, что, быть может, есть какой-нибудь волшебный способ вернуть их? Как у Орфея и Эвридики? Или, как их там, братьев Элринов?
— Никакая магия не может отменить смерть, — тихо ответил мистер Люпин. — Есть тайны, которых магия не в силах коснуться.
— Вы пробовали разобраться, что вы знаете и почему вы думаете, что это знаете, а также насколько вероятен такой вывод?
— Что? — переспросил мистер Люпин. — Гарри, повтори, пожалуйста.
— Я говорю, вы в принципе об этом думали?
Мистер Люпин покачал головой.
— Но почему?
— Потому что это уже свершилось, и уже ничего не изменишь, — мягко ответил Ремус Люпин. — Потому что, где бы Джеймс и Лили ни были сейчас, они бы хотели, чтобы я заботился о живых, а не о мёртвых.
Гарри молча кивнул. Он почти не сомневался, что ответ будет примерно таким. Этот сценарий он уже читал. Но Гарри всё равно спросил, на случай если он ошибается и мистер Люпин неделю всерьёз размышлял над этой идеей.
В голове Гарри, казалось, снова зазвучал тихий голос профессора Защиты:
Если бы Люпин по-настоящему заботился о своих друзьях, ему, конечно же, не понадобились бы особые указания для такой малости, как поразмыслить пять минут, прежде чем сдаваться…
Понадобились бы, — ответил Гарри этому внутреннему голосу. — Подобный навык не появляется из ниоткуда только потому, что человека заботит чья-то судьба. Я сам этому научился благодаря тому, что прочёл множество книг, порождённых огромной системой научных знаний.
Но есть и другая гипотеза, мистер Поттер, и она соответствует имеющимся данным с куда меньшими натяжками, — ответил внутренний голос.
Не соответствует! Откуда бы люди вообще знали, как надо притворяться, если бы всем всегда было наплевать на других?
Они и не знают. Именно это вы наблюдаете.
Гарри и мистер Люпин отправились дальше по длинной улице. Часть домов, мимо которых они проходили, выглядели обитаемыми. Другие — заросли плющом.
Наконец они оказались возле дома, у которого отсутствовала половина второго этажа. Ветви плюща поднимались по стенам и исчезали в провале. От тротуара дом отделяла живая изгородь высотой по плечо, с узкой металлической калиткой (мистер Хагрид, наверное, её просто перешагивал, потому что не смог бы через неё протиснуться). Казалось, какая-то гигантская пасть откусила от дома кусок, оставив торчать наружу деревянные конструкции — наверное, балки. Справа всё ещё возвышалась дымовая труба, её эта пасть не задела, но без прежней поддержки она опасно покосилась. Окна были разбиты. Там, где должна была быть входная дверь, валялись лишь щепки.
Вот сюда когда-то и явился лорд Волдеморт, очень тихо, тише, чем опавшие листья шуршат по тротуару…
Ремус Люпин тронул Гарри за плечо и сказал:
— Коснись калитки.
Гарри протянул руку и взялся за прутья.
Из зарослей возле калитки, словно мгновенно выросший цветок, выскочила деревянная табличка с золотыми буквами:
На этом месте ночью 31 октября 1981 года, Погибли Лили и Джеймс Поттеры.
У них остался сын, Гарри Поттер, единственный в истории волшебник, переживший Смертельное Проклятие, Мальчик-Который-Выжил, сломивший силу Сами-Знаете-Кого.
Их дом оставлен разрушенным, как памятник Поттерам, как напоминание об их жертве.
А на свободном месте под золотыми буквами виднелись дюжины других надписей. Сделанные магическими чернилами строки проявлялись на поверхности, ярко вспыхивали, чтобы их можно было прочитать, а затем исчезали, освобождая место другим.
Так был отмщён мой Гидеон.
Спасибо тебе, Гарри Поттер. Пусть удача пребудет с тобой, где бы ты ни был.
Мы всегда будем в долгу у Поттеров.
О Джеймс, о Лили, мне так жаль.
Надеюсь, что ты жив, Гарри Поттер.
За всё приходится платить.
Джеймс, я бы хотел, чтобы наша последняя встреча прошла теплее. Прости меня.
После ночи всегда приходит рассвет.
Покойся с миром, Лили.
Благослови тебя судьба, Мальчик-Который-Выжил. Ты стал для нас чудом.
— Видимо… — сказал Гарри, — видимо, именно этим люди и занимаются… вместо того, чтобы попытаться что-то исправить…
Гарри остановился. Здесь эта мысль казалась недостойной. Он поднял глаза на Ремуса Люпина и, встретив его мягкий взгляд, вновь посмотрел на разрушенную крышу.
«Ты стал для нас чудом». О «чудесах» Гарри доводилось слышать только в том смысле, что в природе никаких чудес не бывает. И всё-таки, глядя на разрушенный дом, он вдруг в точности понял, что означает это слово — знак совершенно непостижимой благодати, необъяснимое счастье. Тёмный лорд почти что победил, и вдруг, в одну ночь, пришёл конец тьме и ужасу. Это было неоправданное спасение, внезапный свет во тьме, и даже теперь никто так и не знал почему…
Если бы Лили Поттер пережила своё столкновение с лордом Волдемортом, то именно это она бы почувствовала потом, увидев своё дитя живым.
— Пойдёмте, — прошептало это дитя десять лет спустя.
И они двинулись дальше.
Вход на кладбище охраняли ворота без замка, поставленные, чтобы туда не забредали животные. Ремус достал палочку (свою Гарри уже держал в руках), и когда они прошли сквозь ворота, то ощутили, как окружающее пространство на мгновение утратило чёткость.
Некоторые из торчащих из земли надгробий казались такими же древними, как стена в Оксфорде, которой, по словам отца, было около тысячи лет.
«Халли Флеминг» — гласила практически стёртая временем надпись на первом камне, который увидел Гарри. «Виенна Вуд» — было написано на втором.
Последний раз Гарри был на кладбище очень давно — в далёком детстве, задолго до того, как он понял, что такое смерть. Сейчас ему всё казалось… странным, и печальным, и загадочным, и… ведь это происходит уже так долго, почему же волшебники не пытаются это остановить, почему они не отдают все силы, как маглы со своими медицинскими исследованиями, и даже больше, ведь у волшебников есть куда больше причин надеяться…
— Дамблдоры тоже жили в Годриковой Лощине? — спросил Гарри, когда они миновали два относительно новых надгробия, на которых было написано «Кендра Дамблдор» и «Ариана Дамблдор».
— Долгие-долгие годы, — ответил мистер Люпин.
Они шли по кладбищу, направляясь к дальнему краю, и у них за спиной оставалось множество смертей, каждую из которых кто-то оплакал.
Наконец, мистер Люпин указал на двойное надгробие из ещё не тронутого временем белого мрамора.
— Здесь тоже будут появляться надписи? — спросил Гарри. Ему совсем не хотелось снова примиряться с тем, как другие люди примиряются со смертью.
Мистер Люпин покачал головой.
Они подошли к надгробию, встали перед ним…
— Что это? — прошептал Гарри. — Кто… кто это написал?
ДЖЕЙМС ПОТТЕР
27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года
— Что написал? — озадаченно спросил мистер Люпин.
ЛИЛИ ПОТТЕР
30 января 1960 года — 31 октября 1981 года
— Вот это! — крикнул Гарри. — Эту надпись!
В его глазах стояли слёзы. Он смотрел на надгробие и ощущал совершенно неуместное здесь и непостижимое величие, прикосновение невозможного в этом месте счастья, таинственное благословение. Слёзы лились и лились…
ПОСЛЕДНИЙ ЖЕ ВРАГ ИСТРЕБИТСЯ — СМЕРТЬ
— Это? — переспросил мистер Люпин. — Это… девиз, полагаю, можно так сказать, девиз Поттеров. Хотя, кажется, официальным девизом он никогда не был. Просто крылатая фраза, которая передавалась в роду много-много лет…
— Но… как… — Гарри опустился перед могильной плитой на колени и дрожащей рукой коснулся надписи. — Как?! Ведь не генетически же…
И тут Гарри рассмотрел то, что раньше не мог увидеть из-за слёз — на плите едва различимо была высечена линия, заключённая в круг, вписанный в треугольник.
Символ Даров Смерти.
И тогда Гарри понял.
— Они пытались, — прошептал он.
Трое братьев Певереллов.
Они потеряли кого-то, кто был им дорог? C этого всё и началось?
— Не жалея жизни, они работали над этой задачей и добились успехов…
Мантия невидимости, которая может укрыть от взора дементоров.
— … но они не закончили свой поиск…
Спрятаться от тени Смерти — ещё не значит победить саму Смерть. Камень воскрешения на самом деле не возвращает мёртвых. Старшая палочка не защищает от старости.
— … и потому завещали дело своей жизни своим детям и детям своих детей.
Поколение за поколением.
И теперь эта задача досталась мне.
Может ли Время порождать такое эхо? Может ли далёкое прошлое настолько повторяться в далёком будущем? Случайное совпадение? Только не эта надпись и не в этом месте.
Моя семья.
Вы действительно были моими мамой и папой.
— Это не означает воскрешение мёртвых, Гарри, — сказал мистер Люпин. — Это означает принять смерть и таким образом подняться над ней, подчинить её.
— Это вам Джеймс так сказал? — странным голосом спросил Гарри.
— Нет, — ответил мистер Люпин. — Но…
— Хорошо.
Гарри медленно поднялся с колен. Казалось, на его плечах лежит само солнце, и он поднимает его над горизонтом.
Конечно же, другие волшебники тоже пытались. Я не уникален. Я никогда не был одинок на этом пути. Эти чувства в моём сердце, они вовсе не такие уж особенные, ни в волшебном мире, ни в магловском.
— Гарри, твоя палочка! — в голосе мистера Люпина прозвучало внезапное волнение, а когда Гарри поднял свою палочку, чтобы поближе её рассмотреть, то увидел, что она едва различимо мерцает серебристым светом, который как будто сочился из дерева.
— Вызови патронуса! — воскликнул мистер Люпин. — Попробуй вызвать его ещё раз, Гарри!
А, точно. Мистер Люпин же считает, что я не могу…
Гарри улыбнулся и даже коротко рассмеялся.
— Лучше не стоит, — ответил он. — Если я попробую произнести это заклинание в таком душевном состоянии, оно, наверное, меня убьёт.
— Что?! Заклинание Патронуса не может убить!
Всё ещё смеясь, Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес поднял левую руку и вытер с лица новые слёзы.
— Знаете, мистер Люпин, — сказал Гарри, — нужно обладать очень причудливым мышлением, чтобы вообразить человека, который долго размышляет над тем, что смерть — это явление, которое мы все должны просто принять, а потом выражает свои мысли словами: «Последний же враг истребится — смерть». Может, кто-то другой решил, что эта фраза звучит поэтично, запомнил её и попробовал истолковать по-своему, но тому, кто сказал это впервые, смерть явно не очень-то нравилась.
Порой Гарри озадачивало, как большинство людей, судя по всему, даже не замечают, что они переворачивают смысл некоторых высказываний на 180 градусов от изначального, вполне очевидного прочтения. Ведь дело же не в мыслительных способностях, большую часть высказываний люди понимают в соответствии с их очевидным смыслом.
— Кроме того, «истребится» — относится к будущему времени, а не к настоящему.
Ремус Люпин глядел на него широко раскрытыми глазами.
— Ты действительно сын Джеймса и Лили, — несколько удивлённо произнёс он.
— Так и есть, — ответил Гарри.
Но этого ему показалось недостаточно, нужно было сделать что-то ещё, поэтому Гарри высоко поднял свою палочку и как можно увереннее произнёс:
— Я — Гарри Джеймс Поттер-Эванс-Веррес, сын Лили и Джеймса, из Дома Поттеров, и я принимаю миссию моего рода. Смерть — мой враг, и я её уничтожу.
Трэен беин Певерлас суна анд три хира тоул тиссум Дас бей евунен.
— Что? — вслух спросил Гарри. Эти слова вдруг необъяснимым образом возникли в его сознании, словно это были его собственные мысли.
— Что это было? — одновременно с ним спросил Ремус Люпин.
Гарри обернулся и осмотрел кладбище, но так ничего и не увидел. Мистер Люпин тоже огляделся по сторонам.
Ни один из них не заметил высокого надгробия, выглядевшего так, словно ему тысяча лет, на котором бледным серебристым светом — таким же, какой шёл от палочки Гарри — разгорался знак: линия, заключённая в круг, вписанный в треугольник. Это надгробие было от них довольно далеко, да и солнце светило ещё ярко.
* * *
Некоторое время спустя:
— Ещё раз спасибо вам, мистер Люпин, — сказал Гарри высокому мужчине с бледными шрамами на лице, который уже собрался уходить. — Хотя всё-таки куда лучше было бы, если бы вы не…
— Профессор Дамблдор чётко указал, чтобы я сразу же воспользовался портключом в Хогвартс, если произойдёт что-то необычное. Даже если это не будет похоже на нападение, — твёрдо ответил мистер Люпин. — И это в высшей степени благоразумно.
Гарри кивнул, а потом задал свой вопрос, который умышленно приберёг напоследок:
— У вас есть хоть какие-то идеи о том, что значили эти слова?
— Даже если бы и были, я бы тебе не сказал, — несколько сурово ответил мистер Люпин. — Во всяком случае, без разрешения профессора Дамблдора. Я понимаю твой живой интерес, но тебе не стоит копаться в фамильных секретах Поттеров, пока ты не повзрослеешь. То есть, пока ты не сдашь ТРИТОНы или хотя бы СОВы. И я по-прежнему считаю, что ты совершенно неправильно понял смысл своего родового девиза!
Гарри кивнул, вздохнул про себя и распрощался с мистером Люпином.
* * *
Гарри возвращался в башню Когтеврана, ощущая странный прилив сил. В итоге прогулка получилась замечательной, хотя он и не ожидал ничего подобного.
Мальчик направлялся в спальню первокурсников. Когда он пересекал гостиную Когтеврана, перед ним из ниоткуда выскользнуло сияющее существо — к блеску свечей гостиной добавилось мягкое мерцание серебристой змеи.
* * *
Þregen béon Pefearles suna and þrie hira tól þissum Déað béo gewunen.
Трое будет сынов Певерелла и три их предмета, коими Смерть побеждена будет.
— Сказано в присутствии трёх братьев Певереллов в маленькой таверне на окраине поселения, которое позже назвали Годриковой Лощиной.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 05:01 | Сообщение # 288 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 97. Роли. Часть 8
Второй раз за день глаза Гарри наполнились слезами. Не обращая внимания на удивлённые взгляды присутствовавших когтевранцев, он поднял серебряное существо, присланное Драко Малфоем, прижал к себе, как живое, и, спотыкаясь, почти вслепую отправился в спальню, а оттуда в подвал своего сундука. Серебряная змея в его руках молча ждала.
* * *
Встреча пятая: 10:12, воскресенье, 19 апреля.
Встреча с дебитором, которую потребовал лорд Малфой от Гарри Поттера, задолжавшего Люциусу Малфою примерно 58203 галлеона, была назначена согласно законам Британии в Центральном банке Гринготтс.
Это требование вызвало противодействие со стороны Верховного Чародея Дамблдора, который попытался не допустить, чтобы Гарри Поттер покинул пределы безопасности Хогвартса (когда Гарри Поттер услышал эту фразу, он поднял руки и молча нарисовал кавычки в воздухе). В свою очередь, Мальчик-Который-Выжил тихо поразмыслил и согласился на встречу, проявив странную уступчивость к требованиям своего врага.
Директор Хогвартса, являвшийся законным опекуном Гарри Поттера в глазах магической Британии, аннулировал согласие своего подопечного.
Комитет Визенгамота по долгам аннулировал решение директора Хогвартса.
Верховный Чародей аннулировал решение Комитета по долгам.
Визенгамот аннулировал решение Верховного Чародея.
В итоге Мальчик-Который-Выжил отбыл в Центральный банк Гринготтс под усиленной охраной Шизоглаза Хмури и тройки авроров. Ярко-голубой глаз Хмури бешено вращался во все стороны, словно давая понять всем возможным агрессорам, что его носитель — На Страже, сохраняет Постоянную Бдительность и с радостью испепелит почки любому, кто хотя бы чихнёт в сторону Мальчика-Который-Выжил.
Они прошли через широко распахнутые двери Гринготтса, над которыми красовался девиз «Fortius Quo Fidelius». В этот раз Гарри гораздо внимательнее смотрел по сторонам. Во время предыдущих трёх визитов в Гринготтс он лишь любовался мраморными колоннами, золотым светом факелов, архитектурой, довольно отличавшейся от архитектуры людей магической Британии. С тех пор произошёл Инцидент в Азкабане и многое другое. И теперь, во время своего четвёртого визита, Гарри размышлял о восстаниях гоблинов, о непрекращающемся гоблинском недовольстве, о том, что им не разрешается пользоваться волшебными палочками, и о некоторых фактах, которых не было в учебнике истории для первого курса. Но Гарри догадался о них, потому что представлял, что в таких случаях обычно происходит, а профессор Флитвик шёпотом подтвердил. Лорд Волдеморт убивал гоблинов также, как и волшебников — немыслимый идиотизм с его стороны, если только Гарри не упустил из виду нечто важное. Но что гоблины думают о Мальчике-Который-Выжил, Гарри совершенно не представлял. Про гоблинов говорили, что они платят по своим счетам и взимают по своим счетам, но при этом у них несколько предвзятая манера определять, что в эти счета входит.
В этот раз стражи в броне, стоявшие через равные промежутки вокруг банка, смотрели на Мальчика-Который-Выжил без какого-либо выражения, но во взглядах, адресованных Хмури и аврорам, мелькало злое презрение. У стоек и касс в фойе банка гоблины-кассиры с тем же презрением смотрели на волшебников, в чьи руки они отдавали галлеоны. Один из кассиров ухмылялся острозубым ртом ведьме, которая выглядела расстроенной и сердитой.
Если я правильно понимаю человеческую природу — и если я прав в том, что все гуманоидные волшебные расы генетически являются людьми с наследуемыми магическими изменениями — то вряд ли вы подружитесь с волшебником просто потому, что я буду вежлив с вами или выражу сочувствие. Но интересно, поддержите ли вы Мальчика-Который-Выжил в попытке свергнуть Министерство, если я пообещаю после этого отменить Закон о палочках… или если я втайне дам вам палочки и волшебные книги в обмен на вашу поддержку… Именно поэтому секрет изготовления палочек доступен только людям вроде Олливандера? Хотя, если вы на самом деле люди, просто обычные люди, то у нации гоблинов скорее всего есть свои внутренние кошмары, свои собственные Азкабаны, ибо это тоже свойственно человеческой природе. В таком случае рано или поздно я должен свергнуть или реформировать и ваше правительство. Хм.
Перед ними появился пожилой гоблин. Гарри вежливо склонил голову, и тот ответил резким полукивком. На этот раз не было диких гонок на тележках — вместо этого гоблин провёл их коротким коридором, который закончился маленькой приёмной с тремя скамейками, предназначенными для гоблинов, и одним стулом для волшебников, на котором никто не сидел.
— Не подписывай ничего, что даст тебе Люциус Малфой, — сказал Шизоглаз Хмури. — Ничего, ты меня понимаешь, парень? Если Малфой протянет тебе экземпляр «Чудесных приключений Мальчика-Который-Выжил» и попросит автограф, скажи ему, что вывихнул палец. Пока ты в Гринготтсе, ни на секунду не бери в руки перо. Если кто-то даст тебе перо, сломай его, а затем сломай себе пальцы. Мне нужно объяснять дальше, сынок?
— Не особенно, — ответил Гарри. — У нас в магловской Британии тоже есть юристы, и они бы назвали ваших юристов милашками.
Спустя пару минут Гарри отдал свой кошель на хранение Хмури и протянул свою палочку закованному в броню гоблину, который обыскал его с помощью разнообразных интересно выглядящих зондов.
Затем Гарри прошёл ещё через одну дверь и сквозь тонкий Водопад Воров. Вода испарилась с кожи мальчика, едва он вышел из-под струй.
По другую сторону двери оказалась комната размером побольше, отделанная панелями и богато обставленная, с большим золотым столом посередине. По одну сторону стола располагались два больших кожаных кресла, а по другую — маленькая деревянная табуретка для дебитора. У стен стояли на страже два гоблина в полном доспехе и богато украшенных наушниках и очках. Ни одной стороне не дозволялось иметь при себе палочек или других магических предметов, а если бы кто-то во время этой мирной встречи, проходящей под надзором банка Гринготтс, посмел бы использовать беспалочковую магию, на него сразу же напали бы охранники. Причудливые наушники позволяли гоблинам-стражам слышать лишь слова, обращённые напрямую к ним, а очки превращали лица волшебников в расплывшиеся пятна. Короче говоря, тут было обеспечено некое подобие настоящей безопасности, по крайней мере для владеющих Окклюменцией.
Гарри вскарабкался на неудобный деревянный табурет, мысленно хмыкнул: «Какое коварство» и стал ждать своих кредиторов.
