Армия Запретного леса

«Для высокоорганизованного разума смерть — лишь очередное приключение.» Альбус Дамблдор

1987 г.

Я помню этот день в мельчайших подробностей. Помню каждую деталь, каждое слово, каждое чувство. Почему? Может потому что это был последний день перед моим забвением? Или потому что в тот день моя жизнь полностью изменилась? Я не знаю точно. И, в общем, это совсем неважно. Главное, что я помню.

Это был интересный день. С утра мама отправилась в больницу Святого Мунго с моей милой маленькой сестричкой, которая, несмотря на все свое обаяние и детскую красоту, уже начинала меня нервировать. Конечно, мама могла бы и сама вылечить Катрин, ведь она была одной из самых талантливых целителей Магического мира, но ее талант распространялся только на проклятия, сглазы, темномагические и физические раны, а совсем не на детские болезни. Просто в Магическом мире шла война. В общем, она и сейчас идет.

Я, в некотором роде, обрадовался («характер у сестрички был еще тот, а спать-то хочется» — жалобно ныл я, оправдывая свою радость перед лицом Совести с голосом мамы), и как раз собирался поспать ("ну, болит у тебя ухо, милая сестрица, так потерпи хотя бы до утра, зачем весь дом-то будить!" — Совесть укоризненно на меня взглянула из закромов разума, но говорить ничего не стала, видимо сама спать хотела). И даже уже расправил постель и переоделся в свою любимую пижаму со снитчами, как вспышки заклятий за окном привлекли мое внимание.

Естественно, я бросился к окну, надеясь на интересное зрелище. Зрелище действительно было интересным, но слишком уж жутким.

— Почему? — спросите Вы, а я Вам отвечу, что жутким оно было из-за женщины, которую тащили за собой заклинанием двое в длинных черных мантиях с капюшонами и белыми масками. С очень страшными белыми масками.

Несмотря на то, что все это походило на странную постановку какого-то неизвестного мне спектакля, а странной она была, хотя бы потому, что происходила посреди леса, рядом с невидимым большей части населения Земли домом, в этой процессии было что-то торжественное. Что-то, что заставляло меня смотреть на них не в силах отвести взгляда. А точнее, смотреть на эту женщину, несомую заклятием одного или одной из этих двоих. У нее была необыкновенная душа. Необычная, яркая, пламенеющая добрая, независимая… Я мог бы смотреть на эту душу веками, мог бы любоваться ею, как ценитель любуется творением знаменитого художника. Невыразимо. Бесконечно. Непрерывно.

Но у меня не было времени. Хотя бы потому, что эта душа не собиралась долго оставаться в этом теле. Ее время пришло.

Тем временем, один из одетых в мантии то-то крикнул, схватил за старую, поношенную мантию неизвестную, так заворожившую меня, и, повернувшись вокруг себя, исчезла. Оставшийся на поляне не стал задерживаться и последовал за ней, перед этим взмахнув палочкой, исчез. От взмаха его палочки находившееся рядом дерево запылало огнем.

* * *

Была осень. Сухие листья, подхваченные порывом ветра, вспыхнули, попав в огненный вихрь вокруг дерева. А я вдруг отчетливо понял, что сейчас умру. Видимо, сказался прилив адреналина, потому что я успел примерно подсчитать, сколько осталось времени до моей смерти, и сгорю я или задохнусь угарным газом, не сумев выйти из запертого дома. Что дом защищен магией, я, конечно, не подумал. В этот момент из леса выбежал рыжеволосый мужчина с компанией и принялся тушить огонь. Надо сказать, что тушила пожар как раз компания. Рыжеволосый же упал на колени и закричал. Это был какой-то надрывный крик, как у человека, у которого выдирают душу. Мне стало очень не по себе.

Группа людей же была довольно разношерстная: старик с длиннющей бородой наперевес, похожий на Мерлина с одной из моих карточек с шоколадной лягушкой, да наводящий ужас мужик со шрамами по всему лицу и вращающимся голубым глазом. Высчитывать время до смерти расхотелось. Теперь очень хотелось спрятаться

Что, в общем, я и сделал.

* * *

Для написания главы и ритуального вызова музы использовалась песня Би-2 "Серебро".

"Где глупость образец — разум — безумие."

Иоганн Вольфганг Гете

1987 г.

Бывает, жизнь меняется. Бывает, очень резко. Но не так, как она изменилась в тот день у меня. Просто умер один близкий мне человек.

* * *

Если бы случайный прохожий бродил по лесу в тот день и заглянул бы в окно стоящего посреди леса дома, он бы, скорее всего, вызвал полицию. И скорую для себя самого. Но случайно в том лесу никто не ходит. И ни один прохожий не смог бы увидеть этот дом. Даже если бы поднялся по ступенькам на крыльцо; даже если бы столкнулся с замершим на пороге дома человеком в черном плаще и с белой маской в левой руке; не услышал бы крик ребенка о помощи, не увидел, как к этому самому ребенку бросается человек с маской. Не увидел бы, как этот мужчина будто бы столкнулся со стеной, сотканной из воздуха, и его откинуло назад; как он не ударился в каменную стену комнаты, а мягко приземлился на пол, подхваченный невидимой силой. Не увидел бы малыша с ярко-зелеными, проникающими в самую душу глазами. Не увидел бы, как ребенок угрожающе посмотрел на замершего без движения старого человека в длинном плаще и с каким-то беспокойством перевел взгляд на лежащего на полу мужчину в черной мантии. Он бы не увидел этого, потому что по иронии судьбы, этот дом являлся самым безопасным местом в Британии после Хогвартса; потому что родители этого малыша сделали все для охраны своего дома и его маленьких жителей. Просто потому что случайный прохожий не мог быть одним из тех, кто приходил сюда ежедневно, иначе он не проходил бы мимо случайно и уж точно не вызвал бы полицию; потому что случайный прохожий мог быть только маглом, а здесь жили самые настоящие волшебники.

* * *

Северус видел, как Беллатрисса сражается с Молли. Рыжая бестия! Да эта повелительница кастрюль и королева поварешек даже может победить! Беллу легко узнать из тысячи — с ее безумным смехом может сравниться только смех Темного Лорда.

Рядом с Молли ее сын, Билл сражается с Рабастаном Лестрейнджем. Почти на равных. Однако Рабастан — Пожиратель Смерти, ему законы не писаны. И он, конечно же, воспользовался своим преимуществом.

Смертельное заклятие — раньше за него давали пожизненный срок в Азкабане, теперь же — авроров условно наказывают, а к Пожирателям применяют Поцелуй дементора. Равноправие, Мерлин побери. Но Северусу, в общем, все равно, что кому дают — он не аврор и не Пожиратель. Шпион, если точнее. С того самого дня, когда потерял последнюю надежду на любовь Лили Эванс. Не Поттер. Лили Поттер он любить не может, по крайней мере, он убеждал себя в этом. Она же Поттер, а Снейп не может хорошо относиться ни к одному из них. Так и было, до тех пор, как он не встретился с ярко-зелеными, проникающими в душу глазами. Теории разбились в пух и прах — для этого мальчишки он даже мог бы стать крестным. Но старший Поттер не позволил, а младшего никто не спрашивал — слишком мал был.

Тем не менее, от зеленого луча отклониться невозможно, и, как в замедленной съемке, Северус наблюдал за тем, как рыжеволосая глава клана Уизли осела на землю, приняв на себя луч Смертельного проклятия, предназначенного ее старшему отпрыску, а ее сын, с горя, видимо, взмахнул палочкой и крикнул "Авада Кедавра", создавая подобный зеленый луч. Очевидно, ненависти хватило, и теперь на земле лежали два тела. Сам же Билл, с маской злобы на лице, обернулся к Белле и пытался продолжить поединок. Однако та, увидев смерть рьяного сторонника Темного Лорда, а к Рабастану она относилась именно так, окончательно обезумела, и через мгновение Билл лежал на земле, крича от боли. Северус подумал было остановить ее, но ему уже помог его брат, Чарли. Он атаковал ее простым «Депульсо» и та, перекувырнувшись в воздухе, упала на землю. Но Белла все еще была способна сражаться.

К счастью для братьев Уизли, Пожирателей становилось все меньше, а основная цель нападения уже была выполнена. Белла решила уходить. Схватив за руку Рудольфуса, его Северус узнал по поведению Беллы — она никогда не уходила без него — она бросилась к границе антиаппарационного щита — откуда только знает куда идти? — одновременно палочкой направляя за собой свою мертвую жертву. Все, пришло время выполнить свою задачу.

* * *

Северусу повезло. Питер Уэстфилд, аврор под началом Грюма, того самого, который, казалось, мог пережить даже конец Света, уже был убит. А через несколько минут зельевар заметил Артура Уизли, за которым спешил на своих полутора ногах уже упомянутый Аластор Грюм.

Бывшая приветливая лужайка перед домом Лонгботтомов, на некоторое время ставшая полем битвы, теперь была похожа на морг — много мертвых и ни один не погребен. Жутко. Авроры прощались со своим товарищами, искали живых в этом кошмаре. Хоть кого-нибудь.

Билл и Чарли Уизли — это была их первая битва. Чарли, как девчонка, рыдал в плечо семнадцатилетнему брату. Кто пустил в это детей? Столько людей больше не вернутся домой, стольких дома ждут дети. Молли Уизли. Ее точно ждут. Только она больше не придет. Не вернется. Никогда.

Если так будет продолжаться дальше, то они все умрут. Все. И Пожиратели, и Орденцы, и авроры. Все умрут. Северус не очень любил эту жизнь — она не жаловала его. Но он банально не хотел умирать. Что-то же должно измениться! Зельевар никогда не верил в Бога, но сейчас ему очень хотелось упасть на колени и взмолиться Ему, чтобы это прекратилось. Чтобы никто больше не умер. Пожалуйста, хоть кто-нибудь, помогите!

