|
|
Путешествие во времени
| |
| PPh3 | Дата: Среда, 03.10.2012, 17:31 | Сообщение # 1 |
Высший друид
Сообщений: 786
| Название фанфика: "Путешествие во времени"
Автор: PPh3
Бета : MS Word, Omega
Рейтинг: PG-13
Пейринг: НЖП, НМП, Северус Снейп, Гарри Поттер/Джинни Уизли, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Альбус Дамблдор
Тип: гет
Жанр: AU, приключения, ангст, общий
Размер: макси
Статус: в процессе
События: Седьмой курс, Путешествие во времени, Фик об оригинальных героях, Философские размышления, Много оригинальных героев, Дамбигад, Нестандартный пейринг, Любовный треугольник
Саммари: Что делать, если вполне безобидная поездка оборачивается кучей проблем и приключений? Смогут ли маггловские науки быть полезными, если ты вдруг окажешься в магическом мире, да еще и не в своем времени? Поможет ли университетское образование и, как следствие, умение критически мыслить, если приходится противостоять одновременно аристократическому снобизму одних и слепому преклонению перед авторитетами других?
P.S. Много НП, частичный Дамбигад. Фанатам крутых Уизли и Поттера читать не рекомендуется.
Предупреждения: ООС, AU, немагическое АУ, Дамбигад
Это очередное видение седьмой части ГП глазами сразу нескольких новых персонажей, которые оказываются в Хогвартсе по разным причинам и меняют взгляд на вещи как друг друга, так и некоторых обитателей Хогвартса.
Частично игнорируется 6-я книга ГП, т.е. Дамблдор не попал под проклятье кольца, а Драко не принимал Темную Метку и не получал приказ убить Дамблдора, следовательно война отложена во времени, и Хогвартс продолжает жить своей жизнью.
Люциус Малфой смог откупиться от Азкабана после провала в Отделе Тайн. Амелия Боунс и Эммелина Вэнс, убитые в шестой книге, живы, а Олливандер продолжает торговать палочками у себя в магазине.
Также имеет место AU относительно маггловского мира. Т.е. предполагается, что миссис Роулинг книг о ГП не писала, и, соответственно, главная героиня не могла их прочесть и сразу понять, что с ней произошло. В противном случае это могло бы привести к появлению всезнающей Мэри-Сью. Также имеет место небольшое смещение хронологического порядка некоторых событий, имевших место в маггловском мире.
P.S. Поскольку все новые персонажи не являются англичанами, для усложнения восприятия и создания реалистичности при переходе с одного языка на другой оный будет вводиться в первых двух-трех главах с момента введения в повествование персонажей, на нем говорящих, а также при переходе в диалогах с одного языка на другой. Переводы будут указаны в скобках там же в диалогах.
P.P.S. Некоторые уже известные заклинания изменены так, как если бы они произносились на классической, а не вульгарной латыни.
P.P.P.S. Фик задуман и начат давно, поэтому любые совпадения с другими фиками являются случайными и не относятся к плагиату.
Диклеймер: Автор не извлекает материальной прибыли, персонажи и вселенная Дж.К.Роулинг принадлежит Дж.К.Роулинг.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 19.10.2012, 03:58 | Сообщение # 91 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (kraa) Пока переломного момента не вижу, после 31 главы.
Сразу решили конец прочитать?
Именно, что "юмор" был в самом начале - ну показалось мне смешным поначалу, как Лапина бесила Снейпа своим присутствием, что она не вписывалась в его представления о жизни; как она дурачила Дамблдора, подсовывая ему книжки. Но таких моментов, даже притянутых за уши, было действительно мало, так что я не помню, после какой главы (до 12-й) поменяла "юмор" на "ангст".
Quote (kraa) Это чистая ненависть к Дамблдору, Снейпу, Уизлям и Ко.
Снейп сам постарался ИМХО. Его бы к психиатру/психотерапевту сводить. Взрослый мужик, а все в подростковых проблемах варится.
Quote (kraa) Страх и переживание за наших. Не могу смотреть на такую беспредельнУю травлю - все они загнаны как скот на убой, а волки кружатся вокруг и скалятся.
Кого, несчастную Лапину затравили? Сама виновата, как и Снейп, что взрослая дылда, а не научилась с людьми общаться, чтобы ее уважали. Могла бы Снейпу, в конце концов, в глаз дать, чтобы проблем не было.
Или Гермиону, которую все обходят стеной молчания и презрения, что даже Гаррик - и то вынужден с ней общаться тайно.
Кстати, вы поняли, из-за чего весь Гриффиндор во главе с Уизлями настроился против Гермионы?
|
|
| kraa | Дата: Пятница, 19.10.2012, 04:22 | Сообщение # 92 |
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| Конечно, поняла, напоила ее Джини Приворотном к Рону (она так думала), а оно к Визерхофу получилось.
Думаю, Джини поит Гермиону Приворотном, чтобы она не осознала свою любовь к Гарри, а Гарри - к себе, чтобы не осознавал любовьк Гермиону. Понятно ли объяснила?
Анна расскусила Отравительниц, но ее поволокли к Пожирателям и она не сможет ничего сказать … Нет, она уже сказала Карлу, ох. И Елизу.
Это сигнал к развязку? Близится ли расплата? Месть ала Граф Монте Кристо? Будет ли, будет ли МЕСТЬ? Давай ее побыстрей.
Скажи, что будет, чтобы ложилась поспать уже. Завтра буду закупаться овощами, делать домашных консерв - карфиольчик, морковки, зеленые помидорчики - все, что увижу на рынке. Беру мужа носить сумок.
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 19.10.2012, 04:50 | Сообщение # 93 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (kraa) Конечно, поняла, напоила ее Джини Приворотном к Рону (она так думала), а оно к Визерхофу получилось.
Думаю, Джини поит Гермиону Приворотном, чтобы она не осознала свою любовь к Гарри, а Гарри - к себе, чтобы не осознавал любовьк Гермиону. Понятно ли объяснила?
Несколько сложнее. 1) Гермионе в принципе нравился Визерхофф, но она боялась в этом себе признаться либо не осознавала этого. 2) Джинни, когда выбирала волосы, тупо перепутала (ей было главное, чтоб шерсть Живоглота не выбрать случайно), т.к. и Рон, и Лотар - оба рыжие. 3) Пая здесь нет, и Гарри с Гермионой просто друзья, в крайнем случае - названые брат и сестра. Они в принципе не предполагали, что между ними могут быть романтические чувства. 4) Джинни банально хотела, чтобы ее перестал доставать Рон, которому Гермиона, пардон, не дает, вот и решила таким образом помочь братцу с его амурными делами.
Quote (kraa) Анна расскусила Отравительниц, но ее поволокли к Пожирателям и она не сможет ничего сказать
К Упсам ее вовсе не из-за этого поволокли. Просто Бранау много чего наболтал Лорду, и Снейп теперь не может отнекиваться, т.к. его слова могут легко опровергнуть. Дамбик же сказал, что лучше пожертвовать одной левой и, к тому же, строптивой студенткой, которой не хочет слушаться его, умного дедушку, чем шпионом. Сам Дамбик, естественно, в курсе авантюры Джинни (ибо легилимент), но он не знает, что Кайнер раскусила Джинни - банально потому, что в тот день ее больше не видел. И вообще, Лапина владеет окклюменцией - прямую жесткую атаку выдерживает едва, со скрипом, а поверхностная ее не берет.
Quote (kraa) Это сигнал к развязку? Близится ли расплата? Месть ала Граф Монте Кристо? Будет ли, будет ли МЕСТЬ? Давай ее побыстрей.
Не знаю, будет ли мстить кому Лапина, т.к. она в Хоге и так на птичьих правах, а тут еще и немцы должны нагрянуть со своими проверками. А Лотар попытается отомстить через официальную власть.
|
|
|
| kraa | Дата: Пятница, 19.10.2012, 17:07 | Сообщение # 94 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| А за Гарри с Гермионой мстить кто будет? Они сами себе врядь ли помочь смогут, ибо их так спеленали, что выход у них только через смерть.
Жаль Лапину. Мне жаль за всех этих ребят - загнали их у загона на убой. А эти зубастые чудовища - Дамблдор, Снейп, Волдеморт с Пожирателей, Уизли - пилят зубов.
|
|
| PPh3 | Дата: Пятница, 19.10.2012, 17:10 | Сообщение # 95 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (kraa) А за Гарри с Гермионой мстить кто будет? Они сами себе врядь ли помочь смогут, ибо их так спеленали, что выход у них только через смерть.
Им может попытаться вставить мозги Лотар. М.б. в чем-нибудь Карл поможет (в той же окклюменции), но неально, как люди, личности, они не нужны никому, кроме себя. И процесс осознавания этого также будет проходить болезненно.
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:28 | Сообщение # 96 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 15. День воспоминаний
Субботнее утро выдалось прохладным, но ясным. Солнечные лучи переливались множеством бликов в каплях дождя, еще не успевших исчезнуть с травы и листьев. Птицы весело щебетали в ветвях деревьев. Природа словно возродилась после недавнего ненастья и теперь звала всех обитателей замка разделить вместе с ней эту радость, радость жизни. Однако мало кто из учеников спешил наслаждаться с утра пораньше последними солнечными деньками осени, предпочитая отсиживаться в факультетских гостиных или же просто спать.
Пока большинство учеников и учителей еще не успели закончить завтрак, к которому в честь выходного дня приступили позже обычного, и параллельно обменивались с одноклассниками последними новостями, двое студентов-семикурсников, не спеша, прогуливались вдоль крытой готической галереи, опоясывавшей по периметру малый внутренний двор. Если бы их случайно увидел кто-то из обитателей Хогвартса, то обязательно поспешил бы ущипнуть себя за правое плечо или левую пятку — ибо нечасто доводилось видеть представителей двух традиционной враждующих факультетов — Гриффидора и Слизерина — не только не пытающихся напасть друг, но и вполне мирно и дружелюбно беседующих. Просто Карл Шенбрюнн и Лотар Визерхофф не вписывались в стереотипы, уже сложившиеся, если не за века, то за последние десятилетия точно, и не собирались им соответствовать только лишь из-за факультетской принадлежности.
Договорившись встретиться сразу после завтрака, они теперь направлялись в школьную совятню, чтобы отправить письма родителям. Легкий ветерок развевал полы их мантий и слегка ерошил волосы, а на лицах читалось если не довольство жизнью в целом, то текущим ее моментом точно. Немногочисленные студенты, которых они встречали по пути, лишь недоуменно поглядывали на них и шли дальше.
- Рад, что профессор Снейп отменил твое поручение, — сказал Лотар, когда они уже почти дошли до перехода, ведущего в северную часть замка.
Лотар догадывался, что, как бы его друг ни умел скрывать эмоции, каким бы выдержанным его характер не казался окружающим, ему не легко. Нелегко и неприятно везде ходить за странной одноклассницей в ущерб своему времени, подстраиваться под ее действия — а Визерхоффу прекрасно было известно, что Карл Шенбрюнн не любит подстраиваться под кого бы то ни было, — больно… встречать в глазах человека, с которым вынужден все время находиться рядом, лишь злобу и ненависть, без всякой надежды на сотрудничество. Собственно, это были всего лишь домыслы Лотара, основанные на его собственных наблюдениях, ибо не в характере Карла было посвящать кого-либо в свои проблемы и душевные переживания. Что касается Анны Кайнер, то, как личность, она его совершенно не интересовала, и знал он о ней ровно столько, сколько мог увидеть простой сторонний наблюдатель: в меру красивая, умная, имеющая склонность к зельеварению, но страдающая полным отсутствием способностей к трансфигурации и нумерологии (и чем интересно, руководствовался их декан, когда навязал ей эти предметы?) и обладающая жестким, конфликтным характером. Подробностей ссоры Визерхофф не знал, ровно как и не хотел знать ее причины и мотивы обоих участников, но уже одна констатация факта случившегося вызвала в нем волну неприязни к новой студентке — за то, как она поступила с его другом, в то время как ее дружба имела для него определенное значение в силу неких недавних событий.
- Нет, не отменил, — ответил Карл, лицо которого вмиг стало серьезным. — И, предвосхищая твой следующий вопрос, скажу, что у Кайнер сегодня отработка до обеда в классе зельеварения. А у Бранау и Малфоя отработка с Филчем, так что они пока не опасны.
Лицо Лотара вытянулось в недоумении: с одной стороны, очень хотелось сказать что-нибудь наподобие “так им всем и надо”, тем более что с Бранау у них отношения были натянутыми уже несколько лет, а с другой, Кайнер вроде бы не нарушала правила и после ссоры с Карлом старалась вести себя тихо и незаметно даже на тех уроках, которые у нее хорошо получались. Или она успела что-то натворить вчера перед ужином, пока Карл с ним и Элизой сидел на берегу озера?
- Лотар, помнишь тех двух хорьков, которых мы видели вчера в коридоре рядом с вестибюлем? — спросил Шенбрюнн после того, как друг озвучил свой вопрос; в глазах его плясали веселые искорки.
- Конечно, — ответил Визерхофф, улыбнувшись: воспоминания о вчерашнем вечере, проведенном вне гриффиндорской гостиной, заметно поднимали настроение.
- Так вот, Грейнджер была тогда права, назвав одного из них Малфоем, — продолжил Карл; лицо его по-прежнему оставалось спокойным и невозмутимым, и только искорки в глазах выдавали, что самое интересное еще впереди.
- И второй хорек был Бранау! — угадал Визерхофф, едва сдерживая смех. — Так и знал, что его анимагическая форма — какое-нибудь мелкое противное белобрысое животное! Ха-ха-ха!
Лотар откинулся на тонкую готическую колонну, чтобы перевести дух, по-прежнему продолжая смеяться, только уже тихо. Карл присел на мраморную балюстраду, отделявшую галерею от внутреннего двора, позволив себе лишь улыбнуться уголками губ: хотя он тоже рассмеялся бы от такой шутки, внутри понима,л что если бы он не оставил тогда Анну одну, все могло бы кончиться совсем по-другому. И в совятню ее можно было бы уговорить пойти, пусть, вероятно, ей даже некому писать. И вообще, не помешало бы организовать конструктивный диалог, раз декан не собирается предоставлять каждого из них самому себе.
Мимо них прошла стайка хихикающих девочек лет четырнадцати-пятнадцати, о чем-то оживленно беседующих и хихикающих. Поравнявшись с парнями, они замедлили шаг, мило и жеманно улыбнулись, окинув обоих представителей голубой крови оценивающими взглядами, и пошли дальше, продолжая оживленно болтать и хихикать. К имевшему место разговору в их присутствии они даже не пытались прислушиваться — в Хогвартсе не преподавали даже латынь, на которой было составлено большинство заклинаний в Европе, поэтому об остальных иностранных языках говорить даже не приходилось: между замкнутыми магическими сообществами существовали очень слабые контакты, большинство волшебников не только никогда не покидало пределов своей страны, но даже имело весьма смутные представления о том, что творится за ее пределами. И эксперимент, в котором участвовала их группа, по сути дела, был первой попыткой более близкого сотрудничества, при котором студентам досталась возможность не только наблюдать со стороны за чужой культурой, видеть, как проходит обучение в другой стране, но и самим принимать непосредственное участие в процессе.
И, в то же время, подобное “погружение” давало возможность адекватно оценивать происходящее, не по одному лишь внешнему впечатлению, но и одновременно свежим, беспристрастным взглядом, свободным от местных стереотипов. Ведь действительно, какое им, немцам, дело до местных разборок? Их дело — прилежно учиться, достойно сдать экзамены и показать себя в лучшем свете. С другой стороны, такая глубокая вовлеченность в учебный процесс, в школьный быт не давала возможности полностью сохранять нейтралитет ввиду столкновения нового опыта с прошедшим, здешней системы ценности с уже существующей, привитой как в семье, так и в школе. Так, профессор Снейп, их декан, по характеру и манере вести уроки немного напоминал профессора Рихтера, поэтому легко можно было предположить, как с ним стоит себя вести, и что к его урокам следует готовиться с сильным опережением по программе. Профессор Флитвик был намного мягче, дополнительные знания он не требовал в обязательном порядке, но поощрял. Профессор МакГонагалл… да, она хороший преподаватель, строгий, требовательный. Ее первый урок произвел достаточно хорошее впечатление, несмотря на свою сухость. Но, судя по теоретическим вопросам, относящимся к материалу прошлых курсов, преподавала она по несколько устаревшей программе, предполагавшей лишь заучивание некоторых модельных алгоритмов, и уделявшей слишком мало внимания нумерологическим аспектам, вопросам “зачем?” и “почему?”. А ее манера ориентироваться в основном на слабых учеников (то же в меньшей степени относилось и к профессору Флитвику) говорила о низких требованиях к успеваемости в Хогвартсе в целом и отбивала стремление к учебе. Ведь действительно, зачем учить заранее новый материал, как это делает Грейнджер, если к следующей теме перейдем не раньше, чем какой-нибудь Уизли выполнить задание хотя бы на “удовлетворительно”? Или почему бы не отказаться от предмета, который ученику дается с огромным трудом, и потратить освободившееся время на подготовку к другим предметам? Нет, мы будем списывать у Грейнджер/страдать бездельем/играть в “виселицу”, как это делают Томас и Финниган.
Вообще Карлу казалось ненормальным, что в Хогвартсе не существует разделения учеников по способностям, например, курса после третьего или хотя бы пятого. Допустим, по результатами сдачи СОВ, чтобы сильные учились с сильными и, соответственно, тянулись вверх, а слабые — со слабыми, в меру своих возможностей. Нет, конечно, мы же поощряем дружбу и взаимопомощь. А то как же Гарри Поттер, местный Избранный, напишет контрольную, если ему Грейнджер не поможет? Да и Крэбб с Гойлом, подпевалы Малфоя, вряд ли бы учились сейчас в школе, если бы не старая дружба или долг между деканом и их родителями. Или мы же будем вынуждены признать, что половина гриффиндорцев и слизеринцев — просто лентяи и имбецилы. Тогда уже не до межфакультетской вражды будет. И вообще вражда между Гриффиндором и Слизерином выглядела какой-то раздутой, искусственной: Гриффиндор ассоциировали с Добром и Светом, Слизерин — со Злом и Тьмой. Так людская молва дала повод для ссор и конфликтов. А учителя просто смотрели на весь этот бардак сквозь пальцы и даже не пытались его остановить — ведь это уже школьная традиция.
Директор Дамблдор сказал, что главное не учеба, а отношения. И его факультет беспрекословно следует этому принципу, совершенно не заботясь о таких понятиях, как “такт”, “приличие”, “частная жизнь”. Взять, к примеру, поведение обоих Уизли за столом в Большом Зале и на уроках или откровенные попытки некоторых девиц заарканить богатого жениха. Впрочем, Слизерин тоже не лучше: контрактные отношения по принципу “я тебе, ты мне”; запугивание; подавление авторитетом и славой предков. Если гриффиндорцы в массе своей плохо и мало учатся просто потому, что у них либо нет способностей, либо потому что имеют другие приоритеты по жизни, то слизеринцы просто считают, что им просто ничего не надо делать, потому что жизненный путь за них проторен заранее поколениями предков, а декан всегда прикроет и нарисует хорошие оценки в табеле, как было с Эшли, которой декан поставил за ее зелье “удовлетворительно”, хотя сварено оно было не лучше, чем у Поттера и Уизли.
- Как это произошло? — поинтересовался Визерхофф, уже успокоившись.
- Я не знаю подробностей, — ответил Шенбрюнн, оторвавшись от размышлений. — Насколько мне известно, Кайнер действительно сидела в гостиной Слизерина и делала уроки. Там ее и нашли Бранау и Малфой. Я не знаю, как и о чем они говорили, но, по всей видимости, они немало ее разозлили, раз она решила им отомстить именно таким способом.
- Знаешь, Карл, — задумчиво сказал Лотар, — я бы тоже превратил Бранау в хорька, если бы был магглорожденным: пусть у них нет защиты Рода, пусть для них недоступны некоторые карьеры, но у них есть свобода, — последнее слово он произнес одновременно с воодушевлением и грустью в голосе.
- Каждому свое, — философски заметил Карл. — У магглорожденных есть свобода выбора, но меньше карьерных перспектив, они всегда вынуждены начинать с нуля. У нас — меньше свободы, больше обязанностей и ответственности, но гораздо более высокий старт и защита Рода. У нас просто разный менталитет, как это справедливо заметил Фольквардссон. Я думаю, ты согласишься со мной, Лотар, что это просто глупо давать волшебнику в первом поколении, т.е. еще не до конца интегрировавшемуся в чужую для него культуру и, как следствие, незнакомому со многими ее особенностями или не принимающему их, ответственную должность в сфере политики или финансов. Он может просто не справиться с навалившейся на него ответственностью и в результате примет в корне неверное решение. Хотя бывают и исключения. В то же время, Лотар, попробуй представить себя на месте Грейнджер, например. Пусть все твои способности останутся при тебе. Я думаю, тебе пришлось бы гораздо труднее, чем сейчас, так как: во-первых, тебе нужно было бы доказать и всем, и, прежде всего, самому себе, что ты не хуже чистокровных; во-вторых, — Карл загнул еще один палец, — приложить немало усилий, чтобы создать себе репутацию; в-третьих, выиграть конкурс при поступлении в университет или на работу; четвертое и самое главное, тебе пришлось бы очень много работать, чтобы догнать и, еще лучше, перегнать волшебников, начинавших с более высокого старта, и чтобы преодолеть культурный барьер. Это единственное, что я считаю не менее важным, чем учеба или работа.
- В целом согласен с тобой, Карл. Но ты рассуждаешь так, если бы Грейнджер жила во Франции или в Германии, — возразил Визерхофф, — а она проучилась в Хогвартсе шесть лет и не знала, что существуют уроки волшебного этикета, пока я ей не сказал об этом. Все наши традиции, абсолютно все, она считает лишь пережитком прошлого, которое просто необходимо искоренить, — Лотар постепенно начинал выходить из себя. — Взять хотя бы ее идиотскую затею с обществом “SPEW”!..
- Лотар, я не ослышался? — переспросил Шенбрюнн, которому показалось крайне неразумным называть свое идейное движение таким неблагозвучным словом.
- Это организация по освобождению эльфов от рабства волшебников, как считает сама Грейнджер. Избавлю тебя от подробностей нашего с ней спора, но его нельзя назвать сколько-нибудь конструктивным или продуктивным.
- Понятно…
- В любом случае, если бы я оказался на месте Грейнджер, я бы вначале бросил этого недоумка Уизли, — последнее слово Визерхофф просто выплюнул, чем заставил своего друга ухмыльнуться, — занялся бы подготовкой к университету, подучил бы маггловские науки — никогда не помешает — и уехал бы на континент.
- Как видишь, Лотар, наши знания и способ мышления все равно остаются с нами, — улыбнулся Карл, — а теперь пойдем, наконец, в совятню: мы итак слишком долго болтали.
- Идем.
Оставшийся до места назначения путь парни проделали молча, лишь изредка встречая студентов, все еще надеявшихся попасть на завтрак, шедших в библиотеку или же просто гулявших по замку.
Помещение для сов представляло собой небольшую деревянную башню с каменным основанием, в которую можно было попасть как и из замка, так и с прилегающей территории. По ее периметру тянулись многочисленные насесты, занятые в основном серыми и бурыми школьными сипухами, недавно вернувшимися с охоты, и прерываемые двумя рядами незастекленных, но запирающихся на ставни окон, служивших как источниками естественного освещения, так и “дверьми” для птиц.
Визерхофф быстро нашел свою пестро-рыжую Тинту и, погладив ее, привязал к лапке конверт. Сова в ответ довольно ухнула и, ущипнув на прощание хозяина за палец, вылетела в окно. Пока Шенбрюнн выискивал глазами своего сокола где-то наверху, Лотар решил осмотреться в совятне. Его внимание тут же привлекла большая полярная сова, державшаяся особняком среди своих соседок, ведь кто еще мог похвастаться таким великолепным белоснежным оперением? От своих однокурсников-гриффиндорцев он слышал, что белая сова есть у Гарри Поттера. Эта она самая? Сова грустными глазами посмотрела на подошедшего к ней человека и, угадав его добрые намерения, позволила себя погладить, особенно обрадовавшись остаткам совиного печенья. Пусть сейчас ей не приходилось сидеть все время в клетке, пусть рядом не было того ужасного толстого человека, в доме которого им с хозяином приходилось жить летом, который при первой возможности готов был убить ее, Хедвиг было тоскливо и одиноко. Ведь раньше хозяин разговаривал с ней, и, пусть его человеческий язык не был понятен, она видела, что ему плохо. Она носила ему письма от друзей. В том доме, где они жили летом, она была единственным другом своего хозяина и всегда была готова молчаливо разделить с ним его горе. В доме у рыжих людей, друзей хозяина, тоже было нескучно, хотя большую часть дня хозяин проводил не с ней, но она жила в одной комнате со своим хозяином и его другом. А еще у рыжих были старая Стрела, которая не могла уже похвастаться своей скоростью, и молодой Сычик, которого всегда можно было поучить. Конечно, совам не было никакого дела до всяких людских проблем, таких как слава и деньги, для них было важно быть полезными и нужными своим хозяевам. И, тем не менее, Хедвиг замечала, что младший рыжик очень вспыльчив и завистлив — такой всегда может предать. И сестра его тоже любила как будто не хозяина, а что-то стоящее за ним. Так же и родители рыжего семейства. И только она, белая сова Хедвига, всегда будет верным другом своему хозяину, она никогда его не предаст.
