|
|
"Летучий корабль" !Прода!
| |
|
| Олюся | Дата: Понедельник, 11.03.2013, 21:53 | Сообщение # 1 |
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Название: "Летучий корабль"
Автор: rain_dog
Бета: Kaitrin
Пэйринг: Северус Снейп/Гарри Поттер
Рейтинг: NC-17
Событие: ПостХогвартс
Тип: Слэш
Жанр: Angst/Drama/Romance/Adventure
Размер: Макси
Статус: Завершен
Саммари: После победы над Волдемортом жизнь в магической Британии поворачивается к Гарри такой стороной, что он решает навсегда оставить мир магов.
Разрешение на публикацию: получено
Предупреждение: ПостХогвартс, физическое и сексуальное насилие.
Примечание: Это подарок на День Рождения Армии Запретного Леса
|
|
|
| Арман | Дата: Понедельник, 02.09.2013, 21:34 | Сообщение # 91 |
Странник
Сообщений: 538
| 51. У нас гости
- Северус, они же не могут знать, что я здесь? — спрашиваю я чуть ли не с ужасом.
Пират смотрит на меня несколько удивленно.
- А должны были?
Разумеется, я и сам мог бы прекрасно догадаться, что лорд Довилль — совсем не тот человек, который станет отчитываться о каждом своем шаге кому бы то ни было, пусть даже и сэру Энтони, хотя тому моя судьба далеко не безразлична. Скорее, я поверю в то, что Северус предпочтет насладиться своей добычей в тайне от всех. Но вот сейчас меня охватывает настоящая паника, так что я намерен как можно дольше пребывать в логове хищника, недоступный посторонним словам и взглядам.
Он подходит ко мне, сидящему на краешке кровати в одном махровом полотенце, на нем самом одежды примерно столько же, улыбается, глядя на меня сверху вниз.
- Что, испугался? — его пальцы проводят линию по моему лицу, задерживаясь на губах, сейчас, наверное, все еще немного припухших от его поцелуев.
А мне действительно несколько не по себе: я не могу представить себе завтрашнюю встречу с кем-либо из Ноттов — ни с Тео, ни с Лиз, ни с сэром Энтони, ни с его женой, которую не видел ни разу в жизни. А ведь Северус сказал «Весь выводок». Что, есть и еще кто-то? Те люди, которые знали меня как мага… Хорошо, допустим, Лиз не в счет. С ней даже гораздо проще — я теперь и сам такой же, как она, нет, куда там, я гораздо хуже. Да, Лиз не в счет, если не вспоминать о том, что она вместе с Драко, Тео и Кейт плакала на моих мнимых похоронах, плакала от всего сердца, думая, что прощается с человеком, который был ей дорог. А человек этот в то самое время… да-да, наплевав на все и всех… И вот теперь он в довершение всего еще и потерял магию, так что лучшим вариантом для него будет спрятаться от всего мира и не высовывать носа.
- Северус, не говори им, что я здесь, — чуть ли не с отчаянием прошу я.
Он садится рядом со мной, обнимает за плечи.
- Гарри… Конечно, если ты не хочешь… Будешь весь день прятаться в спальне?
- А что я им скажу? Сам подумай! Что я идиот, подстроивший самоубийство, заставивший их без зазрения совести рыдать от горя над неизвестно чьим трупом? А теперь еще потерявший магию…
- Мы же уже говорили с тобой про магию, — спокойно говорит он, протягивая мне одну из своих сигар.
- Это для тебя неважно, как ты говоришь. А для сэра Энтони? А для Тео? Они знали меня как…
- Как великого героя и победителя Волдеморта?
Ему опять смешно, только вот я недавно сделал открытие, что его сарказм больше не жалит меня, и когда он смеется, мне смешно вместе с ним. Только не сейчас, потому что в данный момент я даже представить себе не могу, как являюсь завтра в гостиную и, как ни в чем не бывало, произношу: «Здравствуйте, сэр Энтони! Привет Тео». Вот и я, собственной персоной. Поттер — недоумок с разбитой головой…
- Гарри, — продолжает пират, — ты как-то неправильно смотришь на вещи. Может быть, это оттого, что ты еще слишком молод…
«Ну, да», — так и хочется пробурчать мне, — «а ты старый и мудрый змей, знаешь все на сто лет вперед». Но я придерживаю язык, нет, вовсе не потому, что боюсь сказать ему хоть слово поперек, нет, просто я не хочу грубить ему. Мне кажется, мы оба исчерпали отпущенный нам лимит неосторожных обидных слов, которые мы можем сказать друг другу.
- Пойми, — говорит мне пират, — и сэр Энтони, и Тео, и Лиз, — они все узнали тебя и полюбили не за то, что ты маг, герой, а, скорее, как раз вопреки. Почему теперь они должны от тебя отвернуться? Мне кажется, они были бы рады тебя видеть.
- Ага, воскресшего покойника…
- Полагаю, Энтони успел рассказать им, что ты жив. Не сразу, но должен был.
- А он знает, что я нашелся?
- Знает.
Значит, пират все же рассказал ему…
- И про магию знает?
- Гарри, я рассказал ему про письмо. Когда я ездил к тебе в Загреб, он даже один раз увязался со мной. Тебе не надо опасаться Энтони. К тому же, если то, что с тобой случилось, как-то связано с тем чертовым обрядом, которым ты так неосторожно воспользовался, он сможет помочь. И его жена — очень хороший колдомедик, как раз специалист по нарушениям, связанным с магией…
- Ага, покажем меня докторам…
Раньше бы он на меня просто прикрикнул или сказал что-нибудь такое, от чего бы мне пришлось умолкнуть, чтобы потом еще долго кипеть от бессильной злости, а вот сейчас жалеет, поэтому даже не собирается со мной спорить.
- Хорошо, — говорит он, — ты не высовываешь носа из спальни, сидишь тут с книжками и ноутбуком, а я развлекаю гостей. На этом прения предлагаю считать законченными.
Мне немного стыдно, что я завел этот разговор: буду — не буду, пойду — не пойду. Но и показаться людям на глаза… нет, даже думать об этом нестерпимо. Когда мы укладываемся спать, я некоторое время лежу на своей половине кровати, а потом все же пододвигаюсь к пирату, подныриваю под его руку и устраиваюсь у него на плече.
- Как ребенок, честное слово, — вздыхает он.
- А почему ты сказал, что их целый выводок?
- Потому что у них тоже младенец.
- А они-то когда успели?
- Еще зимой. У них дочка, Фиона.
Я фыркаю.
- Как принцесса из Шрека…
- Ну да, — соглашается он, — надеюсь, хоть троллем не вырастет. Я ее крестный.
- С ума сойти. Лиз же боялась тебя на острове, считала, что ты — настоящее исчадие ада.
- Значит, перестала бояться. У нее выставка скоро открывается в Морском музее, может быть, ты даже афишу видел — что-то такое про несбывшееся лето.
- Ты устраивал?
- Я. Если бы ты не был столь застенчив, я бы предложил тебе сходить на открытие. Оно через три дня.
В ответ на это предложение я предпочитаю отмолчаться.
- Послушай, — вместо этого спрашиваю я, — а почему ты тогда, на острове, не отпустил Лиз? Она же была единственная маггла, ну, если не считать девиц из таверны Вудсворда. Зачем ты ее там держал? И еще в господском доме заставлял убираться?
- В доме она явно не перетрудилась — там же были эльфы. Надо было ее чем-нибудь занять. А потом, раз она работала как бы у меня и Малфоя, то автоматически была неприкосновенна. Ну а то, что не отпустил… Что ты мне там на острове говорил? Что держу ее силой, лишил всех радостей в жизни…
- Разве это было не так?
- А ты никогда не уточнял, кто ее приволок на тот самый остров? Кто принял обычную маггловскую девчонку в шортах, футболке и с фотоаппаратом за проститутку? Нет?
Если честно, мне никогда даже и в голову не приходило спросить об этом. Пираты похищали магглов, потому что они бывшие сторонники Темного Лорда — у меня не возникало вопросов.
- А утащил ее будущий герой-любовник, а ныне, как ты сам понимаешь…
- Тео?
Пират только хмыкает, подтверждая мое предположение.
- Романтика…, — задумчиво изрекаю я.
- Еще какая… К тому же, ей пребывание на острове пошло только на пользу — слетела вся эта глупая шелуха: «Я — гражданка Соединенных Штатов». Она же была жуткая шалопайка, родители даже не знали, где ее черти носят. Фотограф, богема, острова, довольно праздная жизнь без гроша за душой.
- И тут ее приставили к работам…
- Ну да, наверное, столько лет в должности профессора Хогвартса и для меня не прошли даром.
- Ох, ты даже не представляешь себе, как она тебя боялась, Сев…
- Представляю.
- Не жалел на нее свою фирменную харизму?
- Не жалел, — смеется он и гасит ночник.
На этот раз без всякой магии.
* * *
Раз уж весь следующий день я планирую провести, затворившись в спальне, утро я решаю использовать для небольшого путешествия по дому — когда чем-то занят, проще забыть о том, что … что я свинья, решившая до вечера прятаться от некогда близких мне людей, не смея поднять на них глаза.
- Северус, а мне везде можно ходить? — все же уточняю я, зная характер лорда Довилля. Мне кажется, ему не очень понравится, если я стану во все совать свой любопытный нос.
- Только по лестницам один не спускайся, — отзывается он откуда-то снизу, где, видимо, отдает сейчас распоряжения Твинки, ожидая скорого прибытия гостей.
- Что, и в кабинет тоже можно?
- Вот где ты раньше был со своей стеснительностью? — спрашивает он, через минуту оказываясь рядом со мной на первом этаже. — Пойдем.
И он открывает передо мной дверь своего кабинета, и я очередной раз поражаюсь неожиданной легкости, присущей всей обстановке на вилле Maritime. И сам дом — он напоминает, скорее, не корабль, а яхту. Хотя и его кабинет на Кесе, помнится, тоже не отличался основательностью. Вот здесь очень много стекла, светлые стены, колышущиеся занавески на окнах, резные шкафы, стол и кресла — все кажется мне невесомым и несерьезным. И вновь корабли, только их не так много, как на Кесе.
- Только не влезай наверх, — говорит мне пират, — а то упадешь.
И он оставляет меня одного, а я поначалу несмело дотрагиваюсь до дверей шкафов, пока даже не решаясь открыть, провожу ладонью по столешнице и, наконец, сняв с полки большущий альбом с кораблями, усаживаюсь с ним в хозяйское кресло. Текст, к сожалению, только на французском, но мне вполне достаточно картинок. Я не знаю, что скрыто для меня в этих изображениях, казалось бы, просто красивые фотографии, рисунки, гравюры, но всякий раз, переворачивая страницу, я ощущаю чуть ли не мелкие брызги соленой морской воды, летящие мне в лицо. И чувствую и ветер, и палящий зной, слышу, как хлопает парус над моей головой. Я не знаю, сколько проходит времени, потому что поднимаю голову, только когда Северус окликает меня.
- Они звонили, будут минут через двадцать.
Его взгляд падает на книгу, раскрытую на столе передо мной.
— Давай я тебе еще такие принесу, там есть и на английском, — предлагает он.
И ни слова о том, что я позорно собираюсь прятаться. Сам же сказал — прения закрыты.
Я обустраиваюсь в спальне со своими книжками, но мысль о том, что вот-вот приедут Нотты, не дает мне покоя, так что я отваживаюсь покинуть убежище и занять наблюдательную позицию у высоких окон в холле, откуда прекрасно видно подъезд к дому и припаркованную у самых ворот машину Северуса, которую он сейчас как раз отгоняет, чтобы освободить место для машины гостей. Интересно, кто у них за рулем? Скорее всего, Лиз, остальным вроде бы и не положено.
Они появляются минут через пять — мне кажется, все дверцы распахиваются одновременно, чтобы выпустить на свет божий сэра Энтони, Тео, Лиз и незнакомую женщину с маленьким ребенком на руках. И все они радостно и одновременно что-то говорят, Лиз — неслыханное дело — даже обнимает Северуса, спрашивает, хорошо ли она припарковалась (честно говоря, отвратительно). А я прячусь за занавеску, разглядываю их всех, насколько это позволяет сделать довольно значительное расстояние, и борюсь с не пойми откуда взявшимся желанием вылезти из своей уютной раковины…
Голоса вторгаются в дом, наполняют его суетой, непривычными звуками, так что вилла, уединенность и тишина которой до сих пор принадлежали только нам двоим, начинает казаться мне не такой уж и большой. О чем говорят люди, не видевшиеся долгое время? Разумеется, ничего интересного: как добрались, как тут красиво, не скучно ли здесь пирату одному, что они уже успели посмотреть, в какой гостинице остановились… Так, после вводной части гостям обычно показывают дом, так что мне самое время затаиться в своей скорлупе, то есть в спальне. «Под кровать спрячься, герой», — невесело говорю я себе, а сам с замиранием сердца прислушиваюсь к их шагам и голосам, плывущим теперь вдоль коридора, узнаю знакомый фыркающий смех сэра Энтони, слышу, как он в шутку зовет Северуса милордом… И представляю себе, как сейчас в коридоре позади них появится моя нелепая фигура… Здрасьте… Нет, нельзя, сиди и смотри книжки, добрый хозяин не оставит тебя без обеда и ужина, еще ведь и придет несколько раз проверить, как я… Как-как… Теперь же не переиграть того, что было, ничего не исправить. А в то же время…ведь теперь у меня есть мой пират, а если бы я тогда не затеял всю эту глупость? Кто знает, как бы все повернулось.
- Сначала купаться! — громко говорит Лиз где-то совсем рядом с дверью в нашу спальню, — Фиона никогда не была на море!
- Лиз, — уговаривает ее ласковый женский голос, видимо, принадлежащий миссис Маргарет Нотт, — она все равно ничего не запомнит.
- Неважно, все равно пойдем, — поддерживает жену Тео, — глупо сидеть по гостиным, когда тут такое.
- Можно подумать, вы оба не насмотрелись, — откликается сэр Энтони, но я слышу, как процессия спускается вниз и покидает дом.
Я с облегчением перевожу дух, усаживаюсь в кресло и открываю одну из книг, принесенных мне Северусом. Но на этот раз волшебная сила парусов не может захватить меня — там, за окном, вся компания спускается к воде, вот уже кто-то плещется, они смеются, брызгаются… Тео и Лиз — они еще на острове резвились в волнах, как малыши. И я вновь занимаю наблюдательную позицию у окна. Вот безжалостные родители уже отняли малышку у бабушки, окунают визжащую кроху в воду, так что миссис Нотт отважно бросается на ее защиту. Только Северус и сэр Энтони все еще стоят на берегу, предпочитая оставаться в стороне от этого бардака. А мне так хочется рассмотреть моего азкабанского спасителя, что я окончательно теряю бдительность и в полном убеждении, что вся компания занята купанием, чуть ли не свешиваюсь в окно, вглядываясь в невысокую фигуру главы Аврората.
Не знаю, может быть, он просто чувствует на себе мой пристальный взгляд, но когда он внезапно резко оборачивается к дому, я уже не успеваю отпрянуть назад в спасительный полумрак спальни. Вернее, когда я понимаю, что это стоило бы сделать, уже поздно, потому что я вижу, как сэр Энтони, перепрыгивая через несколько ступеней, устремляется вверх по лестнице.
- Энтони, подожди, Энтони, — Северус еще пытается остановить его, но ему это вряд ли по силам.
Я сажусь на кровать лицом к двери, сцепив руки в замок, готовясь к встрече с неизбежным. Вот дурак, надо же мне было так глупо высунуться… Что я ему сейчас скажу? Но, черт, я рад, что увижу его сейчас, пусть мне придется выслушать от него немало… Я даже не понимал, как я соскучился… по нему, по всем… по Тео, Лиз…
- Гарри! — Нотт старший рывком распахивает дверь, я едва успеваю подняться ему навстречу — а он уже хватает меня в охапку, словно медведь, обнимает… После всего, что я натворил… — Гарри, сынок! Чертов сукин сын!
«Вот», отрешенно думаю я, обнимая его в ответ, — «сейчас как раз подоспеет Северус — а я опять в обнимку с сэром Энтони…» А лорд Довилль уже стоит на пороге, скрестив руки на груди, и, ухмыляясь, наблюдает за действом.
- Ты с ним поосторожней, Энтони, — говорит он, — у него двенадцать дней назад было сотрясение мозга.
- Надеюсь, не ты постарался? — спрашивает глава Аврората, а сам все никак не перестает улыбаться, глядя на меня.
- Без меня не обошлось, — спокойно отзывается лорд Довилль, — он свалился ночью с мопеда под колеса моей машины.
- Судьба, — весело заключает Нотт. — Думаю, от дальнейших телесных наказаний это тебя избавляет, покойник.
- Сэр Энтони, я…
- И лепетать ничего не надо. Сев, — обращается он к моему пирату, — будь добр, дай мне поговорить с Гарри. Что ты чахнешь над ним, как дракон над златом? Иди вон, крестницу спасай, пока идиоты-родители ребенка не утопили.
Я смотрю на Северуса. «Все нормально?» — нет, он ничего не говорит, просто я понимаю это по его взгляду. И чуть заметно киваю. Сэр Энтони, видимо, тоже заметив нашу игру в гляделки, смеется чуть ли не в голос.
- Ни единый волос не упадет с драгоценной ушибленной головы, Северус, клянусь! Но если будут жалобы на плохое обращение — я тебе все патлы повыдергаю!
- Не будет, сэр Энтони, — заверяю я его.
- Сам вижу, раз вы оба переглядываетесь, как хаффлпаффские первогодки.
- Энтони, — все же говорит ему Северус, — Гарри нельзя волноваться, он еще не вполне здоров.
- А когда он был здоров? — шутливо возглашает сэр Энтони. — Когда с набережной машину сбрасывал?
- Энтони…— лорд-пират хмурится.
- Все, молчу, — шутливо сдается глава Аврората. — Беседуем исключительно о цветах и местных достопримечательностях.
И пират все же соглашается оставить нас одних.
- Ну, рассказывай, — говорит сэр Энтони. — Ишь, бледный-то какой! И что ты тут сидишь, как мышь? Сильно голову-то разбил? Эх, наподдать бы тебе, паршивцу, жаль — нельзя! Хотя второму паршивцу, — многозначительный взгляд в сторону только что закрывшейся двери, — это только пошло на пользу. Сущий ангел! Черноват, правда, но, что греха таить, это за нами всеми водилось.
- Вы правда некромант? — неожиданно спрашиваю я.
- Был когда-то. Сейчас несолидно: глава Аврората, как-никак. Ты хоть знал тогда, во что ты полез?
- Понятия не имел, — признаюсь я, — просто сбежать хотелось. Спасибо Вам! Я бы умер, если бы не Вы.
- Страшно было?
Я не вижу смысла отпираться, так что рассказываю ему все, как умею — без лишних подробностей, но и тайны ни из чего не делаю. Но его сейчас явно больше интересует не то, как я исчез из Лондона больше года назад, он, похоже, знает это лучше меня — ведь в своих поисках он добрался даже до Дурслей.
- Я, знаешь, быстро смекнул, куда ветер дует, — говорит мне он, таким привычным жестом вытряхивая из пачки сигарету. — Твоим друзьям, хочешь — не хочешь, а на вопросы отвечать пришлось. Разумеется, твоя активность в маггловском мире от моего внимания не укрылась. Права, уроки какие-то…
- Рон с Герми ничего толком про уроки не знали…
- Толком ничего… Ты тот еще конспиратор. В спальне у тебя вот листочек с формулами завалялся…
- Хорошо хоть не хорватская грамматика, — вздыхаю я.
- Ладно, — говорит мне бывший узник Азкабана, — это все дела прошлые. Что сделано — то сделано. Сейчас-то ты как? Я не голову имею в виду.
И я рассказываю ему про экономику, про университет… и про магию. Это он и так знает.
- А с пиратом как?
Сэр Энтони, наконец, задает вопрос, который, насколько я понимаю, был готов вырваться у него еще в самом начале нашего разговора. Мне не хочется говорить с ним о Северусе, но хоть что-то сказать придется, потому что, учитывая всю предысторию наших отношений с пиратским капитаном, Нотт старший может напридумывать себе бог знает что.
- Все хорошо, сэр Энтони, правда.
- Рад, что свалился ему под колеса?
- Рад.
А потом мой азкабанский друг все же предлагает мне показаться народу, уверяя, что Лиз и Тео, узнавшие о том, что я жив, приблизительно в одно время с лордом Довиллем, будут рады меня видеть. И еще он хочет представить меня жене. Ну и вообще сэр Энтони не очень склонен слушать мои возражения, так что я сдаюсь и все-таки оказываюсь с ним внизу, вытирая о шорты ладони, ставшие вмиг влажными от … еще скажи страха. Да, черт побери, мне страшно! Страшно даже заглянуть в тот мир, из которого я бежал, хотя бы одним глазком, страшно прочесть сейчас в глазах Тео, что оказался слабаком, страшно посмотреть в глаза оплакавшей меня Лиз. Я так и застываю на нижней ступеньке лестницы, но Нотт старший неуклонно тащит меня вперед.
Я даже не успеваю пробормотать заранее заготовленные «простите, извините, я не хотел» — а Лиз с Тео уже бросаются ко мне, обнимают, смеются, а из того, что они говорят мне, я явственно могу разобрать два слова — «дурак» и «покойник».
Мы рассаживаемся на диванах в гостиной, я будто случайно оказываюсь рядом с Северусом, и почему-то думаю, что это впервые, когда все, присутствующие здесь, видят нас рядом. Нет, не просто рядом, а вместе. Меня представляют миссис Нотт, которая оказывается миловидной дамой средних лет с мягкими чертами лица и кроткими понимающими глазами. Видимо, пират уже успел вкратце просветить гостей об обстоятельствах моего появления у него на вилле, потому что ко мне не лезут с расспросами. Даже наоборот, кажется, они решили дать мне возможность тихо отсидеться, потому что Северус и Лиз деловито и обстоятельно обсуждают предстоящую выставку, а старшие Нотты задают мне ни к чему не обязывающие вопросы о том, что им стоит посмотреть в Дубровнике. И я как-то постепенно расслабляюсь, перестаю опасаться упреков и укоризненных взглядов, которых нет. Все получается как-то просто, будто я и не исчезал никуда, а взял и уехал в далекую страну, позабыв предупредить друзей, но вот теперь все выяснилось — и они рады видеть меня в добром здравии.
А потом наступает время укладывать спать младенца, ведь в нежном возрасте Фионы дневной сон — это святое, Северус провожает молодых родителей в одну из комнат на первом этаже, а, когда он возвращается, Маргарет Нотт вдруг неожиданно говорит мне:
- Гарри, если Вы не против, я бы хотела посмотреть, что с Вами. Я понимаю, Вы меня совсем не знаете…
И я у меня внутри словно мгновенно сжимается пружина — нет, какое право они имеют лезть в мою жизнь? Какое им всем до меня дело? Или по-прежнему хотят видеть меня великим магом? Что бы там ни говорил пират, что ему все равно — разве можно меня вот такого показать людям, с которыми он общается? Не магглам. И опять …кому я такой нужен?
- Сынок, — удивленно говорит мне сэр Энтони, — что такое? Не хочешь быть магом — ну и черт с ним! Вот Лиз — живет себе и не тужит.
- Хорошо, давайте.
Я соглашаюсь, понимая, что мой протест выглядит сейчас просто абсурдно. Да и потом все, что было за эти дни — визиты Сэмюэля, поездка в клинику на обследование… Я, наверное, уже привык, что все кругом так деятельно хотят мне помочь. Я сдаюсь, и мы втроем — Маргарет, я и Северус — тоже покидаем гостиную. И я злюсь на пирата, злюсь на свою сговорчивость… Делайте со мной, что хотите: хотите вытащить к гостям — пожалуйста, показать колдомедику — кто бы возражал! Нет, это все из-за этой магии. Просто признайся — ты чувствуешь себя неполноценным без нее, не таким, как все. Ты поэтому прятался — не оттого, что тебе стыдно, с этим как-нибудь справился бы. А вот то, что кто-то будет говорить за твоей спиной: «Да, жаль, Поттер потерял магию… А какой был! А ведь мог бы…» — вот это невыносимо.
— Гарри, присядьте, — говорит мне Маргарет своим напевным ласковым голосом, и я подчиняюсь.
Я прикрываю глаза, вслушиваясь в речитатив ее заклинания, чувствую легкое дуновение, когда она проводит палочкой рядом с моим лицом — просто движение воздуха, ничего более. А потом ее легкая мягкая ладонь ложится мне на лоб, смещается вниз и останавливается в районе солнечного сплетения. И через несколько секунд ее пальцы касаются моих век.
- Гарри, милый, — я слышу улыбку в ее голосе и открываю глаза. — Нет никакой потери магии, могу сказать Вам это совершенно однозначно.
- Скажите ему, Маргарет, — откликается пират, — мне он не верит.
- Я ничего не чувствую, — повторяю я то, что говорил, кажется, уже миллион раз.
- Вы сами ее блокируете. Вы не хотели больше быть магом, Гарри?
- Я хотел уйти из магического мира, мне казалось, это что-то, не нужное мне больше. Но так, чтобы сознательно хотеть лишиться магических способностей — такого не было.
- Магия казалась Вам помехой в Вашей дальнейшей жизни? — продолжает спрашивать она.
- Да, пожалуй. И что мне теперь делать?
- Ничего, — спокойно отвечает она. — Просто живите, как живете. Конечно, я могла бы сказать, что Вам стоит оставить маггловские занятия, не соприкасаться с техникой, но… боюсь, Вы не последуете моему совету.
- То есть если я все брошу, магия вернется?
- Она никуда не исчезала, Гарри. А если Вы все бросите, чем Вы будете заниматься? Я не стала бы требовать ничего подобного. К тому же, следование традициям магического мира и отказ от маггловской жизни — это не главное.
- А что тогда?
- Вы хотите вернуть силу, которой могли управлять?
- Что значит «вернуть силу», миссис Нотт? Я не хочу ничем управлять. Я лишь хочу избавиться от пустоты, которая появилась после ухода магии.
- Расскажите мне, как и когда это произошло.
И я впервые со времени того злополучного письма рассказываю свою нехитрую историю, на этот раз при Северусе. Маргарет что-то уточняет, а потом неожиданно говорит:
- Знаете, Гарри, я думаю, все восстановится само собой. Только не думайте об этом. Забудьте о том, что Вы потеряли — путешествуйте, учитесь, не прячьтесь от мира, не загоняйте себя в рамки, которые сами себе придумали. Я не хочу ничего обещать, но, думаю, через некоторое время Вам вновь предстоит выбирать себе палочку, как хогвартскому первокурснику.
Она вновь улыбается мне одной из тех улыбок, которые почему-то всегда имеются в запасе у колдомедиков — обнадеживающей, обещающей, и не факт, что адресованной лично мне. Я удаляюсь к гостям, а вот Северуса она почему-то задерживает.
- Залечила тебя моя ведьма? — насмешливо спрашивает старший Нотт, пытаясь угостить меня вином. Но я ограничиваюсь сигаретой.
И я еще какое-то время остаюсь внизу с гостями, но смысл того, что они говорят, все меньше доходит до меня — я воспринимаю только многоголосье, интонации.
- Иди отдохни, — тихо говорит мне Северус, заметив, что я все чаще прислоняю голову к диванной подушке. — Для первого раза более чем достаточно.
А уже оказавшись со мной наверху, он добавляет:
- Я чуть попозже пришлю к тебе Тео и Лиз, если хочешь. Тебе не стоило так долго сидеть с гостями. Но то, что ты решился вылезти из норы — это хорошо.
Честно говоря, на тот момент я уже так устал, что позабыл даже о тех злых мыслях, терзавших меня, когда Маргарет предложила мне свою помощь. Пират, кажется, собирается вести всю честную компанию осматривать окрестные виллы, а я почти мгновенно засыпаю, может быть, умиротворенный их приветливостью и так и никуда не ушедшей симпатией ко мне. Или обещаниями Маргарет…
А когда солнце начинает приближаться к кромке моря, мы с Лиз и Тео усаживаемся в плетеные (да-да, почти такие же!) кресла на балконе второго этажа с блюдом, наполненным дольками арбузов, дынь, фигами, виноградом и устраиваем себе вечер воспоминаний о совсем другом лете: сбывшемся или нет — сейчас так сразу и не скажешь. Был я или не был частью того пиратского братства? Наверное, все-таки был, потому что в наших словах шелестят кроны пальм, а их резкие тени ложатся на остывающий морской песок.
- Ну, гости дорогие, пора и честь знать, — наконец громогласно возглашает снизу сэр Энтони.
И вновь объятия, прощания. Теперь с меня берут слово явиться на открытие выставки, я соглашаюсь. Гул их голосов стихает, с улицы до меня доносится звук отъезжающего автомобиля. И, наконец, воцаряется тишина.
- Хочешь, посидим у моря? — спрашивает меня вернувшийся пират.
И я соглашаюсь. Потому что он — единственный человек, которого мне не доставало в круговерти этого шумного и сумбурного дня. Потому что только его — всегда мало.
|
|
|
| Арман | Дата: Понедельник, 02.09.2013, 21:35 | Сообщение # 92 |
|
Странник
Сообщений: 538
| 52. От Дубровника до Загреба
Уже совсем стемнело, ночь кажется мне непроглядной, непроницаемой, тьма — густая, словно чернила, расступается только вблизи фонарей, освещающих полукруглую площадку позади дома и сбегающих вниз к самой воде. По обеим сторонам лестницы, ведущей к морю, круглые светильники — совершенно обычные, маггловские, но мне все равно отчего-то кажется, что я попал в волшебный сад: к нам тянутся ветви низких раскидистых сосен, а там, далеко, россыпь огоньков бухты Дубровника представляется мне переливающейся нитью, унизанной драгоценностями. Вода ловит неверные отсветы, крохотные пульсирующие красные точки, по которым угадываются идущие в паре сотен метров от берега катера. В ней лунный свет и дрожащие в теплом ночном воздухе огни дальних гостиниц и прибрежных вилл. И я сажусь на корточки у самой кромки моря, чтобы зачерпнуть в ладонь тьму, пронизанную отраженным сиянием, но свет ускользает, остается только вода.
- Гарри, медузы, — напоминает мне Северус, сидящий сейчас в шезлонге всего в паре метров от меня.
Я понимаю, что он прав, так как эксперименты с ночными купаниями кончились для меня довольно прискорбно чуть ли не в самый первый день моего прошлогоднего пребывания в этих местах — тогда мне тоже очень захотелось доплыть до конца лунной дорожки, а в результате я едва унес ноги от кисельных обитательниц вечерних вод.
В тот вечер я впервые могу спуститься к морю, да и вообще это первый выход за пределы дома с того самого злополучного падения с мопеда. И еще Нотты. Не много ли для одного дня? Я так отвык за это время от самых простых вещей, что сегодняшний день представляется мне чуть ли не подвигом, а спуск к воде — путешествием за три моря. И я с наслаждением устраиваюсь в кресле рядом с пиратом, собираясь насладиться заслуженным отдыхом — смотреть на мерцание вод сквозь полуприкрытые веки, слушать, как волны лениво перебирают мелкую гальку, да курить слабенькие сигареты, специально купленные лордом Довиллем для выздоравливающего меня.
- Гарри, — неожиданно спрашивает он, — скажи мне, ты правда рад, что ты здесь, со мной?
В первый момент я даже не могу понять, почему он задает мне этот вопрос. Разве это и так не очевидно? Разве мало того, что уже было сказано? И все, что невозможно сказать… неужели он еще в чем-то сомневается?
Я вглядываюсь в его глаза, и могу различить в них только отсветы огней.
- Почему ты спрашиваешь?
Он отвечает не сразу, бездумно щелкая зажигалкой и любуясь возникающим на несколько секунд язычком пламени.
- Видишь ли, — наконец говорит пират, — это практически тот вопрос, который задала мне сегодня Маргарет. Уверен ли я, что пребывание в моем доме для тебя является сейчас наилучшим вариантом.
- Слушай, Сев, какое им дело?
Я, конечно, понимаю, чем может быть продиктована забота сэра Энтони и его супруги обо мне, но все же не думаю, что им стоит устраивать акцию спасения бывшего героя от лорда-пирата. И мне не ясно, почему Северус позволяет обсуждать с собой подобные вопросы.
- Не кипятись, врачи и колдомедики порой имеют право задавать вопросы, на которые я не стал бы отвечать никому другому. Видишь ли, Маргарет знает меня довольно долго. Она прямо сказала, что я могу оказаться для тебя слишком жестким человеком, порой даже жестоким…впрочем, ты и сам это знаешь.
- Я знаю, какой ты. Но я знаю и другого тебя, а вот они нет. Это из-за магии, да? Она говорила это из-за магии?
Он кивает, подтверждая мои слова.
- Когда маг сам закрывает доступ к своей магии, это может быть спровоцировано страхом, эмоциональными потрясениями, отторжением магического мира — все это как раз и имеет место в твоем случае. И все это так или иначе связано со мной. Ты же не станешь отрицать? Не без моего участия магический мир настолько тебе опротивел, что ты решил уехать на край света, выбрав самое что ни на есть маггловское занятие. От страха, что я найду тебя, ты практически прекратил общаться со своими близкими. Про ту жизнь, которую я тебе устроил на острове, да частично и после, лучше вообще не говорить…
- И чтобы магия восстановилась, мне нужно возлежать на розовых облаках, пить волшебный нектар и внимать пению райских птиц? Брось, Сев!
- Ну, не знаю насчет розовых облаков…, — его лицо приближается ко мне, а в глазах я явственно различаю веселые азартные искорки, — но вот насчет возлежать — это можно устроить.
И когда я обхватываю его за плечи, тереблю губами мочку уха, зализывая маленькую дырочку, где обычно красуется серьга с крупным изумрудом, я понимаю, что сейчас мы уже вряд ли сможем дойти до тех мест, где обычно возлежат. Так что приходится довольствоваться прибрежной галькой.
* * *
Мы остаемся в Дубровнике до самого конца месяца. 15 августа мы отправляемся на открытие выставки в Морской музей — это мой первый выход в свет. Вернее, это наш первый совместный выход в свет. Мы как-то сразу договариваемся о том, что ничего не афишируем и не скрываем: если кого-то смущает, что мы любовники, что ж, пусть видит в нас дальних родственников. Мы не возражаем. Так, например, проще доктору Сэмюэлю, который от нечего делать тоже увязался с нами в город.
Лиз невероятно довольна — стоит в паре метров от входа, старается лично поприветствовать чуть ли не каждого, но когда появляемся мы, она полностью переключается на пирата — все же это он организовал выставку. Ну и меня не забывает, конечно. И на доктора ее лучезарного гостеприимства тоже хватает.
Мне нравится, как смотрятся ее фотографии рядом с экспонатами музея: старинные карты, и тут же пальмы и хижины, белый отблеск катера в морских волнах, кажущихся матовыми от зноя. Для Сэмюэля, пришедшего с нами, это просто красивые картинки, а я, глядя на вставленные в аккуратные скромные рамки осколки наших воспоминаний, стою и думаю о том, кто в тот момент был на белом катере — может быть, кто-то из старших пиратов, может быть, капитаны, а, кто знает, ведь могли быть и мы с Кейт и Драко. И вот-вот готовились уйти под воду на поиски затонувших сокровищ.