Лонгботтомы. Орден не успел. Не спасли. Всех троих. Не готовые к схватке, к жизни, к смерти. Фрэнк, Алиса, Невилл — такие молодые, добрые, смелые. Они совсем не жили, особенно Невилл. Мерлин, за что? За что двое из них сошли с ума под пытками, а один умер? Глупый, глупый мальчик… Ни у кого из Ордена не хватило бы смелости маленьким перочинным ножиком защищаться от троих Пожирателей. Спасая не себя, родителей. Будто это могло помочь. Его убили. Зеленый луч — и все. Окончилась жизнь шестилетнего храброго мальчика, до смерти сражавшегося за себя, за свою семью.

Война. Каждый день, каждый час, каждая минута… Бесконечность. И надежда уходит. Невозможно спастись, спрятаться, можно только сражаться. За себя, за семью, за будущее. День за днем. Умирая за чужое будущее. Уже не твое.

Спаси его, Мерлин. Дай сил. Сил устоять, бороться, не сдаться. Дай надежду, прошу! Дай надежду на то, что когда-нибудь это кончиться! Прошу, молю тебя…

У Северуса есть одна ниточка, держащая его в этом мире. Ниточка, заставляющая его раз за разом идти бороться, сражаться и раз за разом спасаться. Не умирать. Набатом в голове — выжить. Не ради любви — глупости, он это перерос. Ради маленького мальчика с ярко-зелеными, проникающими в душу глазами. Ради малыша с таким недетским умом. С такой взрослой душой. Такого похожего на самого Северуса в детстве. Ради того, чтобы этот малыш жил. Чтобы у маленького мальчика, почти сына для Северуса, было детство, было будущее. И он сражался, как только он мог. Раз за разом забирая одну невинную жизнь, чтобы спасти другую. Ирония. Но он сам на это согласился.

Сейчас же уйти отсюда, куда-нибудь, куда угодно, только подальше. Как ни «странно», но куда угодно оказалось очень близко к Гарри Джеймсу Поттеру. И только теперь Северус понял, что Поттеры всегда жили рядом с Лонгботтомами, а значит и Гарри могла коснуться битва. Мерлин, помоги.

* * *

Следующие незабываемые 15 минут своей жизни Северус провел, продираясь сквозь кусты и заросли леса. Паника. А уж когда он увидел на поляне перед домом Поттеров Артура Уизли и Грюма, сердце его ухнуло в пятки — здесь была Беллатрисса, за ней бежал Уизли. Мерлин, спаси. В голове мелькнула четкая мысль:

«Скорее в дом», неожиданно превратившаяся в «Ты что творишь, одноглазый?!». А ее причиной стал Аластор Грюм, моментально отреагировавший на белую маску заклятием, да и не каким-нибудь, а самой настоящей Авадой Кедаврой! Вот нервный! Хотя, Северус точно знал, что и сам поступил бы также. Увернувшись, зельевар сдернул с лица маску.

— Фрэнк и Алиса сошли с ума. Невилл умер.

Уизли побледнел, а Грюм вытаращил глаз. Еще бы! Операцию провалили с самого начала. Убить бы этого бессердечного аврора…

— Где Дамблдор? — вопрос остался без ответа — из дома послышался крик. Уизли вскочил на ноги (он был на коленях) и оглянулся, Грюм же стал бешено вращать своим страшным глазом. Ха, вращай-не вращай, а дом ты все равно не увидишь!

Однако эта мысль была вытеснена паникой. Не сильной — ни Уизли, ни Грюм ничего не заметили. Зельевар же беспокоился о Гарри — он никогда не встречался один на один с незнакомыми людьми, Лили и Поттер-старший долго учили его, что от незнакомцев надо бежать и прятаться — ни чем хорошим встреча с ними не кончиться, пока Гарри не научит защищать себя. Северус бросился в дом, но замер на пороге комнаты.

Он никогда бы не подумал, что кто-то может считать Дамблдора страшным. Странно. Директор обычно вызывал только положительные эмоции. У детей, по крайней мере.

— Гарри! — Северус бросился было к мальчику, но очень даже ощутимо столкнулся со стеной, сотканной из воздуха. М-да, как бы в гораздо более прочную каменную стену теперь не врезаться? Делать ничего не пришлось — его мягко опустило на пол.

— Как ты, Северус? — да, ничего так, господин директор, сейчас только рука, ребро и голова пройдут, и он Вам так ответит, что именно ему потом надо будет о Вашем здоровье интересоваться…

— Все хорошо, директор. Не могли бы вы мне ответить, зачем вы ворвались в дом к итак испуганному мальчишке, когда никто его даже защитить не может? — Северус почти шипел — видимо сказалось перенапряжение. Так он бы посмеялся — малыш боится Дамблдора? — но очень хотелось ругаться — напряжение само не уйдет. А директор… Он добрый, забудет…

— Понимаешь, Северус, я боялся, что мальчик мог выйти из дома, а там, ты ведь знаешь, Белла… — Северус решил проигнорировать Дамблдора, сам зельевар чувствовал себя немного виноватым за панику.

— Гарри, что с тобой? Разве этот человек страшен?

— У него в глазах боль. Он принес плохие новости. — Мерлин, откуда он знает?

— Гарри, почему ты так думаешь? — о, они с Дамблдором думают, оказывается, одинаково…

— У него в глазах боль. — Какая боль? Цветущий вроде волшебник…

— Как ты это видишь, Гарри? — Мерлин, в Дамблдоре проснулся ученый! Берегись, Гарри…

— Просто вижу. — Нет, так дело не пойдет. Можно до бесконечности так разговаривать. А если…

— А что ты видишь у меня в глазах, Гарри?

— Безнадежность. Бесконечность. Боль, — Что? Откуда он? Что вообще происходит? Откуда он знает? Он что, мысли читает? Легилимент? Врожденный? Может такое быть? В голове роились мысли, каждая требовала особого внимания к себе…

Гарри же продолжил, — ниточка? Какая ниточка? Мм, не вижу. Э-это что? — О чем он? Голос его дрогнул…

— Это тоска? Нет, что-то… Что это? Грусть с тоской, безнадежность, отчаяние, смирение — все вместе? Что это, дядя Северус? Что?

— Гарри, все хорошо…

— Ты врешь! — Мерлин! Что происходит вообще? Мальчик сказал это зло, как-то обличительно, с обидой, что зельевар предал его доверие…

— Гарри, успокойся. Твои родители скоро будут дома. Они все тебе объяснят… — Альбус продолжал что-то говорить, но Северус его уже не слушал. Как это похоже на Дамблдора! Свалить самое сложное на родителей! Интересно, а Уизли уже…

— Это конец? — Гарри перебил Дамблдора. Тот уставился на него с удивлением.

— О чем ты, Гарри?

— Это чувство. Это ведь окончание чего-то, да? Неизбежность — будто это ждет всех. Всех ждет конец… — его голос затихал, но он продолжал говорить, — Я уже видел сегодня это чувство. В глазах той рыжеволосой женщины.

Тишина была мертвой. В переносном смысле, конечно. Но Северусу вдруг показалось, что откуда-то повеяло холодом. Гарри понял.

— Я ее видел. Ее душу. Как вижу другие, она была так похожа на остальные, но она уходила. Душа уходила. Ведь она не может существовать без тела… Она была такой красивой. Ее душа, конечно. Такая мягкая, добрая, пропитанная любовью, как бисквит медом, нежная, как молоко. Материнская любовь, — он посмотрел директору в глаза оценивающе, — такая любовь пахнет кипяченым молоком.

Она сама была родительницей чужой души. Хотел бы я, чтобы она не уходила. Я мог бы смотреть на нее, не отрываясь, года, всю свою жизнь. Ее душа была драгоценной. Таких мало. У мамы душа даже красивее, но в душе этой женщины было что-то другое. Что-то близкое мне по-другому, не так как мама, как друзья, что-то непохожее на их души. Что-то родное, милое мне, только мне…

* * *

В тот день умер мой лучший, единственный друг. Его звали Невилл Лонгботтом. Он пытался спасти своих родителей, маленьким перочинным ножиком ткнув одного Пожирателя в бедро. Говорят, этот Пожиратель умер от потери крови — Невилл попал в артерию. Как ни странно, но судьба одного безликого Пожирателя его сородичей не волновала — его вполне можно было спасти парой заклинаний. Сам мальчик умер мгновенно — ему повезло. Его родителей мучили Круциатусом до сумасшествия. Когда авроры пробились к дому Лонгботтомов, было уже поздно. Фрэнк и Алиса навсегда остались в больнице. Невилла похоронили только на следующий день — слишком много было убито сторонников Светлой стороны. По просьбе моей матери его похоронили, не открывая гроб. Она хотела, чтобы я помнил своего друга живым. Катрин осталась дома с дядей Северусом. После того разговора он странно на меня смотрел. Августа Лонгботтом рыдала на могиле внука. У нее больше не было семьи, у меня больше не было друга.

Когда мне было 7 лет, я понял, что такое смерть. Тем вечером я закрылся. Ото всех. Перестал видеть души. Не хотел больше. Это больше не добавляло радости — лишь боль.

Меня зовут Гарри Джеймс Поттер и мне 16 лет. У меня есть одиннадцатилетняя сестра Катрин Лили Поттер и прекрасные любящие родители, крестный и их друзья.

Ремус Люпин — друг моего отца и мой учитель ЗоТИ считает, что я самый талантливый подросток, которого он когда-либо учил. Профессор МакГонагалл жалуется матери, что из-за войны в моем лице пропадает Мастер Трансфигурации. Северус Снейп — Мастер Зелий раз за разом удивляется моим успехам, а это что-то да значит. Я перечитал все книги моих родителей, те книги, что пережили нападения на нас.

Но все эти умения, я с удовольствием променял бы на возможность быть маленьким мальчиком, не знающим смерти, не понимающим всего ужаса происходившего. Мальчиком, у которого был лучший друг; мальчиком, который мечтал, что однажды он спасет своего друга тем, что он умеет. Тем, что он умеет видеть души. Но с того дня у меня больше не было друга, и я променял свое настоящее детство, свой дар и ум на иллюзию детства с ним.

С того дня я сошел с ума.

* * *

При написании главы использовалась песня группы Animal Jazz "Этажи", но это совсем не значит, что читать главу можно только под эту песню.

"Если вы думаете, что знаете обо мне все, вы глубоко ошибаетесь.»

1996 г.

