|
|
Путешествие во времени
| |
| PPh3 | Дата: Среда, 03.10.2012, 17:31 | Сообщение # 1 |
Высший друид
Сообщений: 786
| Название фанфика: "Путешествие во времени"
Автор: PPh3
Бета : MS Word, Omega
Рейтинг: PG-13
Пейринг: НЖП, НМП, Северус Снейп, Гарри Поттер/Джинни Уизли, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Альбус Дамблдор
Тип: гет
Жанр: AU, приключения, ангст, общий
Размер: макси
Статус: в процессе
События: Седьмой курс, Путешествие во времени, Фик об оригинальных героях, Философские размышления, Много оригинальных героев, Дамбигад, Нестандартный пейринг, Любовный треугольник
Саммари: Что делать, если вполне безобидная поездка оборачивается кучей проблем и приключений? Смогут ли маггловские науки быть полезными, если ты вдруг окажешься в магическом мире, да еще и не в своем времени? Поможет ли университетское образование и, как следствие, умение критически мыслить, если приходится противостоять одновременно аристократическому снобизму одних и слепому преклонению перед авторитетами других?
P.S. Много НП, частичный Дамбигад. Фанатам крутых Уизли и Поттера читать не рекомендуется.
Предупреждения: ООС, AU, немагическое АУ, Дамбигад
Это очередное видение седьмой части ГП глазами сразу нескольких новых персонажей, которые оказываются в Хогвартсе по разным причинам и меняют взгляд на вещи как друг друга, так и некоторых обитателей Хогвартса.
Частично игнорируется 6-я книга ГП, т.е. Дамблдор не попал под проклятье кольца, а Драко не принимал Темную Метку и не получал приказ убить Дамблдора, следовательно война отложена во времени, и Хогвартс продолжает жить своей жизнью.
Люциус Малфой смог откупиться от Азкабана после провала в Отделе Тайн. Амелия Боунс и Эммелина Вэнс, убитые в шестой книге, живы, а Олливандер продолжает торговать палочками у себя в магазине.
Также имеет место AU относительно маггловского мира. Т.е. предполагается, что миссис Роулинг книг о ГП не писала, и, соответственно, главная героиня не могла их прочесть и сразу понять, что с ней произошло. В противном случае это могло бы привести к появлению всезнающей Мэри-Сью. Также имеет место небольшое смещение хронологического порядка некоторых событий, имевших место в маггловском мире.
P.S. Поскольку все новые персонажи не являются англичанами, для усложнения восприятия и создания реалистичности при переходе с одного языка на другой оный будет вводиться в первых двух-трех главах с момента введения в повествование персонажей, на нем говорящих, а также при переходе в диалогах с одного языка на другой. Переводы будут указаны в скобках там же в диалогах.
P.P.S. Некоторые уже известные заклинания изменены так, как если бы они произносились на классической, а не вульгарной латыни.
P.P.P.S. Фик задуман и начат давно, поэтому любые совпадения с другими фиками являются случайными и не относятся к плагиату.
Диклеймер: Автор не извлекает материальной прибыли, персонажи и вселенная Дж.К.Роулинг принадлежит Дж.К.Роулинг.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 25.02.2013, 12:20 | Сообщение # 271 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - Вы говорите странные вещи, фрейлейн Кайнер, — заключил, наконец, Визерхофф. — Зачем учиться в университете, если собираешься участвовать в семейном бизнесе? Как в университете вообще могут держать совсем лентяя и бездаря наподобие Уизли?
- Анна, вы говорите так, будто вам слишком часто приходилось сталкиваться с людьми вроде Уизли, — заметил тем временем Карл, который, благодаря матери, понимал кое-что в психологии, — иначе откуда столько бессильной ненависти? Откуда такое обостренное чувство несправедливости? Будто бы вы окончили на “отлично” школу, потом университет, много работали, но добились намного меньше, чем ваши сверстники, намного уступающие вам в интеллекте и трудолюбии. А ведь в университете вы могли изучать кристаллохимию, катализ, философию…
Кайнер широко распахнула свои зеленые глаза и чуть приоткрыла рот, но ничего не сказала. Стоявший рядом с ней Фольквардссон ощутимо напрягся, как если бы услышал нечто компрометирующее о своей протеже.
- Надеюсь, ваши измышления не достигнут ушей за пределами этой комнаты, — холодным, не терпящим возражений тоном заявил Ассбьорн, обратившись к обоим однокурсникам.
- Ты знаешь, Ассбьорн, я умею хранить секреты, но, тем не менее, я не могу не написать об этом родителям, — не менее холодно заявил в ответ Шёнбрюнн.
Бывший дурмстранговец только кивнул в ответ: ни один чистокровный волшебник не имел права жертвовать благополучием Рода в угоду личным предпочтениям.
- Могу сказать о себе то же самое, — добавил Визерхофф. — Но… — на его лице отразилось сомнение, — как Кайнер могла окончить университет, если она учится сейчас с нами?
- Я думаю, этот вопрос следует задать самой фрейлейн Кайнер, — чуть растягивая слова, произнес Карл, сложив руки на груди и посмотрев на Анну сверху вниз, с чувством собственного превосходства.
- Я… я… — в очередной раз растерялась девушка: это ж надо было так проколоться с зельеварением! Так ее, может быть, спросили бы этом очень нескоро. Теперь нужно поубедительнее сыграть свою роль. — Только, пожалуйста, не смейтесь надо мной! — Анна с мольбой и отчаянием посмотрела на юношей. — Вы видели, какие мне задания давали вначале! Надо мной бы все просто смеялись! Как это, взрослая женщина и учится в школе?! Я из-за этого занизила возраст проявления магических способностей, которые у меня появились только после окончания университета.
- Интересно, какой же университет вы закончили? — слегка наклонив голову набок, поинтересовался Лотар, смерив девушку скептическим взглядом.
- Я думаю, в магическом мире маггловские степени не имеют значения, — уклоничиво ответила слизеринка. — В любом случае… знаний и навыков, которые я там получила, достаточно для того, чтобы… заниматься научной и, отчасти, преподавательской деятельностью. — Поэтому меня так раздражало, когда Снейп постоянно унижал меня на зельеварении, не мое происхождение, но мои способности, — добавила она, чуть запрокинув голову назад. — Будучи моим деканом, он единственный из всех преподавателей знал, что у меня есть высшее образование, и раньше, на отработках, доверял варить достаточно сложные зелья.
Фольквардссон и Шёнбрюнн синхронно кивнули — им уже доводилось видеть Анну на паре таких отработок, и умения, которые она приобрела, пока ее обучал Снейп лично, тоже не стоит исключать.
- Но все-таки странно, что в университете вместе с вами учились выпускники гимназий и основных школ одновременно (9), — не отставал гриффиндорец. — А такого быть не должно. Как и того, чтобы, получив химическое образование, шли работать менеджерами и офисными клерками и получали при этом зарплату выше, чем квалифицированный научный сотрудник. Вы описываете какое-то морально разложившееся, испорченное общество…
Кайнер сердито посмотрела на Визерхоффа и сделала шаг назад, ничего не сказав в ответ.
- Я думаю, фрёкен Кайнер не готова обсуждать больше свою жизнь в маггловском мире, — сказал Ассбьорн, вновь взяв Анну за руку. — Я думаю, она была достаточно откровенна с вами сегодня, чтобы в ближайшее время не поднимался вопрос о доверии к ней.
- Лотар, действительно, оставь свои вопросы для более подходящего случая, — сказал Карл примиряющим тоном. — Я уверен, что Анна Кайнер не навредит никому из нас, — девушка механически кивнула. — Вам же, Анна, следует более говорить откровенно с господином Шварцем, если он вызовет вас для беседы. Я понимаю, почему вы захотели скрыть часть информации о себе от других учеников, учителей и директора, но, тем не менее, вы — немецкая студентка, — юноша особенно подчеркнул последнюю фразу, — и потому господин Шварц несет ответственность в том числе и за вас, пусть вы и не являетесь участницей международного образовательного эксперимента. Несмотря на происхождение, у вас весьма неплохой потенциал — как магический, так и профессиональный, — так что вам следует пойти на сотрудничество с Отделом образования, чтобы не упустить свой шанс.
- Э… хорошо, — неуверенно ответила Лапина, посмотрев куда-то через плечо Шёнбрюнна.
- Считаю, мы обсудили пока достаточно, — подытожил Фольквардссон. — Господа, дама, — кивнул по очереди всем присутствующим, отдав почтение Анне, — предлагаю нам всем пойти в Большой Зал: время обеда должно наступить уже скоро.
И первый покинул кабинет под руку со своей протеже.
* * *
На урок ЗОТИ, который должен был состояться сразу после обеда, Николаус фон Шварц прошел вместе с последними учениками, скрывшись под Дезиллюминационными чарами, и занял место в последнем ряду, считая его наиболее удачной позицией для наблюдения. Школьники, до этого шумевшие в коридоре, разом притихли и, с опаской поглядывая на дверь в другом конце класса, принялись расходиться по своим местам. Бесшумно доставали учебники, пергаменты, перья, даже не сказав друг другу и слова, не торопились садиться. Было в этом что-то странное, неправильное… Лотар Визерхофф по своей воле никогда бы не сел с Уизли, да и Уизли явно не испытывает удовольствия от пребывания аристократа рядом с собой. Карл Шёнбрюнн и Генрих фон Бранау находятся в состоянии враждебного нейтралитета и явно предпочли бы оказаться на расстоянии друг от друга, и, тем не менее, они стоят рядом, за одной партой. Практически все передние парты заняли студенты в зеленых галстуках — слизеринцы, большинство из которых — чистокровные. Лишь крайнюю секцию у стены заняли несколько гриффиндорцев, среди которых Визерхофф, Уизли, Браун… Противоположным образом складывалась ситуация на задних рядах: на галерке оказался даже Гарри Поттер, местная знаменитость, и еще несколько парней и девушек, в том числе и Анна Кайнер; она была единственная из всех, кто все-таки соизволил сесть. Неожиданно девушка подскочила — на противоположном конце класса открылась дверь, и на галерее показался полный коренастый мужчина в бордовой мантии и с выражением брезгливости на лице. Учитель важной походкой сошел вниз и, устроившись в широком кресле за своим столом, надменно посмотрел на учеников, которые поспешили вытянуться по струнке.
- Здравствуйте, профессор Уоррингтон, — хором “пропел” класс, продолжая стоять по стойке “смирно”.
- Здравствуйте, дети. Можете садиться, — слащаво проговорил Уоррингтон, и студенты с облегчением уселись на жесткие деревянные скамьи.
Происходящее все больше напоминало фарс…
- Мне сказали, что сегодня мой урок почтит своим присутствием важный немецкий чиновник, — с презрительными интонациями в голосе заметил Уоррингтон после того, как провел перекличку, — но что-то я его не вижу среди присутствующих. Это ли хваленая немецкая пунктуальность?
Класс молчал.
- Мистер Уизероф? Не знаете?! Двадцать баллов с Гриффиндора! Мистер Шонбрун? — рявкнул профессор, перейдя к следующему студенту.
- Г-господин Шварц… — замялся слизеринец.
Кайнер, сидевшая в “слизеринской” секции, как-то странно привстала со своей скамьи; лицо ее было напряжено, и взгляд сосредоточен, будто она пыталась увидеть что-то за головами впереди сидящих одноклассников. Увидеть что-то, чего не видят другие. Некоторые из магглорожденных и полукровок слегка повернули головы в сторону девушки — сыграло природное любопытство. Грейнджер и вовсе глянула на Кайнер с осуждением, но промолчала — видимо, среди неполноценных, по мнению Уоррингтона, студентов существовало негласное правило не выдавать друг друга.
- Профессор Уоррингтон, господин Шварц здесь, — неожиданно нашелся с ответом Шёнбрюнн. Юноша старался говорить уверенно и твердо, однако от Главы древнего чистокровного рода не укрылись нотки беспокойства в голосе подопечного. — Я думаю… вы его просто не заметили.
- Вы думали?! — взревел преподаватель. — Пятьдесят…
- Господин Шёнбрюнн абсолютно прав, — неожиданно для всех заговорил Шварц, поднявшись с места. — И для волшебника, искушенного в защите от Темных Искусств, не должно быть сложностью обнаружить простейшие Дезиллюминационные чары…
Несколько гриффиндорцев, особенно знакомых с Грозным Глазом Грюмом и его “Постоянной бдительностью”, прыснули со смеху.
- Да как вы смеете?! — возмутился Уоррингтон, хлопнув со злости кулаком по столу.
- То же самое могу спросить у вас, господин Воррингтон, — парировал глава Отдела образования. — Я — официальный наблюдатель от немецкого Министерства магии, призванный проследить, чтобы наши студенты получили в лучшей школе чародейства и волшебства в Европе образование не хуже, чем у себя в стране. И пока я вижу лишь урок, превращенный в фарс, и преподавателя, совершенно незнакомого с педагогической этикой. Значит, так вы заботитесь о ваших юных волшебниках?
- Вы — наблюдатель, мистер Шварс, вот и наблюдайте! — огрызнулся учитель ЗОТИ. — Это мой урок и мои правила, так что не смейте командовать здесь!
- Вы забываетесь, господин Воррингтон, — небрежно ответил Шварц. — Я не студент, которого вы можете безнаказанно унижать и оскорблять. И вам придется считаться со мной, если вы не хотите случайно опорочить вашу страну или ваше министерство. — Уоррингтон побагровел от гнева, тяжело выдохнул, но так и не нашел, что сказать в ответ. — А теперь, господин Воррингтон, возвращайтесь к уроку и постарайтесь не разочаровать меня качеством обучения в Хогвартсе…
Чиновник говорил спокойно, с осознанием собственной правоты и силы, и горделиво, сверху вниз смотрел на “собеседника”, который, видимо, впервые столкнулся человеком, посмевшим дать ему отпор, и против которого он ничего не смог бы сделать.
- Дети, продолжаем урок, — после некоторой заминки произнес Уорринтон тоном учительницы начальных классов. — Министерство магии продолжает заботиться о своих подданных и, в связи с возрождением Того-кого-нельзя-называть и усилением вероятности нападения его приспешников — Пожирателей Смерти — на жилые дома и общественные места… — ученики послушно скребли перьями — полагалось записать практически все слова преподавателя, даже не относящиеся к изучаемой теме. — Министерство магии сочло нужным ввести в программу Хогвартса несколько новых заклинаний, которые помогут вам сдержать нападение злодеев до прибытия Авроров. Сегодня мы будем проходить заклинание… м… э… — мужчина принялся судорожно рыться в своей тетрадке, перебирая страницы маленькими пухлыми пальцами, унизанными перстнями. — В общем, это заклинание из программы Дурмстранга… — было заметно, что подростки с трудом подавили вздох удивления. — Да, наше Министерство магии специально выбрало несколько заклинаний из программ других школ, тщательно проверяя, чтобы эти заклинания не были темными. Так что, дети, можете не опасаться: темную магию мы изучать не будем, — и улыбнулся белозубой улыбкой в стиле Гилдероя Локхарта. — Итак, сегодня мы будем изучать нападающее заклинание… э… “К-коп-копъэ…”
- Заклинание вызова маггловской полиции — вот уж не думал, что в Министерстве до такого додумаются! — рассмеялся темнокожий парень с Гриффиндора, чем привлек к себе внимание всех присутствующих сразу.
- Вы?! — взревел Уоррингтон, указав пальцем на чересчур наглого студента.
- Дин Томас, Гриффиндор, магглорожденный, — встав, ответил тот, ничуть не испугавшись разозленного преподавателя.
- Пятьдесят баллов с Гриффиндора! А теперь возвращаемся к уроку. Итак, заклинание звучит… “К-коп… копъ-э-му-у-с”, — преподаватель явно испытывал трудности с произнесением незнакомых слов, в то время как все остальные гадали, причем здесь коп и лось (англ. “Moose”).
С задних рядов взметнулась одинокая рука, которая, как ни странно, принадлежала не Грейнджер. Учитель понапрягался еще с минуту, с трудом добавив к уже имеющимся частям заклинания слова “яблоко” и “она” (англ. “Apple” и “She” соответственно), из которых не выходило пока ничего хоть сколько-нибудь устрашающего.
- Вы?! — взвизгнул профессор, вытирая пот со лба.
- Анна Кайнер, Слизерин, магглорожденная, — ответила девушка, посмотрев на преподавателя с толикой презрения.
Шварц боковым зрением взглянул на Кайнер. Что она задумала? Даже если она знает заклинание, с ее стороны было бы крайне неосмотрительным привлекать к себе внимание и, тем более, перебивать преподавателя, особенно такого, с завышенным чувством собственной важности. Или ей мало выходки, учиненной на зельях?
- Двадцать баллов со Слизерина за неуважение к преподавателю, — чванливо произнес Уоррингтон, довольно ухмыльнувшись: змейки обязательно проучат свою грязнокровую подружку и потерю баллов. — Мисс Кайнер, вы считаете ваш вопрос столь важным, что не можете не перебить учителя?
- Профессор… хм… Уоррингтон, — ответила Кайнер. — Если вы напишите заклинение большими буквами на доске, то его будет легче прочесть. Желательно латиницей. Это все.
- Садитесь, Кайнер… — небрежно ответил учитель, запустив пятерней в прилизанные кудри, после чего, к удивлению для всех остальных, и впрямь последовал совету студентки.
Преподаватель рисовал на доске неуклюжие печатные буквы, часть из которых принадлежала к явно незнакомому алфавиту. Глаза Кайнер странно блеснули, будто ей в голову пришла очередная идея, и она что-то быстро записала к себе в тетрадь. А заклинание на доске гласило: “Копиемо усыпляеши”. Уоррингтон еще несколько раз пытался по слогам прочитать написанное, однако мало преуспел в этом, в то время как магглорожденная слизеринка прятала в руках довольную ухмылку — ибо вряд ли в Хогвартсе найдется еще хоть кто-то, не понаслышке знакомый со славянскими языками.
Учитель ЗОТИ, по-видимому, отчаялся уже произнести правильно словесную формулу заклинания — его вполне устраивало, что ученики просто списали с доски нужные слова — и принялся описывать производимый эффект (противник теряет сознание и спит, пока его не разбудят специально), движения палочкой, возможности для применения. И снова скрипели по пергаментам перья, класс погрузился в тишину, которую мало нарушал чванливый монотонный голос преподавателя.
- А теперь мы перейдем к практике, — сказал профессор по окончании лекции. — Сейчас я, как обычно, разобью вас на пары…
Из задних рядов взметнулась вверх еще одна рука, на этот раз из гриффиндорской секции.
- Вы?! — преподаватель едва сдерживал гнев: урок только начался, а его успели перебить аж три раза!
- Гермиона Грейнджер, Гриффиндор, магглорожденная, — гордо отрапортовала девушка с копной пышных каштановых волос на голове.
- Двадцать баллов с Гриффиндора, Грейнджер! — рявкнул мужчина. — И чтобы никто больше не смел задавать вопросы, пока я не разрешу! Ясно?!
Класс замер. Грейнджер закусила губу, пытаясь не расплакаться. Она же хотела, как лучше, а ее даже не захотели слушать!
- Господин Воррингтон? — снова послышалось сзади.
Противный немецкий наблюдатель самым наглым образом продолжал сидеть на месте и улыбаться, а взгляд его выражал полное презрение по отношению к учителю, рекомендованному самим Министерством магии!
- Мистер Шварс, вы имеете право только наблюдать, а не вмешиваться! — заявил преподаватель, выпятив грудь вперед, словно надеялся таким образом придать себе важности.
- Очевидно, вы забыли, господин Воррингтон, что я не школьник, а человек, наделенный властью, — спокойно и, вместе с тем, величаво произнес глава Отдела образования. — Знаете, господин Воррингтон, в нашей стране вы были бы не только уволены с поста преподавателя, но и потеряли бы право занимать руководительские и педагогические должности в принципе… — лицо Уоррингтона стало красным, раздулось от гнева и, казалось, вот-вот лопнет из-за чересчур тугого воротника. — А теперь давайте выслушаем фрейлейн Гермиону Грэнджер: вряд ли бы ученики стали задавать вопросы, если бы это было неважно для урока.
- Мистер Шварс, еще раз повторяю: это мой урок, и я сам устанавливаю правила поведения здесь! — учитель ЗОТИ наконец-то выпустил пар. — Грейнджер, недельная отработка с Филчем в восемь вечера! — мужчина просиял, стоило ему увидеть, как гриффиндорская заучка и отличница виновато опустила голову — очевидно, чтобы скрыть слезы.
- Господин Воррингтон, я попробую предположить, что хотела сказать фрейлейн Грэнджер, — не отставал Шварц. — Господин Воррингтон, вы только что дали для изучения студентам новое заклятие на незнакомом языке. Как же студенты будут практиковать его, когда вы не соизволили показать, как правильно произносить его, и не объяснили, что означает вербальная формула? Я прав, фрейлейн Грэнджер? Вы этот вопрос хотели задать учителю?
- Да… — тихо ответила гриффиндорка, кивнув.
- Господин Воррингтон, на сегодняшнем педсовете будет доложено о назначении вами несправедливой отработки. И, я думаю, фрейлейн Грэнджер — не единственный человек, кому вы назначали отработки столь же несправедливым образом, — с чувством собственной правоты заметил чиновник, сверху вниз посмотрев на нерадивого преподавателя, которого, как ни странно, мало испугала выволочка на предстоящем педсовете. — А теперь, господин Воррингтон, продолжайте урок и постарайтесь учесть все сделанные вам замечания.
Уоррингтон лишь зло глянул на немца, уже успевшего сесть обратно на скамью, после чего обратился к классу:
- Итак, дети, прежде чем перейти к практике, давайте разучим произношение нового заклинания…
Профессор ЗОТИ улыбался и растягивал слова, но глаза его с презрением смотрели на сидящих за партами подростков, которые полностью были в его власти. Однако, казалось, он совершенно не замечал хмурых и недоверчивых взглядов самих учеников, которые были бы рады любому случаю, заставившему Реджинальда Уоррингтона покинуть Хогвартс, ведь должность учителя ЗОТИ — проклята, а проклятие не обязательно должно сработать именно в конце учебного года.
- Дети, все вместе громко повторяйте за мной: “Коп-э-му-у-ус-эппл-ши”.
- Коп-э-мус-эппл-ши, — раздался нестройный хор голосов.
- Нет, так не годится, дети, — преподаватель стукнул палочкой-указкой по столу. — Давайте еще раз…
Шварц продолжил наблюдение за аудиторией. Голоса раздавались в основном с передних парт, которые были на полном обозрении у Уоррингтона. Сидевшие позади магглорожденные и полукровки по большей части открывали рот, а если и репетировали, то презрительно кривились при этом. Действительно, на английском выходила полная бессмыслица, непонятный набор слов: “Cop, a moose, apple, she” — “Полицейский, лось, яблоко, она”. Хотя чего еще можно ожидать от ставленника Дамблдора. А вот и Кайнер: лицо сосредоточено, губы едва шевелятся, пальцы выписывают странные фигуры на столе. Уж ей-то точно нет необходимости повторять за Уорринтоном. Бранау же пока сидел тихо и не высовывался — видимо, в серьез испугался, что его теперь могут отправить за содеянное в Нурменгард. На прочих же уроках, где не было необходимости рассаживаться строго определенным образом, Бранау демонстративно сидел один, а на общих трапезах в Большом Зале не появлялся вовсе — отбывал наказание за нападение на Миллер и ее одноклассника Финч-Флетчли.
Через пару минут учитель приказал всем встать и собрать вещи, оставив при себе только волшебные палочки, после чего с помощью магии раздвинул столы, образовав пустое пространство посреди класса. Ученики послушно встали вдоль стен — слизеринцы с одной стороны, гриффиндорцы — с другой, но никто не смел сесть или просто облокотиться на стоявшие позади столы, ибо профессор Уоррингтон был сторонником жесткой дисциплины и не терпел неуважения к себе. Далее мужчина назвал первую пару — Гарри Поттера и Драко Малфоя. Мальчики вышли на середину класса, смерив друг друга презрительными взглядами. В очередной раз вклинился немецкий чиновник, по мнению которого, новые атакующие заклинания следует отрабатывать вначале на манекенах, а практические занятия по боевой магии надлежит проводить в специально оборудованных для этого помещениях, которые непременно должны быть в таком древнем замке, как Хогвартс. В ответ Уоррингтон заявил, что к седьмому курсу уже пора бы выучить пару защитных заклинаний, и если кто-то из учеников их не знает, то это их проблемы, а не учителя, и вообще, он, Реджинальд Уоррингтон, здесь учитель, и не какому-то немецкому чиновнику указывать, что и как ему делать. После чего приказал Малфою и Поттеру по очереди атаковать друг друга.
Первым атаковал Гарри, вложив в заклятие всю свою силу, однако вместо луча из палочки вылетел фейерверк, который, покружив по комнате и изрядно напугав тем самым девушек и самого учителя ЗОТИ, врезался в доску, оставив после себя приличных размеров пропалину и сноп разноцветных искр. Выбравшийся из-под стола Уоррингтон отругал гриффиндорца за неправильное исполнение заклинания, что привело к ущербу для классного помещения, снял с мальчишки пятьдесят баллов и назначил недельную отработку с Филчем, и затем приказал колдовать Малфою.
Драко гордо запрокинул подбородок и выпятил грудь, взмахнул палочкой, произнеся нужные, как ему казалось, слова. Вот только юный наследник рода Малфоев никак не мог понять, как лоси и яблоки могут обеспечить эффект шпажечного оглушителя. Из-за этого он запнулся, не договорив вербальную формулу до конца, однако рука уже сделала выпад. Поттер со всей мочи выкрикнул: “Protego!”, однако ураган, вырвавшийся из палочки слизеринца, легко пробил простейший щит и снес Мальчика-который-выжил вместе стоявшим за ним учителем. Гриффиндорец, по доброте душевной, попытался помочь грузному профессору выбраться из-под обломков шкафа, в который они вместе угодили, но тот в очередной раз оскорбил ученика и снял с львиного факультета еще двадцать баллов за “неуважение и пренебрежение к преподавателю”, не забыв назначить еще неделю отработок с Филчем. В ответ большая часть львят, несмотря на введенные запреты, заголосила о несправедливости, напомнив Уоррингтону, что заклятие было выпущено Малфоем. В итоге Слизерин лишился пятидесяти баллов, а бывший “серебряный принц” получил месяц отработок у школьного завхоза.
Снова вмешался Шварц, потребовавший, чтобы преподаватель сам продемонстрировал правильное выполнение заклинания, а также указал перечень подходящих щитовых чар, ибо, “как было продемонстрировано только что, использование “Protego” явно недостаточно для отражения этого славянского проклятия”. Уоррингтон отмахнулся, сказав, что держит ситуацию под контролем, и вообще, это его дело, как проводить урок, после чего вызвал к барьеру Грейнджер и Паркинсон. Здесь следует отметить, что у Гермионы, которая всегда подходила основательно к выполнению любых школьных заданий, вышел вполне сносный желтый луч. Пэнси наколдовала модифицированный “Protego” и следом выпустила “Seco”. Щит ослабил и замедлил проклятие Гермионы, но не поглотил его полностью — в результате слизеринка, ухватившись за правое плечо, зашипела от боли, не забыв сказать при этом все, что думает о “поганых грязнокровках”. Гермиона же, вложив немало сил в плетение чар и получив отдачу от выпущенного ею же заклятия, не успела выставить щит, и теперь на ее щеке алел яркий незаживающий порез. Присутствовавшие в классе змейки злорадно ухмыльнулись. Преподаватель же, вместо того, чтобы залечить рану студентки или отправить ее в Больничное крыло, а заодно наградить причитающимися баллами — ведь Гермиона Грейнджер абсолютно правильно выполнила новое заклинание, — лишь снял с нее баллы “за причинения вреда однокурснице” и приказал оставаться в классе до конца урока.
Следующими были вызваны Шёнбрюнн и Кайнер. Юноша и девушка стали друг напротив друга и, не обращая внимания на остальных, совершили положенное дуэльное приветствие. И если гриффиндорцы предвкушали, главным образом, интересное зрелище, как “двое змей побьют друг друга”, то стоявшие в стороне слизеринцы разделились во мнениях. Одни считали, что “грязнокровке надо указать ее место”, другие — что Кайнер в первую очередь слизеринка и уже потом грязнокровка, а слизеринцы не должны драться друг против друга, во всяком случае — не при чужих. Однако конструктивного диалога у них так и не вышло, ибо профессор Уоррингтон всегда строго следил за тем, чтобы на уроках не разговаривали. Карл и Анна тем временем как-то странно переглянулись друг с другом — было заметно, что они оба нервничали, после чего парень, прикрыв глаза, кивнул, словно бы готовился к худшему. Кайнер сосредоточенно принялась выводить контур, как вдруг ее прервал Уорринтон:
- Кайнер, почему вы не произносите заклинание в слух? — строго спросил он, напирая на девушку откормленным брюшком.
- Потому что использование заклинаний невербально нивелирует недостатки произношения, — немного неуверенно ответила Анна.
- Тем не менее, вы должны проговаривать заклинание вслух, чтобы закрепить его правильное выполнение, — с важным видом произнес преподаватель. — И минус пять баллов Слизерину за своевольство. Давайте, Кайнер, начните сначала и вслух.
Подозрительным кажется волнение Шёнбрюнна… Выступил вперед, рука крепко сжимает волшебную палочку и, согнутая в локте, чуть отведена назад — исходная позиция для простейших атакующих заклятий. Напряжены мышцы лица, сжаты в тонкую линию губы, а потемневшие глаза готовы прожечь дырку в профессоре. Он боится… за Кайнер?
- Э… ладно… — уверенности в голосе девицы заметно убавилось. Приняла боевую стойку, начала чертить контур. — Коуп… ээ… мм…
Кайнер ведет палочку нарочито медленно, рука чуть подрагивает… Чего она добивается этим представлением? Неужели никто, кроме него, Николауса фон Шварца и, наверное, Карла Шёнбрюнна, не заметил, что в первый раз девчонка почти выполнила заклинание правильно?
Вышла запинка, рука дрогнула будто бы от волнения, и палочка резко дернулась вверх, выпустив сноп рыжих искр. Кайнер одергивает пальцы от своего орудия — теперь взгляды всех присутствующих прикованы к ней, а на лице Шёнбрюнна и вовсе отображается полнейшее непонимание происходящего. Палочка, содержащая остатки магического заряда, подскакивает и прокручивается в воздухе, продолжая выпускать искры, девчонка с трудом ее ловит, но строптивый артефакт вновь подскакивает у нее в руках, выпуская фейерверк, который летит в подвешенный к потолку скелет дракона.
- Не-е-ет! — кричит профессор, беспомощно размахивая руками, в то время как на него падает куча костей.
- Wingardium Leviosum! — Гермиона Грейнджер, как всегда, безупречно исполнила заклинание, и разбившийся скелет завис буквально в дюйме от макушки преподавателя.
- Думаю, на сегодня урок можно объявить оконченным, — объявил Шварц с нотками сарказма в голосе. — Господин Визерхофф, верните, пожалуйста, драконий скелет на место в первозданном виде…
Лотар молча кивнул в ответ на указание чиновника и принялся выполнять Чары восстановления. Грейнджер, уже уставшая поддерживать заклинание Левитации, с облегчением опустила палочку. Платок, который она приложила к ране на щеке, уже насквозь пропитался кровью, однако девушка боялась отнять его от лица — не при всех. Хоть бы только этот Шварц сжалился и отпустил всех с урока. Мужчина тем временем внимательно оглядел аудиторию, будто прикидывая что-то в уме, и, словно прочитав мысли гриффиндорки, продолжил:
- Фрейлейн Кайнер, вылечите, пожалуйста, рану фрейлейн Грэнджер и обучите ее общим Исцеляющим чарам. Остальные студенты могут быть свободны. Господин Воррингтон, в связи с вашей некомпетентностью, продемонстрированной сегодня на уроке, считаю нужным поднять на сегодняшнем педсовете вопрос о вашем снятии с должности, а часы ЗОТИ отвести на самоподготовку до замещения вашей должности, — и удивленное молчание было ему ответом.
Уже через пять минут на дверях кабинета защиты красовалось объявление об отмене уроков на неопределенный срок, а обнаружившие его следом ученики, весело помчались по коридорам, чтобы донести до своих друзей и товарищей по факультету радостную весть. Лед тронул, и рухнула неприязнь — впервые за все эти дни обитатели Хогвартса не проклинали, но благословляли свалившихся им на головы немцев.
* * *
Сразу после уроков был устроен допрос для Лаванды Браун, Ромильды Вейн, Гермионы Грейнджер и Джинни Уизли. Руководить допросом должны были Николаус фон Шварц и Амелия Боунс, и Дамблдор не стал чинить препятствий со своей стороны. Лишь предварительно пригласил Джинни Уизли к себе в кабинет, напоил своим любимым индийским чаем и убедил девочку, что ей нечего бояться, и что, что бы ни случилось, ей всегда помогут. Сам же директор Хогвартса не рискнул предпринимать что-либо, дабы защитить девочек от произвола немецких чиновников — те, как назло, быстро пригласили легилимента, так что факт подделки воспоминаний у мисс Уизли или мисс Грейнджер может очень легко вскрыться, что ему совершенно невыгодно. Как и не выгодно давить на Амелию Боунс или ее племянницу — председатель Визенгамота прекрасно понимал, как так получилось, что глава Департамента магического правопорядка “очень вовремя” оказалась в школе. Амелия Боунс — весьма влиятельная фигура в магическом мире, и с ней невыгодно ссориться, равно как и с министром Скримжером. Великий светлый волшебник и победитель Гриндевальда в одном лице впервые столкнулся с обстоятельствами, которые он не только не планировал, но даже не предусматривал возможными, и не видел идей, как обратить их ради большего блага.
На допрос первой позвали Лаванду Браун. Вели процесс глава Департамента магического правопорядка британского Министерства магии Амелия Боунс, глава Отдела образования немецкого Министерства магии Николаус фон Шварц и его подчиненный, куратор Отто фон Геннинген; секретарь Марта Бёллер должна была вести протокол, а невыразимец Йенс Хаймлихманн — обеспечивать следствие Веритасерумом и антидотом к нему, а также отслеживать блоки и изменение памяти свидетелей. Свидетели должны были входить в помещение через одну дверь и выходить через другую, так, чтобы не видеться друг с другом ни до, ни после допроса и, таким образом, не иметь возможности заранее договориться о том, какие показания давать.
Пышногрудая кудрявая блондинка с подозрением оглядела чиновников, перед которыми ей предстояло держать ответ, и послушно села на стул. Присутствовавшая здесь же деканесса кивнула своей студентке, как бы подбадривая ее, и девушке сразу стало легче: уж МакКошка-то за своих львят кого угодно порвет.
- Ваше полное имя? — спросил Геннинген после того, как девица выпила предложенный ей стакан воды с Веритасерумом.
- Лаванда Роза Браун, — ответила та, уставившись на собеседника безучастным взглядом.
- Вы знакомы с Лотаром Визерхоффом?
- Да. Мы учимся вместе на седьмом курсе Гриффиндора.
- Пытались ли вы обратить на себя его внимание?
- Естественно, — Лаванда капризно надула губки, — ведь я самая красивая девушка в школе, — и хлопнула длинными ресницами.
- Имели ли вы какие-либо серьезные намерения к Лотару Визерхоффу?
- Нет, однако я была бы не против выйти за него замуж.
- И, тем не менее, вы встречаетесь сейчас с Рональдом Визлей…
- Да, он симпатичный парень и классный игрок в квиддич, — девушка мечтательно закатила глазки. — Он очень веселый и при этом чистокровный.
- Мисс Браун! — возмутилась МакГонагалл, считавшая, что о таких вещах говорить неприлично.
Видимо, министерские чиновники были с ней солидарны, ибо посмотрели на девушку со смесью недоумения и осуждения.
- Какие у вас отношения с господином Визерхоффом на данный момент? — вернулся к допросу Геннинген.
- Никаких, — мисс Браун снова надула губки, — я ведь встречаюсь с Бон-Бончиком. Но по мне — так Уизерхоф слишком много о себе возомнил, — девушка сморщила носик и небрежно взмахнула рукой. — Он, конечно, богатый, чистокровный и все такое, но это было нехорошо с его стороны — подсиживать моего Бон-Бончика с поста старосты, — МакГонагалл согласно кивнула, — ведь Бон-Бончик — такой клее-о-о-вый…
- Скажите, пожалуйста, как давно вы встречаетесь с… — Геннинген поморщился, — господином Визлей?
- Чуть больше недели, с тех пор как заучка Грейнджер бросила его ради этого вашего Уизерхоффа. Ронничек был таким бедным, таким несчастным, ему так не хватало любви…
МакГонагалл недовольно закатила глаза, взмолившись святой Медане. Мисс Браун, конечно, истинная гриффиндорка, но своими любовными излияниями в адрес мистера Уизли она только играет на руку немцам, чего быть не должно.
9) Система среднего образования в Германии условно делится на три ступени: начальное (Grundschule), среднее I и среднее II. Дети в начальной школе учатся 4 года и по окончании сдают экзамены, на основании которых решается, школу какого уровня они могут выбрать в дальнейшем. Слабые ученики идут в так называемую главную, или основную, школу (Hauptschule), где учатся вплоть до 10-го класса (среднее I), после чего уже могут идти работать или же поступить в техникум/ПТУ (Fachschule). Средние ученики распределяются в “реальные школы” (Realschule, аналог - реальное училище до революции в России), сильные — в гимназии (Gymnasium). Среднее образование II длится 2 или 3 года в зависимости от уровня школы и выбранной специальности и необходимо для поступления в прикладные институты (Berufsakademie) и ВУЗы различных типов (Hochschule). Лапина же додумалась сказать, что училась вместе со слабыми ребятами не только в школе, но и в университете, что вызвало разрыв шаблона у немецких студентов, для которых такое невозможно в принципе.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 25.02.2013, 12:21 | Сообщение # 272 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - Нам известно, что Рональд Визлей встречался с вами и в прошлом году, однако позже переключился на фрейлейн Грэнджер. Скажите, пожалуйста, были ли у вас конфликты с фрейлейн Грэнджер? Испытывали ли вы к ней какие-нибудь негативные чувства? Имели ли намерение отомстить или подставить?
- Я, конечно, ревновала Бон-Бона к заучке Грейнджер и совершенно не понимала, что он в ней нашел. Она — слишком властная, слишком помешанная учебе и порядке, она никогда бы не сошла до чувств и потребностей бедного Бон-Бончика, а ведь он такой рани-и-имый, — произнесла Лаванда чуть капризно, растягивая слова.
- Мы поняли, что вы очень любите… господина Визлей, однако вы так и не ответили на вопрос, имели ли вы намерение отомстить фрейлейн Грэнджер, — строго сказал Геннинген, возвысившись над допрашиваемой.
- Это неэтично! — заявила профессор МакГонагалл. — Мисс Браун — очень чувствительная особа и не сможет объективно ответить на данный вопрос!
Однако, Лаванде, находящейся под действием Сыворотки правды, было абсолютно все равно, что за нее только что заступилась декан.
- Нет, я даже не думала об этом, однако я считаю, что это Грейнджер заслужила свое наказание — и бойкот, и лишение значка старосты — за то, что так ужасно обошлась с моим Бон-Боном! — ответила Лаванда, подскочив с места; в голубых глазах ее пылал огонь гнева.
- Успокойтесь, пожалуйста, фрейлейн Браун… — невыразимец поставил перед ней зелье, приятно пахнущее мятой. — А теперь… — Геннинген подождал, пока девица выпьет зелье, — скажите, пожалуйста, зачем вы подослали господину Шёнбрюнну конфеты, начиненные Амортенцией?
- Но ведь я такая красивая, — Лаванда состроила невинный взгляд, — я девушка, мне нравится нравиться. А он на меня внимания не обращает. А сам ведь такой красивый, богатый, чистокровный… мы бы хорошо смотрелись вместе, — и мечтательно закатила глаза.
- Фрейлейн Браун, а как вам удалось достать Амортенцию? — вклинилась Амелия Боунс. — Вы сами варили это зелье или приобрели уже готовое?
- Со мной поделилась Ромильда Вейн — она тоже хотела добиться внимания мальчиков.
- Вы знаете, откуда у Ромильды Вейн Амортенция?
- Да. Ее мать специализируется на подобном товаре, и у Ромильды всегда есть при себе несколько зелий.
Профессор МакГонагалл хотела, было, наложить на свою студентку заклятие онемения, но Боунс остановила ее, указав взглядом обратно на кресло — они проведут расследование до конца, и Дамблдору с его людьми не удастся помешать им докопаться до правды. Чиновники многозначительно переглянулись между собой. Было видно, что для декана Гриффиндора слова Лаванды Браун явились откровением, но она быстро поняла, чем столь неприятная правда, неожиданно всплывшая на поверхность, может обернуться не только для ее факультета, но и для нее самой лично, а также директора Дамблдора, которого она едва не боготворила, и потому попыталась помешать допросу.
- Вы знаете, у кого еще в Хогвартсе можно купить приворотные зелья?
- Их можно заказать в магазине "Всевозможные волшебные вредилки" у близнецов Уизли — недавно они открыли еще один магазин недалеко отсюда, в Хогсмиде. Их можно легко замаскировать под духи, а детекторы темной магии их не обнаруживают.
- Достаточно, — заключил Шварц, и Хаймлихманн дал свидетельнице андидот к Сыворотке Правды. — Можете идти, фрейлейн Браун, — строго и одновременно вежливо сказал он, кивнув взволнованной девушке, которая сразу же разразилась слезами, едва оказавшись за дверью.
- Это возмутительно! — воскликнула профессор МакГонагалл, вернувшись в кабинет. — Девочка чувствует теперь себя предательницей!
- Мисс Браун следовало думать головой, прежде чем давать Амортенцию юноше, к которому у нее не было даже серьезных чувств, — парировал Шварц. — Фрау Бёллер, позовите, пожалуйста, следующего свидетеля.
Версия Визерхоффа и Шёнбрюнна о возможной мести Лаванды Браун оказалась неверной, однако колдомедик Поппи Помфри подтвердила, что Грейнджер действительно давали сильное приворотное зелье, и потому от Ромильды Вейн можно было ожидать немало интересных подробностей.
В комнату вошла невысокая черноволосая кудрявая девушка с симпатичной мордашкой и хорошо сложенной фигурой. Так же подозрительно оглядев всех присутствующих и задержав взгляд на декане, гриффиндорка кокетливо хлопнула ресницами и послушно села за стол, на котором уже стоял стакан с Веритасерумом.
- Ваше полное имя? — вновь начал допрос Геннинген.
- Ромильда Кларисса Вейн.
- На каком курсе вы учитесь?
- На пятом.
- Какая оценка у вас по зельям? — на этот раз спросил Шварц.
- “Хорошо”, — ответила девочка капризным голосом. — У слизеринского змея практически невозможно получить “Превосходно”.
- Мисс Вейн! — снова возмутилась МакГонагалл: еще не хватало, чтобы немцы подумали, что в Хогвартсе не уважают учителей.
- Фрейлейн Вэн, из ваших слов можно сделать вывод, что вы обладаете большим талантом к зельеварению, — вновь заговорил Шварц, девушка довольно кивнула. — Используете ли вы ваш талант с целью заработать?
- Естественно. Много денег никогда не бывает.
- Вы все зелья варите сами, фрейлейн Вэн?
- Нет. Наиболее сложные мне высылает мама.
- На каких зельях вы специализируетесь, фрейлейн Вэн?
- На приворотных, — ответила Ромильда таким тоном, будто это подразумевалось само собой.
- Считаете ли вы ваш бизнес успешным?
- Еще бы. Личную жизнь надо устраивать, пока учишься с Хогвартсе, иначе можно остаться у разбитого корыта. Вот только мальчики интересуются, как правило, только квиддичем, и потому нам, девочкам, приходится прибегать ко всяким ухищрениям, чтобы заставить их обратить на нас внимание.
Складывалось впечатление, будто бы Ромильда жалуется на жизнь продавщице в магазине, однако чиновник добивался именно этого: респондента надо расположить к себе, позволить ему высказаться, проявить к нему участие. И не важно, что этот участливый слушатель на следующий день выпишет ордер на арест.
- Скажите, пожалуйста, фрейлейн Вэн, кому вы успели продать приворотные зелья в течение этого месяца и для каких нужд?
- Оу… — девушка закатила глаза к потолку, пытаясь сосчитать. — Лаванда Браун, с седьмого курса — она тогда находилась в активном поиске и хотела обратить на себя внимание этого вашего… как его… Шонбрунна. Демельза Роббинс с моего курса — ей нравится Джим Пикс, а он ее не замечает, хотя они даже в команде по квиддичу вместе играют. Джинни Уизли с шестого курса — ей надоело, что ее брат постоянно ссорится со своей девушкой, этой заучкой Грейнджер, — небрежно махнула рукой. — Трейси Дэвис со Слизерина — ей нравился ее одноклассник, красавчик Забини. Мэнди Брокльхерст и Латиша Рэндл с Равенкло — они пытались окрутить этого переводника с Дурмстранга, но его, судя по всему, не проняло, — безразлично пожала плечами.
Святая Медана! Декан Гриффиндора от отчаяния и возмущения всплеснула руками. Она видела, конечно, что мисс Грейнджер пару недель назад стала вести себя… хм… довольно развязно, и списала это на молодость и игру гормонов, хотя уж кто-кто, а мисс Грейнджер просто обязана контролировать себя. Однако ей до сих пор было трудно поверить в то, что столь неподобающее поведение бывшей старосты и лучшей ученицы вызвано любовным зельем. А еще более неправдоподобным казался тот факт, что зелье для мисс Грейнджер заказала мисс Уизли.
Нет, Минерва МакГонагалл, конечно, исполнит свой долг декана и защитит девочек от этих злобных немецких чиновников, но потом накажет их сполна, так, как они этого заслуживают…
- Фрейлейн Вэн, нам известно, что вы давали Амортенцию Карлу Шёнбрюнну. Не могли бы вы пояснить мотивы вашего поступка?
- Шонбрун — богатый, красивый и чистокровный, однако он совершенно не обращал на меня внимания, вот и хотелось его проучить, — Ромильда капризно надула губки. — К тому же он — слизеринец, а у нас считается большим достижением растопить и покорить сердце слизеринца, приручить его, — и кокетливо улыбнулась, хлопнув пару раз пушистыми черными ресницами. — А еще, я слышала, он из династии зельеваров, так что я составила бы ему хорошую партию.
- Использовали ли вы приворотное зелье, чтобы покорить других юношей? — на этот раз вопрос задала Амелия Боунс.
- Да, я пыталась добиться любви Гарри Поттера в прошлом году. Ведь он Мальчик, который выжил, герой и Избранный. К тому же, он единственный наследник древнего чистокровного рода, и потому должен быть богат, несмотря на то, что ходит в дурацких маггловских обносках. У магглов совсем нет вкуса и просто ужасная мода.
- Мисс Вейн, а вам известно, что за хранение и продажу психотропных зелий положен штраф и заключение в Азкабане от шести месяцев до десяти лет? — голос мадам Боунс был, как никогда, строг, а лицо выражало негодование и осуждение.
- Теперь знаю, — безразлично ответила девушка.
- Вам раньше было известно, что хранение и продажа зелий психотропного характера, в том числе и приворотных, объявлена вне закона?
- Да, было. И что с того? — Ромильда снова капризно надула губки и, опершись локтем о спинку стула, положила голову на ладонь, невольно заставляя всех присутствующих обратить внимание на ее уже хорошо сформировавшуюся фигуру. — Даже Грейнджер ни разу не донесла на нас МакКошке…
- Мисс Вейн!.. — возмутилась декан Гриффиндора, узнав, как ее называют за глаза некоторые ученики, однако мадам Боунс тут же сделала ей знак сесть на место и не мешать следствию.
- Продолжайте, хм… фрейлейн Вейн, — сказал Геннинген.
- Так вот, а мы не такие дураки, что варить зелья прямо у нее перед носом, — с довольным видом заключила Ромильда.
- Не могли бы вы назвать их имена? — поинтересовалась глава Департамента магического правопорядка: из слов девушки можно было сделать вывод, что оборотом приворотных зелий занималось еще несколько человек.
- Натали МакДональд, Мойна Мэдлок, Роми Литтл… так по мелочи… Какая девочка не мечтает о том, чтобы Мальчик, который выжил, обратил на нее внимание?
- Как вы оцениваете качество ваших зелий, фрейлейн Вейн? — спросил Геннинген.
– На высочайшем уровне, — довольно ответила девочка. — Те зелья, которые мне пока не по силам, мать готовит сама или заказывает у частных зельеваров.
- Выходит, это у вас семейный бизнес? — вновь задала вопрос Амелия Боунс.
- Да, продажа зелий — наш единственный источник дохода. Так почему бы мне не помочь маме, тем более что спрос имеется?
- Достаточно, мисс Вейн, — заключила мадам Боунс.
- Подождите, пожалуйста, — теперь вмешался Шварц. — Фрейлейн Вэн, а какое зелье вы продали фрейлейн Вэзли? Каков принцип его действия?
- Это было зелье “Amor angustus” (10). Джинни купила у меня только основу, дополнительные ингредиенты и свиток с заклинанием. Это зачарованное зелье готовится только на одного конкретного человека, к которому надо приворожить. Его имя вплетают в заклинание и в этот же момент бросают частицу человека в зелье. Поэтому его надо готовить самостоятельно. Зелье дается маленькими порциями в течение двух или трех недель в зависимости от прогресса, с постепенным увеличением дозы. Этого времени должно быть достаточно, чтобы привороженный считал, что влюбился на самом деле. Оно заставляет привороженного постоянно думать о том, на кого заговорено зелье, и это не проходит даже после прекращения его приема. Чтобы действие зелья закрепилось окончательно, парень и девушка, один из которых принимает зелье, а другой — на кого оно заговорено, должна слиться воедино, — безразличным тоном доложила Ромильда.
- Достаточно, — мрачно подытожил Шварц. — Марта, пригласите, пожалуйста, Гермиону Грэнджер.
Геннинген, Боунс, МакГонагалл и Бёллер тоже сидели, как громом пораженные — рассказ мисс Вейн о действии приворотных зелий, которыми она, как выяснилось, “баловалась” еще, как минимум, с прошлого года, оказался для них еще большим шоком, нежели откровения Лаванды Браун об их отношениях с Рональдом Уизли. Лишь один Хаймлихманн по-прежнему сохранял спокойствие. Он исследователь, эксперт, и всякие политические дрязги его совершенно не интересуют.
Гермиона вошла в комнату, боязливо озираясь по сторонам. Все было так, как в случайно подслушанном разговоре Лаванды и Парвати. Напротив, за столом, сидит чуть полноватый блондинистый мужчина в мантии кофейного цвета, наверное, куратор этих немцев. Слева от него, тоже за столом, по которому аккуратно разложены папочки, — не менее блондинистая секретарша в старомодном костюме. У нее за спиной — какой-то невзрачный тип в серо-голубой мантии. Справа от куратора, вальяжно расположившись в кресле, сидел их главный босс — Николаус фон Шварц. Девушка не успела разглядеть его, как следует, на предыдущих уроках — не до того было, однако сейчас мужчина показался ей весьма респектабельным — как ни странно, Лаванда и Парвати в этот раз ничуть не преувеличили. И Гарри тоже прав — этот Шварц действительно чем-то похож на Сириуса. Рядом со Шварцем, в соседнем кресле, сидела Амелия Боунс. Весь ее вид выражал строгость и беспристрастность.
Гриффиндорка послушно села на один из свободных стульев, располагавшийся спинкой ко входу. Правый, у торца стола, заняла профессор МакГонагалл, всем своим видом показывавшая, что делает огромное одолжение здесь присутствующим, что тратит время на такое бесполезное занятие, как допрос своей студентки с Веритасерумом. Самой же студентке от преподавательницы доставались редкие, строгие и укоризненные взгляды.
Гермиона Грейнджер, как правило, быстро вырабатывала свое мнение о каком-либо человеке или вещи, четко деля все на “хорошо” и “плохо”, “правильно” и “неправильно”, однако немецкий чиновник, глава Отдела образования, выбивался из общепринятых шаблонов — как и его студенты. И это немало раздражало гриффиндорку, и приводило в растерянность. Ведь Шварц и его подчиненные вмешиваются в дела Хогвартса, что-то выискивают — уж очень это напоминает Амбридж два года назад. Они нарушают автономию Хогвартса, существовавшую еще от его основания и официально подтвержденную королем Джоном Безземельным в его Великой Хартии вольностей, изданной специально для магов в 1215 году. Шварц критикует методы преподавания хогвартских учителей, в то время как директор Дамблдор считает их компетентными, а Хогвартс является лучшей магической школой в Европе. Не нравилась девушке и вежливо-снисходительная манера Шварца общаться с учениками — как будто перед ним мальчики и девочки на побегушках, а не полноценные самостоятельные личности! Да и фаворитизм по отношению к своим студентам возмущал до глубины души: она, Гермиона Грейнджер, лучшая ученица Хогвартса, ни разу не позволяла себе хамить учителям или спорить с ними, и, тем более, претендовать на место учителя, а тут, нате, какая-то выскочка Кайнер, которая с миром магии всего месяц знакома (ибо домашнее обучения сомнительного качества в расчет не берется), имела наглость провести урок зелий вместо профессора Снейпа! И этот Шварц ее только поддержал! Да она, Гермиона Грейнджер, которая уже седьмой год учится в Хогвартсе и от корки до корки прочитала всю дополнительную литературу по зельеварению, смогла бы провести урок в сто раз лучше, но ей почему-то никто не давал такую возможность.
С другой стороны, рассуждала девушка, в глобальном плане немцы ничего плохого сделать еще не успели и даже, наоборот, принесли пользу. Пусть и ради своих студентов, но Шварц все же озаботился безопасностью на уроках ЗОТИ. И, хотя он ставит себя выше других, не смешивает их, тем не менее, с грязью, как это постоянно делает профессор Уоррингтон. Он оказался единственным, кто нашел в себе храбрость заступиться за нее перед предвзятым и себялюбивым профессором Уоррингтоном. И он же позаботился о ней, пусть и руками Кайнер, чтобы ее рана затянулась и перестала кровоточить.
И сейчас, исподлобья посмотрев на главу древнего чистокровного рода, который должен был ее допрашивать, которого она, по идее, должна считать врагом, Гермиона неожиданно почувствовала спокойствие, что все будет хорошо, и он ее защитит. Он, а не сидящая рядом профессор МакГонагалл.
- Добрый день, фрейлейн Грэнджер, — сказал Шварц, улыбнувшись уголками губ, в то время как взгляд его оставался абсолютно серьезным.
- Д-да, сэр?
- Мисс Грейнджер, вы вызваны как свидетель и пострадавшая по делу о нелегальной торговле приворотными зельями в Хогвартсе, приведшей к ущербу для репутации немецкого студента и родового мага Лотара Визерхоффа, — официальным тоном проговорила мадам Боунс. — Дабы обеспечить объективность ваших показаний, вам дадут Сыворотку правды.
- Я знаю, мэм, — обреченно ответила Грейнджер.
Секретарша поставила перед ней на стол стакан с раствором, который передал ей мужчина в серо-голубой мантии, и проследила, чтобы девушка выпила, как минимум, половину.
- Ваше полное имя? — заговорил светловолосый мужчина в кофейной мантии.
- Гермиона Джейн Грейнджер.
- Факультет и курс.
- Гриффиндор, седьмой курс.
- Известно ли вам о нелегальной торговле или иных способах распространения приворотных зелий в Хогвартсе?
- Да. Некоторые девочки со старших курсов заказывали их во “Всевозможных волшебных вредилках умников Уизли” под видом духов.
- Мисс Грейнджер, вам известно, что это запрещено Уставом Хогвартса? — задала вопрос Амелия Боунс.
- Да, мэм.
- Тогда почему вы, будучи старостой в то время, не поставили об этом в известность декана?
- Э… я просто случайно слышала разговор, — растерялась гриффиндорка. — Я не видела зелья у них в руках.
- Тем не менее, вы, владея подобной информацией, обязаны были пресечь получение другими студентами подобного товара, — не отставала глава Департамента магического правопорядка. — Профессор МакГонагалл, мисс Грейнджер сообщала вам свои подозрения о хождении любовных зелий в Хогвартсе?
- Нет, — строго ответила декан Гриффиндора, поджав губы и всем своим видом демонстрируя, что она здесь ни при чем.
- Почему вы этого не сделали, фрейлейн Грэнджер? — на этот раз слово взял Шварц. — Возможно, нам удалось бы избежать нынешнего разбирательства, если бы вы проявили бдительность ранее.
- Я… э… — Гермиона почувствовала себя уязвленной, причем совершенно справедливо, ведь она не справилась со своими обязанностями, а, значит, это правильно, что у нее отобрали значок старосты; хуже было то, что ее в очередной раз в ее же ошибки ткнули носом немцы. — Потому что у меня были ли бы из-за этого проблемы… — девушка всхлипнула, но тут же вытерла слезы под суровым взглядом декана. — Потому что меня возненавидел бы тогда весь факультет, мне объявили бы бойкот, как сейчас!.. — и снова заплакала.
- Мисс Грейнджер, немедленно прекратите истерику! — потребовала профессор МакГонагалл, встав с места, так что она возвышалась теперь над студенткой.
- Профессор МакГонагалл, будьте снисходительнее, — сказал Шварц с покровительственными интонациями в голосе. — Под действием Веритасерума человек, естественно, не будет контролировать эмоции. Не беспокойтесь, мы дадим мисс Грейнджер Умиротворяющий бальзам, как только зададим все интересующие нас вопросы.
- Да, мистер Шварц, — деканесса села обратно на стул, недовольно поджав губы.
- Фрейлейн Грейнджер, было ли вам известно, что вас травят приворотным зельем? — спросил Геннинген.
- Да, во вторник, 16 сентября, профессор МакГонагалл отвела меня к мадам Помфри, и та определила, что меня травили сильным приворотным зельем.
- Профессор МакГонагалл, что именно заставило вас обратиться к колдомедику? — поинтересовалась мадам Боунс.
- Мисс Грейнджер стала невнимательной на уроках.
- Как давно вы заметили за ней эту странность?
- Я считаю, это не относится к делу, — деловито возмутилась декан Гриффиндора.
- А, может быть, вы просто боитесь признать, что вас совершенно не интересуют проблемы ваших студентов, и вам важны только баллы на уроках и кубок по квиддичу? — с презрением заметил Шварц.
- Да как вы смеете?! — преподавательница трансфигурации напоминала кошку, готовую броситься на врага в любой момент.
- Тогда как вы объясните тот факт, что ваши студенты, в особенности магглорожденные, совершенно не знакомы с культурой и традициями магического мира? — парировал Шварц, встав с места. — Что они совершенно не понимают сути того, чему вы их учите? Что среди студентов процветает полное неуважение друг к другу, в особенности по отношению к младшекурсникам?! Что студенты элементарно боятся рассказывать вам о своих проблемах, что только что подтвердила мисс Грейнджер?
- Это не ваше дело! — отмахнулась профессор МакГонагалл.
- Откуда у вас такие сведения, мистер Шварц? — поинтересовалась Амелия Боунс.
- Дело в том, фрау Бонс, — ответил мужчина, сев обратно в кресло, — что наш студент, Лотар Визерхофф, до одного всем известного здесь… происшествия, исполнял обязанности старосты на факультете Гриффиндор и потому отлично осведомлен касательно имеющихся там проблем. У меня нет оснований не доверять ему.
И говорил Шварц абсолютно искренне: прямо на его глазах двое гриффиндорцев-третьекурсников кинули жалящим заклятьями в первоклашку, а потом наслали на него чары щекотки, а, увидев взрослого, тут же попытались выдать все за невинную шалость. Разговор же в учительской с деканом ничего не дал: мальчонка молчал, уставившись в пол, словно набрал в рот воды, хотя по глазам его было видно, что он просто боится и не доверяет учителю. А издевавшиеся над ним старшекурсники, отделавшиеся смехотворным штрафом по пять баллов каждый, лишь ехидно ухмылялись — ведь профессор МакГонагалл сама ничего не видела, а иностранцам, предвзято относящимся к порядкам в Хогвартсе, не доверяет.
- Нет основания не доверять! — возмутилась декан Гриффиндора. — Да этот ваш Уизерхоф совершенно не имеет уважения к преподавателям и лезет не в свои дела!
- Могу ли я утверждать, что это мистер Уизерхоф “вмешался” и заставил вас отвести мисс Грейнджер к колдомедику? — поинтересовалась глава Департамента магического правопорядка.
- Вы можете думать все, что угодно, мисс Боунс, — выплюнула профессор трансфигурации и села на место.
- Продолжаем допрос, — повысив голос, прервал спор Геннинген. — Фрейлейн Грейнджер, какой способ лечения рекомендовала вам школьная медсестра?
- Она дала мне лекарство.
- Насколько хорошо вы соблюдали инструкцию по его применению?
- Я тщательно выполняла все, что говорила мне мадам Помфри. Она сказала, что только так мне хватит того количества, что она дала, потому что лекарство очень дорогое, и в школе его мало.
Чиновники многозначительно переглянулись между собой.
- Фрейлейн Грэнджер, — вновь вклинился Шварц, — у вас остался пузырек из-под вашего лекарства?
- Кажется, да.
- Что значит, кажется? — возразил Геннинген. — Фрейлейн Грейнджер, четко отвечайте на поставленный вопрос!
Девушка стушевалась под строгим взглядом чиновника.
- Я… э… не знаю… может быть, его кто-то выкинул… — растерянно ответила Гермиона.
Только теперь гриффиндорка осознала, что ее могли продолжить травить и после того, как она стала принимать лекарство, и даже могли подменить пузырьки.
- Почему вы так считаете? — снова спросил Шварц, который, в отличие от своего подчиненного, являл просто образец терпеливости.
- Э… дело в том, что я в точности соблюдала все рекомендации мадам Помфри, — с толком и расстановкой начала отвечать мисс Грейнджер. — И я вновь стала прежней — стала интересоваться учебой, строить планы на будущее, заставлять друзей заниматься уроками, более ответственно подходить к обязанностям старосты. А где-то через пару дней меня снова накрыла любовная тоска. И я сейчас подумала, что мне могли подменить зелье.
- Спасибо, фрейлейн Грэнджер, — понимающим и дружелюбным тоном сказал ей глава Отдела образования. — Мы тоже так считаем. Поэтому господин Хаймлихманн, наш эксперт, — человек в серо-голубой мантии кивнул, — сходит с вами в общежитие, и вы отдадите ему флакон на проверку.
- Э… да.
- Это незаконно! — возмутилась декан Гриффиндора. — Я не позволю каким-то чиновникам досматривать личные вещи моих студентов!
- А травить студентов приворотными зельями — законно?! — парировала ей мадам Боунс. — Или не мы полчаса назад выяснили, в вашем же присутствии, что именно на вашем факультете, профессор МакГонагалл, — имя декана чиновница подчеркнула особенно, — процветает торговля приворотными зельями?
На это преподавательнице трансфигурации не нашлось, что ответить.
- Фрейлейн Грэнджер, скажите, пожалуйста, вы устанавливали какую-либо защиту на личные вещи? — снова спросил ее Шварц.
- Э… нет, — девушка отрицательно покачала головой, чувствуя себя полной дурой: ведь если бы она додумалась поставить защиту, то она в итоге не поссорилась бы с Роном, она по-прежнему была бы старостой и лучшей ученицей, с ней общались бы друзья, и вообще, она не сидела и не позорилась бы здесь.
- У нас в Гриффиндоре принято доверять друг другу, — гордо ответила профессор МакГонагалл.
- Мисс Грейнджер, скажите, пожалуйста, кто-нибудь исполнял ваши обязанности старосты, пока вы пребывали под действием приворотного зелья, или же факультет Гриффиндор был оставлен на произвол судьбы? — поинтересовалась Амелия Боунс.
- Естественно, — вновь ответила Минерва МакГонагалл, дух которой нельзя было сломить так просто. — Второй староста, мистер Рональд Уизли.
- Лотар Уизерхоф, — неожиданно сказала студентка.
- Мисс Грейнджер, замолчите немедленно! — приказала ей декан.
- Мисс Грейнджер, продолжайте! — хором сказали Боунс и Шварц.
А в сознании гриффиндорской уже не отличницы министерский чиновник, представитель закона всегда стоял выше учителя, поэтому…
- Он мне очень много помогал с обязанностями старосты, организовал кружок по выполнению домашних заданий, поддерживал дисциплину, решал мелкие проблему учеников наподобие украденного дневника, отучил драться в коридорах, — с надрывом в голосе рассказывала Гермиона. — Он делал все, чего не делал Рон.
- Как вы смеете такое говорить, мисс Грейнджер?! — возмутилась декан Гриффиндора.
- Ваша студентка всего лишь говорит правду, — ответил Шварц, улыбнувшись уголками губ. — Скажите, пожалуйста, фрейлейн Грэнджер, кто обычно сидит с вами за столом во время общих трапез?
- Сейчас я сижу одна. Мне объявили бойкот, и со мной никто не хочет сидеть.
- А раньше?
- Раньше со мной сидели друзья: Гарри, Рон и Джинни.
- Кто еще, помимо вас, имеет доступ в вашу спальню?
- Естественно, мои соседки. Раньше иногда заходила Джинни. Теоретически туда могут зайти все студентки Гриффиндора и преподаватели.
- Кто, помимо вашего декана и колдомедика, знал, что вы начали принимать противоядие? — вклинилась мадам Боунс.
- Мои друзья — Гарри, Рон и Джинни. Я сама рассказала им в тот же день, когда меня осмотрела мадам Помфри.
- Нам известно, что в тот день, когда вы… поцеловались с господином Визерхоффом, состоялся матч “Гриффиндор-Слизерин”, и ваш факультет праздновал победу. Верно? — вернулся к допросу Шварц.
- Да.
- Скажите, пожалуйста, фрейлейн Грэнджер, а что вы пили на той вечеринке?
- Э… сливочное пиво, тыквенный сок и… огневиски! — девушка закрыла руками пунцовое от стыда лицо.
- Мисс Грейнджер, вам будет назначено наказание сразу же после допроса, — вынесла свой вердикт профессор МакГонагалл самым строгим тоном. — Вы на тот момент являлись старостой и обязаны были проследить, чтобы никакого алкоголя в Гриффиндоре не было!
- Скажите, пожалуйста, профессор МакГонагалл, а вы сами заходили в тот вечер в гостиную Гриффиндора, чтобы проконтролировать порядок? — поинтересовалась глава Департамента магического правопорядка.
- Я… э… — растерялась декан Гриффиндора, однако быстро взяла себя в руки. — У меня, как у преподавателя трансфигурации и заместителя директора, есть намного более важные дела, чем следить за порядком в общежитии. Это обязанность старост, — и бросила презрительный взгляд на студентку.
- Мисс Грейнджер, почему вы не только не изъяли огневиски у… ваших одноклассников и не сообщили об этом декану, но и сами участвовали в его распитии? — задала вопрос Амелия Боунс.
- Понимаете… — всхлипнула девушка, — я у себя на факультете до сих пор, как чужая… Только одна я интересуюсь учебой, а все остальные — квиддичем и развлечениями. И я хотела хоть ненадолго стать такой же, как все, своей… И еще почувствовать себя взрослой… — и за неимением платка вытерла слезы рукавом мантии.
- Это все, мисс Грейнджер?
- Еще я не хотела предавать товарищей по факультету, не хотела, чтобы мне объявили бойкот, — снова всхлипнула Грейнджер. — Когда Гарри на третьем курсе, на Рождество, подарили новую метлу, и я отнесла ее профессору МакГонагалл на проверку, Гарри и Рон не общались со мной почти до конца учебного года… — и вытерла непрошенные слезы руками.
- Мисс Грейнджер, правила Хогвартса есть правила Хогвартса, — вставила Минерва МакГонагалл, — и вы обязаны соблюдать их вне зависимости от того, как к вам будут относиться одноклассники.
Чиновники снова переглянулись между собой, после чего взял слово Шварц:
- Фрейлейн Грэнджер, расскажите, пожалуйста, как можно подробнее, как проходила вечеринка, что вы пили, когда и где.
- Э… вначале мы поздравляли Гарри с победой, когда он вернулся из Больничного крыла, и все подняли тост со сливочным пивом. Потом начались танцы, и… мне было неприятно, что Лотар не приглашал меня, вообще не обращал на меня внимания, а весь вечер читал книжку, — Гермиона снова начала плакать, но постаралась успокоиться сама. — Потом меня пригласил Рон — я не могла ему отказать, потому что являлась его девушкой, мы начали танцевать под музыку. Потом ребята, кажется, это были Дин с Симусом и кто-то с шестого курса, предложили нам выпить огневиски. Я вначале не хотела, но меня уговорил Рон. Он сказал, что в этом ничего страшного нет, и вообще Фред и Джордж — это его старшие братья-близнецы — сказали ему, что невозможно стать взрослым, не попробовав огневиски. И что вообще мне надо больше расслабляться и веселиться. А виски к тому моменту попробовали почти все старшекурсники, кроме меня… и мне стало неловко, будто я чужая, и мои правила никому не нужны… — всхлипнула девушка. — А еще мне хотелось забыть Лотара хоть на какое-то время, потому что мне казалось, что я сойду с ума от его невнимания!..
10) (лат.) Томительная любовь.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 25.02.2013, 12:22 | Сообщение # 273 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - Продолжайте, пожалуйста, фрейлейн Грэнджер, — попросил Шварц, когда девушка вновь успокоилась.
- Вскоре мне стало плохо и захотелось пить — никогда больше не буду пить огневиски! И я пошла в туалет, умыться. Там я встретила Джинни, она поздравила меня с посвящением во взрослую жизнь и предложила выпить тыквенный сок. Мы пошли к ней в комнату, и она дала мне сок. Я выпила много, три стакана, наверное. Потом мы вернулись в гостиную, где все танцевали. На меня снова накатила невероятная апатия, и мне было горько оттого, что Лотар посмотрел на меня с отвращением. Мы с Роном танцевали, потом… э… поцеловались, — щеки девушки вспыхнули красным, — а когда я обернулась, Лотар уже вышел из гостиной. Мне казалось, что я, во что бы то ни стало, должна найти его, что он смысл всей моей жизни… Я догнала его в коридоре, и он потащил меня в Больничное крыло — я только теперь поняла, зачем… Я пыталась добиться его любви и внимания, я мечтала подарить ему себя!.. — по пунцовым от стыда щекам текли непрошеные слезы, которые девушка безуспешно пыталась остановить руками. — Я поцеловала его, и… мне понравилось… Мне никогда еще не было так хорошо!.. — ясные карие глаза Гермионы блеснули, а лицо на мир стало одухотворенным, будто она говорила о чем-то высшем, имевшем сакральный смысл.
- Мисс Грейнджер, то, что вы говорите… просто омерзительно! — прочитала ей нотацию декан Гриффиндора.
Минерва МакГонагалл была искренне возмущена поведением своей студентки: Гермиона Грейнджер всегда была собранной и уверенной в себе молодой ведьмой, сдержанной на эмоции и имеющей ответ на любой вопрос. Мисс Грейнджер являла собой образец для подражания другим ученицам: отличница, староста — и никогда не выставляла своих чувств напоказ, и тут, на тебе, ведет себя, как размазня, расплакалась перед немцами, да еще такие непристойные подробности рассказала! Лет пятьдесят назад за такое исключили бы из школы или, как минимум, выпороли бы!
Чиновники в очередной раз переглянулись между собой: у Грейнджер на лицо все признаки любовной горячки и отравления сильным приворотным зельем.
- Мисс Грейнджер, скажите, пожалуйста: после тыквенного сока у Джинни Уизли вы ничего больше не пили? — поинтересовалась Амелия Боунс.
- Нет… — девушка отчаянно замотала головой, прикрыв лицо руками.
- Достаточно, фрейлейн Грэнджер. Можете быть свободны, — заключил Шварц. — Сейчас господин Хаймлихманн даст вам антидот и успокоительное и, по окончании допроса, сходит с вами в общежитие за пузырьком из-под лекарства.
Гриффиндорка кивнула в ответ и, неуклюже встав из-за стола, подошла к мужчине в серо-голубой мантии, который дал ей вначале бледно-зеленое зелье, которое чуть горчило и имело охлаждающий эффект — антидот к Сыворотке правды, затем голубое зелье, даже немного приятное на вкус — умиротворяющий бальзам. Затем приготовил еще два раствора в стаканах: в один добавил прозрачную, чуть серебристую жидкость, наверное, это и есть Веритасерум, в другой — бледно-зеленое противоядие. Поставил оба стакана на стол перед секретаршей, что-то тихо сказав ей на немецком — она кивнула, — и, бросил девушке короткое: “Идите, фрейлейн Грандшер”, указав на боковую дверь.
- Марта, пригласите, пожалуйста, Джинни Вэзли, — сказал тем временем Шварц.
В комнату вошла красивая рыжеволосая девушка, достаточно развитая физически и оттого выглядевшая немного старше своих лет. Несмотря на явно ношеную дешевую мантию, держалась она уверенно, в отличие от своей бывшей подруги, и, надув пухлые розовые губки, с презрением смотрела на ожидавших ее чиновников. Декан Гриффиндора взглядом указала студентке на свободный стул, куда та села, несколько помедлив, грациозно вильнув бедрами, что не осталось без внимания мужской половины аудитории. Всем своим видом гриффиндорка показывала, что делает великое одолжение собравшимся, придя на этот допрос.
- Мисс Уизли, вы вызваны как свидетель по делу о нелегальной торговле приворотными зельями в Хогвартсе, приведшей к ущербу для репутации немецкого студента и родового мага Лотара Уизерхоффа, — официальным тоном проговорила мадам Боунс. — Дабы обеспечить объективность ваших показаний, вам дадут Сыворотку правды.
Джинни надула губы, недоверчиво и с брезгливостью посмотрев на секретаршу, которая дала ей стакан с разбавленным Веритасерумом, потом на куратора немецких студентов, потом на главу немецкого Отдела образования, затем на главу британского Департамента магического правопорядка и, наконец, перевела взгляд на декана своего факультета, Минерву МакГонагалл. Та обреченно кивнула, и девушка, надув губы, осушила стакан.
- Ваше полное имя? — начал допрос Геннинген.
- Джиневра Молли Уизли, — поморщившись, ответила девушка.
- Курс и факультет?
– Шестой курс, Гриффиндор, — гордо ответила та.
- Знакомы ли вы с Ромильдой Вэн? — спросил Шварц.
- Да.
- Известно ли вам, что она торгует приворотными зельями?
- Д-да, об этом не знает… — девушка оборвала себя на полуслове, стиснув зубы и надув щеки, будто пыталась не пустить слова дальше.
- Продолжайте, мисс Уизли, — потребовала Амелия Боунс.
- Мадам Боунс, это излишне! — возмутилась декан Гриффиндора. — Девочка не должна говорить, если не хочет!
- Профессор МакГонагалл, чтобы объективно провести расследование, нам нужна вся имеющаяся по делу информация. Вы своими словами препятствуете ее получению, в результате чего следствие может вас обвинить в укрывательстве преступников.
- Да я бы… никогда в жизни… — процедила сквозь зубы преподавательница трансфигурации, но все же села на место.
- … не знает только ленивый! — в конце концов, не выдержала Джинни Уизли.
После недолгой борьбы с Веритасерумом выглядела она не такой здоровой и уверенной в себе, как только вошла в кабинет.
- Мисс Визлей, приобретали ли вы зелье у Ромильды Вейн? — спросил Геннинген.
- Да, это было “Amor angustus”.
- С какой целью вы приобрели это зелье? — поинтересовался Шварц.
- Чтобы эта дура Грейнджер наконец-то дала моему братцу-придурку, и он отстал от нас с Гарри, — с пренебрежением ответила девушка.
- Мисс Уизли, вы говорите просто возмутительные вещи! — воскликнула профессор МакГонагалл. — И потом, мистер Уизли и мисс Грейнджер уже встречались в то время.
- Профессор, если у вас не сложилась личная жизнь, пока вы учились в Хогвартсе, это не значит, что у всех должно быть так же, — небрежно бросила гриффиндорка, совершенно не обратив внимания на отвисшую челюсть и глаза преподавательницы, которую, естественно, возмутила подобная грубость со стороны студентки и, тем более, старосты. — Объясняю: мой брат хотел потискаться с Грейнджер, а она ему не давала, потому что все время сидела за книжками. Ронникс — очень нетерпеливый, и стал доставать нас с Гарри: “а как у вас все получилось?”, “а как мне сделать так, чтобы Миона мне тоже дала?”, “почему уже все это попробовали, а я один, как дурак?”, и все в таком стиле, — Джинни даже не заметила, как лицо ее деканессы пошло красными пятнами — еще бы, во времена ее молодости даже поцелуи до брака считались делом постыдным, — а чиновники и вовсе застыли с каменными лицами. — Вот я и решила помочь своему братцу: если Грейнджер не дает ему сама, значит, надо ее подтолкнуть к этому.
- Кхм… мисс Уизли, вы давали это зелье мисс Грейнджер? — спросила Амелия Боунс.
- Да, — никого стыда и чувства вины, будто так и должно быть.
- Как долго вы давали это зелье мисс Грейнджер?
- Полторы недели.
- Назовите даты.
- Не помню точно.
- Хорошо. Когда вы давали мисс Грейнджер зелье в последний раз?
- На вечеринке в честь победы нашей команды над Слизерином. Рона тоже чествовали победителем, потому что он отбил почти все голы, и было бы замечательно, если бы в такой день Грейнджер доказала моему братцу, как любит его, — надув губы, ответила младшая Уизли, показывая полное безразличие к описываемым событиям: ни сожаления, ни сомнений, ни стыда.
- Мисс Уизли, а вы были уверены в том, что зелье настроено именно на вашего брата, Рона Уизли?
- Э… вначале нет, — смутилась девушка, — я боялась перепутать волос моего брата шестью кота Грейнджер — он тоже рыжий. Но потом Грейнджер попросила у меня совета, описав свои ощущения, и стала на каждой перемене лизаться с моим братом, и я уверилась, что все сделано правильно.
- Каким образом вы выбирали волос вашего брата? — вклинился Шварц.
- Я пришла в комнату мальчиков седьмого курса, пока там никого не было. Конечно, проще всего было бы взять волос моего братца с кровати — обычно у него полный бардак. Но этот ваш Уизероф, как и дура Грейнджер, просто обожает порядок, и заставил всех мальчиков тщательно убирать за собой постели, — девушка капризно надула губы, в то время как ее декан устало закатила глаза: поддержание своей комнаты в опрятном виде было для нее естественным и очевидным с детства, и потому ей было странно и неприятно узнавать о том, что ее студенты, оказывается, грязнули. — Так что пришлось собирать волосы с пола.
- Фрейлейн Визлей, откуда взялись волосы на полу, если, по вашим словам, господин Визерхофф требует поддерживать порядок от своих соседей по комнате? — деловито спросил Геннинген.
- О… — Джинни выдержала театральную паузу, — мой брат, как предчувствовал, что этот Уизероф запал на Грейнджер, и решил его проучить, как следует.
- То есть в комнате была драка?
- Да, перед самым началом уроков. А Уизероф, как и Грейнджер, обожает учебу, так что ни за что не позволил бы себе опоздать на урок, — небрежно ответила девушка.
- Фрейлейн Вэзли, как именно определили, где волосы вашего брата? — снова задал вопрос Шварц. — Ведь драка между вашим братом и господином Визерхоффом означала, что на полу могли быть волосы их обоих. А, как известно всем присутствующим, они оба — рыжие.
- Оу… — запнулась гриффиндорка: только сейчас до нее дошло, что она могла сама кинуть в зелье не тот волос, но действие Сыворотки правды не способствовало внутреннему самоанализу. — Мне было главное, чтобы волос Косолапа не подобрать. Хотя… заучка Грейнджер, влюбившаяся в собственного кота — вот было бы весело! — девушка рассмеялась.
- Мисс Уизли, это… это… — МакГонагалл с трудом подбирала слова, — возмутительно!
Однако Джинни Уизли лишь недоуменно хлопнула темно-рыжими ресницами, совершенно не понимая, что плохого можно увидеть в такой клевой шутке.
- Знал ли ваш брат или кто-либо еще, что вы давали мисс Грейнджер приворотное зелье или о вашем намерении сделать это? — спросила Амелия Боунс после некоторой паузы.
- Что вы, — бросила Джинни, надув губки, — я хотела сделать братцу сюрприз, иначе он обязательно все бы испортил. Ему никаких серьезных дел доверить нельзя. Знала только Ромильда Вейн, у которой я купила зелье.
- Вам было известно, что мисс Грейнджер принимала противоядие?
- Да, она сама об этом рассказала.
- Продолжали ли вы давать ей приворотное зелье, после того, как она стала принимать противоядие?
- Естественно. Она должна была полюбить моего непутевого братца и дать ему то, что он хотел.
- Вы добавляли приворотное зелье в питье и еду или подменили лекарство? — задал вопрос Шварц, глазами подав знак невыразимцу.
- И так, и так. Эта заучка Грейнджер оказалась настолько тупой, что даже не поняла, что ее так называемое лекарство — уже не лекарство.
- Мисс Уизли, вы утверждаете, что давали мисс Грейнджер приворотное зелье приблизительно в течение полутора недель. Почему эффект зелья проявился так поздно? — вновь спросила мадам Боунс.
- О, это зелье особенное, — ответила Джинни таким тоном, будто рассказывала очевидные вещи, — его специально нужно давать, как минимум, неделю, постепенно увеличивая дозу, чтобы тот, кому его дают, думал, будто влюбился на самом деле. Согласитесь, обычную Амортенцию, которая действует мгновенно, обнаружить очень легко. Чтобы действие зелья окончательно закрепилось, в последний день приема, парень и девушка должны… как минимум, поцеловаться. После этого тот, которому давали зелье, будет вечно влюблен в того, на кого зелье было настроено. Вот только Гермиона начала принимать противоядие, поэтому процесс затянулся, — ответила девушка, продемонстрировав всем присутствующим обиженное выражение лица.
Какое-то время чиновники сидели с мрачными лицами, будто придавленные новостью о том, как девчонка без всяких угрызений совести использовала на своей подруге сильное психотропное зелье, и воспринимает свои преступные деяния как нечто совершенно естественное. Однако вскоре глава Отдела образования задал новый вопрос:
- Фрейлейн Вэзли… какова была ваша реакция, когда вы узнали, что ваша зелье сработало не так, как вы рассчитывали? Когда выяснилось… что оно было настроено на другого юношу? Раскаиваетесь ли вы в содеянном?
- Этот вопрос не имеет отношения к делу! — возмутилась МакГонагалл. — Вы наговариваете на девочку! Она не могла такого сделать!