Я гадаю, чьи тени падают на песок, чьи руки держат диковинную ракушку прямо перед объективом, чьи босые ноги оставили тонкую дорожку следов, уходящую в море. И только одна фотография не оставляет у меня ни малейших сомнений. Там будто рамка в рамке, потому что вид на садовую дорожку, обрамленную кустами, с двух сторон ограничен массивными деревянными стойками, поддерживающими крышу веранды. И на переднем плане небольшой фрагмент стола, на краю которого рука, небрежно держащая сигару в тонких пальцах. Лиз сделала этот снимок, стоя на крыльце господского дома. Если бы не мое падение с мопеда, если бы я просто пришел посмотреть на эти фотографии, не встретив его — я мог бы сойти с ума, увидев едва различимый контур его пальцев на кажущемся старым изображении.
Я оборачиваюсь, чтобы показать пирату снимок, но вижу его на другой стороне зала рядом с сэром Энтони. А около меня оказывается Лиз.
- Почему «Воспоминания о несбывшемся лете»? — спрашиваю я.
Она смотрит на меня с грустной улыбкой.
- Знаешь, трудно сказать. Само как-то вышло. Будто было, а в то же время нет. Это не курортные фотографии.
- Я вижу.
- Как сказка, правда? Только ведь кроме нас здесь этого никто не понимает. Я очень рада, что вы пришли. Потому что ты вот смотришь на эти снимки и думаешь: если пройти еще пару метров и повернуть, будет таверна Вудсворда. Или плац, или господский дом. И для тебя это целая история. А для всех остальных — просто картинки.
- Но они и правда замечательные, — подтверждаю я.
- Просто никто не видит истории, сказки, ну, не знаю…как это расскажешь?
Но Лиз не позволено сегодня долго болтать со мной — как раз подоспели какие-то важные птицы из местного управления культуры, так что ей следует немедленно заняться ими, Северус тоже там, а вот мы с Тео, взяв по бокалу шампанского, которое сегодня раздают всем гостям вернисажа, отправляемся к тем самым пушкам на стенах, стоя около которых примерно месяц назад, я представлял себе осаду города с моря. Мне, наверное, нельзя пить, но я попробую, а Тео прикроет.
- Никогда не думал, что буду скучать по острову, — признаюсь я.
- Все слишком пресно?
- И у тебя тоже?
- Да нет, — он задумчиво опускает голову. — В общем-то, нет. Есть Лиз, Фиона. Но там было что-то другое, то, что на ее фотографиях. Воля, простор, азарт — не знаю.
- Воля в особенности, — усмехаюсь я, вспоминая о порядках, царивших на пиратском острове.
- Знаешь, вот как ни странно, и воля тоже. У меня там порой было ощущение, что я — властелин мира. Только не смейся.
- А я и не смеюсь.
- Ты же не просто так сбежал из Англии?
- Тоже собираешься?
- Подумываю иногда. Вся эта работа, Аврорат… нет, все хорошо, конечно, но чего-то не хватает. А когда приезжает Драко — у него тот же блеск в глазах, что был там. Скажешь, несолидно? Двадцать пять скоро, отец семейства, а не хватает приключений?
- Ты не один такой.
- Гарри! — Северус стоит прямо напротив нас, глядя на почти опустевший бокал у меня в руке.
- Только один!
Он выразительно смотрит на меня. Да, меня нельзя оставить без присмотра, а что Вы хотели, господин капитан? Я же всегда вношу хаос, я мастер по этой части! И морской ветер словно приносит нам что-то хулиганское и бесшабашное из того несбывшегося лета.
- Я освобожусь через полчаса, — говорит пират, — и поедем домой.
И он вновь исчезает среди гостей, а Тео чуть заметно ухмыляется, глядя на меня.
- Занятно, что ты теперь с ним.
- Почему?
- Потому что только ты, слепой идиот, мог не замечать ничего на острове… Он же глаз с тебя не сводил…
- Могли бы сказать.
- О, я представляю, что было бы! «Знаешь, Гарри, нам кажется, капитан Довилль к тебе неравнодушен»! «Да пошли Вы все»! Что, не так?
Мне остается только согласиться. А потом мы еще какое-то время стоим на стенах и просто болтаем, нет, не просто… Если бы кто-то услышал нас сейчас со стороны, он непременно бы решил, что мы опасные сумасшедшие, потому что я и Тео на полном серьезе обсуждаем, как взять гавань с моря, и сколько кораблей для этого понадобится. Машем руками, жестикулируем…
- Вот дураки, — добродушно констатирует совершенно неожиданно появившийся за нашими спинами Нотт старший, — да здесь же вся акватория простреливается со стен, а вход в порт очень узкий, и там укрепления.
- Неважно, пап, — спорит с ним Тео, — никто же всерьез не пытался, насколько я знаю.
- Хочешь попробовать? Северус, не желаешь вновь набрать команду? — Сэр Энтони оборачивается к незаметно подошедшему к нам пиратскому капитану, который все же забирает меня домой.
* * *
На самом деле после того вернисажа у нас больше не остается дел в Дубровнике, но пират медлит с отъездом. Мои разговоры о возможном возобновлении работы в ресторане пресекаются на корню, причем отнюдь не им самим — против этого совершенно однозначно высказывается Сэмюэль. Уверяет, что я еще не окреп, что бегать целый день по такой жаре с подносами и стаканами в моем положении — настоящее самоубийство. К тому же у меня нет ни малейших причин этим заниматься. И я на этот раз легко даю себя переубедить, потому что у меня еще действительно иногда кружится и болит голова, так что работник из меня сейчас никакой. И в то же время это вынужденное безделье с каждым днем все больше и больше тяготит меня, хотя его и скрашивают временами наведывающиеся к нам Нотты. Но я-то ничего не делаю! Я же не могу назвать занятием купание в море и прогулки по окрестностям — а ничего больше мне не позволено. Однажды Северус даже застает меня за обрезкой отцветших бутонов на розовых кустах, а так как время уже за полдень, и солнце в самом зените, то мне даже влетает, так что я на несколько минут словно окунаюсь в наше «несбывшееся лето», слушая, как капитан Довилль отчитывает меня. А он, видимо, тоже понимает, о чем я сейчас вспомнил, так что вскоре и сам начинает смеяться.
Я все чаще вижу его в кабинете, разбирающего бумаги, пишущего что-то, а сам тем временем перелистываю книги, так манящие меня. Мне кажется, если бы сейчас пиратское братство объявило о своем возрождении, я бы не раздумывал ни минуты.
- Северус, что ты все время пишешь? — однажды спрашиваю я его.
- А как еще мне управлять имуществом?
Да, пожалуй, я мог бы и сам догадаться, тем более, черт, вот зачем я изучаю экономику, если в моей голове преспокойно может гнездиться мысль о том, что разбросанные по всему свету богатства лорда Довилля множатся как-то сами собой, без его участия.
- Может быть, я могу хоть чем-то помочь?
Он смотрит на меня поначалу удивленно, потому что, видимо, тоже не думал о том, что мое маггловское занятие может иметь хоть какое-то применение.
- Ты же считать умеешь?
- После Хогвартса мог с трудом! Но несколько месяцев занятий с маггловским преподавателем и год высшей математики в университете, — я с важный видом поднимаю вверх палец, — сделали свое дело. Может быть, они и лишили меня магии, но сложить, отнять, разделить и умножить цифры в твоих счетах мне явно под силу. И еще, я выдам тебе страшную тайну: у меня в мобильном есть калькулятор. Он есть и у тебя, Северус, но ты предпочитаешь складывать в столбик!
Пират смотрит на меня недоверчиво, я перебираюсь к нему поближе, показываю, на какую кнопку следует нажать, чтобы на маленьком экранчике сами собой, без всякого волшебства начали складываться и перемножаться цифры. И в ходе этого объяснения я каким-то непостижимым образом оказываюсь сидящим у него на коленях, его руки под моей футболкой, пальцы как-то незаметно уже проскальзывают под ремень моих шорт, а он сам жарко шепчет мне прямо в ухо, притягивая все ближе к себе:
— Покажи еще раз, я не понял…
Но с того дня каждый день после завтрака я помогаю ему со счетами, а он старается не просто давать мне считать колонки цифр, но и объяснить, к чему они относятся, рассказывает о делах так, что у меня все больше крепнет уверенность в том, что пират рассматривает их отныне как наши общие.
- Если бы я был магом, — говорю я ему, наверное, через пару дней, — я мог бы перевестись на факультет управления магическим имуществом и помогать тебе. Был бы твоим управляющим. Хоть какой-то толк. Знаешь, мне даже кажется, в Загребском магическом университете есть что-то подобное.
Он поднимает голову, а так как я теперь сижу напротив него, только с другой стороны стола, он легко дотягивается до меня и шутливо ерошит мне волосы.
- Управляющим…, — повторяет он задумчиво. — А тебе это интересно? Мне кажется, тебе по душе совсем другие вещи. Разве нет?
- Сев, понимаешь… по душе — не по душе… без магии я не годен даже для факультета магического имущества. Остается только немагическое. Чем я и занимаюсь.
- Послушай, — вдруг спрашивает он меня, — а кто сказал тебе там, в Загребе, что ты можешь потерять магию? Кто был тот человек, к которому ты шел?
И мне становится немного не по себе от его пристального взгляда, да и ответ, который мне сейчас придется дать, меня пугает.
- Не хочешь рассказывать? — голос его звучит холодно и отстраненно, так что для меня не составляет труда понять, о чем он подумал.
- Сев, это совсем не то…
- Что не то?
- Я не хочу говорить не потому, что это был какой-то близкий для меня человек…
- Тогда что?
Он чуть прищуривается и откидывается на спинку стула. Ревность, недоверие. Что ж, мне лучше сразу раскрыть карты.
- Этот человек, Северус…я думаю, это был твой дед.
И я рассказываю ему свою рождественскую снежную сказку о злом колдуне с крючковатым носом, что привел меня в один прекрасный день, словно заблудившегося в лесу крестьянского мальчонку, в свой мрачный дом, где на полках стояли черепа и реторты, а стены украшали диковинные гравюры: на них лев пожирал солнце, а большая неведомая птица клевала себя в грудь, символизируя алхимическое превращение. О том, как Эйлин приглашала меня к столу, как любила ореховые торты, как я покупал их для нее чуть ли не каждый выходной в магических и маггловских кондитерских.
- Чертов старик! И до тебя он добрался! — Лорд Довилль одним неуловимым кошачьим движением поднимается с кресла и скользит к окну.
…Когда ты злишься, ты становишься ягуаром…
- Зачем ты таскался к нему? Ты же понял, кто он такой! Если ты меня боялся, почему не опасался проводить выходные с моими матерью и дедом?
- Сев, я не понимаю… Мне просто нравилось приходить к ним.
Я аккуратно откладываю счета, которые все еще держу в руке, на край стола, встаю и делаю пару шагов по направлению к нему. Он молниеносно оказывается рядом со мной, хватает за плечи так, что даже становится больно. Его взгляд кажется мне совершенно безумным, в нем гнев, страх, обида — все сразу. А потом он резко, так что даже перехватывает дыхание, прижимает меня к себе.
- А если бы этот старый колдун сделал тебе что-то? Ты же был совершенно беззащитен — у тебя даже палочки не было! Зачем ты вообще шлялся в этот магический квартал? Там темных магов на квадратный метр больше, чем во всем Лютном переулке!
- Но он же мне ничего не сделал! Просто пил со мной чай, учил жизни, ругался, что пользуюсь маггловской техникой. Сев, — я поднимаю глаза и вижу, что он все еще хмурится, — и про тебя я ему ничего не говорил.
Мы какое-то время просто стоим молча, он не отпускает меня, но я чувствую, как его хватка на моих плечах становится мягче.
- Прости, — наконец, говорит пират, — я просто не люблю его. И то, что именно он сказал тебе про магию…
- Но не он же ее украл, Сев!
- Да нет, не он.
- А ты был в Загребе, Северус? Откуда ты знаешь про темных магов?
- Пойдем на балкон, там сейчас тень, — предлагает мне пират.
Он отдает распоряжение Твинки, которую я по-прежнему не могу видеть, принести нам туда кофе. И рассказывает мне ту часть своей истории, которую я еще не знаю — в нее ведет арка, испещренная алхимическими знаками, она петляет темными переулками, а когда выходишь на свет, видишь, что твои руки пусты — в них нет даже котомки и родительского благословения.
- Арчибальд Принс не был плохим человеком, Гарри, он вообще, кажется, не задумывался над тем, плох он или хорош, — говорит Северус, одновременно обвиняя и оправдывая старого алхимика. — В его жизни была одна цель — ей он готов был подчинить, да что там готов, он подчинил ей жизнь своих близких.
Я бы мог спросить его, не был ли он сам таким же до недавних пор, но мне кажется, что есть вещи, о которых мне лучше помолчать.
- Надеюсь, он не нашел философский камень?
- Не нашел, — подтверждаю я.
- И поделом ему, — с глубоким удовлетворением констатирует Северус, рассеянно прикуривая мою сигарету. — Черт, что за дрянь ты куришь?
- Ты мне их сам купил.
- Ты скажешь, что я и сам такой, но это не совсем так, — продолжает он, словно угадывая мои мысли. — Поиск философского камня — это служение. Если хочешь, можно даже сказать, что тот, кто ищет камень — ищет Бога. Поэтому, наверное, мало кто находит. Я ни на что не претендую, но тот, кто калечит жизнь собственной дочери — что он в итоге найдет?
- А как тогда вышло, что Эйлин живет сейчас с ним? И я бы не сказал, что они не ладят, совсем даже наоборот.
- Думаю, он угомонился с возрастом, а она смирилась. Ему нужен был наследник, нужен был я — женщину он не считал достойной того знания, которое так жаждал передать. Но жизнь, как видишь, не оставила ему иного выбора. В любом случае, мать больше годится в алхимики, чем я.
- Потому что ты — авантюрист.
- Я — да.
- А как же зелья? Ты же один из лучших зельеваров.
- Наверное, это просто семейная склонность и традиция.
- И ты стал служить Темному Лорду, потому что…
- Потому что появился отец. Мой родной отец, Грег Довилль, который после того убожества, в котором я по милости матери и деда провел пятнадцать лет своей жизни, пока мать не развелась с отчимом и не поведала мне страшную тайну, о, он показался мне чуть ли не богом! Легкий, обаятельный, могущественный. И он был первым человеком, который действительно хотел видеть меня рядом с собой, не рассматривал как досадное недоразумение. А быть рядом с ним означало служить Темному Лорду. Поэтому я принял метку без колебаний.
- А потом?
- Что потом? А потом расхлебывал. Потому что папаша…
Я вспоминаю, как сэр Энтони сказал мне как-то, что Грег Довилль был настоящим выродком, но не стану сейчас цитировать эти слова.
- Папаша был настоящим выродком, — повторяет Северус слово в слово, — но для того, чтобы разглядеть это, мне понадобилась пара лет. Одно хорошо в этой истории, — пират невесело смеется, — он не оставил меня нищим.
- Тебе принадлежит едва ли не полмира, Северус.
- Да, только я еще не решил, что с этим делать.
- А откуда взялся отчим?
Лорд Довилль потягивается в кресле, чуть ли не задевая длинными руками ветви сосен, низко склонившиеся к нашему балкону.
- Дед настоял на разводе матери, она и сама боялась того круга, в который ее все больше и больше втягивал отец. Тьма всегда отталкивала ее, но жить со своим отцом, попрекавшим ее неудачным браком, она, похоже, тоже не смогла. Арчибальд уже тогда жил в Загребе — там один из древнейших кварталов, где селятся алхимики. Древнее, наверное, только в Праге. Так что и я какое-то время обретался с ними, правда, я этого не помню, так как было мне в то время, вероятно, примерно столько же, сколько сейчас дочери Ноттов. А потом мать сбежала в Лондон к подруге и там нашла себе первого встречного, который и показался ей вполне подходящей партией. Как уж она смирилась с переселением из довиллевских дворцов в Тупик Прядильщиков — один Мерлин знает. Видимо, жизнь с собственным папашей представлялась еще менее сладкой. К тому же, думаю, она опасалась, что бывший муж станет ее преследовать, но тут она ошиблась — он быстро женился вновь, наплодил наследников, так что если бы не их всепоглощающее желание отдать жизнь за Темного Лорда, мы бы с тобой сейчас не проводили несколько часов в день за разбором счетов.
- А ты знал своих братьев, ну, тех, которые служили Лорду?
- Разумеется, — легко отвечает пират. — Не сказал бы, что долго их оплакивал. Я не очень сентиментален.
- Но ты говоришь, что бывал в Загребе. И деда ты знал…
- Да, мать отправляла меня к нему на каникулы.
- На каникулы к злому волшебнику…
- Знаешь, наша жизнь с отчимом походила примерно на то же самое. У деда все же было интереснее. Ты же был в его доме… Когда мы с ним проходили под аркой с символами, я будто попадал в жуткую сказку. Мне всегда казалось, что в этих переулках должны шнырять крысы, а в подвалах, где стояли котлы, кишмя кишеть пауки и прочая мерзость.
- Да, ты полюбил все это и стал зельеваром! Но там же нет ни крыс, ни пауков! Мне даже казалось, что там уютно. Мрачно, конечно, но…
- Это ты у нас герой и ничего не боишься. А я боялся деда, его окриков, недовольства, постоянного ворчания, боялся сделать что-нибудь не так…
- И поэтому стал профессором в Хогвартсе.
Северус пытается дотянуться до меня, чтобы дать мне подзатыльник, но я уворачиваюсь.
- Ну да, очень хотелось отыграться на таких, как ты, за мое ужасное детство!
- А почему Эйлин вернулась в Загреб?
Он пожимает плечами.
- Наверное, она решила, что из двух зол надо выбирать меньшее. А пьющий, скандалящий и регулярно поколачивающий ее муж все же оказался большим злом, чем сварливый папаша. И она уехала, а я отказался последовать за ней, потому что на тот момент как раз решил кардинально сменить компанию.
- А дед?
- А дед, как только узнал, с кем я связался, сказал, что знать меня больше не знает. И если матушка хочет пользоваться его покровительством, то он и ей настоятельно рекомендует отказаться от знакомства со мной. И она так и сделала, потому что деваться ей было совершенно некуда.
- И ты с тех пор ни разу ее не видел?
Я, никогда не имевший родителей, просто не могу в это поверить. Да я бы все отдал за то, чтобы хоть на миг увидеть, как улыбается моя мама, нет, не отражаясь в волшебном зеркале моих желаний, нет, по-настоящему.
- Гарри, — неожиданно твердо говорит пират, отбросив шутливый тон, — я не видел ни ее, ни деда с того дня, когда они сказали мне, что знать меня больше не желают. Мне было шестнадцать, я совершил ошибку, в которой на тот момент совершенно не раскаивался. Не знаю, могли бы они тогда что-то изменить. Не думаю. С тех пор прошло почти тридцать лет. Не стану говорить, что я скучал — это не так. Когда проходит столько времени, боюсь, родственные связи теряют свою ценность. Так что даже не пытайся…
- Не пытаться что?
- Мирить меня с ними. Они для меня совершенно чужие люди. Я не намерен это больше обсуждать.
Я некоторое время сижу неподвижно, рассеянно следя за перемещением крохотной белой точки на горизонте — наверное, небольшого катера или кораблика. Я не знаю, что мне сказать ему еще. Да я и не уверен, что у меня есть подобное право. И в то же время мне жаль их — женщину с грустными добрыми глазами, грозного старика, гордо шествующего по загребским мостовым, задевая сугробы полами длинного черного пальто. Они были рады, когда я приходил к ним…они были бы рады, если бы когда-нибудь, совершенно внезапно, на их пороге появился бы и он… пират, несостоявшийся алхимик, внук, сын. Но он не даст им второго шанса… Даст ли он его мне, случись мне тоже однажды оступиться? Я молчу, сжимаю руки в замок и подношу их к губам, стараясь не смотреть на него.
— Я купаться пойду, — говорю я, ни к кому не обращаясь, медленно прохожу по коридору, спускаюсь вниз, бросаю одежду на последнюю ступеньку лестницы, вхожу в воду, чтобы хоть как-то стряхнуть оцепенение, будто навалившееся на меня после нашего разговора.
И мне все кажется, сейчас он догонит меня, таким привычным жестом отведет волосы мне со лба и скажет: «Ну что ты, глупый?» Но его нет. И потом, наплававшись, я сижу на гальке, бездумно перебирая в ладони мелкие камешки. Кто он, человек, так никогда и не простивший своих близких? Тот, кого я знаю слишком хорошо. Лорд Довилль, хозяин пиратского острова. Тот, кого я люблю. В конце концов, с чего я так расстроился? Это же его жизнь, значит, это абсолютно его дело. Почему мне понадобилось лезть? Да я и не лез, в общем-то. Только вот какая-то неловкость, будто я сделал что-то, чего мне делать не стоило.
Я возвращаюсь в дом с твердым намерением не попадаться ему на глаза, но сталкиваюсь с ним сразу же — внизу в гостиной. Причем, судя по его виду, он явно отправился на мои поиски.
- Ты почему так долго?
- А что? — спрашиваю я, не сумев замаскировать отчужденность и враждебность в своем голосе.
Он разглядывает меня пару секунд, нет, дольше, так, как он умеет. Так, что хочется провалиться сквозь землю. А потом вдруг произносит слова, услышать которые от него сейчас я совершенно не ожидал:
- Гарри, я не буду возражать, если единственным близким человеком в моей жизни останешься ты.
- Извини, мне не надо было лезть…
- Ты и не лез. Брось. Послушай… ты не обязан помалкивать, если мне что-то не нравится. Мы оба знаем, к чему приводит молчание.
И тут же добавляет без малейшего перехода:
- Что будем делать, раз уж ты пошел купаться без меня?
Я даже теряюсь от того, как он внезапно меняет тему.
- У меня катер есть…, — говорит он почти заговорщицки, и я не могу сдержать улыбку.
* * *
Когда только приезжаешь куда-то, пусть и надолго, но ты знаешь, что это не то место, где тебе предстоит жить постоянно, время поначалу течет неспешно, тебе кажется, что впереди у тебя целая вечность. Но вот вечность переваливает за половину, хвостик оставшихся дней становится все короче и короче, и вот ты уже с удивлением обнаруживаешь, что осталась неделя, нет, уже пять дней, а вот уже и три. И вот в один прекрасный день становится ясно, что завтра мы уезжаем. Потому что кончается август, потому что я, наконец, окончательно здоров, потому что, кроме Дубровника, на свете есть еще немало чудесных мест, где я не был, а у нас еще и дела: в Загребе надо нанять маклера, который подберет для нас дом к концу сентября. Так что настает момент, когда мне в последний раз предстоит выдвинуться в сторону городских стен, попрощаться с Драганом и Хеленой, может быть, в последний раз обойти крепостные стены по периметру и… Да, собственно говоря, дальше все выглядит тоже безоблачно: мы собираемся, проехав через Загреб, пересечь Северную Италию и отправиться на Юг Франции, в Прованс. Потому что лорд-пират считает, что у меня в кои-то веки должны быть настоящие каникулы, нет, у нас обоих, хотя он иногда и делает вид, что везет меня на экскурсию. На самом деле, он тоже безумно рад, что мы куда-то едем вместе, и у него плохо получается это скрывать. Впервые кто-то делает что-то специально для меня… А он, наверное, тоже — впервые для кого-то…
Так как въезжать на машине в центр города нельзя, до Luna e mare предстоит добираться пешком, и я прошу Северуса не ходить со мной, потому что, во-первых, я вполне здоров, а, во-вторых, у Драгана и так возникнут вопросы, с кем это я уезжаю, на которые я предпочту отвечать в отсутствие пирата. Но пират все равно провожает меня до магазина Ружицы, устраивается в кофейне напротив, а я иду вперед знакомыми улочками, чтобы через пару минут заглянуть в арку, за которой открывается вид на нижнюю площадку ресторана. Все, как обычно: Хелена, замершая у одного из столиков в боевой готовности, Драган, орлиным взором окидывающий свои владения. Его родители, убедившись, что наследник готов вступить в права, все больше и больше отходят от дел, перепоручая ему даже переговоры с поставщиками и заказчиками.
- Привет! — говорю я и впервые останавливаюсь у входа, словно гость. Да теперь, собственно говоря, я и есть такой. — Вот, хотел попрощаться…
Драган пару раз заезжал проведать меня на виллу, так что нельзя сказать, что это встреча после долгой разлуки.
- Уезжаешь, значит? — спрашивает он, выходя со мной покурить на улицу. — Учиться-то будешь или как?
- Почему ты спрашиваешь? Что, я похож на человека, готового все бросить?
- Похож, англичанин. Только не рассказывай мне сказки, что этот мужик бандитского вида твой профессор.
- Если не хочешь, я не буду.
- Да я сразу догадался, когда ты еще был слепой, как крот. Да и потом, когда заезжал. Он так и пожирает тебя глазами, ты что, не видишь?
- Когда-то не видел. Это давняя история, Драган.
- Большая любовь? — мой приятель хитро подмигивает.
- Катастрофальная! — смеюсь я. — Примерно как бомбежка или землетрясение.
- Ты выберешься из-под обломков к началу семестра?
- Надеюсь, обойдемся без обломков. Выберусь.
- А, черт, — Драган смешно морщится, — еще два месяца, а как учиться неохота. А тебе?
- Я об этом пока не думал.
- Еще бы! Я бы на твоем месте тоже не думал. Если не секрет, ты сейчас куда?
Когда я рассказываю ему о наших планах, Драган лишь присвистывает:
- Обзавидуюсь, ей-богу, Юэн! А тут одни тарелки…
- Вилки, ложки и стаканы, — смеясь, подхватывает Хелена, присоединяясь к нам. — Пусть человек отдохнет, ему положено, он бедный, раненый и больной!
- В особенности бедный! Там одна машина — целое состояние!
- Так не моя же!
- Ничего, и тебе порулить дадут.
Мы прощаемся, договариваемся созвониться в начале октября, я еще прохожу на кухню, чтобы выслушать пару напутственных слов от родителей Драгана и Матеи, послушать, как они сокрушаются о том, каким я был ценным работником… Да, похоже, ресторанные будни в ближайшее время мне не светят…
А на следующий день мы с пиратом покидаем виллу Maritime.
Мы покидаем Дубровник, с каждой секундой все дальше удаляемся от моря и каменистых берегов, на которых некогда жили мои воспоминания. Они теперь кажутся мне блеклыми и унылыми, словно рыбаки в непогоду, выбирающие на берег порванные сети.
Волосы пирата треплет ветер, он чуть заметно улыбается, а я… наверное, просто сияю и совершенно не намерен этого скрывать. Впереди города, названия которых звучат притягательнее, чем заклинания: Ним, Русильон, Оранж, Сен Реми, Бо де Прованс, Горд, Арль… Когда мы с Северусом намечали маршрут по карте, я старался выбирать самые красивые, где мне казалось, что чудо уже в самом имени, в созвучии гласных, или в звонких переборах согласных, похожих на щелканье кастаньет.
И я действительно нахожу свои сказки в таинственных аббатствах, улочках старинных городов, ветер другого моря дует мне в лицо. Я знаю, у каждого моря свое дыхание. Свои запахи у земли и трав, у вин, что подают нам в небольших ресторанчиках. Даже у тех безделок, что продают в лавочках туристам. Пирата радует мой восторг, он, кажется, готов купить для меня все, к чему я прикасаюсь хоть с малейшим интересом. Я удерживаю его, но это не всегда получается, так что если бы он не был магом, мы в итоге вернулись бы с ним в Загреб на товарном поезде, целиком груженом нашими вещами.
Но все когда-нибудь кончается, и в один из последних дней сентября мы выбираемся из машины у ворот изящного двухэтажного дома на окраине Загреба, я открываю калитку, поднимаюсь по ступенькам, оказываюсь в гостиной — и понимаю, что это дом из моего сна.
|
|
|
| Арман | Дата: Понедельник, 02.09.2013, 21:36 | Сообщение # 93 |
|
Странник
Сообщений: 538
| 53. Ноябрь
Наши первые недели в Загребе кажутся мне на удивление беззаботными и солнечными, будто я привез из лета огромные чемоданы, до краев наполненные светом и радостью, и запас все никак не иссякает и не закончится никогда. Небольшой особняк, который мы сняли с пиратом — на севере города, недалеко от горы Медведница — как ни странно, впервые дает мне ощущение собственного дома. Да-да, такое, какого я никогда не испытывал на Гриммо — тот был словно мне не по росту, с чужого плеча. Он так и не стал для меня обжитым, своим, хотя я по-своему и любил его. Но вот здесь… и легкая ажурная лестница, ведущая на второй этаж, и просторная гостиная с камином, и большая светлая кухня-столовая, где я почти год назад в моем сне пил с Северусом кофе — здесь все именно так, как мне и мечталось.
- Тебе нравится? — спрашивает меня пират, когда я заканчиваю бегать по комнатам и холлам в день нашего приезда, будто расшалившийся щенок.
А я только смотрю на него и даже не знаю, что мне сказать.
- Значит, нравится, — ему приятно видеть столь неприкрытый восторг на моем лице, он не скрывает довольной улыбки. — Территорию делить будем?
Да, наверное, это стоит сделать, хотя, прожив с ним два месяца бок о бок, я не могу сказать, что нам что-то мешает друг в друге. Может быть, это просто эффект новизны или радость от того, что мы, наконец, можем быть вместе, не отсчитывая дни и не припоминая обиды? Но сейчас, когда заканчиваются каникулы и для нас наступает обычная жизнь, наверное, все же стоит задуматься о том, что нам нужно личное пространство. Насколько я понимаю, хищники нуждаются в нем особенно остро. Хотя пират на поверку оказывается не столь педантичен, как я мог бы подозревать по тем временам, когда знал его еще в Хогвартсе, так что старается не ворчать на меня из-за разбросанных вещей или оставленного рядом с раскрытым ноутбуком надкушенного бутерброда и чашки с заваренным еще вчера чаем. Он их просто убирает. Но, мне кажется, не стоит раскладывать по всему дому мины, на которые рано или поздно один из нас наступит, так что я сам предлагаю выделить мне в доме законную территорию хаоса, куда лорд Довилль, разумеется, может прийти в любое время, сказать «О, Мерлин!», и со вздохом прикрыть дверь. И не расстраиваться.
Когда перед самым началом семестра мы встречаемся в университете с Драганом и Хеленой — взглянуть на расписание, ну, а главное, посмотреть друг на друга, потому что они всего пару дней назад вернулись из Дубровника — Драган долго оглядывает меня, обходит чуть ли не по кругу, задумчиво хмыкает, а потом говорит:
- Однако…
- Что однако?
- Ну, Юэн, смотри-ка: если тебя приодеть, ты становишься похож на человека. Этого, как его… homo sapiens!
- А до этого, значит, был homo habilis?
- В ресторане однозначно.
И мы, не торопясь, бредем втроем в кафе, и я, совершенно не чинясь, объясняю, где я сейчас живу и не скрываю, с кем.
- Ну вот, англичанин, жизнь-то налаживается! — Драган радостно хлопает меня по плечу, плюхаясь на пластмассовый стул рядом со мной и заказывая бокал вина и … нет, кувшин, кто же начинает семестр с одного бокала?
Драган и Хелена, к счастью, вовсе не из тех людей, которые будут делать страшные глаза и говорить кому-то шепотом: «А ты знаешь, Эванс живет у богатого любовника! Только представь себе!» Они оба рады видеть меня довольным и благополучным, с понедельника начинается семестр, мы полны радужных планов, нам, как это всегда бывает в начале, интересно, чем будут пичкать в этом году наши не обремененные познаниями головы.
И первые пара недель действительно проходят в этой эйфории: новизна, ощущение того, что учеба поначалу еще что-то несерьезное, так, медленный выход из затянувшихся каникул. Проблем нет, над городом светит солнце, профессора на лекциях, правда, делают суровые лица и предупреждают, что мало среди ныне живущих тех, кто в состоянии сдать их предмет хотя бы на удовлетворительно… Но так как сотни людей ежегодно каким-то образом заканчивают сей славный университет, сдается, они все же преувеличивают.
А потом настает ноябрь. Он входит в город, ступая неслышно, тяжелые серые облака, его предвестники, неспешно окружают гору, царящую над Загребом, а потом словно обнимают ее мягкими влажными лапами, спускаются на улицы, проливаясь мелкими дождями. Ветры, свободные и холодные, рвут из рук зонты, треплют полы пальто, норовят забраться за шиворот, словно высмеивая тонкие щегольские шарфы, с которыми я и Драган все никак не расстанемся. И дни становятся невыносимо короткими: утром в аудиториях смутный полумрак, кажущийся еще более безнадежным в холодном свете ярких ламп. Просто иллюзия дня, тепла… Я знаю, что тепло выглядит иначе — оно живое, горячее, в нем треск прогорающих в камине дров, рассыпающихся на мелкие, похожие на драгоценные камни, угольки. И в каждом из них — жар и огонь. Тепло… то, что я покидаю каждое утро… оно наполнено шорохом пергаментов в кабинете Северуса, его быстрыми шагами, ароматом кофе, который он варит себе по несколько раз в день, негромким позвякиванием посуды на кухне, звоном колокольчика на входной двери, когда кто-то из нас возвращается домой. И я с каждым днем все меньше и меньше понимаю, почему мне надо уходить из того места, где мне хорошо, чтобы отправиться туда, где… Если честно, никак.
И в какой-то момент я словно останавливаюсь посреди увлекающего меня за собой потока жизни и вдруг вновь задаю себе вопрос, ответа на который я боялся всегда: что я делаю? Хотя нет, вопрос этот задает Драган, и касается он вовсе не меня.
- Вот, Юэн, — начинает он как-то, когда мы после лекций, скрываясь от дождя, ныряем в уютный полумрак кофейни напротив университета, — ты можешь мне сказать, какого черта мы здесь маемся дурью?
Хелена удивленно поднимает тонкие брови — она в этом семестре ужасающе усердна. Мне даже кажется, ей неловко сидеть рядом с нами, двумя разгильдяями, в аудитории.
- Ну-ка, давай с этого места поподробнее, — грозно произносит она. — Уж не хочешь ли ты сказать…
- Я хочу сказать, что я второй год просиживаю здесь штаны, занимаясь непонятно чем, Хелена! Скажи мне, что из того, чему нас здесь учат, реально пригодится мне в жизни? Может быть, теория вероятности окажет мне неоценимую услугу в переговорах с поставщиками? Или знание рядов динамики поможет оптимально сбалансировать летнее меню?
- Если ты собираешься управлять рестораном, тебе не помешает экономическое образование, — вполне резонно замечает его невеста.
- А может быть, мне гораздо больше пригодятся курсы для поваров? Или тренинг по технике ведения переговоров, которого нам здесь никто не предлагает?
- Ты можешь заняться этим в свободное время.