— Гарри, что-то случилось? — рыжеволосая девушка склонилась над сидящем на траве подростком.

— Джинни…

— Гарри?

— Джинни, я не хочу быть убийцей…

— Но ты никого не убивал! Ты только…

— Какая разница! Теперь эти люди хуже, чем мертвы! У них нет души! Я отнял у них то, что больше всего ценю в людях!

Девушка села на колени рядом с молодым человеком.

— Гарри, они заслужили это.

— Никто не заслуживает подобного.

— Гарри, я не Дамблдор, я не умею, как он, успокаивать чужую совесть.

— Неужели ты никогда не думала об этом?

— О чем?

— О том, что никто не имеет права решать, что заслужил тот или иной человек. Ты не Бог, если он, конечно, есть, не Мерлин, не какой-нибудь ангел… Физически ты такая же, как те, кого ты лишаешь жизни…

— Души, — перебила его девушка.

— Это даже хуже. Мерлин, я ненавижу этих тварей.

Парень легко менял тему, будто торопился излить свои мысли.

— О ком ты говоришь?

— Дементоры.

— А ты …

— Да, я встречал одного из них. На всю жизнь запомнил.

— Ты как-то по-другому ощущаешь их?

— У них нет души. Это страшно. Вообще нет, понимаешь? Они напоминают мне черные дыры в пространстве. И те и другие затягивают в себя то, чего у них нет. Но от этого дыра не становиться меньше, не прекращает притягивать. Бесконечность… — снова парень выразил то, что давно хотел сказать. Просто больше некому было это говорить — не поймут. Но эта девушка, она не такая. Она поймет. Должна понять.

— Они приходят ко мне во сне, Джинни. Души этих людей, те души, которые я лично отдал дементорам.

— Гарри, все не так плохо. Ты слишком мучаешь себя этим. В этом нет твоей вины…

Голос девушки затих, будто она понимала, что ничто не измениться из-за ее слов. Молодой человек, ранее смотревший куда-то вдаль, перевел свой взгляд на нее. Он посмотрел прямо ей в глаза и снова неожиданно сменил тему.

— Я говорил тебя, какая у тебя интересная душа?

— Говорил. Но без подробностей.

— Хочешь узнать о ней больше?

— Конечно! — фыркнула девушка.

— Она очень красивая. Такая яркая, как вихрь пламени. Знаешь, огонь состоит из разных красок: сначала темно-красный, потом светлее, еще светлее, все оттенки оранжевого, переходящие в бледно-желтый, а затем в синий с фиолетовыми отблесками. Твоя душа — она полностью копирует огонь: от тепла до ярости, от жаркой ненависти до холодного презрения. Ты способна на все эти чувства, но все они без исключения будут наполнять тебя до краев. Ты импульсивна именно поэтому — ты не можешь удержать чувства. Можешь скрыть их за какими-нибудь другими, но не можешь быть безразличной…

— А твоя душа?

— Я не могу видеть свою душу. Для этого нужно смотреть прямо в глаза, а зеркало не отражает магию обратно. Правда у меня есть несколько идей на этот счет, но я испробую их позже.

— Ты хочешь попробовать смотреть себе в глаза через зеркальный щит?

Парень взглянул на девушку с удивлением.

— Да, только мне пришлось потратить немного больше времени, чтобы придумать этот способ.

Девушка самодовольно ухмыльнулась.

А парень облегченно выдохнул. Она не спросила. Что ж, разговор об этом откладывается на неопределенный срок. Не мог же он признаться ей, что боится смотреть внутрь себя. Потому что боялся, что потерял свою душу давно. И что он уже не сможет ее вернуть.

* * *

— О чем ты думаешь?

— О многом. О мире, о счастье, о боли.

— А прямо сейчас?

— О смерти.

— И что ты о ней думаешь?

— Думаю, почему люди бояться ее.

— Ты боишься смерти?

— Нет. Она ждет любого из нас. Так же неотвратима как сама жизнь.

Девушка задумалась. Казалось, молодой человек не хочет с ней разговаривать, но на самом деле, ему доставляли удовольствие ее вопросы. Так они лучше узнавали друг друга. И она это понимала.

— И что же ты решил?

— Что люди боятся не смерти, а неизвестности.

— Ты боишься неизвестности?

— Да.

— Но почему тогда ты не боишься смерти?

— Потому что знаю, что происходит с душой после смерти.

— Расскажешь?

— Конечно.

Он задумался. Старался сформировать свои мысли.

— Душа как будто уходит…

— Куда?

— Не могла бы ты не перебивать меня?

— Прости, я не хотела.

— Ладно. — Он опять задумался, — Душа как бы уезжает в путешествие, находит еще не родившегося ребенка, у которого еще не появилась душа, и живет с ним заново.

— Душа помнит свое прошлое тело?

— Нет. Знаешь, еще несколько минут после смерти человека душа не уходит. Она как бы собирает все черты характера человека. Его еще можно спасти. После такой клинической смерти, человек может обрести какие-то навыки, оставшиеся от прошлых жизней. Потому что душа уже была готова уйти. Она уже собрала все свои качества, достоинства и недостатки. Вспомнила их. Понимаешь?

— Да… Ты думаешь, что твой дар остался тебе из прошлой жизни?

Юноша с какой-то болью посмотрел на нее.

— Ты не хочешь об этом говорить? Я права?

Он промолчал, но через некоторое время кивнул.

— Хорошо, это неважно. Откуда ты знаешь все это? О том, как уходит душа?

— Я это видел однажды.

— Когда?

— Когда я был совсем маленьким. Напали на дом Лонгботтомов.

Девушка вдруг сжала зубы.

— Ты был там?

— Я был у себя дома. Один. Видимо, сражение кончилось. Эти двое, они сбежали с поля боя. Или трое. Это с какой стороны посмотреть.

— В смысле?

— Они несли с собой тело женщины.

— Как она выглядела? — девушка была бледна и напряжена. Она ждала ответ.

— Рыжеволосая, около 35 лет.

— Ты знаешь, как ее звали?

— Молли Уизли. Это была твоя мать.

* * *

— О чем ты жалеешь?

— О том, что плохо помню маму; о том, что мой мир не такой, каким я хотела бы его видеть.

— А я мечтаю о море. Жалею, что не увижу его.

Это был первый раз, когда юноша спросил у нее что-либо. Но любопытство девушки снова пересилило.

— Почему ты мечтаешь о море?

— Не знаю. Просто в голову пришло.

— Что тебя в нем привлекает?

— Сила, властность, ну, и ветер, наверное.

— Море не может быть сильным и властным. Это всего лишь соленая вода.

— Это ты так думаешь.

— Ты же знаешь, что это правда!

— Знаю.

Девушка удивленно посмотрела на юношу.

— Я не хочу спорить с тобой, — объяснил он.

— Ладно. Погоди, ты сказал, что жалеешь, что не увидишь его? Почему? Я тоже хочу посмотреть на море! Когда война кончится…

— Эта война не кончится, Джинни. По крайней мере, для меня.

— О чем ты? Конечно, она кончится! Не может же она длиться вечно!

— Ты еще не понимаешь, Джинни. Но скоро поймешь. И чем позже, тем лучше.

— Объясни мне! Я хочу знать!

— Джинни…

— Ну, Гарри!

— Нет.

— Гарри…

— Нет.

— Ладно, я сама догадаюсь.

— Это совершенно необязательно. Зря я тебе сказал. Увидимся завтра, Джинни. Надеюсь, ты забудешь о нашем разговоре.

Юноша встал с травы и вытащил из кармана простую шариковую ручку. Но девушка смотрела на него с грустью. Казалось, она решается…

— Стой! Гарри, пожалуйста, посиди еще чуть-чуть. Обещаю, я больше не буду об этом спрашивать.

Юноша самодовольно усмехнулся. Будто он знал, что так и будет.

— О чем еще поговорим?

— Ты выяснил, были ли такие же, как ты? Ну, те, кто мог видеть души?

Парень, только расслабившийся на траве, вздрогнул. Он мрачно посмотрел на девушку, и та поняла его без слов.

— Ладно-ладно. Не хочешь об этом говорить, не говори. Я могу придумать еще какую-нибудь тему для разговора.

— Ну-ну. Иногда мне кажется, что мы не говорили еще только о месте обитания морщерогих кизляков. О том, существуют ли они, мы уже спорили.

— Ты не так уж неправ. Мне все сложнее придумывать темы для разговора. Может, поговорим о погоде, как истинные англичане?

— Нет, спасибо. Слишком мало простора для фантазии.

— Магловские фильмы?

— Ты смотрела магловские фильмы?

— Эмм, нет.

— Я так и думал.

— Может, погуляем в мире маглов?

— Прости? Мне кажется, или ты действительно хочешь убить себя?

— О чем ты?

— Ты не понимаешь?

— Нет.

— Глупенькая, в мире маглов небезопасно.

— А у нас разве безопасно?

— Нет, но так еще хуже.

— Ну, Гарри! Ну, пожалуйста! Я всю жизнь мечтала посмотреть на маглов! Это же так интересно!

— Джинни, ты так говоришь, будто идешь в зоопарк. Они почти не отличаются от нас.

— Я знаю. Но, пожалуйста, давай прогуляемся. В любом случае, ты же спасешь меня от любой опасности!

Девушка лукаво улыбнулась, подначивая парня. Юноша нежно смотрел на нее, и непроизвольно, его губы растянулись в улыбке.

— Ладно.

— Ты сдаешься?

— Нет, я признаю твою правоту.

Девушка наигранно серьезно нахмурилась.

— Это одно и то же!

— А вот и нет.

— А вот и да!

На это юноша не ответил, но поддержав игру своей подруги, сделал вид, что обиделся.

Девушка же, увидев этот жест, задорно рассмеялась и стала щекотать парня.

Это был первый раз, когда они гуляли по магловскому Лондону.

* * *

— Я думала ты у себя дома.

— Мне нужно было подумать.

— Я так и поняла.

Они замолчали. Парень лежал на зеленой траве, вытянув ноги.

— Опять сон? Откуда их столько? Ведь мы с тобой поймали только пятерых!

— Никто не знает обо мне всего.