Сейчас же хозяин жил в большом волшебном замке, где у него есть друзья-люди, и потому ей уже не надо никому носить писем. Поэтому Хедвиг было грустно и одиноко, и потому она обрадовалась незваным, но добрым гостям, чего нельзя было сказать о крупном черном филине, сидевшем напротив нее. Нарушившим его покой людям он был совсем не рад, тем более что один из них стал его хозяину практически врагом. Шумят, разговаривают, один зовет свою наглую птицу, которая не сова вовсе. Поняв, что люди не торопятся покинуть совятню, филин недовольно ухнул и развернулся на 180 градусов, выставив на обозрение свой широкий хвост с белыми полосками.
- Кажется, мы ему не понравились, — заметил Визерхофф, почесав затылок белой сове, отчего та довольно зажмурилась.
- Он всего лишь копирует манеры своего хозяина, — с умным видом ответил Шенбрюнн, продолжая взглядом высматривать своего фамилиара на верхних насестах. — Эй, Арминий! Сейчас же лети ко мне!
Сверху послышался недовольный клекот, после чего из-под самой крыши вылетели два сокола: пестро-коричневый и черно-белый. Обе птицы синхронно заложили вираж, после чего коричневый сокол сел на протянутую руку своего хозяина, а второй — на свободный насест внизу, вызвав тем самым дополнительное недовольство черного филина, который тут же поспешил важно ухнуть.
- Вот уж не думал, что Уизли смогли себе позволить такую дорогую птицу, — вновь сказал Лотар, подивившись собственному предположению.
- Не обязательно быть Уизли, чтобы неуважительно относиться к другим людям, — сказал Карл, глядя в карие глаза своему соколу. — Что, Арминий? Вижу, ты нашел себе подружку, — на последней фразе Карл лукаво улыбнулся, бросив взгляд на черно-белую соколиху, гордо восседавшую на жерди, догадываясь, кому она принадлежит.
Арминий с важным видом посмотрел на своего хозяина и, казалось, совсем не раскаивался за свое поведение, ибо фамилиар должен являться по первому зову хозяина. Кроме того, когда маг давал своему питомцу имя, между ними образовывалась неразрушимая магическая связь: фамилиар ощущал свою полезность хозяину, чувствовал изменения в его настроении и эмоциональном состоянии; старался быть рядом, когда хозяину плохо; он всегда мог найти хозяина или его родных/друзей, где бы они ни находились; или даже пытаться защитить хозяина, когда тому грозила опасность. Уровень свободы, который оставался за животным, зависел как от его вида и свойственных ему инстинктов, так и от степени привязанности к хозяину. В некоторых случаях фамилиар ставил служение хозяину выше своих естественных потребностей, однако такое встречалось достаточно редко.
- Познакомишь? — вновь спросил Шенбрюнн.
Сокол, слетев с руки хозяина, приземлился на жердь рядом со своей избранницей. Некоторое время птицы обменивались любопытными взглядами, сопровождаемыми довольным клекотом, что окончательно испортило настроение черному филину, который тут же поспешил вылететь в окно.
- Кстати, Лотар, открою тебе один маленький секрет, — лукаво сказал Карл, — этот филин принадлежит Драко Малфою.
- Я, конечно, не настолько хорошо знаю Малфоя, как ты, — ответил Визерхофф, — но допускаю вероятным вариант, что между ним и Уизли есть нечто общее, правда, имеющее разные корни в своем основании.
Соколы тем временем закончили свой важный разговор, и красавица с черно-белым опереньем величаво поклонилась, гордо расправив крылья.
- Сигрид, питомица Ассбьорна Фольквардссона — одобряю, — сказал Шенбрюнн, кивнув, и погладил птицу по спине: она позволила ему это как хозяину своего избранника. — Но пока вашу свадьбу придется отложить, ибо для тебя, Арминий, будет работа, — сокол согласно клекнул в ответ. — Это письмо отнесешь моему брату Вильгельму, а это, — привязал к лапке следующий конверт, — моим родителям. И запомни: первым доставь письмо моему брату, в руки. Понял?
Сокол вновь клекнул в ответ и, ущипнув хозяина за палец, вылетел в окно. Следом за ним покинула совятню черно-белая Сигрид.
Конечно, стоило вернуться в замок, чтобы успеть подготовить до обеда все уроки хотя бы на понедельник, но неизвестно, когда еще в силу сложившихся обстоятельств представится возможность просто погулять на улице, отдохнуть, подышать свежим воздухом: не будет же Кайнер все время сидеть на отработках только потому, что ему, Карлу Шенбрюнну, так удобно. Впрочем, специально для такого случая он взял с собой несколько книг и тетрадей — чтобы можно было совместить приятное с полезным, и потому согласился на предложение Лотара погулять по территории Хогвартса, тем более что погода была отличная.
Миновали Западное Крыло и примыкающую к нему готическую колоннаду, увитую плющом. Земля заметно шла под уклон — если Большой Зал Хогвартса, представлявшего собой конгломерат из отдельных корпусов и башен, объединенных переходами и галереями, находился практически на отвесной скале, то его окрестности скорее напоминали холмистую горную долину, полого спускающуюся к озеру. Взгляду юношей открылся великолепный пейзаж, который, впрочем, им довелось наблюдать еще вчера вечером: широкая, поросшая травой равнина, изборожденная тропиками, выложенными камнями или просто вытоптанными; слева множеством бликом переливалось озеро, на берегу которого под деревом сидел одинокий светловолосый студент; справа располагался стадион для квиддича, на котором уже тренировалась гриффиндоская команда, о чем говорила красная форма игроков. Замыкали долину Темный лес, у опушки которого располагалась небольшая каменная хижина, и вереницы гор.
Какое-то время студенты просто шли молча, погруженные в свои размышления. По небу лениво проплывали тяжелые кучевые облака, заставляя солнце то появляться, то вновь исчезать. Легкий ветерок превратился в ветер, громко хлопающий полами длинных мантий, поднимавший и закручивавший в сумасшедшем танце опавшие желтые листья.
- Карл… надо поговорить… — Визерхофф первым нарушил молчание.
Сейчас они стояли под сенью раскидистого старого дуба, укрытые от ветра его широким могучим стволом.
Шенбрюнн нахмурился, догадываясь, о чем может пойти разговор. Визерхофф же явно собирался духом, ибо предполагал, что его слова наверняка не понравятся другу.
- Я в долгу перед тобой… — начал Лотар. — Я должен извиниться перед тобой… и поблагодарить… за Элизу.
На несколько секунд в синих глазах Карла вспыхнул гнев, а лицо побледнело. Лучше бы Лотар просто помнил о своем долге и молчал. А не поднимал на поверхность воспоминания о былых, но еще живущих в сердце чувствах, о том, что могло бы быть, но чего не стало, вызывая в душе волну боли и ревности.
Ретроспектива…
Элиза Миллер…Карл Шенбрюнн познакомился с ней на первом курсе в своей старой школе магии, где они учились до Хогвартса.
В отличие от “начальной школы”, которая у чистокровных сводилась к частным урокам дома, ибо большую часть базовых знаний о магическом мире они получали в кругу семьи, а у магглорожденных и полукровок — к посещению специальных курсов, где детей учили простейшим заклинаниям, контролю за собственной стихийной магией и основам культуры волшебного сообщества, в средней школе уже не было разделения по чистоте крови. Сделано это было, главным образом, для магглорожденных и полукровок с целью помочь им интегрироваться в магический мир еще в школьном возрасте. Магглорожденные посещали в обязательном порядке уроки волшебного этикета, чистокровные — уроки маггловедения, причем небезосновательно, ибо в течение последнего столетия волшебники стали все чаще пользоваться достижениями маггловской цивилизации, постепенно увеличивалось число контактов с маггловским миром. В конце концов, маги поняли, что многие вещи, происходящие в их мире, могут оказать влияние и на маггловский мир. Иными словами, всем ученикам старались дать представление и донести особенности незнакомого им мира, объясняли, как себя вести, чтобы избежать различных недоразумений (у Карла вызывала брезгливую снисходительность манера некоторых британских магов одеваться по-магглоски настолько глупо и нелепо, что это привлекало еще больше ненужных и любопытных взглядов, чем если бы этот же волшебник появился на оживленной маггловской улице в мантии и остроконечной шляпе).
С Элизой Миллер — так получилось — они сидели за одной партой. Для многих людей это был хороший повод подружиться и порой даже найти свою любовь. И Карл Шенбрюнн не стал здесь исключением. Ему сразу понравилась тихая и скромная девушка, напоминавшая красивый нежный цветок, готовый, однако, вот-вот сломаться. Поначалу их дружба носила несколько поверхностный характер: они редко виделись вне школы, лишь изредка оставаясь после уроков в библиотеке, чтобы поучить уроки, или гуляя в парке неподалеку. И каждый раз Элиза сомневалась, позволительно ли это, а на ее лице появлялась виноватая, грустная улыбка. Это было не одолжение: она сомневалась, позволительно ли хотеть что-нибудь, и соглашалась просто потому, что в их совместном времяпровождении действительно не было ничего постыдного. И уже это можно было считать неким знаком доверия с ее стороны.
Окончательно же лед между ними треснул где-то в середине второго курса, когда Шенбрюнн защитил ее от нападок Бранау. Хотя Карл и Генрих приходились друг другу родственниками, отношения между ними всегда были натянутыми и подчеркнуто холодными, и случай с Элизой лишь укрепил взаимную неприязнь. А сам Карл узнал много нового об Элизе и ее семье. Так, оказалось, что ее родители были не просто строгими, но и религиозными и потому колдовство в любом виде считали грехом. Что родители не радовались ее успехам в школе, а, наоборот, смотрели на нее с укором — ведь она не оправдала их ожиданий и не снискала добродетель, а стала вместилищем греха. Нет, она по-прежнему продолжала жить с ними в одном доме и есть за одним столом, но после того, как она уговорила родителей разрешить ей учиться в магической школе — ведь тот дядя из министерства сказал, что волшебная сила — дар, и от нее нельзя избавиться так просто, — между ними пролегла стена отчуждения. Родители сказали ей тогда лишь, что раз она такая взрослая, то пусть поступает, как знает, и полностью переключили внимание на младшего ребенка. Она оказалась как бы посередине между двух взаимоисключающих культур, ценностных систем, для каждой из которых она была уже или еще чужой. Карл стал для нее первым человеком, которому она могла бы полностью довериться, который мог ее поддержать и направить.
Прошли годы. Карл Шенбрюнн возмужал, являя собой образец серьезного, целеустремленного и ответственного молодого человека, каким и должен быть наследник чистокровного рода. А робкая и застенчивая Элиза Миллер расцвела, превратившись в красивую девушку, не утратив, однако, присущей ей скромности. Они казались со стороны идеальной парой, не только внешне: они проводили вместе много времени; Элиза была частой гостьей в особняке у Шенбрюннов; кроме того, родители ее пока что единственного друга относились к ней весьма благосклонно. Однако Карл не торопился делать признание в любви и предложение руки и сердца, несмотря на то, что питал к девушке чувства более глубокие, чем простая дружеская симпатия, и юный возраст не являлся для него препятствием к помолвке. Он ненавязчиво ухаживал за Элизой, осторожно намекая на свои чувства, стараясь не спугнуть. Она же отвечала лишь молчаливой благодарностью, виноватой и грустной улыбкой. Было в ней что-то такое, в чем она сомневалась, в чем боялась признаться сама себе. Иногда она просто смотрела куда-то вдаль, и взгляд ее становился мечтательным. По мимолетным обрывкам отдельных эмоций, потому, как она вела себя с ним, Шенбрюнн понял (а ведь сам когда-то научил девушку окклюменции), что его она любит просто как друга. Само по себе данное обстоятельство не являлось помехой для брака, но было одно “но”: Элизе нравился кто-то другой, и этим кем-то оказался его лучший друг Лотар Визерхофф.
Лотар Визерхофф… С Карлом Шенбрюнном они были знакомы еще с детства, как это часто бывает между семьями чистокровных волшебников, но сдружились уже в школе. В отличие от Карла, несколько скупого на проявление эмоций и склонного больше к философским размышлениям, Лотар обладал более живым и темпераментным характером. И ненавидел Бранау, считая того позором Германии. И многие с ним были согласны. Бранау же вполне обоснованно боялся Визерхоффа: мало ли в кого или во что его может превратить будущий Мастер Трансфигурации и Нумерологии, если его разозлить.
С Элизой Визерхофф он общался лишь потому, что с ней общался его друг, хотя и находил ее приятной собеседницей и умной девушкой. Он был с нею вежлив и обходителен, но абсолютно не рассматривал ее как будущую невесту. Его отношения с противоположным полом в целом носили довольно поверхностных характер, как это часто бывает у подростков, не предполагая, что легкий флирт или приглашение на танец могут вызвать какие-либо чувства. При этом Лотара нельзя было назвать сколько-нибудь ветреным или безответственным человеком, просто он изначально рассчитывал на то, что невесту ему выберут родители, как это часто бывает в семьях чистокровных волшебников, и не стремился к серьезным отношениям, пока в этом не было необходимости. И то, что он теперь встречался Элизой, было целиком и полностью заслугой Шенбрюнна.
… Случилось это ночью после бала в Малфой-мэноре. Элиза тогда долго плакала в объятиях Карла, прося прощение за то, что не может полюбить его. Тогда же она, между всхлипываниями и извинениями призналась в своих чувствах к Лотару. Это был сильный удар для Шенбрюнна, ибо тяжело выслушивать от любимого человека, что тебя не любят, еще тяжелее — что вместо тебя любят твоего друга, который, сам того не зная, стал твоим соперником. На принятие решения были секунды — парень не заметил даже, что застыл, как изваяние, прижав к себе девушку сильнее, чем предполагали простые дружеские объятия. Захотелось тут же пойти разбудить Лотара и устроить ему хорошую промывку мозгов. Однако Карл понимал, что не решит возникшую проблему таким образом, как и то, что если тут же начнет предлагать ей себя, то сделает еще хуже: во-первых, у юной фрейлейн Миллер было достаточно времени для того, чтобы полюбить его; во-вторых, это просто не по-мужски. Поэтому он лишь, мягко отстранив девушку и погладив ее по волосам, сказал спокойным и твердым голосом:
- Не переживай, Элиза, ты ни в чем не виновата. Все образуется, ты еще будешь счастлива.
- А ты? — девушка посмотрела на него полными сожаления глазами.
- А я буду счастлив, если ты будешь счастлива, — ответил он, снова прижав к себе Элизу, которая вновь начала плакать и шептать: “Прости…”
С тех пор Шенбрюнн старался организовывать все так, чтобы Лотар и Элиза проводили как можно больше времени вместе, будь то поход в книжный магазин, музей или просто прогулка по городу — они все являлись совершеннолетними и имели право часть свободного времени проводить по своему усмотрению, не нуждаясь в присмотре сопровождающего. Как бы невзначай Карл отвлекался или оставлял своих друзей одних, чтобы потом вернуться и увидеть, как они увлеченно о чем-то перешептываются, склонившись вдвоем над какой-нибудь книгой, и тут же замолкают, заметив, что их снова трое. И с каждым разом так случалось все чаще и чаще.
Вечером, накануне отъезда в Хогвартс, Шенбрюнн шел по коридору “Дырявого котла”, перечитывая письмо от отца. Отец писал ему, что, хотя в целом Карл поступил благородно, пожертвовав своими чувствами ради счастья любимой девушки и лучшего друга, и что это действительно важно вовремя понять, когда нужно остановиться, ему не следует забывать, что мужчина должен всегда бороться, и довольно прозрачно намекал, чтобы больше таких “жертв” со стороны сына не было. За углом послышался шум шагов, и Карл поспешил отойти в сторону и скрыть себя Дезиллюминационными чарами, чтобы вошедшие Элиза и Визерхофф его не видели. Но лицах обоих молодых людей были искренние, радостные улыбки, а глаза светились счастьем. Неожиданно парень подхватил девушку на руки и закружил посреди коридора, после чего поставил на ноги, а сам опустился перед ней на колени.
- Я люблю тебя, Элиза… и предлагаю стать моей женой, — твердым голосом сказал Визерхофф.
И одного радостного “Да!” для Шенбрюнна, ставшего невольным свидетелем этой сцены, оказалось вполне достаточно, чтобы отбросить все сомнения в правильности своего поступка: благополучие его рода потеряло слишком мало в сравнении с тем, что приобрели двое его лучших друзей.
Утром следующего дня, незадолго до того, как их группа отправилась на вокзал “Кингс-Кросс”, он снова увидел Элизу. Она была уже одета в дорогу и коротала время, сидя у окна. На лице ее застыла мечтательная улыбка.
- Доброе утро, Элиза, — сказал Карл, подойдя к девушке. — Ты не видела Лотара?
- Он сказал, что ему нужно что-то купить в Косом переулке, и ушел сразу после завтрака, — ответила Элиза, улыбнувшись.
- Ты очень хорошо сегодня выглядишь.
- Спасибо, Карл. Просто я счастлива! — казалось, девушка вот-вот начнет светиться от радости.
- А я рад, что ты счастлива, — Шенбрюнн грустно улыбнулся в ответ.
- А я рада, что у меня есть такой замечательный друг, как ты!
Элиза, все так же продолжая мечтательно улыбаться, встала со стула и, подойдя к нему вплотную, потянулась на цыпочках и поцеловала парня в щеку. И это был первый и последний поцелуй для них двоих.
Конец ретроспективы.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:30 | Сообщение # 97 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Шенбрюнн сделал глубокий вдох, выдох. Успокоился. Что сделано, то сделано, и надо искать себя в настоящем, а не жить прошлым.
- Элиза любит тебя, Лотар, — ответил он, положив руку другу на плечо. — И она бы не смогла быть счастлива со мной, любя тебя. Береги ее. Я знаю, ты будешь ей хорошим мужем, — закончил Карл, грустно улыбнувшись.
Визерхофф ожидал чего угодно — гневной нравоучительной отповеди о том, какой он дурак, не видящий дальше собственного носа, нотации на тему долга, или что необязательно быть менталистом, чтобы замечать чувства и эмоции других людей, но только не спокойного, выдержанного ответа. Впрочем, это был бы не Карл Шенбрюнн, если бы он позволил эмоциям взять верх над разумом.
- Спасибо, Карл, — с признательностью в голосе сказал Лотар, обняв друга в ответ.
Какое время они молча стояли под деревом в ожидании, пока стихнет ветер, потом пошли дальше. Сидевший на берегу студент, к которому подлетел черно-белый сокол, встал. Ветер ерошил его светлые волосы и развевал полы мантии, синяя подкладка которой выдавала его принадлежность к факультету Равенкло. Крики со стадиона становились все громче. Издалека было видно, как охотница, судя по длинным рыжим волосам — Джинни Уизли, ловко забила квоффл, который пропустил зазевавшийся вратарь, после чего они начали спорить. Еще один парень, выполнив довольно сложный вираж, резко выкинул руку с зажатым кулаком вверх, демонстрируя тем самым, что он поймал снитч, после чего подлетел к охотнице и вратарю и начал им обоим что-то говорить. Вскоре к ним подтянулись остальные члены команды.
- Хорошо летают, — сказал Шенбрюнн, посмотрев несколько выше трибун.
Он не был фанатом квиддича, с метлой не дружил, но никогда не был против посмотреть профессиональную игру.
- Квиддич — это то, чем Гриффиндор может гордиться по праву, — ответил Лотар, разбиравшийся в данной игре лучше друга. — Но основную их гордость составляет ловец, Гарри Поттер. Да и все Уизли, насколько понял, тоже в разные годы состояли в команде.
- Да, если не можешь работать головой, работай руками, — глубокомысленно заметил Шенбрюнн.
- Карл, я понимаю, что ты не лучшего мнения о нашем факультете, признаться честно, я сам от него не в восторге, но у нас не одни идиоты учатся, — возмутился Визерхофф, интерпретировавший намек Карла слишком буквально.
- Не спорю, вы с Грейнджер — исключения. Для остальных, возможно просто не было еще повода проявить себя. Но можешь ли ты назвать еще кого-нибудь, кто умел бы не только летать на метле и заводиться буквально на пустом месте? Не беспокойся, Лотар, — добавил Карл, заметив напряженное лицо друга, — слизеринцам я ничего говорить не буду: у меня с ними не настолько хорошие отношения, какие могли бы располагать к дружеской беседе, и я не собираюсь опускаться до банального доносительства, чтобы заслужить их одобрения.
- Карл, я знаю, что ты никогда бы так не сделал, — попытался загладить неровность Визерхофф, — просто ты поставил меня в тупик своим вопросом. — Парень задумался. — Лонгоботтом, такой несколько неуверенный в себе полноватый темноволосый юноша… он еще зашел, правда, ненадолго к нам в купе вскоре после Поттера, Уизли и Грейнджер… говорят, он хорошо разбирается в травах и любимый ученик у профессора Спраут. Насколько я понял, он в гербологии прирожденный ас, как ты в зельеварении, а я в трансфигурации. Про Поттера я слышал, кроме того, что он местный Избранный, который должен убить того самого Лорда, он просто необычайно сильный для своего возраста маг. В частности, он научился создавать Патронуса в тринадцать лет, и позже, на пятом курсе, обучил этому заклинанию многих ребят. Лучше всего ему удается соответственно ЗОТИ.
- Патронус в тринадцать лет — это очень рано, — прокомментировал Шенбрюнн, продолжая наблюдать за тренировкой гриффиндорской команды. — Странно только, что Поттер, обладая такой огромной силой, так бездарно ее растрачивает — как богатство, заработанное не своим трудом. Однако я думаю, нам пора возвращаться. Ты идешь в библиотеку?
- Нет. Мне надо вернуться в гриффиндорскую башню: Грейнджер просила помочь ей с организацией групп по выполнению домашних заданий для студентов младших курсов. Мы договорились на десять.
- Желаю удачи.
- Разве ты передумал идти в библиотеку? — удивился Визерхофф, заметив, что его друг резко замедлил шаг.
- Нет, просто я пойду туда с Фольквардссоном, — ответил Шенбрюнн, повернувшись в сторону приближающегося к ним равенкловца. — Доброе утро, Ассбьорн, — Карл, а за ним Лотар кивнули в знак приветствия, пожав Фольквардссону руку.
- Доброе утро, Карл, Лотар, — сухо ответил швед, также кивнув. — Хорошая сегодня погода, — и посмотрел на небо.
Хотя держался Фольквардссон безупречно, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, то он находится не в лучшем расположении духа, и что его лучше не злить. Выражение его лица, обычно доброжелательно-вежливое или, чаще, задумчивое, теперь казалось чересчур строгим, серьезным, даже мрачным. Кроме того, он не появился на завтраке, да и вчера вечером хорошим аппетитом не мог похвастаться. Да еще утренние часы коротал на берегу озера, в компании старого, раскидистого клена, под которым сидело уже много поколений студентов, и ручного сокола. Впрочем, у него был повод для одиночества, и было, над чем размышлять.
Ретроспектива…
В пятницу вечером Фольквардссон сидел в библиотеке и читал старую “Историю Хогвартса”. Несмотря на несколько устаревший и сложный для восприятия витиеватый язык, он нашел сию книгу довольно интересной и поучительной. Насколько мог судить Ассбьорн, старая “История” являлась своего рода энциклопедией по истории магической Британии со времен Основателей до конца XIX века, более объективной и достоверной, чем недавно переизданная “История Хогвартса” или “История магии” Батильды Бэгшот. Поэтому, параллельно с чтением он делал к себе в тетрадь различные пометки, периодически сверяясь с описанием тех же событий в официальных изданиях, которые так же лежали перед ним на столе. Так, в новых изданиях, многие исторические моменты были либо вообще пропущены, либо трактовались в угоду каким-либо политическим группировкам, например, Министерству магии, как было в книге Батильды Бэгшот, или директору Дамблдору, как в новой “Истории Хогвартса”.
Воспоминание о директоре вызвало неприятный ком в горле у парня: Равенкло, как и Хаффлпафф, будучи нейтральным факультетом, благоразумно не вмешивался в межфакультетские разборки, и потому был избавлен от излишнего внимания директора. Однако, стоило только вражде между факультетами простереть свои щупальца в стенах Хогвартса дальше обычного, тут же объявили виноватым его, Ассбьорна Фольквардссона — потому что учился в Дурмстранге и не понаслышке знаком с Темными Искусствами. Когда же Ассбьорн попытался возразить, что нельзя защищаться от Темных Искусств, не зная их в лицо, и что он оказался чуть ли не единственным студентом, кто знал, как отменить наложенное на Голдстейна проклятие, директор, после того, как выслушал свидетельства остальных учеников и профессора Флитвика, лишь глубокомысленно заметил, как всегда поглаживая белоснежную бороду и лукаво мерцая глазами из-под очков половинок, что знания лишь приумножают скорбь, что их необходимо контролировать, и что если бы тот, кто проклял мистера Голдстейна, не знал бы то заклинание, то и мистер Голдстейн не пострадал бы. Впрочем, это было очевидно и без назидательных слов профессора Дамблдора, как и то, что если бы в Хогвартсе нормально преподавали ЗОТИ, а еще лучше в паре с ТИ, как было в Дурсмтранге, то вышеупомянутый инцидент так же удалось бы избежать.