Довольно скоро — по закону должника можно было бы заставить ждать гораздо дольше — в комнату вошёл Люциус Малфой. Привычным отработанным движением он изящно опустился в кожаное кресло. Трость со змеиной головой отсутствовала, грива белых волос как всегда плыла следом, а лицо было непроницаемо.
За ним, молча и с таким же непроницаемым выражением на лице вошёл мальчик с белыми волосами. Теперь на нём были чёрные одежды, куда более высокого качества, чем любая хогвартская мантия. Этому мальчику Гарри тоже был должен в общей сумме сорок галлеонов, и он тоже принадлежал к Дому Малфоев, и следовательно, имел право находиться на санкционированной Визенгамотом встрече.
Драко. Гарри не произнёс его имени вслух и не позволил эмоциям отразиться на своём лице. Он не знал, что сказать. Даже «мне жаль» не казалось уместным. Во время их краткого обмена сообщениями — когда они назначали эту встречу — Гарри и патронусу Драко не осмелился сказать ничего такого. И не только потому, что Люциус тоже мог услышать. Гарри было достаточно знать, что счастливые мысли Драко остались счастливыми, и что он до сих пор хочет, чтобы Гарри это знал.
Люциус Малфой заговорил первым, его голос звучал ровно, лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.
— Я не понимаю, что происходит в Хогвартсе, Гарри Поттер. Не могли бы вы объяснить мне?
— Я не знаю, — сказал Гарри. — Если бы я понимал суть этих событий, я бы не позволил им произойти, лорд Малфой.
— Тогда ответьте на следующий вопрос. Кто вы?
Гарри не отрывал взгляд от лица своего кредитора.
— Я не Сами-Знаете-Кто, как вы думали, — произнёс он. Не будучи совсем уж полным идиотом, Гарри успел догадаться, за кого принимал его Люциус Малфой в зале Визенгамота. — Очевидно, я не обычный ребёнок. В той же степени очевидно, что это наверняка имеет какое-то отношение ко всей этой истории про Мальчика-Который-Выжил. Но мне не известно, какое именно, или почему. Не более, чем вам. Я спрашивал Распределяющую шляпу, и она тоже не знает.
Люциус Малфой задумчиво кивнул.
— Мне удалось придумать лишь одну причину, по которой вы бы могли решить заплатить сто тысяч галлеонов за жизнь грязнокровки. Лишь одна причина могла бы объяснить её силу и кровожадность. Но затем она погибла от лап тролля, а вы — нет. Кроме того, мой сын многое рассказал о вас, Гарри Поттер, и в этом не было ни малейшего смысла. Мне доводилось слышать лепет сумасшедших из больницы Святого Мунго, и их бред звучал гораздо более здраво, чем то, что мой сын рассказал мне о вас под сывороткой правды. И ту часть «бреда сумасшедшего», за которую отвечаете лично вы, вам придётся объяснить мне прямо сейчас.
Гарри повернулся к Драко, и тот встретил его взгляд. На лице мальчика появились какие-то эмоции, ему удалось взять их под контроль, но затем его лицо снова выдало внутреннее напряжение.
— Я тоже, — голос Драко Малфоя срывался и дрожал, — хотел бы знать. Почему, Поттер?
Гарри закрыл глаза.
— Мальчик, которого воспитали маглы и который думает, что он умён. Ты увидел меня, Драко, и подумал, что из всех первогодок полезнее всего было бы подружиться с Мальчиком-Который-Выжил и показать ему истину. И я подумал то же самое про тебя. Но мы по-разному представляли истину. Я не хочу сказать, что существуют разные истины. Есть разные убеждения, но лишь одна реальность, лишь одна вселенная, в которой эти убеждения становятся истинными или ложными…
— Ты мне лгал.
Гарри открыл глаза и посмотрел на Драко.
— Я бы это назвал, — голос Гарри тоже немного дрогнул, — правдой с определённой точки зрения.
— С определённой точки зрения?! — Драко Малфой выглядел настолько сердито, как имел бы право выглядеть Люк Скайуокер, будучи не в настроении выслушивать оправдания Кеноби. — Для правды с определённой точки зрения есть специальное слово. И это слово — ложь!
— Или уловка, — спокойно ответил Гарри. — Утверждение, которое фактически является истиной, но заставляет слушателя сформировать убеждение, которое будет ложным. Мне кажется, стоит подчеркнуть это различие. То, что я тебе сказал, было самоисполняющимся пророчеством — ты поверил, что не сможешь обмануть себя, поэтому и не пытался. Навыки, которым ты обучился, — настоящие, и для тебя ничем хорошим не закончится, если ты начнёшь внутренне с ними бороться. Люди не могут усилием воли заставить себя поверить, что синее — это зелёное, но часто считают, что могут, и это почти так же плохо.
— Ты меня использовал, — сказал Драко.
— Я использовал тебя, но в результате ты становился сильнее. Именно так кого-то может использовать друг.
— Даже я знаю, что дружба такой не бывает!
На этом месте вмешался Люциус Малфой.
— С какой целью? Ради чего? — даже его голос перестал быть бесстрастным. — Зачем?
Гарри пристально посмотрел на него, затем повернулся к Драко.
— Наверное, твой отец сейчас мне не поверит, — начал он. — Но ты, Драко, в состоянии увидеть, что всё случившееся согласуется с этой гипотезой. И что любая более циничная гипотеза не объяснит, почему я не надавил на тебя сильнее, когда у меня была возможность, и почему я научил тебя столь многому. Я считал, что наследник дома Малфоев, который на виду у всех удержит маглорождённую от падении с крыши, станет прекрасным компромиссным кандидатом на роль главы магической Британии после реформ.
— То есть вы хотите меня убедить, — тихо произнёс Люциус Малфой, — что притворяетесь сумасшедшим. Ладно, оставим этот вопрос. Скажите, кто провёл тролля в Хогвартс.
— Я не знаю, — ответил Гарри.
— Скажите, кого вы подозреваете, Гарри Поттер.
— У меня четыре подозреваемых. Первый — профессор Снейп…
— Снейп?! — выпалил Драко.
— Второй, естественно, профессор Защиты Хогвартса, просто потому что он — профессор Защиты. — Гарри не стал бы его упоминать, он не хотел привлекать к профессору Защиты внимание Малфоев, если тот невиновен, но Драко мог его на этом поймать. — Если я назову третьего, вы мне не поверите. Четвёртый — категория под названием «Все остальные».
Пятый — Лорд Волдеморт. Не думаю, что мне стоит его упоминать при вас.
Люциус Малфой чуть ли не прорычал:
— Вы думаете, я не распознаю наживку на вашем крючке? Вы хотите заставить меня поверить, что ваша третья возможность и есть правильный ответ. Скажите мне, о ком речь, и бросьте ваши игры.
Гарри спокойно посмотрел на лорда Малфоя.
— Однажды я прочёл книгу, которую не должен был читать, и в ней было сказано: Настоящее общение происходит только между равными. Служащие лгут своим боссам, которые, в свою очередь, ожидают, что им солгут. Я не играю в недомолвки. Я считаю, что если я сейчас назову вам моего третьего подозреваемого, вы просто подумаете, что вся моя история — это западня.
— Это отец, да? — вмешался Драко.
Гарри удивлённо посмотрел на него.
— Ты подозреваешь, что отец послал тролля в Хогвартс, чтобы убить Грейнджер, верно? — ровным голосом спросил Драко. — Вот о чём ты думаешь!
Гарри открыл рот, чтобы сказать «Вообще-то, нет», но в кои-то веки умудрился сначала подумать и остановился.
— Понятно… — медленно произнёс Гарри. — Вот ради чего всё это. Люциус Малфой публично заявляет, что Гермиона не уйдёт от возмездия за то, что сделала, и — подумать только — её убивает тролль, — Гарри улыбнулся, но его улыбка больше напоминала оскал. — И если я здесь буду это отрицать, то Драко, не будучи окклюментом, сможет свидетельствовать под сывороткой правды, что Мальчик-Который-Выжил не подозревает Люциуса Малфоя в том, что тот послал тролля в Хогвартс, чтобы убить Гермиону Грейнджер, присягнувшую Благородному Дому Поттеров, чей долг крови был недавно оплачен сотней тысяч галлеонов. И так далее. — Гарри слегка откинулся назад, хотя на деревянном табурете без спинки это было сложно проделать подобающим образом. — Но теперь, когда я обратил на это внимание, мне эта мысль кажется очень логичной. Очевидно, именно вы убили Гермиону Грейнджер, как и угрожали сделать это перед всем Визенгамотом.
— Я этого не делал, — заявил Люциус Малфой с прежней бесстрастностью.
На лице Гарри опять появилась улыбка-оскал.
— Ну что ж, в этом случае, должен быть кто-то ещё, кто убил Гермиону и вмешался в работу защитных чар Хогвартса. И это тот же человек, который ранее пытался подставить Гермиону, обвинив её в убийстве Драко Малфоя. Или вы убили Гермиону Грейнджер, получив деньги за её жизнь, или вы обвинили в покушении на убийство вашего сына невинную девочку и забрали деньги моей семьи благодаря этому ложному обвинению. Одно из этих утверждений должно быть истиной.
— Возможно, это вы убили её в надежде получить свои деньги назад, — Люциус Малфой наклонился над столом и мрачно посмотрел на Гарри.
— В таком случае я с самого начала не стал бы платить деньги за неё. Как вы и сами понимаете. Не оскорбляйте мои умственные способности, лорд Малфой… нет, подождите, прошу прощения, вы должны были это сказать на случай, если Драко придётся свидетельствовать об этом. Тогда не обращайте внимания.
Люциус Малфой откинулся в кресле и уставился на Гарри.
— Я пытался объяснить тебе, отец, — пробормотал себе под нос Драко, — но никто не в состоянии вообразить, что из себя представляет Гарри Поттер, пока с ним не столкнётся…
Гарри постучал пальцем по щеке.
— Значит, до людей начало доходить совершенно очевидное? Удивлён. Не ожидал, что это произойдёт, — к настоящему времени Гарри уже уловил ритм цинизма профессора Квиррелла, и теперь мог воспроизводить его самостоятельно. — Не думаю, что газеты способны опубликовать статью, смысл которой сводится к: «Либо X, либо Y истинно, но мы не знаем, что именно». По-моему, журналисты способны лишь на статьи с рядом простых утверждений, например «X — истинно», «Y — ложно», «X — истинно, а Y — ложно». Никаких сложных построений вроде: «Если X — истинно, то и Y — истинно, но мы не знаем, истинно ли X». И вашим сторонникам приходится быстро переключаться с «Вы не можете доказать, что лорд Малфой убил Грейнджер, это мог сделать кто-то другой» на «Вы не можете доказать, что Грейнджер кто-то подставил», и до тех пор, пока ничего не доказано, они будут стараться усидеть сразу на двух этих стульях… погодите, а разве «Ежедневный пророк» принадлежит не вам?
— «Ежедневный пророк», — тихо ответил Люциус Малфой, — который совершенно точно не принадлежит мне, достаточно уважающее себя издание, чтобы не печатать подобного оскорбительного бреда. К несчастью, не все влиятельные волшебники настолько разумны.
— А. Понятно, — кивнул Гарри.
Люциус бросил взгляд на Драко.
— Всё остальное, что он наговорил — там было что-то важное?
— Нет, отец, не было.
— Спасибо, сын, — Люциус снова посмотрел на Гарри. Когда он заговорил, его голос почти вернулся к его обычной медлительной, холодной и уверенной манере. — Наверное, вы смогли бы убедить меня оказать вам услугу, если бы признались перед лицом Визенгамота, что вы совершенно точно знаете, что я непричастен к упомянутому деянию. Я мог бы существенно уменьшить ваш оставшийся долг роду Малфоев, или даже изменить условия и позволить погасить его позднее.
Гарри внимательно смотрел на Люциуса Малфоя.
— Люциус Малфой. Сейчас вы прекрасно понимаете, что Гермиону Грейнджер на самом деле подставили, использовав вашего сына как наживку, что на неё были наложены чары Ложной памяти или что-то ещё хуже, и что Дом Поттеров не имел ничего против вас до этих событий. Моё встречное предложение таково: вы возвращаете деньги моей семьи, я объявляю перед Визенгамотом, что Дом Поттеров не считает Дом Малфоев своим врагом, и мы выступаем единым фронтом против виновного, кем бы он ни был. Мы решаем отказаться от кем-то нам предписанных ролей, и заключаем союз вместо того, чтобы сражаться друг с другом. Это, возможно, единственное, чего не ожидает от нас враг.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 05:01 | Сообщение # 289 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| В комнате повисла тишина, нарушаемая только звуком дыхания гоблинов-стражей.
— Вы и правда спятили, — холодно сказал Люциус Малфой.
— Это называется «справедливость», лорд Малфой. Вы же не думаете, что я буду сотрудничать с вами, пока вы удерживаете в своих руках состояние Дома Поттеров, зная, что получили его благодаря ложному обвинению. Я понимаю, что во время суда вы представляли ситуацию иначе, но теперь вы осведомлены куда лучше.
— Вы не можете предложить мне ничего, что стоило бы сто тысяч галлеонов.
— Разве? — отстранённо произнёс Гарри. — Давайте подумаем. Мне кажется вполне вероятным, что процветание Дома Малфоев в долгосрочной перспективе заботит вас гораздо больше, чем какие бы то ни были политические вопросы, являвшиеся личным коньком павшего Тёмного Лорда предыдущего поколения, — Гарри бросил на Драко многозначительный взгляд. — У следующего поколения будет своя линия фронта и свои союзы. Ваш сын может остаться без всего этого, или оказаться сразу на вершине. Разве это не значит для вас больше, чем сорок тысяч галлеонов, которых вы не особо ожидали и в которых не слишком-то нуждаетесь? — Гарри улыбнулся, не разжимая губ. — Сорок тысяч галлеонов. Два магловских миллиона фунтов стерлингов. Ваш сын слегка представляет масштабы магловской экономики — они могут вас удивить. Маглы сочли бы забавным, что судьба страны зависит от двух миллионов фунтов стерлингов. Они бы подумали, что это просто смешно. И я тоже так думаю, лорд Малфой. Это не какой-то отчаянный манёвр с моей стороны. Это честная возможность для вас поступить честно.
— О? — откликнулся лорд Малфой. — А если я откажусь от этой честной возможности, что тогда?
Гарри пожал плечами.
— Зависит от того, какая сложится правящая коалиция без участия Малфоев. Если правительство будет реформировано мирным путём, и для поддержания мира так будет нужно, то я выплачу деньги сполна. А, возможно, Пожирателей Смерти снова будут судить за прошлые преступления и казнят — после должного законного судебного разбирательства, само собой.
— Вы в самом деле спятили, — спокойно сказал лорд Малфой. — У вас нет власти, нет денег, и при этом вы смеете говорить мне подобное.
— Да, глупо думать, что я могу вас запугать. Вы же, в конце концов, не дементор.
Гарри продолжал улыбаться. Он заранее исследовал вопрос — судя по всему, безоар обезвредит почти любой яд, если достаточно быстро затолкать его в рот пострадавшего. Не факт, что он вылечит последствия радиации от трансфигурированного полония, но, опять же, кто знает. Поэтому Гарри изучил температуру замерзания различных кислот, и выяснилось, что серная кислота замерзает всего при десяти градусах Цельсия, а значит, Гарри мог бы купить литр кислоты на магловском рынке, заморозить его и трансфигурировать в крошечный незаметный кубик льда, а затем подбросить его в чей-нибудь рот. Когда действие трансфигурации закончится, не поможет никакой безоар. Идея не допустить за время прохождения своего квеста вообще никаких смертей уже рухнула, и теперь Гарри не собирался держаться в рамках закона или даже кодекса Бэтмена — хотя, конечно, он не стал бы об этом заявлять вслух.
Последний шанс выжить, Люциус. С точки зрения этики, твоя жизнь была куплена и оплачена в день, когда ты совершил своё первое злодеяние в рядах Пожирателей Смерти. Ты всё ещё человек, и твоя жизнь по-прежнему ценна сама по себе, но у тебя больше нет деонтологической защиты невиновного. Теперь у любого хорошего человека есть лицензия на твоё убийство, в случае, если он сочтёт, что в долгосрочной перспективе спасено будет больше. И если ты начнёшь вставлять мне палки в колёса, именно к этому выводу я и приду. Неизвестный, натравивший тролля на Грейнджер, выберет следующей жертвой тебя и поразит неким заклятьем, которое превратит бывшего Пожирателя Смерти в лужу слизи. Какая жалость.
— Отец, — тихо сказал Драко, — отец, я думаю, тебе стоит это обдумать.
Люциус Малфой посмотрел на своего сына.
— Шутишь.
— Я серьёзно. Не думаю, что Поттер сам создал свои книги, никто не смог бы написать всё это, и кое-что из них я смог проверить самостоятельно. И если хотя бы половина всего этого верна, то он прав, сотня тысяч галлеонов не так много значит. Если мы дадим их ему, он действительно снова станет другом Дому Малфоев, по крайней мере, в том смысле, в каком он понимает дружбу. А если не дадим, он станет нашим врагом, и невзирая на то, выгодно ему это будет или нет, начнёт просто охотиться за тобой. Гарри Поттер действительно мыслит таким образом. Дело тут не в деньгах, он просто так понимает честь.
Гарри Поттер слегка поклонился, по-прежнему улыбаясь.
— Но кое-что надо сказать прямо, — сказал Драко, теперь глядя прямо ему в лицо. В глазах Драко вспыхнули огоньки ярости. — Ты вводил меня в заблуждение. И ты мне должен.
— Признаю, — спокойно ответил Гарри. — При условии всего остального, разумеется.
Люциус Малфой открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, и закрыл его снова.
— Спятили, — повторил он.
Последовал долгий спор отца с сыном, во время которого Гарри удалось держать рот на замке.
Когда начало казаться, что даже Драко не способен переубедить своего отца, Гарри заговорил снова и озвучил свои ближайшие планы в случае альянса Поттеров и Малфоев.
Последовал ещё один спор между Люциусом и Драко, во время которого Гарри снова молчал.
Наконец Люциус Малфой повернулся к нему.
— И вы полагаете, — сказал Люциус Малфой, — что вам удастся убедить Лонгботтомов и Боунсов присоединиться к этой затее, даже если Дамблдор будет против.
Гарри кивнул.
— Они с недоверием отнесутся к вашему участию, само собой. Но я скажу им, что я так планировал с самого начала, это должно их убедить.
— Полагаю, — сказал Люциус Малфой после паузы, — я мог бы составить контракт в письменном виде, освобождающий вас от почти всего оставшегося долга, если почему-то решу присоединиться к этой безумной затее. Конечно, это потребует больше гарантий…
Гарри проворно вытащил из-за пазухи пергамент, развернул и положил на стол перед Люциусом.
— Вообще-то я взял на себя смелость подготовить этот документ, — сказал он. Гарри несколько часов корпел над ним в библиотеке Хогвартса, собрав все имеющиеся в наличии книги по юриспруденции. К счастью, насколько Гарри понял, законы магической Британии по магловским стандартам были очаровательно просты. Утверждения, что первоначальный долг крови и выплата отменены, состояние Поттеров и все прочие ценности должны быть возвращены, остаток долга аннулирован, и всё это не в убыток роду Малфоев, в письменном юридически оформленном виде выглядели не намного длиннее, чем если это просто произнести вслух.
— Мне пришлось пообещать сопровождающим не подписывать ничего, что вы дадите мне. Поэтому я сам позаботился о том, чтобы подготовить документ, и подписал его перед тем, как отправился сюда.
Драко издал сдавленный смешок.
Люциус прочёл контракт и улыбнулся без тени веселья.
— Очаровательно прямолинейно.
— Я также пообещал во время пребывания в Гринготтсе не притрагиваться к перу, — сказал Гарри. Он опять полез в карман мантии и вытащил магловскую ручку и лист обычной бумаги. Затем быстро набросал юридического вида формулировку о том, что Дом Поттеров не считает Дом Малфоев каким-либо образом ответственным за убийство Гермионы Грейнджер и вообще хоть как-то с ним связанным, и показал бумагу лорду Малфою:
— Такая формулировка подойдёт?
Лорд Малфой посмотрел и слегка закатил глаза.
— По-моему, довольно неплохо. Хотя правильнее было бы использовать юридический термин «погасить ответственность», а не «освободить от ответственности».
[В оригинале Гарри использует слово «exonerate», которое понимается как «полное снятие всех обвинений», а Люциус предлагает слово «indemnify», которое можно понимать в том смысле, что материальные потери Люциуса должен будет компенсировать Гарри. — Прим.перев.]
— Хорошая попытка, но нет. Я прекрасно знаю, что означает этот термин, лорд Малфой.
Гарри взял свой пергамент и начал аккуратно переписывать туда свою исходную формулировку.
Когда Гарри закончил, лорд Малфой потянулся через золотой стол, взял ручку и задумчиво посмотрел на неё.
— Полагаю, это один из ваших магловских артефактов? Сын, что он делает?
— Пишет, не требуя чернильницы, — ответил Драко.
— Ясно. Полагаю, некоторые сочтут это забавной безделушкой, — Люциус разгладил пергамент на столе, затем поставил руку на линии для подписи и задумчиво постучал в стартовой точке.