- Я не могла ошибиться в приготовлении зелья, разве что Ромильда могла чего-нибудь напутать…— ответила девушка, презрительно надув губы. — И нет, я ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем не жалею… — декан Гриффиндора прикрыла рот руками от удивления: в ее сознании до сих пор не укладывалось, как дочь преданных членов Ордена Феникса, невеста мистера Поттера — Мальчика-который-выжил, могла совершить столь низкий поступок, пусть и из благих намерений. — Что дура Грейнджер лизалась с этим павлином Уизерофом — это уже ее проблемы. Она еще раньше на этого аристократишку глаз положила, так что она уже почти предала нас, — продолжила тем временем Джинни, — а зелье, наверное, только все ускорило, так что это хорошо, что Грейнджер заранее удалось вывести на чистую воду, иначе мой братец-придурок с ней бы проблем не обобрался. И даже если зелье подействовало неправильно, я все равно ни о чем не жалею. Во-первых, мой брат сейчас счастлив с Лавандой, и у них все супер, не то, что с этой заучкой Грейнджер. А во-вторых, Грейнджер и Уизероф получили по заслугам. Грейнджер — потому что заучка, которой жалко потратить лишний час на моего брата, чтобы доставить ему удовольствие, — МакГонагалл вспыхнула, попытавшись скрыть проступившее смущение руками, в то время как Боунс недовольно поджала губы, с осуждением глядя на студентку. — И еще она предательница — мой брат и мой парень дружат с ней с первого курса, они спасли ее от тролля, без нас у нее вообще бы не было друзей в Хогвартсе, а она решила предать нашу дружбу, связавшись с каким-то змеем, который наверняка тайный шпион Того-кого-нельзя-называть и последователь Гриндевальда. А Уизероф — тут все и так понятно, — девица с пренебрежением посмотрела на окружающих. — Он немец — значит, последователь Гриндевальда. Он богатый и чистокровный — значит, сторонник Того-кого-нельзя-называть. Этому павлину рыжему самое место в Слизерине вместе с такими змеями, как и он сам. Он пытался захватить пост старосты, и особенно ужасно было то, что его поддерживала МакКошка.
- Мисс Уизли?!
- Продолжайте…
- Он постоянно говорил нам с Роном гадости, что мы якобы плохо себя ведем, заставлял учить уроки, слушать его бредни о культуре магического мира — да как будто мы ее не знаем! Даже вообразил себя деканом Гриффиндора. Но, в конце концов, справедливость восторжествовала, и змея Уизерофа и заучку Грейнджер наказали! — глаза гриффиндорки светились от счастья. — Теперь я вместо этой заучки староста Гриффиндора! — ткнула большим пальцем в значок на груди. — И наш факультет снова самый лучший и самый веселый в Хогвартсе!
- Достаточно, фрейлейн Вэзли, — мрачно подытожил Шварц. — Можете идти. Профессор МакГонагалль, выражаю вам благодарность за содействие. Господа коллеги, полагаю, наше расследование можно считать оконченным.
* * *
Вечером того же дня в кабинете директора состоялся снова экстренный педсовет, на котором присутствовали собственно сам директор Хогвартса Альбус Дамблдор, декан Гриффиндора Минерва МакГонагалл, декан Слизерина Северус Снейп, декан Хаффлпаффа Помона Спраут, декан Равенкло Филеас Флитвик, глава Департамента магического правопорядка британского Министерства магии Амелия Боунс, глава Отдела образования немецкого Министерства магии Николаус фон Шварц, его подчиненный, куратор Отто фон Геннинген, а также секретарь Марта Бёллер.
Дамблдор традиционно, с самым невинным видом улыбался в тридцать два зуба и навязчиво предлагал всем лимонные дольки. МакГонагалл поджала губы и сидела с самым хмурым выражением лица, демонстрируя все присутствующим образ оскорбленной добродетели. Снейпу в очередной раз не хватило времени, чтобы привести себя в порядок, в связи с чем его неопрятный вид, в особенности, бледно-желтая кожа, обтягивающая череп, и синюшные круги под черными, бездонными глазами, вызывали жалость у Спраут и заставляли морщиться молодую немецкую секретаршу. Сам же Мастер зелий имел такое выражение лица, как если бы считал текущее собрание самой бесполезной тратой времени, которое он предпочел бы посвятить изготовлению очередного гениального зелья. Флитвик же с осторожным интересом изучал окружающих, словно делая про себя ставки, кто в результате получит галлеоны, а кто лишится и последнего кната.
Открыл совет великий светлый волшебник и победитель Гриндевальда в одном лице, выступивший с проникновенной речью о важности международного магического сотрудничества, в особенности в такие тяжелые времена, когда над миром реет угроза нового террора, в частности со стороны Вольдеморта (МакГонагалл вздрохнула, Спраут воскликнула, а Снейп поморщился и потер левое предплечье), когда никто не имеет права оставаться в стороне, когда только искренняя любовь и дружба способны победить зло. В ответ мадам Боунс лишь бросила скептический взгляд на председателя Визенгамота, который, по ее мнению, был тверд в своем намерении носить и не снимать розовые очки и не хотел смотреть в глаза реальности. В отличие от своей коллеги из британского Министерства, господин Шварц решил не ограничиваться одними игрой в гляделки и предпочел перейти к делу.
- Директор Дамблдор произнес замечательную речь о международном сотрудничестве, — небрежный взгляд в сторону белобородого старца. — Однако любое сотрудничество должно быть основано на честности и взаимоуважении… И что же мы видим в итоге? Наших студентов презирают здесь исключительно за национальную принадлежность и происхождение, и учителя благополучно закрывают на это глаза, — мужчина осуждающе посмотрел на МакГонагалл, — или сами опускаются до оскорблений, совершенно забыв о педагогической этике… — теперь свою порцию уничижающих презрительных взглядов получил Снейп. — Нашим студентам подливают приворотные зелья в еду и питье, самих делают объектами приворота ради собственной глупости и развлечений, но виновники почему-то остаются безнаказанными. И, напротив, остракизму подвергаются те, вина которых в содеянном минимальна.
- Вы сгущаете краски, мистер Шварц, — добродушно ответил Дамблдор, погладив длинную белую бороду. — Дети всего лишь шалят. Не стоит принимать это близко к сердцу. А вашим студентам следует быть всего лишь чуть более открытыми и доброжелательными, и тогда к ним будут относиться лучше.
- Не вам судить, господин директор, как подобает себя вести наследнику древнего чистокровного рода, — с сарказмом заметил Шварц. — И не надо, пожалуйста, говорить здесь о любви и дружбе. Факультет Гриффиндор, окормляемый вами… где двое студентов находятся на положении изгоев; где отсутствие ответственности за свои поступки в порядке вещей — ведь их всегда можно выдать за невинную шутку или шалость! — мужчина зло сверкнул глазами, посмотрев на белобородого старца. — Где люди, которые хотят и могут прекратить царящее безобразие, молчат, как овцы, боясь, что им объявят бойкот! Вы это называете дружбой, господин Дамблдор?!
Казалось, воздух в помещении стал гуще и заискрился. Притихло пламя свечей, и в полумраке кабинета отчетливо было видно ауру, волновавшуюся вокруг фигуры волшебника.
- Вы преувеличиваете, мистер Шварс! — декан Гриффиндора поспешила заступиться за своего кумира. — Мисс Уизли сегодня на допросе ясно ответила, что мистер Уизерхоф сам виноват в плохом отношению к нему одноклассников.
- Раз вы упомянули Джинни Вэзли, то предлагаю перейти прямо к делу. Один из наших студентов, Лотар Визерхофф, обучающийся в доме Гриффиндор, недавно получил весьма серьезный выговор с занесением в личное дело. Марта, зачитайте, пожалуйста…
Секретарша кивнула и, найдя нужную страницу в папке, принялась читать, медленно, с чувством, с толком, с расстановкой:
- «… За совращение студентки Г.Грэнджер посредством любовного зелья, подстрекательство к измене, а также оклеветание добропорядочных студентов Р. и Дж.Вэзли назначить Л.Визерхоффу взыскание в виде ста баллов штрафа и двух недель отработки у завхоза А.Филча. Примечание: нахождение студентки Г.Грэнджер под действием приворотного зелья подтверждено студентом Л.Визерхоффом под Веритасерумом. Дальнейшие меры пресечения: запретить студенту Л.Визерхоффу любую общественную деятельность в доме Гриффиндор. Старостам рекомендуется принять меры для общественного наказания Л.Визерхоффа за неподобающее поведение, позорящее честь дома Гриффиндор. Подписано: директор Хогвартса, кавалер Ордена Мерлина первой степени, председатель Визенгамота А.П.В.Б.Дамблдор. Глава дома Гриффиндор М.МакГонагалл.»
- Спасибо, Марта, — поблагодарил секретаршу Шварц. — Данное замечание уже занесено в личное дело господина Визерхоффа и может самым негативным образом сказаться на его дальнейшей репутации в магическом сообществе. Вряд ли господин Визерхофф сможет получить приличную должность при такой характеристике или рассчитывать на благорасположение волшебников своего круга. Репутации наследника древнего чистокровного рода нанесен ущерб, однако в действительности не было проведено никакого расследования, которое ясно выявило бы преступные деяния или намерения господина Визерхоффа. Фактически руководство Хогвартса, древнейшей и наиболее уважаемой школы магии в Европе, допустило клевету в адрес одного из своих студентов и умыло руки. В связи с этим мы провели допрос четырех студенток Гриффиндора: Лаванды Браун, Ромильды Вэн, Джинни Вэзли и Гермионы Грэнджер как причастных к делу. Объективность расследования с нашей стороны обеспечивала глава Отдела магического правопорядка фрау Амелия Бонс, — уважительный кивок в сторону женщины с короткой стрижкой, одетой в строгую темно-сиреневую мантию.
- Мы допросили всех четырех девушек с Веритасерумом в присутствии их декана, профессора Минервы МакГонагалл, — сказала мадам Боунс, встав с места и окинув строгим взглядом всех присутствующих. — И я с прискорбием вынуждена согласиться с претензиями мистера Шварца и мистера Уизерхоффа касательно безответственности учеников и отсутствия справедливого расследования со стороны руководства Хогвартса, школы, которую я сама окончила когда-то…
- Амелия, ты же сама знаешь, мы не можем следить за каждым учеников, — примиряющее-добродушным тоном отозвался Дамблдор. — Детям нужна свобода, у них такой период, когда нельзя не влюбиться и не наделать глупостей. А любовь — это самое прекрасное чувство и самая страшная сила на свете.
- Альбус, мне прекрасно известна ваша позиция, — сухо ответила глава Департамента магического правопорядка. — Альбус, деканы, здесь находятся копии выписок из протоколов допроса мисс Ромильды Вейн, мисс Лаванды Браун и мисс Джинни Уизли, — взмах палочкой, и из раскрытой папки разлетелось пять одинаковых пергаментов. — В ходе допроса было установлено, что девушки не принимали заранее антидот и иные зелья, блокирующие действия Сыворотки правды, а также не имели в своей памяти блоков, препятствующих правдивому ответу.
Далее мадам Боунс осветила основные результаты расследования. Во-первых, в Хогвартсе, в частности, на факультете Гриффиндор, процветает торговля различными приворотными зельями, и школьному руководству следует принять соответствующие меры, в особенности, если учесть, что пронести подобный товар в общежитие не представляет сложности. Кроме того, многие девушки используют любовные напитки не только, чтобы “влюбить” в себя понравившихся парней, но и ради развлечения. Объектами приворота в данном случае становятся либо наследники богатых чистокровных семей, либо школьные знаменитости. Так, в прошлом году пытались приворожить знаменитого Гарри Поттера. К сожалению, подростки редко задумываются о последствиях своих действий, поэтому деканам надлежит провести с учениками воспитательную работу касательно аморальности и беззаконности использования любовных зелий, а также отправить письма родителям с соответствующими рекомендациями.
Во-вторых, в ходе следствия было выяснено, что наказание мистера Визерхоффа, равно как и мисс Грейнджер, является глубоко несправедливым, а сами подростки — жертвами обстоятельств, которые запустила студентка Гриффиндора мисс Джинни Уизли, решившая форсировать отношения между ее братом и мисс Грейнджер с помощью сильного приворотного зелья. При этом больше всего главу Департамента магического правопорядка поразило отсутствие всякого раскаяния в душе мисс Уизли: девушка не видит ничего противоестественного в своем поступке и рада, что в результате запущенной ею же цепочки событий пострадали ее товарищи по факультету. При этом мисс Уизли не только не понесла никакого наказания за свои преступные деяния, но даже, наоборот, оказалась награждена значком старосты, который отобрали у мисс Грейнджер. Далее мадам Боунс возмутилась тем, как руководство Хогвартса, лучшей школы магии в Европе, посмело допустить подобную несправедливость и не сочло провести тщательного расследования в столь запутанном и щепетильном деле. После чего выразила претензию, что администрация Хогвартса не сочла нужным сообщить в ее отдел о преступлении, совершенном в стенах школы, и она, глава Департамента магического правопорядка британского Министерства магии, узнала о беззакониях, творящихся в школе, где учится ее племянница, только от представителя иностранного министерства, которому небезразлична судьба вверенных ему студентов. Закончив свою пламенную речь, волшебница тяжело выдохнула, но не села, продолжая возвышаться над всеми присутствующими.
- Н-но… все казалось таким очевидным… — отчаянно произнесла МакГонагалл в попытке хоть как-то защитить директора от глупой клеветы. — М-мистер Смит и мисс М-миллер с Хаффлпаффа сами все видели.
- Да, Минерва права, — подхватил Дамблдор, послав благодарный взгляд своей верной сподвижнице. — Случай, который ныне представлен как очень сложным и запутанный, казался тогда совершенно простым и заурядным. А отношения мистера Уизерхоффа с товарищами по факультету, в особенности, мистером и мисс Уизли, совершенно не располагали доверять ему. Если бы мистер Уизерхофф был более веселый и открытый парень и не смотрел бы на всех свысока, у него было бы гораздо больше друзей…
- Значит, господин Визерхофф виноват в том, что он ведет себя, как положено наследнику древнего чистокровного рода, не опускаясь до панибратства и глупых шуток, который так популярны в Гриффиндоре? — парировал Шварц. — Что он не равняется на Вэзли, которые, по какой-то непонятной причине? находятся у вас в фаворе? Иначе как объяснить тот факт, что именно фрейлейн Вэзли была назначена старостой вместо фрейлейн Грэнджер, а ее брат получает зачет за урок, даже не выполнив правильно заклинание и не ответив ни на один вопрос по теме?..
Дамблдор перестал безмятежно улыбаться, изображая добродушного чудаковатого старца. МакГонагалл стушевалась под пронзительно-строгим взглядом немецкого чиновника: все-таки она всегда считала себя справедливым и беспристрастным преподавателям и всего лишь выполняла приказ Альбуса, вытягивая мистера Поттера и мистера Уизли на “Выше ожидаемого”, и потому обвинения в фаворитизме воспринимала чересчур близко к сердцу. Флитвик, которому политические игры директора уже давно не нравились, молча хмурился. Спраут никак не могла успокоиться после заключения Боунс, ей казалось немыслимым, что школьники могут творить такие ужасные вещи, тем более мисс Уизли, подруга Гарри Поттера. А ведь и с мисс Грейнджер они тоже раньше были подругами. А мисс Уизли даже не задумывается, что из-за ее мерзкого поступка пострадали невинные люди. Уж какой несчастной была мисс Миллер — такая хорошая девочка, — когда увидела своего жениха вместе с мисс Грейнджер.
Снейп кривил губы в довольной усмешке, которая совершенно не красила его худое, нездорового цвета, лицо. Когда под разнос идут гриффиндорцы — всегда радость, ведь это так приятно смотреть, как унижают самый ненавистный для него факультет. Как хлопает глазами и ощетинивается старая кошка, не в силах угнаться вслед за мышами с тонущего корабля. Как в кои-то веки спускают с небес на землю Альбуса, не очень мягко напоминая, что он не прав — а ведь поручения старика становятся все более сложными и опасными. У декана Слизерина было немало поводов для ненависти к старику, порой он желал, чтобы тот быстрее отошел в мир иной, отправился в “очередное увлекательное приключение”, лишь бы только прекратилась эта кабала, начавшаяся с так и невыполненного обещания, — мужчина сжал кулаки от злости — благо, их не было видно под широкими рукавами мантии, а к презрительной гримасе на его лице все уже давно привыкли. — Однако Мастер зелий прекрасно понимал, что именно благодаря Дамблдору он до сих пор жив и относительно свободен и даже имеет приличную, пусть и ненавистную работу. И что только благодаря Дамблдору новая магическая война не перешла еще в открытую фазу, однако, — догадывался Снейп, — Альбус уж очень хотел ее ускорить, иначе зачем бы он так страстно хотел надеть то проклятое кольцо из развалюхи Гонтов?
Еще дамокловым мечом висели немцы. Сейчас этот Шварц разделывает Альбуса и старую кошку, как флоббер-червей для зелья от прыщей — просто потому, что ему так выгодно. Жил бы Шварц в Британии, обязательно окончил бы Слизерин. А через пару дней ничто не помешает ему переключиться на Северуса Снейпа — наверняка эти два сопляка успели похвастаться своему куратору, как они связали и допросили с Веритасерумом своего гадкого учителя зелий. Чаще стала напоминать о себе клятва — немцы обещали пробыть в Хогвартсе неделю, и прошла уже практически половина отпущенного срока. Казалось бы, сколько раз Северус ни унижался и лебезил перед Дамблдором и Темным Лордом, Люциусом Малфоем, который оказывал ему покровительство в школе и после, и перед другими Пожирателями Смерти, как он неоднократно, ползая на коленях, просил у Лили прощение за единственное неосторожное слово, сказанное в гневе — мог… Сейчас же он почему-то не мог найти в себе силы, чтобы прилюдно попросить прощение у девчонки, которой он принес гораздо больше боли, нежели Лили. Мастер зелий подумывал даже о том, чтобы сдать Кайнер Геннингену — он к ней явно хуже относится, чем его начальник, и есть за что. Как говорится, нет человека — нет проблем. И единственное, что пока останавливало его от этого — это необходимость ответить на ряд неприятных вопросов, что не устроит ни одну из сторон.
- Как глава Отдела образования немецкого Министерства магии, я требую… — продолжал тем временем Шварц, — отменить все меры пресечения, назначенные господину Визерхоффу и фрейлейн Грэнджер, а также восстановить фрейлейн Грэнджер на посту старосты. Фрейлейн Вэзли должна принести публичное извинение господину Визерхоффу и фрейлейн Грэнджер, ибо в результате ее преступного деяния пострадали честь и репутация вышеназванных молодых людей, и выплатить им моральную компенсацию в размере 500 галлеонов каждому. Кроме того, поскольку фрейлейн Вэзли и фрейлейн Вэн нарушили не только Устав данной школы, но и государственный закон, то и ответить должны по всей строгости закона.
- Святая Медана! — воскликнула МакГонагалл, всплеснув руками. — Они же еще дети! Я согласна, что девушки заслуживают наказания, но неужели, Альбус, вы позволите отправить их в Азкабан?!
- Да, Минерва права, — с умудренным выражением лица ответил директор, в очередной раз погладив бороду. — Мисс Вейн, безусловно, заслуживает строжайшего наказания, ибо она заставляет других детей верить в иллюзорную любовь и наживается на чужом несчастье. Однако намерения мисс Уизли были совершенно искренними, она только хотела помочь своим друзьям, которые уже давно неравнодушны друг к другу, стать еще ближе. Мисс Уизли просто хотела, чтобы в этом мире, и так наполненном болью и страданиями, стало больше любви, и это только заслуживает похвалы.
- Какие бы намерения ни преследовала мисс Уизли, она выбрала неверные средства для их достижения, — заявила Амелия Боунс, — а потому ей, как и мисс Вейн, предстоит ответить завтра в суде за свои преступные деяния. На этом я считаю вопрос закрытым.
- Я согласна, что мистер Уизерхоф оказался жертвой подлого обмана, — вмешалась молчавшая до этого профессор Спраут, — однако преступления мистера Бранау ничуть не преувеличены! Я еще раз повторяю: он напал на четырех моих студентов! Магглорожденных! Да, он понес наказание, но я считаю, что это мало! Я требую, чтобы его также судил Визенгамот!
- Раз мой отдел теперь в курсе происшедшего, — сказала мадам Боунс, бросив короткий взгляд на немецкого чиновника, — то суд над мистером Бранау состоится при первой же возможности. Поскольку мистер Бранау представляет опасность для свидетелей, я считаю нужным поместить его в изолятор при Аврорате.
- Я считаю это разумным требованием, — бесстрастно ответил Шварц.
- Профессор Снейп, — подчеркнуто-официальным тоном произнесла глава Департамента магического правопорядка, — по окончании педсовета вы должны привести мистера Бранау сюда, в кабинет директора. Под вашу ответственность и под любым предлогом — но мистер Бранау не должен знать истинную причину вызова.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 25.02.2013, 12:22 | Сообщение # 274 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Декану Слизерина не оставалось ничего, кроме как скривиться, как будто он съел целый лимон. Передать Бранау правосудию значило изрядно потерять доверие Темного Лорда, а это означало новые порции мучений и глубоких ментальных атак, а затем какое-нибудь опаснейшее и гадкое по своей сути задание, дабы подтвердить свою лояльность Темной стороне. И старик, как всегда, скажет, что работа его, Северуса Снейпа, очень важна для победы, и, как ни жаль, но придется пожертвовать той семьей или теми детьми ради Всеобщего блага. Сам же великий светлый волшебник продолжал восседать у себя на троне и одаривать сочувствующими взглядами своего шпиона в рядах Пожирателей Смерти.
- Однако на повестке дня осталось еще несколько вопросов, — продолжил Шварц. — Несмотря на высочайший авторитет школы Хогвартс в магической Европе, мы сочли нужным проверить качество преподавания основных дисциплин, изучаемых нашими студентами. Члены нашей делегации лично присутствовали на уроках с участием немецких студентов, и увиденное весьма разочаровало нас…
Далее глава Отдела Образования осветил основные моменты, которые его не устраивают в образовании, преподаваемом в Хогвартсе. Во-первых, историю магии ведет призрак, а, как известно, призрак — это слепок души, но не полноценная личность. Призраки живут исключительно прошлым, и это накладывает свой отпечаток на способ их существования и восприятие новых знаний. Призрак может хорошо рассказать о том, что сам знал при жизни, но не о том, что произошло после смерти его телесной оболочки. Геннингену, который присутствовал на лекции в исполнении “профессора” Биннса и благополучно уснул на ней, было предложено поделиться своими впечатлениями. Куратор в красках расписал все, что он думает о методе преподавания Катберта Биннса, ужаснувшись тем, что семикурсники ничего не знают о важных событиях, произошедших в мире в начале XX века, как, например, изобретении простецами летательных аппаратов, что привело к необходимости усиления защиты на магических сооружениях, или международной магической конференции, посвященной неучастию волшебников в первой мировой войне магглов, и что именно на этой конференции о себе впервые заявил о себе тогда еще никому неизвестный волшебник Геллерт Гриндевальд, призывавший отменить Статут о Секретности и вмешаться в дела магглов, пока они ослаблены войнами друг с другом. Позже чиновник заключил, что это неудивительно, если дети вот уже пять занятий подряд вынуждены слушать о восстании гоблинов в 1916-м году.
После подверглись критике методы преподавания Реджинальда Уоррингтона (которого специально пригласили на данную часть педсовета) и Северуса Снейпа. И, естественно, сам директор Хогвартса, который, пропагандируя всеобщую дружбу и любовь, равенство возможностей, позволяет, тем не менее, вышеназванным учителям проводить дискриминацию учеников по чистоте крови и национальному происхождению, оскорблять учеников и полностью пренебрегать их безопасностью. Также, заметил Шварц, ни профессор Уоррингтон, ни профессор Снейп не считают нужным объяснять ученикам теорию, в результате чего те не могут справиться хорошо с заданием, но при этом обожают снимать баллы по малейшему поводу.
В ответ Дамблдор, благостно улыбаясь, заявил, что еще никогда не жаловался на качество преподавания в Хогвартсе, и что студенты всегда получают хорошие баллы за экзамены СОВ и ТРИТОН. После чего поплакался, что профессия учителя очень трудна и, к сожалению, весьма непопулярна в наши дни, а Совет Попечителей жестко контролирует расходы, так что руководство школы не может позволить платить учителям зарплату выше имеющейся, и потому ученики должны ценить то, что имеют. МакГонагалл, естественно, поддержала своего начальника и старого наставника, отвечая порой на заданные ему вопросы раньше него. Всем своим видом она показывала, что готова сражаться до последней капли крови за великого, светлого и могучего Альбуса Дамблдора, и, если надо, закрыть его собой, как щитом.
Реджинальд Уорррингтон разошелся речью о том, что малолетним соплякам необходима исключительно жесткая дисциплина, и что только так они научатся уважать старших и вышестоящих личностей, и что его назначило само Министерство магии, поэтому никто не смеет критиковать его. После бывший учитель ЗОТИ обрушил шквал оскорблений на немцев, естественно, припомнил Гриндевальда, из чего сделал вывод, что немецкие студенты и чиновники просто обязаны сотрудничать с нынешним темным лордом, которого нельзя называть, а потому всех немедленно надлежит арестовать и отправить в Аврорат. Однако присутствовавшая здесь же глава Департамента магического правопорядка быстро спустила зарвавшегося мужчину на землю, напомнив, по какой именно причине он был уволен из ее отдела. В дело также вмешался Флитвик, который мгновенно заставил замолчать Уоррингтона с помощью невербального заклинания “Silentium”, а также поведал слушателям (прежде всего, Шварцу и Боунс, для которых эта история была в новинку) о конфликте, случившемся между профессором Уорринтоном и его студентом Ассбьорном Фольквардссоном, которого первый также обвинял в службе Темному Лорду. Декан Равенкло с гордостью отметил, что именно его подопечный первый не испугался бывшего министерского чиновника и дал ему отпор. Также преподаватель чар подчеркнул, что мистер Уоррингтон никогда не хвалит и не поощряет студентов, и не благодарит их за помощь, но только умеет ругаться и снимать баллы, и заявил, что он с самого начала был против назначения этого человека на должность учителя защиты.
После выступил Снейп, смысл речи которого сводился к тому, что практически все студенты — лодыри и тупоголовые болваны, которых бесполезно чему-либо учить, и что это не его проблемы, если эти бараны, которые не могут оценить красоту кипящего зелья и мерцающих над ним испарений, не могут элементарно понять, что написано в книге. После разговор перекинулся на поведение Анны Кайнер. Дамблдор отметил, что это был интересный эксперимент, но, “тем не менее, мисс Кайнер не стоило отнимать хлеб у своего учителя”. МакГонагалл неожиданно для всех поддержала своего противника и высказалась о недопустимости подобного неуважения учеников к учителю, что учитель — на то и учитель, что знает гораздо больше любого ученика, которые не должны даже думать о том, чтобы соревноваться с ним. Спраут, которая в целом о студентах радела, но не интересовалась ими, если те не принадлежали к ее факультету или не проявляли особых успехов в ее предмете, молча разглядывала портреты бывших директоров и директрис Хогвартса. Флитвик же, напротив, высказался, что считает мисс Кайнер очень способной ученицей, в очередной раз пожалев, что она не на его факультете, после чего заметил, что эксперимент, устроенный мисс Кайнер с разрешения мистера Шварца, весьма интересен и познавателен, и что его следовало бы внедрить в практику, ибо, по его мнению, это должно стимулировать интерес подростков к учебе. Заодно декан Равенкло устроил небольшой исторический экскурс, в ходе которого поведал, что еще несколько веков назад считалось нормальным, когда студенты, проявляющие выдающиеся успехи в каком-нибудь предмете, вели лекции по нему у своих же сокурсников.
Что касается Николауса фон Шварца, то он не собирался спорить с Дамблдором и что-либо доказывать ему — ибо бесполезно. Маг и политик такого уровня, как Альбус Дамблдор, никогда не признает себя неправым: если последнее случится, это будет началом конца. Его конца. Однако главе Отдела образования магии было важно увидеть реакцию великого светлого волшебника на критику по конкретным пунктам, подкрепленную доказательствами. Воспоминания о том, как победитель Гриндевальда и директор “лучшей” в Европе школы магии оправдывал свое бездействие тем, что “все и так хорошо”, могут послужить неплохими подспорьем в суде, который, верил Шварц, обязательно состоится. Тем не менее, как политик, который обязан заботиться о благе народа, в частности, об образовании подрастающего поколения, он не мог допустить, чтобы вверенные ему студенты довольствовались огрызками знаний, которых, как считает руководство Хогвартса, вполне достаточно для будущей взрослой жизни, и постоянно подвергали свою жизнь опасности только потому, что то же самое руководство считает это абсолютно нормальным.
- Таким образом, что мы видим? — спросил в заключение глава Отдела образования. — Что господин Снейп и господин Воррингтон считают, что им нет необходимости, собственно, преподавать и обучать студентов, когда те должны якобы самостоятельно узнать все из книг или от других преподавателей. Мало того, мы видим, что с профессором Снейпом легко может конкурировать его же ученица, которая всего лишь окончила среднюю школу в маггловском мире. Это говорит о том, что для преподавания нужно не так-то много уметь — во-первых, а во-вторых, наши школы, даже маггловские, дают весьма качественное образование подрастающему поколению, — немец позволил себе улыбнуться уголками губ. — Тоже, я полагаю, относится и к истории, когда студенты самостоятельно изучают нужные темы, чтобы хорошо сдать СОВы и ТРИТОНы. Тогда, спрашивается, зачем держать в штате преподавателей, которые все равно ничему не учат детей? Когда дети справляются со своими обязанностями учеников без них? Альбус Дамблдор, я к вам обращаюсь: немедленно найдите замены для учителей истории, боевой магии и зелий! Я хочу, чтобы наши студенты получили качественное образование.
- Иначе что? — процедил сквозь зубы Снейп, сцепив пальцы замком.
- Иначе я прекращаю образовательный эксперимент, — глухо отрезал Шварц.
Женская половина хогвартских учителей сдавленно охнула: эксперимент, проводимый Министерствами магии двух стран, являлся важной частью международного магического сотрудничества, и его провал обернулся бы падением репутации Хогвартса на международной политической арене, и вместе с ним всего его педагогического состава. Кроме того, Британия потеряла бы всякую возможность получить поддержку иностранных государств в борьбе с темными силами, чего нельзя было допустить.
Дамблдор тем временем безмятежно улыбался, смакуя очередную лимонную дольку, после чего взял из вазочки последнюю и перекинул через голову — молча сидевший до этого феникс ловко подпрыгнул, чтобы схватить клювом причитавшееся ему лакомство. Старик, оглядев наигранно-печальным взглядом гладкую серебряную поверхность вазочки, и, посетовав, что его любимые сладости так быстро кончаются, призвал из шкафа новую упаковку лимонных долек.
- Не уверен, что вы захотите это сделать, — приятельским тоном заметил директор Хогвартса, прожевав следующую лимонную дольку. — Хотя это, конечно, зависит от того, как относятся у вас в стране к сквибам в нынешние времена. Помнится, несколько десятилетий назад их клеймили и изгоняли из магического мира…
- Святая Медана! — воскликнула декан Гриффиндора, положив руку на сердце.
- Это ужасно! — поддержала ее коллега с Хаффлпаффа.
- На что это вы намекаете, господин Дамблдор? — поинтересовался глава Отдела образования, кинув враждебный взгляд на победителя Гриндевальда: с того бы сталось провернуть за кулисами какой-нибудь политический трюк, чтобы немецкие студенты и их руководство оказались в ловушке.
- О, всего лишь на магический договор, который подписал ваш подчиненный совместно с министром Скримжером в моем присутствии, — небрежно ответил старик, продолжая жевать свое любимое лакомство.
Геннинген, повинуясь немому приказу своего начальника, выудил из папки с особо важными документами нужные листы. С другой стороны подошла Амелия Боунс. Хотя она понимала, про провал международного образовательного эксперимента невыгоден для будущего магической Британии, тем не менее, она должна была убедиться, что при составлении договора ни одна из сторон не прибегла к обманным ходам. Так-так… немецкие студенты Лотар Г. Визерхофф, Генрих Г. фон Бранау, Карл Э. Шёнбрюнн и Элиза К. Миллер дают согласие в том, что согласны участвовать в международном образовательном эксперименте, далее стандартные фразы об обязанностях принимающей стороны и т.д., магические подписи, подтверждающие согласие, и означающие малую клятву личной магией. Затем ранее подписавшиеся немецкие студенты фактически уполномочивают господина Отто фон Геннингена улаживать за них бюрократические формальности и общаться при необходимости с сотрудниками британского Министерства магии. Судя по датам, документ заполнялся в несколько этапов, при этом дети явно доверяли своему чиновнику. Далее шел текст о правах и обязанностях сторон, под которым стояли магические подписи министра Руфуса Скримжера, председателя Визенгамота, члена Международной конфедерации магов и директора Хогвартса Альбуса Дамблдора и куратора Отто фон Геннингена, официально делегированного немецким Министерством магии для защиты прав и интересов немецких студентов. Согласно договору, Британия в лице школы чародейства и волшебства Хогвартс обязывалась принять Л.Визерхоффа, Г.Бранау, К.Шёнбрюнна и Э.Миллер для обучения на седьмом курсе, обеспечить вышеназванным студентам надлежащее качество образования, а также обеспечить возможности для полноценной учебы и участия в общественной жизни наряду с британскими подданными, обучающимися в Хогвартсе. Немцы со своей стороны гарантировали исполнение правил, заложенных в устав Хогвартса, содействие учебному процессу и общественной деятельности в школе. При этом немецкие студенты не могли быть официально избраны или назначены старостами факультетов, на которые они будут распределены. Кроме того, поскольку немецким студентам предоставлялось право отучиться седьмой курс в Хогвартсе, то в Хогвартсе они должны были его и закончить, фактически лишаясь возможности досрочно выйти из эксперимента. Дополнительных условий для расторжения договора предусмотрено не было — считалось, что клятвы собственной магией будет достаточно для соблюдения его обеими сторонами.
- Otto, was haben Sie getan?! — прошипел Шварц на своего подчиненного. — Wegen Sie, werden talentierte Studenten müssen ein ganzes Jahr in dieser… diesem Eberntal verlieren! /нем. Отто, что вы наделали?! Из-за вас талантливые студенты должны будут потерять целый год в этом… этой Долине вепрей!/
- Aber… aber… ich wußte nicht, dass dermaßen würde es geschehen! /нем. Но… но… я не знал, что так получится!/ — бледнолицый полноватый Геннинген пошел красными пятнами, не зная, что еще сказать в свое оправдание.
Подписывая этот договор, он всего лишь надеялся на честность людей. Дамблдор тогда вроде бы даже не читал текст, а просто поставил подпись и убежал куда-то по своим делам. Даже тогда, когда ему довелось немного пообщаться с Дамблдором в Хогвартсе и увидеть административную сторону учебного процесса изнутри, когда он понял, что Альбус Дамблдор — вовсе не тот человек, которому стоит доверять, как бы его все ни восхваляли, куратор совершенно не вспомнил о некоторых пунктах договора и о том, что в результате деятельности одного белобородого старца вверенным ему студентам, возможно, придется нарушить эти пункты.
- Да-да, — вступился за куратора директор Хогвартса, — мистер Геннинген действительно не знал, что вы захотите досрочно разорвать договор.
В кабинете вновь потемнело, и сгустился воздух. Николаус фон Шварц зло сверкнул глазами, едва удержав себя оттого, чтобы пустить молнию в наглого старика, который посмел извратить его слова.
- Что же, мы будем вынуждены подчиниться клятве, данной господином Геннингеном, — холодно сказал глава Отдела образования, уже успокоившись, и свысока оглядел всех присутствующих. — В свою очередь, мы ждем, что вы тоже выполните условия договора со своей стороны, а именно обеспечите надлежащее качество образования в Хогвартсе, которого я пока не наблюдаю. В связи с этим до конца следующей неделе вы, Альбус Дамблдор, должны будете принять на места Регинальда Воррингтона, Северуса Снейпа и Катберта Биннза новых, профессиональных и компетентных преподавателей. Иначе… если вы не выполните наши условия, то, поверьте, Альбус Дамблдор, вы еще пожалеете о том, что победили Гриндевальда… — от главы древнего чистокровного рода исходила аура силы, которой нельзя было не подчиниться, с которой нужно было считаться.
- Но, мистер Шварс, это шантаж! — воскликнула Минерва МакГонагалл.
- Нет, это гарантия выполнения договора с вашей стороны, — горделиво ответил Шварц. — И помните, господин Дамблдор, если вы не найдете своих преподавателей, то мы пришлем своих, — добавил он не терпящим возражений тоном, после чего обвел аудиторию строгим холодным взглядом, словно рассчитывал увидеть сомневающихся в его словах.
Если это все, что вы хотите сказать, мистер Шварц… — небрежным тоном потянул Дамблдор, после чего снова положил к себе в рот лимонную дольку, которую смаковал еще с минуту, — то, я думаю, педсовет можно считать оконченным. Минерва, Северус, Помона, Филеас, у кого-нибудь еще остались вопросы? Реджинальд, извините, но я должен выполнить требование мистера Шварца и уволить вас, а то бедный министр Скримжер останется сквибом.
Амелия Боунс удовлетворенно кивнула.
- Если честно, Альбус, я вообще удивлена, что вы приняли этого человека на работу. Вот петиция, которую подписали двести учащихся Хогвартса, и в которой рассказывается о глубокой некомпетентности мистера Уоррингтона как преподавателя ЗОТИ. К сожалению, эта бумага осела в Департаменте международного магического сотрудничества, и я узнала о ней только на днях. Странно только, что студенты решили обратиться со своей проблемой напрямую в Министерство, а не к вам Альбус, — и одарила директора пристальным, недоверчивым взглядом. — В любом случае, раз педсовет уже окончен, — добавила она после некоторого молчания, — то, профессор Снейп, приведите сюда, пожалуйста, Хейнри Брейноу.
Профессор зельеварения, получив знак от своего начальника, с кислой миной на лице покинул помещение, куда вернулся минут через двадцать вместе с высоким светловолосым юношей. Вынужденный отбывать самое строгое наказание, какое только может быть в Хогвартсе, он быстро растерял присущий аристократу лоск и теперь волком смотрел на победителя своего кумира, гадая, зачем его вызвали именно сейчас — ведь декан ничего ему не объяснил, а просто приказал. Незнакомая женщина в темно-фиолетовой мантии дала знак высоким широкоплечим мужчинам в темно-коричневых мантиях, напоминающих военные — те подошли к Генриху с двух сторон и взяли за руки. Только теперь до наследника древнего чистокровного рода дошло, что его собираются арестовать, но было уже поздно — авроры обладали поистине железной хваткой, а палочку слизеринцу выдавали исключительно на уроки. Грубо завели руки за спину, щелкнули на запястьях наручниками.
- Sie sind Verräter! Sie haben verraten das reines Blut! /нем. Вы предатель! Вы предали чистую кровь!/ — закричал в отчаянии Бранау, уставившись горящим безумным взглядом на главу Отдела образования.
- Der Verräter ist nicht, der das Gesetz erfüllt. Der Verräter ist der, die Gesetzlosigkeit zulassend /нем. Предатель не тот, кто исполняет закон. Предатель — тот, кто позволяет твориться беззаконию/, — спокойным и твердым голосом проговорил Николаус фон Шварц, смерив холодным взглядом своего подопечного.
- Мистер Брейноу, вам вменяется нападение и издевательство над студентами Хогвартса Бобом Дженкинсом, Робином Брэдли, Джастином Финч Флетчли и Элизой Миллер, что является уголовно наказуемым деянием согласно закону магической Британии, — сухо продекламировала глава Департамента магического правопорядка. — До суда, который состоится в самое ближайшее время, вы будете пребывать в изоляторе при Аврорате британского Министерства магии. Авроры, уведите его!
Как только Бранау вместе со своими конвоирами исчез в зеленом пламени камина, педсовет сочли оконченным. Шварц, вежливо попрощавшись с мадам Боунс и профессором Флитвиком, пригласил Геннингена к себе в личные комнаты, где в кратких, но резких и емких выражениях высказал своему подчиненному все, что думает о его способности анализировать имеющуюся информацию и умении отстаивать свою позицию, после чего добавил, что Отто придется отчитаться за свой провал в Министерстве, в присутствии родителей студентов, которые по его вине вынуждены проучиться до конца учебного года в Хогвартсе, где заведомо не смогут получить более качественное образование. Куратор попытался, было, оправдаться, ссылаясь на свою веру в честность политиков, которой так славится магическая Германия, но глава Отдела образования быстро прервал словоизлияния своего подчиненного, предложив оставить их для отчета, после чего, напомнив, что не может быть честности там, где каждый добивается исключительно собственной выгоды, попросил оставить его одного.
Мужчина оперся руками о холодный каменный подоконник и всмотрелся во мрак ночи за окном — это его успокаивало и располагало к размышлениям. Шел мелкий моросящий дождик, отчего все казалось покрытым рябью. Происходящее все больше начинало казаться волшебнику ошибкой, тем, чего не должно было случиться, но все же случилось. Глупо было надеяться, что к ним будут хорошо относиться в стране, где до сих пор жив и заправляет всем победитель Гриндевальда. И уж нетрудно было догадаться, что старый паук не упустить возможности втянуть детей в свои политические интриги. Шварц со злостью ударил об угол оконной ниши, разбив руку в кровь — только сейчас он осознал, что вверенные ему студенты фактически оказались в заложниках у старого интригана, и тот может легко использовать их, чтобы шантажировать немецкое Министерство и старые чистокровные семейства. Легко можно было предсказать, что Бранау из семьи воинствующих чистокровных шовинистов может с легкостью устроить какую-нибудь политическую провокацию наподобие издевательств над магглорожденными, когда в стране имеется свой Темный Лорд, только поощряющий это, и правительство, которое не может с ним справиться.
Единственное, чего по-настоящему не могли учесть немцы, это недостаточно высокий уровень образования в Хогвартсе и отсутствие адекватных и компетентных преподавателей по некоторым из предметов, но это, по крайней мере, оказалось поправимо: надо было лишь доопределить в предмете договора обязанности принимающей стороны, а именно понятие “надлежащее качество обучения”. Другим неучтенным фактором оказалась Анна Кайнер, которая вообще появилась буквально из ниоткуда и почему-то выдала себя за немку, но теперь это казалось сущей мелочью по сравнению с грядущими проблемами. Арест Генриха фон Бранау однозначно запустит новый виток борьбы как в Министерстве, так и в Совете мудрейших. Бранау и их многочисленные ветви, пусть и изрядно усеченные после второй мировой войны, объединятся и выступят единым фронтом, так что не стоит исключать террор, который имел место во времена Гриндевальда (11). Бранау обязательно потребуют экстрадиции своего наследника, который за определенные деньги в очередной раз сможет избежать наказания — закон был принят при условии полного отсутствия обратной силы. А этого нельзя допустить. Оставалось только надеяться, что преступления, совершенные Генрихом фон Бранау в Британии, окажутся достаточно тяжкими для заключения его под стражу, так что сотрудничество с Амелией Боунс является не только выгодным, но и необходимым.
Альбус Дамблдор, вы хотели, чтобы на ваши проблемы обратили внимание иные магические сообщества — считайте, вы этого добились. Вот только запомните, что не всегда то, что кажется победой, победой является, и побежденные не будут вечно оставаться такими. Вы не умеете учиться на чужих ошибках, герр Дамблдор…
11) Имеются в виду убийства, смерть при невыясненных обстоятельствах и исчезновения как магглорожденных волшебников, особенно принадлежавших к неполноценным расам, так и чистокровных, выступавших против политики Гриндевальда (об этом вспоминает Лотар в 32-й главе), а также некоторых высокопоставленных маггловских политиков. В данном случае жертвами террора со стороны Бранау и их союзников могут оказаться семьи волшебников, голосовавших за принятие закона о наказании чистокровных. Кроме того, Шварц опасается провокаций, направленных конкретно для магглов, т.к. это приведет к нарушению Статута о Секретности и договоренности между маггловским и магическим правительствами о невмешательстве в дела друг друга и одновременно посеет панику среди магического населения (знают/догадываются, кто сделал, но не решаются сказать об этом, боясь выдать себя --> преступление совершенное одним магом-террористом может лечь бременем вины на плечи всех остальных волшебников).
|
|
|
| Gal | Дата: Вторник, 26.02.2013, 23:27 | Сообщение # 275 |
Демон теней
Сообщений: 324
| Спасибо. Любопытная глава. А какая многообещающая… Неужели Дамблдор доигрался? Ах, сколько надежд и удовольствия Вы подарили читателям! Еще раз благодарю за главу 
|
|
| PPh3 | Дата: Вторник, 26.02.2013, 23:31 | Сообщение # 276 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Gal, спасибо за отзыв ))
Дамби не то, чтобы доигрался, просто случились события, которые он не предусмотрел и к которым не был готов. Не забывайте, что над Джинни и Ромильдой должен состояться суд, а Дамби, как известно, председатель Визенгамота  Но пока его нагнули - да, пришлось пожертвовать Джинни, прикинуться веником и пойти на уступки немцам, чтобы самому выйти сухим из воды.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 12:39 | Сообщение # 277 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 36
На следующий день Хогвартс поразил новый скандал. Лотара Визрехоффа, студента из дома Гриффиндор, прямо во время завтрака вызвали в кабинет директора, где в присутствии учителей, чиновников немецкого Министерства магии и главы Департамента магического правопорядка британского Министерства магии обвинили в использовании темномагических защитных чар, из-за которых пострадали несколько человек, случайно подошедших близко к его кровати. И почему-то никого из администрации лучшей в Европе школы чародейства и волшебства не волновало, что у всех пострадавших студентов Гриффиндора, среди которых оказались Рон и Джинни Уизли, Лаванда Браун, Ромильда Вейн и Питер Арнальдс, были в руках волшебные палочки, а у Ромильды Вейн обнаружился еще и порошок, на поверку оказавшийся психотропным ядом.
Визерхофф, в свою очередь, мотивировал установку защиты тем, что у него еще с первого дня учебы сложились плохие отношения с обоими Уизли, поэтому он предпочел заранее обезопасить себя от возможного махания кулаками и некоторых, якобы шутливых, но на деле очень противных заклинаний, которыми Гриффиндор славится, оказывается, еще со времен неких Мародеров. Николаус фон Шварц, естественно, поддержал своего студента, заметив, что нечего было деткам лезть, куда не надо, и уж тем более организовывать нападение на своего товарища по факультету. Таким образом, “защита, установленная господином Визерхоффом на его кровати, являлась не более, чем превентивной мерой”. Белобородый старец разразился в ответ прочувственной речью о том, что Лотар Визерхофф нарушил закон, и что по его вине пострадали невинные дети. По словам Дамблдора, “мистер Уизерхофф сам виноват в сложившемся к нему отношении одноклассников, ведь если бы он был простым и открытым мальчиком и не устраивал бы скандалов на пустом месте, то легко смог бы найти себе друзей у себя на факультете”. При этом директор Хогвартса не забыл вставить шпильку, что немцы сами спровоцировали новый виток агрессии со стороны львиного факультета, устроив этот дурацкий и никому не нужный допрос с Сывороткой правды.
Мадам Боунс, также присутствовавшая при разговоре, сразу же изъявила желание расследовать сие происшествие, и вместе со Шварцем, Дамблдором, МакГонагалл и Визерхоффом отправилась в комнату мальчиков седьмого курса общежития Гриффиндор. Лотар перед всеми взрослыми магами (а также подростками, которые набились в тот момент в комнату чисто из любопытства) засветил контур защитного плетения и пояснил, как работают чары. Глава Департамента магического правопорядка печально кивнула и сообщила юному наследнику древнего рода, что в магической Британии кровная защита любых уровней официально запрещена с 12 декабря 1981 года, и потому он формально является неправым с точки зрения современного законодательства и должен уплатить штраф в размере пятидесяти галлеонов.
Директор Хогвартса и его заместитель едва не светились от счастья, однако Амелии Боунс и их удалось озадачить неприятными фактами: ведь Гарри Поттер, юный герой магического мира, по словам известных авторитетных личностей жив исключительно благодаря кровной защите, подаренной его матерью. И если Альбус Дамблдор и дальше будет требовать заключение в Азкабан для мистера Визерхоффа, то пусть будет добр отправиться туда сам, ибо кто больше всех говорил о кровной защите, якобы установленной на доме маггловских родственников мистера Поттера? А потому наказание должны понести действительные виновники, а именно пятеро студентов, пытавшихся напасть на своего товарища по факультету.
Затем состоялась очередная приватная беседа Амелии Боунс и Николауса фон Шварца. Глава Отдела образования немецкого Министерства магии заявил, что считает штраф для Лотара Визерхоффа неправомерным, поскольку тот действовал согласно своему Родовому Кодексу; к тому же в магической Германии кровная защита является абсолютно легальной. В ответ мадам Боунс кинула снисходительный взгляд на собеседника, ибо по представлению англичан, все страны, лежащие к востоку от Рейна и к югу от Пиренеев, отличались терпимостью к Темным искусствам, и объяснила, что в магической Британии данный вид магии был объявлен вне закона с целью арестовать приспешников Неназываемого, большинство из которых принадлежало к родовой аристократии. Альбус Дамблдор лично принимал участие в разработке данного закона. А английские законы, к сожалению, не гибкие и никогда не отменялись, даже если в них со временем отпадала надобность (1). Кроме того, следует принять во внимание, что мистер Визерхофф находится в данный момент на территории магической Британии и потому должен подчиняться ее законам. И что Департамент магического правопорядка в ее лице и так отнесся к юноше с пониманием и снисхождением.
Шварц, в свою очередь, поинтересовался, как же столь известная в магическом сообществе фигура, как глава Департамента магического правопорядка, у которой должно хватать врагов и просто недоброжелателей защищает свое жилище. Неужели простым Заклятием Доверия? Амелия Боунс лишь недовольно хмыкнула, отпив кофе, и заявила, что некоторым любопытным личностям вовсе необязательно знать, какая именно защита установлена на ее особняке. Оба волшебника улыбнулись уголками губ, после чего мадам Боунс добавила, что Альбус Дамблдор — очень популярная фигура в массах, и ему не составит труда задавить в прессе никому не известного иностранного студента. Достаточно будет все представить так, будто он практиковал тёмную магию, в результате чего пострадали еще пятеро учеников Хогвартса. Поэтому пусть лучше “мистер Уизерхофф отделается малой кровью сейчас” (тем более что штраф в пятьдесят галлеонов для такого волшебника, как он, не очень большая сумма), чем потом по многочисленным просьбам английских граждан будет просиживать мантии в залах Визенгамота. В качестве обвиняемого. Она, Амелия Боунс, входит в состав судей Визенгамота, но Альбус Дамблдор является его председателем — она просто предостерегает.
По окончании беседы Мадам Боунс направилась в Больничное крыло, где в этот момент находились нерадивые гриффиндорцы, и провела с подростками воспитательную беседу на тему того, почему не следует нападать на свидетелей следствия, и что это может грозить не только исключением из Хогвартса. Да, не стоит делать такие огромные глаза: исключением из школы — это не самое страшное, что может случиться в жизни, а вот за оборот приворотных зелий и организованное нападение на свидетеля вполне можно отправиться в Азкабан на срок от шести месяцев до десяти лет. А Джинни Уизли и Ромильде Вейн лично вручила повестки в Аврорат, предупредив, что для них же будет лучше сотрудничать со следствием.
После глава Департамента магического правопорядка и глава Отдела образования направились в британское Министерство магии. Как объяснил Николаус фон Шварц своей коллеге, его подчиненные, опросив учеников, выяснили, что за прошедшие семь лет лучшими учителями по защите и зельеварению являлись соответственно Ремус Люпин и Гораций Слагхорн, и он хотел бы переговорить с ними лично, но для этого надо знать адреса. Амелия Боунс была согласна с таким подходом к делу, ибо от своей племянницы также получала неизменно хорошие отзывы об указанных лицах, и потому согласилась помочь. Кроме того, чиновник надеялся использовать свое знакомство, дабы с минимумом проволочек разыскать сведения о своих дальних родственниках — Блэках.
Впервые оказавшись в важнейшем политическом центре Туманного Альбиона, Николаус фон Шварц был немало поражен его помпезностью и величием. Стены, отделанные черным мрамором с золотой инкрустацией, богато украшенные камины, золоченые узорные решетки на лифтах, а в центре зала стоит огромный фонтан, увенчанный золотыми статуями. Колдун и ведьма с презрительным снисхождением взирают на суетящихся внизу людей, а гоблин, кентавр и эльф, расположившиеся у их ног, с подобострастием, снизу вверх смотрят на волшебников, из палочек которых вырываются струи воды. Вот он, британский снобизм и самовосхваление в чистом виде! Немецкое Министерство магии на фоне всего этого великолепия казалось не более, чем конторой средней руки, хотя и располагалось над землей, в одном из административных зданий Берлина.
- Тринадцать дюймов, тис и сердечная жила дракона, используется тридцать один год, - рассеянно пробормотал дежуривший у лифтов охранник, после того, как господин Шварц прошел процедуру регистрации, необходимую для всех посетителей Министерства.
Мадам Боунс молча кивнула, и оба волшебника зашли в лифт, который сразу же устремился вниз. Рабочий день начался больше часа назад, и большая часть сотрудников разбрелась по своим кабинетам. Шварц, не задумываясь, протер палочку платком и сунул обратно в наручную кобуру, дав зарок обязательно, после того, как он окажется за пределами британского Министерства магии, проверить ее на ограничивающие и следящие чары. Боунс скосила на своего спутника недовольный взгляд, очевидно, сочтя его поведение неподобающим для члена правительства страны, которая наконец-то стала на путь демократии и исправления, но все-таки промолчала, и мужчина не стал перед ней оправдываться. Он просто имел внутреннюю, почти иррациональную установку, что волшебник может расстаться со своей палочкой, только проиграв сражение или принося вассальную клятву, и потому испытал немалое чувства отвращения, когда вынужден был отдать свой артефакт какому-то дежурному охраннику, но, тем не менее, благоразумно решил не спорить с законом принимающей стороны.
На одном из этажей в лифт вошла немолодая сухопарая женщина в красно-коричневой мантии, левитировавшая перед собой стопку папок. Следом за ней влетело несколько цветных бумажных самолетиков, которые начали беспорядочно кружиться по кабине, едва решетчатые двери с лязгом закрылись. Мужчина попытался отмахнуться от них, потом додумался выставить простейший щит. Незнакомая волшебница недовольно покосилась на него, презрительно поджав губы, но промолчала, в то время как мадам Боунс позволила себе снисходительную улыбку.
Наконец, лифт с лязгом остановился, и уже привычный холодный женский голос объявил:
- Уровень второй. Департамент магического правопорядка, включающий штаб-квартиру Аврората, отдел незаконного использования волшебства и секретариат Визенгамота.
Амелия подала руку своему спутнику, и тот, правильно поняв ее намек, вышел вместе с ней из лифта, преследуемый стайкой бумажных самолетиков, в то время как ведьма в красно-коричневой мантии поехала дальше вверх, где, как известно, находилось управление Министерством магии.
- Странная у вас реакция на служебные записки, мистер Шварц, - усмехнувшись, заметила мадам Боунс. — Как же вы передаете записки между отделами у вас в министерстве?
- Вообще-то магглы уже давно изобрели такое средство связи, как телефон, - Шварц позволил себе легкую улыбку, - и его можно приспособить для работы в намагиченных помещениях. Кроме того, можно нанять курьеров — рабочие места в магическом мире лишними не бывают.
- Вы говорите странные вещи, мистер Шварц… - голос волшебницы мигом стал серьезным, однако она прервала разговор, чтобы открыть дверь в свой кабинет, поставленный на магическую защиту.
В отличие от уже виденного ранее в британском Министерстве магии, убранство в рабочем кабинете главы Департамента магического правопорядка было простым и строгим. Никаких золоченых панелей, люстр в стиле ампир, богато украшенной мебели, а также выставленных напоказ наград и фотографий с известными политиками, как это можно было наблюдать в личных комнатах Уоррингтона — только удобство и практичность. Сразу было заметно, что хозяйка проводит в своем кабинете весьма много времени за работой, что еще больше добавило к ней уважения в глазах господина Шварца.
- Мой отдел испытывает острую нехватку кадров в последние десять лет, - возразила Амелия Боунс, после того, как оба сели за гладко отполированный стол из черного дерева. — Вы сами видели, что Хогвартс тоже испытывает нехватку квалифицированных преподавателей.
- И мы снова возвращаемся к проблеме образования. Скажите, пожалуйста, фрау Бонс, экзамены по каким предметам нужно сдать у вас в стране, чтобы получить профессию аврора?
- Защита о темных искусств, зельеварение, чары, трансфигурация. После школы необходимо также окончить Академию Авроров при Министерстве магии, - гордо заявила мадам Боунс.
- Это похвально, - заметил глава Отдела образования. — Но, если разобраться… Чары и трансфигурацию в Хогвартсе преподают на должном уровне, в то время как преподавание зельеварения и защиты оставляет желать лучшего — вы сами видели это в нашем отчете, - волшебница разочарованно кивнула. — И если, в связи с накалившейся политической обстановкой у вас в стране, защита от темных искусств является востребованным предметом, то от зельеварения после сдачи СОВ можно отказаться, и я не удивлен, что находится мало желающих продолжать обучение у Снейпа.
- Здесь вы, к сожалению, правы, мистер Шварц… Многие студенты действительно не хотят дополнительно изучать зельеварение, тем более что Снейп берет к себе в группу только тех, кто сдал СОВ по его предмету на “Превосходно”. Я думаю, вы понимаете, как трудно этого добиться.
- А теперь смотрите, фрау Бонс… - мужчина взял пергамент и принялся рисовать на нем схему, - из Хогвартса каждый год выпускается около сорока волшебников, и их надо трудоустроить. Допустим, часть девушек сразу после школы выйдет замуж и займется домашним хозяйством, еще часть юношей и девушек, в основном чистокровных, пойдут в семейные предприятия, вакансий в которых обычно не очень много, гораздо меньше, чем выпускников школ. Допустим, умные и одаренные молодые люди, сдавшие много экзаменов и получившие высокие проходные баллы, пойдут работать в Аврорат, магические больницы, Тайную канцелярию или станут разрушителями проклятий, - Амелия согласно кивнула. - Но таких тоже будет немного. Фактически, половина выпускников — это средние волшебники, не хватающие звезд с неба, имеющие весьма ограниченные возможности устроиться в вышеназванные отрасли. Мало того, многим из них будет бесполезно доучиваться лишние два или три года после СОВ. И всем этим людям надо обеспечить рабочие места сообразно их квалификации либо дать возможность вернуться в большой мир, но Хогвартс такой возможности не предоставляет.
- Я… Э… извините, мистер Шварц, - запнулась глава Департамента магического правопорядка, - но это уже не в моей компетенции… - добавила она строгим и твердым голосом.
Амелия Боунс пыталась сохранить спокойствие и невозмутимость, однако не могла не признать, что в словах немецкого чиновника была доля правды, горькой правды. Министерский аппарат раздулся до невозможности, заполненный всякими секретарями и заместителями начальников — просто потому, что большинство выпускников Хогвартса — действительно довольно посредственные волшебники, и канцелярская работа — предел их возможностей.
Немногочисленные предприятия, вроде магазинов, аптек и мелких мастерских, передаются исключительно по наследству, и на работу туда берут в основном родственников или хороших знакомых. А Аврорат и Мунго испытывают нехватку кадров исключительно из-за того, что слишком мало студентов изъявляют желание изучать зельеварение на уровне ТРИТОН. А оставшаяся часть нетрудоустроенных волшебников либо перебивается временными заработками, либо уходит в криминал, добавляя работы ее отделу. И в маггловский мир действительно почти никто не уходит, даже магглорожденные, ибо для волшебника это издревле считалось позором, дополнительным наказанием к изгнанию из рода или слому палочки. Это означало, что волшебник более не был достоин называться таковым и общаться с себе подобными. Тем не менее, проблемы с безработицей и кадровым голодом были не самыми главными на повестке дня в тот момент.
- Извините, мистер Шварц, но у меня сегодня очень много работы, поэтому я считаю нужным сразу перейти к делу, - сухим, официальным тоном произнесла глава Департамента магического правопорядка, встав с кресла. - Ждите меня здесь, - и скрылась за боковой дверью.
Через пятнадцать минут мадам Боунс появилась из той же боковой двери со стопкой папок в руках. Несколько штук отдала гостю, которому предложила пройти в еще один смежный кабинет: прочим сотрудникам Министерства совершенно ни к чему знать, что у нее сидит иностранный чиновник, а “мистеру Шварцу будет гораздо удобнее работать, если его никто не будет отвлекать”. Глава Отдела Образования согласился, сочтя доводы коллеги весьма разумными. Все-таки ему была предоставлена возможность изучать личные дела британских подданных, к которым далеко не каждый волшебник имеет доступ, и сослуживцы фрау Бонс вряд ли бы оценили подобную честь, оказанную иностранцу. А терять столь ценного союзника среди британской политической элиты немецкому чиновнику очень не хотелось.
Закипела работа. Из-за двери было слышно, как к Амелии Боунс периодически заходили служащие с важными разговорами и донесениями, но, кроме шагов, Шварц не мог разобрать ничего больше — видимо, глава Департамента магического правопорядка пользовалась специальными заглушающими чарами. В какой-то момент Боунс ушла вместе с парой других сотрудников, и немец остался один. К моменту возвращения Амелии Боунс он успел просмотреть все интересующие его данные. Ремус Джон Люпин, полукровка. Обучался в Хогвартсе в 1971-1978 годах на факультете Гриффиндор. Отличник, в общении вежлив и тактичен, в делах исполнителен и пунктуален, грубых нарушений дисциплины замечено не было. Тем не менее, постоянной работы не имеет. За 19 лет, прошедших с момента окончания школы, сменил работу более 5 раз, причем значительно большую часть этого времени числился безработным. В Хогвартсе преподавал защиту от темных искусств в 1993/94 учебном году по приглашению Дамблдора и с тех пор больше нигде не работал. Все это казалось более, чем странным, в особенности из-за того, что каждый раз, как можно сделать вывод из справок, Люпин покидал работу по собственному желанию, без отрицательных рекомендаций. Еще более странным казалось то, что Дамблдор не нашел своему бывшему ученику хорошее место, но Шварц быстро отбросил эту мысль — Грейнджер тоже гриффиндорка и отличница, но для своего директора она явно пустое место. В любом случае, надеялся глава Отдела образования, запечатывая письмо Ремусу Люпину с просьбой о встрече, в ходе предстоящего разговора выяснится больше, чем написано в этих бумажках, и тогда уже можно будет решить, стоит ли иметь дело с этим человеком дальше.
В характеристике Горация Слагхорна, приложенной к делу, говорилось, что вышеуказанный господин вежлив и приятен в обхождении, а также хорошо разбирается в зельеварении и защите от темных искусств, имеет публикации в “Зельеварение сегодня” и “Журнале европейского общества зельеваров”, дважды был удостоен наград от Международной гильдии зельеваров за свою преподавательскую деятельность и совершенствование рецептов ряда зелий, используемых в целительской практике. Казалось бы — нормальный учитель уже найден, но и здесь Шварца тоже ждало разочарование — Слагхорн вел зельеварение в Хогвартсе еще с 1927 по 1981 год, после чего ушел на пенсию. Это означало, что господину Слагхорну на данный момент, как минимум, восемьдесят лет, и ни о каком преподавании речи быть не может. Это не просто прийти на кафедру и прочитать лекцию — это означает постоянно следить за десятью, а то и двадцатью подростками, бурлящими энергией, и предотвращать их попытки взорвать школу или нанести вред самим себе. Если проведение одного практикума по зельеварению так вымотало молодую Кайнер (пусть она и вела урок без подготовки и с минимумом педагогических знаний), то что говорить тогда о человеке преклонных лет? Тем не менее, Слагхорн вновь вернулся к преподаванию в 1996/97 учебном году по просьбе Дамблдора, после чего, в конце года, ушел по собственному желанию. Если Люпину, едва сводящему концы с концами, работа была просто необходима, то согласие Слагхорна выглядело более, чем странным. Интересно, какие средства убеждения применил к нему старик? Ибо Николаус фон Шварц уже знал, каким убедительным может казаться Дамблдор, и как умело он может играть на чувствах окружающих, чтобы добиться нужного ему результата. И, хотя Шварц уже был уверен, что вряд ли предложит Слагхорну работу, тем не менее, рассчитывал на интересную беседу, из которой надеялся узнать что-нибудь и о Дамблдоре. Еще одно письмо было готово.
Теперь архив по Блэкам. Пролистав его, глава Отдела образования увидел, что это семейство, весьма разветвленное и многочисленное еще пятьдесят лет назад, многочисленное настолько, что некоторые его представители предпочли остаться бездетными, чем вступать в брак с волшебниками низшего положения, заметно проредело к концу 1970-х — началу 1980-х годов. Женщины вошли в рода Прюэттов, Поттеров, Лонгоботтов, Краучей и других чистокровных семейств. Мужчин осталось только две ветви. Глава старшей ветви, Орион, породил двух сыновей, Сириуса и Регулюса. Сириус, 1959 года рождения, погиб в Министерстве магии летом 1996 года, детей не имел. До этого, в ноябре 1981 года был обвинен в службе Неназываемому и открытии убежища, где скрывались Дж. и Л. Поттеры, что и привело к их гибели. Приговорен к пожизненному заключению в Азкабан, при этом в деле отсутствовали протоколы судебного заседания и допроса с Сывороткой правды, что навело главу древнего чистокровного рода на определенные мысли. Мужчина едва не разнес комнату вспышкой магии, однако сдержал свой гнев и, пройдясь несколько раз вокруг стола, вернулся к изучению дела. Летом 1993 года Сириус Блэк сбежал из Азкабана, за что был приговорен к поцелую дементора, и скрывался еще три года, пока не погиб во время схватки с Неназываемым и его приспешниками в Министерстве магии. Посмертно освобожден от всех обвинений. И это хваленое британское правосудие! Шварц снова просмотрел дело — среди подписавших обвинительный приговор в ноябре 1981 года был и А.П.В.Б.Дамблдор.
Регулюс Блэк, 1961 года рождения, умер при невыясненных обстоятельствах в 1979 году. Тоже бездетным. По мужской линии род Блэков прервался. Женщины из младшей ветви, дочери Кигнуса Блэка, родившиеся в 1950-х годах, вышли замуж еще до того, как Сириус и Регулюс достигли совершеннолетия, и потому их потомки уже не могли наследовать магию Блэков. Таков печальный конец некогда могущественного рода.
Но, что еще больше удивило Шварца, Блэки активно поддерживали политику Неназываемого. Беллатрикс Блэк, в замужестве Лестранж, та самая, которую он видел в воспоминании Кайнер, ее муж Рудольфус и деверь Рабастан были осуждены на пожизненное заключение в Азкабан за совершенные ими пытки и убийства и, как следует из протокола судебного заседания, нисколько не раскаивались в содеянном. Все трое сбежали из Азкабана вместе с другими Пожирателями Смерти зимой 1996 года, в настоящее время скрываются, и Николаус фон Шварц уже знал, где именно. Нарцисса Блэк является супругой Люциуса Малфоя, который дважды был представлен к суду за активное участие в деятельности Пожирателей Смерти и финансирование их организации. Тем не менее, оба раза Малфой вышел сухим из воды, списав свои действия на заклятие “Imperium” и угрозы семье, а также сделав щедрые пожертвования школе Хогвартс, больнице св. Мунго и Министерству магии. В характеристиках на Ориона и Вальбургу Блэк и их сына младшего сына Регулюса, а также Кигнуса Блэка и его супругу Друэллу Розье упоминалась лояльность идеями чистокровности, хотя официальные обвинения против них не выдвигались.
- Вы удовлетворили свое любопытство, мистер Шварц? — сухо спросила Амелия Боунс, вернувшись.
- Да, вполне, - ответил мужчина, передав папки хозяйке кабинета, однако по его голосу было заметно, что он не очень доволен результатами. — Вы знали, что я там найду…
- Вижу, вы разочарованы? Я понимаю вас, мистер Шварц, однако я считаю, что нужно смотреть правде в глаза. Я верю в то, что вы не поддерживаете ни прежние взгляды Гриндевальда, ни нынешние взгляды Неназываемого, однако ваши английские родственники думали иначе, равно как и большинство других темных семей, - продолжила мадам Боунс таким тоном, как если бы говорила абсолютно очевидные вещи. — Блэки, Малфои, Розье, Лестранжи, Эйвери, Нотты, Селвины, Яксли — все они в разное время поддерживали Неназываемого и, к сожалению, многим из них удалось уйти от правосудия.
- Вы хотите сказать, что нынешнего Темного Лорда поддерживает практически вся аристократия? — удивился Шварц.
- Почему вас это удивляет, мистер Шварц? Древние рода слабеют и стремятся удержать ускользающую из их рук власть. Магглорожденные и полукровные волшебники сейчас ничуть не уступают по силе чистокровным и, благодаря усердию и своим новаторским идеям, добиваются больших успехов, что не может не злить старую аристократию.
- Видите ли, фрау Бонс… Гриндевальд в свое время не имел широкой поддержки среди аристократии. Исключение составляло лишь семейство Бранау, правда, довольно многочисленное, и их союзники. За Гриндевальдом пошли те, кому и так нечего было терять, но кто надеялся получить власть, богатство и привилегии при новом режиме. Вы можете удивляться, фрау Бонс, но это были в основном полукровки и чистокровные в первом-втором поколении, даже некоторые магглорожденные, которые увидели в этом способ быстро подняться до элиты, стать вровень, а то и выше чистокровной знати. Но, как известно, место не украшает человека… Что же касается сильных магглорожденнных и полукровок… - сразу вспомнилась Кайнер, за спиной которой стоял Фольквардссон, - присмотритесь к ним. Конечно, статистически есть небольшая вероятность рождения относительно сильного волшебника среди простецов, но она очень низкая. Намного более вероятно, это окажутся потомки сквибов, изгнанных или самостоятельно ушедших в маггловский мир.
- Да, я думаю, вы правы, - уклончиво ответила Амелия. — До падения Неназываемого во многих чистокровных семьях действительно практиковалось изгнание сквибов из рода. Таким образом, выходит, что “истинных” магглорожденных еще меньше… - женщина сама удивилась своим словам, которые прозвучали для нее как неприятное открытие.
- К сожалению, это прискорбный факт, - заметил глава Отдела Образования. — Ушедшие к простецам сквибы через одно или несколько поколений порождают магов, лишенных своего наследия и не имеющих возможности к нему приобщиться… В свое время это была одна из главных реформы школьного образования в нашей стране: школа должна не только обучить юного волшебника основным магическим дисциплинам, но и позволить безболезненно интегрироваться в магический мир и приобщиться к его культуре. Также влиятельные чистокровные рода могут оказывать поддержку и покровительство талантливым или просто прилежным и умным волшебникам из семьи простецов, которая начинается еще со школы. В частности, перед вами был пример Карла Шёнбрюнна и Элизы Миллер.
- Да, я думаю, это очень хорошая политика, - сдержанно согласилась глава Департамента магического правопорядка. Сьюзен рассказывала мне о мисс Миллер исключительно хорошее, подчеркивая в том числе и тот факт, что мисс Миллер хорошо разбирается в обычаях волшебников, и что у вас, в Германии, очень хорошая система образования. К сожалению, специальные уроки для обучения магглорожденных, существовавшие раньше в Хогвартсе, отменили около пятидесяти лет назад… - то есть, когда Дамблдор после победы над Гриндевальдом стал директором, домыслил про себя Шварц, - по причине того, что магическому миру надо брать курс на маггловский… Однако, в любом случае, - продолжила Боунс, - наш факультет, я имею в виду Хаффлпафф, который окончила я сама, и где теперь учатся моя племянница и мисс Миллер, хранит свои традиции покровительства новообретенным волшебникам со стороны чистокровных семейств, - волшебница светилась искренней гордостью за свою alma mater.
- Я рад, что вам дом чтит старые традиции, - вежливо ответил Шварц. — Тем не менее, возвращаясь к теме Гриндевальда… - лицо мадам Боунс разом помрачнело. - Я думаю, вам известно, фрау Бонс, что в знатных семьях наследников с юношеских лет приучают вести дела рода, - волшебница сухо кивнула, - разбираться в финансах и политике. О возрождении былого величия мечтали многие волшебники, но умные люди уже тогда понимали, что магам бесполезно бороться против магглов, которых в тысячи раз больше, которые с начала XX века начали стремительно развивать свою технику, равно как и то, что империя Гриндевальда вряд ли продержится дольше пары десятков лет. Многие Главы родов выступали против Гриндевальда и его политики, и далеко не всем из них удалось пережить те годы… - женщина сразу помрачнела и, задержав дыхание, прикрыла лицо руками. — Одни семейства лишались своих глав и взрослых наследников, другие - наследственных мест в Совете магов, которые быстро оказались в руках у сторонников Гриндевальда. А третьи оказывались лишены и того, и другого… - грустно подытожил глава Отдела образования.
- Пожиратели Смерти убили обоих моих братьев и их семьи. У меня осталась только одна Сьюзен… - с надрывом произнесла глава Департамента магического правопорядка.
Шварц впервые заметил страх в ее темно-голубых глазах. Страх за себя и свою племянницу, ужас, который она пережила, узнав о смерти братьев, и который вновь преследует ее по пятам.
- Вы можете рассчитывать на мою помощь, фрау Бонс, - неожиданно тепло произнес Шварц, подав руку.
- Я… благодарна вам… - снова задержав дыхание, ответила волшебница и пожала руку в ответ.
Повисло молчание. Шварц задержал рукопожатие, что несколько удивило Амелию Боунс, но все-таки отпустил руку, и, когда их пальцы уже едва касались друг друга, неожиданно достал из внутреннего кармана мантии небольшой конверт, внутри которого лежала монета или украшение наподобие кольца.
- Это портал, - пояснил мужчина, передав конверт в руки собеседнице, - он перенесет вас в надежное место в случае опасности. Всегда носите его с собой.
- Э… спасибо, мистер Шварц, - растерялась на какое-то мгновение мадам Боунс. — Это очень… рискованно и благородно с вашей стороны.
- Мне нужны хорошие союзники, фрау Бонс, равно как и вам. И мне не хотелось бы их терять.
- Я понимаю вас, - холодно ответила глава Департамента магического правопорядка: в политике имеет значение личная выгода, но не чувства и привязанности. — Мистер Шварц, у вас есть еще какие-нибудь дела в министерстве?
- Да, я хотел бы увидеть, в каких условиях содержится Генрих фон Бранау.
Не то, чтобы Николаус фон Шварц сильно беспокоился о комфорте своего дальнего родственника, который в настоящее время находился в изоляторе при Аврорате и совершил столько, что мог бы отправиться в Нурменгард к своему кумиру. Мало того, глава Отдела образования искренне считал, что мальчишке не повредила бы для начала хорошая порка с последующим непреложным Обетом, но на это имел право только близкий родственник — отец, дядя или дед, но никак не незнакомый аврор, которому просто важно выбить из заключенного признание любыми средствами, в том числе и пытками.
Вопрос с Генрихом фон Бранау в целом был очень трудным и щекотливым и требовал весьма осторожного подхода. Несмотря на то, что семейство фон Бранау изрядно поредело и облегчило свои кошельки после поражения Гриндевальда, многие их родственники, правда, под другими фамилиями, занимают сейчас высокие посты в Министерстве. Даже сам он, Никлаус Цигнус фон Шварц фон Гевальд, тоже состоит в родстве с Бранау, причем династии их нередко переплетались своими ветвями. Кроме того, семейство Бранау спонсировало многие школы и больницы, частично занималось материальным снабжением Министерства, что позволило последнему значительно сократить бюджетные расходы. И пусть все это делалось в рамках договора, который, скрепя сердца, в 1946-м подписали молодые главы трех оставшихся ветвей, Бранау, тем не менее, всегда умели считать деньги и при случае напоминали о каждом пфенниге. Как ни тяжело это было признавать, но магическая Германия своим возрождением после Второй мировой войны во многом была обязана финансам этого древнего прусского рода, хотя были и другие семейства, чьи сейфы опустошались ради нужд общества и государства, или кто жертвовал деньги добровольно. К числу последних относились в основном рода нейтральные и анти-Гриндевальдовские, которые хотели внести свой вклад в восстановление Германии после войны; были среди них и те, кто находился в числе “сочувствующих” сторонников, но активно не поддерживал Гриндевальда, и после стремились обелить свое имя, но суммы таких пожертвований в целом были не очень велики, ибо каждый Глава заботится, в первую очередь, о благополучии своего Рода.
В обмен Министерство закрывало глаза на некоторые грязные, но не особо громкие дела Бранау, хотя, следует отметить, что до недавнего времени те сидели тише воды - ниже травы, не рискуя устраивать под носом у надзорных какие-либо аферы или акции устрашения — боялись, что могут снова арестовать Главу Рода и конфисковать имущество. Младшее поколение, естественно, воспитывалось на вере, что некогда могущественный и многочисленный род вновь возродится и изгонит всех предателей и ущербных — в их понимании естественно. И что, если то самое младшее поколение в лице Генриха фон Бранау решило, что время возмездия уже пришло? Знал ли Готфрид фон Бранау, куда отправлял своего сына? что здесь у него будет возможность реализовывать семейные принципы на практике, почти не опасаясь наказания? Как следствие — нападение на шестерых магглорожденных студентов, четверо из которых являются подданными Британии.
А ему, Никлаусу фон Шварцу, предстоит теперь держать ответ за деяния своего подопечного. Хотя и здесь можно попытаться выйти из положения: 1) Бранау буквально навязали в качестве участника образовательного эксперимента, однако данный пункт является довольно спорным; 2) в Лейпцигской школе за ним не было замечено подобных нарушений (и здесь плюс немецкой системе правопорядка); 3) руководство Хогвартса не обратилось в Департамент магического правопорядка своего министерства магии с целью провести расследование и наказать виновных; 4) руководство Хогвартса также не соизволило уведомить немецкое Министерство магии об имевших место несчастных случаях и провокациях с участием немецких студентов, таким образом, что они с Отто узнавали все уже постфактум, через Визерхоффов и Шёнбрюннов, которым регулярно писали сыновья. Из пунктов 3 и 4 логично вытекает, что руководство Хогвартса в лице директора Дамблдора собственным произволом допустило творимые беззакония вместо того, чтобы сразу арестовать Бранау или экстрадировать его на родину. А из слов Амелии Боунс явно следует, что победитель Гриндевальда в данный момент сейчас не в лучших отношениях и с министром Скримжером, и ее собственным отделом.
1) Закон об обязательных тренировках в стрельбе из лука для всех лиц мужского пола был издан в Англии во время Столетней войны, в царствование короля Эдуарда III. Закон не отменили ни сразу после окончания войны, ни позже. Мало того, он существует и по сей день. Точно так же английские монархи до сих пор носят титул “Защитник веры”, дарованный королю Генриху VIII Папой Римским Климентом VII за обличительные письма против инициатора Реформации Мартина Лютера, несмотря на то, что вскоре после этого король разорвал отношения с Ватиканом, желая добиться развода со своей первой женой Екатериной Арагонской, чтобы жениться на Анне Болейн.
Таким образом, законы в Англии принимаются, но не отменяются.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 12:46 | Сообщение # 278 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Убедившись, что юный наследник древнего рода проживает в приемлемых для подследственного условиях, и, выслушав от этого самого наследника пафосную речь, содержащую угрозы и фанатичные надежды на возрождение дела Гриндевальда, господин Шварц вернулся обратно в Хогвартс. Студенты Шёнбрюнн и Визерхофф, у которых уже закончились занятия, были вызваны в личные комнаты главы Отдела образования, где тот, за чашкой чая с ореховым печеньем, довел до сведения молодых людей, что отныне им следует присматривать за юной Сьюзен Боунс. Наследникам чистокровных родов, получивших традиционное аристократическое воспитание, не нужно было объяснять политическую подоплеку своих указаний, так что юноши просто ответили вежливым согласием.
* * *
Вечером, во время ужина, Дамблдор постучал ложкой по своему кубку, привлекая к себе всеобщее внимание, после чего поднялся со своего трона.
- Дети — самые чистые создания на свете, - заговорил белобородый старец, после того, как Большой Зал погрузился в тишину. — Но, точно так же, как легко заложить в их неокрепшие души добро и любовь, так же легко можно посеять зло, коварство, алчность. Любовь — самое светлое и прекрасное чувство на свете, но что нам может дать иллюзия любви, которую можно создать мановением волшебной палочки или разлить по флаконам? Правильно, мальчики и девочки, только яд, поедающий душу. Сейчас ни для кого не секрет, что Вольдеморт, - несколько особо впечатлительных студентов вздрогнули, - в прошлом известный как Том Риддл, стал темным волшебником именно потому, что был зачат под Амортенцией! — по залу прошелся взбудораженный гул голосов. — Поэтому любой, кто использует и, тем более, продает приворотные зелья, должен осознавать свою глубочайшую вину, ибо не только совершает преступление против великого и светлого чувства, но и создает все предпосылки для появления на свет злых и темных волшебников. Мисс Вейн, встаньте! — угрюмая гриффиндорка с черными кудрявыми волосами поднялась из-за стола, кинув на директора и преподавателей затравленный, хмурый взгляд исподлобья. — Все посмотрите на эту девочку! С виду это ничем ни примечательная студентка, но в ее душе уже зреют плевелы, ибо ради наживы она решилась на самое тяжкое преступление — продавать любовь! Да, мисс Вейн продавала приворотные зелья, соблазняя других студентов иллюзией любви. В прошлом году она пыталась соблазнить мистера Поттера, который, как вы все знаете, является национальным героем, но потерпела фиаско, ибо мистера Поттера защитила его любовь к мисс Джиневре Уизли, - девица засияла, как начищенный кнат, даже не поморщившись от ненавистного имени. — Теперь же из-за ее козней оказались разрушены отношения мистера Рональда Уизли и мисс Гермионы Грейнджер, мистера Визерхоффа и мисс Миллер… - все ученики сразу же обратили внимание на названных личностей, по залу побежали шепотки. — Девочки и мальчики, как вы думаете, какое наказание заслужила мисс Вейн?
Теперь шепот перерос в гул, все о чем-то спорили. Подпольная деятельность Ромильды Вейн мало для кого была секретом, и многие девушки, особенно гриффиндорки, пользовались ее услугами, и потому прочувственная речь не нашла отклика в их сердцах. В глазах большинства старшекурсников использование Амортенции и подобных ей зелий не являлось чем-то преступным, скорее, чем-то вроде шалости, и потому они не понимали, за что вообще можно судить незадачливую пятикурсницу. Младшеклассники пока еще ничего не понимали в этом, и потому сидели тихо, чувствуя себя не в своей тарелке. Те же студенты, которые хотели бы высказаться против Ромильды Вейн, предпочли придержать свое мнение при себе и не отвечать на провокации директора.
- Да, мальчики и девочки, я вижу, вы все очень добрые и милосердные… - продолжил Дамблдор голосом умудренного годами старца, совершенно не замечая ни хмурые лица детей, ни сидевших рядом с ним преподавателей и чиновников, вот уже несколько минут смотревших на директора со смесью недоумения, презрения и скепсиса на лицах, - но, тем не менее, мисс Вейн безусловно заслуживает наказания, которое установит наш педагогический совет, - старик сцепил руки замком. — А теперь, поскольку недоразумение с приворотными зельями разрешилось, я думаю, мисс Грейнджер, мистеру и мисс Уизли, и мистеру Поттеру стоит забыть былые обиды и помириться, - Дамблдор лучезарно улыбнулся и поднял руки кверху, как бы призывая вышеназванных людей встать и выйти из-за стола.