Ох, все же девчонки… они… гораздо разумнее, что ли, прагматичнее, хотя если ты скажешь им об этом, они еще и обидятся, мол, что ты такое говоришь, мы ждем любви, романтики и чуда. Когда я смотрю на Драгана с Хеленой, мне кажется, что у них всё наоборот: из них двоих романтиком является он, а она ждет хорошей зарплаты и удачной карьеры. Поэтому университет она не бросит ни за что. И когда ресторан окончательно станет их семейным бизнесом, заправлять делами будет именно она. Я уверен.
- Ну а ты, Юэн? — не унимается Драган. — Тебе-то все это зачем сдалось? Я же вижу, что тебе неинтересно.
- Драган, Юэну как раз необходимо учиться! Он же не может сидеть на шее у своего профессора!
Да, Северуса они иначе и не называют. А нет, иногда еще «твой дядя».
- Он и не сидит. Он же договоры на фирме переводит, — защищает меня Драган.
Я только улыбаюсь. Если бы они могли представить себе истинные размеры состояния лорда Довилля, они бы вообще очень удивились, что я утруждаю себя хоть какой-то деятельностью.
А когда мы в тот день расходимся — они бегут по каким-то своим делам, я отправляюсь домой, наш разговор все никак не идет у меня из головы. Потому что Драган прав: я все чаще задаю себе вопрос о том, что же дальше.
И я неспешно бреду пешком по направлению к дому, нет, я просто хочу немного пройтись, а потом все же сяду на трамвай, иначе доберусь только к полуночи. И думаю, думаю…Тот интерес, нет, не к тому, что я изучаю, но к маггловской жизни вообще, что питал меня весь тот год, иссяк, кажется, окончательно. Трудно сказать, когда это случилось, скорее всего, это происходило как-то постепенно. То, что поначалу казалось мне вызовом, достойным затрачиваемых усилий — я был один в чужой стране, я говорил на языке, о котором за полгода до приезда в Загреб не имел ни малейшего представления… Собеседование в университете, меня взяли — такой вот маленький подвиг. Сам снял квартиру, сам налаживал жизнь, цеплялся за новую для меня реальность, как мог, словно паук, ползущий по гладкой стене. Новые знакомства… Как живут магглы? Примерно так же, как и маги. Обычная жизнь, вовсе не похожая на приключение. Может быть, мне просто надо смириться с тем, что я вырос, да, вот так, все просто, и там, в моем детстве, следует оставить и полеты на гиппогрифах, и поединки на раскаленном белом песке, и сотканный из завесы ночи Корабль? Тео сказал: там, на острове, он чувствовал себя властелином мира… Нет, конечно, это не про меня, но… Что, мне бы хотелось так и остаться заигравшимся мальчишкой?
Но я все больше осознаю: то, на что я трачу свое время, не имеет ни малейшего отношения к моей жизни. Я не знаю, чего я хочу — не знал этого, когда бежал из Англии, не понимаю этого и сейчас. Просто тогда, почти два года назад, я придумал для себя некую схему, очень абстрактную, но казавшуюся мне тогда правильной — и решил, что смогу в нее вписаться. Юэн Эванс, такой вот успешный маггл с правильным образованием… я никогда им не был и мне вряд ли удастся им стать.
Я так и не смог уйти из той, сейчас невозможной для меня жизни, так и завис меж двух миров — не маг, и не маггл. Признайся, в душе ты все тот же герой, который не знает, что с собой делать. Который так и не научился жить правильно, хоть и очень старался. Что, еще одна дорога, по которой ты пришел в никуда?
И при этом я живу рядом с абсолютно счастливым человеком! Я не знаю, с чем это связано, вероятно, он просто старше и решил закрыть вопрос о смысле жизни как неразрешимый. В нем нет сейчас того иссушающего душу беспокойства, что, казалось, так и исходило от него на пиратском острове. Он уравновешен, уверен, и когда я вместе с ним, это ощущение словно переходит и на меня, скрывая меня от мира, подобно непроницаемому облаку. Он постоянно чем-то занят: управлением своими имениями, зельями, которые он варит теперь, думаю, из чисто научного интереса. Когда я спрашиваю его об этом, он даже не сразу понимает, в чем дело, а потом отвечает: «Ах, это… как тебе объяснить, наверное, помогает сосредоточиться». Трудно сказать, относится ли он к чему-то как к делу своей жизни. А, может быть, все, что он пережил — и его совершенно невероятная молодость, полная предательства, разочарования, метаний между двух лагерей, и война, и остров, и министерская карьера, и моя мнимая смерть — все это, наконец, научило его просто брать от жизни то, что она предлагает ему в данный момент, не гонясь за химерами, которых мы всегда придумываем себе сами.
Кто я рядом с ним? Молодой маггл, любовник при богатом «дядюшке»? Если бы я хотя бы мог вернуть магию! Сколько времени он захочет оставаться со мной, когда утихнет страсть? Да нет, дело даже и не в этом. Дело в том, что лорд Довилль — такой человек, рядом с которым невыносимо быть никем. Не потому, что он чего-то требует от меня, нет. Трудно быть ему равным, да, наверное, так. А если не быть ему равным, от тебя рано или поздно ничего не останется. Он так устроен — меняет мир по своему разумению. Конечно, довольно глупо предполагать, что университетский диплом сделает меня хоть в чем-то сильнее, но если я брошу сейчас учиться — это станет моей полной капитуляцией. Хищник утащит меня в свое логово (где я и так уже устроился с комфортом), а когда ему надоест, просто выбросит косточки…
- Ты что сегодня такой серьезный? — спрашивает он меня, встречая в прихожей. Гладит по холодной щеке, приподнимает мое лицо за подбородок, вглядывается в глаза. — Катастрофальное невыполнимое домашнее задание, которое надо было сдать вчера?
Он подцепил от меня это словечко — «катастрофальное», оно ему нравится.
- Да нет, — я вначале пытаюсь отмахнуться, но потом, за ужином, все же рассказываю ему все, ну, почти все. Про мои обглоданные косточки предпочитаю умолчать.
- Гарри, это же давно очевидно, — говорит он. — Ты делаешь то, что тебе совершенно неинтересно.
- А что мне тогда делать? Бросить университет? Если бы я хотя бы был магом!
- Ты был магом — и тоже не знал, куда себя деть.
- Северус, — я откладываю вилку и складываю руки перед собой на скатерти, — мне скоро двадцать пять. Я ни на что не годен. Если я реализую то, что задумал, когда поступал в университет, мне кажется, я просто сдохну от этой беспросветной скуки. Нет, не перебивай, — говорю я, когда вижу, что он пытается возразить, — помнишь, я рассказывал тебе, о чем мы с сэром Энтони говорили еще в Азкабане? Что мир магов не предлагает достойных занятий таким, как…
- Как ты, как он, как я… И он сказал, что мы — авантюристы. Он прав. Ты думал, мир магглов предлагает подобные занятия? Если мы, разумеется, исключим криминал…
- Тебе нравилось быть пиратом, Северус?
- Да, — признается он, доливая вина себе и мне в бокал. — Но мне нравится и та жизнь, которую мы ведем сейчас.
- Ты можешь мне сказать, для чего ты живешь?
- Для чего? — он щурится, раскуривая сигару. — Для себя, для тебя. Этого мало?
Я замолкаю, но он прекрасно видит, что я не согласен с ним.
- Гарри, — говорит он, чуть склоняя голову набок, — оставь пока все, как есть. С учебой это может быть просто временное — такое бывает. Потом внезапно что-то может тебя привлечь — и все изменится.
Я лишь отрицательно качаю головой — мертвые буквы на блеклых страницах книг, ничего больше.
- А ты знаешь, что мне могло бы быть интересно?
- Догадываюсь.
- Без магии все равно ничего невозможно…
- Почему? Насколько я вижу, ты любишь корабли.
- Я не хочу строить мертвых железных монстров.
Он встает из-за стола, делает несколько шагов по кухне, подходит к окну, вглядываясь в дождливый сумрак. И внезапно говорит мне:
- Гарри, мне придется уехать в Лондон на пару дней. Люциусу требуется моя консультация по какому-то вопросу. Я вернусь к выходным, хорошо?
Разумеется, почему бы ему и не съездить в Лондон? Только вот когда он уезжает, я почему-то вновь думаю о том, что у него есть дела в этом мире. Он нужен Малфою, он мог бы вернуться и вновь работать в правительстве. А вот вместе со мной ему даже не пересечь границу магического мира…
И все эти мысли копятся во мне — вроде и ничего серьезного, а в то же время как будто какая-то влажная блеклая муть заполняет мне душу. И от нее холодно и неуютно. И все это прорывается как-то странно и неожиданно, как это и бывает обычно — непонятно с чего. Но так, что остановиться невозможно, а потом, когда оглядываешься назад, в ужасе думаешь: Что я делаю?
Северус, действительно, возвращается вечером в пятницу — немного чужой, непривычный, словно привез Лондон в карманах своего пальто. Раздевается, бросает в спальне довольно объемную сумку.
- Разбирай, — говорит он мне, — там почти все для тебя.
Он исчезает в ванной. И я распаковываю сумку — он любит покупать мне вещи, и он никогда не ошибается. Я как раз заканчиваю раскладывать на кровати свитера и рубашки, приобретенные лордом Довиллем для меня в Лондоне, когда он оказывается сзади, быстро, порывисто целует меня в шею и чуть слышно выдыхает:
- Я так соскучился по тебе…, — а его ладони уже скользят по моей груди, обдавая жаром.
А вот на следующий день мы отправляемся в театр. Мне немного стыдно признаться, но в мои двадцать четыре года я ухитрился ни разу не побывать в оперном театре, мне казалось, я вряд ли пойму что-нибудь из действия, на протяжении которого никто ничего не говорит, а только поет. Поэтому лорд-пират выбирает для моего приобщения к высокому искусству нечто вполне доступное — мы идем на «Травиату». «По крайней мере, есть шанс, что тебе понравится музыка», — говорит он, когда мы тем вечером садимся в машину. А мне нравится все: и суета в фойе, и программки с кратким содержанием того, что предстоит увидеть, и музыка, которая подхватывает меня уже в самом начале увертюры и не отпускает до самого конца, да так, что я украдкой утираю слезы. Но в этом коктейле счастья оказывается капля яда, я понимаю это не сразу — лишь тогда, когда отравленная игла добирается до самого сердца. Пока я следил за действием, я время от времени бросал взгляд на бегущую строку на экране, установленном над сценой, где каждый желающий мог увидеть, о чем же именно поют в данный момент. «Если даже твоя любовь не вернула меня к жизни….»
Если даже твоя любовь не вернула меня к жизни… Мы едем домой, Северус о чем-то спрашивает, я отвечаю невпопад. Если даже твоя любовь… Я не маг, я урод рядом с ним, и я всегда таким останусь. Что бы они не говорили — моя магия не вернется. Любовник-маггл… Ничего из себя не представляющий… Ничто. Недоросль двадцати четырех лет отроду, не знающий, что с собой делать.
- Северус, останови машину!
Он тормозит, видимо, решив, что мне не по себе. Я распахиваю дверь, делаю несколько шагов по тротуару. Он тоже вышел из машины и недоуменно смотрит на меня. Я оборачиваюсь к нему и говорю, быстро и твердо, чтобы не передумать:
- Северус, отпусти меня. Я ничто рядом с тобой. Обуза. Ты будешь таскать меня за собой, пока тебе не надоест. Я никогда не стану таким, как прежде.
Он мгновенно оказывается рядом со мной, его железные пальцы впиваются мне в запястье, оставляя синяки даже сквозь рубашку. И он бросает меня обратно на сидение, как паршивого котенка, в ту же секунду блокируя двери.
- Я никого не отпускаю, Поттер, разве ты забыл?
И машина тотчас же срывается с места. Пока мы идем к дому, он крепко держит меня чуть выше локтя, втаскивает в дом, толкает на диван в гостиной, даже не дав раздеться.
- В чем дело? — чуть ли не рычит он, и в его глазах гнев, какого я не видел уже давно. — Чего тебе не хватает? Я люблю тебя, тебе хорошо со мной. Что тебе нужно?
- Северус, прости, я не хотел тебя обидеть. Разве ты не понимаешь? Ты маг, ты мог бы вернуться в Лондон — там все были бы только счастливы. Ты мог бы вновь стать министром. Даже если и нет…Со мной ты даже не можешь выбраться ни в одно из своих имений. Потому что ты сидишь здесь, со мной. Я, как ярмо, у тебя на шее. Зачем? Чем раньше это прекратить, тем лучше. Магия… она не возвращается… Она не вернется, Северус…
И я понимаю, что у меня нет больше сил говорить. Он куда-то выходит. Но тут же возвращается, держа в руках два бокала и внушительных размеров бутылку виски, которую он ставит на столик передо мной. Я удивленно смотрю на него, конечно, мы могли выпить вместе, но на этот раз он явно настроен меня напоить.
- Рассказывай, — почти приказывает он, снимая пальто и садясь рядом со мной на диван.
- Что рассказывать?
- Все.
- Но я же тебе все объяснил.
- Ни черта ты мне не объяснил. Все выкладывай.
- Что все?
- Можешь начать с самого рождения.
Я понимаю, что на этот раз отвертеться мне не удастся, так что разматываю шарф, выбираюсь из рукавов пальто, откладывая его в сторону — а в моей руке уже оказывается бокал, наполненный чуть ли не до половины.
- Ты же и так знаешь все о моей жизни, — я делаю последнюю попытку увильнуть от допроса.
- Да, так что мог бы составить краткую справку для энциклопедии. Я ничего не знаю о твоей жизни, Гарри. Я не знаю, почему ты не можешь принимать любовь, и это при том, что на это способен даже такой закоренелый мерзавец, как я. Я не знаю, почему в твоей жизни есть только две крайности — геройство или убожество, и ничего посередине. Почему, если ты не совершаешь подвиг, ты идешь протирать столы в кафе. Я ничего об этом не знаю, так что ты расскажешь мне все прямо сейчас.
- А виски развяжет мне язык?
- Думаю да. Приступай.
И я приступаю, подчиняясь его напору. Сначала слова складываются как-то с трудом, они односложны и одномерны, в них мало от моего детства в чулане, от моей горькой детской зависти к тем, кто был любим. Но постепенно у меня получается лучше, видимо, это виски делает свое дело, так что я рассказываю лорду Довиллю всю историю моей нелюбви, нет, не моей, историю мира, так и не полюбившего нелепого героя, хотя тот вроде бы был готов на все, чтобы его хотя бы терпели рядом. Пират не перебивает меня, кажется, даже ни разу не переспрашивает, только бокал, зажатый в моих пальцах, никогда не остается пустым. И, захлебываясь пьяными слезами, я говорю ему про игрушки, которые были у Дадли, но которых никогда не было у меня, про соседскую собаку, которую мне так ни разу и не разрешили погладить, про вишенки, которые на моих глазах выковыривал из торта Дадли. Про школу, где я не понимал, чем вообще могу заслужить хоть чью-то дружбу, про пиратский остров…Про то, как он сам выплеснул вино мне в лицо. И не помню, как наступает утро.
* * *
Вместо утра наступает какой-то неправильный день, потому что я просыпаюсь на диване в гостиной, укрытый пледом, совершенно один, но это даже и лучше, потому что у меня ужасающе болит голова — я не могу представить себе, как камень, колдовским образом оказавшийся у меня на плечах, можно оторвать от подушки. А как только я вспоминаю все, что этому предшествовало, я вообще понимаю, что жить дальше сегодня не готов. Он опять выпотрошил мою голову, на этот раз без всякой легилименции, добрался до самых потайных уголков, до чуланов, населенных пауками и страхами. Заставил меня самого все рассказать… И оставил мне на столике стакан воды и растворимую шипучую маггловскую таблетку от похмелья. И сам куда-то ушел, бросив меня барахтаться в одиночестве моего кошмарного пробуждения.
Когда маггловское снадобье все же помогает мне оторвать голову от помятой горячей подушки, я плетусь в душ, что-то на себя надеваю и выхожу на улицу, даже не завернув на кухню. И просто иду вперед, куда-то сворачиваю, забываю открыть зонт, так как дождь не кажется мне слишком сильным. Я рассказал ему всего себя, так что теперь я абсолютно пуст, у меня больше ничего нет — душа покинула меня вместе со словами. Стены домов, намокшие от дождя, выглядят темными, лишая город присущей ему щегольской легкости, вода собирается в желобки по краям мостовой, и я просто иду вслед бегущему ручейку сквозь сгущающиеся сумерки, пока не оказываюсь у строения с высокими шпилями, внутри которого теплится мерцающий свет свечей. Я вхожу в собор, в этот час перед началом службы заполненный прихожанами, сажусь на краешек длинной деревянной скамьи и прикрываю глаза. А потом откуда-то, будто из самой толщи каменных стен, приходит музыка, плывет в воздухе, такая густая и осязаемая, что ее можно пить. И слова, что приходят вослед, кажется мне исторгнутыми самим собором:
— «Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи в труде; не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушаньем… Потому что все дни его — скорби, и его труды — беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это — суета!» (1)
И музыка вновь струится вниз из стрельчатых окон, за которыми ночь и мрак.
Я возвращаюсь домой очень поздно, наверное, уже за полночь: просто брожу по улицам, пока не понимаю, что, стоит мне сделать еще несколько шагов — и я просто упаду. И как только я поворачиваю ключ в замке и открываю дверь, я сразу же вижу его — беспокойного, собранного, не сводящего с меня глаз.
- Где ты был?
- В церкви.
- У тебя не отвечает мобильный.
- Я его отключил, там был органный концерт. А потом просто гулял.
- Гарри, — он делает шаг ко мне, — я подумал…
Подумал, что я ушел совсем? А он уже прижимает меня к себе, его руки проводят по влажной ткани на моей спине, глубоко втягивает воздух, словно хочет впитать меня в себя до последней капли. И в тот вечер я слышу от лорда пирата самые невероятные слова в своей жизни, и его голос, произносящий их, думаю, будет отдаваться у меня ушах даже на смертном одре:
- На тебе холод, сырость и туман, гулкое эхо, шаги по плитам собора, огоньки свечей, словно островки трепещущего света, тишина в паузах, когда смолкает музыка и раздается только чье-то торопливое боязливое покашливание, запахи чужих людей, сидевших с тобой рядом, звон монет и шорох купюр, что они опускали в чашу для пожертвований. И ты — словно призрак, не принадлежащий ни одному из миров. И все же ты мой, мой — хочешь ты этого или нет, мое безумие, моя любовь. Я никогда не отпущу тебя, не выпущу твоих мальчишеских рук, не позволю тебе смотреть не на меня.
Я просто кладу голову ему на плечо и прикрываю глаза, а он, бережно обнимая меня, тихо говорит:
- Пойдем спать, ты едва на ногах держишься.
* * *
На следующий день, нет, конечно, ближе к вечеру, когда я прихожу из университета, мне в первый момент кажется, что либо я, либо лорд-пират сошел с ума, потому что он держит в руках мягкую игрушку. Небольшую, коричневую, нет, рыжую с черными подпалинами, и она такая маленькая, что умещается в его большой ладони. Северус смотрит на меня и ничего не говорит. А потом до меня доходит, что то, что он держит в руках, шевелится. У существа маленькие острые ушки, блестящие глаза и аккуратный бархатный нос. И морда щекастая.
- Ну, — спрашивает меня Северус, — собака та?
- Собака?
- Ты хочешь сказать, что после того, как я перерыл весь Загреб и окрестности, чтобы найти щенка норидж-терьера, мне продали кошку?
Я тянусь к этому невероятному подарку, но у меня от волнения так трясутся руки, что мне кажется, я не удержу эту невесомую тяжесть — радостную, игривую жизнь, чье сердце сейчас бьется в ладонях у Северуса. Так что я отваживаюсь только кончиками пальцев дотронуться до шерстки, чтобы, наконец, узнать ответ на вопрос, что мучил меня с шести лет.
- Она мягкая, Северус…
- Конечно, мягкая, это же щенок. Девчонка, кстати.
- Бэрри, — говорю я.
- Значит, будет Бэрри,— соглашается пират.
|
|
|
| Арман | Дата: Понедельник, 02.09.2013, 21:37 | Сообщение # 94 |
|
Странник
Сообщений: 538
| 54. Маггловский грипп
Появление Бэрри в нашем доме… я даже не знаю, как это описать. С одной стороны, что может измениться оттого, что по дому катается маленький коричневый шарик, лезет под ноги в самых неожиданных местах, скулит, когда мы ложимся спать, потому что высокая кровать, стоящая в спальне, кажется ей едва ли не небоскребом? Пират, разумеется, заявляет, что собака спать с нами не будет, в крайнем случае, он готов предоставить ей место в кресле (где для нее тоже слишком высоко), но сам, минуты две послушав ее настойчивый скулеж, перегибается через меня и подхватывает с пола упорно добивающуюся своего Бэрри. Так она оказывается в вожделенном собачьем раю — в ногах хозяйской постели. Мы боимся на нее наступить — она слишком мала, мы постоянно таскаем ее на руках, и лорд-пират тоже — она же не может пока сама спуститься по лестнице. У него тоже никогда не было собаки. А я совершенно не понимаю, как могу бросить ее одну, уйдя на весь день в университет. Ведь Северуса часто не бывает дома, или он занят — она же будет скучать! И я, едва переступив порог вечером, бросаюсь искать ее повсюду, а, обнаружив в каком-нибудь укромном уголке, с упоением грызущую что-то из мебели, ну, или из обуви, принимаюсь возиться с ней, толком даже не раздеваясь, опускаюсь на четвереньки, пытаюсь отнять уже изрядно пострадавший пиратский ботинок, рычу, копируя те угрожающие звуки, которые пробует издавать она, но которые пока что больше напоминают бульканье…
— Знаешь, Гарри, — задумчиво говорит Северус, в очередной раз наблюдая подобную картину, — когда я это вижу, то чувствую себя педофилом…
Но он ни слова не говорит про свои изгрызенные ботинки, а Бэрри почему-то предпочитает похищать именно его вещи. А когда я замечаю, как он философски провожает грустным взглядом вторую пару погрызенных ботинок и ни на что более не годное дорогое коллекционное перо, подаренное ему в его бытность министром по внешним связям, и предлагаю наложить на его личное имущество какие-нибудь отталкивающие чары, он смотрит на меня, как на детоубийцу. Потому что Бэрри может испугаться.
А еще в те длинные промозглые ночи в самом конце ноября и в начале декабря, начинающиеся, как мне кажется, чуть ли не сразу после полудня, мне снятся странные сказочные сны, в которые я погружаюсь, словно в теплое молоко. Их приносят туманы, дожди и снег с окрестных холмов. О спящих подо льдом русалках, о маленьких злобных существах, живущих в глубине гор, изредка приходящих в деревни, чтобы тайно погреться возле очага. О духах, оберегающих дома, гнездящихся под скрипучими деревянными половицами, огненных существах, танцующих в каминном пламени, о морском царе и его чертогах.
- Сев, тебе никогда не снились сказки? — как-то спрашиваю я пирата.
Это воскресенье, мне никуда не нужно торопиться, так что мы завтракаем у камина в гостиной, я сижу на ковре, прислонившись затылком к его коленям, смотрю в огонь и почему-то вспоминаю неясные образы, что пытаются пробиться ко мне во сне из-за плотной завесы.
- Сказки? Не помню. Разве что в детстве.
Его пальцы запутываются в моих волосах, спускаются ниже, проникают под воротник рубашки.
— Какие сказки тебе снятся?
И я рассказываю, а он неожиданно задумывается, долго молчит, может быть, тоже засмотревшись на каминное пламя, так что я даже переспрашиваю.
- Сев?
- То, о чем ты говоришь… Мне кажется, это очень похоже не просто на сказки, а именно на то, во что когда-то верили в этих местах. Помнишь, ты рассказывал о том, как встретил моего деда? И тебе показалось, что ты видишь злого колдуна? Дело в том, что, когда вас учили в школе, да и нас тоже… преподавали что угодно, но никогда даже не упоминали ни о духах, живущих в горах, лесах, или в воде, ни о том, что называют суевериями. Меня потом всегда удивляло, как можно учить магов, не рассказывая им о так называемой «народной магии». В мире столько всего, о чем ты не имеешь ни малейшего представления. Да и я тоже, честно говоря.
- То есть мне снятся местные колдуны и ведьмы, скрывшиеся в лесах? — почему-то сейчас, в отсветах каминного пламени, это не кажется мне таким уж невероятным. — Но ведь в Англии мне не являлись пикси или келпи.
- В Англии твоя магия шла совершенно определенными путями, в которые ее, кстати, и направляли в школе. Сейчас вот произошел сбой, и все пошло иначе.
- То есть если…когда магия вернется, все может оказаться другим?
- Почему нет? Так что смотри свои сказочные сны и дальше.
А еще через несколько дней я заболеваю.
В то утро я чувствую себя как-то скованно, вроде бы и ничто не мешает мне двигаться, но даже перемена положения тела под одеялом кажется мне болезненной. Я несколько раз шмыгаю носом, сглатываю — нет, вроде все в порядке. Мало спал? Но в последнее время у меня вообще такое чувство, будто я впадаю в спячку. Наверное, это все декабрь.
За завтраком пират смотрит на меня слишком пристально, хмурится, а потом вдруг предлагает:
- Гарри, ты бы не ходил сегодня в университет.
Обычно подобные предложения от него не исходят, он и так прекрасно понимает, что в последнее время я все с большим трудом выгоняю себя на занятия, буквально вырываясь из дома, оплетающего меня сетями тепла, уюта, беззаботности. И снег за окном, там еще только-только разгорается тусклый зимний день, и мне хочется вернуться в спальню, забраться под одеяло, прижать к себе Бэрри (ну и что, что она будет кусаться?), а потом, уже выспавшись, спуститься в лабораторию, где Северус, вероятно, опять будет возиться с каким-нибудь зельем. Или я могу просто читать у камина, забравшись с ногами на диван. Или сидеть с ним в кабинете, разбирая бумаги, разглядывая чертежи старинных парусников. Слишком заманчиво…
- Северус, у меня сессия в феврале, скоро еще и каникулы. Я не могу не ходить. Хочешь, чтобы меня выгнали?
- Мне не нравится твой вид, — говорит он, — у тебя глаза больные.
- Ничего страшного, это просто зима, — отмахиваюсь я, поспешно встаю из-за стола, одеваюсь, и, не давая себе ни малейшего шанса передумать, выбегаю на улицу. Я всегда опаздываю.
На воздухе сонное оцепенение несколько проходит, я даже убеждаю себя, что все в порядке, просто я еще как следует не проснулся, но оно возвращается в трамвае, на этот раз вместе с холодом, сочащимся сквозь щели в окнах и дверях, незаметно пробирающимся под плотную ткань пальто, опутывает тонкими прочными ледяными нитями. Я прислоняюсь к оконному стеклу и даже начинаю дремать, так что опоминаюсь в самый последний момент, уже около университета.
Так как я опаздываю, я решаю, что посещением гардероба можно пожертвовать — да я и не могу представить себе, как буду сидеть на лекциях в рубашке и свитере. Мне кажется, в университете сегодня непривычно зябко, как и в городе. Я занимаю свое место рядом с Драганом, который тоже не выглядит бодрым: все же, статистика — не лучшее начало дня. Наш профессор не внушает мне доверия — у него такой несчастный недокормленный вид, что я практически уверен, что вампир доберет свое на сессии. Тощий, почти лысый, несмотря на отнюдь не преклонный возраст, всегда в каких-то унылых костюмах, очки в металлической оправе. Кровосос, самый настоящий. И я чем-то ему не мил. И Драгана он тоже не жалует. Видимо, чувствует, что нашим морским душам, жаждущим зноя, плеска волн, громких голосов, не близки ни дисперсии, ни децили, ни квартили, ни медианы…
Он что-то рисует на доске, а то, что он говорит при этом, думаю, не может воспринять ни один нормальный человек, особенно ранним утром, когда за окнами сыплет снег. Белый-белый, он выбелит улицы, укроет, укутает, заметет следы, утащит с собой туда, где гроты и пещеры, где склоняются над зельями колдуны и ведьмы. Это они опутали меня сетью из инея и льда. А в котлах у них стужа и метель. У них седые волосы, длинные крючковатые носы, по стенам развешаны связки сушеных летучих мышей…
— Юэн! — Драган толкает меня в бок, — хорош спать!
А тусклый голос все рассказывает и рассказывает нам о вещах, до которых никому на свете нет ни малейшего дела… Он бубнит и бубнит, там что-то такое про «нормальное распределение» и «вероятности», и еще он постоянно упоминает какого-то Гаусса… И рисует на доске кривую, похожую на гору с плоской вершиной. А вход в колдовские пещеры как раз у подножья той горы…
Боже, должно быть, я совсем сошел с ума, когда решил, что мне это может быть интересным… И формула какая-то на доске — мне кажется, я забыл буквы… и этот невозможный голос, словно он тихо и планомерно высверливает дыры в моей голове…«где параметр μ — математическое ожидание, медиана и мода распределения, а параметр σ — стандартное отклонение (σ² — дисперсия) распределения».
Муть какая, кружатся в голове крохотные буквочки, закорючки, циферки — как снег, как взвесь в стакане воды. Северус показывает мне переливающееся фиолетовое зелье в прозрачной колбе… «Видишь, осадок не растворился — значит, я где-то ошибся»…
«Таким образом, одномерное нормальное распределение является двухпараметрическим семейством распределений. Стандартным нормальным распределением называется нормальное распределение с математическим ожиданием 0 и стандартным отклонением 1». Черт, нет, такого пират не мог сказать, хотя он тоже знает немало непонятных слов. Слова… цепляются одно за другое, свисают с потолка, со стен, словно связки с засушенными травами, но не удерживаются — падают вниз, в котел, где ведьма помешивает их огромным черпаком, поднимает на меня глаза и говорит:
- Эванс! Почему Вы в пальто? В университете работает гардероб!
Но здесь же так холодно. Только почему-то все остальные сидят в толстовках, а Драган — тот вообще в футболке. Но я только плотнее запахиваюсь, я даже не могу заставить себя снять шарф.
— Если Вы пришли на лекцию, потрудитесь достать хотя бы тетрадь и ручку!
Я не могу, у меня очень холодные руки, дрожат, не хотят расстегивать молнию на сумке. Серебристые зубчики, крохотные, непослушные, замочек все никак не хочет скользнуть по ним назад, открывая черное нутро, хранящее книжки, тетрадки, бумажки… рассыпаются…
- Юэн, ты зачем пришел? — шепчет мне Хелена. — Ты же совершенно больной. Сейчас же иди домой!
Она кладет руку мне на лоб. Почему у нее такая холодная ладонь? Королева снегов, сверкающая, ледяная…
- Боже, ты весь горячий! Юэн, это, наверное, грипп — сейчас полкурса болеют. Профессор!
Она решительно поднимает руку, сигнализируя мое бедственное положение. Как Гермиона. Но у Герми…, у нее совсем не такие волосы, она вообще не такая… Мне кажется, до меня доносится: «Идите домой, Эванс, я вас отпускаю». Наверное, он действительно так сказал, потому что вот я уже стою в холле университета, поддерживаемый Драганом, он что-то говорит, я не понимаю, у него губы шевелятся…
- «Дядюшке» своему позвони! Пусть он за тобой приедет! Ты же не доберешься!
- Ерунда, — мне кажется, у меня в груди ворочаются огромные шестерни, и они очень мешают дышать. — Что я, маленький, чтобы меня с занятий забирали? Я доеду. Сейчас сяду на трамвай и доеду.
- Смс напиши, как дома будешь, — напутствует меня Драган, спеша вернуться обратно на статистику, с которой он тоже не в ладах.
На воздухе голова как-то сразу проясняется, но меня знобит так, что больно двигаться. Только бы сесть в трамвае, я не смогу стоять, просто упаду. Почему я не позвонил Северусу? Уже бы отогревался у него в салоне, ехал бы домой, домой… Я опускаюсь на освободившееся сиденье, прижимаюсь носом к окну — если на что-то смотреть, то хоть сознание не уплывает. Пока взгляду есть за что зацепиться, я, по крайней мере, помню, на какой остановке мне выходить. Что мне вообще выходить, а не кататься кругами по городу, по бульварам, кругами, как кружится снег… как слова у меня в голове…надписи за окном — куда бегут буквы? Они хватаются друг за друга, собираются в ровные подвижные линии, и ветер увлекает их в темную арку между двух домов, выходящих на бульвар, да, там еще дальше магазин с чаем и кофе… Еще чуть-чуть — и я согреюсь, потому что дома камин, тепло, Северус… даст мне какое-нибудь лекарство. Я не пойду наверх, в спальню, если остаться внизу, у камина, будет лучше. Угли… такие жаркие, но я все равно пододвинусь поближе. А если лечь прямо на ковер? Нет, совсем ненадолго. Будешь ругаться? Нет, ты не будешь, просто ты скажешь, что я глупый… а я люблю тебя, но мне очень холодно…
Я резко встряхиваю головой, трамвай дергается на стрелке — еще немного, и я бы проехал. Все, домой, калитка… какой идиот закрыл калитку на замок? Сам, я сам закрыл, ведь Северус наверняка еще дома. Как теперь попасть ключом в эту крохотную скважину? Давай, ты же хочешь домой… Всего пара ступенек, еще одна дверь — прямо напротив меня в прихожей стоит такое смешное нелепое существо… Нет, не Бэрри. Эта на двух ногах, уши такие большие, глазастая, в переднике.
- Твинки, привет, — говорю я существу, а она смотрит на меня и только рот открывает. Она меня не помнит?
Ну и пусть, какое мне дело? И дома холодно. Они что, не разжигали камин? А, вот сейчас — рядом со мной на вешалке… пальто, тяжелое, теплое, наверное… Я провожу рукой по ворсу. Точно теплое, шерстяное. Я сейчас накроюсь им и немного полежу здесь, они же не будут против. Черт, не снимается, надо только дернуть посильнее — и все. Вешалку оторвал, нет, с мясом вырвал, ну и пусть, а пальто у него дорогое, будет ругаться, как пить дать, зато я сейчас… все, мягкая согревающая тяжесть придавливает к полу, хорошо, теперь можно закрыть глаза. И зачем они зовут меня? Ну, Гарри, ну что? И почему они не понимают, что у них такие ладони…словно слеплены из снега? Да, там же идет снег, вот и они… дотрагиваются до моего лба, посылая тонкие острые иголочки инея по всему телу.
- Гарри, что ты делаешь? Вставай, держись за меня. Что с тобой? Ты весь горячий!
Неправда, если бы я был весь горячий, меня бы так не знобило. Не пойду никуда, просто полежу здесь. Совсем недолго. И зачем стаскивать с меня это покрывало? Оно же шерстяное, теплое… Почему ты говоришь, что это не покрывало? Почему твое пальто? Оставь мне хотя бы мое, и шарф не трогай… Лучше дай мне еще перчатки, у меня же руки… такие холодные… наверное, совсем белые, прозрачные. Раз — разобьются… тащишь меня куда-то, да, я буду упираться, потому что там на мне было два пальто — и никто не трогал, а теперь ты их с меня снял и еще хочешь, чтобы я переставлял ноги. И ботинки оставь, вот, сам же говоришь, что у меня ноги, как лед.