Гарри с трудом перевёл взгляд на лицо Люциуса Малфоя, стараясь дышать ровно, но без особых успехов.
— Наш хороший друг Северус Снейп, — сказал Люциус Малфой, всё ещё постукивая ручкой на линии, ожидавшей его подписи, — профессор Защиты, называющий себя Квирреллом. Я спрашиваю снова, кто ваш третий подозреваемый?
— Я бы настоятельно рекомендовал вам сперва расписаться, Лорд Малфой, если вы и так намерены сделать это. Вы получите от информации больше выгоды, если не будете считать, что я пытаюсь вас в чём-то убедить.
Ещё одна безрадостная улыбка.
— Я рискну. Говорите, если желаете, чтобы мы продолжили.
Гарри помедлил, затем невозмутимо ответил:
— Мой третий подозреваемый — Альбус Дамблдор.
Постукивающая по пергаменту ручка замерла.
— Странное утверждение, — протянул Люциус. — Как директор Хогвартса, Дамблдор серьёзно скомпрометировал себя, допустив смерть одного из учеников. Неужели вы думаете, что я поверю чему угодно, только потому, что он мой враг?
— Он один из нескольких подозреваемых, лорд Малфой, и не обязательно самый вероятный. Но я смог убить взрослого горного тролля потому, что у меня было оружие, которое дал мне Дамблдор в самом начале учебного года. Не веское доказательство, но вызывает подозрения. И если вы думаете, что убийство одного из учеников — это не в стиле Дамблдора, что ж, та же мысль посетила и меня.
— Что может быть не в стиле Дамблдора? — вмешался Драко Малфой.
Люциус Малфой покачал головой точным аккуратным движением.
— Не всё так просто, сын мой. Дамблдор разборчив в проявлениях своей злобы. — Лорд Малфой откинулся в кресле, и застыл почти неподвижно. — Расскажите мне об этом оружии.
— Я всё ещё не уверен, что должен вдаваться в подробности в вашем присутствии, Лорд Малфой, — Гарри вздохнул. — Позвольте внести ясность. Я не пытаюсь внушить вам мысль, что за всем стоит Дамблдор, просто признаю такую возможность…
Тогда заговорил Драко Малфой.
— Приспособление, которое Дамблдор дал тебе — это было что-то для убийства троллей? В смысле, только троллей? Это ты можешь сказать?
Люциус повернул голову и посмотрел на сына с некоторым удивлением.
— Нет… — медленно произнёс Гарри. — Это не какой-то меч, разящий троллей, или что-то в этом духе.
Драко пристально вглядывался в глаза Гарри.
— Сработало бы это устройство против убийц?
Нет, если бы у них были подняты щиты.
— Нет.
— В школьной драке?
Расширение булыжника в горле по своей сути смертельно.
— Нет, думаю, оно предназначалось не против людей.
Драко кивнул.
— Значит, только волшебные существа. Было бы это хорошим оружием против разъярённого гиппогрифа, или кого-то подобного?
— Действует ли против гиппогрифов оглушающее проклятье? — медленно спросил Гарри.
— Я не знаю, — ответил Драко.
— Да, — сказал Люциус Малфой.
По сравнению с попытками навести Вингардиум Левиоса и Фините Инкантем…
— Значит, при столкновении с гиппогрифом лучше использовать Ступефай. — Если ставить вопрос таким образом, казалось очень вероятным, что трансфигурированный камень оптимальное оружие только против волшебных существ из плоти и крови, чья шкура отражает заклинания. — Но… Я хочу сказать, возможно, это вообще не планировалось как оружие, я применил его странным способом, это могло быть просто сумасшедшей причудой…
— Нет, — медленно ответил лорд Малфой. — Не причуда. Не совпадение. Не в случае Дамблдора.
— Значит, это он, — сказал Драко. Его глаза медленно сощурились и он зловеще кивнул. — Это всё время был он. Ведь судебный легилимент говорил, что кто-то использовал легилименцию на Грейнджер. Дамблдор признал, что это был он. И я уверен, что защитные чары на самом деле сработали, когда Грейнджер наложила на меня проклятие, а Дамблдор просто проигнорировал их.
— Но… — начал Гарри. Он посмотрел на Люциуса, которому больше бы пристало развивать эту тему. — Каковы его мотивы? Или мы решим, что он просто злой, и остановимся на этом?
Драко вскочил с кресла и принялся расхаживать по комнате. Полы его мантии сильно развевались при ходьбе. Гоблины-стражи с некоторым удивлением взирали на него через свои зачарованные очки.
— Чтобы разгадать странный план, нужно посмотреть на произошедшее и спросить, кому это выгодно. Мало того, что Дамблдор не планировал, что ты спасёшь Грейнджер на судебном разбирательстве, он пытался не позволить тебе сделать это. Что бы произошло, если бы Грейнджер действительно отправилась в Азкабан? Дома Малфоев и Поттеров возненавидели бы друг друга навсегда. Из всех подозреваемых единственный, кто хотел бы именно этого, — Дамблдор. Так что сходится. Всё сходится. Человек, который совершил убийство — Альбус Дамблдор!
— Хм, — сказал Гарри. — Но зачем тогда давать оружие против тролля? Я сказал, что это подозрительно, но не говорил, что в этом есть какой-то смысл.
Драко задумчиво кивнул.
— Возможно, Дамблдор думал, что ты остановишь тролля до того, как он доберётся до Грейнджер, и тогда он бы обвинил отца в том, что тот послал этого тролля. Многие пришли бы в ярость от мысли, что отец хотя бы попытался устроить что-то такое в Хогвартсе. Как отец и сказал, репутации Дамблдора не пошло на пользу, что один из учеников погиб в Хогвартсе — Хогвартс славится своей безопасностью. Так что это, возможно, не должно было случиться.
Гарри невольно вспомнил ужас в глазах Дамблдора, когда тот увидел тело Гермионы Грейнджер.
Мог бы я успеть вовремя, если бы у близнецов Уизли не украли их карту? Могло ли это быть запланировано? Но оказалось, что кто-то украл карту, а Дамблдор об этом не знал, и я пришёл слишком поздно… Но нет, бессмыслица получается, я обнаружил это слишком поздно, как Дамблдор мог догадаться, что я использую метлу… хотя он знал, что она у меня есть…
Такой план никак не смог бы сработать.
Он и не сработал.
Но кто-то, чуть более подверженный старческому слабоумию, мог рассчитывать, что он сработает, а феникс мог не заметить разницы.
— Или, — продолжил Драко, по-прежнему энергично расхаживая по комнате, — возможно, у Дамблдора был в запасе заколдованный тролль, и он планировал, что ты победишь его когда-нибудь позже, для какой-то другой цели, а потом он просто использовал тролля против Грейнджер вместо этого. Не могу представить, чтобы Дамблдор планировал всё это с первой недели занятий…
— Я могу представить, — тихо произнёс Люциус Малфой. — Я сталкивался с такими планами в исполнении Дамблдора.
Драко решительно кивнул.
— Тогда изначально совершенно не предполагалось, что я умру. Дамблдор знал, что профессор Квиррелл следит за мной, или же Дамблдор планировал, что меня вовремя найдёт кто-то другой, — я ведь не мог бы давать показания против Грейнджер, если бы погиб, и он бы повредил своей репутации, если бы я погиб. Но то, что я покинул Хогвартс, вместо того, чтобы остаться и возглавить Слизерин, было ему как раз на руку. И тогда снова получается, что Гарри должен был остановить тролля прежде, чем тот доберётся до Грейнджер, и предполагалось, что все будут подозревать тебя, отец, но только на этот раз события развивались не так, как планировал Дамблдор.
Люциус Малфой, с неприкрытым удивлением наблюдавший за сыном, перевёл взгляд на Гарри.
— Если это правда… Но интересно, не притворяется ли Гарри Поттер, что он не хочет верить в эту версию.
— Может быть, — сказал Драко. — Но я практически уверен, что не притворяется.
— Тогда, если это правда… — Люциус Малфой умолк. В его глазах медленно разгорался гнев.
— Что же нам делать? — спросил Гарри.
— Это мне тоже ясно, — ответил Драко. Он развернулся к ним и воздел палец в воздух. — Мы найдём доказательства, которые изобличат Дамблдора в его преступлении, и он предстанет перед судом!
Гарри Поттер и Люциус Малфой переглянулись.
Ни один из них не знал, что сказать.
— Сын мой, — наконец произнёс Люциус Малфой, — сегодня ты отлично поработал.
— Спасибо, отец!
— Тем не менее, это не пьеса, а мы не авроры, и мы не доверяем судам вершить за нас правосудие.
Глаза Драко потухли.
— О.
— А вот я, признаться, питаю сентиментальную привязанность к судам, — вмешался Гарри. Поверить не могу, что участвую в этом разговоре. Необходимо было пойти домой, взять листок бумаги и карандаш и попытаться понять, действительно ли рассуждения Драко имеют смысл. — И к доказательствам тоже.
Люциус Малфой перевёл взгляд на Гарри Поттера. В его глазах кипела чистая серая ярость.
— Если вы водите меня за нос, — сказал он со сдержанным гневом, — если всё это ложь, я не прощу. Но если это не обман… Принесите мне доказательство, которое изобличит Дамблдора перед Визенгамотом, или улику, достаточную для его свержения, и Дом Малфоев сделает для вас всё, что угодно. Всё, что угодно.
Гарри глубоко вдохнул. Ему нужно было разобраться со всем этим и вычислить фактические вероятности, но у него не было времени.
— Если это действительно сделал Дамблдор, то, убрав его с игровой доски, мы оставим большую дыру в британской структуре власти.
— Это так, — мрачно усмехнулся Люциус Малфой. — И вы планируете занять её сами, Гарри Поттер?
— Некоторым из вашей оппозиции это может не понравиться. Они могут восстать.
— Они проиграют, — отрезал Люциус Малфой, лицо которого стало суровым, словно было отлито из стали.
— Ну что ж, если Дамблдор будет убран с доски благодаря мне, я попрошу Дом Малфоев вот о чём. Когда оппозиция будет напугана до предела, им нужно будет предложить последнюю возможность избежать гражданской войны. Кому-то из ваших союзников это может не понравиться, но многие нейтралы будут рады сохранению стабильности. Наша сделка будет состоять в том, что власть получите не вы. Её получит Драко Малфой, когда достигнет совершеннолетия.
— Что? — воскликнул Драко.
— Драко свидетельствовал под сывороткой правды, что пытался помочь Гермионе Грейнджер. Уверен, многие представители оппозиции решат, что лучше иметь дело с ним, а не сражаться. Я не знаю, как лучше претворить это в жизнь — Нерушимый обет, или заверенный Гринготсом контракт, или что-то ещё — но должен быть некий надёжный договор о том, что власть перейдёт к Драко, когда он закончит Хогвартс. Ради этого я брошу все силы, которыми располагает Мальчик-Который-Выжил. Постараюсь убедить Лонгботтомов и Боунсов, и так далее. Наш первый план проторит дорогу для этого в будущем, если вы постараетесь действовать честно, сотрудничая с Лонгботтомами и Боунсами в этот раз.
— Отец, клянусь, я не…
Люциус мрачно ухмыльнулся.
— Я знаю, что ты этого не просил, сын. Что ж, — беловолосый мужчина, сидящий с другой стороны внушительного золотого стола посмотрел на Гарри Поттера. — Эти условия для меня приемлемы. Но если вы провалите хоть одну часть нашего соглашения — не важно, первой сделки или второй — вы столкнётесь с последствиями, Гарри Поттер. Умные слова вам тогда уже не помогут.
И Люциус Малфой подписал пергамент.
* * *
Шизоглаз Хмури, казалось, уже несколько часов не сводил глаз с бронзовой двери комнаты для переговоров Гринготтса — насколько это выражение вообще может быть применено к человеку, чей Глаз постоянно смотрит во всех направлениях.
Подозревать в чём-либо такого человека, как Люциус Малфой было настоящей проблемой, думал Хмури, так как можно было потратить целый день, мысленно перечисляя всё, что он может затевать, и так и не закончить.
Дверь приоткрылась, и из комнаты, еле волоча ноги, вышел Гарри Поттер. Его лоб был покрыт мелкими бисеринками пота.
— Ты что-нибудь подписывал? — в то же мгновение требовательно спросил Шизоглаз.
Гарри Поттер молча взглянул на него, затем полез в карман мантии и вынул сложенный пергамент.
— Гоблины уже принялись за работу, — сказал Гарри Поттер. — Они сделали три копии, прежде чем я ушёл.
— МЕРЛИН, ДА ЧТОБ ТЕБЯ… — Шизоглаз остановился, потому что его Глаз увидел вторую половину документа. Гарри Поттер медленно, словно нехотя, начал разворачивать верхнюю часть. Бывшему аврору хватило одного взгляда, чтобы рассмотреть написанные аккуратным почерком пункты договора и элегантный росчерк Люциуса Малфоя под подписью Гарри Поттера. А затем его Взору открылась верхняя часть документа, и Хмури взорвался:
— Ты освобождаешь Дом Малфоев от любого обвинения в убийстве Гермионы Грейнджер? Ты хотя бы представляешь, что ты наделал, болван? Во имя Мерлина, зачем ты… ЧТО?…
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 05:03 | Сообщение # 290 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 98. Роли. Финал
Воскресенье, 19 апреля, 18:43
Дафна Гринграсс тихо направлялась в комнату Гринграсс (привилегия Древнего Дома), расположенную под слизеринскими подземельями. Она только что сошла с Хогвартс-Экспресса и планировала оставить в комнате сундук, а затем присоединиться к другим ученикам за ужином. С тех пор, как уехал Малфой, вся часть подземелий с личными комнатами принадлежала ей одной.
Дафна в очередной раз протянула руку за спину и ещё раз жестом приказала своему большому, украшенному изумрудами сундуку двигаться за ней. Тот следовал крайне неохотно. Возможно, нужно было обновить чары на старом крепком фамильном артефакте. А, может быть, сундук не хотел следовать за ней в Хогвартс, который перестал быть безопасным.
Мать и отец долго разговаривали между собой, когда им сообщили про Гермиону. Дафна в это время пряталась за дверью и подслушивала, задыхаясь от слёз и стараясь не выдать себя лишним звуком.
Мать сказала, что, как это ни печально, но даже если в Хогвартсе каждый год будет погибать по ученику, он всё равно останется более безопасным местом, чем Шармбатон, не говоря уже о Дурмстранге. Юная ведьма может погибнуть не только в результате умышленного убийства. Профессор трансфигурации Шармбатона просто не ровня МакГонагалл.
Отец спокойно заметил, как важно наследнице Гринграссов оставаться в Хогвартсе, куда отправили учиться своих детей другие Благородные Дома (именно поэтому у Благородных семей существовала старая традиция синхронизировать рождение своих наследников, чтобы, по возможности, они оказались на одном курсе в Хогвартсе). Ещё отец добавил, что наследница Древнейшего Дома не всегда может избегать опасностей.
Последнее она предпочла бы не слышать.
Дафна с трудом сглотнула, повернула ручку и открыла дверь.
— Мисс Гринграсс… — прошептала скрытая тенью фигура в серебристом плаще.
Дафна закричала, захлопнула дверь и, выхватив палочку, повернулась, чтобы убежать.
— Подожди! — теперь голос стал выше и громче.
Дафна остановилась. Она узнала голос, но этого человека здесь никак не могло быть.
Она медленно развернулась и снова открыла дверь.
— Ты! — изумлённо воскликнула Дафна, увидев лицо под капюшоном. — Я думала, что ты…
— Я вернулся к вам, — звучным голосом заявила фигура в серебристом плаще, — в решающий…
— Что ты делаешь в моей спальне?! — взвизгнула Дафна.
— Я слышал, ты умеешь призывать туманную форму Патронуса. Можешь показать?
Дафна вперилась в него взглядом, а затем её кровь закипела:
— Зачем? — спросила она, поднимая палочку. — Чтобы ты мог прикончить всех слизеринцев, использующих неслизеринские заклинания? Мы все знаем, из-за кого убили Гермиону!
— Я свидетельствовал под сывороткой правды, что пытался помочь мисс Грейнджер! — выкрикнул Драко. — Я действительно пытался ей помочь, когда поймал её за руку на крыше, и когда помогал подняться с пола…
Дафна не опускала палочку:
— Как будто твой отец не мог подделать записи авроров, если бы захотел! Я не вчера родилась, мистер Малфой!
Медленно, избегая резких движений, фигура в серебристом плаще достала из-под него палочку. Дафна стиснула свою, но затем опознала расположение пальцев на палочке, стойку собеседника, и ахнула от потрясения…
— Экспекто Патронум!
Из палочки хлынул серебряный свет. Он сгустился и принял форму сияющей змеи, которая свилась кольцами, словно устраиваясь поудобнее.
У Дафны упала челюсть.
— Я действительно пытался помочь Гермионе Грейнджер, — спокойно повторил Драко Малфой, — потому что знаю — болезнь в сердце Слизерина, причина, по которой столь многие из нас больше не могут призывать патронуса, — это ненависть. Ненависть к маглорождённым или, на самом деле, к кому угодно. Люди сейчас думают, что это и есть Слизерин — не хитрость, не амбиции и не достойное уважения благородство. Я даже понимаю — поскольку это очевидно, — что Гермиона Грейнджер не была слаба в магии.
У Дафны кончились мысли. Её взгляд нервно метнулся, просто чтобы удостовериться, что из-под дверей не течёт кровь, как было в прошлый раз, когда Что-то Сломалось.
Серебряная змея излучала ни с чем не сравнимые свет и тепло.
— Кроме того, я узнал, — тихо продолжил Драко Малфой, — что Гермиона Грейнджер вообще никогда не пыталась убить меня. Возможно, на неё наложили чары Ложной памяти, возможно, подвергли легилименции. Но теперь, когда её убили, очевидно, что во всей этой истории с попыткой меня убить с самого начала целились именно в мисс Грейнджер…
— Т-ты-ты понимаешь, что говоришь? — голос Дафны сорвался. Если бы Люциус Малфой услышал, что только что сказал его наследник, он бы содрал с него кожу и сделал из неё штаны!
Драко Малфой улыбнулся. Свет полноценного телесного патронуса играл на его серебристом плаще. Улыбка вышла надменной и одновременно опасной, словно перспектива превращения в кожаные штаны была недостойна его внимания.
— Да, — ответил Драко, — но сейчас это неважно. Дом Малфоев возвращает деньги Дома Поттеров и аннулирует долг.
Дафна подошла к своей кровати и рухнула на неё в надежде, что если она окажется в кровати, то этот сон кончится.
— Я хочу, чтобы ты присоединилась к тайному обществу, — произнесла фигура в светящихся одеждах, — всех слизеринцев, которые могут призвать патронуса, и всех, кто может этому научиться. Таким образом на встречах Серебряных Слизеринцев мы будем знать, что можем доверять друг другу.
Драко театральным жестом откинул капюшон.
— Но этого не случится без тебя, Дафна. Тебя и твоей семьи. Твоя мать будет договариваться с моим отцом, но мне бы хотелось, чтобы впервые Гринграссы услышали это предложение от тебя, — голос Драко понизился. — До ужина нам нужно многое обсудить.
* * *
Гарри Поттер, судя по всему, решил быть невидимкой — они только мельком увидели его руку, когда он передавал им список, написанный на странном не-пергаменте. Гарри объяснил, что, принимая во внимание все обстоятельства, с его стороны будет не слишком мудро допустить, чтобы его можно было отыскать, кроме как в исключительных ситуациях. Поэтому отныне он собирается взаимодействовать с людьми в форме бестелесного голоса или в виде яркого серебряного света, прячущегося за углами, где его никто не увидит и который, в свою очередь, всегда сможет найти своих друзей, где бы те ни прятались. Честно говоря, за всю свою жизнь — которая включала эпизод, когда в обуви каждого второкурсника-слизеринца оказались трансфигурированные живые сороконожки — Фред и Джордж не слышали практически ничего, настолько же жуткого. По мнению Фреда и Джорджа такое никак не могло оказаться полезным для чьего бы то ни было рассудка, но они не знали, что тут можно сказать. Невозможно было отрицать — они видели это своими четырьмя глазами, — Хогвартс…
…стал небезопасен…
— Не знаю, к кому вы обратились за заклятием Ложной памяти для Риты Скитер, — сказал голос Гарри Поттера из ниоткуда. — Кто бы это ни был… вероятно, он не сможет сделать всё самостоятельно, но, возможно, он знает кого-то, кто в состоянии достать предметы из магловского мира. И… я знаю, это может увеличить стоимость, но людей, которые в курсе, что всё это как-то связано с Гарри Поттером, должно быть как можно меньше.
В воздухе снова мелькнула маленькая рука, и об пол с характерным звоном ударился кошелёк.
— Некоторые из предметов стоят дорого даже в мире маглов, и вашему контакту, возможно, потребуется ради этого покинуть Британию. Но, надеюсь, сотни галлеонов, будет достаточно, чтобы покрыть все расходы. Я бы сказал, откуда взялось золото, но не хочу портить завтрашний сюрприз.
— Что это такое? — спросил Фред или Джордж, когда близнецы просмотрели список. — Наш отец эксперт по маглам…
— … но мы и половины списка не узнаём…
— … да мы вообще ничего не узнаём…
— … ты что задумал?