Четверо гриффиндорцев подошли к площадке перед преподавательским столом. И если Поттер искренне был рад, что теперь он сможет в открытую, ни от кого не таясь, общаться со старой подругой, и улыбка, и объятия его были искренними, то Уизли посмотрел на свою одноклассницу с отвращением и одернул руку, едва коснувшись ее. Его сестра и вовсе посмотрела на Грейнджер с выражением презрительного снисхождения, которому позавидовал бы сам Малфой. Всем своим видом она показывала, что делает великое одолжение, что пожимает руку этой лохматой заучке. Гермиона едва не задыхалась от невыплаканных слез, проглатывая внутрь себя все, что “друзья” не произнесли ртом, но сказали глазами. И друзья ли? Почему-то именно в этом момент девушка почувствовала, что их прежняя, еще ничем не замутненная детская дружба осталась в прошлом, и от этого хотелось плакать еще сильнее. И как только директор Дамблдор не понимает, что даже из склеенной вазы все равно будет вытекать вода? А еще бывшая староста совершенно не понимала, зачем профессору Дамблдору понадобилось устраивать этот спектакль на публику, когда достаточно было просто вызвать их четверых к себе в кабинет и рассказать, что во всем виновата эта дура Вейн!
- Раз главные действующие лица уже перед нами… - строгим канцелярским тоном произнесла присутствовавшая за ужином мадам Боунс, чем сразу привлекла к себе внимание. — Директор Дамблдор сказал очень важную речь о недопустимости попрания такого светлого чувства, как любовь, и мисс Вейн, как распространительница приворотных зелий, безусловно, заслуживает самого строго наказания. Однако мне хотелось бы обратить внимание на личную ответственность подрастающего поколения. Вам могут сколько угодно предлагать различные приворотные зелья, но вас никто не обязывает покупать их. И приобретение их, равно как использование — это ваш собственный выбор, - сказала глава Департамента магического правопорядка, сделав особенное ударение на слове “ваш”. — И именно вы несете ответственность за использование приворотного или любого другого психотропного зелья, а не тот, кто вам его продал. Вы должны помнить, что использование психотропных зелий является грубым насилием над личностью и стоит на втором месте после использование заклятия Подвластия, - Большой зал погрузился в тишину, несколько учеников испуганно ахнули. - Я не преуменьшаю вину мисс Вейн, но это не освобождает от ответственности тех, кто использовал купленные приворотные зелья по назначению…
- Амелия, спасибо за поучительную беседу, - резко перебил ее Дамблдор, потемневшие глаза которого теперь не загадочно мерцали, но словно кололи невидимыми копьями зарвавшуюся чиновницу. — Дети, идите к столу, пока ваш ужин еще не остыл, - произнес он чересчур заботливым и шутливым тоном.
- Подождите, директор Дамблдор, - властно сказал господин Шварц, также сидевший за столом преподавателей. — Джинни Вэзли должна понести заслуженное наказание, как и Ромильда Вэн. Я думаю, вы слишком поторопились мирить ваших учеников…
- Директор Дамблдор без ваших советов способен определить, кто заслуживает наказания, а кто нет, - процедила сквозь зубы МакГонагалл, которой пришлось собрать всю ее выдержку, чтобы не наброситься на немца бешеной кошкой. — Мисс Вейн вполне достаточно…
Среди учеников тем временем началась потасовка.
- Ты сдала меня, мразь! — во все горло прокричала Джинни Уизли, залепив звонкую пощечину Ромильде Вейн, которая все еще была в подавленном настроении и не сумела защититься.
- Самой надо было думать, прежде чем использовать его на Уизерхофе! — огрызнулась та, опершись на спинку стула.
Рон, который уже успел плюхнуться за стол и приняться за уплетание куриных ножек, вытаращил удивленные глаза, никак не понимая, о чем вообще идет речь. Гарри открыл рот, закрыл и снова открыл, прежде чем смысл сказанных фраз отпечатался у него в мозгу. Как Джинни, его невеста, дочь людей, которые заменили ему семью, смогла вообще так поступить, тем более с их общей подругой Гермионой?! Это просто не укладывалось в голове у парня. А ведь именно Джинни больше всех обвиняла Гермиону в измене и именно она подбила весь Гриффиндор бойкотировать Гермиону. Последняя стояла, как громом пораженная, не в силах поверить, что все это случилось с ней. Что это ее “подруга” плела за ее спиной интриги, подливала приворотные зелья, а когда случилось то, что случилось, свалила на нее всю вину. И это они вместе, бок о бок, сражались в позапрошлом году в Отделе Тайн?!
- Мисс Уизли, мисс Вейн! Прекратите немедленно! — строго окликнула девушек МакГонагалл, подошедшая к столу своего факультета. — Десять баллов с каждой за драку в Большом Зале!
И посмотрела на учениц с таким грозным видом, как будто снятые с факультета баллы должны испугать их больше, чем общественное порицание.
- Странно, что вы не сделали этого раньше… - задумчиво и, одновременно, с осуждением произнес Шварц, подойдя к гриффиндорцам вместе с Амелией Боунс. — Я думаю, что всех лиц, кого это может касаться, следует пригласить для приватного разговора в кабинет директора и огласить результаты расследования, и только лишь после этого публично объявить о наложенных взысканиях. Ведь именно такая процедура была применена ранее к господину Визерхоффу и фрейлейн Грэнджер, не так ли?
- Но…но… - запаниковала, было, декан Гриффиндора, не зная, как еще прикрыть промахи своего начальника. — Тогда… были другие обстоятельства.
- Да, обстоятельства изменились, - мрачно заметила глава Департамента магического правопорядка.
О проводимом расследовании касательно оборота приворотных зелий в Хогвартсе, которое имело какое-то отношение к случайной связи Визехоффа и Грейнджер, знали практически все школьники, поэтому МакГонагалл было достаточно объявить, что основные результаты следствия будут оглашены завтра утром во время завтрака. А во избежание дальнейших беспорядков всем присутствующим надлежит закончить ужин без дальнейшего промедления и вернуться в общежития. Мисс Ромильда Вейн, мисс Джинни Уизли, мисс Гермиона Грейнджер и мистер Лотар Визерхофф были вызваны в кабинет директора для приватной беседы. Гарри Поттер попытался, было, увязаться за однокашниками, ведь дело касалось его друзей, а, значит, и его самого, но Дамблдор привычным, но давящим “мальчик мой” заставил парня вернуться вместе с другом в гостиную Гриффиндора.
Потянулись долгие минуты ожидания… Рон злился, отчего его ноздри широко раздувались и шумно выдыхали воздух, а лицо едва не сравнялось по цвету с волосами, и не мог сосредоточиться ни на одном деле. Даже шахматы вызывали у него отвращение, не говоря уже о том, чтобы в очередной раз листать “Квиддич сквозь века”. Гарри понимал, что Рон переживает из-за сестры, однако происходящее казалось ему слишком странным, неправильным… Конечно, никому из гриффиндорцев не понравился тот факт, что немцы не только инспектируют уроки, как Амбридж, но устроили допрос с Веритасерумом для их одноклассниц. Но допрос разрешили Дамблдор и МакГонагалл (последняя даже присутствовала там), так что, казалось бы, опасаться было нечего (хотя на них могли надавить министерские), а вела допрос мадам Боунс, известная своей объективностью и следованием духу закона. Хотя Поттер не пересекался с ней после того слушания в Министерстве магии, благодаря которому ему удалось сохранить волшебную палочку и возможность вернуться в Хогвартс, он, тем не менее, ее запомнил и до сих пор был ей благодарен. И потому его весьма зацепила вступительная речь главы Департамента магического правопорядка, которую так неожиданно прервал Дамблдор, и оговорка Шварца, что Джинни тоже должна понести наказание.
В голове парня просто не укладывалось, как его девушка, сестра лучшего друга могла натворить что-то ужасное, ведь это же Джинни, которую он спас от Риддла и василиска, которая в прошлом году его всегда поддерживала, в отличие от Гермионы, когда с той начался разлад из-за Снейповского учебника (однако сейчас Гарри прекрасно понимал, как была права подруга: знай он, что эта вещь принадлежала когда-то мерзкому сальноволосому ублюдку, никогда не взял бы ее в руки!), которая подарила ему столь долгожданный и окрыливший его поцелуй, благодаря которому команда Гриффиндора победила в финальном матче по квиддичу. Но мадам Боунс не стала бы наговаривать на кого-нибудь просто так, даже если не испугалась в свое время Фаджа и Амбридж. У Гарри засосало под ложечкой, а ехидный внутренний голос только продолжал нашептывать, что Джинни часто была не права, особенно по отношению к Гермионе — взять хотя бы устроенный бойкот, или, еще раньше, когда она заявила, что если Гермиона станет дружить с кем-то еще, то предаст старых друзей; как она намеренно подливала масла в огонь, еще больше разжигая постоянные ссоры между Гермионой и Уизерхофом, или как стала говорить гадости бывшей девушке последнего, хотя та не сделала ничего плохого никому из гриффиндорцев. Юноша видел все это, но ни разу не заговорил со своей невестой, боясь потерять ее любовь и дружбу с Роном, не встретить никогда больше теплых и любящих объятий миссис Уизли — иными словами, лишиться того подобия семьи, о которой он мечтал с детства.
В груди неприятно кольнуло, и по телу на мгновение разлился холод — а что, если Джинни его самого поила зельями? Гарри прекрасно помнил, как до шестого курса ровно ничего не испытывал к ней и воспринимал исключительно как младшую сестру Рона. А вот он нравился Джинни давно: Рон сам рассказывал как-то в шутку, что Джинни фанатела от “Гарри Поттера” еще до Хогвартса и уши прожужжала всем, что выйдет за него замуж, а Риддл без всякого сострадания поведал о том, что именно несчастная любовь к Мальчику-который-выжил сподвигла маленькую девочку писать в том дневнике. А потом, на четвертом курсе, Джинни с жалостливым видом сообщила, что пойдет на бал с Невиллом, потому что если ее не пригласит кто-нибудь старший, то ей не попасть на празднество. Тогда мальчик не обращал внимания на подобные вещи: Рон просто любит шутить, Риддл из дневника хотел деморализовать, а маленькая Джинни просто очень хотела попасть на бал. Но сейчас воспоминания, которые так упорно подсовывал ехидный внутренний голос, хорошо подошедший бы злобной летучей мыши, словно сложились в паззл, как тогда, с мантией и кровной защитой, но юноша определенно не хотел верить собственным выводам. Нет! Джинни не могла так поступить! Наверное, мадам Боунс ошиблась или тот Шварс ввел ее в заблуждение… Гарри вспомнил, каким обалдевшим выглядел Рон, когда поел конфет, начиненных Амортенцией, как страстно желал увидеть Ромильду, однако не замечал в себе подобных навязчивых идей. Мало того, Джинни, когда они оставались наедине, нередко говорила ему, что он слишком застенчив, и что мужчина должен быть более активным. У парня отлегло от сердца…
Рон тем временем, успев опрокинуть шахматную доску, забрать у каких-то первоклашек маггловский комикс и тут же его выкинуть, а также нагрубить Лаванде и Парвати, которые не смогли удержаться от сплетен, ходил по общей гостиной и, размахивая руками, во всю утверждал, что Боунс продалась немцам, и не менее громко строил догадки, чем они могли ее заманить. Иначе как объяснить, что она во всем поддерживает “этого гада Шварца, который наверняка Пожиратель”, и, вдобавок, потребовала наказание за то, что они пытались проучить “этого индюка Уизерофа, которому самое место среди слизней”? Казалось, он собирался убедить в своей правоте не только всех, кто мог его слышать, но, прежде всего, себя.
Примерно через час, когда малышня уже разошлась по спальням, и в гостиной остались только старшекурсники, появилась Джинни, разозленная, точно стая встревоженных гриндилоу. Гарри попытался, было, обнять расстроенную девушку, надеясь, что так она успокоится, и расспросить, что случилось, но она лишь грубо оттолкнула своего парня, бросила сердитый взгляд на брата, означавший “Ты — полный идиот, Рональд Уизли!”, и направилась в комнату девочек шестого курса. Рональд махнул рукой, как бы говоря: “Чего взять с этих женщин?”, и, так и не придумав новое занятие для себя, тоже отправился спать.
Поттер еще некоторое время посидел на диване в гостиной, листая книжку о квиддиче, но имена игроков и названия команд, а также счет, с которой каждая из них выиграла или проиграла, упорно не хотел лезть в голову. Общая комната постепенно пустела, погружаясь в полумрак, медленно гасли светильники, а юноша все также продолжал смотреть на горящий в камине огонь… Гермионы по-прежнему не было.
Гарри всерьез забеспокоился: а вдруг с его подругой что-то случилось? Ведь она сейчас совершенно одна, и на нее могли напасть слизеринцы. А еще ее могли немцы на очередной допрос забрать — уж очень активно они копают под Хогвартс. И, хотя перспектива искать Гермиону по всему замку без мантии-невидимки, когда легко можно попасться слизеринскому гаду или Филчу, не очень прельщала мальчика, он, тем не менее, не стал возвращаться за артефактом в общую спальню, чтобы не встречаться лишний раз с раздраженным донельзя Роном. Этот день вообще был какой-то дурацкий…
По широким и пустым коридорам гулял холодный осенний ветер, так что гриффиндорец в очередной раз поежился, обхватив себя руками. Старый мешковатый свитер Дадли уже давно истончился, равно как и джинсы, уже много раз штопанные заботливыми руками миссис Уизли, а кроссовки были перемотаны скотчем там, где не помогало “Reparo”, однако мальчик уже давно привык не обращать внимания на свои физические потребности. Тем более, сейчас ему важно было найти Гермиону. Из-за лестницы, в самый последний момент сменившей направление, пришлось обходить целый этаж, да еще Филч, как назло, со своей драной кошкой! В конце концов, Гарри повезло, и он оказался в нужном коридоре. Стараясь идти как можно тише и держаться в тени, парень принялся искать гобелен, за которым располагался вход в каморку, где они тайком общались с Гермионой. Гарри помнил, что этот гобелен где-то здесь, но в упор не мог увидеть его. Поттер прошел коридор от начала и до конца, но так и не нашел ничего похожего на вышитую тряпку. Но ведь он точно не мог ошибиться! Они с Гермионой уже много раз здесь были. И в арке между двумя колоннами напротив окна висел гобелен. Красный такой, а, может быть, и коричневый — сколько времени-то ему? На нем был изображен еще олень, тоже выцветший — Гарри запомнил, потому что его папа в оленя превращался. А на олене сидела молодая волшебница со светлыми волосами, в посеревшем платье и короне, которая, наверное, когда-то была золотой. А вокруг был вроде бы лес, зеленый…
Стоило парню воссоздать в памяти образ гобелена, как он тут же увидел его в арке напротив окна. И как же он постоянно проходил это место раньше, даже не остановившись? И почему так хочется отвести взгляд от этой тряпки и изучить каменную кладку в противоположном конце коридора? Будто это что-то малозначимое, что не должно его интересовать ни в коей мере… Точно! Чары отвлечения внимания! Поттер откинул полотно, но дверь за ним оказалась заперта и не открывалась “Alohomora”. Изнутри не доносилось ни звука, будто уши заложило ватой, однако юноша не терял надежду, и, совершенно не заботясь, что его могут услышать учителя или Филч, принялся колотить в тяжелую деревянную дверь. Неожиданно та открылась, и гриффиндорец завалился вперед, едва не упав на пол. Дверь вновь бесшумно захлопнулась.
- Гермиона? — спросил парень в темноту.
- Гарри ты с ума сошел?! Тебя же могли поймать и снять баллы! — только его лучшая подруга Гермиона Грейнджер никогда не забывала об учебе.
У Гарри моментально отлегло от сердца, однако от него не укрылось, что девушка недавно плакала. Иначе почему она не стала зажигать свет?
- Гермиона, прости, - примиряющим тоном сказал Гарри. — Тебя долго не было, и я забеспокоился. Что они с тобой делали?
- Ничего… - огрызнулась Грейнджер, повернувшись к нему боком.
- Как ничего?! Вначале Шварс и Боунс говорят, что якобы Джинни в чем-то виновата, и вас всех вызывают к Дамблдору…
- Директору Дамблдору!
- Рон сам не свой, Джинни, как ужаленная… А ты говоришь, что ничего не случилось!
- Гарри, если тебя так беспокоят Рон и Джинни, то иди к ним, а меня оставь в покое! — сорвалась на крик Гермиона, из глаз которой брызнули слезы.
- Шш… перестань… - Гарри обнял подругу, и они вместе сели на пыльный деревянный стол. — Я, правда, не знаю, что произошло. Давай, ты мне расскажешь все, как раньше, и мы вместе что-нибудь придумаем.
- Как раньше уже не будет… - грустно ответила девушка, отвернувшись от своего одноклассника. — Я боюсь… если я расскажу тебе, то мы перестанем быть друзьями…
Внутри у юноши все похолодело, на шею как будто надели тяжелый камень. Неужели Джинни, сестра его лучшего друга, которую он спас от василиска, которой он уже сделал предложение, совершила преступление? Нет, такого не может быть! Однако “второе я” снова подсунуло воспоминания о том, как его девушка была несправедлива к Гермионе, как она, с тех пор, как окончательно вошла в их компанию, постоянно обращала внимание на недостатки Гермионы и не забывала напоминать о том, как та должна им всем. А он, хотя видел, что Джинни ведет себя не очень хорошо, ничего не говорил ей, чтобы не поссориться с ней и Роном. Неожиданно Гарри почувствовал себя эгоистом, ведь гриффиндорцы должны быть храбрыми и благородными, служить справедливости, а он струсил, как предатель Хвост! Парню стало противно от самого себя: Гермиона тоже его друг, как Рон или Джинни, и он не имеет никакого права ее предавать.
На какое-то время старый заброшенный класс погрузился в тишину, пока Гарри не заговорил первым:
- Гермиона… э… это я должен просить у тебя прощение… я действительно вел себя, как слизняк, когда вслед за остальными перестал с тобой разговаривать. Я только сейчас это понял.
- Что ты, Гарри? — воскликнула Гермиона. — Я прекрасно понимаю твои чувства. Рон — твой первый друг, и ты боялся поссориться с ним. И, тем не менее, ты — единственный, кто разговаривал со мной в эти дни, хотя ты рисковал дружбой с Роном и отношениями… - девушка неожиданно запнулась. — И я очень ценю это. Но я боюсь… теперь ты не сможешь разрываться между мной, Роном и… в общем, как до этого. Гарри, поверь мне, я очень благодарна тебе за твою дружбу, но, как раньше, уже не будет. Школьная дружба… она очень часто остается в школе, и каждый потом… идет своей дорогой… - Гермиона сглотнула застрявший в горле ком, прилагая все усилия, чтобы не расплакаться.
- Гермиона, что ты говоришь такое? — Гарри взял ее за руки, в которых она мяла носовой платок. — Я сам знаю, каково это, когда о тебе говорят всякие гадости, и я хочу знать правду, какой бы она ни была.
Твердость, прозвучавшая в голосе друга, убедила девушку открыться, однако ей потребовалось не меньше минуты, чтобы набраться храбрости и рассказать о событиях в кабинете директора.
- … понимаешь, Гарри, Джинни решила ускорить наши с Роном отношения, и напоить меня Амортенцией, но банально перепутала волосы, потому что Уизерхофф тоже рыжий! — голос гриффиндорки едва не перешел на крик, а из глаз вновь потекли слезы. — Сам Рон ничего об этом не знал. Шварц подумал вначале на Лаванду, будто бы она хотела поссорить нас с Роном, а во время допроса выяснилось, что это Джинни. Если бы кто-то из немок — то ли Кайнер, то ли Миллер — не подслушал в туалете ее разговор с Ромильдой о приворотных зельях, то никто так бы и не узнал правду. Шварц потребовал, чтобы… - снова сглотнула, - Джинни принесла публичное извинение мне и Уизерхоффу, и выплатила компенсацию. Но, понимаешь, Гарри, Джинни нисколько не раскаивается в своем поступке! Она не считает преступлением насилие над личностью, и от этого мне больнее всего! Как будто я вещь, машина, которой можно попользоваться для своего удобства и выбросить! — в гневе воскликнула Гермиона, спрыгнув со стола.
Магия, бушевавшая вокруг нее, слабо освещало бледное, перекошенное от бессильной злости лицо, на котором еще были видны соленые дорожки слез, сжатые в тонкую линию губы и горящие жаждой справедливости глаза, под которыми залегли темные круги. А длинные спутанные волосы слегка развевались, будто подхваченные дувшим снизу ветром. Видение продолжалось не дольше пары секунд, после чего девушка обреченно выдохнула, осев на холодный каменный пол.
Гарри же стоял, как вкопанный, пытаясь переварить услышанное, которое никак не хотело укладываться у него в голове. Нет, он был бы безусловно рад, чтобы Рон с Гермионой сблизились, как они с Джинни. Но был категорически против того, чтобы ускорять чувство зельями. Ведь это почти то же самое, что использовать “Imperium”, а юноша прекрасно помнил действие этого заклятия еще с четвертого курса, когда у них преподавал лже-Грюм. Было противно. Недаром Дамблдор сказал, что Вольдеморт был зачат под Амортенцией, и что ни к чему хорошему это не привело. А если бы у Рона с Гермионой родился ребенок, который в будущем стал бы новым темным лордом? На душе было мерзко оттого, что все было настолько запутано. Джинни вроде бы хорошая, его девушка, сестра его лучшего друга, а совершила преступление, которому сам Гарри не видит оправдания. А Уизерхоф, которому так же, как и Гермионе объявили бойкот, которого особенно Рон и Джинни считают скрытым слизеринцем и шпионом Вольдеморта, как раз ничего плохого не сделал. Он такая же жертва, как и Гермиона, и Гарри прекрасно понимал, каково ему было потерять сразу лучшего друга и любимую девушку.
Гриффиндорец в очередной раз, как тогда, на Гриммо, задумался о своих чувствах к Джинни. Ему было весело и приятно проводить с ней время, но он не ощущал постоянного желания быть рядом с ней, не чувствовал порхающих бабочек в животе. У него даже не возникло желания отрицать, что Джинни может быть плохой, потому что Гермиона не смогла бы сказать неправду своим друзьям. Скорее, разочарование, липкое и мерзкое… как тогда было с Роном из-за кубка огня. И парень уже не был уверен, что обе его подруги смогут помириться в ближайшее время, уж слишком много боли и обид причинила одна из них другой.
- Гермиона, пойдем. Нам надо вернуться в гостиную, - сказал, наконец, Гарри, подав девушке руку. — Дамблдор все равно объявит завтра результаты расследования, и я поговорю тогда с Роном и Джинни. Уверен, они поймут, что были неправы по отношению к тебе.
- Нет, - Грейнджер мотнула головой, неуклюже поднявшись с пола. — Если они даже взрослых волшебников не послушали… Их сейчас все устраивает, и мне нет места среди их друзей…
Подростки покинули свое тайное убежище и без приключений добрались до Гриффиндорской башни. Но, чем ближе они подходили к общежитию, тем сильнее сосало у парня под ложечкой, будто вот-вот должна случиться какая-то крупная неприятность. Может быть, их кто-нибудь видел и сдал учителям, и теперь разгневанная МакГонагалл поджидает их с Гермионой в гостиной? Гарри чуть дрогнул, прежде чем назвать пароль, и на негнущихся ногах вошел в открывшийся дверной проем. Следом за ним неуверенно ступала Гермиона.
- Что, вернулись?! — визгливым голосом спросила Джинни Уизли, поднявшись с кресла. Сейчас она могла поспорить в язвительности с самим Ужасом Подземелий.
Гарри и Гермиона застыли на ступеньках с круглыми от недоумения глазами.
- То-то Арнальдс сказал, что стоило мне уйти, как ты сразу покинул гостиную! Небось, уже не первое ваше свидание?
- Джинни, нет, ты все неправильно поняла! — в панике проговорил Гарри.
Разговор начался совсем не так, как он предполагал изначально.
- Или ты забыл, что ей объявили бойкот и общественное порицание?
Джинни выступала медленно и грациозно, точно хищник, готовящийся к броску. Ее лица не было видно в полумраке гриффиндорской гостиной, однако глаза горели огнем.
- Это было несправедливо по отношению к Гермионе. Она наш друг! — повысил голос Гарри, совершенно не замечая, как стоящая чуть позади него девушка склонила голову и прижала к груди учебники, чтобы в очередной раз скрыть слезы.
- Очевидно, она уже успела наплести тебе всякие гадости про меня, которые навыдумывал этот гад Шварс. И Боунс ему продалась! — с отвращением произнесла Уизли. — А вот тебя Грейнджер, чем купили? — Гермиона, услышав свою фамилию, неуклюже приподняла голову. — Да, Гарри, вижу, она не успела тебе рассказать, что ей обещали вернуть должность старосты и выплатить 500 галлеонов, - небрежно бросила девушка, с удовлетворением отметив, как у ее парня округлились глаза и отвисла челюсть. — Так что тебе пора решить, кого ты будешь слушать — немцев и их прихлебателей, - и указала пальцем на Гермиону, - или своих настоящих друзей.
Наверное, Джинни что-то вобрала тогда в себя из дневника Риддла, иначе как объяснить ее такое слизеринское поведение? Какое-то время Гарри молча стоял, не зная, что сказать в ответ.
Гермиона рядом шумно выдохнула — она уже предполагала это и предупреждала его об этом.
- Гермиона - тоже мой друг, - наконец, произнес парень, чувствуя, как напряжен каждый мускул его лица: ему очень не хотелось ссориться со своей девушкой и лучшим другом, а в том, что Джинни так или иначе пожалуется Рону, сомнений не было. — И я не собираюсь отказываться от одних друзей ради других. Вы все мне одинаково дороги.
- Гарри, она предала нас, предала вашу с Роном дружбу, связавшись с этим слизняком, а ты вытираешь ей сопли! — процедила сквозь зубы рыжая.
- Ничего бы этого не случилось, если бы ты не вмешалась и не использовала Амортенцию! — в гневе воскликнул Гарри. — Джинни, это ты должна просить прощение у Гермионы, а не обвинять ее!
- Я?! — воскликнула Уизли, недоуменно приподняв брови и вытянув шею, что очень не шло ей. — Как ты смел вообще подумать такое?! Чтобы я извинялась перед этой м… заучкой, которая не могла на лишний час оторваться от книжек, чтобы провести время с моим братом?
- Если бы Рон был более ответственным и не бездельничал целыми днями, то у него бы не было времени на скуку, - попыталась оправдаться Гермиона: ей всегда было обидно, что она должна была подстраиваться под друзей, нередко в ущерб учебе, в то время как ее собственные потребности никто никогда не учитывал.
- Значит, теперь Рон виноват? — взвизгнула Джинни: как бы она сама ни относилась к братьям, за свою семью готова была стоять горой, и потому ее весьма задевала любая критика членов ее семьи со стороны. — А то, что ты положила глаз на этого Уизерхофа, значит, не в счет?! — произнесла она с обвиняющей интонацией в голосе, как если бы это был самый главный ее аргумент.
- Уизерхоф просто тоже очень любит учебу… - неуверенно сказал Гарри, как если бы это все объясняло.
- Значит, учеба включает теперь страстные поцелуи в коридорах?! — не думала сдавать позиции Джинни.
- Это было из-за зелья! — гневно выкрикнул Поттер, сжав кулаки от злости, и закрыл собой одноклассницу.
- Грейнджер, - презрительно произнесла шестикурсница, - чем ты так околдовала моего парня, что он совершенно меня не слушает? А?
Но Гермиона только инстинктивно отошла назад, не понимая, как Джинни, с которой они еще две недели назад были лучшими подругами, могли прийти в голову такие нелепые мысли. Не говоря уже о том, что Гермиона никогда не подумала бы о таком, да и не знала подходящие чары, разве что заклятия Подвластия, но ведь оно вне закона!
- Джинни, не надо наговаривать на Гермиону! Она ничего плохого не сделала, она ни в чем не виновата! — продолжал защищать свою подругу Гарри.
- А может быть ты сам успел переспать с этой лохматой шлюшкой у меня под носом?!
- Джинни, я не…
Договорить парень не успел, ибо на его щеке тут же отпечаталась звонкая пощечина.
- Да, Грейнджер, конечно… - рыжая не думала упускать “добычу” из рук, - слишком гордая, слишком амбициозная…
Гермиона, красная от стыда, поспешила отойти еще дальше в тень, и непослушные каштановые волосы закрывали лицо не хуже ладоней.
- Уж моему парню и этому слизню Уизерхофу ты точно дала без проблем, - семикурсница отчаянно замотала головой, но Джинни Уизли это не проняло. — Да, мой брат, конечно, не Мальчик-который-выжил, и у нашей семьи нет денег и титула, зато нам знакомо такое понятие, как верность! В отличие от тебя, маг… шлюха!
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 12:49 | Сообщение # 279 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Гермиона инстинктивно зажмурилась и наклонилась, но удара так и не последовало. Осторожно подняла голову — Гарри перехватил руку Джинни, и во взгляде его читалась странная решимость.
- Не смей так делать, Джинни! — медленно отчеканил он; было заметно, что слова парню даются с трудом, как и борьба с любимой девушкой.
- Может, ты еще и Малфоя с Волдемортом защищать будешь? — голос рыжей приобрел характерные визгливые нотки, и ей было безразлично, что она делает больно близкому человеку. — Вот что, Гарри: ты — классный парень, и все такое, но тебе уже пора определиться, с кем ты будешь — с этой продажной девкой или с нами. Я жду…
- Чего? — удивился Поттер, уже отпустив руку своей девушки.
- Извинений! Чего же еще?! Какие все мальчишки тупые!
- Джинни, но это ты должна…
Хрясь! — теперь след от женской ладони алел на другой щеке Избранного.
- Я поняла, Гарри… я все поняла!.. — Уизли шипела теперь не хуже дикой кошки, а глаза ее горели жаждой мести. — Не смей ко мне приближаться, пока не перестанешь общаться с этой лохматой сучкой! Помни, что мы, Уизли, не забываем обид и предательства!
И гордо запрокинув голову, отчего ее медно-рыжие волосы, завязанные в конский хвост, засияли огнем, направилась к выходу из гостиной.
- Гарри, прости!.. Это я виновата… Я не хотела, я предупреждала… - расплакалась Гермиона, но Гарри быстро обнял ее и принялась лохматить и без того спутанные каштановые волосы подруги.
- Шш… Гермиона, не плачь. Все будет хорошо. Ты ни в чем не виновата. Это Джинни поступила плохо, что дала тебе то зелье.
- Но ведь из-за меня ты расстался с Джинни!.. — всхлип. — И теперь весь факультет будет против тебя.
- Ничего, Джинни поймет со временем, что поступила плохо и извинится, - успокаивал подругу парень, однако сам не верил своим же словам.
Еще какое-то время пара гриффиндорцев посидела на диване перед камином в Гриффиндорской гостиной, словно надеясь, что созерцание ровного, слегка потрескивающего пламени поможет им примириться с реальностью, после чего, пожелав друг другу доброй ночи и пообещав, что все будет хорошо, разошлись по спальням. Так закончился этот бесконечно долгий и трудный день.
* * *
На следующее утро все студенты постарались прийти к началу завтрака, дабы не пропустить объявление директора. Последний бодро вошел в зал через боковую дверь, предназначенную для учителей, и занял полагающееся ему место за столом преподавателей, которые уже были в сборе, равно как и чиновники из Министерства. При появлении главы Хогвартса все ученики дружно встали, однако Дамблдор лучезарно улыбнулся и, пожелав всем доброго утра и приятного аппетита, небрежно махнул рукой, показывая, что можно садиться. Казалось, Дамблдор совсем забыл, что собирался объявить результаты расследования, и теперь бодро уплетал сливочный пудинг, приправленный клубникой, а цветастая мантия, вышитая месяцами и звездами, только подчеркивала веселое и безмятежное настроение старца, резко контрастировавшее с общей напряженной атмосферой в замке. Словно желая оттянуть момент “X” и тем самым накалить и без того неспокойную обстановку, директор принялся вести непринужденный разговор о погоде, не забыв спросить у профессора Синистры, способствует ли текущее сочетание Марса и Урана удачному ведению дел, поинтересовался, как поживают растения в теплице у профессора Спраут, а также успехами профессора Снейпа в разработке зелья “Vincente dementia” (2), которым тот не занимался еще с начала учебного года. Наконец, когда скопившееся в Большом Зале напряжение можно было резать, как масло ножом, Дамблдлор подал знак МакГонагалл, чтобы та постучала ложкой по кубку, после чего поднялся с трона, вновь приковав взгляды всех присутствующих к себе.
Начал победитель Гриндевальда, как и в прошлый раз, говорить о том, какое светлое чувство любовь, и какое чудовищное преступление совершают те, кто превращает любовь в иллюзию и средство наживы, и выразил искреннее разочарование в том, что плевелы подобного зла зреют среди детей. Вновь всеобщему вниманию предстала Ромильда Вейн, которая “своими кознями разрушила отношения сразу в двух парах и пыталась заманить в свои сети всем известного Гарри Поттера, Мальчика-который-выжил”. От прежней кокетливой и уверенной в себе девушки не осталось и следа — лицо красное и опухшее, воспаленные заплаканные глаза смотрят в пол, а некогда пышные кудрявые волосы свисают спутанными неопрятными прядями. Как объявил директор Дамблдор, “мисс Вейн ждет дисциплинарное слушание в Визенгамоте, которое решит, сможет ли она сохранить волшебную палочку и окончить Хогвартс. Кроме того, суд ждет ее мать, которая активно помогала дочери в ее нечестивом деле”.
- Теперь вы понимаете, мальчики и девочки, почему мисс Вейн необходимо наказать? — задал риторический вопрос директор, приподняв руки ладонями к верху, и первачки, в основном магглорожденные и полукровки, как на уроке в начальной школе, дружно ответили:
- Да!
- Молодцы, детки, - добродушно ухмыльнулся Дамблдор. — К сожалению, мисс Вейн оказалась очень коварна, и под ее влияние попала даже мисс Джинни Уизли, которая, как вы все знаете, является невестой мистера Гарри Поттера. Мисс Уизли искренне сочувствовала своему брату мистеру Рональду Уизли и своей подруге мисс Гермионе Грейнджер, и хотела наладить отношения между ними, ведь это так хорошо, когда в мире становится больше любви… - мечтательно улыбнулся старик. — Однако мисс Уизли оказалась слишком юна и слишком чиста душой, чтобы уловить злой умысел в совете мисс Вейн и потому решила ему последовать и использовать приворотное зелье. Конечно, мисс Уизли совершила грубую ошибку, но она оказалась введена в заблуждение! — директор повысил голос, заметив, как начали перешептываться ученики. - Мало того, мисс Вейн не только обманула мисс Уизли, заверив, что нет ничего плохого в использовании приворотного зелья, но и продала поддельное зелье, которое не только не улучшило отношения мистера Уизли и мисс Грейнджер, но и, наоборот, разрушило их. Такова эта печальная история, мальчики и девочки… - старец сложил руки замком на животе и окинул аудиторию таким печальным взглядом, что, казалось, вот-вот расплачется. — Вы должны всегда помнить, мальчики и девочки, что перед какой бы вы ни стояли проблемой, не нужно принимать спонтанных решений даже из самых благих намерений. Пусть пример мисс Уизли будет для вас уроком. Помните, что вас всегда окружают любящие и заботливые взрослые, и что в Хогвартсе найдет помощь каждый нуждающийся в ней…
Многие старшекурсники озадаченно качали головами. Казалось бы, им только что сказали правду, однако появившиеся ответы лишь порождали новые вопросы. Зачем директору весь этот спектакль? Почему он так рьяно выгораживает Уизли (иначе не стал бы так усиленно топить Вейн)? Неужели только потому, что она невеста Мальчика-который-выжил? Джинни Уизли знали как активную, смелую и общительную девочку, в меру умную и хитрую, которая умеет добиваться своего и уж точно не отличается наивностью. И потому слова Дамблдора казались не больше, чем ширмой для первокурников, которых еще не коснулся пубертатный период. Директор Хогвартса был всем известный и уважаемый человек, для многих рядовых волшебников его слово было законом, неоспоримой истиной, спорить с ним означало стать его врагом, а, значит, и врагом большей части магического мира. И лишь немногим было очевидно, что сейчас творится история, небольшая ее часть — провозглашаются герои и назначаются враги, которые должны быть низложены, и вершитель — вот он, в нелепой цветастой мантии, отеческой улыбкой на лице и таинственными искорками в глазах. “Кто не со мной, тот против меня” (3), - так было сказано в одной из священных книг простецов.
- Тем не менее, мы должны быть милосердны к отступившимся и давать им второй шанс, - тем же умудренным голосом продолжил Дамблдор. — Вы все должны простить мисс Грейнджер, ибо она действовала не по своей воле, но была понукаема зельем, как и должны простить мисс Уизли, ибо она была введена в заблуждение.
- Прежде, чем вы, Альбус, устроите очередную сцену примирения, - строго сказала Амелия Боунс, поднявшись со своего места и с удовольствием отметив, как скривилось лицо директора Хогвартса, - я бы хотела напомнить всем присутствующим, что мисс Уизли, так же, как и мисс Вейн несет гражданскую и уголовную ответственность за свое преступление. Ибо использование приворотного зелья было ее личным выбором, но не принуждением. А потому и мисс Уизли, и мисс Вейн должны предстать перед судом на ближайшем заседании Визенгамота и полностью ответить за свои преступные деяния. Дальнейшие меры пресечения, лежащие за пределами устава Хогвартса, также определит суд.
- Да-да, конечно, - председатель Визенгамота поспешил согласиться с главой Департамента магического правопорядка. — Однако они еще дети и должны заслужить шанс на снисхождение.
- Преступление, прощенное один раз, имеет свойство повторяться, - философски заметил господин Шварц, закрыв тему.
Дамблдор хотел еще что-то сказать, но в это время влетели совы, принесшие ученикам и учителям утреннюю почту. Зал наполнился многочисленным уханьем и хлопаньем крыльев. Так что оставалось только переждать, когда закончится этот ежедневный бардак. Одна из птиц уронила ярко-красный дымящийся конверт на тарелку к Поттеру. Сам Мальчик-который-выжил в этот раз сидел почему-то не в компании рыжих Уизли, которые прежде не отходили от него ни на шаг, а рядом с Грейнджер и Лонгоботтомом, никогда у себя на факультете популярностью не пользовавшимися. Невилл в страхе отпрянул, сказав Гарри, чтобы тот быстрее открыл конверт. Гермиона, вспомнив, что миссис Уизли нередко слала подобные “послания” близнецам, и Гарри с Роном досталось в начале второго курса за то, что они угнали машину мистера Уизли и едва не нарушили Статут о Секретности, поспешила отодвинуться назад, боясь, что вопиллер взорвется и обрызгает всех, а заодно потянула за собой Гарри. Зато Джинни Уизли явно наблюдала за сценой с каким-то мрачным удовольствием, остальным же просто было любопытно, что хочет сказать Избранному мамаша Уизли — ни для кого не было секретом, что Поттер проводит пол-лета в доме у рыжей семейки.
- Гарри Поттер, как ты смел разбить сердце моей дочери?! — визгливый голос Молли Уизли разносился по всему Большому Залу, заставляя самого адресата краснеть, а всех остальных — смеяться. — Как ты смел предать её в тот момент, когда она больше всего нуждалась в твоей поддержке?! Я относилась к тебе как к сыну, а ты вонзил нож в спину всем нам! И это после всего, что мы сделали для тебя! Немедленно извинись перед Джинни и клятвенно пообещай никогда больше не подходить к этой неблагодарной лохматой девчонке!
Зрители вздохнули с облегчением, в то время как конверт, по-прежнему пыхтя и искрясь, подлетел к Гермионе, которой только гриффиндорская гордость не позволила залезть под стол.
- Ты, мерзкая девчонка! Тебе мало было предать и унизить моего сына! Теперь ты решилась отобрать у моей дочери ее жениха и околдовать его! Такие, как ты не только недостойны учиться в Гриффиндоре, но и зваться волшебниками!..
- О… - скептически потянул Забини со слизеринского стола, - эта старая курица решила обратиться к своим корням?
- И запомни ты, мерзкая, наглая и никому не нужная заучка! Если ты еще хоть раз посмеешь подойти к Гарри Поттеру и, тем более заговорить с ним, то пожалеешь о том, что не осталась в маггляндии!
- Вот уж не думал, что эти предатели крови сохранили аркан… - привычно растягивая слова, произнес сидевший рядом с Забини Малфой, стремясь вложить в свой голос и выражение лица максимальное количество презрения. — Пожалуй, эти магглы способны довести даже таких, как Уизли.
Змейки-семикурсники, в прошлом имевшие дружественные отношения с бывшим “серебряным принцем”, согласно рассмеялись, подобно тому, как придворные смеются очередной шутке короля. Следом за ними смех подхватили несколько студентов младших курсов, а красный конверт-вопиллер тем временем продолжил свой полет.
- Рональд Уизли! Как ты посмел допустить, чтобы эта наглая девчонка посмела охмурить твоего друга?! Почему тебя не было рядом с Гарри Поттером?! Неужели тебе не жалко чувства своей сестры?! Или ты хочешь, чтобы ее брак расстроился из-за того, что тебя не было рядом в нужную минуту?! Вот что, Рональд Уизли, ты самый никчемный из всех сыновей, что у меня есть!
Закончив на сей высокой ноте, конверт вспыхнул и взорвался на множество мелких кусочков, которые осыпались пеплом во все тарелки и кубки, что были поблизости. Гриффиндорцы, чьей еде так не повезло, принялись вылавливать пепел из овсянки и сока, ругаясь, кто про себя, кто вслух. Сам Рональд Уизли сидел красный, как рак, не в силах проглотить собственный завтрак. Большинство других учеников в зале молчало, недоуменно переглядываясь между собой и с неодобрением косясь на виновников переполоха. Наконец, ехидно захихикали слизеринцы во главе с Малфоем, и смех, словно лавина, заразительной волной прокатился по залу. Смеялись даже гриффиндорцы, совершенно забыв про факультетскую солидарность, ведь неудачи других нередко кажутся очень забавными со стороны.
- Всем прекратить немедленно! — приказал Дамблдор, хлопнув в ладоши.
В голосе его звучала неприкрытая сталь, а глаза не мерцали по-доброму загадочно. По большому залу вмиг прокатилась волна магии, заставив смолкнуть сразу всех подростков, которые теперь обратили свое внимание на директора школы.
- Ситуация под контролем и повода для паники, равно как и для смеха не представляет, - проговорил Дамблдор тем же строгим голосом. — Я прошу вас проявить такт и уважение к своим соученикам и не обращать внимания на этот маленький инцидент. Сейчас, мальчики и девочки, вы без лишних разговоров заканчиваете завтрак и сразу идете на уроки. Мистер Поттер, мистер и мисс Уизли, мисс Грейнджер, сразу после завтрака зайдите ко мне в кабинет. Все, - и с важным видом сел обратно на “трон”.
- Всем немедленно выполнять распоряжение директора! — поспешила напомнить Минерва МакГонагалл, заметив, что ученики по-прежнему пялятся на стол преподавателей, и для убедительности постучала ложкой по кубку, ибо не обладала такой же большой силой, как ее начальник.
Наконец, фарс, именуемый “завтрак в Хогвартсе”, закончился, и Николаус фон Шварц, вежливо попрощавшись с Амелией Боунс и школьными учителями, отправился по своим делам. Еще вчера вечером чиновнику пришли ответы от Ремуса Люпина и Горация Слагхорна, которые предлагали нанести им визит в любое удобное время. Что же, тем лучше, решил Шварц, у которого на утро пятницы не было запланировано никаких важных дел, поскольку в это время у учеников проходили занятия.
* * *
Портключ, приложенный к письму от Люпина, перенес мужчину на небольшую полянку на опушке леса, от которой вилась узкая тропинка между кустов. Росшие вокруг дубы и ясени расцвели золотисто-багряной пестротой и радовали глаз, а по голубому небу лениво проплывали немногочисленные облака — в отличие от Хогвартса, данное местечко располагалось где-то на юге Англии, и климат здесь был не в пример теплее. Тропинка вела к узкой проезжей дороге, на одном из концов которой располагалась небольшая деревня, называвшаяся, если верить письму, Литтл-Берри. Видимо, Люпин хотел, чтобы его гость перед визитом полюбовался окрестными пейзажами, иначе как объяснить тот факт, что портключ не был настроен сразу на дом? Впрочем, Шварц, пересекавший в этот момент небольшую речушку по узкому каменному мосту и наслаждавшийся последним осенним солнцем, ничуть не возражал. И потом, учитывая политическую обстановку в магической Британии, это может быть простая мера предосторожности.
Волшебник, периодически сверяясь с нарисованной от руки картой, чинно шел по выложенной булыжниками мостовой между простых беленых домов, около которых росли кусты роз, совершенно не обращая внимания на деревенских жителей, с любопытством разглядывавших его. Конечно, ведь не каждый день к ним в деревню приходит богатый господин, да еще вот так, пешком. Мужчина тем временем, миновав местную таверну “У Большого Джона”, к окнам которой изнутри примкнули все посетители и даже бармен, свернул на узкую проселочную дорогу. Вдоль последней, сколько хватало взгляда, тянулись вязы и живые изгороди из хмеля, за которыми простирались огороды. Вдали виднелись редкие дома, окруженные садами и небольшими рощицами — видимо, данный регион специализировался на сельском хозяйстве.
Поворот налево, и дорога превращается в узкую, вымощенную грубыми камнями тропинку, слегка петляющую между кустов жимолости. Вот уже виден дом — небогатый, но чистый, аккуратный, в традиционном английском стиле. Шварц толкнул калитку, впервые почувствовав чары — простейшие сигнальные, предупреждающие, что пришли гости. Двор — чистый и выметенный, под окнами цветут петуньи и настурции, на растущих вдоль ограды яблонях зреют поздние плоды. У пруда за домом стоит простая деревянная скамейка, с которой можно полюбоваться на белые кувшинки. Бабье лето уже подходило к концу, но было по-прежнему тепло и солнечно, весело щебетали сидевшие на деревьях птицы, квакали лягушки в пруду, свежий ветерок лениво гнал тонкую паутинку.
Окинув еще раз пейзаж оценивающе-удовлетворенным взглядом, мужчина подошел к дому и постучал в деревянную дверь серебряным набалдашником трости. И снова никаких серьезных заклинаний — всего лишь защита от взлома и чары прочности. Видимо, хозяева, привыкшие жить в глуши, не в курсе, что в стране объявился якобы новый темный лорд, либо слишком наивные, считая, что если они затерялись среди деревенских магглов, то потенциальные недоброжелатели до них не доберутся. Хотя, если судить по газетным сводкам, которые достали ему Отто и Марта, а также архивным материалам, предоставленным фрау Бонс, за последний год не случалось никаких серьезных происшествий с участием Пожирателей Смерти, словно после неудачной попытки захватить Министерство магии они ушли в подполье.
Наконец, щелкнул замок, и за дверью показалась немолодая уже, темноволосая жещина, которую Шварц определил бы как свою ровесницу.
- Добрый день…
Слова так и повисли на языке, а ясные карие глаза словно впились в гостя, изучая каждую его черту. Белая кожа, четко очерченный, волевой подбородок, яркий, эмоциональный, но в то же время исполненный внутреннего достоинства взгляд, в котором будто-то бы отразилось узнавание, тронутые сединой каштановые волосы, которые лет двадцать назад спадали бы тяжелыми, тугими кудрями на плечи… Она и будто не она… Уж очень не вязался образ простой домохозяйки в переднике, живущей в небольшой английской деревне с жестокой и фанатичной, сумасшедшей ведьмой, заходящейся в экстазе от чужой боли. Как и не вязался с аристократкой, происходившей из древнейшего и благороднейшего семейства Блэк.
- Magia benedicat Genus Capiti, qui germinavit de Principe Atro! (4) — негромко, но с чувством произнесла женщина и, склонив голову, присела в книксене, выражая свое почтение гостю.
- Magia benedicat istius genus semini nobilis! Sustinetote puritatem in saecula (5), - вежливо, с чувством собственного превосходства, ответил мужчина, кивнув, и прошел внутрь, оказавшись в недорогой, но уютной гостиной, обставленной в стиле начала XX века.
- Мама, кто там? — раздался высокий женский голос из соседней комнаты.
- Дора, это, наверное, мистер Шварц из нем… Министерства магии. Он собирался нанести нам визит сегодня, - ответил ей приятный и мягкий мужской голос, который, по-видимому, принадлежал тому самому Ремусу Люпину.
- Проходите, пожалуйста, мистер Шварц, - отстраненно-вежливо произнесла хозяйка, указав на приоткрытую дверь, ведущую на кухню. — У нас сейчас ланч, и мы бы будем рады, если вы присоединитесь к нам.
- Благодарен за приглашение, фрау Блэк.
- Тонкс. Андромеда Тонкс, - строго произнесла женщина, всем своим видом показывая, что не имеет никакого отношения к отказавшейся от нее семье, со страстностью, присущей потомкам исключительно Эдуарда Черного.
- Николаус Цигнус фон Шварц, - холодно ответил чиновник, посмотрев на Андромеду сверху вниз, будто бы невзначай переложив трость из левой руки в правую, так, чтобы взгляд хозяйки невольно упал на перстень Главы Рода, украшенный черным бриллиантом.
Не говоря больше ни слова, Шварц прошел на кухню, где рассчитывал увидеть Люпина, заставив, таким образом, хозяйку идти следом за ним. Правила этикета требовали, чтобы мужчина пропустил даму вперед, но Андромеда с самого начала поставила себя в заведомо более низкое положение. Во-первых, миссис Тонкс сама вышла его встречать, а не послала, например, дочь или Люпина, т.е. сама вызвалась быть слугой. Во-вторых, она встречала его не как равного, но как вассал своего сюзерена. В-третьих, столь явное подчеркивание ею не столько факта замужества, но сколько непринадлежности более к роду Блэк. В прошлый раз, листая досье на Блэков, чиновник не обратил внимания на сей досадный факт — ему был важен сам факт того, что Андромеда, как и другие дочери Блэков, вышла замуж задолго до того, как погибли наследники мужского пола, и род Блэков таким образом прервался, а магия его оказалась законсервированной до тех пор, пока назначенный наследник, небезызвестный Гарри Джеймс Поттер, не будет признан достойным.
Было что-то, что уже заранее не нравилось Шварцу в пока еще неизвестном ему супруге Андромеды. Фамилия такая… стишком простая и означает, насколько позволяли об этом размышлять его познания в английском, то ли “дурак”, то ли “деревенщина”. Простец или новообретенный? Ни то, ни другое не добавляло уважения к хозяйке. Если с первыми было запрещено вступать в брак в принципе, то вторых разрешалось вводить в род раз в восемь-десять поколений по нисходящей линии. Принятие в род означало принятие Кодекса этого рода и клятву верно служить и преумножать достояние Рода. Принятие родового имени подразумевалось при этом по умолчанию. Андромеда же носит фамилию мужа — его не только не приняли в род Блэков, но она сама ушла оттуда. Предательница крови… Впрочем, он, Николаус фон Шварц пришел сюда не для того, чтобы читать нотации.
Миссис Тонкс тем временем представила гостя всем остальным домочадцам, которые уже собрались за столом.
- Мой муж, Тед Тонкс, выпускник Хаффлпаффа, - с гордостью проговорила женщина. — Сотрудник больницы святого Мунго, специалист по бытовым и магическим травмам. Сегодня у него выходной.
Из-за стола поднялся высокий русоволосый подтянутый мужчина в очках, читавший до этого газету, и, улыбнувшись, пожал Шварцу руку. Там же, рядом с газетой стояли чашка с чаем и тарелка с недоеденным бутербродом, крошки которого валялись на колдомедицинской статье. Заметив сие недоразумение, Андромеда строго глянула на мужа и привычно взмахнула волшебной палочкой, невербальным “Evanesce” убрав крошки со стола. От чиновника не укрылось снисхождение и будто бы обреченная усталость во взгляде миссис Тонкс, которой за долгие годы супружеской жизни так и не удалось приучить мужа к аккуратности. В то же время она старалась подчеркнуть, что: во-первых, она все равно гордится своим мужем; во-вторых, он волшебник; в-третьих, его уважают за профессионализм, а не за происхождение. Сам же мистер Тонкс производил впечатление, скорее, ученого или просто увлеченного человека, который может надолго выпадать из реальности, но создай ему подходящие условия, и неизвестно, что придумает его пытливый ум.
- Моя дочь Нимфадора, тоже выпускница Хафф…
- Мама, никогда не смей называть меня этим ужасным именем! — резко огрызнулась девушка, и волосы ее моментально превратились из розово-русых в красные, став дыбом, как иглы у дикобраза. — Простите, мистер Шварц, - девица мигом сменила тон на приятельско-деловой и по-мужски пожала руку немало опешившему гостю. — Просто Тонкс, Аврорат. Да, а этот скромный молодой человек, - кинула взгляд на сидевшего рядом с ней мужчину с уставшим выражением лица и светло-каштановыми волосами, подернутыми сединой, - мой муж, Ремус Люпин и лучший учитель ЗОТИ в Хогвартсе.
Люпин, похоже, не был рад шутке жены, ибо возрастом мало уступал ее отцу, тем не менее, встал из-за стола и тоже поздоровался с гостем, совершенно искренне улыбнувшись.
Андромеда, как радушная хозяйка, сразу же предложила господину Шварцу место за столом. Чиновник вежливо отказался от ланча, сославшись на неплохой завтрак в Хогвартсе, однако позволил налить себе чая. Завязалась беседа, которая быстро перешла на личность новоприбывшего. Глава отдела Образования, решив, что не стоит выкладывать все карты на стол, но немного честности при этом не помешает, объяснил, что министерства магии Англии и Германии заключили соглашение в сфере образования, и в качестве эксперимента в Хогвартс прибыло пятеро немецких студентов, для которых этот учебный год станет завершающим. Он же, Николаус фон Шварц, будучи куратором от Министерства, обязан проследить за качеством образования в Хогвартсе. Одновременно чиновник следил за выражением лиц, манерой разговора, мимикой и жестами своих собеседников — при должной наблюдательности язык тела может очень много рассказать о человеке. Вот Андромеда — движения ее не утратили плавности и аристократизма, в интонациях временами проскальзывают повелительные нотки и чувство собственного превосходства, но не похоже, что она чего-то этим добивается. Она делает это, скорее, по инерции, как нечто естественное, впитанное с молоком матери и привитое строгим воспитанием. Она строга и принципиальна — от порядка в доме до политических взглядов — это в крови у Блэков, как и у Шварцев. Фактически она — глава семьи, но ей, тем не менее, не хватило сил достойно воспитать дочь.
Нимфадора Тонкс-Люпин, метаморф, от Блэков унаследовала упрямство и порывистость, а от отца — неуклюжесть и неряшливость. Свой дар не очень хорошо контролирует и любит использовать для хвастовства и развлечений — за время разговора она поведала о нескольких интересных, на ее взгляд, эпизодах из работы и вообще из жизни, успев три раза поменять прическу и цвет волос и один раз даже превратиться в деканессу Гриффиндора. Мать явно не одобряет такого поведения дочери, о чем свидетельствуют ее красноречивый взгляд и сдвинутые брови, но Нимфадора не обращает на них внимания. Ведет себя, скорее, как магглорожденная или маггловоспитанная — это заметно и по стилю ее одежды, и по манере разговора: ей ничего не стоит перебить других людей, тем более старших, она легко и очень быстро переходит на короткие дистанции в общении и не делает различий в иерархии и степени знакомства. Следствие ли это частого общения с магглами, которые живут здесь в округе или результат школьной политики Дамблдора — неизвестно. Вероятно, и то, и другое вместе. Кроме того, Шварц считал профессию аврора одной из самых неподходящих для женщины: здесь важны сила, ловкость, выносливость. Женщина за счет своей природной грации, при натренированности движений, может взять вторым, но не Тонкс, которая при попытке дотянуться до сливок опрокинула стул и уронила чайник со стола. Кроме того, это постоянно висящая дамокловым мечом “возможность” не вернуться домой после очередного рейда. Чем думали родители, одобряя подобный выбор дочери?
Ремус Люпин, человек мягкий, вежливый, тактичный, аккуратный. Умеет вести беседу, старается избегать неприятных тем. В то же время неуверен в себе, на жену явно имеет влияния не больше, чем мать или отец, на его лице все время грустная, будто бы вымученная улыбка. Люпин не имеет постоянной работы, но выглядит при этом нездоровым и уставшим, в волосах уже есть седина, однако по нему нельзя сказать, чтобы он в последнее время занимался тяжелой физической работой. Возможно, когда-то он пережил тяжелую болезнь либо потерял кого-то из близких людей, что сильно подкосило его. В любом случае, это останется неизвестным, пока Люпин не сочтет нужным рассказать сам. Так что бывший учитель ЗОТИ казался Шварцу самым трудным для чтения и наиболее замкнутым из всей семьи Тонксов-Люпинов.
Кроме того, все трое (Тед, закончив ланч, поблагодарил жену за готовку, прочих — за интересную беседу и, забрав свои бумаги, покинул кухню) активно поддерживали Дамблдора (“Только он может противостоять Неназываемому!”, “Только благодаря его усилиям не началась вторая магическая война, но, ходят слухи, что она не за горами”) и крайне негативно относились к критике системы образования в Хогвартсе, ведь этой школой руководит их кумир. Одновременно и Люпин, и его жена, и теща проявили полный демократизм в отношении чистоты крови; особенно усердствовала в этом Андромеда, явно старавшаяся подчеркнуть свое отличие от родни, судя по имеющейся информации, отливавшейся довольно радикальными взглядами в этом вопросе. Чаша весов начала медленно склоняться в пользу “нет”…
- Тем не менее, я думаю, вы согласитесь, что такой человек, как Джемс Воррингтон, не должен преподавать детям, - продолжил чиновник, заметив, что его рассказ о методах министерского учителя ЗОТИ произвел нужное впечатление на слушателей. — В связи с этим я потребовал, чтобы Воррингтона уволили, и педсовет во главе с директором со мной согласился. Теперь нужна замена, и вы, по отзывам учеников, лучше всех подходите на эту должность. Вы умеете находить подход к детям, не делаете различие по чистоте крови и, таким образом, будете учить одинаково всех и оценивать реальные знания и умения учеников, а не их родословную.
- Э… мистер Шварц, я очень рад, что ученики меня помнят, но я не уверен, что смогу вновь вернуться преподавать в Хогвартс, - извиняющимся тоном проговорил Ремус.
- Не могли бы вы назвать причину, по которой вы не смогли бы вернуться в Хогвартс? — вежливо поинтересовался Шварц, однако тон его ясно давал понять, что он не потерпит отговорок. - Насколько я понял, у вас хорошие отношения с директором Дамблдором и вашим бывшим деканом Минервой МакГонагалл, а вам нужна работа… - от чиновника не укрылось, как метаморфиня положила руку на едва заметный животик.
- И вправду, Ремус, соглашайся, - решила повлиять на зятя миссис Тонкс. — Ты нравишься детям, и у тебя хорошо получается объяснять. Все-таки ты — мужчина, и твоя задача быть опорой и кормильцем семьи, - женщина говорила мягко, однако в глазах ее читалась уверенность в собственной правоте: она не просила, а указывала.
- Мама, опять ты за старое! — капризно потянула Тонкс, закатив глаза, однако руку с живота не убрала. — Ремус сам разберется, что он должен делать, а что нет.
Ремус же только передернул плечами: будто он был, с одной стороны, согласен с тещей, а с другой — не знал, как оправдать свое бездействие.
- Я очень многим обязан Альбусу… - неохотно ответил Люпин. — В свое время он пошел на очень большие жертвы ради меня, и мне не хотелось бы показаться неблагодарным.
- И каким образом, господин Люпин, вы можете оказаться неблагодарным, если пойдете работать учителем в школу Альбуса Дамблдора? Почему вы считаете, что он не сможет принять вас снова?
Шварц понял, что затронул болезненную тему, но не собирался сходить с найденной тропинки, словно предчувствуя, что где-то здесь лежит ключ, объясняющий некоторые странности бывшего преподавателя. А, не зная особенностей характера потенциального работника, глава Отдела образования был не вправе его нанимать. Ибо неизвестно, чему такой человек может научить детей, и как скажутся особенности его поведения и методы преподавания на мировосприятии подрастающего поколения.
- Видите ли… э… в прошлый раз по просьбе директора Дамблдора мне помогал профессор Снейп. Однако у нас с ним сложились, мягко говоря, не очень хорошие отношения еще со времени обучения в Хогвартсе, и мне не хотелось бы напрягать его лишний раз своим присутствием…
Чувство вины… интересно…
- И вы не можете обойтись без помощи профессора Снейпа? — спросил чиновник, поудобнее устроившись на широком деревянном стуле с подлокотниками, даже не пытаясь скрыть своего неверия словам Люпина.
- Перестаньте тиранить моего мужа! — взвилась Тонкс, волосы которой мигом стали красного цвета. — Просто скажите, берете вы его на работу или нет?!
- Дора, перестань, тебе нельзя волноваться, - попытался успокоить ее Ремус, голос его был полон заботы и нежности, однако молодая жена лишь скорчила обиженную рожицу в ответ.
- Нимфадора, тебе действительно нельзя волноваться! — строго произнесла Андромеда, уперев руки в бока. — Поверь мне, как матери. Пойдем лучше в сад — мужчины смогут поговорить и без нас.
- Ну вот, опять! Сколько можно говорить?! Не называй меня этим дурацким именем! — метаморфиня капризничала, скорее, по привычке, но, тем не менее, подчинилась, всем своим видом показывая, как ей неприятно слушаться мать, и пошла вслед за ней на веранду, виляя узкими бедрами, которые едва прикрывала голубая мини-юбка.
- Итак, господин Люпин… - Шварц сделал глоток чая, - в чем заключается помощь профессора Снейпа вам, которую вы так не хотите принимать?
- Он… варит для меня одно лекарство…
- Вы должны его принимать постоянно?
- Да.
- А если я вам скажу, что профессор Снейп больше не будет вести зелья, и его заменит профессор Слагхорн?
- Слагхорн?! — мужчина побелел. Шварцу показалось, или его собеседник действительно испугался?
- Что-то не так?
- Слагхорн… он преподавал зельеварение, еще когда я был учеником… - медленно проговорил Люпин. — И, насколько мне известно, он никогда не варил зелья для Больничного крыла. В отличие от профессора Снейпа.
Было заметно, что Ремус что-то скрывает, связанное со старым зельеваром и своим лекарством, чего-то боится, однако немец не стал копать дальше в этом направлении.
2) (лат.) “Побеждая безумие”. Зелье против воздействия дементоров, которое Северус Снейп начал разрабатывать летом, перед 1997/98 уч. гг. в Хогвартсе.
3) Евангелие от Матфея, 12-я глава, 30-й стих.
4) (лат.) Благословит магия Главу Рода, от Черного Принца прозябшего!
5) (лат.) Благословит магия потомков сего благородного рода! Храните чистоту на века!
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 13:11 | Сообщение # 280 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - В любом случае, Хогвартс испытывает нехватку квалифицированных преподавателей, и вам это известно не хуже меня, - Шварц откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. — Я думаю, ваша зарплата учителя вполне позволит вам покупать ваше лекарство в аптеке или в больнице.
- Я… нет… не все родители будут довольны, если я вновь стану учителем… Моя кандидатура… не понравится многим членам Совета попечителей… - нашелся, наконец, с ответом мужчина, однако по лицу его было заметно, что ему крайне тяжело говорить об этом. Будто он приподнимал завесу какой-то нелицеприятной тайны.
- Отчего же? — безмятежно поинтересовался чиновник. — Если это опять личные счеты, то, я думаю, директор Дамблдор поможет вам их уладить, - произнес он как само собой разумеющееся.
- Я… я… - Люпин встал из-за стола и набрал себе из-под крана стакан холодной воды, который вмиг осушил. — Я — оборотень… - и вновь повернулся лицом к собеседнику.
- Оборотень? — еле слышно проговорил следом Шварц.
В магической Германии проблема оборотней не стояла остро: во-первых, потому, что во время правления Гриндевальда их количество сильно уменьшилось; во-вторых, оборотни обычно имели постоянный источник дохода, например, сбор редких ингредиентов для зелий, изготовление артефактов и амулетов, что позволяло им покупать качественное волчелычье зелье. Некоторые работали в Аврорате, где весьма помогали звериная ловкость, выносливость и чутье. Однако оборотни не допускались к работе с детьми — в целях безопасности. Дети-оборотни обучались либо на дому, либо в специальной школе, где занятия привязывались к лунному циклу, а учителя следили за тем, чтобы ученики вовремя принимали зелье.
- Теперь вы не спешите меня уговаривать, мистер Шварц… - грустным, надломанным голосом произнес Люпин, опершись на кухонную тумбу — потрясение на лице немецкого чиновника слишком хорошо читалось, чтобы можно его было игнорировать.
- Господин Люпин… - Шварц встал, сделал вдох, потом выдох, быстро вернув себе самообладание, - я думаю, вы понимаете, что я не имею права нарушать закон своей страны, - прошелся к окну, на котором стояли фиалки и герани — было видно, как стоявшая около пруда Андромеда выговаривала что-то дочери. - А, согласно закону магической Германии, оборотни не имеют права занимать некоторые должности. В частности, должность школьного учителя. Очень жаль, что нам не удалось договориться, - мужчина вновь повернулся лицом к собеседнику. — Тем не менее, я очень ценю вашу честность, господин Люпин, - легкий кивок в сторону оборотня.
- Извините, мистер Шварц, но у меня еще дела, - поспешил сменить тему Ремус, давая понять, что разговор окончен.
- Конечно, господин Люпин, - понимающе ответил глава Отдела образования. — Хорошего вам дня, - и, отвесив легкий поклон неудавшемуся работнику, направился к выходу.
Время, проведенное у Тонксов, можно было считать потраченным зря: ни полезной информации, ни нового учителя. Жаль… Настораживало только то, что Люпин учился в Хогвартсе (он сам об этом упомянул вскользь, указав на совместное обучение с Северусом Снейпом), в то время как в магической Британии законодательство в отношении оборотней, насколько было известно Шварцу, было не более лояльным, чем в Германии времен Гриндевальда. Видимо, это и имел в виду Люпин, говоря, что очень обязан Дамблдору. И сколько таких “обязанных” по всей Британии?
Также казалось странным, что оборотничество Люпина не было указано в досье, которое дала ему Боунс. Это вне компетенции ее отдела? Или же кто-то, имеющий достаточно власти и связей, распорядился убрать подобную информацию из архива, во всяком случае, общедоступного?
Не нравилось Шварцу и то, что Люпин принадлежал к числу верных сторонников Дамблдора, для него это, по-видимому, являлось делом чести. А, с учетом огромного долго к Дамблдору, оборотень без промедления исполнил бы почти любой приказ своего благодетеля. Не говоря уже о том, что он по возможности бы шпионил за немецкими студентами, докладывая о каждом их шаге, который можно контролировать. Слишком верные люди воистину опасны тем, что могут быть верны врагам.
Впрочем, он еще успевает нанести визит к Слагхорну. С этими мыслями мужчина, отошедший уже на достаточно большое расстояние от дома Тонксов, достал второй порт-ключ и переместился на одну из темных и узких улочек Абердина.
* * *
Уроки закончились, и большая часть студентов направилась в библиотеку — на этой неделе начались обещанные коллоквиумы, так что на отдых и развлечения практически не оставалось времени. Для многих в новинку было и то, что на вопросы приходилось отвечать устно. Вдобавок, учителя придумывали для всех разные вопросы, так что возможность списать или спросить совета у товарищей практически сводилась к нулю. Как и ожидалось, больше всех злобствовал Снейп, заваливая учеников, особенно не своего факультета, тоннами дополнительных вопросов, а своим змейкам давал возможность устно отвечать на чужие вопросы, чтобы заработать баллы. МакГонагалл, в отличие от своего слизеринского коллеги, не заставляла подопечных перечитывать тонны дополнительной литературы и вытаскивать оттуда малоизвестные факты, зато изрядно придиралась к формулировкам, требуя чуть ли не дословно цитировать именитых авторов, считая, что так дети глубже постигнуть суть изучаемого предмета. А не сумевших идеально ответить на все заданные вопросы, как и Снейп, отправляла на пересдачи, однако, в пику последнему, в назначенное время она всегда была в распоряжении учеников, а не придумывала себе какие-нибудь важные дела, которых, как у заместителя директора, у нее было не в пример больше. Вектор требовала от посещавших ее спецкурс ребят длиннющие выводы и доказательства различных теорем и уравнений, словно соревнуясь с деканом Гриффиндора, чей предмет сложнее сдать. А Синистра нещадно гоняла учеников по звездным картам, заставляя с завязанными глазами рисовать созвездия и вслед за маггловскими учеными Ньютоном и Кеплером выводить законы небесной механики. Признанными же “халявщиками” считались Спраут и Флитвик. Первая — потому что в силу своего добродушного характера в принципе щадила учеников и, не давая им толком ответить, сама начинала читать лекции на темы заданных вопросов. Профессор чар же спрашивал в основном на понимание. Его мало интересовало умение студента выводить сложную формулу для Чар иллюзии или даже простейшего заклинания Левитации, но важно было научить студентов понимать, по каким принципам работает то или иное заклинание, подтолкнуть их самих к нужным выводам. При этом декан Равенкло нередко ссылался на древнегреческого мудреца Сократа, объясняя, зачем обучает подрастающее поколение майевтике.
И данные обстоятельства идеально вписывались в грандиозный план Отто фон Геннингена по разоблачению Анны Кайнер. Николаус сам поручил им с Мартой провести опрос среди немецких студентов, “дабы составить психологический портрет Анны Кайнер, выяснить, какие цели она преследует и представляет ли опасность для Германии в целом”. Были заранее заготовлены темы вопросов, касающиеся учебы, увлечений, социальных навыков, особенностей характера вышеупомянутой особы, и единственное, что не нравилось во всем этом Геннингену — то, что его непосредственный начальник сам желал поговорить с девчонкой, используя собранные им с Мартой материалы в качестве досье.
- Добрый вечер, господин Визерхофф. Присаживайтесь, пожалуйста…
- Благодарю, господин Геннинген, - ответил рыжий аристократ, сев за стол напротив куратора.
- Вы знаете, зачем вас позвали?
- Нет, господин Геннинген, - с плохо скрываемым раздражением ответил Лотар.
Гриффиндорцу заранее не нравился этот разговор. Во-первых, неизвестна его цель, ибо юноша не понимал цель подобной приватной встречи, которая, к тому же будет заноситься в протокол. Ведь виновных уже нашли, и Боунс обещала обеспечить правосудие со стороны Британии. Во-вторых, и выражение лица куратора, и сама обстановка указывали на то, что юношу будто подозревают в совершении какого-то преступления, либо, как минимум, считали свидетелем, иначе зачем его допрашивать, иначе зачем лежит протокол на столе у фрау Бёллер? В-третьих и в-главных, именно в этот день профессор МакГонагалл наконец-то соблаговолила принять у своего студента коллоквиум, и этот самый студент очень боялся, что не успеет прийти к назначенному времени. Это директорским любимчикам Поттеру и Уизли ставят зачеты за длинные носы и шаловливые ручки, а ему, Лотару Визерхоффу, которому недавнее разбирательство с приворотными зельями совершенно не добавило доброжелателей, придется сдавать все по полной программе, и, не дай Вотан, он упустит свой единственный шанс. Не сдавший коллоквиум вовремя не мог приступать к выполнению практических заданий по следующим темам, и молодой аристократ совершенно не горел желанием на собственном опыте узнавать, что такое “метод изнурения” (6), о котором так красочно рассказывала Кайнер.
- Анна Кайнер, - коротко пояснил чиновник, словно прочитав мысли студента. — Она уже месяц учится вместе с вами в Хогвартсе, однако формально за нее никто не отвечает. Фрейлейн Кайнер формально не участвует в международном образовательном эксперименте, но на деле принимает в нем самое активное участие. Я думаю, вы понимаете, что наше министерство не может допустить подобного нарушения закона и безответственности. Таким образом, нам необходимо определить насколько фрейлейн Кайнер соответствует критериям эксперимента. В противном случае ей придется покинуть Хогвартс.
- Господин Геннинген, вы сорвали меня с коллоквиума только для того, чтобы расспросить о Кайнер?! — с сарказмом спросил Визерхофф. — Не кажется ли вам, господин Геннинген, что этот вопрос следовало бы обсудить с учителями?
- Имейте уважение, господин Визерхофф, - деловито проговорил чиновник, встав из-за стола и сложив руки на животе, едва удерживая себя от того, чтобы накричать на обнаглевшего студента. — То, что ваш отец является членом Совета магов, не дает вам права разговаривать со мной в таком тоне. Вам ясно, господин Визерхофф?
- Я вас понял, господин Геннинген, - не скрывая досады, ответил Лотар.
- А теперь, господин Визерхофф, извольте рассказать мне все, что вам известно об Анне Кайнер — вопросы я уже озвучил. Чем быстрее вы ответите на все вопросы, тем раньше отсюда уйдете. Я ясно выражаюсь, господин Визерхофф.
- Вполне… - проглотив ком, ответил юноша, стараясь придать голосу как можно более спокойное звучание.
Рыжему аристократу происходящее не нравилось все больше и больше. Сейчас куратор с ним вел себя не как глава молодого чистокровного рода с наследником древнего благородного рода, а как чиновник, наделенной властью, с простым обывателем, этой власти лишенным. И это как-то связано с Анной Кайнер. Чем она успела досадить немецкому Министерству магии и господину Геннингену лично? Хотя Лотар был не лучшего мнения о девушке, он не понимал, какое она могла совершить преступление, чтобы ею заинтересовались на официальном уровне. Использование легилименции на Уизли? Да, это противозаконно, но, во-первых, так они смогли сразу узнать малолетнюю интриганку, во-вторых, по мнению Лотара, так этой рыжей стерве и надо. Источник информации благоразумно никто не раскрывал, ибо в противном случае расследование зашло бы в тупик, поскольку формально все свидетельские показания должны быть добыты законным путем.
- Я жду… - настойчиво добавил Геннинген, вернувшись обратно в кресло и откинувшись на спинку стула: сейчас он бы полноправным хозяином положения. - Я думаю, вы прекрасно помните критерии отбора для участия в эксперименте. Таким образом, господин Визерхофф, вам необходимо рассказать все, что вы знаете о фрейлейн Кайнер, чтобы составить максимально объективное представление о ней.
Лотар задумался… Собеседование явно имело какой-то подвох, однако юноша не мог определить, в чем именно он заключался. Что не так с Кайнер? Почему именно сейчас в Министерстве заинтересовались правомерностью ее участия в эксперименте? Визерхофф прекрасно помнил, как еще более полугода назад Министерство объявило конкурс на первый в истории магического сообщества учебный обмен. De-facto данное явление существовало и раньше, хотя не носило массового характера, в отличие от простецов. И, тем не менее, считалось абсолютно нормальным и даже поощрялось последовательное обучение в разных школах или университетах, пополнение и обогащение собственных знаний опытом других стран. Другое дело, что в XX веке, вследствие двух кровопролитных войн и сопутствовавшего им геноцида, авторитет Германии, как магической, так и маггловской заметно упал, и в большинстве стран немецкие студенты считались personae non gratae (7). Сама же Германия, по крайней мере, магическая, перестала быть престижной для обучения страной, ибо маги живут намного дольше обычных людей и потому намного лучше помнят обиды, нанесенные им лично или их роду в целом.
Ретроспектива…
Хогвартс — лучшая школа чародейства и волшебства в Европе, а то и в мире, древняя колыбель магических знаний. Занятия ведут квалифицированные специалисты и мастера своего дела. Директор — сам Альбус Дамблдор, победитель Гриндевальда, известный своими работами в области трансфигурации, чар и алхимии. Чары ведет знаменитый дуэлянт Филеас Флитвик, а зельеварение — Северус Снейп, совместно с Маркусом Белби разработавший рецепт антиликантропного зелья.
Многие тогда с благоговением рассматривали брошюрки с изображением величественного замка, раскинувшегося на берегу горного озера, окруженного тысячелетним лесом. Критерии отбора были достаточно строгие: имя предков не должно быть запятнано содействием Гриндевальду во времена второй мировой войны; никаких судимостей, исков, непогашенных долгов у всех родственников вплоть до третьего круга; сданные на “Отлично” СОВ по профильным предметам и прочие оценки не ниже “Удовлетворительно”; то же касается семестровых оценок в Hochschule; для получивших базовое образование, помимо всего прочего, рекомендация в Hochschule. Множество участников тогда быстро отсеялось. Кроме того, к группе предъявлялись требования и политического характера: ученики должна были представлять разные социальные слои, включать в себя и мальчиков, и девочек, и чистокровных, и магглорожденных или полукровок.
Лотар изъявил тогда личное желание участвовать в обмене опытом, и родители одобрили его стремление: будущему члену Совета Магов будет полезно изучить чужое магическое сообщество (в особенности установившее свою гегемонию на половине континента более пятидесяти лет назад) изнутри, чтобы увидеть его сильные и слабые стороны, а также завести полезные знакомства. Лотар чисто из интереса уговорил своего лучшего друга Карла подать заявку на участие в конкурсе, хотя сам Карл к образовательному эксперименту в целом был равнодушен. Элизу для участия в конкурсе выставило руководство Лейпцигской магической школы, хотя, подозревал Визерхофф, там не обошлось без вмешательства Эрхарда Шёнбрюнна, который являлся одним из членов Попечительского совета. Уж кто, как не он считал, что Элизе Миллер следует находиться рядом с его сыном?
Конец ретроспективы.
- Простите, пожалуйста, господин Геннинген, но, я думаю, вы сами могли заметить, что по происхождению Анна Кайнер подходит под условия эксперимента, - ответил Визерхофф, вынырнув из своих мыслей. — Что касается успеваемости, то, я думаю, классный журнал сможет обеспечить вас куда более полной информацией, нежели я.
- Господин Визерхофф, вы учитесь в Хогвартсе уже целый месяц и могли бы заметить, что некоторые преподаватели выставляют оценки весьма предвзято. К тому же нас интересует, как она адаптируется к новым социальным условиям, как у нее складываются отношения с учителями и однокурсниками, - на первый взгляд, Геннинген говорил вполне доброжелательно, однако весь его вид указывал на то, что не отпустит чиновник студента, пока не добьется развернутого ответа.
- Э… хорошо… - Лотар по-прежнему не понимал, чем его куратора так заинтересовала Кайнер. Разве что выяснились какие-либо неприятные факты ее маггловской биографии. — Ей хорошо даются чары, ЗОТИ и зелья, профессор Снейп ставит ей нули чисто из принципа. В нумерологии и трансфигурации откровенно слаба, хотя отдельные заклинания ей все же удаются. К гербологии не проявляет совершенно никакой заинтересованности. В древних рунах ее успехи также посредственны. На истории магии предпочитает спать…
- Спать? — удивился Геннинген.
- Да, господин Геннинген. Вы же были у нас на истории магии и знаете, кто ее ведет и как ведет, - куратор кивнул, точно китайский болванчик. — Кайнер просто переписывает потом нужную тему из учебника Карла.
- Да… э… господин Визерхофф, а какова Анна Кайнер в общении?
- Я с ней общался мало, - уклончиво ответил юноша, - однако в целом не могу назвать ее характер приятным, хотя она пытается вести себя в соответствии с нормами этикета. Из всего курса она поддерживает отношения только с нашей группой.
- Считаете ли вы, что Анна Кайнер может иметь преступные наклонности? Замечали ли вы за ней что-нибудь подозрительное?
- Простите, господин Геннинген, а в чем именно обвиняют Анну Кайнер? — напрямую спросил гриффиндорец, который терпеть не мог ходить вокруг да около.
- Нет, ни в чем, господин Визерхофф, - выкрутился чиновник, сделав удивленные глаза. — Однако вы должны понимать, что фрейлейн Кайнер будет представлять Германию наравне с вами, и потому любые ее неосторожные или провокационные слова или действия могут вызвать международный скандал и подорвать и без того слабый авторитет нашей страны.
- В любом случае, возможные неприятности из-за Кайнер — это капля в море по сравнению с тем, что творит Бранау, - возразил Лотар.
- Да, господин Визерхофф, вы абсолютно правы, - согласился Геннинген, позволив себе улыбнуться уголками губ. — Однако мой долг куратора предполагает владение необходимой информацией обо всех учениках, дабы знать, что они собой представляют, и каких неприятностей от них можно ожидать.
- Понимаю, господин Геннинген, - ответил Лотар, кивнув. — Однако я не замечал за фрейлейн Кайнер каких-либо противоправных поступков или преступных наклонностей. Даже в конфликтах с Бранау, которые неизменно приводили к разгрому половины класса, она только защищалась, пусть и не всегда умело. Хотя… - юноша отвел глаза, - я сомневаюсь в ее высокой успеваемости по общеобразовательным дисциплинам: с ее слов следует, что она училась в Hauptschule или, максимум, Realschule (8), что недопустимо по критериям отбора.
- Знали ли вы или ваш друг Карл Шёнбрюнн Анну Кайнер до перевода в Хогвартс?
- Нет, мы познакомились только в Хогвартс-экспрессе.
- То есть, вы оба знакомы с ней всего месяц?
- Да, - с нажимом ответил юноша, которого уже порядком раздражала въедливость куратора.
- И, тем не менее, фрейлейн Кайнер удалось добиться благорасположения вашего друга. Как вы можете объяснить это, господин Визерхофф? Вы сами сказали, что ее характер не самый приятный. Не замечали ли вы за вашим другом признаки отравления Амортенцией?
- Скажу сразу — Карла Амортенцией однозначно не травили, - с серьезным выражением лица ответил Лотар, сложив руки на груди. — Во-первых, мы дружим уже много лет, и я сразу бы заметил изменение в его поведении. Во-вторых, он — зельевар по призванию и легко бы определил приворотное зелье в еде или питье. К сожалению, такое уже пытались сотворить две девушки с нашего факультета, но, как вам уже известно, у них ничего не вышло. Чем именно Кайнер вызвала расположение Карла, за исключением тяги к зельям, я ответить не могу. Хотя при знакомстве она произвела довольно приятное впечатление на нас обоих.
- Благодарю, господин Визерхофф, - Геннинген широко улыбнулся. — Проходите, пожалуйста, - и указал студенту на другую дверь. — Марта, позовите, пожалуйста, Элизу Миллер.
Элизу сорвали с коллоквиума по зельеварению, который она сдавала уже второй раз. Товарищи по факультету опасливо посмотрели на девушку, которой пришлось теперь спешно собирать свои конспекты, учебники и черновики, и попытались подбодрить участливыми взглядами. Снейп, поняв, что не обладает достаточной властью, чтобы перенести собеседование девчонки с куратором на другое время, ехидно пожелал ей удачи и всучил новый список дополнительных вопросов — благо, в этом его клятва не ограничивала. Миллер просмотрела его с обреченной покорностью, сглотнула застрявший в горле ком и, вежливо поблагодарив профессора, покинула практикум, провожаемая сочувствующими взглядами одноклассников.