На секунду мне удается сфокусировать взгляд на чем-то ярком, и я понимаю, что это пламя камина, что Северус, видимо, смог довести меня до дивана в гостиной. А я отчаянно сжимаю руки на груди и не даю ему снять с меня свитер — я сразу же закоченею, рассыплюсь на маленькие хрусталики. Что он будет делать с ними? Они же сразу растают… Вот, наконец, догадался укрыть меня… И Бэрри, смешная такая, лижет меня в нос, а я, хоть мне и нестерпимо холодно, отваживаюсь высунуть руку из-под пледа и затащить щенка к себе.
А еще через какое-то время прямо передо мной откуда ни возьмись появляется какой-то совершенно незнакомый человек, по-хозяйски пододвигает себе стул, зачем-то меня трогает, просит открыть рот… Мне не жалко, почему нет? А вот собаку не отдам, ну и что, что ей не место в постели? Ишь, какой выискался! А потом этот человек исчезает из моего поля зрения, так что я без помех могу любоваться Твинки, замершей у каминной решетки. Таращит на меня огромные блестящие глазищи, а я ей улыбаюсь.
- У Вашего племянника очень высокая температура. Он, видимо, бредит. Кому он там улыбается?
Да, Северус видит, кому я улыбаюсь, это же не значит, что и у него галлюцинации. Просто этот маггловский доктор, он… не понимает ни черта в домашних эльфах, правда, Твинки? Ни черта не понимает…
- Я сделаю укол жаропонижающего, температура должна снизиться. Сейчас в городе грипп, смотрите, не заразитесь сами.
И еще они говорят, говорят про отказ от госпитализации, ох, слово-то какое мудреное… И Северус не позволит какому-то там доктору делать мне уколы, правда, Северус? Потому что я… правильно, золотая шкурка… А ты — ягуар. Вот и маггловский доктор ушел, испугался…
- Твинки, я вижу Твинки, — говорю я ему. А еще…, что-то было важное, когда я ехал домой на трамвае. — Северус, я арку видел. Знаешь, на бульваре, где вход в магический квартал.
И тут он почему-то вскакивает, бросается к камину, там что-то вспыхивает. Он что, с ума сошел? Зачем орать в огонь: Маргарет! Маргарет! Разве она живет в камине?
- Сев, Маргарет — она саламандра, да?
Нет, она не саламандра, вот она уже стоит на коврике у камина, отряхивая сажу с мантии (смешная какая, как будто маскарад… скоро будет Рождество…). И она меня тоже трогает, только рот открыть не просит.
- Северус, Вы что, какой грипп! Магия, Вы понимаете, его магия освобождается. Мерлин, счастье-то какое!
Какое тут счастье, если я сейчас умру от холода? А она чему-то радуется…
- Зачем Вы давали ему жаропонижающее? Если он видит Вашего эльфа, Северус! Как, не сказал сразу? Никаких лекарств! Ни маггловских, ни магических!
Точно, смерти моей хочет. А еще глаза добрые.
- И никаких заклинаний — ни направленных на него, ни рядом с ним.
- Сколько времени это будет продолжаться, Маргарет? Он же просто сгорит! Вы думаете, я буду сидеть и спокойно смотреть на это?
- Вы будете, Северус! Может быть, день или два. Знаете, магглы в таких случаях обтирают больных разбавленным спиртом…
- Его же даже раздеть невозможно!
- Ничего, думаю, у Вас должно получиться.
А потом я какое-то время лежу в комнате с живым потолком и стенами: они изгибаются, то приближаясь, то удаляясь — мне не нравится. Похоже на эту… про которую рассказывал кровосос на лекции. Она тоже таким же горбом…
- Гарри, отдай собаку, — говорит мне Северус.
- У меня никогда не было собаки…
- Если ты не прекратишь так обнимать Бэрри, у тебя ее опять не будет.
И опять потолок — близко-близко, будто там кто-то невидимый качается в гамаке. Иногда я прошу пирата дать мне хоть какое-то лекарство, но он отказывается, только подносит к моим губам стакан с водой или чаем. Я прошу Твинки, но она тоже в сговоре со своим хозяином и не хочет принести мне даже крохотной маггловской таблетки. И все время чему-то радуется. Когда за окнами темнеет, мне становится страшно. Потому что за метелью так просто не разглядеть тонкую гибкую тень, а она может скользнуть к самым окнам. Близко-близко…
- Северус, я умру, да?
- Глупый, ты что?
И он говорит мне, что скоро все пройдет, что мы пойдем покупать мне волшебную палочку в магический квартал… Странно, такой взрослый, а верит в сказки. Но я с ним не спорю, потому что мне нравится его слушать, от его голоса становится тепло и спокойно. А еще он рассказывает про корабли, про остров, окруженный прозрачными водами, где есть только камни и сосны. И мы туда обязательно поедем, нет, не сейчас, сейчас зима и там дуют холодные ветры, а весной там будет хорошо… Я почему-то представляю себе, как сосны покроются крупными белыми и розовыми цветами, как с них будут осыпаться лепестки… Словно дождь… или нет, снег…
* * *
Когда я открываю глаза, свет буквально слепит меня. Я ошалело моргаю и никак не возьму в толк, каким образом уже могло наступить утро — я ничего не помню. И совершенно не понимаю, откуда исходит тоненький писклявый голосок, будто напевающий что-то. Звучит это так, будто комар решил ради разнообразия перестать монотонно жужжать и наконец запел. Твинки, точно — стоит на подоконнике и вешает на окно новые занавески. Но у нас же вроде были… они-то чем плохи? И стекла такие блестящие, словно только что вымытые. И стены…, а часть мебели в спальне просто отсутствует. Белье, на котором я лежу, чуть ли не колом стоит от очищающих чар. Все это напоминает генеральную уборку после побоища. А в голове у меня тоже пустота и чистота — аж звенит. И где Северус?
- Твинки, что здесь произошло?
- Ах! — она радостно пищит, сияя от радости, будто для нее нет в мире большего наслаждения, чем слышать мои слова, обращенные к ней, — хозяин Гарри очнулся!
Безусловно, то, что я очнулся, следует оценить положительно, только вот что тут у них могло произойти? Кажется, вчера я пришел из университета, нет, меня отпустили с лекции, потому что у меня поднялась температура. А вот дальше… бред, обрывки какие-то. Осторожно трогаю лоб, щеки — скорее холодный, чем горячий.
- Твинки, а что вчера было? И ночью…
- Хозяин Гарри два дня был без сознания! — гордо провозглашает она, заканчивая возиться с занавесками. Будто в том, что я два дня провел в совершенно невменяемом состоянии, есть и ее большая личная заслуга.
Хорошо, я два дня был без сознания, но почему сейчас она явно ликвидирует здесь следы нешуточного погрома?
- У тебя был выброс стихийной магии ночью.
Северус стоит в дверях, почему-то раздетый до пояса, его плечи, руки и грудь покрыты красными припухшими рубцами, а тело блестит от недавно наложенной мази. Я…я ничего не понимаю. Какой выброс? Это что, я все натворил?
- Сев, это что, все я?
Он кивает и садится рядом со мной.
- Я же говорил, что ты похож на пламя. Оказалось, не просто похож…
- Я что, сжег мебель и занавески? И это я поранил тебя?
- Ерунда. У меня через пару часов все пройдет. Маргарет уже объяснила мне через камин, что я дурак, раз додумался хватать тебя в таком состоянии.
- Ты…
- Я пытался остановить выброс. Мне казалось, что, если я обниму тебя, ты успокоишься. А оказывается, тебя надо было оставить в покое и заниматься производимыми тобой разрушениями. Так что ты теперь снова маг, а мебель в спальне мне давно хотелось заменить. Окно и стены Твинки удалось отчистить. Слава Мерлину, что соседи не вызвали пожарных. Не представляю, что было бы с магглами, если бы они своими глазами увидели парня, с пальцев которого льется огонь.
Подношу свои руки к глазам — ни малейших следов того, о чем говорит пират. Разве такое вообще возможно?
- С тобой, похоже, все возможно. Сейчас здесь будет Маргарет Нотт.
Я смотрю на его обнаженный торс, покрытый следами от ожогов и лоснящийся от нанесенных мазей, и плохо представляю себе чинную миссис Нотт в нашей спальне.
- Ничего, — улыбается он, видимо, догадавшись, о чем я подумал, — надеюсь, после стольких лет супружеской жизни вид полуодетого мужчины не лишит ее дара речи.
И точно, Маргарет, появляющаяся в комнате всего через пару минут, и не думает смущаться. Вместо этого она укоризненно смотрит на Северуса, вновь повторяя ему, что нельзя прикасаться к магам в момент выбросов стихийной магии.
- Так я маг? — все еще недоверчиво спрашиваю я.
- И еще какой! — неожиданно смеется она в ответ. — Если судить по тому, что Вы тут учинили — один из сильнейших из всех, кого мне доводилось знать.
А потом она достает палочку, с некоторой опаской водит ею надо мной, потом вновь, как в августе, кладет ладонь мне на грудь, на лоб, на веки.
- Поразительно.
- Маргарет, что Вы там увидели? — нетерпеливо спрашивает пират. — Он теперь одним взглядом будет испепелять целые города?
- Нет, — она улыбается, — не будет, хотя в его магической сущности немало огня, но это не ведущее начало.
- А что ведущее? — мне становится интересно.
- Я не могу понять.
И, видя недоумение на наших лицах, она продолжает:
- Дело в том, что обычно при диагностике магии можно примерно сказать, к чему склонен тот или иной маг. Колдомедицина, боевая магия, алхимия, магические ремесла, даже Темные Искусства. Определить ведущую стихию. У Гарри стихий три…
- Земля, конечно, отсутствует…
- Странно, что она присутствует у Вас, Северус. При той жизни, которую Вы до недавнего времени ухитрялись вести.
Из прошлых разговоров я уже понял, что пиратское прошлое лорда Довилля и сэра Энтони (да и не только оно) не вызывает у Маргарет ни малейшего одобрения.
- Так вот, в магии Гарри есть какая-то составляющая, которую я определить не могу. И именно она является ведущей. Возможно, что-то выяснится, когда вы будете подбирать волшебную палочку.
- В любом случае это можно будет сделать только после того, как он поправится.
- Нет, это следует сделать немедленно! — внезапно резко возражает она.
Я на данный момент не могу себе представить, как я смогу подняться с постели: лежать и говорить — это все, на что пока что хватает моих сил. А уж о том, чтобы идти в магический квартал и выбирать там палочку…
- Поймите, Северус, — продолжает миссис Нотт, — ему двадцать четыре, магическая сила колоссальная, тем более, она очень долго находилась взаперти. Гарри ее не контролирует. Палочка поможет хотя бы направлять…
- Энергию в мирное русло, — обреченно констатирует Северус. — Хорошо, я вызову торговца на дом.
Маргарет как-то странно смотрит на меня, и я понимаю, что она сказала еще далеко не все. И то, что она хочет добавить, мне может не понравиться.
- Есть еще что-то, да? Вы не говорите, чтобы меня не обидеть? Потому что я опасен, если у меня такие выбросы?
Пусть уже скажет! Что может быть хуже того, что я великовозрастный дебил, не контролирующий собственную магию, которая, как выяснилось, льется через край? Что я чуть не изувечил любимого человека, даже не приходя в сознание?
- Гарри, об университете не может быть и речи, — тихо произносит она и хочет добавить еще что-то, но не успевает.
Мои ладони и пальцы начинают светиться. Красиво, похоже на огни Святого Эльма… Миссис Нотт инстинктивно делает шаг назад.
- Успокойся, пожалуйста, — говорит мне пират.
Я смотрю на красные рубцы, покрывающие его плечи, глубоко вдыхаю, еще раз, еще. Нет, я не ненормальный, я же могу успокоиться, я же могу…Опять решают за меня…Мне не нравится там учиться, но это в любом случае решать только мне. Маргарет делает еще шаг к двери, а пират садится рядом и кладет мне руку на лоб.
- Перестань. Если хочешь учиться, с осени переведешься в магический университет. Все будет хорошо. Скоро мы сможем уехать на Кес. Поедем на пиратский остров. Посмотришь Корабль.
- Ты мне вчера про Кес тоже говорил.
Я вдруг вспоминаю, что представлял себе, как на соснах распускаются бутоны. И огни Святого Эльма на кончиках моих пальцев начинают меркнуть.
- Позавчера. Успокойся. Тебе же не хотелось там больше учиться. Ты делал это только из-за того, что считал себя магглом.
- Но почему? Почему мне нельзя? — я все же не понимаю.
- Гарри, — миссис Нотт, наконец, вновь приближается ко мне. Опасность миновала. — Вы видели, что только что произошло с Вами? Вы опасны для магглов, Вы должны это понимать. Вам не пять лет. Вы обладаете гигантской силой, которая в данный момент Вам совершенно неподвластна. Могут потребоваться месяцы на то, чтобы вновь научиться делать то, с чем Вы прекрасно справлялись на младших курсах Хогвартса. Любая сильная эмоция, любой конфликт — и Вы спалите пол-университета. Северус должен сейчас все время находиться рядом с Вами.
- Хочешь, чтобы я ходил с тобой на лекции?
Я вдруг вспоминаю кривую нормального распределения и еще кучу всякой всячины, которую вот уже третий семестр подряд пытаюсь насильно впихнуть себе в голову — и решаюсь уступить. Похоже, я сейчас действительно не в том состоянии, чтобы спорить и предъявлять условия. Пусть так, то, что я выбрал для себя после ухода из мира магов — это все равно не мое. Но что тогда мое?
- Вот и хорошо, — умиротворяющее произносит Маргарет. — Сейчас купим Вам палочку, а когда Вы немного поправитесь, Северус сможет с Вами заниматься.
Я фыркаю, не в силах сдержать смех, только лишь представив себе, как лорд-пират будет показывать мне, как правильно произнести «Вингардиум левиоса». И вдруг… как я не вспомнил об этом раньше? Я чуть не сжег спальню этой ночью, Северус весь покрыт ожогами из-за того, что пытался удержать всплеск моей магии… Где Бэрри? Она же все время была с нами.
- Сев, где Бэрри?
И вновь ощущаю, как мои руки наливаются жаром.
- Вот видите, — констатирует миссис Нотт чуть ли не с удовлетворением.
- По дому бегает, — говорит мне пират. — Я успел запереть ее в кабинете, когда все началось.
- И стабилизирующие зелья, три раза в день! И успокоительные! — возглашает колдомедик.
Маргарет оставляет нас и спускается вниз, но отбывать пока что не собирается, потому что Северусу необходимо срочно сварить для меня все эти зелья, а покупка палочки не терпит отлагательства. А оставлять меня одного нельзя, так что…
Лорд Довилль помогает мне одеться, а когда мы спускаемся вниз, я спрашиваю его:
- Ты теперь тоже будешь меня бояться, да?
- Это ты будешь меня бояться, Поттер, — шепчет он мне в самое ухо.
А потом обнимает меня так крепко, что я опасаюсь не досчитаться пары ребер, и ему плевать на свои ожоги и мазь, что оставит следы на моей рубашке, смеется и говорит мне:— Забыл, кто тебя теперь будет учить заклинаниям?
|
|
|
| Олюся | Дата: Понедельник, 02.09.2013, 21:55 | Сообщение # 95 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Арман, спасибо за помощь с выкладкой, а то у меня комп только-только с ремонта и не всё успеваю…
|
|
| Арман | Дата: Понедельник, 02.09.2013, 22:04 | Сообщение # 96 |
|
Странник
Сообщений: 538
| Олюся, всегда готов помочь)
Да и у самого только недавно ноут с сервиса привезли, так что наверстываю упущенное)
|
|
| Арман | Дата: Вторник, 03.09.2013, 14:32 | Сообщение # 97 |
|
Странник
Сообщений: 538
| 55. Возвращенное волшебство
Раньше я и представить себе не мог, что торговцы волшебными палочками ходят к клиентам на дом. Мне всегда казалось, что приобретение подобных артефактов требует определенной обстановки: небольшой тесный магазин, большая часть помещения которого уставлена стеллажами, в которых хранится бессчетное множество футляров, непременно старый и немного рассеянный продавец, неохотно поднимающий глаза на посетителей. Наверное, это воспоминания детства: лавка Олливандера — святая святых для каждого волшебника, а тот, кто торгует палочками — о, он — кудесник, знающий о волшебстве все и гораздо больше. Разве таких вызывают к себе домой, словно развозчиков пиццы? Но, как бы там ни было, вызывают или нет, но они приходят! Появляются, как им и положено, из камина, неся с собой не меньше десятка столь памятных мне узких длинных коробочек, коротко и с достоинством кланяются.
- Божедар Бобан, — представляется он, — с кем имею честь?
Так как из всех присутствующих поддержать диалог на должном уровне в состоянии только я, потому что господин Бобан не говорит по-английски, я решаю начать с себя. Маргарет занимает место рядом со мной на диване. Северус, уже успевший накинуть рубашку, покидает нас, ограничившись парой приветственных слов, и отправляется в лабораторию — ему надо варить для меня зелья.
- Ну, что ж, молодой человек, мы можем приступать, — деловито говорит наш гость, довольно пожилой поджарый коротко стриженый человек с острой бородкой, раскладывая на столике принесенные с собой футляры. — Говорите, прежняя палочка утрачена, затем были проблемы с магией? А что у Вас было раньше?
- Остролист и перо феникса.
- Покупали в детстве?
- Да, когда пошел в школу.
Миссис Нотт незаметно толкает меня в бок:
- Гарри, когда будете пробовать, не размахивайте палочкой, сохрани нас Мерлин!
- Я буду осторожен, Маргарет, — обещаю я и протягиваю руку, чтобы взять из первого раскрытого футляра столь знакомый узкий деревянный предмет.
Палочка ложится мне в ладонь — светлое дерево, хорошая обработка. И ничего более. Я ощущаю слабые токи магии, струящиеся внутри, но они не отзываются во мне ни теплом, ни холодом — что-то абсолютно чуждое мне. Просто вещи: бук и остролист, вяз, дуб, орех… И разные сердцевины: сердечная жила или чешуя дракона, шерсть единорога, волосы русалки, ус водяного черта… Я беру и откладываю палочки одну за одной, в моих руках они остаются безжизненными. Палочка с пером феникса, оказывающаяся в последнем из принесенных футляров, отчего-то тоже не хочет стать моей.
- Взрослым обычно несложно подобрать палочку, — задумчиво замечает господин Бобан. — Чаще всего подходит то, что было раньше, иногда приходится выбрать иную породу дерева. Если только не случилось чего-то такого, что полностью поменяло природу магии. С Вами могло быть такое?
- Да, вполне.
Он качает головой, собирая со столика свой товар.
- Что же, будем пробовать дальше. А к какого рода магии у Вас склонность?
Я пожимаю плечами. Если быть абсолютно честным, я сегодня впервые услышал от Маргарет, что это можно определить.
- К боевой, скорее всего.
К чему же еще могла быть склонность у победителя Темного Лорда?
— Молодой человек, — торговец артефактами смотрит на меня несколько скептически, — я тоже в этом кое-что понимаю. Ни за что не сказал бы про Вас ничего подобного.
И он исчезает в ослепительной вспышке дымолетного порошка, обещая вернуться с новой партией палочек для меня.
Северус, видимо, успевший поставить на огонь зелья, присоединяется к нам, садится рядом со мной, и я, не таясь, прислоняюсь к его плечу.
— Не подходит ничего, — тихо говорю ему я. — Наверное, если я все-таки маг, то какой-то неправильный.
- Ерунда, подберем что-нибудь. Маргарет, Вы уверены, что это нужно делать именно сегодня? Может быть, Гарри следовало бы сначала поправиться?
- Совершенно исключено, — решительно высказывается миссис Нотт. — Хотите, чтобы он разрушил дом?
Когда я только мечтал о том, что магия вернется, а это случалось в последнее время довольно часто, то приобретение новой палочки представлялось мне чуть ли не повторением того детского чуда, некогда пережитого в лавке Олливандера — искры, фейерверк, радость, словно обретаешь что-то такое, что дополняет тебя, делая цельным. Я сидел на лекциях, смотрел в окно, представляя себе, как беру в руки …черт, или мне это снилось? Беру в руки черную палочку с белой костяной ручкой, причем такую, каких я никогда ни у кого и не видел — дело в том, что дерево, из которого она изготовлена, какое-то волнистое, а конец чуть ли не закручивается в форме спирали. Снилось то, чего нет на свете…
А так как я жду небывалого, то следующая партия палочек господина Бобана мне тоже не подходит. Но он отчего-то не теряет терпения, я подозреваю, что гонорар, обещанный ему лордом Довиллем, превосходит самые смелые ожидания. И видя, как продавец артефактов суетится, вновь укладывая свой не подходящий для меня товар в футляры, я все же решаюсь спросить про палочку из моих снов или грез — уже точно и не скажешь.
- Черное изогнутое дерево, на конце в форме спирали, белая костяная ручка? — недоверчиво переспрашивает он. — Внутри волос из гривы келпи? Вы ее имеете в виду?
- Я не знаю, что у нее внутри. Просто мне кажется, мне снилось, что она моя. Таких, наверное, не бывает?
- Снилось?
Возможно, я опять придумываю, но на его лице впервые за время довольно продолжительного визита появляется настоящая заинтересованность.
- Может быть, Вы просто читали о такой? То, что Вы описываете, существует, более того, подобная палочка действительно имеется в моей лавке. Она внесена в каталоги магических артефактов, однако, должен Вас огорчить…
- Она не продается?
- Нет, ее невозможно продать — она не нашла своего хозяина…, — тут он задумывается, словно подсчитывая что-то в уме, — о, да, кажется, именно так: она была изготовлена в конце шестнадцатого века, и с тех пор не нашлось мага, готового ее купить.
- Что, даже для коллекции? — Северус, неплохо понимающий по-хорватски, решает все же вступить в разговор.
- Послушайте, мистер, — мне кажется, господин Бобан даже хмурится, обиженный подобным непочтением, — палочки изготавливают не для того, чтобы аристократы держали их в позолоченных шкафах. Их предназначение — волшебство. Вещь, о которой спрашивает Ваш племянник, была сделана моим пра-пра…, — тут господин Бобан все же снисходит до улыбки, — в общем, сейчас уже и не скажешь, кем он мне приходился. А у нас в семье закон: палочка покидает магазин только вместе с магом, которому она подошла. Сами знаете — кто не соблюдает законов магических ремесел, рано или поздно лишается своего искусства.
- Но посмотреть-то ее можно? — настаивает Северус.
- Как Вам будет угодно.
И Божедар Бобан вновь покидает нас, вероятно, считая меня балованным парнем, который пытается раскрутить богатого родственника на покупку ему дорогой безделки. Хотя нет, вряд ли кто-то сейчас назвал бы меня балованным — после болезни я с трудом сижу, опираясь на Северуса и диванные подушки. Ну, может быть, старику просто не хочется расставаться с семейной реликвией? Все же шестнадцатый век, слоновая кость, дерево какое-то диковинное… И я никогда не слышал, чтобы волоски из гривы келпи использовались в качестве сердцевины.
- Но ведь келпи…они же водятся в Шотландии. Это же такие водяные духи, которые превращаются в лошадь и могут утащить в море? У них еще глаза красные? Правда?
Я вспоминаю картинку в школьном учебнике, изображавшую норовистую черную лошадь, косящую горящим алым глазом, со спутанной гривой, бьющую копытом по белой накипи морской пены у прибрежных скал. Есть поверие, будто келпи — вовсе и не лошади, а оборотни, являющиеся то в образе мужчины, то женщины, но, случись им завлечь свою жертву, неизменно становящиеся диким опасным морским скакуном, уносящим зазевавшуюся добычу в жадную, не выпускающую никого из своих влажных объятий, пучину.
- Да, Гарри, именно в Шотландии, — подтверждает Маргарет.
- Тогда откуда здесь, у загребского мастера, волосы из гривы келпи?
- Видишь ли, если палочка была сделана в шестнадцатом веке, то, может быть, тогда этот материал был в ходу? — предполагает пират.
- А почему ее не купили? Если их делали, возили сюда издалека такой редкий материал, а потом раз — и она оказалась никому не нужна?
- Тебя ждала, — шутливо отзывается Северус.
И в тот же момент из камина гордо вышагивает господин Бобан, неся перед собой на вытянутых руках, словно величайшую реликвию, резной футляр черного дерева, а в центре его, словно лужица света, старинная эмаль, изображающая трехмачтовый парусник. Он ставит коробочку передо мной на столик, картинным жестом открывает ее и делает шаг назад.
- Ну, пробуйте, молодой человек. Буду рад, если мне посчастливится стать свидетелем чуда.
Она покоится на ложе из темно-зеленого бархата, неподвижная — и в то же время словно струится, извивается. Черная спираль, готовая распрямиться, стать одним чистым движением — только дотронься дрожащими пальцами до белой рукояти, только возьми ее в руки! Гладкая и опасная, словно змея. И я прикрываю глаза, тянусь к ней, а когда моя ладонь оказывается совсем рядом, мне кажется, будто кто-то невидимый сам вкладывает ее в мою руку. Я слышу ветер, он набирает силу, натягивает ткань парусов над моей головой, играет канатами. И морские брызги летят мне в лицо — это миссис Нотт окатывает меня водой из своей палочки при помощи простого Агуаменти.
- Нас сейчас сдует, — резонно замечает она.
Я ошарашено озираюсь, смутно понимая, что, видимо, вновь что-то натворил.
- Хорошо хоть, не горим, — откликается Северус, смахивая капли воды с моего лица.
- Невероятно, совершенно невероятно, — охает господин Бобан, откатившийся чуть ли не к самому камину. — Подходит! Она ему подходит!
- А почему бы и нет? — Северус смотрит на торговца палочками, не скрывая усмешки.
- Поймите, лорд Довилль! Эта палочка в моей семье давно стала легендой. Ее предлагали многим волшебникам, в том числе и самым могущественным, и происходило это в разные времена. Некоторые специально приезжали взглянуть на диковину, в тайной надежде, что она предназначена для них. И тут вдруг такое…мальчик, потерявший магию…
- Ну, раз мы все стали свидетелями чуда, предлагаю это отметить!
Северус поднимается с дивана, убедившись, что я очень даже неплохо устроен на больших подушках, и достает из шкафа три бокала и бутылку коньяка. Основному виновнику торжества, то есть мне, пить, видимо, не положено. Нет, для меня Твинки приносит чай… А необыкновенная черная палочка все еще у меня в руках, и я не знаю, что мне с ней делать, потому что все никак не могу поверить в то, что она теперь принадлежит мне. Вот так просто — ничья уже лет четыреста, а вот теперь — моя. Положить ее обратно в футляр? Стоит, наверное, целое состояние…Лакированное дерево блестит, словно крышка рояля.
- Господин Бобан, — спрашиваю я, — а она очень дорогая?
- Дорогая? — старик, уже устроившийся в кресле с бокалом, на дне которого плещется коньяк, распространяя по гостиной горьковато-фруктовый аромат с чуть заметной ноткой шоколада, смотрит на меня с некоторым непониманием. — Молодой человек, она бесценна!
- Значит, она не продается?
- С чего Вы взяли? Она не продается тем, кто пожелал бы иметь ее в качестве красивой безделки. Но она принадлежит своему владельцу, которого она сама избирает. То есть Вам. Я продам ее по стандартной цене — как любую другую палочку из своего магазина.
И пока они пьют за счастливую и долгую судьбу волшебного артефакта и его новоявленного владельца, я провожу подушечками пальцев вдоль волнистых изгибов дерева, глажу закручивающийся кончик, и ощущаю магию, словно бьющееся сердце.
- Господин Бобан, а для кого делали такие палочки? Я никогда не слышал, чтобы волоски из гривы келпи использовали в качестве сердцевины. Но если такие вещи изготавливали, на них должен был быть спрос. И что это за дерево?
- Ох, сколько вопросов, молодой человек! — старик подмигивает, делая небольшой глоток из своего бокала и салютуя мне. — Теперь уже никто не скажет, что это за дерево. Да и на остальные Ваши вопросы я не знаю ответа. Хотя я и сам не раз над этим раздумывал. Дело в том, что по семейным преданиям она — последняя, оставшаяся из целой партии палочек, в качестве сердцевины для которых использовался именно этот материал. И все ее сестры были раскуплены вскоре после изготовления. А она вот задержалась на долгих четыреста лет…
- То есть были маги, для раскрытия магической сущности которых подходил волос из гривы келпи?
- Да, а потом, уже в семнадцатом веке, палочек с такими сердцевинами больше никто не делал.
- Может быть, это какая-то темная магия?
Да, несмотря на все мои разговоры с сэром Энтони, на жизнь бок о бок с Северусом, который тот еще светлый маг, Темные Искусства продолжают меня пугать. Что и неудивительно, особенно если учесть мой последний опыт столкновения с ними, когда я сам себя чуть было не угробил.
- Темных магов, молодой человек, пропасть и по сей день.
- Скажите, мистер Бобан, — вмешивается Северус, — а Ваша семья всегда работала в Загребе?
Почему он спрашивает? Тоже не понимает, откуда здесь, в самом сердце Южной Европы, волосы из гривы шотландской призрачной лошади?
- В тот-то и дело, что нет, лорд Довилль! Именно в том самом шестнадцатом веке Бобаны перебрались сюда, в магический квартал сего славного города из Дубровника. Кажется, это было сразу после землетрясения.
- То есть покупатели подобных палочек могли быть именно там?
- Я тоже об этом думал. Волос келпи — что-то морское, ведь правда? Может быть, венецианцы? Но я никогда не слыхал о магах, связанных с мореходством…
Маргарет только кивает, подтверждая его слова. И я смутно припоминаю все, что нам рассказывали в школе о магических ремеслах — там точно не было ничего морского. И меня это даже и не удивляло — не было, и не надо. Ведь у магов вряд ли могла возникнуть нужда отправиться в морское путешествие: существовали и более быстрые и действенные способы передвижения, да и связи между магическими диаспорами, разбросанными по разным странам, насколько я понимаю, никогда не были тесными. Так что я никогда не слышал и не читал о магах, связанных с морем или его обитателями. Разве что Дамблдор… он умел разговаривать с русалками.
Посидев еще какое-то время и рассказав еще немало о своем ремесле, что, однако, нимало не смогло прояснить интересующий меня вопрос, господин Бобан все же покидает нас, желая мне напоследок немало чудесных приключений с моим приобретением. «Да, только приключений нам тут и не хватает», — ворчит Северус ему вслед, но я не думаю, что он это серьезно.
- Гарри, — предлагает мне Маргарет, — попробуйте какие-нибудь простые заклинания. Разрушительные, разумеется, исключаются. Никаких Диффиндо!
- Люмос, — послушно произношу я.
Мне кажется, на блестящем лакированном кончике моей палочки зажигается бенгальский огонь: кругом, весело шипя, разлетаются холодные белые искорки. Я успеваю сказать Фините Инкантатем прежде, чем Маргарет или Северус сделают это за меня. У меня такое чувство, будто в своих ослабевших руках я пытаюсь удержать брандспойт, из которого бьет струя воды диаметром, по меньшей мере, в руку. Но миссис Нотт почему-то не расстраивается, а предлагает попробовать еще что-нибудь простенькое. Северус кладет руку мне на плечо:
- Не напрягайся и не бойся. Ну, разнесешь что-нибудь — что с того? Давай!
Я направляю палочку на стеклянный столик, с которого Маргарет в последний момент успевает убрать бокалы и коньяк, и пробую поднять его в воздух. Несчастный столик начинает вибрировать, грустно позвякивая стеклянной поверхностью, видимо, предчувствуя скорую смерть. Я вовремя останавливаюсь.
- Почему у меня ничего не получается?
- Как это — не получается, Гарри? — колдомедик выглядит явно удивленной. — Все у Вас получается, только не так, как Вам хотелось бы. После столь значительного перерыва могло быть и гораздо хуже. Для восстановления утраченных навыков обычно требуются месяцы, уж Вы мне поверьте. Главное, Вы ощущаете поток магии, который Вы направляете на предмет посредством палочки?
Да, я ощущаю, но я же практически не могу им управлять! Чему она так радуется? О, да, если я буду тренироваться ежедневно… куда же я денусь? Но на сегодня с меня хватит, это точно. Потому что я хочу, чтобы меня оставили в покое, я хочу спать — долго-долго. Пусть солнце сядет, встанет вновь и опять начнет клониться к закату, а я буду утопать в подушках, и видеть сны — о кораблях и палочках черного дерева, и о тех загадочных людях в старинных одеждах, что выкладывали на прилавок пригоршню тусклого золота, и взвешивали в загорелых руках легкие волшебные палочки, внутри каждой из которых был волос из гривы келпи.
* * *
- Рассказать мне ничего не хочешь? — спрашивает Северус уже на следующий день, когда я, проснувшись ближе к полудню, сижу в постели, обложенный подушками, и поглощаю нечто среднее между завтраком и ланчем.
- Мне кажется, я уже и так рассказал тебе про себя все. Абсолютно.
- Про то, почему ты так полюбил корабли и кораблики, Гарри, — он закидывает обе руки за голову и смотрит на меня с легкой улыбкой, мол, выкладывай, я и так вижу, что ты что-то скрываешь, но деваться-то тебе некуда. — Листаешь книги, смотришь чертежи… Я что-то не припомню, чтобы в школе за тобой водилось обыкновение замереть на берегу озера и мечтательно всматриваться вдаль.
- Много ты про меня знал в школе…
- Достаточно знал. Просто тебе и в голову не приходило, что я мог тобой интересоваться.
Пират хитро прикрывает один глаз — он тоже, похоже, проснулся недавно, потому что таким умиротворенным я вижу его обычно, когда он высыпается, и ему никуда не надо торопиться.
- В каком смысле — интересоваться?
- В разном смысле, — вот, теперь смеется. — И по долгу службы и …(делает трагически-растроганное лицо) по зову сердца. Так вот, никакой морской романтики. Ни на грош! Посмотри, что ты делал? Пошел в Аврорат, женился… жил, как все. У тещи обедал! В восемнадцать-девятнадцать лет, Гарри! Где были паруса и ветер, а?
- Знаешь, ты, наверное, прав. Не было ничего, и даже не хотелось. А когда я увидел… Я увидел тень Корабля, Северус… И все пошло к черту, с тех самых пор…Почему ты спрашиваешь?
- А ты не понимаешь, что вчера стал обладателем чего-то настолько уникального, что нам потребуется немало времени для того, чтобы понять, что это такое на самом деле. Ты сам не хотел бы знать, отчего тебя носит по миру, как щепку? Что в тебе за магия, распознать природу которой не может никто? И где она была раньше? Ну, когда все началось? Сам-то знаешь?
И я начинаю говорить, нанизывать на незримую ниточку крохотные бусины своих воспоминаний, в каждой из которых, словно в прозрачной капле, отражается трехмачтовый фрегат под черными парусами.