Кажется, девушка обиделась. Но прекращать разговор не собиралась.

— Я подумала заняться анимагией.

Молодой человек вздрогнул, что заметила девушка.

— Ты ведь уже учился анимагии, так?

— Да. И что?

— В кого ты превращаешься?

Это было похоже на допрос. Парень сжал зубы, будто сдерживая ярость, и ответил:

— Это личное.

— Орел.

Парень зло сощурил глаза.

— Ты не можешь врать мне. Давай же, ответь. Я знаю, что ты орел! Почему ты не признаешь это?!

— Потому что это тебя не касается!

— Еще как касается! Мы могли бы летать вместе! Я тоже превращаюсь в птицу, я все рассчитала!

— Именно поэтому я молчал!

— Я имею право знать!

Оба уже не сидели. Парень с бессильной злобой смотрел в глаза стоящей перед ним девушки. Вдруг он встряхнул головой, будто сбрасывая севшую на него муху. Он опустил взгляд. В его ярко-зеленых, проникающих в душу глазах отражалась уже не злоба — только усталость. Девушка протянула руку и коснулась его ладони. Парень упорно отводил глаза. Тогда девушка ладонями обхватила его лицо и спросила:

— Почему ты не сказал мне?

Молодой человек, как загипнотизированный смотрел в глаза девушки, но не собирался отвечать. Девушка обреченно вздохнула и опустила руки.

— Глупая, я всего лишь боюсь потерять тебя.

Она с надеждой посмотрела на парня и задала совершенно ненужный, по мнению парня, вопрос:

— Почему?

На что парень легко ответил:

— Просто я люблю тебя.

* * *

Меня зовут Гарри Джеймс Поттер и мне 16 лет. У меня есть одиннадцатилетняя сестра Катрин Лили Поттер и прекрасные любящие родители, крестный и их друзья.

Но больше чем кого-либо из них, больше чем мою сестру и родителей я люблю свою девушку Джиневру Уизли. Я готов отдать свою жизнь за нее. И я отдам.

* * *

Песня группы Animal Jazz "Можешь лететь"

"Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!"

Александр Сергеевич Пушкин "Признание"

1991 г.

Я сошел с ума. Я не был психом, тихим и мирным или буйным и нервным, нет. Я был вполне нормальным, за одним исключением. У меня был друг. Ненастоящий, неживой, но лучший друг для меня маленького. Невилл. Я так и не смог отпустить его. Может, он на самом деле не ушел, а может он был лишь плодом моего воображения. И то и другое возможно, но скорее всего я просто был немного сумасшедшим. Ну, или совсем сумасшедшим. Я не реагировал на грустные новости, преувеличенно смеялся над шутками, учился и помогал учиться своему другу. Я учил правила поведения в Обществе, учился танцевать, играть на фортепьяно, подарке отца матери на годовщину свадьбы. Я играл с Катрин пока она не выросла. Пока не поняла, почему родители и их друзья смотрят на меня с жалостью. Пока не поняла, почему в доме что-то взрывается, когда я злюсь. Пока не услышала, как надрывно плакала мама в каждый мой день рождения. Она не понимала точно, что со мной, но и она тогда стала сторониться меня. Я помню своего друга во всех подробностях благодаря своему сумасшествию. В какой-то степени мое не совсем разумное состояние и сделало меня таким, какой я есть сейчас. Моя магия накапливалась во мне годами. Та ее часть, которая помогала мне видеть души людей, переполняла меня и вплескивалась наружу взрывами. Я стал скрытным, сильным, независимым магом только из-за своего помешательства.

* * *

Я помню тот день, когда рухнули мои стены, так тщательно закрывшие меня от боли. Это был мой одиннадцатый день рождения, и я ждал своего письма из Хогвартса. Письма со списком учебников для домашнего обучения, заменившего приглашение в школу после начала открытой войны. Я ждал его. Но оно не пришло.

Я помню, как впервые за это время почувствовал боль. Настоящую, детскую боль и обиду. На несправедливость мира, на его жестокость, на родителей, на Директора школы, на весь мир. И в этот же миг так долго преследовавшая иллюзия Невилла распалась на сгустки света и исчезла, прошептав мне слова прощания. Это было страшно. Будто ты считал, что на улице ночь, а на самом деле у тебя на глаза просто была одета повязка. А ты не заметил разницы. И все мои поступки, все мои сумасшедшие поводы для злости заставили меня покраснеть от стыда и сбежать прямо из-за стола. Я слышал через дверь, как отец ругается с Дамблдором, доказывает ему, что я могу учиться магии, что от этого ничего не измениться. Он не хотел слушать моего папу. А мама рыдала в спальне родителей. Я помню, как Катрин пришла ко мне. Она пыталась поговорить со мной, но я не отвечал. Тогда эта маленькая храбрая девочка схватила меня за руку, прекрасно зная, что после такого обычно что-нибудь взрывается — я ненавидел, когда меня касались. Я поднял взгляд на нее и посмотрел ей прямо в глаза, рассматривая эту чистую, наивную душу, такую, какая была когда-то у меня. Нежную, любящую близких больше жизни, прямо-таки по-гриффиндорски храбрую и упрямую. И именно тогда я понял, насколько ненужными были воображаемые стены, скрывшие меня ото всех. Насколько глупо было мое вполне осознанное сумасшествие. Насколько эгоистично повел себя я. Ведь Алиса Лонгботтом была лучшей подругой моей мамы. И моя мама пережила ее потерю, постаралась отвлечься от этого, отдала всю свою заботу мне и Катрин. Моя милая, добрая мама. И я, такая эгоистичная свинья.

— Какие у тебя красивые глаза. Я никогда не видела таких глаз. Но еще вчера они были такими тусклыми, безжизненными. Что-то произошло?

— Здравствуй, Катрин, — я здоровался с ней впервые. Ведь раньше я не понимал что делаю. Как я мог ответить на ее вопрос? Никак. Слишком мала. Я вернул себе разум. И вернул ту яркость своим глазам, которая раньше отличала меня от остальных.

— Пойдем, милая. Надо успокоить этих взрослых. Что-то они расшумелись.

Я помню, как смотрел на меня дядя Северус, приехавший на мой день рождения. Как он опустился на корточки рядом со мной и, глядя мне в глаза, объявил:

— Он вернулся.

И какая недоверчивая тишина накрыла гостиную, и как Катрин дернула меня за рукав и, доверчиво прижавшись ко мне боком, тоненьким детским голоском спросила:

— О чем они говорят?

И как я ей прошептал на ухо, что это все их взрослые заморочки, и что она может не волноваться. И что теперь я буду проводить с ней все свободное время. И что теперь у нее будет лучший старший брат.

Я помню, как Дамблдор увел на кухню отца, чтобы обсудить с ним мое обучение. И как всхлипывала мама. И как неуверенно обнял ее за плечи дядя Северус. И тепло Катрин, которой я на ушко шептал всякие глупости, из-за которых она совсем по-девчачьи хихикала, прикрывая ладошкой рот, чтобы не отвлекать родителей. Помню, с какой заботой смотрел на меня дядя Северус. Кто-то другой сказал бы, что он смотрит на меня отнюдь не с заботой, а, в общем-то, совсем без чувств, но я мог видеть его душу. Я мог увидеть его нерешительность, неуверенность, его любовь к маме — я снова видел истинные лица людей. И не только людей.

— Гарри…?

— Да, мама?

— Мм, ты… С тобой все хорошо?

— Конечно, мам. А разве должно быть плохо?

Я смотрел ей прямо в глаза, нежно улыбаясь, коря себя за глупость и за такое дорогое потерянное время. А она плакала, и эти слезы уже не были слезами безнадежности, не были слезами отчаяния, какие я увидел у нее все эти годы. Это были слезы счастья, счастья за меня, из-за моего, казалось бы, потерянного счастья.

— Спасибо тебе, Мерлин. Спасибо…

Она обнимала меня, как раньше, будто ничего и не было. Будто не было пяти лет ее мучений. Будто не было пяти лет моего сумасшествия.

* * *

Меня зовут Гарри Джеймс Поттер. Мне 16 лет. У меня самая лучшая семья на свете. Семья, которая ждала, пока я «откроюсь» им. Семья, которая ждала меня столько лет. Семья, на жизнь которой я променял свою душу.

* * *

Песня группы Muse "New Born"

"На задних лапках человек

Ступает горделиво,

Гоняясь тщетно целый век

За вольностью счастливой.

Но много бед в погоне той,

Падения нередки, —

Пред своенравною судьбой

Мы все — марионетки."

Пьер Жан Беранже, "Марионетки"

1997 г.

— Зачем мы живем, Гарри?

— У каждого есть своя судьба.

— То есть мы живем только ради какой-то цели?

— Да.

— Это не может быть правдой!

— Так и есть.

— Но почему ты настолько уверен в этом? Человек сам создает свою жизнь. Есть даже теория о параллельных реальностях, появляющихся из-за каждого выбора человека.

— У человека нет выбора. Есть только видимость.

— Но Гарри…!

— Не веришь?

— Нет, конечно!

— Хорошо, давай так. Я расскажу тебе одну историю.

Жил был на свете мальчик. У него не было родителей — они погибли, когда ему был годик. Когда ему исполнилось одиннадцать лет, к нему пришел великан и сказал ему, что этот мальчик волшебник. И мальчик поверил!

— Конечно, поверил! Ведь магия существует!

— Нет, Джинни. Он поверил великану не поэтому, а потому что ему очень хотелось хоть немного светлой, мягкой сказки после тяжелого детства.

— Но …

— Ты же знаешь, что я прав. Не спорь, пожалуйста.

Ты можешь сказать, что вот он, выбор. Но какой измученный родственниками ребенок-сирота откажется от сказки?

Конечно, он согласился. Нет выбора. Только видимость.

— Это не обычный случай. Он не может служить примером.

— Ладно, давай так. Вот, в Магическом мире идет война. И вдруг какой-то абстрактный подросток узнает, что способен окончить ее. Не очень умный, не имеющий никаких особых сил. В общем — сама посредственность. Но именно он способен сделать то, что не могут сделать другие, гораздо более талантливые и сильные волшебники. Потому что существует некое пророчество…

— Пророчества — ложь.