Мысленно отгородившись от неприятных воспоминаний, Фольквардссон продолжил чтение. Как любителя древнего эпоса, его особенно привлекли легенды Хогвартса, составленные магами-бардами и летописцами. Непосредственно в “Историю” они не вошли, ибо их достоверность и объективность во многом подвергалась сомнению, однако было нечто, что заставляло видеть во всех этих старинных рассказах, изрядно переделанных поколениями учеников и учителей, отношения к реальным событиям, имевшим место в Хогвартсе. И это нечто называлось личный опыт…
… Была в Дурмстранге башня, именуемая Башней Смерти. Снаружи она производила вид внушительный и довольно устрашающий: с решетками на маленьких стрельчатых окнах и рядами острых кольев между этажами. Как попасть в нее изнутри, никто не знал, да и вообще считали она закрыта, поэтому большинство учеников легенду о Башне Смерти, суть которой заключалась в том, что еще никто из оказавшихся в ней, не возвращался назад живым, не воспринимал в серьез, считая не больше, чем местным фольклором и страшилкой для детей — чтобы не шлялись по ночам в коридорах. Так думал и Ассбьорн Фольквардссон, которому было тогда еще четырнадцать лет, и который одним весенним вечером очень поздно возвращался из библиотеки вместе со своим одноклассником Свеном Рёммингом. То ли мальчики тогда по ошибке прошли нужный поворот, то ли древняя крепость сама трансформировалась, чтобы проучить праздношатающихся наивных детишек, однако они случайно нашли вход на лестницу и, за неимением никаких других вариантов пошли по ней, оказавшись в результате в библиотеке.
Здесь они были впервые, и единственное, что им удалось понять, что они находятся внутри шестигранной башни, а сама библиотека разбита на несколько отдельных секций, соединенных лабиринтом лестниц, и содержит, наверное, редчайшие собрания сочинений по темной магии, которую им не преподавали на уроках — а ведь Дурмстранг в магической Европе был известен именно своим уклоном в область Темных Искусств, — и не рассказывали в семьях. Юноши даже боялись прикоснуться к стоявшим на полках книгам — настолько воздух в этой странной башне был пропитан темной магией… и смертью. А разбросанные местами кости и черепа, мерцающие зеленые огни в подсвечниках и легкий, леденящий душу ветерок, переворачивающий страницы открытых книг (хотя откуда взяться ветру в замкнутом помещении) и вовсе не вселяли оптимизм. Ребята заподозрили неладное, а именно что они попали в ту самую легендарную Башню Смерти, и поспешили ретироваться. Они так и не поняли, что это было за темное существо, преградившее им путь — вампир, демон, некромант или бесплотный дух, обитающей в этом зловещем и страшном месте, — но сообразили, что им не следует задерживаться долго на одном месте, и пустились наутек, сломя голову бросившись вниз по первой же попавшейся лестнице. Ассбьорн применил тогда впервые в жизни достаточно сильное элементальное заклинание — Рассеивающие чары огня и света. Этого оказалось достаточно, чтобы не только отпугнуть, но и уничтожить некоторую нечисть, а также сжечь все деревянные лестницы, ведшие в запретное книгохранилище.
Фольквардссон и Рёмминг еще долго бродили потом по темным извилистым коридорам, пытаясь убраться подальше от проклятой башни и заодно вернуться в общие спальни, пока, толкнув очередную дверь, не вывалились во внутренний двор, лицом к лицу встретившись с профессором ТИ/ЗОТИ Йоргеном Ринквистом, совершавшим утренний обход. В результате мальчишки получили месяц отработок с Ринквистом, а легенда о Башне Смерти — очередное, на сей раз живое подтверждение.
… Так вот, после того памятного случая Ассбьорн больше не пренебрегал всякого рода легендами и потому допускал, что в Хогвартсе может быть и Тайная комната, в которой по-прежнему дремлет царь змей василиск, и тайная библиотека Салазара Слизерина и Ровены Равенкло, и зеркало желаний, и комната по требованию, о которой недавно говорил Уизли. Оставалось лишь найти картину с изображением Варнавы Вздрюченного на восьмом этаже в одном из корпусов или башен, выявить для достоверности чары, основанные на неевклидовой геометрии — без них описанная в книге комната просто не могла бы существовать, и мысленно изъявить свою волю, трижды пройдясь вдоль картины. Кроме того, он был уверен Анна также, рано или поздно попытается найти эту комнату. И дело было не только в том, что она избегает общения, но и ее в собственных исследованиях — Фольквардссон помнил, как его на первом же занятия Кайнер расспрашивала его декана о возможности заставить маггловские приборы работать в присутствии сильных магических полей. И комната по требованию являлась идеальным местом для занятий такого рода.
До ужина оставалось не более двадцати минут, так что Ассбьорн решил заранее пойти в Большой Зал, чтобы не толкаться потом в коридоре или в дверях, а книгу можно будет почитать и за столом — так делали многие равенкловцы, однако у выхода из библиотеки столкнулся с Кайнер. Вернее, она с ним столкнулась, ибо шла очень быстро и смотрела исключительно себе под ноги.
- Рад вас видеть, фрекен Кайнер, — мягко сказал Фольквардссон, приобняв девушку за плечи.
В ответ девушка лишь посмотрела на него затравленным взглядом и вновь опустила голову.
- Что, грязнокровка, нашла себе новую жилетку и защитничка?! — практически провизжал один из слизеринцев, которые по какой-то причине решили покинуть родные подземелья, чтобы “сопроводить” Кайнер до библиотеки.
Фольквардссон не знал ни одного из них, по их внешнему виду и манере поведения догадывался, что это студенты “средних” курсов, не старше пятого. Крепко обняв одной рукой девушку за талию, а другой достав волшебную палочку из наручной кобуры, он обвел слизеринцев грозным взглядом, переводя прицел по очереди с одного на другого, после чего сказал:
- Предупреждаю первый и последний раз: если еще хоть кто-нибудь посмеет тронуть пальцем или оскорбить фрекен Анну Кайнер, будут иметь дело со мной! Всем ясно?
Вжавшиеся в стены школьнички послушно закивали: никому не хотелось иметь дело с разгневанным студентом из Дурмстранга, знающим массу темных проклятий. Да и длинная темная, напоминающая стилет палочка с вязью рун на древке не вселяла оптимизма. Ассбьорн резко мотнул головой в сторону, указав глазами на выход, и слизеринцы, воспользовавшись случаем, поспешили ретироваться, пока суровый равенкловец из Дурмстранга не успел передумать.
- Не беспокойтесь, Анна, со мной вам ничего не грозит, — вновь сказал Фольквардссон, посмотрев на девушку сверху вниз. — Нам лучше уйти отсюда.
Он еще не знал, какой неблагодарной может быть Анна Кайнер, и как она может отплатить за подобный “акт милосердия”.
Они прошли мимо лестницы, оказавшись в соседнем коридоре. Это место нельзя было назвать сколько-нибудь презентабельным или хотя бы уютным: голые стены с выщербленными, потемневшими от сырости каменными плитами, растрескавшийся пол; казалось, это помещение уже много лет пустовало, и никто не собирался приводить его в порядок: по углам висела паутина, под ногами мягко хрустели мелкие частицы каменных плит, а в подвешенных к потолку старинных, покрытых патиной люстрах давно оплыли свечи. Зато здесь было тихо, а из больших стрельчатых окон открывался вид на окружавшие долину горы и Черное озеро, переливавшееся в лучах заходящего солнца красно-золотыми бликами. Тишина и покой… чувство защищенности — вот в чем она нуждалась больше всего в данный момент, и он мог дать ей все это.
Ассбьорну редко удавалось остаться с Анной наедине, когда рядом не было Шенбрюнна или кого-нибудь еще из однокурсников, и потому он не мог не воспользоваться выпавшим ему случаем: девушка была подавлена, расстроена и нуждалась в поддержке, в сильном человеке, который мог бы скрыть ее от всех невзгод. С другой стороны, Фольквардссону показалось странным, что она была одна, без Шенбрюнна, который, по идее, должен был везде ходить за ней по пятам и держать в поле видимости. При этом они явно не поссорились в очередной раз: во-первых, блок Кайнер был не настолько крепкий, чтобы удерживать внутри сознания острые, недавние эмоции и связанные с ними мыслеобразы; во-вторых, несмотря на явное охлаждение в общении, Карл по-прежнему доброжелательно относился к Анне и однозначно не стал бы провоцировать или обижать ее.
- Не бойтесь, они не посмеют больше вас тронуть! Не посмеют… — Фольквардссон с трудом подавил в себе желание прямо сейчас отправиться в гостиную Слизерина и вызвать Малфоя и Бранау на дуэль — в Дурсмтранге их учили сражаться с двумя противниками одновременно — или просто набить обоим рожи самым обыкновенным маггловским способом.
Парень еще крепче обнял так и не переставшую дрожать девушку, провел рукой по русым прядям, казавшимся на фоне заката цвета потемневшего золота, слегка касаясь лица. Это должно было ее успокоить. Он так же не знал, что аналогичным способом пытался успокоить Анну Карл в тот день, когда она стала сама не своя. Неожиданно девушка резко вздрогнула, Ассбьорн буквально на физическом уровне почувствовал, как по ее телу прошла волна вожделения. От простых объятий!
- Анна, не бойтесь, — ласково сказал Ассбьорн, заметив ее колебания, — посмотрите на меня: у вас такие красивые глаза.
И она посмотрела. Он никогда и ни в ком еще не видел так много страсти: нефритово-зеленые глаза затягивали внутрь, прося раствориться в них, чуть приоткрытый рот жаждал поцелуя, а руки так и норовили подняться и обнять в ответ. Это было для него странным, но… приятным открытием. Фольквардссон слегка отстранился, чтобы дать девушке немного свободы, но произошло то, чего он никак не ожидал: изящно вырвавшись из его объятий, Анна, закрыв глаза, плавно закружилась по коридору. Воздух вокруг как-то неожиданно уплотнился и завибрировал, наполнился мягким и теплым светом. Вспышка стихийной магии? Преобразование энергии? Ассбьорн завороженно смотрел на представившееся ему зрелище: девушка кружилась все быстрее и быстрее, постепенно поднимая руки к верху, полностью сосредоточившись на направленном выбросе избыточной магической энергии, и в такт ей, над ее головой вихрем кружились блики золотисто-оранжевого света.
Солнце уже село, и замок быстро погружался в ночную тьму, а в одном из коридоров пятого этажа было так светло, будто наступил рассвет.
Кайнер резко остановилась, как только руки сомкнулись над ее головой, и опустила их. Открыла глаза, на дне которых плескался недобрый огонь: теперь они выражали лишь мрачную решимость. Было в ней что-то опасное, отпугивающее, не позволяющее сделать шаг навстречу.
Ассбьорн рискнул:
- Анна, вы элементалистка? — спросил он с неподдельным интересом и благоговением в голосе.
Молчание.
- Я догадывался, что ваши предки, как и мои, восходят к древнему роду Блигаардов. И сейчас я получил этому подтверждение, — с воодушевлением продолжил Фольквардссон, взяв девушку за руку.
И тут снова произошло то, чего равенкловец никак не ожидал.
- Это вы так думаете, Ассбьорн Фольквардссон, — сердито ответила Кайнер, резко одернув руку, — чтобы оправдать ваше глупое влечение к грязнокровке! Имейте гордость и перестаньте за мной бегать! Я не нуждаюсь в вашем покровительстве! — и, взмахнув широким рукавом мантии так, что обескураженный Фольквардссон невольно отскочил в сторону, быстро выбежала из коридора.
Парень почувствовал себя так, будто ему только что дали пощечину. За что? За то, что он проявил по отношению к ней свои чувства? Бред! Та Анна Кайнер, с которой он познакомился вечером первого сентября, отличалась рационализмом и трезвым отношением к действительности. Даже после того, как она поссорилась с Шенбрюнном — Ассбьорн вспомнил случай в слизеринской гостиной, — она поблагодарила их за предоставленную защиту. В этот же раз ее поведение нельзя было назвать иначе, как странным: вначале она чувствует себя одиноко и подавленно, и весь мир ей опостылел; потом готова чуть ли не отдаться ему, а через пару минут уже ненавидит. Женская логика часто оставалась для мужчин непостижимой загадкой (как и мужская для женщин), логика Кайнер не вписывалась даже в самое общее представление о женской логике. Будто она мечется от одного края к другому, не зная, где остановиться и преклонить голову. Мысленно вернувшись к случаю в слизеринской гостиной, он вспомнил, что слова, только что сказанные ему, она говорила тогда Шенбрюнну. Однако не испытал злорадства оттого, что Анна “отшила”, причем еще раньше, его потенциального соперника. В какой-то степени они оба находились в одной лодке, и Карлу было даже тяжелее — все время терпеть истерики, подобные этой. Не понимал он и ненависти, которой окружила себя девушка, и которую так упорно старалась вызвать даже у тех людей, которым она хоть как-то была небезразлична.
Анна нравилась ему по-прежнему, но он был зол на нее, не мог видеть ее, смотреть на нее — какое-то время, иначе, казалось Фольквардссону, он обязательно захочет отомстить ей, унизить ее, овладеть ею, а этого нельзя было допустить. Теперь ему нужно побыть одному и успокоиться. Именно поэтому он, зная, куда пойдет Кайнер, он догнал после ужина Шенбрюнна и передал ему старую “Историю Хогвартса”. Шенбрюнн — умный, он поймет, что ему надо делать. И направился к Астрономической Башне. Просто он любил башни, любил созерцательную тишину природы, любил стоять навстречу ветру и сопротивляться ему, и одним из его любимых мест в Дурмстранге была старая дозорная башня, на которой любил проводить свободное от занятий, тренировок и домашних заданий время.
- Отдай! Пожалуйста! Это мое! — умоляла блондинка двух младших однокашников с Равенкло, забравших у нее пергамент.
- Ути-пути, Лунатичка не хочет, чтобы все знали, что ей пишет ее сумасшедший папочка! — ехидным голосом сказал один из мальчиков.
- “Милая доченька…” — начал читать второй. — Ой, а я думал, твой папаша напишет тебе про морщерогих кизляков! Ха-ха!..
- *Silentium! * — подошедший Фольквардссон ловко наложил на глумившихся над девочкой мальчишек заклятие немоты, вырвав у них из рук письмо. — И это — умнейшие люди на курсе, будущие светила магической науки? — сказал он с сарказмом, одарив обоих младшекурсников презрительным взглядом. — Которым хватает ума лишь на то, чтобы читать чужие письма, и издеваться над слабыми и беззащитными? Такие, как вы, — позор Хогвартса и факультета Равенкло в частности! Чего стоите? — зло спросил он, увидев, что мальчишки стали, как вкопанные, выпучив на него глаза. — Идите к декану: заклятие немоты не спадет до тех пор, пока вы не расскажите профессору Флитвику о том, что натворили. Идите же!
Под грозным взглядом бывшего студента Дурмстранга младшекурсники тут же поспешили ретироваться и вскоре скрылись за углом.
- Возьмите ваше письмо… мисс Лавгуд, — Фольквардссон немного запнулся, пытаясь вспомнить фамилию странной однокашницы с Равенкло.
Фольквардссона Луна Лавгуд не интересовала ни коим образом. Странная — да. Верит в несуществующие вещи — да. Ненормально одевается — да. Но от этого никому не становится лучше или хуже. Она, как он успел заметить, в целом добрая девушка, никому не мешает и живет сама по себе, в собственном, выдуманном ею же мирке. Так зачем же ее унижать только лишь за то, что она не такая как все?
- О, спасибо, — ответила Луна своим традиционным, немного потусторонним голосом. — Ты такой храбрый и мужественный.
- Не за что, мисс Лавгуд. Любой достойный человек на моем месте поступил бы так же, — гордо ответил Ассбьорн. — Извините, мне надо идти, — и, кивнув на прощание, пошел дальше по коридору.
- Стой! Ты куда? Башня Равенкло находится не там! — Луна тут же догнала Фольквардссона; от бега ее спектрально-астральные очки сбились и съехали к самому кончику носа, придавая девушке донельзя нелепый вид.
- Свежим воздухом хочу подышать, на небо посмотреть, — немного надменно ответил Фольквардссон, однако мисс Лавгуд это совершенно не смутило.
- О, а можно мне с тобой? — в больших, вечно удивленных серых глазах читалась искренняя просьба. — Я так хочу посмотреть на грозовое небо. В грозу из своих нор выползают огненные гайлы и начинают танцевать в воздухе.
Ассбьорн слушал Луну вполуха — пусть верит в своих морщерогих кизляков и гайлов сколько угодно, только пусть к нему с этим не пристает.
- Можно, только если вы не будете отвлекать меня разговорами, мисс Лавгуд.
- О, хорошо, — совершенно спокойно согласилась Луна и пошла вслед за Ассбьорном по длинной лестнице, напоминавшей ломаную спираль.
Какое-то время они просто молча проводили время вдвоем, не мешая друг другу. Лавгуд выплясывала свой сумасшедший танец в такт огненным гайлам, в которых, кроме нее, наверное больше никто не видел. Казалось, дождь, заливший уже половину площадки Астрономической Башни, ей был совершенно нипочем. Фольквардссон стоял, опершись на перила, и наблюдал за буйством природных стихий. Это его одновременно успокаивало, и придавало силы. Сделав глубокий вдох, он расслабил руки, выставив их вперед и разведя в стороны, и поток ветра тут же ударил ему в лицо, развевая волосы и полы длинной мантии за спиной. На вершину башни тут же обрушился мощный поток ливня, совсем близко сверкнула молния, расцветив затянутое грозовыми тучами небо своими ветвистыми зигзагами, грянул гром. Но юноше все это было нипочем: он наслаждался.
- О, ты дружишь с дождем и ветром, — вновь заговорила Лавгуд своим потусторонним голосом, подойдя к парню. Сквозь шум дождя и ветра ее едва можно было услышать. — Ты очень сильным маг.
- Я знаю, — мрачно ответил Ассбьорн, ему оставалось лишь надеяться на то, что сумасшедшая однокашница не сболтнет случайно вместе с очередной небылицей о морщерогих кизляках, что он — элементалист.
- О, не бойся, я никому не скажу об этом, — словно прочитав его мысли, сказала Луна. — Это будет секрет, — и приложила палец к губам.
Легилименция? Нет. Фольквардссон был уверен, что Лавгуд не обладала данной способностью, хотя имела предрасположенность, иначе он уловил бы направление ментального потока и вторжение в свой разум. Или здесь что-то другое, позволяющее настраиваться на некую совокупность чувств и намерений другого человека? Эмпатия?
Он почувствовал сильные колебания магии в воздухе, он был ею пропитан. Неужели у Лавгуд случилась вспышка стихийной магии? Нет, она вообще пребывает в шоке и растерянности. Схватил в охапку Луну и достал волшебную палочку. Уловил направление магического потока — совсем рядом, из Западной Башни. Он ощущал, как из его палочки исходила сила — нет, он не терял магический потенциал, но его сила будто желала присоединиться к иной, намного более древней и могущественной. “Заклинание Слияния” — догадался Фолквардссон и тут же упал на колени на залитый водой деревянный пол, потянув за собой Луну, и принялся шептать Заклинание Помилования — ибо они стали незваными свидетелями явления магии замка.
Все вокруг резко осветилось и стало переливаться разными цветами. Свидетели не могли видеть всех контуров и плетений, не говоря уже о геометрии каждого заклинания, но только лишь их совокупность, ауру, которая опоясывала древний оплот магии подобно гигантскому кокону.
В тот момент, когда, казалось, уже невозможно дышать и сопротивляться надвигающейся на тебя силе, все исчезло: погасло магическое сияние, воздух успокоился и перестал колебаться. Лишь по-прежнему шумел дождь, размеренно ударяясь о крыши и рябую поверхность Черного озера. Фольквардссон, выровняв дыхание, медленно поднялся, держась за перила. Рядом с ним тут же встала на ноги Луна. Хотя она также не могла не почувствовать Слияние, выглядела она так, словно не произошло ничего необычного.
- О, это было великолепно, — восторженно сказала девушка. — Ты тоже видел тайных светляков! Они являются только если очень попросить, но могут высосать душу, если быть с ними невежливым.
- Это было Заклинание Слияния, — устало возразил Ассбьорн, — в данном случае, со всей магией Хогвартса.
- Нет-нет, — ответила Луна, надев спектрально-астральные очки, — они сущестуют. Вот из тебя только что ушли последние. А еще в тебе слишком много нарглов, — произнесла она совершенно будничным тоном.
- Кого-кого? — переспросил парень: хотя он мало верил в бредни Лавгуд о всяких существах и совершенно не представлял, что можно увидеть в этих странных очках, ему, тем не менее, не хотелось быть атакованным магическими паразитами, пусть даже в теории.
- Нарглов, — повторила Луна. — Обычно ими кишит омела, но сейчас они перебрались к тебе.
- И где они у меня живут? — решил подыграть Фольквардссон, надеясь, что так странная однокашница быстрее отстанет.
- О… здесь и здесь, — Лавгуд подошла к нему совсем близко, по очереди указав на лоб и сердце.
- И это как-нибудь лечится?
- О нет… Твои нарглы будут с тобой еще очень долго, — с видом эксперта сказала Луна, — но ты не переживай: они у тебя добрые, — и, потянувшись на цыпочках, поцеловала в губы и убежала, оставив обескураженного подобным поступком Фольквардссона в глубокой задумчивости.
Конец ретроспективы…
|
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:32 | Сообщение # 98 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - Была, — уточнил Визерхофф, вспомнив, что до того, как побывали в совятне, светило солнце.
- Да, была, — мрачно согласился Ассбьорн, и все трое направились к замку.
Назад студенты шли молча и немного по другой дороге, оставив позади Западное крыло и помещение для сов, так что попали в северную часть замка, где располагался большой внутренний двор и большая часть учебных аудиторий. У входа в коридор трансфигурации Визерхофф попрощался с друзьями и направился в Восточное Крыло, где располагалось общежитие факультета Гриффиндор, в то время как Шенбрюнн и Фольквардссон свернули в галерею, попав в малый внутренний двор, и пошли в сторону Западного Крыла, в котором находились библиотека и общежитие Равенкло.
Студентов в библиотеке было мало. Несколько первокурсников-хаффлпаффцев, сидевших за одним столом, конспектировали учебники, периодически жалуясь друг другу, как много из назадавали МакГонагалл со Снейпом, какие все задания трудные, но продолжали упорно грызть гранит науки. Сидевшие неподалеку равенкловцы чуть постарше обложились увесистыми томами и уже успели исписать длинные свитки пергамента. Гриффиндорцы должны были находиться у себя в башне и делать задание под руководством Грейнджер и Визерхоффа, а слизеринцы предпочитали не покидать лишний раз свои подземелья. Карл и Ассбьорн заняли свой любимый стол у большого стрельчатого окна между двумя стеллажами, достали из сумок учебные принадлежности. У обоих на повестке дня были конспект новой темы по зельеварению, перевод по рунам и сочинение по философии для Снейпа.
Какое-то время стояла тишина, прерываемая лишь скрипом перьев и шелестом книжных страниц. Солнце за окном, из которого открывался вид на озеро, часть Темного леса и окружавшие долину горы, то появлялось, то исчезало, отчего помещение в такт ему казалось то уютным и светлым, то холодным, погруженным в синеватый полумрак.
Шенбрюнн закончил составлять таблицу, в которой перечислялись свойства ингредиентов аконитового зелья, которое они должны были варить в понедельник. Таблица, составленная для профессора Снейпа, должна была включать не только свойства каждого из ингредиентов по отдельности, но их совместимость/несовместимость/ изменение свойств при взаимодействии с другими компонентами на каждом этапе. В принципе, до всех фактов, изложенных в рецепте зелья и истории его создания, можно было легко дойти методом дедукции, путем апостеорных синтетических и аналитических суждений, как назвал бы это Иммануил Кант. Нужна была лишь идея — что создание зелья против ликантропии возможно, и что нужно лишь правильно подобрать комбинации ингредиентов на каждой стадии, чтобы получить в итоге зелье с требуемыми свойствами. Само зелье, несмотря на громоздкий рецепт, было в приготовлении не очень сложным — нужно лишь тщательно соблюдать методику и быть внимательным при расчете пропорций и подготовке навесок. Про себя Карл думал, какие бы пункты поручить выполнять Анне — она, конечно, имеет определенный талант, но иногда отвлекается, например, при подсчете числа перемешиваний, а, когда нервничает (что в последнее время бывало с ней довольно часто), у нее начинают трястись руки, что абсолютно не годится при взвешивании. Так, похоже, все, так или иначе связанное с психической устойчивостью, придется брать на себя — с одной стороны, Карл, как зельевар в n-ном колене не мог себе позволить испортить зелье только из-за неправильно организованного процесса его приготовления, с другой — он не рассчитывал и не хотел получить за свою работу что-либо ниже “превосходно”.
К нему придвинули лист пергамента, на котором было написано пока всего одно предложение:
“Где Анна?”
Карл поднял глаза и встретился взглядом с Ассбьорном, который уже перешел к переводу по рунам и даже успел написать пару строк. Фольквардссон указал глазами на записку.