В отличие от Визерхоффа откровенно демонстрировавшего одолжение своему куратору и не пытавшегося скрыть недовольство текущим положением вещей, Миллер боязливо озиралась по сторонам, совершенно не представляя, для чего ее позвали. Ведь ей могут сделать выговор, отругать, сказать, что она позорит страну и т.д. — за свою недолгую жизнь девушка уже привыкла, что взрослые, особенно наделенные большой властью, как, например, господин Генниген, всегда найдут, к чему придраться, хотя ни разу не получала нарекания от учителей ни в маггловской начальной школе, ни в магической. Геннингена же растерянность студентки немного забавляла - не просто потому, что “все магглорожденные так себя ведут”, но и потому, что, лишенная поддержки друзей, Миллер напоминала больше беспомощного слепого котенка. Они с Мартой специально организовали допрос таким образом, чтобы ожидающие вызова не могли встретиться с уже опрошенным и, таким образом, заранее подготовить ответы, что значительно уменьшало вероятность вранья. Испытывать на своих студентках Сыворотку Правды немецкое руководство не хотело, но на всякий случай запасы оной при себе имело.
Элизе Миллер были заданы те же вопросы, что и Лотару Визерхоффу, однако ответы ее отличались от уже услышанных ранее. Так, по мнению Миллер, у Кайнер характер был не неприятный, а просто “замкнутый”, хотя и немного суровый, никакого эгоцентризма или провокационного поведения за ней замечено не было — наоборот, “Анна Кайнер склонна помогать и поддерживать друзей”. Касательно успеваемости по общеорбразовательным дисциплинам фрейлейн Миллер ответила, что не помнит, в какой именно школе училась Анна, и говорила ли та об этом вообще, но дала понять, что хорошие знания химии, латыни, философии и начал математического анализа указывают, по ее мнению, на высокий уровень образованности вышеупомянутой студентки. И вообще, Миллер была склонна жалеть Кайнер: совершенно одна на факультете чистокровных волшебников, от нападок которых только Карл защитить ее и может, постоянные придирки и издевательства декана — при таких обстоятельствах уже не до хороших манер будет. И да, по мнению Элизы Миллер, Анна Кайнер вполне заслуживает того, чтобы вместе со всеми представлять Германию в Хогвартсе.
Так кто же из них лжет? Визерхофф или Миллер? Девчонка заметно волнуется и с подозрением смотрит то на него, то на Марту. Не дать ли ей воды?..
- Вот, выпейте, фрейлейн Миллер, - заботливо сказал Генниген, вложив в дрожащие руки девушки стакан с водой. — Станет легче… - Марта очень вовремя приготовила новый лист для ведения протокола.
- Спасибо, господин Генниген, - ответила Миллер после того, как сделала несколько глотков; тело ее наконец-то расслабилось, а глаза невидящим взором уставились на картину за спиной куратора.
- Простите, пожалуйста, фрейлейн Миллер, - тем же участливым голосом проговорил чиновник, - а вы не могли бы немного более подробно рассказать об успеваемости, поведении и отношениях Анны Кайнер с другими учениками? Отметилась ли фрейлейн Кайнер в каких-либо громких событиях в Хогвартсе за последний месяц?
Фрау Бёллер удивило, что студентке были заданы, по сути, прежние вопросы, и что девушка неожиданно стала намного более словоохотливой, однако начальник сделал ей знак не вмешиваться и вести протокол дальше: все под контролем.
Элиза не понимала, что с ней происходит: мысль, едва сформировавшись в мозгу, тут же готова была сорваться с языка, так что девушка вынуждена была прилагать немало усилий, выставляя максимальные окклюментивные блоки, на которые была способна, чтобы случайно не сказать что-нибудь личное, сокровенное, не предать друзей. Происходящее с ней напоминало действие Сыворотки правды, но ведь господин Геннинген не мог… он хоть очень строгий, но честный…
- Достаточно, - мрачно подытожил Геннинген. — Можете идти, фрейлейн Миллер… - и указал на дверь сбоку.
- Да, господин Геннинген, - ответила девушка, растерянно оглядевшись по сторонам, и покинула комнату.
Все оказалось значительно хуже, чем предполагал чиновник изначально. Вдобавок, Миллер, судя по тому, как она временами обрывала фразы на полуслове или делала паузы между словами, умеет частично сопротивляться Веритасерму. Итак, во-первых, Миллер искренне убеждена, что Кайнер ничего дурного не совершала, и, что еще хуже, испытывает к подозреваемой благодарность. Ведь та по одному разу спасла жизни ей и Шёнбрюнну, поставила на место Браун и Вейн, вздумавших того же Шёнбрюнна оклеветать, и еще выяснила личность потенциальной отравительницы, действия которой привели к расстройству помолвки вышеупомянутой Миллер и Лотара Визерхоффа. Во-вторых, Элизу Миллер нисколько не смущает сам факт того, что Анна Кайнер может быть вовсе не та, за кого себя выдает, ибо “человека надо судить не по имени, а по делам”. И в-третьих, между Шёнбрюнном и Кайнер успела завязаться дружба, он явно благоволит девчонке, а потому объективности от него ожидать не стоит, хотя pro forma допросить придется. Также парня не помешало бы проверить на Амортенцию — знаком с девчонкой всего месяц, а уже друзья — не разлей вода, да и романтические отношения между ними не стоит исключать — по слухам, молодежь среди простецов ныне пошла просто развязная лишенная всяческих моральных ориентиров. А Визерхофф со своей многолетней дружбой также может ошибаться.
Из полезной информации можно отметить то, что у Кайнер очень скудные запасы карманных денег (“…похоже, у нее плохо с деньгами… она говорила как-то, что за нее заплатили… и за форму, и за обучение в Хогвартсе…”, “… когда мы в субботу в “Трех метлах” обедали, она заказала себе только чай, хотя после завтрака уже много времени прошло… сказала, что не может позволить себе тратить деньги на всякую ерунду…”), а, значит, она не сможет отделаться штрафом или залогом за свое преступление.
Геннинген не заметил даже, какая довольная улыбка расцвела у него на лице, и, лишь почувствовав на себе любопытный взгляд секретарши, сказал:
- Марта, пригласите, пожалуйста, Карла Шёнбрюнна.
6) Метод измора заключается в том, что студент, желающий сдать коллоквиум, постоянно наседает на преподавателя с соответствующими просьбами. Особенно популярен у тех студентов, которые не могут сдать коллоквиум с первого или второго раза. В какой-то момент преподаватель умывает руки и засчитывает студентам коллоквиум, лишь бы они перестали мозолить глаза и нести чушь, с его точки зрения. При этом оценка, выставленная за коллоквиум, естественно, не будет высокой. Измор заключается в том, что процесс очень быстро надоедает и утомляет обе стороны.
Лапина перевела это на немецкий как “Aufzehrungsmethode”, что можно дословно понять как “метод изнурения”. Важно то, что, как бы Лотар ни удивлялся самому термину, его в любом случае не радует перспектива сдавать коллоквиум неопределенное количество времени, да еще получить за это минимальный проходной балл.
7) (лат.) Нежелательные личности.
8) Система среднего образования в Германии условно делится на три ступени: начальное (Grundschule), среднее I и среднее II. Дети в начальной школе учатся 4 года и по окончании сдают экзамены, на основании которых решается, школу какого уровня они могут выбрать в дальнейшем. Слабые ученики идут в так называемую “главную школу” (Hauptschule), где учатся вплоть до 10-го класса (среднее I), после чего уже могут идти работать или же поступить в техникум/ПТУ (Fachschule). Средние ученики распределяются в “реальные школы” (Realschule, аналог - реальное училище в дореволюционной России), сильные — в “гимназии” (Gymnasium). Среднее образование II длится 2 или 3 года в зависимости от уровня школы и выбранной специальности и необходимо для поступления в прикладные институты (Berufsakademie) и ВУЗы различных типов (Hochschule). Лапина же додумалась сказать, что вместе с ней в классе училось немало слабых ребят, что навело Лотара на соответствующие мысли (для участия в международном образовательном эксперименте необходимо обучение в гимназии с рекомендацией в Hochschule).
Магическое образование в Германии построено по аналогичному принципу, но с той разницей, что дети идут в школу, как и в Англии, сразу на вторую ступень в 10-12 лет. На третьем курсе проводится экзамен, определяющий, какое образование ребенок может получить в дальнейшем. При этом некоторые предметы, которые в Хогвартсе можно выбрать лишь на третьем курсе (например, нумерология), являются обязательными с самого начала. Также в число обязательных дисциплин входят и некоторые маггловские общеобразовательные предметы (история, литература, география, иностранные языки и т.д.). Подобная нагрузка, естественно, приводит к увеличению времени обучения в школе, так что СОВ в Германии сдают лишь в 16-17 лет. Последняя ступень школьного образования (на уровень ТРИТОН) необходима тем, кто в дальнейшем собирается заниматься политикой, финансами, медициной, преподаванием или наукой, поскольку работа по данным специальностям требует обучения в магическом университете.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 13:15 | Сообщение # 281 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - Добрый день, господин Геннинген. Чем могу быть полезен? — холодно поинтересовался слизеринец, войдя в кабинет несколько минут спустя.
Держался юноша спокойно и уверенно в себе, однако на куратора смотрел с подозрением, и его совсем не радовало, что из-за неожиданного вызова к куратору оставшуюся часть коллоквиума по нумерологии ему придется сдавать, скорее всего, на следующей неделе.
Как и с Лотаром Визерхоффом, Геннинген вкратце обрисовал ситуацию и принялся задавать стандартные вопросы.
- Господин Геннинген, фрейлейн Кайнер находится под моим личным покровительством, и мой отец одобрил дружбу с ней, и потому я считаю ваш интерес к ней неуместным, - холодно отрезал Шёнбрюнн. — Если же вы считаете, что за Анной Кайнер имеются прегрешения, которые требуют вмешательства представителей закона, то предлагаю вам озвучить их здесь и сейчас.
В голосе, выражении лица молодого наследника династии зельеваров чувствовалась такая сила и уверенность в собственной правоте, что чиновник не сразу нашелся с ответом.
- Вы забываетесь, господин Шёнбрюнн! — Геннинген поднялся с места, чтобы стать выше ростом и оттого внушительнее. Да как какой-то сопляк смеет указывать ему, сотруднику Министерства магии?! — Или вы не знаете, чем может грозить вам отказ за сотрудничество с правосудием?! — по раскрасневшемуся, напряженному лицу мужчины и разлетающимся крыльям носа было заметно, что он едва контролирует свой гнев. Вышел из-за стола, отдышался, немного пройдясь по комнате, после чего небрежно бросил секретарше:
- Марта, не записывайте это протокол.
Фрау Бёллер аккуратно, тонкой линией чернил, перечеркнула последние несколько строчек в пергаменте.
- Я всего лишь знаю свои права, господин Геннинген, - равнодушно ответил Карл.
И снова совершенно иная реакция — не дружелюбно-жалостливо-благодарная, как у Миллер, и не мечтательно-восторженная, как можно было бы ожидать от опоенного Амортенцией. Цверги бы побрали этого Шёнбрюнна! Ведь формально мальчишка в своем праве, и Геннинген ничего не мог с этим сделать. Не признаваться же ему при всем честном народе, как какая-то магглокровка сумела изменить ему память! Мальчишка после этого к своей пассии обязательно охладеет, однако куратор считал свою репутацию слишком высокой ценой за вмешательство в амурные дела доморощенного зельевара. С другой стороны, Шёнбрюнн сослался на одобрение родителей, а, значит, ему дорога честь Рода, и можно будет попытаться сыграть на этом.
- Господин Шёнбрюнн, по нашим наблюдениям, вы слишком благоволите Анне Кайнер, в то время как она далеко не самая лучшая для вас партия и по социальному положению, и по происхождению, - назидательным тоном проговорил Генниген. - Кроме того, нам известно, что Анна Кайнер крайне неблагодарно вела себя по отношению к вам, и ее поведение в целом нередко отличалось неадекватностью и излишней эмоциональностью. Не боитесь ли вы, господин Шёнбрюнн, что Анна Кайнер, будучи однажды принята под покровительство вашего рода, может легко вас подставить, опозорить неуместными речами и делами?
- Фрейлейн Кайнер — талантливая, умная и сильная ведьма, - бесстрастно ответил слизеринец. — И даже если женюсь я в итоге не на ней, мой отец получит хорошего специалиста к себе в лабораторию. В любом случае, господин Геннинген, это мое личное дело, с кем мне общаться, а с кем — нет, и я не намерен обсуждать его ни с кем, кроме своих родителей, - весь вид юноши говорил о том, что он твердо уверен в своем решении и отступать не намерен. - Или вы забыли, господин Геннинген, что для любого сюзерена забота об интересах его вассала является второй после заботы о благополучии собственного рода?
Геннинген побагровел и едва не разругался бранными словами, однако удержал себя в руках и только тяжело выдохнул, вытерев пот со лба белым носовым платком. Этот мальчишка доконал его похуже Кайнер! Секретарша с любопытством поглядела на студента, потом на начальника, и быстро уткнулась обратно в бумаги под грозным взглядом последнего.
- Это все, что вы можете сказать, господин Шёнбрюнн? — выдавил из себя куратор, немного успокоившись — получилось слишком желчно.
Карл мог бы много чего сказать. Например, снова попытаться узнать, почему господин Геннинген так резко настроен против фрейлейн Кайнер. Или переключить внимание куратора на декана Слизерина, человека действительно достойного наказания. Однако Отто фон Геннинген только что показал себя далеко не самым умным человеком, каким виделся вначале, оценивающим людей исключительно через призму своего собственного, не слишком гибкого и не слишком широкого мировосприятия. А потому не заслуживал в глазах юноши того, чтобы делиться с ним информацией личного характера.
- Да, господин Геннинген.
- Э… Можете идти, господин Шёнбрюнн, - процедил сквозь зубы чиновник.
- С вашего позволения, господин Геннинген, - холодно, с чувством собственного превосходства ответил слизеринец и вышел за дверь.
До окончания сдачи коллоквиума по нумерологии оставалось еще немного времени, и Карл надеялся успеть, ведь ему оставалось решить всего две задачи. А еще его должна была дождаться Анна — они сдавали коллоквиум вместе, и Карл перед уходом к Геннингену потребовал от нее никуда не уходить до его возвращения. С удивлением для себя юноша обнаружил, что беспокоится о малознакомой ему девушке намного больше, чем, например, о еще несданных задачах по нумерологии, а профессор Вектор в своей требовательности и придирчивости к ученикам нисколько не уступала профессорам МакГонагалл и Снейпу. Повлияло ли так на него недавнее похищение Анны? Определенно да; во всяком случае, он осознал, что она ему дорога, и не хотел бы ее потерять. Не стоило забывать и о Фольквардссоне, который вряд ли бы простил второй раз попустительство в адрес своей протеже. Все-таки именно он, Карл Шёнбрюнн, учился с Анной Кайнер на одном факультете, и ему гораздо проще было обеспечить ей безопасность. И теперь Анне снова грозила опасность, только на этот раз от представителя официальной власти.
Сейчас, когда не было нужды отстаивать свою точку зрения в полемике с очень важным чиновником, а обида на то, что с его планами никто не посчитался, уже улеглась, Карл, наконец-то, смог привести свои мысли в порядок, а заодно вспомнить некоторые детали и сделать определенные выводы. Ответ напрашивался сам собой — Анна соврала в прошлый раз на допросе (а она еще в первую ночь в Хогвартсе рассказала, что господин Геннинген вызывал ее на допрос по доносу Бранау), в Министерстве заинтересовались неизвестно откуда взявшейся магглорожденной студенткой и пошли проверять ее якобы родственников, и, естественно, никого не нашли. Шёнбрюнн прекрасно помнил все ее недомолвки и нестыковки в ее рассказах о прошлом, и теперь ему казалось странным, как господин Геннинген не обратил на это внимание еще на том допросе. Но господин Геннинген на нее явно зол и заранее относится предвзято, как будто Кайнер совершила намного более серьезное преступление, чем просто скрыла происхождение - при наличии в Хогвартсе Бранау этот шаг был оправданным.
Мимо пробежала кошка завхоза, за которой гналось несколько ребят с Гриффиндора — некоторые даже пытались выкрикивать заклятия на ходу, но промахивались, заставляя несчастное животное бежать еще быстрее. Карл остановился, словно пораженный громом, уставившись стеклянным взглядом в то место, где только что пробегала кошка. “Confundo!” — Анна уже использовала это заклинание на завхозе и его кошке, когда они возвращались в гостиную после отбоя, а на отработку тогда нарвались выслеживавшие их Бранау и Малфой. Это объясняет, почему господин Геннинген в тот раз “закрыл” глаза на дыры в ее легенде и теперь зол на нее лично.
Юноша двинулся дальше по коридору. Анна, Анна, какая же ты дурочка! Ты выиграла немного времени, но вырыла огромную яму для себя. Единственное, что теперь остается — это дождаться господина Шварца и убедить Анну рассказать всю правду о себе. И не отпускать от себя… Почему-то именно сейчас ему отчаянно хотелось почувствовать Кайнер рядом с собой, обнять обеими руками, зарывшись пальцами в длинные золотистые волосы, взглянуть в нефритовые глаза, полные страсти — совсем, как тогда, в лаборатории Снейпа.
Успокоившись и скинув наваждение, Шёнбрюнн чинно постучался в дверь кабинета нумерологии, в ответ на что услышал сухое и короткое: “Войдите”. Профессор Вектор все также сидела за столом и теперь принимала коллоквиум у Грейнджер, которая выглядела очень измотанной. За одной из парт сидел Гольдштейн и судорожно что-то строчил на пергаменте, наклонившись так низко, что его и без того длинная челка почти лежала на столе. Карл цепким взглядом окинул класс, почувствовав, как стало быстрее биться сердце — кроме него, Гольдшейна и Грейнджер, никого из студентов больше не было.
- Профессор Вектор… - казалось, он слышит собственный голос со стороны, как сквозь толщу воды.
- Мистер Шёнбрюнн, я думаю, я еще смогу принять вас сегодня… - надменно произнесла преподавательница нумерологии, посмотрев на слизеринца сверху вниз с учительской кафедры.
Она даже не пыталась скрыть, что делает великое одолжение своему студенту, милостиво разрешив ему достать оставшиеся задачи в этот же день, несмотря на то, что он ушел прямо во время коллоквиума и якобы имел очень важную беседу со своим куратором. Ибо Септима Вектор ценит в учениках не только отличное знание теории и прилежание к своему предмету, но также пунктуальность и уважение к своему собственному, то есть, ее времени.
- Простите, пожалуйста, профессор Вектор… Со мной сдавала коллоквиум Анна Кайнер. Где она?
- Очевидно, ее тоже вызвал ваш куратор для очень важного разговора, - раздраженно ответила учительница, которая весьма не любила, когда ученики задавали слишком много вопросов, особенно не по теме урока.
- Простите, пожалуйста, профессор Вектор, но я должен… - попытался извиниться юноша, уже начавший отступать к двери.
Карл не на шутку испугался: оставшись один на один с чиновником, имеющим достаточно весомый повод отомстить ей, Анна могла наделать кучу глупостей, чем еще сильнее усугубила бы свое положение. Только сейчас он осознал, что Кайнер почему-то мало интересовалась реалиями магической Германии, хотя и представлялась официально ее подданной, а это значит, что ее познания о социально-политическом устройстве данной страны крайне скудны, на чем легко может сыграть Геннинген, даже если девушка не будет оказывать сопротивления и честно во всем повиниться. Таким образом…
- Все, что вы должны, мистер Шёнбрюнн, - резко остановила его профессор, - это вывести формулу дивергенции для заклинания “Protego totalum” и доказать теорему Буанже. Иначе… - сделала паузу Вектор; голос ее настолько сочился ядом, что ей было в пору конкурировать с деканом Слизерина, - обещаю, мистер Шёнбрюнн, что вы будете сдавать мне этот коллоквиум до конца семестра.
* * *
Порт-ключ перенес Николауса фон Шварца на узкую и темную улочку весьма неприязненного вида. Мужчина поежился: не то, чтобы он, весьма сильный маг и глава древнего чистокровного рода, не смог справиться с группой уличных хулиганов, но все равно было не по себе. Слишком ухоженный, слишком аристократичный, в слишком дорогом костюме, пусть и вышедшем давно из моды, он казался слишком чужим, совершенно инородным обитателем этой улицы, кляксой на листке пергамента, и оттого словно чувствовал на себе взгляды тысячи невидимых глаз, притаившихся в исчезающих в темноте щелях и закоулках. Выругавшись про себя на глупых британских волшебников, которые по какой-то невероятной причине решили, что грязь и нечистоты — лучшая защита от магглов, немец наложил на себя Дезиллюминационные и чары отвлечения внимания, и направился к более широкой проезжей улице, видневшейся в просвете между складами.
Свернул направо, как инструктировал его в письме Слагхорн — это оказался не слишком привлекательный на вид промышленный район. По шоссе неслись сотни машин, вызывая мельтешение в глазах и легкую панику — почему-то волшебник чувствовал от них угрозу. Напрягало и левостороннее движение, которое поначалу сбивало с толку не хуже, чем Заклятие дезориентации. По тротуарам в разные стороны сновали суетливые магглы, так что потомственному аристократу, привыкшему к величественной, степенной походке, стоило немало выдержки и усилий не только не позволить смести себя толпе, но и вовремя, в положенные минуты переходить дороги. Для здешних магглов он никто, и вообще, о его присутствии даже не догадываются.
Слагхорн назначил встречу в кафе “Take five” — оно, если верить карте, находилось по другую сторону Хэрнесс Роуд, так что пришлось перейти дорогу около местного автовокзала. И почему простецы не могут сидеть на месте, им вечно надо куда-то спешить, куда-то ехать? Колледж, мимо которого ему пришлось держать путь, также не произвел положительного впечатления на главу древнего чистокровного рода. Ибо, по мнению Николауса Цигнуса фон Шварца, к концу двадцатого столетия магглы стали настолько жадными и ленивыми, что не смогли бы построить что-нибудь величественное и прекрасное, что стало бы достоянием культуры, а не просто очередным зданием, выполняющим свою функцию. В утилитаризме нет души — он служит только сиюминутным потребностям морально разлагающегося общества, но не потомкам.
Кафе “Take five” оказалось на поверку убогой придорожной забегаловкой, что Шварц задался вопросом, как можно вообще назначать собеседование в таком ужасном месте. Вряд ли пенсия Слагхорна столь маленькая, что он не смог бы заказать столик в хорошем ресторане или снять приличное жилье, в которое было бы нестыдно привести гостей. Мужчина присел за один из более-менее чистых столиков и стал ждать — часы за барной стойкой висели, как нельзя, кстати. Двенадцать сорок пять… Двенадцать пятьдесят два… Двенадцать пятьдесят семь… Встреча была назначена ровно на час пополудни. Чиновник уже снял с себя Дезиллюминационные чары, оставив лишь легкое заклятие для отвлечения внимания — достаточное для магглов и сквибов, но абсолютно прозрачное даже для “средних” волшебников. Пятьдесят восемь… пятьдесят девять… У Шварца неприятно засосало под ложечкой — словно он зря теряет время, и должен быть сейчас не в этой дешевой и мрачной забегаловке, а в Хогвартсе и мило беседовать с Кайнер за чашкой чая, незаметно для нее заставляя выдавать один за другим свои секреты. В чем глава Отдела образования был уверен, так это в том, что ему, в отличие от его подчиненного, уж точно удастся разговорить девчонку и склонить ее к сотрудничеству. Против Кайнер можно выдвинуть достаточно серьезное обвинение, так что спорить и сопротивляться с ее стороны будет просто глупо. И Шёнбрюнн должен ей это весьма доходчиво объяснить.
Час ноль один… Час ноль два… Мужчина чувствовал, как внутри нарастает беспокойство, будто, если он не вмешается вовремя, то возникнут крупные неприятности. Кайнер? Бранау? Но что именно должно случиться, чтобы вызывать такое непонятное, смутное беспокойство? Ибо Николаус фон Шварц всегда считал интуицию привилегией женщин, ученых и прочих неуравновешенных особ, привыкши доверять лишь холодным доводам разума, и потому сразу обратил внимание на странно одетого толстого старика, бегавшего по посетителям кафе чуть прищуренными водянистыми глазками.
Как позже объяснил Гораций Слагхорн, а это был именно он, и его опоздание (за которое он, естественно, извинился), и дурацкий наряд (красный головной платок с черепами, стеганая жилетка из черной кожи с многочисленными шнурками и металлическими заклепками, черные обтягивающие кожаные штаны, остроносые сапоги, браслеты и пояс с шипами и металлической цепью, а также повязка на левом глазу) являлись ничем иным, как конспирацией на тот случай, если кто-то вдруг узнал о его встрече с представителем немецкого Министерства магии, и посоветовал Шварцу впредь тоже принимать соответствующие меры предосторожности. В отчет чиновник лишь пожал плечами, ибо не понимал, как можно не привлекать внимание такой странной одеждой. Воистину, у британских волшебников слишком превратные представления о моде простецов.
Повторно совершив рукопожатие, мужчины аппарировали на весьма запущенную тенистую аллею, вдоль которой тянулись живые изгороди, смыкавшиеся наверху аркой. Под ногами что-то противно хлюпнуло. Где-то недалеко журчала вода — наверное, они приземлись недалеко от реки. Выругавшись про себя, Шварц вышел из лужи с зеленой водой и наложил на туфли и нижний край мантии чистящее заклинание. Слагхорн тем временем уже успел сменить облик на почтенного ученого мужа и теперь со снисходительной улыбкой наблюдал за гостем. Это был высокий и бодрый, наслаждающийся жизнью старичок с вьющимися седыми волосами на висках и цепким, проницательным взглядом светло-зеленых глаз. Не честный и совестливый Люпин, но человек, который всегда заставит с собой считаться. Слизеринец. И с ним следует вести себя на равных.
Слагхорн тем временем предложил главе немецкой династии древнейшего и благороднейшего дома Блэк совершить небольшую прогулку до его дома и заодно насладиться красотами славного города Аберфелди, основанного на берегу реки Тэй генералом Джорджем Уэйдом в 1733 году после присоединения Хайланда к Англии. Кроме того, добавил старый зельевар, они успеют к просмотру его любимого шоу Стивена Фрая и Хью Лори. Наличие посторонних при встрече совершенно не обрадовало чиновника, ибо заставляло сильно пересмотреть вопросы, которые можно было бы задать бывшему декану Слизерина, а для этого следовало знать хоть что-то о других визитерах: это могли оказаться как старые друзья профессора, так и подосланные Дамблдором “уши”. Уж в том, что по паре таких “ушей” обязательно крутилось среди близких знакомых хоть сколько-нибудь значимых фигур магической Британии, Шварц не сомневался, и потому, поблагодарив собеседника за оказанное гостеприимство, вежливо поинтересовался, а кем являются два других господина, которых пригласил к себе профессор Слагхорн. Последний лишь снисходительно улыбнулся, ответив, что порой бывает весьма полезно приобщаться к маггловской культуре. На это немец не нашел, что ответить, и волшебники продолжили путь. Пожалуй, из всех британских волшебников, которых ему довелось встретить в течение последней недели, Гораций Слагхорн был единственным, кто смог заставить играть Николауса Цигнуса фон Шварца по собственным правилам.
Сейчас волшебники шли через старый городской парк, в котором уже прочно обосновалась осень. Пожухла трава, опавшая листва шуршала под ногами — ею был усыпан почти весь парк. По небу лениво проплывали белые кучевые облака, из-за которых изредка проглядывало белое, уже не жалящее солнце — здесь не было так тепло, как в Литтл-Берри, но и не дул пронизывающих холодный ветер, как в Абердине, расположенном на берегу Северного моря. Слагхорн определенно выбрал удачное место для жительства.
Три старомодно одетых старушки сидели на скамейке у пруда и кормили уток, пересказывая друг другу очередные сплетни и предаваясь старым воспоминаниям. Молодая женщина катала по одному и тому же месту коляску, поглядывая на малыша, возившегося в песочнице. По другую сторону пруда мужчина играл в “тарелку” двумя мальчиками лет восьми-десяти. Но никто из этих магглов не замечал двух совершенно чужих людей в мантиях, какие носили еще во второй половине XIX века — Отвлекающие чары работали идеально.
Старый зельевар тем временем успел поведать, что сейчас они находятся на юго-западной окраине города, где, кроме буковой рощи, больше нет ничего интересного, и настоятельно советовал гостю посетить изумительно красивый центр города, в частности квадрат между Маркет стрит и Данкелд стрит. И обязательно нанести визит на завод братьев Дьюар по изготовлению виски, который своим качеством ничуть не уступает Старому Огденскому, а также посмотреть замок клана Мензис, построенный еще в XVI веке и располагающийся на холме по другую сторону Тэй, к северо-западу от Аберфелди. Слагхорн даже пожаловался, что не смог арендовать и часть этого замка, ибо там постоянно проводят экскурсии для туристов, которых в городе не меньше, чем местных жителей. И вообще, Аберфелди обязан своей известностью шотландскому поэту Роберту Бернсу, который, будучи здесь однажды проездом, воспел местные красоты:
Bonie lassie, will ye go,
Will ye go, will ye go,
Bonie lassie, will ye go
To the birks of Aberfeldy!
Now Simmer blinks on flowery braes,
And o'er the crystal streamlets plays;
Come let us spend the lightsome days,
In the birks of Aberfeldy! (9)
- бодро вполголоса напевал Слагхорн, пока они шли по буковой аллее. Шварцу оставалось лишь снисходительно терпеть чудачества своего собеседника, хотя, отметил он, тот не был лишен музыкального слуха.
Наконец, мужчины свернули на узкую улочку, усаженную с обеих сторон яблонями и обозначенную на указателе как “Orchard Brae” (10). Из маленького проулка со знаком гостиницы вышла тройка туристов в спортивной одежде и направилась к стоявшей поблизости автобусной остановке. Убедившись, что магглы отошли достаточно далеко, чтобы слышать их, Слагхорн поведал о том, что в Аберфельди и его окрестностях живут еще и маги. Большинство из них держат фермы, чтобы не привлекать внимание простецов, зато у старого зельевара на столе всегда есть свежие фрукты и отличное вино. А один из местных волшебников, мистер Гринок, даже имеет свой магазин в центре города, где продает изготовленные им самим поделки под старину, весьма популярные нынче у туристов.
Вскоре улица достигла тупика, упершись в небольшой двухэтажный дом с садом, построенный в традиционном шотландском стиле. Слагхорн довольно улыбнулся, гостеприимно предоставив гостю первым войти в его скромное жилище. Шварц коснулся низкой кованой калитки, снова почувствовал уже знакомые Следящие чары, только более сложной модификации, и, толкнув ее, прошел во двор. Было подозрительно тихо, даже не пели птицы, в душе нарастало странное беспокойство, будто это место таит опасность, и надо немедленно уходить отсюда. И даже крепла уверенность в том, что хозяева совсем недавно в спешке покинули дом, и что здесь просто опасно находиться для жизни. Превозмогая страх, чиновник медленно ступал по узкой, чуть извилистой дорожке, выложенной неровными каменными плитами. И, чем ближе он подходил к дому, тем больше крепло в нем желание немедленно развернуться и бежать без оглядки, пока его не убил какой-нибудь головорез, устроивший здесь засаду. А чистый, аккуратный сад, в котором росли яблони и розовые кусты, придавал происходящему ощущение нереальности, и оттого еще больше нагнетал панику.
Шварц уже неуверенно приподнял трость, чтобы постучать в аккуратную деревянную дверь, выкрашенную белой краской, как вдруг вспомнил, что хозяин остался снаружи. Хозяин дома, Гораций Слагхорн, стоял за забором и улыбался во все тридцать два зуба.
- Вы придумали очень хитрую защиту, господин Слагхорн, - холодно сказал немец, однако выражение лица его оставалось бесстрастным и чуть надменным: он не унизится до того, чтобы показывать кому-либо свой страх, тем более вызванный простейшей ментальной иллюзией.
- Рад, что вы оценили, - также улыбаясь, ответил старый зельевар, чуть прищурившись.
Стоило ему коснуться калитки, как давящая паника и желание как можно скорее бежать из этого проклятого места тут же исчезли, а воздух наполнился привычными звуками — шумом листвы, щебетом птиц, гулом проезжающих вдали автомобилей.
- Вы первый из моих гостей, кто сумел дойти до порога, не развернувшись, чтобы сбежать, - с уважением добавил Слагхорн, поравнявшись с гостем. — Истинный Блэк.
Шварц ничего не ответил, лишь посмотрел на хозяина дома бесстрастным, исполненным достоинства взглядом, и прошел внутрь, когда ему открыли дверь. От главы Отдела образования не укрылось, что, хотя старый зельевар пользовался обыкновенным ключом, пусть и стилизованным под старину, вставляя его в скважину, задерживал на нем палец дольше обычного. Пусть Боунс и утверждает, что магия крови запрещена в Британии, это не значит, что ее никто не использует.
Жилище бывшего профессора зельеварения представляло собой добротный, но вполне обычный маггловский дом, из магических предметов в котором были только колдографии на каминной полке, а сам камин был загорожен декоративной решеткой и, значит, вряд ли был подключен к сети. Когда Шварц поинтересовался, почему же уважаемый зельевар не выбрал себе магический особняк с надежной защитой, последний ответил, что ему хотелось бы спокойно и в комфорте прожить остаток старости, чтобы его не беспокоили министерские проверки (ибо после первой магической войны практически все магические жилища были поставлены на учет в Министерстве), а также Пожиратели Смерти. Не забыл Слагхорн и выяснить, как многоуважаемый господин Шварц относится к идеологии Пожирателей Смерти. В ответ чиновник сказал, что он, как глава древнего чистокровного рода, безусловно, придерживается старых традиций и следует своему кодексу, в то время как геноцид — это удел разбойничьих шаек и неуравновешенных личностей. И в очередной раз подчеркнул, что в свое время большая часть аристократических семейств выступала против Гриндевальда и объединения его с Гитлером.
Слагхорн снова, с бодрой улыбкой на устах, заметил, что весьма рад иметь дело с истинным аристократом, посетовав, что, к сожалению, исконная английская династия Блэков недавно прервалась на последнем ее представителе, Сириусе Орионе, после чего проводил гостя в уютную гостиную, выполненную в кремово-бежевых тонах и обставленную современной, но довольно удобной и дорогой маггловской мебелью. Нажал на узкую черную коробочку с кнопками — пульт дистанционного управления — и заработал ящик с экраном, именуемый простецами телевизором. Как сказал бывший декан Слизерина, “именно сейчас многоуважаемый господин Шварц будет иметь честь узнать, кто такие Стивен Фрай и Хью Лори”. Взмахом палочки призвал из буфета пару хрустальных бокалов, бутылку вина и вазочку любимых засахаренных ананасов, которые сразу же предложил гостю. Гораций Слахгорн был поистине гостеприимным хозяином.
На экране тем временем появилась цветная заставка из перемежающихся коллажей и фотографий. Затем на сцене появилась пара молодых мужчин, представленных как Джон и Питер. Актеры, налив себе по стакану виски, принялись с неприкрытым сарказмом обсуждать политику и бизнес. Если вначале Шварц считал просмотр какого-то юмористического шоу бесполезной тратой времени, тем более что в консервативной среде волшебников маггловские увлечения, если и не резко осуждались, то уж точно не поощрялись, то через несколько минут уже внимательно слушал передачу. Воспитанный в аристократической среде, где с ранних лет учили обращать внимание на интонацию и язык тела и прятать двойное дно в обыденных, на первый взгляд, фразах, искушенный в политических интригах, глава Отдела образования быстро понял суть программы и теперь с интересом, насколько ему позволяли его знания английского, разгадывал остроумные каламбуры господ Фрая и Лори. Слагхорн, не забывавший периодически закидывать в рот засахаренные ананасы (не иначе, как Дамблдора научился), то и дело комментировал очередную, удачную на его взгляд, фразу. По словам старого зельевара, это шоу, к сожалению, показывали очень редко — еще бы, ведь колкостям Стивена Фрая и Хью Лори могла бы позавидовать небезызвестная Рита Скитер, которая кого угодно могла смешать с грязью. А еще из этой передачи можно было узнать немало полезного и интересного о политике магглов и вдоволь посмеяться над ней.
Наконец, шоу закончилось, и Шварц, заметив, что “программа и впрямь оказалась очень увлекательной”, счел возможным перейти к главной цели своего визита, как и в случае с Люпином, вкратце обрисовав плачевную ситуацию с преподаванием основных магических дисциплин в Хогвартсе и, как следствие, необходимость подбора квалифицированных кадров. Не забыл чиновник и о лести, упомянув, что Гораций Слагхорн вот уже на протяжении нескольких десятилетий считается лучшим преподавателем зелий и дважды был награжден Международной гильдией зельеваров за выдающиеся достижения в зельеварении, а потому, как никто другой, должен понимать, к чему ведет нынешняя политика в образовании. Вначале Слагхорн довольно улыбался, а в его чуть прищуренных глазах, пристально смотрящих на собеседника, плясали веселые искорки, но затем выражение его лица вмиг помрачнело и стало серьезным, как если бы он смеялся над шуткой, в которой неожиданно нашел оскорбление для себя.
- Послушайте, господин Шварц, - сразу перешел в оборону Гораций, - вы говорите абсолютно правильные вещи. Но я проработал в Хогвартсе больше пятидесяти лет и теперь наслаждаюсь заслуженным отдыхом. И единственное, что я хочу сейчас, это спокойной, без лишних тревог прожить свою старость, а не бегать за галдящими школьниками, тщетно пытаясь призвать их к порядку.
- И, тем не менее, вы приняли в прошлом году предложение директора Дамблдора…
Слагхорн сразу поморщился — видимо, разговор свернул на весьма болезненную для него тему.
- Вы затеяли опасную игру, господин Шварц… - ответил старик, склонив голову на бок и исподлобья посмотрев на гостя. — Вам не следует доверять Альбусу Дамблдору. Он легко использует вас в своих, одному ему известных целях, что вы и сами не заметите, а потом, нацепив благодушную улыбку, выкинет, как никому не нужную вещь… - добавил Слахгорн в сторону и осушил бокал.
- То есть, он нанял вас с какой-то целью в прошлом учебной году, а затем уволил, когда вы перестали быть нужны? — сухо поинтересовался чиновник, чуть пригубив вино.
- Я сам ушел… - уклончиво ответил Слагхорн.
- Допустим, профессор Слагхорн, я смог бы предоставить вам доступ в лучшие лаборатории и библиотеки магических университетов Германии… - тем же деловым тоном продолжил глава Отдела образования, - в таком случае вы бы согласились заменить мастера Снейпа до конца этого учебного года?
- Нет, нет! Даже не просите! — отрезал Слагхорн. — С меня довольно Хогвартса и всяких политических интриг!
- И чем же тогда вас заманил Дамблдор? Не думаю, что Хогвартская библиотека могла бы показаться для вас более ценным кладезем знаний, чем библиотеки всех немецких университетов вместе взятые. И жалование школьного учителя определенно меньше, чем почетного университетского профессора, которому надо читать лекции всего три-четыре раза в неделю и иметь дело с куда более благодарной аудиторией, нежели строптивые и непослушные подростки.
Какое-то время в бывшем декане Слизерина боролась жажда денег и славы, признательности за свои труды, доступа к раритетным ученым трудам, с каким-то одному ему известным страхом. Как будто предложение немецкого чиновника несло в себе подвох и сулило опасность. Брови старого зельевара нахмурились и сдвинулись к переносице, а потемневшие глаза цвета неспелого крыжовника забегали по комнате, будто надеялись ухватиться за какой-то предмет, который поможет сделать выбор.
- Глаза, ее глаза… - грустно и мечтательно одновременно произнес Слагхорн, устремив взгляд на каминную полку с колдографиями.
Шварц проследил взгляд собеседника — на фотографиях был запечатлен сам Гораций Слагхорн, уже в довольно преклонных летах, с молодыми юношами и девушками, многие из которых были одеты в школьную форму Хогвартса. Неужели роман со студенткой? Но чиновник тут же отбросил эту мысль: Слагхорн не преподавал более пятнадцати лет, и за это время его пассия уже давно успела бы вырасти, выйти замуж и родить не одного ребенка. Если только не пришла бы работать в Хогвартс. Но из новых преподавателей была только рунистка Хальдис Стюрке, которая не так давно приехала в Англию и в Хогвартсе не училась. Не было видно ее и ни на одной из колдографий. Может быть, Дамблдор напомнил Слагхорну о его давнем проступке, из-за которого пострадала возлюбленная последнего, надавил на чувство вины и убедил вернуться в Хогвартс, чтобы эту вину загладить? Насколько мог судить немецкий чиновник, такой поступок идеально подходил характеру старого манипулятора, а в качестве приманки можно было использовать детей или прочих родственников той женщины, которые в нужным момент просто учились в Хогвартсе.
- Простите, господин Слагхорн, но я не понимаю, о ком идет речь, - предельно вежливо поинтересовался Шварц, в то же время давая понять, что односложный ответ его не устроит.
- Ее глаза… - печально повторил Слагхорн и, отставив бокал с вином, встал с кресла и подошел к камину, сняв оттуда небольшую колдографию в узорной позолоченной рамке, показал ее гостю.
Рядом с профессором зельеварения была изображена красивая молодая девушка в парадной мантии пурпурного цвета. Медные-рыжие, чуть завитые волосы волнами ниспадали на плечи; ясные, изумрудно-зеленые глаза, в которых плясали веселые искорки, будто бы с вызовом смотрели на зрителя, а чуть приподнятые уголки коралловых губ создавали скромную, но в то же время заразительную улыбку. Казалось, сама девушка лучилась светом и добротой, но было в ней и что-то строгое — из таких, как правило, выходят идеальные старосты и учителя. При этом изображенная особа явно не чувствовала себя смущенной, будто для нее привычно и естественно быть любимицей одного из преподавателей. Было заметно, что она гордилась этим, но не задавалась.
- Симпатичная особа, - без особого энтузиазма прокомментировал Шварц.
- Лили Эванс, магглорожденная, одна из лучших студенток, что у меня была когда-либо, - с гордостью ответил Слагхорн.
- Магглорожденная? — удивился Шварц, всмотревшись в изображение: черты лица, яркие глаза и рыжие волосы — явно казались ему знакомыми: так, например, с небольшими изменениями, могла выглядеть фрау Луиза Шёнбрюнн в юности.
- Да. Представьте себе! - возбужденно ответил старый зельевар. — Нет, я, конечно, не питаю предрассудков по поводу чистоты крови, но, согласитесь, среди магглорожденных на самом деле мало по-настоящему талантливых и сильных волшебников и ведьм. И Лили Эванс, пожалуй, была выдающейся из них. Лучшая ученица, староста… она дополнительно занималась у меня и у моего коллеги Флитвика — по чарам!.. — старик предавался воспоминаниями. — Жаль только, что ее научные проекты так и не были окончены и не получили должного развития…
- А что случилось потом с Лили Эванс?
- О… она, как и многие другие девушки, вышла замуж после школы, хотя изначально хотела стать колдомедиком. Ее избранником стал Джеймс Поттер, самый видный парень в школе, отличный игрок в квиддич и единственный наследник древнего чистокровного рода. Вы, конечно, знаете эту печальную историю… В ночь Хэллоуина 1981-го года в дом к Поттерам пришел Тот-кого-нельзя-называть и убил Джеймса и Лили, и только их сын, маленький Гарри Поттер, самым непостижимым образом выжил, отразив смертельное проклятие в своего убийцу…
9) “Березы Аберфелди” — стихотворение шотландского поэта Роберта Бернса, в котором воспевается местная березовая роща Монесс.
Вот примерный перевод:
Давай пойдем, прекрасная девица,
Давай пойдем, давай пойдем,
Давай пойдем, прекрасная девица,
К березам Аберфельди!
Там тишина искрится на цветущих склонах,
И в ней играет хрустальный ручей.
Давай проведем несколько солнечных дней
Среди берез Аберфельди!
10) (англ.) “Фруктовый холм”.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 13:16 | Сообщение # 282 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Шварц внимательно слушал эмоциональный монолог Слагхорна, надеясь вычленить оттуда хоть какую-то полезную информацию. И в сказанном Слагхорном уже можно было обнаружить некоторые странности. Например, тот самый Неназываемый, судя по всему, пришел к Поттерам один, но как тогда он смог преодолеть стоявшую на родовом поместье защиту, что старшие Поттеры так быстро погибли? По всему, выходило, что они не были готовы к нападению и предстали перед убийцей едва ли не безоружными, что тоже странно, ибо защитные чары сигналили бы о вторжении. Но Слагхорн и не говорил “поместье” или “особняк”, он просто сказал “дом”. А это могло, в свою очередь, означать, что либо родители Джеймса не одобрили его брак с магглорожденной, либо кто-то предусмотрительно выманил из родового гнезда. Вспомнилась чиновнику и запись в досье Сириуса Блэка, а именно обвинение в службе Неназываемому и раскрытия убежища Поттеров. “Fidelium”? Ладно, магглорожденная Лили могла этого не знать, но Джеймс Поттер, выросший в семье чистокровных волшебников, единственный наследник рода?.. Что-то в этой истории определенно было нечисто…
- Да, теперь Гарри Поттер учится в Хогвартсе, на седьмом курсе, и он унаследовал талант своей матери к зельям, — продолжил Слагхорн, в то время как Шварц недоуменно приподнял брови, всем своим видом показывая, что не разделяет мнения бывшего учителя. — И тогда, в прошлом году, Дамблдор привел его с собой, и юный мистер Поттер убедил меня, что в Хогвартсе мне будет безопаснее. И у него были ее глаза, глаза Лили Эванс…
- Вас убедили глаза этого юноши? — скептически посмотрев на собеседника, спросил глава Отдела образования.
- Не знаю… — Слагхорн отрицательно покачал головой. — Но Дамблдор определенно знал, что делал, когда взял с собой этого мальчика.
- И чем же мое предложение хуже, господин Слагхорн? — деловито поинтересовался Шварц, взяв из вазочки засахаренный ананас.
- Что вы, господин Шварц? — усмехнулся Слагхорн, хитро прищурив глаза. — От вашего предложения читать лекции в университетах Германии я и не думал отказываться!..
* * *
Анна шла по коридору, механически переставляя ноги, лишь в самый последний момент успевая обходить повороты или затормозить у лестницы, чтобы не свалиться кубарем вниз. Было очевидно, что это — начало конца, но девушка совершенно не представляла, как будет выкручиваться. А еще она чувствовала себя ужасно слабой и одинокой, ведь иметь дело с чиновником, который собрал на вас солидный компромат, совсем не то, что сражаться сразу против трех Пожирателей Смерти, где негласно разрешено использовать весь набор имеющихся заклинаний. Похожее чувство было у нее, когда в понедельник пришлось “побеседовать” с Дамблдором — тогда все закончилось чаем с Веритасерумом вместо лимона и подменой памяти на десерт. И сейчас, подсказывала интуиция, будет ничуть не лучше… Но Ассбьорн сдает коллоквиум по рунам, а с Карлом она так и не встретилась ни разу по дороге в гостевое крыло.
А еще Лапина очень боялась реакции парней, особенно Карла, на известие о своем преступлении. Ведь нападение на чиновника, да еще изменение ему памяти — это действительно серьезное преступление. Это было понятно даже для ее ограниченного, по меркам волшебников, “маггловского” ума. И если бы Фольквардссон к этому факту отнесся, скорее всего, нейтрально — только потому, что он подданный другого государства, то Шёнбрюнн наверняка осудил бы и вовсе перестал бы общаться с ней. И от осознания такой перспективы почему-то становилось больно в груди, хотелось остановиться и застыть на месте, как будто мрак небытия выкачивал из нее все жизненные силы… А Ассбьорн… Анна не сомневалась, что он не оставит ее в беде, но ей было совестно перед ним, ибо ее одиозный поступок вряд ли хорошо скажется на его репутации мага-протектора и наследника чистокровного рода, а штраф, который придется уплатить за нее (Анну), вряд ли окажется маленьким для и без того скудного бюджета Фольквардссонов. И вообще, это несправедливо, неправильно, что он будет отвечать за ее прегрешения. От нее одни убытки…
Последние шаги дались особенно тяжело. Вот он, эшафот, прямо за дверью, осталось просто взойти и ни на что не надеяться. Она должна просто принять то, что заслужила… Набрав полные легкие воздуха, девушка подошла к кабинету куратора и неуверенно постучала.
- Войдите, — прозвучал ответ довольно неприятный голос — видимо, Геннинген был не в настроении.
Дрогнувшей рукой Лапина нажала на ручку, потянув на себя тяжелую дубовую дверь, и, чуть помедлив, вошла. В кабинете прямо напротив входа сидел раскрасневшийся чиновник, пытавшийся скрыть гнев за маской презрения. Интересно, кто его так разозлил? Или же это проецируемые эмоции, не имеющие прямого отношения к реальности? За столом слева, обложившись папками с бумагами, сидела секретарша, которая явно была чем-то взволнована.
- Э… добрый день, господин Геннинген, фрау Бёллер, — неуверенно поздоровалась девушка, сделав легкий реверанс.
Куратор смотрел на нее коршуном, как на добычу, которая сама пришла к нему в руки, а секретарша сидела, поджав губы, переводя настороженный взгляд с начальника на студентку.
- Садитесь, фрейлейн Кайнер, — сказал ей Геннинген и, дождавшись, когда гостья займет указанное ей место, продолжил:
- Вам известна цель предстоящего разговора?
Сейчас немолодой упитанный чиновник являл собой строгого блюстителя порядка: мерзавка должна сразу понять, что у нее нет шансов уйти от сурового немецкого правосудия. При этом его нисколько не беспокоил тот факт, что допрос Анны Кайнер является прямым нарушением инструкций. Никлаус фон Шварц лично хотел поговорить с подозреваемой, а ему, Отто фон Геннингену, было поручено лишь составить на нее досье со слов немецких студентов. Кайнер проучилась с ними почти месяц — этого времени достаточно, чтобы сложились в меру объективные представления о человеке, с которым волей-неволей проводишь по полдня. Девчонка, по-любому, должна была что-то рассказать о себе, проявить свой характер, чтобы вызвать вопросы и сомнения у других немецких студентов.
Но здесь примешалась и личная обида: Геннинген по-прежнему был зол на Кайнер, или как ее там на самом деле, что она прокляла его и стерла ему память — какая-то невоспитанная магглокровка чистокровному волшебнику (!) — и потому жаждал лично отомстить девчонке. Указать ей ее место, отомстить за попранное достоинство. К тому же он рассчитывал получить если не повышение, то награду и прибавку к жалованью за успешное раскрытие дела — не все же Шварцу с его звездными предками срывать звезды с неба.
- Нет, — девушка отрицательно мотнула головой: надо стараться до последнего изображать из себя чайника, который ни при чем.
- Вы обвиняетесь в применении Амортенции по отношению к чистокровному студенту Карлу Шёнбрюнну, — отчеканил мужчина. — А применение любых психотропных зелий и прочих средств, воздействующих на ментальное поле волшебника, карается заключением в Нурменгард сроком до пяти лет.
Девушка лишь скептически приподняла брови.
- Извините, господин Геннинген, но вы обратились не по адресу. На любовных зельях специализируются гриффиндорки.
- Не вам указывать, как проводить расследование.
- Я не давала Амортенцию Карлу Шенбрюнну и не дала бы никогда, — совершенно искренне ответила Кайнер, качнув головой.
- Ваши слова бездоказательны, — парировал Геннинген, — а потому, чтобы мы убедились в правдивости ваших слов, вы должны выпить вот это, — и поставил на стол стакан с водой.
- Веритасерум? — спросила Анна, хотя по тону ее было заметно, что о содержимом стакана она осведомлена не хуже куратора.
Взяла стакан в руки и посмотрела на просвет прямо и сбоку, вызвав любопытные взгляды немцев, — жидкость чуть мутноватая, слегка опалесцирует, поверхность имеет едва заметный бледно-розовый оттенок, в то время как правильно сваренная Сыворотка правды должна быть идеально прозрачной, и лишь граничащая с воздухом поверхность должна чуть-чуть отливать серебром — именно такую ей давал Дамблдор в понедельник. Похоже, Веритасерума Геннинген налил от души, не пожалел, да и само зелье явно не первой свежести.
- Я не буду пить это, — возразила девушка, отставив от себя стакан. — Оно плохого качества.
- Не с вашим знанием зелий судить о качестве Веритасума! — отрезал чиновник, поднявшись из-за стола. — Или вы наивно полагали, что мы купились на ваши дешевые трюки с якобы проверкой зелья?! Да на ваши оценки по зельям противно смотреть — вы позорите нашу страну! Или вы думаете, что я буду давать вам непроверенное зелье?
- Э…
- Фрейлейн Кайнер, вот ваши оценки по зельеварению за последние две недели, — официальным тоном произнесла фрау Бёллер, показав студентке выписку из классного журнала, — у вас за все уроки стоят “O”, на каких основаниях мы можем вам верить?
Лапина устало откинулась на спинку стула и выдохнула, прикрыв глаза. Снейп, сволочь, и здесь успел подгадить! Что же касается Отто фон Геннингена и Марты Бёллер, то никто из них даже не потрудился вспомнить, что все трое немецких студентов (один из которых даже являлся наследником династии зельеваров) подряд утверждали, что Кайнер хороша в зельях.
- В любом случае, фрейлейн Кайнер, вам нечего опасаться, если вы говорите правду и действительно ни в чем не виновны… — добавила секретарша более мягким голосом и даже позволила себе погладить допрашиваемую по руке.
- Так что пейте, — закончил за свою коллегу Геннинген — как удобно порой иметь женщин в команде.
Лапина сделала небольшой глоток, подняв окклюментивные щиты до максимума — зелье чуть горчило, а ведь хороший Веритасерум не должен иметь вкус, иначе его легко можно было бы определить в пище и питье.
- Извините, господин Геннинген, но у вас, правда, плохое зелье, — сказала девушка, сморщив нос. — Веритасерум должен быть бесцветным и безвкусным, а ваше зелье мутное и горчит.
- Фрейлейн Кайнер, в ваших же интересах сотрудничать со следствием, — назидательным тоном возразил Геннинген, выйдя из-за стола и заложив руки за спину. — И чем быстрее мы начнем, тем быстрее закончим. Так что пейте.
- Я не собираюсь пить некачественное зелье, — усталым голосом ответила Анна, откинувшись на спинку кресла. — Мы можете не верить мне, но любой учебник по психотропным и зачарованным зельям скажет вам то же самое. Спросите, в конце концов, профессора Снейпа — он Мастер зельеварения.
Фрау Бёллер с интересом поглядела на девушку.
- Отто, давайте позовем Хаймлихманна, и пусть он подтвердит качество зелья или даст собственное?
- Хаймлихманн занят, и не следует отвлекать его от работы, — снисходительным тоном заметил Геннинген. — Он точно не обрадуется, если его позовут из-за какой-то девчонки, у которой по зельям одни “O”.
- А что у вас было по зельям, господин Геннинген? — с любопытством спросила Кайнер и тут же испуганно прикрыла рот: Сыворотка правды, хоть и была не лучшего качества, но уже начала действовать.
- Это не вашего ума дела, фрейлейн Кайнер, — отрезал мужчина.
- Отто, покажите ей флакон: пусть девочка успокоится, что зелье изготовлено сертифицированным мастером, — предложила фрау Бёллер. — Заодно и я запишу, чтобы потом предъявить Николаусу.
Геннинген исподлобья посмотрел на секретаршу, после чего, пошарив в карманах мантии, один за другим выдвинул ящики стола и, наконец-то, извлек флакон с зельем, передав его фрау Бёллер, чтобы та списала данные о производителе с этикетки.
- Дайте мне! — воскликнула Анна, привстав на стуле; сейчас она своим поведением мало как отличалась от гриффиндорской заучки Грейнджер.
- Держите, фрейлейн Кайнер, — женщина передала ей флакон, вежливо, но, в то же время, снисходительно улыбнувшись, точно маленькой девочке.
С минуту Кайнер рассматривала флакон со всех сторон, после чего поставила перед куратором.
- Я настаиваю, что ваше зелье испортилось, господин Геннинген, — твердо произнесла девушка, — оно гуще, чем должно быть. Веритасерум положено хранить в прохладном и темном месте, его нельзя трясти и часто переворачивать.
- Пожалуй, я схожу за Хаймлихманном…
- Не стоит, Марта. Просто фрейлейн Кайнер капризничает…
- Но вдруг девочка права? — предположила секретарша с самым серьезным выражением лица. — По протоколу мы не имеем права давать свидетелям испорченные или просроченные зелья.
- Марта, вы видели, кем и когда было изготовлено зелье, — снисходительно ответил Геннинген, сев обратно в кресло и сложив руки на животе. — И если вы помните зельеварение хотя бы на “Удовлетворительно”, то должны понимать, что Сыворотка правды просто не могла испортиться за столь короткое время.
Женщина сердито посмотрела на своего начальника, обиженно надув губу, но ничего больше не сказала. Вместо этого она обратилась к свидетельнице:
- Фрейлейн Кайнер, похоже, вы ничего не сможете доказать. Так что пейте зелье, и мы быстрее закончим этот спектакль, — усталости в голосе секретарши можно было позавидовать; впрочем, ведение протоколов вовсе не такая легкая работа, как может показаться на первый взгляд.
Скривившись, девушка сделала еще пару глотков — Веритасерум и впрямь оказался горьким.
- Ваше полное имя?
- Анна… Кайнер, — фрау Бёллер недоуменно подняла бровь, однако послушно записала в протокол.
- Как давно вы знакомы с Карлом Шёнбрюнном?
- С первого сентября.
- При каких обстоятельствах вы познакомились?
- Мы ехали в одном купе в Хогвартс-экспрессе…
Лапина чувствовала, что начинает кружиться голова, сдавливает, будто хомутом, становится трудно дышать, подташнивает… Вдох-выдох… вдох-выдох… Хочется запить чем-нибудь эту гадость, которая продолжает горчить во рту, но под рукой ничего больше нет, кроме стакана с этой же гадостью! Геннинген мало того, что дал паленый Веритасерум, так еще и с концентрацией переборщил… Голова… ее голова… она не продержит блоки еще дольше нескольких минут, иначе у нее случится взрыв мозга!..
- Вы испытываете какие-либо чувства к выше обозначенному Карлу Шёнбрюнну?
- Да!.. — выдохнула девушка, обхватив голову руками.
- Он вам нравится? — также сухо спросил Геннинген; казалось, его совершенно не беспокоило самочувствие свидетельницы.
- Да!..
Даже владение окклюменцией не могло полностью воспрепятствовать действию Веритасерума. Удерживая сильный ментальный блок, одновременно искусственно запуская механизм торможения, который выключает Сыворотка правды, можно было соврать, можно было недоговорить или исказить смысл вопроса, но лишь тогда, когда последний был задан не прямо и гипотетически предполагал несколько возможных интерпретаций. Если же вопрос был задан напрямую и предполагал ответ исключительно в форме “да/нет”, то солгать, отвечая на него, мог лишь очень опытный окклюмент либо заранее принявший антидот.
- Давали ли вы ему Амортенцию или иные приворотные зелья в пище и питье?
- Н… — Анна едва не прикусила язык: еще один звук, и она сказала бы “нет”, именно русское “нет”, а не немецкое “Nein”.
- Вот, выпейте, — участливым голосом произнесла секретарша, подав девушке стакан воды.
Простая чистая вода! Анна не могла вспомнить, когда еще испытывала такое счастье на границе с отчаяньем. Сделала несколько глотков — так вкусно — и по щекам скатились две слезы. Осушила стакан целиком и только после этого сказала, с благодарностью посмотрев на фрау Бёллер:
- Большое спасибо!..
Женщина лишь вежливо кивнула в ответ и вновь села за бумаги.
- Вы давали Карлу Шёнбрюнну Амортенцию или иные приворотные зелья? — повторил свой вопрос Геннинген.
- Нет, — Кайнер отрицательно покачала головой.
- Вам нравится Карл Шёнбрюнн, и вы не давали ему Амортенцию? — скепсиса в голосе чиновника было хоть отбавляй. — Разве вы не хотели ему понравиться? Ведь брак с Карлом Шёнбрюнном был бы очень выгоден для вас.
Девушка вновь мотнула головой и уставилась в стол, сцепив пальцы слабым замком.
- Это было бы нечестно по отношению к Карлу… Я не ровня ему, и прекрасно понимаю это… Я просто не смогла бы стать ему достойной женой… не смогла бы достойно ответить на его чувства, если бы он полюбил меня в ответ… — глаза вновь наполнились слезами.
Анна поспешила их вытереть — вначале поднесла к лицу руку, но потом вспомнила, что находится в приличном обществе, и достала из кармана платок. Она чувствовала себя опустошенной, разбитой — как надоевшая игрушка, которую выкинули из дома, вывернув перед этим наизнанку. После того, что она рассказала… Карл, наверное, не захочет с ней больше общаться — как же, все будут показывать на него пальцами и заявлять, что он позволяет виснуть на себе какой-то грязнокровке. Говорить правду было легко — ибо Веритасерум снимает любые природные блокаторы, а окклюменция защищает лишь то, что помечено грифом “важно для жизни”, и то не полностью, — но неприятно. Вода лишь разбавила Сыворотку правды, немного смягчила ее действие, но не устранила.
- Фрейлейн Кайнер, немедленно прекратите истерику! — приказал Геннинген. — Я не собираюсь выслушивать ваши дурацкие сантименты! Мне нужны конкретные ответы на конкретные вопросы! Марта, не пишите это в протокол, — секретарша аккуратно зачеркнула последние несколько слов.
- Господин Геннинген, я вам уже ответила, душу вывернула перед вами!.. — Кайнер поднялась с кресла и, тяжело дыша, оперлась на стол. — Давайте мне теперь антидот и отпускайте на все четыре стороны!.. — произнесла она почти шепотом.
- Мы с вами еще не окончили, фрейлейн Кайнер, — хищно улыбнулся немец.
- Но… — девушка устало рухнула обратно в кресло и потерла виски: головная боль и тошнота отпустив ненадолго, вернулись вновь, а перед глазами запрыгали серые точки, как если бы она смотрела через экран старого телевизора.
- Отто, по протоколу свидетелям положено давать антидот после допроса с Веритасерумом. Вы уже выяснили, что хотели, — возмущение в голосе фрау Бёллер нарастало с каждым словом. — Дайте уже девочке антидот и отпустите ее!
- Отпустить?! — в свою очередь возмутился Геннинген. — Вы посмотрите вначале на это и только потом беритесь рассуждать! — и бросил перед женщиной папку с незаполненными полупустыми бланками.
Марта бегло просмотрела дело. Конечно, настораживало, что девочка до этого не училась в магической школе: пусть и с опозданием, но магические способности у нее все-таки появились. Но ведь ее родители — магглы, могли испугаться и не пустить обучаться вместе с волшебниками. Таких упертых немного, но, к сожалению, они есть. А дети потом мучаются, не знают, что делать со своими способностями, сбегают из дома, а то и вовсе подаются в криминальную сферу — куда еще можно податься, если умеешь растворяться в воздухе, притягивать предметы руками или накладывать иллюзии? Все-таки даже магглорожденный волшебник способен научиться брать свою силу под контроль и использовать по желанию, а не спонтанно. Хорошо, что Аврорат еще с этим борется и вытаскивает подростков из этой грязи. Вот и Анна Кайнер, видимо, такая, только поумнее оказалась: решила вначале окончить маггловскую школу, а потом уже наверстать упущенное, хотя, взрослой, ей это будет уже намного тяжелее, как минимум, из-за того, что все мало-мальски полезные связи в магическом мире можно наладить в основном именно в школьные годы.
Нет имени чиновника, зарегистрировавшего первый магический выброс — так это произошло еще семь лет назад, а дело завели совсем недавно. Естественно, девочка могла забыть, как его звали, и как он выглядел, если до недавнего времени с магическими миром вообще никак не контактировала.
- Надо только заполнить графы, касающиеся школьного образования, места жительства и дат, — резюмировала секретарша. — Отто, дайте вы уже антидот! Неужели вы не видите, что девочке плохо?! В конце концов, заполнение личного дела — это вовсе не повод держать человека под Веритасерумом.
- Именно, Марта, именно, что повод, — парировал Геннинген, стремясь растянуть допрос: про необходимость давать свидетелями противоядие он не помнил совершенно, ибо в прошлый раз подобными делами занимались Марта и Хаймлихманн. Надо бы и вправду достать хоть с потолка какое-нибудь зелье, да хоть простую воду — девчонка действительно плоха, так что вряд ли отличит, что ей дают.
- Э… хорошо, Отто, если вы настаиваете… — секретарша недоверчиво посмотрела на своего начальника. — Подготовьте, пожалуйста, антидот… — Фрейлейн Кайнер, назовите, пожалуйста, даты рождения ваших родителей и уровень их образования, дату брака и дату развода, — и снова дала Кайнер стакан воды.
- Э… отец — 14 декабря 19… — девушка задумалась: настоящие даты называть нельзя ни в коем случае, иначе выйдет нестыковка с ее нынешним возрастом. — … 1950 года, выдохнула девушка. — Образование — высшее военное. Мать — 30 января 19…60 года, образование среднее. Поженились… летом 1978 года, развелись… осенью 1986 года…
Как же болит голова! Вода почти не помогает — Веритасерум уже весь впитался в кровь и дошел до мозга. Любое усилие, любая мысль, которой не дали слететь языка, отдавалась, словно новым ударом. Лоб высыпало холодным потом, а рот хватал воздух, точно принадлежал рыбе, выброшенной на сушу.
- Вы хотите сказать, что не помните точные даты брака и развода ваших родителей? — удивился куратор.
- Господин Геннинген, я тогда была еще маленькой… — устало ответила Анна, откинувшись на спинку кресла. — Меня такие вещи не интересовали в принципе.
- Хорошо, фрейлейн Кайнер, — мягко ответила секретарша. — Назовите, пожалуйста, ваш домашний адрес.
- Э… — девушка изо всех сил напрягла остатки ментальных блоков, что вызвало новый виток головной боли; перед глазами всплыли кадры из знакомого советского фильма. — Потсдам, Цветочная улица, дом 9, квартира… э… — тут можно и настоящую назвать — все равно пальцем в небо тыкать, — 14
- Вы поддерживаете отношения с родителями?
- Э… нет. С отцом дружны не были… — правду иногда тоже не помешает говорить, — после того, как они с мамой развелись, я мало с ним общалась… С мамой… э… я не общаюсь с тех пор, как уехала в Англию. В общем, она не одобрила, что я так далеко уехала учиться, и… у меня будут проблемы, если она узнает, где я учусь.
- Ваша мать знает о существовании магии?
- Она верит, что это порождение дьявола, — Бёллер и Геннинген переглянулись между собой.
- Видите ли, фрейлейн Кайнер, по факту вашего первого выброса стихийной магии — неважно, в каком возрасте — к вам должен был явиться чиновник из Министерства магии и объяснить ситуацию вам и вашим родителям, — пояснила секретарша, улыбнувшись уголками губ.
- Э… — Лапина уже знала это от Карла и потому была готова к подобному вопросу. — Понимаете… может быть, к нам домой и приходил кто-то… — девушка пожала плечами, — но мама могла мне просто не рассказать об этом: на время каких-нибудь важных разговоров меня отправляли к бабушке — она жила по соседству — или погулять во дворе.
- Понятно, — было заметно, что ответ секретарше не очень понравился, но дальше расспрашивать по данной теме она не собиралась. — Назовите, пожалуйста, среднюю школу, которую вы окончили.
- Э… 57, — назвала девушка номер своей школы. Врать становилось все труднее, и оставалось надеяться лишь на то, чинуши не бросятся проверять ее несуществующих родителей и школу.
- Распределение?
- Слизерин…
- В какой тип средней школы вы были распределены по уровню успеваемости, фрейлейн Кайнер? — уточнила свой вопрос фрау Бёллер, с подозрением посмотрев на Анну.
Геннинген лишь недовольно фыркнул — Марта допрашивает девчонку слишком мягко, носится с ней, как с писаной торбой. Одним словом — женщина.
- Э… Realschule… — решила выбрать Лапина среднее арифметическое.
Горло сдавило так, что, казалось, воздух едва попадал туда, поплыла картинка перед глазами, и рука невидяще рассекла воздух, как будто из последних сил искала соломинку, за которую можно ухватиться. Сознание провалилось в клубистую туманную мглу, как будто его просто выкинули в трюм.
- Боже мой! Отто, дайте срочно противоядие! — закричала секретарша, бросившись к девушке.
Похлопала по щекам, но та никак не реагировала. Дала снова стакан воды, но жидкость лишь пролилась по подбородку на школьную форму. Не помог даже фонтан “Aquamenti”, выпущенный из палочки. Геннинген метался тем временем по кабинету, не зная, что предпринять, и обыскивал все шкафы и ящики, чтобы извлечь хоть что-то похожее на нужное зелье. Но тщетно. Способности же его в трансфигурации не позволяли создать флакон с зельем прямо из воздуха или превратить одно зелье в другое.
- Отто, у вас нет никакого зелья! — сообразила, наконец-то, фрау Бёллер. — Это же грубое нарушение инструкций! Девочка может умереть по вашей вине! Я непременно сообщу об этом господину Шварцу!
- И по вашей, Марта, и по вашей, — огрызнулся начальник, — ведь протокол лежит на вас.
Однако женщина никак не отреагировала на его слова.
- Отто, помогите мне поднять ее. Девочку нужно срочно доставить в Больничное крыло! — сама секретарша взяла девушку под мышки и потащила к двери.
- Нет! — Геннинген магией запер дверь. — Вы же не хотите, чтобы весь Хогвартс узнал, что у нас на допросе стало плохо свидетельнице?!
- Да весь ваш допрос не санкционирован! Вы мне врали! — заявила фрау Бёллер и призвала сумочку заклинанием.
- Вы не сделаете этого! — бросился наперерез чиновник, ведь это означало конец его карьере.
- Сделаю. Impedimenta! Circus inattactibilis! (11) — выкрикнула женщина, прочертив вокруг себя и лежавшей у ее ног студентки тонкую голубую линию. Долго не продержится, но хватит, чтобы связаться со Шварцем. — Господин Шварц! — и поверхность зеркальца в косметичке покрылась тонкой рябью.
11) (лат.) Неприкосновенный круг!
|
|
| Gal | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 16:23 | Сообщение # 283 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| Спасибо за продолжение! Очень интересно. Теперь и скелеты Поттеров начнут вылезать? Это просто замечательно. Надеюсь, продолжение не слишком задержится, а то окончилась глава на таком трагическом моменте…
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 17:49 | Сообщение # 284 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Цитата (Gal) Спасибо за продолжение! Очень интересно.
И вам спасибо, что читаете ))
Цитата (Gal) Теперь и скелеты Поттеров начнут вылезать?
Что за скелеты? Откуда?
Цитата (Gal) Надеюсь, продолжение не слишком задержится, а то окончилась глава на таком трагическом моменте…
А что такого трагичного? А вообще, если честно, не могу ничего обещать. В этот раз я была занята написанием статьи, а в основу главы, как и предыдущей, легли написанные ранее куски. Теперь они закончились. Еще мне, скорее всего, придется переделывать уже написанную статью ((( Потом писать другие.
|
|
| Gal | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 21:39 | Сообщение # 285 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| Код Что за скелеты? Откуда?
Ну как же, а то что Слагхорн рассказал про Лили Поттер? А по поводу трагичности - так ведь неизвестно, насколько плохо будет Анне и как ей аукнется этот допрос.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.04.2013, 22:11 | Сообщение # 286 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Цитата (Gal) PPh3
Что за скелеты? Откуда?
Ну как же, а то что Слагхорн рассказал про Лили Поттер?
А… это тогда скелеты Лили Эванс Я думаю, вы сможете догадаться, кто теперь начнет копать под Гарьку…
Цитата (Gal) А по поводу трагичности - так ведь неизвестно, насколько плохо будет Анне и как ей аукнется этот допрос
А вы что сами думаете по этому поводу?
|
|
| Gal | Дата: Среда, 24.04.2013, 14:15 | Сообщение # 287 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| Честно говоря, читала-читала, а оказалось - только один месяц событий прошел. А такое ощущуение, что год уже заканчивается. Очень угнетает депрессивное настроение Анны. Понятно, что за месяц нельзя измениться, тем более, что и других дел хватает. Да и взрослая она уже. Но, все же, Анна Кайнер все больше становится похожа на классического Гарри Поттера у мамы Ро. Наивный, неуверенный в себе, с очень низкой самооценкой и кучей комплексов. Так и напрашиватся: "возьми и владей". Может уже пора ей немного помочь? А то, с такой силой и такими комплексами трудно будет ее дальше развивать.
|
|
| PPh3 | Дата: Среда, 24.04.2013, 17:53 | Сообщение # 288 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Цитата (Gal) Но, все же, Анна Кайнер все больше становится похожа на классического Гарри Поттера у мамы Ро. Наивный, неуверенный в себе, с очень низкой самооценкой и кучей комплексов.
Допустим, у Лапиной куча комплексов, и она не уверена в себе. Но почему вы решили, что она наивна? Фактически, с ней произошло то же, что и со Снейпом. Т.е. дестабилизирующая обстановка в Хоге, и все - туши свет, бросай гранату. Только Снейп стал более злобным и мелочным, а чувство власти позволяет вымещать свои комплексы и обиды на учениках. А вот Лапина стала более неуверенной в себе, самооценка упала. А тут еще немцы с проверкой приехали + неопределенность в отношениях и боязнь их, связанная отчасти с чувством долга.
Цитата (Gal) Может уже пора ей немного помочь? А то, с такой силой и такими комплексами трудно будет ее дальше развивать.
И кто ей будет помогать, по-вашему?
|
|
| Gal | Дата: Среда, 24.04.2013, 20:52 | Сообщение # 289 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| Наивность - это характеристика ГП в каноне. Но у Лапиной тоже есть нечто похожее. Какая-то наивная вера в кантовский категорический императив. Он, конечно, идеален, но только для идеального общества. А данное общество далеко от идеала.
PPh3,
Цитата И кто ей будет помогать, по-вашему?
А здесь, честно говоря, я имела в виду Вас, уважаемый Автор. В смысле, раскрыть хоть некоторые "тайны личности" ГГ ей же самой. Может это и самооценку приподнимет? А то, куча намеков на некие родственные связи Лапиной с магами, но никаких ответов. А мне любопытно! 
|
|
| PPh3 | Дата: Среда, 24.04.2013, 21:08 | Сообщение # 290 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Цитата (Gal) Какая-то наивная вера в кантовский категорический императив. Он, конечно, идеален, но только для идеального общества. А данное общество далеко от идеала.
В том-то и дело, что Лапина это понимает, но отказаться не может. Это у нее выработанная устойчивая модель поведения. Ведь в жизни есть немало вещей, которые нам не нравятся, или которые мы не считаем нужными для себя, но должны делать потому что должны.
Цитата (Gal) В смысле, раскрыть хоть некоторые "тайны личности" ГГ ей же самой. Может это и самооценку приподнимет? А то, куча намеков на некие родственные связи Лапиной с магами, но никаких ответов.
Какие тайны личности? Ее биография до Хога рассказана в предыдущих главах. С родственными связями с магами, я думаю, это понятно - Фольквардссоны, через некоего общего предка. Как оказалось, что ее предки маги/сквибы? Да очень просто - какой-нибудь маг замутил с магглой и бросил или даже совсем забыл об этом, а та родила ребенка и т.д. Или, наоборот, волшебница родила вне брака, от того же маггла, и ее изгнали из семьи, и она ушла в маггловский мир. АФ допускает, что предки Лапиной могли быть предателями крови, но много времени прошло, много воды утекло, ничего не выяснить, да и за такое время клеймо предательства уже сошло на нет.
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 28.06.2013, 04:35 | Сообщение # 291 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 37
* * *
- Вы не сделаете этого! — бросился наперерез Отто фон Геннинген, увидев, как секретарша Марта Бёллер призвала сумочку, в которой, он точно знал, находилось сквозное зеркало.
Это означало конец его успешной и безупречной карьеры!
- Сделаю. Impedimenta! Circus inattactibilis! (1) — выкрикнула женщина, прочертив вокруг себя и лежавшей у ее ног Кайнер тонкую голубую линию. Долго не продержится, но хватит, чтобы связаться со Шварцем. — Господин Шварц! — и поверхность зеркальца в косметичке покрылась тонкой рябью.
* * *
- Допустим, я понял вас, господин Слагхорн, почему вы согласились на предложение Дамблдора, и полностью разделяю ваше стремление к безопасности… — произнес Николаус фон Шварц с чувством собственного превосходства, пригубив великолепное французское вино урожая 1875 года. — Однако не могли бы вы, тем не менее, посвятить меня в причины вашего увольнения в конце учебного года, ведь такие Мастера, как вы, не уходят с насиженного места? Я не прав? Дело в том, господин Слагхорн, что я собираюсь заменить преподавателей, преподающих историю магии, боевую магию и зельеварение, и мне следует знать, с какими проблемами мои кандидаты могут столкнуться как со стороны прочих преподавателей, так и со стороны руководства.
Слагхорн помедлил, пожевал очередной засахаренный ананас. Беспокойство Шварца о своих потенциальных работниках ему определенно импонировало.
- Могу ли я поинтересоваться, кого вы планируете нанять? — деловитым тоном поинтересовался бывший профессор зельеварения.
- Достойных преподавателей истории среди британских магов я не нашел, поэтому вынужден был обратиться на нашу биржу труда в Германии. Преподавать зельеварение я хотел предложить вам… А в качестве преподавателя защиты я имел в кандидатах Ремуса Люпина.
И глава Отдела образования не прогадал: его собеседник сразу же открыл рот и наморщил лоб, прищурив глаза. Вероятно, удивляется, почему он (Шварц) назвал кандидатуру Люпина, т.к. ему самому этот Люпин не приятен.
- Ни в коем случае нет! — проговорил Слагхорн. — Еще в годы его учебы в Хогвартсе по его вине чуть не погиб один из студентов моего факультета! Он… бывает иногда очень опасным, — уклончиво добавил хозяин дома более спокойным тоном. — Понимаете, Люпин… он очень многим обязан Дамблдору. Как преподаватель, нанятый вами, он будет иметь повод общаться с историком и зельеваром и, таким образом, шпионить в его пользу. Это может плохо отразиться и на ваших студентах…
- Чем это может еще грозить, кроме одной заразной болезни в полнолуние? — небрежно поинтересовался чиновник, выложив очередной козырь на стол: интересно, знает ли Слагхорн о Люпине что-нибудь более опасное, чем его ликантропия?
- Э… видите ли, господин Шварц… — старый зельевар налил еще вина себе в бокал, — Дамблдор еще тогда, перед первой магической войной, как мы ее называем, то есть во время активного возвышения Темного Лорда… — сделал глоток, — собирал вокруг себя молодых талантливых людей, чтобы сколотить из них собственную организацию по борьбе с Пожирателями и их предводителем. Я не знаю, чем именно они занимались, но, к сожалению, многие из них погибли молодыми… — лицо мужчины вновь стало грустным, казалось, он вот-вот пустит слезу, и даже полез в карман за платком, а взгляд его был устремлен на каминную полку с фотографиями, среди которых вновь стоял портрет улыбающейся рыжеволосой и зеленоглазой красавицы.
- Лили Эванс… она тоже входила в эту организацию? — озвучил свою догадку немец.
- Да, к сожалению… — Слагхорн уставился на янтарную жидкость в бокале. — Я пытался ее отговорить… невесте наследника древнего чистокровного рода не пристало лезть на баррикады и участвовать в бойнях, а ее таланты могли себе найти применение и в мирном русле… Но для нее очень многое значил авторитет Дамблдора и любовь к жениху, чтобы изменить свое решение и просто уйти. Она не терпела, когда вокруг нее творились несправедливость и беззаконие… — и сделал глоток.
- Люпин… он был среди членов этой организации?
- Да, они учились вместе с Лили Эванс на одном курсе, в Гриффиндоре, — печально вздохнул Слагхорн. — И сейчас, когда Темный Лорд возродился, Дамблдор вновь вербует сторонников и может использовать для этого Люпина. Ваши студенты ведь все совершеннолетние? — и, дождавшись ответного кивка, продолжил:
- Я слышал, что мистер Люпин умеет очень хорошо находить подход к детям и подросткам. Он может легко убедить ваших студентов вступить в эту организацию и сражаться на стороне Дамблдора. Достаточно будет лишь напомнить о Гриндевальде.
- Мои студенты не настолько легко внушаемы, как вы думаете. Трое из них — наследники чистокровных родов, так что им нечего делать в рядах Ордена Феникса. Я угадал с названием организации? — торжествующе добавил Шварц, заметив, как вытянулось лицо собеседника.
- Но… как вы догадались? — искренне удивился бывший преподаватель.
- Альбус Дамблдор сам дал нам возможность узнать об этой организации.
- Вот как… — Гораций задумался, поставив бокал на столик у кресла и взяв следующий фрукт. — Дело в том, что Альбус предлагал мне вступить в его Орден перед моим увольнением. Я, Мордред его побери, свое уже отработал и имею полное право провести остаток старости в свое удовольствие, а не рисковать собой в весьма сомнительных операциях! — разошелся старый сибарит. — Представляете, он хотел, чтобы я наладил контакт с реакционно настроенной аристократией и стал шпионить среди них?! Я не для того разорвал всякое общение с ними и отошел от дел, чтобы через пятнадцать лет получить рабское клеймо на руку! Альбус совсем с ума сошел! И еще хотел, чтобы я постоянно следил за слизеринцами — как будто у них своего декана нет — и передавал всю их почту Ордену Феникса. Да ни один порядочный человек не будет этим заниматься ни за какое всеобщее благо! Так я Альбусу и сказал перед этим уйти… — и, постояв еще немного, тяжело уселся обратно в кресло, тяжело выдохнул: видимо, чересчур эмоциональный монолог порядком утомил его.
Все эти несколько минут Шварц сидел в напряжении, не зная, что предпринять. В кармане мантии нагрелось сквозное зеркало, а это значит, случилось что-то серьезное. Неужели неприятности, которые смутными и расплывчатыми образами атаковали его сознание пару часов назад, все-таки случились? С другой стороны, именно сейчас, достаточно выпив и восприняв его (Шварца) как человека, которому можно доверять, Слагхорн оказался неожиданно словоохотливым и успел поведать кое-какую информацию, которая может пригодиться в будущем.
- Запомните, мистер Шварц, Альбус будет вам всячески вставлять палки в колеса!.. — наклонился к нему зельевар вместе с бокалом вина. — Ваши преподаватели здесь будут чужие. У них возникнут неизбежные трения с коллегами и директором, и последний не упустит возможности перетянуть их на свою сторону. Увеличьте им жалованье, свяжите их клятвами, если не хотите, чтобы ваши глаза и уши неожиданно ударили вам же в спину. Помните, логика Альбуса непостижима… он склонен к странным социальным экспериментам, как будто не видит, что вокруг дети… и как бы ваши студенты от этого не пострадали…
- Большое спасибо, господин Слагхорн, что поделились со мной важной информацией, — отстраненно-вежливо произнес Шварц, встав с кресла, показывая тем самым, что собирается закончить разговор. — Однако прошу меня извинить: у меня имеются еще очень важные дела в Хогвартсе.