— Не все. Среди них есть действительно настоящие. Именно они и являются "гласом Судьбы". Они указывают человеку, как он должен жить. Но вернемся к этому подростку.

Он рассказывает о пророчестве своим друзьям, и вместе они решают сделать все для убийства Темного Лорда. Но все не так просто. Этим самым выбором они заставили пророчество исполниться…

— Ты же сказал, что пророчества указывают людям то, что они обязаны делать!

Юноша тихонько зарычал от злости.

— Ты меня вообще слушаешь?! В этом и проблема! В теории человек имеет право выбора. Но только в теории, потому что на практике этот подросток понимает, что никто не сможет победить кроме него и выбирает свою Судьбу осознанно, но без настоящего выбора.

— Каламбур. Я ничего не понимаю.

— Ты должна понять. Это очень важно для меня.

Юноша приблизил свое лицо к лицу девушки и мягко прошептал:

— Пойми, пожалуйста. Ты ведь всегда отличалась сообразительностью…

Он мягко погладил ее щеку пальцем, так, что девушка прикрыла глаза от этой неожиданной и такой редкой ласки.

— Подумай об этом на досуге.

— Ладно, — покорно прошептала девушка.

Юноша отстранился.

— И все же мы не закончили наш разговор.

— Да-да. Ты остановился на осознанном ненастоящем выборе.

— Да. И это самое главное в этом случае, да и в других тоже. Фактически, человек по-настоящему человек выбирает только цвет своей рубашки да новые туфли. Тот же Темный Лорд, услышав, что существует человек способный убить его, тут же бросился в атаку, хотя не сделай он этого, пророчество не исполнилось бы.

— И все равно, я не верю. Это тоже не типичный случай!

— Хорошо, — вдруг голос юноши похолодел, — давай представим что-нибудь другое. Например, маленькая девочка приезжает с семьей в гости к другой семье. И — о, удача — в этой семье тоже есть дети, двое: очаровательная малютка-девочка и мальчишка почти ровесник гостьи. И что же думает девочка? Что с ним будет легче общаться, чем с ее братьями? О, нет! Она думает о том, что юноша, скорее всего, станет ее мужем, поскольку других волшебников ее возраста она вряд ли встретит. Странные мысли для маленькой девочки, не так ли? Но наша героиня не по годам умна и хитра, так что этого можно было ожидать.

Девушка, казалось, пыталась не расплакаться. Она с мольбой смотрела на юношу — просила его остановиться.

— А что же мальчик? А мальчик по-детски влюбился в девчонку, не подозревая о ее мыслях. Но, понимаешь, та девочка, пообщавшись с мальчишкой сама того не осознав полюбила мальчика! Не потому что он был красив или богат, хотя он действительно мог устроить ей райскую жизнь своими деньгами наследника рода и авторитетом семьи, нет, она полюбила его за его душу! За душу, которая была отдана в полную власть Судьбы за небольшую цену — жизнь его родителей! Она полюбила ничто! Но вот вопрос: где же выбор этого мальчика, куда исчез Выбор Гарри Поттера? Или теперь он даже любить будет человека, предназначенного ему Судьбой?

Юноша вскочил и будто пытался просверлить глазами девушку, которая надрывно рыдала.

— Прощай, Джинни Уизли. Боюсь, мы с тобой больше не встретимся. Но я всегда буду любить тебя.

* * *

Песня группы Animal Jazz "Лед. Жесть"

«Мир не разделен на хороших и плохих. В каждом есть и светлая, и темная сторона. Главное в том, какую ты выбрал сторону.» Сириус Блек

1991 г. Октябрь.

— Мистер Поттер. Признаться, я надеялся увидеть Вас немного раньше.

— Мне помешали некоторые независящие от меня обстоятельства.

— Ну, что ж. Вы знаете, я помню каждую проданную мной палочку. — Продавец рассматривал мальчика с неподдельным интересом. Казалось, этому мальчику гораздо больше лет, чем на первый взгляд. Сам мальчик не отставал от Мастера и с огромным интересом всматривался в глаза Олливандера. Будто хотел увидеть там что-то скрытое от чужих глаз, — кажется, только вчера ваша мать была у меня, покупала свою первую волшебную палочку. Десять дюймов с четвертью, элегантная, гибкая, сделанная из ивы. Прекрасная палочка для волшебницы.

— Именно.

— А вот ваш отец предпочел палочку из красного дерева. Одиннадцать дюймов. Тоже очень гибкая. Идеальна для превращений. Да я сказал, что ваш отец предпочел эту палочку, но это не совсем так. На самом деле палочка выбирает волшебника.

— Я знаю.

— Какой рукой вы колдуете?

— Я левша.

— Интересно-интересно. Вы, должно быть, знаете, что существует не так много палочек для левой руки.

— Я надеюсь, у Вас есть несколько, поскольку сейчас почти невозможно найти Грегоровича.

— Ну, что Вы. У меня самый большой опыт в создании подобных палочек.

— Прекрасно.

Маленький одиннадцатилетний мальчик с интересом смотрел на взрослого мага, известного всей Магической Британии как мистер Олливандер — продавец волшебных палочек. Как ни странно, но у этого ребенка человек не вызывал никаких опасений, когда обычные люди находили немного пугающей его привычку заглядывать людям в глаза и не отводить взгляд. И не моргать. Может, мальчик не боялся этого странного взгляда потому, что и сам так общался с людьми. Заглядывая в душу. В самом прямом смысле этого слова.

Тем временем Олливандер вернулся из смежной с магазином комнаты и положил на стол перед мальчиком всего десять коробочек с палочками, когда обычно он предлагал их десятками. Линейка, уже пару минут самостоятельно измеряющая мальчика, наконец, упала на стол рядом с рукой Мастера волшебных палочек.

— Ну что ж, попробуйте вот эту. Тис, жила дракона, десять дюймов.

Палочка опасно нагрелась в руке мальчика, взмахнувшего ей, и оставила на его руке небольшой ожог. От неожиданности тот выронил ее и сжал от боли зубы, прошипев что-то нелицеприятное о своенравных палочках.

— Определенно не эта. Чем же вы ей так не угодили?

— Не знаю, со мной она не поделилась, — огрызнулся мальчик.

— Ладно, тогда эта. Ива, волос единорога, одиннадцать дюймов.

Но не успел мальчик и коснуться палочки, как Мастер выхватил ее буквально из-под его носа.

— Нет, точно не эта! Не волнуйтесь, мы обязательно подберем Вам палочку.

— Это было бы просто замечательно, — с немного злой интонацией ответил ему маленький покупатель.

— Может, эта? Кипарис, перо черного феникса, двенадцать дюймов.

Если бы мистер Олливандер сразу спросил своего клиента, какая волшебная палочка ему нравится, тот, несомненно, выбрал бы именно эту. Она выглядела изящно. Нет, не по-девчачьи, просто ее изящество походило на красоту чистокровных. Светлое дерево, рукоятка с черными рунами, вырезанная так, чтобы удобно было держать ее в ладони. Изящная — самое правильное слово. Она завораживала мальчика, и тот, не медля, протянул к ней руку и сжал пальцы на ее рукояти.

Это было так странно. Никакого сравнения с теплом, нет. Это был огонь, холодящий руку. Нереальное сочетание. Невозможное, и от того до боли близкое. Родное. Он сразу понял, что это именно его волшебная палочка. Ничья больше. И она радостно встречала хозяина.

Воздух в пыльном помещении заискрился, переливаясь всеми цветами радуги. И где-то шуршала вода. Завораживающе, медленно, тихими каплями стучала по крыше магазинчика. Дождь. Теплый дождь посреди осени.

— Невероятно!

Мальчик открыл глаза, вырванный из водоворота своих эмоций Мастером.

— Что невероятно? — мальчик выглядел умиротворенно. Раздражение, вызванное ожогом от тисовой палочки, испарилось, забитое в закоулки разума радостью встречи.

— Молодой человек, эта палочка была изготовлена мной более 50 лет назад с помощью найденного совершенно случайно странного черного пера, изучив магические свойства которого я выяснил, что это перо феникса. И притом, что черных фениксов никогда не существовало и не может существовать. Тогда я подумал, что это чья-то шутка, подумал, кто-то покрасил перо черной краской или заклинанием, но когда я подбирал древесину к этой необычной сердцевине, я понял, что обычно подходящие перу феникса тис и остролист совершенно не принимают такую сердцевину. Я стал пробовать каждую древесину, но только кипарис подошел этому перу. И после создания этой палочки я сомневался, что эта палочка найдет себе хозяина. Слишком необычна, могущественна и преданна. Она будет служить только Вам, даже если Вы проиграете дуэль. Она не подчинится никому кроме Вас. У нее свои понятия о чести. Почти разумна.

Я думаю, вы знаете, что тис относят к виду древесины, из которой получаются темные волшебные палочки, остролист — могущественные светлые, ива — палочки добрых и светлых волшебников, в основном палочки целителей, дуб — для упрямых волшебников. Но ни разу за свою жизнь я не продал ни одной палочки из кипариса. И, в общем, я крайне редко создаю такие волшебные палочки. Эта палочка является признаком того, что Вы достойный волшебник. Чистокровный. Не такой, как последователи Темного Лорда — они предали свою кровь, подчинившись полукровке. Вы независимы ото всех. Одиночка со своей моралью и честью.

Олливандер задумался, будто ушел в себя. Да, этот мальчишка был полон секретов, и кому, как не Мастеру волшебных палочек их разгадывать? Это было интересно — узнавать характер покупателей через их волшебные палочки, но обычно Олливандер предпочитал держать свои небольшие открытия при себе. Но этот мальчик привлекал Мастера. Хотелось довериться ему.

Черноволосый ребенок пристально смотрел ему в глаза. Около минуты ни тот ни другой не двигались. Вдруг Мастер вышел из задумчивости и неожиданно заявил мальчику:

— Вы станете третьей силой. Ни Свет, ни Тьма, только справедливость. Для Вас не важны сильные этого мира — главное для Вас — Ваши близкие.

Скоро вы встретите равного себе… — Мастер прищурился — или равную. Вам дана возможность закончить эту войну. Воспользуйтесь ей. Ради своих близких, — на его слова мальчик как-то совсем невесело усмехнулся.