“[/i]На отработке у профессора Снейпа. Почему не ментальный диалог?[/i]”
“Чтобы не сильно отвлекаться от перевода. Я заметил, мне профессор Стюрке более сложный перевод дала. У тебя, Лотара и Миллер тоже не легкий будет. Может быть, даже сложнее, чем у Грейнджер…”
Фольквардссон отодвинул листок с перепиской, но не торопился отдавать его Шенбрюнну, а просто вернулся к рунам. Какое-то время он сидел, откинувшись на спинку стула, чуть наклонив голову вбок, погруженный в раздумья и перебирающий наиболее адекватные варианты перевода очередного предложения, затем внезапно схватил перо и черновик, на который тут же записал два, более-менее удачных варианта. Потом снова просто сидел, гипнотизируя слова взглядом, периодически переставляя их местами или заменяя другим. В конце концов, на него снизошло озарение, и чистовик пополнился еще тремя строчками, написанными убористым, немного резковатым почерком с сильным наклоном вправо.
Ассбьорн оказался прав: задание, доставшееся Карлу, было не очень легким в принципе, но проще, чем у него самого. Во всяком случае, большинство встречавшихся ему комбинаций символов были или уже знакомы, или легко отыскивались в словаре, так что основная задача сводилась к тому, чтобы при переводе получались связанные друг с другом, осмысленные предложения, а не просто набор слов и словосочетаний. Отправил записку Фольквардссону:
“Ассбьорн, а разве мы не должны делать перевод на английский?”
У Фольквадссона тут же округлились глаза, когда он понял, что сделал перевод на шведский, после чего написал ответ:
“Потом переведу.”
Затем вернулся к своей предыдущей записке, содержание которой было известно Шенбрюнну заранее.
“… За что назначена отработка, и как долго она будет продолжаться?”
Карл написал целый абзац своего перевода, прежде чем ответить:
“Насколько мне известно, до обеда. Если я правильно понял, у нее возник конфликт с Малфоем и Бранау, и она применила к ним заклинание анимагической формы.”
“Хорек жив?”
“Если ты имеешь в виду Малфоя, то он вполне жив и здоров. Я понимаю, что у нас на факультете учится много неприятных личностей, но зачем сразу переходить на оскорбления?”
“Как мне рассказали однокурсники, кличка “хорек” закрепилась за Малфоем еще на 4-м курсе, когда тогдашний преподаватель ЗОТИ применил к нему трансфигурацию в качестве наказания за то, что тот пытался напасть на Поттера. А между ними двумя стычки часто происходили.”
“Разве здесь часто менялись преподаватели ЗОТИ, что ты написал “тогдашним”?”
“Да, говорят, эта должность проклята, и ни один из преподавателей не задерживался здесь дольше года. Причем, накануне летних экзаменов про каждого из них выяснялись какие-нибудь нелицеприятные подробности. Как правило, не без участия небезызвестного нам гриффиндоского трио.”
“Даже так? Поттер, оказывается, вместо того, чтобы учиться, играет в детектива?”
“Не знаю. Меня это не сильно интересует. Рассказываю то, что мне известно. В 1991/92 здесь преподавал некий Квиринус Квиррелл, который до этого был маггловедом. Погиб при загадочных обстоятельствах, по слухам, в результате того, что делил тело с Темным Лордом…
После него был Гилдерой Локхарт, женоподобный тип, не придумавший ни одного нового заклинания, а только снимавшийся для “Ведьмополитена”. Как выяснилось, он не просто ушел на покой, а лежит в св. Мунго после неправильно примененного заклинания Забвения, которое пытался наложить на Поттера и Уизли. И вообще, он оказался великим плагиатором, банально присвоившим себе заслуги других людей и стершим им память…
Затем был Ремус Люпин. По отзывам — один из лучших преподавателей, в прошлом лучший ученик и староста Гриффиндора. Но он оказался оборотнем…
Три года назад, в 1994/95, когда, как ты знаешь, Хогвартс выиграл конкурс на проведение Турнира трех волшебников, преподавал аврор в отставке, который оказался Пожирателем Смерти под Оборотным зельем. В том же учебном году при загадочных обстоятельствах погиб наш прошлый директор Игорь Каркаров. Мне кажется, последние два события между собой связаны…
После этого была работница министерства, которая толком не умела колдовать, но очень любила наказывать. И год назад — ваш декан.”
“Весьма любопытная информация, Ассбьорн. Это все рассказали твои одноклассники?”
“Да, у нас на Равенкло большинство людей адекватные. Я, кстати, узнавал у нашего декана, можно ли перевести Анну к нам на факультет, но он сказал, что это невозможно.”
“Потому что директор весьма настойчиво предлагал ей перейти в Гриффиндор, но она отказалась. Меня только в очередной раз неприятно удивляет многоуважаемый директор Хогвартса, в частности, принципами, которыми он руководствовался при приеме учителей на работу. Уж за несколько месяцев вполне можно было распознать шарлатана, оборотня и Пожирателя Смерти под Оборотным.”
“Мне тоже странно. При подобном раскладе можно было бы спокойно доучиться в Дурмстранге. Но, к сожалению, я это узнал уже слишком поздно, ведь никто не любит портить себе репутацию заранее. Правда же? Кстати, судя по рассказам других учеников, ни один из здешних преподавателей ЗОТИ не сравнится с нашим профессором Ринквистом. Разве только что ваш декан. Но быть темным и магом и слыть им, и, самое главное, уметь правильно пользоваться Темной магией — разные вещи. ”
Переписка заглохла. Каждый из парней проверял и подправлял свои переводы. Затем принялись за сочинения по философии, и тут было уже не до праздных разговоров: несмотря на одинаковые темы, нужно было сделать так, чтобы эссе не были сильно похожи, а то еще декан Слизерина, чего доброго, обвинит в списывании и снимет пятьдесят очков с Равенкло. За подготовкой к урокам, написанием сочинений и обсуждением школьных слухов время пролетело незаметно — пора было идти на обед. Фольквардссон заклинанием сжег пергамент с перепиской, после чего оба студента собрали вещи и вышли из библиотеки. На лестницах и в коридорах было пусто, лишь изредка попадались немногочисленные равенкловцы или хаффлпаффцы. Издалека, по мере приближения к главным коридорам и переходам все сильнее доносился гвалт, типичный для перемен или времени приема пищи, когда можно было окончательно забыть об уроках.
У входа в Большой Зал было самое настоящее столпотворение. Первокурсники Гриффиндора и Слизерина умудрились подраться, нанеся друг другу повреждения в виде сломанного носа, разбитой губы, фингала под глазом и канареечного цвета шерсти на лице — поскольку арсенал заклинаний первоклашек был не сильно богат, активно прибегали к маггловским способам. Старосты с трудом разняли потасовку. Часть учеников отправили в Больничное Крыло к мадам Помфри, чтобы вылечить мелкие травмы. Зачинщик драки, гриффиндорец Питер Арнальдс, который перед церемонией распределения запомнился тем, что тыкал в старшекурсников пальцем, стоял на четвереньках и, весь красный от натуги, изрыгал слизней на каменный пол. Рядом его сестра Джейн читала нотацию о том, что “мама говорила: обзываться и драться нехорошо”. И так бы несчастный Питер и дальше отрыгивал слизней, если бы светило мысли и староста Гриффиндора Гермиона Грейнджер не вспомнила простое Отменяющее заклинание. Затем Уизли и Грейнджер начали спорить по поводу наказания для несчастного первокурсника — ведь это он подбил других ребят из Гриффиндора на драку со слизеринцами. Так, Гермиона считала, что Арнальдс должен написать пятьсот строчек на тему “Я не должен вестись на гнусные провокации слизеринцев”, а Рон считал, что первоклашка поступил абсолютно правильно — ведь это слизеринцы, они плохие, их надо бить по определению. В итоге подошедший Лотар Визерхофф предложил вынести это дело на суд декану, раз старосты не могут прийти к общему решению, и вообще уйти с прохода.
Появившийся буквально из ниоткуда профессор Снейп заставил учеников замолчать и слиться со стенами одним лишь своим фирменным взглядом а ля “я коршун, а вы — мыши”. Снял с львиного факультета пятьдесят баллов за драку в коридоре и еще пятьдесят за общую тупость и неумение самостоятельно решать свои проблемы, злорадно ухмыльнулся и направился к преподавательскому столу, не забыв назначить всем участникам драки, разумеется, гриффиндорцам, отработку у себя после обеда. Всю грязную работу, такую как чистка котлов, нарезка слизней, потрошение крыс, он специально приберегал для таких вот идиотов. Хотя для декана Слизерина слова “Гриффиндор” и “тупость” являлись практически синонимами, Минерву МакГонагалл он, тем не менее, уважал и не считал глупой женщиной, и потому в очередной раз удивлялся, почему она не может или не хочет навести порядок у себя на факультете и пускает все на самотек. Хотя чего удивляться? Ведь гриффиндорцы всегда ждут, что их проблемы за них решит кто-то другой.
А вот Кайнер его разочаровала. Он знал, что она могла бы сварить кровевосстанавливающее зелье гораздо лучше, если бы умела нормально контролировать себя: ведь зельевар должен всецело сосредотачиваться на своей работе и не отвлекаться для ответов на риторические вопросы. Девчонка же едва не испортила зелье на последней стадии, добавив сразу избыток гематитового порошка. Странно, как ей вообще удалось его (зелье) выделить, так, что оно тянуло не ниже “удовлетворительно” и при этом не было опасным для жизни, и даже обладало ослабленным эффектом настоящего кровевосстанавливающего зелья. Впрочем, последнее Снейпа особо не интересовало. Он лишь довольно прозрачно намекнул, что еще один такой провал, и Кайнер не видать практики в его лаборатории. Это должно заставить ее более внимательно относиться к своей работе и не совершать таких оплошностей впредь. А профессор зельеварения Северус Снейп был полностью уверен в правильности своей педагогической тактики. Только упорный труд и строгая дисциплина способны дать положительные результаты, больше — ничего.
Студенты медленно расходились к факультетским столам, исподлобья глядя на грозного декана Слизерина и стараясь не поворачиваться к нему спиной. Впрочем, последнего глупые детишки уже не интересовали, и он, как всегда, с бесстрастным и угрюмым выражением лица гордо прошествовал к преподавательскому столу, взметая полами своей широкой черной мантии.
Шенбрюнн сел рядом с Ноттом и сестрами Гринграсс — последние не были особо болтливыми, не хвастались древностью своего рода и не лезли в его жизнь, обсуждая дружбу с грязнокровкой. Кайнер сидела чуть поодаль, напротив них, и имела болезненно-хмурый вид. К еде она почти не притронулась. Поскольку, в отличие от других факультетов, слизеринцы садились и вставали из-за стола все одновременно, девушка в ожидании окончания трапезы откинулась на спинку стула и, стараясь глубоко и ровно дышать, смотрела перед собой безучастным стеклянным взглядом. Карл понял, что она поставила блок, но был этот блок какой-то странный, направленный не столько на внешнее воздействие, сколько внутрь себя.
- *Что случилось? *
- *… не важно… — Кайнер не сразу отреагировала на его мысленный вопрос, — … это касается только меня, господин Шенбрюнн*.
- *В любом случае, фрейлейн Кайнер, советую вам осторожнее обращаться с ментальной магией. Окклюменция предназначена, прежде всего, для защиты от внешнего вторжения, но не собственного подсознания: от него вы никуда не уйдете*.
Карл отложил нож и вилку и, откинувшись на спинку стула, пристально посмотрел на девушку. От него не укрылось ни напряжение мышц ее лица, ни стиснутые зубы. Прямой зрительный контакт, поверхностная легилименция. Ненависть, боль обреченность, направленные на саму себя. Они окружали ее, как холодная темная вода, как вихрь водоворота, центром которого была она сама. А боль ощущалась почти как физическая. Она что, надышалась испарений в процессе приготовления зелий на отработке? Или выпила некачественное зелье в Больничном Крыле?
Шенбрюнн постарался покинуть поверхность ее сознания так же осторожно, как и вошел. Остался неприятный осадок. Даже не из-за того, что он вторгся во что-то личное, сокровенное — никаких осмысленных образов он все равно не увидел. Но прикоснулся к ее страху, ее боли, которые опутывали, как щупальца или лианы дьявольских силков, утягивая за собой, отдавая тьме. Он выбрался, но оставил ее там. Одну. В тот момент Карл впервые почувствовал себя эгоистом, который протянул руку человеку, которому мог бы помочь, но тут же ее одернул и пошел дальше.
Кайнер все также продолжала смотреть на него, чуть наклонив голову вбок и стиснув зубы и, казалось, никак не отреагировала на кратковременное вторжение в ее сознание. Неужели не почувствовала? Вряд ли. Или потому что ей уже все равно? Или потому что она знала, что ничего, кроме поверхностных эмоций он не увидит, но пробиваться сквозь блоки не станет? Это что, своеобразный акт доверия? В любом случае, она ведет себя странно.
- *Фрейлейн Кайнер, вы плохо себя чувствуете. Вы уже были в Больничном Крыле? * — Карл постарался придать своему внутреннему голосу привычные, отстраненно-вежливые интонации.
- *Нет. Не успела*.
- *Мы — я имею в виду себя, Лотара и Элизу — собираемся после обеда навестить Голдстейна — вы, наверное, слышали, что на него кто-то наслал темномагическое проклятие. Советую вам пойти с нами*.
- *Спасибо за совет, господин Шенбрюнн*, — последнюю фразу Кайнер произнесла несколько надменно, давая тем самым понять, что разговор окончен.
После обеда, как и сказал Карл, они пошли навещать Голдстейна. Также к ним присоединился Фольквардссон — как-никак, это был его одноклассник, которого он, собственно и спас. Однако, надо отдать должное Ассбьорну, он не кричал об этом на каждом углу и, упомянув лишь один раз во время разговора в библиотеке и то, скорее, в связи с тем, что в Хогвартсе мало внимания уделяют Темным Искусствам и защите от них, старался больше не говорить о том. Хотя, как показалось Шенбрюнну, для Фольквардссона это был также повод лишний раз увидеть Анну, хотя она старалась демонстративно на него не смотреть и вообще держалась несколько отдельно от их группы, как неприкаянная.
Паренек, хоть казался худым, бледным и слабым, выглядел вполне нормально, если учесть перенесенное им проклятие. Долго извинялись перед ним за Бранау, доказывая, что Германия давно покаялась за фашизм и холокост, и что им очень стыдно за то, что некоторые их соотечественники до сих пор исповедуют подобные политические взгляды и пытаются претворить их в жизнь. На что Энтони шепотом ответил, что он не держит на них зла, и что не вовсе не собирался судить о стране в целом лишь по отдельным ее представителям.
Попрощавшись с Голдстейном и пожелав ему скорейшего выздоровления, немцы вышли в коридор. Погода за окном снова прояснилась, и теперь многочисленные анфилады и галереи замка, выходившие на юг, были пронизаны солнечным светом.
- Пойдемте в библиотеку, — улыбнувшись, предложила Элиза. — Или можно взять учебники и пойти на улицу, как вчера: погода сейчас замечательная.
- Погода сейчас слишком переменчивая, — сухо заметил Карл, глядя в пространство.
- К сожалению, нет, Элиза, — ответил Лотар. — Профессор МакГонагалл сказала, что ждет меня в своем кабинете для очень важного разговора, и я не знаю, когда освобожусь. Пойдем, я провожу тебя до вашей гостиной, — и взял девушку за руку. — Ведь у тебя уже появились друзья на Хаффлпаффе, так что тебе не будет одиноко.
- А ты, Карл? — спросила Миллер, посмотрев на старого друга большими голубыми глазами, догадываясь по ответу Визерхоффа, что на Шенбрюнна ей тоже рассчитывать не следует.
Поскольку большую часть свободного времени Элиза Миллер проводила теперь в компании своих новых друзей с Хаффлпаффа, в основном Сьюзен Боунс, Эрни МакМиллана и Джастина Финч-Флетчли, а со своими одноклассниками из прежней школы встречалась лишь после уроков в библиотеке, о данном Карлу поручении она не знала, и то, что неподалеку от него часто видела Анну Кайнер, воспринимала как чистое совпадение или находила этому разумное объяснение, как то, что они теперь на одном факультете, и у них одинаковый набор предметов, или то, что после уроков все должны идти в библиотеку выполнять домашние задания. И специально в это дело ее никто не посвящал — за ненадобностью.
- А мне надо присмотреть за Анной, — ответил Шенбрюнн, посмотрев вслед невысокой светловолосой девушке, быстро удаляющейся от них в направлении Восточного Крыла. — Еще увидимся.
И, оставив друзей одних, отправился следом за Кайнер.
|
|
|
| kraa | Дата: Суббота, 20.10.2012, 00:41 | Сообщение # 99 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| PPh3, я это, конечно, уже прошла. Но слежу и там, и здесь в ожидании светлого будущего. 
|
|
|
|
| kraa | Дата: Суббота, 20.10.2012, 01:16 | Сообщение # 101 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| Что-то туговато на душе у PPh3. Держать в голове такую безвыходную историю. Говорила я ей, что в этапе захвата в паутине у мухи есть два этапа - когда можно и когда уже невозможно спастись ей. К сожалению, всех ее героев круто спеленали уже. Нам осталось только готовиться к похоронам и всемирным Благом.
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 20.10.2012, 01:26 | Сообщение # 102 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Э-э… фанфик был рассчитан на учебный год в Хоге!
Quote (kraa) Говорила я ей, что в этапе захвата в паутине у мухи есть два этапа - когда можно и когда уже невозможно спастись ей. К сожалению, всех ее героев круто спеленали уже. Нам осталось только готовиться к похоронам и всемирным Благом.
ИМХО это произошло по хронологии еще задолго до моего фика, поскольку я отталкиваюсь от несколько измененных условий 6-й книги.
+ сама мрачная, как тут говорили, атмосфера фика связана с тем, что глав. героиня находится в чужом для нее мире, не знает, чего ждать от следующего дня, сплошная неопределенность, нет стабильности и т.д. И вообще она официально в том мире не существует, и это в любой момент может вскрыться, что также не добавляет оптимизма.
|
|
| kraa | Дата: Суббота, 20.10.2012, 01:47 | Сообщение # 103 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| А остальные?
|
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 20.10.2012, 02:52 | Сообщение # 104 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Гарри видит вокруг себя лицемерие тех же Рона и Джинни, что они далеко не всегда хорошо поступают, но не осознает этого. Т.е. есть ощущение неправильности происходящего, но в чем именно оно заключается, он понять не может. Для него друзья не могут быть плохими, равно как и Дамблдор. Гарри подсознательно огораживает себя от этого, чтобы не чувствовать себя преданным, никому не нужным уродом и т.д. - все-таки Дамбик хорошо постарался, отдавая Гарри Дурслям. При этом удочка закинута, и нет-нет, но парня гложут сомнения: а почему Дамблдор и МакГонагалл разрешили бойкот Гермионы; а случайно ли Дамбик засунул его к Дурслям, а случайно ли Дамбик попросил у его отца мантию-невидимку и т.д. Но быстро их отбрасывает - работает т.н. пояс негативной эвристики, если говорить в терминах научно-исследовательских конкурирующих программ Лакатоша.
Аналогично и с Гермионой, только у нее еще больше поводов для негатива: рушатся привычные шаблоны. От нее отвернулись друзья, ее больше не уважают преподаватели - ИМХО уже повод для депрессии - при характере Гермионы. А тут еще психоделика с зельем и пока еще неосознаваемая влюбленность в Лотара, которая тоже немало нервов портит.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 13:12 | Сообщение # 105 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 16. А тем временем на факультете Гриффиндор…
Среда…
- Гермиона, что это такое? — удивился Гарри, когда перед ним с Роном тут же появились пергаменты с заполненными цветными таблицами: нечто подобное он уже получал от своей подруги на пятом курсе незадолго до сдачи СОВ.
- Это ваши расписания дополнительных занятий, — пояснила Гермиона, положив себе яичницу с беконом.
- Хаое вафпифане? — Рон так и не оставил привычку говорить с набитым ртом.
- Расписание ваших дополнительных занятий, — повторила Гермиона с нажимом: ее порядком раздражало, что до ее друзей порой слишком медленно доходили многие очевидные вещи, но поделать с этим что-либо было практически невозможно. — Гарри, тебя это касается в особенности: профессор МакГонагалл хочет, чтобы наш факультет занял в этом году первое место по академической успеваемости.
- Чего? — возмутился Уизли, проглотив наконец-то пищу: его вовсе не радовала перспектива сидеть за книжками дни и ночи напролет, как это делает его девушка. — Мы же и так выигрываем кубок по квиддичу шесть лет подряд. И Дамблдор нам всегда дает много очков в конце года.
- Точно, — поддержал друга Гарри, — не парься, Гермиона. Вот увидишь — наш факультет обязательно будет лучшим по итогам года, — и лукаво подмигнул подруге, заставив сидевшую рядом Джинни недовольно поджать губы.
- Понимаете, мальчики, — ответила староста назидательным тоном, — в этом году у нас обучаются студенты из других стран, и мы должны показать им, что наша школа — самая лучшая в Европе, — Гермиона не была бы самой умной ученицей Хогвартса, если бы не уловила в словах своего декана политическую подоплеку. — Проблема только в том, что мы самые знаменитые ученики Хогвартса, и потому на нас лежит больше ответственности за репутацию школы.
Гарри заметно приуныл: его уже достало, что он вечно кому-то должен: то убить Вольдеморта только потому, что тот поверил в пророчество Трелони, теперь учиться без отдыха для того, чтобы выпендриться перед иностранными студентами. Дались они ему! Его достала слава, доставшаяся ему слишком высокой ценой. И если с ролью будущего убийцы Вольдеморта он уже смирился: ведь если он убьет змеелицего урода, то отомстит за родителей, Сириуса и Седрика Диггори и избавит магический мир от великого зла, то просьбу МакГонагалл совершенно не мог понять. Ведь раньше его успеваемость мало кого беспокоила. Трансфигурация давалась ему не важно, а о зельях и говорить нечего: Снейп окончательно возненавидел несчастного гриффиндорца, когда узнал, что тот “нагло” пользовался его школьным учебником, и теперь не ставил даже “Слабо”.
- Да ну ее, эту учебу! — отмахнулся Уизли, отпив тыквенного сока. — Я же сказал, что Дамблдор накинет нам очков двести, а то и триста в конце года, так что мы еще утрем нос этим ползучим гадам! — крепко сжав нож и вилку, рыжик с ненавистью посмотрел на слизеринский стол.
Само по себе существование змеиного факультета вызывало в нем гнев и ярость, а то, что Слизерин за прошедший день набрал больше ста очков, просто приводило его в бешенство. При этом Уизли как-то не удосужился заметить, что все очки были честно набраны только за академическую успеваемость, причем не на уроках у Снейпа.
- Гарри, Рон, профессор МакГонагалл настояла на том, чтобы я дополнительно позанималась с вами зельями и трансфигурацией, — продолжила Грейнджер, пропустив выпад Уизли. — Вот здесь в таблицах красным указано, по каким дням вы должны заниматься самоподготовкой по трансфигурации, зеленым — по зельям, синим, когда вы должны будет мне отвечать по прочитанному материалу.
- Ты снова нам оставила по одному свободному вечеру для квиддича? — искренне поинтересовался Гарри.
Его подруга — такая умная, такая заботливая. Она всегда идет навстречу, если попросить ее о помощи. Настоящий друг.
- Конечно, Гарри. Ведь если правильно распланировать свое время и не тратить его на глупости, то за день можно успеть сделать очень много, — улыбнулась Гермиона в ответ.
Зал неожиданно заполнил шум хлопающих крыльев — прилетели совы с письмами и посылками любимым чадам от скучающих по ним родителей.
- О, нам мама гостинцы прислала! — радостно воскликнула Джинни, разворачивая присланный сверток. — Тут еще и письмо.
Гарри, Рон и Джинни углубились в чтение и потому благополучно прослушали речь директора касательно запрета на чтение какого-то “темного мага Канта”. Лишь Гермиона, всегда внимательно слушавшая объявление школьной администрации и старавшаяся быть в курсе дел, уловила в словах Дамблдора скрытый смысл… недосказанность, искусственность? Не укрылось от нее и то, что взгляд директора был почему-то направлен в сторону слизеринского стола, за которым одной из студенток — Кейнер, или Кайнер — стало плохо. Совпадение? Ведь в прошлый раз она так же упала в обморок после визита директора.
Уроки, однако, никто не отменял, и сразу после завтрака Золотое трио направилось на Заклинания. К радости Геримоны, Гарри наконец-то смог создать нормальную иллюзию — главное было лишь не нервничать и не думать ни о чем плохом, например, о профессоре Снейпе. Кайнер, магглорожденная слизеринка из Германии, вновь чувствовала себя нормально и теперь вместе со своими друзьями развлекала публику в радиусе трех человек лекцией о кетализации многоатомных спиртов с демонстрацией наглядных пособий в виде соответствующих иллюзий. Если еще вчера Грейнджер относилась к этой девушке, как и ко всем ее друзьям несколько настороженно, считая, что им несправедливо завышают баллы, или что они читают какую-то запрещенную литературу (уж не из-за немцев ли директор Дамблдор сделал объявление сегодня за завтраком?), то теперь она увидела, что Кайнер и впрямь много всего знает, особенно по маггловской химии. Возможно, если бы Кайнер не была слизеринкой, Гермиона сочла бы возможным с ней подружиться.