- Да-да, конечно, — Слагхорн тоже встал с кресла и проводил гостя в прихожую. — Очень приятно иметь дело с таким приятным собеседником, как вы. До встречи у вас на родине! — добавил он, усмехнувшись, и закрыл дверь, стоило гостю оказаться за пределами дома.
* * *
Николаус фон Шварц стремительными шагами шел по коридору, ведшему в гостевые комнаты Хогвартса, весьма сожалея о том, что в замке нельзя аппарировать. И ему еще повезло, что эти дурацкие двигающиеся лестницы ни разу не поменяли направление, школьники не строили свои мелкие, но весьма неприятные каверзы, а сам он нашел правильную дорогу с первого раза.
Крыло, где располагались комнаты для членов немецкой делегации, казалось пустынным — здесь не было классов, где могли бы проводиться занятия, как и романтических уголков для свиданий, и оттого еще громче слышались крики, доносившиеся из-за неплотно прикрытой двери, звенящим эхом отражавшиеся от каменных стен коридора, пронизанного косыми солнечными лучами. Они совсем идиоты?! А если бы сюда зашел кто-нибудь из учителей или, хуже того, Дамблдор?
- Это не ваше, господин Визерхофф! — пыхтел разозленный чем-то Отто.
- Это мое дело, господин Геннинген, покуда это касается моих друзей, — не унимался Визерхофф. — И я не потерплю, чтобы вы ушли от ответственности за содеянное вами!
- Вы забываете о субординации! Немедленно уходите и не мешайте нам работать! — снова Геннинген.
- Так-так, стоит мне уйти, как мои же люди сразу устраивают бардак… — резко открыв дверь, холодно произнес Шварц, окинув всех присутствующим тяжелым, обвиняющим взглядом.
Вот раскрасневшийся Отто отступил на шаг назад, его щеки сразу сдулись, а мелкие водянистые глазки выражают страх. Марта тоже боится, но стоит на месте, ухватившись за спинку стула. Ее прическа растрепалась, на щеке алеет след, как от удара — неужели они с Отто подрались? — а серо-голубые глаза широко распахнуты и смотрят с мольбой. Скорее всего, именно она его вызвала. Визерхофф выглядит злобно и решительно, едва сдерживает свой гнев. Он явно считает Отто виноватым в чем-то серьезном. Рядом с Визерхоффом, держа его за руку, стоит Миллер, бледная, как полотно, дрожащая, как осиновый лист. Она боится в этой комнате всех, кроме своего друга, и потому теснее жмется к нему, прячась за его спину, и прижимает свободный кулачок к груди, словно надеясь защитить так самое ценное, что у нее есть.
- Итак, дамы, — короткий взгляд на секретаршу, — и господа, может быть, вы объясните мне, что здесь происходит?
Все стояли молча, как статуи.
- Я жду…
- Господин Шварц!.. — набралась смелости Марта и выступила вперед. — Это я вызвала вас…
- Молчи чертовка! — ругнулся на нее Геннинген; рука его дернулась так, как будто он хотел ударить женщину.
- Отто, я не потерплю рукоприкладства в моем отделе! — холодно прошипел Шварц, от которого так и исходили эманации злости. — Пощечина на лице фрау Бёллер — ваших рук дело? Отвечайте!
- Нет-нет! — запричитал Отто, выставив руки вперед и попятившись назад, желая оказаться как можно дальше от смотревшего на него коршуном начальника. — Она сама!..
- Господин Визерхофф, фрейлейн Миллер, вы видели, что произошло здесь?
- Нет, мы пришли позже, когда… все свершилось, — чуть помедлив, ответил Лотар, кивнув, — однако наш вопрос также касается злоупотребления полномочий господином Геннингеном…
- Это ложь! — гневно возразил Геннинген, отчего лицо его вновь надулось. — Дети придумывают! Они сговорились! Это она их околдовала!
- Помолчите, Отто, — небрежно заметил глава Отдела образования. — Или вы хотите, чтобы вас обвинили в клевете на наследника древнего и уважаемого чистокровного рода? Господин Визерхофф, — обратился он к студенту, — в чем, по-вашему, заключается превышение полномочий господином Геннингеном?
- Он опоил мою подругу Элизу Миллер Веритасерумом, что, я думаю, является нарушением инструкций. Меня допрашивали перед фрейлейн Миллер, но не давали Веритасерум.
- Отто?
- Господин Шварц!.. — неожиданно воскликнула секретарша, подойдя к своему главному начальнику с папкой. — Вот… протокол допроса Элизы Миллер… — женщина дрожала, но, тем не менее, нашла в себе силы передать папку Шварцу. — Отто вначале задал девочке положенные по инструкции вопросы, но она отвечала односложно и сильно волновалась. Тогда он дал ей воды, и вновь повторил вопросы. И фрейлейн Миллер неожиданно стала давать очень подробные ответы…
- Вы видели, как Отто добавил в стакан Веритасерум? — строго спросил глава Отдела образования, бросив предупреждающий взгляд на нерадивого подчиненного, который в очередной раз собирался доказывать свою невиновность.
- Нет, я видела, как он дал фрейлейн Миллер стакан воды, и, выпив немного, она стала намного более словоохотливой. Но… он точно давал Веритасерум Анне Кайнер!..
- Да, я сделал это! — неожиданно признался Геннинген. — Но я честно хотел помочь следствию! Я хотел докопаться до правды! А эти две девицы врали даже под Веритасерумом!
- Вы допрашивали Анну Кайнер, когда вам ясно было сказано этого не делать?! — вышел из себя Шварц.
Геннинген, отойдя назад, неуклюже плюхнулся на подоконник и закрыл глаза маленькими пухлыми кулачками, Марта в ужасе обхватила лицо руками, а Визерхофф и Миллер поспешили оказаться у противоположной стены — настолько бушевала магия гнева вокруг обличенного властью чиновника и главы древнего чистокровного рода, чьих указаний посмели ослушаться.
- Марта, откуда лично вам было известно, что Анну Кайнер допрашивали с Веритасерумом? — спросил Шварц, уже вернув эмоции под контроль и взяв в руки папку с еще одним протоколом.
- Отто… предупредил меня, что фрейлейн Кайнер… может быть опасна, — нервно проговорила секретарша, кинув испуганный и одновременно презрительный взгляд на куратора. — Он сказал, что она может быть замешана в деле по обороту приворотных зелий, и ее допрос был построен соответствующим образом. Ей дали Веритасерум, как и другим девушкам, которых допрашивали по этому делу, и она сама сказала, что у нее в стакане Веритасерум…
- И она призналась! — добавил довольный собой Геннинген, встав с подоконника и всплеснув руками.
- Не противоречьте себе, Отто, — небрежно ответил глава Отдела образования. — Во-первых, вы сами сказали, что, якобы, и фрейлейн Миллер и фрейлейн Кайнер врали под Веритасерумом, и потому упомянутое вами признание может быть такой же ложью, — полный чиновник в бежевой мантии сразу же сник. — Во-вторых… — мужчина быстро просмотрел протокол, — Анна Кайнер не признавалась в том, что давала Амортенцию Карлу Шёнбрюнну.
- Марта, как отнеслась фрейлейн Кайнер к допросу с Веритасерумом?
- Она сказала, что Веритасерум плохого качества, и что она не будет его пить…
- Но она пила? — полуутвердительно-полувопросительно ответил Шварц.
- Да… — секретарша виновато опустила глаза. — Мы с Отто убедили ее, что, чем раньше мы начнем допрос, тем раньше закончим. Хотя я предлагала позвать господина Хаймлихманна, чтобы он проверил качество зелья. Через несколько минут ей стало плохо, и я, отчаявшись привести ее в чувство, вызвала вас.
- Где сейчас Анна Кайнер? — строго обратился Шварц ко всем присутствующим сразу.
- Я… я… не знаю!.. — наконец, выдавил из себя Геннинген. — Сюда ворвались обезумевшие студенты, одним из которых был Шёнбрюнн, и унесли ее! Она точно опоила их!
- Меня не интересуют ваши жалкие отговорки, Отто! Из-за вашей некомпетентности и своевольства может погибнуть студентка, свидетельница и просто сильная колдунья, над которой заявили покровительство сразу два чистокровных волшебника. По вашей вине! — закричал Шварц, вновь выпустив ауру гнева на проштрафившегося подчиненного. — Кто знал о том, что фрейлейн Кайнер будут допрашивать? — спросил он уже более спокойно, но по-прежнему сердито.
Неожиданно Миллер дернула руку своего друга и сделала шаг вперед. Она все еще была напугана.
- Я… я сказала Ассбьорну Фольквардссону, — выпалила она на одном дыхании, посмотрев на чиновника снизу вверх большими голубыми глазами, словно ожидала кары за свои слова.
Фольквардссон… это сильно меняет дело. Если он вырвал свою протеже из лап неназываемого Темного Лорда, то ему ничего не стоило сделать это еще раз, когда ему противостоят посредственный маг-чиновник и слабая женщина. Он подданный другого государства, и потому указания, как и авторитет немецких представителей власти ему полностью безразличны. Впрочем, Отто уже обеспечил себе долг перед Шёнбрюннами, ибо незаконно допросил с испорченным Веритасерумом магглорожденную колдунью, находящуюся под их родовым покровительством. И Отто уже не раз позволял себе неосторожные высказывания, правда, в более узких кругах…
- Фрейлейн Миллер, не могли бы вы рассказать подробнее, при каких обстоятельствах это произошло? Почему вы рассказали именно господину Фолькфардссону, а не Шёнбрюнну?
Теперь Шварц старался говорить более вежливо, с покровительственными интонациями в голосе, давая таким образом понять девушке, что на нее никто не сердится, и что ее слова будут очень важны. И даже специально сел в кресло, словно приготовившись для долгой беседы, а еще, чтобы не пугать студентку своим внушительным ростом.
- Я… просто шла по коридору, куда глаза глядят… — начала свой сбивчивый рассказ Элиза. — Я не понимала, что со мной происходит… будто потеряла контроль, — потрясла головой, словно отгоняла неприятные воспоминания. Даже сейчас она чувствовала себя предательницей оттого, что рассказала много лишнего о Карле, того, что нельзя было рассказывать, что… слишком личное… — Я знала только одно: Анне грозит опасность — и даже не задумывалась над тем, откуда я это знаю. Фолькфардссона я встретила случайно — он шел по коридору вместе со своим одноклассниками из Равенкло. Он пришел в ужас, когда увидел меня… — девушка предпочла умолчать о своем чересчур неадекватном и чрезмерно эмоциональном поведении, делавшем ее похожей на сумасшедшую. — Я сказала ему, чтобы он помог Анне. Кроме Карла, он был единственным, кто мог ей помочь… Но он повел меня в гостиную Равенкло и стал отпаивать зельями… — и снова Элиза предпочла не говорить, как она, беспомощная, едва понимающая, что творится вокруг, лежала у него на кровати в мужском общежитии, где он ее и лечил, но только опустила голову, чтобы никто не видел ее стыда. — Он сказал, что меня отравили испорченной Сывороткой правды, и потому я так ужасно себя чувствовала. И я вспомнила допрос! И… стакан воды, который дал мне господин Геннинген. Я помнила все, что я говорила, и мне было страшно осознавать, что в тот момент мой разум почти не принадлежал мне!
- Это ложь! — возразил Геннинген. — Школьники часто воображают себя гениями, что они умнее, чем взрослые!
- Но ведь господин Фолькфардссон не сразу пошел за Анной Кайнер, верно? — вновь спросил глава Отдела образования, проигнорировав выпад подчиненного.
- Он вначале долго успокаивал меня, потому что… я не могла прийти в себя… — сбивчиво, с надрывом продолжила Миллер. — Я рассказала ему про допрос, что господин Геннинген резко настроен против Анны и ищет… любые факты, которые изобличали бы ее в нехорошем свете… как будто она совершила неизвестное преступление… Ассбьорн послал за Лотаром, чтобы он пришел за мной в гостиную Равенкло… — девушка сглотнула подкатившие к горлу слезы: ей было неприятно вспоминать, что Лотар, которого она любила, не сразу ей поверил. — Затем, когда Лотар уже пришел, Фолькфардссон как-то странно забеспокоился, собрал свою аптечку и, сказав, что ему надо срочно идти, покинул гостиную.
- Спасибо, что рассказали нам, фрейлейн Миллер, — ласково ответил Шварц, покровительственно улыбнувшись, и кивнул перепуганной Элизе.
- Я же говорил, что они сговорились! — вновь воскликнул Геннинген. — Миллер даже на допросе проявила сочувствие к этой преступнице!
- Господин Геннинген, я хотел бы знать, в чем именно обвиняется Анна Кайнер, из-за чего вы допросили мою подругу с Веритасерумом в обход всех инструкций и правил, — не терпящим возражений тоном произнес молчавший до этого Визерхофф, одной рукой обняв девушку за плечи.
- Отвечайте, Отто, — также небрежно приказал Шварц.
Куратор немного помялся, прежде чем дать ответ. Было заметно, что он сводил с Кайнер, прежде всего, личные счеты, и ему стыдно признаваться, в чем именно.
- Миллер заявила, представьте себе, — с важным видом сказал Геннинген, выпятив грудь и изрядно отъеденное брюхо вперед, — что ей безразлично, что Кайнер не та, за кого себя выдает! Ее абсолютно не волнует, что в группе может быть преступница!
- Я думаю, если бы Анна Кайнер совершила действительно серьезное преступление и представляла опасность для общества, вы бы уже сказали об этом, не так ли, господин Геннинген? — не отставал гриффиндорец. — А то ходили слухи, что вы ее вызвали на допрос ночью первого сентября. В отсутствии декана. Вы не находите, что это слишком странное время для допросов, господин Геннинген?
- Я… не… — запаниковал чиновник. — Это не то, что вы подумали. Я получил очень важные сведения, и мне надо было их срочно проверить.
- Именно ночью? — скептически поинтересовался Визерхофф. — В таком случае я не удивился бы, если бы Кайнер стала защищаться.
- Откуда вам известно это, господин Визерхофф? — строго спросил Шварц.
Отто, конечно, сильно испортил дело, но обвинение в попытке изнасилования может лечь тенью как на весь их отдел, призванный заботиться об образовании юного поколения волшебников, так и на все Министерство магии в целом. И, как назло, именно в тот момент, когда появилась надежда расшатать трон под Дамблдором!
- Карл Шёнбрюнн рассказал мне как-то, что господин Геннинген вызывал Анну Кайнер на допрос в ночь с первое на второе сентября по доносу Бранау. Просто тогда я не придал значения этому факту, — отрапортовал Лотар.
Значит, Визерхофф на самом деле ничего не знает, хотя результат почти угадал.
- Господин Визерхофф, вы — наследник древнего и уважаемого чистокровного рода, и потому вам, тем более, надлежит следить за словами, — назидательным тоном произнес глава Отдела образования. — Подобные обвинения должны подтверждаться действительно весомыми доказательствами, а не простыми домыслами и гипотезами.
- Да, господин Шварц, — ответил рыжий аристократ, чуть склонив голову.
- Отто, вы отстраняетесь от работы до конца расследования. К завтрашнему утру у меня должен быть подробный рапорт, в котором должно быть написано, как и почему вы нарушили должностные инструкции. И чтобы не думали скрыть что-либо! Марта, написание рапорта вас также касается…
- Да, господин Шварц, — неуверенно ответила секретарша, мявшаяся около стола.
- Господин Визерхофф, фрейлейн Миллер, если вы встретите Анну Кайнер или Карла Шёнбрюнна, скажите им, чтобы они вместе пришли ко мне в кабинет. Можете быть свободны.
- Да, господин Шварц, — вежливо ответили студенты. — С вашего позволения, — и, отдав почтение, покинули комнату.
Что ж, это определенно хорошая идея — допросить Кайнер в присутствии Шёнбрюнна, человека, которого она уважает, в отличие от Отто, и который поручился за нее. Она просто не сможет солгать в его присутствии, зная, что он не одобрит этого, в чем Шварц был уверен. Все-таки Шёнбрюнн, как истинный патриот своей страны, будет лоялен людям, представляющим власть в ней. И у него, в отличие от Отто, уж точно получится склонить Кайнер к сотрудничеству…
* * *
Лапина так и не поняла, отчего именно она проснулась. Не было больше этих странных, сюрреалистических снов, в которых пространство и время словно исказились, а разум и тело будто отделились друг от друга и не принадлежали больше ей, где каждый вздох, каждая мысль отдавались болью. Вот смеется Геннинген и голосом театрального злодея заявляет, что он теперь все про нее знает, и ее участь уже предрешена. Он возвышается над ней, в то время как Анна чувствует себя придавленной к земле, по которой разлита какая-то грязная жижа кислотно-зеленого цвета, и едва может пошевелиться — настолько ее собственное тело ей кажется чужим и тяжелым. Вот Геннингена сменяет Снейп — его мантия и волосы гиацинтового цвета вместе с желтым лицом выглядят еще более нелепо, чем ярко-розовые одежды Геннингена, а фон за его спиной продолжает менять формы и играть психоделическими оттенками. Она сходит с ума? Снейп не смеется, но с присущим ему одному сарказмом заявляет, сколько Кайнер тупа и бесполезна, и что она не стоит потраченного на нее времени. Да, без нее всем станет намного лучше. Голос Снейпа так и сочится ядом, но в нем чувствуется какая-то гротескность, будто кто-то не очень умело пытался спародировать Мастера зелий под Оборотным зельем. Неожиданно девушка чувствует, как против воли переворачивается на спину, липкая зеленая гадость застывает на ней точно кокон. А Снейп продолжает смотреть на нее хищным, самодовольным взглядом и говорить, что теперь она может сколько угодно мечтать о чувственных ласках Фольквардссона и Шёнбрюнна… в застенках Азкабана или, еще лучше, Отдела тайн. Лапина чувствует себя раздетой и беззащитной — над ней смеются слизеринцы, и декан их только поощряет. Плевок Паркинсон попадает ей точно в лицо — слизеринцы в пурпурных мантиях с разноцветными прическами еще громче смеются, к ним присоединяются гриффиндорцы в изумрудно-зеленых мантиях, их волосы также выкрашены в самые невероятные цвета. От группы учеников отделяется высокий худой парень — или его худоба лишь результат искажения пространства в этом иномирье? Его кожа — оранжево-смуглая, и волосы — фиолетово-черные, и лишь маниакальному, хищному блеску в глазах да безумной улыбке Лапина понимает, что это Бранау. Пытается отползти, но тщетно — ее тело придавила невероятная тяжесть. Тяжелая подошва опускается ей на руку, которую пронзает нестерпимой болью — ломаются кости. Бранау, чистокровный Бранау, грубо берет ее за волосы, выпачканные в противной жиже, и топит в болоте.
- Kennen du deinen Platz, Biest! /нем. Знай свое место, тварь!/ — доносятся издалека его слова.
Лапину проносит сквозь толщу зловонной грязи и выталкивает с другой стороны. Теперь она медленно плывет по какому-то гигантскому неподвижному озеру, ее тело — снова тюрьма, и лишь неведомая сила не дает ей пойти ко дну.
- Я знал, девочка моя, что та дорога, которой ты пошла, не приведет тебя к добру… — с подчеркнуто поучительными интонациями произнес стоявший на небольшом островке Дамблдор.
Теперь он не пытался казаться добрым дедушкой, “другом физкультурников и пионеров” — напротив, его ледяные глаза зло и осуждающе смотрели на девушку, длинная белая борода ярко выделялась на фоне неожиданно черной мантии, а за спиной старика разливалось ядовито-зеленое свечение, которое, казалось, еще больше подавляло разум, вызывало желание уснуть и не проснуться.
- Я всеми силами пытался направить тебя к Свету, но, видит Мерлин, даже я не всесилен, и даже я не могу сделать выбор за тебя. Да, зря, очень зря, что человек наделен свободной волей… — разочарованно вздохнул старик. — Ради большего блага… — и взмахнул руками.
Анну закрутило в безумном водовороте, к шее словно привязали камень, который утаскивал ее все дальше на дно. Отовсюду подступали какие-то страшные твари, которые рвали ей волосы и одежду и оставляли глубокие, болезненные раны, и она была не в силах защититься от них.
- Для твоего же блага!.. — доносится вслед.
И снова ее проносит через толщу воды — теперь она связана и лежит на чем-то твердом. Небо над головой окрашено в зловещий, огненно-багряный цвет и затянуто низкими, тяжелыми облаками — садится солнце, или где-то пожар.
- Посмотри, во что ты превратилась, — говорит знакомый, но тяжелый, уставший голос, исполненный разочарования. — Да на тебя смотреть страшно! Как будто ты не моя дочь, и не я тебя водила в храм и учила заповедям Божьим!
Теперь Лапина видит возвышающуюся над ней женщину в темном, бесформенном одеянии, но с трудом узнает в ней мать — редкие, седые волосы, старая, морщинистая, бледная кожа, а из впавших глазниц смотрят безжизненные черные глаза.
- Скажи мне, когда я успела упустить тебя? Почему не заметила вовремя твоего притворства, чтобы спасти тебя от сетей дьявола?
А девушка продолжала неподвижно лежать и смотреть в небо, и разум ее поглощало чувство вины и собственной невероятной испорченности. Вспомнилось, как она постоянно, с тех пор, как в ней открылась эта потусторонняя сила, врала матери, когда та спрашивала, не хочет ли Анечка рассказать ей чего-нибудь нового, недомолвки на исповеди — ведь она не сделала ничего плохого своим колдовством. И утешала себя тем, что может нормально находиться в храме и даже причащаться, и Божья кара не настигала ее, хотя поначалу было страшно. Она старалась об этом не думать с тех пор, как попала в магический мир, как убила Хвоста — ей надо было выжить, а для этого не бояться действовать подобно своим врагам. Она перестала считать свои грехи и преступления, затолкнув мысли об этом на задворки сознания, но мать, призвавшая ее к покаянию, словно видела все черные пятна на ее жалкой душонке, если эти пятна еще можно было различить… Желание жить — не оправдание. Цель любого человека и, тем более, христианина, прожить жизнь, совершив как можно меньше грехов и как можно больше добрых дел. И если жизнь предполагает греховный образ, то… выбор очевиден…
- Пойми меня, доченька, — грустно произнесла женщина, приложив к лицу грязный платок, однако слезы так и не полились из глаз, зато на предплечьях показались уродливые струпья, — я люблю тебя, как бы мне ни было это тяжело. Я бы хотела, чтобы ты была жива, здорова и счастлива… Я буду за тебя молиться. Но… лучше бы ты умерла тогда, приняв мученический венец, чем горела в геенне огненной!..
Неожиданно лицо старухи исказила злорадная улыбка, и с силой, не присущей ее возрасту, она толкнула лодку, в которой неподвижно лежала девушка, в отверзшуюся пропасть. Стремительно, камнем она падала вниз, и бездна смыкалась над ней мраком, который то и дело освещали огненные всполохи. “Это конец”, — подумала про себя Анна, и почему-то эта мысль не отозвалась внутри нее болью. Она пыталась молиться, ибо это было единственно возможное в ее силах, но слова только тонули в аморфной и вязкой дымке.
Неожиданно падение остановилось, как будто она приземлилась на мягкую, бархатную подушку. Лодку плавно несло по подземной реке, и не было уже ни смеющихся призраков, ни свинцовой тяжести в теле — девушка почувствовала, как с нее спали оковы, но была уже слишком измотана, чтобы радоваться наступившей свободе и бороться дальше, и потому позволила убаюкивающей тьме уносить себя все дальше и дальше. Она почему-то была уверена: там ее ждет покой…
Лапина так и не поняла, когда этот странный сон прекратился, и она, наконец, открыла глаза. Она не знала, какое сейчас время суток, и где она находится — всюду царил все тот же мягкий, успокаивающий сумрак. Но вместе с сознанием и контролем над собственным телом вернулись слабость и дурнота, и желание поскорее избавиться от той гадости, которой отравлен ее организм.
… Еще раз помыть руки, умыть лицо, прополоскать рот… Лапина вытерла лицо появившимся из ниоткуда полотенцем и посмотрела в висевшее над раковиной зеркало. Бледное, осунувшееся лицо, темные круги под глазами — теперь ей можно было смело дать все ее двадцать шесть лет. Только теперь девушка обратила внимание, что из одежды на ней только блузка и юбка, в то время как мантия и корсет куда-то делись. Ногам стало холодно — она стояла босиком на каменном полу. Наконец, Анна соизволила задаться вопросом, что это за место, что с ней вообще случилось. Последнее, что она помнила, это как ей стало плохо в кабинете у Геннингена из-за испорченного Веритасерума, жуткую головную боль и шум в ушах, слабость во всем теле, за которыми последовали всполохи психоделических расцветок — видимо, к тому времени она уже потеряла сознание. Потом эти дурацкие сны с кучей призраков, и единственное, от чего не могла отрешиться Лапина, так это от видения собственной матери и ощущения собственной гадливости — она получила по заслугам и даже меньше, чем заслуживала. Ей должно быть плохо!..
1) (лат.) Неприкосновенный круг!
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 28.06.2013, 04:36 | Сообщение # 292 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Потом была убаюкивающая тьма, из которой она плавно выплыла в явь. Но что это за место, в котором она вдруг оказалась? Может быть, она продолжает спать, и происходящее — очередной сюрреалистический бред, порожденный ее больным подсознанием? Лапина оцарапала себя — было больно, на тыльной стороне ладони заалела тонкая полоска. Унитаз и раковина тоже были вполне себе материальными и осязаемыми, из белого фаянса, а белое махровое полотенце — мягким и пушистым. Да и сама она, когда проснулась, лежала не в лодке, а на диване или чем-то в этом роде, и была укрыта темным шерстяным пледом — цвета она не разглядела, ибо в помещении стоял полумрак. Место казалось знакомыми и незнакомым одновременно. Ведь она не искала уборную, а, не глядя, практически на автопилоте, вошла в первую попавшуюся дверь, за которой уже находилось то, что нужно. Скосила взгляд на стенку, где висело полотенце — ведь его там раньше не было. Не было до тех пор, пока оно не стало нужно. Нужно!.. Комната необходимости! Девушка готова была сплясать от радости сделанного ею открытия, но быстро успокоила себя, ведь радоваться на самом деле нечему, а на очевидный вопрос способен ответить кто угодно. Ага: “Спасибо, Кэп!” Далее пришлось признать, что сама она не была способна физически добраться до Комнаты необходимости, значит, ее принесли, и таких претендентов было сразу двое, что заставило Анну смутиться — вряд ли бы здоровый половозрелый парень отказался бы от возможности раздеть девушку, даже если та пребывает в состоянии безвольной куклы.
Заправила блузку и застегнула воротник, привела в порядок волосы на голове — по пути в уборную она не заметила, был ли еще кто-нибудь в комнате, но ей не хотелось предстать перед парнями неопрятной и полуголой. Комната и здесь выполнила желание Анны, снабдив ее простенькими туфлями-лодочками и обычной черной мантией без знаков отличия. Вдохнула полные легкие воздуха, открыла дверь — посередине широкой залы, свод которой поддерживали массивные восьмигранные колонны, стояли диван и кресло, ярко горел канделябр, освещая пространство вокруг. Карл и Ассбьорн уже были здесь и, судя по всему, горячо спорили.
- … С твоей стороны жестоко подвергать Анну повторному допросу — не после того, что она перенесла! — Фольквардссон поднялся с кресла, развернутого спинкой к двери, и поставил флакон из-под зелья на тумбочку. — Я сам готов ответить на все вопросы, интересующие господина Шварца, но только не заставлять Анну повторно проходить через все это!
- Я не думаю, что ты знаешь… абсолютно все… — с прищуром в глазах заметил Шёнбрюнн и медленно повернул голову. — Анна, вы уже проснулись. Как чувствуете себя? — поинтересовался он вполне искренне и доброжелательно.
- Спасибо… уже лучше, — медленно ответила девушка и, кутаясь в мантию, стала по другую сторону дивана, так, чтобы между ней и юношами было препятствие.
Только теперь она заметила, что кресло так поставлено относительно дивана, чтобы сидячий в нем мог держать за руку лежачего и вообще касаться его, не вставая. То-то она удивилась, что во время сна откинула правую руку так далеко. Наверняка это был Фольквардссон, который сам задремал, сидя с ней, а в темноте она его просто не заметила. Столь явное проявление чувств со стороны равенкловца заставило Лапину смутиться еще больше — так не должно быть, она не должна позволять себя любить. А о том, что было в Блигаардсхаллене лучше вообще не вспоминать, или притвориться, что того дня и вовсе не существовало в ее жизни.
- Анна, Карл считает, что вы должны в чем-то сознаться господину Шварцу, — нейтральным тоном произнес Ассбьорн, — и должны это сделать в самое ближайшее время. Я считаю, что вам нет в этом необходимости, и я сам могу объяснить господину Шварцу причину вашего конфликта с Геннингеном, но, вне зависимости от того, как сложатся обстоятельства, я бы хотел, чтобы вы рассказали, в чем суть этого конфликта.
- Хорошо… — покорно ответила девушка, опустив ресницы. — Я… стерла… изменила Геннингену память, потому что думала… потому что хотела, чтобы меня просто оставили в покое, — сказала она, тяжело дыша, стараясь не смотреть в глаза слушателям, потому что знала: иначе у нее не хватит сил сознаться в своем преступлении. — Я… использовала на нем легилименцию, чтобы узнать, кто на меня донес, — правильно, говорить все, как есть, без утайки. — Я… использовала на нем “Confundo”, чтобы дезориентировать его… — и медленно подняла голову.
Не рассчитывать на благосклонность и снисхождение, не отводить взгляд, не ныть — о том, как будет плохо, нужно было думать до, а не после совершения преступления. Шёнбрюнн смотрит на нее холодно, с осуждением, качает головой. Наверняка удивляется и возмущается, как это он пригрел такую змею на груди. Фольквардссон выглядит откровенно удивленным — видимо, вообще не подозревал, что могло случиться что-то подобное. А Анна продолжала стоять, опершись на спинку дивана, и смотреть прямо в глаза юношам, и позволяла странному, опустошающему холоду разливаться по венам, и чувствовала, как с каждым вздохом ей становится тяжелее дышать. Она готова… — прикрыла глаза. Она не станет сопротивляться, она должна получить, что заслужила…
- Анна, вы хотя бы понимаете, что натворили?! — воскликнул Карл, и впервые Анна увидела в его глазах нечто прохожее на страх — от былого холодного спокойствия не осталось ни следа.
- Да, понимаю, — безучастно ответила девушка, не отводя взгляда.
- Нет, не понимаете… — Карл разочарованно покачал головой. — Пусть вы всего лишь хотели защититься, но вы нарушили закон. Вторжение в чужое ментальное пространство, изменение памяти… Бюрократическая машина может повернуться таким образом, что вам не удастся избежать заключения в Нурменгард, а мы не хотели бы вас потерять…
К удивлению Лапиной, Шёнбрюнн говорил совершенно искренне, отбросив привычные маски, и в его словах угадывалась… надежда что ли. Но для чего? Даже он не сможет ничего противопоставить министерству, не говоря уже о том, что ее саму можно легко раздавить, как вошь. Ведь de-jure Анны Кайнер вообще не существует в этом мире.
- И что ты предлагаешь, Карл? — холодно поинтересовался Ассбьорн, обойдя диван и взяв Анну за плечи. — Снова пойти к вашему Шварцу?
Кайнер не сопротивлялась, словно ей было абсолютно все равно, что с ней сделают, и равенкловец находил это самым худшим вариантом их возможных. Прижал к себе девушку, проведя рукой по длинным русым прядям, и из глаз к нему на мантию полились слезы. Шш… поплачь и успокойся, все будет хорошо…
- Да… — чуть помедлив, ответил Карл: уж очень ему не нравилось, как Фольквардссон ведет себя с Анной. — Господин Шварц — умный человек, в отличие от господина Геннингена, — ты сам имел возможность убедиться в этом. И он не станет вредить Анне, ибо это невыгодно Министерству, а я не стану молчать… Однако Анна сама должна сделать шаг навстречу… Да, мы можем дать показания вместо нее, но это будут всего лишь показания третьих лиц, которыми можно пренебречь. Тем более, мы официально состоим в дружественных отношениях с Анной и оказываем ей покровительство, и потому наши показания могут быть расценены с юридической точки зрения как укрывательство, чем сделаем хуже только себе и своим семьям, и, следовательно, Анне. Но господин Шварц не сможет назвать наши словам домыслами, если Анна сама все расскажет, а мы подтвердим, как свидетели, что это правда.
Затем, провожаемый тяжелым, недоверчивым взглядом Ассбьорна, обошел диван с другой стороны и взял Анну за руку, невольно заставив повернуться к нему лицом, так что первому пришлось расслабить объятья.
- Анна, послушайте меня, пожалуйста…
Повинуясь желанию одного их находящихся в Выручай-комнате волшебников, диван развернулся, и Карл тут же усадил на него Анну и сел рядом сам, взяв девушку уже за обе руки, так что Фольквардссону не оставалось ничего более, кроме как вызвать себе кресло и сесть напротив, нацепив скептическое выражение лица.
– У вас есть все шансы остаться на свободе, но для этого вы должны помочь себе сами, — продолжал тем временем Шёнбрюнн. — Мы все знаем, что вы не хотели никому причинять зла, не хотели нарушать закон… и я уже постарался объяснить это господину Шварцу. Да, вы должны сознаться в своем поступке, но также вы должны объяснить, что вы действовали в условиях цейтнота и сильного недостатка информации. Что вы всего лишь хотели защитить себя, в то время как господин Геннинген заранее был настроен предубежденно по отношению к вам. Что он использовал в качестве повода для допроса показания Генриха фон Бранау — человека, которому следует верить в самую последнюю очередь. Что даже первый ваш допрос он проводил в нарушение инструкций и в отсутствие декана… Поймите, вы не являетесь преступницей, ваша явка с повинной, когда вы сами объясните все господину Шварцу, только докажет это.
Кайнер кивнула, так и не подняв глаза.
- Видишь ли, Карл, обстоятельства Анны намного сложнее, чем ты думаешь… — с чувством собственного превосходства заметил Ассбьорн, встав с кресла и пройдясь вдоль дивана.
От него не укрылось, как Шёнбрюнн, сузив глаза, строго посмотрел на девушку — неизвестность привлекает не так уж много людей, и Карл Шёнбрюнн не входит в их число. Недомолвки со стороны Анны могут значительно охладить их отношения. Анна, за неимением отдачи, перестанет думать о Шёнбрюнне и будет принадлежать только ему, Ассбьорну Фольквардссону, и справедливость свершится: обретенная вернется к роду магии своей, и с ней он продолжи род свой, вернув ему былую славу и могущество…
– Министерской машине ничего не стоит сделать так, чтобы Анна исчезла, какие бы смягчающие обстоятельства у нее ни были, — продолжил Фольквардссон. — А я не хочу потерять ее только потому, что она повелась на твои уговоры. И я не думаю, что ваше министерство доберется аж до Блигаардсхаллена, — и положил руки Кайнер на плечи, коснувшись основания ее лица, невольно заставив вздрогнуть.
- Ассбьорн, очевидно, ты не понимаешь, что ни Министерству в целом, ни господину Шварцу в частности не выгоден скандал с исчезновением студентки, — возразил Карл, поднявшись с дивана, вынудив тем самым Фольквардссона отступить от Анны. — Для прессы нет темы более лакомой, чем невинная жертва бюрократии и злобный, некомпетентный чиновник, злоупотребивший своим положением ради собственной выгоды. Не стоит забывать и о некоторых чересчур любопытных личностях, которые любят совать свои длинный нос в чужие дела, пространно рассуждать о добре и зле и предлагать всем лимонные дольки.
- Я не позволю вам спекулировать моей протеже в ваших министерских интригах! — воскликнул равенкловец и уже хотел, было, обойти слизеринца, чтобы приблизиться к Анне, как тот снова преградил ему путь.
- А я и не говорил, что собираюсь спекулировать… обстоятельствами Анны. Я всего лишь объяснил, почему Министерству невыгодно причинять ей вред, и уже намекнул на это господину Шварцу, — Шёнбрюнн являл собой истинное спокойствие. — И даже если этот вопрос не удастся решить на месте полюбовно, то мне ничего не стоит найти хорошего адвоката, который склонит мнение суда и общественности в сторону Анны, и мой род окажется от этого только в выигрыше, — добавил он с чувством собственного превосходства.
- Карл… — неожиданно вмешалась Анна, — Ассбьорн прав: ты не знаешь всего, — теперь пришел черед Фольквардссона гордиться собой, — и поэтому я должна рассказать тебе кое-что… Только ты лучше сядь… Нет, Ассбьорн, не надо возражать: Карл — такой же мой друг, как и ты. Да, ты был со мной в Лестранж-Холле, но именно Карл вытягивал меня из той… бездны отчаяния, в которую я раз за разом себя вгоняла… — говорила она срывающимся голосом, едва сдерживая слезы: идти против человека, которому обязана жизнью, — нелегкое дело. — Именно благодаря ему мы стали друзьями… — и посмотрела на Фольквардссона влажными нефритовыми глазами, в которых плясало пламя свечей. — Карл… — неловко потеребила край своей мантии, — дело в том, что меня не существует в этом мире: я из будущего.
- Что?! — воскликнул он, схватив девушку за плечи. — Как такое возможно?!
Даже самые мощные хроновороты позволяли переноситься лишь на несколько месяцев назад, и то большинство волшебников по возможности избегали ими пользоваться, ибо это было чревато для здоровья. Возможно, некоторые ритуалы позволяли переноситься на несколько лет во времени, но они относились к разделу запрещенных знаний, ибо, по слухам, еще ни один человек после такого не возвращался назад, и записи о них хранились в немногочисленных частных библиотеках и тайниках.
- Я сама не знаю, — ответила Кайнер и, попросив у комнаты Омут памяти, скопировала туда несколько своих воспоминаний. — Вот как это произошло…
Юноши по очереди просмотрели воспоминания (ибо Ассбьорн знал все только на словах). Оба выглядели крайне потрясенными.
- То есть… получается, это была вспышка стихийной магии? — предположил Карл.
- Да, наверное… — безучастно сказала Лапина. — Наверное, лучше пока считать так. Собственно, после этого… того, что вы видели, я пришла в безлюдный город, где натолкнулась на группу бандитов. Я была слишком слаба, чтобы оказывать серьезное сопротивление. Именно тогда меня и спас Снейп… — и отвела взгляд.
- Неужели ты думаешь, Карл, что после этого Анну оставят в покое, а не запрут где-нибудь в Нурменграрде?! — снова завелся Ассбьорн. — Разве это не очевидно, что в нее сразу вцепятся невыразимцы, чтобы исследовать феномен путешествия во времени?
- Мы вместе сделаем так, чтобы этого не случилось, — твердо заявил наследник династии зельеваров. — Я уже говорил тебе про прессу и адвокатов. Даже если Анне придется рассказать что-то о будущем, господин Шварц не сможет предпринять что-либо против нее, ибо будет обязан ей информацией.
- Ловлю тебя на слове, Карл, — парировал Фольквардссон. — Если хоть один волос упадет с головы Анны, клянусь богами, я разнесу ваше министерство и лично убью Геннингена и Шварца…
- Не думаю, что это хорошая идея, — снисходительно улыбнувшись, заметил слизеринец. — Месть древнего чистокровного и, хочу заметить, более многочисленного рода — не самое лучшее, что можно пожелать…
- Пожалуйста, не ссорьтесь!.. — поспешила вмешаться Лапина, заметив, как напрягся Фольквардссон, который явно хотел сказать что-нибудь резкое. — Если мне… — сглотнула застрявший в горле ком, — не суждено выжить… так и будет… что бы мы ни делали… Я не могу все время прятаться и причинять неприятности вам обоим… Но… знайте, за этот месяц, что мы знакомы, вы стали мне очень дороги… вы оба!..
И, неуклюже обняв обоих юношей сразу, ушла за ширму переодеваться — вещи, созданные Комнатой Необходимости, в ней же должны и остаться. Карл и Ассбьорн, поневоле оказавшиеся вместе, поспешили разойтись, как только Анна закончила их обнимать. Оба по-прежнему чувствовали себя неловко. Фольквардссон и вовсе растерялся, видя эту грустную, обреченную покорность в глазах любимой девушки: ему не хотелось принуждать ее, ибо это значило навсегда потерять даже то хрупкое доверие, что успело установиться между ними в последние дни, однако он не представлял, как иначе ее можно оттащить от ямы, которую она сама себе роет.
- Оставь ее в покое, — словно в ответ на ее мысли произнес Шёнбрюнн, положив руку ему на плечо. — Ты не в силах изменить ее… такую…
Слизеринец казался мрачнее тучи, и впервые Ассбьорн заметил сожаление на его лице. Сожаление не о том, что он фактически вынудил Анну сдаться Шварцу, но о том, что было когда-то в прошлом и что он видит теперь вновь, наблюдая за Анной. Сама же фрейлейн Кайнер появилась минут через двадцать, уже при полном параде. Мантия с изумрудно зеленым воротником и такой же расцветки галстук показывают принадлежность к факультету великого Салазара Слизерина. Надетый поверх блузки корсет идеально подчеркивает хорошо сложенную фигуру. Закинутые за спину золотистые волосы гладко причесаны и перевязаны широкой зеленой лентой на темени. Правильно: “Если что-то делаешь — делай хорошо”, а во влажных зеленых глазах отражается нездоровый, маниакальный блеск.
- Я готова…
Карл берет ее за руку, уверяя, что все будет хорошо, что господин Шварц обязательно ее выслушает, но его слова словно ударяются о глухую невидимую стену. Анна лишь послушно кивает, уставившись стеклянным взглядом в пол, после чего берет свою сумку, и первая идет к выходу из Выручай-комнаты. Жребий брошен, назад дороги нет…
* * *
Николаус фон Шварц отложил газету и посмотрел на часы — время, что он дал Шёнбрюнну, уже подходило к концу. Кайнер, где бы она ни была, не сможет сидеть там вечно, а Карл Шёнбрюнн — весьма сознательный молодой человек, и ему должно быть несложно будет девицу, что это в ее интересах сотрудничать со следствием. Впрочем, сам разговор с молодым человеком оставил весьма неприятный осадок в душе чиновника.
Ретроспектива…
Наследник династии зельеваров явился приблизительно через полчаса, после того как состоялся разговор с Отто, а также Визерхоффом и Миллер, и в самых резких интонациях высказал все, что думает о действиях куратора их группы. После чего заметил, что фрейлейн Кайнер по-прежнему очень плохо, и он не может предсказать, когда она придет в себя, ибо то количество Сыворотки Правды, причем очень плохого качества, которое заставил ее выпить Геннинген, являлось смертельным, и это просто чудо, что она до сих пор жива. Пришлось пригласить Марту и Хаймлихманна, чтобы воспроизвести дозу. Фрау Бёллер указала нужный объем, Хаймлихманн внимательно рассмотрел стакан с мутной грязно-белой жидкостью (секретарша пояснила, что точно так же качество Веритасерума проверяла Кайнер), затем достал из своего чемоданчика несколько предметных стеклышек, капнул на них пробы сыворотки, смешал с зельями из других флаконов, которые были у него с собой, посветил “Lumen” для ускорения реакции, после чего вынес вердикт. Да, Сыворотка Правды была очень плохого качества и давно испорчена, и даже половины того количества, что дали девчонке, хватило бы, чтобы вызвать очень сильное отравление и галлюцинации, так что до следующего утра, может быть, доживет.
Больше всего в тот момент Шварцу хотелось, чтобы случилось чудо, и Кайнер все-таки выжила. И дело было вовсе не в том, что два амбициозных чистокровных волшебника, заявивших над ней свое покровительство, не позволят замолчать ее смерть. Кайнер — немецкая студентка, магглорожденная, и ее смерть вскоре после беседы с немецким же чиновником можно очень просто интерпретировать, особенно если всплывет допрос с Веритасерумом. Только обвинений в издевательстве над магглорокровками им еще не хватало! К тому же, неизвестно, что успела выболтать Миллер в компании Фольквардссона и его одноклассников, находясь под действием Сыворотки Правды, а в том, что Дамблдлор не упустит ни одного шанса, чтобы в очередной раз опустить Германию в грязь лицом, сомнений не оставалось…
Марта и Хаймлихманн уже ушли, а Шёнбрюнн продолжал сидеть в кресле напротив главы Отдела образования и буравить чиновника тяжелым ледяным взглядом. Конечно, Отто умудрился сделать еще одну глупость — использовать флакон из-под зелья, изготовленного якобы в лаборатории Шёнбрюннов. Пришлось пообещать мальчишке, что Отто принесет публичное извинение его отцу и выплатит полагающуюся компенсацию за использование честного имени в корыстных целях. Мало? Ах да, пострадала Элиза Миллер, находящаяся под родовым покровительством династии зельеваров — ничего, Отто принесет извинение еще и девчонке, с него не убудет. Еще и Кайнер? Вы, очевидно, забываете, господин Шёнбрюнн, что Кайнер была вызвана на допрос не просто так (хотя Отто не имел права этого делать), как и все вы. Да, господин Шёнбрюнн, ваша фрейлейн Кайнер — вовсе не та, за кого выдает себя, и у Министерства магии к ней есть свои вопросы, так что на вашем месте я не советовал бы вам заявлять свое покровительство над ней. Кто знает, что девица могла натворить в прошлом — вы же не хотите, чтобы это легло темным пятном на репутацию вашего рода? Да и сами вы, господин Шёнбрюнн, кажется, слишком мало знаете о прошлом фрейлейн Кайнер, не так ли?
С юного зельевара наконец-то удалось сбить спесь — похоже, он действительно ничего не знал о Кайнер и просто верил ей на слово. Весьма недальновидно со стороны наследника уважаемого чистокровного рода. Шварц с чувством собственного превосходства посмотрел на призадумавшегося Шёнбрюнна, уже предвкушая, как тот определится с лояльностью — если мнением Министра и его чиновников еще можно было пренебречь, то заботиться о благополучии своего рода обязан каждый уважающий себя и чтящий традиции чистокровный волшебник. И вот мальчишка поднял глаза, но в них уже не было и следа промелькнувших на мгновение сомнений и неуверенности — напротив, его взгляд был строгий и выражающий собственное достоинство и превосходство.
- По здравом размышлении, господин Шварц… о многих вещах, касающихся Анны Кайнер, можно было догадаться… пообщавшись и понаблюдав за ней. Вы говорите, господин Шварц, что она не та, за кого выдает себя — я понял это уже на пятый день знакомства с ней.
- Тогда почему вы, господин Шёнбрюнн, не проявили гражданскую сознательность и не поделились вашими… хм… наблюдениями с сотрудниками нашего отдела? — попытался надавить на совесть Шварц.
- Я — не доносчик, господин Шварц, — так же спокойно ответил юноша, чуть свысока посмотрев на чиновника. — Я пришел к выводу, что Анна Кайнер не опасна, как считал господин Генниген, и не преследует каких-либо корыстных целей. Ее единственная цель — выжить и получить образование. И я не уверен, что другие сотрудники вашего отдела, господин Шварц, отнеслись бы к фрейлейн Кайнер с сочувствием и пониманием, а не просто как к чужеродному элементу, выпадающему из строгой и хорошо отлаженной системы. И я надеюсь, что вы, господин Шварц, отнесетесь к фрейлейн Кайнер, прежде всего, как к человеку, с уважением, и справедливо рассмотрите все ее обстоятельства. А теперь, извините, господин Шварц, мне надо проведать фрейлейн Кайнкер, — мальчишка не спрашивал разрешения, а просто ставил перед фактом. — С вашего позволения, господин Шварц, — и, отвесив положенный этикетом поклон, покинул кабинет.
Конец ретроспективы.
Стрелка часов передвинулась на одну минут вперед, и мужчина вернулся к прессе. Журналистов не пускали в Хогварс, но это не мешало детям писать письма родителям, а тем — пересказывать школьные сплетни друзьям и знакомым. Кроме того, журналистам ничто не мешает замаскироваться под школьников, а некоторые студенты-старшекурсники могли сдавать за деньги нужную информацию или сами писать статьи. Иначе как еще можно объяснить фотографии немецких студентов, сделанные явно в Хогвартсе? Перемешанные вульгарными сплетнями и донельзя искаженными фактами, они отдавали неприятным душком в сторону Лотара Визерхоффа, а через него — на немецкую политическую элиту и аристократию. Другая статья была посвящена Гермионе Грейнджер и косвенно связана с первой, изображая гриффиндорку коварной разбивательницей сердец, прячущейся под маской синего чулка. Особенно подчеркивался тот факт, что магглорожденная студентка гоняется исключительно за богатыми и знаменитыми парнями, и оба раза ее активность приходится на визит иностранцев в Хогвартс. Еще несколько статей аналогичного содержания занимали другие, более мелкие издания — видимо, “Ежедневный пророк” и “Ведомости Соединенного Королевства” за определенное вознаграждение охотно распродавали свою писанину частным лицам. Некий “Квибблер” Шварц даже читать не стал, едва увидев обложку, но решил в качестве наказание поручить его изучение Марте и Отто. Наконец, среди вороха желтой прессы обнаружилась еще пара приличных изданий.
Газету “Наши традиции”, судя по всему, выпускала местная консервативно настроенная элита — большая часть выпуска была посвящена падению нравственности в Хогвартсе, а именно как до такого докатились, что в лучшей школе Британии чуть ли не в открытую торгуют приворотным зельями. Особый акцент был сделан на одной из главных фигуранток дела — Джинни Уизли и ее статус предательницы крови, которым и объяснялись все ее неблаговидные поступки. Далее автор статьи, некая Миллисент Грей, возмущалась тем, куда смотрит общественность, ведь ходят слухи, что Гарри Поттер, национальный герой и единственный наследник рода Поттеров, помолвлен с этой самой предательницей крови, чего категорически нельзя допустить. И затем утверждала, что “при Дамблдоре и не такое возможно”, и что, начиная с 1970-го года, когда популярность Дамблдора как директора Хогвартса уже была в зените, не было практически ни одного года, чтобы не забеременел кто-нибудь из старшекурсниц. Девушек, естественно, под благовидным предлогом навсегда отпускали со школы, ведь после сдачи СОВ учиться дальше не обязательно, и далеко не все их них в последствии стали матерями. Также фрау Грей отмечала, что большинство таких нелицеприятных случаев пришлось на периоды с 1975 по 1979 годы, а также на настоящее время. Имена опрошенных женщин автор статьи предсказуемо не раскрывала, зато указывала, что все они были магглорожденными или полукровками и ничего не знали о традициях магического мира, и что несет за собой столь легкомысленный и неблаговидный поступок. Мало кто из этих женщин смог впоследствии удачно выйти замуж или найти хорошую работу. Виновником же происходящего фрау Грей в очередной раз считала директора Дамблдора, который вскоре после своего прихода на должность отменил обязательные прежде уроки магического этикета и традиций, запретил решать частные конфликты дуэлью, зато весьма активно разглагольствовал о великой магии любви, результатами которой стали более 50 матерей-одиночек, и более двадцати детей-сирот, лишенных не только отца, но и матери.
Шварц ухмыльнулся — газета, хотя и выходила маленьким тиражом, рассчитанная, по-видимому, на довольно узкую аудиторию читателей, идеально подходила нынешним планам чиновника. Беззащитные магглокровки в школе великого магглолюбца — великолепная тема как для прессы, так и для дискуссии Международной конфедерации магов. Если удастся разыскать хотя бы с десяток этих женщин и заверить их показания компетентными служащими, то под Дамблдором можно смело начинать расшатывать трон. Произошедшее же с Кайнер в прошлую субботу, в свете открывшихся фактов, станет теперь не досадной случайностью, а закономерностью.
“Вестник Образования” разочаровал волшебника. На поверку это оказалась, по большей части, рекламная газета, содержащая объявления репетиторов, готовых давать частные уроки, Мастеров, готовых взять себе учеников, советы родителям по обучению детей на дому, а также сплетни, поверхностно касающиеся образования в трех крупнейших школах магии в Европе — Хогвартсе, Бобатоне и Дурмштранге. Статья о немецких студентах, размещенная под большой фотографией этих самых студентов, сделанной, наверное, еще в августе в одном из залов британского Министерства магии, носила сдержанно-выжидательный характер. О каждом из участников эксперимента давались кратные данные касательно успеваемости и происхождения, после чего задавался вопрос, а как лучшие ученики Германии проявят себя в Хогвартсе. Также упоминались некоторые принципиальные отличия немецкой системы образования от британской, и зачастую сравнение делалось не в пользу Хогвартса. Но, рассудил глава Отдела образования, он сделал такие выводы, прежде всего, потому, что он сам немец. Англичане истолкуют эту статью в не слишком популярном журнале по-своему, и будут в своем праве. Фактов, которые можно было бы прямо или косвенно использовать против Дамблдора, эта газетенка, к сожалению, не содержала.
Наконец, раздался стук в дверь, и мужчина, оставив газеты в спальне, которая использовалась также как рабочий кабинет, перешел в гостиную и, сев за стол, заранее накрытый на четыре персоны, ответил привычным строгим голосом: “Войдите”. В комнате появилась Кайнер, которая сразу же присела в низком книксене, а за ее спиной Фольквардссон и Шёнбрюнн, которые закрыли дверь, после чего отдали положенное почтение главе древнего чистокровного рода. Шварц поприветствовал гостей и пригласил пройти к столу. От чиновника не укрылось, что девушка выглядит уже не настолько уверенной в себе, как раньше, и заметно нервничает — теперь она преступница, но не свидетельница. И ее бегающий взгляд… будто смотрит прямо, но чуть в сторону, словно боится, что кто-то сможет увидеть ее мысли. Стыдится.
- Угощайтесь, фрейлейн Кайнер, — вежливо, со снисходительными интонациями в голосе произнес Шварц, посмотрев на севшую напротив него студентку. — Здесь нет Веритасерума.
- Э… спасибо, — сбивчиво ответила Кайнер, заметив на себе осуждающий взгляд сидящего слева от нее Шёнбрюнна, уже пригубившего чай, и, чуть дернув руку, поднесла чашку к губам.
- Прежде всего, фрейлейн Кайнер, от лица нашей делегации я хотел бы принести вам извинения за неправомочные действия моего подчиненного в ваш адрес… — несмотря на слова, говорил глава Отдела образования с чувством собственного превосходства, без всякого намека на сожаление или раскаяние, только констатация факта. — Отто фон Геннинген — честный и исполнительный работник, однако его рвение бывает порой… чрезмерным.
Последнее слово чиновник произнес с заметным презрением, словно показывая свое отношение к нерадивому сотруднику, что, по его мнению, должно было вызвать доверие со стороны девицы, но та молчала. Хлопала ресницами и молчала, даже не пытаясь скрыть удивление на своем лице — очевидно, ожидала продолжения допроса, но не извинений от главы немецкой делегации.
- Господин Шварц, мы с фрёкен Кайнер принимаем ваши извинения, — горделиво ответил Фольквардссон за свою протеже, не забыв, однако, кивнуть в знак уважения к Главе Рода.
- Позвольте спросить, фрейлейн Кайнер: как вы себя чувствуете?
- Э… спасибо, уже лучше, господин Шварц, — неуверенно сказала Анна, посмотрев снизу вверх на сидящего напротив нее мужчину, словно прикидывая, чего от него следует ожидать. — Но… я думаю… я получила по заслугам.
- По заслугам? — снисходительно удивился Шварц.
Фольквардссон прикрыл глаза рукой, и только Шёнбрюнн сохранил невозмутимое выражение лица: Кайнер надо просто дать возможность выговориться.
- Но… я же… — снова опустила ресницы, набрала полные легкие воздуха, — совершила нападение на государственного чиновника… “Condundo”, легилименция, “Oblivium”…
- То есть, вы раскаиваетесь в совершенном преступлении?
- Да… — с надрывом ответила Лапина, проглотив слезы, в то время как руки ее нервно мяли салфетку, — я поняла, что поступила неправильно.
- И когда поняли это, фрейлейн Кайнер? Во время повторного допроса у Отто?
- На самом деле раньше, — девушка покачала головой, — но у меня было не так много времени задумываться об этом.
- Вы говорите не “плохо”, а “правильно”. Чем обусловлен ваш выбор слов, фрейлейн Кайнер? — поинтересовался чиновник.
- Я выбрала нелучшее средство для достижения цели, — и, не дожидаясь следующего вопроса, продолжила:
- Я просто хотела выучиться, чтобы иметь потом возможность работать… — тряхнула головой. — Но, к сожалению, я не придумала ничего лучше, кроме как заставить господина Геннингена забыть о себе… на некоторое время.
- Однако вы также указали ложные данные в личном деле и назвались чужим именем. Как вы можете объяснить это, фрейлейн Кайнер?
- Дело в том, что… я не немка…
- Русская? — снисходительно улыбнувшись, поинтересовался Шварц, в то время как девчонка широко распахнула глаза и дернулась, словно в нее запустили пробуждающим заклятьем. — Вы испытываете трудности с подбором слов и построением предложений, хотя в разговорной речи, с учетом маггловского происхождения, это является простительным для вас… — пояснил чиновник свою догадку. — Не говоря уже о том, что ваше произношение и ваша артикуляция выдают вас с головой.
- Да, господин Шварц, — Лапина кивнула, продолжив мять салфетку. — Я узнала, что в Хогвартсе будет Бранау, известный своими… расистскими наклонностями. Поэтому я не могла учиться под своим настоящим именем. Также я не могла выдать себя за англичанку, потому что… мое английское произношение еще хуже, чем немецкое. А из иностранных языков я знаю еще только латынь, и все.
- И почему вы побоялись рассказать об этом господину Геннингену?
- Господин Геннинген был с самого начала настроен… негативно… по отношению ко мне… — ответила девушка, скосив взгляд. — Он проводил допрос в отсутствие декана и сразу пытался предложить мне Веритасерум.
- Очевидно, в прошлый раз вам удалось каким-то образом отказаться от Веритасерума?
- Да, я сказала, что… господин Геннинген имеет право применить Веритасерум только в присутствии декана… и ему пришлось согласиться, потому что это правило известно всем.
- Что еще в моем подчиненном насторожило вас, что вы решились на такие отчаянные меры? — участливо спросил глава Отдела образования.
- Он был уверен, что я иностранная шпионка. И когда он понял, что я не немка… потому что я не числюсь в вашем реестре магов, он… мне показалось, он только уверился в этой мысли. А лучше меня знаете, какое наказание ждет шпионов…
- Откуда вам известно, что господин Геннинген считал вас шпионкой?
- Он… — девушка ненадолго отвела взгляд, вспоминая, — он сам сказал мне… что до него дошли слухи, что я шпионка, и потому он должен меня допросить. Его интонации были… слишком уверенными.
- Каким образом до Отто могли дойти подобные слухи, если вы ранее не были знакомы ни с кем из членов немецкой делегации? — сомневающимся тоном поинтересовался Шварц.
- На меня донес Бранау. Я узнала это с помощью… легилименции. Я использовала легилименцию, чтобы узнать, кто на меня донес, — пояснила Кайнер.
- Да, такое действительно могло быть, — поддержал свою одноклассницу Шёнбрюнн. — Фрейлейн Кайнер вызвала негативную реакцию у Генриха фон Бранау, еще когда мы ожидали распределения. Дело в том, что мы, поскольку оказались в Хогвартсе только в первый раз, добирались до замка на лодках вместе с первокурсниками. Многие из детей промокли, и фрейлейн Кайнер использовала общие согревающие и осушающие чары.
- То есть вы, фрейлейн Кайнер, продемонстрировали собственную модификацию стандартных заклинаний в присутствии большого количества свидетелей.
- Тогда я не увидела в этом ничего плохого, — уклончиво ответила девушка. — Формула заклинания довольно простая, аддитивная… и это позволило сэкономить много времени.
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 28.06.2013, 04:37 | Сообщение # 293 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - Мы познакомились с фрейлейн Кайнер в Хогвартс-экспрессе, — тем временем продолжил Карл. — Фрейлейн Кайнер ехала в Хогвартс независимо от нас, однако оказалась интересным собеседником и довольно легко вошла в нашу компанию, поэтому мы старались держаться вместе. С Бранау никто из нас не общался, и потому он был вынужден держаться в стороне, и заклинание фрейлейн Кайнер, неизвестной студентки, привлекло его внимание. Затем фрейлейн Кайнер попадает на один с ним факультет, что вызывает еще больше подозрений. В “Истории Хогвартса” написано, что дом Слизерина был завещан для чистокровных волшебников. Однако все чистокровные волшебники состоят, как правило, знают друг друга хотя бы лицо, — Шварц кивнул, — и фрейлейн Кайнер не вписывалась в этот шаблон. После распределения старосты отвели нас в гостиную, пришел декан и произнес напутственную речь, затем спросил у нас троих — я имею в виду себя, фрейлейн Кайнер и Генриха фон Бранау, какие предметы мы будет изучать. И здесь Бранау тоже могла зацепить фамилия, отражающая полное отсутствие принадлежности к благородному роду. Возможно, еще тогда он заметил ее неидеальное произношение и решил уничтожить ее с помощью бюрократической машины.
- Хорошо, господин Шёнбрюнн. Вы сделали очень ценные замечания, — медленно проговорил Николаус фон Шварц. — Однако у меня есть еще вопросы к фрейлейн Кайнер. Скажите, пожалуйста, фрейлейн Кайнер, почему вы использовали заведомо провальную легенду, которая ломается при простейших вопросах? Вы — новообретенная волшебница, и потому вы, тем более, должны знать, что Министерство магии обязано отреагировать и прислать своего человека на первый стихийный выброс магии.
- Понимаете, господин Шварц, — Кайнер покачала головой, опустив глаза, — когда случился мой первый стихийный выброс магии, со стороны наших магов вообще не было никакой реакции. Я даже вообще не знаю, если ли у нас это министерство магии, — добавила она небрежно, чем повергла присутствующих в изумление. — Я не встречалась магов вообще до того, как приехала сюда, в Англию, а это была моя первая поездка за границу. Здесь я встретила одного… волшебника… — девушка передернула плечами: она не была уверена, что выдавать Снейпа, даже после всего того, что он сделал ей, — хорошая идея; по крайней мере, выдавать сразу. — Этот волшебник рекомендовал мне поступить в Хогвартс, сразу на седьмой курс, дал мне учебники, учил немного магии сам… Прочитав книги, которые он мне дал, я узнала, что волшебники получают специальные приглашения в Хогвартс в 11 лет — о том, что магглорожденных и их родителей как-то готовят заранее, нигде не упоминалось. К сквибам относятся плохо, нередко выгоняют из семей. А я латент, поэтому я решила, что на меня никто не обратит внимания. Из книг я знала, что все чистокровные волшебники… так или иначе знакомы друг с другом, я знала слишком мало о магическом мире, поэтому мне было бесполезно выдавать себя за чистокровную или полукровку. Но я вела… довольно замкнутый образ жизни, и… мне разрешили изучать довольно ограниченный набор книг, поэтому… я оказалась знакома только с британскими стандартами.
- Тот волшебник, у которого вы жили, именно он рассказал вам о Бранау?
- Да. У него есть… э… некоторые связи.
- Он знал о вашей… легенде?
- Да, знал и одобрил ее, — Кайнер кивнула, чем вызвала снисходительную улыбку на лице Шварца. — Он также заплатил за мое обучение в Хогвартсе, потому что решил, что так будет… — передернула плечами, — дешевле и безопаснее, если я буду здесь учиться, а не жить у него в доме.
- Он брал вас под покровительство? Рассказывал ли он вам вообще о существовании такого института в магическом сообществе?
- Нет… — отрицательно покачала головой. — О покровительстве я узнала из книг. А тот волшебник не мог бы взять меня под покровительство, так как являлся полукровкой.
- Скажите, пожалуйста, фрейлейн Кайнер… Допустим, не было бы этой глупой истории с Отто, этих допросов, вы бы отучились этот год в Хогвартсе, получили аттестат об образовании. Каковы были бы ваши дальнейшие действия? — поинтересовался глава Отдела образования.
- Уеду из Англии. С учетом моего… нынешнего круга знакомств, наверное, в Германию. Постараюсь найти работу по специальности… зельеваром в аптеку или если повезет, младшим сотрудником в университет, заведу кошку, постепенно расплачусь с долгами…
- Фрейлейн Кайнер, ваши смягчающие обстоятельства мне хорошо видны и понятны, — с долей скепсиса в голосе заметил чиновник. — Отто к вам с самого начала относился предвзято, в то время как вы действовали в условиях сильного недостатка информации и хотели просто выжить, чтобы получить образование и хорошую работу в будущем. Однако мне непонятно одно: вы сами сказали, что вы первый раз за границей, и я могу смело предположить, что вы изначально ехали в Британию… — девушка кивнула в знак подтверждения. — Допустим, произошло некоторое событие, которое привело вас к знакомству с местными магами. Но, скажите, пожалуйста, почему вы не обратились в ваше маггловское посольство, если попали в беду? Почему не попытались вернуться в Россию? Вы находитесь здесь уже несколько месяцев, и собираетесь провести еще, как минимум, год, однако я не заметил, чтобы беспокоились о своих родных, — в интонациях Шварца отчетливо сквозило осуждение, — вы просто вычеркнули их из своей жизни, в то время как они наверняка за вас переживают, — девчонка виновато потупила взор. — И нет, фрейлейн Кайнер, даже не пытайтесь лгать, что якобы ваши родители умерли — вы недостаточно… предприимчивы для сироты. А вам, молодые люди, — обратился он к Шёнбрюнну и Фольквардссону, — я советовал бы десять раз подумать, прежде чем брать под покровительство магглорожденную волшебницу, которой нет дела даже до собственной семьи.
Повисло неловкое молчание. Кайнер, вздохнув, продолжила крутить чашку в руках. Фольквардссон, кинув недружелюбный взгляд на чиновника, повернулся к Кайнер, которая посмотрела на него в ответ, и во взгляде ее отражались сомнения и обреченность. Ему (Шварцу) показалось, или они действительно разговаривали без слов, используя ментальный диалог? Шёнбрюнн же, наоборот, напряженно о чем-то думал, о чем свидетельствовали сдвинутые брови и вертикальная морщинка на лбу.
- Раз вам нечего больше сказать в свое оправдание, фрейлейн Кайнер… — медленно, растягивая слова, проговорил Шварц, кинув надменный взгляд на девчонку, — я бы хотел увидеть ваши документы. Вы же не хотите сказать, что путешествуете без документов, удостоверяющих личность? — добавил он тоном скептика, заметив, как дернулась девчонка при упоминании о документах.
- Они… э… у меня в общежитии, — сбивчиво ответила Лапина.
- Хорошо, тогда мы продолжим нашу беседу позже, когда вы принесете документы, — сказал Шварц, снисходительно улыбнувшись. — Я думаю, ваши друзья не откажутся составить вам компанию.
- Э… да, господин Шварц…
Анна принялась вставать из-за стола, однако Шёнбрюнн тут же поспешил отодвинуть ей стул и подать руку. Только Фольквардссон, казалось, никуда не собирался, и лишь холодно и отрешенно посмотрел на пару.
- Идите, — сказал он, поймав вопросительный взгляд Карла. — Я хотел бы поговорить с господином Шварцем.
- Минуту, господин Фолькфардссон, — холодно произнес чиновник и скрылся в соседней комнате.
Ассбьорн остался сидеть на месте, невидящим взглядом уставившись в одну точку, после чего резко поднялся и принялся ходить по кругу, вычерчивая волшебной палочкой сложные узоры и словно определяя окружающую магию на ощупь.
- Проверяете на наличие следилок? — усмехнулся вернувшийся обратно в гостиную Шварц, увидев, как швед с сосредоточенным выражением лица изобразил замысловатый контур, который вспыхнул бледно-голубым светом и тут же погас. — Я проверяю свои апартаменты на наличие всевозможных следящих чар каждый раз, как возвращаюсь к себе. И каждый раз убеждаюсь, что изощренное любопытство Альбуса Дамблдора не знает границ… Итак, о чем вы хотели поговорить, господин Фолькфардссон? — проговорил чиновник, сев обратно за стол, на свое прежнее место. — Или, вернее, о ком?
Тон его был серьезным, но в то же время неспешным. Всем своим видом Николаус фон Шварц показывал, что полностью контролирует ситуацию и чувствует свое в ней превосходство.
- Анна Кайнер… она находится под моим покровительством, и мне важно знать, что ее раскрытие своей истинной сущности перед вами не повлечет злой участи для нее.
Фольквардссон, напротив, продолжал стоять у секретера, и холодно, с вызовом глядел на немецкого чиновника, даже не подумав убрать палочку обратно в кобуру. Он понимал, что ступил на чужую территорию, и не собирался уходить оттуда ни с чем.
- Господин Фолькфардссон, — Шварц сцепил пальцы замком, — ваша Анна Кайнер выдала себя за немку и совершила преступление против немецкого чиновника, и потому должна понести наказание. И вы это знаете не хуже меня.
- Я не спорю, что фрёкен Кайнер выбрала не самый достойный способ, чтобы решить свои… проблемы с господином Геннингеном, — ответил равенкловец, кинув небрежный взгляд в сторону камина. — Но неужели вы думаете, господин Шварц, что, если бы она, еще не имевшая на тот момент друзей и покровителей, рассказала господину Геннингену правду, то не оказалась бы на следующий день в застенках Аврората? Геннингену, который только и мечтает о любом поводе, чтобы получить вожделенное повышение по службе? — Шварц недоуменно приподнял брови. — Геннингену, который готов опуститься даже до того, чтобы верить слухам, распускаемым Бранау, лишь бы выиграть маленькое дельце и заслужить похвалу у начальства? Геннингену, который устраивает несанкционированные допросы и поит свидетелей испорченным Веритасерумом в надежде услышать то, что хочет услышать? И, смею заметить, господин Шварц, Анна Кайнер едва не умерла благодаря действиям вашего подчиненного, — однако на лице главы Отдела образования застыла лишь маска скепсиса. — Если вы не верите мне, господин Шварц, то можете расспросить вашего человека из Тайной Канцелярии, — с видом эксперта произнес Ассбьорн, — он весьма подробно расскажет вам о том, как действует на человека испорченная Сыворотка правды. И то, что вы видели во время допроса фрёкен Кайнер — это в том числе и последствия отравления. Причем, следует заметить, антидота у вашего Геннингена не было. Также я считаю, что нельзя назвать санкционированным первый допрос фрёкен Кайнер: Отто фон Геннинген проводил его без вашего на то согласия и даже уведомления, на основании доноса Генриха фон Бранау — последнего человека, которому стоит верить. Он не проверил ничего, что могло быть известно об Анне Кайнер, но уже относился к ней с предубеждением, как к преступнице. А ведь если бы господин Геннинген поступил мудрее, то Анна Кайнер по-прежнему оставалась бы независимой студенткой, приехавшей на обучение в Хогвартс независимо от вашей делегации — таков был ее изначальный план. И далее Карл Шёнбрюнн смог бы убедить ее довериться вам во время очередной инспекции. Но все пошло по другому сценарию, и в ваших силах, господин Шварц, оценить, чьей вины в этом больше… — Фольквардссон, продолжая поигрывать волшебной палочкой, переместился к камину, заставив главу Отдела образования развернуться в его сторону. — Обретенной волшебницы, которая только недавно столкнулась с миром магии, слишком враждебным для нее, и которая располагала слишком скудными знаниями об этом мире, имея лишь одну цель — тихую и мирную жизнь? Или чистокровного волшебника, располагавшего определенной властью в силу не столько своего статуса Главы Рода, а сколько своего положения в Министерстве и желавшего улучшить это положение любыми путями? Фрёкен Кайнер не случайно заметила, что магглорожденные никому не интересны: если бы она была чистокровной, за которой стоит сила Рода, стал ли бы ваш Геннинген под нее вообще копать?
- Вина моего подчиненного, которая, безусловно, велика, не отменяет преступления, которое совершила ваша фрейлейн Кайнер, — медленно проговорил Николаус фон Шварц, поднеся кончики пальцев к подбородку, все еще пребывая в глубокой задумчивости.
В суматохе последних дел, после неожиданного открытия Отто и наведения справок о Кайнер, он совсем не обратил внимания на тот маленький, но весьма досадный факт, что Отто устроил первый допрос Кайнер, не имея на то соответствующих полномочий. Он мог бы попросить студентов — членов делегации понаблюдать за ней, но не более того. И умозаключения Фольквардссона попали точно в брешь идеально выстроенной прежде системы, заставив чашу весов сместиться в его с Кайнер пользу. Ибо именно выбор Отто запустил события по тому пути, что они имели сейчас, в то время как действия Кайнер носили вынужденный характер и являлись, по сути, ответом на его ход.
- Тем не менее, господин Шварц, я думаю, вы уже поняли, чьи действия являлись первопричиной нынешних обстоятельств…
Равенкло — дом умников, будущих ученых…
- И какие же послабления вы бы хотели получить для фрейлейн Кайнер? — с чувством собственного превосходства произнес глава Отдела образования: даже поражения следует встречать с гордо поднятой головой, смотря противнику прямо в глаза…
- Прежде всего, никакой тюрьмы, изоляторов Аврората или лабораторий Тайной Канцелярии — я не позволю, чтобы обретенную волшебницу магии Блигаардов считали за низшее существо или объект для опытов…
- Иначе пойдете штурмовать Нурменгард? — Шварц позволил себе лукавую улыбку, которая стала еще шире, когда Фольквардссон уставился на него стеклянными серо-голубыми глазами, в которых читалось: неужели догадался?
- Я думаю, ваши методы, господин Шварц, были бы здесь более эффективными, — с самым серьезным выражением лица ответил Ассбьорн, когда переборол ступор. — И очень скоро вся магическая Европа узнала бы о бюрократическом произволе, творящемся в немецком Министерстве магии.
- Ваш род не настолько богат и могуществен, как прежде, чтобы устраивать такого рода интриги, господин Фолькфардссон, — с чувством собственного превосходства ответил Шварц, с губ которого не сползала лисья улыбка.
- Однако имеющихся ресурсов моего рода вполне достаточно для первоначальных вложений, — не уступал швед, — и дальше информация распространится сама собой, по механизму разветвленной цепной реакции. Ведь провалы правительства — такая популярная тема для политических дискуссий и повод для недовольства подданных. Впрочем, я думаю, господин Шварц, в отличие от вашего подчиненного, вы действительно дорожите репутацией своей страны, и справедливость для вас не пустое слово, даже если она сопряжена с выгодой…
- Вы, рискуя собственной жизнью, а, значит, и благополучием собственного рода, в одиночку отправились спасать возлюбленную из ставки одного из сильнейших магов нашего времени, и справились с этим успешно — такой талант дорого стоит, — заметил Шварц с толикой уважения и восхищения в голосе, поспешив, однако, сменить тему: его совершенно не устраивало, что какой-то юнец, пусть и наследник древнего и некогда могущественного рода ставит ему свои условия, пусть даже сам он, Николаус фон Шварц, не собирался серьезно наказывать Кайнер, во всяком случае, пока, и потому не помешало бы перехватить инициативу разговора в свои руки. — Я думаю, от вас можно многого ожидать, господин Фолькфардссон…
- Я думаю, вы уже убедились в этом, господин Шварц, — холодно ответил равенкловец, которого, казалось, нисколько не задела лесть. — Поскольку моя протеже все-таки совершила противоправный поступок, я согласен заплатить за нее положенный законом штраф, либо чтобы она отработала на ваш род либо род Шёнбрюннов — повторяю: род, а не министерство, — либо предоставила вам полезную информацию, если может таковой располагать. При этом не должны страдать интересы моего рода, а также маггловской семьи фрёкен Кайнер.
- Не могу отказать вам в разумности ваших требований, господин Фолькфардссон, — деловито проговорил глава Отдела образования. — Однако окончательное решение я вынесу только тогда, когда полностью выслушаю Анну Кайнер. Ибо моя задача как главы Отдела образования и члена Совета Магов, вынести справедливое решение относительно всех сторон, участвующих в деле.
- Я понимаю вас, господин Шварц, — сказал Ассбьорн, кивнув в знак уважения, однако в его интонациях и взгляде не чувствовалось безоговорочного согласия: понять — не значит принять, и он оставляет за собой право оспорить решение немецкого чиновника в случае несогласия. И Шварц это тоже понял, без слов, ибо Ассбьорн Фольквардссон — не тот человек, которого можно испугать или задавить авторитетом.
Разговор был окончен, и наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием пламени в камине. Юноша подошел к окну и вгляделся в ночную даль, тут и там прорезанную яркими оранжевыми огоньками, казавшимися размытыми из-за моросящего дождя, который навевал сон — роскошь, которую пока нельзя было себе позволить. Разговор со Шварцем изрядно вымотал Фольквардссона, а заодно показал его реальный уровень вести политические баталии, который, к сожалению нельзя было назвать удовлетворительным — а ведь он собирался в течение ближайших нескольких лет вернуть своему роду наследное место в Совете Магов, где, к сожалению сила магии и умение вести бой не были решающими аргументами. Неожиданно захотелось уйти как можно дальше из этого кабинета, вмиг показавшегося тесным и негостеприимным, подняться на Астрономическую башню, чтобы вдохнуть свежий ночной воздух и отпустить ненадолго постоянно сдерживаемую изнутри магию, остаться один на один со стихией. Но нужно терпеть, выдержать и выйти победителем из очередного словесного поединка. ибо уже известно, что последует после того, когда Анна принесет документы, и он не может позволить себе отдать ее в руки немецкому правительству. А даже если бы и своему — все равно не отдал бы, ибо Анна Кайнер не может принадлежать никому, кроме рода Блигаардов.
Через несколько минут раздался стук в дверь, и в комнату вошли Шёнбрюнн и Кайнер. Как положено, отдали почтение главе древнего чистокровного рода и подошли к столу, заняв прежние места. Анна была бледна, как полотно, и дрожащими руками сжимала прозрачный прямоугольный целлофановый пакетик с бумагами и парой тонких книжиц. Не похоже, чтобы слова Шёнбрюнна, переданные ей мысленно, как-то ее утешили и ободрили — Ассбьорн словно внутри себя ощущал, как гулко бьется ее сердце, разнося по телу холод, отчаяние и обреченность. Обратный отчет пошел…
- Я так полагаю, это ваши документы, фрейлейн Кайнер? — снисходительно улыбнувшись, поинтересовался Шварц.
- Д-да, — Лапина сглотнула застрявший в горле ком и дрожащими руками пододвинула к чиновнику свой загранпаспорт.
Шварц взял паспорт и принялся рассматривать его с самым скептическим выражением лица, как будто уже видел таких целую сотню. Педантично просмотрел от корки до корки, после чего вернул девушке.
- Вы ходите по тонкому льду и не в том положении сейчас, чтобы шутить, — назидательно произнес он, строго посмотрев на Анну.
- Разве я шутила? — девчонка нервно затрясла головой; было заметно, что она боялась.
- Как вы тогда объясните стоящие в паспорте даты?
- Это настоящие даты, господин Шварц. Даже если предположить… что я… — сделала вдох, — подделала документы… зачем мне усложнять себе жизнь и ставить даты, сильно несоответствующие настоящему времени?
- То есть, вы хотите сказать, что каким-то таинственным образом переместились в прошлое? — наконец, высказал свою догадку чиновник, вложив, однако, в свой голос весь имеющийся скепсис.
- Да, именно так, — с раздражением ответила Кайнер. — Именно поэтому я не беспокоюсь о своих родных, потому что… 12-летняя копия меня в это время ходит в седьмой класс средней школы и радует маму с бабушкой… послушным поведением и отличным оценками! — воскликнула она, привстав с места и опершись на стол, едва не опрокинув при этом блюдце с чашкой. — А там, в 2011-м я не знаю, кем меня считают — погибшей, пропавшей без вести… Эти маги все равно всех обливиировали! В любом случае, отсюда я ни на что не могу повлиять в том времени, — добавила девушка, устало выдохнув и сев обратно на стул.
Снова повисло неловкое молчание. Кайнер вновь принялась мять салфетку, нервно озираясь по сторонам, усиленно делая вид, что ее ничто не интересует. Шёнбрюнн не спеша пил чай и ожидал ответный ход господина Шварца, периодически кидая беглый взгляд на лежащие перед чиновником бумаги. Николаус фон Шварц просматривал загранпаспорт, анкеты, переводы документов об образовании, резюме, договоры. Фольквардссон отставил свою чашку и настороженно глядел на немецкого чиновника, готовый сделать контрвыпад в любой момент. Документы также вызывали в нем любопытство, но гораздо больше его расстраивало то, что рука Анны была слишком далеко, и до нее нельзя было дотянуться под столом. А огонь все продолжал потрескивать в камине, а тени — танцевать свой причудливый танец.
- Итак, каких магов вы имеете в виду фрейлейн… Лапина? — наконец, поинтересовался глава Отдела образования.
- Кайнер… — процедила сквозь зубы девица.
- Хорошо… фрейлейн Кайнер, — с видом великого одолжения согласился чиновник, кивнув.
- Спасибо… Я начну издалека. Я окончила химический факультет Московского государственного университета и позже работала там младшим научным сотрудником… Мой научный руководитель предложил мне поехать на стажировку в компанию “Fine Chemicals” для студентов и молодых ученых. Она начиналась 27 июня, как раз после летней сдачи экзаменов… Второго июля нам должны были объявить окончательные темы, чем мы должны будем заниматься… до этого были просто обзорные экскурсии по компании. Во время собрания стажеров на основное здание фирмы напали террористы. Как я позже узнала, уже оказавшись в прошлом, это были Пожиратели Смерти…
- Позвольте узнать, как вы это определили, фрейлейн Кайнер?
- На них были черные мантии с капюшонами и серебряные маски-черепа. И набор заклинаний… соответствующий, — девушку передернуло.
- И что происходило дальше?
- Началась паника… — Кайнер опустила ресницы, — многих убили прямо на месте. Тех, кто успел выбежать на улицу… их ждали другие маги… в цветных мантиях. Они оцепили выход плотным кольцом, что… “Скорая помощь” и полиция просто проезжали мимо. И чего-то колдовали над людьми, давали какие-то зелья. Я предположила, что это был “Oblivium”, потому что лица у людей были после этого слишком… глупыми, наверное… не знаю, как лучше описать. Потом мне пришлось убегать. Вместе со мной был сотрудник компании — он провел меня к запасному выходу. Но там нас уже ждали Пожиратели…
- Вы колдовали при нем? — поинтересовался глава Отдела образования.
- Да, — ответила девчонка таким тоном, как если бы это подразумевалось само собой, — нам нужно было как-то защищаться, а у него с собой не было оружия.
- Вы понимали, что нарушаете Статут о Секретности?
- Господин Шварц, я об этом Статуте узнала только в этом времени, когда почитала книги об обычаях магического мира, — раздраженно возразила Лапина: так всегда бывало, когда до слушателя не доходили очевидные, по ее мнению вещи. — До этого я колдовала совсем немного. При магглах. Например, с помощью “Reparo” колбу починить. Ни у кого претензий не было, спецслужбы не являлись.