Оба они молчали. Каждый думал о своем. О чем думал Олливандер, мог сказать только он сам, но мальчик по имени Гарри Поттер думал о том, что ему придется сделать, чтобы остановить эту войну.

* * *

Песня группы Evanscense "Bring Me To Life", но это только мнение автора.

«И он бежал, взор обратив назад, как будто вел за ним погоню его же страх.» Эдмунд Спенсер.

1997 г.

— Ты придурок, Малфой!

— Кто бы говорил, четырехглазый!

Дверь в одну из комнат была с силой захлопнута, разрушая тишину этого домика на опушке леса. Парень с растрепанными ну в очень художественном беспорядке волосами, громко топая, вбежал в свою комнату и с силой захлопнул уже вторую за сегодня дверь.

* * *

Юноша, в очень расстроенных чувствах, метался по комнате, пока не крикнув что-то вроде "Ой, ну Вас всех к Мерлину!" рывком открыл окно и выскочил наружу. Со второго этажа. Ну, невысоко, в общем-то, но падать тоже надо уметь. Как ни странно, никаких стонов из-под окна не послышалось, а точнее вообще ничего не послышалось. Вот так вот пришел, выпрыгнул и пропал.

Пришедший через полчаса подросток с очень-очень аристократичным лицом равнодушно взглянул на открытое окно и совершенно спокойно вышел из комнаты.

Это что за сумасшедший дом?

* * *

На самом деле этот дом был совсем не сумасшедшим, но не нормальным точно. Просто в этом доме жили волшебники. А светловолосый аристократ имел вполне обоснованные подозрения о том, куда и, главное, как направился черноволосый подросток. И он их подтвердит.

* * *

Когда Гарри Джеймс Поттер не явился на обед, никто ничего не сказал. Родители подростка привыкли к перепадам настроения у своего чада и относились к его бойкотам спокойно. Что большинство вот таких пропусков семейных встреч вовсе не забастовки, они как-то не знали. Или не хотели знать. Однако на ужин подросток явился. И семья Поттеров вместе с совсем не к месту появившемся в этом доме Малфоем в составе 5 человек принялись за ужин, заботливо приготовленный домовиком Тори.

— Куда это его высочество Поттер — младший свалил сегодня днем?

Вся семья дружно прислушалась к разговору подростков, а один ее представитель напрасно пытался прожечь в Малфое дыру своими ярко-зелеными глазами, которые тот самый Малфой про себя "нежно" звал глазищами.

— А его высочество Малфоя не учили, что говорить во время еды невежливо?

— А я разве ем?

— Все равно.

— Ты не ответил на вопрос.

— Ты тоже.

— Прекрати, Поттер!

— Что это ты так разнервничался, Малфой? Ну, с помощью портала, посетил даму своего сердца.

— Это ты своим родителям рассказывай.

— А я это разве не им рассказываю?

— Нет! Ты это рассказываешь мне! А если ты не скажешь правду, я вполне могу поделиться с твоими родителями своими подозрениями, которые вполне могут оказаться гораздо хуже правды.

— Это шантаж.

— И что?

— Уголовно-наказуемо.

— Можно сказать, ты тоже меня шантажируешь. Законом. Мы квиты.

— Малфой, ты мне друг или нет?

— Нет.

Гарри прищурил глаза и, можно сказать, уставился в серые глаза аристократа. После чего довольно хмыкнул:

— Врешь, — и, не говоря больше ни слова, поднялся к себе в комнату, на ходу пожелав приятного аппетита родителям.

* * *

*Ретроперспектива*

— Драко Люциус Малфой.

— Гарри Джеймс Поттер.

— Джиневра Молли Уизли.

— Переговоры? — парень с девушкой, к которым обращался третий юноша, весело переглянулись, вспоминая им шутку из одного магловского фильма(1), так любимого Джинни.

— Именно.

— Неужели они мне не доверяют? — ироничные слова заставили тех самых "переговорщиков" еще раз переглянуться и одновременно ухмыльнуться.

— Вы случайно не близнецы?

— С чего ты взял?

— Друг друга с полуслова понимаете.

— Привычка, — дружно ответили юноша и девушка. Однако веселый тон был отброшен, и черноволосый подросток совершенно серьезно обратился к блондину.

— Ты в моем доме, Малфой. И скорее всего здесь останешься еще надолго. Так что привыкай, устраивайся.

Блондин огляделся и снова взглянул на первого юношу.

— Джинни — моя невеста.

— Эй! — девушка возмущенно взглянула на блондина.

— Ты легиллимент? — несмотря на напускное спокойствие, голос блондина предательски задрожал. Еще бы — кому понравиться, что у него в мыслях роется посторонний?

— Нет, — блондин вздохнул с облегчением, но с подозрением косился на брюнета.

— Тогда как?

— Врожденное.

— Что?

— Мм, ну, я как бы могу видеть души.

Он замолчали. Вдруг Малфой спросил:

— Вас ведь сюда никто не присылал, — девушка мягко ему улыбнулась.

— Нет. Гарри сказал, что тебе нужна помощь и нам разрешили поговорить с тобой.

Неожиданно для Малфоя парень сдвинул девушку себе за спину и успокаивающе заметил:

— Это была моя идея. Мы можем уйти.

"Кошмар, как они так живут?! Это же, как будто твою душу на всеобщее обозрение вытряхивают!" — крутилось в голове у Малфоя.

— Что ты…?

— Не хочу, чтобы ты злился на Джинни. Я тоже считаю, что это немного невежливо показывать людям, что ты знаешь о них чуть больше, чем остальные.

— Ты издеваешься?

— Да, — из-за спины Поттера послышался мелодичный смешок.

— Сумасшедший дом!

— Вовсе нет, Малфой. Просто здесь живут люди, которые не хотят помнить войну. Не хотят жить войной. Не хотят быть взрослыми. Мы здесь отдыхаем.

Голос Поттера не был злым или сердитым, но он был серьезным. Будто до блондина доводили правила игры в этом доме.

Поттер совершенно "по-Джинни-Уизлевски" улыбнулся. В смысле мягко и понимающе. Не как Дамблдор. Эти двое действительно понимали. Потому что пришли к нему. Потому что нашли родственную душу.

— Ты привыкнешь. Ты здесь свой, Малфой. Здесь не нужна ложь, а если нужна, то она обязана скрыть войну. Потому что война не коснется этого дома. Пока я жив. Пока живы мои родители, Катрин и Джинни. Каждый из нас будет поддерживать эту иллюзию до последней минуты. Потому что иначе мы сойдем с ума. От горя, от боли, от жестокости. Это наш маленький мир, и только тебя он примет. Потому что ты такой же. Подумай над этим, хорошо?

И, оставив блондина окончательно растерянным, они ушли.

*Конец ретроперспективы*

* * *

Прошло не так много времени с того разговора, но разговор вряд ли покинет память наследника рода Малфоев. И сейчас ему очень наглядно объяснили, как такая иллюзорная жизнь заставляет близких друг другу людей врать, скрывая самое важное. Ему нравилась такая жизнь, но было в этом что-то неправильное. Совсем неправильное.

— Зачем этот спектакль, Малфой? Хотел поговорить — так бы и сказал. Но при родителях-то зачем?

— Надоело, Поттер. Зачем ты врешь им? — лицо Гарри ужесточилось.

— Насколько я помню, мы уже говорили об этом. И все выяснили.

— Где ты был?

— Ходил в гости к Уизли.

— О, нет, Поттер. Ты снова врешь. Ты не ходил к ним в гости.

— А где же я, по-твоему, был?

— У Уизли. Только ты не ходил к ним в гости, а летал. Я прав?

— Это неважно.

— Очень даже важно Поттер. Я считал тебя своим другом.

— Я и есть твой друг.

— Тогда почему ты не рассказал мне сразу?

— Ты не спрашивал.

— Слизеринец.

— Кто бы говорил.

— Я, Поттер, в отличие от тебя, веду себя как истинный гриффиндорец — я до последнего не верил в свои подозрения. Я доверял тебе.

— И что же изменилось?

— Ты убил мою тетю.

— Не я.

— А кто? У нас в Лондоне орлы развелись? И сколько же их?

— Двое.

Блондин вдруг замолчал, потеряв весь свой пыл.

— Дж-жиннни? — произнес он дрожащим голосом.

— Ну, да, — черноволосый подросток вдруг смущенно уставился в стенку. Будто его поймали на чем-то нехорошем. Как маленький ребенок.

— Поттер!

— Что?!

— Какого черта?! Она же девчонка! Ты хоть понимаешь, что вообще творишь?! А если с ней что-нибудь случится?! Как ты мог рассказать ей?!

— А меня, знаешь ли, никто не спрашивал! Она сама обо всем догадалась.

— И ты разрешил ей летать вместе с тобой?!

— Нет, конечно! — блондин недоуменно уставился на друга, удивленный таким ответом, — ты думаешь, ей нужно мое разрешение?!

— Ах, да! У ВАС ЖЕ РАВНОПРАВИЕ!

— Ты что орешь так? Хочешь, чтобы с нами еще родители поспорили???

— Да! Пусть узнают, куда пропадает их милый мальчик!

Оба вдруг замолчали, зло уставившись друг на друга. Вдруг брюнет подозрительно сощурился:

— Ты, что, любил свою тетю?!

— Нет.

— А чего тогда разоряешься? Джинни считала Беллатриссу Лестрейндж виновной в смерти своей матери. Она жила местью. Сейчас вроде лучше стало. Знаешь, каково это? Когда твоя невеста, вместо того чтобы думать о тебе, думает, как ей лучше напасть на убийцу своей матери? — голос юноши вдруг стал обреченным. Он с какой-то тоской рассматривал свои ладони, — она, конечно прекрасна в гневе, но…

— Что, но?

Второй юноша в ответ обхватил руками голову:

— Скажу тебе по секрету: месть — не самое лучшее чувство. Я не могу долго находиться рядом с людьми, для которых месть — главная цель в жизни.

— Почему?

— Ты смеешься? Забыл, что ли?