Когда это началось? Во время расследования в Аврорате? Нет, полная ерунда — тогда я был увлечен вполне земными делами. Какие вещи похищены и откуда они, кто за этим стоит, где скрываются бывшие сторонники Темного Лорда. Писал отчеты, подшивал в папки пергаменты. А потом был мой двадцатый день рождения, и Рон подарил мне модель кораблика, а Северус прислал ту шкатулку.
- Знаешь, я тогда ни о чем таком не думал, просто были моменты, словно… ну, не знаю, как сказать. Будто ты чувствуешь ветер, которого нет. И он приносит запахи моря, которого ты толком никогда не видел. И хочется большего, а вот чего — и сам не знаешь.
- Хорошо, — говорит Северус, смешно потирая кончик длинного носа, — ну а когда ты оказался на Корабле? Что-то почувствовал?
- Знаешь, когда тебя вытаскивают из вонючей камеры в Азкабане, а ты за минуту до этого совершенно точно уверен в том, что ты тут останешься, когда всех других освободят…
Тогда мне хотелось попросить кого-нибудь из пиратов, чтобы они просто убили меня…
- Правда, Сев, мне было не до этого. Я не знал, стоит ли мне идти с вами, боялся, что вы бросите Рона, потом наблюдал за тем, как вы сражались с аврорами и дементорами. Да я на тебя больше смотрел, чем на Корабль, честно!
Он улыбается, доливая себе чай в прозрачную стеклянную чашку, наблюдая за игрой цвета и неспешным восходяще-нисходящим танцем чаинок.
- Но Корабль же ты когда-то заметил? Помнишь, когда я был мистером Робертсом и толкал с тобой вашу с Драганом машину — ты ведь рассказал мне, как когда-то жил на островах и мечтал драить палубу некого плавучего средства… Наврал, конечно, с три короба, но ведь это была правда?
- Правда.
Я пытаюсь вспомнить наш ночной перелет из Азкабана на пиратский остров. Чувствовал ли я в тот момент что-нибудь? Нет, честно, абсолютно ничего необычного.
- Нет, просто было интересно оказаться на таком корабле. Было страшно за Рона, да и за себя, если честно, тоже — я понятия не имел, зачем мы вам сдались.
- Значит, что-то случилось потом?
Потом… да, потом, когда Тео вел нас на допрос к капитанам, и мы проходили мимо Корабля.
- Сев, а почему ты думаешь, что потом что-то изменилось?
- Видишь ли, когда мы с тобой были на Кесе, ты спрашивал про фрегат. И мне тогда показалось, что ты чего-то не договариваешь. Ты так странно посмотрел на меня, когда я подтвердил тебе, что фрегат маггловский.
Да, я же побоялся, что он о чем-то догадается — на Кесе я не верил ему ни на грош и был уверен, что, узнай он о том, что я могу ощущать магию Корабля, он захочет это использовать. А почему мы не говорили о Корабле потом? Ну да, мы же вообще старались не говорить о магии — Северус боялся меня расстроить.
- Как ты и Малфой поднимали Корабль в воздух?
- С помощью заклинаний, разумеется. А как еще? И так расходовали при этом магическую силу, что не могли одолеть весь путь до Англии по воздуху. Впрочем, это ты и сам прекрасно знаешь.
- Понимаешь, Сев, мне тогда казалось, что я мог бы поднять его один.
И я рассказываю ему о том, как впервые ощутил дыхание Корабля, словно он на самом деле был огромным опасным зверем, который для отвода глаз притворялся трехмачтовым парусником. И как мне снилось, что фрегат и я, остров и море вдыхают и выдыхают в едином ритме. Как согласился бежать с Роном и Невом, не особо уповая на удачу, но хотя бы ради одной возможности подняться на палубу и понять, каково это, когда твоя магия сливается с той, что наполняет его от носа до кормы, струится вдоль мачт, живет в каждой доске, каждом гвозде темной обшивки. И как Корабль выдал мне тех, кто ждал нас в засаде за секунду до того, как они набросились на нас.
- Сев, неужели ты, будучи капитаном, никогда не чувствовал ничего подобного?
Он лишь отрицательно качает головой.
- Никогда. Я испытывал не больше, чем если бы поднимал в воздух большой платяной шкаф. Ну, разве что это было значительно тяжелее. Я люблю корабли, ты знаешь, но для меня фрегат был просто большой красивой маггловской игрушкой. И ни Люциус, ни кто-либо из команды никогда не говорил ни о чем подобном. Ты не сказал мне ничего на Кесе…
- Ты сам знаешь, почему.
Он на минуту задумывается.
- Я не знаю, что такое Корабль, Гарри. Единственный шанс выяснить это — отправиться на пиратский остров, который ныне принадлежит Кейт Малфой.
- Разве мы не можем? Я же вернул магию.
- Пока нет. Раз твоя магия нестабильна, любое перемещение опасно. И аппарация, и портключ, тем более, на такое расстояние.
- Ты же обещал мне, что мы уедем на Кес. Думаешь, я бредил и ничего не помню?
- С Кесом проще. Так как я его хозяин, я бы решился перенестись туда с тобой через некоторое время. Как и в имение Довиллей во Франции. Не раньше, чем ты окрепнешь, и у тебя будут хоть как-то получаться заклинания.
Он отходит к окну, за которым все еще продолжает идти снег, вглядывается в белесую рябь и задумчиво говорит:
- Это совершенно невероятно.
- Что невероятно?
- Все, что с тобой связано. Все, что с тобой происходит. И вообще, — тут он оборачивается ко мне и подмигивает, — ешь, давай, Корабел.
И я возвращаюсь к трапезе.
Бэрри, устроившаяся рядом со мной в постели, грустным взглядом провожает сэндвич с пршутом, который я уплетаю с изрядным аппетитом. Смотрит так, будто наступил Апокалипсис, а в моих руках последняя пища, оставшаяся на этой земле — а я не желаю с ней поделиться. Я чувствую себя настоящей скотиной, в этот момент чем-то неуловимо напоминая себе Дадли. И половина пршута достается ей.
- Ты и эта собака… вы из меня веревки вьете, — говорит пиратский капитан, глядя на нас с невыразимой мукой в глазах. И в то же время в них улыбка, которую он тщательно прячет, изображая недовольство.
Да, кто бы мог подумать, что бывший ужас Хогвартса, экс-гроза морей, министр в отставке, когда-нибудь будет с улыбкой наблюдать за Поттером, развалившимся в его кровати и там же кормящим с рук собаку?
— Тебе просто следовало завести нас раньше, — невинно отвечаю я.
|
|
|
| Арман | Дата: Вторник, 03.09.2013, 14:33 | Сообщение # 98 |
|
Странник
Сообщений: 538
| 56. Сборы
Ты смотришь на меня спокойно, без малейшего раздражения и говоришь:
- Просто попробуй еще раз.
А я не знаю, куда деваться от злости на себя и бессилия. Это такая старая школьная игра, ты помнишь? Для нее нужны двое: никчемный неумеха Поттер и желчный, вечно раздраженный профессор зельеварения. Его, кажется, звали Северус Снейп. Не знаешь такого? Может быть, у меня ничего не выходит, потому что второй игрок выбыл? У него всезнающие усталые глаза и улыбка, прячущаяся в уголках красивого рта. И мне вот прямо сейчас так хочется поцеловать тебя, а вместо этого надо ровно держать палочку и правильно выговаривать: «Вингардиум Левиоса». Как Гермиона на первом курсе. Не забыть отправить им купленные подарки…
— Гарри, о чем ты думаешь?
И снова мягкий звук падения почти невесомого стеклянного предмета, россыпь блесток с острыми режущими краями на паркете. Эванеско.
Мы наряжаем елку. Ты специально заказал вот такую, под самый потолок? Чтобы я взмок от усердия, пытаясь левитировать на ее длинные лохматые ветви разноцветные шарики и фигурки? По-моему, ты купил их целую тонну. Ты все правильно сделал, потому что добрую половину их я уже разбил, и только штук десять сиротливо покачиваются на самой верхушке. Ничего, сказал ты, заодно отработаешь и Эванеско. Да, а я от старания даже прожег дыру на паркете…
Берешь мои неуклюжие пальцы в свои ладони, поглаживаешь, массируешь, чуть сильнее нажимая на выступающие косточки в их основании, растираешь запястье, и я думаю вовсе не о контроле над магией.
- Руку расслабь.
А на самом деле по сценарию на этом месте злобный профессор должен поджать губы и сказать, что у меня никогда ничего не выйдет, потому что я такой же, как… Но ты, похоже, не выучил слов или забыл свой текст…
- Так странно, что ты меня учишь, я все никак не могу привыкнуть.
- К чему же ты не можешь привыкнуть? — ухмыляется змей. — Я учил тебя шесть лет, правда, по большей части без толку.
- Северус, но ведь у меня ничего не выходит!
Лорд Довилль многозначительно поднимает взгляд к елочной макушке.
- Почему не выходит? Эти же ты смог повесить.
А Бэрри беспокойно обнюхивает еще несколько коробок с игрушками, приготовленными для жертвоприношения.
* * *
Как только становится ясно, что я окончательно выздоравливаю, Северус начинает готовиться к отъезду. Он настаивает, чтобы мы покинули Загреб уже в январе, как только он будет уверен, что аппарация в его имение не представляет для меня опасности. Я бы на его месте больше опасался за фамильную собственность…Мне не вполне понятно, что ему понадобилось в родовом гнезде Довиллей. Вопросов о том, почему мне не стоит задерживаться здесь, не возникает: мои попытки подчинить себе магию порой столь разрушительны, что судьба арендованного маггловского особняка вызывает определенное беспокойство. Да, многим может показаться подозрительным дом, в котором регулярно и без всякой видимой причины ходят ходуном стены и вылетают оконные стекла.
- Сев, но почему обязательно в имение? Наверняка есть и что-нибудь попроще. Ну, какое-нибудь шале в горах, где я мог бы без помех крушить все вокруг.
- В горах это может вызвать сход лавины, не думал об этом? Чем тебе не нравится имение?
- Ну, — я начинаю мяться, — я видел его в воспоминаниях Гермионы…
- И что, настолько не понравилось?
- Да нет, дело совсем не в этом. Что там могло нравиться или не нравиться? Там…как тебе сказать…слишком официально, что ли. Дворецкий, прислуга, садовник…Да, сэр, нет, сэр. Думаю, для тебя не станет открытием, что я имею весьма приблизительное представление об этикете… вообще… ну… Ну, не знаю я, как вести себя в таком доме!
- Помнится, в твою бытность героем ты вполне неплохо смотрелся на министерских приемах.
Мерлин мой, Мерлин, я же совсем забыл о том, что было в моей жизни и такое: улыбки для колдокамер, тур вальса с Джинни…
- А ты откуда знаешь, Северус? Помнится, тебя тогда вообще не было в Англии.
- Иногда я читал газеты, — он многозначительно улыбается, сидя напротив меня за столом в своем кабинете, и неторопливо откладывает в сторону бумаги, которые только что просматривал.
- Это было в прошлой жизни, Сев. Ну, хорошо, я в состоянии отличить вилку от ножа и воспользоваться салфеткой…
- Тогда в чем дело?
Вот сам не знаю, почему меня так пугает наш предстоящий отъезд во Францию! Будто я зван на королевский прием, а в руках отродясь ничего кроме вил и лопаты не держал. Ах, да, есть и еще одна извечная причина.
- Сев, а в качестве кого я там появлюсь? В качестве твоего любовника? Как на меня посмотрят, да, пусть даже и просто люди, которые работают на тебя?
- И домашние эльфы, — в тон мне добавляет Лорд Довилль.
- И домашние эльфы, — подтверждаю я. — Или они привыкли к тому, что ты…
Он не дает мне договорить.
- Ты полагаешь, я водил в свои дома случайных знакомых? — холодно уточняет он.
- Извини, я не хотел тебя обидеть. Мне просто неловко.
- Гарри, — я вижу, как его взгляд вновь смягчается, — ты появишься там в качестве моего наследника. Сделать тебя совладельцем я не могу по магическим законам.
- Ты…
- Да, я. Что дальше? — он насмешливо смотрит на меня. — Пойми ты, наконец: я к этим деньгам имею такое же отношение, как ты к наследству Блэков — никакого. Они свалились на меня ниоткуда. Ты полагаешь, я стану трястись над каждым кнатом? И ты, живя со мной, не будешь иметь прав ни на что? Иногда я удивляюсь, как плохо ты обо мне думаешь. Глупый, что ты расстраиваешься? — говорит он, видя, что я несколько загрустил.
После нашего памятного ноябрьского разговора он знает, что чувствовать себя виноватым — мое хобби, которому я готов отдавать все свободное время.
- Нам нужно, пойми, нам с тобой необходимо попасть в имение Довиллей, — продолжает он. — Во-первых, там огромная библиотека и архивы, в которых я надеюсь найти хоть что-то про Корабль и, весьма возможно, про твою неведомую магию. Ну, а во-вторых, я хотел бы с тобой позаниматься.
- А, ну да, там я могу разносить в клочья имение твоих предков…
- Не только. Что скажешь о мечах?
- Что? Ты будешь учить меня? — от неожиданности я чуть ли не подпрыгиваю в кресле.
- Доволен? — Змей хитро улыбается. — Я еще на острове заметил, что тебе хочется. Когда ты ходил на пристань за грузом для Вудсворда, ты всегда останавливался и смотрел, как мы деремся.
- Ты видел?
Вот уж я тогда и представить себе не мог, что пиратскому капитану есть до меня хоть какое-то дело.
- Конечно. Просто я каждое утро ждал, когда ты появишься, чтобы разгружать катер. А если Вудсворд посылал не тебя, я знал, что день не заладится. Иногда, когда я дрался с Драко или Тео, я представлял себе, что это ты. Я всегда хотел, чтобы это был ты, Гарри. Чтобы ты был со мной.
- Я, правда, всегда мечтал попробовать… Но ты сам понимаешь… Но если бы сейчас мне представилась возможность стать пиратом…
- Неужели согласился бы? А как же грабители и убийцы, а?
- Честно, не знаю, — я улыбаюсь, глядя на его смеющуюся физиономию. — Все возможно. Северус, а мечи сейчас — зачем?
Он становится несколько серьезнее.
- Думаю, это поможет тебя дисциплинировать. Нет, тут нечего смеяться. Ты плохо контролируешь магию. Попробуем зайти с другой стороны — через контроль над телом.
- А это что, может помочь? — спрашиваю я недоверчиво.
- Практически уверен.
И так моя неуверенность от предстоящего переезда во Францию превращается в ожидание. У пирата в очередной раз получилось придумать сказку для меня, мальчишки двадцати четырех лет от роду.
* * *
Так выходит, что до начала рождественских каникул я уже не попадаю в университет, так что мое торжественное отчисление происходит в один из дней в середине января. Неслыханное дело — Северус даже отпускает меня одного, разумеется, напоив стабилизирующими магию зельями, хотя стихийных выбросов у меня уже давно не случается. Но мысль о том, чтобы явиться вместе со мной в деканат, даже ему кажется неприемлемой. Но я не остаюсь без компании: дело в том, что не я один решил, что изучение экономики более не вписывается в мои планы на жизнь.
- Вы, Эванс, вероятно, решили продолжить учебу в Англии? — без особого интереса спрашивает меня наш декан, радушный господин с усталым лицом.
Я согласно киваю, а он уже бросает красноречивый довольно кровожадный взгляд на пришедшего вместе со мной Драгана.
- Вам, Вуйчич, я так понимаю, вряд ли кто-то обещал место в одном из британских университетов?
- Нет, но и это неплохо, — миролюбиво соглашается будущий ресторатор. — Вынужден признать, что высшее образование, скорее всего, вообще не для меня. Не всем же достигать академических высот…
- Уж явно не Вам, — декан все же не удерживается от язвительного комментария, подписывая наши заявления и отправляя в секретариат за документами. — Всех благ.
- Ну вот, мы и освободили стены столь замечательного учебного заведения от своего обременительного присутствия, Юэн! — Драган хлопает меня по плечу. — Но весь мир по-прежнему принадлежит нам! Предлагаю это отметить. Правда, Хелена будет сидеть с таким лицом, как на поминках. Еще и тебе выскажется, вот увидишь.
- Мне пить нельзя, — предупреждаю я его.
Мне действительно строго-настрого запрещено прикасаться к алкоголю, потому что никто не знает, как поведет себя моя нестабильная магия даже после незначительных возлияний.
- Предатели, — решительно заявляет Хелена, как только мы усаживаемся за столик в облюбованном нами еще на первом курсе кафе.
- А почему? — Драган разыгрывает удивление, хотя все у них уже говорено-переговорено не один раз. — Будешь ты у нас одна умная.
- А Юэн что, тоже не будет больше учиться?
Я отвечаю нечто неопределенное. Есть вещи, которые, к сожалению, никак невозможно объяснить друзьям-магглам. Мне в ближайшее время предстоит… ох, много чего мне предстоит. Драться на мечах с лордом Довиллем, производить раскопки в архивах его имения, пытаясь выяснить судьбу фрегата. Договориться со своей нераспознаваемой и не очень признающей проторенные пути магией… Что мне ответить Хелене? С Драганом все проще: о своих планах он рассказал мне еще в декабре, когда наведывался ко мне, чтобы своими глазами удостовериться в том, что я не скончался от гриппа. Да, он признал, что в матче «статистика против Драгана Вуйчича» первая ведет с разгромным счетом, и решил сдаться, потому что воевать ему, в общем-то, не очень хотелось. У него вполне конкретные и очень разумные планы на жизнь, которые, думаю, начали оформляться еще осенью. С первого февраля начинается кулинарный курс, чуть ли не завтра — техника ведения переговоров. Драган занят тем, что, как он полагает, может пригодиться ему в жизни. Мне бы кто сказал, что пригодится мне… Не в пираты же я себя готовлю. Хотя, судя по тому, чем меня собрался занять Северус…кто знает? В последние недели я вообще перестал понимать о себе хоть что-то. Но, кажется, когда ты чувствуешь, как приходят перемены, разумнее просто дать им случиться. Что я и делаю.
Мы какое-то время сидим в кафе втроем, и я понимаю, что это прощание. Еще одно в моей не такой уж и длинной жизни… Переезды, новые знакомые, расставания. А потом остаются только звонки и письма, обещания и приглашения приехать… Северус сказал, что меня носит по миру, словно щепку. Наверное, он и в этом прав. А его? Разве с ним иначе? Может быть, он просто уже понял, где его берег, а я вот нет? Но у него было на это несколько больше времени, правда?
- На свадьбу-то к нам приедешь? — спрашивает Драган, когда я уже поднимаюсь из-за стола, чтобы идти — пират приехал за мной на машине в центр, а мы с ним еще хотели немного прогуляться с Бэрри.
И я обещаю. Стою и улыбаюсь, вспоминая, как обещал когда-то тоже самое Драко и Кейт, Тео и Лиз. Надеюсь, хоть на этот раз мне удастся сдержать обещание. Моя, в общем-то, вполне складная маггловская жизнь — и с ней ничего не вышло. Странно, правда? Я старался. Но меня вновь несут прочь ветры — не знаю, откуда они приходят, теплы они или холодны, но что-то говорит мне, что не мне противиться их беззвучному зову.
— Счастливо! — говорю я, и машу рукой Хелене и Драгану, в последний раз оглядываясь на них. И они машут мне в ответ.
* * *
- Ну что, сразу домой или пройдемся немного?
Северус стоит у открытой двери припаркованной возле тротуара машины, держа на руках Бэрри. Увидев меня, она начинает вырываться, попадает в мои объятия, пытается лизнуть меня своим розовым горячим язычком сразу и в нос, и в губы, и в глаза. Не знаю, пожелает ли мадмуазель гулять по снегу — она у нас известная неженка.
- Давай пройдемся. Мы же уезжаем, — все же говорю я. — Кто знает, когда доведется еще сюда приехать.
Но я стою и еще какое-то время просто любуюсь его стройной высокой фигурой в черном пальто, небрежными и в то же время предельно точными жестами, выдающими в нем и былого дуэлянта, и зельевара. А еще он зачем-то подстригся, так что теперь напоминает себя прежнего, я даже пару дней изводил его, называя профессором.
Мы идем по бульвару, он кладет руку мне на плечо, хотя обычно он избегает демонстрировать на людях нашу близость, поначалу я даже думал, что он боится смутить меня, но потом он как-то сказал, что, когда у тебя действительно есть нечто ценное, это совсем не обязательно выставлять напоказ. Но сегодня, наверное, нас обоих охватывает это предотъездное настроение — будто покидаешь место, где ты прожил довольно долго, где тебе было хорошо, но… где ты загостился. И вот теперь позволяешь просто увести себя той дороге, которая уготована тебе уже давно.
- Ты не жалеешь?
- О чем?
- Что тебе пришлось бросить университет.
Он не курит на улице сигары, так что протягивает мне пачку вполне обычных сигарет. Я отвечаю не сразу, потому что на его вопрос у меня нет однозначного ответа.
— Знаешь, наверное, все же нет, — наконец, говорю я. — Это в любом случае было ошибкой. Хотя я честно пытался. Просто, скорее всего, нельзя придумать себе абстрактную правильную жизнь, а потом попытаться прожить ее — что-то обязательно пойдет не так.
Пират молча кивает, соглашаясь со мной. Снег уже перестал, Бэрри аккуратно переставляет крохотные лапки и постоянно поднимает на нас укоризненный взгляд — хочет на руки. Как ни странно, первым сдается Северус. В свете фонарей деревья склоняются над запорошенными скамейками, а на другой стороне бульвара многочисленные магазинчики и кафе сияют разноцветными огоньками под заснеженными козырьками крыш. И темный провал между ними — та самая арка. Теперь уже и не скажешь, почему мне в тот момент вдруг так хочется зайти туда, просто бросить взгляд…
— Сев, а давай… там сразу же на входе отличная кондитерская с магическими сладостями, купим торт, отметим отъезд, а?
И он соглашается, хотя, насколько я знаю, все его вылазки в магический квартал происходили только под оборотным. Боюсь, связано это было не только с тем, что он не хочет, чтобы кто-то узнал в нем бывшего министра правительства Магической Британии… Но в тот момент мне кажется, что, если мы на пару минут заглянем в кондитерскую, расположенную буквально в десяти метрах отсюда, никакого вреда не будет. Мне хочется унести с собой на память запах чуда, да, такого простого детского чуда и счастья — пряности, ваниль, взбитые перины безе, украшенные кремом, выложенные пирамидками печенья, танцующие прямо в воздухе карамели, и пряники, гирляндами спускающиеся с потолка к самому моему носу. То место, где Рождество никогда не кончается… унести, увезти с собой хотя бы кусочек, чтобы доставать его и любоваться, когда нас будут носить по миру соленые ветры.
Перед самым входом мне достается Бэрри, потому что, сидя у Северуса за пазухой, она затеяла нешуточную битву с его шарфом, а что ни говори, лорд Довилль не очень любит беспорядок, но, оказавшись у меня, она немедленно замирает. Паинька, просто мягкая игрушка, зажатая у меня подмышкой, и только движения чуткого черного носа да блеск хитрых честных глаз говорят о том, что это не совсем так. В магазинчике довольно много народу, у витрины толкутся человек пять, кто-то лопаточкой укладывает в коробку с эмблемой магазина печенья, набирает в кульки конфеты, но все внимание продавца отдано даме, выбирающей торт, в пальто чуть ли не до пят и высокой шляпе, украшенной лисьим хвостом. Я подхожу к огромной витрине с тортами, напоминающими мне замысловатые архитектурные сооружения, причем не обязательно Вавилонскую башню, и теряю пирата из виду. Бэрри, до этого смирно сидевшая у меня, видимо, считает, что это как-то неправильно: раз пришли вместе, нечего разбредаться по магазину. Так что она начинает отчаянно биться у меня в руках, стремясь немедленно обрести и второго хозяина. Я вынужден спустить ее на пол, она срывается с поводка…
- Северус, у меня Бэрри убежала, — ору я ему во все горло, не особо заботясь о том, что мы привлечем к себе излишнее внимание.
Вот, теперь я вижу и его — действительно, довольно далеко от меня, у противоположной витрины. Быстро наклоняется — все, поймал, и начинает протискиваться ко мне.
- Ну, выбрал?
И я как раз собираюсь показать ему приглянувшееся мне кондитерское великолепие, как вдруг с улицы до нас доносятся голоса:
- Женщине плохо, помогите, кто-нибудь! Тут женщина упала!
- Да откуда она? Вроде лицо знакомое…
Мы с пиратом одновременно толкаем дверь и оказываемся на крыльце, где пара пожилых волшебников с охами и вздохами склоняются над той самой дамой в шляпе с лисьим хвостом, только что покинувшей кондитерскую с огромным ореховым тортом, который теперь, после ее неудачного падения, наверное, превратился в месиво.
— Мы ее проводим, — кричу я им, ни о чем не задумываясь, потому что я знаю, где живет Эйлин Принс. И ловлю на себе пристальный, мгновенно ставший непроницаемым, взгляд лорда Довилля.
- Северус, отдай мне собаку, — говорю я тихо. — Я сейчас куплю такой же торт, и мы ее проводим.
- Да, конечно, — соглашается он, а сам уже склоняется над упавшей, проверяя, не расшибла ли она голову при падении.
Ты не бросишь свою мать на ступеньках, мысленно заклинаю я его, чтобы там у вас ни случилось — ты этого не сделаешь. Когда я через некоторое время вылетаю обратно на улицу, сжимая коробку с новым ореховым лакомством, Эйлин уже сидит, а пират трет ей виски и что-то говорит. Говорит, слава Мерлину… Хотя, чего я так боялся? Не мог же я всерьез думать, что он просто проверит, не убилась ли она, поможет ей подняться — и отойдет в сторону?
- Эйлин! — может быть, я и не вовремя, но, мне кажется, со мной Северусу будет проще. — Вы не ушиблись?
Она улыбается мне — так растерянно, беззащитно…Такая улыбка порой бывает и у ее сына, если застать его врасплох.
- Юэн…
Северус чуть заметно морщится, слыша мое ненастоящее имя из ее уст.
— Давайте, мы Вас проводим, — предлагаю я.
Она с ужасом смотрит на испорченный торт, коробка с которым все еще у нее в руках.
- Не переживайте, — говорю я, — у нас есть, чем его заменить.
И мы отправляемся в путь. Если бы я не тарахтел всю дорогу, как заведенный, это было бы весьма скорбное шествие, потому что Эйлин поначалу только плачет и, похоже, не помнит ни единого слова кроме имени собственного сына, который, кажется, вообще разучился разговаривать. А я успеваю сто раз извиниться за то, что исчез тогда весной, рассказываю, как это было ужасно — потерять магию. Я вообще плохо помню, что говорю еще, потому что на мои слова она хоть как-то отвлекается, да и пират поневоле втягивается в светскую беседу.
Все-таки я неисправимый идиот! Зачем было тащиться в магический квартал! Я что, не понимал, чем это может обернуться? Мне захотелось торта! Как малолетке, прости Мерлин! Он же ясно сказал мне, что не собирается с ними встречаться! Я ведь не хотел ничего такого. Что теперь делать? Но он никогда не говорил о матери плохо, да нет, он вообще о ней не говорил. Сейчас мы доберемся до дома Принсев… Мы же не можем бросить ее на пороге, значит, придется заходить внутрь. А там сэр Арчибальд. Мерлин мой, Мерлин, что же мне делать? Я опять заварил кашу, которую мне же и расхлебывать. Все, к чему я прикасаюсь, выходит по-дурацки, абсолютно все! Будто бы я нарочно все это затеял…
Мы минуем арку квартала алхимиков, уже совсем недалеко, еще пара домов. Пират бросает на меня быстрый взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Он что, собирается сбежать сейчас? Я только качаю головой, сжав губы. Так нельзя. Пусть потом я выслушаю от него все, что угодно, но сейчас мы все-таки войдем. Я тянусь к колокольчику, висящему у темной массивной двери.
- Здравствуйте, сэр Арчибальд, — говорю я возникшему перед нами на пороге старому алхимику. — Эйлин стало плохо на улице, и мы…
Но он уже видит стоящего за мной внука с дочерью, повисшей у того на руках, и молча отступает вглубь коридора, давая нам возможность войти.
- Сынок, пожалуйста, — тихо говорит Эйлин. Почти мольба.
- Я не уйду, мама. По крайней мере, не сейчас.
«Мама»… он все же сказал это…
Сэр Арчибальд смотрит на него, он, видимо, пытается что-то произнести, но я вижу только, как беззвучно шевелятся его губы. И высокий сухой грозный старик становится маленьким, словно на моих глазах превращается в гнома.
О, черт, а дальше начинается какая-то нелепая чехарда, потому что Эйлин уговаривает нас пройти в дом, дед мечется вокруг нее и Северуса, а потом вдруг переключается на меня и Бэрри, потому что родственные сцены с объятиями и слезами вряд ли в стиле старшего и младшего Принсев. Торт перекочевывает в руки сэра Арчибальда, он говорит что-то в духе «да что же мы тут стоим…», Бэрри бесстрашно летит вперед обследовать темный коридор и гостиную, Северус, видимо, тоже слегка ошалев от возни, поднявшейся вокруг нас, не успевает оказать должного сопротивления и оказывается усаженным за такой знакомый мне длинный стол с темной массивной столешницей. И невольно озирается, словно попал сюда впервые… он не бывал здесь с тех пор, как был ребенком. Боялся властного неприступного деда, скалящихся черепов на полках, темных гравюр на стенах, исполненных загадочного смысла. Ему только что исполнилось сорок пять, он не видел мать и деда почти тридцать лет… Они поссорились, когда ему было шестнадцать…
- Юэн, а Ваша собака…Что это за порода?
Я готов отдать им все свои воспоминания, выболтать все, что возможно и невозможно — только чтобы они не замолкали. И мне удается выстроить хоть какое-то подобие разговора, хотя он и движется неровными толчками: когда испуганно замолкают, задав неудобный вопрос или случайно упомянув имя, которое не должно было прозвучать. Что ты сидишь, как истукан, мысленно заклинаю я пирата, ну, скажи ты хоть что-нибудь! Ты же как-то вел переговоры, разъезжая по всему миру! Наверное, я чуть расслабляюсь, когда проходят первые минут десять — Северус начинает, пусть неохотно, но все же рассказывать о себе. Разумеется, далеко не все, но у него есть безопасная тема: карьера министра — вовсе не то, что скрывают от родственников. Почему он ушел в отставку? Ему стало неинтересно. А что делает сейчас? Просто живет… Сэр Арчибальд не может не бросить на меня весьма красноречивый взгляд. Мы скоро уезжаем во Францию — этого Северус тоже не скрывает.
- Значит, Юэн…,— старый алхимик смотрит на меня с усмешкой. — Представиться не хотите, молодой человек?
- Вы знали, кто я на самом деле? — я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно, и делаю вид, что поглощен чаем и содержимым тарелки с тортом.
- Разумеется, — сэр Арчибальд откидывается в кресле, глядя на меня с неким научным интересом. — Как только разглядел Вас, как следует. Вы довольно небрежно замазывали шрам на лбу, а порой и вовсе забывали это делать.
- Я думал, Вы далеки от событий в Англии…
- Не настолько далек, чтобы не понять, кто Вы. Я могу называть Вас Гарри?
Почему нет? Я согласен, я знаю, что он не болтлив и живет замкнуто, к тому же в магическом мире давно не существует никакого Поттера. Что с маггловской экономикой? Тут я могу его только порадовать — весть о моем состоявшемся сегодня отчислении приводит его в восторг. Он же всегда говорил мне! Он предупреждал! Но Северус довольно бесцеремонно перебивает его неожиданным вопросом:
- Скажи, а ты ничего не слышал о магах, связанных с морем?
Сэр Арчибальд, с одной стороны, рад тому, что внук обращается к нему хоть с каким-то вопросом, с другой — не может ничего поделать со своим скверным характером.
- С морем? — он задумывается. — С морем… знаешь, я слыхал что-то о магах, которые были чем-то вроде морских разбойников… Это ты поищи в ТОЙ своей родне — наверняка найдешь.
Эйлин вздрагивает от его грубых слов, а старик испуганно озирается, вцепляется взглядом в меня, словно прося о помощи.
- Смотрите, что у меня теперь есть, сэр Арчибальд.
Я извлекаю на свет свою палочку, надеясь отвлечь этого старого ребенка новой игрушкой. Эйлин облегченно вздыхает, а Северус, чуть было не вскочивший при последних словах деда, вновь берет в руки свою чашку. Я красноречиво живописую пришествие Божедара Бобана в наш дом, говорю, говорю… И в какой-то момент, когда я понимаю, что мои душевные силы на исходе, пират все же объявляет о том, что нам пора уходить. Они провожают нас, стоя в прихожей, Эйлин гладит и тискает Бэрри, не решаясь обнять того, кого ей действительно хочется. Но, когда мы уже стоим на пороге, она все же решается, обхватывает его за шею и быстро шепчет, стараясь, чтобы он не видел ее слез:
- Ты же напишешь, Северус, правда? Ты же не исчезнешь опять?
И он обещает написать.
Мы идем по направлению к выходу из магического квартала, не говоря друг другу ни слова, пират держит на руках Бэрри. Если бы я мог отдать ему то, чем владею! Почему он не может того, что умею я? Почему он не умеет прощать? Мне кажется, это так просто: вот, возьми, у меня есть еще… Сколько бы я ни пытался…для него мои руки останутся пусты…
И, только садясь в машину, он говорит, нет, не мне, просто в пустоту:
- Она так постарела… И дед, совсем развалина… Тридцать лет…
И замолкает до самого дома.
* * *
— Иди спать, я приду позже, — говорит мне Северус, когда мы возвращаемся домой.
А уже поднимаясь по лестнице, я слышу позвякивание бокалов в шкафу и характерный глуховатый стук, который издает тяжелая бутылка с виски, которую он ставит на стол.
Я вожусь в ванной, ворочаюсь в кровати, но мне не спится, несмотря на безмерную усталость, которая обрушилась на меня еще в квартале алхимиков — мне кажется, пират вот-вот придет, но его все нет, и я уже начинаю жалеть, что оставил его. С другой стороны, он явно хотел побыть один, вряд ли я смог бы найти слова, способные легко примирить его с тем, с чем он не смог смириться за столько лет. Наконец, когда часы, которыми я по уже выработавшейся маггловской привычке продолжаю пользоваться, показывают половину третьего, я все же спускаюсь вниз, накинув халат, и обнаруживаю его неподвижно сидящим на диване. Он смотрит прямо перед собой, но вряд ли различает даже игру пламени в темном нутре камина, бездумно вращая в пальцах полупустой бокал. И бутылка на столике на четверть пуста.
- Северус…
Теперь его взгляд устремлен прямо на меня, тяжелый, почти неживой, словно перед его глазами только жадно поглощающее древесную плоть каминное пламя. Здесь очень тепло — огонь гудит, подбираясь к дровам, брошенным ему на съедение совсем недавно. На пирате все те же строгие брюки, рубашка и шейный платок, что были во время нашего сегодняшнего выхода в город, он снял только пиджак. Странно, он же не любит, когда в гостиной так жарко натоплено…
- Северус, пойдем спать.