— Дела приняли серьёзный оборот, — мягко произнёс Гарри. — Я не знаю, что мне придётся делать. До того, как это всё закончится, мне может потребоваться сила маглов, а не только сила волшебников. И, возможно, у меня не будет времени на подготовку. Я не планирую всё это использовать. Но хочу, чтобы оно было под рукой на случай… непредвиденных обстоятельств, — Гарри помолчал. — Очевидно, я у вас в большем долгу, чем смогу хоть когда-нибудь оплатить, а вы не позволяете мне дать вам хоть что-нибудь из того, что заслуживаете. Поэтому я даже не знаю, как вас поблагодарить. Всё, что я могу — это надеяться, что когда-нибудь вы повзрослеете, станете более разумно относиться к этой стороне жизни и, пожалуйста, возьмите десять процентов за посредничество…
— Слушай, заткнись, — ответил Джордж или Фред.
— Господи, из-за меня вы напали на тролля, и Фред переломал себе рёбра!
Близнецы лишь замотали головами. Гарри остался, когда они велели ему бежать, и вышел вперёд, чтобы отвлечь тролля от Джорджа. Они знали, что Гарри был из тех людей, который считают, что подобный поступок не отменяет его долга перед ними, что его деяние несоразмерно. Но Уизли знали, а Гарри не поймёт, пока не подрастёт, что теперь у них нет и не может быть больше никаких долгов перед друг другом. По мнению братьев, это был какой-то странный вид эгоизма: Гарри понимал, что такое доброта — ему никогда не пришло бы в голову просить деньги у того, кому он помог больше, чем тот помог самому Гарри (или объявить разницу долгом). Но, очевидно, он был совершенно не в состоянии осознать, что другие могут поступать так же в отношении него самого.
— Напомните мне купить вам магловский роман «Атлант расправил плечи», — произнёс бесплотный голос. — Я начинаю понимать, каким людям может быть полезно его прочесть.
* * *
Понедельник, 20 апреля, 19:00
В давящей тишине ученики заканчивали ужин. Не было никакого вмешательства или знака со стороны Главного стола. Никто не просил разрешения или прощения у профессоров или директора.
Вскоре после того, как появились блюда с десертом, из-за слизеринского стола поднялся ученик. Он вышел так, чтобы встать перед Четырьмя столами Хогвартса, но не со стороны преподавательского стола, а с противоположной. При виде этого мальчика с коротко стрижеными почти белыми волосами по залу побежали шепотки. Несколько секунд Драко Малфой просто стоял и смотрел на всех обитателей Хогвартса. Он никак не объяснил своё неожиданное возвращение. Слизеринец не снизошёл до того, чтобы подтвердить или опровергнуть слухи, что он вернулся, потому что теперь, когда Гермиона Грейнджер погибла от рук его семьи, ему нечего бояться.
Затем Драко взял в одну руку ложку, а в другую — стакан воды и начал постукивать ложкой по стакану.
Динь.
Динь.
Динь.
Поначалу это вызвало ещё большее оживление. За Главным столом некоторые из профессоров вопросительно посмотрели на директора, сидевшего в своём большом кресле. Но директор бездействовал, и профессора последовали его примеру.
Драко Малфой продолжил стучать ложкой по стакану, и, наконец, в зале воцарилась выжидающая тишина.
Тогда поднялся ещё один ученик — на этот раз из-за стола Когтеврана. Он направился к Драко, встал рядом и повернулся лицом к залу. Удивлённые ученики затаили дыхание: эти двое должны были стать самыми заклятыми врагами…
— Я и мой отец, лорд Благородного и Древнейшего Дома Малфоев, — звонко произнёс Драко Малфой, — пришли к выводу, что в Хогвартсе действуют злые силы. Именно эти злые силы пожелали причинить вред Гермионе Грейнджер. Вероятно, они вынудили Гермиону Грейнджер против её воли поднять руку на наш Дом, или же, возможно, и она, и я, подверглись заклятию Ложной памяти. Ныне мы заявляем, что тот, кто посмел использовать наследника Малфоев таким образом, — враг Дома Малфоев, на голову которого падёт наша месть. Во имя чести мы возвратили все деньги, взятые у Дома Поттеров, и аннулировали все долговые обязательства.
Потом заговорил Гарри Поттер.
— Дом Поттеров признаёт, что это было искреннее заблуждение, и не держит на Дом Малфоев зла. Мы верим и публично заявляем, что Дом Малфоев непричастен к смерти Гермионы Грейнджер. Тот, кто причинил вред Гермионе Грейнджер, — враг Дома Поттеров, на голову которого падёт наша месть. Наша общая месть.
Закончив, Гарри Поттер отправился обратно к столу Когтеврана, и зал уже был готов взорваться от чистого, незамутнённого изумления, вызванного таким потрясением реальности…
Драко Малфой снова постучал ложкой по стакану, привлекая внимание.
Динь.
Динь.
Динь.
И из-за других столов поднялись несколько учеников и направились к Драко Малфою. Кто-то встал сбоку, кто-то сзади него, кто-то перед ним.
В зале воцарилась гробовая тишина. В воздухе повисло ощущение, что именно здесь и сейчас меняется мир и складываются новые Союзы.
— Мой отец, Оуэн Гринграсс, с согласия и при полной поддержке моей матери, леди Благородного и Древнейшего Дома Гринграссов, — заговорила Дафна Гринграсс.
— И мой дед, Чарльз из Дома Ноттов, — откликнулся бывший лейтенант Нотт, когда-то Теодор из Хаоса, а теперь стоящий за Драко Малфоем.
— И моя двоюродная бабушка, Амелия из Дома Боунсов, директор Департамента Магического Правопорядка, — поддержала их Сьюзен Боунс, стоящая рядом с Дафной, вместе с которой она в своё время сражалась.
— И моя бабушка, Августа из Благородного и Древнейшего Дома Лонгботтомов, — произнёс Невилл Лонгботтом, вернувшийся лишь на этот вечер.
— И мой отец, Люциус из Благородного и Древнейшего Дома Малфоев!
— Вместе с Аланной Хоу составляющие большинство в попечительском совете Хогвартса! — звонко объявила Дафна Гринграсс. — Ради обеспечения безопасности всех учеников, включая собственных детей, приняли для Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс следующий Образовательный Декрет!
— Первое! — воскликнула Дафна. Стоять перед четырьмя факультетами и говорить, чтобы голос не дрожал, было нелегко. Уроков ораторского мастерства, которые ей давали родители, только на это и хватало. Девочка на секунду глянула на зажатый в руке пергамент, где бледно-красными чернилами были написаны подсказки. — Ученикам запрещается ходить поодиночке, даже в туалет! Вам следует объединяться в группы как минимум по трое, и в каждой группе должен быть ученик шестого или седьмого курса.
— Второе! — голос Сьюзен Боунс звучал почти твёрдо. — Для обеспечения большей безопасности учеников в Хогвартсе будут размещены девять авроров, которые сформируют Вспомогательные Защитные Силы! — Сьюзен вынула из кармана маленькое круглое зеркало — один из коммуникаторов, используемых в ДМП. Каждый из них получил по такому коммуникатору. Сьюзен поднесла зеркало ко рту и, повысив голос, произнесла: — Аврор Бродский, это Сьюзен Боунс. Войдите!
Двери в зал распахнулись, и внутрь промаршировали девять авроров в усиленных кожаных доспехах, которые они использовали на службе. Авроры сразу же рассредоточились по залу — по два аврора встали у каждого из четырёх столов факультетов, а последний встал на стражу у преподавательского стола. Многие в зале опять ахнули.
— Третье! — Драко Малфой, судя по всему, заучил свои строки наизусть, поскольку Дафна не видела у него ничего в руках. — Перед лицом общего врага, который не стесняется убивать учеников с любого факультета, все четыре факультета должны действовать как один! Чтобы это подчеркнуть, система баллов факультетов временно отменяется! Декретом Попечительского совета Хогвартса все профессора будут поощрять сплочённость факультетов!
— Четвёртое! — провозгласил Невилл Лонгботтом. — Все ученики, не записавшиеся до сих пор на дополнительные занятия профессора Защиты, будут дополнительно заниматься самообороной у инструктора-аврора!
— Пятое! — угрожающе выкрикнул Теодор Нотт. — Любые стычки в коридорах или где бы то ни было ещё, кроме как на уроках Защиты, будут строго наказываться! Сражайтесь вместе или не сражайтесь вовсе!
— Шестое! — сказала Дафна Гринграсс и глубоко вдохнула. Когда она узнала, в чём состоит план, она озвучила матери через каминную сеть своё собственное небольшое требование. Хотя Люциус Малфой и объединился с Амелией Боунс — разум Дафны до сих пор с трудом воспринимал эту мысль — голос Гринграсс был решающим, поскольку Джагсон и его фракция отказались поддержать Малфоя. Не говоря уж о том, что Боунс не доверяла Малфою, а Малфой — Боунс. Поэтому мать внесла это требование, и Гринграссы получили своё. — Так как на студентах были использованы Чары памяти, а охранные чары не среагировали — возможно, замешан кто-то из преподавательского состава Хогвартса. Поэтому! Вспомогательные Защитные Силы подотчётны непосредственно моему отцу, лорду Гринграссу!
Следующая часть была чисто символической, она знала, что ничто не помешает кому-то обратиться напрямую к аврорам. Но, возможно, когда-нибудь это превратится во что-то большее, поэтому Дафна попросила мать добавить её.
— И если кто-либо захочет сообщить что-либо Вспомогательным Защитным Силам, они могут обратиться либо к аврорам, либо ко мне, — Дафна сделала жест рукой, охватывая стоявших за ней учеников. — Официально назначенному президенту Комитета Вспомогательных Защитных Сил!
Дафна сделала театральную паузу. Эту часть они все отрепетировали.
— Мы не знаем, кто наш враг, — сказал Невилл недрогнувшим голосом.
— Мы не знаем, что хочет наш враг, — сказал Теодор со всё тем же грозным видом.
— Но мы знаем, на кого нападает враг, — Сьюзен выглядела так же яростно, как во время боя с тремя семикурсниками.
— Враг нападает на учеников Хогвартса, — прозвенел голос Драко Малфоя, и его повелительный тон казался совершенно естественным.
— И Хогвартс, — закончила Дафна из Гринграсс, чувствуя, что её кровь горит, как никогда прежде, — принимает вызов.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 05:04 | Сообщение # 291 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 99. Роли. Послесловие
Десять дней спустя в Запретном лесу нашли первого мертвого единорога.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 05:05 | Сообщение # 292 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 100. Меры предосторожности. Часть 1
13 мая 1992 года.
Тени, порождённые дрожащим огнём масляной лампы, танцевали на лице Аргуса Филча, искажая его черты. Двери Хогвартса позади становились всё дальше, а темнота вокруг сгущалась всё сильнее. Тропа под ногами была размокшей и едва различимой.
Весна пока не успела полностью прикрыть деревья, оголённые зимой. Просвечивающие сквозь редкую листву ветки напоминали скелеты, их тощие пальцы тянулись к небу. Луна светила ярко, но её часто заслоняли бегущие по небу облака, и идущие оказывались во тьме, которую с трудом разгоняло лишь тусклое пламя лампы Филча.
Драко крепко сжимал палочку.
— Куда вы нас ведёте? — спросила Трейси Дэвис. Филч поймал её вместе с Драко после отбоя, когда они направлялись на встречу Серебряных Слизеринцев, и назначил им обоим отработку.
— Просто идите за мной, — отозвался Аргус Филч.
Драко всё происходящее несколько раздражало. Серебряные Слизеринцы действуют в интересах школы, и это должны признать. Деятельность тайного общества идёт на благо Хогвартса, и потому нет никакой причины, почему им нельзя собираться после отбоя. Если что-нибудь подобное повторится ещё раз, Драко поговорит с Дафной Гринграсс, а та — со своим отцом, и тогда Филч поймёт: когда дело касается Малфоев, мудрее смотреть в другую сторону.
Огни Хогвартcа почти исчезли вдалеке, и Филч заговорил снова:
— Держу пари, вы теперь дважды подумаете, прежде чем нарушать школьные правила, а? — Филч повернул голову от лампы и злобно покосился на четырёх учеников, следовавших за ним. — О, да… по мне, так тяжёлый труд и боль — лучшие учителя… Очень жаль, что старые способы наказания отменили… подвесить бы вас за кисти рук к потолку на несколько деньков… Цепи всё ещё в моём кабинете, я их регулярно смазываю на случай, если они когда-нибудь понадобятся…
— Эй! — возмущённо воскликнула Трейси. — Я слишком молода, чтобы слушать об этом… ну о… сами понимаете! Особенно, если цепи хорошо смазанные!
Драко пропустил всё мимо ушей. Филчу было очень далеко до Амикуса Кэрроу.
Старшекурсница сзади — за Филчем вместе с Драко и Трейси следовали ещё два слизеринца — хихикнула, но ничего не сказала. Рядом с ней шёл высокий парень славянской внешности, который до сих пор говорил с акцентом. Их поймали за другим занятием — примерно из той области, на которую намекала Трейси. Оба были с третьего или четвёртого курса.
— Пфф, — фыркнул парень. — В Дурмстранге подвешивают за пальцы вверх ногами. А если дерзишь — за один палец. Порядки в Хогварсте были мягкими даже в старые времена.
С полминуты Аргус Филч молчал, видимо пытаясь придумать достойный ответ, и наконец усмехнулся:
— Посмотрим, как ты запоёшь, когда… когда узнаешь, что вы сегодня будете делать! Ха!
— Говорю же, я ещё слишком молода для этого! — повторила Трейси. — Придётся подождать, пока я вырасту!
Впереди Драко увидел хижину странных пропорций. В окнах виднелся свет.
Филч резко и громко свистнул. Впереди послышался собачий лай.
На пороге дома появилась фигура, и деревья вокруг сразу показались маленькими. За ней появилась собака. Рядом со стоящим около дома человеком она выглядела щенком. Но если смотреть на неё отдельно, становилось понятно, что собака огромна и скорее напоминает волка.
Глаза Драко сузились, прежде чем он успел это осознать. Как Серебряному Слизеринцу ему не следовало испытывать предубеждение в отношении какого бы то ни было разумного существа, особенно на виду у других людей.
— Что такое? — спросил вышедший громким, грубым голосом полувеликана. Его зонтик сиял белым светом — гораздо ярче, чем тусклая лампа Филча. В другой руке он держал арбалет, а на плече у него висел колчан с арбалетными болтами.
— Ученики на отработке, — громко ответил Филч. — Они помогут тебе искать в Лесу то… что бы там их ни жрало.
— В Лесу? — ахнула Трейси. — Нам нельзя ходить туда ночью!
— Верно, — сказал Филч, повернувшись к ним. — Вы отправитесь в лес, и сильно сомневаюсь, что вы вернётесь оттуда целыми и невредимыми.
— Но… — запнулась Трейси. — Я слышала, там живут оборотни, а ещё вампиры, а все знают, что получается, если где-то одновременно оказываются девушка, оборотень и вампир!
Огромный полувеликан нахмурился.
— Аргус, я-то думал, пойдёшь ты и, может, пара семикурсников. Какая ж это помощь, коли мне за ними всё время приглядывать надо будет.
Аргус злорадно ухмыльнулся.
— Ну так это уже их проблемы. Чего они не вспомнили про оборотней перед тем, как пошли искать неприятности? Пусть идут одни. Я не собираюсь с ними цацкаться, Хагрид. В конце концов, они наказаны.
Полувеликан оглушительно вздохнул (звук получился, как если бы у нормального человека вышибли весь воздух из лёгких проклятьем Удара дубиной).
— Ты своё сделал. Дальше сам разберусь.
— Вернусь на рассвете, — сказал Филч. — Заберу, что там от них останется, — добавил он ехидно, после чего развернулся и двинулся обратно к замку. Лампа, раскачиваясь, удалялась во тьму.
— Ладно, — сказал Хагрид, — теперь слушайте сюда. Сегодня, стал быть, нам придётся заняться кой-чем опасным, и я не хочу, чтоб кто-то рисковал. Пойдёмте вот туда.
Он подвёл их к самому краю Леса. Подняв лампу повыше, он указал на узкую, петляющую тропинку, которая исчезала среди толстых чёрных стволов. Драко посмотрел в Лес, и прохладный ветерок пробежался по его волосам.
— Что-то ест единорогов там, в Лесу, — сказал гигант.
Драко кивнул. Он смутно помнил, что пару недель назад — ближе к концу апреля — слышал что-то такое.
— Вы хотите, чтобы мы по следу серебряной крови нашли раненого единорога? — возбуждённо спросила Трейси.
— Нет, — Драко сумел удержаться от рефлекторной усмешки. — Филч сказал нам об отработке сегодня за обедом. Мистер Хагрид не стал бы откладывать поиски раненого единорога. Если бы нам нужно было искать что-то подобное, мы бы занялись этим днём, когда светло. Так что… — Драко поднял палец, как это делал в пьесах инспектор Леон. — Полагаю, мы ищем что-то, что выходит только по ночам.
— Угу, — задумчиво подтвердил полувеликан. — Ты не такой, как я думал, Драко Малфой. Совсем не такой. А ты, стал быть, Трейси Дэвис. Слыхал про тебя. Ты одна из подружек бедной мисс Грейнджер.
Рубеус Хагрид направил свет своего зонта на двух старших слизеринцев.
— Так, а вы кто? Что-то я тебя плохо помню, парень.
— Камелия Уолт, — представилась ведьма. — А это — Юрий Юлий, — она указала на юношу славянской внешности, упоминавшего Дурмстранг. — Его семья приехала с визитом из украинских земель, так что он в Хогвартсе только на этот год.
Старшекурсник кивнул, на секунду его лицо приобрело высокомерное выражение.
— А это — Клык, — указал на собаку Хагрид.
И все пятеро отправились в Лес.
— Что может убивать единорогов? — поинтересовался Драко через несколько минут ходьбы. Он немного разбирался в Тёмных созданиях, но не мог вспомнить никого, кто охотился бы на единорогов. — Какие существа на это способны, кто-нибудь знает?
— Оборотни! — воскликнула Трейси.
— Мисс Дэвис?
Трейси обернулась, и Драко молча показал пальцем на луну. Она прибывала и представляла из себя уже больше половины круга, но полнолуние ещё не наступило.
— А, точно, — согласилась Трейси.
— Нет в Лесу оборотней, — сказал Хагрид. — Они ж обычные волшебники почти всё время, не забывайте. А волкам прыти не хватит единорога поймать. Единороги — могущественные волшебные создания, не слыхал прежде, чтоб хотя б одного ранили.
Драко почти против воли задумался о загадке.
— Тогда кто достаточно быстр, чтобы поймать единорога?
— Да может тут дело и не в быстроте, — ответил Хагрид, наградив Драко загадочным взглядом. — Волшебные существа охотятся столькими способами, что и не сосчитаешь. Яды, темнота, ловушки. Чертенята, которых ты не сможешь увидеть или услышать или вспомнить, даже когда они обглодают твоё лицо. Всегда найдётся что-то новое и чудесное.
Облако закрыло луну, погрузив лес во мрак, который разгонял лишь светящийся зонтик Хагрида.
— Что до меня, — продолжил Хагрид, — я думаю, у нас тута завелась Парисская гидра. Они не страшны для волшебника, просто сдерживай какое-то время и обязательно победишь. То бишь, пока сражаешься — проиграть невозможно. Проблема в том, что встретив Парисскую гидру большинство существ сдаются слишком рано. Все головы отсечь — довольно долгое занятие, понимаешь.
— Это что, — подал голос старшекурсник-иностранец. — В Дурмстранге нас учат сражаться с Бухгольцской гидрой. Более нудной битвы и представить нельзя! То есть, буквально нельзя. Первогодки не верят, когда мы говорим, что победа возможна! Инструктору приходится отдавать приказ снова и снова, пока до них наконец не дойдёт.
Они шли почти полчаса, направляясь всё глубже и глубже в лес. К этому времени они оказались среди настолько толстых деревьев, что держаться тропы стало практически невозможно.
И тут Драко увидел… густые брызги на корнях деревьев, ярко блестящие в лунном свете.
— Это…
— Кровь единорога, — сказал Хагрид. В голосе огромного человека звучала грусть.
На поляне впереди, сквозь переплетённые ветви гигантского дуба они увидели распростёртое на земле существо. Это зрелище было прекрасным и печальным одновременно. Почва вокруг него блестела лунным серебром из-за впитавшейся крови. Единорог был не белым, а бледно-голубым, по крайней мере так казалось в свете луны. Его стройные ноги торчали под странными углами — очевидно, сломанные, а тёмно-зелёная грива, разметавшаяся по тёмным листьям на земле, блестела, словно жемчуг. На крупе единорога было небольшое пятно, похожее на звезду с восемью лучами, исходящими из центра. Половина бока была вырвана. Сквозь страшную дыру, которую, похоже, оставили чьи-то зубы, виднелись рёбра и внутренние органы.
У Драко перехватило дыхание.