А вот урок зелий стал для Гермионы одним сплошным разочарованием. Вначале Гарри и Рон забыли взять с собой учебники и летнее домашнее задание, из-за чего Снейп отчитал их всех троих (а ведь как друзей бросить-то?) перед всем классом за опоздание на урок. Девушка, которой родители еще с детства прививали чувство ответственности и самодисциплину, для которой было в порядке вещей заранее выучить все домашние задания, с вечера собрать портфель, чтобы утром не вспоминать впопыхах, где что лежит, зато встать потом рано и повторить какой-нибудь урок или просто почитать для своего удовольствия, никак не могла понять, как ее уже, в общем-то, взрослые друзья никак не могут приучить себя к таким элементарным вещам. Грейнджер раньше не задумывалась о браке как таковом. Для нее это была лишь некоторая неопределенно-отдаленная перспектива, и на первом месте стояла карьера. Но сейчас, попытавшись проанализировать поведение Рона здесь, в школе, и дома, в семье, Гермиона увидела перед собой какую-то безрадостную картину: она на работе пашет, как лошадь; готовит своему благоверному завтраки, обеды и ужины; слушает, как он с набитым ртом (любые попытки искоренить эту нехорошую привычку заканчивались, как правило, ссорой) рассказывает о квиддиче; собирает по всему дому разбросанные носки, рожает детей (неизвестно еще, удастся ли при такой плодовитости в семье Уизли построить успешную карьеру). В общем, Рону нужна не жена, а еще одна мамочка с маааленьким дополнением.
Девушка почувствовала, как от подобных мыслей ее щеки вспыхнули, и тут же поспешила опустить голову, чтобы заодно прочитать следующий пункт рецепта. Хорошо, что профессор Снейп в это время проверял варево Малфоя и Паркинсон и потому не мог прочесть ее крамольных мыслей, над которыми наверняка бы посмеялся. Лотар Визерхофф, успевший к тому времени нарезать корень бадьяна, лишь тактично поинтересовался, хорошо ли она себя чувствует. Она кивнула, и ее щеки вновь залились румянцем. Грейнджер знала Визерхоффа всего третий день, но уже успела составить о нем весьма приятное впечатление. Он обходителен; ответственен; несмотря на происхождение, не кичится им; он умен и начитан, с ним есть, о чем поговорить; его любимые предметы, как и ее, — нумерология и трансфигурация. Именно таким Гермиона хотела бы видеть своего будущего спутника жизни. Нет, нужно оставить глупые мечты и просто попытаться перевоспитать Рона, пока есть время.
Когда зельеварние закончилось, Поттер и Уизли первыми поспешили покинуть класс. Не хватало им еще выслушивать очередную порцию оскорблений и придирок от мерзкого сальноволосого ублюдка Снейпа! Когда Гарри вспомнил, что они оставили там Гермиону, и надо бы за ней вернуться, Рон быстро свел на нет все сомнения друга: убираться — это женская работа, так что Гермиона всего лишь выполняет предписанные ей природой обязанности, и вообще, им надо обсудить предстоящую тренировку по квиддичу, а женщинам этого все равно не понять. Гарри пошел вместе с Роном в Большой Зал, однако его все равно продолжал грызть червячок. Рон, конечно, и раньше не был самостоятельным в быту — возможно потому, что почти всю работу по дому делала миссис Уизли, — но никогда не говорил, что ему должна что-то делать Гермиона. Домашние задания не в счет — ведь Гермиона им просто по-дружески помогает. Парень попытался представить, как он что-то подобное говорит Джинни, и не смог — ведь это был бы конец их отношениям. Джинни была особой свободолюбивой и властной, уверенной в себе и не позволяла собой командовать. Вспомнил Гарри и свою тетю Петунью Дурсли — та была просто фанаткой чистоты и всегда вылизывала дом до блеска, но всю самую грязную и трудную работу обязательно препоручала племяннику.
Во время обеда МакГонагалл подтвердила переданный через мисс Грейнджер приказ о дополнительных занятиях. Гарри и Рон чуть не взвыли от возмущения, но все-таки сдержали себя. Они никак не могли взять в толк, почему их вдруг захотели нагрузить уроками, как Гермиону на третьем курсе, всего лишь из-за каких-то пяти человек. В свою очередь, из-за дополнительных занятий — а Гарри и Рон знали, что Гермиона не отстанет от них с уроками, особенно если ей это поручила МакГонагалл — у ребят оставалось слишком мало свободного времени для игры в квиддич. А ведь в этом году им снова предстоит отбор в команду — летом Кэти Бэлл окончила Хогвартс, и теперь им нужен был новый охотник. Парень с сожалением подумал о том, что будет в следующем году, когда они также окончат школу, и команда лишится остатков своего костяка, благодаря которому выигрывала матчи на протяжении последних нескольких лет.
Как и ожидалось, время первой тренировки и одновременно отбора новых претендентов на место загонщика вызвало массу споров, которые не утихали на протяжении всего обеда. Джинни настаивала на четверге или пятнице, т.к. у нее в те дни было мало уроков. Дин Томас и Симус Финниган, которые снова хотели пробоваться в команду, заявили, что у них на вечера четверга и пятницы запланированы личные дела, которые ну никак нельзя отменить. А Демельза Роббинс, Джим Пикс и Ричи Кут сказали, что Спраут назначила им отработку у себя в теплицах в субботу после обеда. В итоге, после долгих препирательств и возражений было решено устроить тренировку в субботу сразу после завтрака. В это время, согласно расписанию, составленному для них Гермионой, Поттер и Уизли должны были отвечать ей зельеварение, однако парни по умолчанию предполагали, что подругу легко удастся уговорить перенести эти нудные уроки на другое время. При этом о самой девушке они не вспоминали до тех пор, пока она сама подошла к гриффиндорскому столу (ибо сидела почему-то за хаффлпаффским) и не подозвала первоклашек идти следом за ней в теплицу на урок гербологии. И тут за ней снова увязался этот павлин Визерхофф, аристократишка недоделанный! Уизли тут же встал с места, чтобы объяснить этому выскочке, кто есть кто, но его осадили Гарри и Джинни, а сам Визерхофф вновь вышел сухим их воды.
Сразу же после обеда Гарри, Джинни и Рон отправились к профессору МакГонагалл, чтобы застолбить себе стадион на субботу с девяти утра до часу пополудни, однако для последнего разговор с деканом прошел, как в тумане, ибо все его сознание занимала исключительно ненависть к Лотару Визерхоффу. Он ненавидел его за то, что тот был богатым и успешным, за то, что тот, как и Гемиона любил трансфигурацию и нумерологию, и вообще абсолютно во всем превосходил бедного и несчастного Рональда Уизли. И, вдобавок, — Рон считал это своеобразной насмешкой судьбы — имел рыжие волосы. От декана он вышел в еще более мрачном настроении, чем был до этого, и по пути в гриффиндорскую башню придумывал различные способы расправы над немцем.
- Да не парься ты, Рон, — попытался успокоить друга Гарри, когда они подошли к двери, — Гермиона любит тебя. Она — очень хороший друг и никогда не предаст никого из нас.
- Пароль! — чинно сказала Полная Дама.
- Честь и храбрость! — буркнула Джинни в ответ.
- Какая нынче молодежь невежливая пошла… — принялась сетовать изображенная на картине женщина.
- И вообще, Рон, у этого Визерхоффа, кажется, есть девушка с Хаффлпаффа, — несколько резковатым тоном произнесла Джинни, показывая тем самым, чтобы парни с ней дальше не спорили.
Подростки все вместе протиснулись в открывшуюся за портретом арочную дверь и спустились по ступенькам в уютную гостиную родного факультета. Сели на расположенный у камина диван с темно-красной бархатной обивкой.
- И если Гермиона уйдет к этому павлину, — продолжила Джинни тем же резким и уверенным тоном, — то она будет, сами знаете, кем. Но она нас не предаст. Потому что именно мы стали ее первыми друзьями в магическом мире, и только благодаря нам она еще не свихнулась от своих книжек, бесконечных придирок слизеринцев и одиночества.
Гарри нахмурился: что-то в словах любимой девушки показалось ему странным, чужеродным, но он не мог понять, что именно. Джинни и раньше была несколько властной и любила командовать. Что-то в ней изменилось. И в ней, и в Роне — Поттер вспомнил небрежно брошенную фразу друга в ответ на предложение помочь Гермионе с уборкой после зелий о том, что это женская работа — убирать. Да, получается, все эти годы, что он жил у Дурслей, он занимался исключительно женской работой. Гарри искренне желал счастья обоим своим друзьям и хотел, чтобы они были вместе, но, скорее, в силу того, что они все дружили еще с первого курса, а сам он встречался с Джинни, образуя таким образом одну большую семью — то, чего ему всегда не хватало. Однако, в отличие от обоих Уизли, Поттер не считал, что кто-то из них кому-то обязан — ведь они — друзья — и потому, вопреки своему желанию, допускал, что и Рон, и Гермиона могут быть счастливы по отдельности: Рон же встречался в прошлом году с Лавандой.
Что же касается Лотара Визерхоффа, то к нему Поттер относился несколько настороженно по нескольким причинам: во-первых, он иностранец; во-вторых, у него друзья учатся в Слизерине; и, в-третьих, его недолюбливают Рон и Джинни. Да и сам немец сильно напоминал зануду и педанта Перси (не хватало только очков в роговой оправе), которому карьера и собственная репутация были дороже семьи.
С этими невеселыми мыслями Гарри сел с Роном за шахматы, а Джинни, которая в это время должна была быть на истории магии, села к подоконнику, чтобы написать письмо матери.
* * *
Гермиона была вся в возмущении. Это несправедливо, в высшей степени несправедливо, что абсолютно все бразды правления в магическом мире держат исключительно чистокровные волшебники! Выходит, вся ее отличная учеба даром никому не нужна, если максимум, на что она может рассчитывать — это место офисного клерка или секретарши, и практически без возможности повышения. Так у нее не будет никаких шансов продвинуть свои проекты, которые могли бы помочь сделать волшебное общество более гуманным и справедливым. О подобных вещах она слышала и раньше, но считала, что это всего лишь временное явление, связанное с тем, что все ключевые посты заняли сторонники Вольдеморта. Но когда Гарри победит его, и восторжествует добро, она устроится работать в Министерство магии и первым же делом искоренит все несправедливые законы, в первую очередь, закон о правах домовых эльфов. А тут выясняется…
- Вы понимаете, это же абсурд?! — пыталась втолковать Гермиона вечером за ужином Рону, Невиллу, Гарри, Джинни и всем, кто был поблизости; лицо ее было красным от натуги и возмущения. — Выходит, мы здесь учимся семь лет, не покладая рук, а все хорошие профессии достанутся всяким чистокровным придуркам вроде Малфоя?! — девушка резко дернула головой, отчего ее каштановые кудри спутались еще больше. — И даже когда Гарри победит Вольдеморта, ничего не изменится, потому что волшебники никак не хотят понять, что уже давно пора избавиться от всех средневековых предрассудков, которые тормозят развитие общества!
- Да, это несправедливо, — несколько неуверенно согласился Невилл.
- За себя лучше говори, — буркнула Джинни и принялась за еду.
В отличие от своей подруги, она не строила наполеоновских планов относительно будущей карьеры и переустройства общества; ей достаточно было лишь того, что следующим летом она выйдет замуж за Гарри, а с таким мужем не надо будет беспокоиться о деньгах. Кроме того, ей не показалось, что Гермиона зарвалась, назвав чистокровных волшебников придурками. Это что значит? Что она, Рон, мама, папа и вообще вся их семья — придурки?
- Ну и не учись, — небрежно отмахнулся Рон. — У папы вон на работе половина сотрудников с “Троллями” в аттестате ходит, и ничего.
- Но как Министерство могло допустить такое?! — не унималась Грейнджер. — Чтобы набрать на работу заведомо некомпетентных сотрудников? Неудивительно теперь, почему оно так плохо функционирует. Вот если бы туда действительно набирали только ответственных и компетентных сотрудников, у которых средний бал по аттестату был бы, как минимум “Выше ожидаемого”…
- Миона, да заткнись уже, — перебил ее Уизли, — можешь хоть за едой не говорить об учебе? — и тут же заел картошкой.
Совсем не такой реакции ожидала Гермиона. Она верила в то, что друзья ее обязательно поддержат, совершенно забыв о том факте, что они-то, будучи чистокровными, вполне довольны текущим положением вещей и совершенно не заинтересованы в изменении привычного уже не одному поколению волшебников устройства магического мира. Грейнджер была еще мало знакома с жизнью и относилась к той категории людей, которые привыкли видеть строго прямопропорциональную, линейную зависимость между затраченными усилиями и полученными результатами, совершенно не задумываясь, а нужны ли кому-нибудь эти усилия и результаты, кроме нее самой. И потому ей было больно осознавать, что в этом мире от нее не зависит ровно ничего, что у нее нет никаких шансов изменить что-либо. Что по выходе из школы ее отличная учеба и многочасовое сидение в библиотеке никак не окупятся.
Обидевшись, она села подальше от друзей. Ей нужно было разобраться как с полученной информацией, так и собственными мыслями. До вчерашнего вечера Гермиона вообще не подозревала о существовании уроков волшебного этикета. Ей рассказал о них ее новый одноклассник Лотар Визерхофф, упомянув, что данный предмет был обязателен для магглорожденных в их старой школе. Уроки эти предназначались в основном для слизеринцев, хотя посещали их и некоторые чистокровные студенты с других факультетов. Сегодня говорили о карьерных перспективах. Как выяснилось, то, чего может достигнуть человек в магическом мире, напрямую зависит от его происхождения. Так, чистокровные волшебники, представители магически учрежденных родов, коими являлись все студенты Слизерина, а также некоторые хаффлпаффцы и равенкловцы, как правило, делали себе карьеры в сфере политики и финансов; имели право заниматься семейным бизнесом, если последний не портил статус-кво. Кроме того, многие из них владели наследственными имениями и получали доход с земель, и потому могли не работать. Полукровки, а также выходцы из магически не учрежденных родов с относительно короткой историей могли претендовать на средние, по большей части, чисто исполнительские должности в Министерстве магии, а также имели право заниматься семейным бизнесом, связанным, в основном с торговлей и сферой обслуживания. И, наконец, магглорожденные имели право занимать лишь самые низкие должности в карьерной лестнице, либо открыть свой мелкий бизнес, относящийся к сфере обслуживания, например, салон красоты или закусочную. Девушкам, особенно из богатых чистокровных родов, рекомендовалось вообще не работать. Женщина в магическом мире — это лишь инструмент для продолжения рода и показатель успешности своего отца или мужа, и должна быть этим довольна. А почему так? А потому что таковы традиции, потому что именно так можно сохранить магическое общество от пагубного влияния извне и обеспечить его стабильность в веках.
Как же Гермионе хотелось тогда взять эти традиции, смять их, растоптать, засунуть в рот Малфою и Паркинсон и сказать: “Подавитесь!” Ее вовремя остановили и не дали наброситься на Снейпа с Малфоем. Кайнер, кажется. Будто мысли прочитала. Нет, Гермиона, ты не права, и своим поступком сделала бы только хуже. Ты, кроме статуса отличницы, ничего больше не добилась в жизни, а уже хочешь чего-то менять. Ничего, это можно исправить, ведь впереди — целая жизнь, а на Кайнер лучше не обращать внимания — странная она какая-то. Девушка неприятно удивилась, обнаружив, что за каких-то сорок пять минут узнала о магическом мире больше, чем за все шесть лет обучения в Хогвартсе. А ведь о таких вещах не говорили ни профессор МакГонагалл, ни директор Дамблдор, ни Рон, ни Джинни, ни миссис Уизли, ни Сириус Блэк. И если вначале у нее возникло дикое желание бросить уроки волшебного этикета и пойти пожаловаться директору Дамблдору, то теперь, когда эмоции улеглись, она решила, что будет нелишним посетить еще несколько занятий — так она узнает много полезных вещей, и, следовательно, получит представление о том, какие социальные проекты ей следует подготовить к моменту окончания школы.
Погрузившись в раздумья, Гермиона не заметила, как рядом с ней сел Гарри и, приосторожно обняв за плечи, сказал:
- Гермиона, не печалься, не надо. Нужно лишь немного потерпеть. А когда мы победим Вольдеморта, то и несправедливые законы можно будет отменить. А Дамблдор нам обязательно поможет.
Парень и девушка посмотрели с благоговением на директора Хогвартса, который ответил им доброй улыбкой. Дамблдор — он самый мудрый и справедливый. Он обязательно найдет способ, как победить зло и избавить магический мир от старых и глупых предрассудков.
Однако на этом излияния Гермионы по поводу несправедливого устройства магического мира не закончились и по возвращении после ужина в Гриффиндорскую гостиную она принялась изливать свой праведный гнев на единственного представителя аристократии, который в это время мирно читал книжку. В итоге, вместо ставшего уже привычным шоу “разборки из-за Грейнджер” студенты ало золотого факультета стали невольными слушателями весьма политической дискуссии между представителями двух враждующих классов магического общества.
Визерхофф, хотя в целом был согласен, что законы магической Британии сильно устарели, тем не менее, считал, что нельзя лезть во власть человеку, который не принимает культуру и законы общества, в котором живет. Который в принципе являлся чужим изначально для данного общества. И что подобное желание вот так все изменить в одночасье и на развалинах старого мира построить новый, говорит как раз о том, что человек мало знаком с политикой и устройством общества. Оно не будет держаться лишь на одних идеях.
Грейнджер же утверждала, что как раз благодаря таким, как он, магическая верхушка насквозь прогнила, и не работают законы. А вот если бы магглорожденные имели право занимать высокие должности, то всего этого можно было бы избежать. В ответ Лотар лишь усмехнулся, заметив, что законы должны вначале существовать, прежде чем работать. А где законодательство, конституция магической Британии? Так вы даже не знаете, есть ли они вообще, но должны быть. Ах, все решают местные обычаи и авторитеты. Тогда, мисс Грейнджер, не клевещите на магическую аристократию, для которой основной закон — это Семейный Кодекс, или Правила Рода. Да, мисс Грейнджер, если вы так интересуетесь возможностью прорваться во властные структуры, то должны магически оформить свой род, другими словами — стать частью той самой аристократии (только в первом колене), которую только что активно поносили. И для этого вам также будет необходимо выполнить ряд требований. И вам при подобном мышлении они точно не понравятся.
- И вообще, мисс Грейнджер, зачем вам власть? — подобное поведение Геримоны вызывало у него даже не раздражение, а снисходительную улыбку: на его памяти немало магглорожденных вот так возмущались несправедливым устройством магического мира, а потом привыкали и потом вполне даже нормально устраивались в жизни. — Как будто нет других достойный профессий, кроме министра и его заместителя или главы департамента?
- Но я не хочу быть торговкой или домохозяйкой! — возразила Гермиона; она уже немного успокоилась, но ее лицо все еще было красным от гнева.
- А вас никто не заставляет. Или вы думаете, что с вашими способностями в трансфигурации, зельеварении или нумерологии вы не могли бы стать ученым или аналитиком? Вот вам примеры профессий, где все определяет интеллект и трудолюбие, а не происхождение.
- Но разве такие профессии существуют? — подал голос Дин Томас.
- Если вы о них не слышали раньше, мистер Томас, это не значит, что их нет. Однако чтобы их получить, вам необходимо окончить магический университет. Или в магической Британии не существует такого понятия, как высшее образование? — добавил Визерхофф, заметив недоуменные лица одноклассников.
- А в других странах есть? — поинтересовалась Гермиона.
- Перечисляю те, что знаю: в Германии это Лейпциг, Йена, Гейдельберг, Ахен, Тюбинген; в Швеции и Норвегии — Уппсала и Берген соответственно; Краков — в Польше, Прага — в Чехии; Вена и Грац — в Австрии; Париж — во Франции; Женва — в Швейцарии; Падуя и Болонья — в Италии; Толедо и Барселона — в Испании, — по мере перечисления городов, в которых имеются магические университеты лица гриффиндорцев продолжали вытягиваться, у некоторых поотвисали челюсти.
- А есть ли магический университет в Англии? — спросил Финниган, подняв челюсть с пола: ему стало как-то стыдно за свою страну, столь отставшую в магическом образовании от остальных.
- Извините, мистер Финниган, но я не могу вам ответить на этот вопрос достоверно. В литературе я встречал упоминание только о маггловских университетах Британии, — Лотар был рад, что они ушли с опасной и горячей темы о политике и устройстве магического мира и заговорили об образовании; сейчас он чувствовал себя просветителем, несущим знания страждущим.
- А легко ли поступить в магический университет? — снова поинтересовалась Гермиона.
- Миона, тебе лишь бы учиться! — отмахнулся Уизли. — При устройстве на работу до твоих оценок никому не будет дела.
- Как правило, нужно сдать несколько экзаменов, — ответил Визерхофф. — Также имеет место конкурс аттестатов, то есть, при одинаковом количестве набранных баллов преимущество поступления будет иметь тот, кто выпустился из более престижной школы. Также предупреждаю сразу, что в университетах ведется преподавание на местном языке и на латыни, так что всем желающим получить высшее образование рекомендую заранее определиться с выбором специальности, а также выучить иностранный язык.
Закончив свою проникновенную речь, Визерхофф вернулся к чтению, в то время как все остальные принялись обсуждать последние новости. Гермиона отмахнулась от друзей, сказав что ей нужно подготовиться к завтрашнему уроку трансфигурации, чем им и советует заняться. Гарри и Рон показали ей в ответ языки и пошли вместе с Джинни играть во взрывающиеся карты. Мысли же Гермионы занимали вовсе не методы восстановления утраченных текстов или геометрические формулы заклинаний. Просто все ее мечты о справедливом переустройстве магического мира отодвинулись в своем воплощении на четыре года позже, и впереди маячило следующее звено — университет.
* * *
Четверг…
Занятия закончились, и Гермиона Грейнджер отправилась в библиотеку. Оставшееся до ужина время она могла полностью потратить на свое усмотрение — друзья уже привыкли к ее неисправимому стремлению всегда учиться, даже в свободное от уроков время. Кроме того, для Гермионы это был повод лишний раз отделаться от Рона, который от библиотеки вообще старался держаться как можно дальше. Конечно, они встречались, и все такое, но характер их отношений порядком тяготил девушку. Свидания со своим парнем она воспринимала скорее как некую обязанность: “должна”, потому что сама его добивалась; “должна”, потому что они дружат еще с первого курса; “должна”, потому что их отношения казались вполне закономерными, после того, как Гарри начал встречаться с Джинни; “должна”, потому что в противном случае будет неблагодарной эгоисткой.
Неподалеку от нее устроились немцы — девушка обратила внимание на то, что они стараются держаться вместе и общаются между собой. Отдельно от них, в тени, села Кайнер. Гермионе это показалось странным, ведь еще вчера они с Шенбрюнном были не разлей вода и везде ходили только вместе, однако их отношения ее абсолютно не интересовали, поэтому она вернулась к нумерологии.
Она не помнила, сколько прошло времени: лишь потому, что библиотека погрузилась в золотисто-розовую дымку, можно было определить, что солнце должно вот-вот сесть, и, следовательно, нужно будет скоро идти на ужин.
- А, Миона, вот ты где!
Рядом с ней небрежно плюхнулся Рон Уизли собственной персоной, смахнув со стола пару учебников и несколько уже исписанных свитков пергамента.
- Рон, посмотри, что ты наделал! — с укоризной ответила ему девушка, потрясая листком, по которому разлилась большая чернильная клякса. — Мне теперь заново придется все переписывать!
Рон, казалось, не обратил никакого внимания на ее замечание и лишь поудобнее уселся на стуле. По его расслабленной позе и выражению лица было понятно, что он пришел надолго, а не просто поздороваться и спросить “как дела?”, так что Гермионе пришлось перегнуться через его колени, чтобы подобрать упавшую книгу. Но не успела она дотянуться до пола, как оказалась в кольце чужих сильных рук. Уизли держал крепко, по-собственнически, так что из его стальных объятий можно было даже не пытаться вырваться, и пожирал глазами, отчего по телу девушки тут де прошла дрожь.
- Миона, ну давай сегодня? А? — зашептал на ухо Рон.
- Рон, но ведь мы еще не окончили школу! — шепнула в ответ Гермиона.
Девушка нахмурилась. Она не испытывала никаких предрассудков по поводу того, что предложил Уизли, но считала, что это всегда успеется, а вот школу нужно окончить обязательно, а то мало ли что. И она никак не могла понять, как такие элементарные вещи не могут дойти до ее парня.
- Миона!
- Сколько можно говорить? Не называй меня так!
- Ну ведь Гарри с Джинни уже того…
- Чего того? — строго спросила Грейнджер.
- Ну э… ты сама понимаешь, чего, — рыжик залился краской.
Девушка выругалась про себя: как же свойственно парням стадное чувство! Она помнила, как он вначале изводил Джинни своей ревностью, когда она встречалась с Майклом Корнером и Дином Томасом, только потому, что сам до этого ни с кем не целовался; как он почти весь прошлый год тискался с Лавандой, потому что к тому времени большинство его однокурсников уже с кем-нибудь встречались; а теперь, когда Гарри с Джинни “того”, он тоже боится отстать. Хотя бы можно обрадоваться, что у Гарри с Джинни все отлично.
- Давай после ужина, а? Комната-по-требованию нам отлично подойдет, — не унимался Рон.
Последнюю фразу он сказал громче, чем следовало бы, за что получил тетрадью по голове.