Я намерен увести его наверх во что бы то ни стало. Утянуть с собой, вытащить из сетей этих по большому счету уже не нужных воспоминаний его юности. Ведь ничего страшного не произошло: он увиделся с матерью и дедом, был вежлив, да, может быть, немного суховат — трудно было после стольких лет ожидать от него сердечности… Он что, винит себя за что-то? Какого черта меня понесло в этот квартал?
- Гарри…
Он чуть склоняет голову набок, теперь смотрит так, будто только что увидел меня, и улыбается открыто и беззащитно — немного растрепанный, на его губах блестит влага, он только что сделал глоток из своего бокала, усталость притаилась в уголках прищуренных глаз.
- Северус…
- Подойди ко мне. Ближе, — говорит он и протягивает руку вперед, словно подзывая меня.
Я стою напротив, в шаге от него.
- Еще ближе, — просит он совсем тихо.
Наши колени соприкасаются, он развязывает пояс моего халата и на эти пару секунд кажется абсолютно погруженным в свое занятие. И откидывается назад, любуясь, будто мое обнаженное тело, выхваченное из обступающей нас тьмы всплесками каминного пламени, является творением его рук.
- Свет, — говорит он, — ты…
- Северус, зажечь свечи? — я не совсем понимаю, о чем он.
- Нет, — он только качает головой. — Ты сам… словно из света. Сияешь…Сними его, — он кивком указывает на халат, все еще остающийся на моих плечах.
Я просто повожу плечами — и ткань с легким шорохом соскальзывает на пол. А пират смотрит на мое тело так, словно один его вид может насытить голод и утолить жажду. И мне становится жарко от завораживающего желания в его глазах. Я пытаюсь еще что-то сказать, но его взгляд заставляет меня замолчать.
— Словно светишься весь, — говорит он, медленно протягивая ко мне руку, не решаясь коснуться. — А я…
Он проводит кончиками пальцев мне по животу.
— Вот, видишь, как перламутр, — говорит он, как будто я должен сейчас разглядеть призрачный отсвет, перешедший с меня на него.
А потом он кладет ладони мне на бедра, привлекая к себе, заставляя сесть ему на колени, оказавшись лицом к нему. Я вспыхиваю практически мгновенно, как только мой член соприкасается с выпуклостью на его брюках. Пират улыбается, тянется губами к моей груди, дотрагивается легко-легко, будто рассыпая угли по моей коже.
- Северус, разденься, — прошу я его, чувствуя какую-то стыдливую неловкость оттого, что он по-прежнему запакован в свои маггловские одежды, а я сижу у него на коленях — совершенно голый и вот-вот начну стонать в голос от этих пока что почти невинных прикосновений.
- А, это…
Он делает какой-то неопределенный жест, словно отряхивая с пальцев невидимые пылинки — и вот я уже ощущаю его горячую плоть, прижимающуюся к моему телу, могу провести ладонями по его плечам — и вижу, что у меня чуть дрожат руки. А он мягко, осторожно, словно я и правда не человек из плоти и крови, а хрустальный фиал, наполненный призрачным сиянием, гладит мои бедра, талию, а губы его будто собирают видимый одному ему свет с моей кожи. Пират сжимает мои ягодицы, заставляя придвинуться ближе, прижимая мой член к своему. И это соприкосновение словно ожог.
- Северус, я… я не могу так…
- Не торопись, — шепчет мне змей и не торопится отдать мне плод с древа познания добра и зла. — Такой взрослый — и не можешь. Как мальчишка. Наклонись ко мне.
Дорвавшись до моих губ, он просто обводит их контур, я обхватываю его за шею, толкаюсь языком в его красиво очерченный рот, пытаясь завладеть всем и сразу. И как только я отрываюсь от его колен, я чувствую, как его пальцы проникают в меня, и вскрикиваю от острого пронизывающего наслаждения. И хочу большего. Мне достаточно просто скользнуть вниз, немедленно, чтобы он мог войти в меня, но его ладони, все еще лежащие у меня на бедрах, не позволяют мне сделать это столь стремительно.
- Подожди, не торопись, — я угадываю его слова по движению губ, — не надо так быстро. Тебе будет больно.
- Пусть…хочу тебя…
- Не закрывай глаза, смотри на меня.
У него совершенно невозможная безумная улыбка, он позволяет мне чуть опуститься вниз, и я чувствую, как наши тела начинают становиться одним, миллиметр за миллиметром. Он смотрит мне в глаза, не отрываясь, наблюдая, как я с каждой секундой все больше и больше растворяюсь в мареве обволакивающего меня удовольствия. А, может быть, он видит, как мое тело теряет свою материальную форму, становясь чистым светом… Не знаю…В его глазах — желание и осознание того, что сейчас даже мое дыхание безраздельно принадлежит ему. И я тоже не отрываю взгляда от его лица и вижу восхищение, восторг, а затем их сменяет багровый прибой, тот, что сотрясает сейчас и мое тело.
А потом, когда проходит вечность и еще несколько минут, я лежу рядом с ним, и его пальцы вырисовывают круги и треугольники у меня на животе, он говорит мне, словно продолжая то, о чем собирался рассказать, когда я только спустился к нему в гостиную:
- Я — вор, похитивший святыню из храма. Храню ее под половицей и лишь ночью могу извлечь из своего тайника, чтобы любоваться ею. Но ночью она сияет нестерпимо ярко…
- Ты — и под половицей? Еще скажи про убогую лачугу, Сев…
Он легко дует на мои мокрые волосы на затылке, я поеживаюсь и улыбаюсь, нежась в том тепле, что исходит от него.
- За что ты любишь меня? Странно, что ты меня любишь… До сих пор не могу поверить …
- Как за что? — уже сонно спрашиваю я. — Средства на счетах, недвижимость по всему миру… Что там еще? Яхты, острова… один Майбах чего стоит…
И тут же ощущаю, как ягуар пребольно кусает меня за ухо.
А еще через день мы покидаем Загреб.
|
|
| Арман | Дата: Вторник, 03.09.2013, 14:34 | Сообщение # 99 |
|
Странник
Сообщений: 538
| 57. Летучий корабль
Вот напрасно я так радовался тому, что лорд Довилль решил обуздать мою магию, заставив меня часами размахивать мечом в огромном зале его имения, где мою неумело двигающуюся, словно изломанную фигуру отражают десятки зеркал, услужливо показывая, что я нелепо смотрюсь не только спереди, но и сбоку, и во всех остальных ракурсах. И меч, предназначенный для поединков, становящийся невидимой, но без промаха жалящей змеей в умелых руках пирата, у меня превращается … да-да, в те самые крестьянские вилы, которыми я глупо тычу в воздух, разя противника, который уже пару секунд назад сместился чуть в сторону, на те незримые несколько миллиметров, что делают его мастером, а меня… Пугало я огородное, одно слово… А потом все так болит, что по утрам, когда мышцы за ночь наливаются свинцовой памятью о моих неудачах, я боюсь даже пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы спустить ноги с огромной кровати, которой место разве что в парадной спальне какого-нибудь Людовика. И ведь после завтрака надо опять отправляться в зал, а я даже подумать не могу о том, что мои руки удержат меч. Поднять его, красиво крутануть над головой? Нет, лучше сдохнуть прямо здесь… Сдаться? Сдаться лорду-пирату? Продержавшись всего пару дней? Вот кто я после этого? Я растерял все навыки — и те, что получил в школе авроров, и те, что приобрел на пиратском острове… Да, я никогда не дрался на мечах, но сейчас я двигаюсь, как растолстевший отец семейства, последние пару лет благодушно попивавший пиво, не забывая заедать каждую кружку изрядной порцией сосисок. И еще у телевизора сидел… А что ты делал?
- Гарри, что ты так расстраиваешься?
Северус садится на бортик ванной, куда только что вылил флакон расслабляющего бальзама, предварительно загрузив туда еще и меня. Мой утренний вид тоже не внушил ему оптимизма, так что сегодня мне было позволено взять тайм-аут.
- Ты понимаешь, что владение мечом — это месяцы тренировок? Куда ты так торопишься?
- Я похож…
- Ну-ка, на кого ты похож?
Я молчу, не желая озвучивать нелестные для меня ассоциации.
- Гарри, когда ты в последний раз дрался?
- С тобой на острове. Все, Сев, я все понимаю — потом я просиживал штаны в аудиториях, в кофейнях, дома перед монитором. А беготня с подносами, хоть и весьма утомительна, но …
- Абсолютно ничего не дает, — заключает пират и щелкает меня по носу.
А потом он еще и растирает меня чуть холодящей кожу, пахнущей травами и медом мазью, закутывает в махровую простыню (чтобы мазь лучше впиталась, говорит он) и бросает на полдня в спальне, где горе-боец отогревается, отсыпается и приходит в себя, чтобы на следующий день вновь напомнить себе селянина, отплясывающего народные танцы на деревенской площади.
Одно утешение — дела с магией стремительно идут на лад, я действительно собираюсь, подбираюсь, беру себя в руки, так что моя палочка перестает сеять вокруг себя катастрофальные разрушения, а еще через неделю заклинания удаются так, что даже Северус говорит, что это приемлемо. Тянет на третий курс Хаффлпаффа.
И дворецкий не так страшен, потому что я, если честно, представлял себе его этакой незримой тенью, что безмолвно несет вахту чуть в стороне от стола во время чопорных трапез, про себя отмечая каждый мой промах. Мне ужасно стыдно, когда я, заблудившись в анфиладах бесчисленных комнат и галерей огромного имения Довиллей, совершенно теряю ориентацию, следуя за солнечными зайчиками, что отражаются в до блеска начищенных стеклах, кубках, бокалах, зеркалах, уводя все дальше и дальше, натыкаюсь на него, совершенно неожиданно вынырнувшего из-за поворота и замершего передо мной, словно вопросительный знак. Я намереваюсь просто поздороваться с ним и проскочить мимо, но… Северус просил меня зайти к нему в библиотеку, где он хочет что-то показать мне, аппарировать он пока не разрешает, да и куда аппарировать, если я толком не знаю, куда иду? Еще окажусь в подвалах или кладовых, или, о, нет, в кажущейся бесконечной и придуманной мне на муки картинной галерее! Мы там были один раз, пират показал портрет своего отца, остальные мало интересуют и его самого. Поэтому я капитулирую и прошу пощады.
- Здравствуйте, Кристофер, — как можно более равнодушно произношу я, бессознательно стараясь копировать интонации Северуса, что, конечно, выходит еще более нелепо — я сам себе кажусь надутым индюком. — Вы не подскажете мне…
- Разумеется, — он абсолютно нейтрален. Ни насмешки, ни покровительственного тона. — Лорд Довилль ждет Вас в библиотеке, Гарри. Через два зала будет лестница, Вам на второй этаж и прямо по коридору. Третья дверь справа.
И я благодарю этого доброго человека так, словно он вывел меня из темного леса к людям.
- Что, заблудился? — спрашивает меня пират.
Мог бы и не спрашивать — я запыхался и едва перевожу дух.
- Знаешь, я не представляю себе, как тут можно ориентироваться без карты. Это какой-то Британский музей. Или Лувр… Вот зачем человеку все это нужно?
- Само накопилось, — улыбается Северус. — Довилли — довольно древний род. Строили, перестраивали, что-то приобретали. Мне тоже было непривычно поначалу, когда отец привез меня сюда впервые… мне же было шестнадцать, я на тот момент вообще ничего не видел, кроме убогого дома, где жили мать с отчимом, и дедовой кунсткамеры. У меня рот от удивления вообще не закрывался. Думаю, я доставил немало приятных минут своим сводным братьям — им редко приходилось так веселиться. Кстати, как у тебя с французским?
Я не ожидаю столь резкой смены темы разговора, так что поначалу даже не могу сообразить, что мне ответить.
- Никак, Сев, — все же вынужден признать я. — Когда я работал в Аврорате, мы с Роном просматривали французские газеты, но мы пользовались заклятиями для Перевода. А с ними, ты же сам знаешь, можно только суть уловить. Что-то серьезное мне не осилить. А что такое? Ты что-то нашел?
Он кивает и показывает мне на огромный фолиант на своем столе, страницы которого напоминают ворох пожухлой листвы — такие они древние. Такое мне точно не прочесть, я боюсь, что и букв не разберу: ведь раньше писали не совсем так, как мы сегодня. А там еще и текст рукописный.
- Я нашел Морского мага, Гарри, — просто говорит мне пират, — дед был прав насчет морских разбойников. Смотри, вот он.
Я подхожу ближе и склоняюсь над желтовато-коричневой страницей, где яркая движущаяся миниатюра изображает бородатого черноволосого мужчину с подзорной трубой в руке. Его холодные серые глаза смотрят прямо на меня, сквозь меня. «Проспер Довилль», — читаю я. И годы жизни 1533 — 1607. Жизнь этого морского разбойника была довольно долгой, хотя и слишком короткой для мага. Но вот то, что написано на странице, я разобрать не могу.
- Северус, а ты можешь это прочитать?
- Не все, это же не современный французский. Но в общих чертах могу. «Проспер Довилль — прославленный Навигатор и мореплаватель»… Тут дальше про родился — женился — дети, в общем, это не так важно. Вот, смотри: «Участник морских походов…Именно ему род Довиллей обязан приобретением островов Кес, Коста дель Оро, Санта Анна, Миро, Аматао…». Тебе все перечислить?
- Они что, все на ненаходимых землях?
- Видишь ли, — пират задумывается, — они все расположены во вполне доступных местах. Кес ты знаешь. Коста дель Оро — это пиратский остров, Санта Анна всего в нескольких километрах от побережья Бретани, Аматао — Индийский океан.
- У тебя что, владения по всему миру?
Пират складывает руки на груди и, приосанившись, чуть откидывает голову назад. И смеется.
- Представь себе. И если ты действительно окажешься Морским магом, будешь работать на меня, не покладая рук!
- Ничего не имею против. Знать бы еще, что они делали…
- Вот Проспер Довилль, например, построил Корабль…
- Построил Корабль?
- Да. Причем приобретение островов в Индийском и Тихом океане относится уже к периоду после его постройки, что позволяет предположить, что до столь удаленных мест он добирался уже по воздуху.
- Значит, Корабль — не маггловский фрегат. Северус, я же тебе говорил…
- Говорить— то говорил…, — он задумчиво смотрит на меня, рассеянно перелистывая еще пару страниц, пока не находит изображение Корабля.
Это, без всякого сомнения, тот самый Корабль, только паруса у него все же не черные. На свете сотни парусников, но этот я узнал бы из тысяч, потому что, когда я подношу руку к картинке, я ощущаю уже знакомый всплеск магии — и в себе, и где-то там, за сотни миль отсюда. Будто он может услышать меня. Но голос Северуса вновь возвращает меня к действительности:
- Кстати, что интересно: Проспер Довилль родился и жил в Марселе. То есть у моря…
- Ну и что?
- Гарри, — пират отходит к окну, где задумчиво созерцает огромную пальму, растущую в кадке размером с надувной детский бассейн. — Мастер, который продал тебе палочку, говорил, что подобные вещи могли приобретать венецианцы… Та книга, что ты видишь — это что-то наподобие истории моего рода. Так вот, Проспер Довилль был единственным подобным магом. Остальные Довилли жили здесь, довольно далеко от моря. И ни единого Навигатора среди них больше не было, поверь, я уже не первый день копаюсь в этой семейной хронике. Ты сам почувствовал магию Корабля, только оказавшись на острове. Когда мы летели из Азкабана, фрегат тоже оставался для тебя простой маггловской игрушкой, поднятой в воздух нашей с Люциусом магией.
И я пытаюсь вспомнить обстоятельства моего появления на острове, конечно, я ничего не могу сказать о том, как мы с Роном очутились в хижине, потому что эту часть нашего путешествия я благополучно проспал. То, что капитан Довилль сам нес меня туда на руках, а не левитировал тело презренного Поттера — это я узнаю только теперь. Если бы я очнулся тогда, это бы что-то изменило?
— Ты бы не очнулся, — он грустно улыбается. — А я просто не удержался. Я очень боялся за тебя тогда… Думаю, после этого кое-кто начал догадываться, что для меня ты — намного больше, чем пленник острова. В том числе и Энтони. — И тут его тон резко меняется: — Но как только ты открывал рот, я готов был тебя убить!
- Хочешь сказать, что я подцепил эту магию, как вирус? Что она просто летала там, в воздухе острова, не зная, кого ей выбрать?
- Я не знаю, Гарри. С тобой ни в чем нельзя быть уверенным. В любом случае, думаю, окончательный контроль над магией ты сможешь вернуть только, когда окажешься у моря.
Дальнейшие поиски в библиотеке Довиллей практически ни к чему не приводят — мы находим несколько книг, написанных тем самым Проспером-Навигатором, они действительно по морской магии, но язык их настолько полон иносказаний, да и разбирать совершенно незнакомые заклинания, не зная ни слова по-французски, просто опасно. Причем делать это желательно мне, потому что Северусу эти заклятия не открываются. Нет, разумеется, я в состоянии прочесть их на латыни, но вот все объяснения, что их сопровождают… В итоге мы решаемся опробовать только совершенно очевидное заклятие карты, которое, стоит мне прикоснуться к точкам, обозначающим ненаходимые владения пирата, начинает послушно вычерчивать маршрут, а также довольно точную схему местности. Пирату эта магия совершенно неподвластна. Но мы по-прежнему ничего не знаем о ней, а книги полны сведений по управлению судами, погодой и ветром, даже морскими течениями… А одна, такая потрепанная, что в ней рассыпаются страницы, в точности описывает постройку того самого фрегата.
— Ты меня хотя бы французскому научишь? — в ужасе спрашиваю я, в очередной раз заглянув в темную бездну собственной неучености.
* * *
И, прихватив с собой все, найденное в библиотеке имения, а также Бэрри, Твинки, шорты, мечи, французскую грамматику, пару учебников и шлепанцы, мы в конце марта отправляемся на Кес.
Портключ выносит нас к самому подножию широкой лестницы, ведущей с пристани, где сейчас нет даже катера, ко входу в дом, Бэрри радостно несется вверх по ступенькам, осваивая новую территорию, которая, она в этом уверена, принадлежит ей безраздельно. А мы замираем и, похоже, оба не можем сделать ни шагу.
- Хочешь, уберемся отсюда? — пират кладет руку мне на плечо.
Я некоторое время молчу, всерьез обдумывая его предложение — мне кажется, я даже боюсь вдохнуть этот воздух, сейчас, весной, щедро одаривающий нас ароматом сосновых ветвей и морской соли.
- Нет, — я все же отрицательно качаю головой. — Помнишь, когда ты был тем смешным стариканом и нашел меня в Цавтате, ты спросил, был ли я счастлив? Я сказал тебе неправду.
Он непонимающе смотрит на меня.
- Я ответил, что скорее да, чем нет. А надо было просто сказать да. Что плохого в том, что мы вернулись в место, где нам когда-то было хорошо? Мне нравится здесь.
- Тогда пойдем, — говорит пират.
И мы изгоняем старые воспоминания, наполняя дом нашим настоящим.
Вода в апреле мало подходит для купания, но я упорно лезу в морские волны, ежась от холода, а потом стучу зубами, отогреваясь у камина. Это трудно объяснить, но теперь мне кажется, что море отдает мне свою силу, проникая в поры и клетки моего тела. Мне дают опору камни и сосны — стоит лишь прислониться к их золотисто-оранжевым стволам. Каждый глоток этого воздуха, каждый порыв ветра… словно что-то меняется во мне. И магия, моя своевольная неведомая магия все больше готова подчиниться моим желаниям. Только вот с мечами это не работает. Мы облюбовали небольшую площадку за домом, усыпанную мелкими камешками, я безумно рад, что здесь нет хотя бы зеркал, услужливо демонстрирующих неловкость моих движений. Я обливаюсь потом, пропускаю удары, не могу отразить даже те, что давно отработаны. И в один из дней, отлепляя от спины прилипшую к ней совершенно мокрую футболку, я бездумно представляю себе, как окажусь сейчас в большой отделанной камнем ванной, стащу с себя пришедшую в негодность одежду и растворюсь в пушистых хлопьях пены, что легко смахнут с моего тела усталость, боль и позор бесконечных неудач. И прикрываю глаза. А, открыв их, нежданно оказываюсь не на освещенной солнцем, утоптанной нашими шагами площадке, а в сверкающей чистоте ванной комнаты второго этажа, вижу свое нелепое всклокоченное отражение в зеркале и с ужасом и восторгом, который еще не могу осознать, вылетаю в коридор, оглушительно вопя:
- Северус, Северус, я смог здесь аппарировать!
Он уже в гостиной, ищет меня, смотрит, ничего не понимая. Я напугал его?
- Куда ты делся, черт побери!
- Северус, я, кажется…
- Здесь это невозможно, — он хватает меня за плечи, словно боится, что я сейчас превращусь в зыбкий туман прямо у него в руках. — Ты же помнишь, когда ты чуть не выпрыгнул здесь в окно… я же добирался до берега вплавь, чтобы успеть… Нельзя аппарировать на ненаходимых землях. Это неподвластно даже их владельцам.
Я бы пожал плечами, если бы он так крепко не сжимал их сейчас.
- Хочешь, я попробую еще?
Я вижу по его глазам, что сейчас он готов запретить мне и это, но потом все же отпускает меня и кивает.
- Аппарируй здесь же. Скажем, к камину.
И я совершаю и это чудо, а потом и еще несколько подобных ему.
- Немыслимо, — говорит пират, опускаясь в кресло.
- Ладно, не бери в голову, — утешаю я его. — Моя тетушка всегда говорила мне, что я ненормальный. А кому, как не ей, было это знать?
* * *
Я не знаю, откуда приходят истории. Может быть, мою принесли снега, дожди и ветры, дующие с моря, из которых сама собой соткалась призрачная тень Корабля? Или дрожащие в мареве жаркого дня восходящие потоки раскаленного воздуха нашептывали ее мне, не торопясь, слово за словом? Она обволакивала меня перышками белесого сигарного дыма с ароматом вишни и миндаля, въедалась в поры… Порой, когда я задумываюсь над тем, кто я и что я, мне кажется, я не более чем плоть и кровь истории Корабля, что рассказывает себя сама: в сонном дыхании моря, шелесте пальмовых листьев, скрипе песка под босыми ногами. Что было бы, если? Если бы я не выбежал из зала заседаний Визенгамота за высоким человеком в черной мантии, что некогда был моим профессором в школе? Если бы в тот день в начале второго семестра в школе Авроров я просто заболел, и на первое расследование, связанное с нападениями пиратов, отправили бы кого-то другого? Что было бы, если? Может быть, история вышла бы совсем иной, а, возможно, ветер моей судьбы все равно нашел бы какую-нибудь незаконопаченную щель, чтобы унести меня туда, где на самом деле и было мое место.
— Разве кто-то может знать такое, Гарри?
Вудсворд смотрит на меня с загадочной всезнающей улыбкой, сидя напротив за большим накрытым столом на просторной веранде «господского дома». Нас обступает влажная ласковая тьма, а морской бриз, как и когда-то очень давно, в день нашего неудавшегося побега, пытается унести с собой лепестки трепещущего пламени факелов, что освещают сейчас лица тех, кто, похоже, и по сей день считает себя пиратским братством.
- Да разве о подобном вообще возможно догадаться? — спрашивает Драко, незаметно пиная меня под столом ногой, мол, я тебе еще припомню, что ты устроил.
- Вас пока носом не ткнешь — вообще ничего вокруг себя не замечаете!
Увидев меня сегодня утром, когда мы с Северусом аппарировали на пляж пиратского острова, младший Малфой подошел ко мне и очень просто сказал:
— Я убью тебя, Поттер! — А потом неожиданно обнял без всяких переходов, так что мои невнятные извинения сразу стали ненужными. — Просто убью, Гарри — и все! Какой же ты все-таки гад!
Мне нечего на это возразить, так что я просто молчу. Сэр Энтони рассказал все Тео вскоре после того, как выдал мою тайну лорду Довиллю. Ну а то, что знает Тео, знает и Драко. И Кейт, и Кевин Вудсворд, так что для всей островной колонии я уже давно не покойник. Собственно говоря, для них я никогда и не хотел таковым становиться. Миссис Малфой, как-то неуловимо материализовавшаяся рядом с мужем, словно просто шагнув из никуда в струи жаркого влажного воздуха, весьма недвусмысленно покачивает в руке до боли знакомую трактирную швабру — она подготовилась к встрече и, похоже, намерена реализовать угрозу, высказанную ее растроганным нашей встречей мужем. Я же всегда знал, что она настоящая девочка-пиратка!
- Поаккуратней, миссис Малфой! У него год назад и так было сотрясение мозга. Будет жаль, если Вы выбьете ему последние оставшиеся мозги.
- Здравствуйте, лорд Довилль! — она изображает шутливый реверанс, а лорд-пират театрально кланяется ей в ответ.
А потом Кейт предсказуемо говорит «Ой!»: что еще может сказать девочка, даже пиратка, увидев на руках у Северуса маленькое коричневое чудовище, только притворяющееся собакой? Так что моя голова спасена от посягательств на ее целостность, а я оказываюсь в плотном кругу немногочисленной островной братии, одновременно что-то говорящей, вопящей, хлопающей меня по плечу и немедленно увлекающей за собой смотреть остров. Причем, как я узнаю без особого удивления, в полку морских волков прибыло — Тео и Лиз уже пару месяцев живут здесь, даже не помышляя о возвращении в Лондон.
Мы идем вглубь острова, и я, все еще не вполне пришедший в себя после перемещения и этого бурного приветствия, совершенно не понимаю, что здесь происходит. Потому что мне кажется, что я оказался на стройке, нет, не унылой маггловской стройке, где ворочаются железные ковши экскаваторов и крутятся стрелы кранов, нет, здесь весело, ярко, пахнет деревом, только что распиленными балками, тростником, уже покрывающим несколько строений, словно лохматые шапки… И аккуратный ряд домиков, так напоминающих те хижины, где мы некогда обитали.
- Ну? — Драко, напоминающий сейчас демиурга, удачно завершившего еще один день сотворения мира, смотрит на меня, ожидая реакции.
- Вы что тут затеяли? — спрашиваю я, подозревая, что моя догадка может оказаться правдой. Я недаром столько лет провел в мире магглов…
- А ты что, не догадался? — Кейт, завладевшая моей Бэрри, так и искрится от смеха.
- Я бы сказал, до чего я догадался, только, боюсь, у магов такого не бывает…
- Значит, будет!
- Вы строите отель?
- Ну да, — Драко не понимает, почему это вызвало у меня такое удивление. — Почему у магглов могут быть курорты и отели, а у нас нет? Вот тебе стало тошно в Магической Англии, и ты рванул, куда глаза глядят. И мы тоже. И вышло так, что глаза наши глядели именно сюда. Не пиратством же себя занимать. Это все Кейт придумала.
Я вдруг представляю себе, как Драко стал бы летать на Корабле, пугая родного папашу и все его правительство, а Аврорат во главе с сэром Энтони охотился бы за Тео. Да, отель для магов однозначно лучше.
- И все же… знаешь, что-то ведь осталось, — говорит Драко. — Мы стараемся, чтобы было похоже. Просто… там, в Англии… там тесно. Что мы там будем делать? Сидеть в Министерстве под присмотром отца? Ловить преступников под присмотром другого папаши? Та жизнь, знаешь, она, наверное, хороша для наших родителей, а вот мы как-то…
- Не вписались, — подсказываю ему я. Потому что я знаю, как это бывает, когда ты вроде бы и не делаешь ничего особенного, а тебя словно выталкивает отовсюду.
Остров изгоев… Все осталось, как было, и в то же время совсем не так. Они все нашли себе применение: Панси и Маркус, Алоис и Хольгер, Драко и Кейт, Тео и Лиз, Вудсворд, Вик с Блейзом. Я бы тоже мог оказаться среди них, если бы просто не захотел жить в Англии. Но я и так, скорее, с ними, чем с теми, кто остался там.
Когда мы возвращаемся после обхода острова и направляемся к господскому дому, я ищу глазами Северуса, но его здесь нет. Только Кевин Вудсворд приветствует меня, сообщая, какой же я непроходимый осел, сколько слез его дочь выплакала на моих похоронах, и что лорд-пират на пристани.
- Ну, что, Навигатор, — говорит мне бывший капитан, — на борт подниматься будем или отложим на завтра?
Мы говорили об этом еще на Кесе, на самом деле мы решили, что, если все пойдет хорошо, то есть я смогу, как мне виделось еще в моих снах, управлять Кораблем, мы попытаемся перегнать Корабль на наш остров, где борта его будут ласкать не здешние вечно теплые воды, а более суровые волны Адриатики. Но для начала я должен хотя бы попробовать просто обойти остров — о том, чтобы поднимать Корабль в воздух, я даже пока не заикаюсь. Морское чудовище, как и тогда, в день нашего неудавшегося побега, замерло в паре десятков метров от пристани — грозное, неприступное, кажущееся сейчас непривычно огромным, неподвластным мне — совершенно обычному магу, еще пару месяцев назад разучивавшему простейшие заклинания для первогодок.
- Сможешь подогнать его ближе? — спрашивает меня Северус.
И я направляю палочку в сторону Корабля, готовясь произнести слова, выученные мною по старинной книге, заранее боясь, что они не подействуют, что сейчас все, о чем я осмеливался мечтать, перелистывая страницы, испещренные непонятными мне словами, просто осыплется, как труха. Что еще одна моя придуманная жизнь так и закончится, не начавшись. «Не расстраивайся», — скажет мне пират. — «Попробуем завтра. Ты думаешь, все так просто?» Я не хочу слышать этих слов, я поднимаю руку, даже еще не успев произнести требуемого заклятия — и слышу скрип якорной цепи, приглушенный расстоянием всплеск — это якорь поднимается на поверхность, а потом фрегат, медленно, словно нехотя, приближается к нам. Мне кажется, он еще раздумывает, стоит ли ему слушаться новоявленного капитана (Да какого там капитана! Я даже в юнги не гожусь!). «Мы же с тобой заодно, ты помнишь? Ты меня помнишь?» И мне чудится, Корабль движется быстрее.
- Ты молодец!
Пират кладет мне руку на плечо, а с борта Корабля к нашим ногам сам собой падает трап. Я почему-то медлю, это все еще представляется мне сном, да, виденным бессчетное количество раз, но так никогда и не ставшим явью.
- Давай, — Северус тянет меня за собой. — Мы просто обойдем вокруг острова и вернемся. Если что-то пойдет не так, я тебе помогу.
- Подожди, не торопи меня.
Не надо меня торопить! Дай мне прикоснуться к теплому шероховатому дереву, из которого сделаны борта, провести пальцами, зацепляясь за отполированные винтики и гвоздики, опуститься на колени, чтобы дотронуться до гладких досок палубы, прислониться к мачтам, чтобы почувствовать легкую дрожь нетерпения, что пронизывает их. И потом, глубоко вдохнув, положить руки на штурвал и услышать, как бьется о деревянные ребра переборок вольное сердце Корабля. И почувствовать, как чьи-то ладони ложатся мне на плечи, и не видеть тебя, просто знать, что и тогда, в моих снах, это всегда был ты.
Мы поднимаемся в воздух мгновенно, не идя по воде, абсолютно вертикально — Морской Зверь зависает над водой, ожидая, что мой восторг переплавится во что-то более осмысленное. «Просто обойдем остров», — думаю я. «Невысоко, просто попробуем, ладно?» Я все равно не смог бы вспомнить ни одного заклинания. Но фрегат плавно разворачивается и неспешно плывет в сторону дальнего пляжа. Я не знаю, кто я, и как мое имя. Как зовут Корабль, с которым мы сейчас — одно целое? Я дышу, и мое дыхание попадает в его неспешный ритм, я чувствую его весь, от носа до кормы, ему передается любое мое движение. Мне только немного жаль, что я не могу сейчас подойти к борту и увидеть, как на кроны пальм и песок пляжа, на хижины внизу, на таверну, на заросли, где струятся маленькие островные речки, упадет тень Корабля. Но я могу ощутить их — все, до мельчайших деталей.
Мне кажется, Северус выдыхает вместе со мной только тогда, когда мы снижаемся у пристани. Я глажу штурвал, не в силах оторвать руки от массивного тяжелого круга.
А с берега уже машет руками Вудсворд, и, как только я вновь ступаю на прибрежный песок, он кричит мне, словно я все еще в воздухе, а он все никак не может докричаться:
- Так ты Морской маг, Гарри! Она вернулась! Магия вернулась!
А Кейт, стоящая сейчас в паре метров от отца, смотрит на меня так, будто я только что спустился с небес.
* * *
Когда мы тем вечером собираемся за большим накрытым столом в доме, где теперь живут новые хозяева острова, Вудсворд, выслушав мой рассказ, задумчиво произносит:
— Разве кто-то может знать такое, Гарри?
И оказывается, что именно он, повар и трактирщик, еще пару лет назад гонявший меня, как распоследнего кабацкого мальчишку, владеет ключом от моей загадочной истории.
- Морские маги, они же Корабельные маги или Навигаторы, как их иногда называли… Те, кто с незапамятных времен осваивал наш мир — и магический, и вполне обычный… Они составляли карты, открывали новые земли, умели накладывать чары ненаходимости. Никогда не задумывались, почему на сокрытых землях, как, например, на этом острове, невозможна аппарация? Тоже они… А снять чары теперь никому не по силам, потому что где они, маги эти морские? Вот, то-то, что не стало их. Если в семье появлялся такой маг, это почиталось за особое счастье. Благословение…
- А разве по наследству такая магия не передавалась?
Драко удивленно смотрит на своего тестя.
- По наследству? Много ты понимаешь. А разве другие разновидности магии передаются по наследству? Вот у Тео мать колдомедик… Так я в случае чего лучше обращусь к маггловскому доктору, чем попрошу вот этого парня — да, да, и нечего так улыбаться — вылечить меня.
- Хорошо, Кевин, — лорд-пират не дает трактирщику отвлечься на Тео и его жалкие познания в колдомедицине. — Морские маги существовали, открывали новые земли… Почему сейчас о них даже никто не вспоминает? Мы с Гарри перерыли всю библиотеку в моем поместье, но нашли какие-то крохи, да пару книг, на расшифровку которых уйдут месяцы.
- А я вам еще книжечек подброшу, — добродушно ухмыляется Вудсворд, — на испанском. Писано веке в четырнадцатом. Это вам как?
Северус смотрит на него с явным недоверием.
- Откуда у Вас, Кевин?
- О, сиятельный лорд! Откуда у трактирщика книги, которых нет даже в имении Довиллей, ведущих свой род… Кстати, от кого?
- От Карла Великого, — пират смеется. — От кого же еще?
В свете факелов бритая голова Вудсворда сияет особенно ярко, дужка очков чуть съехала вбок. А уж до чего он рад! Чему, спрашивается? Что знает нечто такое, о чем не имеет понятия никто в магическом мире?
- Рассказывайте, Кевин! — лорд Довилль достает одну из своих сигар, всем своим видом демонстрируя, что приготовился слушать, не перебивая. — Мы уже, честно говоря, давно потеряли надежду, что кто-то сможет объяснить, что происходит с Гарри.