— Это она, — сказал Хагрид печальным шёпотом, громким, как голос обычного человека. — Тута я её и нашёл этим утром, мёртвую, как камень. Она — первый… была первым единорогом, которого я встретил в этих лесах. Я называл её Аликорн. Хотя теперь, ей, наверное, уже всё равно.
— Вы назвали единорога Аликорн, — несколько отстранённо повторила старшекурсница.
— Но ведь у неё нет крыльев, — заметила Трейси.
— Аликорн — это рог единорога, — сказал Хагрид уже обычным своим голосом. — Не знаю, откуда вы все взяли, что это единорог с крыльями, я никогда о таких не слышал. Это всё равно как назвать собаку «Клык», — он указал на громадного, похожего на волка пса, едва достававшего ему до колен. — Как бы вы её назвали? Ханна, что ли? Я дал ей имя, которое что-то значило бы для неё. Обычная вежливость, я бы сказал.
Никто ничего не ответил, и, немного выждав, огромный человек резко кивнул.
— Стал быть, начнём поиски отсюда — с последнего места, где было нападение. Мы разделимся на две группы и пойдём по следам в разных направлениях. Вы двое, Уолт и Юлий… вы пойдете в ту сторону и возьмёте Клыка. В Лесу ничто не сможет вам навредить, пока вы с Клыком. Выпустите вверх зелёные искры, если найдёте что-то интересное, и красные — если попадёте в неприятности. Дэвис, Малфой — за мной.
В лесу было темно и тихо. Когда они отправились по следу, Рубеус Хагрид приглушил сияние своего зонтика, так что Драко и Трейси вынуждены были обходиться лишь светом луны, из-за чего иногда спотыкались и падали. Они миновали замшелый пень. Судя по журчанию воды, где-то неподалёку тёк ручей. Временами лунный луч, проникающий сквозь ветви над головой, высвечивал пятно серебристо-голубой крови на опавших листьях. Они шли по кровавому следу туда, где тварь, должно быть, в первый раз ранила единорога.
— О тебе болтают всякое, — вполголоса произнёс Хагрид спустя некоторое время.
— И всё это правда, — сказала Трейси. — Вообще всё.
— Да я не про тебя, — ответил Хагрид. — Ты и впрямь признался под сывороткой правды, что пытался помочь мисс Грейнджер, причём трижды?
Драко какое-то время взвешивал слова и наконец сказал:
— Да, — ему не хотелось создавать впечатление, будто он ставит себе это в заслугу.
Огромный человек покачал головой, его великанские ступни всё так же бесшумно ступали по лесу.
— По правде, я удивлён. И ты тоже, Дэвис, пытаешься навести порядок в коридорах. Вы уверены, что Распределяющая шляпа отправила вас, куда надо? Известно, что все свернувшие на кривую дорожку учились в Слизерине.
— Но это неверно, — возразила Трейси. — А как же Сяонан Тонг Чёрный Ворон, Спенсер из Хилла или мистер Кайвон?
— Кто? — переспросил Хагрид.
— Это одни из лучших тёмных волшебников за последние два столетия, — ответила Трейси. — Вероятно, лучшие из выпускников Хогвартса, кто при этом не был в Слизерине.
Её голос стал тише, растеряв весь энтузиазм:
— Мисс Грейнджер всегда говорила, что я должна изучать всё, что я…
— В любом случае, — быстро перебил Драко, — это не имеет отношения к делу, мистер Хагрид. Хотя… — Драко задумался, пытаясь перевести разницу между вероятностью для слизеринца стать Тёмным и вероятностью Тёмного оказаться слизеринцем на ненаучный язык. — Хотя большинство Тёмных волшебников — слизеринцы, лишь немногие из слизеринцев — Тёмные волшебники. А поскольку Тёмных волшебников не так уж и много, ими не могут быть все слизеринцы, — или, как говорил отец, любой Малфой, безусловно, должен владеть многими из тайных искусств, но наиболее… затратные ритуалы лучше оставить полезным глупцам вроде Амикуса Кэрроу.
— Так ты гришь, — произнёс Хагрид, — что большинство Тёмных волшебников — слизеринцы… но…
— Но большинство слизеринцев — не Тёмные волшебники, — закончил Драко. У него появилось нехорошее предчувствие, что на этой части объяснения они застрянут, но, как и в сражении с гидрой, главным было не сдаваться.
— Никогда об этом не думал с такой точки зрения, — поразился Хагрид. — Но, хм, если не все из вашего факультета — змеи, тогда почему… за дерево!
Хагрид схватил Драко и Трейси и переставил их с тропы за гигантский дуб. Затем зарядил арбалет и вскинул его, приготовившись стрелять. Все трое прислушались. Неподалёку что-то шелестело опавшими листьями, словно волочащийся по земле плащ. Хагрид, прищурившись, смотрел на тёмную тропу. Но спустя пару секунд шелест затих вдали.
— Так и знал, — пробормотал Хагрид, — в лесу завелось что-то, чего тут быть не должно.
Они направились туда, откуда доносился шелест. Хагрид шёл впереди, Трейси и Драко держали палочки наготове. Они потратили некоторое время на поиски, постепенно расширяя круг и тщательно прислушиваясь, но ничего не нашли.
Хагрид, Драко и Трейси снова двинулись сквозь дремучий тёмный лес. Драко постоянно оглядывался, его не отпускало ощущение, что за ними наблюдают. Тропинка повернула, и Трейси вдруг вскрикнула и указала рукой в небо.
Вдалеке в воздухе сверкнула россыпь красных искр.
— Вы двое, ждите здесь! — крикнул Хагрид. — Стойте, где стоите, я за вами вернусь!
Прежде, чем Драко успел сказать хоть слово, Хагрид развернулся и помчался напролом через подлесок.
Драко и Трейси стояли и смотрели друг на друга. Постепенно все звуки затихли, лишь тихо шелестела листва. Трейси выглядела испуганной, но пыталась это скрыть. Драко происходящее опять же скорее раздражало. У него сложилось стойкое впечатление, что, когда Рубеус Хагрид составлял планы на сегодняшнюю ночь, он и пяти секунд не потратил на размышления о том, как действовать, если что-то вдруг пойдёт не так.
— И что теперь? — голос Трейси прозвучал чуть тоньше обычного.
— Ждём, пока не вернётся мистер Хагрид.
Медленно тянулись минуты. Драко казалось, что его слух стал острее обычного и теперь он подмечает каждое дуновение ветра, каждый хруст веточки. Трейси постоянно поглядывала на луну, будто хотела убедиться, что она ещё не полная.
— Я… — прошептала Трейси, — я начинаю немного нервничать, мистер Малфой.
Драко слегка задумался. Если честно, в этом что-то было… нет, он не был трусом, его даже не пугала нынешняя ситуация. Но в Хогвартсе разгуливал убийца, и, если бы Драко смотрел пьесу со своим участием и в этой пьесе полувеликан бросил бы его в Запретном лесу, ему сразу бы захотелось крикнуть мальчишке на сцене, что тот должен…
Драко засунул руку под мантию и вытащил зеркало. Лёгкий стук по поверхности, и в зеркале появился мужчина в красной мантии, который почти сразу нахмурился.
— Капитан авроров Энеаш Бродский, — чётко отрапортовал мужчина. В тишине леса эти слова прозвучали громко, и Трейси вздрогнула. — В чём дело, Драко Малфой?
— Связывайтесь со мной каждые десять минут, — сказал Драко. Он решил не жаловаться непосредственно на наказание. Он не хотел выглядеть капризным ребёнком. — Если я не отвечу, вытащите меня отсюда. Я в Запретном лесу.
У аврора в зеркале брови поползли вверх:
— Что вы делаете в Запретном лесу, мистер Малфой?
— Помогаю мистеру Хагриду искать пожирателя единорогов, — сказал Драко, отключил зеркало и засунул его под мантию, не давая аврору возможности спросить что-нибудь про отработки или заявить, что Драко должен отбывать наказание, а не жаловаться.
Трейси повернула голову в его сторону, но было слишком темно, чтобы различить выражение на её лице.
— Э-э, спасибо, — прошептала она.
Ещё одно, более холодное чем прежде, дуновение ветра, пронеслось по лесу, шелестя редкой листвой на деревьях.
— Вам не стоило… — немного застенчиво сказала Трейси.
— Не будем об этом, мисс Дэвис.
Тёмный силуэт Трейси приложил руку к щеке, словно хотел скрыть румянец, который всё равно не был виден в темноте.
— В смысле, ради меня…
— Нет, в самом деле, давайте не будем об этом, — прервал её Драко.
Он мог бы пригрозить достать зеркало и приказать капитану Бродскому не спасать её, но боялся, что она воспримет это как флирт.
Силуэт Трейси отвернулся. Наконец, она тихо сказала:
— Как по-вашему, ещё ведь слишком рано…
Пронзительный крик эхом прокатился по лесу, крик, похожий скорее на лошадиный, нежели на человеческий. Трейси взвизгнула и бросилась бежать.
— Стой, дура! — заорал Драко и помчался за ней. Драко вообще не был уверен, с какой стороны донёсся звук — настолько тот был призрачным, но у него промелькнула мысль, что Трейси Дэвис, возможно, побежала прямо к источнику этого жуткого крика.
Ветки ежевики хлестали Драко по глазам, и ему приходилось держать одну руку перед лицом, чтобы защитить их. Он старался не потерять Трейси из виду, потому что, если бы это была пьеса и они разделились, то кто-нибудь из них обязательно бы погиб. Драко подумал о спрятанном под мантией зеркале, но он откуда-то знал, что, если попытается достать его одной рукой на бегу, зеркало неминуемо упадёт и потеряется…
Трейси остановилась. Драко на мгновение почувствовал облегчение, но потом увидел то, что было впереди.
На земле в луже серебряной крови, которая расползалась по земле, словно разлитая ртуть, лежал ещё один единорог. Его шкура была фиолетовой, цвета ночного неба, и рог был того же сумеречного оттенка. На крупе виднелось розовое пятно в форме звезды, окружённое белыми метками. От этого зрелища у Драко разрывалось сердце, даже сильнее, чем в прошлый раз, потому что остекленевшие глаза этого единорога смотрели прямо на него и потому что ещё здесь присутствовало…
…размытое искажённое нечто…
…припавшее к открытой ране на боку единорога так, словно оно пило оттуда…
…Драко не мог понять, почему-то не мог осознать, что он сейчас видит…
…и оно смотрело на них.
Размытая бурлящая непроглядная тьма, похоже, повернулась, чтобы посмотреть на них. Раздалось шипение. Так могла бы шипеть самая смертоносная змея, когда-либо существовавшая на земле. Гораздо более опасная, чем любой синий крайт.
Затем оно потянулось обратно к ране на единороге и продолжило пить.
Зеркало оказалось в руке Драко, он бездумно стучал по его поверхности снова и снова, но оно не подавало признаков жизни.
Трейси уже сжимала палочку и выкрикивала что-то вроде «Призматис!» и «Ступефай!», но ничего не происходило.
Затем очертания бурлящей тьмы выросли, отдалённо напоминая человека, поднимающегося на ноги. Оно дёрнулось вперёд, странным полупрыжком перескочило через ноги умирающего единорога и направилось к ним.
Трейси дёрнула Драко за рукав и развернулась, чтобы бежать — бежать от того, что способно охотиться на единорогов. Не успела она сделать и трёх шагов, как раздалось ещё одно ужасное, резанувшее слух шипение. Трейси упала на землю и больше не двигалась.
Краем сознания Драко понял, что он сейчас умрёт. Даже если аврор проверяет зеркало в это самое мгновение, никто не сможет добраться сюда достаточно быстро. Времени не было.
Бегство не сработало.
Магия не сработала.
Бурлящая тьма приближалась, а Драко тратил последние мгновения своей жизни в попытках найти решение.
Вдруг из ночного неба вынырнул ослепительный серебряный шар и завис в воздухе, заливая лес ярким, почти дневным светом, и бурлящая тьма отпрянула, словно испугавшись этого света.
Следом из ночного неба вынырнули четыре метлы: три аврора, сверкающие разноцветными щитами, и Гарри Поттер с поднятой палочкой, сидящий позади профессора МакГонагалл внутри общего для них двоих щита.
— Уходите! — закричала профессор МакГонагалл…
… в следующий миг бурлящее нечто издало ещё одно ужасающее шипение, и все защитные заклинания развеялись. Трое авроров и профессор МакГонагалл свалились с мётел, тяжело ударились о землю и остались лежать неподвижно.
Драко не мог дышать — страх, какого он не испытывал в своей жизни, сжимал его лёгкие, обвивал щупальцами сердце.
Гарри Поттер, которого чужая магия не задела, молча направил метлу вниз…
… спрыгнул на землю и встал между Драко и бурлящей тьмой, закрывая слизеринца собой.
— Беги! — крикнул Гарри Поттер, вполоборота повернув голову к Драко . Под серебряными лучами луны его лицо сияло. — Драко, беги! Я его задержу!
— Ты не справишься с ним в одиночку! — выкрикнул Драко. Подступила тошнота, какое-то смешанное чувство, которое казалось одновременно похожим и непохожим на чувство вины, как будто соответствующие ощущения присутствовали, но не было эмоций.
— Я должен, — мрачно ответил Гарри Поттер. — Уходи!
— Гарри, прости… прости меня за всё… я…— позже, вспоминая этот миг, Драко не мог точно вспомнить, за что именно он просил прощения, быть может, за то, что давным-давно хотел перехватить власть над Байесовским Заговором.
Бурлящее нечто, казавшееся теперь ещё чернее и ужасней, оторвалось от земли и зависло в воздухе.
— БЕГИ! — крикнул Гарри.
Драко развернулся и бросился сломя голову в лес. Ветки хлестали его по лицу. Сзади снова раздалось ужасное шипение. Гарри громко что-то выкрикнул, но с такого расстояния Драко уже не смог разобрать, что именно. Лишь на мгновение Драко оглянулся и тут же во что-то врезался головой. Удар был настолько силён, что он потерял сознание.
* * *
Гарри крепко сжимал в руке палочку. Вокруг него сияла Радужная сфера. Он спокойно посмотрел на бурлящее размытое нечто перед ним и спросил:
— Что это вы тут устроили?
Бурлящее размытое пятно начало изменяться и перестраиваться и в итоге перетекло в форму человека в капюшоне. Какая бы маскировка при этом не использовалась — Гарри подумал, что скорее тут применялся артефакт, а не заклинание, раз эта магия на него действовала — она мешала мозгу распознать очертания или хотя бы понять, что это человек. Но она не смогла скрыть от Гарри знакомое острое чувство тревоги.
Перед Гарри стоял профессор Квиррелл. Его чёрный плащ спереди был залит серебряной кровью. Он посмотрел на лежащих на земле трёх авроров, Трейси Дэвис, Драко Малфоя и профессора МакГонагалл и вздохнул.
— Я был совершенно уверен, — пробормотал себе под нос профессор Квиррелл, — что блокировал это зеркало, не поднимая тревоги. Что два первокурсника-слизеринца делали в Запретном лесу одни? Мистер Малфой столь благоразумен, и вдруг… Какая неудача.
Гарри не ответил. Чувство тревоги переполняло его как никогда прежде, сила, витавшая в воздухе, была столь велика, что Гарри ощущал её чуть ли не кожей. Часть его до сих пор была потрясена тем, насколько быстро щиты авроров разлетелись в клочья. Он едва различил в воздухе несколько цветных вспышек, разорвавших щиты, словно тонкую бумагу. Дуэль между профессором Квирреллом и аврором в Азкабане теперь казалась насмешкой, детской забавой. Хотя профессор Квиррелл утверждал тогда, что, если бы он сражался в полную силу, то аврор был бы мёртв уже спустя несколько секунд. И теперь Гарри понял, что это была правда.
Существует ли предел возможного могущества?
— Я так понимаю, — Гарри удалось заставить свой голос не дрожать, — ваше поедание единорогов как-то связано с тем, почему вас уволят с должности профессора Защиты. Надо полагать, вы не собираетесь вдаваться в подробные объяснения?
Профессор Квиррелл посмотрел на него. Почти осязаемое ощущение силы, витавшее в воздухе, казалось, исчезло, втянулось обратно в профессора Защиты.
— Мне действительно следует объясниться, — ответил профессор. — Сначала мне нужно наложить несколько Чар Памяти, а затем мы сможем уйти отсюда и всё обсудить. С моей стороны будет неблагоразумно здесь оставаться. А вы вернётесь к этому моменту времени позже, насколько я понимаю.
Гарри пожелал видеть сквозь Мантию, хозяином которой он являлся, и понял, что другой Гарри стоит рядом с ним, скрытый своим собственным Даром Смерти. Затем Гарри велел своей Мантии вновь спрятать его от него самого, что Мантия и сделала. Возможность узнать своё будущее означала также необходимость соответствовать воспоминанию о нём в дальнейшем.
Затем его собственный голос, звучавший непривычно для Гарри-из-настоящего, сказал:
— У него на удивление хорошее объяснение.
Гарри-из-настоящего постарался запомнить эти слова как можно точнее. Больше они ничего не сказали друг другу.
Профессор Квиррелл подошёл к лежащему Драко и произнёс заклинание Ложной памяти. Где-то минуту профессор защиты стоял над ним, полностью погрузившись в себя.
Последние пару недель Гарри изучал Чары памяти. Впрочем, он не мог помочь их накладывать, если только не хотел довести себя до почти полного изнеможения и зачем-нибудь стереть аврору все воспоминания, связанные с синим цветом. Но теперь он представлял, какой концентрации требуют гораздо более сложные чары Ложной памяти. Для наложения этих чар необходимо прожить в своей голове жизнь другого человека во всех деталях, по крайней мере, если не хочется тратить шестнадцать минут на каждую минуту ложной памяти, которые потребуются, чтобы создать основные шестнадцать потоков памяти отдельно друг от друга. И хотя работа с чарами Ложной памяти могла происходить тихо, без каких-либо внешних проявлений, теперь Гарри представлял всю её сложность и потому был впечатлён.
Профессор Квиррелл закончил с Драко и перешёл к Трейси Дэвис, затем к трём аврорам и, наконец, к профессору МакГонагалл. Гарри подождал, но Гарри-из-будущего не протестовал. Возможно, даже сама профессор МакГонагалл, будь она в сознании, не стала бы протестовать. Майские иды ещё не настали, и, судя по всему, произошедшему будет дано на удивление хорошее объяснение.
Один жест — и тело Драко воспарило в воздух, переместилось чуть дальше в лес, а затем аккуратно опустилось на землю. Заключительным движением профессор Квиррелл вырвал огромный кусок из бока единорога, оставив рваные края вокруг раны. Кусок сырого мяса взлетел в воздух, задрожал под действием заклинания Исчезновения и исчез.
— Сделано, — сказал профессор Квиррелл. — Теперь я должен покинуть это место, мистер Поттер. Идите со мной и оставайтесь здесь.
Профессор Квиррелл зашагал прочь, а Гарри последовал за ним и остался на месте.
Некоторое время они шли по лесу молча, затем Гарри услышал приглушённые голоса вдалеке. По-видимому, прибыла следующая группа авроров — ведь первая не вышла на связь. Гарри не знал, как всё объяснила его версия из будущего.
— Они не обнаружат нас и не услышат наш разговор, — сказал профессор Квиррелл. Ощущение силы и тревоги вокруг профессора Защиты всё ещё было очень заметным. Мужчина уселся на пень, и теперь свет от почти полной луны освещал его целиком.
— Прежде всего я должен сказать, что, когда вы будете говорить с аврорами в будущем, вам следует сказать им, что вы напугали бурлящую тьму так же, как того дементора. Это то, что будет помнить мистер Малфой, — профессор Квиррелл тихо вздохнул. — Если они решат, что нечто жуткое, сродни дементорам, и, притом достаточно сильное, чтобы сломить щиты авроров, свободно разгуливает в Запретном лесу, это может вызвать некоторую тревогу. Но я не смог придумать ничего другого. Если после этого лес будут лучше охранять… впрочем, при некотором везении, я уже получил, что хотел. Вы не расскажете, как вам удалось так быстро добраться? Как вы узнали, что мистер Малфой попал в беду?
После того, как капитан Бродский узнал, что Драко Малфой находится в Запретном лесу, по-видимому, в компании Рубеуса Хагрида, он начал выяснять, кто дал на это разрешение. Но к тому моменту, когда настало время снова связаться с Драко, он это выяснить не успел. У капитана авроров был допуск к информации о Маховиках времени, но, несмотря на протесты Гарри, он отказался возвращаться во времени до неудавшейся попытки выйти на связь — для вопросов, связанных со Временем, существовали стандартные процедуры. Тем не менее Бродский выдал Гарри письменный приказ, разрешающий тому вернуться назад и организовать прибытие трёх авроров одной секундой позже вызова, оставшегося без ответа. Чтобы найти Драко, Гарри использовал патронуса — Гарри пожелал, чтобы тот принял форму шара из чистого серебряного света, и ему это удалось. В итоге, авроры прибыли на место с точностью до секунды.
— Боюсь, я не могу вам рассказать, — спокойно ответил Гарри. Профессор Квиррелл всё ещё оставался главным подозреваемым, и лучше, чтобы он не знал всех деталей. — А теперь скажите, почему вы едите единорогов?