- Рон, нас ведь могут услышать! — шикнула на него Гермиона. — И вообще, я еще не готова!
Девушка предприняла робкую попытку вывернуться, однако парень сжал ее еще крепче.
- А когда будешь готова? Ведь Джинни уже…
- Рон, у всех по-разному. А теперь отпусти меня, пожалуйста, мне еще нумерологию учить, а сложнее ее ничего больше нет!
- Ненавижу слизеринцев! — буркнул рыжик.
Гермиона обратила внимание, как Шенбрюнн и сидевшая рядом с ним девушка с кудрявыми светлыми волосами бросили короткие взгляды в их сторону.
- Да этот вроде нормальный, — возразила Гермиона, вспомнив, что Шенбрюнн не обзывал ее “грязнокровкой” и вообще был с ней довольно вежлив.
- А ты знаешь, из-за чего он с Кейнер поссорился?
Гермиона отрицательно покачала головой. По ней, так эта Кейнер (или Кайнер?) вообще производила не очень приятное впечатление: какая-то странная, замкнутая, резкая. К тому же, было странным, как она вообще умудряется получать только “Выше ожидаемого” и “Превосходно”, если до этого она жила с магглами, и вообще, местами знает даже больше, чем она, Гермиона Грейнджер, которая все эти годы усердно училась в Хогвартсе. Что-то тут нечисто.
- Говорят, он сделал ей ребенка, а когда узнал об этом, то сразу бросил, — с ненавистью, которую только можно было передать шепотом, сказал Уизли. — Я бы так никогда не поступил, - и чмокнул Гермиону в ухо.
- А откуда ты это знаешь? — удивилась Гермиона: конечно, слизеринцы — те еще змеи, но просто так верить всяким слухам нельзя.
- Я слышал, как Лаванда с Парвати сегодня рассказывали об этом Демельзе. Они узнали об этом на прорицаниях от Паркинсон. Она рассказывала это Ханне Эббот и Лизе Турпин.
- Вот как, — Гермиона отвернулась от Рона, чтобы переварить услышанное.
То, что слухи пришли из Слизерина, резко меняет дело. Нахал! Подлец! Волк в овечьей шкуре! Да он еще хуже Малфоя и его дружков!
- Гермиона, ну мы хотя бы сегодня потискаемся? — рыжик вернулся к прежней теме.
Девушка в ответ кивнула, улыбнувшись. Рон — не такой, как они. Он — хороший, хоть немного глупый и неуклюжий. Он никогда не поступил бы так подло, как этот слизеринец. И хотя Грейнджер не планировала заводить детей в столь юном возрасте, она предположила, что Рон в первую очередь обрадовался бы, если бы узнал, что она беременна. И миссис Уизли тоже бы обрадовалась — ведь в семье Уизли очень любят детей.
Стиснув напоследок Гермиону в объятьях и чмокнув в ухо, Рон встал, наконец, со стула и вышел из библиотеки. И сейчас Гермиона готова была простить ему все: и то, он протоптался по ее конспектам, которые она не успела собрать; то, что он такой темпераментный и настойчивый и целуется слишком слюняво и громко. Ведь Рон — хороший.
- Позвольте вам помочь, мисс Грейнджер, — сказал Шенбрюнн, собрав несколько наиболее тяжелых фолиантов и положив их на стол.
И хотя говорил он вполне вежливо и приветливо, Грейнджер из всех сил, старалась уловить в его словах нотки фальши и презрения. Урод чистокровный! Только прикидываешься белым и пушистым. Да ты ничем не лучше Малфоя и его дружков! Такой же подлый, как и все слизеринцы.
Буркнув грубое “спасибо” и смерив Шенбрюнна и его златокудрую подружку презрительным взглядом, Гермиона подошла к Кайнер. Вот она действительно заслуживает понимания и поддержки.
- Не переживай, — сказала она с покровительственными интонациями в голосе, положив руку на плечо слизеринке, — которая в это время стеклянными глазами смотрела в учебник по нумерологии, — все люди совершают ошибки. Нужно просто жить дальше и бороться за свое счастье. Сходи к мадам Помфри — это школьная медсестра. Она обязательно тебе поможет. И к директору Дамблдору — он разберется с этим. Мы…
- Не смей жалеть меня, Грейнджер! Ты ничего не знаешь, и не лезь в свое дело! — резко ответила Кайнер, скинув ее руку с плеча.
Встала из-за стола, покидала в сумку учебники и тетради и пулей выскочила из библиотеки. Дура! Ей помочь хотят — она ведь по
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 13:20 | Сообщение # 106 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Ужин закончился, и студенты нестройной толпой принялись покидать Большой Зал. Одни спешили в факультетские гостиные, другие в библиотеку, третьи — на свидания. От толпы гриффиндорцев, направляющейся через малый внутренний двор в Восточное крыло, отделился рослый крепкий парень и пошел по крытой галерее в сторону библиотеки, которую он не успел посетить, из-за того, что декан по указанию директора навязала ему маггловедение, который оказался сущей и весьма бесполезной тратой времени. Все полтора часа профессор Черити Барбедж, чистокровная волшебница, вещала о том, какие магглы глупые и беспомощные, и что за неумением колдовать они напридумывали кучу разных бесполезных вещей, которые никак не смогут помочь против Пожирателей Смерти. При этом чего-то принципиально нового о быте и культуре магглов профессор Барбедж, естественно, не рассказала, так что парень решил при первой же возможности, а именно через две недели, бросить этот предмет. Через две недели должны были начаться обязательные для всех уроки ЗОТИ, которые у Равенкло и Хаффлпаффа стояли по расписанию в это же время. Главное только, чтобы маггловедение не перенесли на одно с нумерологией время, и его, соответственно, не заставили отказаться от любимого предмета. Абсурд! Да, но в Хогвартсе он возможен. К сожалению.
После ужина дождь так и не прекратился, продолжая обрушиваться на землю холодной ровной стеной. Вода была повсюду: широкими дорожками бежала по каменным плитам наружных коридоров, водопадами сливалась с крыш и желобов. Те, кто провел в Хогвартсе не один год, поговаривали, что еще никогда начало осени не было таким холодным и дождливым. И, хотя наложенные на мантию и туфли заклинания хорошо защищали от последних двух ненастий, наложивший их знал, что лишь совсем недолго смогут они противостоять еще природным стихиям. Их бывший учитель теории магии рассказывал как-то, что магия природы есть самая сильная, могущественная и изменчивая. А та магия, которой владеют волшебники, — дар природы и лишь малая толика из всех ее богатств. Сейчас Лотар Визерхофф (а это был именно он) был полностью солидарен со своим старым учителем. Он буквально чувствовал, как слабеет его защита под действием дождя и ветра, приближаясь по экспоненте к критической отметке. Будто в бушевавшие природные стихии была вложена некая дополнительная энергия — большая, неконтролируемая, разрушающая все на своем пути. Обновил чары — стало лучше, но неизвестно — надолго ли, главное, что до библиотеки хватит.
Сзади послышались быстрые чавкающие шаги. Кто-то грубо схватил его за локоть, заставив остановиться.
- Уизерхофф, стой же ты!
Черные лохматые волосы, неровными прядями прилипшие ко лбу, очки-велосипеды, невысокая, худая угловатая фигура — Поттер.
- Чем могу быть полезен? — сухо поинтересовался Визерхофф: разборки с Поттером были ему сейчас совершенно ни к чему.
- Э… надо поговорить… — Гарри откинул со лба мокрую челку, снял очки и, протерев рукавом мантии водрузил обратно на место — изображение стоявшего перед ним парня вновь стало четким, — о кровной за… а… а-пчхи-и!.. защите.
- Тогда, мистер Поттер, пойдемте со мной в Западное крыло: мне не хотелось бы здесь промокнуть и заболеть, — Лотар медленно пошел дальше, как бы намекая Поттеру следовать за ним. — Вам, кстати, тоже не советую. Вы хоть с простыми водоотталкивающими чарами знакомы?
- Да, Гермиона показывала на третьем курсе, — ответил Гарри, кутаясь в мантию. — Чего ты все “мистер” да “мистер”? Все свои вроде как.
- Мои отношения с нынешними товарищами по факультету не располагают к дружескому обращению по имени, — подобно Малфою немец имел вредную привычку говорить длинными предложениями. — А согревающие чары? — вернулся к прежней теме.
- Гермиона накладывала как-то, — пробормотал Гарри: если “Impervius” он еще сам использовал как-то, чтобы защититься от дождя на матче по квиддичу, то согревающее заклинание даже не пытался сотворить.
- Мистер Поттер, вы вообще хоть раз пробовали сами хоть что-нибудь сделать?! — возмутился Лотар. — Без помощи мисс Грейнджер?
- Ну Гермиона, она просто самая умная у нас и больше всех знает, потому что постоянно в библиотеке сидит, — несколько виноватым голосом ответил Гарри: ему вдруг стало стыдно, что подруга действительно делает для них с Роном очень многое, что они могли бы сделать и сами. — А вообще у меня по ЗОТИ “П”.
- Что значит “П”?
- “Превосходно”. Это мой любимый предмет. А твой какой? Трансфигурация, наверное?
- Да. А какое самое сильное заклинание вы знаете… мистер Поттер? — Визерхофф немного замялся, когда понял, как комично их разговор смотрится со стороны.
Вопрос был немного провокационным: ни один здравомыслящий волшебник не станет демонстрировать свои способности перед кем, попало. И потом, знать и уметь — все-таки разные вещи.
- Меня профессор Люпин научил на третьем курсе Патронуса создавать. Люпин вообще был самый классный учитель из всех, — рот поттера расплылся в печальной улыбке.
- А он больше не преподает? — поинтересовался Визерхофф.
Подобный отзыв вызвал у него уважение к этому человеку, совершенно незнакомому, но любимому учениками и сумевшему обучить их такой сложной магии.
- Нет. Эта должность проклята, и никто не задерживается на ней дольше года, — Поттер благоразумно не стал посвящать совершенно чужого человека в “мохнатую проблему” Люпина. — Ап-ап-апчхи-и!
- Стой, Поттер, — Визерхофф резко остановил одноклассника за плечо. — Calefacto! (1) — и, сделав замысловатое движение палочкой, направил на него поток теплой, согревающей магической энергии.
- Э… спасибо, — ответил Гарри, почувствовав себя будто укутанным в теплое одеяло. Даже чары Гермионы так не согревали.
Дальше оба юноши шли молча. Гарри кутался в свою мантию, как в одеяло, а Лотар просто думал, какой сегодня неудачный день и для него, и для Карла. Вошли в небольшой пустой холл, освещаемый лишь дрожащим пламенем факелов. По крайней мере, здесь было не холодно и сухо. Лотар остановился у прохода, ведущего в соседний коридор.
- Поттер, так что ты хотел спросить о кровной защите? — раз обещал рассказать, значит, должен рассказать, тем более что здесь не было посторонних глаз и ушей.
- Я слышал, что твоя магглорожденная подруга К… Кейнер кровную защиту поставила, — сказал Поттер — посмотрев на своего нового одноклассника снизу вверх: хотя в Хогвартсе Гарри питался нормально, он так и не смог догнать своих сверстников.
Конечно, в Хогвартсе сплетни разносятся быстро, и любые факты искажаются до неузнаваемости. Вначале из его лучшего друга сделали какого-то подлеца и ловеласа, теперь про Кайнер, хотя она ему и не нравится, придумали, наверное, что она провела какой-нибудь жуткий ритуал с кровью неродившегося младенца.
- Во-первых, Анна Кайнер — не моя подруга, и до поступления в Хогвартс я ее не знал, — строго ответил Визерхофф. — Во-вторых, она могла поставить на свои вещи только самую простую защиту.
- Но как? — не унимался Гарри: когда Дамблдор говорил ему про кровную защиту матери, объясняя, почему каждое лето он должен возвращаться к Дурслям, Гарри просто верил, но ничего не понимал, и, когда случайно узнал, что кровную защиту можно поставить лишь простым, правда, темным заклинанием, у него в голове все окончательно смешалось.
- Прочитала нужное заклинание и вплела в контур свою кровь! — резко ответил Визерхофф. — Неужели это так неочевидно?
Гарри отрицательно покачал головой.
- Уу… Поттер! Магию крови обязаны представители всех чистокровных магических родов! — ели Уизли бесил Лотара своим нахальством и бестактностью, то Поттер — детской наивностью. — Как видишь, с ней даже магглорожденные знакомы. И только ты, наследник сразу двух магических родов — Поттеров и Блэков — задаешь такие глупые вопросы.
- О… — только и смог выдавить из себя Гарри: если бы не рыжие волосы и герб Гриффиндора на груди, он решил бы, что его в очередной раз отчитывает Снейп за “непроходимую гриффиндорскую тупость”.
На долю секунды к нему в голову закралась мысль, что по происхождению он даже ничуть не хуже чистокровного Малфоя, и теперь может громко заявлять слизеринцам: “Не троньте меня, наследника двух чистокровных магических родов!”, однако тут же отбросил ее: он не должен уподобляться Малфою и его дружкам, иначе чем он тогда будет лучше их?
- Э… Лотар, помнишь, как Рон сказал в поезде, что Вольдеморт убил моих родителей?
- Помню.
- Дамблдор сказал, что перед смертью мама подарила мне свою защиту, и потому я был вынужден жить у Дурслей, — сказал Поттер, уставившись в пол. Ему было тяжело говорить об этом, тяжело прокручивать события шестнадцатилетней давности и представлять, что было бы, “если бы”… — Это семья моей мамы. Они магглы и жутко ненавидят магию.
Визерхофф невольно проникся сочувствием к этому наивному пареньку искалеченным детством, наивному и ничего не знающему о своей семье, от которого, по всей видимости, скрывали даже самые элементарные знания, раз он был вынужден искать помощи у, по сути дела, совершенно чужого ему человека.
- Значит, твоя мать была магглорожденной, — уточнил Визерхофф, Поттер кивнул. — И тебя интересует, как действует твоя защита?
- Действовала, — уточнил Гарри, — Дамблдор сказал, что кровная защита действует лишь до совершеннолетия.
Лотар задумался: что-то тут определенно было нечисто, и это что-то устроил директор. Он помнил, как резко негативно отзывались о нем Карл и Кайнер, фактически обвиняя в манипулировании людьми. Удивила его и формулировка действия кровной защиты: до совершеннолетия. Кровная защита может действовать веками! Возникало впечатление, что ребенка просто заставили жить у магглов, потому что в силу своего возраста он считался недееспособным и не мог принимать самостоятельные решения.
- Гарри, защита твоей мамы не исчезла. Она по-прежнему в тебе, — сказал Визерхофф, положив руку Поттеру на плечо. — Также на тебе должна быть защита рода Поттеров, но, чтобы ее инициировать, ты должен прийти в фамильный особняк Поттеров и вступить в наследие своего рода, — миндалевидные глаза таращились на него, как два галеона: как много он, оказывается, не знал.
- Но тогда почему я должен был возвращаться к Дурслям?! — возмутился Гарри, стряхнув с плеча руку одноклассника: юноша почувствовал, будто его по-крупному обманывали последние несколько лет. — Если мамина защита действовала бы и без их дома?
- Мне это кажется странным в твоей ситуации Гарри, — задумчиво ответил Визерхофф, облокотившись на дверной косяк. — Обычно маг должен посещать родовое поместье, чтобы поддерживать уровень его защиты. Это взаимодополняющий процесс. Однако, если, предположим, все члены семьи умерли, то кровная защита может продержаться еще несколько десятков лет, как минимум — это если магический род еще молодой и не очень могущественный. Кровная защита, наложенная на жилище или просто на личную территорию, как это сделала Кайнер, предполагает, что никто не сможет попасть туда, кроме кровных родственников и тех, кого наложивший заклинание считает своими друзьями. Иными словами, если твоя мать наложила кровную защиту на дом своей сестры, то в него никто не смог бы попасть, кроме ваших родственников, а также тех, кого твоя мать считала друзьями. Поскольку она мертва, то защита держится на твоей тете и двоюродных братьях или сестрах — в меньшей степени, а также тебе самом — в большей степени, потому что ты — прямой потомок своей матери и маг.
Описание кровной защиты дома напомнило Поттеру действие заклятия доверия с той лишь разницей, что хранитель и заклинатель здесь одно и то же лицо. Но теперь ему показалось странным то, он, оказывается, должен был ездить к Дурслям, чтобы поддерживать защиту их дома, а не своего собственного, которых у него их, кстати, два. И, потом, насколько ему было известно, у тети Петуньи с его матерью всегда были очень напряженные отношения, она буквально ненавидела Лили за то, что та была волшебницей. И потому Гарри счел маловероятным, чтобы его мама, предвидя свою возможную смерть, пришла к Дурслям и наложила на их дом защиту. К тому же к ним в дом приходили многочисленные друзья Дадли, приезжала в гости тетя Мардж — их его мама не знала и уж точно не считала своими “друзьями”, значит, они не могли бы пройти через кровную защиту, следовательно, никакой кровной защиты на доме Дурслей не было.
Погруженный в сумбур мыслей, юноша осел на пол. Услышанное и собственные выводы не укладывались в голове. Наверное, Рон прав, когда говорит Гермионе, что много думать вредно. Вот он подумал и надумал, что Дамблдор неизвестно зачем упрятал его к Дурслям.
- Нет! — громко воскликнул он. — Это не правда! Дамблдор не мог так поступить со мной! Он хороший! — парень пытался убедить, скорее, самого себя.
- А здесь вы уже сами должны принять решение, лорд Поттер, — чинно сказал Визерхофф, заходя в соседний коридор. — А теперь извините, но мне пора идти.
- Лотар, стой! — Гарри подскочил с пола и догнал своего одноклассника. — Покажи, пожалуйста, то согревающее заклинание!
- Смотри и учись! — Лотар подошел к Поттеру и, взяв его руку в свою, принялся выводить аккуратный пятилучевой контур, замкнутый в круг. — Повторяй за мной: Ca-le-fa-cto-r (2)!
- Ca-le-fa-ctor! — повторил юноша, почувствовав, как в прошлый раз будто его из воронки обволакивает теплой магической энергией, только на сей раз последняя исходила из его палочки и была направлена на него самого. — А почему в этот раз надо “r” на конце добавлять.
- Пассивный залог, — пояснил немец, — ты направляешь действие заклинания сам на себя. Советую выучить латынь — крайне полезный для любого волшебника язык. Все, мне пора. Желаю тебе с пользой провести этот вечер, Поттер, — и, развернувшись на каблуках, зашагал дальше по коридору к лестнице.
- Удачи, — тихо ответил Гарри, со всех ног устремившись к Гриффиндорской башне.
Конечно, ему обо всем следовало рассказать Дамблдору, а то вдруг это очередной шпион Министерства или Вольдеморта пришел дискредитировать его в глазах преданных сторонников. Но Дамблдора, как назло, не было в школе, и потому Гарри был вынужден остаться наедине со своими мыслями. Гермиона наверняка пойдет в библиотеку, чтобы разобраться с этим вопросом, а ему посоветует к директору сходить. Рон, который ненавидит Визерхоффа, скажет, что тот чушь полную наплел. Джинни… Гарри почему-то совершенно не знал, что ему мола бы сказать Джинни в такой ситуации, но что-то подсказывало, что ей об этом точно не следует говорить. А интуиция Гарри еще никогда не подводила.
* * *
Гермиона чувствовала себя усталой и разбитой. Хотелось лечь в кровать, завернуться в одеяло и ничего не чувствовать. Нельзя! Она должна быть сильной. Просто она еще не привыкла чувствовать Рона так близко, не привыкла к его грубоватым, слишком поспешным ласкам. Наивная! Она знает Рона Уизли уже седьмой год, и глупо было понадеяться, что именно в этот вечер он вдруг превратится в принца на белом коне.
Говорят, завидовать плохо, но именно сейчас Гермиона Грейнджер сильно завидовала своей подруге Джинни Уизли, что у них с Гарри все получается, что они счастливы и получают удовольствие от обоюдной близости, в то время как она сама мечтала, лишь бы Рон быстрее перестал ее тискать, получил свое и ушел. Гарри с Джинни уже “того”, в то время как ее начинало тошнить, стоило лишь представить их с Роном первый раз. Джинни говорит, что от интимной близости надо получать максимум удовольствия и меньше думать о последствиях — ведь для этого есть парни, а она, наоборот, воспринимает близость как отработку, наказание за право любить. Может быть, она “ненормальная”? Ей приходилось и раньше слышать от сверстников обвинения в своей “ненормальности”, но они относились исключительно к ее двинутости на учебе, и от них еще можно было отгородиться — ведь права она. Теперь же ее словно тыкали носом: ты не можешь, ты несостоятельная, ты неудачница, трусиха. И это било гораздо сильнее, чем все обзывательства и придирки прошлых лет. Нужно просто сделать это, переступить через себя, но она не могла, не хотела.
Девушка впервые столкнулась с конфликтом собственных желаний, интересов и внешних ожиданий, принципов соответствия, и не могла выбрать, что ей важнее, без ущерба себе.
Думать так можно было еще долго, но еще нужно было подготовить на завтра зельеварение и проверить, что написали мальчики. И навести порядок в классе после их с Роном “свидания”. Встала с кушетки, быстро натянула блузку, накинула мантию — в классе было холодно. Как могла, расправила складки и помятости на одежде — бытовые заклинания были единственным разделом магии, который молодая колдунья так и не могла освоить. Превратила кушетку обратно в парту, расставила столы, как было вначале. Вроде похоже. Взяла сумку и вышла из класса.
Гермионе повезло, что идти до родной факультетской гостиной оказалось не очень далеко, и по пути ей почти никто не встретился — близилось время отбоя, и все младшие уже должны быть в общежитии. А старшие… они поймут. Стоило ей войти в гостиную, как у ее ног тут же появился любимый кот Косолап. Полукнизл с довольным урчанием потерся о лодыжки своей хозяйки и вопросительно мяукнул.
- Лапик, ты ждал меня! — воскликнула девушка, взяв любимого питомца на руки.
Кот замурлыкал, почувствовав, как хозяйка прижала его к своему сердцу. Он ее всегда поймет, он никогда не предаст ее, он всегда будет с ней, как бы этот лохматый рыжий грубиян не пытался его выжить. Косолапа Уизли не любил теперь уже из ревности: как это, его любимая Миона на какого-то кота смотрит и то с большей лаской и нежностью, чем на своего парня. И вообще Косолап считал, что младший самец из рыжей семейки не достоит его хозяйки, не дорос еще.
Неожиданно Гермиона почувствовала, что кот пытается вырваться, и отпустила его. В гостиной было пусто, только огонь весело потрескивал в камине. Часы показывали десять. Неужели все ушли спать? Было еще не очень поздно, и старшекурсники в это время частенько устраивались в уютных креслах и диванах и болтали или играли порой по глубокой ночи, нередко мешая всем остальным, кто не разделял подобных забав. Сейчас же не было никого, из тех, кого староста привыкла видеть: Лаванда с Парвати не обсуждали моду и гороскопы; Гарри не целовался с Джинни, и вокруг них не бегал Колин Криви с фотоаппаратом; Дин Томас и Симус Финниган не хохотали над маггловскими комиксами; а Пикс, Кут и Демельза не играли во взрывающиеся карты, собирая вокруг себя почти весь пятый и шестой курс.
Косолап остановился посреди комнаты и громко мяукнул, задрав пушистый хвост трубой, как бы предлагая следовать за ним. Девушка послушалась: ей это напомнило забавную детскую игру из серии “пойдем, я тебе кое-что покажу”. Обогнула пару высоких кресел и шатких столиков. Эту часть гостиной не было видно со входа, на первый взгляд, здесь было темно и неуютно, прохладно, ибо сюда уже не доставало тепло камина. Зато отсюда отлично просматривалась площадка перед камином, где любили в массе своей собираться студенты. Очень удобное место для того, чтобы сидеть и готовить уроки, например, и наблюдать за всеми. Полукнизл еще раз мяукнул и запрыгнул на колени к Лотару Визерхоффу, сидевшему в высоком кресле у окна.
- Du bist also zurück, du, Schalk! /нем. Вернулся, проказник!/ — ласково сказал парень, оторвавшись от конспекта по зельеварению, и погладил кота, отчего тот довольно замурлыкал и прикрыл свои большие желтые глаза. — У вас очень хороший кот, мисс Грейнджер, — улыбнувшись, добавил он, и встал с кресла, убрав предварительно с колен Косолапа, которому это явно не очень понравилось.
Девушка почувствовала себя неловко. Визерхофф был ей приятен, и ее грызло чувство вины перед Роном: мало того, что каждый раз, когда они с Роном остаются наедине, она мечтает, чтобы все поскорее закончилось, так теперь еще и на другого парня заглядывается. А ведь он чистокровный и дружит со слизеринцами.
- Э… Лотар, что ты учишь? — Грейнджер первая нарушила повисшее между ними неловкое молчание.
- Свойства ингредиентов для зелий “Sanquis ebulliens (3)” и “Paraclesis iatrousa (4)”, которые идут дальше по учебнику. Я думаю, что профессор Снейп обязательно потребует, чтобы мы знали эти рецепты наизусть.
- Ты по Любациусу Бораго учишь? — поинтересовалась Гермиона.
- Да, но завтра перед уроком надо будет спросить у Карла, нет ли у этих зелий каких-нибудь особенностей, о которых господин Бораго любезно умолчал.