- А волшебную палочку вы тоже в этом времени приобрели? — вновь спросил Шварц с самым скептическим выражением лица.
- Да, здесь, господин Шварц. В магазине у Олливандера. До попадания сюда я вообще не знала, что существуют целые магические улицы и поселки, как Хогсмид.
- Значит, беспалочковая магия… — задумчиво проговорил Шварц. — Позвольте узнать, фрейлейн Кайнер, какие заклинания без палочки вы были способны сотворить к тому времени?
- “Expellearma”… “Protego”, — принялась вспоминать Анна, — “Impedimenta”, “Seco”… Остальное я вроде бы выучила позже.
- Довольно неплохо для начального уровня, с учетом того, что вы обретенная и латент, — заметил чиновник. — Однако с ваших слов следует, что вы до той поездки в Лондон ничего не знали о магическом мире, в то время как беспалочковая магия предполагает хороший контроль своей силы. Вы не смогли бы освоить на таком уровне даже простейшие заклинания, не имея наставника.
- У меня… был наставник… — тяжело выдохнув, ответила Лапина, отведя взгляд: Йоханна Лютера ей выдавать совсем не хотелось, однако Шварц, что называется, загнал ее в “коробочку”, и потому соврать не получится, значит, надо как-нибудь обойти этот момент, чтобы он не задавал лишних вопросов. — Он видел мой первый стихийный выброс магии и объяснил, что со мной происходит.
- Он был сквибом? Вы же утверждаете, что не были знакомы с магами раньше?
- Не знаю… может быть… он не колдовал, но говорил, что обязан жизнью волшебнику, однако о подробностях я его не спрашивала. Именно он научил меня контролировать свои способности и колдовать, использую принцип воли, подкрепленной нужными словами, которые должны отражать требуемый результат. То есть, магия создается словом, которое было в начале всего сущего… Как-то так.
- Вы только что выразили базовый принцип сотворения заклинаний! — казалось, удивлению Шварца не было предела. Впрочем, Карл и Ассбьорн тоже не выглядели равнодушными.
Анна хотела заметить, что у нее был очень умный наставник, но предпочла молчание: кто знает, какие еще вопросы ей мог бы задать Шварц по этому поводу.
- Итак, фрейлейн Кайнер, возвращаясь к нашей предыдущей теме… Вы побежали к выходу, где вам пришлось защищаться с помощью магии. Как вам удалось спастись оттуда? Я думаю, вы сами понимаете, что схватка была неравная.
- Я… нас… стали обстреливать “Авадами”… Тот сотрудник… погиб, кажется… — девушка опустила глаза — ей было не легко вспоминать о событиях того злосчастного дня. — Я… мне… захотелось оказаться где-нибудь в безопасном месте, подальше от той бойни… и я почувствовала, как меня протянуло сквозь резиновый шланг и выбросило на… пустыре за незнакомым городом. Именно так я оказалась в прошлом.
- И как, позвольте узнать, вы познакомились с тем волшебником, который в результате ввел вас в магический мир?
- Я зашла в город и столкнулась с бандитами… Так получилось, что схватка происходила рядом с его домом, поэтому он пришел на шум и спас меня.
- Вы тогда тоже использовали магию?
- Да. Я была физически намного слабее их, и у меня не было с собой оружия.
- Хорошо, фрейлейн Кайнер… Не могли бы вы поделиться с нами своими воспоминаниями о том дне?
- В этом нет необходимости, — возразил Фольквардссон, поставив на стол флакон с белесой мутной субстанцией. — Фрёкен Кайнер решила подготовить нас с Карлом к этом разговору… — сидевший напротив Шёнбрюнн согласно кивнул, — и показала нам воспоминание об этом дне.
- Позвольте мне убедиться, что это действительно нужное воспоминание, господин Фолькфардссон, — медленно проговорил Шварц, вылив содержимое флакона в Омут памяти.
— Увиденное мною действительно соответствует вашим словам, фрейлейн Кайнер, — заключил чиновник несколько минут спустя, просмотрев воспоминание. — Однако я обратил внимание на то, что вы сами были в мантии, а кроме вас по улицам ходили весьма странно одетые личности. Как вы можете объяснить это?
- О, в мое время общество будет очень… терпимым, — небрежно произнесла Кайнер. — Свобода самовыражения и все такое. Металлисты, панки, готы, эмо, толкинисты… Мантии на этом фоне смотрятся вполне нормально, только э… старомодно.
- Хорошо, фрейлейн Кайнер. Скажите, пожалуйста, были ли на этой стажировке граждане Германии?
- Были, кажется, да… Один из них был Эрих Кастнер, из Ахена… я имею в виду, из университета Ахена. Другой… Петер Зорге из Берлина, кажется… Может, был еще кто-то, но я не помню, — девушка потрясла головой. — Там от каждой страны по два-три участника максимум было…
- Допустим… здесь вы говорите правду. Однако вы утверждаете, что это была ваша первая поездка за границу, в то время как у вас в паспорте есть немецкая виза, выданная в 2010-м году. Как вы можете объяснить это?
- Это?.. — Кайнер старалась придать своему голосу небрежность, однако ей не удалось скрыть разочарование. — Тогда, в Мюнхене, была международная конференция по катализу. Это должен был быть мой первый выезд за границу. Были подготовлены все необходимые документы, посланы тезисы и постер, внесен оргвзнос… Но в самый последний момент, незадолго до конференции, глава кафедры сказал, что кафедра на имеет средств на оплату… перелета и проживания еще и студентов… Поэтому я и не поехала.
- Хорошо… Фрейлейн Кайнер, а что вы можете рассказать о будущем? Какие значимые события произойдут в мире за последующие 14 лет?
- Извините, господин Шварц, но я… э… не интересуюсь политикой…
Девчонка съежилась и вжалась в спинку стула, посильнее запахнув на себе мантию. Фольквадссон кинул грозный и одновременно победоносный взгляд на Шёнбрюнна, но того, казалось, это абсолютно не беспокоило. Напротив, он поглядывал на Кайнер, скорее, с любопытством.
- К сожалению, нынешняя молодежь мало чем интересуется… — констатировал глава Отдела образования, ясно давая понять, что такое состояние общества его совершенно не устраивает, — за редкими исключениями… — и бросил короткий взгляд вначале на Шёнбрюнна, потом на Фольквардссона. — Однако вы выросли не в деревне, а в городе и наверняка смотрели этот… телевизор, — вспомнил чиновник название подходящего маггловского прибора. — Вы учились в столичном университете, где общались с разными людьми. Вы просто не можете ничего не знать.
- Но… господин Шварц… вмешательство в историю не может пройти без последствий! — наконец, нашлась с ответом Лапина. — Кто знает, к каким жертвам приведет альтернативный ход событий?! Не покажет ли он еще худший вариант событий, что был изначально?
- Или вы, наоборот, сможете кого-то спасти… — как бы между прочим заметил Шварц, осушив свою чашку. — Что маггловские ученые думают по поводу феномена путешествия во времени?
- Есть две основные точки зрения. Первая — наличная реальность неизменна, и… что бы человек ни пытался изменить в прошлом, его действия всегда приводят к изначальному варианту. В некоторых фантастических книгах и фильмах это приводит к некоторым парадоксам. Например, в “Терминаторе” главный герой, желая спасти свою мать, отправляется в прошлое вслед за убийцей и в результате становится своим отцом. Есть противоположная версия… она предполагает детерминированность будущего в зависимости от предшествующих событий. Стоит внести хоть малейшие изменения в эту последовательность, и события, ведущие к исходной реальности, схлопываются, и мы получаем альтернативный вариант истории… альтернативное будущее, где нас может вообще не существовать… Такое описано в книге Рэя Брэдбери “Эффект бабочки”, если не ошибаюсь… Там главные герои отправились в прошлое на много тысяч лет назад, чтобы посмотреть, каким был мир в то время. И по дороге наступили на бабочку. Когда они вернулись в свое время, то обнаружили, что мир изменился до неузнаваемости, что… привело их в ужас. В трилогии “Назад в будущее” главный герой путешествует и в прошлое, и в будущее, что каждый раз по-разному сказывается на благополучии его семьи. В первой части его путешествие в прошлое привело к тому, что он чуть не исчез, так как его мать… поначалу влюбилась в него, а не в его отца.
- Понятно, фрейлейн Кайнер… Однако некоторые события от нас не зависят и произойдут, хотим мы того или нет. Однако мы можем к ним подготовиться, чтобы минимизировать… негативные последствия. Кроме того… некоторые явления имеют тенденцию набирать силу со временем, и то, что нам незаметно сейчас, может приобрести угрожающие масштабы через 10-15 лет. И у вас есть шанс изменить будущее к лучшему.
Девчонка заметно колебалась, переводя бегающий взгляд с одного своего друга на другого. Шёнбрюнн кивнул, слегка улыбнувшись, как бы подбадривая. Фольквардссон, напротив, напоминал гранитную скалу. Вероятно, сомневался сам в необходимости разглашения данной информации, и потому не мог дать адекватный совет. В конце концов, Кайнер решилась и, тяжело вздохнув, рассказала о введении в 2000-м или 2001-м году (ибо путалась в датах) так называемой единой евровалюты. Затем последовал рассказ о затяжном кризисе 2007-2009 гг., который якобы начался с обвала ипотечного рынка в США и ударил по многим промышленным компаниям и банкам, чьи разорившиеся директора от безысходности кончали жизнь самоубийством. В ответ на вопрос о том, как связаны между собой эти события, девчонка объяснила, правда, весьма сбивчиво, принцип работы банковского мультипликатора (2), и что в будущем жизнь в кредит, особенно в США, станет очень популярной. А из-за того, что в мировой экономике единовременно вращается денег гораздо больше, чем существует физически, отъем некоей пороговой суммы приводит к коллапсу и, как следствие, мировому экономическому кризису, а затем все начинается заново. Какие же эти магглы глупцы! Они хотят иметь все сразу, забывая, что тогда за все сразу и надо платить. Если экономика магглов так и будет раздуваться, как мыльный пузырь, то кризисы их будут преследовать постоянно, пока пузырь окончательно не взорвется, а не просто сдуется. И, кто знает, может быть, тогда магам удастся захватить власть в свои руки… если, конечно, маги к тому времени еще будут существовать как отдельное сообщество.
2) Банковский мультипликатор — отношение общей суммы вклада к его части, остающейся неприкосновенной и не участвующей, таким образом, в банковских операциях. Фактически, банковский мультипликатор обусловливает огромное виртуальное количество денег, находящихся в экономике, сильно превышающих их физическое количество. Одновременный вывод большого количества сумм приводит к сворачиванию мультипликатора на всех уровнях и, как следствие, к коллапсу экономики.
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 28.06.2013, 04:37 | Сообщение # 294 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Далее Кайнер принялась рассказывать, как этот кризис отразиться конкретно на Европе. Как снова объяснила девчонка, целью введения евровалюты являлась конкуренция доллару, а также стабилизация валютного рынка в Европе в целом. Для того, чтобы перейти на евровалюту, нужно было привести в соответствие целый ряд экономических показателей — каких, она не знает. И, по некоторым слухам, Греция эти показатели подделала, чтобы войти в еврозону. А потом эти показатели и вовсе смягчили и стали принимать страны Восточной Европы, с их все еще нестабильной экономикой. Теперь провал в экономике одной страны сказывался на всей еврозоне в целом, ибо нельзя было допускать падение валютного курса, и дырки закрывались дополнительным кредитованием. А больше всего кризис ударил как раз по странам южной Европы (особенно Греции) и Ирландии, у которых и так был не самый высокий уровень жизни и экономические показатели. И закрывать все бреши пришлось именно Германии, в меньшей степени Франции и Скандинавии. Услышав это, Шварц едва не вышел из себя. Чтобы Германия, великая некогда держава, которая, при более умелой политике, могла бы держать под собой полмира, тянула на себе всяких сирых и убогих вроде Греции?! Чтобы ее граждане, которые и так работают в поте лица, отдавали свои кровно заработанные деньги всяким голодранцам, которые хотят хорошо жить, не желая работать для этого?! Нет, такому не бывать — никогда! И он, Николаус Цигнус фон Шварц лично приложит руку, чтобы не допустить этого…
Затем Анна поведала слушателям о массовом засилье мигрантов и прочих меньшинств, которые кричат о своих правах на каждом углу, но при этом безнаказанно попирают права коренного населения и навязывают в ряде мест свои законы. Ведь сейчас в моде толерантность, а насколько она обоснована, никого не волнует. И, как заметила Лапина, в происходящем есть вина и коренных европейцев. И нет, не в нацизме и холокосте дело, хотя о них вспоминают при каждом удобном случае. Но Франция не принимает вид побитой собаки из-за того, что у них был Наполеон, а англичане благополучно молчат о своих концлагерях в Южной Африке в начале XX века. А в том, что и сами государства, и коммерческие компании активно привлекали тех самых мигрантов в качестве дешевой рабочей силы. А потом еще программы по воссоединению семей, пособия по безработице и прочая финансовая помощь иммигрантам — кстати, тоже за счет налогов, которые платит коренное население. Как следствие, получается довольно широкая прослойка населения, которая не желает интегрироваться в местную культуру, живет, по сути, национальными анклавами и при этом считают, что им все должны. Как же, ведь есть право на самоопределение, на свободу совести и прочее, и найдется куча организаций, готовых защищать эти права для черных, цветных, голубых, женщин, животных и так далее. Когда же глава Отдела образования поинтересовался, как такое стало возможно, слизеринка с самым наглым видом заявила, что точно так же, как он, Николаус фон Шварц заставил заплатить Лотара Визерхоффа штраф в 50 галлеонов, по сути, за свое право на защиту. Чиновник поспешил тут же осечь зарвавшуюся девицу — сама находится в статусе преступницы, наказание которой не определено, de-jure вообще не существует в этом мире, та самая иммигрантка-нелегалка, и смеет ему, главе древнего чистокровного рода, занимающему третью ступень после министра магии, указывать, где он не прав! Однако, к его удивлению, на защиту девчонки стал не только Фольквардссон, который поддержал бы ее при любых обстоятельствах, но и Шёнбрюнн, который холодно заметил, что именно с таких небольших, на первый взгляд, уступок и начинается великое падение.
Шумно выдохнув, глава Отдела образования откинулся на спинку кресла. Шёнбрюнны были непростым, очень непростым, хотя и относительно молодым родом. Верные только себе, они не занимали места в Совете Мудрейших, хотя могли себе это позволить, и практически никак не заявляли о себе на политическом поприще, но при этом умудрялись удержаться на плаву с относительно незапятнанной репутацией практически при любой власти и всегда добивались своего, если это соответствовало их интересам. С наследником Визерхоффов было бы договориться гораздо проще, но им не нужна Анна Кайнер. Дипломированный специалист-химик, доктор философии — юный Шёнбрюнн, даже если не знал всего этого, определенно не продешевил, заявляя Отто, что его (Шёнбрюнна) отец приобретет хорошего сотрудника в свою лабораторию.
Налив себе еще чаю и приведя мысли в порядок, господин Шварц поинтересовался, может ли фрейлейн Кайнер рассказать что-нибудь еще о своем времени. Здесь значимые, по ее мнению, события, видимо, закончились, и потому девчонка просто рассказала, что следующим канцлером Германии станет Герхард Шрёдер от социал-демократов, а после него — Ангела Меркель от христианско-демократического союза. Во Франции Жака Ширака сменит Николя Саркози, а того — некий Олланд. Про Британию она вообще ничего не помнила, зато рассказала, что в США следующие два срока будет править Джордж Буш, а после него — Барак Обама, ставший первым черным президентом за историю Америки. Даты, Кайнер, естественно, опять не помнила и потому отделывалась фразами наподобие “начало 2000-х” или “середина 2000-х”, которые сами по себе предполагали интервал в два-три года. Спрашивать о причине смены тех или иных правительств ее также оказалось бесполезно, ибо Анна Кайнер или, как правильно, Лапина, похоже, действительно не интересовалась политикой, и если что и знала, то на уровне примитивных слухов из разряда “такой был вынужден покинуть должность из-за того, что открылась его связь с любовницей” или “потому что незаконно получал деньги”. В целом же сведения, полученные от Кайнер, являлись, безусловно, полезными, однако не представляли высокого уровня секретности и потому, при правильной и, главное, своевременной подаче, их можно было использовать в работе. Ибо какая польза от послезнания, если его нельзя пустить в оборот?
- Итак, фрейлейн Кайнер, прежде чем перейти к заключительной части нашей беседы, я бы хотел спросить… — медленно проговорил Шварц, сделав глоток чая, — знает ли кто-нибудь еще в Хогвартсе, кроме присутствующих в этой комнате, о вашем истинном происхождении?
Девчонка вздрогнула, вытаращив свои зеленые глазищи и вцепившись в подлокотники — очевидно, вопрос попал прямо в яблочко. Задумалась ли она вообще о последствиях того, кому и что говорит?
- Да, — мрачно кивнула Кайнер, — это… мой декан, Северус Снейп.
- Профессор Снейп подчиняется директору Дамблдору, — резонно заметил глава Отдела образования. — Это по его приказу он отвел вас к Темному Лорду, верно?
Анна дернулась, как от удара плетью, широко распахнув глаза, в которых так и отражалась паника. “Он знает!..” Сзади подошел Фольквардссон и положил ей руки на плечи, отчего Кайнер подозрительно быстро успокоилась, и кинул грозный взгляд на сидящего напротив чиновника. Наклонился и, едва касаясь губами ее волос, прошептал ей что-то на ухо, но девица словно не слышала его, только мрачно глядела на него, Николауса фон Шварца. Наконец, Фольквардссон оставил ее и вернулся на свое место, а Кайнер тяжело кивнула и лишь потом ответила вслух:
- Да, я так думаю…
- Тогда откуда вы можете быть уверены, что эта информация не попала сразу же к Дамблдору?
- Я знаю… если бы Дамблдор уже владел этой информацией, он уже ею бы пользовался, а я… вряд ли бы… говорила сейчас с вами, — отрывисто, едва сдерживая слезы, проговорила девушка, вертя чашку в руках.
- Северус Снейп не похож на бескорыстного человека, — с видом эксперта заявил Шварц, скрестив руки на груди.
- Я понимаю это… но… его не интересовала информация о мире… я имею в виду, маггловском мире, — девушка подняла глаза. — Профессора Снейпа заинтересовало только мое перемещение во времени… потому что там была задействована магия. Он знает больше, намного больше меня об этом мире… я имею в виду мир магии, — Шварц кивнул, показывая, что понимает. — Я думаю, ему этого хватило, чтобы построить какие-нибудь гипотезы… В остальном же… он считал мои навыки удовлетворительными, чтобы поручать мне приготовление достаточно сложных зелий… Другие ученики на отработках обычно вынуждены чистить котлы без магии…
- Однако сия участь не миновала и вас, — заметил чиновник, слегка улыбнувшись.
- Это была всего лишь месть за мою выходку на уроке… — устало ответила Лапина.
- В таком случае предлагаю окончательно определиться с вашей легендой, по крайней мере, до тех пор, пока ваше наказание не будет определено…
Анна мрачно кивнула в ответ. Как уже объяснил Карл, согласно закону, окончательное решение должен вынести суд при Совете Магов, однако незначительные дела наподобие урегулирования разного рода частных конфликтов отдаются, как правило, в ведение Главы Рода или ведомства, на чьей подответственной территории произошел конфликт. И потому господин Шварц может сам определить подходящее взыскание, которое, естественно, не будет противоречить закону, но, поскольку один из участников конфликта — крупный министерский чиновник, дело будет оглашено на ближайшем отчете Отдела образования. И, поспешил заверить Шёнбрюнн свою одноклассницу, поведение самой Анны Кайнер там будут обсуждать по минимуму, ибо она лицо частное, к политике отношения не имеющее, и ее ошибки ударят, прежде всего, по ней самой, в отличие от Отто фон Геннингена, чьи промахи на новой должности уже имеют неприятные последствия.
- Как вы уже верно заметили, фрейлейн Кайнер, ваша изначальная легенда полностью соответствует британским стереотипам, и потому не должна вызывать вопросов у здешних учеников… — принялся рассуждать глава Отдела образования. — Кроме того, поскольку вы студентка иностранная, ваши данные никто не станет проверять в принципе. Не проверяли бы и мы, если бы вы не представились немкой, — мужчина позволил себе легкую, снисходительную улыбку. — Поэтому при общении с учителями и учениками Хогвартса я предлагаю вам пользоваться вашей старой легендой. Что касается немецких студентов… Господин Шёнбрюнн, владеет ли фрейлейн Миллер, другая ваша протеже, навыками окклюменции?
- Разумеется, господин Шварц, — ответил Карл с чувством собственного достоинства.
Будучи наследным легилиментом, он сам учил Элизу окклюменции, хотя не мог не признать, что ему немало помогал в этом отец.
- Тогда, фрейлейн Кайнер, политика честности здесь будет самой актуальной, и прочим немецким студентам, кроме Генриха фон Бранау, разумеется, вам лучше сказать правду, не вдаваясь в подробности. Сведения, полученные от вас, без сомнения ценны, однако они носят общий характер, и вы можете рассказать их господину Визерхоффу и фрейлейн Миллер, если им станет любопытно. Однако я не хотел бы, чтобы эти следования просочились за пределы немецкой группы, и, я думаю, вы понимаете, разумность этих требований. Вас это тоже касается, господин Шёнбрюнн, господин Фолькфардссон, как и господина Визерхоффу и фрейлейн Миллер, до которых я настоятельно рекомендую донести это требование.
- Да, господин Шварц, — ответил за всех наследник династии зельеваров.
- Кроме того, завтра, в десять часов утра, состоится собрание немецких студентов, на котором вы и расскажете о себе прочим членам нашей группы. Вы, господин Фолькфардссон, тоже можете прийти на правах мага-протектора…
Анна поежилась: она не любила выступать перед аудиторией, тем более, рассказывать такое… Это же почти как публичное раздевание! И она не была уверена, что ей будет легче, чем той же Элизе, которую пришлось отрабатывать аналогичную повинность перед всем Хаффлпаффом (как же, новый член коллектива, о котором нужно непременно все знать) только потому, что ее будет слушать меньше человек.
- Я думаю, вам не стоит подвергать фрёкен Кайнер такому испытанию, господин Шварц, — угрожающе прошипел Ассбьорн.
- Поддерживаю, — заявил в свою очередь Карл. — Фрейлейн Кайнер не дружна ни с Лотаром, ни с Элизой, и потому не имеет… естественных мотивов, чтобы раскрываться перед ними. Я думаю, вам следует представить ее как русскую студентку, вынужденно присоединившуюся к нашей группе, которая скрыла свое происхождение из-за Бранау. Это ни у кого не должно вызвать вопросы.
- В вашем предложении есть разумное зерно, — медленно проговорил Шварц с таким видом, будто умозаключения Шёнбрюнна представляли собой элементарнейшие вещи. — Это даже облегчает нам задачу. Фрейлейн Кайнер будет представлена, а после собрания вы сможете задать ей интересующие вопросы. Я думаю, хотя бы на вопросы вы ответить сможете, фрейлейн Кайнер.
- Думаю, да, — без всякого энтузиазма ответила Лапина. — А теперь, господин Шварц, верните мне, пожалуйста, мои документы.
- Мы приложим их к вашему личному делу. Пока они все равно вам не нужны и представляют собой только архивную ценность, — канцелярским тоном возразил чиновник.
- Это же мои документы! — воскликнула Лапина. — А если я так же неожиданно перемещусь обратно в свое время?! Они мне будут нужны!
- Господин Шварц, к сожалению, моя протеже приняла не самое лучшее решение, выдав себя за немку… — медленно процедил Фольквардссон, доставая волшебную палочку из наручной кобуры, — и потому я вынужден сотрудничать с вами. А потому я предлагаю вам… по-хорошему… сделать копии, которые вы и приложите к личному делу, а оригиналы — отдать фрёкен Кайнер.
Слова бывшего дурмстранговца падали, словно молот на наковальню, а презрительный ледяной взгляд вкупе с взведенным орудием не оставляли сомнений в том, что мальчишка исполнит свою угрозу, как только почувствует опасность для своей протеже. Боги! До чего же пошла невежливая и неуправляемая молодежь!.. Девчонка тяжело дышит и буравит его далеко не самым дружелюбным взглядом, и вокруг нее ощутимо колышется воздух — только стихийной вспышки магии ему не хватало! Шёнбрюнн, судя по всему, тоже был солидарен с друзьями, но сохранял молчание — видимо, придумывал наиболее удачную фразу.
- Видите ли, фрейлейн Кайнер… — таки нашелся с ответом чиновник, — естественно, мы бы вернули вам ваши документы, но позже, когда ваше личное дело будет… составлено заново… с учетом открывшихся сведений. Но, раз вы не доверяете нам… в таком случае, сделайте все копии самостоятельно и принесите к завтрашнему собранию студентов. Это сэкономит нам время… — и передал девушке ее целлофановый пакет, в который уже были обратно уложены загранпаспорт, переводы дипломов и резюме.
- Да, господин Шварц, — девчонка согласно кивнула, взяв пакет обеими руками.
- Кроме того, заполните еще вот эти бумаги, — достал из секретера несколько пустых бланков, — и приложите их к вашим копиям. За консультациями обращайтесь к господину Шёнбрюнну. А теперь свободны. Все трое!
Студенты, отдав положенное почтение, поспешили покинуть комнату. Николаус фон Шварц вызвал школьного эльфа, поручив тому вымыть посуду и расставить все по местам, после чего поудобнее устроился на диване у камина, с бокалом красного вина в одной руке и газетой — в другой. Пожалуй, это собеседование вымотало его намного больше, чем Кайнер, намного больше, чем он рассчитывал, и теперь ему требовался отдых: завтра будет не менее трудный день…
Всю дорогу, что они шли от крыла, где располагались личные комнаты членов делегации, до развилки, где им надлежало разделиться, Ассбьорн продолжал костерить на все лады Николауса фон Шварца, его цинизм и чувство собственной важности, как он оценивает всех людей исключительно с точки зрения полезности и собственной выгоды, не взирая на их чувства и желания. Карл просто дал выговориться своему однокурснику, после чего заметил, что господин Шварц — прежде всего политик. И, подобно тому, как Глава Рода можете пренебречь волей отдельных своих домочадцев, если считает то или иное решение полезным для своего рода, так и политик вынужден жертвовать интересами порой целых групп людей во благо государства. И, надо отдать господину Шварцу должное, он всегда стремится действовать по совести и до мельчайших деталей исследует обстоятельства, прежде чем вынести окончательное решение. Был бы господин Шварц таким циничным, как утверждают некоторые, разве стал бы он лично беседовать с Анной и узнавать ее собственные мотивы? И вообще, с тех пор, как Николаус фон Шварц стал заведовать Отделом образования, качество последнего заметно улучшилось. Именно он был одним из первых, кто всерьез озаботился проблемой интеграции магглорожденных в магическое сообщество, и был одним из первых, кто предложил эффективные пути ее решения. И что если бы не господин Шварц, то немецкие магические школы превратились бы в подобие Хогвартса при Дамблдоре или Дурмстранга при Хиотиляйнене, ибо в 1980-м году, на волне резкого возвышения Темного Лорда в Британии и боязни повторной волны нацизма в Германии, к власти пришла промаггловская партия, после правления которой стране пришлось иметь дело с целым поколением Гермион Грейджер. То есть выскочек, себя всегда и во всем мнящих самыми первыми, не признающих институт покровительства, и стремящихся, во что бы то ни стало, изменить “этот старый, косный, погрязший в предрассудках мир”. И да, идеи насильно дать эльфам свободу и волшебные палочки или сделать образование общедоступным (иными словами, убрать из программы те предметы, которые не в состоянии освоить на практическом уровне большинство магглорожденных, ведь все должны быть равны) звучат далеко не в первый раз. На это разом помрачневший Фольквардссон не сразу нашел, что ответить, ибо с Дурмстрангом Шёнбрюнн попал абсолютно в точку, однако заметил, что Шварц мог бы не пугать так Анну с документами, а также не затягивать с вынесением решения — это то же самое, что осудить человека, но не сказать, к чему он приговорен и когда этот приговор будет исполнен. Карл согласился насчет ситуации с документами, однако тут же поспешил объяснить, что господин Шварц должен также получить подробный отчет от господина Геннингена и фрау Бёллер, потому что не может вынести решение на основании показаний одной лишь Анны, оно будет необъективным. А еще в субботу состоится педсовет, на котором будут присутствовать также господа попечители, ибо господин Шварц, по слухам, хочет заменить сразу двух или трех преподавателей. И к этому педсовету тоже надо, как следует, подготовиться. Под конец в разговор вмешалась молчавшая до этого Кайнер, отметив, что, “хотя господин Шварц довольно жесткий человек, он, тем не менее, очень мягко с ней обошелся с учетом того, кто она”. И что он наверняка знал об этом еще до того, как прибыл с инспекцией в Хогвартс, но не арестовал ее немедленно. Значит, не считал ее такой уж опасной преступницей.
Так, за спорами, молодые люди постепенно дошли до места, где их пути должны были разделиться. Широкая лестница, спускающаяся ломаной спиралью вниз, вела в слизеринские подземелья, а готическая галерея, отходящая направо, — в Западное крыло, где располагалось общежитие Равенкло. Мимо проплыл призрак толстого монаха под руку с такой же призрачной волшебницей в длинном широком плаще и рогатом чепце, с которого ниспадала полупрозрачная вуаль, и мягко напомнил студентам о том, что уже поздно, и каждому пора идти в свой дом.
- Да, уже действительно поздно… — виновато произнесла Лапина, облокотившись на перила. — Когда мы уходили от господина Шварца, было почти десять.
Она еще несколько минут назад заметила, что они пришли, но не стала напоминать о времени. С одной стороны, ей хотелось дослушать, какие аргументы каждый из парней приведет в пользу своей точки зрения (а к умным речам, особенно если она могла вынести из этого много нового или полезного для себя, Анна всегда питала слабость); с другой — внести в разговор и свою лепту.
- Отбой в одиннадцать. Мы еще успеем сходить в нашу гостиную, — с умным видом заявил Ассбьорн, беря Анну за руку.
- В одиннадцать Анна должна находиться уже в общежитии Слизерина, — возразил Карл, скрестив руки на груди. — К тому же, господин Шварц дал ей работу к завтрашнему утру. А я думаю, ты не хочешь, чтобы у Анны были проблемы из-за не в меру любопытных воронят.
- Тем не менее, я провожу Анну до гостиной Слизерина, — не терпящим возражений тоном заключил Фольквардссон. На том и порешили.
В общей гостиной змеиного факультета сидело мало людей, в основном старшекурсников. Шёнбрюнн холодно поздоровался с теми из слизеринцев, кто поддерживал общение. Те не менее холодно здоровались с ним. Паркинсон, увидев самую ненавистную грязнокровку, даже более ненавистную, чем Грейнджер, демонстративно поморщила носик, заявив, что здесь стало дурно пахнуть, и, соскочив с колен Малфоя, направилась в женские спальник. Драко, рассудив, что ему больше нечего здесь делать, тоже пошел к себе. Он уже достаточно хорошо усвоил преподанный ему урок, чтобы не пытаться больше задевать грязнокровку, особенно если та была не одна.
Забини, читавший ранее “Ведьмополитен”, поинтересовался, бросив игривый взгляд на Кайнер, насколько весело провел Шёнбрюнн время со своей подружкой, за что тут же был приставлен к стенке и предупрежден, что, еще один подобный грязный намек в адрес фрейлейн Кайнер или еще кого-то из девушек, и некто Блейз Забини не просто не сможет продолжить свой род, но даже и думать о таких вещах. Мулат, испугавшись до дрожи в коленках, поспешил прикрыть самое ценное, что есть у мужчины, руками и так же по стенке отполз от странной парочки, ибо угрозу со стороны наследника династии зельеваров нельзя воспринимать как шутку. Кто знает, может, с ним сговорились рода, чьих дочерей он поспешил испортить? Нет, он, конечно, придумает свою очень хитрую месть, ибо чья мать еще успела пережить семерых мужей, получив от каждого огромное наследство, и не попасть ни под чьи подозрения, но лучше пока не попадаться — нет, нет. И поспешил присоединиться к Малфою на пути в царство Морфея.
Нотт, сидевший до этого на диване у камина со старшей из сестер Гринграсс, на правах старосты поинтересовался, где это “Шёнбрюнн пропадал со своей Кайнер, что не соизволил посетить ужин вместе со всем факультетом”, на что Карл с надменным видом ответил, что они находились у господина Шварца, а остальное наследнику рода Ноттов знать необязательно. Теодору не оставалось ничего больше, кроме как согласиться и вернуться к беседе с Дафной. Сегодняшний день и так отметился тем, что немцы, по слухам, срывали своих же студентов с коллоквиумов. Значит, случилось нечто важное, и это важное связано как-то с Шёнбрюнном и его грязнокровой подружкой. Неужели узнали о похищении Кайнер в прошлую субботу и теперь роют землю носом? От мрачных мыслей старосту Слизерина отвлекла Дафна, с обеспокоенным взглядом коснувшаяся его щеки, и юноше пришлось вернуться к прерванной светской беседе.
Карл и Анна прошли тем временем в соседнюю комнату, предназначенную для выполнения домашних заданий. Заняли неприметный столик между двумя книжными шкафами, разложили учебники и тетради — они уже имели репутацию слизеринских ботаников, и потому любой, кто видел бы их в этот вечер в общих комнатах змеиного факультета, сказал бы, что они просто учили домашнее задание. Очевидно, именно так и подумали близняшки Флора и Гестия Уотерс, учившиеся на шестом курсе, а, поскольку слизеринцы должны помогать друг другу, то пришлось потратить еще целый час на то, чтобы помочь девочкам подготовиться к коллоквиуму по зельеварению, который профессор Снейп назначил на завтрашнее утро. В обмен благодарные сестрички принесли пирожные и холодный чай, которые еще раньше забрали с собой из Большого зала и, пожелав доброй ночи, отправились спать. Больше “немцев” никто не докучал различными просьбами или дурацкими вопросами, так что они смогли, наконец-то, приступить к заданию господина Шварца. Карл предложил Анне приступить к заполнению анкет, а сам взял на себя копирование документов, чтобы сэкономить время им обоим. Лапина устало согласилась — она и так практически вывернула наизнанку душу, чтобы теперь беспокоиться о том, что Шёнбрюнн узнает какие-нибудь мелкие детали ее биографии.
… Время приближалось к полуночи. Карл, который раньше справился со своей частью работы, принялся развлекать Анну рассказами о том, что это стандартная процедура при регистрации первых всплесков магии у обретенных волшебников. Часть таких бумаг заполняют обычно родители ребенка, часть — прибывший на место министерский чиновник. Анкета прикрепляется к личному делу волшебника и следует за ним всю оставшуюся жизнь, и туда постепенно заносятся данные об образовании, профессии, семейном положении и так далее. После Карл заметил, что у господина Шварца эти бумаги будут в полной сохранности, и их не увидит никто посторонний. И что господина Шварца не надо бояться, но надо уважать — он действительно строгий, но справедливый, в отличие от профессора МакГонагалл. И потому Анне не стоит опасаться слишком строго наказания за свой проступок — скорее всего, это будет штраф, который они с Ассбьорном легко смогут заплатить. Все это юноша говорил не столько для того, чтобы поддержать свою одноклассницу, но чтобы не уснуть самому. Лапина же послушно кивала и медленно, аккуратно заполняла нужные графы — вряд ли господин Шварц обрадуется, увидев ошибки и исправления в бланках.
Наконец, с нудной писаниной было покончено, и Карл традиционно проводил Анну до лестницы в девичьи спальни, и снова где-то в душе засело звенящее чувство опасности, как тогда в субботу, но во много раз усиленное, будто опасность где-то совсем рядом. Карл поцеловал ей руку, но она даже не почувствовала этого — настолько ее телом завладел страх, а кулон на груди подозрительно похолодел, стоило взглянуть на дверь. Попросила подождать у лестницы — вход юношам в женские спальни был заказан — а сама стала медленно подниматься вверх, по пути сотворяя заклинания открытия спрятанного…
Вернулась Кайнер минут через двадцать, бледная, как полотно, дрожащая, как осиновый лист. Через плечо перекинуто одеяло, в руках — сумка, еще более тяжелая, чем прежде, и волшебная палочка, которую девушка так и не убрала в кобуру. Шёнбрюнн снял ее с предпоследней ступеньки, и она сразу же вцепилась ему в спину, выронив все, что держала в руках.
- Я не пойду туда! Нет! Не останусь там!..
Чужие руки бережно уложили ее на диван, чужие губы легко коснулись ее собственных.
- Нет, не останешься. Потому что я буду рядом с тобой, — твердо произнес Карл, держа ее за руки, и впервые, в его гордом, возвышенном взгляде Анна заметила страсть.
Молча наблюдала она за тем, как он встал с дивана и, призвав ее вещи, принялся возводить сложную магическую защиту. Это было поистине захватывающее зрелище! Но, в конце концов, тоже поднялась с дивана и сняла мантию, чтобы та не помялась, ибо выучить несколько полезных бытовых заклинаний ей все время было недосуг. Вскоре на столе оказались галстук и головная повязка, а пальцы принялись медленно расстегивать корсет. Девушка испытывала немалое волнение, но вовсе не из-за чувства опасности, притаившейся где-то рядом, и только задержала дыхание, когда чужие, но такие желанные ладони опустились ей на грудь и, чуть задержавшись там, пошли вниз, и чужие пальцы расстегивали оставшиеся крючки и, вконец, сняли ставший ненужным корсет. Анна развернулась, и Карл накрыл ее губы своими, нежно и аккуратно, без всяких слюней и причмокиваний, как можно было ожидать у неопытного подростка. Выдохнул и посмотрел сверху вниз на девушку — ее нефритово-зеленые глаза были затуманены страстью, чуть приоткрытый рот слабо хватал воздух; казалось, она вообще не понимала, что происходит с ней. Потянулась на цыпочках и ответила на поцелуй, углубив его, и зарылась пальцами в мягкие каштановые кудри. Чужие руки принялись жадно ласкать ее спину, словно стремились запомнить каждую черточку, каждый изгиб, пока не подхватили резко вверх и затем, уже более бережно, опустили на стоящий рядом диван.
Вздох, другой… с плеч Шёнбрюнна исчезла мантия, а выпущенная из брюк рубашка расстегнута наполовину. Руки Кайнер рассеянно блуждали по его торсу, притягивая к себе, ее тело выгибалось навстречу его ласкам, плавилось, как воск… Он ожидал, что это будет… приятно, но не предполагал, что так сильно. Губы снова слились в поцелуе, пальцы Анны коснулись ремня у него на брюках. Она хотела его, она была готова отдаться ему вся, без остатка, и он хотел ее не меньше… Взял ее руку в свою и переложил к себе на бедро — девушка вздрогнула, почувствовав его желание.
- Не здесь… и не сейчас… — чуть слышно прошептал Карл, который никогда не позволял эмоциям полностью брать над собой контроль.
Хотел бы он, чтобы Анна Кайнер, нет, Лапина, стала тем человеком, с кем он согласился бы провести оставшуюся жизнь? Наверное… да… После недавних минут блаженства подобный ответ казался юноше более, чем очевидным. Но, чтобы он смог осуществить задуманное, родители должны, как минимум, одобрить его выбор, а потому не стоит пока торопиться со своими желаниями. К тому же, он не хотел, чтобы из-за их сумбурных и необдуманных действий сейчас у Анны были проблемы в будущем, ибо древним обычаям безразлично, что эта девушка готова была отдать свою жизнь ради него, не говоря уже о чести.
Анна послушно кивнула — лишенная большей части одежды, давшая волю своим чувствам, которые до этого словно держала в кандалах, она казалась весьма соблазнительной. Провел ладонью по круглой упругой груди, скрытой под тонкой кружевной материей, заставив девушку лениво выгнуться себе навстречу, поцеловал чуть приоткрытый рот.
- Спи, — ласково сказал он, накручивая на палец прядь длинных русых волос, — завтра будет долгий день… — и снова поцеловав Лапину в губы, чем вызвал блаженную улыбку на ее лице, накрыл обоих одеялом.
Уже засыпая в объятиях Карла, впервые за долгие годы, Анна почувствовала себя счастливой…
Утро, как обычно, наступило слишком быстро и слишком не вовремя. Рассеялась чудесная золотистая дымка, мягкая и теплая, умиротворяющая, уступив холодному, зеленоватому полумраку подземелий. Карл, ранее обнимавший ее, превратился в кокон из одеяла, а сам юноша почему-то возвышался над ней, его белоснежная рубашка заметно выделялась на темном фоне комнаты.
- Пора вставать, соня, — ласково, но, в то же время, требовательно произнес он и потеребил девушку за плечо.
Лапину всегда удивляла способность Карла вставать вовремя, именно тогда, когда нужно, а ведь он ложился спать далеко не рано.
- Мм… — девушка лениво потянулась: так не хотелось вылазить из-под тонкого, но все-таки теплого одеяла.
Следующая попытка, наконец, увенчалась успехом, и Анна таки поднялась и откинула от себя одеяло, как ее тут же взял озноб. Почему она никогда раньше не замечала, что в подземельях настолько холодно? Кожа вмиг покрылась гусиной сеткой. Почему до пояса она почти раздета? Однако в этот раз память не подвела и услужливо подкинула некоторые события прошлого вечера, воспоминания о которых вызвали смущение на лице у девушки. Шёнбрюнна, как всегда, спокойного и невозмутимого, это, казалось, только позабавило. Улыбнулся уголками губ, пожелав Анне доброго утра, и передал ее рубашку, на которую были наложены согревающие чары.
Как объяснил Карл, пока они оба приводили себя в порядок (небольшие фонтаны в стенных нишах и зеркала, которыми была в достаточной мере снабжена гостиная Слизерина, оказались весьма кстати), было бы очень нехорошо, если бы кто-то из учеников или, не дай Бог, Снейп, решил заглянуть с утра пораньше в комнату для выполнения домашних заданий. Не то, чтобы они занимались чем-то предосудительным, но люди могут подумать всякое, а врагов, особенно у Анны, и так хватает. И Анна снова послушно кивала, ибо находила аргументы своего одноклассника вполне разумными, и продолжала расчесывать шевелюру Карла (благо, у нее в сумке была с собой расческа), которая на счастье оказалась очень податливой. Попробовала завязать ему галстук, что получилось вполне сносно, с учетом того, что всем ученикам Хогвартса без исключения полагалось носить галстуки. При этом сама ситуация казалась девушке донельзя комичной, прямо семейная идиллия на тему “жена собирает мужа на работу”, а в голове так и роились глупые мысли, что якобы они хорошо смотрятся вместе. Однако в последнем, Шёнбрюнн ее, кажется, и вовсе не собирался разубеждать, но только лишь крепче прижал к себе, кинув удовлетворенный взгляд на отражение в ростовом зеркале, после чего предложил прогуляться — до завтрака было еще много времени.
Утро выдалось солнечным и почти безветренным. Лениво проплывали облака по нежно-голубому, будто бы прозрачному небу. Солнце, уже растерявшее остатки тепла, но по-прежнему ласковое, осветило золотистыми бликами верхушки деревьев и башни древнего замка, заискрилось на зеркальной глади Черного озера, заставив обленившегося гигантского кальмара подняться к поверхности. Роса еще не успела сойти, и воздух был наполнен пряными ароматами осенних трав. Но главное — это голоса тысяч, сотен и тысяч птиц, пробудившихся, чтобы встретить рассвет, и теперь радовавшихся новому дню.
Анна буквально вдыхала в себя это утро, пропускала его через себя. Она не помнила, когда еще созерцание голубого неба или пение птиц доставляли ей такую простую и тихую радость, приносили в душу умиротворение и гармонию. Наконец-то ей не нужно было никуда спешить, не думать о проблемах, а просто жить и радоваться жизни. Карл подвел ее к росшему на берегу золотисто-багряному клену, под которым любил раньше сидеть с друзьями. Его рука покоилась у нее на талии, он смотрел на нее сверху вниз, нежно, но покровительственно, с чувством собственного превосходства, и снова Лапиной это казалось совершенно естественно, как должно быть. Она — его, и в этом не виделось ничего порочного или унизительного. Она — женщина, не собственность, не рабыня, и будет с ним всю жизнь. О том, насколько окажутся долговечными ее чувства, девушка предпочитала не задумываться, всецело отдавшись радости момента.
Шёнбрюнн отпустил ее, и Лапина принялась собирать опавшие листья. Она всегда так делала осенью, сама не зная, для чего. Быть может, чтобы запечатлеть умирающую природу, прекрасную в своей агонии? Никто из них так и не сказал другому и слова, пока они шли от замка, но в безмолвии оба наслаждались природой. Дул слабый ветерок, шелестела листва, пели птицы в Запретном лесу… Чужие руки вновь обвили талию, и Анна повернулась, обняв Карла в ответ. Заиграли таинственные улыбки на лицах, и руки отпустили осенние листья, плавно закружившиеся в золотистом вихре. Глаза смотрят в глаза — лазурь и нефрит — и губы тянутся друг к другу. Кажется, что время остановилось, и пространство вокруг заволокла мерцающая дымка, наполненная магией. По телу разлилась приятная, теплая истома — Анна чувствовала, как буквально тает в объятиях Карла, но тот, казалось, только наслаждался собственным превосходством, продолжая ласкать девушку.
Вот она лежит на мягкой, по-прежнему зеленой траве, и над ней, взяв ее за руки, возвышается Карл. На его губах играет загадочная улыбка, а в глазах пляшут веселые искорки. Над его головой простирается голубое небо, подернутое мягкой серебристой дымкой, которую прорезают колышущиеся на ветру красные и золотые листья. Но что-то в этой сюрреалистической, волшебной картине казалось неправильным, лишним…
- Че-че-че-че! — раздался недовольный соколиный клекот.
Прямо над парой, широко расправив крылья, заложила вираж белая с черными полосками птица. То была Сигрид, питомица Фольквардссона.
- Нет! — Анна изо всех сил удержала Карла, вознамерившегося в очередной раз поцеловать ее. — Мы не должны!.. Я не должна!..
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 28.06.2013, 04:38 | Сообщение # 295 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Стыд волнами прошел через тело девушки, сковал холодным и липким страхом. Короткий взгляд в сторону замка — на темной площадке Астрономической башни на мгновение мелькнула чья-то белая макушка. Или ей показалось?.. Лапина ощутила невероятное чувство вины перед Ассбьорном, и дело было не только в том, то он целовал ее раньше. Но… он спас ее, рискуя собственной жизнью, выходил ее. Да, она чувствовала себя пленницей в его доме, как птица, запертая в золотой клетке… Наверное, это и была основная причина, почему она не захотела остаться в Блигаардсхаллене, и перспектива остаться без образования и профессии балы здесь уже вторичной. Но это было бы огромной неблагодарностью после всего, что сделал для нее Ассбьорн, уйти к другому, пусть даже именно с тем, другим, она могла обрести счастье…
Последнюю свою мысль Анна сбивчиво выразила Карлу, когда тот помог ей подняться. С приходом чувства вины мерцающая дымка окончательно рассеялась, уступив место привычному, твердому взгляду на мир. Разом поблекли все краски, небо закрыли набежавшие серые облака, подул неприятных холодный ветер, заставив девушку инстинктивно запахнуть теплый плащ, который дал ей Карл — свой она оставила в спальне, не подумав, что тот ей может понадобиться.
Шёнбрюнн, взяв одноклассницу под руку, как того требовал этикет, предложил вернуться в замок — скоро должен был начаться завтрак. По пути он пытался донести до своей протеже, что выбор и ответственность, которая за ним следует, действительно нелегкая ноша, и Анна должна радоваться тому, что у нее есть возможность выбора. Да, долг жизни велик сам по себе, но он не означает рабство или полное подчинение. Да, она обязана будет оказать посильную помощь Фольквардссону или его родным при каких-либо затруднительных обстоятельствах, но не раньше — она сама поймет, когда это потребуется. А потому она не должна жертвовать всей своей жизнью, возможностью быть счастливой и раскрыть свой потенциал только для того, чтобы покрыть долг. Кайнер, шедшая рядом с ним, послушно кивала, украдкой бросая короткие взгляды на одноклассника. Снова на губах вежливая полуулыбка, а взгляд синих глаз холоден и сосредоточен, будто бы пронизывает насквозь. Карл Шёнбрюнн не дает ей несбыточную надежду, он не говорит слова поддержки только потому, что их нужно сказать. Он понимает ее затруднительное положение и объясняет, как с ним можно справиться. Он дает ей выбор, он дает ей время, и уже за это Анна была ему благодарна.
Издалека послышались крики сокола, напомнившие о ее прегрешениях. Да, это было, это не исправить — она сама этого захотела. Но этот маленький эпизод, тем более, не дошедший до крайностей, не должен значить ничего в ее жизни. Просто мелкое недоразумение из разряда бытовых неудач, о которых обычно не принято вспоминать. И, по мере того, как Лапина убеждала себя в этом, воспоминания о времени, недавно проведенном с Карлом, становились все менее яркими, теряли свою эмоциональную окраску, превращаясь в последовательность неинтересных призрачных картинок, которые вскоре были отправлены на задворки памяти.
Часы на башнях пробили восемь раз, и пара, вошедшая в замок со стороны Западного крыла, присоединилась к вялым равенкловцам, которые были бы не прочь поваляться в постели лишние полчаса. Встретили Ассбьорна — тот, в отличие от большинства товарищей по факультету, выглядел, как всегда, бодрым и холодно-суровым и настолько хорошо контролировал выражение своего лица, что по нему нельзя догадаться, знает ли он то, чего ему не следовало знать. Анна старалась вести себя, как ни в чем не бывало, и, едва сдержав зевок (ибо, по ее словам, являлась типичной “совой”), отрапортовала, что Карл предложил ей встать пораньше, чтобы погулять на улице перед завтраком, а заодно не встречаться лишний раз с некоторыми личностями. Шёнбрюнн подтвердил слова одноклассницы — в конце концов, в них не было ни слова лжи, но ему не нравилось, как Кайнер занимается самообманом, наивно надеясь, что никто этого не заметит — сам-то он точно не испытывал чувство вины перед Фольквардссоном. Последний, вероятно, что-то все-таки заметил, ибо прищурил глаза, и, выслушав ответ Анны на вопрос, как это они, слизеринцы, оказались в их крыле, заметил, что в следующий раз, если они соберутся на такую прогулку, подышать свежим воздухом, чтобы непременно позвали его, и что если бы Анна послушала его и пошла бы с ним в общежитие Равенкло, то ей “не пришлось бы опасаться всяких противных змей”. Карл на это вполне закономерно возразил, что вряд ли бы профессор Флитвик одобрил нахождение студентов иных домов в Равенкловской гостиной после отбоя, однако Фольквардссон и здесь не остался в долгу и с чувством собственного превосходства заявил, что с деканом можно договориться на этот счет… если соблюсти определенные условия. После чего по-собственнически взял Кайнер под руку и повел за собой по коридору, так что она была вынуждена отпустить Шёнбрюнна. Впрочем, вскоре девушка вырвалась и из относительно слабой хватки Ассбьорна, заявив, что Карл тоже ее друг, но если они оба будут вести ее за руки, то это будет выглядеть очень глупо.
- Желание дамы — закон, — горделиво произнес равенкловец, сделав приглашающий жест слизеринцу.
Всем своим видом он стремился показать, что терпит Шёнбрюнна рядом с собой исключительно ради Анны, потому что она, непонятно почему, к нему привязалась. Однако Карл не собирался вестись на провокацию и с чувством собственного превосходства, как прежде, занял позицию по правую руку девушки. Если Фольквардссон наивно полагает, что ему легко уступят обретенную, которая не только идеально подходит роду Шёнбрюннов, но и к которой есть самые серьезные и искренние намерения, то… пусть ошибается…
Так, втроем они дошли до дверей, ведущих в Большой Зал, в который почему-то никого не пускали. По вестибюлю ходили авроры в форменных красно-черных мантиях, а также несколько незнакомых, богато одетых людей, судя по всему, из Попечительского совета, и опрашивали учеников и учителей.
- Вот она, Кайнер! — неожиданно выкрикнула мелкая гриффиндорка с косичками, та самая, которая раньше передавала записки от директора, и показала пальцем в сторону слизеринки.
- Кэти, показывать пальцем неприлично! — тут же отчитала ее одноклассница.
- Так, кто тут у нас Кайнер? — грубо поинтересовался один из авроров, обладавший не очень приятным голосом. — Вы? Пройдемте со мной…
И, грубо схватив девушку за руку, поволок за собой по коридору. Остальные авроры и попечители последовали за ним.
- Стойте! Что вы себе позволяете?! — кричала Анна, пытаясь вырваться, но аврор только усиливал хватку. — Да что здесь вообще происходит?!
- Немедленно отпустите фрёкен Кайнер! — грозно потребовал Ассбьорн Фольквардссон, обогнавший конвой и нацелив волшебную палочку на стража порядка. Казалось, его совершенно не беспокоил тот факт, что их окружило еще четверо людей в черно-красных мантиях. — Я ее маг-протектор, и я требую, чтобы вы немедленно сказали, в чем именно обвиняется моя протеже.
Стоявшие вокруг авроры дружно засмеялись, как и сам конвоир, в то время как Анна только еще больше съежилась. Неужели Ассбьорн не понимает, что роет яму им обоим?! Он в Хогвартсе никто, и ему не спустят нападение на авроров. А за такое всегда много дают…
Карл Шёнбрюнн, видимо, был солидарен с ней и поспешил вмешаться, пока разговор окончательно не перешел в стадию конфликта.
- Господин аврор, прошу прощения — мой друг слегка погорячился, — легкий кивок головой в знак приветствия, отстраненно-вежливое выражение лица, никакого видимого оружия — он просто вышел на переговоры. — Я — Карл Шёнбрюнн, и я тоже маг-протектор фрейлейн Кайнер, и потому я тоже хотел бы знать, в чем именно обвиняют мою протеже, и на каком основании. Я могу подтвердить магической клятвой и допросом под Веритасерумом, что фрейлейн Кайнер не совершала никаких противоправных деяний, — твердо произнес Карл.
Он понимал, что очень сильно рисковал, и если история с господином Геннигеном станет известна англичанам, то Анне не удастся отделаться от обвинений, и единственная надежда будет только на экстрадицию, поскольку преступление было совершено хоть и на территории Британии, но по отношению к подданному Германии. Однако вероятность подобной утечки юноша считал все-таки слишком низкой: даже если господин Геннинген захотел отомстить Анне с помощью Дамблдора, то господин Шварц уж точно должен был удержать его от подобного, иначе господин Геннинген подставил бы таким образом всю их делегацию и, следовательно, всю страну. А потому, вероятно, здесь имеют место какие-то махинации многоуважаемого директора, которые необходимо как можно скорее вывести на чистую воду.
- Джонс, не давите так сильно девочке руку, а то синяк останется, — наставительно произнес невесть откуда взявшийся Дамблдор. — Я предлагаю пойти ко мне в кабинет. Я думаю, это будет лучшее место для беседы с мисс Кайнер.
- Допрос мисс Кайнер будет проходить только в присутствии меня и господина Шёнбрюнна, — не терпящим возражений тоном заявил Шварц, подошедший вместе со своим невыразимцем, а также Амелией Боунс, имевшей очень встревоженный вид.
- Конечно, конечно, — согласился белобородый старец и жестами приказал следовать за ним.
Шварцу показалось, или директор Хогвартса действительно бросил мимолетный колючий взгляд вначале на девчонку, а потом на него самого? Как удалось выяснить у английской коллеги из Департамента магического правопорядка, сегодня утром несколько слизеринок пострадало от неизвестных темномагических проклятий, размещенных по разным уголкам женского общежития дома змеи. Девочек уже доставили в больницу святого Мунго, т.к. только там могут справиться последствиями такого рода проклятий. Их отцы в бешенстве и жаждут расправы над ведьмой, учинившей такое с их дочерьми. А мисс Кайнер идеально подходит под приметы возможной преступницы: старшекурсница с высоким магическим потенциалом, не чурается темной магии, имеет конфликты с соседками на почве чистоты крови. Среди пострадавших как раз две ее соседки по комнате и сестра третьей. Глава Отдела Образования только мрачно кивал в такт словам мадам Боунс. Он очень рассчитывал на благоразумие Кайнер и понимал, что та просто физически не могла установить все эти ловушки, часть из которых наверняка была основана на родовой магии. А Грейнджер еще на допросе в среду говорила, что в женское общежитие, помимо проживающих в нем студенток, имеют также доступ преподаватели и директор. Скорее всего, это правило распространяется на все дома в Хогвартсе. И потому Николаус фон Шварц имел все основания считать, что Кайнер просто подставили, чтобы ударить по всей немецкой делегации в целом (с учетом того, что недавно арестовали Бранау) и его политическому авторитету в частности, что тоже не добавляло оптимизма. А в том, что Дамблдор воспользуется любым поводом, чтобы раз и навсегда уничтожить своих политических оппонентов, сомнений не оставалось.
Минерва МакГонагалл разом пресекла разговоры среди любопытствующих учеников и чуть ли не строем повела детей на завтрак. Фольквардссона, который не мог оставить Анну на растерзание аврорам и Дамблдору, и потому последовал за ними, остановил профессор Флитвик и потребовал идти на завтрак вместе с остальными учениками. Как объяснил декан Равенкло, Ассбьорн, в отличие от Карла Шёнбрюнна, не имеет никакого отношения к немецкой делегации, и потому не может свидетельствовать в пользу Анны Кайнер. Кроме того, горячность юноши может только помешать следствию. А, учитывая его холодный конфликт с директором Дамблдором, Фольквардссон может столкнуться с очень серьезными проблемами, где заступничество декана и одноклассников ему уже не поможет.
Процессия, наконец, добралась до кабинета директора. Сам Дамблдор сел за свой рабочий стол, располагавшийся на небольшом возвышении, после чего, лучезарно улыбнувшись, предложил гостям занять имеющиеся свободные места. Господин Шварц, мадам Боунс и профессор Снейп заняли имеющиеся в комнате кресла, отцам пострадавших учениц достался диван. Авроры так и остались стоять на страже, однако не держали девушку за руки: сбежать из кабинета Дамблдора при таком количестве людей было практически невозможно. Карл, сообразив, что им с Анной места вряд ли достанутся, сотворил два простых деревянных стула, надеясь на то, что те продержатся хотя бы час, или сколько там будет длиться допрос — он не был так хорош в трансфигурации, как его друг Лотар.
- Амелия, прошу, — “открыл” допрос Дамблдор, сделав приветственный жест рукой в адрес главы Департамента магического правопорядка.
Названная волшебница встала, строгая и невозмутимая, и сухим канцелярским тоном обратилась к студентке:
- Мисс Кайнер, вы обвиняетесь в причинении тяжкого телесного вреда посредством фиксированных темномагических проклятий следующим студенткам: Пэнси Паркинсон, Миллисент Буллстроуд, Астории Гринграсс, Фионе Локсвелл, Генриетте Монтегю и Розали Чиртон. Дабы обеспечить правдивость и объективность ваших показаний, вам дадут Сыворотку Правды.
- Да, мадам… — обреченно ответила Лапина.
- Пей, — сказал из авроров, всучив девушке стакан с бледно-желтой жидкостью.
- Я не буду это пить! Это плохой Веритасерум!
- Пей! — рявкнул аврор.
Двое его товарищей схватили Кайнер за плечи и прижали к стулу, чтобы не дергалась, сам же аврор, державший стакан с Сывороткой Правды, потянулся, было, к подбородку девушки, чтобы раскрыть ей рот, но наткнулся на щит, выставленный Шёнбрюнном.
- Вы не станете давать фрейлейн Кайнер это зелье. Оно плохого качества, — процедил сквозь зубы немец, продолжая держать магический щит перед девушкой.
- Джонс, прекратите! — воскликнула мадам Боунс. — Что там у вас с зельем?
- Я доверяю мнению господина Шёнбрюнна в этом вопросе, — заявил в свою очередь господин Шварц, — однако я хотел бы, чтобы зелье, предназначенное фрейлейн Кайнер, передали на анализ нашему эксперту.
Стоявший за креслом чиновника невыразимец учтиво кивнул, не показывая, тем не менее, своего лица.
- О, не стоит — не стоит, — голосом доброго дедушки заговорил Дамблдор, небрежно взмахнув рукой. Наш зельевар, профессор Снейп, разработал новую, усовершенствованную версию Веритасерума. Неужели вы сомневаетесь в компетентности нашего профессора и думаете, что он способен принести вред ученику, тем более, своего факультета?
Ответом ему были ледяные, презрительные взгляды немцев в адрес вышеупомянутого профессора, который, впрочем, не собирался оставаться в долгу и скривился так, будто увидел перед собой навоз.
- А вы проводили испытание на токсичность, профессор? — скептически поинтересовался Шёнбрюнн, небрежно потянув последнее слово. — Если фрейлейн Кайнер станет плохо, или она умрет, то вина ляжет на вас, профессор, как на изготовителя зелья.
- Мистер Шёнбрюнн! — директор мигом растерял свою благостность. — Как вы смеете говорить в таком тоне с вашим учителем и деканом?! Минус двадцать баллов Слизерину!
- Моя дочь пострадала из-за этой магглокровки! — воскликнул один из мужчин в дорогих мантиях, сидевших на диване. — А вы вытираете ей сопли! Немедленно допросите ее, а там хоть пусть загнется! Собаке — собачья смерть! — и бросил гневный взгляд на Кайнер, которая в испуге схватила руку сидевшего рядом с ней одноклассника.
- Мистер Буллстроуд, прошу вас следить за словами, — осадила волшебника мадам Боунс, и от Шварца не укрылась ненависть в ее глазах.
- А, господин Дамблдор, это у вас в Британии стандартная практика — давать людям новые, неопробованные зелья? — с сарказмом произнес глава Отдела образования. — Не изучив предварительно ни его действие на организм, ни побочные эффекты, ни токсичность? Не считая того, что фрейлейн только свидетельница, но с ней обращаются уже как с осужденной.
- Мистер Шварц?! — попыталась, было, возразить Амелия Боунс.
С одной стороны, она не могла не признать правоту немца: вина девочки еще не доказана, чтобы ей можно было давать экспериментальные зелья. С другой, она являлась все-таки патриоткой своей страны, и согласиться со Шварцем, тем более, публично, значило для нее не только признать не состоятельность британской правовой системы, но и предать то, чему она посвятила всю свою жизнь.
- Мистер Шварц, как вы смеете предъявлять нам подобные претензии, когда ваш доктор Менгеле проводил опыты над людьми и магическими существами? — строгим, назидательным тоном поинтересовался Дамблдор, сомкнув ладони. — Вы, которые устроили самую кровопролитную в мире войну и сгубили миллионы людей, волшебников и магглов, в газовых камерах, печах и лабораториях?
- Ах, господин Дамблдор, вам ли не знать ближайшего союзника Гриндевальда, помогшего прийти ему к власти в Германии? — вновь с сарказмом проговорил Шварц, с удовлетворением про себя отметив, как посерело лицо директора Хогвартса. — Да, наша страна совершала преступления, и никто не собирается умалять их тяжесть. Однако мы вынесли из правления Гриндевальда свой горький урок и с тех пор следим за тем, чтобы подобные преступления не повторялись впредь. И я смотрю, вы, победители, не вынесли для себя никакого урока из этой войны и повторяете ошибки нашей страны… — казалось, в голосе немца звучали неподдельная грусть и разочарование. — Вы говорите, что поддерживаете магглорожденных волшебников, но в действительности они самые бесправные подданные вашей страны. И я говорю не только о фрейлейн Кайнер, с которой вы позволили обращаться, как с вещью, которую заранее осудили, даже не проведя расследования… — перевел презрительный, осуждающий взгляд с авроров, по-прежнему державших девушку, на Буллстрода. — Вы так и не провели расследование по поводу нападения на Антония Гольдштейна с Равенкло. И замолчали бы нападение на господина Финч-Флетлей и фрейлейн Миллер, если бы наш студент, Карл Шёнбрюнн, не стал тому свидетелем. И ваше заключение по делу о приворотных зельях, тоже показательно, господин Дамблдор. Зачем наказывать настоящую преступницу, когда пострадавшая — всего лишь магглокровка, за которой не стоит сила рода, и родители которой абсолютно бессильны в здешнем магическом сообществе?
- Я согласна с мистером Шварцем, что это экспериментальное зелье необходимо проверить, — тут же подхватила мадам Боунс, не дав спору разгореться с новой силой.
О словах немца она подумает позже — слишком многое в них расходилось с привычным взглядом на мир. И эти намеки в адрес Альбуса… Неужели с победой над Гриндевальдом не все так чисто, как это написано во всех учебниках истории магии за XX век? Николаус уже рассказывал ей немного о второй мировой войне у магглов и предшествовавших ей событиях. В 1933-м Гриндевальду удалось протолкнуть свою марионетку, взбалмошного, необразованного и весьма обидчивого Гитлера, в бунде… буденс… неважно, их парламент, а через некоторое время сам прошел в Совет Магов. Естественно, были несогласные как среди магов, так и среди магглов. Но их было немногого, и их быстро находили и вырезали. Особенно это ударило по магам, что позволило сторонникам Гриндевальда занять большинство мест как и Совете Магов, так и в Министерстве магии. В 1939-м началась война. Немцы начали движение и на запад, и на восток. Быстро оккупировали Польшу и Чехословакию, присоединили Австрию, подмяли под себя Францию, начали налеты на Британию. Но уже в 1941-м отступили, неожиданно сосредоточив свои силы на востоке, в некоем Советском Союзе, где их войска увязли на четыре года. Шварц просил обратить особенное внимание на этот факт. В 1944-м Германия вновь возобновила бомбардировки по Англии, но очень быстро прекратила их и не предпринимала дальнейшие попытки захватить Туманный Альбион до самого своего поражения от тех самых непонятных советских войск в мае 1945-го года. А Дамблдор вышел на бой с Гриндевальдом только в марте 1945-го года — вывод, по мнению немца, был очевидным. И снова Амелия не могла не согласиться с логичностью аргументов своего коллеги. Вот только с каждым новым рассказом, очередным намеком главе Департамента магического правопорядка становилось все более страшно — не только за прошлое, которое от них скрыли, в котором многие ее родственники и знакомые оказались марионетками великого гроссмейстера и кукловода, но и за будущее, за их детей, которые так же могут стать жертвами великого манипулятора. И письма от Сьюзен, ее сдержанные рассказы дома лишь только укрепляли волшебницу в ее подозрениях.
- Тем не менее, если выяснится, что зелье безопасно, но не позволяет допрашиваемому лгать или недоговаривать… — продолжила Амелия Боунс, — то мы непременно возьмем его на вооружение в Аврорат, — и позволила себе легкую деловую улыбку. — Профессор Снейп, мистер Хийм… простите, Хаймлишман, имеется ли у вас стандартная Сыворотка Правды?
Декану Слизерина было не с руки спускаться в подземелья, зато у Йенса Хаймлихманна имелся при себе флакон с Веритасерумом, равно как и с другими зельями, применяемыми обычно при следственной практике.
- Ваше полное имя? — задала вопрос глава Департамента магического правопорядка первый вопрос, как только слизеринка приняла положенное количество Веритасерума.
- Анна… Кайнер, — чуть помедлив, ответила девушка, уставившись стеклянным взглядом в пол.
- Факультет и курс?
- Слизерин, седьмой курс.
- Ваш статус крови?
- Магглорожденная.
- Известно ли вам о том, что в Слизерине традиционно учились чистокровные маги, а сам основатель этого факультета желал очистить школу от магглорожденных волшебников?
- Да. Я читала “Историю Хогвартса”, — также равнодушно ответила Кайнер, предвосхищая одновременно ответ на следующий вопрос. — Но я считаю, что высказывания Салазара Слизерина в последующие годы сильно… э… переврали. Салазар Слизерин выступал за раздельное обучение магглорожденных волшебников, и в то время… это было обосновано. Уничтожать обретенных — глупо и губительно для самой магии. А глупый волшебник не смог бы стать Основателем Хогвартса, — добавила она таким тоном, как если бы это являлось непреложной истиной.
Родители пострадавших студенток изумленно вздохнули: эта девчонка одним своим высказыванием, причем сделанным под Сывороткой правды, разрушала все традиционные представления о магглорожденных! С другой стороны, тех из них, кто являлся Пожирателями Смерти, слова Кайнер больно били по самолюбию, и не только потому, Темный Лорд выходил таким образом глупцом, неверно истолковавших идеи великого Салазара Слизерина.
- Были ли у вас конфликты с вашими соседками по комнате?
- Мне были неприятны некоторые из них, как и я им. Но конфликтов не было.
- Поясните, пожалуйста.
- Они сразу обозначили свои позиции, и я приняла это к сведению. Я старалась их игнорировать…
- И у вас никогда не возникало желание им отомстить? Сделать пакость в ответ на обидные слова?
- Зачем идти на конфликт, если можно его избежать? Это было бы слишком недальновидно с моей стороны… так как было бы очевидно, что это я. Я считаю, что несколько обидных слов в мой адрес не стоят того, чтобы тратить кучу времени и сил на подготовку мести… тем более такой, в которой меня обвиняют.
- Как складывались ваши отношения с пострадавшими ученицами?
- С Паркинсон была взаимная неприязнь, но она почти… э… не цеплялась ко мне еще с первой недели учебы. С Буллстроуд и с младшей Гринграсс — нейтральные. С последней я не общалась вовсе. А трех остальных я даже вообще не знаю. Я думаю, это был кто-то с младших курсов.
- Мисс Локсвелл училась на третьем курсе, мисс Монтегю и мисс Чиртон — на первом, — пояснила Боунс. — Опишите, пожалуйста, ваш день в пятницу с подъема и до отбоя. Со всеми подробностями.
- Я встала, оделась, совершила утренние процедуры… потом пришла в гостиную, там меня ждал Карл. Мы всегда вместе идем на завтрак. Потом у нас были занятия…
- Какие у вас были занятия в тот день? Перечислите по порядку, пожалуйста.
- Зелья, окно от защиты, чары, нумерология.
- Чем вы занимались после занятий? Известно, что в пятницу вечером вас не было на ужине.
Шварц напрягся. Он не знал, насколько хорошо девчонка умеет сопротивляться Веритасеруму: признание любви к Шёнбрюнну из нее таки вытянули, и не похоже, чтобы она здесь врала. Однако это не помешало назвать ей придуманную фамилию и дату рождения, рассказать историю о вымышленном волшебнике Штольце, якобы проживавшем с ней по соседству в Потсдаме, и так далее. По-видимому, ее организм сопротивлялся выдаче только той информации, от которой так или иначе зависела жизнь девицы. И потому главе Отдела образования очень хотелось, чтобы Кайнер посчитала жизненно необходимым для себя скрыть то, что на самом деле происходило на допросах. В конце концов, ее жизнь прямо зависит от того, что именно она ответит.
- Мы с Карлом остались сдавать коллоквиум по нумерологии. Потом нас вызвал господин Геннинген, который устраивал собрание студентов… — Лапина чувствовала, как внутри нее все дрожит, и начинает гудеть голова — побочный эффект от сопротивления Веритасеруму.
- Какова была тема вашего собрания?
Шварц уже собрался, было, ответить за Кайнер, хотя это было очень рискованно, но она неожиданно выкрутилась.
- Э… дело в том, что я приехала в Хогвартс сама… а Карл, Лотар и Элиза… их специально выбрали для международного эксперимента по обмену опытом… Господин Шварц решил, что… э… мне не следует вот так быть одной, и решил присоединить меня к их эксперименту… В общем, для этого нужно было… совершить некоторые формальности.
Вышеупомянутому господину Шварцу с трудом удалось придать лицу нейтральное выражение и удержаться от того, чтобы не испепелить Кайнер на месте. Нет, он, конечно, собирался присоединить Кайнер к эксперименту: и для его отдела, и для самой девчонки это было бы оптимальным выходом, и она была бы потом еще благодарна, что ей дали возможность выучиться. Но такая наглость!.. Но, что хуже всего, ему, дабы не ударить в грязь лицом перед Дамблдором и прочими влиятельными лицами, пришлось бы включить девчонку в эксперимент и оставить в Хогвартсе вне зависимости от собственных планов.
- Это так, мистер Шварц? — обратилась глава Департамента магического правопорядка к мужчине.
- Да, именно так, фрау Бонс, — с важными видом ответил глава Отдела образования. — У нас остались еще некоторые детали, которые надо согласовать, что я планировал сделать на дополнительном собрании сегодня утром, — и бросил строгий взгляд на Анну.
- Спасибо, мистер Шварц. Мисс Кайнер, почему вы не явились на ужин после собрания?
- Во время собрания… э… мне стало плохо… наверное, я что-то не то съела за обедом.
- Почему вы не обратились за помощью к школьной медсестре?
- Я не думала, что все так плохо. До собрания я почти нормально себя чувствовала, только голова… э… болела. А потом мне резко стало плохо, и я потеряла сознание.
- А что происходило после того, как вы проснулись? Где вы находились?
- Это была незнакомая комната. Рядом со мной были Карл Шёнбрюнн и Ассбьорн Фольквардссон. Они дали мне лечебные зелья. Когда мне стало лучше, мы вернулись к господину Шварцу. Он поинтересовался моим самочувствием, и… — Лапина постаралась как можно быстрее пропустить допрос в кабинете Шварца, — потом мы пошли в общежитие Слизерина. Вернее, Ассбьорн просто проводил нас.
- Итак, вы пришли в общежитие Слизерина. Сразу ли вы отправились спать или задержались в гостиной?
- Мы с Карлом остались в гостиной, чтобы вместе… поучить зельеварение, — Анна сосредоточилась на воспоминании о том, как они раскладывали по столу учебники и тетради. — Вскоре к нам присоединились сестры Уотерс. Мы им помогали готовиться к коллоквиуму.
- Вы можете вспомнить, кто еще из учеников находился в гостиной в то время?
- Да. Драко Малфой и Пэнси Паркинсон разошлись по спальням вскоре после того, как мы пришли. Блейз Забини ушел спать сразу после Малфоя. Еще были Теодор Нотт и Дафна Грингнасс. Она ушла спать уже после сестер Уотерс.
- То есть, вы уходили спать последней?
- Да.
- Обнаружили ли вы что-нибудь подозрительное на пути в вашу спальню?
- Да… Мне показалось, что в коридоре, ведущем в спальню, опасно, и я использовала… на всякий случай… “Speciale revelo” и… — о том, что гораздо чаще она использовала собственное заклинание обнаружения сокрытого, позволяющее видеть магические плетения, Лапина предпочла умолчать, — увидела… э… ловушки. Я попыталась их уничтожить, но не все из них убирались “Finita”… Из-за этого я побоялась заходить к себе в комнату и просто призвала свои вещи, и вернулась обратно в гостиную.
- Одно из проклятий было наложено на ручку входной двери, ведшей в спальню вашего курса, — строго заметила мадам Боунс. — Именно оно поразило мисс Гринграсс, которая захотела утром повидаться с сестрой. Как вам удалось его обойти, если вы не уничтожили его?
- Я потянула на себя дверь с помощью “Accio”.
- Из ваших слов выходит, что вы ночевали в гостиной. Верно?
- Да.
- Почему вы побоялись ночевать у себя в комнате?
- Я подумала, что ловушки были расставлены специально для меня.
- Вы говорили, что у вас не было конфликтов с соседками по комнате. Почему вдруг вы решили, что все эти проклятия предназначались для вас? — глава Департамента магического правопорядка скептически посмотрела на девушку.
- Я не знаю…— Анна отрицательно покачала головой. — Но в последнее время я часто обнаруживаю у себя в еде всякие яды…
- Можете ли вы назвать причину, почему вашим товарищам по факультету внезапно захотелось причинить вам зло?
- Я… не знаю… не помню… — студентка отчаянно замотала головой, и от главы Отдела образования не укрылся сверкнувший лишь на одно мгновение победный блеск в глазах победителя Гриндевальда.
- Почему вы не сообщили о найденных темномагических ловушках профессору Снейпу и директору Дамблдору?
- Было уже слишком поздно…
- Но почему вы не сделали этого утром?
- Я… я… не доверяю никому из них! — Лапина инстинктивно сжалась в стул, закутавшись в мантию.
- Но почему, девочка моя? — с укором произнес Дамблдор, встав с места и посмотрев прямо на девушку. — Если бы ты вовремя сообщила нам, твои однокашницы не пострадали бы. Нельзя быть такой эгоисткой.
Анна постаралась изо всех сил сосредоточиться на белом тумане, который обычно наступает в сознании человека, подвергшегося заклятию “Oblivium”, после чего отвела взгляд. Нужно было срочно что-то придумать…
- Вы не провели никакого расследования, когда напали на Гольдштейна! Вы допустили, чтобы Бранау разгуливал по Хогсмиду! И это после нападения на Лизу и Финч-Флетчли!.. — излишняя эмоциональность под Сывороткой Правды никого не удивит. Главное только войти в роль, самой поверить в это на короткое время. — Вы позволили такому ужасному человеку, как Реджинальд Уоррингтон преподавать в Хогвартсе! — и последняя карта. — Именно после последнего визита к вам я ощущаю странные… э… провалы памяти у себя в голове… Как после всего этого я могу доверять вам?
Дамблдор грозно посмотрел на слизеринку, усилив напор настолько, что девчонка отшатнулась, но снова увидел лишь белый клубящийся туман. Неожиданно ментальный поток натолкнулся сияющий серебристый щит и ударил директора отдачей, отчего тот едва не потерял равновесие и неуклюже приземлился на стоявший позади него трон.
- Что это было, мистер Шонбрунн? — поинтересовалась весьма удивленная Амелия Боунс.
- Директор Дамблдор пытался применить легилименцию к фрейлейн Кайнер, — сказал Карл чуть резче, чем следовало бы.
Юноша все еще тяжело дышал, а на лбу его мелкими бисеринками блестел холодный пот, что свидетельствовало о высокой степени усталости и пережитого напряжения.
- Альбус?!
- Амелия, что вы? Мальчик наговаривает, — небрежно ответил Дамблдор, метнув не предвещающий ничего хорошего взгляд в адрес Шёнбрюнна. — Вы же знаете слизеринцев…
- Тем не менее, у меня есть свидетельства того, что вы, господин Дамблдор, ранее неоднократно применяли легилименцию в адрес фрейлейн Кайнер, — вмешался Шварц и передал мадам Боунс свиток пергамента, перевязанный бордовой лентой.
- Значит, слизеринцы виноваты? — еще один волшебник из числа родителей пострадавших встал с дивана, кинув злобный взгляд на директора Хогвартса. — Даже если бы эта магглокровка сама лично вам бы все рассказала, да вы бы и пальцем не пошевелили, чтобы спасти наших дочерей от грозящей опасности! Конечно, ведь слизеринцы могут только лгать… — добавил он с сарказмом.
- Успокойтесь, пожалуйста, лорд Гринграсс. Вы мешаете следствию, — осадила его глава Департамента магического правопорядка, после чего вернулась к допросу. — Мисс Кайнер, расскажите, пожалуйста, о вашем визите к директору Дамблдора, после которого у вас начались провалы в памяти.
- М… это было неделю назад… в пятницу… или в субботу — не помню точно… — ответила девушка, тупо уставившись в пол. — Директор Дамблдор вызвал меня к себе в кабинет и угощал каким-то приторным индийским чаем с засахаренными лимонными дольками… — немного конкретики не помешает и добавляет правдоподобности. — Он уговаривал меня перевестись в Гриффиндор, но я отказалась.
- Почему вы отказались, мисс Кайнер? Мы выяснили, что ваши отношения с одноклассниками, за исключением мистера Шонбрунна, оставляют желать лучшего.
- Слизеринцы… от них хотя бы знаешь, чего ожидать. А в Гриффиндоре… достаточно было посмотреть, как там относятся к Визерхоффу и Грейнджер, чтобы понять, что… мне там делать нечего.
- Но, девочка моя, мистер Визерхофф и мисс Грейнджер понесли заслуженное наказание, — поучительно вставил директор.
- А Уизли?! — огрызнулась Лапина, в ответ на что получила предупреждающий взгляд Шварца.
- Итак, вы поговорили с директором Дамблдором и приняли от него угощение. Что происходило после? — прервала спор глава Департамента магического правопорядка.
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 28.06.2013, 04:39 | Сообщение # 296 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - А потом наступил какой-то белый туман, в котором… видятся незнакомые мне люди. Один высокий черный… я имею в виду, чернокожий. А другой — рыжий, глуповатый какой-то…
- Девочка моя, неужели ты не помнишь Кингсли Шеклбота и Артура Уизли, которые спасли тебя от банды пьяных подростков-магглов?! — разочарованно воскликнул белобородый старец. — Ай-ай-ай!
- О чем вы говорите, Альбус? — удивилась Амелия Боунс. — Кингсли не отчитывался мне о подобном.
- О, Кингсли и Артур по моей просьбе наведались на прошлых выходных в маггловский Лондон, где случайно обнаружили мисс Кайнер, которую пыталась изнасиловать банда маггловских подростков. Они, естественно, сразу доставили мисс Кайнер в Хогвартс. Девочка повинилась мне, что соскучилась по маггловским развлечениям и во время прогулки в Хогсмид удрала в Лондон, — назидательным тоном произнес Дамблдор, кинув мимолетный, злорадный взгляд на разом помрачневшего Шварца, после чего требовательно посмотрел на Анну.
“Скажи!.. Скажи, что все было именно так!.. Ты сама во всем виновата!..” — слышала девушка у себя в голове, и по телу разлилось тянущее чувство холода и собственной ущербности. Вновь всплыли воспоминания, которыми еще понедельник снабдил ее директор взамен собственных. Она так виновата! Она нарушила столько правил и сама же попала в неприятности! Но директор Дамблдор — великий человек! Он простил ее и дал второй шанс, чтобы она окончила Хогвартс. Это же так ужасно — когда тебя исключают из Хогвартса и ломают волшебную палочку…
- НЕЕЕТ! — крикнула Лапина, мотнув головой, словно отгоняла морок. — Этого не было!..
Сидевший рядом Шёнбрюнн обнял ее за плечи, после чего девчонка перестала вырываться.
- Успокойтесь, мисс Кайнер! — потребовала мадам Боунс. — Мистер Шварц, есть ли у вашего сотрудника, — кивок в сторону Хаймлихманна, — успокоительное?
- Мы дадим фрейлейн Кайнер успокоительное после того, как вы закончите допрос, фрау Бонс. Кто знает, что может случиться, если в организме человека смешаются сразу два разных зелья, — медленно проговорил глава Отдела образования, кинув красноречивый взгляд в сторону Снейпа.
- Я думаю, можно закончить допрос, — благостно улыбнулся директор Хогвартса, встав из-за стола, и погладил бороду. — Ясно видно, что мисс Кайнер просто не хочет вспоминать о своем неблаговидном поступке. Конечно, если бы мисс Кайнер училась в Гриффиндоре, к ней отнеслись бы с пониманием, ведь там много магглорожденных студентов. Но слизеринцы… — разочарованно вздохнул, — естественно, они считают, что мисс Кайнер опозорила их факультет, и теперь пытаются проучить ее. К сожалению, я не могу ничего поделать… — и развел руками, показывая, что “медицина бессильна”.