— А, — сказал профессор Квиррелл, — что до этого… — он поколебался. — Я пил кровь единорогов, а не ел их. Пропавшая плоть, рваные раны на телах — всё это нужно, чтобы скрыть настоящее положение дел, сделать всё похожим на нападение хищника. Использование крови единорога слишком хорошо известно.
— Мне оно неизвестно, — сказал Гарри.
— Я знаю, что вам неизвестно, — отрезал профессор Защиты, — иначе вы бы не докучали мне своими расспросами. Кровь единорога способна продлить жизнь на какое-то время даже тому, кто находится на самом краю смерти.
Какое-то время мозг Гарри заявлял, что отказывается воспринимать сказанное, что, конечно же, было ложью, потому что нельзя знать, что именно нельзя воспринимать, если ты это ещё не воспринял.
Гарри переполняло странное ощущение пустоты. Возможно, именно это чувствуют люди, когда что-то идёт не по сценарию и они не знают, что надо говорить или делать.
Ну конечно, профессор Квиррелл умирает, а не просто временно болен.
И профессор Квиррелл знает, что умирает. В конце концов, он же вызвался занять место профессора Защиты в Хогвартсе.
И в течение учебного года ему, конечно же, становилось всё хуже. А болезни, от которых становится всё хуже, приводят к закономерному финалу.
И знание это уже было в голове Гарри — где-то на безопасных задворках, где он мог отказаться понимать то, что уже понято.
И, естественно, именно поэтому профессор Квиррелл не сможет преподавать Боевую магию в следующем году. Профессору МакГонагалл даже не придётся его увольнять, он просто…
…умрёт.
— Нет, — голос Гарри немного дрожал. — Должен быть способ…
— Я не дурак и не особенно жажду умереть. Я уже искал. Я зашёл так далёко, просто чтобы не сорвать учебный план, поскольку времени оказалось меньше, чем я предполагал и… — голова озарённой лунным светом фигуры отвернулась. — Не думаю, что хочу это обсуждать, мистер Поттер.
— Но тогда почему… — дыхание Гарри снова сбилось. — Почему кровь единорога не хранится во всех аптечках, чтобы сохранить жизнь тем, кто стоит на пороге смерти из-за того, что им откусили ноги?
— Из-за необратимых побочных эффектов, — тихо отозвался профессор Квиррелл.
— Побочных эффектов? Побочных эффектов?! Какой побочный эффект с медицинской точки зрения может быть хуже, чем СМЕРТЬ?! — последнее слово Гарри уже практически выкрикнул.
— Не все думают так же, как мы, мистер Поттер. Правда, замечу ради справедливости, кровь следует пить из живого единорога, и он в процессе должен умереть. Иначе, что бы я тут делал?
Гарри отвернулся и уставился на окружавшие их деревья.
— Завести в святом Мунго стадо единорогов. Доставлять пациентов туда каминной сетью или портключами.
— Да, это бы сработало.
Внутри Гарри всё бурлило, но внешне его чувства выдавало лишь застывшее лицо и дрожь в руках. Ему хотелось закричать, найти какую-то отдушину… сделать что-то, невыразимое словами. Наконец, Гарри направил палочку на дерево и выкрикнул:
— Диффиндо!
Раздался резкий хруст, и поперёк ствола появилась трещина.
— Диффиндо!
Ещё одна трещина. Это заклинание Гарри выучил только десять дней назад, после того как всерьёз задумался о самообороне. Теоретически это было заклинание второго курса, но прорывавшемуся наружу гневу было всё равно, и Гарри уже освоил это заклинание в достаточной мере, чтобы не истощить себя сразу, так что силы у него ещё оставались.
— Диффиндо!
На этот раз он целился в ветку, и та с шумом рухнула на землю.
— На этом я вас оставлю, — тихо сказал профессор Квиррелл. Он поднялся на ноги и надел капюшон. Кровь единорога всё ещё светилась на его чёрном плаще.
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 05:06 | Сообщение # 293 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 101. Меры предосторожности. Часть 2
Гарри тяжело дышал. Вокруг него лежали поваленные деревья. Трудно было поверить, что такие разрушения в лесу способен устроить первокурсник. Режущим заклинанием нельзя срубить дерево, поэтому Гарри начал трансфигурировать поперечные сечения стволов. Он свалил несколько деревьев, но ему не стало лучше, внутри по-прежнему клокотали эмоции. Но пока он крушил деревья, он по крайней мере не думал о том, что эти эмоции невозможно выпустить.
Когда магические силы у Гарри кончились, он принялся обрывать и ломать ветки голыми руками. Руки кровоточили, но эти раны утром сможет вылечить мадам Помфри. У волшебников неизлечимые шрамы оставляет лишь Тёмная магия.
Вдруг Гарри услышал, как в лесу что-то движется. Звук напоминал стук лошадиных копыт. Гарри стремительно развернулся и вскинул палочку. Пока он работал руками, его магия частично восстановилась. Ему в голову впервые пришла мысль, что он в Запретном лесу один и при этом шумит.
Однако под лунный свет, вопреки ожиданиям Гарри, вышел не единорог. Нижняя часть существа напоминала лошадиную, а верхняя представляла собой обнажённый мужской торс. Лицо кентавра обрамляли длинные светлые волосы, его глаза были почти такими же голубыми, как у Дамблдора, с переходом к сапфировому.
В одной руке кентавр держал длинное деревянное копье с очень большим металлическим наконечником. Края наконечника в лунном свете не блестели. Гарри однажды читал, что блестят только тупые клинки.
— Итак, — у кентавра оказался низкий, звучный и мужественный голос. — Вот и ты, и вокруг тебя — разрушения. Я чую в воздухе запах крови единорога, крови невинного, убитого ради спасения своей жизни.
Внезапный приступ страха вернул Гарри к реальности, и он быстро ответил.
— Это не то, чем кажется.
— Я знаю. Сами звёзды провозглашают твою невинность. Какая ирония, — кентавр сделал шаг по небольшой поляне ближе к Гарри, не опуская копьё. — Странное слово — невинность. Оно подразумевает отсутствие знания, как невинность ребёнка, и также отсутствие вины. Только совершенно невежественные не несут никакой ответственности за последствия своих действий. Они не ведают, что творят, и потому у них не может быть намерения навредить — вот что значит это слово.
Гулкий голос не создавал эха в лесу.
Глаза Гарри на мгновение метнулись к кончику копья. Он осознал, что ему следовало взяться за Маховик времени сразу же, как только он увидел кентавра. Теперь же, если Гарри попытается засунуть руку под мантию, кентавр, если окажется достаточно быстр, сможет ударить его копьём.
— Однажды я прочёл, — ответил Гарри немного нетвёрдым голосом, пытаясь подобрать столь же глубокомысленные слова в ответ, — что неверно думать о детях как о невинных, потому что незнание — не то же самое, что отсутствие выбора. Дети не в состоянии причинить большой вред друг другу во время своих потасовок, потому что у них для этого недостаточно сил. Некоторые взрослые такой вред причиняют. Но другие взрослые — нет. И разве эти другие взрослые не более невинны, чем дети?
— Мудрость волшебников, — отозвался кентавр.
— Вообще-то, мудрость маглов.
— О лишённых магии я знаю немного. В последнее время Марс был тусклым, но теперь он становится ярче, — кентавр сделал ещё один шаг вперёд и теперь оказался почти на расстоянии удара от Гарри.
Гарри не решился взглянуть на небо.
— Это значит, что Марс приближается к Земле, по мере того как обе планеты вращаются вокруг Солнца. Марс отражает то же количество света, что и всегда, он всего лишь становится ближе. Что вы подразумевали, говоря: «звёзды провозглашают твою невинность»?
— Ночное небо говорит с кентаврами. Так мы узнаём то, что узнаём. Или ныне волшебникам не рассказывают даже об этом? — по лицу кентавра пробежала тень презрения.
— Я… пытался разузнать о кентаврах, когда читал о прорицании. Большинство авторов просто высмеивают прорицание кентавров, не объясняя причин. Волшебники не придерживаются правил аргументации — они считают, что насмешки над идеей или её автором позволяют отбросить эту идею так же, как и свидетельства против неё… Хотя я думал, что часть, в которой сказано, что кентавры используют астрологию, ещё более смехотворна.
— Почему? — нараспев произнёс кентавр, с любопытством склонив голову набок.
— Потому что движение планет предсказуемо на тысячи лет вперёд. Если я поговорю с нужными маглами, то смогу показать вам схему, как именно будут расположены планеты через десять лет при наблюдении с этого места. Вы сможете сделать по ней предсказание?
Кентавр покачал головой.
— По схеме? Нет. Свет планет, комет, неуловимое движение самих звёзд — всего этого я не увижу.
— Орбиты комет тоже определены на тысячи лет вперёд, поэтому они не могут иметь существенного отношения к текущим событиям. А свету звёзд, чтобы достичь Земли, нужны годы, и сами звёзды практически не движутся — во всяком случае, невооружённым глазом этого не заметить. Поэтому напрашивается предположение, что у кентавров есть природный дар к прорицаниям, который вы, так сказать, проецируете на ночное небо.
— Возможно, — задумчиво произнёс кентавр. Он опустил голову. — Другие бы набросились на тебя за такие слова, но я всегда стремился узнать то, чего я не знаю. Почему ночное небо может предсказывать будущее — это мне, конечно, неведомо. Даже само это умение достаточно трудно освоить. Могу лишь сказать, сын Лили, что, даже если ты говоришь правду, непонятно, какой в ней прок.
Гарри позволил себе немного расслабиться. Если кентавр обращается к нему «сын Лили», значит, Гарри для него больше, чем просто вторгшийся в лес чужак. Кроме того, нападение на ученика Хогвартса наверняка чревато очень серьёзными последствиями для обитающего в лесу племени кентавров, и кентавру скорее всего это известно…
— Маглы поняли, что в истине кроется сила. Она есть в каждой частичке истины, и эти частички связаны друг с другом. И обрести эту силу можно, лишь открыв как можно больше истин. При этом нельзя защищать ложные убеждения, нельзя даже говорить, что ложное убеждение полезно. Может показаться неважным, действительно ли ваши предсказания основаны на звёздах или вы лишь проецируете на звёзды свои врождённые умения. Но, если вы в самом деле хотите понять прорицание или роль звёзд в прорицании, истина о предсказаниях кентавров будет иметь значение для других истин.
Кентавр медленно кивнул.
— Стало быть, люди без палочек стали мудрее волшебников. Подумать только! Скажи мне, сын Лили, говорят ли исполненные мудрости маглы о том, что небеса вскоре опустеют?
— Опустеют? — переспросил Гарри. — Э-э… нет?
— Другие кентавры этого леса избегают встречи с тобой, ибо мы клянёмся не препятствовать тому, что предначертано небом. Потому что, если наши судьбы переплетутся с твоей, возможно, часть вины за то, что грядёт, будет и на нас. Лишь я один посмел приблизиться к тебе.
— Я… я не понимаю.
— Нет. Ты невинен, как и говорят звёзды. А убить невинного ради спасения самого себя — это ужасное деяние. Совершившему такое суждена проклятая жизнь, полужизнь. Ибо любой кентавр, конечно же, будет изгнан, если он лишит жизни жеребёнка.
Копьё ударило, словно молния — слишком быстро, чтобы отреагировать — и вышибло из рук волшебную палочку.
Следующий мощный удар угодил Гарри в солнечное сплетение. Он рухнул на землю, ловя ртом воздух и пытаясь сдержать рвотные позывы.
Гарри попытался схватить Маховик времени, спрятанный под мантией, но удар тупого конца копья отбросил его руку в сторону, едва не сломав пальцы. Гарри повторил попытку другой рукой, но копьё ударило и по ней…
— Мне жаль, Гарри Поттер, — сказал кентавр. Вдруг он вздёрнул голову, и его глаза расширились. Копьё взлетело вверх и отбило красный сгусток заклинания. Кентавр уронил копьё и отчаянно отпрыгнул в сторону — мимо него пролетела зелёная вспышка света. За ней последовала вторая. Третья его настигла.
Кентавр упал и больше не двигался.
Гарри с трудом успокоил дыхание, пошатываясь, поднялся на ноги, подобрал свою палочку. Всё это получилось у него не сразу.
— Что это было? — прохрипел он.
Чувство тревоги, мощное настолько, что казалось почти осязаемым, приблизилось снова.
— П-профессор Квиррелл? Что вы здесь делаете?
— Ну, — задумчиво сказал мужчина в чёрной мантии, — вам нужно было отвести душу и устроить громкую истерику в Запретном лесу посреди ночи, а мне нужно было выйти за пределы вашей способности чувствовать меня и быть наготове. Нельзя взять и оставить ученика одного в Запретном лесу. По-моему, это очевидно, после всего, что случилось.
Гарри не мог оторвать взгляд от лежавшего кентавра.
Лошадиное тело не дышало.
— Вы… вы убили его, это была Авада Кедавра…
— Я не всегда понимаю, что другие люди считают морально допустимым, мистер Поттер. Но даже я знаю, что с точки зрения традиционной морали приемлемо убить нечеловеческое существо, которое вот-вот прикончит ребёнка-волшебника. Наверняка вас не волнуют различия между человеческим и нечеловеческим, но он собирался вас убить. Вряд ли его можно назвать невинным…
Гарри прижал дрожащую руку к рту. Профессор Защиты замолчал.
— Что ж, — продолжил профессор после небольшой паузы, — я озвучил свою точку зрения, и вы можете над ней подумать. Копья кентавров могут отражать многие заклинания, но никто не станет пытаться отразить заклинание определённого зелёного оттенка. Поэтому полезно изучить какое-нибудь зелёное парализующее заклинание. В самом деле, мистер Поттер, вам пора бы уже понимать, как я действую.
Профессор Защиты подошёл к телу кентавра, и Гарри непроизвольно сделал шаг назад, затем ещё один. Что-то внутри него отчаянно кричало: «СТОЙТЕ! НЕ НАДО…»
Профессор Квиррелл присел и прижал палочку к голове кентавра.
Подержал некоторое время.
И кентавр поднялся, его глаза были пусты, он снова дышал.
— Забудь всё, что было, — приказал профессор Защиты. — Уходи прочь и забудь всё, что было этой ночью.
Кентавр ушёл, четыре лошадиные ноги двигались неестественно синхронно.
— Теперь вы довольны? — сардонически поинтересовался профессор.
Гарри не оставляло ощущение, будто у него в голове что-то сломалось.
— Он пытался меня убить.
— О, ради Мерлина, да, он пытался вас убить. Привыкайте. Лишь скучных людей никогда не пытаются убить.
Голос Гарри прозвучал хрипло:
— Почему… почему он хотел…
— Могло быть бесчисленное множество разных причин. Я бы солгал, если бы сказал, что мне самому никогда не приходила в голову мысль вас убить.
Гарри смотрел на деревья, за которыми скрылся кентавр.
Ощущение, будто у него в голове что-то сломалось, не проходило, и Гарри сомневался, что это может означать что-то хорошее.
* * *
Известия, что Драко Малфоя чуть не съел какой-то ужас, оказалось достаточно, чтобы вызвать Дамблдора оттуда, куда он уезжал, разбудить лорда Малфоя и мужа-красавца леди Гринграсс и обеспечить присутствие Амелии Боунс. К самому факту существования упомянутого ужаса со скепсисом отнёсся даже Дамблдор, после чего заговорили о вероятности применения чар Ложной памяти. Гарри (после некоторого внутреннего спора о последствиях того, что люди будут верить в бродящего на свободе демона) сказал, что на самом деле не помнит, как прикладывал те же усилия, которые напугали дементора, что тёмная сущность просто ушла. Именно так кто-то создавал бы Ложную память, если бы не знал, как именно Гарри напугал дементора. В связи с этим были упомянуты имена Беллатрисы Блэк, Северуса Снейпа и Квиринуса Квиррелла как волшебников, способных справиться со всеми, кто был на поляне, и наложить чары Ложной памяти, а Гарри знал, что Люциус подозревает Дамблдора. Авроры давали показания, дискуссия ходила по кругу, присутствующие обменивались гневными взглядами и едкими замечаниями. Где-то после двух часов ночи последовали предложения, голосования и вердикты.
— Ты полагаешь, — тихо спросил директор Дамблдор, когда все ушли и они с Гарри остались вдвоём, — что ты сделал Хогвартс лучше?
Гарри сидел, уперевшисьлоктями в колени и уткнув лицо в ладони. Профессор МакГонагалл, у которой использование Маховика времени не вошло в привычку настолько, как у директора и Гарри, после окончания совещания сразу же ушла спать.
— Да, — ответил Гарри после длительных колебаний. — С моей точки зрения, директор, происходящее в Хогвартсе наконец… наконец стало нормальным. Когда кто-то посылает четырёх детей ночью в Запретный лес, реакция должна быть именно такой. Начинается большая суматоха, появляются служители порядка, а ответственные за случившееся увольняются.
— Аргус Филч служил здесь десятилетиями.
— А когда ему дали сыворотку правды, — устало сказал Гарри, — Аргус Филч признался, что послал одиннадцатилетнего мальчика в Запретный лес в надежде, что с тем случится что-то ужасное, потому что считал, что отец мальчика убил его кошку. Присутствие в компании с Драко ещё трёх учеников Филча не волновало. Я бы потребовал тюремного заключения, но в вашем понимании тюрьма — это Азкабан. Я также замечу, что по отношению к детям в Хогвартсе Филч вёл себя крайне недружелюбно, и я полагаю, что гедонистический индекс школы после его увольнения возрастёт. Хотя вас, кажется, это не волнует.
По глазам директора за стёклами очков-полумесяцев нельзя было ничего прочесть.
— Аргус Филч — сквиб. Работа в Хогвартсе — всё, что у него есть. Точнее, всё, что у него было.
— Смысл школы не в том, чтобы обеспечивать работой служащих. Я понимаю, что вы провели с Филчем больше времени, чем с любым учеником, но переживания Филча не должны из-за этого становиться для вас важнее. У учеников тоже есть чувства.
— Тебя это совсем не заботит, да, Гарри? — тихо спросил Дамблдор. — Судьбы тех, кто пострадал по твоей вине?
— Я забочусь о невинных, — ответил Гарри. — Например, о мистере Хагриде. Как вы могли заметить, я выступал за то, чтобы рассматривать его действия как небрежность, а не злой умысел. Меня вполне устраивает, что мистер Хагрид здесь работает, если он не поведёт кого-нибудь в Запретный лес снова.
— Я думал, что теперь, когда Рубеус оправдан, он мог бы учить Уходу за волшебными существами после того, как Сильванус уйдёт в отставку. Но большая часть обучения проходит в Запретном лесу. То есть, по-твоему, Рубеус не должен стать учителем.
— Но… вы сами сказали, что у мистера Хагрида слепое пятно в том, что касается волшебных существ, опасных для волшебников. Что на этой почве у мистера Хагрида когнитивное искажение, и он в самом деле не мог представить, что Драко и Трейси пострадают, поэтому не видел ничего плохого в том, чтобы оставить их одних в Запретном лесу. Это неправда?
— Это правда.
— Но разве тогда мистер Хагрид не будет худшим учителем по Уходу за волшебными существами из всех возможных?
Старый волшебник пристально посмотрел на Гарри сквозь очки-полумесяцы и хрипло произнёс:
— Даже мистер Малфой не заметил ничего плохого. Нет ничего удивительного в том, что кто-то купился на игру Аргуса. А Рубеус мог бы дорасти до этой должности. Это было… всё, что он хотел, его самая большая мечта…
Гарри уставился на свои колени. Накатившая на него усталость оценивалась как минимум в десять процентов от максимальной, которую он когда-либо испытывал.
— Ваша ошибка заключается в когнитивном искажении, которое мы называем «пренебрежение масштабом». Неспособности умножать. Вы думаете о том, как счастлив будет мистер Хагрид, когда узнает эту новость. Представьте будущие десять лет и тысячи учеников, занимающихся Уходом за волшебными существами, десять процентов которых заработают ожог от огневиц. Никто из учеников не пострадает настолько, насколько будет счастлив мистер Хагрид, но при этом получится сотня пострадавших учеников и лишь один счастливый учитель.
— Возможно, — ответил старый волшебник. — А твоя ошибка, Гарри, в том, что во время своего умножения ты не чувствуешь боли тех, кого ранишь.
— Может быть, — Гарри по-прежнему смотрел на свои колени. — Может быть, всё ещё хуже. Директор, если меня невзлюбил кентавр, что это значит?
Что это значит, когда представитель расы магических существ, известных своим даром прорицания, читает тебе лекцию о людях, не задумывающихся о последствиях, извиняется, а затем пытается проткнуть копьем?
— Кентавр? — переспросил директор. — Когда ты… а, Маховик времени. Из-за тебя я не смог вернуться во время до произошедшего. Это бы привело к парадоксу.
— Из-за меня? Наверное, — Гарри отстранённо покачал головой. — Извините.
— За очень редкими исключениями, — сказал Дамблдор, — кентавры вообще не любят волшебников.
— В моём случае всё было несколько более конкретно.
— Что тебе сказал кентавр?
Гарри не ответил.
— А, — помедлил директор. — Кентавры много раз ошибались, а если и есть кто-то, кто способен сбить с толку сами звёзды, то это ты.