Девушке не нравилась дружба ее одноклассника со слизеринцем (пусть они и были знакомы до Хогвартса), ровно как и то, что они не сильно жаловали местные авторитеты (у Карла он спросит, когда есть четкая инструкция, которую надо выполнять), но она предпочла воздержаться от комментариев.
- Не хотите присоединиться, мисс Грейнджер?
- А? Да, конечно, — девушка принялась выкладывать на стол учебники, пергаменты и перья.
Гермиона боялась, что их вместе может увидеть Рон. С другой стороны, ей показалось, что отказываться в данной ситуации невежливо, тем более что они будут просто учить уроки.
- Позвольте, мисс Грейнджер, — Визерхофф отодвинул кресло напротив его, приглашая сесть.
Гермиона послушалась. Визерхофф аккуратно пододвинул кресло обратно к столу, после чего вернулся на свое место, а Косолап тут же запрыгнул на колени к хозяйке и, свернувшись калачиком, замурлыкал. Повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом страниц, скрипом перьев по пергаменту, шепоту студентов, обсуждавших иногда тот или иной компонент в зельях, и довольным урчанием рыжего кота-полукниззла.
Немного позже в спальне мальчиков…
- Эй, Гарри ты куда собрался? — шепнул Рон, когда его друг, до этого с меланхоличным выражением лица сидевший на подоконнике, вдруг встал и подошел к своему сундуку, из которого тут же достал легкую серебристую материю — мантию-невидимку.
Рону всегда нравилось ходить по ночному Хогвартсу. Ведь это же клево: всем нельзя, а нам можно! К тому же, это отличный шанс пошпионить за кем-нибудь из слизеринцев или найти какой-нибудь тайник.
- Мне надо подумать, — так же шепотом ответил Гарри, оглянувшись по сторонам: Невилл спал, обняв подушку, и видел, наверное, уже десятый сон; Дина и Симуса вообще не было в постелях.
- Подумать? — удивился рыжик, съев очередной пирожок из тех, что прислала вчера мама с Сычиком.
На темно-красное покрывало тут же упало несколько крошек.
- Ну… э… мне просто Уизерофф рассказал кое-что недавно про магию крови.
- И ты ему поверил? Этому змею в львиной шкуре? — возмутился Рон. — Да он что угодно наплести может, как и его дружок-слизеринец.
Оба мальчика вспомнили, как Шенбрюнн сказал им в поезде, что Дамблдор с Гриндевальдом в молодости дружил. Да как он посмел клеветать на Дамблдора, который всегда боролся за добро и справедливость! Которого даже Сами-знаете-кто боится!
Именно такой реакции и ожидал Гарри от лучшего друга. Он заметил, что и Визерхофф и его друг Шенбрюнн смотрят на всех немного свысока, уверенно, хотя они тут и новички. Но при этом, показалось, Поттеру, Визерхофф был с ним совершенно искренен, когда рассказывал про кровную защиту. Да и врать ему нет смысла, если он только не шпион какой-нибудь — Гарри вспомнил, как на него остро реагировали люди, стоило ему появиться где-нибудь в общественном месте, например, в Косом Переулке или больнице Св. Мунго (поэтому с ними всегда ходил Грозный Глаз Хмури, которой одним взглядом отваживал не дававших прохода фанатов), в то время как этим иностранцам до него не было ровно никакого дела. Но ведь не мог же Дамблдор, великий светлый волшебник так с ним поступить! Может быть, у них в стране магия просто другая, не такая, как в Англии?
(1) (лат.) Согреваю!
(2) (лат.) Согреваюсь!
(3) (лат.) “Кипящая кровь” — яд, неопределимый на вкус и запах; при всасывании в кровь приводит к быстрому повышению температуры тела и денатурации гемоглобина, за что и получил такое название. Противоядие необходимо ввести в течение пяти минут с момента принятия яда.
(4) (греч.) “Исцеляющее утешение” — медицинское зелье психотропного характера; приводит к искажению эмоционального восприятия; используется, как правило, для лечения продолжительной депрессии и при суицидальном настроении; при длительном применении вызывает повышенную доверчивость и наивность, восприятию действительности как некого долженствования (если это случилось, значит, так должно быть), притупляет активность головного мозга; при передозировке может вызвать химическую кому.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 13:26 | Сообщение # 107 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Может, прогуляемся? — предложил Уизли, доев последний пирожок в коробке. — Заодно посмотрим, как там Гермиона.
- Хорошо, идем.
Хотя Гарри, как он уже озвучил, хотелось побыть одному и подумать, он, тем не менее, не хотел обижать друга, а прогуляться в тишине, вдали от любопытных глаз и впрямь не помешает.
Парни вышли из спальни мальчиков и спустились в общую гостиную. Было темно, лишь небольшой огонь в камине слабо освещал стоявшие рядом пару кресел и диван, которые они с Джинни и Гермионой всегда любили занимать во время совместных посиделок и разговоров. На стенах и потолке плясали тени, исполняя причудливый танец африканских племен. Парни удивились, что их подруги нигде не было видно: неужели до сих пор сидит в библиотеке? Или уже легла спать?
- Смотри! — Гарри обратил внимание друга на мягкий золотистый свет на другом конце комнаты.
Круглой гостиная львиного факультета казалась лишь со входа. На самом деле, если обойти ее от начала до конца, то можно было обнаружить две резные деревянные арки, за которыми открывалась другая часть комнаты. К вящей досаде Рона, она обнаружили Гермиону не одну, а в обществе павлина Визерхоффа. Оба молча сидели за столом друг напротив друга и что-то писали с сосредоточенным выражением на лицах, периодически заглядывая в учебник, причем немец делал это чаще. Поттера и Уизли аж распирало от гордости: все-таки их Гермиона умнее, чем какой-то аристократишка, возомнивший невесть что.
Друзья подошли ближе, чтобы узнать, что же учат в данный момент их одноклассники. Понятно, зельеварение. Скукота… Гермиона наверняка их сочинения о свойствах и методах приготовления зелья ясности ума, которое они варили на прошлом уроке, разнесет в пух и прах не хуже Снейпа.
Визерхофф дописал последнее предложение и поставил точку. Как и в конспекте по трансфигурации, его почерк был разборчивый аккуратный, с небольшим наклоном вправо. Вот бы у него списать как-нибудь. Парень потянулся, подавив зевок, и принялся собирать со стола учебные принадлежности.
- Ты уже закончил, Лотар? — поинтересовалась Гермиона, оторвавшись от своей работы.
Только сейчас он заметил, что она пишет неаккуратным почерком, слишком быстро и не так подробно, как обычно. Да и сам лист пергамента был небольшой и напоминал скорее черновик, чем свиток или тетрадь, в которой было принято сдавать домашнее задание преподавателям.
- Да, закончил, — ответил Визерхофф уставшим голосом; теперь он просто сидел в кресле и отдыхал, поза его была расслабленной. — И вам тоже советую закругляться, мисс Грейнджер.
- Лотар, не жди меня… — не менее уставшим голосом ответила девушка, в желтом свете лампы ее лицо казалось бледным и осунувшимся, под глазами залегли большие темные круги. — Не надо меня провожать…
На этой фразе Рон покраснел, как рак, и сжал руки в кулаки. Осталось только заскрипеть зубами и начать ругаться. Гарри почти физически ощущал исходящую от друга ненависть к Визерхоффу. Он так и не смог разобраться в своем отношении к немцу — вроде бы тот никому ничего плохого не сделал и помог ему, Гарри, разобраться с некоторыми вопросами. С другой стороны, он должен поддержать Рона, ибо заметил, что со всего Гриффиндора Визерхофф общается только с Гермионой, и потому не безосновательно предполагал, что тот может увести ее у Рона. Ну а с третьей стороны, если Рон сейчас не успокоиться, то они могут выдать себя, поэтому Гарри, ткнув друга локтем в бок, оттащил его назад, чтобы Визерхофф, которому приспичило встать с кресла, не наткнулся на них случайно.
- … мне еще работы Гарри и Рона надо поправить.
- Мисс Грейнджер. Прекратите. Делать. Домашние задания. За ваших друзей, — строго отчеканил Лотар, положив одну руку на стол и держа портфель в другой; он смотрел на девушку сверху вниз, с чувством собственной правоты и осознанием того, что должен раскрыть ей глаза. — Перестаньте позволять себя использовать, — щеки Гермионы тут же вспыхнули румянцем, — и начните себя уважать, наконец!
От такой нотации девушка только вжалась в кресло, ухватившись со всей силы в подлокотники, и вытаращила глаза. Как он смеет указывать ей, что ей делать?! Как он смеет оскорблять ее друзей?! Наверное, внутри он действительно слизеринец, раз считает, что друзьям не нужно помогать.
Разрежение пространства… Лотар почувствовал его возле себя, когда закончил писать. Вначале он списал это на усталость и трудный, насыщенный день. Но когда он встал и подошел к Грейнджер, это ощущение никуда не исчезло, только лишь как будто отдалилось. Углубленно изучая трансфигурацию, он случайно натолкнулся на один любопытный факт, а именно: большинство заклинаний сокрытия можно было условно интерпретировать как разрежение пространства внутри области сокрытия. Здесь же область разрежения ощущалась весьма тонко и не давала практически никакого магического фона, в отличие от того Дезиллюминационного заклятия. Неужели Уизли изобрел какой-нибудь хитроумный способ спрятаться, чтобы шпионить за ним?
- Лотар, что с тобой? Что-то случилось? — с тревогой в голосе спросила Гермиона, увидев, как ее одноклассник будто прощупывает воздух, держа в правой руке волшебную палочку — отполированное гладкое дерево красиво переливалось червонным золотом в неверном свете лампы, притягивая к себе взгляд.
А про себя подумала: только бы Гарри с Роном чего-нибудь не начудили. Грейнджер прекрасно помнила, что с тех пор, как Гарри получил отцовскую мантию-невидимку, не проходило и недели, чтобы они с Роном, а иногда и с ней вместе, не выбрались куда-нибудь ночью. Повод можно было найти самый разный: от похода тайком в Запретную Секцию до слежки за Малфоем/Снейпом/Амбридж.
- Здесь кто-то есть, мисс Грейнджер. Сидите на месте и не двигайтесь, — сказал Визерхофф, по-прежнему глядя в пространство перед собой. — На всякий случай достаньте волшебную палочку. Finita (5)! Finita absoluta (6)! Actum remanentem revelo (7)!
Ничего не произошло. Тонкое разрежение по-прежнему ощущалось, но уже слабее, будто его центр отдалился. Здесь точно кто-то есть!
- *Petrificus totalus!* — несколько раз повторил Лотар, разбрасывая заклятья по всей области разрежения.
Что-то невидимое с гулким стуком тут же упало на пол. Гермиона прикрыла рот обеими руками и подошла к однокласснику. Тот, однако, не спешил заканчивать, явно задавшись целью идентифицировать столь странную находку. Вначале он решил, что это арканический вариант чар невидимости, которые, естественно, не выявились бы общими заклинаниями.
- Lumen! — яркий белый свет осветил часть комнаты: столы, стулья, кресла, старинные выцветшие гобелены на стенах, мягкие узорчатые, порядком вытертые ковры на полу и кусок старого, поношенного ботинка.
Понятно, значит, мантия-невидимка. Только необычная. Скорее всего, семейный артефакт: обычные плащи с наложенными на них чарами невидимости давали, как правило, сильный рассеивающий магический фон, что означало одновременно недолговременность их действия. Осторожно поддел пальцами легкую, почти невесомую материю, покрытую тонким серебристым, будто вытканным из лунного света узором, увидев застывшее в злобной гримасе лицо Уизли и с выражением крайнего удивления — Поттера.
- Finita!
Мальчишки тут же зашевелились. Грейнджер по-прежнему стояла с выражением шока на лице, прикрыв рот руками. Еще никто никогда не обнаруживал их вот так под мантией-невидимкой, даже если они были в шаге от провала. Она ожидала, что Визерхофф начнет сейчас читать Гарри и Рону нотацию о нарушении правил — к последнему он относился еще нетерпимее, чем она сама на первом курсе. Удивило ее, причем весьма неприятно, другое — они за ней следили. Это что за дружба такая, когда “друзья” не доверяют друг другу? Или там, где начинается любовь, заканчивается доверие и дружба?
- Вставайте! — строго сказал Визерхофф. — Чья это мантия? — он по-прежнему держал ее в свободной руке.
- Моя, — неуверенно пробормотал Гарри, неуклюже поднявшись с пола.
- Я понимаю, Поттер, что от тебя скрыли по каким-то причинам ряд фактов, которые должен знать любой уважающий себя волшебник, тем более принадлежащий к древнему чистокровному роду, — также строго продолжал Визерхофф, после того, как отдал Гарри его мантию, — но использовать столь ценные семейные артефакты для детских шалостей — это верх глупости и безрассудства!
Юноша стоял, потупив взор: точно также его отчитывал Ремус на третьем курсе, когда он без разрешения под этой же мантией ушел в Хогсмид, где не обошлось без очередной стычки с Малфоем. Визерхофф действительно чем-то напоминал ему Ремуса — если его разговорить, то он начинал вполне нормально общаться и, к тому же, мог рассказать много нового. А Сириус говорил, что Люпин был их совестью в школьные годы. Да и мама его по рассказам знавших ее людей, тоже была очень строгая и правильная. Почти как их Гермиона.
Рону же было не до сравнения их нового одноклассника с Люмином, МакГонагалл или кем-то еще из учителей. Его просто бесило то, что этот хвастун-аристократишка снова ошивается вокруг его Мионы и что он обнаружил их Гарри под мантией-невидимкой, когда не должен был.
- Ты! Ты! — только и смог выдавить Уизли, покраснев от гнева, и кинулся с кулаками на Визерхоффа.
- *Protego!* — и тут же отлетел в сторону, приложившись головой о ближайший стул.
- Рон! — Гермиона тут же кинулась к своему парню и обхватила его голову руками.
Гарри все это время стоял в стороне и пока не знал, что делать. Ему казалось, что он должен поддержать друга, помочь ему, и, в то же время, ему показалось, что неправ в данной ситуации был Рон: ведь Визерхофф с Гермионой просто учили вместе зельеварение и больше ничего, да и после язвительных замечаний Снейпа пора уже научиться не реагировать на подобные нотации. Как будто их Гермиона никогда не читала?
- Ты! — Уизли, видимо, пришел в себя. — Как ты смела якшаться с этим хмырем! — и со всей силы оттолкнул от себя девушку, которую тут же подхватил Визерхофф.
- Немедленно извинись перед мисс Грейнджер! — потребовал Лотар, пригрозив Уизли палочкой.
Девушка же переводила затравленный взгляд со своего парня, который только грубо оттолкнул и ударил ее, на Визерхоффа, одной рукой прижимавшего ее к себе за плечи. Рядом с ним она чувствовала себя беззащитной и, в то же время, в безопасности.
- Это я должен извиниться перед этой ней?! — удивился Уизли, уже поднявшись на ноги; с его лица не сходили красные пятна, а на скулах играли желваки. — Когда она сбежала к тому, кто побогаче и такой же ботаник, как она? — и выжидающим взглядом посмотрел на Поттера, намекая, чтобы тот его поддержал.
- Э… Рон, но ведь Гермиона никуда от нас не сбегала, — робко возразил Гарри, но друг его уже не слушал.
- Хрясь!
Визерхофф, ожидавший продолжения словесного поединка, но не кулачного боя, больно приложился о кресло, едва успев оттолкнуть Гермиону, чтобы кулак Уизли случайно не проехался еще и по ней. Палочка вылетела из руки, разбитая губа неприятно саднила, перед глазами прыгали темные точки. Грейнджер куда-то исчезла: правильно, пусть уходит отсюда подальше. Поттер так и стоял на месте с мантией-невидимкой в руках и хлопал глазами. Резкий рывок сверху — Лотар едва успел увернуться и перехватить Уизли за запястья. В бою по-маггловски тот оказался неслабым противником. Какое-то время парни злобно сверлили друг друга взглядами и пихались, пока Рон, ухватившись обеими руками за челюсть, не отлетел назад, врезавшись в стол, который тут же завалился на три ножки.
- Accio meine Zauberstab! /нем. Accio моя волшебная палочка!/ — громко сказал Визерхофф, поднявшись с пола, и палочка из красного дерева тут же оказалась в руке хозяина; сейчас он являл собой не лучшее зрелище: разбитая губа по-прежнему кровоточила, мантия помялась и съехала на бок, от рубашки оторвалась, а аккуратно причесанные несколькими минутами назад волосы теперь торчали в разные стороны. — Incarcero! — и магические веревки тут же опутали вставшего на четвереньки Уизли.
Повисла немая сцена: Уизли, заткнутый невербальным “Silentium”, мычал и дергался, пытаясь освободиться от пут; напротив него, согнушашись, стоял Визерхофф, одной рукой держа палочку, а другой схватившись за бок; и замыкал образовавшийся треугольник Гарри Поттер, стоявший с отвисшей челюстью и не знавший, что предпринять.
- Что здесь происходит? — строго спросила вошедшая в гостиную вместе с Гермионой профессор МакГонагалл, одетая в клетчатую шотландскую мантию. — Мистер Уизерхофф, немедленно расколдуйте мистера Уизли! Мистер Поттер, что у вас в руках делает мантия-невидимка? Отбой для вас существует так же, как и для всех остальных учеников.
- Этот слизеринский ублюдок…
- Следите за языком, мистер Уизли.
- Он настраивал Гермиону против нас с Гарри и пытался ее соблазнить! — Рон полным ненависти взглядом посмотрел на Лотара, было заметно, что его челюсть немного перекосилась.
- Мистер Уизерхофф, такое поведение недостойно для ученика факультета Гриффиндор. Мне придется занести этот… инцидент в ваше личное дело, — с выражением искреннего сожаления в голосе сказала МакГонагалл.
- Извините, мадам, но, может быть, вы согласитесь выслушать и другую сторону? — предложил Лотар, приложив платок к губе и опустив палочку.
- Слушаю вас, мистер Уизерхофф. А вы, мистер Уизли, помолчите, пожалуйста, — приказала декан Гриффиндора, увидев, как Рон открыл рот в попытке что-то сказать.
- Мы с мисс Грейнджер сидели и учили зельевание, — начал Визерхофф. — Мисс Грейнджер, а также мистер Поттер и мистер Уизли, если в них вдруг взыграет совесть, вам подтвердят это, — и тут же получил в ответ злобный взгляд Уизли, растерянный — Грейнджер, неуверенный — Поттера и сердитый — своего декана. — Я сказал мисс Грейнджер, чтобы она перестала делать домашние работы за своих друзей и начала уважать себя, — профессор вдруг мрачно кивнула, — именно эти мои слова мистер Уизли интерпретировал как то, что я настраиваю мисс Грейнджер против них.
Если раньше профессор МакГонагалл надеялась на то, что мисс Грейнджер просто упорно заставляет Поттера и Уизли учить уроки и потом проверяет их — ведь у обоих домашние задания были в среднем на “У+”-“В”, и часто списывала на волнение или стресс, когда они, отвечая устно, начинали говорить невпопад, какими-то примитивными фразами, то слова Визерохоффа заставили ее посмотреть на ситуацию с другой точки зрения, более циничной и более прозаичной. Она надеялась, что после поручения Альбуса у мальчишек прибавится ответственности, но они слова директора о совеем особом положении восприняли, видимо, совершенно поздругому.
- Но мистер Уизли сказал также, что вы пытались отбить у него мисс Грейнджер. Вы же в курсе, что они встречаются?
- Да, это так, профессор, но я прошу выслушать меня до конца, — сказал Лотар; в нем смешались досада на рыжего и страх перед деканом, что она может принять сторону директорских любимчиков, а в его личном деле появится очень нехорошая запись, которая может сильно испортить его репутацию. Получив утвердительный кивок от профессора МакГонагалл, он продолжил. — Я понял, что в гостиной кто-то есть и применил заклинания отменяющие и для обнаружения скрытых чар, а также “Petrificus totalus”. Так я узнал, что это были мистер Поттер и мистер Уизли, скрывающиеся под мантией-невидимкой.
- Зачем мистеру Поттеру и мистеру Уизли шпионить за вами? — с нотками скепсиса в голосе спросила МакГонагалл.
- Я не знаю, зачем это мистеру Поттеру, профессор, но мистер Уизли, как вы слышали, по какой-то причине вообразил, что я имею виды на мисс Грейнджер.
- Мистер Уизли, как вы можете подтвердить ваши слова?
- Он обнял Гермиону за талию! — воскликнул Уизли.
- Я просто поймал ее, чтобы она не упала, когда мистер Уизли оттолкнул ее.
- Все было именно так, мисс Грейнджер?
Гермиона молчала, но красное лицо и заплаканные глаза говорили сами за себя.
- Мистер Поттер, а что вы делали ночью не в своей постели?
- А? Я?.. Ничего, — замялся Гарри, который мечтал лишь о том, чтобы побыстрее закончился этот дурацкий день, и завтра было все, как раньше.
- Мисс Грейнджер, это правда, что вы делали домашнюю работу за мистера Поттера и мистера Уизли?
Гермиона молчала: она испугалась. Ей не хотелось врать декану. Ей действительно надоело каждый раз, в ущерб своему времени, когда у нее и так предметов намного больше, чем у них, переписывать за мальчиков домашние задания да еще так, чтобы учителя не догадывались, что это была именно она (хотя Снейп, наверное, догадывался, раз даже за переписанные ею работы ставил “Тролля”), в то время как они или спали, или предавались безделью. Надоело, что мальчики действительно воспринимают это как должное и вообще не садятся за книжки. Надоело, что она вечно “должна”, в противном случае она — не друг. Но также ей не хотелось предавать своих пусть ленивых и вспыльчивых, но верных друзей, которые были с ней все годы учебы в Хогвартсе.
- Я… я… Нет! — девушка отчаянно замотала головой. — Я просто проверяла сочинения Гарри и Рона.
От нее не укрылось, как грустно и одновременно снисходительно посмотрел на нее Визерхофф. Кровь у него на губе уже высохла, а платок он убрал обратно в карман мантии. Лишь его потрепанный вид, как и Уизли, напоминал о произошедшей несколькими минутами ранее стычке между ними.
- Что ж, я думаю, инцидент исчерпан, — подвела итог профессор МакГонагалл. — Со всех троих по пятьдесят баллов.
Глаза Гермионы тут же стали размером с галеон, со страха она тут же прикрыла открывшийся рот руками.
- Не с вас, мисс Грейнджер, — успокоила она свою любимую ученицу, — а с мистера Поттера, мистера Уизли и мистера Уизерхоффа — за нарушение режима и маггловскую драку в гостиной!
- А почему с меня баллы тоже сняли, мэм? — с невинным выражением лица поинтересовался Гарри. — Я ведь не дрался.
- Вы тоже были не в постели, мистер Поттер. А, будучи свидетелем драки, не попытались разнять дерущихся. Гриффиндорцы не должны оставаться в стороне, когда совершается зло и насилие, мистер Поттер, не только по вине Того-кого-нельзя-называть и его сторонников, но даже в повседневной жизни. И чтобы инцидентов, подобных сегодняшнему, больше не было! Ясно?
- Да, профессор МакГонагалл, — хором ответили студенты.
- А теперь все идите по своим спальням! Живо!
Студентам ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Придя в спальню, Гарри и Рон обнаружили, что Дин и Симус уже вернулись и теперь сидят на кровати Дина под пологом с зажженным “Lumen”, и тихо смеются над чем-то. Невилл по-прежнему спал сном младенца. Парни переоделись в пижамы и легли в постели. Рон сразу же уснул и принялся во сне колотить подушку, а Гарри какое-то время смотрел в потолок, пытаясь уложить сумбур мыслей во что-то удобоваримое, но так и не преуспел в этом. Последнее, что он увидел перед тем, как погрузиться в объятья Морфея, — как кровать Визерхоффа вспыхнула ярким красным светом и тут же погасла.
Визерхофф в который раз поблагодарил всех богов, что его кровать оказалась в углу, и от кровати Уизли ее отделяли кровати Поттера, Томаса, Финнигана и Лонгоботтома. Он несильно представлял, на что еще способен Уизли, кроме глупого махания кулаками, но последнего ему сегодня хватило с лихвой. Смазал губу настойкой ясенца — к утру от раны не должно было остаться ни следа. Ему не хотелось предстать на следующее утро перед любимой девушкой в “боевых ранениях”, как и в принципе давать друзьям лишний повод для беспокойства. Расплывшийся на боку синяк неприятно колол — если после настойки растопырника к утру не пройдет само, надо будет после зельеварения (как раз будет окно) зайти к школьной медсестре на осмотр. Сон, как назло, не шел, хотя Томас и Финниган перестали смеяться и разошлись по своим кроватям. Лишь Уизли со всей мочи колотил подушку. Это не есть хорошо. Хотя на его постель и на все вещи были наложены охранные чары, они были не очень сильными, и их можно было легко разрушить — сделано это было скорее для отвода глаз, чтобы лишний раз не лезли. А уж чтобы его застали врасплох, во сне, и набили морду — этого совсем не хотелось. Пожалуй, все-таки следует повторить прием Кайнер и поставить кровную защиту, чем Визерхофф и занялся перед тем, как окончательно лечь спать.