— А, прости…

— Я сделал все, чтобы она перестала думать об этом, перестала жить местью, но у меня не получилось. Теперь же, она гораздо легче вспоминает о своей матери, считает ее смерть отомщенной, но…

— Что на этот раз?

— Это неправильно, Драко. Это просто отвратительно. Ей понравилось убивать. Ей нравится чувствовать себя этакой Немезидой! Она считает себя достойной отомстить всем Пожирателям Смерти. Она считает, что все они монстры, чудовища, которые подлежат уничтожению!

— Разве не так?

— Нет, конечно. Ни один человек не достоин смерти! Может только Волдеморт. Он не человек.

Блондин ощутимо вздрогнул. И пристально всмотрелся в Гарри.

— Но ты же тоже убивал!

— Я никого не убил! Я только обезвредил их, — он как-то сжался, — их лишили души.

— Это лучше.

— Это хуже.

— Гарри, это война. Здесь нет места жалости.

Брюнет зло сощурился.

— Это заблуждение.

— Издеваешься? Значит, Пожиратели имеют право убивать нас, а мы нет?!

— С каждым убийством ты разрываешь свою душу!

— Что?

— Душу разрываешь на части, — у Поттера был такой вид, будто он сомневается в существовании мозга его собеседника.

— Я понял, — огрызнулся Малфой, обиженный интонацией друга. Но с чего ты это взял?

— А кому об этом знать, если не мне? Преднамеренное убийство с желанием причинять боль разрывает душу человека. Я боюсь, что однажды и душа Джинни не выдержит. Только она меня не слушает.

— Почему?

— Она думает точно так же, как и ты. Что Пожиратели не люди.

— Ладно, забыли. Но родители?! Почему ты не расскажешь им? Почему ты не сказал мне?

— Ты еще не понял?

— Что?

— Я хочу защитить тебя.

— Мне не нужна ничья защита!

— Это очень заметно, — с сарказмом отозвался юноша, — Малфой, я очень ценю близких себе людей. И я сделаю все для их защиты.

— Поттер, я не собираюсь отсиживаться в уголке, пока ты и Джинни рискуете своими жизнями.

— Поэтому я и не рассказывал тебе ничего.

— Но твои родители?! Их ты тоже защищаешь?!

— Нет, это они защищают меня. Я не хочу лишать их этой иллюзии.

— Не понял. Объясни, — его друг обреченно вздохнул.

— Малфой, они считают меня ребенком. В первую очередь, я их сын. Они собираются до последнего прятать меня и Катрин. Я же хочу помочь. И я помогаю. Знаешь, что случится, когда они узнают? Думаешь, они будут гордиться мной? Нет. Они расстроятся из-за того, что я лгал им, запрут меня дома. Для моей же безопасности!

Мерлин, как они ошибаются! День, когда они запретят мне выходить из дома, станет точкой отсчета до моей смерти…

Ты не представляешь, как я хочу свободы! Независимости! Единственное, чего у меня никогда не будет.

— Свободы от чего, Гарри? Ты не зависишь ни от кого. Никто не держит тебя.

— Ты не так уж не прав, Драко. У меня нет только одной свободы. Свободы Выбора. Но именно она более всего привлекает меня.

* * *

Отхождение от благодарностей автора перед фанфиком: песня Nina Simone “Sinnerman”.

1 — P.S. Автор знает, что фильма «Пираты Карибского моря: Проклятие Черной Жемчужины» даже в проекте не было во времена Гарри Поттера. Автор просто не удержался.

«Наши сомнения — это наши предатели. Они заставляют нас терять то, что мы, возможно, могли бы выиграть, если бы не боялись попробовать». Уильям Шекспир

1992 г.

Четверо рыжеволосых подростков молчали. Каждый переживал по-своему. Сегодня их семья лишилась еще одного своего члена. Маленькая девочка, единственная девочка в семье Уизли тихо всхлипывала, прижавшись к груди старшего подростка. Вдвоем, они мерно покачивались на кровати в такт рыданиям девочки. Ее брат пытался успокоить малышку. Двое похожих, как две капли воды, подростков как-то совершенно растерянно глядели друг другу в глаза. Они умели шутить и веселить народ, а вовсе не скорбеть. И не утешать.

Комната, в которой собралась младшая часть семьи Уизли, была одной из комнат дома Поттеров, чьи хозяева любезно согласились принять семью с их горем. Совершенно простая гостевая спальня особняка чистокровной семьи, она поражала своей роскошной простотой. Интересное сочетание. Комната не была вычурной или как-то украшенной, но было сразу понятно, что все вещи в ней дорогие и удобные. Небывалый уют для семьи с не очень большим капиталом.

Неожиданно дверь в комнату открылась, и внутрь тихо скользнул мальчик лет двенадцати. Оглядев обстановку, он по-хозяйски предложил:

— Мама с папой приготовили вам еще одну комнату для девочки. Одному из вас придется спать в одной комнате со мной. Я могу показать вам комнаты.

— Нет, спасибо. Мы немножко посидим, — старший юноша решил ответить за семью.

— Как хотите. Кстати, я Гарри, Гарри Поттер.

— Перси Уизли, это Джинни, Фред и Джордж.

— Понятно, — мальчик замялся, а потом неожиданно спросил, — говорят вы, Фред и Джордж, хотите создать свой магазин розыгрышей?

— Да, но это глупая идея. Идет война, — один из близнецов ответил мальчику. На эти слова его старший брат фыркнул:

— Чтобы понять это, вам нужно было потерять дом и… — он неожиданно замолчал, а девочка заплакала еще сильней.

— Я знаю, что идея глупая. Но мне крайне необходимо одно ваше изобретение, о котором знают даже мои родители.

— Какое? — другой близнец тоже оживился, но закончить им не дали. Перси вдруг рявкнул на братьев:

— Вы что совсем с ума сошли?! Сейчас не время для игр! Вы можете хоть иногда быть серьезными?

— О, я совершенно серьезен, но если вы сейчас же не продадите мне один Удлинитель Ушей, будет уже поздно.

— Удлинитель чего? — Перси удивился.

— Ушей. Сколько вы за него хотите?

— 5 галлеонов.

— Сколько? — Перси задохнулся от удивления. Однако сделка была прервана всхлипом девочки и тонким мелодичным голоском:

— Как вы можете?! Рон, скорее всего, мертв, а вы…! Вы…! Радуетесь жизни, будто ничего не случилось! Бездушные!

Все пятеро замолчали. Девочка со злостью вглядывалась в братьев, но когда черед дошел до Поттера, тот гордо поднял голову, и немного зло ответил:

— Я, между прочим, для вас же и стараюсь! Вы хотите узнать смогли они найти вашего брата или нет? С помощью этих предметов можно легко подслушать собрание Ордена Феникса! Неужели вам не интересно?

— Думаешь, мы не пробовали в штабе? Они собираются в зачарованном помещении.

Мальчик самодовольно усмехнулся:

— Это внеплановое собрание.

Несколько секунд дети Уизли переглядывались, а потом, как ни странно, вскочила на ноги Джинни и командным тоном вытребовала Удлинитель ушей у братьев. И вся компания горсткой высыпалась на лестничную площадку.

* * *

— Кингсли, ты смог найти Рона?

— Нет. Я проверил лес заклинанием. Если он там, то, скорее всего, уже мертв.

Послышался судорожный всхлип, а потом утешающий голос Лили Поттер:

— Артур, еще есть надежда, не расстраивайся. Мы обязательно найдем его.

— Альбус, у нас есть гораздо более важная проблема.

— Да-да, Северус. Мы так и не решили, что будем делать с маглорожденными волшебниками.

— А что с ними делать?

— Шпионы Темного Лорда добрались до Регистрационной книги детей-волшебников.

Послышались судорожные вздохи, охи и ахи.

— У этой проблемы всего два решения.

— Какие же, Альбус?

— Либо мы прячем Регистрационную книгу, либо мы прячем маглорожденных, но сначала нужно найти их с помощью книги Хогвартса.

— Если мы заберем Регистрационную книгу, Министр решит, что Орден больше не доверяет Министерству.

— И что? Он уже давно мог бы до этого догадаться.

— Грюм, одно дело, когда мы намекаем на продажность Министерства, а другое открытое признание.

— Снова. И что? Мог бы и догадаться, что в Министерстве полно шпионов.

— Грюм, не строй из себя идиота — своими действиями мы добьемся только изоляции Ордена от Министерства, а без авроров мы проиграем.

— Откуда такая информация, Северус? Твой господин наплел?

Реакция подслушивающих ребят была разной: Джинни навернулась со стула, специально принесенного для нее братом; Гарри внешне остался невозмутим, но в голове мысли сбились в стайки и разносили его воображаемую библиотеку по информации о дяде Северусе. Близнецы переглянулись, а Перси сосредоточенно хмурился.

— Перестань, Аластор. Это глупости. Однако, из ваших слов понятно, что маглорожденных придется прятать. Причем срочно.

— Но как, Альбус? Мы не можем спрятаться сами, а прятать других еще сложней! — Джеймс Поттер включился в обсуждение.

— Заклятие Доверия.

— Это мы уже проходили, — впервые на памяти Гарри голос его отца был так холоден.

— Вы только доверились не тому человеку, Джеймс. Их Хранителем стану я сам.

— Как ты себе это представляешь, Альбус? Думаешь, они согласятся с таким ограничением жизни? Не все маглы любят магию.

— Действительно, Северус прав. Моя сестра Петунья ненавидит магию. Я уверена, если бы ее сын, Дадли, был волшебником, она скорее отказалась от него, чем переехала неизвестно куда, чтобы защитить его.

— Ты плохо знаешь свою сестру, Лили.

Теперь и голос матери Гарри был холоден. Чем-то напоминал голос Северуса.

— Значит Вы, Альбус Дамблдор, знаете ее лучше меня?

— Я не хотел обидеть тебя, Лили. Мы с твоей сестрой общались некоторое время. Она просто завидовала тебе.

— То есть своему сыну она не завидовала бы? Мы с ней были лучшими подругами до моих одиннадцати лет.

— Это, конечно, очень интересно, но маглорожденным от вашего разговора не станет легче. Решайте, Дамблдор.