Гарри поднял голову и увидел, что голубые глаза за стёклами очков-полумесяцев снова смотрят на него мягко.
— Не стоит об этом слишком переживать, — сказал Альбус Дамблдор.
* * *
От переводчиков:
На этом авторский текст пока, увы, заканчивается. Автор обещает закончить книгу к концу 2014 года. Более точных прогнозов у нас нет. Но мы, так же как и вы, ждём новых глав, и, когда они появятся, обязательно их переведём.
|
|
| Kapelan | Дата: Среда, 09.07.2014, 11:52 | Сообщение # 294 |
Патриарх эльфов тьмы
Сообщений: 1176
| Я уж думал наконец разморозили. Нехорошо так обманывать 
|
|
| Lord | Дата: Среда, 09.07.2014, 12:27 | Сообщение # 295 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Kapelan, я просто вспомнил про него, осознал, что слоупок, устыдился и исправил оплошность. 
|
|
| Lord | Дата: Среда, 06.08.2014, 01:05 | Сообщение # 296 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 102. Забота
3 июня 1992 года.
Профессор Квиррелл был очень болен.
После того как он напился крови единорогов в мае, ему, похоже, на время стало лучше. Но ореол могущества не продержался и дня. К майским идам руки профессора Квиррелла опять дрожали, хотя и едва заметно. Видимо, курс лечения профессора Защиты был прерван слишком рано.
Шесть дней назад, во время обеда, профессор Квиррелл упал в обморок.
Мадам Помфри попыталась запретить профессору Квирреллу вести уроки, и профессор наорал на неё при всех. Он кричал, что всё равно умирает и поэтому будет использовать оставшееся время по собственному усмотрению.
В итоге Мадам Помфри, часто моргая, запретила профессору Защиты заниматься чем-либо, кроме ведения уроков. Она спросила, найдётся ли доброволец, который поможет ей перенести профессора Квиррелла в палату в лазарете Хогвартса. Больше сотни учеников вскочили, и лишь половина из них носила зелёное.
Профессор Защиты больше не сидел за преподавательским столом во время еды. Он не колдовал на уроках. Самые старшие ученики — семикурсники, которые набрали больше всего баллов Квиррелла и уже сдали в мае ТРИТОН по Защите, — помогали ему вести уроки. Они по очереди левитировали его из лазарета в класс и носили ему еду. Профессор Квиррелл проводил занятия по Боевой Магии, не вставая с кресла.
Смотреть, как умирает Гермиона, было гораздо больнее, но в тот раз всё кончилось намного быстрее.
Есть лишь один настоящий Враг.
У Гарри уже появлялась эта мысль — после смерти Гермионы. И теперь, вынужденный день за днём, неделю за неделей наблюдать, как умирает профессор Квиррелл, он уже никуда не мог от неё деться.
Есть лишь один настоящий Враг, с которым я должен встретиться лицом к лицу, — думал Гарри, глядя, как профессор Защиты заваливается на бок в своём кресле, а семикурсник, помогавший с уроками в тот день, подхватывает его. — Всё остальное лишь тени и помехи.
Гарри снова и снова прокручивал в голове пророчество Трелони, размышляя, что, быть может, настоящий Тёмный Лорд вообще не имеет никакого отношения к Лорду Волдеморту. «Родится у тех, кто трижды бросал ему вызов» было очень похоже на отсылку к братьям Певереллам и трём Дарам Смерти, хотя Гарри не совсем понимал, как Смерть могла пометить его как равного — что вроде бы подразумевало какое-то умышленное действие с её стороны.
Есть лишь один настоящий Враг, — думал Гарри. — Потом он придёт за профессором МакГонагалл, за мамой и папой, даже за Невиллом когда-нибудь. Если только к тому времени рана мира не будет вылечена. Лишь смерть — мой последний Враг, так было сказано мне на могиле моих родителей.
Гарри ничего не мог сделать. Мадам Помфри уже применяла все возможные магические средства, чтобы помочь профессору Квирреллу, а магия, судя по всему, намного опередила магловские технологии в лечении.
Гарри ничего не мог сделать.
Ничего не мог сделать.
Ничего.
Совсем ничего.
* * *
Гарри поднял руку и постучал в дверь, на случай, если человек за ней больше не мог почувствовать его присутствие.
— В чём дело? — донёсся из комнаты напряжённый голос.
— Это я.
Долгая пауза.
— Войдите, — сказал голос.
Гарри скользнул внутрь, закрыл за собой дверь и наложил чары Квиетус. Он остановился как можно дальше от профессора Квиррелла, на тот случай, если его магия доставляла профессору неудобства.
Хотя чувство тревоги постепенно ослабевало, затухало с каждым днём.
Профессор Квиррелл лежал на больничной койке, лишь его голова была приподнята на подушке. Его грудь прикрывало одеяло из пушистого материала, красное с чёрными стежками. Перед его глазами парила книга, обрамлённая бледным свечением. Такое же свечение окружало и стоявший у кровати чёрный куб. Значит, не чары профессора Защиты, а какое-то устройство.
Книга называлась «Думай, как физик» за авторством Эпстайна — та самая книга, которую Гарри давал Драко пару месяцев назад. Прошло уже несколько недель, как Гарри перестал беспокоиться о возможности злоупотребления ею.
— Эта… — начал профессор Квиррелл и нехорошо закашлялся. — Эта книга поразительна… если бы я только понял раньше… — смех, смешанный с ещё одним приступом кашля. — Почему я решил, что не должен владеть… искусством маглов? Что оно окажется… бесполезным для меня? Почему мне не пришло в голову попробовать… проверить экспериментально… так вы говорите? На случай… если моё предположение… неверно? Оглядываясь назад, я понимаю… что допустил чудовищную глупость…
Гарри слова давались ещё сложнее, чем профессору Квирреллу. Мальчик молча вытащил из кармана сложенный платок и положил его на пол, затем развернул. В платке лежал небольшой белый камень, круглый и гладкий.
— Что это? — спросил профессор Защиты.
— Это… Это единорог. Трансфигурированный.
Гарри сверился с книгами и узнал, что поскольку он слишком молод, чтобы думать о сексе, то может подходить к единорогу без опаски. Эти книги ничего не говорили о том, что единороги разумны. Гарри уже отметил, что все магические существа, наделённые интеллектом, имеют хотя бы частично гуманоидную внешность, от русалидов до кентавров и великанов, от эльфов до гоблинов и вейл. У всех были сходные с человеческими эмоции, о многих было известно, что они скрещиваются с людьми. Гарри уже сделал вывод, что магия не создаёт новый разум, а лишь видоизменяет существ с человеческими генами. Единороги же были непарнокопытными и нисколько не напоминали гуманоидов. Они не разговаривали, не использовали орудия труда, они почти наверняка были всего лишь волшебными лошадьми. Если считается нормальным съесть корову, чтобы накормить себя на день, то не может быть неправильным выпить кровь единорога, чтобы отсрочить смерть на недели. Жизнь животного или жизнь человека — приходится выбирать.
Поэтому Гарри надел свою Мантию и отправился в Запретный лес. Он обыскал Рощу единорогов и наконец увидел её — гордое создание с чистой белой шерстью, фиолетовой гривой и тремя голубыми пятнами на боку. Гарри подошёл ближе, и на него испытующе уставились сапфировые глаза. Он несколько раз выстучал каблуком по земле последовательность 1-2-3. Единорог никак не отреагировала. Гарри нагнулся, взял её копыто в свою руку и выстучал им ту же последовательность. Единорог лишь смотрела на него с любопытством.
И всё же, скармливая единорогу кубики сахара, пропитанные Сонным зельем, Гарри чувствовал себя убийцей.
Ибо магия придаёт их существованию такую значимость, какую ни одно другое обычное животное иметь не может… убить невинного ради спасения самого себя — это ужасное деяние. Пока белый единорог зевала, укладывалась на землю и закрывала глаза в последний раз, у Гарри в голове непрестанно крутились эти две фразы, одна — профессора МакГонагалл, другая — кентавра. Трансфигурация длилась час, и на глаза у Гарри постоянно наворачивались слёзы. Да, единорог в этот момент не умирала, но скоро она непременно умрёт, и не в природе Гарри было отказываться от какой-либо ответственности. Гарри оставалось лишь надеяться, что если он убивает единорога не ради спасения самого себя, если этим он спасает друга, то это в конечном итоге допустимо.
Брови профессора Квиррелла поднялись к линии волос. В его голосе прорезалось что-то от прежней обычной резкости:
— Я запрещаю вам делать это вновь.
— Я догадывался, что вы так скажете, — Гарри сглотнул. — Но этот единорог уже… уже обречён, так что нет смысла отказываться от него, профессор…
— Почему вы это сделали?
Если профессор защиты правда этого не понимал, то он менее сообразителен, чем все, кого Гарри встречал в жизни.
— Я постоянно думал о том, что ничего не могу сделать, — сказал Гарри. — И мне это надоело.
Профессор Квиррелл закрыл глаза. Его голова откинулась на подушку.
— Вам повезло, — тихо произнёс профессор Защиты, — что трансфигурированный единорог… чуждое для Хогвартса создание… не был замечен защитой замка… мне придётся… вынести камень за пределы Хогвартса, чтобы им воспользоваться… но я могу это устроить. Я скажу, что хочу посмотреть на озеро… будьте добры, продлите трансфигурацию перед уходом — этого времени должно быть достаточно… оставшихся у меня сил хватит, чтобы развеять чары, которые наложили на стадо, чтобы оповестить о смерти одного из единорогов… Они не сработали, потому что единорог не умер, его всего лишь трансфигурировали… вам очень повезло, мистер Поттер.
Гарри кивнул. Он открыл рот, но сразу же закрыл его. Слова опять застревали в горле.
Ты уже просчитал ожидаемую полезность, если это сработает и если нет. Ты уже прикинул вероятности, ты умножил, и ты уже выбросил результат и последовал ответу более осведомлённой интуиции, который остался прежним. Так говори его вслух.
— Вы знаете, — неуверенно начал Гарри, — хоть какой-нибудь способ, которым можно спасти вашу жизнь?
Глаза профессора Защиты открылись.
— Почему… ты меня спрашиваешь об этом, мальчик?
— Я слышал… что есть одно заклинание, один ритуал…
— Ни слова больше, — сказал профессор Защиты.
Через мгновение на кровати лежала змея.
Даже у змеи глаза были потухшими.
Она не подняла голову.
— Продолжай, — прошипела змея, двигая лишь кончиком языка.
— Есть… Ес-сть один ритуал, я с-слышал про него от с-смотрителя ш-школы, он с-считает, что Тёмный Лорд мог ис-спользовать его, чтобы пережить с-смерть. Он называетс-ся… — Гарри запнулся, с удивлением осознав, что он знает, как произносить это слово на Парселтанге, — Крес-страж. Я с-слыш-шал, для него требуетс-ся чья-то с-смерть. Но если ты в любом с-случае умираеш-шь, ты можеш-шь попытатьс-ся переделать ритуал, нес-смотря на рис-ск, который нес-сут новые чары, чтобы он ис-спользовал другую жертву. Ес-сли тебе удас-стс-ся, это изменит вес-сь мир — хоть я и ничего не знаю об этих чарах. С-смотритель ш-школы с-считает, что они отрывают кус-сочек души, но не предс-ставляю, как это может быть правдой…
Змея зашипела, смеясь. Это был странный резкий смех, почти истерический.
— Ты рас-сказываешь об этих чарах мне? Мне? Тебе с-стоит быть ос-сторожнее в будущ-щем, мальчик. Впрочем, не важно. Я узнал о чарах Крес-стража давным давно. В них нет с-смыс-сла.
— Нет смысла? — от удивления Гарри перешёл на человеческий.
— Эти чары бес-смыс-сленны, даже ес-сли душ-ши с-существуют. Отрывают кус-сочек душ-ши? Это ложь. Уловка, чтобы с-скрыть нас-стоящ-щий с-секрет. Лиш-шь тот, кто не верит в обыкновенную ложь, будет думать дальш-ше, с-смотреть за завес-су, поймёт, как работают чары. Требуемое убийс-ство — вовс-се не жертвенный ритуал. Внезапная с-смерть иногда с-создаёт призрака, ес-сли магия выплёс-скиваетс-ся и ос-ставляет с-след. Чары Крес-стража направляют вс-сплес-ск через волш-шебника, с-создают твой с-собственный призрак вмес-сто призрака убитого, запечатляют призрак в ос-собом ус-стройс-стве. С-следующ-щая жертва подбирает Крес-страж, ус-стройс-ство перенос-сит в жертву твои вос-cпоминания. Но лиш-шь те вос-споминания, которые были на момент с-создания ус-стройс-ства. Ты видиш-шь изьян?
У Гарри защипало в горле.
— Нет непрерывнос-сти… — в змеином языке отсутствовало слово «сознание» — с-себя, ты продолжаеш-шь о чём-то думать пос-сле с-создания крес-стража, потом ты умираеш-шь, и новые вос-споминания не вос-станавливаютс-ся…
— Конечно, ты видиш-шь. А ещ-щё Запрет Мерлина меш-шает передавать мощ-щные чары через такое ус-стройс-ство, потому что оно не живое по-настоящ-щему. Тёмные волш-шебники, что думали таким путём вернутьс-ся к жизни, оказывалис-сь с-слабее, были повергнуты с-с лёгкос-стью. Никто не продержалс-ся долго. Личнос-сть меняетс-ся, с-смеш-шиваетс-ся с-с личнос-стью жертвы. С-смерть не побеждаетс-ся на с-самом деле. Нас-стоящий ты оказываеш-шьс-ся потерян, как ты и с-сказал. С-сейчас мне это не по вкус-су. Хотя когда-то я размыш-шлял над этим способом.
На больничной кровати вновь лежал человек. Профессор Защиты вздохнул, а потом с надрывом раскашлялся.
— Вы можете мне дать полные инструкции к заклинанию? — секунду помедлив, спросил Гарри. — Возможно, мне удастся найти способ его улучшить, уменьшить недостатки. Работающий и этичный способ.
Например, переносить память в тело клона с пустым мозгом, а не в невинную жертву, что будет также способствовать чистоте переноса… Впрочем, это не решает других проблем.
Последовал краткий звук, который мог быть смешком.
— Знаешь, мальчик, — прошептал профессор Квиррелл, — я думал… научить тебя всему… передать все ключи к тайнам, что мне ведомы… от одного живого сознания — другому… чтобы позже, найдя верные книги, ты смог бы понять… я бы передал тебе, моему наследнику, все свои знания… мы бы начали, стоило тебе лишь попросить… но ты так и не попросил.
Даже скорбь, окружавшая Гарри, словно толща воды, отступила перед размахом упущенных возможностей.
— Мне нужно было просто?.. Я не знал, что мог просто!..
Снова кашляющий смех.
— Ах да… невежественный маглорождённый… по воспитанию, если не по крови… да, ты таков. Но я… передумал… я решил, что тебе не стоит идти по моим стопам… Это не лучший путь, в конечном счёте.
— Ещё не слишком поздно, профессор! — воскликнул Гарри. Какая-то его часть упрекала его за эгоизм, но другой части удалось перекричать её, ведь это поможет и другим людям.
— Нет, слишком поздно… и ты меня… не переубедишь… я передумал… как и сказал… у меня слишком много тайн… о которых лучше не знать… посмотри на меня.
Гарри нехотя посмотрел.
Он увидел лицо без морщин, но старое и полное боли, на быстро лысеющей голове. Лицо, казавшееся прежде просто худым, теперь приобрело заострённые черты, лишилось мышц и жира, как и руки — словно исхудавшее тело Беллатрисы Блэк, которое Гарри видел в Азкабане…
Голова Гарри отвернулась сама собой.
— Ты видишь, — прошептал профессор. — Мне не нравится говорить прописные истины… мистер Поттер… но правда в том… что искусства, называемые Тёмными… действительно не идут человеку на пользу… в конце.
Профессор Квиррелл сделал вдох, потом выдох. На какое-то время в лазарете воцарилась тишина, за ними наблюдали лишь богато украшенные камни стен.
— Между нами осталось… что-то невысказанное? — наконец спросил профессор Квиррелл. — Я не умру сегодня… прямо сейчас… но я не знаю… как долго ещё смогу разговаривать.
— Осталось, — Гарри снова сглотнул. — Осталось многое, очень многое, но… может, это и не лучший вопрос, но я не хочу… оставить его без ответа… змею?
На кровати лежала змея.
— Я узнал, как работает С-смертельное проклятие. Требует нас-стоящей ненавис-сти, не прос-сто ненавис-сти, говорят, нужно хотеть с-смерти противника. В тюрьме с-с пожирателями жизни ты ис-спользовал С-смертельное проклятие на охраннике, с-сказал, что не хотел его с-смерти — это была ложь? Здес-сь, с-сейчас-с, между нами ты можеш-шь с-сказать правду, даже ес-сли опас-саеш-шьс-ся, что это выс-ставит тебя в плохом с-свете, с-сейчас это не важно, учитель. Я хочу знать. Должен знать. Не брош-шу тебя, в любом с-случае.
На кровати лежал человек.
— Слушай внимательно, — прошептал профессор. — Я дам тебе головоломку… загадку одного опасного заклинания… ты слушаешь?
Гарри кивнул.
— У Смертельного проклятия… есть ограничение. Чтобы использовать его однажды… в бою… ты должен ненавидеть достаточно сильно… хотеть, чтобы противник умер. Чтобы использовать Авада… Кедавру дважды… ты должен ненавидеть достаточно… чтобы убить дважды… желать перерезать их глотки собственными руками… смотреть, как они умирают… а потом сделать это ещё раз. Очень немногие… способны ненавидеть настолько… чтобы убить кого-то… пять раз подряд… им просто… надоест, — профессор Защиты сделал несколько вдохов, прежде чем продолжить. — Но если ты углубишься в историю… то обнаружишь Тёмных волшебников… которые могли использовать Смертельное проклятие… снова и снова. В девятнадцатом веке была одна ведьма… она называла себя Тёмной Вестью… авроры называли её А.К. МакДауэлл. Она могла использовать Смертельное проклятие… дюжину раз… за один бой. Задай себе вопрос… как задал его себе я… какой секрет… был известен ей? Что смертоноснее ненависти… и не имеет предела?
У Авада Кедавры есть второй уровень, прямо как у чар Патронуса…
— На самом деле, мне всё равно, — ответил Гарри.
Профессор Защиты издал булькающий смешок.
— Славно. Ты учишься. Теперь ты понимаешь… — последовала трансформация, — я не желал с-смерти охранника. Ис-спользовал С-смертельное проклятие, но без ненавис-сти.
И снова человек.
Гарри с трудом проглотил комок в горле. Всё оказалось одновременно и лучше и хуже, чем он предполагал. Очень в духе профессора Квиррелла — без сомнения, человека с надтреснутой душой. Впрочем, он никогда и не претендовал на цельность.
— Ещё… что-нибудь? — спросил человек в кровати.
— Профессор, вы совершенно уверены, — сказал Гарри, — что не слышали о средстве, способном вас спасти? Что-нибудь из преданий волшебников? Может, если найти и объединить все три Дара Смерти, или есть какой-нибудь древний артефакт, запечатанный Мерлином с помощью некой загадки, которую никто так и не смог разгадать? Вы уже видели кое-что из того, на что я способен. Вы знаете, что я хорошо умею разгадывать головоломки. Что я могу обнаружить то, что недоступно другим волшебникам. Я… — голос Гарри сорвался. — Для меня ваша жизнь гораздо предпочтительней вашей смерти.
Повисло долгое молчание.
— Есть единственное, — прошептал профессор Квиррелл. — Единственное… что может помочь… а может и не помочь… но заполучить это… за пределами ваших и моих сил…
О, да это всё было просто подготовкой к дополнительному квесту, — заметил Внутренний критик Гарри.
Остальные субличности заорали, чтобы Критик заткнулся. В жизни всё иначе. Древние артефакты могут быть найдены, но не за месяц и не когда вы заперты в Хогвартсе и учитесь на первом курсе.
Профессор Квиррелл сделал глубокий вдох. Выдохнул.
— Извините… это прозвучало… чересчур драматично. Не обнадёживайте себя… Мистер Поттер, вы спрашивали… о чём-нибудь… не важно, насколько это бесперспективно. Есть… один предмет… называемый…
Змея появилась на кровати.
— Философс-ский камень, — прошипела змея.
Если всё это время существовало массово воспроизводимое средство, дающее бессмертие, и никому до этого не было дела, Гарри сорвётся и всех поубивает.
— Я читал о нём в одной книге, — прошипел Гарри. — С-счёл типичным мифом. Нет причин, почему одно и то же ус-стройс-ство может давать бес-смертие и бес-сконечное золото. Разве что кто-то прос-сто с-сочиняет с-счас-стливые ис-стории. Не говоря уже о том, что каждый разумный человек должен был бы ис-скать с-способы, как с-сделать больше камней или как выкрас-сть его с-создателя, чтобы он их делал. Например ты, учитель.
Раздалось шипение холодного смеха.