- Так вот, — Вудсворд весело смотрит на меня, подливая мне вина в бокал, — Морские маги были еще среди финикийцев. Вы что, думаете, что обычные магглы, которые боялись даже сунуться в воду или отойти на своих утлых лодчонках на пару метров от берега, могли совершать дальние морские переходы? Да никогда бы они на такое не отважились! В те времена магам не было необходимости таиться, так что ни один корабль не мог отправиться в плаванье, если на борту не было «своего» Навигатора.
- То есть эти маги были из морских народов? — спрашивает Алоис.
- Да уж, в Германии твоей вроде не родились. Ни к чему было. Посмотри, ведь для кого делали такие палочки, как у Гарри?
- Мастер предположил, что для венецианцев.
- Вот, я и говорю. Итальянцы, испанцы… англичане, конечно, тоже. Говорят, чтобы эта магия проснулась, надо родиться или жить у моря.
Да, как и предполагали мы с Северусом — я почувствовал ее впервые, только когда оказался на острове. А когда впервые поднялся на борт Корабля на пути из Азкабана, она… что, спала крепким сном? Или не было ее вовсе?
- Мистер Вудсворд, но мастер, который продал мне палочку, рассказывал, что с семнадцатого века никто больше не покупал палочек с сердцевиной из волос келпи. Получается, что до этого времени Корабельных магов было столько, что они могли сопровождать чуть ли не каждое судно…
- Нет, милый, — Вудсворд качает головой, — так много их никогда не было. Если бы это было так, не было бы затонувших кораблей. Да и, думаю, дела магглов занимали их все меньше и меньше, разве что крупные морские походы — до таких они были падки. Слава, открытия, богатство… Авантюристы, Гарри, они были авантюристами. Многие, думаю, настоящими разбойниками. Но и картографами, первооткрывателями… Славное племя.
- Хорошо. Но с семнадцатого века их не стало вовсе. А теперь вот я почему-то могу управлять Кораблем, который построен одним из Навигаторов.
- Ты историю в школе учил, сынок? — глаза трактирщика смеются. — Что у нас было в пятнаднадцатом веке? Не припоминаешь? В самом конце…
Я не учил историю в школе, по крайней мере, не в общепринятом смысле. Но вот за время моей маггловской жизни у меня была возможность все наверстать. Он имеет в виду открытие Америки?
- Вы хотите сказать…
- Я хочу сказать, Гарри, что когда европейцы открыли Америку, здесь уже жило немало народу. И вот тем племенам, которые белые пришельцы из-за моря истребляли, словно скотину, не очень нравились бородатые хорошо вооруженные люди, что сыпались буквально им на голову с высоких бортов своих кораблей. А так как «дикари» на тот момент знали о магии немало, а уж пользовались ею не в пример больше европейцев, они быстро смекнули, что за ветер несет им погибель. Их жрецы, шаманы — называй их, как хочешь — учуяли тех, кто привел к их берегам эти кораблики.
- И что, они перебили Морских магов?
- Нет, они поступили гораздо проще — они их прокляли. Не их самих, а ту магию, которой владели их обидчики. Так что, когда последние из Навигаторов погибли — а при их образе жизни они не очень-то задерживались на этом свете — магия не смогла найти себе нового хозяина.
- Обалдеть, — это все, что может произнести Тео, слушавший Вудсворда, чуть ли не открыв рот.
- Хорошо, — я все же чего-то не понимаю. — Их прокляли. Магия ушла навсегда. При чем тут я?
- Магия не уходит из мира, Гарри, — Вудсворд только качает головой, поражаясь моей наивности. — Проклятие сделало свое дело: она больше не могла найти мага, готового ее принять.
- А я что, был готов? Да я море впервые увидел по-настоящему, когда здесь оказался! Я даже плавать не умел толком. Вон, спросите у Драко — он же меня и учил.
- Как топор, — со знанием дела подтверждает младший Малфой.
- Гарри, я не знаю, почему магия выбрала тебя… Может быть, время проклятия вышло, может быть, что-то такое было в тебе…
«Неприкаянное», — думаю я про себя. «Вот мы и нашли друг друга… магия, которую носило по миру без хозяина, и я — без руля и без ветрил…»
- Откуда Вам все это известно, Кевин?
У Северуса голова не забита летающими фрегатами, он хочет знать детали. И я его понимаю: для них это ожившая сказка, а ему придется как-то помогать мне управиться с неведомой современному миру магией.
- Откуда я знаю? — Вудсворд смеется чуть ли не в голос. — Откуда трактирщику, годному разве что разносить тарелки да крутиться у плиты, знать о таком? Откуда у меня полный сундук тех самых книг, без которых вам обоим не обойтись? Мы — потомки Морских магов, лорд Довилль, те, кто остался здесь, но не забыл, кем были наши предки. Когда магия перестала приходить, когда в семьях тех, кто приплыл сюда на кораблях европейцев, перестали рождаться Навигаторы, мы узнали о проклятии, но не смогли его снять. И мы ждали, поколение за поколением, что в один прекрасный день в одной из семей островных жителей родится тот, кто примет Морскую магию, но… И я тоже ждал.
Вудсворд горестно разводит руками.
- А мы его из тюрьмы привезли! — смеется Драко, поднимая бокал. — И он никогда не видел моря, плавал, как топор и не знал, как называются мачты и паруса.
- Я выучил, — говорю я. — Не все, конечно.
Мы расходимся уже под утро, и я по старой привычке думаю, что мне завтра рано вставать, потому что надо в таверну… О черт, наверное, просто этот вечер, проведенный в обществе Вудсворда, вновь вернул меня в то время, когда я протирал столы и жарился у печи, доставая из нее хлеб и знаменитые пироги с мясом.
- Драко, а мою хижину на той стороне острова вы, впав в строительный раж, снести не успели?
Северус? Какая хижина? Драко отрицательно трясет головой.
- Нет, капитан, там все, как было.
- Капитан…— пират усмехается. — У нас теперь другой капитан. И его надо с комфортом разместить на ночь.
- Там все в полном порядке.
И мы действительно отправляемся в ту часть острова, где я никогда не бывал, и там, в паре сотен метров от господского дома, обнаруживается обычная постройка, из тех, которые когда-то были на всем острове. Но я почему-то не могу заснуть и все рассказываю пирату какие-то островные истории, которые, наверное, раньше казались мне неважными, и все никак не могу остановиться.
- Сев, а зачем тебе была хижина? Вы же с Малфоем в доме жили…
- Я не очень люблю людей, особенно в больших количествах. Ты не заметил? Но для одного готов сделать исключение…
Я засыпаю только, когда лучи солнца уже проникают сквозь неплотно пригнанные друг к другу стволы, из которых здесь сложены стены, и вижу волшебные сны о мире, расчерченном, словно карта, по которому пролегают бесконечные пути, их великое множество, так много, что мне не пройти и за всю жизнь.
А еще через день мы вновь поднимаемся на палубу Корабля, и я, положив руки на штурвал, негромко говорю:
- Остров Кес.
И мы взмываем в воздух, расталкивая бортами облака.
Jozy: Летучий корабль
Отредактировано. Открытые ссылки запрещены!
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 00:56 | Сообщение # 100 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Арман, спасибо за помощь!!!
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:08 | Сообщение # 101 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Приложение 1: Драбблы и пародии от читателей ЛК
Драббл от Max Li
36 глава. Внутреннее ощущение Гарри
Гулко, отдаваясь эхом, отражаясь от стен шматами, кровавой пеной, пеплом, оседает мое раздражение. Для тебя я просто застыл с отсутствующим взглядом посреди очередного спора. Но в моей вселенной теория относительности работает на все 100%. И пока ты ждешь от меня ответа, между отбиваемыми секундами, внутри меня, проходят годы. Где я даю волю рычащему внутри меня, жрущему, скребущему и выскабливающему мое нутро пламени ярости. Где лопаются стекла от тишины. От молчаливого моего крика. Где звенят нервы и рвутся сорванные голосовые связки. Где белесой перхотью осыпается "мы" постепенно превращаясь в статичное Ты и Я. Где у меня не хватает сдержанности и я крошу на мелочь все окружающие нас предметы. Где я скулю бессильно от тоски по тебе. Где я привыкаю что утро — это песок в глазах и никотин единственно возможная смесь для дыхания. Где кофе со льдом в венах. Где секс превращается в механику и где горлом кровь, от крошева невысказанных слов. Где огорожен внутри меня уголок абсолютного вакуума. Где я латаю то, что остается, сшивая свое я как попало. В нелепое лоскутное одеяло. Где ноет, срастаясь по швам, рубцами, нечувствительными к боли, новое мое я. Где ровно. И мир спокоен как гладь замерзшего пруда. где…НАС больше нет, и я с этим смирился.Пара секунд между твоими словами и моим "ответом". И целая жизнь моего персонального ада.Равнодушное пожатие плеч, 12 с половиной шагов до входной двери… и контрольным выстрелом твой шепот:
— Гарри…
Драбблы от Sobik
1. Мое POV Гермионы в той сцене, после которой "у нее глаза были на мокром месте":
Когда дверь за Роном закрылась, наш бывший профессор наложил на нее заглушающее и повернулся ко мне. Видимо с годами я так и не научилась хорошо скрывать свои мысли, а может последние сутки так вымотали меня, но вот то, как мне было стыдно принимать его помощь, явно было написано на моем лице крупными буквами. Помолчав и поизучав с минуту мое лицо лорд Довилль усмехнулся:
— Не стоит так нервничать, миссис Уизли, я не стану заставлять Вас чувствовать себя отступницей во второй раз. Мне прекрасно известно то, о чем Вы с Вашим супругом так трогательно готовы молчать во имя бессмертной дружбы Вашего золотого трио. Умение продумывать детали никогда не было сильной стороной Поттера. Хотя Вы и готовы до последнего бороться за сохранение тайны, что Поттер — жив, но это уже давно знают все, кому нужно. Так что можете расслабиться и думать только о будущем ребенке.
— Профессор, Гарри, он…
— Я уже давно не Ваш профессор, миссис Уизли, и нет, я не стану спрашивать о том, где он имеет счастье пребывать. Мистер Поттер умер, похоронен, и в память о его былых заслугах к памятнику на его могиле представители магической общественности регулярно приносят свежие цветы.
Я смотрела в его лицо: привычно-равнодушное, совершенно непроницаемое, нечитаемый взгляд, и вспоминала бурю страстей, которая бушевала в ярко-зеленых глазах Гарри, те чувства, которые у Гарри, если и получалось скрыть, то только от себя самого. А вот лорд Довилль только что сказал про него "умер". Может и не так уж неправ был Гарри, решившись на столь радикальные меры. Может его побег от себя самого даст ему, наконец, тот покой, которого ему так хотелось.
— Он просто…
— Меня абсолютно не интересуют мотивы покойного мистера Поттера. Его кончина, в любом случае, поставила точку в истории о мальчике-который-выжил.
Раздражение в голосе отвернувшегося к окну лорда Довилля можно было буквально пощупать. Но это не те эмоции, которых заслуживал Гарри, что бы ни натворил. Ему что, правда все равно? Я не замечала слез, которые текли у меня из глаз. И в тот момент я, как мне тогда казалось, поняла наконец, почему так стремился уехать Гарри.
2. POV Эйлин к 44 главе:
Я слушаю тяжелые шаги отца, расхаживающего по дому. Скоро начнет смеркаться, и я зажгу свечи. Ах, папа, папа! Ты тоже не находишь себе места. Тебе тоже его не хватает: он так неожиданно и прочно стал частью нашей с тобой жизни на двоих. Я знаю, что ты вспоминаешь сейчас его упрямство, с которым он цепляется за сделанные однажды выводы, его жизнелюбие, которое не спрятать, как не скрыть в ладонях огонь, свет которого все равно будет виден, его ранимость, заставляющую его как ежа топорщить иглы при малейшем намеке на угрозу, его одиночество, которое он не сможет разделить ни с кем, кроме того, одного человека, которому он отдал свое сердце, не признавшись в том ни себе, ни ему, и которого нет с ним рядом. Он никогда не говорил об этом, но мы же с тобой так давно живем на свете, а его так легко читать. Мы оба знали, что настанет день, когда он больше не придет. Ты сказал мне об этом еще после первого его прихода в этот дом: ты умеешь видеть такие вещи. Ты еще удивлялся, сколько времени он продержался, как будто магия его сопротивлялась до последнего, пытаясь достучаться до его сердца, которое он запер на замок, выбросив ключ где-то на пути к упорным попыткам обрести себя снова.
Все это время мы держались молчаливого соглашения не пытаться угадать, кем был Юэн в своей прошлой жизни, там в Англии. Мне до сих пор больно вспоминать былое, а этот юноша… Почему мне кажется, что ты так легко впустил его в нашу жизнь просто потому, что увидел в нем то, что искал и не находил в Северусе, его противоположность. Но я не скажу тебе, что ты ошибся. Они с моим сыном и твоим внуком удивительно похожи, хоть ты и будешь злиться и доказывать обратное, если я только заикнусь я об этом. А я не хочу, чтобы ты волновался.
Я слышу, как ты проходишь в прихожую, возишься там, одеваясь. Хлопает входная дверь. Я знаю, куда ты пошел. Я пойду за тобой, скрыв себя под пологом заклинания, чтобы увидеть, как ты, тяжело ступая, подходишь к Арке и долго стоишь там, не сводя глаз с нахохлившегося как воробей и непрерывно курящего мальчишки, который не увидит тебя, пока ты не выйдешь к нему в тот мир, который он объявил своим, который он упорно пытается таковым сделать, и который отныне стал его единственно возможной реальностью. Но ты не выйдешь. Ты будешь долго стоять под Аркой и смотреть на Юэна, не принадлежащего более нашему миру, но не сделаешь даже шага навстречу. Я знаю почему. Ты всю жизнь пытался перекраивать близких тебе людей и их судьбы согласно своим представлениям о правильном и неправильном. Ты не позволял ни мне, ни Северусу идти своей дорогой. Северус ушел, не приняв твоей власти, а мне, мне некуда было идти, я осталась с тобой, чтобы сейчас смотреть, как ты не позволяешь себе вмешаться, как, ломая себя, позволяешь Юэну принять случившееся и пойти дальше по выбранному им пути. Вот только, когда он встает со скамейки и уходит, ты идешь за ним следом, чтобы узнать, где он живет, чтобы незримой тенью остаться в его жизни. Не дать ему исчезнуть из своей. Ведь жизнь длинная, а мир велик.
3. «О, Боги!»:
Над Адриатикой царила бархатная южная ночь. Большой вишневый автомобиль, тихо урча мощным мотором, медленно ехал по улицам старого города. От одного из домов в соседнем переулке так же тихо, чтобы не потревожить спящих жителей, отъехал желтый мопед.
— Нет, это уже безобразие! Вот сколько можно испытывать мое терпение? — Женщина раздраженно отвернулась от окна.
— Дорогая, я не думаю, что они в курсе, что, во-первых, ты этим терпением обладаешь, а во-вторых, что именно его они испытывают. При всех их достоинствах и недостатках, ни тот, ни другой не спешат поскорее закончить свой земной путь, вызвав твой гнев. Насколько я успел изучить эти два образчика Homo Magicus — они могут вот так кружить вокруг друг друга еще о-о-очень долго, — протянул молодой человек, развалившийся в большом кресле возле камина. — Но если хочешь, могу позвать папу, и он отвесит им большого волшебного пинка в направлении друг друга.
— Вот только твоего отца с его громом и молниями тут не хватало! Искры у них уже летели, спасибо, насмотрелась и хватит! Кроме того, они оба — МОИ подопечные, и вне его юрисдикции.
— Ошибаешься, милая! Старшего, впрочем, и правда можешь оставить себе, а вот младший — уже больше года под папенькиным присмотром, с тех пор как едва не загнулся во время своего беспрецедентного марш-броска по нашим фьордам. К тому же, матушка сентиментально уверяет, что он напоминает ей меня в юности…
— Кому ты льстишь: себе или ему?
— Ему, конечно. Ты же знаешь, что я совершенство!
— Разве что совершеннейший Нарцисс!
— Можно просто Локи, дорогая! Я привык к этому имени.
— Отлично, Простолоки! И что прикажешь мне теперь с ними делать? Ну вот куда он разогнался, балбес бессмертный?
— У вас на Альбионе все такие экспрессивные! Что у тебя там происходит? — Молодой человек выскользнул из кресла и подошел к окну. — А если попробовать вот так?
Легкий летний ветерок скользнул в приоткрытое окно машины, и неслышно проник в мысли мужчины, не сводившего глаз с неосвещенного окна под самой крышей. «Сегодня ты все равно опоздал, поезжай домой, ты не готов еще к этой встрече, а ему нужно отдохнуть, у него был трудный день…» — шептал ветерок. Мужчина вздохнул и повернул ключ в замке зажигания. «Майбах» развернулся и медленно направился в направлении прибрежного шоссе.
— Ну и чего ты этим добился? Лучше бы он дождался его возвращения. А теперь они точно сегодня не встретятся…
— Ты так думаешь? Сейчас мы эту проблему решим…
— Каким образом?
— Ты же умница, неужели не поняла еще? Смотри, он уже почти его догнал…
— Да, но он просто не успеет узнать его в шлеме и со спины.
— Конечно нет, но сейчас мы с сыграем с этими твоими упрямцами в одну игру. Орел или решка? — Локи подбросил в воздух невесть откуда взявшийся камешек, и тот послушно лег под переднее колесо желтой «Веспы».
— Не-е-ет! Что ты делаешь? И вообще, это мои герои, прекращай лезть в мою сказку! Ну вот, он опять едва не погиб! Почему тебе всегда все нужно ломать, как злому ребенку?
— Зато они, наконец-то, встретились! И не тебе пенять мне на жестокость, дорогая! Подумай, через что ТЫ заставила их пройти. А это всего лишь падение с мопеда. Ты же волшебница, Моргана! В твоих силах сделать так, чтобы все обошлось. Тем более, это — твоя сказка, как ты правильно заметила. И потом, я вообще-то соскучился, но такими темпами мог сегодня опять не дождаться твоего внимания. Так этот эпизод их истории будет коротким, но емким. И, помнишь, еще ты обещала рассказать мне, почему у тебя такой литературный псевдоним?
В окне по-прежнему царила южная ночь, свет фар разрезал темноту, история плавно вырулила на финишную прямую, наполненную теплом, нежностью, заботой, прикосновениями, сплетением рук двоих, предназначенных друг другу самой Судьбой.
Тонкие пальцы порхали над клавишами, сплетая Нити Судьбы, творя Музыку Отношений. Наконец, все замерло, точка была поставлена. А на экранах тысяч компьютеров на Земле загорелось сообщение: «В фанфике «Летучий Корабль» автора rain_dog, на который Вы подписаны, появилась новая глава. Пройдите по ссылке». На календаре было 5 июня 2013 года.
Пародия на «Небо бороздили подводные лодки»
Автор: rosstag
О КОЛБАСЕ, ИРИСКАХ, ЛЕТАЮЩИХ ЛОДКАХ И ВЗЯТЫХ КРЕПОСТЯХ.
Варнинг ван: это пародия ни в коем случае не на ЛК, это попытка написать пародию на пародию.
Варнинг ту: язык не русский, а русскоязычный). Ошибки, показываемые вордом, допущены намеренно. Остальные — на моей совести.
Варнинг… ну ладно, 3: слеш.
Варнинг фор: Г.Поттер — клептоман. Почти.
Варнинг файв: Стеб. Наверно.
Извинения: 1) прости, великий и могучий, я тебя ИСПОЛЬЗОВАЛА!
Приходится добавлять. 2) Всем сериям «Ну, погоди!» за плагиат. Хотя там, за сроками давности, право собственности уже закончилось)))
3) Заодно и И.С.Тургеневу.
Саммари: а все в заголовке.
Бета: MS WORD. Абсолютно не оригинально.
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
она же последняя (уже не последняя), в которой все и происходит (уже не все))).
Здесь летают на фигне.
Можно полетать и мне?
На этот раз ГЕРОЯ ВСЕЯ МАГИЧЕСКАЯ БРИТАНИИ доставили в Азкабан позже обычного. Как раз в разгар вдохновенной речи КОМЕНДАНТА на планёрке, между частью вздрючивания надзирателей и запугивания дементоров.
Разом взбледнувший КОМЕНДАНТ осел в кресло, а затем и сполз с него. По рядам надзирателей прошло легкое шевеление, дементоры, наоборот, замерли.
Старший из авроров, приведших ГЕРОЯ, облегченно вздохнув, выдал:
— Вот. Забирайте.
— Мммистер Поттер, как же так? Вы же обещали? — проблеял чуть пришедший в себя КОМЕНДАНТ и выполз из-под стола.
Поттер вздохнул. Как? Ну поймал, поймал его БДИТЕЛЬНЫЙ АВРОР Шелкболт. А может и не поймал бы сегодня, если бы Дадли Дурсль, глава фирмы «Все для магов», привезенный в Аврорат для дачи показаний о подделке документов, не заорал:
— О, а чего это Поттер сегодня цилиндр напялил?
И БДИТЕЛЬНЫЙ АВРОР Шелкболт, конечно же, сразу заподозрил: "что-то не так".
Да уж. ГЕРОЙ в котелке, фраке, с измазанным в муке носом и честными глазами выглядел донельзя подозрительно.
Под фалдами фрака оказалось два батона колбасы, под жабо на груди обнаружилось ожерелье из сосисок, в цилиндре прятался заботливо упакованный кулек с сахарными крендельками, батон свежего хлеба, коробка чая, банка черной икры, еще одна банка элитной русской икры (кабачковой). И на самом дне кулек ирисок с нарисованными на упаковке пиратами, кораблями и серьгами с зелеными, желтыми, розовыми камнями. От остального Поттер мог бы и отвертеться: ну там, купил, нашел, подарили, но от ирисок отвертеться было нельзя. Это были особые магические конфеты и выдавались аврорам без кульков, только в столовой, только во время ужина и по две штуки на брата. Кого, кроме официанта, можно было заподозрить в краже, не считая уж нестандартного способа транспортировки пищи?
— Поттер, опять? В Азкабан! — скомандовал БДИТЕЛЬНЫЙ АВРОР Шелкболт.
Подозреваемый Дадли Дурсль, тем временем, тихонько улизнул из Аврората.
Воспоминания ГЕРОЯ прервал КОМЕНДАНТ, угодливо отодвинувший стул и поставивший на стол чашку кофе.
— Может быть, сегодня вам подойдет моя спальня? — с угодливым поклоном предложил КОМЕНДАНТ ГЕРОЮ.
ГЕРОЙ вскинулся:
— Нет! Отведите меня в САМУЮ ВЫСОКУЮ БАШНЮ! В камеру, где сидел мой САМЫЙ ДОРОГОЙ ПОЖИРАТЕЛЬ!
— Но,— удивился КОМЕНДАНТ,— лорд Довилль никогда у нас не сидел!
— Я сказал: САМЫЙ ДОРОГОЙ! А Северус мой САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ ПОЖИРАТЕЛЬ!
И добавил потихоньку про себя: а это ведь все для него, чтобы он пожрал повкуснее.
Тем временем ШТАТНЫЙ ДЕМЕНТОР САМОЙ ВЫСОКОЙ БАШНИ попытался прикинуться белым облачком и выпорхнуть в окно, но был вовремя ухвачен за капюшон ШТАТНЫМ НАДЗИРАТЕЛЕМ вышеупомянутой башни, прошипевшим ему на ухо (или что там у дементоров?):
— Куда, сволочь? Не буду я на этот раз отдуваться один!
Отчего-то повеселевший КОМЕНДАНТ распорядился проводить ГЕРОЯ в бывшую камеру Энтони Нотта, нынешнего ГЛАВЫ АВРОРАТА, занимавшего теперь комнаты покомфортабельнее. В Аврорате.
Звук, сопровождавший удалявшегося ГЕРОЯ, был похож на нечто среднее между воем и стоном.
КОМЕНДАНТ улыбнулся:
— Успокойтесь, коллеги! Я купил вчера ЛЕТУЧУЮ ПОДВОДНУЮ ЛОДКУ! Вместятся все! Ну, быстро! Дементоры на весла, надзиратели на паруса, заключенных в трюм! Не оставлять же. Всех, кроме ГЕРОЯ! Этот пусть здесь посидит.
КОМЕНДАНТ покрылся холодным потом от воспоминания, что сделал лорд Довилль с надзирателем (дементору тогда все же удалось прикинуться облачком) и с ним самим, когда обнаружил Поттера в камере САМОЙ ВЫСОКОЙ БАШНИ. И что обещал сделать со всеми обитателями замка в следующий раз, если обнаружит там своего ГЕРОЯ. И кому, и что, и куда засунет. Нет уж. Полетаем недельку. Пусть они тут сами разбираются со своими ролевыми играми.
Подержанная ПОДВОДНАЯ ЛОДКА обиженно скрипела, принимая в себя все население Азкабана. КОМЕНДАНТ проверил трюмы и узников. Не сбегут? И обругал себя: вот же дурная профессиональная привычка. Да куда они денутся с подводной лодки?
ГЛАВА ВТОРАЯ, КОРОТКАЯ…
Ну вот, а хотела одну маленькую. Начинаешь писать одно, получается другое. Графоманство проклятое замучило)))
Лорд Довилль находился в своем роскошном фамильном имении во Франции. Именно находился: не сидел, не курил, не любовался коллекциями, в общем, не занимался ничем из того, что можно определить действием. Он находился в имении и злился на Поттера. Этот идиот опять сбежал на свою работу в столовой аврората. Медом ему намазано в каждой забегаловке, что-ли? Сначала таверна на острове. Потом ресторан в Дубровнике. Потом были кафе в Лондоне, чайная на косой аллее, забегаловка в Лютном, клоповник в маггловской части Дувра и тошниловка здесь, во Франции. Теперь столовая аврората. Повышение, можно сказать.
Пискнул компьютер. Лорд подошел и открыл пришедшее письмо. Фирма Дадли Дурсля!
«Дорогой сэр, сообщаю Вам, что в настоящий момент Ваши документы готовы. Вы можете забрать их лично, либо они будут высланы на указанный Вами адрес. Искренне Ваш, Д.Дурсль.»
Теперь можно было уйти в мир магглов… только как же Поттер? Пропадет ведь. И повадился продукты таскать с работы! Боится, что его любимый с голоду умрет. Вот ведь имбецилл.
Снова пискнул компьютер. Лорд открыл сообщение: «Уважаемый сэр, прошу прощения за беспокойство, но Поттер снова угодил в эту вашу тюрьму. С уважением, Д.Дурсль».
Лицо лорда Довилля потемнело, в глазах засверкал гнев. Выхватив палочку, он рявкнул:
— Пиратский остров!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Точно последняя!
Лорд Довилль штурмовал Азкабан. Его грозная фигура возвышалась на мостике Летучего Корабля. Волосы его развевались на ветру. Лоб был нахмурен. Крылья внушительного носа трепетали. Это был пятнадцатый штурм замка за месяц. Именно столько раз ГЕРОЙ ВСЕЯ МАГИЧЕСКАЯ БРИТАНИИ утаскивал из столовой Аврората колбасу, сосиски, крендельки и прочие совершенно необходимые в хозяйстве имения довиллей продукты. Или столько раз его поймали. Олигофрен.
Радость пирата за своего хозяйственного мальчика — надо же, все в дом — несколько подувяла уже после третьего штурма. Но никакая разъяснительная работа с ГЕРОЕМ, даже с помощью специально составленной для этих целей калькуляции расходов, доказывавшей, что оплата жалования команде и амортизационные издержки износа Корабля перекрывают возможные доходы от колбасы, не помогала. ГЕРОЮ было скучно. ГЕРОЮ хотелось подвигов. В столовой Аврората приключений искал. Кретин.
Команда, набранная пиратом по всему миру из самого сбродного сброда, когда-либо пившего ром в тавернах ненаходимых островов, ворчала потихоньку. Сегодня был их законный, прописанный в контракте, выходной. Впрочем, лорд Довилль обещал оплатить сверхурочные, так что ворчали не очень (от меня: кто о чем, а трудовик о сверхурочных…), да и грозный вид предводителя не располагал к бунту. И все равно не очень хотелось в который раз рисковать жизнью, да еще затрачивая время, которое можно было бы весело пропить. Но работа… куда от нее денешься!
Впрочем, штурмовать ничего не пришлось. Замок был темен, мертв. Не было видно даже самого захудалого дементора, самого забытого узника.
-Поттер!— лорд Довилль ворвался в тюрьму сам и отправил команду на поиски, холодея от мысли, что и Гарри здесь тоже нет. Сам он побежал в наиболее вероятное место нахождения ГЕРОЯ. В САМУЮ ВЫСОКУЮ БАШНЮ.
Все камеры во всем замке были открыты. Лорд ворвался в бывшую камеру ГЛАВЫ АВРОРАТА и замер. Поттера не было. Украли. Его мальчика похитили. Пират тяжело опустился на тонкие доски, лежащие на чурбаках, — то, что в этой тюрьме заменяло кровать. Под досками что-то пискнуло.
Наклонившийся лорд разглядел мерцание глаз. Вот же болван, мальчишка! Чуть до сердечного приступа не довел! Опять!
— Вылезай оттуда немедленно, монстр! Вылезай, чудовище!
— Не вылезу. Ты сердишься на меня.
- Да не сержусь я уже. Вылезай, домой поедем, и никакой больше работы в общепите!
— Да ладно тебе.
— Поттер. Никаких больше ресторанов. Забегаловок. Закусочных. Пельменных. Столовых. Пивных. Никогда. Это ясно? Иначе у магглов меня искать будешь.
— Не надо у магглов!
— Домой!
Собрать команду и отправить КОРАБЛЬ на пиратский остров, а самим аппарировать в имение было делом недолгим.
— Сев, а ведь пару магических ирисок у меня так и не нашли. Давай по одной, а?
— Ах, ты ж…
Магические ириски ценились за одно свое свойство: они могли в течение нескольких часов исполнять желание. Правда, только одно. Но многократно.
Вот тут уже лорду Довиллю пришлось доказывать и то, что не сердится, и то, что любит, и то, что иметь его дома под боком лучше, чем искать у магглов; и то, что домашнее питание несравненно полезнее общественного. Так что лучше питаться дома. Всем. А если питаться дома, не нужны никакие официанты. Многократно доказав это всеми способами, описанными в магической Камасутре, а так же еще двенадцатью, изобретенными в ходе их содержательной дискуссии, удовлетворенные любовники уснули.
Утром бывший пират проснулся поздно. Пошарил рукой по кровати, не открывая глаз. Поттера не было. Ну, паразит! Если опять…
На столе обнаружилась записка: «Не сердись, Сев, но работу прогуливать нельзя, там уже знают, что ты меня освободил, прогул поставят, если не приду. Не буду я больше провоцировать Кингсли, не буду! И Азкабан надоел уже, если честно, надо что-то другое придумать. Откуда ты меня еще не освобождал? И колбасу больше воровать не буду! Ну, разве что пару ирисок…».
Вскочив и едва накинув халат, бывший профессор ринулся к камину, бросил в него щепотку порошка.
— Пиратский остров! Готовьте Корабль!
— Столовая Аврората! Ну, Поттер, погоди!
(Ну вот как-то так. Все.)
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:16 | Сообщение # 102 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Приложение 2: Стихи читателей ЛК
Едва ли не самое удивительное во всей истории Корабля было появление стихов, написанных самими читателями. огромнейшее всем спасибо! это был один из лучших подарков!
Я соотносила их с главами, так, как они и появлялись в комментариях, поэтому в приложении будут чередоваться работы разных авторов
tesey
К главам "Катастрофа" и "Взрослые игры"
* * *
Мир меняется на глазах.
Мир меняется. Мы взрослеем,
Становясь циничней и злее,
Узнавая, что значит — страх.
Как на «чертовом колесе»,
Мы взмываем навстречу звездам,
А потом понимаем: поздно –
И пытаемся жить как все.
По привычке бежим по прямой,
Но уже понимаем: по кругу…
И никто не протянет руку
И от бед не закроет собой.
И последняя благодать
Заплутавшего где-то детства:
У чужого огня согреться –
И не знать Ничего не знать.
Но однажды, напившись в дым
Иль наслушавшись чьих-то басен,
Вновь поверить, что мир — прекрасен,
И увидеть его — таким.
И бессонницей встретив рассвет,
Вдруг подумать: «Пора в дорогу!»
Мир меняется, слава Богу!
Неизменного в мире нет.
kazyafka13
к главе "Взрослые игры"
* * *
Что от меня осталось?
Малость…
В пыльную серую крошку
Лето мое ломалось.
Разум разбит на части
Листьев осенних градом.
Страх надо мной не властен -
Горечь шагает рядом.
Желтых осколков морось
Грузом на плечи ложится.
Хватит смотреться в осень!
Полно грустить о птицах!
Глупо мечтать о счастье
В теплых ладонях лета.
О рыжекудрой страсти -
Хрупких лучах огнецвета.
С прошлым прощаюсь быстро,
Сердце на миг лишь сжалось,
Да и потухла искра…
Что-то во мне сломалось…
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:30 | Сообщение # 103 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| tesey
К главе "Гарри Поттер — узник Азкабана"
БАЛЛАДА О БЫВШИХ ГЕРОЯХ
(Читая Киплинга)
Победа… Тебе рукоплещет страна,
Министры цепляют на грудь ордена.
А Вера — одна, и Надежда — одна,
И вечность любви — на двоих.
И только раз в год ты отчаянно пьян,
Дрожащие руки не держат стакан,
Такой вот поганый душевный изъян
Среди славословий чужих.
А бывшим героям не надо наград:
У них есть свой персональный ад
И право смотреть без стыда назад
И без надежды — вперед.
Победа — занятная штука, сынок:
Тебе, словно вещи, отмерен срок,
А ты, как дурак, умереть не смог…
Но, знаешь, это пройдет!
Тебя ковали, как меч — на бой,
Ты шел на смерть — как баран на убой -
И все-таки выжил, оставшись собой…
Кому ты нужен теперь?
Ведь мир изменился, такие дела!
Прекрасны на блюдах перепела…
Так жри и пей — и не помни зла!
(И счет позабудь потерь).
Но вдруг с головой накрывает вновь:
Та боль и ярость, та страсть и кровь,
И, знаешь, не та, что в белом — Любовь,
А та, что клинком — в груди.
Такая вот дрянь — поствоенный синдром:
Никто не думал, что будет потом,
Когда мир не рухнул, хоть грянул гром…
И что нас ждет впереди?
А бывших героев не ждет ни черта! –
Ты можешь доказывать с пеной у рта,
Что Вера — не та и Надежда — не та, -
И даже не та Любовь…
Но, как ни кричи — не услышит никто,
Ведь память людская — почти решето,
А мрамор мемориалов — не то,
Что плоть живая и кровь.
А сплетников рой и газетчиков вой,
Как плащ королевский летит за тобой,
Ведь лучший герой — это мертвый герой.
(Он ближних не достает).
И вот, подводя неизбежный итог,
Однажды ты просто шагнешь за порог
И вспомнишь: свобода — совсем не порок.