Сидевший, как всегда, в тени профессор Снейп скривился так, словно проглотил драже “Берти Боттс” со вкусом блевотины. Теперь взгляды всех присутствующих устремились на него: ведь он, как декан, ответственен за здоровье и безопасность вверенных ему студентов. А теперь выясняется, что вначале он допустил, чтобы одна из его учениц сбежала из школы, и потом ее пытались отравить одноклассники, теперь пострадало еще несколько студенток. И если жизнь магглокровки сама по себе никого не волновала, то вкупе с сегодняшним происшествием пренебрежение ее безопасностью являлось уже отягчающим обстоятельством. И Северус не сомневался в том, что та же радикально настроенная чистокровная знать теперь с радостью вступится за Кайнер, чтобы, во-первых, ударить по Дамблдору, а, во-вторых, лишний раз обелить себя перед общественностью.
- Постойте, Альбус, у меня есть еще несколько вопросов к мисс Кайнер. Мисс Кайнер, вы можете вспомнить, чем вы занимались на прошлых выходных, с утра субботы до вечера воскресенья?
- Э… Мы вместе с Карлом, как обычно, пошли на завтрак… вместе с другими слизеринцами. Потом мы пошли в Хогсмид — я, Карл, Лотар и Элиза. Ассбьорна с нами не было — он был вынужден уехать на выходные домой. Мы гуляли по деревне и осматривали… местные достопримечательности. И я случайно увидела в одном из переулков Бранау, младшего Малфоя, Забини… и еще несколько слизеринцев, которые вместе с Бранау были наказаны за нападение на Элизу и ее одноклассника Финч-Флетчли. Потом мы зашли в таверну “Три метлы” и пообедали там. Там же мы встретили Гарри Поттера, Рона и Джинни Уизли и какую-то глупую блондинку, тоже с Гриффиндора, но не разговаривали с ними. Потом мы вышли из таверны и еще немного погуляли по Хогсмиду, — Лапина сосредоточилась на воспоминании о том, как они шли по узким улочкам в надежде найти безлюдное место, ведь с натяжкой это тоже можно назвать прогулкой, — и вернулись в замок. Потом нас нашел профессор Снейп и потребовал, чтобы я пошла с ним в лабораторию, — сосредоточилась на соответствующем воспоминании. — Потом его вызвал директор Дамблдор, и больше я ничего не помню… — девушка снова мотнула головой. — Помню только, что проснулась в понедельник в гостиной Слизерина… и с того дня одноклассники стали делать мне гадости, непонятно, за что…
Декан Слизерина мрачно посмотрел на свою студентку. Альбус, конечно, говорил, что подправил ей память, но не настолько же! Кажется, он явно чего-то напутал, или эти доморощенные менталисты Фольквардссон и Шёнбрюнн пытались восстановить ей память, но не удачно. Да и что это за бред с маггловскими развлечениями? Мерлин и Моргана! Альбус явно меряет всех студентов по идиотам Поттеру и Уизли! Уж кому, как не ему, Северусу Снейпу, знать, что Анна Кайнер не занимается ничем подобным? Видимо, потому она и сумела частично скинуть “Oblivium”. В том же, что она сопротивляется Сыворотке Правды, Мастер зелий не сомневался: если девчонка не врала, то недоговаривал точно. А еще Северус Снейп внезапно для себя осознал, что если бы Кайнер выложила всю правду, как она есть, то и ему, и Гринграссу, и Паркинсону пришел бы конец.
- Мистер Шонбрунн, вы можете подтвердить слова мисс Кайнер?
- Да, мадам Боунс, — слизеринец гордо кивнул в ответ. — В субботу утром мы действительно пошли вместе в Хогсмид и встретили там Генриха фон Бранау и его компанию. При этом, хочу отметить, что они были наказаны достаточно сурово, им вынес порицание весь дом Слизерина, не говоря уже о том, что вместо прогулки они должны были находиться на отработке… — и искоса посмотрел на директора. — В замке мы с фрейлейн Кайнер разминулись. Я не знал, что ее позвал наш декан, и начал искать ее. Я заглянул в лабораторию и нашел там фрейлейн Кайнер — профессор Снейп иногда просит помочь ему в варке некоторых зелий. А потом в камине взвилось зеленое пламя, и я больше ничего не помню.
- Видели ли вы мисс Кайнер на следующий день в Хогвартсе? Она никуда не исчезала?
- Я не помню, — снова ответил Карл, решив также ненадолго сыграть по правилам своего декана. — Я вообще тот день помню очень смутно…
- Понятно, — мрачно подытожила глава Департамента магического правопорядка. — Мистер Хаймлишман, дайте, пожалуйста, антидот мисс Кайнер. — Джонс, Риверс, отпустите девочку: ее невиновность очевидна. Лорд Гринграсс, лорд Монтегю, мистер Буллстроуд, к сожалению, нам придется искать преступницу среди подруг ваших дочерей, а также среди самих ваших дочерей. Пусть ловушки были приготовлены для мисс Кайнер, но юным леди ничто не мешало попасться в них самим, ведь мисс Кайнер так и не пришла ночевать в спальню.
Шварц вместе с Хайлмлихманном и подопечными студентами покинул кабинет директора. В коридоре около выхода, закрытого горгульей, их уже ждали. Упрямый Фольквардссон, а также Визерхофф и Миллер — подошло назначенное время собрания, на которое сам Николаус фон Шварц, как руководитель делегации, так и не явился. Последний извинился перед студентами, сославшись на непредвиденные обстоятельства, после чего пригласил всех к себе в личные комнаты.
На этот раз гостям было предложено разместиться на имеющихся в гостиной креслах и диване. Посередине был поставлен низенький кофейный столик с легкими угощениями и напитками. От чиновника не укрылось, как Визерхофф неприязненно посмотрел на Кайнер и будто бы осуждающе — на Шёнбрюнна. Очевидно, он считал Кайнер виноватой в том, что его подружку опоили Веритасерумом, и, как следует из протоколов допроса его и Миллер, не считал девчонку приятной личностью в принципе и не одобрял покровительство Шёнбрюнна ей. Кайнер пила яблочный сок с минералкой, пила жадно и гораздо быстрее, чем следовало бы, и, казалось, ни на кого не обращала внимания. Шёнбрюнн позволил себе взять небольшой бутерброд с салатом и бужениной — как и Кайнер, он тоже были лишен завтрака по милости одного белобородого старца. Впрочем, рассудил Шварц, из-за интриг Дамблдора пострадал и его желудок, и потому тоже взял себе бутерброд. Визерхофф и Миллер также откушали по небольшому эклеру, и только Фольквардссон продолжал буравить главу Отдела образования холодным враждебным взглядом. Господина Шварца эта игра в гляделки, казалось, только забавляла, и он отвечал шведу легкой снисходительной улыбкой. В конце концов, Ассбьорн, видимо, вспомнил, что в гостях все-таки подобает отведать угощение, и сделал небольшой глоток яблочной газировки. Шварц удовлетворительно кивнул, после чего перешел непосредственно к теме собрания.
Как пояснил глава Отдела образования, господином Геннингеном ранее было обнаружено, что Анна Кайнер, которая сидит сейчас перед всеми, и которую все знают уже целый месяц, не числится в реестре магов Германии и, таким образом, не может являться подданной их страны. Фрейлейн Кайнер приехала в Хогвартс под вымышленным именем, не имея, однако, цели нанести ущерба немецкой стороне. Фрейлейн Кайнер действительно приехала в Хогвартс сама по себе, за ее обучение заплатило частное лицо, обман фрейлейн Кайнер продиктован исключительно целями самозащиты, и потому в ее действиях нет ничего противоправного.
Девица послушно кивнула. Шёнбрюнн посмотрел на нее с одобрением, в глазах Миллер читалось любопытство. Визерхоффа же сие известие, напротив, разъярило.
- Да что эта самозванка до сих пор делает среди нас?! — в гневе воскликнул он, указав на Лапину, которая тут же дернулась, как от удара током, но, тем не менее, осталась на месте. — Из-за нее одни неприятности!
- Умерьте свой пыл, господин Визерхофф! — строго приказал Николаус фон Шварц.
- Не суди по первому впечатлению, Лотар, — холодно заметил Шёнбрюнн. — Анна не сделала ничего плохого ни тебе, ни Элизе, чтобы заслужить такое отношение.
- Мы с Карлом рисковали жизнями, разыскивая ее по лесам, сражались вдвоем против десятка Пожирателей! — возразил гриффиндорец. — Из-за нее Элизу подвергли допросу с Веритасерумом! Не говоря уже о том, как много она причинила боли Карлу до этого…
Если при Геннингене Лотар еще придерживал язык за зубами, ибо, во-первых, не знал, чем именно Кайнер заинтересовала Министерство, в то время как сам Геннинген совершенно не торопился просвещать студента; а, во-вторых, ему совершенно не импонировало изрядно завышенное чувство собственной важности у куратора, чиновника среднего звена, который даже наследника древнего чистокровного рода считал ниже себя, то теперь, когда главные карты были раскрыты, неприязнь к новой, неизвестно откуда взявшейся студентке вспыхнула с новой силой. Обманщица, самозванка, несправедливо пользующаяся доверием его лучшего друга! И личные мотивы Кайнер играли здесь самую последнюю роль.
- С учетом того, что вы большую часть времени потратили на поиски, а к Лестранжам так и не сунулись, вы мало чем рисковали, — возразил Фольквардссон, кинув снисходительный взгляд на рыжего аристократа.
- Немедленно прекратите ваш бессмысленный спор! — потребовал господин Шварц. — Смею заметить, господин Визерхофф, что именно благодаря Анне Кайнер ваш друг все еще жив. Вы — наследник древнего чистокровного рода и в будущем займете полагающееся место в Совете Магов… И вы должны понимать, что многие решения в политике принимаются с расчетом на многие годы вперед. Что же касается Анны Кайнер… — бросил косой, оценивающий взгляд на девушку, — то она уже доказала свою полезность и, я надеюсь, докажет ее и впредь…
- То есть, вы хотите сказать, господин Шварц… — снова на повышенных тонах ответил Визерхофф, даже не пытаясь скрыть свою неприязнь к слизеринке, — что вы присоедините ее к нашей группе?
- Тогда пусть ваш друг, Карл Шёнбрюнн, объяснит вам мои мотивы как политика, — с сарказмом произнес глава Отдела образования, кивнув слизеринцу, чтобы тот отвечал.
На самом деле Николаус фон Шварц состоял в весьма дружественных отношениях с семьей гриффиндорца, однако, считал он, старине Георгу не помешает намекнуть, что тот упустил кое-что в воспитании сына, а самого юнца спустить с небес на землю. И показать, что тот, как будущий член Совета Магов, разбирается в политике намного хуже, чем его друг-зельевар, чиновник видел наиболее оптимальным ходом.
- Вы имеете в виду, если бы я был на вашем месте, господин Шварц? — уточнил Карл, переглянувшись с Лотаром: учитывая горячий нрав последнего, он рисковал потерять друга, чего ему очень не хотелось.
Шварц кивнул.
- Однако мне будет сложно рассуждать, отрешившись от моих привязанностей… — уклончиво добавил Карл.
- Большинство политиков не лишены предвзятости, — философски заметил Шварц, являя собой образец спокойствия и безмятежности.
- Хорошо, я попробую… — юноша проглотил застрявший в горле ком. — Во-первых, для почти всех учеников и учителей Хогвартса фрейлейн Кайнер немка. Она говорит на нашем языке и общается в основном с нами. Отношение к ней демонстрирует и отношение к нам. Во-вторых, до недавнего времени никто не знал о том, что фрейлейн Кайнер — независимая студентка. Все считали, что она приехала с нами, и потому любые ее действия отражаются на репутации и нашей группы, и нашей страны. Таким образом, если присоединить фрейлейн Кайнер к нашей группе официально, следует ожидать, что она будет вести себя более ответственно, чем раньше. То есть, появится взаимозависимость. В-третьих, фрейлейн Кайнер предоставила немало ценной информации, которая, однако, имеет значение лишь в том случае, если фрейлейн Кайнер официально считается немкой, что следует из пункта один.
Глава Отдела образования вновь кивнул, позволив себе на этот раз удовлетворительную улыбку: наследник династии зельеваров блестяще справился с задачей. Визерхофф же сидел некоторое время, широко распахнув глаза, затем резко моргнул, и на его лице отразилось… узнавание: он, наконец-то, понял, как все было очевидно, и теперь корил себя за то, что не додумался сам до таких элементарных выводов. Впрочем, следует учитывать, что Шёнбрюнн проводил все-таки намного больше времени с Кайнер и, как следует, успел ее изучить, а потому, несомненно, обладал значительно большим количеством информации, чтобы сделать этим самые выводы.
Заодно господин Шварц воспользовался случаем, чтобы пояснить причину задержки собрания. Утром в общежитии Слизерина от неизвестных проклятий пострадало несколько студенток, и директор Дамблдор решил повесить преступление на Анну Кайнер. От чиновника не укрылось, что Визерхофф, Фольквардссон и Миллер весьма заинтересовались услышанным, последняя даже выглядела потрясенной — по-видимому, заместительница директора в очередной раз отделалась дежурной фразой: “Все под контролем”, оставив студентам поистине огромный простор для фантазий. Но, как продолжил господин Шварц, директору Дамблдору не удалось доказать причастность фрейлейн Кайнер к совершенному преступлению, ибо у нее было на тот момент железное алиби, а ответы, данные под Веритасерумом, никто оспаривать не станет. Кроме того, фрейлейн Кайнер удалось навести подозрения на Дамблдора. Конечно, к сожалению, он обладает пока слишком высоким авторитетом, чтобы под него начали копать свои же, однако неприятный осадок останется и легко всплывет при любом другом происшествии в Хогвартсе.
Также глава Отдела образования подробно разъяснил всем присутствующим студентам, что произошедшее сегодня утром с фрейлейн Кайнер есть ни что иное, как попытка подставить Германию, и неисключено, что Дамблдор через время рискнет повторить ее. И предупредил, что его, Николауса фон Шварца, может не оказаться рядом, чтобы спасти от произвола местных властей или от экспериментов с модифицированным Веритасерумом — да, именно такой сегодня и пытались дать Анне Кайнер. После чего настоятельно рекомендовал своим подопечным вести себя тише воды — ниже травы, не ходить по замку в одиночку и практически на каждую минуту, от подъема и до отбоя, иметь свидетелей, которые могли бы подтвердить, что они, немцы, не занимались ничем противоправным.
- Простите, пожалуйста, господин Шварц, а если бы фрёкен Кайнер не была нужна вашей группе для поддержания репутации?.. Если бы она не оказалась полезной для вас, вы бы, не задумываясь, арестовали ее? — холодно поинтересовался Фольквардссон, с вызовом посмотрев на чиновника.
Равенкловца никогда не привлекала карьера политика: сам он не гнался за известностью и славой, а его род уже давно утратил былое влияние. В нынешние времена уже не ценились такие качества, как честь, достоинство и справедливость — им на смену пришли изворотливость, жажда богатства и власти. И пребывание в Хогвартсе с его официальным серпентарием, где учились детки местных политиков, соответствующим образом воспитанные, с белобородым пауком во главе школы, превращенной его волением в площадку для социальных экспериментов над учениками, лишь утвердило Ассбьорна в его мнении. Потом был рассказ Анны о будущем… не самом лучшем будущем, которое может постигнуть и его страну в том числе, предпосылки к которому были заложены много лет назад… Ему было нелегко принять это решение, глубоко неприятное ему, но если не он, то кто? А ведь Блигаарды до принятия Статута о Секретности всегда верно служили своему Отечеству, и сам он, Ассбьорн Фольквардссон, наследник Блигаардов, один из немногих, кто обладает послезнанием и потому в силах изменить что-либо. Однако столкновение с бюрократическим аппаратом в лице Николауса фон Шварца и Отто фон Геннингена остудило и без того не очень сильный энтузиазм юноши. Для политика не существует отдельных людей как уникальных личностей со своим складом ума, способностями и переживаниями. Есть лишь объекты, которые могут быть полезны или неполезны для государства, вписываться или не вписываться в существующую систему — от этого зависит их право на жизнь. И то, что Анна до сих пор не только жива, но и на свободе — исключительно добрая воля господина Шварца, которому Анна оказалась полезна. И Ассбьорн знал, что Анна будет и дальше стараться быть полезной, ибо самый верный союзник тот, которому однажды помогли безвозмездно. И он сам пойдет за ней, и будет бороться за нее, покуда у него есть силы, покуда… — накрыл руку девушки своей, стараясь смотреть Шварцу прямо в глаза, — ее свобода не станет против интересов его рода. И от этого наследнику рода Фольквардссонов становилось вдвойне обидно: Глава Рода — политик поневоле.
- Что вы, господин Фольквардссон? — Шварц ответил шведу снисходительным взглядом и легкой полуулыбкой. — Как я уже отметил, фрейлейн Кайнер не ничего противозаконного, и все ее действия были продиктованы исключительно самозащитой. А теперь я бы хотел перейти к не менее насущному вопросу, а именно проблеме системы образования в Хогвартсе и вашего дальнейшего нахождения здесь…
Чиновник был вынужден приступить к самой неприятной и трудной для себя части беседы, а именно раскрыть некоторые пункты кабального договора, который заключил Отто от лица всех студентов. Фактически это означало признать собственную некомпетентность как человека, который не видит потенциал других людей и не может определять, к какой работе кто способен. И то, что на предыдущей своей должности Отто справлялся весьма успешно, не будет ему оправданием. Отто — всего лишь хороший исполнитель, не более, не имеющий опыта работы на серьезных руководящих должностях. Противостоять Дамблдору и британским чиновникам — это не одно и то же, что гонять секретарей и вести учет магглорожденных волшебников. Отто слишком привык полагаться на честность коллег по цеху и вышестоящего начальства, и ему в голову не могло прийти, что где-то может быть иначе. Отто — человек стереотипов, и он, Николаус Цигнус фон Шварц, должен был это предусмотреть. Но не предусмотрел.А лица студентов, поглядывавших на него с недоверчивым ожиданием, лишь свидетельствовали о том, что дальше медлить нельзя.
Далее господин Шварц объяснил, что, согласно договору, подписанному куратором Отто фон Геннингеном, британскими министром магии Руфусом Скримжером и директором Хогвартса Альбусом Дамблдором, руководство Хогвартса обязуется предоставить немецким студентам обучение надлежащего качества. В договоре не указаны стандарты обучения, и потому Николаус Цигнус фон Шварц на сегодняшнем педсовете поднимет этот вопрос и потребует замены ряда некомпетентных преподавателей, чью методику и качество преподавания он нашел неудовлетворительными в ходе инспекции. Однако, согласно тому же договору, в который, по-видимому, в последний момент внесли правку британцы, отобранные для эксперимента студенты обязаны проучиться в Хогвартсе до конца учебного года без возможности перевода на домашнее обучение или перевода в другую школу. В противном случае и господин Геннинген, и они сами превратились в сквибов.
Миллер просто грустно вздохнула и опустила голову, как цветок, лишенный воды. Шёнбрюнн сохранил нейтральное выражение лица, однако по его прищуренным глазам и внимательному взгляду было заметно, что он выжидает, пока каждый из присутствующих сделает свой ход. Кайнер и Фольквардссону оказалось безразлично (тем более, Кайнер, с учетом ее нелегального положения, больше негде было получить магическое образование), зато Визерхофф предсказуемо показал свой порывистый вспыльчивый нрав, едва не приложив главу Отдела образования и, по совместительству, своего дальнего родственника, вспышкой стихийной магии. Юный аристократ прекрасно понимал стремление господина Шварца утопить Дамблдора, развязав информационную войну. Мало того, он и сам был бы рад добавить по ложке дегтя или, еще лучше, Костероста, в засахаренные лимонные дольки белобородого директора. Однако юношу категорически не устраивал тот факт, что эта информационная война затронет семьи его и Карла, ведь у них, черт возьми, не будет возможности уйти из Хогвартса до окончания учебного года. Мало того, они должны будут получить здешние аттестаты! И как после этого к ним будут относиться, когда у них на руках будет только свидетельство из самой загибающейся школы магии?! Наверняка все будут теперь жалеть его отца и злорадствовать, что вот, как не повезло ему с сыном, а его самого не пустят с таким аттестатом ни в Йену, ни в совет магов — как же, за год в Хогвартсе Дамблдор кому угодно мозги промыть успеет. Кайнер, вон за последний месяц уже четыре раза к себе вызывал, и неизвестно, сколько она еще продержится.
Ситуацию неожиданно спасла Кайнер, заявив, что у нее есть идея. Шварц, очевидно, сообразив, что идея, предложенная Кайнер, будет все же лучше полного отсутствия вариантов, как одновременно нанести удар по Дамблдору, не затронув при этом своих же студентов, которых старых интриган фактически держит в заложниках, и соблаговолил выслушать девушку.
- Во-первых… точно ли в контракте сказано, что немецкие студенты… обязаны находиться в Хогвартсе в течение всего учебного года? — немного неуверенно проговорила Лапина. — Если они должны будут получить только аттестат Хогвартса, то… они могут уехать хоть прямо сейчас, а потом приехать в Хогвартс только на сдачу ТРИТОНов.
- Мне понятно ваша мысль, но, к сожалению, нет…
Глава Отдела образования подошел к секретеру и, поколдовав над ним, извлек из одного из ящичков свернутый в тугой свиток лист пергамента, перевязанный атласной бордовой лентой с восковой печатью. Нажал ногтем на печать, и свиток послушно развернулся
- Точно нет… — повторил Шварц и положил пергамент на столик перед студентами. — Вот здесь… Пункт два, подпункт шесть… “Студенты, прибывшие по обмену в школу чародейства и волшебства Хогвартс, должны находиться в обозначенной школе в течение всего учебного года и посещать предусмотренные расписанием уроки наравне с другими студентами. Исключениями являются дни школьных каникул, а также дни, предусмотренные для отдыха в деревне Хогсмид. В остальные дни студент имеет право покинуть школу только по особым обстоятельствам и только с разрешения декана…”
- Жаль… — совершенно искренне произнесла Кайнер. Сидевшая напротив нее Элиза разочарованно вздохнула. — Тогда другой вариант… если после всех этих… сообщений в прессе авторитет Хогвартса упадет, надо сделать так, чтобы ваши аттестаты имели по-прежнему высокий вес. Например, экзамен будут принимать не только хогвартские учителя или министерская комиссия… но, например, международная комиссия, куда будут включены преподаватели из нескольких школ… в том числе и вашей прежней… Еще можно организовать курсовые проекты…
- С международной комиссией понятно, — заметил Шварц. — Поясните, пожалуйста, что вы подразумеваете под этими курсовыми проектами.
- Это… нечто наподобие самостоятельной научной работы, которую должен курировать преподаватель. Студент должен собрать литературу по выбранной теме, провести эксперимент или расчет и представить результаты. Успешное выполнение курсовой работы должно давать студенту бонусы при устройстве на работу или поступление в университет. Разумеется… — Анна ходила взад-вперед вдоль журнального столика, заложив руки за спину и нацепив умное выражение лица, — выполнить такую работу могут далеко не все студенты, должен быть конкурс… чтобы отобрать лучших. Вероятно, следует ввести ограничение на количество студентов, которые могут быть у одного преподавателя. Желательно, чтобы студенты приступили к работе до начала… то есть, конца этого семестра. Один и тот же студент может выполнять не более двух практических курсовых работ. К практическим предметам я отношу зельеварение, трансфигурацию, чары. К теоретическим — нумерологию, руны, астрономию. В сумме теоретических и практических предметов… можно взять три…
- А гербология? — поинтересовалась Элиза. — Разве она не относится к практическим предметам.
- Относится, просто… зависит от того, какой именно результат должен быть предъявлен. Например… в случае курсовой по чарам… это может быть новое заклинание, и студент должен будет продемонстрировать на экзамене… его работу. В биологии, однако, многие эксперименты длятся очень долго, как минимум, несколько недель… Таким образом, вам может не хватить экспериментального материала для результатов. С другой стороны, я думаю, курсовую по гербологии можно выполнить, если начинать не с нуля, а взять на себя какую-то часть исследований… Если я правильно помню… в теплицах у профессора Спраут есть много редких и малоизученных растений… — глаза девушки неожиданно загорелись, что означало пришествие новой идеи. — Можно сделать… э… тандемные курсовые работы, где один студент использует результаты другого. Например, вы, Элиза, исследуете какое-то растение с точки зрения гербологии, а Карл применяет его в зельеварении и исследует его свойства. Таким образом, вы можете обменяться результатами, не забыв, естественно… сослаться друг на друга. Такой метод активно применяется маггловскими учеными, поскольку одной группе ученых и, тем более… одному человеку, нередко бывает сложно провести исследование от начала до конца… полностью самостоятельно. И это отнимает слишком много времени.
- А что насчет боевой магии? — задал вопрос Ассбьорн. — Я считаю, что в данной дисциплине доля практической компоненты не меньше, чем в гербологии или зельеварении.
- Лично я считаю… с исследовательской точки зрения… — Лапина пожала плечами, стушевавшись под пристальным взглядом равенкловца, — боевую магию можно отнести к чарам… специального применения…
- Вам есть, что еще добавить, фрейлейн Кайнер? — спросил глава Отдела образования, встав с кресла и подойдя к камину.
- Нет… пока нет… — слизеринка покачала головой. — Это просто идея… черновик.
- Итак, дамы и господа, фрейлейн Кайнер высказала свое предложение. Принимать его или не принимать в данном случае будет зависеть от вас, так как вы — непосредственные участники эксперимента. Однако я советую прислушаться к его разумности. Сдача экзаменов международной комиссии и курсовые проекты действительно способны нивелировать недостатки хогвартской системы образования, а также выявить уровень подготовки студентов, и я считаю, что у вас он будет, несомненно, выше, — произнес Шварц, гордо вскинув голову. — И сам факт того, что данную идею предложила именно немецкая студентка, — снисходительный взгляд на Кайнер, — несомненно, будет способствовать престижу нашей страны в образовательной сфере…
- Я бы хотел заняться исследовательской деятельностью, — деловым тоном проговорил Шёнбрюнн.
Визерхофф молча сидел с каменным выражением лица.
- Я тоже, — поддержал Шёнбрюнна Фольквардссон, не забыв уважительно улыбнуться Анне: он был рад, что именно она предложила вариант с курсовыми проектами.
Визерхофф продолжил угрюмо молчать.
- Я думаю, это очень хорошая идея, — согласилась Миллер. — Так мы сможем изучить что-то новое и глубже изучить то, что только поверхностно проходим на уроках. Я думаю, это будет очень хорошая подготовка для будущей работы или учебы в университете.
- Господин Визерхофф, вы до сих пор не высказали ваше мнение.
- Пожалуй… предложение Ка… фрейлейн Кайнер действительно может быть полезным, — с раздражением в голосе произнес Лотар, который никак не мог перебороть в себе неприязнь к самозванке, которая не только втерлась в доверие к его лучшему другу, но даже господин Шварца, важного чиновника и главу древнего чистокровного рода, сумела расположить к себе.
- Итак, решение принято, — резюмировал глава Отдела образования. — Сегодня вечером я доложу о нем на педсовете и постараюсь принять все усилия, чтобы ваше предложение, фрейлейн Кайнер, было принято и на вышестоящем уровне. Разумеется, в целях успешности мероприятия, я не буду раскрывать ваше авторство.
- Да, я понимаю, — равнодушно ответила девушка: а что, ей не жалко. По крайней мере. Пока.
- Фрейлейн Кайнер, я бы хотел увидеть черновик вашего проекта с потезисным изложением всех вышеназванных аспектов до… — мужчина взглянул на каминные часы…— до половины первого пополудни.
- Я думаю, я успею, господин Шварц, — немного неуверенно произнесла Лапина, кивнув.
- Можете быть свободны.
- С вашего позволения, господин Шварц.
- До свидания, господин Шварц.
- Хорошего дня, господин Шварц, — прощались студенты.
Юноши отвесили полагающиеся по этикету поклоны, девушки присели в книксене, и все вместе (разумеется, пропустив дам вперед) покинули кабинет. Шварц, проводив молодежь, налил себе эльфийского вина столетней выдержки и, с удобством расположившись на диване, сделал глоток. Губы его растянулись в довольной улыбке. Предстояло еще много работы, но этот день определенно сулил перемены к лучшему. Кайнер, то есть Лапина, впрочем, не важно, оказалась весьма полезной, фактически вытянув его самого и его отдел из глубокой ямы, куда они могли бы сесть в скором времени благодаря провалам Отто. Не факт, что другие идеи девчонки окажутся столь же полезными, но их определенно стоит иметь в виду. Кайнер уже обученный специалист, по уверениями Шёнбрюнна, хороша в зельях и чарах. Такими людьми нельзя разбрасываться, напротив, их стоит держать как можно ближе к себе, дать им поле для развития своего потенциала… А в случае Кайнер это еще и благодарность со стороны пусть маловлиятельного, но магически сильного и древнего рода. Мм… вино действительно отличное, вот только оно мало поможет в предстоящей словесной битве с Дамблдором и его псами…
Отставив бокал, мужчина призвал папки с досье на директора, учителей, завхоза и прочий штат, скрупулезно собранные Мартой и Отто и составленные как на основе личного общения с большинством выше обозначенных лиц, так и отзывов учеников. Минерва МакГонагалл, Северус Снейп, Помона Спраут, Филеас Флитвик, Септима Вектор и прочие… Что ж, Николаус Цигнус фон Шварц найдет, что сказать каждому из них, заставить послушать себя, а не белобородого старца с лукавыми мерцающими глазами. С этими мыслями глава Отдела образования приступил к работе. Ему должно хватить времени, чтобы подготовиться к педсовету, но этот спектакль необходимо продумать до мельчайших подробностей, чтобы в нужный момент превратиться из актера в постановщика и диктовать свои уже условия.
|
|
| PPh3 | Дата: Среда, 18.09.2013, 01:15 | Сообщение # 297 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 38
Слухи о том, что магглорожденная Кайнер прокляла шестерых соседок из слизеринского общежития, разнеслись по Хогвартсу буквально за пару часов. Дамблдор не стал делать публичных объявлений, как это имело место с Уизли, предоставляя домыслам плодиться и размножаться, обрастая все новыми подробностями. Учителя также не стремились опровергать ходившие между учениками предположения, и только недовольно шикали, когда те слишком громко перешептывались, ожидая своей очереди на сдачу коллоквиума. Сами же слизеринцы хранили по этому поводу глубокомысленное молчание: им ни к чему было заступаться за грязнокровку. А в своей порции обеда Лапина в очередной раз обнаружила пару ядов, только намного более сильных, чем в предыдущие дни.
Сразу же после дневной трапезы состоялось внеочередное заседание педсовета, на котором должна была обсуждаться эффективность коллоквиумов, а также результаты инспекции со стороны немецкого Министерства магии. И снова Николаус Цигнус фон Шварц поразился тактичности великого светлого волшебника, победителя Гриндевальда и просто директора Хогвартса. Вернее полному ее отсутствию. Иначе как еще можно назвать тот факт, что Дамблдор нарочито фамильярно предложил деканам проследовать к нему в кабинет, демонстративно не заметив членов немецкой делегации?
В кабинете директора, который специально расширили магией, собралось множество народа. Как удалось заранее узнать от Амелии Боунс, на нынешний педсовет должны были явиться попечители школы, т.к. именно они наряду с директором были ответственны за подбор новых преподавателей и спонсировали расходы. Сама Боунс также присутствовала на заседании, и как один из попечителей, и как глава Департамента магического правопорядка. Дамблдор с лучезарной улыбкой на лице предложил собравшимся лимонные дольки и свой знаменитый индийский чай, от которых отказались все, кроме здоровяка в кротовом жилете, своими манерами напоминавшего неотесанного деревенщину. Шварцу с трудом удалось сохранить нейтральное выражение лица. Он никак не мог понять, как на должность преподавателя по магической зоологии назначили человека, не только не имеющего полного школьного образования, но и совершенно не способного оценить опасность того или иного животного для детей. Чего только стоят приведенные на уроки гиппогрифы, соплохвосты и фестралы! Или странная женщина, с огромными глазами, как у стрекозы, явно пребывающая не в себе и периодически украдкой отхлебывающая какой-то дешевый напиток из маленькой бутылки. Алкоголичка! Впрочем, такое как раз в стиле Дамблдора: если судить по слухам о происшествиях, без которых не может обойтись ни один учебный год в Хогвартсе, то старик намеренно приучает жить детей в состоянии постоянной опасности. А когда человек находится очень долго в каком-либо состоянии, он, как известно, со временем к нему привыкает и перестает замечать. А дети, как известно, привыкают гораздо быстрее и, обладая неуемной энергией и фантазией, склонны воспринимать происходящее вокруг них, скорее, как приключение, чем то, чего следует остерегаться. И они, не задумываясь, пожертвуют собой, если такое понадобится старику, а тот потом всплакнет и пустит лицемерную слезу о жертвах, павших во имя “Всеобщего блага”. Тьфу! Старый интриган выводил из себя главу Отдела образования уже одной своей лживой улыбкой и лукавыми мерцающими глазами, а этого нельзя было допустить ни в коем случае.
Директор Хогвартса, посетовав, что уважаемые гости отказались от такого великолепного угощения, закинул себе в рот сразу две лимонных дольки, не забыв еще одну перекинуть сидевшему на насесте Фоуксу, после чего объявил педсовет открытым. МакГонагалл и Спраут тут же накинулись на Снейпа, что он дает непосильные задачи их студентам, из-за чего те уже неделю не могут сдать коллоквиум. Снейп, в свою очередь, отбился тем, что он не виноват, что студенты не в состоянии выучить самых элементарных вещей. Флитвик, в свою очередь, отметил, что и Снейп, и МакГонагалл — оба хороши, и их студенты будут сдавать коллоквиумы деканам “вражеских” факультетов до тех пор, пока не прекратится вся эта бессмысленная вражда. Не забыл декан Равенкло добавить, что многоуважаемая Минерва даже многим своим студентам не зачла коллоквиум по трансфигурации, так что ее претензии к деканам других факультетов выглядят более, чем странными. Деканесса Гриффиндора вмиг разозлилась, чем напомнила кошку, которой довелось встретиться с собакой, и, едва справившись с приступом праведного гнева, демонстративно фыркнула и заявила, что она, в отличие от Северуса, всегда объективно оценивает студентов, не взирая на факультет. Данное заявление сильно разозлило Помону Спраут, которой было крайне обидно узнать, что Эрни МакМиллан, ее ученик и крайне старательный мальчик, до сих пор не может сдать коллоквиум по трансфигурации, в то время как Гарри Поттер и Рон Уизли получили свои “Выше ожидаемого” еще в первый день, о чем не забыли похвастаться всей школе. Уж очень это попахивало фаворитизмом со стороны МакГонагалл, который та старательно отрицала. Члены Попечительского Совета откровенно скучали, кроме тех, по чьим сыновьям и дочерям прошлась несправедливость со стороны учителей, а Дамблдор с умилительной улыбкой на лице продолжал взирать на все это безобразие и поглощать лимонные дольки.
В конце концов, не выдержал Шварц. Попросив у сидящего рядом Амоса Диггори “Ежедневный пророк”, он молча встал из-за стола, подошел к окну и, демонстративно повернувшись спиной ко всем собравшимся, принялся читать газету. Геннинген едва не уронил челюсть — настолько такое поведение не вписывалось в его представления о строгом начальнике и поборнике дисциплины. Фрау Бёллер нервно озиралась по сторонам, переводя бегающий взгляд с господина Шварца на попечителей и учителей. Она понимала, что ее начальник что-то задумал, но боялась того, что его план может провалиться.
- Что вы себе позволяете?! — возмутилась, наконец, Минерва МакГонагалл. — Вы проявляете неуважение к собранию!
Однако Шварц не обратил на это никакого внимания.
- Кхе-кхе… Это возмутительно! — пропищала невысокая полная женщина, одетая во все розовое. — Я сразу предупреждала министра Скримжера, что сотрудничество с этими немцами не приведет ни к чему хорошему!
- Имейте совесть, мистер Шварс! — снова возмутилась МакГонагалл.
- О, профессор МакГонагалл… — глава Отдела образования все-таки соизволил отложить газету и повернуться к публике лицом, — наконец-то вы вспомнили, что к человеку нужно обращаться хотя бы по имени, — в голосе его так и сквозили снисхождение и сарказм. — Вы обвиняете меня в отсутствии совести, но почему-то никто из деканов, включая вас, не соизволил продемонстрировать ее присутствие. Вместо этого вы сцепились, как стая уличных собак, заставляя нашу делегацию и уважаемый совет попечителей выслушивать разборки между вашими домами. То же, касается и вас, директор Дамблдор, — Шварц прищурил глаза.
- Меня? — искренне удивился белобородый старик.
- Не мне ли напоминать вам о том, что вы, на правах директора, обязаны были немедленно прекратить эти разборки, а не наблюдать за ними, подобно зрителю дешевой комедии. Так можно подумать, что и межфакультетская вражда раздута вами специально, для вашего личного развлечения… — холодно добавил немец.
- Да как вы… смеете?! — взвилась декан Гриффиндора, для которой каждый выпад в адрес ее кумира был точно удар ножом в сердце. — Директор Дамблдор — единственный во всем мире, кто способен противостоять злу! Немедленно извинитесь перед ним!
- Спасибо, Минерва, ты очень помогла мне, — снисходительно ответил Дамблдор, похлопав свою заместительницу по руке, — но я думаю, ты слишком погорячилась по отношению к мистеру Шварцу.
- Но, Альбус…
- Туше, Минерва, туше… Все в порядке, — и с чувством победителя посмотрел на немца.
Тот же, сделав вид, будто вмешательства Дамблдора не происходило вовсе, перешел к основной теме собрания. На данном этапе было достаточно и того, что многие члены Попечительского совета засомневались в добрых намерениях победителя Гриндевальда. И это весьма кстати, т.к., как минимум, у половины из них дети еще учатся в Хогвартсе.
- Итак, уважаемые дамы и господа, учителя и члены Совета Попечителей, вы все знаете о международном образовательном эксперименте, организованном нашими министерствами с целью международного магического сотрудничества… — начал свою речь Шварц. — Мы, немцы, заинтересованы в самом высоком качестве образования, и, в этой связи нами была проведена инспекция с целью выяснения соответствия качества обучения в Хогвартсе немецким образовательным стандартам. Данные полномочия были согласованы с британским министром магии Руфусом Скримшером и подтверждены официальным магическим контрактом. И, к сожалению, я не могу назвать результаты инспекции удовлетворительными… В Хогвартсе на данный момент обучается 287 учеников в возрасте от 11 до 19 лет. И курируют их всего четыре (!) декана, так, что на каждого из них приходится от 50 до 100 учеников. При этом каждый из деканов ведет один из обязательных предметов, которые присутствуют в программе всех семи курсов, и, таким, образом, вынужден вести уроки почти у всех учеников, которые на данный момент обучаются в школе. Такие нагрузки для учителей просто недопустимы! — глава Отдела образования говорил громко, держался степенно, подчеркивая самые важные, на его взгляд, моменты интонацией, в то время как руки плотно сжимали папку. — Единственные учителя, чью нагрузку я могу назвать приемлемой, это учителя, ведущие дополнительные спецкурсы, — кивок в сторону присутствовавших на заседании профессоров Вектор, Стюрке и Синистры. — Кроме того, я хотел бы подчеркнуть еще один немаловажный момент. Многоуважаемый Альбус Дамблдор, помимо того, что является директором школы Хогвартс, также занимает пост председателя британского Совета Мудрейших и заседает в Международной конфедерации магов. Занятия политикой отнимают у господина Дамблдора слишком много времени, отчего он вынужден перекладывать часть своих обязанностей директора школы на глав домов, в частности, профессора МакГонагалл, которая является его заместителем…
Среди присутствующих попечителей пошли шепотки. Некоторые злорадно ухмылялись, поняв, к чему клонит Шварц. Другие хмурились и качали головами. Для третьих сказанное немецким чиновником и вовсе явилось открытием, причем настолько очевидным, что становилось стыдно признаваться себе в том, как они до этого не додумались сами.
- На что это вы намекаете?! — тут же поинтересовалась выше упомянутая Минерва МакГонагалл, сразу почувствовавшая выпад в адрес обожаемого ею директора.
- Всего лишь на то, профессор МакГонагалл, что директору Дамблдору уже давно следует определиться, чем именно он должен заниматься: политикой или учительством, или, быть может, уйти на заслуженный отдых, — елейным голосом произнес Николаус фон Шварц.
- Да как вы смеете говорить такое?!
- Туше, Минерва, — сразу же успокоил ее Дамблдор. — Что вы, мистер Шварц, я еще бодр и полон сил, — добавил он, лукаво улыбнувшись, — так что мне не составляет труда управляться и с директорством, и с председательством в Визенгамоте.
- Естественно, потому что часть ваших административных обязанностей вы перекладываете на профессоров МакГонагалл и Снейпа, — парировал немец. — В результате деканы, чья нагрузка и так сильно превышает норму, не успевают справляться с собственными обязанностями и перекладывают их на старост. Подрастающее поколение, безусловно, должно учиться ответственности за принятые решения, приучаться к порядку и дисциплине. Многие из старшекурсников через несколько лет станут отцами и матерями, и эти умения окажутся весьма полезными в будущей семейной жизни. Однако многоуважаемые деканы должны помнить и о том, что для подростков очень важны дружба и популярность в коллективе, и даже самый принципиальный староста вряд ли посмеет сдать своих друзей учителям. Кроме того, следует учитывать, что степень влияния напрямую зависит от разницы в возрасте. Таким образом, труднее всего старостам руководить именно собственными однокурсниками, которые нередко оказываются равны, а то и превосходят старост как по магической силе, так и по положению в обществе или влиянию в коллективе. Также следует помнить, что старосты способны разрешить далеко не все бытовые проблемы, возникающие в общежитии, в силу недостаточности опыта и знаний об окружающем мире, и здесь им может потребоваться аккуратная и тактичная помощь взрослых наставников…
Взгляды всех сразу же обернулись к застывшей, как статуя, Минерве МакГонагалл. Несмотря на то, что все свидетельницы следствия дали клятву о неразглашении, слухи ходили самые разные. Да и демонстративная драка Джинни и Ромильды в Большом зале тоже на очень многое намекала. А потом официальное объявление Дамблдора и оговорки Боунс. И потому ни для кого не было секретом, в чей огород закинул камень немец.
- Простите, пожалуйста, мистер… Шварц, — заговорила чуть полноватая, добродушная на вид волшебница с рыжевато-русыми волосами, одетая в дорогую золотисто-коричневую мантию, — вы указываете на огромную и недопустимую нагрузку для учителей в Хогвартсе. На протяжении поколений ни для кого это не являлось проблемой, по крайней мере, официально. Или у вас в Германии придумали свои способы, как уменьшить нагрузку учителей и улучшить контроль над поведением учащихся?
- Вы верно мыслите, фрау МакМиллан, — учтиво, но с чувством собственного превосходства заметил Шварц, благодаря информации, щепетильно собранной Мартой и Отто, а также некоторым досье, предоставленным Амелией Боунс, уже заранее знавший, кто есть кто в Попечительском совете. — Исторически сложилось так, что в Германии, на протяжении веков существовавшей в виде отдельных княжеств, сформировалось сразу несколько магических школ. И это оказалось очень удобным в нынешнее время, когда государство уже объединено. Уже хотя бы потому, что в каждой из школ обучается меньше детей, чем в Хогвартсе сейчас, несмотря на то, что в нашей стране нужно учиться только семь лет только для того, чтобы сдать СОВ.
- Мистер Шварц, почему вы считаете, что недостаточно пяти лет обучения, как это имеет место в Хогвартсе? — спросил явно поседевший раньше времени мужчина с пронизывающим колючим взглядом, идентифицированный как Аврелий Нотт.
- Образование в нашей стране предполагает разностороннее развитие подрастающего поколения, — гордо ответил чиновник. — В том числе дети изучают такие общеобразовательные предметы как всемирная история, литература, математика, иностранные языки, история, география, физика и биология.
- Кхе-кхе… Вы хотите сказать, что в ваших школах опускаются до того, чтобы изучать маггловские предметы?! — едва не брызжа слюной, закричала женщина в розовом, что с ее низким ростом и писклявым девчоночьим голосом смотрелось весьма комично.
- О, фрау Амбридж, странно, как вы, с вашими идеями, до сих пор не полнили ряды сторонников Неназываемого Лорда? — с сарказмом произнес Шварц, заставив колдунью сесть обратно в кресло. — Я думаю, ни для кого не является секретом проблема безработицы в магическом сообществе. Таким образом, наши ученики, даже если не смогут найти себе место среди магов, смогут, благодаря полученным в школе знаниям, устроиться среди магглов, — среди учителей и попечителей вновь пошли громкие шепотки. — Что же касается волшебников, выросших среди себе подобных, то они уже будут знать, как вести себя, если окажутся в большом мире, что значительно помогает сохранению Статута о Секретности…
Присутствовавшие маги вновь зашептались, ибо было уже немало случаев, когда магглы хватали магов и отправляли их в лечебницы для душевнобольных, а Министерству магии приходилось задействовать авроров и стирателей памяти, чтобы вызволить бедолаг из беды. А все из-за того, что последние не так одевались и не то говорили, но при этом, связанные соблюдением того самого Статута о Секретности, совершенно не могли себя защитить.
- Итак, дамы и господа, я хотел бы вернуться к вопросу, заданному фрау МакМиллан, — продолжил Шварц. — Как я уже пояснил, в Германии существует несколько школ, в каждой из которых обучается меньше учеников, чем в Хогвартсе. Для каждого курса назначается свой куратор, который должен следить за порядком и дисциплиной, разрешать конфликтные ситуации, а также помогать магглорожденным адаптироваться к жизни в магическом мире. Также среди чистокровных учеников поощряется покровительство по отношению к магглорожденным и полукровкам. Насколько мне известно, в Хогвартсе такая традиция существует в доме Хаффлпафф, — уважительный кивок в сторону Помоны Спраут, которая тут же засветилась от осознания собственной значимости. — Отдельный куратор назначается для трех последних курсов, которые обучаются по программе ТРИТОН. В немецких школах после СОВ оставляют только действительно сильных и способных ребят, которым для будущей карьеры необходимо обучение в магическом университете. После третьего курса проводится обязательная дифференциация по уровню знаний и умений. Если ученик не способен к какому-либо предмету, он дальше не изучает его и, соответственно, после школы не сможет заниматься соответствующей профессией, — декан Слизерина злорадно ухмыльнулся, представляя, как разом избавился бы от большей части гриффиндорцев на своей шее. — Таким образом, по каждому из общеобязательных предметов мы имеем сразу трех учителей: первый дает основы и ведет занятия с первого по третий курс, второй дает знания на более углубленном уровне и готовит детей к СОВам, третий занимается с наиболее способными учениками, которые готовятся к сдаче ТРИТОНов.
- Не кажется ли вам, что это слишком большие затраты для Министерства, мистер Шварц? — прошелестел своим бархатистым голосом представительный мужчина с длинными платиновыми волосами — Люциус Малфой.
- Как вы можете догадаться, господин Малфой, большую часть затрат берет на себя Совет Попечителей.
- Ах, Люциус, ты, очевидно, уже все свое золото раздал нашим продажным чиновникам, раз тебе жалко потратить еще несколько галлеонов на образование для собственного сына, — рассмеялась старая женщина в зелено-коричневом твидовом пальто с лисьим воротником и старой шляпе, увенчанной чучелом грифа.
- Не разбрасывайтесь обвинениями зря, мадам Лонгоботтом, — снова прошелестел Малфой, довольно ухмыльнувшись, — иначе мне придется вызвать на дуэль вашего внука…
- Мистер Малфой, мадам Лонгоботтом, не отвлекайте, пожалуйста, педсовет на выяснение ваших отношений, — строго произнесла присутствовавшая на заседании мадам Боунс, после чего смерила блондина пристальным, снисходительным взглядом.
- Спасибо, фрау Бонс, — поблагодарил коллегу господин Шварц. — Как вы видите, проблема с уменьшением нагрузки на учителей и улучшением контроля дисциплины в школах вполне решаема.
- Мистер Шварц, профессия учителя, к сожалению, не настолько популярна, чтобы можно было найти хотя бы еще одного компетентного учителя, — строго возразила МакГонагалл.
- Профессор МакГонагалл, мы вмешиваемся в образовательный процесс в Хогвартсе исключительно потому, что здесь учатся наши студенты, и в остальном мы не обязаны решать за вас ваши проблемы, — холодно ответил глава Отдела образования, заставив декана Гриффиндора сесть на место. — Вторая проблема, которую мы выявили в Хогвартсе, это некомпетентность ряда преподавателей. Я выдвигал ее уже ранее на прошлом педсовете и теперь представляю господам попечителям, — кивок в сторону собравшихся волшебников и ведьм, сидевших отдельно от преподавателей.
Далее Шварц прошелся по крайне низкому, на его взгляд, уровню преподавания истории магии, особенно отмечая тот факт, что абсолютно во всех учебниках, предусмотренных программой и тщательно проштудированных им и его сотрудниками, имеют место многочисленные искажения разнообразных исторических фактов и их хронологии, из-за чего у детей ожидаемо складываются не только неправильные представления об историческом развитии магического сообщества, но также отсутствуют объективные понятия и причинах и следствиях тех или иных исторических событий. Не забыл немец упомянуть и тот факт, что сам учебный процесс организован таким образом, что дети просто физически не могут усвоить преподаваемый материал, не говоря уже об отсутствии какого-либо интереса к предмету.
Не удалось избежать критики и защите от темных искусств — начиная с крайне низкого уровня знаний и практических навыков в области защитной магии у студентов седьмого (!) курса и заканчивая полным отсутствием педагогической этики у нынешнего преподавателя, который позволяет себе упиваться данной ему властью и оскорблять студентов как по признаку чистоты крови, так и по национальному признаку, и постоянно занимается тем, что стравливает между собой студентов, провоцируя еще большую вражду. И если Регинальд Воррингтон не стесняется вести себя так при членах иностранной делегации, которые приехали в Хогвартс с инспекцией, то что он творил на уроках в отсутствие наблюдателей?
- Кхе… Реджинальд Уоррингтон — компетентный преподаватель! — резко возразила Амбридж. — Его назначение одобрил лично министр Скримжер, и потому вы не имели право его увольнять!
- Мне остается только пожелать вашему министру пройти обследование у медиков, ибо умственно здоровый человек не мог назначить ТАКОЕ на должность преподавателя, — скептически заметил Шварц, чем вызвал недоумение на лицах попечителей.
Глава Департамента магического правопорядка недовольно поджала губы. Назначение Уоррингтона пропихнула Амбридж и некоторые из людей Люциуса Малфоя, Руфус же просто подписал, не глядя, приказ — у министра магии есть дела и более важные, чем заниматься школой, которая постоянно кричит о своем праве на автономию. Но заявить об этом публично — значит подставить не только все Министерство, но и свою страну, чего Амелия Боунс, истинная британка и выпускница Хаффлпаффа, не могла допустить.
- Одновременно увиденное нами говорит о крайне низком уровне преподавания боевой магии в предыдущие годы, что также нельзя оставить без внимания. Ибо получается, что репутация о высочайшем качестве образования в Хогвартсе не более, чем фикция, держащаяся на славе Основателей и прочих деятелях прошлого, — продолжал свою речь Шварц. — Наши студенты ехали сюда в надежде узнать что-то новое, а выясняется, что узнавать совершенно нечего, и остается только самостоятельно заниматься по книгам. Но тогда каков смысл посещать занятия? То же самое можно сказать и о преподавании зельеварения. Я не ставлю под сомнение талант профессора Снейпа как ученого и зельевара, однако он продемонстрировал себя совершенно некомпетентным как учитель. Он не считает нужным объяснять теорию и правила техники безопасности, считая, что студенты должны знать все сами по умолчанию, зато не устает сыпать оскорблениями, как из рога изобилия, вполне предсказуемо мешая студентам работать. Как можно научить чему-то детей, если по умолчанию считать их “тупым стадом баранов”, не способных ничему научиться? Каков тогда вообще смысл в уроках, а, главное, в учителе, если последний считает, что дети должны учиться всему сами по книгам?
- О, мистер Шварц, я думаю, вы слишком строги к Северусу, — снисходительно произнес Дамблдор, в то время сидевший по левую руку от него зельевар сделал такую кислую мину, как будто бы съел с десяток лимонов. — Еще ни разу ни у кого из родителей учеников не возникало нареканий в адрес Северуса, — и лучезарно улыбнулся, закинув в рот очередную лимонную дольку.
Члены попечительского совета мгновенно притихли, с подозрением посмотрев на директора Хогвартса. Малфой, Нотт и Флинт предсказуемо поддержат своего ставленника, но не станут публично соглашаться с Дамблдором, хотя последнему это могло бы нанести удар по репутации: как же, великий светлый волшебник пользуется поддержкой темных семей. Остальные предсказуемо не пойдут против Дамблдора — либо слишком ему верят, либо боятся. Шварц уже приготовился пустить в ход последний аргумент, а именно магический контракт, подписанный, в том числе, и Дамблдором, как слово неожиданно взяла Августа Лонгоботтом, та самая, которая недавно пеняла Малфою его взятки.
- Кого вы пытаетесь обмануть, Альбус?! — в гневе воскликнула она, тряхнув чучелом грифа. — Может быть, вы заодно поведаете присутствующим, сколько жалоб с просьбой отстранить вашего Северуса от работы пылится по вашим ящикам?
- Августа, как ты смеешь?! — не менее гневно возразила МакГонагалл, готовая прожечь дыру в леди Лонгоботтом.
- Смею, потому что хочу, чтобы мой внук вырос достойным человеком, — гордо вскинула голову старая волшебница. — Тебе не понять этого, Минерва, ибо у тебя никогда не было детей.
- Леди Лонгоботтом, даже если ваш внук получит Орден Мерлина I степени, он все равно не перестанет взрывать котлы, — желчно процедил Снейп.
- Вряд ли бы вы так говорили, профессор Снейп, если бы добились в жизни чего-то большего, чем правильно варить зелья и обучать студентов, которых сами же ненавидите, — снисходительно заметил Шварц, которого явно забавляло поведение декана Слизерина.
- Поддерживаю Августу Лонгоботтом, — заявила Амелия Боунс, поднявшись с места. — Такой человек, как Северус Снейп, не должен учить наших детей.
- Поддерживаю, — произнес Амос Диггори.
- Поддерживаю, — сказала Розалинда МакМиллан.
- Поддерживаю, — добавила Натали Норриш.
“Слизеринский” сектор угрюмо молчал.
- Альбус Дамблдор, Совет Попечителей вынес свое решение абсолютным большинством голосов, — сделала заключение мадам Боунс. — Согласно закону и уставу Хогвартса, вы обязаны подчиниться решению Попечительского Совета.
- Этому не бывать! — выпалила декан Гриффиндора, загородив собой обожаемого кумира, но коллеги быстро оттащили ее от директора.
- Альбус, если вы не подчинитесь, Совет будет вправе назначить голосование об отстранении вас от должности директора школы Хогвартс, — канцелярским тоном произнесла глава Департамента магического правопорядка.
- Я прошу вас… — Дамблдор окинул аудиторию страдальческим взглядом, но ни у кого, за исключением верной Минервы, не находил сочувствия в глазах. — Дайте Северусу еще один шанс. Он исправится и станет лучше вести уроки. Он просто зачахнет, лишенный своей работы. Неужели никто из вас не способен проявить хотя бы каплю милосердия к одинокому и бедному зельевару?
Кто-то покачал головой, кто-то засомневался, но этого белобородому старцу показалось мало, слишком мало. Ибо никто из попечителей не испытывал чувство вины или угрызений совести. Умудренный годами и искушенный в интригах, Альбус Дамблдор всегда был уверен, что самый верный способ добиться от людей того, чего хочешь, это поиграть с их чувствами, их понятиями о добре и зле. Ибо никто не хочет быть плохим — так заложено в природе человека. Даже чистокровные фанатики убеждены, что делают благо для магического мира, просто они не понимают, что их благо — самое настоящее зло, и потому должно быть уничтожено. А потому достаточно просто намекнуть, что такой-то поступок является хорошим, и вот уже есть послушный и верный человек. Однако сегодня Фея Фортуна почему-то отвернулась от победителя Гриндевальда, председателя Визенгамота и просто великого светлого волшебника Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора, и впервые за много лет комбинация, отработанная уже на многих самых разных волшебниках (кроме самых конченых, разумеется), неожиданно дала сбой, и совесть так и не проснулась в людях, и злоба, и чувство мести заполонили их сердца, вытеснив оттуда милосердие и сострадание.
- Никто из нас не считает, что Северусу Снейпу стоит давать второй шанс, — вынесла свой “вердикт” Августа Лонгоботтом, и остальные члены Попечительского Совета, выпускники Гриффиндора и Хаффлпаффа ее поддержали.
- Прости, Северус, мальчик мой, я сделал все, что мог… — Дамблдор едва не пустил скупую старческую слезу и демонстративно обнял Снейпа, отчего тот еле устоял на ногах.
Никогда еще с тех пор, как он окончил школу, и их с мародерами пути окончательно разошлись, Мастер зелий не чувствовал себя столь унизительно. Старик ничего не сделал, чтобы помочь ему сохранить должность, но зато всем показал, как Северус Снейп от него зависим. Увольнение… в иных обстоятельствах Северус сам с радостью ухватился за любую возможность, лишь бы не иметь больше дела с этими остолопами и бездарями, которых по ошибке именуют учениками. Но не теперь! Не тогда, его свобода и жизнь напрямую зависят от того, сможет ли он шпионить в Хогвартсе! А Альбус это прекрасно понимал. Использовав свой авторитет лидера Света, старик уже спас однажды его от Азкабана, и ему ничего не стоит придумать новый предлог, чтобы оставить своего ручного пожирателя в Хогвартсе. Оставить лесником в помощники к Хагриду или завхозом вместо старика Филча. О да, идеальная работа для Мастера зелий! Не говоря уже о насмешках, которые ему придется стерпеть, в том числе и от своих бывших учеников. И быть за это благодарным! И следом за Хагрида называть Дамблдора “великим человеком”! Тьфу! Мордред задери! Конечно, ведь на что еще может рассчитывать ручной пожиратель Альбуса Дамблдора?
Бррр… ручной пожиратель старика, комнатная собачка Люциуса Малфоя… сколько себя помнил Северус Снейп, он никогда не был свободным, но прогибался под более сильных и влиятельных личностей. Как Крыс — и от этого становилось еще более тошно. Крыс прогибался, потому что находил в этом своеобразное удовольствие, быть шестеркой, Северус — чтобы выжить и пробиться наверх. Жить — инстинкт, заложенный в любом человеке, даже самом последнем маггле, его природой. Именно он не позволяет сдаться и добровольно помереть, но вынуждает крутиться, как белка в колесе, принимая порой самые кабальные условия, лишь бы сердце продолжало биться, легкие — дышать, а мозг — анализировать и думать. И не важно, что от осознания себя всего лишь игрушкой в чужих руках, лишенной права голоса и воли, хотелось биться головой о стену, уснуть и не проснуться — инстинкт был все равно сильнее, а совесть поддавалась убежденью…
И эти телячьи нежности… фу! Как будто он превратился в маленького сосунка, вокруг которого бегает чересчур заботливая мамаша a la Молли Уизли. Мерлин! Он же не плюшевый мишка, чтобы его так тискать! Но, стоило Снейпу нацепить привычную кислую мину и попытаться скинуть с себя Альбуса — ведь он же злобная летучая мышь из подземелий — как старик еще крепче обнимал его, разочарованно причитая: “Мальчик мой…” Хуже было только то, что все это происходило на глазах у Совета попечителей, членов немецкой делегации, в особенности, Николауса фон Шварца, и потому вызывало у хогвартского зельевара далеко не самые приятные воспоминания о своей юности. Здесь следует отметить, что глава Отдела образования немецкого Министерства магии уже одним своим присутствием напоминал хогвартскому зельевару его давнего врага, больше года назад сгинувшего из мира живых. Богатый и успешный, происходящий из древнего чистокровного рода и всюду пробивающийся благодаря своей наглости — вот она, квинтэссенция блэковского характера. Но если шавку Снейп откровенно презирал — единственное, на что, по его мнению, был способен Сириус, это на глупые розыгрыши и развлечения в компании не менее глупых дружков, ни разу не вышедший в бой один на один, то Шварца, напротив, боялся. Это не наглый и самоуверенный Фольквардссон, которого можно заткнуть, пользуясь властью учителя. Это не шавка, которой все сходило с рук благодаря фавору у директора. Шварц был чужак, всего лишь потомок немецкой династии Блэков. Мало того, он в открытую противостоял Дамблдору, от которого ничего не могли добиться ни нынешний, ни предыдущий министр, который так и остался столпом преклонения для большинства британских волшебников. И, тем не менее, Шварца поддержали — и преподаватели, и Попечительский совет. От него исходила аура силы и власти. И тем противнее было Снейпу, что он проиграл, даже не сражаясь — за него просто так решили, что так будет проще — и лавры победителя в очередной раз достались Блэку, и шавка наверняка над ним смеется из-за Арки…
- Позвольте узнать, мистер Шварц, кого вы хотите предложить взамен Северуса Снейпа, а также других преподавателей, которые вас не устроили? — поинтересовался Аврелий Нотт.
- Прежде всего, мы провели опрос общественного мнения среди учеников на предмет того, кто из учителей по зельеварению и защите от Темных искусств понравился им больше всего.
- Можем ли мы предположить, что защиту снова будет вести Ремус Люпин? — требовательно поинтересовалась леди Лонгоботтом.
- Кхе-кхе… — привычно напомнила о себе Долорес Амбридж, слащаво улыбнувшись. — Смею довести до вашего сведения, что Ремус Люпин — оборотень и, согласно указу Министерства магии № 1728, пункт “а”, не имеет права на работу.
- Я лично провел собеседование с потенциальными кандидатами на должности преподавателей зельеварения и боевой магии, и не нашел никого из них соответствующим нашим образовательным стандартам. Также я с прискорбием вынужден отметить, что в магической Британии, в связи с удручающим качеством преподавания как зельеварения, так и боевой магии, крайне трудно найти незанятого компетентного специалиста хотя бы в одной из данных областей. Практически все боевые маги служат в Аврорате, в то время как зельевары работают в больнице или держат свои аптеки. И никто из них не станет бросать свою работу ради сомнительного удовольствия преподавать в школе.
- То есть, вы хотите сказать, что заместите освободившиеся должности вашими людьми из Германии? — с сомнением в голосе поинтересовалась Розалинда МакМиллан: если избавиться от Снейпа, Биннса и Уорррингтона рады были все, то видеть на их местах иностранцев, здесь, в Хогвартсе, оплоте британской магии, готовы были очень немногие.
- Да, вы совершенно правы, фрау МакМиллан. Наша страна не испытывает нехватки в квалифицированных кадрах.
- Однако нельзя ли найти кого-то из британцев? — возразил Амос Диггори. — Амелия, может быть, ваш департамент сможет выделить одного-двух авроров для преподавания в Хогвартсе?
- К сожалению, это исключено, — мрачно ответила глава Департамента магического правопорядка, покачав головой. — У нас и так все люди наперечет, а за последние пять лет пополнения не было вовсе, — и бросила не предвещающий ничего хорошего взгляд на Северуса Снейпа.
Ни для кого не было секретом, что в Аврорат шли в основном выпускники Гриффиндора и немногочисленные хаффлпаффцы — именно те, кого на своих уроках, как правило, не жаловал теперь уже бывший профессор Снейп. А согласно слухам, особенно злобстовать и срезать оценки ученикам с других факультетов декан Слизерина стал после поступления в Хогвартс небезызвестного Гарри Поттера, с чьим отцом враждовал еще в школе.
- Я думаю, можно снова пригласить Аластора Грюма, — с энтузиазмом произнес Дамблдор. — Он в отставке и с радостью согласится разнообразить свои будни.
- Да, бывший аврор — идеальный вариант, — поддержала своего начальника МакГонагалл.
- До меня дошли слухи, что вы, директор Дамблдор, уже приглашали Аластора Грюма в Хогвартс, — скептически заметил Шварц. — И не смогли в течение учебного года обнаружить скрывающегося под его личиной Пожирателя Смерти. Как мы можем быть уверены, что на этот раз в облике отставного аврора не явится, например, сам Темный Лорд, если даже вам, самому сильному волшебнику и Мастеру алхимии, оказалось не под силу распознать оборотное зелье?
|
|
| PPh3 | Дата: Среда, 18.09.2013, 01:18 | Сообщение # 298 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Учителя и попечители зашептались, а белобородый директор зло сверкнул глазами из-под очков-половинок. Снова проклятый немец все испортил! Попечители однозначно отклонят кандидатуру Аластора из-за этой истории с оборотным зельем три года назад, и гарантии его, самого Альбуса Дамблдора, не могут ничего дать, ибо он, оказывается, не всесилен. Попытка же доказать обратное приведет к тому, что, с легкой руки Шварца, его заподозрят в укрывательстве государственного преступника. И никого не будет волновать, что так нужно было ради большего блага! Пожалуй, впервые за многие годы победитель Гриндевальда столкнулся если не с равным, то, по крайней мере, сильным противником, и это не доставляло ему спокойствия. Оставалось лишь надеяться на то, что вскоре он будет знать этого немецкого Блэка, как облупленного, как сейчас может предсказать каждый шаг Тома, и тогда все посмотрят, кто будет смеяться последним. С этой мыслью директор Хогвартса выдавил белозубую улыбку, которая идеально подошла бы для рекламы очередной зубной пасты, и закинул к себе в рот еще одну лимонную дольку. Жизнь налаживается…
- Кхе-кхе… я могу вести защиту от темных искусств и историю магии, — неожиданно заявила Амбридж. — У меня есть опыт работы с детьми, и я буду следовать строго министерскому курсу. У меня дети смогут получить все необходимые знания, предусмотренные программой.
- А также полностью лишиться возможности практики и писать строчки кровавыми перьями, — парировал Шварц, отчего Амбридж еще больше стала похожей на жабу, а некоторые из родительниц испуганно ахнули.
- Это все наглая ложь! — заявила помощница министра, после чего добавила, приторно улыбнувшись:
- Ну вы же знаете, как дети любят придумывать что-нибудь.
- Мистер Шварц, у вас есть доказательства вины Долорес? — сухо поинтересовалась мадам Боунс, внутри которой, однако, все клокотало: она до сих пор помнила тревожные письма племянницы два года назад.
- Ученики не стали бы болезненно потирать руки, говоря о простых строчках, — с умным видом ответил глава Отдела образования, кинув небрежный взгляд на Малфоя и Нотта, каждый из которых, как ему было известно, носил Темную метку. — Однако, я думаю, Веритасерум поможет дать более подробный ответ на ваш вопрос, фрау Бонс. Кроме того, я хотел бы отметить, что о наказаниях говорили в основном магглорожденные и полукровные студенты.
- Понятно… — мрачно ответила мадам Боунс, после чего достала из сумочки сквозное зеркало. — Робардс, немедленно бери ребят и обыщи кабинет Долорес Амбридж на наличие любых темных артефактов. Направь еще одну группу к ней в до…
- Вы не сделаете этого! Нет! — завизжала Долорес. — Я — помощница министра! Вам не оставят это так просто!
- Уймитесь, Долорес! — строго сказала декан Гриффиндора. — Рано или поздно справедливость должна восторжествовать.
- Лимонную дольку, Долорес? — радостно предложил Дамблдор.
- Мистер Шварц, получается, вы спрашивали статус крови каждого студента? — поинтересовалась профессор Спраут. — Детям могло быть обидно отвечать на такие вопросы.
- Я думаю, вы не хуже меня знаете, что единственный позорный статус крови в магическом мире — это предатель, — снисходительно пояснил Шварц. — Однако магглорожденные студенты так или иначе находятся в группе риска, и статус крови может служить критерием для наказаний и поощрений, как это видно из примеров Долорес Амбридж и Гермионы Грэнджер, — и послал презрительный взгляд в адрес декана Гриффиндора. — Есть ли у кого-нибудь еще предложения на вакантные должности?
Преподаватели и попечители переглянулись и зашептались вновь. Некоторые спорили довольно горячо, но так и не могли прийти к единому мнению. Дамблдор наслаждался зрелищем и поедал одну лимонную дольку за другой. Рядом, поджав губы, с ним сидела хмурая Минерва, а по другую сторону — не менее угрюмый Северус, прожигавший присутствующих ледяным неприязненным взглядом. Спраут откровенно скучала, разглядывая портреты бывших директоров и директрис, в то время как Хагрид пытался рассказать ей про какую-то “милую” зверушку. Синистра спорила с Вектор из-за очередной формулы в астрономических расчетах, Флитвик и Стюрке проверяли прихваченные с собой домашние задания, Барбедж читала какой-то женский журнал, а Трелони, очевидно, решив, что на нее никто не обращает внимания, уже в открытую приложилась к хересу.
Через несколько минут Амелию Боунс вызвали через сквозное зеркало — в кабинете у Амбридж нашли с десяток кровавых перьев (1). А поскольку магия, основанная на крови, была официально запрещена на территории Соединенного королевства с 1 декабря 1981 года, помощница министра Долорес Джейн Амбридж вполне естественно попадала под арест. Прибывшие в Хогвартс авроры арестовали подозреваемую, получили инструкцию держать ее в изоляторе до прибытия главы Департамента магического правопорядка и, извинившись перед педсоветом за вторжение, отправились восвояси.
Прерванные споры утихли сами собой, и в кабинете директора воцарилась неуютная атмосфера. Дамблдор и его подчиненные были заняты своими делами, Шварц и его помощники терпеливо ждали, пока попечители разродятся идеями, а те не могли придумать ничего умного и только недоверчиво переглядывались друг с другом. В конце концов, глава немецкой делегации поднялся со своего места, чем обратил на себя внимание аудитории, и вновь взял слово.
- А теперь, если ни у кого больше нет вопросов, то я хотел бы перейти к следующему, немаловажному вопросу… Как вам всем известно, наш образовательный эксперимент проводится в рамках международного магического сотрудничества, предполагающего укрепление связей и обмен опытом между нашими странами. И что мы видим? Большинство учеников Хогвартса смотрит на наших студентов с откровенной неприязнью. Им вешают ярлык “плохой” из-за одного лишь национального происхождения. И это происходит здесь, в школе Хогвартс, известной своей толерантностью и политкорректностью?! Вы, не проведя должного расследования, вываливаете в грязи имя древнего чистокровного рода только потому, что отдельной группировке лиц так удобно, — кинул осуждающий взгляд на Дамблдора и МакГонагалл. — А, как только становится известной личность настоящей преступницы, сразу же ищите ей оправдания. Вы, не проведя должного расследования, не допросив всех остальных студенток Слизерина, сразу же предъявляете обвинения нашей студентке, обращаетесь с ней, как с уже осужденной, как с вещью, вплоть до того, что готовы испытать на ней новое зелье с абсолютно неизвестными эффектами. И что мы видим снова? Фрейлейн Кайнер отвечает на все вопросы, ее невиновность доказана под Веритасерумом, однако ни многоуважаемый директор, ни его заместитель профессор МакГонагалл, ни декан профессор Снейп так и не соизволили сделать публичного опровержения, в то время как абсолютно все ученики видели сегодня утром, как авроры уводили фрейлейн Кайнер, и теперь считают ее преступницей. Как это следует понимать?! Когда руководство Хогвартса прикладывает максимум усилий для оправдания преступницы и предательницы крови, однако оставляет совершенно безнаказанной клевету на магглорожденную немецкую студентку?!
- Мистер Шварс, мисс Кайнер — ваша студентка, и это ваша забота — делать опровержение в ее пользу! — возразила декан Гриффиндора.
- Иными словами, вы считаете, профессор МакГонагалл… — произнес Шварц бархатным голосом, — что это мы должны перед вами оправдываться? После всего, что вы сделали?
Преподавательница трансфигурации не нашла, что ответить, но только недовольно поджала губы, зато слово взяла мадам Боунс.
- Я не знала, Альбус, что вы до сих пор не объявили о невиновности мисс Кайнер, — с недоверием произнесла глава Департамента магического правопорядка. — Ведь именно вы представили мисс Кайнер как наиболее вероятную подозреваемую. Значит, именно вы должны огласить результаты следствия. Мистер Шварц совершенно верно говорил недавно о международном сотрудничестве, и мне бы совершенно не хотелось бы, чтобы наших, британских, студентов считали клеветниками, а учителей, которые учили, в том числе, и меня — лгунами и лицемерами.
Присутствовавшие попечители согласно закивали. Послышались громкие перешептывания, перемежавшиеся нестройными возгласами: “Да-да”, “Конечно”, “Абсолютно верно” — ибо при всех своих расхождениях в политических взглядах и сторонники Темного Лорда, и сторонники Дамблдора, и нейтральные семьи одинаково радели о благополучии Британии и ее репутации на международной арене. А показное пренебрежение Дамблдора интересами немецкой студентки, пусть даже магглокровки (а в случае Дамблдора — особенно магглокровки) могло вызвать международный общественный резонанс, чего Британия категорически не могла допустить.
- Конечно-конечно, — ответил директор Хогвартса, благостно улыбнувшись, и погладил длинную белую бороду. — Мы объявим о невиновности мисс Кайнер сегодня за ужином, — и посмотрел на немца с видом победителя. — Мистер Шварц, у вас будут еще вопросы к собранию? — теперь голос старика стал строгим и капризным одновременно, как бы намекающим, каким должен быть ответ.
- Спасибо, фрау Бонс, — Николаус фон Шварц уважительно кивнул в адрес Амелии Боунс, сделав вид, что слова Дамблдора прошли мимо его ушей. — Следующее положение, которое наша делегация выносит на сегодняшнее заседание… Как я уже подчеркнул, наша инспекция выявила ряд несоответствий немецким образовательным стандартам. Поскольку мы не хотим, чтобы наши студенты получили здесь, в Хогвартсе, менее качественное образование, чем их сверстники в Германии, мы предлагаем следующие меры, которые в равной степени будут касаться и британских студентов, изначально обучающихся в Хогвартсе… Во-первых, собрать международную комиссию, которая принимала бы у всех семикурсников экзамены уровня ТРИТОН. Таким образом, с одной стороны, уменьшается вероятность фаворитизма. С другой — повышается сам уровень и качество экзамена. Во-вторых, ввести научные курсовые работы, которые самые сильные и способные студенты смогут выполнять под руководством соответствующих учителей-предметников. Вот основные тезисы этого проекта…— Шварц отлевитировал всем учителям, включая директора, и попечителям копии текста, заранее написанного Кайнер на английском и немецком языках и проверенного Шёнбрюнном на наличие ошибок. — При выполнении курсовых работ будут учитываться, прежде всего, личностные качества студентов, такие как наличие таланта, способностей, старательность, ответственность и прилежание. Выполнение подобной научной работы даст студентам привилегии при устройстве на работу или поступлении в университет. Разумеется, при соответствующей специализации.
- Это грубое попрание вековых традиций Хогвартса! — воскликнула Минерва. — Эти нововведения из министерства никогда приводили ни к чему хорошему…
- Вообще-то старые хроники говорят о том, что раньше студент мог выполнить научную работу на правах ученика или подмастерья, чтобы в будущем претендовать на звание Мастера, — возразил Флитвик. — Да и вам ли не помнить, Минерва, что подобные научные работы были распространены, когда еще старина Слагхорн был деканом Слизерина. Уж он-то всегда умел находить хороших спонсоров…
- Многоуважаемый профессор Флитвик не зря упомянул спонсоров, — с важным видом проговорил Малфой, держа перед собой пергамент. — Следует оценить вначале денежные затраты на организацию этих… курсовых работ. Большая часть проведенных студентами опытов окажется неудачной…
- Филеас, Минерва права, — сказал директор Хогвартса. — Как бы нам всем ни хотелось заниматься наукой, мы должны быть патриотами своей страны и не позволять иностранцам диктовать нам свои условия. Тем более, здесь, в Хогвартсе.
- Господин Дамблдор, неужели вы настолько переживаете за ваше влияние на учеников, что готовы лишить их права на хорошее образование и карьерные перспективы в будущем? — снисходительно поинтересовался Шварц. — Разве вы не хотите выслушать мнение ваших же профессоров и членов Попечительского Совета?
- Директор Дамблдор имеет право принимать решения самостоятельно, независимо от Совета попечителей, — гордо заявила декан Гриффиндора.
- Попечительский Совет имеет право вынести вотум недоверия директору, — с важным видом возразила Августа Лонгоботтом. — Такие вопросы, как внесение изменений в образовательную программу, директор не имеет право принимать единолично.
- Тихо-тихо, — помахал ладонями Дамблдор. — Давайте не будем ссориться. Мы же не станем идти против устава Хогвартса. Предлагаю решить этот вопрос простым голосованием. Итак, кто против принятия проекта мистера Шварца? — и первый поднял руку.
Минерва, Хагрид, Северус — в них он не сомневался. Сивилла, Черити… Так мало? От Совета попечителей и вовсе никто голосовать не стал — либо воздержались, либо будут голосовать “за”, а это директору Хогвартса очень не нравилось. Оставалось надеяться лишь на то, что мало кто посмеет пойти против его авторитета директора и председателя Визенгамота. На тот же факт, что он вообще не имел права участвовать в голосовании, Альбус Дамблдор благополучно предпочел не обращать внимания.
- Кто за принятие проекта мистера Шварца?
Филеас, Помона, Стюрке… Септима и Аврора воздержались… Из попечителей — предательница Августа, Амелия, миссис Макмиллан… Нотт и Малфой колеблются, Амос, миссис Норриш и миссис Флинт воздержались, а сам Шварц слишком честный, чтобы голосовать за себя, — Альбус довольно усмехнулся в бороду. — 6: 6 — ничья не может быть засчитана. Дамблдор радостно улыбнулся и сверкнул голубыми глазами из-под очков-половинок — он снова победил, и просто не могло быть иначе. Директор уже хотел подняться со своего трона, чтобы объявить результаты, как в воздух взметнулись еще две руки, заставив старика буквально упасть обратно на место. Это провал! Такого не должно было случиться!
- Поздравляю, мистер Шварц, ваш проект утвержден, — произнес Люциус Малфой с таким видом, как будто именно ему Шварц был обязан своей победой. — Теперь нам осталось обсудить только некоторые детали…
Обсуждение деталей заняло еще пару часов и вымотало главу Отдела образования не меньше, чем вчерашний разговор с Кайнер. Малфой снова поднял вопрос о финансах. Как выяснилось, на нужды Хогвартса выделялась некая сумма денег, которая, как считалось, должна была покрывать типовые расходы, как то: закупка продовольствия, лекарств для Больничного крыла, ингредиентов для зелий к началу учебного года, учебных пособий для уроков трансфигурации и ЗОТИ, замена и ремонт старого и пришедшего в негодность оборудования. Однако за расходованием средств de-facto никто не следил. Ни учителя, ни завхоз не отчитывались перед Попечительским Советом за выданные деньги, хотя и не требовали дополнительных дотаций в течение учебного года. При этом дети вынуждены учиться летать на едва не рассыпающихся на щепки метлах, зелья для Больничного крыла варит профессор Снейп — он же вынужден самостоятельно собирать необходимые травы и грибы в свободное от работы время. И потому Попечительский Совет не может просто так выделить огромные суммы денег на организацию курсовых работ. Да, занятия наукой и поощрение в юных умах интереса к знаниям — безусловно, хорошо, но кто знает, на что будут реально потрачены деньги, выделенные детям? Ведь все финансы проходят через директора и его заместителя. Иными словами, Попечительский Совет дает вам “добро”, но деньги ищите сами, где хотите.
Сам же Люциус Малфой показался Николаусу фон Шварцу человеком с двойным дном, своеобразным двуликим Янусом. Пожиратель Смерти, член Ближнего круга, дважды умудрился избежать суда. Местный аналог Бранау, только предпочитающий работать в белых перчатках и видеть во всем выгоду. Но, в отличие от Бранау, хитрый и расчетливый, готовый легко перейти на другую сторону, подобно реке, которая постоянно меняет свое течение сообразно руслу. При этом Малфой явно пользовался незнанием немцев о многих внутренних делах Хогвартса и сыпал аргументами, как из рога изобилия. Остальные попечители хмуро молчали, а Шварцу ничего не оставалось, кроме как соглашаться с доводами Малфоя — уж слишком неподходящая была обстановка, чтобы оглашать имеющийся компромат, только не при Дамблдоре и его сторонниках. А Кайнер ему (Шварцу) еще может не раз пригодиться, так что ее не хотелось бы раскрывать как источник информации, особенно если учесть, что по замыслу великого светлого она вообще не должна была ничего помнить из того, что происходило с ней на самом деле.
Также, вероятно, Люциус — единственный из попечителей, кто разбирается в финансах именно как экономист и аналитик. С учетом его послужного списка вполне может оказаться права и Августа Лонгоботтом, намекавшая на взятки. На примере Бранау Шварц прекрасно знал, какие суммы отстегивают те в казну, чтобы какому-нибудь из их многочисленных отпрысков забыли очередное “мелкое” преступление, а потому логично предположить, что Малфой постоянно занят изысканием все новых средств, чтобы хватило и прожорливому министерству, и себе.
Августа Лонгоботтом и Анабель Флинт обещали “пожертвовать”. Амелия Боунс, Амос Диггори, Натали Норриш и Аврелий Нотт скромно промолчали — видимо, не считали себя достаточно богатыми, а само мероприятие — успешным. Впрочем, к главе Департамента магического правопорядка у Шварца претензий не было — эта, безусловно, сильная женщина и так рисковала слишком многим, согласившись работать в одной команде с ним. От себя же глава Отдела образования также пообещал найти частных спонсоров, которые согласятся безвозмездно финансировать часть исследований в Хогвартсе, но с условием, что деньги получает руководитель проекта, т.е. преподаватель, и эти деньги не могут быть потрачены ни на что больше, кроме обозначенного научного проекта. Дамблдор МакГонагалл и Снейп попытались возразить, сославшись на Устав Хогвартса, и назвали выставленные немцами условия грабежом, однако леди Лонгоботтом и, как ни странно, лорд Нотт быстро вспомнили соответствующие пункты Устава, разрешающие прямое финансирование в обход администрации школы, и пожертвования от частных лиц вписывались сюда идеально. А мадам Боунс не замедлила добавить, что если Альбус Дамблдор и дальше будет настаивать на полном контроле над средствами Хогвартса, то ее департамент прочешет весь Хогвартс вдоль и поперек и потребует отчетность за каждый потраченный кнат, а после недавнего скандала вокруг приворотных зелий министра Скримжера не придется долго упрашивать, чтобы он подписал соответствующий указ.
Дамблдор, которому снова напомнили, что он не всесилен, был вынужден пойти на уступки, и на том заседание объявили закрытым. Члены Попечительского Совета, дети которых еще учились в школе, разошлись по факультетским гостиным, чтобы повидаться со своими подопечными. И потому Шварц, традиционно провожавший свою коллегу до границы анти-аппарационного барьера Хогвартса, согласился подождать в одном из коридоров, откуда было бы не очень далеко идти до общежития Хаффлпаффа. Коридор выглядел заброшенным и пустынным, как будто здесь давно никто не ходил, зато из широких стрельчатых окон открывался великолепный вид на горное озеро и росший за ним лес. Солнце медленно, но верно катилось к горизонту, искрясь в водах озера, отчего галерея, выходившая окнами на юго-запад, наполнилась яркими, бегающими бликами и не казалась уже такой запущенной и неуютной.