— Размыш-шляешь мудро, но недос-статочно мудро. Как и с-с чарами Крес-стража, абс-сурднос-сть с-скрывает ис-стинный с-секрет. Нас-стоящий Камень — не то, о чём говорит легенда. Нас-стоящая с-сила — не в том, что утверждают ис-стории. Предполагаемый с-создатель Камня — не тот, кто его изготовил. Кто владеет им с-сейчас-с — нос-сит не то имя, с-с которым был рождён. Однако Камень — и правда мощ-щное целительное ус-стройс-ство. Ты с-слышал, чтобы кто-то о нём говорил?
— Только читал в книге.
— Владелец Камня хранит множес-ство знаний. Обучил с-смотрителя ш-школы многим с-секретам. С-смотритель не с-сказал ничего о владельце Камня, ничего о с-самом Камне? Никаких подс-сказок?
— Не припомню ничего такого, — честно ответил Гарри.
— Ах, — выдохнула змея. — Ах, увы.
— Могу с-спрос-сить с-смотрителя…
— Нет! Не с-спраш-шивай его, мальчик. Он плохо вос-спримет вопрос-с.
— Но ес-сли Камень прос-сто лечит…
— С-смотритель ш-школы в это не верит и никогда не поверит. Слиш-шком многие ис-скали Камень или ис-скали знаний владельца Камня. Не с-спраш-шивай. Нельзя с-спраш-шивать. Не пытайс-ся заполучить Камень с-сам. Я запрещ-щаю.
На кровати снова возник человек.
— Я… достиг предела… — сказал профессор Квиррелл. — Я должен… набраться силы… прежде чем отправиться… в лес… с твоим подарком. А сейчас уходи… но поддержи трансфигурацию… перед уходом…
Гарри коснулся волшебной палочкой белого камня, лежащего на платке, обновляя чары трансфигурации.
— Чар должно хватить на один час и пятьдесят три минуты, — сказал Гарри.
— Ты делаешь… успехи.
По сравнению с началом школьного года его трансфигурация теперь держалась гораздо дольше. Заклинания второго курса давались ему легко, без напряжения, что было неудивительно — ему исполнится двенадцать меньше чем через два месяца. Гарри даже мог использовать чары Забвения, если бы кому-то потребовалось забыть все воспоминания, связанные с левой рукой. Он медленно, с самого низа, поднимался по лестнице силы.
На ум пришла потенциально печальная мысль, мысль о том, что, когда одна дверь закрывается, другая дверь открывается, но Гарри её отбросил.
* * *
Дверь лазарета закрылась за Гарри. Мальчик-Который-Выжил шёл быстро и целеустремлённо, на ходу запахивая Мантию Невидимости. Предположительно, вскоре профессор Квиррелл попросит о помощи, и трое старшекурсников проводят профессора Защиты в какое-то тихое место, например, в лес, под предлогом желания посмотреть на озеро или чего-то в этом духе. В место, где профессор Защиты сможет безопасно съесть единорога, после того как спадёт трансфигурация, наложенная Гарри.
И затем профессору Квирреллу станет лучше на какое-то время. Он вновь обретёт прежнюю силу, но на гораздо более короткий срок.
Это не продлится долго.
Кулаки Гарри сжались, напряжение растеклось по рукам в пальцы. Если бы курс лечения профессора Защиты не был прерван Гарри и аврорами, которых он же и привёл в Хогвартс…
Глупо винить себя. Гарри знал, что это глупо, но его мозг всё равно продолжал это делать. Он искал, аккуратно перебирал и отмечал причины, по которым в этом была его вина, независимо от того, насколько глубоко ему приходилось копать.
Как будто мозг Гарри умел огорчаться только тогда, когда что-то происходило по его вине.
Трое семикурсников с серьёзным и обеспокоенным видом разминулись с невидимым Гарри в коридоре, ведущем в лазарет, где их ждал профессор. Так выглядят другие люди, когда они огорчены?
Или же, на каком-то уровне, им действительно было всё равно, как и думал профессор Квиррелл?
У Смертельного проклятия есть второй уровень.
Мозг Гарри решил загадку сразу же, как только её услышал, как будто бы это знание всегда было внутри него, выжидая, чтобы стать явным.
Гарри однажды читал в какой-то книге, что противоположностью счастья является не грусть, а скука. Автор писал, что, когда ты хочешь быть счастливым, ты ищешь не то, что сделает тебя счастливым, а то, что тебя увлечёт. И по той же логике ненависть не была полной противоположностью любви. Даже ненависть является в своём роде уважением, которое ты испытываешь к чьему-то существованию. Если кто-то заботит тебя настолько, что ты предпочёл бы видеть его мёртвым, а не живым, значит, ты думаешь о нём.
Эта мысль всплыла намного раньше, ещё перед судом, в разговоре с Гермионой, когда она сказала что-то о предвзятости магической Британии и привела серьёзные и свежие аргументы. И Гарри тогда подумал, но не стал говорить, что, по крайней мере, магическая Британия позволила ей учиться в Хогвартсе, чтобы выражать своё презрение.
В отличие от некоторых людей, живущих в некоторых странах, которые, как говорят, являются такими же людьми, как и все остальные, и которые, как говорят, считаются разумными существами, более ценными, чем любой единорог. Но кому, тем не менее, не позволено жить в магловской Британии. Как минимум, по этой причине у маглов не было права задирать нос перед волшебниками. Магическая Британия притесняла маглорождённых, но, по крайней мере, она их впускала, чтобы иметь возможность их унижать.
Что смертоноснее ненависти и не имеет предела?
— Равнодушие, — прошептал Гарри вслух секрет заклинания, которое он никогда не сможет использовать, и продолжил шагать по направлению к библиотеке, чтобы найти и прочитать хоть что-то о Философском камне.
|
|
| Kapelan | Дата: Среда, 06.08.2014, 01:07 | Сообщение # 297 |
|
Патриарх эльфов тьмы
Сообщений: 1176
| Неужто фик ожил? Прям чудеса.
Правда я уже плохо помню о чем там вообще и нужно перечитывать. Зато точно помню что начало ужасно и это проблема
|
|
| Jeka_R | Дата: Четверг, 07.08.2014, 14:00 | Сообщение # 298 |
Патриарх эльфов тьмы
Сообщений: 1499
| Цитата Kapelan (  ) Зато точно помню что начало ужасно и это проблема smile
А на мой взгляд начало как раз таки лучше середины.
|
|
| Kapelan | Дата: Четверг, 07.08.2014, 14:31 | Сообщение # 299 |
|
Патриарх эльфов тьмы
Сообщений: 1176
| Цитата Jeka_R ( ) А на мой взгляд начало как раз таки лучше середины.
У всех свои предпочтения
|
|
| Lord | Дата: Пятница, 06.02.2015, 11:56 | Сообщение # 300 |
|
Самая страшная вещь в мире - правда
Сообщений: 2745
| Глава 103. Экзамен
4 Июня 1992 года.
В гостиной Слизерина Дафна Гринграсс писала письмо своей леди-матери (та на удивление упорно не желала делиться властью, хотя и была не в состоянии управлять ситуацией непосредственно здесь, в Хогвартсе), когда через дверной портрет в гостиную ввалился Драко Малфой, шатаясь под тяжестью, должно быть, дюжины томов. Следом за ним появились Винсент и Грегори, каждый из которых тащил ещё столько же. Сопровождавший Малфоя аврор заглянул в комнату, после чего удалился в неизвестном направлении.
Драко огляделся, а затем, судя по всему, на него нашло какое-то озарение, и он направился к Дафне. Винсент и Грегори последовали за ним.
— Поможешь мне прочесть эти книги? — запыхавшись, спросил Драко.
— Эм-м? — занятия уже закончились, оставались только экзамены, да и вообще, с каких это пор сами Малфои просят Гринграссов помочь с домашним заданием?
— Все эти книги, — многозначительно произнёс Драко Малфой, — мисс Грейнджер брала в библиотеке между первым и шестнадцатым апреля. Я думал посмотреть, нет ли в них каких-нибудь улик, но теперь мне пришла в голову мысль, что ты можешь мне помочь, поскольку ты знала мисс Грейнджер лучше.
Дафна уставилась на книги.
— Генерал прочитала всё это за две недели? — в сердце что-то кольнуло, но она подавила это ощущение.
— На самом деле, я не знаю, прочитала ли мисс Грейнджер их все, — ответил Драко и назидательно поднял палец. — Более того, мы даже не знаем, читала ли она из этого хоть что-нибудь и брала ли их вообще. В смысле, всё, что мы наблюдаем — это записи в библиотечном журнале…
Дафна с трудом подавила стон. Малфой уже несколько недель разговаривал подобным образом. Некоторым людям однозначно не стоит заниматься расследованиями таинственных убийств — это очень странно влияет на их разум.
— Мистер Малфой, я не смогла бы прочесть все эти книги и за целое лето. Даже если бы забросила все другие дела.
— Тогда, может, ты их хотя бы пролистаешь? — предложил Драко. — Ну, на случай, если там найдутся загадочные записи на полях её почерком, или закладки, или…
— Я тоже смотрела эти пьесы, мистер Малфой, — Дафна закатила глаза. — Может, наши авроры лучше справятся…
— Мы обречены! — завизжала Милисента Булстроуд, врываясь в гостиную Слизерина из нижних помещений.
Все молча уставились на неё.
— Это профессор Квиррелл!
В воздухе повисло напряжение — ещё чуть-чуть и разрешатся давние споры.
— Ну, наконец-то, — сказал кто-то, пока Милисента пыталась восстановить дыхание. — Сколько ему оставалось, чтобы сорваться? Дней десять?
— Одиннадцать, — поправил семикурсник, принимавший ставки.
— Ему вдруг стало немного лучше, и теперь он устроит первокурсниками экзамен по Защите! Внезапно! Через пятьдесят минут!
— Экзамен по Защите? — тупо повторила Панси. — Но у профессора Квиррелла не бывает экзаменов.
— Министерский экзамен! — крикнула Милисента.
— Но ведь профессор Квиррелл не учил ничему из программы Министерства, — возразила Панси.
Дафна, мысленно ругаясь, уже летела в свою комнату за учебником Защиты, к которому не притрагивалась с сентября.
* * *
За партой сзади кто-то плакал. Тихие всхлипы обеспечивали подходящий фон для царящей в классе атмосферы отчаяния.Дафна оглянулась, ожидая увидеть позади себя пуффендуйку и надеясь, что это не Ханна, и удивилась, обнаружив там когтевранку. Впрочем, это тоже можно было понять.
Перед всеми лежали экзаменационные пергаменты, которые следовало перевернуть по звонку.
Пятьдесят минут на подготовку — это ужасно мало, но лучше, чем ничего. Теперь Дафне было стыдно, что она не сообразила предупредить Пуффендуй, Когтевран и Гриффиндор. Всего три дня назад, в начале июня, снова начали начислять факультетские баллы, но Комитету Вспомогательных Защитных Сил по-прежнему следовало содействовать единству факультетов.
Четырьмя партами левее заплакала ещё одна когтевранка. Если Дафне не изменяла память, это была Кэтрин Тан из Армии Драконов, которая как-то на её глазах совершенно хладнокровно вступила в бой сразу с тремя Солнечными Солдатами.
Самой Дафне, чтобы успокоиться, хватило лишь пары минут судорожного чтения. Им предстоял всего лишь экзамен, а не какое-то убийство или что-то в этом духе. Если практически все первокурсники сдадут почти пустые пергаменты, то получится, что ни у кого нет причин стыдиться. Но Дафна понимала, что когтевранцы и пуффендуйцы скорее всего не разделяют эту точку зрения, хотя она им и не слишком сочувствовала.
— Он злой, — дрожащим голосом пробормотала ещё одна когтевранка. — Абсолютно Тёмный Волшебник до мозга костей. На все сто процентов. Сам Тёмный Лорд Гриндевальд не поступил бы так с детьми. Он хуже Сами-Знаете-Кого.
Дафна рефлекторно посмотрела на профессора Квиррелла. Тот сидел, накренившись в сторону, но глаза его смотрели бдительно. Ей показалось, что профессор Защиты на мгновение улыбнулся. Нет, ей наверняка почудилось, он никак не мог это услышать.
Прозвенел звонок.
Дафна перевернула пергамент.
Вверху стояли штампы Министерства, Попечительского совета Хогвартса и Департамента Магического Образования, а также руны для обнаружения жульничества. Ниже была строка для имени, список правил поведения на экзамене и колдография грозящей пальцем Линдси Гэньон, директора Департамента Магического Образования.
Примерно с середины страницы начинались экзаменационные вопросы.
Первый вопрос гласил: Почему детям так важно держаться подальше от незнакомых существ?
Повисла напряженная тишина.
Кто-то — кажется, из гриффиндорцев — расхохотался. Профессор Квиррелл никак не отреагировал, и смех подхватили другие.
Никто ничего не сказал, но ученики дружно начали переглядываться. Наконец, смех затих, и все, будто сговорившись, посмотрели на профессора Квиррелла. Тот с доброжелательной улыбкой на лице наблюдал за происходящим.
Дерзкая зловещая улыбка Дафны сделала бы честь Годрику Гриффиндору или Гриндевальду. Девочка склонилась над пергаментом и написала: Потому что моё Оглушающее проклятие, мой Древнейший Клинок и мой Патронус от всех не спасут.
* * *
Гарри Поттер перевернул последнюю страницу своей экзаменационной работы.
Когда он прочёл первый настоящий вопрос («Как вы заставите замолчать Визжащего Угря?»), даже ему пришлось подавить небольшую нервозность, вызванную каким-то крохотным остатком детства. На своих уроках профессор Квиррелл практически не уделял никакого внимания неожиданным и в то же время бесполезным вопросам, которые, как воображал какой-то идиот, должны составлять первый курс обучения Защите. В принципе, когда Гарри сообщили о внезапном экзамене, он мог бы воспользоваться своим Маховиком времени, чтобы просмотреть учебник первого курса, но это было бы нечестно и могло повлиять на оценки остальных из-за изменения максимального разброса. Несколько секунд он тупо смотрел на вопрос, а затем вывел «Чарами молчания» и добавил инструкции по использованию чар, на случай если проверяющий Министерства не поверит, что Гарри умеет использовать это заклинание.
Как только Гарри решил просто правильно отвечать на все вопросы, работа пошла очень быстро. Самым практичным ответом на большую часть вопросов было «Оглушающее проклятие», а оптимальным решением для изрядной части остальных — что-то вроде «Развернуться и уйти» или «Выбросить сыр и купить новую пару туфель».
Последний экзаменационный вопрос был сформулирован так: «Как вы поступите, заподозрив, что под вашей кроватью может находиться жутикозмея?» В начале года Гарри бегло просмотрел учебник Защиты, и теперь вспомнил официально одобренный Министерством ответ на этот вопрос — «Сообщу родителям». Тогда он сразу обратил внимание на этот неожиданный ответ, потому он ему и запомнился.
Немного поразмыслив, Гарри написал:
Уважаемый проверяющий Министерства!
Боюсь, мне следует оставить ответ на этот вопрос в тайне, однако позвольте мне уверить Вас, что жутикозмея вряд ли доставит мне беспокойства больше, чем горный тролль, дементор или Сами-Знаете-Кто. Пожалуйста, уведомите своё начальство, что я считаю стандартный ответ дискриминирующим по отношению к маглорождённым и что я ожидаю скорейшего исправления этого недоразумения. Надеюсь, моё непосредственное вмешательство не понадобится.
С уважением, Мальчик-Который-Выжил.
Гарри широким росчерком подписал последний лист пергамента, положил его в стопку, отложил перо и выпрямился.
Затем огляделся. Несмотря на то, что голова профессора Квиррелла наклонилась набок, мальчику показалось, что тот смотрит в его сторону. Остальные пока ещё писали. Некоторые молча плакали, но всё равно писали. Помимо прочего, профессор Защиты учил: пока бой не окончен, нужно сражаться.
Прошла вечность, и официально отпущенное время истекло. Вместо профессора по классу прошла и собрала пергаменты семикурсница.
Когда была собрана последняя работа, профессор Квиррелл выпрямился.
— Мои юные ученики, — тихо произнёс он. Семикурсница направляла свою палочку на рот профессора Защиты, поэтому каждый слышал его голос, как будто он раздавался совсем рядом. — Я понимаю… некоторые из вас, наверное, сильно испугались… Этот страх отличается от страха оказаться перед палочкой врага… но вы должны победить и такой страх. Теперь… я могу вам это сказать. По традиции Хогвартса… оценки объявляются на второй неделе июня. Но в моём случае… думаю, можно сделать исключение, — профессор улыбнулся своей привычной бесстрастной улыбкой, слегка перекошенной, словно ему нужно было скрывать гримасу боли. — Понимаю, вы волнуетесь… вы не готовились к этому экзамену… на моих занятиях мы это не проходили… а я совсем забыл упомянуть… что будет экзамен… хотя вы и сами должны были понимать… что он будет. Но я только что магически проверил… то, что вы написали во время этого… ужасно, ужасно важного экзамена… хотя, конечно, только оценка министерства является официальной… и поставил ваши итоговые оценки с учётом этих результатов… Эти оценки магическим образом появились на этих пергаментах, — профессор Квиррелл постучал по стопке пергаментов, лежащих на краю стола, — и теперь вам их раздадут… Прекрасное волшебство… правда?
На лицах некоторых когтевранцев читалось негодование, но подавляющее большинство явно выдохнуло с облегчением, а несколько слизеринцев даже хихикнули. Гарри тоже рассмеялся бы, если бы ему не было так больно смотреть, как профессор Квиррелл задыхается во время своей речи.
Семикурсница, стоящая рядом с профессором, направила палочку на стопку пергаментов и произнесла слова на магической псевдолатыни. Пергаменты взмыли в воздух и, разделяясь в полёте, двинулись к каждому ученику.
Гарри дождался, пока его пергамент приземлится на парту, затем развернул его.
На пергаменте красовалось СО+, что означало «Сверх Ожиданий». Это была вторая оценка, считая сверху, наивысшей считалось «Великолепно».
В другом мире, который давным-давно исчез, маленький мальчик по имени Гарри, получив лишь вторую сверху оценку, кричал бы от негодования. Нынешний Гарри молча сидел и размышлял. Профессор Квиррелл что-то хотел этим сказать, и вряд ли оценка была важна сама по себе. Профессор намекал, что Гарри справился относительно хорошо, но не раскрыл свой потенциал полностью? Или оценку следовало понимать буквально, мол, Гарри действительно превзошёл ожидания профессора Защиты?
— Все вы… справились с экзаменом, — продолжил профессор Квиррелл, после того как все ученики посмотрели свои итоговые оценки и повсюду раздались вздохи облегчения, а Лаванда Браун торжествующе вскинула вверх кулак с зажатым в нём пергаментом. — Все ученики первого курса справились с экзаменом по Боевой Магии… кроме одного человека.
Многие с ужасом переглянулись.
Гарри молчал. Он сразу же понял, о ком пойдёт речь. Гарри считал, что профессор в этом совершенно не прав, но понимал, что никогда и ни при каких обстоятельствах не смог бы убедить профессора Защиты не говорить то, что он сейчас скажет.
— Все в этом зале… получили как минимум «Удовлетворительно». Невилл Лонгботтом… сдававший экзамен в доме Лонгботтомов… получил «Великолепно». Но одна ученица, которой нет с нами… получила отметку «Отвратительно», которая навсегда останется в её личном деле… поскольку провалила единственный важный экзамен… который ей выпал в этом году. Я бы поставил ей оценку ещё ниже… но это было бы дурным тоном.
В зале воцарилась полная тишина, хотя многие возмущённо уставились на профессора.
— Кто-нибудь может посчитать, что эта оценка… несправедлива. Что мисс Грейнджер столкнулась с экзаменом… к которому её не готовили. Что ей не сказали… что в этот день будет экзамен.
Профессор Защиты судорожно втянул воздух.
— Это реализм, — сказал профессор Квиррелл. — Самый важный экзамен… может наступить в любой момент… нужно подготовиться к нему лучше… чем она. Что касается остальных… те из вас, кто заслужил «Сверх Ожиданий» или выше… получили мои рекомендательные письма… для определённых организаций за пределами Британии… где вы сможете закончить ваше обучение. Они свяжутся с вами… когда вы достаточно повзрослеете… если вы по-прежнему будете достойны… и не провалите какой-нибудь важный экзамен. И помните… с этого дня… вы должны тренироваться самостоятельно… вам не следует полагаться на будущих профессоров Защиты. Ваш первый курс Боевой Магии завершён. Все… свободны.
Профессор Квиррелл откинулся назад и закрыл глаза. Судя по всему, он не замечал начавшуюся вокруг оживлённую болтовню.
Через некоторое время почти все ученики вышли, и остался лишь один, замерший на выверенном расстоянии от профессора Защиты.
Профессор Защиты открыл глаза.
Гарри молча поднял пергамент с оценкой «СО+».
Профессор Защиты улыбнулся, и улыбка коснулась его уставших глаз.
— Такую же отметку… я получил на своём первом курсе.
— С-сп-сп, — Гарри не мог заставить себя сказать «спасибо», слово застряло во внезапно пересохшем горле. Профессор Защиты наклонил голову и испытующе посмотрел на него, но Гарри лишь резко поклонился и вышел из класса.
Оставалось ещё девять дней.
|
|
|
|
|