— Я не знаю. Для этого хотя бы нужно просмотреть Регистрационную книгу Хогвартса.

— Хорошо, мы все подумаем над решением этой проблемы.

— Лили, Джеймс?

— Да, Артур?

— Мне неловко просить, но… Не могли бы вы разрешить моей семье остаться у Вас до того, как я смогу найти нам новый дом? Нам некуда идти. Мюриель не пустит нас к себе. Мы предатели крови.

— Конечно, Артур. Я сама хотела предложить это тебе.

— Спасибо, Лили.

Гарри вынул из уха Удлинитель и уставился куда-то в пространство. Джинни незаметно, как ей казалось, рассматривала мальчика. Ей удалось ненадолго отвлечься от возможной смерти брата.

— Видимо, мы поживем еще недолго у вас, Гарри.

— Да, скорее всего. Располагайтесь.

— Фред и Джордж не захотят жить раздельно, так что, скорее всего, я буду жить с тобой.

— Да — да, конечно.

— Ну, не буду тебя отвлекать.

Мальчик даже не прервал своего занятия. У него в голове зрел план.

* * *

— Какого черта, Альбус?

— Что-то случилось, Северус?

— Случилось?! Еще как случилось! Регистрационная книга детей-волшебников пропала!

— Хогвартская?

— Да нет же! Министерская!

Собрание Ордена Феникса было прервано появлением шпиона, вернувшегося со встречи Пожирателей. На кухне дома на площади Гриммо установилась мертвая тишина.

— Как это случилось, Северус? Волдеморт приказал выкрасть ее?

— Нет, Альбус. Темный Лорд рвет и мечет. Кто-то украл книгу буквально из-под носа у Пожирателей!

— Невероятно!

— Видимо, кто-то помогает нам.

— Что этот человек с ней сделает?

— Мы не можем знать точно, Лили. Либо он отдаст книгу Темному Лорду, либо Дамблдору.

— Не думаю, Северус. Этот человек не настолько глуп. Он уничтожит ее.

— Как???

— Сожжет, Джеймс, сожжет.

Двенадцатилетний мальчик вытащил из уха купленный у близнецов Удлинитель Ушей и порадовался, что собрание проходило не там, где всегда, то есть без защиты.

А сжечь — это идея.

* * *

В тот день Магическую Британию потрясло известие о краже из Министерства Магии. Невозможность такого стояла на третьем месте после ограбления Гринготтса и побега из Азкабана. Волдеморт в злости убил двух своих молодых Пожирателей. Орден пытался выяснить имя своего союзника. Но не смог. Потому что никто не догадался, что этот незримый помощник — двенадцатилетний Гарри Джеймс Поттер. Хотя, может мистер Олливандер поделился бы с Орденом своими подозрениями, если бы его спросили. А Джиневра Уизли на всю жизнь запомнила кровавую повязку на руке друга на следующий день после появления новости.

Тело Рональда Уизли было найдено через неделю после ограбления.

* * *

Песня Linkin Park «Don`t stay».

«Каждая победа и каждое поражение лишь твоя заслуга — это и есть свобода».

Автор изменяет традиции и пишет название песни перед главой. Это песня "Мой рок-н-ролл" группы Би-2. Без этой песни эффект не тот. Послушайте и почитайте, пожалуйста. Простите за маленький размер.

1996 г. 31 октября. Нападение на больницу Святого Мунго.

* * *

В тот день началась борьба для меня и Джинни.

В тот день я понял самое главное. То, что можно понять только самому.

В тот день мне разрешили сражаться.

Меня приняли в Орден Феникса.

Мне разрешили убивать.

В тот день.

* * *

В очередном нападении на Хогсмид погиб брат Альбуса Дамблдора.

С этого все началось.

На несколько дней Орден остался без своего главы — директор скорбел по своему брату. Вернулся он уже другим. Целеустремленным. Уверенным. Жестоким.

Дети. С пятнадцати лет все способные сражаться подростки имели право вступить в Орден. После проверки Сывороткой Правды, разумеется. Армия Светлой стороны увеличилась буквально в два раза. Трусостью считалось остаться в стороне. Ни я, ни Джинни не остались. Мне было 16.

Это был ад.

— Здесь нет места жалости, нет места пощаде. Здесь идет война, и вы теперь ее участники. Больше нет детства, нет дома, есть только война. Личная война каждого из вас.

Но эти слова не были правдой. Нет. Я чувствовал. В этом всем было что-то глубинно неправильное, что-то, что мог понять только я.

Я понял.

Когда увидел Джинни. Убившую человека Джинни. Убившую, и наслаждавшуюся смертью.

Смертью человека.

Ребенка.

Пятнадцатилетнего ребенка.

Это был конец.

Внутри меня что-то рухнуло, погребая останками все мысли и чувства. Я не хотел! Не хотел убивать! Мерлин, помоги мне, прошу тебя! Я не хочу видеть смерть!

Все мои мысли, мои чувства, все они пытались убедить меня. Убедить, что все это оправданно. Что мы можем победить только так.

Ложь.

Я врал себе, врал, чтобы не чувствовать, не видеть этой жестокости, этой боли.

Не чувствовать.

— Это война, Гарри. Здесь нет места жалости.

Нет! Слышите? Нет! Не будет этого! Я не стану таким как они! Я не убью! Не заберу чужую жизнь! Я НЕ БУДУ!

— Война! Понимаешь, Гарри? Пришло время отбросить все чувства. Ты рос в этом, рос в этой войне! Ты должен был понимать весь ее ужас! Почему же это стало таким откровением для тебя? Это монстры. Чудовища в людской плоти, слышишь? Они заслуживают смерти!

Нет! Они тоже люди! Мерзкие, злые, жестокие, но люди! Никто не достоин смерти! Никто!

Не позволю! Не дам, слышите? Это вы во всем виноваты! Вы начали эту войну, а я должен ее продолжить? Не буду! Я не стану убийцей! Не я!

— И чего ты этим добьешься? Джинни уже убивала!

Стон. Боль. Удар по самому уязвимому месту. По сердцу.

Его маленькая Джинни! Такая добрая, беззащитная, нежная. Почему? Она ни в чем не виновата. За что? Ее душа! Такая яркая, пламенеющая, она чернела! Огонь охлаждался, потухал. Ее душа погибала. Захлебывалась, тонула в смерти, в жестокости, в этом ужасе, окружающем ее.

За что? Мерлин, спаси ее душу. Прошу тебя! Забери мою, только защити ее…

— Нет, Гарри. Ты же знаешь, что он тебя не услышит. Какое ему дело до этих людишек. У тебя есть только один выход. И ты знаешь это. Ты всегда можешь уйти, Гарри. Закрыться. Это же так просто.

Это не выход. Надо бороться. Бороться до конца. Даже если твой враг огромен и непобедим.

Потому что твой враг — все люди.

Потому что это сама смерть.

И выхода нет. Ты пройдешь этот путь до конца. До самого конца.

Это твоя война, Гарри.

Война с самим собой.

"В этой комнате хранится сила, одновременно более чудесная и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум, чем силы природы. Пожалуй, она ещё и самая загадочная из всех сокровищ, что там хранятся. Имя этой спасительной силы — любовь". Альбус Дамблдор

1998 г.

— Джинни?

— Да, Гарри?

— Я люблю тебя, ты знаешь об этом?

— Знаю, — молодой человек лет восемнадцати зарычал от напускной злости. Девушка засмеялась, прикрывая ладошкой рот.

— Давай по-другому. Джиневра Уизли, я люблю тебя больше жизни.

— Ты говорил.

— Безгранично.

— Оригинально.

— Бесконечно.

— Говорил.

— Ах, так. Ну, ладно.

Девушка вдруг испугалась, может она пересекла какую-то незримую границу?

— Что, ладно?

— Джиневра Молли Уизли. Я люблю тебя бесконечно, безгранично и я готов отдать жизнь за тебя. Согласна ли ты стать моей женой?

— ЧТО???

Юноша самодовольно усмехнулся.

— Не ожидала? А я между прочим уже неделю как кольцо купил, — похвастался он.

— Свадьба? — голос девушки почти сорвался на визг.

— Да.

— Ну, какая свадьба, Гарри? Мне семнадцать лет! Тебе всего на год больше, и то даже еще не исполнилось восемнадцать!

— И? Это же мелочи, Джинни.

— Мелочи? Ты знаешь, что скажет мой отец?

— Что?

— Что я безответственная влюбленная дурочка! Что из-за тебя я покину свою семью! Что без меня они не справятся с домом — я же единственная девушка в семье!

Молодой человек, казалось, вообще не слушал ее. На первых словах все вокруг вдруг стало неважно.

— Если бы всего этого не было, ты бы согласилась?

— Конечно.

— И не сказала бы ничего о том, что недостаточно любишь меня, что я придумал твою любовь?

— Ты говоришь глупости, Гарри.

— Скажи.

— Что?

— Ну же, скажи, Джинни! Я хочу услышать всего четыре слова!

— Четыре?

— Да.

— Я даже не знаю… — молодой человек вскочил на ноги и с уже настоящей злобой смотрел на девушку.

— Перестань, Джиневра.

— Что ты, Гарри? Я шучу, конечно. Только не злись! — парень медленно опустился на траву.

— Если ты так хочешь… Я скажу, сейчас, подожди секунду, — девушка закрыла глаза и, не открывая их, совершенно серьезно произнесла:

— Я люблю тебя, Гарри Поттер.

Молодой человек мягко улыбнулся и повалил девушку на землю, прижав ее к траве:

— Не бойся, про кольцо я пошутил. Кажется, я что-то задолжал тебе.

— Мм…? — девушка пыталась сопротивляться, но у нее не получалось. Не потому что парень был сильней, нет. Он почти не давил на нее. Просто от его близости в голове что-то помутилось, и все ее мысли срочно эвакуировались.

— Я задолжал тебе один поцелуй. А может и не один. Если позволишь.

И он мягко прижался своими губами к ее.

Может, он скажет ей это попозже. Когда она будет готова.

* * *

Песня Би-2 "Скользкие улицы" переезжает к другой главе. Взамен песня Джеймса Бланта "You`re beatiful"