- В окрестностях Хогвартса очень много красивых пейзажей, мистер Шварц, — неожиданно произнес за его спиной декан Равенкло. — Очень жаль, что у нас слишком мало времени, чтобы насладиться ими.
- Профессор Флитвик… — чиновник был вынужден отвернуться от созерцания вида за окном и обратить свой взор на полугоблина.
- Можете не продолжать, мистер Шварц… У вас на лице написано, что вы хотите спросить. Это одна из коротких, но очень редко используемых дорог до библиотеки и общежития моего факультета, но я с вами хотел поговорить не об этом… Знаете, мистер Шварц, на днях с очень похожим предложением ко мне подходила мисс Кайнер… — двумысленно произнес Флитвик. — Она очень способная студентка — такие редко чаются даже среди чистокровных. Впрочем, я не подвергаю сомнению таланты мистера Шёнбрюнна и мистера Фольквардссона. Очень жаль, конечно, что мисс Кайнер и мистер Шёнбрюнн не попали на мой факультет — они все втроем прирожденные ученые.
- Мы отбирали лучших студентов для участия в эксперименте, — уклончиво ответил Шварц, пристально посмотрев на декана Равенкло.
- Но мисс Кайнер — особый случай, — подчеркнул маленький профессор, и снова в его словах была какая-то недосказанность, двумысленность. — Было бы очень жалко, если бы такой талант пропал впустую.
Глава Отдела образования почувствовал легкий приступ déjà vu. Не далее, как два часа назад он сам говорил о том, что магглорожденные попадают в особую группу риска. Неужели полугоблин сумел что-то выведать о девчонке? Кайнер не стала бы рассказывать о себе, кому попало, и никто из немецких студентов не стал бы выдавать ее тайну — в этом Шварц был уверен. Остается только наблюдение — Кайнер часто ведет себя очень… неосторожно… Не помешало бы провести с ней воспитательную беседу на этот счет, а заодно напомнить Шёнбрюнну и Фольквардссону, чтобы лучше за ней смотрели и обучили соответствующей тактике поведения.
- Таким, как мисс Кайнер, нужно много и одновременно мало, но, дав ей все это, вы увидите, как расцветет ее талант, и ее жизнь будет наполнена смыслом… — продолжил тем временем преподаватель чар. — Не позвольте ей загубить себя, и, главное, не погубите ее сами…
Флитвик предупреждающе вскинул указательный палец, будто почувствовал, что в его, Шварца, руках находится судьба девчонки. И, пожелав хорошего вечера, как ни в чем не бывало, пошел дальше, оставив чиновника в глубоких раздумьях над своими словами.
* * *
Достать ордер на обыск кабинета директора удалось только в понедельник, когда руководящая верхушка министерства вновь приступила к работе. Министр Скримжер сам лично пожелал присутствовать при процедуре досмотра. Авроры прочесали каждый дюйм во святая святых Альбуса Дамблдора, невыразимцы размахивали волшебными палочками над многочисленными жужжащими и свистящими серебряными приборами, расставленными по полкам, капали зелья на лимонные дольки и в чай, откуда потом шел едкий цветной дым. Сам же “виновник торжества” сидел у себя на троне, сложив руки на животе, и стоически созерцал беспорядок у себя в кабинете.
Как и было положено, авроры не нашли ничего, способного навредить детям, ни среди артефактов, ни в составе угощений. И только беспомощно извинялись перед белобородым старцем за учиненный бардак, и что посмели в нем усомниться. Директор с благостной улыбкой на лице утешил стражей порядка, сказав, что они всего лишь выполняли приказ, после чего сделал пару взмахов волшебной палочкой, и все книги, приборы и мешочки с чаем вновь стали по местам, а рассыпанные лимонные дольки, еще не испорченные проверочным зельем, приземлились в серебряную вазочку. После чего предложил те самые лимонные дольки гостям, которые, за исключением пары авроров, предсказуемо отказались. Министр Скримжер процедил сквозь зубы извинения, пожав руку Альбусу, однако глаза его смотрели со злостью и разочарованием.
Руфус Скримжер уже давно хотел склонить администрацию Хогвартса к сотрудничеству с Министерством, а также заручиться поддержкой Мальчика-который выжил — ведь именно ему предначертано окончательно победить Того-кого-нельзя-называть. Но мальчишка только упирался рогом, твердя, что он человек Дамблдора, а этому идиоту Уоррингтону так и не удалось посеять в нем (Поттере) сомнения в авторитете Альбуса Дамблдора. И потому повод, предоставленный Амелией, оказался, как нельзя, кстати. Конечно, известны случаи, когда сопротивлялись Сыворотке Правды, но ожидать такого от магглорожденной ведьмы-полусквиба, которая только месяц назад приступила к обучении магии… Иными словами, показания этой Кайнер, данные под Веритасерумом, можно считать правдой, а из этого следует, что Дамблдор наложил на девчонку “Oblivium”, что, к сожалению, нельзя проверить: после того, что описала Амелия, немцы точно не позволят устроить глубокую легилименцию их студентке, ведь, говорят, после этого мало кто остается в своем уме. Конечно, старик мог добавить что-то в свои любимые сладости, которые постоянно всем пихал, и, по словам Амелии, немцы тоже на это жаловались, но, Мерлин, ни зелье болтливости, ни зелье доверия, ни Веритасерум не вызывает тех эффектов, что описала девчонка. Конечно, можно было попытаться нагнуть Альбуса и на такой мелочи, но у старого паука, к сожалению, было достаточно времени, чтобы перепрятать все улики, что безмерно злило министра.
Последнюю мысль министра и озвучил присутствовавший здесь же Николаус фон Шварц, который даже не стал извиняться и только заметил, что если ничего подозрительного не нашли в кабинете, где директор принимает гостей, то это не значит, что ничего не может быть спрятано по тайникам или личным комнатам многоуважаемого директора. Амелия Боунс пыталась сохранить нейтралитет. С одной стороны, ей претило попрание законов, а со слов девочки явно выходило, что директор совершил в ее отношении противоправные действия, а именно изменил ей память, причем она смогла частично сломать наложенный на нее блок. Но проверить это не представляется возможным — невыразимцы просто вытряхнут ее мозг наизнанку, превратив саму девочку в овощ, “Prior Incantatum” ничего не даст, а Альбус, в руках которого сосредоточена огромная власть, никогда не признается ни в чем подобном и уж точно сможет сопротивляться Веритасеруму, даже если удастся его принудить к допросу. Не говоря уже о том, какие волнения это вызовет среди простого народа, особенно в школе. Многие почитают Альбуса Дамблдора не меньше, чем Мерлина, и потому даже подозрения в подобном беззаконии воспримут едва ли не как святотатство. С другой стороны, уж очень главе Департамента магического правопорядка не нравилось, как немец копает под Альбуса и готов использовать малейший предлог, лишь бы выбить того из седла и в его лице унизить магическую Британию в целом.
* * *
Слухи о том, что “поганая немка Кайнер оклеветала директора Дамблдора”, разнеслись по Хогвартсу со скоростью “Молнии”. За обедом добрая половина гриффиндорцев и некоторые наиболее впечатлительные и внушаемые хаффлпаффцы, поднесли ко столу Слизерина петицию, а Гермиона Грейнджер, возглавившая процессию, громко потребовала, чтобы Анна Кайнер сейчас же прилюдно извинилась перед директором Дамблдором. В ответ фрейлейн Кайнер, даже не поднимаясь из-за стола, с видом королевы, принимающей назойливых подданных, порекомендовала мисс Грейнджер в следующий раз держать свое мнение при себе, а также внимательно анализировать имеющиеся факты, а не позориться и нестись впереди паровоза. Слизеринцы одобрительно закивали: никто из них не собирался поддерживать и защищать грязнокровку Кайнер, но их весьма устраивало, что та указала место не меньшей, “чужой” грязнокровке, гриффиндорской заучке Грейнджер. Равенкловцы, всегда славившиеся своим умом, в большинстве своем заняли нейтральную позицию: с одной стороны, они считали слишком глупым верить всяким слухам и сплетням, с другой — не собирались ввязываться в спор, тем более, в котором была затронута личность директора. Последний не заставил себя долго ждать и, постучав ложкой по золотому кубку, разразился речью о том, как это ужасно не уважать своих однокурсников, а также похвалил мисс Грейнджер, мистера Поттера, обоих Уизли, мисс Браун и братьев Криви за оказанную поддержку. Выпад Дамблдора Лапина, не без подсказки Карла, решила проигнорировать: директор, осуждая, не называл конкретных имен, и оправдываться перед ним, а заодно перед всей этой серой массой — не комильфо и себе дороже. Повисшее в зале напряжение, за неимением подпитки, растворилось, и ученики, поняв, что эффектных зрелищ больше не предвидится, вернулись к прерванной трапезе.
Немецкая делегация, срок пребывания которой в Хогвартсе подошел к концу, покинула замок вскоре после обеда. Николаус фон Шварц вполне здраво рассудил, что студенты-участники эксперимента — уже взрослые и самостоятельные люди, и со своими мелкими проблемами справятся сами, однако перед отъездом вновь вызвал Шёнбрюнна, Кайнер и Фольквардссона и наказал юношам обучить обретенную, над которой они оба взяли покровительство, общим законам и традициями магического мира. Кроме того, фрейлейн Кайнер должна была изучить родовые кодексы обоих родов, а также историю и законы Германии. Анна послушно кивала, едва сдерживая копящееся в ней раздражение и желание удариться головой о стол — ну не любила она, когда от нее требовали столько всего и сразу. При этом от нее не укрылось, как сразу помрачнел Фольквардссон, кинувший враждебный взгляд на чиновника, которому явно было известно больше, чем следовало бы. Что ж, вечером ее ждет очередная головомойка от Ассбьорна… Карл же, с присущим ему одному спокойствием и величием, ответил, что сделает все полагающееся, дабы обретенная Анна Кайнер достойно вошла в сообщество родовой магической аристократии. Шварц только довольно улыбнулся и порекомендовал присмотреться к юному Поттеру, в родословной которого могут открыться любопытные факты. Мальчик — единственный наследник сразу двух чистокровных родов, но ведет себя, как неотесанный маггл, водит дружбу с предателями крови — что-то здесь не чисто, и за этим что-то с большой вероятностью может стоять всем известный белобородый любитель сладостей. Наследник династии зельеваров уважительно кивнул в адрес главы древнего чистокровного рода, после чего заметил, что по мере возможностей будет заниматься исследованием родословной Поттера и налаживанием контактов с ним, однако не преминул добавить, что Лотару Визерхоффу это будет сделать гораздо проще, ибо он учится в одном доме с Поттером. Глава отдела образования согласился с доводом слизеринца и, окончательно попрощавшись с молодежью, покинул замок.
* * *
Обещанные преподаватели из Германии прибыли уже через неделю, и Николаус фон Шварц снова возглавлял делегацию. Густав Ройсс, сухопарый, но весьма бодрый старичок, должен был вести историю магии. Супруги фон Грауберг, происходившие из небогатого чистокровного рода, были ответственны за зельеварение: господин Якоб фон Грауберг — у курсов с четвертого по седьмой, а фрау Зиглинд фон Грауберг — с первого по третий. Молодой Теодор Глок, недавно выпустившийся из Берлинской военной академии при Министерстве магии, был назначен преподавать боевую магию у младших курсов, в то время как отставной аврор господин Хуберт Хостнер — у старших. Как было оговорено заранее, жалование присланным преподавателям должна была платить немецкая сторона, ибо, по словам Люциуса Малфоя, Совет попечителей британской школы магии не обязан принимать на работу иностранных преподавателей, чьи кандидатуры даже не были утверждены этим самым советом, и, тем более, не обязан платить им жалование, которое относится уже к сверхустановленным расходам. Дамблдор тогда еще разочарованно вздохнул, погладив свою длинную белую бороду, после чего подтвердил, что школа не может позволить себе дополнительные расходы сверх дотаций Попечительского совета.
Все немецкие учителя, приехавшие на работу в Хогвартс, заранее были предупреждены о предвзятом к ним отношении как со стороны учеников, так и со стороны педагогического коллектива, в особенности директора и его заместителя, а также о не самых лучших условиях работы в целом, и получили весьма подробные инструкции, о том, как следует вести себя в британской школе чародейства и волшебства. Держаться со всеми коллегами сдержанно и вежливо, по возможности не идти на конфликты и не встревать в имеющиеся; не вступать ни в какие политические коалиции; по возможности, вести наблюдательную деятельность в стенах школы; не делать различий между домами; с учениками держаться вежливо, но строго, никого не выделяя; поощрять в учениках интерес к изучаемым предметам, а также объяснять правила поведения и прочие тонкости, если ученик незнаком с ними (господин Шварц предупредил, что такое следует ожидать от учеников, выросших в маггловском мире, а также некоторых чистокровных), и наказывать уже за повторные нарушения дисциплины. Кроме того, нанятые преподаватели дополнительно принесли магические клятвы в том, что ни при каких обстоятельствах не станут сотрудничать ни с Альбусом Дамблдором, ни с неназываемым Темным Лордом, а также их сторонниками. И не будут устно или письменно, вольно или невольно распространять среди британских “коллег” и учеников информацию частно-политического характера, за исключением того, кроме той, что можно найти в общедоступных источниках.
К информации подобного частно-политического характера относилась, в том числе, измененная легенда для Анны Кайнер, согласно которой вышеназванная студентка являлась ведьмой-латентом и, по совместительству, русской эмигранткой, проживавшей в Германии. Официально Анна Кайнер была присоединена к эксперименту позже остальных, чтобы доказать, что, несмотря на слишком позднее проявление магических способностей, она может успешно справляться с программой выпускного курса. Лапина, получив на руки свой экземпляр “легенды”, нервно вздохнула: с таким количеством биографий немудрено заработать в скором времени шизофрению. Ассбьорн на это лишь иронично заметил, что если бы Анна не стала слушать Шёнбрюнна и предпочла бы вернуться в Блигаардсхаллен, то ей не пришлось бы страдать теперь от всего этого бюрократического вранья. Шварц не стал скрывать от нанятых им учителей уровень образования Лапиной, ведь ей придется консультировать их по некоторым вопросам, и, по мнению главы Отдела образования, ее опыт обучения в смешанной школе, где учеников не разделяют по успеваемости, будет здесь весьма полезен. Кроме того, Анна, с одной стороны, новичок в магическом мире, с другой — к обучению магии она приступила именно в Британии, и потому лучше других видит недостатки местной системы образования, которые могут быть не сразу заметны немецким студентам, проучившихся в магической школе уже восемь лет.
В результате на собрании, которое состоялось в день прибытия, супруги фон Грауберг с весьма неприятным удивлением для себя обнаружили, что в Хогвартсе совершенно пренебрегают мерами безопасности на уроках зельеварения, и, по-видимому, это является нормой для магической Британии в целом. Как рассказала Кайнер, волшебник, который обучал ее азам магии и готовил к Хогвартсу, почти ничего ей не объяснял, а только спрашивал, причем весьма строго, так что изучать теорию ей приходилось исключительно по книгам, а также полагаться на свой профессиональный опыт. Но, как заметила Анна, она уже взрослый человек, имеющий образование по смежной специальности, и для нее такие задания — упражнения для ума и тренировка практических навыков. А здесь дети, большинство из которых думает о чем угодно, но только не об учебе. И потому бессмысленно надеяться, что они будут помнить правила безопасности, которые им объясняли в прошлом году, или которые они должны прочитать в учебниках. Кроме того, многие ученики, даже старшекурсники, не знают, как обращаться с теми или иными ингредиентами, как отличить их на вид, и так далее.
|
|
| PPh3 | Дата: Среда, 18.09.2013, 01:20 | Сообщение # 299 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Поэтому на всех курсах желательно провести вводные уроки с целью объяснить общую технику безопасности. Кроме того, на каждом уроке, вероятно, будет полезно опрашивать студентов, какие меры предосторожности следует предпринимать при изготовлении того или иного зелья. Не забыла Лапина предупредить господина и госпожу фон Грауберг, что некоторые ученики ради забавы или желания сделать гадость, могут кидать друг другу в котлы разные посторонние предметы, и потому за этим надо следить. Зельевары многозначительно кивнули в ответ, показывая, что приняли информацию к сведению.
Новые преподаватели боевой магии тоже узнали мало приятного для себя, ибо, как пояснила Кайнер, если она выучила всю программу по ЗОТИ за месяц, то о самой программе можно сделать весьма определенные выводы. Ее поддержал глава Отдела образования, который, в свою очередь, заметил, что даже лучшие ученики Хогвартса из всех защитных заклинаний знакомы лишь с “Protego”, а также совершенно не умеют оказывать первую помощь пострадавшим. От себя Анна снова добавила, что на боевой магии за дисциплиной необходимо следить еще больше, чем на зельеварении, ибо проблема та же — занятия проходят, как правило, одновременно у двух враждующих домов, а предыдущие события уже наглядно показали, на что способны ученики, дабы сделать гадость ближнему своему.
Историка же и вовсе оказалось нечем порадовать, ибо его предметом девушка не увлекалась, а Снейп в свое время не счел необходимым дать больше, чем несколько вех, а именно: времена короля Артура и великого мага Мерлина, на которых пришлась первая массовая христианизация Британии с последующим уходом друидической традиции в подполье; основание Хогвартса и последующая ссора Салазара Слизерина с прочими Основателями; принятие международного Статута о Секретности; легендарная дуэль между Дамблдором и Гриндевальдом в 1945 году, а также война, развязанная Темным Лордом в середине 1970-х и продлившаяся до того, как вышеназванный Темный Лорд странным образом убился о годовалого мальчишку Поттера. Без этих знаний, по мнению декана змеиного факультета, просто невозможно быть магом. Фольквардссон и Шёнбрюнн от себя добавили, что прошлый преподаватель истории, призрак Катберт Биннз, практически все события сводил к восстаниям гоблинов, нередко путал имена и даты, не говоря уже о том, что его монотонный речитатив очень быстро навевал дрему. А сам господин Ройсс, ознакомившись с расписанием и программой уроков всех семи курсов, просто пришел в ужас, узнав, как мало внимания в Хогвартсе уделяется изучению всемирной истории, а такой важный предмет, как культура и традиции магического мира, отсутствует вовсе. Однако господин Шварц, будучи главой Отдела образования немецкого Министерства магии, был не в силах изменить учебный план в британской школе магии.
* * *
Уже на следующий день новые учителя приступили к своей работе и взялись за работу со всей присущей им скрупулезностью и педантичностью. Профессор Биннс, который бессменно занимал свою должность вот уже более двух веков, был вынужден уйти на пенсию, если последнее, конечно, применимо к призраку. Поскольку каждый из домов Хогвартса представляло свое собственное приведение, бывшему преподавателю истории магии не оставалось ничего больше, кроме как занять директорскую башню. Однако лекции о бесконечных восстаниях гоблинов вгоняли в сон и тоску даже Альбуса Дамблдора, и потому привидение было изгнано в ближайший коридор и составило компанию стражу-горгулье, которая оказалась весьма терпеливым слушателем. А что? У директора Хогвартса, кавалера Ордена Мерлина I степени и председателя Визенгамота очень много важной работы, а нудное бормотание старого призрака мешает сосредоточиться.
Пришедший вместо Биннса господин Ройсс сразу же провел контрольные работы для всех курсов, чтобы оценить знания учащихся за прошлые годы, и, увидев результаты, просто схватился за голову: лишь единицы могли похвастаться более-менее удовлетворительными знаниями по истории магии. Также немало огорчали преподавателя весьма однобокие познания по его предмету: если дети еще хоть как-то разбирались в истории Британии, которая, бесспорно, являлась кладезем древней магии, то на вопросы, касающиеся других стран в ряде случаев даже не пытались ответить. Все это профессор Ройсс не преминул высказать на следующем занятии — подростки выглядели пристыженными, но именно выглядели, и мужчина прекрасно понимал, что так на учеников подействовали исключительно его интонации, а не стыд за собственное незнание. Не был доволен новый преподаватель истории и поведением студентов на своих уроках. Если первокурсникам ребячество было еще простительно, то старшекурсники, к сожалению, недалеко ушли от них в развитии.
Лохматая гриффиндорка Грейнджер тянула руку, едва не подпрыгивая за партой, и стремилась убедить всех, в том числе и учителя, что лучше нее никто не знает предмет, притом, что ее работа оказалась хорошей, но не лучшей. Старый преподаватель, еще заставший вторую мировую войну, терпеть не мог подобных выскочек, совершенно лишенных такта и уважения к другим людям, стремящихся всем и вся доказать свою правоту, а Гермиона Грейнджер очень напоминала ему Геллерта Гриндевальда, каким его описывали в молодости. Одноклассник Грейнджер, Рон Уизли, постоянно вертелся, ковырял в носу и едва не пожирал глазами кукольную блондинку, сидящую рядом с индианкой. А его контрольная вся была в жирных пятнах и чернильных кляксах, не говоря уже о своем минималистическом содержании, которое почему-то соответствовало отдельным цитатам из работы Грейнджер. При этом на Уизли не подействовали ни строгий выговор, ни снятие баллов, так что, в конце концов, он был выставлен за дверь, к вящему неудовольствию остальных гриффиндорцев, каждый из которых, за исключением Гарри Поттера, Невилла Лонгоботтома и Лотара Визрехоффа, тоже успел провиниться в чем-нибудь перед строгим профессором.
Не лучшим образом вели себя и слизеринцы. Драко Малфой, очевидно, считал, что весь мир должен вращаться исключительно вокруг туманного Альбиона и лично него, Драко Малфоя. Пришлось спустить юнца с небес на землю, предельно ясно объяснив мальчишке, что в Германии, при таком знании предмета, максимум, что светило бы ему, это квалификация СОВ и должность мелкого служащего в министерстве, и никакие связи ему бы не помогли: одного правителя с неоконченным школьным образованием и чрезмерно завышенным самомнением Германии уже хватило. Паркинсон, громко возмутившаяся тем, что какой-то иностранец считает их недостаточно образованными, и усомнившаяся в его статусе крови, была тут же приглашена на отработку, где (она еще этого не знала) ей предстояло сдать своего рода мини-экзамен по немецким стандартам (2). Забини крутился не меньше Рона Уизли и, совершенно не стесняясь, расстреливал глазами других учениц, за что составил компанию рыжику за дверью. Густав Ройсс был доволен собой — его привычка прохаживаться по классу и окидывать внимательным взглядом аудиторию доказала свою пользу и в этот раз. Заодно мулату пришлось расстаться с волшебной палочкой, которая, как известно, не игрушка, и нечего ею баловаться на уроке истории.
Закончив распекать нерадивых студентов, профессор Ройсс, выбрал несколько фамилий из числа тех, кто более-менее сносно написал контрольную, после чего раздал темы докладов, охватывающие всемирную историю магии с древнейших времен до начала XX века, которые обязательно надо будет подготовить к следующему занятию, и обещал новую контрольную, уже по темам докладов. Так история магии перестала быть самым халявным предметом в Хогвартсе.
Что касается бывшего профессора ЗОТИ, то с замещением его должности и вовсе не возникло никаких проблем, а о самом Джеймсе Уоррингтоне вспоминали разве что в местных страшилках. Глок и Хостнер, дабы наверстать время, потраченное впустую из-за некомпетентности предыдущего преподавателя, решили объединять на своих занятиях все четыре факультета сразу и довели, таким образом, количество уроков ЗОТИ до четырех раз в неделю. К удивлению учеников, да и большинства учителей, господин Глок рассказывал не столько о различных темных существах, сколько о базовых атакующих и защитных заклинаниях, таких как “Expelle arma”, “Petrificus totalus”, “Impedimenta”, “Stupefac”, “Protego”, пусть последние и были пока сложноваты для первокурников. Как пояснил новый профессор, о темных существах знать, конечно, полезно, для общего развития, и таки посвятил несколько лекций таким существам, как болотные огоньки, гриндилоу, красные колпаки, дементоры и проч. Но, по его словам, лучший способ остаться живым в битве с темным существом — это не провоцировать последнего на нападение или вовремя убежать. Гриффиндорцы заметно приуныли — прятаться от опасностей — не в их духе. В доказательство профессор продемонстрировал несколько заклинаний, используемых в егерской практике для убийства и захвата различных магических существ — ученики только охнули и вмиг поникли: даже третьим-четвертым курсам такие были пока не под силу.
Одновременно Теодор Глок, недавний выпускник Берлинской военно-магической академии, уделял немало внимания физической подготовке подростков, заставляя их на каждом уроке тренировать меткость, уклонение и быстроту реакции, а также периодически устраивал командные соревнования, цель которых была, как правило, преодолеть полосу препятствий и установить в обозначенном месте свой флаг раньше соперников. Команд при этом, как правило, было больше, чем факультетов, и Глок не забывал тасовать их состав. Иной раз проверялась сплоченность и верность — тогда в команды входили студенты одного и того же факультета, и победу зачастую одерживали барсуки, несмотря на свою репутацию “бесталанных” и “тупологоловых”. Не отставали от них змеи, готовые на время забыть свои внутренние распри ради победы своего дома, но средства их достижения цели зачастую оставляли желать лучшего — не просто победить, но и унизить противника. Именно на своей грязной игре слизеринцы и получали больше всего штрафов. Гриффиндорцы постоянно отвлекались на выяснение, кто же у них главный, и легко велись на провокации слизеринцев, горя желанием показать свою храбрость, зачастую не замечая при этом, что тратят все свои усилия на пререкания с одним из змеек, в то время как все остальные слизеринцы уже побежали к финишу. Что касается воронов, то их команды больше времени тратили на выяснение тактики, и кто больше знает подходящих заклинаний, а потому стартовали обычно позже остальных, а потом и вовсе разделялись. И, хотя равенкловцам в ряде случаев удавалось избежать столкновения с командами-соперниками, и до финиша кто-нибудь из них обязательно добегал раньше остальных, профессор Глок не мог назвать их тактику удовлетворительной. Будущие кабинетные крысы — хорошо зная местность, а также сильные и слабые стороны врагов, они могут составить диспозицию или план наступления, вероятно, из них могут получиться хорошие шпионы, но в бою таким делать нечего. Иной раз господин Глок намеренно составлял команды из учеников разных факультетов: цель — уметь договариваться с “врагом” ради общей цели, использовать сильные стороны друг друга. И если в случае барсуков и воронов подобные методы давали определенные результаты: практичность и сплоченность первых прекрасно дополнялась свежими идеями и объемлющими знаниями вторых, то львы и змеи устраивали ссоры и драки буквально из ничего, и потребовалось немало штрафов и отработок, чтобы два традиционно враждующих факультета стали ограничиваться косыми взглядами в адрес друг друга и, наконец, стали выполнять задания учителя, а не выяснять отношения между собой. Ибо что еще может примирить двух бывших врагов, как не хорошая драка или общая, неприятная в равной степени обоим отработка, назначенная, к тому же, одинаково нелюбимым учителем?
Профессор Хостнер, подобно своему молодому коллеге, также практиковал командные соревнования, а также учебные дуэли — как один на один, так и парные. Впрочем, последнее пришлось на время отложить, ибо выяснилось, что даже семикурсники не изучали еще основные приемы парного плетения чар с профессором Флитвиком. Тем не менее, господин Хостнер, прошедший в свое время обучение в Дурмштранге с его регулярными тренировками боевых навыков, смог протолкнуть через педсовет идею о дуэльном клубе, которую ученики, и так страдающие от переизбытка энергии и нехватки развлечений, встретили еще с большим энтузиазмом, чем преподаватели, ибо отставной аврор уж точно сможет организовать это дело гораздо лучше, чем писатель дамских романов, всем известный Гилдерой Локхарт. Но, прежде всего, Хуберт Хостнер взялся за ликвидацию пробелов в образовании старшекурсников. Эта девчонка Кайнер и впрямь оказалась права: уровень знаний семикурсников ничего не отличался от такового у пятикурсников, а те, в свою очередь, знали, в лучшем случае, курс на третий. Шестикурсники, как выяснилось, должны были изучать невербальные заклинания, т.е. творить уже известные им заклинания без слов, однако к седьмому курсу этим навыком тоже мало кто овладел. Немало поражали и предрассудки о Темных Искусствах, весьма распространенные среди гриффиндорцев и хаффлпаффцев. Для многих учеников все многообразие темной магии и вовсе сводилось к трем так называемым непростительным заклинаниям, которые три года назад демонстрировал другой отставной аврор, некий Аластор Грюм. Пришлось объяснять малолеткам, что заклинания относятся к темным, лишь потому, что причиняют гораздо больше вреда, чем так называемые “светлые”, их нельзя отбить простым “Protego”, а для их нейтрализации требуются специальные контрзаклятья. К светлым заклинаниям относят большинство щитов и целебных чар (хотя бывают темные щиты и целебные чары), а также легкие атакующие заклинания, предназначенные не для нанесения прямого урона противнику, а вывода его из боя, лишения возможности колдовать. Поэтому такие заклинания как “Petrifucus totalus”, “Expelle arma”, “Impedimenta” и “Stupefac” относят к светлым. Профессор Хостнер также подчеркнул, что Темные Искусства неслучайно называются по-латыни “Artes Obscurae”, т.е. покрытые мраком, неизвестные большинству рядовых волшебников. Так, к Темным Искусствам можно отнести родовую магию, которой владеют старые чистокровные семьи, некоторые специфические умения или профессиональные навыки…
Далее профессор перешел на тему целебных заклинаний, которые можно использовать для оказания первой помощи в бою. К его разочарованию, в этой области познания старшекурсников оказались еще более скудными, чем в боевой магии. Отличиться смогли только Сьюзен Боунс и Элиза Миллер с Хаффлпаффа, собиравшиеся в будущем стать колдомедиками, а также Мораг МакДугал с Равенкло, за свои подробные и обстоятельные ответы заработавшие по десять баллов для своего дома каждая. На следующий урок господин Хостнер специально пригласил школьную медсестру Поппи Помфри, чтобы та прочитала подросткам лекцию на тему оказания первой медицинской помощи, что колдомедик исполнила со всем присущим ей тщанием, а затем ученики отрабатывали выученные заклинания на манекенах, которые преподаватель предварительно зачаровывал на какие-либо травмы или действие темных проклятий. Под конец Хуберт Хостнер произнес речь о великой ответственности волшебников, которую накладывает на них их дар, как друг перед другом, так и перед всем миров в целом. Ведь магия — это великое и опасное оружие в руках колдующего, и потому каждый из юных волшебников должен осознавать ответственность за то, как и для чего он использует свой дар. И дал задание отработать к следующему семинару атакующие, защитные и медицинские чары, а также написать короткий доклад о различиях между темной и светлой магией, а также как именно темную магию можно использовать для лечения или защиты, а с помощью светлой магии — вредить другим.
Профессор Снейп, в свою очередь, был отстранен от преподавания, однако сохранил за собой должность декана и почетную обязанность готовить зелья для Больничного крыла. Кроме того, он должен был предоставить своим коллегам по цеху беспрепятственный доступ к необходимому оборудованию и ингредиентам, de-facto пустив их к себе в лабораторию. Слизеринского профессора сие безмерно раздражало и огорчало, однако он не мог противиться решению начальства: будучи опытным шпионом, он прекрасно понимал, что директор Дамблдор лишь тогда прислушивается к пожеланиям простых смертных, когда это выгодно ему самому. А потому ограничился тем, что выпустил пар в кабинете старика и для острастки снял пятьдесят баллов с гриффиндорцев, которые надумали устроить драку в коридоре и втянуть в нее его любимых змеек.
Супруги фон Грауберг, пришедшие преподавать зельеварение взамен Снейпа, первые свои занятия у всех семи курсов посвятили технике безопасности. Убедившись, что с оной знакомы лишь единицы, новые преподаватели прочитали подробные лекции на данную тему, после чего провели контрольные работы, чтобы узнать общий уровень теоретической подготовки своих учеников за предыдущие годы (и, надо сказать, оказались разочарованы ею не меньше, чем господин Ройсс или господин Хостнер), а в качестве домашнего задания снова преподнесли вопросы по технике безопасности и правилах работы с ингредиентами, но сформулировали их таким образом, чтобы ученики не могли списать ответы из учебников или недавних конспектов. Но если первые занятия у всех курсов прошли более-менее спокойно (брезгливо-настороженные взгляды некоторых студентов не в счет) — подростки сами ничего не делали руками, только посмотрели несколько демонстрационных опытов, то уже на следующих уроках, посвященных практике, учителя едва успевали предотвращать назревающие взрывы или попытки испортить зелье однокурснику с вражеского факультета. Баллы сыпались в равной степени с Гриффиндора (за безответственность и неаккуратность) и Слизерина (за попытки нагадить ближнему своему или ехидные комментарии в адрес преподавателей или других студентов — впрочем, последним отличалась в основном избалованная мелкота, привыкшая к вседозволенности у себя дома, и потому относившаяся к учителям, как слугам), а самих виновников быстро отстраняли занятий и заставляли дожидаться окончания оных на галерке.
Когда господин и госпожа фон Грауберг поинтересовались у своих коллег, какие меры дисциплинарных взысканий обычно назначают в Хогвартсе, все как один отвечали: отработки без использования магии. Обычно это было мытье коридоров и туалетов под присмотром школьного завхоза Филча, однако некоторые учителя заставляли проходить отработки у себя, например, строчки у профессора МакГонагалл или очередного преподавателя ЗОТИ, помощь в теплицах и возня в земле — у профессора Спраут, чистка котлов, подготовка и сортировка ингредиентов у профессора Снейпа. Последний моментально предъявил претензии по поводу баллов, якобы несправедливо снятых с его факультета, однако Якоб фон Грауберг, смерив высокомерным взглядом местное светило зельеварения, небрежно заметил, что если бы глава змеиного факультета озаботился в свое время дисциплиной вверенных ему учеников, а не покрывал бы их мелкие пакости, то не жаловался бы сейчас на штрафы. Так что бывшему преподавателю зелий ничего не оставалось, кроме как подавиться собственным ядом и, состроив кислую мину, покинуть Большой Зал. Ничего, они еще пожалеют о том, что посмели унизить и оскорбить его, Северуса Снейпа, потомка древнего рода Принсов.
Отработки назначали в Хогвартсе массово, но они не решали проблему с дисциплиной. У учеников физически не оставалось время на шалости, но само желание делать их нисколько не затухало, а только разгоралось с новой силой, как только нудная отработка подходила к концу. Тогда супруги фон Грауберг прибегли к новой, неслыханной ранее мере: объяснительные. Если дети считают себя вправе творить пакости или не слушать учителя, то пусть будут готовы отвечать за это. Как выяснилось, благодаря усилиям Северуса Снейпа, зельеварение стало не только самым нелюбимым предметом в школе, но также и самым неуважаемым. Зачем что-то учить, если Снейп все равно найдет к чему придраться? Да и зельеварение — кому оно нужно? Апеллировать к совести и ответственности декана Слизерина было бесполезно, пришлось заняться увещеванием самих учеников, а именно, что никто не заставляет из изучать зельеварение после СОВ, равно как и учиться в школе вообще, но, поскольку этот предмет предусмотрен обязательным программой Хогвартса по пятый курс включительно, то дети должны с этим считаться. Они же не хотят быть отчисленными из-за незачета по зельеварению? А чтобы сварить более-менее сносное зелье, нужно не полениться и выполнить домашнее задание, внимательно послушать учителя на уроке и не менее внимательно и аккуратно следовать рецепту, т.е. важна самодисциплина, очень полезное качество во взрослой жизни, а если дети не хотят ее в себе воспитывать, то кто им родитель? К тому же, заметили преподаватели, в Германии зельеварение является обязательным только до третьего курса, и если ученик не справляется с этим предметом должным образом, то и не изучает его дальше. Но, поскольку они (дети) учатся в Британии, то должны мириться со стандартами своей страны.
Хуже обстояли дела с теми, кто устраивал взрывы на уроках ради шалости, или чтобы сделать гадость сокурснику с “вражеского факультета”. “Он — слизеринец” или “Он — гриффиндорец”, — писали ученики в своих оправдательных записках. — “Он обозвал меня грязнокровкой!”, “Он перекрасил мои волосы в зеленый цвет!”, “Он говорил гадости про моего отца. Его надо было проучить”. Хогвартские учителя смотрели на межфакультетскую вражду сквозь пальцы, как нечто естественное. Профессора МакГонагалл и Снейп переходили к взаимным упрекам, а директор взирал на все это безобразие с благостной улыбкой и, разводя руками, отвечал: “Ну это ж дети…” Однако с детьми не проводили воспитательных бесед, равно как и не препоручали это родителям. Дуэли же как средство выяснения отношений были запрещены в Хогвартсе еще с 1956 года. Бардак был обезглавлен и с бешеной скоростью распространился по школе, захватывая в свой водоворот все больше людей, мешая учебному процессу, и всем было как будто все равно.
Тогда супруги фон Грауберг вновь пошли на беспрецедентные меры — вызвали в школу родителей проштрафившихся учеников, чем вызвали бурю протестов у администрации Хогвартса. МакГонагалл бегала, как ужаленная, и кричала о вопиющем нарушении Статута о секретности и о том, что лучшая в Европе школа чародейства и волшебства еще никогда не опускалась до того, чтобы привлекать родителей к внутренним разборкам между учениками, на что господин Якоб и фрау Зиглинд спокойно, с чувством собственного превосходства отвечали, что о репутации Хогвартса надо было думать раньше, а не доводить дисциплину до такого плачевного состояния. Снейп со свойственным ему сарказмом заметил, что квалифицированные преподаватели должны решать проблемы с учениками сами, а Дамблдор с притворным сожалением добавил от себя, что из-за всех наложенных на Хогвартс защитных чар магглы не только не могут попасть в Хогвартс, но и даже увидеть его. Но пронырливые зельевары и здесь придумали, как обойти препоны.
Родителей чистокровных студентов таки вызвали в Хогвартс, где предельно ясно довели до их сведения состояние успеваемости и поведения их любимых отпрысков, после чего перешли к недопустимости подобного поведения для аристократов, будущей элиты государства. Да, руководство Хогвартса не озаботилось уроками, где магглорожденным и полукровкам разъяснили бы основные законы и правила, принятые в магическом мире, и потому вы должны взять на себя шефство над новичками, объяснять им, что именно они делают и говорят неправильно. Таким образом, даже если вы и не получите вассалов, то и не дадите юным обретенным волшебникам сбежать под крыло директора, который обещает всем столь привлекательное равенство возможностей. Заодно профессора фон Грауберг предельно ясно намекнули достопочтенным волшебникам и волшебницам, что шалости их детишек дорого обходятся школе, ибо кто-то должен платить за переведенные ингредиенты, испорченные котлы и прочее оборудование, а также за ущерб, причиненный другим ученикам. О возмещении ущерба в Хогвартсе не помнили очень давно — привыкли, что магия всесильна, руководство школы успешно заминало большинство несчастных случаев, а потом и вовсе приучило всех, что постоянные ожоги от зелий или переломы из-за двигающихся лестниц — это и вовсе норма жизни. А тут пришли какие-то немцы, которых не устраивал подобный порядок, вернее, его отсутствие, и мигом напомнили всем об ответственности. Как подчеркнула фрау фон Грауберг, из-за тех же “шалостей” на уроках зельеварения страдает немало других учеников, которые просто оказались рядом, и как в таком случае достопочтенные лорды и леди будут реагировать, если такими случайными жертвами окажутся уже их дети? Собравшиеся волшебники для порядка пошумели, ибо не хотели отступать без боя, но, тем не менее, были вынуждены согласиться с доводами иностранцев.
Родителей магглорожденных и полукровных студентов встретили в Хогсмиде, куда их доставили заранее разосланные порт-ключи. Гостям показали немногочисленные достопримечательности, а также направление, в котором должен был располагаться замок, где учатся их дети (впрочем, простецы могли видеть лишь древние развалины на берегу озера), после чего отвели в таверну “Три метлы”. При разговоре с магглами и смешанными парами супруги фон Грауберг, сами будучи чистокровными, применили иную тактику. Если с родителями чистокровных студентов упирали, прежде всего, на чувство долга и огромную ответственность, которую накладывает их статус крови, то родителей магглорожденных просто ставили перед фактом, что они чужие в этом мире, и после школы их никто не ждет с распростертыми объятьями, если, конечно, они не докажут прежде свою полезность. И потому, если обретенный волшебник хочет чего-то добиться в магическом мире, то должен соблюдать принятые правила и не пытаться переделать чужой для него мир ради своего удобства. В противном случае, его никто не держит в Хогвартсе, равно как и в магическом мире. Да, к сожалению, в британской школе чародейства и волшебства отменили обязательные ранее уроки по законам и традициями магического мира, и потому юным волшебникам и их родителям следует самим предпринимать шаги в данном направлении. И книги на эту тему наверняка можно купить в магазине или спросить у знакомых чистокровных студентов.
Некоторые из смешанных пар ожидаемо сослались на авторитет директора Дамблдора, а именно что все эти традиции магического мира — не более, чем пережитки прошлого, и будущее как за магглорожденными и полукровками, способными принести новаторство и прогресс. И если бы магглорожденные, как утверждают профессора, не более, чем иммигранты, то для чего же их позвали учиться в школу волшебников? Но и здесь супруги фон Грауберг были вынуждены спустить родителей учеников с небес на землю, объяснив, что обучение в магической школе имеет в первую очередь цель научить ребенка контролировать собственную магию, дабы свести к минимуму не столько возможный вред для окружающих, сколько предотвратить нарушение Статута о Секретности и тем самым не доставлять лишних неприятностей Министерству. Тот же Статут о Секретности запрещает несовершеннолетним волшебникам пользоваться магией вне школы, что, естественно, приводит к падению практических навыков у детей за время каникул, однако в чистокровных семьях, уже несколько поколений живущих в магическом мире, дети могут преспокойно колдовать дома: их чары останутся просто незамеченными на общем магическом фоне местности или рядом с колдовством взрослых волшебников. Естественно, подобные факты вызвали возмущение у собравшихся родителей, которое немцы быстро перенаправили на директора Хогвартса, ведь Альбус Дамблдор не только главенствует в школе, но и председательствует в Визенгамоте, или Совете Мудрейших — это орган законодательной и одновременно судебной власти в магическом мире — и он, с его властью и декларируемым магглолюбием, уж мог бы продвинуть постановление, облегчающее интеграцию магглорожденных волшебников в магической мир и гарантирующий равенство всех перед законом вне зависимости от происхождения. Но Дамблдор так и не сделал этого за все пятьдесят лет, что находится у власти в магической Британии.
А если вернуться к теме образования, то господа родители уже наверняка не раз возмущались тем фактом, что они не могут ни побывать в школе, где учатся их дети, ни увидеть, чему те научились. Статут о Секретности оказывается, таким образом, весьма удобной ширмой, чтобы укрыться от ответственности с ее помощью. Кроме того, в Хогвартсе совершенно не изучаются маггловские общеобразовательные предметы, в результате чего уровень развития детей остается, в лучшем случае, на уровне начальной школы. В результате, перешагнув рубеж совершеннолетия, такие люди будут иметь минимум перспектив что в маггловском, что в магическом мирах. Здесь фрау фон Грауберг не удержалась и добавила, что в магической Германии юным волшебникам, живущим в маггловском мире, по закону разрешено колдовать дома, но только в присутствии членов семьи и никого более, а в школах преподаются общеобразовательные предметы, так что у юных обретенных волшебников всегда есть возможность вернуться назад.
Со стороны родителей вновь пошел возмущенный гул, ибо никому из них не хотелось, чтобы их дети выросли неучами или пополнили ряды безработных. Один из мужчин воскликнул, что “так и знал, что с этим Дамблдором что-то нечисто”. В ответ одна из женщин, которая еще раньше упоминала, что сама является магглорожденной, громко заявила, что Дамблдор — единственный, кто хоть что-то делает, чтобы эти чистокровные снобы совсем не зарвались, что при предыдущем директоре являлось едва ли не нормой повсеместное обзывательство “грязнокровка!”, что Дамблдор — единственный, способный противостоять Тому-кого-нельзя-называть… Некоторые поинтересовались в свою очередь, а кто это такой, которого нельзя называть, но разошедшаяся, было, мамаша подозрительно быстро смолкла. Кто-то принялся оправдываться, что пытался на каникулах заниматься со своим ребенком и заставлял учить математику и литературу, но без толку — его тринадцатилетнее чадо уверено, что ему эти знания не понадобятся, потому что он волшебник. Нашлись и такие, кто решил забрать детей из школы, потому что на них здесь не только, как на грязь смотрят, но и вообще чертовщина творится какая-то, и бросали косые взгляды на ту самую родительницу, которая несколькими минутами ранее защищала Дамблдора.
Преподаватели, дав отцам и матерям выговориться, продолжили собрание, напомнив о том, какой ущерб и школе, и другим ученикам приносят шалости детишек, и покрывать его вынуждены чистокровные волшебники, входящие в Совет попечителей. А поскольку в магической Британии простецы считаются неплатежеспособными (в ответ на это заявление многие из родителей ожидаемо поморщились и начали возмущаться), то все расходы за их детей в школе как раз несут чистокровные волшебники, входящие в Совет попечителей. Так что у чистокровных появляется еще один повод не любить магглорожденных волшебников. Конечно, избалованные детишки некоторых аристократов тоже хороши, но с их родителями уже была проведена беседа на этот счет. Кроме того, господин и госпожа фон Грауберг, хотя и согласились с тем, что магический мир весьма консервативен, напомнили собравшимся родителям, что подобный уклад жизни означает быстрое взросление и раннюю ответственность за свои слова и поступки, и что свое положение в обществе, если его не было от рождения, надо заслужить. Слушатели вновь недовольно зашумели о том, что у детей должно быть детство, и что этот застрявший в средневековье мир давно пора реформировать, на что немцы ответили, что аналогичным образом думает и директор Дамблдор, который, прежде всего, политик, и таким образом набирает себе бесплатный электрорат, de-facto не имеющий права голоса. Ведь дети намного более доверчивы, чем взрослые, особенно если им пообещать много всего и сразу. А волшебство, которое недоступно дома, всяческие забавы и приключения, которые можно встретить только в Хогвартсе, только способствуют отдалению юных обретенных волшебников от семьи.
Заодно родители, снова начавшие негодовать по поводу того, как “эта школа всяких фокусов отбирает у них детей”, узнали, что тот же Альбус Дамблдор, будучи полукровкой и происходя из семьи без традиций, но с весьма сомнительной репутацией, никогда не стал бы столь известным человеком в магическом мире, если бы не являлся учеником великого алхимика Николаса Фламеля, изобретателя философского камня. А Фламель, в свою очередь, вряд ли бы взял к себе студента-лодыря, не наделенного ни прилежанием, ни талантом, предпочитающего все свободное время тратить на розыгрыши и мелкие пакости однокашникам. А вот почему многоуважаемый директор поощряет далеко не столь положительные качества в школьниках, а также выступает против традиций ученичества и покровительства, благодаря которым сам же взошел наверх, господам родителям предоставлялось подумать самим, а также провести воспитательные беседы со своими чадами касательно поведения последних.
* * *
Вопреки ожиданиям, количество драк и розыгрышей, половина участников которых отлеживалась потом обычно в Больничном крыле, действительно снизилось, а сами дети, старались вести себя тише и сдержаннее. Однако спокойствие продлилось недолго: буквально через неделю после проведенных родительских собраний директора Дамблдора и его заместителя профессора МакГонагалл атаковали письма разъяренных родителей-магглов, которые обвиняли величайшего волшебника современности в обмане. Одни, узнав, что их отпрыскам ничего не светит, кроме карьеры мелкого лавочника или не менее мелкого клерка в министерстве, требовали немедленно забрать детей из “этой школы глупых фокусов”. Другие — вернуть уроки для адаптации магглорожденных, как это было много лет назад. Третьи — ввести обязательный институт покровительства, который действует в Хаффлпаффе. Немецкие преподаватели подверглись бойкоту со стороны большинства своих хогвартских коллег — если бы не эта их пресловутая идея с родительскими собраниями, то и в мудрости великого Альбуса Дамблдора никто бы не сомневался, и все было бы, как прежде.
Созвали новый педсовет, включавший также Совет попечителей, который, однако, ничего не решил. Директор с проницательным и мудрым взглядом голубых глаз утверждал, что уроки по традициям магического мира не являются необходимыми, и что магглорожденные волшебники смогут гораздо лучше и быстрее адаптироваться, если дать им свободу, а не загонять в рамки. Ему предсказуемо вторила Минерва МакГонагалл, а Северус Снейп, как всегда, кривил лицо так, как если бы выпил одно из своих зелий. Харгрид, Барбедж и Трелони поддерживали “великого человека Дамблдора”, который обеспечил их работой и жильем, в то время как Филеас Флитвик, Помона Спраут и Септима Вектор выступали за нововведение. Люциус Малфой и его партия, подчеркнув важность уроков по интеграции магглорожденных, сослались на необходимость новых затрат, которые Совет Попечителей уже не может себе позволить, с учетом всех новых перестановок. Розалинда МакМиллан и Амелия Боунс голосовали “за”, однако все остальные члены совета либо не имели своего мнения, либо колебались. В результате было решено, что, поскольку уроки по традициям магического мира все-таки полезны для общего развития, но для них нет места в расписании, равно как и свободного жалования для учителя, то их следует сделать факультативом, вести который должны чистокровные старшекурсники.
Так начинания Лотара Визерхоффа еще в бытность его исполняющим обязанности старосты, получили новую жизнь, будучи теперь введенными сверху.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 07.10.2013, 02:56 | Сообщение # 300 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 39. Школьные будни
Шли дни… Ученики ходили на уроки, сдавали коллоквиумы, играли в квиддич, ссорились, влюблялись. Присланных из Германии учителей, говоривших, к тому же, с сильным акцентом, поначалу принимали подозрительно и даже враждебно, да и манера их вести уроки весьма сильно отличалась от той, к которой привыкли в Хогвартсе. Особенно негодовали гриффиндорцы. Они могли бы смириться, если бы преподавателей пригласил сам Дамблдор лично, как было с Люпином, Грюмом и Слагхорном, или навязало Министерство — как Амбридж и Уоррингтона. Однако сам тот факт, что их привел с собой этот сноб Шварц, казался ребятам едва ли не посягательством на независимость Британии в целом и Хогвартса в частности и потому был встречен в штыки.
Если хаффлпаффцы в большинстве своем просто стремились хорошо выполнять требования новых учителей, воспринимая их исключительно как учителей и надеясь, что они окажутся лучше, чем предыдущие предметники; если равенкловцы видели в новых преподавателях возможность получить новые знания, а для гордых и высокомерных слизеринцев это было лишь досадное недоразумение, которое проще переждать, то гриффиндорцы всячески стремились показать чужакам, что им не рады в Хогвартсе, и лучше тем уйти подобру-поздорову. При этом многие из львят совершенно не интересовались основными положениями школьного устава и благополучно не знали о том, что сторонние лица, не приглашенные директором или Советом попечителей, допускались к работе в Хогвартсе лишь решением большинства голосов как педагогического совета Хогвартса, так и Совета попечителей, а те, кто знал — молчали.
Немцев байкотировали, внаглую не выполняя домашние задания и отказываясь отвечать на уроках, а то и вовсе пропуская уроки, подкладывали кнопки на стулья или зачаровывали последние на приклеивание, добавляли с помощью эльфов слабительное и канареечные помадки в еду и напитки. Особенно усердствовали в своих диверсиях студенты со второго по шестой курс — первокурсники еще слишком мало знали и умели для свершения достойных каверз, а семикурсникам оставался только последний год в школе и самый важный в жизни экзамен — ТРИТОН. К сожалению, немцам в большинстве случаев хватало наблюдательности и осторожности, чтобы не попадаться в расставленные для них ловушки, и потому отработки не заставляли себя долго ждать.
Детей по много часов кряду заставляли писать строчки, а также объяснительные по поводу того, чего они хотели добиться своими выходками, при этом все время отработки ученики должны были проводить, будучи приклеенными к стульям. Преподавателей усиленно пытались разжалобить, но те благополучно игнорировали нытье подростков, лишь снисходительно поясняя в ответ, что о тренировках и домашних заданиях следовало думать гораздо раньше, а за сделанные гадости необходимо отвечать. Проштрафившихся даже заставляли описывать, какое действие, по их мнению, производят на организм те зелья, которые они так упорно пытаются подсунуть господам преподавателям, и какое за это полагается наказание согласно международному магическому праву. Глок и Хостнер ради этого даже специально исследовали ассортимент “Волшебных вредилок умников Уизли”, а фон Грауберги провели анализ на составные компоненты и наложенные заклятия.
Естественно, за несправедливо обиженных студентов вскоре заступился добрый и мудрый директор Дамблдор. “Это всего лишь безобидные детские шутки, — говорил он. — Вы не должно быть так жестоки с детьми. И вообще, смех продлевает жизнь”, — и, лучезарно улыбаясь, закидывал в рот очередную лимонную дольку. Не забыл Дамблдор высказать немцам и по поводу устроенного ими родительского собрания — многим детям пришли тогда письма с громкими нотациями и угрозами немедленно забрать из школы, если те не прекратят безобразничать и не возьмутся за ум. Но, как назло, прогнать немцев или еще как-нибудь наказать не смог даже Дамблдор, ибо вскоре, по секрету всему свету, стало известно, что действовали новые преподаватели полностью в рамках устава, который предписывал деканам извещать родителей учеников о различных несчастных случаях, а также дисциплинарных взысканиях.
Немцы же, недолго думая, заявили, что если многоуважаемый господин директор считает эти “детские шалости” такими безобидными, пусть испробует их на себе лично, и тут же продемонстрировали весь конфискованный у проказливых учеников арсенал. Дамбдор любопытствующим взглядом пробежался по выставленным перед ним флакончикам с зельями, иллюзорам и конфетам, завернутым в кричащие обертки, выбрал одну из них и принялся тщательно пережевывать, изображая блаженство на лице — в этот раз попалась, видимо, не со вкусом ушной серы. Какое-то время ничего не происходило, и белобородый старец благостно улыбнулся, показывая, что все в порядке, как вдруг закрутился волчком, а кожа его, которая, очевидно, начала зудеть, покрылась перьями канареечно-желтой расцветки. На зал опустилось гробовое молчание, которое, однако, продлилось недолго: первым рассмеялся Дамблдор, заметивший, что шутка оказалась крайне интересной, а вкус помадки — выше всех похвал; за ним, как по команде — провинившиеся гриффиндорцы, очевидно, надеявшиеся, что теперь им удастся избежать наказания. Позволил себе легкую улыбку Флитвик, в то время как МакГонагалл проявила неожиданную солидарность с немцами и потребовала немедленно прекратить это безобразие, в ответ на что Дамблдор лишь лучезарно улыбнулся и предложил своей бывшей ученице самой отведать канареечных помадок, чем вызвал очередной взрыв смеха со стороны подрастающего поколения.
Казалось бы, инцидент с наказаниями был исчерпан, однако директор больше не спешил появляться на публике и заперся у себя в кабинете, свалив все административные обязанности на своего заместителя Минерву МакГонагалл. Злые языки шептали даже, что Альбус Дамблдор, Мастер алхимии и трансфигурации, никак не может избавиться от последствий “детской шалости”, и делали ставки, будет ли он председательствовать на ближайшем заседании Визенгамота, которое должно было состояться уже через пару дней. Ведь там все-таки серьезные и именитые волшебники заседают, а не глупые детишки, которым бы все веселиться, и даже Альбусу Дамблдору, величайшему светлому магу, кавалеру Ордена Мерлина I степени и победителю Гриндевальда, далеко не все его чудачества могут сойти с рук.
На заседание Визенгамота директор Хогвартса так и не явился, но и заседание тоже не состоялось. Зато следующим вечером Дамблдор гордо восседал за столом преподавателей в своей любимой фиолетовой мантии, пил тыквенный сок и лучезарно улыбался в свою длинную серебристо-белую бороду. А в полутемной подсобке одного из магазинов в Косом переулке двое молодых людей методично пересчитывали деньги — галлеон к галлеону, сикль к сиклю, кнат к кнату — а их уже порядком отросшие волосы отливали медью в тусклом свете масляных ламп.
- Да это же просто сделка века, братец Дред! Мы — богачи!
- Ребята, эти Криви и тот слизеринец, Забини, отлично справились…
- А все потому, что мы гении…
- Именно, братец Фордж! Зелье “Затумань мозги” — и никакого “Imperium”!
- Дамблдор, конечно, говорил, что мы никому не должны об этом рассказывать…
- Но он же говорил всерьез, а если в шутку? В морщерогих кизляков тоже никто не верит…
- Но о них все знают! Да, “Квибблер” — это вещь…
* * *
Гермиона Грейнджер отрабатывала заклинание в тренировочном зале. В очередной раз вычертила равноконечный крест, вписанный в круг, и произнесла: “Thorax!” (1), сосредоточившись на движениях палочки. Как объяснял им профессор Хостнер, “Thorax” является одним из простейших щитов в высшей боевой магии и проявляется в создании защитной оболочки вокруг колдующего, что особенно удобно в ближнем бою. На конце волшебной палочки загорелся слабый белесый огонек и сразу погас. Девушка раздраженно взмахнула рукой, и с ближайшего манекена слетела голова. Было обидно… Она уже второй урок подряд пыталась создать вокруг себя хоть какую-то оболочку, и все впустую. Рядом хихикали Дин Томас, Шеймус Финниган и Лаванда Браун, сопел от натуги Невилл — учитель не мог следить абсолютно за всеми учениками в классе, когда их было почти сорок человек. Нет… успокаивать себя тем, что у какой-то Лаванды Браун тоже не получается — ниже ее достоинства. Гермиона позволила себе оглядеться — Гарри уже дрался с Малфоем, и гриффиндорке это показалось… нечестным. Гарри никогда не следил за правильностью слов или движениями палочкой — они у него всегда выходили ломаными и неуклюжими, но, тем не менее, уже к концу прошлого урока у него вышли вполне сносные “доспехи”, которые профессор Хостнер даже соизволил похвалить. И теперь, закрывшись этой магической оболочкой, Гарри посылал в Малфоя “Seco”, “Stupefac” и прочие “детские заклинания”, как выражался профессор Хостнер. Аналогичным образом вел себя и Малфой, только посылал в противника куда более противные проклятия. Гермиона вновь сосредоточилась на выполнении заклинания. Белый огонек на конце палочки разросся, превратившись в небольшой полупрозрачный шар, и снова погас. Гриффиндорка нахмурилась, но таки сдержала рвущийся наружу порыв гнева. Это НЕ-ЧЕ-СТНО! Даже у Джинни, которая на два года младше нее, это заклинание вышло с четвертой попытки, а Гарри тогда так и не смог объяснить, как же ему удалось так быстро научить свою девушку.
Профессор Хостнер соизволил, наконец-то, обратить внимание на их небольшую группу. Лаванда, Дин и Шеймус сразу же приняли боевые стойки и, что есть мочи, принялись размахивать палочками. Невилл, вытаращив глаза, поспешно сделал круговое движение рукой, и его тело окружила мерцающая белая оболочка, которая упала через пару секунд. Преподаватель наблюдал за этой сценой презрительно-снисходительным взглядом, какому позавидовал бы и сам Люциус Малфой, после чего отчитал троицу гриффиндорцев за халатность и лень, сняв для острастки по десять баллов с каждого. Затем подошел к бледному, едва стоящему на ногах Невиллу, но Гермиона не уже прислушивалась к их разговору: она до сих пор не могла понять, как стоит ей относиться к Хуберту Хостнеру, да и другим немецким преподавателям. С одной стороны, их нельзя было обвинить в предвзятости, они в равной степени наказывали и поощряли и гриффиндорцев, и слизеринцев, хаффлпаффцев и равенкловцев. Но именно гриффиндорцев чаще всего штрафовали или удостаивали сухих язвительных нотаций, даже на ее сочинении по истории стояло всего лишь “Выше ожидаемого”. Однако Гермиона не могла не признать, что именно ее однокашники сами нарывались на неприятности. Конечно, если бы мисс Грейнджер по-прежнему являлась старостой, она первым же делом изъяла бы у учеников все эти канареечные помадки и блевательные батончики и сама усадила бы неудавшихся злоумышленников за строчки, но Рон и Джинни, к сожалению, весьма равнодушно отнеслись к ее предложению. Мало того, они сами подбивали ребят с младших курсов нарушать дисциплину! Неужели они не понимают, что делают таким образом только хуже?!
Ретроспектива…
В отличие от Амбридж, столь же нелюбимой учениками, за исключением разве что слизеринцев, немцы давали много знаний на уроках и много требовали. Профессор Ройсс не бубнил все полтора очередную скучную лекцию, как это делал профессор Биннс, а, как минимум, половину занятия отводил под устный опрос или письменную контрольную, так что историю магии нельзя было теперь просто проспать. Аналогичным образом нельзя было прийти неподготовленными на занятие к профессору Граубергу или профессору Хостнеру. И если первый просто не допускал к практике и предсказуемо ставил ноль баллов за урок (хотя для Гермионы Грейнджер и это было смерти подобно), то последний запросто мог поставить такого ученика кому-нибудь в спарринг. Как говорил профессор Хостнер, “фг’аг не станет щадитть фас, если фи окашетесь неподготовленными. Наоборот, это окашецца огг’омное пг’еимущестфо для него”, и сразу же давал студентам испробовать эту непреложную, на его взгляд, истину на собственной шкуре.
Теперь большую часть своего свободного времени подростки были вынуждены тратить не на глупые развлечения или попытки насолить нелюбимым учителям, а на сидение за книжками или отработку новых заклинаний. Гермиона Грейнджер, которую еще пару недель назад большинство гриффиндорцев демонстративно старались не замечать, неожиданно оказалась самой востребованной среди студентов с пятого по седьмой курс. То ее спрашивали, как соотнести слова и движения палочкой в таком-то заклятии, чтобы все получилось правильно, то интересовались, а что имел в виду Ройсс на последней лекции, или “что значит эта нумерологическая формула и какое она вообще имеет отношение к этому усиленному “Protego”?” В такие минуты Гермиона невероятно гордилась собой — нумерология неспроста считалась одним из самых трудных предметов в Хогвартсе, но она лежала в основе практически всех расчетов для сложных зелий и заклинаний, и мисс Грейнджер была одной из немногих, кто мог похвастаться отличными знаниями в данной области. А библиотека, переполненная учениками с первого по седьмой курс абсолютно всех факультетов, навевала на девушку чувство невероятной гармонии и удовлетворенности.
Однако далеко не все вещи, что рассказывали и показывали новые профессора, соответствовали представлениям Гермионы о мире или тому, что она раньше прочла в учебниках. Так, еще первая лекция профессора Хостнера, посвященная основным определениям светлой и темной магии, оставила гриффиндорку в изрядном смущении. Всем известно, что для того, чтобы сотворить темную магию, нужно испытывать желание причинить боль своей жертве, наслаждаться ее страданиями — недаром все Пожиратели Смерти, активно практикующие темную магию, являются садистами. Но профессор Хостнер вдребезги разнес стоявший перед ним манекен, осколки которого тут же вспыхнули и превратились в пепел, и лицо его было совершенно спокойно, а взгляд сосредоточен на собственной волшебной палочке — никакого безумного веселия или мрачного торжества, которые Гермиона да и некоторые другие гриффиндорцы наблюдали у Беллатрисы Лестранж или Люциуса Малфоя.
По мнению профессора Хостнера, к Темным Искусствам относились те заклинания и ритуалы, которые требуют крови или непосредственного вливания энергии колдующего, или же требуют специфических знаний и умений для сотворения. Туда же входили атакующие заклинания, причиняющие вред противнику, а также щиты, причиняющие вред нападающему. Соответственно, светлыми заклинаниями применительно к боевой магии можно было назвать те, которые только выводят противника из боя, но не причиняют ущерба здоровью. Вроде бы определение правильное, но все равно что-то казалось Гермионе в нем неверным, вызывающим сомнения, и лишь после урока, перечитывая внимательно законспектированную лекцию, девушка поняла, что именно ее тревожило. Преподаватель говорил о темных искусствах совершенно нейтрально, как о некой обыденной вещи, и пытался убедить учеников, что склонность волшебника к добру или злу определяют его намерения и цели, а не оттенок магии, и что каждый волшебник для защиты себя и своих близких должен, не раздумывая, применять любые доступные средства, а не ждать появления авроров. “Но ведь это же абсурд! — размышляла девушка. — С таким же успехом можно оправдать применение Авады! Какое же в магическом мире все-таки средневековье! Хорошо, что директор Дамблдор хоть что-то пытается с этим делать. Недаром в маггловском мире смертную казнь уже давно отменили, и преступникам дают возможность исправиться.”
Настораживали и упомянутые профессором тайные знания, так называемые арканы, которыми владели старые чистокровные семьи, и которые никто не мог сотворить, кроме волшебника, напрямую принадлежащего к конкретному роду. Кто-то привел в пример профессиональные арканы, которыми владели Мастера различных магических гильдий. Это же нечестно, что кому-то доступны огромные преимущества уже по праву рождения или членства в каком-нибудь дурацком тайном обществе, а кому-то не видать их вовек! В конце концов, Гермиона успокоила себя тем, что эти арканы еще ни разу не помогли ни Малфою, ни его дружкам, а, значит, не такая это и крутая магия, и без нее можно вполне обойтись и еще обогнать этих чистокровных снобов.
Не давало покоя также домашнее задание, в котором требовалось описать, как можно применять светлую магию для “темных” целей и темную магию — для “светлых”. С первой частью мисс Грейнджер справилась еще вполне успешно — достаточно было вспомнить, как Рон вырубил тролля с помощью “Wigardium Leviosum”, заклинания для первокурсников, или как Сириус рассказывал как-то, как еще в школе они всей компанией пошутили над каким-то мелким слизеринцем, направив на него “Petrificus totalus” и “Rictumsempra” — наверное, это было очень неприятно. Однако вторая часть задания вызвала у девушки изрядное недоумение, ибо как можно использовать темную магию для защиты или лечения? За свою работу Гермиона получила тогда “У” и была вне себя от возмущения: даже Амбридж, которая люто ненавидела всех магглорожденных и нелюдей, никогда не оценивала так низко ее эссе! А последующий разговор с Гарри посеял в ее душе еще больше сомнений. Не могла Лили Поттер, магглорожденная волшебница, сражавшаяся на стороне Дамблдора и Ордена Феникса, использовать темную магию, пусть даже для защиты своего собственного ребенка, не могла! Директор Дамблдор ясно сказал, что то была жертва материнской любви, и именно она хранила Гарри все эти годы, вплоть до возрождения Волдеморта! Но, тем не менее, именно этот пример указал Гарри во второй части задания и получил за свою работу “П”. Это же абсурд!
Куда больше Гермиона удивилась, когда Гарри упомянул Протеевы чары, которые она использовала, чтобы зачаровывать монеты для членов ДА. Ведь это заклинание, так сказать, малораспространенное (а о навыках среднестатистического волшебника вполне можно судить по миссис Уизли) и очень напоминает метки Пожирателей — Рон, помнится, об этом говорил. Тогда получается, Протеевы чары тоже можно отнести к темной магии — ведь это же уровень ТРИТОН, а семикурсникам разрешено изучать темные искусства в теории и даже пользоваться запретной секцией библиотеки — для общего развития. Может быть, Корнер и Бур тогда не завидовали ей, а удивились, что она вообще решилась использовать темную магию? А магический контракт, который она заставила подписать всех остальных ребят, никого не предупредив, что это контракт, а не просто список членов отряда? Что если это тоже была темная магия? Тогда гриффиндорка не задумывалась о моральной стороне своих действий: ей нужно было организовать кружок по ЗОТИ, придумать способ связи между его членами, а также чтобы никто не проболтался — она своего добилась, и больше ее ничего не интересовало. А еще она гордилась тем, что для создания этого зачарованного списка-контракта ей удалось применить довольно сложную нумерологическую формулу, которую, она, опять же, нашла в библиотеке, в учебнике за седьмой курс. И в обоих случаях девушку совершенно не заботило, насколько предложенный ею способ “светлый”. А еще Гермионе так и хотелось стукнуть себя по лбу (впрочем, данное действие было вполне осуществимо) и иметь при себе мощный хроноворот, чтобы отмотать время хотя бы на пару дней назад — тогда она получила бы за свою работу, как минимум, “В”. Уж лучше, если задание будет выполнено не совсем правильно, чем не выполнено вовсе.
Немногим лучше обстояли дела с историей магии. Батильда Бэгшот, знаменитый историк магии, так и не выпустила том, посвященный XX веку, поэтому студентам седьмого курса обычно приходилось довольствоваться подшивками “Ежедневного пророка” за разные годы, брошюрками, изданными в разное время Министерством магии, а также монографиями, описывающими отдельные исторические события, например “Темный лорд Гриндевальд: победа и поражение” или “Взлет и падение темных сил”. О том, чтобы составить адекватную картину мира при таком подходе к обучению и, тем более, представить ее изменение во времени, не могло быть и речи, что весьма доходчиво объяснил профессор Ройсс на второй лекции после того, как резюмировал результаты контрольных. Затем, в своей суховатой манере, преподаватель пообещал исправить данный недостаток, составив свой собственный конспект лекций. Имелись у Густава Ройсса с собой в Хогвартсе и свои книги — как по магической, так и маггловской всемирной истории в XX веке и не только: немец запрещал выносить их из своих личных комнат или лекционной аудитории, но разрешал копировать. Для многих студентов, не желавших просиживать в библиотеке и тратить многие часы на поиск и переписывание пыльных фолиантов, но не желавших отказываться от лишних баллов, это стало едва ли не манной небесной и единственной возможностью получить хорошую оценку на уроке.
Казалось бы, меньше, чем за месяц, ученики узнали столько, сколько не проходили за все семь лет обучения в Хогвартсе, особенно если учесть, что профессору Ройссу таки удалось втиснуть еще один урок истории в расписание, но и здесь Гермионе Грейнджер виделся подвох. Ведь мистер Ройсс — немец, а, значит, он будет рассказывать историю так, как выгодно немцам. Чего стоит только одна история первой мировой войны! Всем было известно, что немцы отличались в войне крайней жестокостью и кровожадностью и устраивали мясорубку из каждого сражения, однако профессор Ройсс упирал на храбрость и патриотизм солдат, превозносил гений военачальников и инженеров и пытался разжалобить бедственным состоянием гражданского населения из-за запрета на торговлю, в том числе и с нейтральными странами.
Особенно профессор Ройсс любил рассказывать о том, как события в маггловском мире, несмотря на Статут о секретности, отражались на мире магическом. Так, несмотря на то, что Международная конфедерация магов приняла решение о невмешательстве в войну магглов, внутри каждого магического общества закрыли границы — вначале для официальных врагов, а затем и для нейтралов. Торговая блокада, причинившая немало неприятностей магглам, ударила и по магам, которые также лишились источников продовольствия, а также редких ингредиентов для зелий или материалов для изготовления артефактов. Гоблины, никогда не жаловавшие волшебников, воспользовались случаем и устроили экономическую войну, установив грабительские проценты на проведение валютных операций, совершение торговых сделок и выдачу ссуд. А маги, несмотря на все свои возможности и официальный нейтралитет магического сообщества, не могли путешествовать по чужой стране без угрозы быть арестованными по подозрению в шпионаже.
Подобные вещи при наличии международного Статута о Секретности и невмешательства магов в дела магглов выглядели, по меньшей мере, странными, но и здесь преподаватель тоже смог удивить учеников. Оказывается, маги, официально в войну не вмешивались, но активно спонсировали маггловских правителей своих стран через те же гоблинские банки, что породило, в свою очередь, экономические войны и торговые блокады. Кроме того, некоторые маги и сквибы за звонкую монету весьма охотно соглашались добывать секретные сведения для маггловских спецслужб, имея в этом деле огромные преимущества перед обычными шпионами-магглами. А последовавшие затем таинственные смерти и исчезновения высокопоставленных чиновников, представлявших воющие державы как в маггловском, так и в магическом мирах, спровоцировали активные дискуссии в Международной конфедерации магов, перетекавшие порой в дипломатические войны.
Не обошел стороной профессор Ройсс и заключенный после войны Версальский договор, а его весьма прозрачные намекая на его несправедливый и унизительный характер для Германии, как проигравшей стороны, а также трусость “благородных” победителей, что едва не выводило из себя Гермиону. Достаточно было посмотреть на тех же Шёнбрюнна, Визерхоффа, самого профессора Ройсса или профессоров Граубергов, чтобы понять, что договор о капитуляции Германской империи был мягким, очень мягким… Мисс Грейнджер даже рискнула пожаловаться директору на проблему с уроками истории, но Дамблдор лишь развел руками, сказав, что он не в силах что-либо поделать, ибо решение о найме немцев принимал не он, а Совет Попечителей, и что мисс Грейнджер, как и остальные ученики, должна крепиться духом и самостоятельно изучать предмет, дабы не забывать, как все происходило на самом деле.
Директору Дамблдору профессор Ройсс тоже отвел немного места в своих лекциях — когда рассказывал о молодости Гриндевальда. Это ж надо было придумать такой бред, что якобы Геллерт Гриндевальд приходится внучатым племянником самой Батильде Бэгшот, знаменитому историку магии! Неужели этот Ройсс рассчитывал, что кто-либо здесь в Хогвартсе поверит его россказням?! Не меньшей небылицей казалась и дружба молодых Альбуса Дамблдора и Геллерта Гриндевальда. В подробности, однако, преподаватель не вдавался, сообщив лишь, что в дальнейшем пути этих двух самых могущественных волшебников столетия разошлись. Дамблдор вскорости стал учеником знаменитого Николаса Фламеля, выпустил несколько публикаций по алхимии и трансфигурации и до начала 40-х годов был известен, прежде всего, как ученый. О деятельности Гриндевальда с тех пор, как он покинул Англию, было мало что известно вплоть до начала первой мировой войны, однако считается, что к этому времени он уже окончательно сформировал свои политические взгляды и идеи относительно мироустройства.
Как о политике, Гриндевальд впервые заявил о себе на заседании Международной конфедерации магов, созванном по причине начала первой мировой войны у магглов, и требовал от других волшебников немедленно в эту войну вмешаться. По мнению Гриндевальда, Статут о Секретности являлся главным фактором, тормозившим развитие магического мира, а “мировая война среди магглов — последним и единственным шансом для волшебников выйти из тени и вновь заявить о своем превосходстве и своем месте в этом мире. Дальше, при общей численности магглов и их поражающем оружии слияние миров в пользу магов будет уже невозможно”. И Гермиона Грейнджер была очень рада, что подавляющее большинство членов Конфедерации отказали будущему Темному Лорду Европы в поддержке этого жестокого и бессмысленного проекта — достаточно было только представить мир, в котором заправляют такие личности, как Малфой, а к магглам относятся не лучше, чем к нелюдям. И потому нейтральное и даже понятливое отношение учителя к подобной одиозной личности вызывало в девушке бурю негодования, которое, к сожалению, не разделял никто больше. Гарри и Рон, конечно, согласились с ней, но, подозревала Гермиона, сделали они это только для того, чтобы она поскорее прекратила свои декламации, ибо сами мальчики вряд ли что-либо поняли из лекции Ройсса.
Версия преподавателя, ссылавшегося, в том числе, и на мемуары Гриндевальда (тоже — нашел источник!), что якобы английская легенда о так называемых дарах Смерти подтолкнула послежнего к идее мирового господства, и вовсе показалась Гермионе бредом, но, тем не менее, она поинтересовалась у мадам Пинс, есть ли соответствующая книга в библиотеке. Библиотекарша лишь осуждающе посмотрела на девушку, заметив в сторону, что эту сказку знают все волшебники чуть ли не с пеленок, но таки дала гриффиндорке сборник рассказов некоего барда Биддла. Гермиона быстро пролистала книжку — большинство сказок в ней были для совсем уж маленьких детей, вместо “Золушки” и “Белоснежки” у магглов, и было совершенно непонятно, как Гриндевальд мог вдохновиться подобными выдумками. Старшая палочка, Воскрешающий камень, Мантия-невидимка — прямо как туфельки девочки Дороти из “Волшебника страны Оз” или волшебное зеркало у ведьмы из сказки про “Белоснежку”. Конечно, у Гарри есть мантия-невидимка, которая досталась ему от отца и до сих пор не утратила своих свойств, но вряд ли речь в сказке идет именно о ней. Мантия Гарри — реально существует, в отличие от сказочной.
Но, какими бы несуразными ни казались требования учителя, домашние задания никто не отменял, и Гермиона Грейнджер, аккуратно разложив перед собой подробный конспект лекций, пергаменты и все книги по событиям начала XX века, которые ей удалось достать, послушно, с присущей ей аккуратностью выводила свое эссе. На пергаменте слева — для преподавателя, чтобы заработать свои баллы, на пергаменте справа — для себя, чтобы знать историю такой, какая она была на самом деле. Девушка могла лишь гадать, что еще могут выкинуть Ройсс и Хостнер в дальнейшем — на ее памяти в Хогватсе было достаточно эксцентричных преподавателей — и оставалось только надеяться на то, что Дамблдор знал, что делал, принимая их на работу…
Конец ретроспективы.
- Заклинание, фрейлейн Грантшер! — прозвучал за спиной сухой, низкий голос преподавателя, вмиг выдернувший девушку из собственных мыслей.
- Простите, сэр, я задумалась, — поспешила извиниться Гермиона, после чего приняла боевую стойку и вскинула руку с зажатой в ней волшебной палочкой. — Thorax!
На конце палочки вновь зажглась белесая серебристая сфера, расширилась, закрыв собой кисти рук — девушка на этот раз постаралась вложить в заклинание больше сил — и сразу погасла. В иных обстоятельствах мисс Грейнджер, не медля ни минуты, пробовала бы снова и снова, пока не смогла бы идеально выполнить заклинание, но теперь лишь разочарованно опустила руки. Все тело била мелкая дрожь — девушка чувствовала себя настолько уставшей, что даже слегка покачнулась. А ведь за ней такого не наблюдалось еще с третьего курса, когда она активно пользовалась маховиком времени.
Преподаватель смерил ее снисходительным взглядом.
- Я… снова попробую, — сказала Гермиона, отдышавшись.
- Ви так и не поняли, что я фам объяснял, фрейлейн Грантшер, — назидательно произнес профессор Хостнер. — Ви относитесь к магии, как к ремеслу, чересчур много внимания уделяете твишениям палочкой. Ви толшны понять, что заклинание не есть маггловский механизм, который сработает, если ви нашмете нушные кнопки. Ваша воля, как мага, первична. Ви толшны хотеть, чтобы заклинание сфершилось, ви толшны сосредоточиться на конечном результате. Ви понимаете?
- Да, понимаю, сэр, — ответила девушка с раздражением в голосе: старый немец постоянно находил, к чему у нее придраться, хотя она старалась больше всех в классе.
- Я тумаю, фам следует прекратить практику на сегодня, — с видом эксперта произнес бывший аврор. — Ви зайдете ко мне сеготня после урокоф. Это касается фашей магии. Фам фсе ясно, фрейлейн Грантшер?
- Да, сэр, — сказала в ответ гриффиндорка, желая оказаться как можно дальше от Хуберта Хостнера.
Тот лишь сухо кивнул на прощание и направился к слизеринским увальням Крэббу и Гойлу, которые, очевидно, решили сыграть в доспех. Гермиона проверила наручные часы. До конца урока оставалось еще двенадцать минут. Она успеет, если постарается! Принять устойчивую позицию, набрать полные легкие воздуха… у нее должно получиться! Рука вычерчивает в воздухе практически идеальную окружность, и губы произносят: “Tho-” — вертикальная черта — “-rax!” — ее перечеркивает горизонтальная… Она должна это сделать — во что бы то ни стало! Белый шар на конце палочки разрастается все больше и больше… Получилось! Сердце пропустило удар, перед глазами запрыгали темные точки, рука словно приросла к палочке и превратилась в проводник — Гермиона чувствовала, как вместе с магией из нее исходят жизненные силы, но не могла остановить процесс — заклинание черпало все больше и больше, подобно снежному кому, несущемуся с горы. Несколько раз блеснул мерцающий серебристый экран, и белый свет сменила густая и черная, но уже такая желанная тьма…
Пришла в себя мисс Грейнджер только на следующий день, догадавшись по белым кроватям, разгороженным ширмами, что она в Больничном крыле. Мадам Помфри, узнав, что ее пациентка проснулась, сразу же принесла множество флакончиков с целебными зельями, после чего, объяснив, что и когда пить, с привычным выражением сострадания на лице объявила девушке ее диагноз: магическое истощение. До конца недели Гермионе не позволялось колдовать ничего сложнее “Lumen” или разоружающего, дабы быстрее восстановить свои силы. А в дальнейшем предписывалось не переутомляться и больше времени отводить на отдых. Но ведь это нечестно! Как можно зарабатывать баллы и являться лучшей ученицей, если нельзя колдовать и заниматься постоянно уроками?! Из Гриффиндора новыми чарами овладели только Гарри, Парвати и Фэй, в то время как из Слизерина не справились до конца урока только Буллстроуд и Эшли. А это значит, что Слизерин сильно вырвется вперед, и никто, кроме нее, Гермионы Грейнджер, не сможет сократить этот разрыв. Однако медсестре, в свое время окончившей Хаффлпафф, не было никакого дела до баллов — по ее мнению, они стоили вообще ничто по сравнению со здоровьем и, тем более, человеческой жизнью.
- У каждого из нас есть свой предел, мисс Грейнджер, — философски изрекла мадам Помфри, одергивая шторы, чтобы пустить в палату больше света, — и нам не следует пытаться брать выше, чем нам доступно.
Предел… это новое и такое неприятное слово… как приговор… Конечно, Гермиона помнила свое “Выше ожидаемого” за СОВ по ЗОТИ, но друзья тогда быстро ее успокоили, что это она переволновалась, и вообще, все остальные предметы у нее сданы на “Превосходно”, и раньше все учителя говорили ей, что она очень сильная ведьма. Но теперь… гриффиндорка вспомнила, как она точно так же позже всех освоила заклинание Патронуса на занятиях ДА, хотя была старше всех в группе, но тогда она совершенно не придала значение этой маленькой, на первый взгляд, детали, ибо хватало других, намного более важных проблем, например, противостояние Амбридж. А сам факт того, что кучка подростков-недоучек освоила заклинание, которое, как известно, не под силу и некоторым взрослым волшебникам, приятно будоражил чувство собственной значимости и исключительности. Гарри освоил чары Патронуса в тринадцать лет, и для всех это стало стимулом к действию, что они тоже так могут. И никому, даже ей, Гермионе Грейнджер, лучшей ученице Хогвартса, не пришло в голову, что Гарри от рождения наделен огромным магическим потенциалом, и потому может намного больше, чем любой среднестатистический волшебник его возраста. Но Гарри был, прежде всего, ее другом, настоящим героем, олицетворяющим в себе все лучшее, что может быть в человеке. Друзьям не завидуют…
1) (лат.) Доспехи, панцырь, латы.
|
|
|
|
|