А значит — полный вперед!
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:33 | Сообщение # 104 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Severa Nox
«За прекрасных дам»
* * *
Мне бы водки стакан
В глотку!
Да миндальный циан
В водку!
Мне бы в вену иглу
С зельем!
На чужом на пиру
Похмелье…
Мне бы взмыть к облакам
Самым,
А обратно пускай -
Камнем!
Вспыхнуть в небе звездой
Чёрной,
Хлынуть наземь водой
Хлорной,
Скорпионом уйти
В почву,
Беленой прорасти
Ночью!
Белена изойдёт
Ядом.
И весна расцветёт
Смрадом!
Будут грифы глотать
Падаль,
А объедки глодать
Надо ль?
Научитесь рожать
Змеев!
Кто не смеет рычать —
Блеет.
Кто не в силах отнять -
Ищет.
Кто не может сожрать -
Пища.
Задохнуться бы мне
Хмелем!
Обернуться во сне
Зверем!
Разорвать, задушить
Разум!
Всё понять, всё прожить
Сразу!
Ощутить всё своим
Нюхом -
Не умом, а одним
Духом.
Разлетится бокал
Звоном!
Разразится шакал
Стоном!
Дунет ветер в висок
Пеклом!
Взмоет к небу песок
Пеплом!
Прогремит по земле
Топот…
Колыбель… Гроб… И снег.
Шёпот…
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:37 | Сообщение # 105 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| kazyafka13
«Прыжок ягуара»
* * *
Если хочешь — убей. Право, лучше убей!
Хватит с нас злобных взглядов, бессмысленных слов,
Глупых споров, проклятий, подсчетов грехов.
Пожалей — и меня, и себя пожалей.
Ну же! Что тебе стоит? Столкни в океан,
Сделай выстрел один или вздерни на рее.
Или, если угодно, сверните мне шею!
Выбирайте, не скромничайте, Капитан!
Лань? Какая наивность! Какой поворот!!!
Ягуар, затаившийся в тени деревьев…
Раскроили мне душу, довели до предела.
Я уже на краю, мой сиятельный Лорд…
Ваши детские игры уже не смешны:
Вы зашли далеко — дальше некуда! Впрочем,
Лишь крапленые карты, и крыть-то мне нечем —
Все пути к отступлению сожжены.
Вы уже не змея, я — на льва не похож:
Вы мне срезали когти и гриву обрили,
И клочки моей гордости похоронили
Под веселые крики и пьяный галдеж.
Что вам нужно?! Чего вы хотите опять?
Я готов молчаливо сносить все придирки,
Словно зверь — хорошо дрессированный — в цирке:
По команде и голос, и лапу давать.
Только вам, Лорд, спокойнее значит — скучней,
И никак вы не можете определиться.
Что мне сделать — ударить? или уклониться?
Я готов! Если можно — без долгих речей!
Может, лучше сейчас?.. Я растерян, ты — пьян.
Лично я предпочел бы хлыстам одну пулю!
Хочешь — даже на рею добровольно взойду я?..
…Хватит игр! Уж лучше убей, Капитан!
kazyafka13
«Прыжок ягуара»
* * *
Зашкалили счетчики. Стрелка упрямо на красном.
Понимается дым от пылающих жаром углей.
«Не сорваться, не вызвериться, не взорваться!» —
Как молитву твержу ежечасно себе.
Бесконечная пытка. Две чаши — «нельзя» против «можно».
Мои бесы в душе разжигают, ликуя, костер.
«Не сорваться!» Молитвы, увы, ненадежны!
И, себя проклиная, в надежду стреляю. В упор.
Я смеюсь над собой. Как я глуп! Как смешон! Я противен
Сам себе. (Пламя выше, опаснее, злей)
«Не сорваться»… Но Дьявол лишь громко хохочет
Над молитвой по-детски наивной моей.
Я качусь по наклонной, цепляясь за острые камни,
Прямо в бездну, где бесы мне гимны поют,
Воспевая меня за мою неуместную слабость,
Вожделенье, влеченье и жажду мою.
Этот Адский пожар, клокоча, до святыни добрался:
Объят разум огнем, воет сердце, сгорая дотла…
Я не смог. Я поддался. Сломался. Сорвался.
Пепелище внутри… Пустота…
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:38 | Сообщение # 106 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Severa Nox
«Ловушка для героев»
* * *
Мой верный жест! Слуга безмолвный сцены!
В молчании ликуя и скорбя,
Скажи, мой друг, скажи, какую цену
Платить сегодня нужно за тебя?
Крик тишины. И красноречие безмолвья.
Рожденье чувств — и тонких и простых…
Жест! Антипод пустого блудословья —
Наследье наших пращуров немых.
С тобою я не одинок пред Богом,
С тобой слова и ёмки и легки…
Молчат глаза и губы, но о многом
Расскажет лишь движение руки…
Кто правду смело выскажет тирану
И выдержит его ответный взгляд,
Кто, покоряя города и страны,
Сожжет мосты, чтоб не уйти назад,
Тот, кто всю жизнь служа своей любимой,
На смертном одре слово мог держать
И ей со страстью лишь за взгляд единый
Последнее дыхание отдать,
Тот, кто от искушения любого
сумеет встать, уйти и не взглянуть,
Тот, кто, сумев понять мечту другого,
Не поскупится жизнь в неё вдохнуть,
Кто, презирая дряблое дряхленье,
Последний пишет стих во цвете лет,
Кто, не стерпя секунды униженья,
Оплатит жизнью дерзостный ответ,
Кто умирать придёт из дальних мест
Под отчий кров, пройдя огни и воды,
Тот делает красивый, сильный жест
И обновляет таинство природы!
И я б построил золотую раку
И памятник поставил до небес
Петронию и Сирано де Бержераку -
Тем, кто умел и мог платить за жест!
Мой молчаливый друг, красивый жест!
Движенье мужества, и жертвы, и протеста…
И коль на крест меня пошлют — пусть будет крест!
Я и на крест смогу взойти красивым жестом!
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:38 | Сообщение # 107 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
|
Severa Nox — читательницам Корабля на 8 марта.
Ждали главу «Ночь перед казнью»
* * *
Не плюй в лицо мне словом "дорогой"!
Тебя не назову я: "Дорогая!.."
Не может быть душа твоя живая
Облеплена наклейкой золотой!
Я на эпитет соглашусь любой
И безразлична будет лесть любая,
Но только ты меня, моя родная,
Не оскорбляй прилавочной ценой!
Не проданы, не куплены, не взяты,
Не будут никому принадлежать,
Но каждому близки, доступны, святы
Земля и Солнце, Мир, Отец и Мать…
Есть много слов — и добрых и понятных,
Чтобы свои к ним чувства выражать!
Max Li
Глава "Ночь перед казнью"
Диалог со Смертью.
-Что у тебя к нему?
-Площади и костры.
-Корка кровавых губ
-И в никуда мосты.
-Что у него к тебе?
-Тонкий стальной стилет.
-Плащ за спиной крылом
-И череда побед.
-Сколько тебе к нему?
-Сотню веков в горсти.
-Пыль миллионов лет
-Прячет мое прости.
-Сколько ему к тебе?
-Пара шагов с небес.
-Жесты длинною в жизнь
-И на Голгофе крест.
-Что у тебя к нему?
-Долгий вороний грай.
-В омут шальной башкой
-По острию за край.
-Что у него к тебе?
-Бездна за рукавом.
-Горсть ледяных вчера
-И королевский трон.
-Ну и чего ты ждешь?
-Тихого зова гром,
-Тьмы ледяную гладь,
-Чтобы по ней бегом.
-Ну а чего ждет он?
-Он не умеет ждать.
-Видишь, прислал Тебя
-Чтобы меня забрать…
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:39 | Сообщение # 108 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Sobik
Глава «Кровь и песок»
* * *
Калейдоскоп — мозаика цветов,
Где путаются мысли и понятья,
Где в ощущеньях ты блуждать готов,
По паутине перекрестья взглядов
Нас двое: я и враг мой предо мной,
И вновь продлится противостоянье,
Наполнив мысли гулкой пустотой,
Тела отдав плетям на растерзанье
Здесь некогда за временем следить,
Ритм схватки перебьет понятье "время",
Но я не отступлю, чтоб уступить,
Тебе, мой враг, песчаную арену.
Песок — бесплоден, в нем цветам не цвесть,
Сколь мы его ни орошаем кровью,
Так хочешь утолить свою ты месть?
Жизнь мне не станет от того дороже.
tesey
Глава "Кровь и песок"
КРОВЬ И ПЕСОК
Здесь, на песке арены,
Время течет иначе:
Слышно, как ветер вздыхает,
Слышно, как чайки плачут.
Только в груди тихо,
Словно за миг до взлета
В небо. «Молчи, сердце» ,-
Словно шепнул кто-то.
Что же меня держит
В этом прОклятом мире?.. –
Белый песок арены.
Глаза распахнуты шире.
Схватка. Почти танец.
Так, по своим законам.
Время рванет по ребрам,
Взорвется гитарным стоном.
Скрип песка под ногою,
Пенье бичей над телами…
Девушка в ярко-алом
Неслышно танцует с нами.
Пламя взметнется в небо,
Стиснет в объятьи страстном…
Алая кровь на белом –
Это почти прекрасно.
Станет полет — паденьем,
Станет конец — началом…
Смерть — это просто имя
Девушки в ярко-алом.
Ненависть — и свобода…
Боль — это так мгновенно.
Рвется сердце из тела
На белом песке арены.
Сталью звенят струны
Нервов. Душа — в клочья.
Белый слепой полдень
Вдруг обернулся ночью…
Мир — это ты. Знаешь?
Каждый удар — милость…
Под опрокинутым небом
Смерть надо мной склонилась.
Третий — всегда лишний,
Но не сейчас, с нами…
Девушка в ярко-алом
Смотрит твоими глазами.
Max Li: А я всё подбираю свои рифмы под главы ЛК. Вот, мне видится, к главе " Кровь и песок" . Гарри лежа на помосте.
На сломанной параллели.
На кромке чужой земли.
Меня тобою — задели.
Тебя мною — обнесли.
Как глину в горсти месили.
Топя мои корабли.
Тебя мною — наградили.
Меня тобой — обрекли
Не ведая слез печали.
Играли мной как могли.
Тебя во мне — изваяли.
Меня из тебя — извлекли.
Терновым венком помечали.
Дорогу мою в пыли.
Меня с тобой — повенчали.
Тебя со мной — развели.
Так искренне обнимали.
И розгой молвы секли.
Меня тобой — запятнали.
Тебя мною — вознесли.
Как волка в силки загнали.
На мелочи отвлекли.
Меня тобой — повязали.
Тебя мною — сберегли.
А знаешь, ведь, обещали.
Вам спас на моей крови.
Меня тобою — распяли.
Тебя мною — развлекли.
— Ну что? Нашли что искали?
— Не нужно, не говори.
Меня с перекрестья сняли.
И бросили горсть земли.
(7мая 2010)
kazyafka13
Глава "Кровь и Песок"
Там, где море напевом стирает ночей тишину,
Там, где утром последним рассвет подожжет небеса,
Там, где солнце так подло и яростно слепит глаза,
Я сегодня шагну на песок и, наверно, умру.
Там, где в пальмах запутался ветер, куда-то спеша,
Там, где водная гладь отзывается блеском на крик,
Там, где будет за мной осторожно шпионить бушприт,
Я сегодня в азарте забуду на миг, как дышать.
И никто не посмеет щадить, глядя прямо в глаза.
Кровь украсит песок, превратившись на миг в акварель.
У лихих капитанов корабль не садится на мель -
Капитаны с улыбкою хищной идут до конца.
Я не стану жалеть свою плоть, я врага не боюсь,
И — свидетели солнце и ветер, и белый горячий песок! -
Я не дамся так просто! И пусть враг хитер и жесток -
Буду стократ безумней и злее, но не покорюсь!
Я не слышу ни криков, ни стонов — лишь голос врага.
Он не даст победить мне и вряд ли пропустит удар -
Там, где волны ложатся покорно на берега,
Я сегодня без страха шагну на песчаный алтарь.
Lesteranno
Глава "Кровь и песок"
* * *
Ответ у моря обречен я ждать,
с пустой надеждой проверяя почту;
мы так живем другим под стать.
Едва ли мы поставим точку -
страшнее не придумали судьбы.
Боимся этой участи печальной,
как корабли невидимой черты
экватора. Когда дневальный
на мачте оглушительно кричит,
матросы спешно сушат весла,
но нами этот крик забыт:
наш дом — земля, вернее — остров,
увы, необитаемый, как порт
в часы отлива. И на этом
клочке земли, затерянном средь вод,
мы пишем… словно под запретом
слова, преобразованные в звук,
остались навсегда. Услышать
надеюсь голос твой… Порочный круг
не в силах разорвать, все тише
шумит прибой. И вот, лицом
к лицу продолжим диалог безмолвный…
Не нарушая тишину, с письмом
бутылку вновь кидаю в волны.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:39 | Сообщение # 109 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
|
Severa Nox
Глава «Парни не плачут»
* * *
Свобода всякая — есть всё же принужденье,
Любая правда — всё-таки обман, -
И в жизни только это убежденье
Реальнее, чем боль горящих ран.
Не утверждай, что жизнью выбор дан,
Что разрешить возможно все сомненья -
Ты всё равно потерпишь пораженье,
Разбив с последней истиной стакан.
Путь размышлений бесполезно-труден…
Не стоит мысль, как курицу, гонять…
Лишь пожелай: Создатель не осудит
Желания желанного желать…
А мир в руках твоих таким и будет,
Каким его ты будешь представлять.
Severa Nox
«Парни не плачут»
* * *
Ты предо мной — чуть дышишь от испуга…
Как жаль, что нам обоим суждено,
И думая и чувствуя одно,
Непониманьем отделяться друг от друга.
Сомнение не мной порождено…
Не излечить мне своего недуга,
Не вывести из суетного круга,
Где злобой выковано каждое звено!
И я стою, сомненьем пожираем,
Перешагнуть того не смея края,
Где тень моя твой покрывает свет…
Ты скован, нем, душа твоя закрыта…
Так будь же проклят ты! И колдуна ответ
Да будет твёрже этих глыб гранита!
tesey
К главе "Парни не плачут" и чуть дальше.
* * *
Море смешав и сушу,
Страсть — пеленой горячей.
Я бы выплакал душу,
Но, знаешь, парни не плачут.
Глупо искать предела
Боли — и меру грусти.
Я бы взлетел из тела,
Но ты меня не отпустишь.
Пропасть — вот все, что надо.
Бьется о прутья птица…
Знаешь, порою «падать»
Почти что синоним «сбыться».
Так расстаются с домом,
Бывшим родным когда-то.
Я бы решил по-другому,
Но, видимо, это расплата.
Так расстаются с ложью,
Звавшейся «правдой» вначале.
…Воздух, объятый дрожью,
И два крыла — за плечами.
Asheria
Глава «Парни не плачут»
* * *
I've seen his eyes so many times
I used to watch his hate
I didn't know he always lies
When he's afraid of fate
And I believed for such long time
He loved her deep to death
And then he got to me and laugh
The memories were faked
Let's think of me six years ago
I thought I was all fine
But only now I better know
Those years I was just blind
I had a life, a home, a job
I lost that all at once
And I was took away from bonds
By this who laughs and lies
Being saved for slaves
Enough to feel the shame
But lost to him and be his serf -
I had just him to blame
I tried to fight, it was so hard
He won this battle field
I'll never show I'm hauling flag
I knew I'll find the lead
I'll find the path to rule my ship
Of future life and fate
I'm just afraid of him 'no hate'
Of me 'in love' afraid.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:42 | Сообщение # 110 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| kazyafka13
Главы 27-30 (Остров Кес)
Западня для охотника (SS)
У тебя мое небо, у меня твое тело.
Наши судьбы сплелись и запутались сны,
И мы вместе доходим до дна, до предела,
Ослепленные яростью нашей войны.
Нам не слиться в одно, между нами — пустыня,
Должно сотням дождей напоить сухостой,
Чтобы первые листья пробились святыней,
Чтоб любовь проросла молодою травой.
Берега наши — в скалах, наши звезды — в тумане,
Жизнь прошита утратами, горечью слов,
Расставания ядом, предательств дурманом,
Едким дымом вины и сетями долгов.
Что же станет с душой после адовой муки?
Серый пепел разносят морские ветра…
Пламя страсти игриво целует нам руки —
Только страсть. Дать нам больше не сможет судьба.
Счастлив ли? Да, возможно… Мне сравнивать не с чем.
Но предчувствую радости скорую смерть,
Передышка — и снова нырок в бесконечность
Моих планов, интриг и тайн круговерть.
Море тихо смеется над иноверцем,
Что на скалы несется подобно волне.
У меня твое небо, у тебя мое сердце.
…Погибает охотник в своей западне!
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:45 | Сообщение # 111 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| kazyafka13
Глава «Морские ежи»
* * *
Серым дымом тает мое время,
Тикают фантомные часы.
Сладость счастья с привкусом потери,
Горечь неизбежной пустоты.
Твой корабль мою покинет гавань
Через десять горько-сладких дней:
Горечь — в ожиданье расставания,
Сладость — в призрачном сплетении теней.
Срок назначен и озвучен. Да и вправе ли
Мы просить о большем у судьбы?
Сладость всепрощения и страсти,
Горечь — в бесконечности войны.
В жадных поцелуях и объятиях
Фениксом рождаюсь из золы.
Горечь яда близкого несчастья,
Сладость нерастраченной любви.
Хрупкость слов, изящество движений,
Тихий шепот, имя-полустон.
Сладость наслаждения и смирения,
Горечь пошатнувшихся основ.
Слишком нить тонка, чтоб штопать раны!
Всё в дыму… А хочется огня!..
Сладость вишни и миндальный запах —
Всё, что мне осталось от тебя…
Ленуська
Глава «Морские ежи»
I
Тот вечер мне запомнился надолго…
Лазурный берег, мягкий шепот волн.
Легенда старого морского волка,
Утес, маяк и терпкий запах смол.
Веселый смех под грохот кружек рома,
И сказке страшной верится с трудом.
Про рыцаря свободного от дома,
Про ужас моря с дьявольским лицом.
Возлюбленного сына Преисподней,
Любовника богини вод морских…
Страшнее душегуба с подворотни
Лорд-Капитан разбойников лихих.
Жестокий, бессердечный, беспощадный,
Сгубивший множество безвинных душ.
Грабитель дерзкий, злой, без меры властный,
Петли пеньковой долгожданный куш.
II
В неясном свете прогоревших углей
Под тихий храп пьянчуги-моряка
Мне чудился стук молотка, смех судей,
Усталый вздох сквозь маску палача.
Во сне я почему-то страстно верил,
Что все не так! Что есть двойное дно.
Не знаю, может, я самонадеян?
Спасая жизнь пирата все же. Но…
Прохладный ветер, потянувший с моря,
Заставил вздрогнуть, вынырнув из сна,
Оставив после ощущенье горя,
Паденья в пропасть, где не видно дна.
В слепом отчаяньи рванул оттуда,
Забыв о спутнике, прочь от костра!
Навстречу волнам, бьющим в камни глухо,
На встречу, изменившую меня…
III
С последними закатными лучами
Возник на горизонте черный бриг.
Меж бурыми от крови парусами
Разнесся в небе чайки белой крик.
С тяжелым звоном брошен якорь в воду,
И за борт шлюпка спущена давно,
Под весел плеск скользит неспешно к гроту…
Я замер в ожидании… Чего?
Предчувствовал ли я, что будет дальше?
Как сложится картина судеб двух?
И что неволя будет много слаще,
И крепче стали плен любимых рук.
Меня скрутили во мгновенье ока,
Приставив к горлу нож, к груди — мушкет.
В Его глазах усмешка злая Рока,
Во тьме погас моей надежды свет.
IV
Ночной кошмар всего морского флота,
Их грозный ужас, негодяй, злодей…
Суровый, жесткий, одинокий просто.
Уставший от себя и от людей.
Склонился надо мной и смотрит странно,
Одним касаньем обжигая плоть.
Пытая душу, растревожив раны,
Рождая жар, что плавит даже кость.
И бездна Адова горит во взгляде,
Стремясь сломить, обречь на муку, боль.
Но тонет вновь в морской безбрежной глади
Покорности, что мне вменили в роль.
Обласкана лучами солнца кожа,
Влюбленно ветер треплет шелк волос.
Смиренный раб распят на мягком ложе -
Юнец в венке из виноградных лоз.
V
Я в качке волн познал впервые ласки,
Изведав их под мерный скрип снастей.
Безумию отдавшись без опаски,
Забыл про все что было, без затей.
За грацией упрятал Он нервозность,
За горьким ядом — слабость, боль и страх.
Ведь нет у Капитана прав на склонность -
И терпит Чёлн Любви великой крах.
Душа оставлена в плену навеки
На острове пиратском среди скал.
В оковах жадных трепета и неги,
Никто из нас которых не искал.
И хищный образ жгучего брюнета
Проклятием, клеймом на сердце лег.
Я для Него — разменная монета,
И совести очнувшейся упрек.
VI
Проклятье небесам! Я словно бредил…
Тогда, на пляже, и во снах потом.
Все эти годы просто слепо верил,
Что Он найдет меня. Что помнит Он.
Один опять я. И друзей не стало.
Когда успели кануть, скрыться в тьму?
А впрочем, я не так уж и держал их…
Важней гораздо Тот, кого я жду.
Все ближе силуэт, еще немного,
И станет слышен быстрый шаг ботфорт.
Кому молиться — дьяволу иль Богу? -
За встречу эту, позабытый порт…
А сердце гулко бьется в ребер клетку.
Удар, другой… и в горле встанет ком.
Моя погибель, падшей жизни метка…
Ну, здравствуй! С возвращением домой.
Kalafina
Глава «Морские ежи»
* * *
10 дней прекрасных, как сказка,
10 дней, где не было масок,
10 дней только нежности, ласки,
10 дней только яркие краски.
10 дней первозданной свободы,
10 дней без боли и горя,
10 дней только небо и море,
10 дней только мы с тобою.
10 дней только вера без злобы,
10 дней только ветер и горы,
10 дней чистой нежности, словно,
И не было больше условий…
10 дней и 10 ночей,
10 красок и 10 рождений,
10 вечностей и 10 смертей,
Только десять, а хотелось бы больше…
10 дней поцелуев, объятий,
10 дней наших общих рассветов,
10 дней без вечных сомнений,
10 дней только для нас.
10 дней это так мало,
Это кажется в вечности жизни.
10 дней наполненных счастьем
10 дней, а дальше…
Прощанье.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:46 | Сообщение # 112 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Nechto
Остров Кес
* * *
Твои губы цвета коралла,
Твои губы вкуса корицы,
С нежностью их целовал он,
Хмелем страсти рискуя напиться.
Капли пота на пояснице,
Танец сплетённых языков.
Жар ладони на ягодице –
Нет в мире слаще оков!
Нега в глазах изумрудных,
Стон в приоткрытых устах.
Прошлое их было трудным –
Ненависть, обида и страх.
Но всё преодолеть они смогли.
Мужчины! Победители! Герои!
И в жизни русло мирное вошли,
Стряхнув привычные им маски, роли.
Касаются руки, встречается взгляд –
И время замирает на миг.
Две души соединил обряд,
Вечный, как весь этот мир.
Страсти поток захлестнул с головой,
Шёпот имён звуком сорванным, томным.
Тихое: «Мальчик, навечно ты мой!»
И едва слышный вздох, удовольствия полный.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:48 | Сообщение # 113 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| tesey
(К главам "Странные каникулы", "Морские ежи", "Фонтан желаний". Короче, Кес).
* * *
Ты был мне когда-то ближе, чем сон -
Под веками — в тишине ночной…
И мне бы навек остаться с тобой,
Да лето закончилось — не сезон.
Ты был мне ближе, чем кожа моя,
И много яснее, чем крови шум…
И мне бы ни слез не надо, ни дум,
Да между нами легли моря.
Ты был мне ближе, чем сердце в груди,
И много нужнее, чем кислород…
А мне бы не верить, что все пройдет,
Да ты однажды велел: «Уйди!»
И мы твердили про десять дней,
Но где-то пряхи свивали нить…
Скажи, почему ты не смог забыть,
Что я тебе ближе души твоей?
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:48 | Сообщение # 114 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Ленуська
Кес. Лорд Довилль.
* * *
Десять жемчужин, наполненных светом.
Десять картинок несбывшихся снов.
Сказочный мир… для меня он неведом,
Бонус всего лишь несказанных слов.
Просто каникулы. Что здесь такого?
Лишь передышка, а там — снова в бой!
Ненависть, злость… для меня то не ново.
Только когда был украден покой?
Десять мгновений запретного счастья,
Грешников двух тихий псевдомирок.
Чаши любви вновь разрознены части,
Двум дуракам был преподан урок.
Разве хотел я нам сделать так больно?
Разве мечтал о потухших глазах?
Просто любимым был, пусть и невольно…
Вновь все надежды рассыпались в прах.
С нами всегда было слишком уж сложно:
Оба упрямы и оба горды.
Может быть, жизнь на двоих невозможна?
Солнце не будет в объятьях Луны.
Страсть подменила собою все чувства,
Душу измучивши, выжгла до дна.
Те десять дней, как безумия буйство,
Сладость пьянящая в каплях вина.
Ты стал всех ближе и много дороже,
Лаской ответною в сердце проник.
Мой ценный приз, ни на что не похожий.
Зверь, что к оковам — любым — не привык.
Пусть наше счастье обманчивым было,
Пусть разошлись наших судеб пути.
Только вот время любовь не сгубило.
Мы в ее власти все ж, как ни крути.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:49 | Сообщение # 115 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| tesey
(К главе "Времени больше нет")
* * *
Так бывает: человек подходит
Близко-близко:
В зону личного пространства и покоя,
В зону риска,
Прогоняя тень тоски вчерашней,
На минуту…
Слишком близко — это слишком страшно
Почему-то.
Подойдет, прильнет… когда-то, где-то…
Так, без фальши.
И поймешь: за ним — до края света –
Или дальше.
А внутри сознанье — терпким ядом
(Зло, тревожно),
Что уже без этого, кто рядом –
Невозможно:
Задохнешься, сдохнешь, как собака,
В одночасье.
Очень страшно… — И при том, однако,
Это — счастье.
Ни истока этому не знаешь,
Ни итога.
Отойди подальше, — заклинаешь, -
Ради бога!
И однажды он уйдет — к рассвету.
Наконец-то!
… А в груди — молчание. Там нету
Даже сердца.
Не смотреть, не видеть, как уходит!
(Пепел… пена…)
Миг прозренья: ты теперь свободен.
Совершенно.
Жизнь была — снежинкой на ресницах,
Стала — адом.
Только иногда — под утро — снится:
Кто-то… рядом…
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:50 | Сообщение # 116 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| tesey
К главе "Веселый Роджер"
* * *
Скоро выпадет снег… Я последним узнаю об этом,
Потому что на небо стараюсь давно не смотреть,
Потому что стакан либо пуст, либо полон на треть…
Я стараюсь не пить и не думать. Согласно приметам
Скоро выпадет снег и укутает землю тоскою,
Чтоб на утро растаять, оставив лишь слякоть и грязь…
Я давно научился не плакать. Но, даже смеясь,
До безумия трудно бывает остаться собою.
Ведь друзья предают, а враги… Но об этом не надо!
В странном мире, где черное белым становиться вдруг,
Скоро выпадет снег, как последний смертельный недуг,
Как погибшей надежды нелепая злая награда.
Очень странно смотреть, как под снегом действительность тает,
Так похожа на сон: переулки, деревья, дома…
В ожидании чуда мучительно сходишь с ума,
Только чуда не будет, поскольку чудес не бывает.
Скоро выпадет снег… И его я оставлю за дверью.
В доме будет тепло и уютно… Но, глядя в окно,
Я забуду шепнуть по привычке, что мне все равно,
И увижу сквозь снег паруса — и на миг вдруг в спасенье поверю.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:52 | Сообщение # 117 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| kazyafka13
К главе 34, "Любимых убивают все"
Под чужой личиной
Я привыкаю жить без тебя,
Слушая тишину.
Разве способны убить, любя?
Я лишь сейчас пойму…
Трещинки дней на сухих губах,
Четкая сеть морщин…
Я, потерявшись в пыльных столбах,
Телом владею чужим.
Серые ночи режет луна
Шелестом книжных страниц.
Я привыкаю жить без тебя,
Не запоминая лиц,
Не воспринимая чужие слова,
И даже себя забыв!
Душа в оболочке едва жива,
Кровью за смех заплатив.
Я привыкаю жить без тебя,
Не поминая всуе
Имя твое — в сердце храня.
Я привыкаю жить без тебя,
Снами себя балуя…
tesey
(К главе "Любимых убивают все")
ЛОНДОН
Время больше не живет в часах,
И кукушка больше не кричит…
Тишина вокруг меня, как щит,
И алмазов россыпь — в небесах.
Звезды — есть. Но где-то, не у нас.
Все проходит — истина проста.
По ночам привык считать до ста,
А потом до тысячи — пять раз…
Выцвел мир, как карта дальних стран,
Что висит без дела на стене.
Звезды? — Это нынче не ко мне.
Солнце? — Может, есть. Но всё — обман.
Морок… Кто-то так придумал раз
Мир — и все поверили ему…
Звезды? — Это больше ни к чему.
Счастье есть. Но это не про нас.
Только вдруг — часов внезапный бой…
(Сны и память — мне не по плечу!)
… Для чего ж я, как дурак, шепчу
Чье-то имя в страшный час ночной?
Ленуська
Глава «Любимых убивают все»
* * *
Чужая жизнь в пустом холодном доме,
И вновь уходит почва из-под ног.
Счастливым быть, дурак, себе позволил,
Забыв, что мне давно заказан гроб.
Я жил покорный свыше воле,
Игрой в свободу тешился, как мог.
Иллюзии свои лелеял, холил,
Как чувствовал… и запасался впрок.
О, да! Они мне скоро пригодились,
Раскрасив серый быт дождем осколков.
Наполнив тишину, когда разбились,
Тончайшим переливом боли колкой.
Я демонов своих взрастил с любовью,
На пляжах острова, в дыму сигар.
Впитал их аромат всей кровью…
Каникулы?.. Судьбы жестокой дар.
Конец у нашей сказки прозаичен,
И пешка вновь сместилась с королей.
Герой и узник из меня комичен…
Так может кукла выйдет без соплей?
Марионеток связанные руки,
Надежно спрятаны мотив и цель.
Господ великих преданные слуги…
И ночью фоном слез моих капель.
Дешевых сигарет густая дымка
И черный кофе с привкусом надежд,
Разбитых и унылых, как волынка…
Вот истина, лишенная одежд.
Ночей бессонных холод, боль и мука,
Воспоминаний сладких хоровод.
И горечь — неизбывная подруга
На много месяцев и лет вперед.
Ну, а пока, в чужом побуду доме,
Потуже я оковы натяну.
Господ своих потешу только вдоволь…
Послав все к черту, наконец, уйду.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:52 | Сообщение # 118 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Ленуська
Написано не специально про Корабль, но вышло так, что получилось про лорда Довилля
* * *
Обманчив облик твой во всем:
В движеньях, мыслях и поступках.
До совершенства доведен
Образ твой, лишенный смысла.
За маской скрыты твои чувства,
Улыбкой прячешь ты печаль.
В глазах твоих так холодно и пусто,
Тебе себя совсем не жаль.
Ты не желаешь тратить время
На глупых и смешных юнцов.
И одиночества, как бремя -
Удел отъявленных лжецов.
Далекий мир любви и дружбы,
И теплота сердечных уз,
Тобой оставлены по службе.
Не скинуть этот тяжкий груз.
Печатью скованы уста,
И сердце заперто на ключ.
И не сбылась твоя мечта…
Не видно солнца из-за туч.
Таков удел печальный твой —
Вся жизнь игра без правил.
Душа, забытая тобой,
Ты ни во что ее не ставил.
И каждый шаг дается с болью,
Ошибок шлейф из раза в раз.
Но ты сроднился с этой ролью…
С надеждой ждешь последний час.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:53 | Сообщение # 119 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Ленуська
Лондон. Гарри Поттер
* * *
А я снова сегодня безудержно пьян.
Не вином, не любовью, не болью.
Я иду коридором, ведущим в чулан:
Пора выпустить чувства на волю…
На полу или в кресле, погасший камин,
Тихий шелест дождя, сигареты.
Этим вечером горечью я одержим
И измучен вопросами. Где ты?
Ведь я снова сегодня безудержно пьян
И готов к еженощной беседе.
Я опять их коснулся — незаживших ран,
И за демонов этих в ответе.
Проходите и будьте как дома, прошу!
Из закусок — лишь бедное сердце,
Из напитков — вновь слезы, я их не сдержу…
Безысходность и хочется смерти.
На подшивки газет не глядите. Зачем?
Фотографии с них не ответят.
Запах вишен в гостиной не слышен никем,
Мою душу неспешно калечит.
Проходите, садитесь. Начнем разговор?
Бога ради, хоть вы не молчите!
Неприкаянный рыцарь — бродяга и вор.
Есть над чем посмеяться… Хотите?
Не взирайте с укором, не прячьте глаза —
Так давно не тонул в этой бездне.
Я у жизни бумажные образы крал,
Типографскими красками грезил.
Мои мысли отравлены ядом Его,
И я каждую ночь умираю,
Просыпаясь на утро в слезах, без Него…
Я Адам, что был изгнан из Рая.
Не взирайте с укором, не прячьте глаза —
Я хочу утонуть в этой бездне.
Мои демоны… Вишня, табак, бирюза
Неба нашего, помнишь? На Кесе…
Салютую я кофе хвалебным статьям
И целую бумажные губы.
Мне ведь можно сегодня — безумен и пьян.
Так что гости меня не осудят.
Тихим вздохом сочувствие, ночь и камин.
Поскорей бы в дорогу, амигос.
Как и прежде, один. Сам себе господин…
Жаль, свобода мне не пригодилась.
Салютую я кружкой газетным статьям,
Черно-белые губы целую.
Снова демоны заперты мною в чулан:
Сердца нет. Я ничем не рискую.
|
|
| Олюся | Дата: Воскресенье, 01.02.2015, 01:57 | Сообщение # 120 |
|
Черный дракон
Сообщений: 2895
| Max Li
К главе. Здравствуйте, Юэн Эванс.
* * *
Дрожащей глади отторжение,
Боец зеркальных лабиринтов.
Я заблудился в отражениях,
Я существую на инстинктах.
Из стылой ртути амальгамы
Лжевизави взирает слепо.
Миг — и шагнет из хрупкой рамы
Мой дубликат, фальшивый слепок.
И заживет, не зная боли.
Стекло не ведает сомнений.
Мои для вас сыграет роли,
А я замру послушной тенью.
Легко, ворованой улыбкой
Обманет он врага и друга.
А мне расплатой за ошибку
Оскал зеркального недуга…
Кривляясь на сыром асфальте,
Не он, а я вторю движениям.
Душа, распятая на пяльцах,
В плену фальшивых отражений.
|
|
|
|
|