* * *
Пятница…
Рон и Гермиона поднялись в спальню мальчиков. Кроме них, там действительно никого не было. Да и в гостиной было подозрительно пусто. Неужели всех заранее выгнал?
До этого Грейнджер сидела в библиотеке и готовила перевод по рунам, куда снова, на потеху местным завсегдатаям, явился Уизли и принялся весьма настойчиво намекать, чтобы она уделило ему время — ведь они встречаются, а для домашних работ у нее будут целые выходные. А еще раньше, утром перед завтраком он встретил ее у лестницы, ведущей в женские спальни, в чистой, выглаженной одежде, умытый и причесанный, с букетом цветов в руках и начал слезно, у всех на виду, извиняться и признаваться в любви. Как тут было не устоять?
Парень выхватил у девушки сумку с учебниками и небрежно отшвырнул к стенке. Когда она попыталась возразить, он тут же закрыл ей рот страстным поцелуем и повалил на кровать. В перерывах между ласками и поцелуями она едва успела задернуть полог и поставить заглушающие чары — Рон все любил делать очень громко. Казалось, он вообще не замечал, что девушка как-то не очень активно ведет себя. Для него было важно, что она позволяла. А если не позволяла, значит, не друг.
Они уже успели и наобниматься, и нацеловаться, и потискаться — в этот раз, заметила Гермиона, они закончили быстрее, чем вчера, да и в мягкой постели этим заниматься было намного удобнее, чем на жесткой парте, и иногда даже приятно. Рон поцеловал ей коленку, после чего принялся прокладывать слюнявую дорожку дальше, вверх по бедру. Это немного интриговало… и возбуждало.
- Миона, а, может, “того”? — предложил Рон, нависнув над ней и задрав юбку. — Гарри и Джинни… сейчас в комнате-по-требованию и тоже “того”… — от возбуждения он тяжело дышал.
- Нет, Рон! Я еще не готова! — отчаянно замотав головой, ответила девушка, вернув юбку на место и для надежности придержав ее руками — возникшее только что желание и возбуждение как рукой сняло.
- Ну давай, Миона? — продолжал уговаривать рыжик, сев на колени между ее ног и убрав руки с юбки — Гермиона почти физически ощущала его желание, к горлу подступала дурнота. — Ты же любишь меня? — в его глазах так и горел огонь страсти — и потянулся к спрятанным под юбкой трусикам.
Хрясь! Пощечины он точно не ожидал. Пока Рон сидел на кровати в той же позе, хватался руками за горевшую щеку и обзывался последними словами, Гермиона быстро накинула мантию и, призвав остальные вещи и запихнув их в сумку, тут же выбежала из спальни. Бежала она долго и без оглядки, пока случайно не остановилась у входа в женский туалет. Умылась, привела себя в порядок, по-человечески оделась. Из глаз текли непрошеные слезы. За что? Почему любить — это значит делать только то, что тебе не приятно, ущемлять себя? До своих отношений с Роном девушка была уверена, что любовь — это самое прекрасное чувство на Земле, которое заставляет человека радоваться жизни, возвышает, одухотворяет. Именно такое послевкусие осталось у нее после недолгих ухаживаний Виктора — что-то терпкое, красивое и приятное. Но Виктора она любила исключительно как друга, как Гарри, и они расстались друзьями. Настоящая же любовь, как она считала свои чувства к Рону, принесла ей лишь обиду и разочарование. Получается, в любви кто-то один должен жертвовать всем, наступать себе на горло, а другой — получать все, что пожелает? Это же несправедливо!
Грейнджер не знала, сколько времени она проплакала, вот так глупо облокотившись на раковину, и лишь потому, как помещение, в котором не горел свет, погрузилась в синеватый полумрак, поняла, что достаточно долго. Вышла в коридор. Заранее идти в Большой Зал не хотелось — там обязательно будут слизеринцы, которые ту же начнут ее высмеивать. И не хотелось в библиотеку — ей казалось, что там все непременно будут смотреть на нее. Ей вообще никого не хотелось сейчас видеть, не хотелось встречаться с кем-нибудь из друзей или знакомых.
Решив, что до ужина есть еще немного времени, девушка решила погулять на улице, надеясь, что свежий воздух отрезвит ее мысли. Она просто шла по коридору трансфигурации, смотря перед собой чисто механически — чтобы не врезаться в кого-нибудь, однако, на ее счастье, ее почти никто не попался — большинство гриффиндорцев не спешило заранее приходить на трапезы. Да и зачем делать крюк через внутренние дворы и галереи, когда можно срезать напрямую, только под открытым небом?
Она шла быстро, смотря исключительно себе под ноги, и потому не заметила идущую ей навстречу группу из трех человек. И этими тремя оказались Визерхофф, Шенбрюнн и Миллер. Гермиона не могла понять, почему она их боится и старается избегать (болгар и французов не боялась ведь на четвертом курсе), и ревность Рона была здесь не главной причиной. Сами по себе они внушали ей страх и недоверие. На хаффлпаффку Миллер ей было по большому счету наплевать: кроме смазливой мордашки у нее ничего больше не было, и потому ее можно отнести к той же группе людей, что Лаванда Браун и Парвати Патил — пустышек, мечтающих о принце на белом коне.
Визерхофф, хоть и был “своим”, уже успел устроить смуту и в Гриффиндоре, настроив против себя половину седьмого курса, и в ее собственной голове. По сути дела, он ей просто продемонстрировал взгляд со стороны на некоторые окружающие ее вещи, в частности, на ее отношения с друзьями. И девушка тут же себя осаживала в таких случаях: как она смеет соглашаться с этим выскочкой, что ее друзья плохие? Он же их не знает, как она. В конечном итоге, образ Лотара Визерхоффа у нее оформился в некое подобие запретного плода: то, что приятно, к чему тянет, но чего следует опасаться, чтобы не испортить свою душу. И она опасалась. И, что еще хуже, когда он просто подхватил ее за плечи, чтобы предотвратить падение, по ее телу прошел приятный холодок, захотелось, чтобы он ее не отпускал. Мерлин! Он не должен ей нравиться! Даже когда ее поставили на ноги и отпустили, ее не покидало чувство стыда: ей противна близость с любимым парнем, и, в то же время, ее буквально заводят простые прикосновения совершенно чужого человека, мало того, почти врага!
Шенбрюнна же она боялась из всех троих больше всех. Во-первых, он был слизеринец, а от слизеринцев можно ожидать какой угодно подлянки. Во-вторых, одним своим видом он производил впечатление человека, который добьется любой поставленной цели — а именно таким, по словам Гарри, был в юности Том Риддл — воспоминание из дневника, с помощью которого была открыта Тайная Комната. Поэтому Шенбрюнн вдвойне опасен. И в-третьих, его высокомерный взгляд будто прожигал насквозь и одновременно притягивал, околдовывал. Ему определенно лучше не смотреть в глаза. Хотя, сколько помнила Гермиона, при встречах с ней Шенбрюнн всегда был вежлив с ней, она считала, что это все показное, и что внутри он злой и алчный. Он не был похож на “типичных” слизеринцев вроде Малфоя, Паркинсон и Забини, от которых уже знаешь, чего ждать, и оттого казался еще более опасным. Взять хотя бы то, что он себе на уме, будучи в британской школе чародейства и волшебства, предпочитает заниматься по немецким учебникам и вообще предвзято относится к директору Дамблдору, когда только на нем и держится мир в магической Британии. А после вчерашнего скандала Грейнджер так и не определилась, что думать о нем: Визерхофф вчера, пока они учили зельеварение, предельно жестко поставил ее перед фактом, чтобы она не смела думать в таком ключе о его лучшем друге, которого он знает уже много лет, и что Карл никогда не стал бы встречаться с девушкой исключительно забавы ради; с другой стороны, разнесенные Лавандой и Парвати сплетни характеризовали Шенбрюнна в лучших “слизеринских” традициях, так, как их обычно воспринимали гриффиндорцы.
- Не нужно бояться, мисс Грейнджер. В проявлении вежливости стоит видеть, прежде всего, вежливость.
И потом:
- Я думаю, мисс Грейнджер, что вам следует хотя бы на некоторое время подавить свою неприязнь, ибо мир гораздо шире и разнообразнее, чем допускают наши стереотипы, и пойти с нами в Большой Зал. Вам не следует ходить одной в такое время.
Слова Шенбрюнна всегда, сколько она с ним не сталкивалась, ставили ее в неловкое положение, становилось стыдно за свои мысли, что она невесть что подумала про людей, которых она толком не знает и которые ей ничего плохого не сделали. И все равно ее грыз червячок сомнения: пока не сделали, им не стоит доверять, с ними не следует общаться. Гермиона помнила, как часто упрекала Рона за то, что у него диапазон, как у чайной ложки. У иностранцев же с этим было еще хуже: Визерхофф мог иногда позволить себе рассмеяться или сердился, когда ему что-то не нравилось; то Кайнер вечно ходила злая и напоминала раненого хищного зверя, готового напасть в любую минуту, стоит лишь к нему приблизиться; а Шенбрюнн все время был вежливо-холодным, непробиваемым, как гранитная скала, казалось, его невозможно ни развеселить, ни разозлить.
(5) (лат.) Окончено!
(6) (лат.) Окончено полностью! — Полное отменяющее заклинание. Снимает сильные долговременные чары, которые не разрушаются простым “Finita”.
(7) (лат.) Выявляю остаточное действие! — выявление скрывающих и прочих долговременных заклинаний по остаточному магическому фону.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 13:33 | Сообщение # 108 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| И когда в коридоре она услышала голоса своих друзей, направлявшихся в Большой Зал на ужин, первая мысль была: они искали ее, они беспокоятся о ней. Но и здесь ее ждало разочарование.
- Гермиона, где ты была? — визгливым голосом спросила Джинни. — Мы тебя везде искали!
- Да, даже в библиотеку заходили, — вставил свое слово Рон.
- Мне… просто было плохо, — оправдывалась девушка, стараясь не смотреть своему парню в глаза, — и хотелось побыть одной.
- В любом случае, мы рады, что ты нашлась, — сказал Гарри и положил руку на плечо подруге, отчего Джинни брезгливо надула губы.
- Гермиона, чего ты убежала, в самом деле? — поинтересовался Рон. — Ведь ничего плохого не случилось.
- Да, Гермиона, нехорошо бросать своих друзей, а самой ходить непонятно где! — поддержала брата Джинни.
- Ээ… постойте, — Гарри развел руки между обеими Уизли: его самого нередко посещали пессимистические мысли, и потому он прекрасно понимал Гермиону в ее желании побыть одной, — Гермиона сказала ведь, что ей было плохо. Вдруг ее Малфой обидел? Ей нужна сейчас наша поддержка, а не упреки, — и тут же получил тычок от любимой девушки.
- Спасибо, Гарри, — Гермиона дотронулась до его руки, — ты всегда понимаешь меня.
- Э… не за что, — парень смутился от слов подруги: Джинни никогда ему так не говорила, только больше указывала.
- Миона, ты хочешь сказать, мы тебя не понимаем?! — возмутился Рон, сжав кулаки.
- Нет-нет, — снова начала оправдываться Гермиона, в то время как на глазах у нее наворачивались слезы: в голове всплыло воспоминание о его последних словах перед тем, как она выбежала из спальни мальчиков.
Ретроспектива…
- Ты, шлюха фригидная! — кричал Рон, сидя на своей кровати в полуспущенных джинсах; его лицо было красным от злости и возбуждения, а голый торс блестел от пота. — Гоняешься за славой и деньгами! Сначала твой любимый Вики! — последнее слово парень выплюнул, — теперь Уизероф! Или ты его называешь “Лоти”? — губы Уизли скривились в презрительной усмешке. — Признайся честно, ему ты сразу дала? А?
Конец ретроспективы.
- Гермиона, пожалуйста, успокойся, все хорошо, — попытался подбодрить подругу Гарри. — Рон, не нервничай, Гермиона ведь не хотела никого обидеть.
- Гарри! Почему ты заступаешься за нее? — сказала Джинни, уперев руки в бока: сейчас она очень напоминала свою мать Молли Уизли, когда та в очередной раз отчитывала близнецов за какую-нибудь проделку или мужа — за то, что захламил сарай всякой маггловской дрянью. — Она нас бросила и заставила беспокоиться о ней. Она сказала, что хочет побыть одна, значит, мы ей не нужны. Пойдем в Большой Зал.
Гарри позволил себе обернуться, чтобы увидеть, как Гермиона вновь начала плакать, послушно плетясь вслед за ними. С Роном они шли на расстоянии вытянутой руки и продолжали друг на друга дуться. Неожиданно парень почувствовал резкий рывок — это Джинни так намекнула, что они должны идти, и направился вместе с девушкой на ужин.
К радости Поттера, Дамблдор сегодня был в школе и сидел теперь на своем месте за преподавательским столом, лукаво улыбаясь любимому ученику, а его голубые глаза блестели из-под очков-половинок. А незадолго до ужина, когда он, счастливый, возвращался вместе с Джинни в Гриффиндорскую гостиную, Деннис Криви передал ему записку, гласившую, что сегодня в восемь вечера директор ждет его в своем кабинете, и что в этот раз он любит малиновое варенье. И теперь юноша не мог усидеть на месте и дождаться окончания трапезы, чтобы поспешить навстречу с директором.
- Рад тебя видеть, Гарри, мальчик мой, — Дамблдор с улыбкой на лице приветствовал любимого ученика. — Чаю, лимонных долек?
- Нет, спасибо, сэр, — ответил парень, сев в кресло напротив директорского стола, и посмотрел, как Фоукс чистит перья.
- Вижу, ты неплохо проводишь время, Гарри, — старец лукаво подмигнул юноше, отчего тот тут же вспыхнул, как маков цвет.
- Да, сэр… спасибо, — замялся Гарри: в голове тут же вспыли воспоминания, о том, как они сегодня с Джинни очень приятно проводили время после уроков.
- Да, Гарри, пока ты молод, надо наслаждаться жизнью, — с видом умудренного годами человека сказал директор, сложив руки на животе, — и я думаю, вы с мисс Уизли отлично подходите друг другу, — щеки Гарри вновь залились краской. — Но я вижу, есть что-то, что тревожит тебя, мальчик мой, — для такого профессионального легилимента, как Альбус Дамблдор, не составило труда узнать, чем его подопечный занимался в его отсутствие, о чем он думал, и в чем сомневался, так, чтобы сам подопечный об этом не догадался, .
- Да, сэр. Говорят одна иностранная студентка, магглорожденная со Слизерина, короче, поставила на свою кровать кровную защиту, чтобы ее соседки не доставали. И я расспросил об этом своего нового одноклассника Уизероффа. И он сказал, что мамина защита не должна была пропасть с моим совершеннолетием.
- Понимаю, мальчик мой, что ты по-прежнему интересуешься кровной защитой, которую подарила тебе твоя мама Лили. Главная защита твоей мамы — это ее любовь к тебе, и она будет жить с тобой всегда, — в словах Дамлдора невозможно было сомневаться. — Это была магия жертвы, жертвы во имя любви, и она намного сильнее тех темных заклинаний, которые использовала мисс Кайнер, и о которых тебе рассказал мистер Визерхофф. Знаешь Гарри, еще пару дней назад, я хотел перевести мисс Кайнер на Гриффиндор — ведь ей будет нелегко жить среди людей, презирающих ее за одно лишь происхождение. Но твои слова многое меняют, Гарри, и я рад, что ты мне рассказал об этом случае. Как ты знаешь, Гарри, я очень редко ошибаюсь, и сейчас был один из тех случаев, когда я чуть не совершил роковую ошибку, — продолжил Дамблдор голосом человека уставшего, видевшего многое в своей жизни, после чего встал с кресла и подошел к насесту с фениксом. — Очевидно, даже за столь короткое время мисс Кайнер впитала в себя царящее в Слизерине зло, раз не гнушается использовать их методы. А ведь она магглорожденная… Пожалуй, я оказался прав, считая, что распределение нужно проводить позже, когда у детей лучше сформируется характер, и они смогут определиться, что хотят от жизни, — с задумчивым видом добавил старец и погладил сидевшего на жердочке Фоукса, отчего тот довольно курлыкнул.
Однако у Альбуса Дамблдора были свои планы на странную студентку, и произошедшие в Хогвартсе события как нельзя лучше в них вписывались. Он прекрасно знал, что ее ненавидит весь факультет, и рано или поздно она устанет, сломается. Тогда ей и нужно будет напомнить о старом предложении. А чтобы она стала сговорчивей, добавить пару исторических эпизодов, чтобы ей стало стыдно и за свою страну, и за свой факультет. Альбус не понаслышке знал, как хотят отмыться от грязи все, кто в нее влез, если у них появляется такая возможность, и что им никогда не удастся это сделать до конца. И она к тому моменту будет сломлена достаточно, чтобы согласиться на любые условия. Она магглорожденная, латент и, как понял Дамблдор, читая ее личное дело, у нее не очень хорошие отношения с родственниками-магглами, которые, к тому же, ненавидят магию. Как и все магглорожденные, она будет готова пойти на все, лишь бы остаться в школе чародейства и волшебства и получить образование, и если с ней что-нибудь случится, о ней никто не вспомнит. Идеальный вариант. Многого от нее не потребуется — зарабатывать очки для факультета Гриффиндор и поддерживать нужную идеологию. Судя по преподавательским записям, она делает неплохие для магглорожденной успехи в учебе, так что ее можно будет и в Орден Феникса взять — пусть поработает ради общего блага.
- Итак, Гарри, тебе, наверное, интересно, где был вчера, и о чем хочу с тобой поговорить, — директор приблизился к старинному резному шкафу.
Нетерпение в глазах юноши было ему ответом.
- Ты, наверное, знаешь, кто такой Регулюс Блэк.
- Это младший брат Сириуса, — ответил Гарри. — Он был одним из самых преданных сторонников Вольдеморта до того, как его убили.
- Это все верно, Гарри, однако недавно у меня появились сведения, что незадолго до своей смерти Регулюс предал хозяина, за что в последствии и поплатился.
- Это будет воспоминание Регулюса? — поинтересовался Гарри, как можно добыть воспоминание у мертвеца, при этом он не задумывался о том, что некоторые из опрошенных Дамблдлором, например, Морфин Гонт или Похлеба, эльфиха Хэпзибы Смит, у которой молодой Риддл выкрал чашу Хаффлпафф, почему-то умирали вскоре после того, как отдавали свои воспоминания.
- Не совсем, мальчик, — ответил директор, поставив на стол тяжелый кубок, украшенный рунами. — Но о Регулюсе…
Не успел Дамблдор достать фиал с воспоминанием, как вдруг все затряслось. Яркий золотистый свет пронизал башню, сплетаясь в причудливой формы узоры, которые заполняли пространство, как волшебный горох из сказки, которую Гарри когда-то тайком от Дурслей смотрел по телевизору. Комнату сотряс беззвучный крик — таинственные нити пронзили тело Дамблдора, и теперь он стоял на полусогнутых ногах, раскинув руки в стороны, рот бессильно пытался что-то сказать, а выпученные глаза были устремлены в потолок. Сейчас директор напоминал повисшего на кресте мученика времен христианской апологетики, но Гарри этого не знал — он просто устремился на помощь своему другу и наставнику. Тело поразила неимоверная слабость, в ушах стоял дикий звон, все вокруг сотрясалось и прыгало перед глазами, сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди, а сосуды в висках — полопаться. Но, что хуже всего — не боле шрам. Это было последней мыслью перед тем, как юноша потерял сознание.
- Гарри, мальчик мой, ты в порядке? — такой ласковый заботливый, чуть хриплый голос мог принадлежать только одному человеку.
- Да, сэр, — ответил Поттер, нащупав очки и надев их на нос.
Он обнаружил себя лежащим на диване в кабинете директора, где теперь царил полным разгром — похуже того, что он устроил на пятом курсе после смерти Сириуса — Фоукса на насесте уже не было, зато склонившийся над ним Дамблдор как будто постарел лет на двадцать.
- Вы знаете, что это было, сэр? — спросил Гарри, присев на диване. — В смысле, я подумал, что это мог быть Вольдеморт, но у меня не болел шрам.
- Нет, Гарри, я не думаю, что это Вольдеморт, — с чувством знатока ответил директор. — Это было заклинание Слияния, очень темное и опасное. Как тебе, возможно, рассказывала мисс Грейнджер, все охранные чары Хогвартса замкнуты на директора, т.е. на меня, и потому я больше всех почувствовал это заклинание.
- Ой, сэр, извините, я забыл спросить: с вами все в порядке? — юноше искренне было стыдно, что он не поинтересовался здоровьем наставника после такого тяжкого испытания.
- Как видишь, да, Гарри. Но тебе не следует знать, что при этом испытывает человек: это еще похуже Пыточного заклятья.
Гарри проглотил застрявший в горле ком: он до сих пор помнил “Crucio” Вольдеморта тогда на кладбище, на четвертом курсе, и не представлял, что может быть страшнее.
- Сэр, вы знаете, кто это мог быть? — поинтересовался парень.
- Я думаю, это кто-то из старшекурсников Слизерина, которые примкнули к Вольдеморту. И нет, Гарри, это не мистер Малфой, — сразу возразил директор, как только ученик открыл рот. — А теперь, мальчик мой, я думаю, ты не откажешься совершить со мной путешествие в воспоминание о Регулюсе Блэке.
… Они с Дамблдором оказались в меленькой затхлой комнате, какие были в таверне “Кабанья голова”. За столом сидело двое людей в мантиях с капюшонами, так что их лица нельзя было разглядеть.
- Я слушаю, лорд Блэк. Зачем вы меня позвали? — спросил первый, голос его был утробный и сиплый.
- Я надеюсь, наш разговор останется в тайне, и о нем не станет известно третьим лицам? — поинтересовался в свою очередь Блэк; его голос был молодой и более высокий, чем у Сириуса.
- Juro! — первого человека тут же окутало ярко-голубое свечение и погасло через пару секунд. — Этого будет достаточно?
- Вполне, — ответил Регулюс.
- Итак, что же хочет поведать молодой Пожиратель Смерти сотруднику Отдела Тайн?
- Темный Лорд неуничтожим физически. Армии вашего министерства — ничто перед ним.
- Ближе к делу, лорд Блэк. Мы слышали эти высокопарные фразы уже тысячу раз.
- Я знаю секрет бессмертия Темного Лорда.
Далее последовал довольно мутный рассказ Регулюса о хоркруксах. Он упомянул общие принципы их создания, однако не знал, сколько всего хоркруксов было создано Темным Лордом, и что у него есть достоверная информация лишь об одном из них. Мужчины договорились о встрече, после чего все заволокло белым туманом.
Когда туман рассеялся, они оказались в небольшой пещере, по щиколотку в воде. Где-то совсем недалеко бушевало море. Один из них полоснул по ладони тонким серповидным ножом, и алая кровь брызнула на камень. В стене тут же полыхнул свет, и открылся проход в следующий зал, в который тут же поспешили войти мужчины. Гарри и Дамблдор последовали за ними. Зал был огромен, его конец терялся в темноте. Почти всю его площадь заполняло огромное черное озеро, поверхность которого была гладкой, как зеркало. Волшебники пошли по тонкой каменной кромке, стараясь не касаться воды. Все это время, что они шли, где-то вдалеке над поверхностью озера виднелось зловещее зеленое сияние.
- Нам туда? — спросил Гарри, указав пальцем в сторону света — он уже знал, что в воспоминаниях их никто не услышит.
- Да, — философски ответил Дамблдор.
- А почему они боятся коснуться воды?
- Увидишь, мальчик мой, увидишь.
Поттеру показалось, что они шли не меньше часа, как вдруг их провожатые остановились. Регулюс Блэк — его можно было узнать белым рукам с тонкими пальцами и тяжелому фамильному перстню — начал совершать какие странные хватающие движения, пока не поймал тяжелую чугунную цепь и не потянул на себя. Навстречу им из воды выплыла маленькая узкая лодочка, увенчанная большим серебряным черепом на носу. Гарри заметил, что когда она всплыла, не было привычного хлюпающего плеска, лишь небольшие волны, и двигалась она так же бесшумно, рассекая неподвижную гладь заколдованного озера.
- Сэр, а как мы туда поместимся? Она же очень маленькая.
- О, Гарри, я думаю, тут дело не в росте и весе волшебника, а в его силе.
Первым в лодку вошел Регулюс и совершил несколько сложных движений палочкой, расставив в конце руки в стороны, и, не меняя позы, кивнул своему спутнику, чтобы тот стал рядом с ним. Вслед за невыразимцем протиснулись Дамблдор и Поттер. Далее последовало не менее длинное путешествие к озеру. Казалось, лодка сама знала, куда плыть. Под водой Гарри то и дело замечал белые руки и ноги, а иногда и целые мертвые тела. К горлу подступала дурнота. Никакие ужастики Дадли не сравнятся с этим!
- Сэр, а что? — поинтересовался парень, подавив очередной приступ тошноты.
- Это инфери, мальчик мой, мертвецы, заколдованные специальным темномагическим заклятием и подчиняющиеся лишь своему хозяину. Когда-то Том собрал их целую армию, чтобы вести войну с Министреством, но ты помешал ему претворить этот план в жизнь, — Гарри грустно улыбнулся в ответ.
- И он поместил их сюда до поры — до времени?
- Возможно.
Остаток пути проделали в молчании. Блэки и невыразимец, а следом за ними Дамблдор и Гарри выбрались на маленький гранитный островок, посреди которого стояла большая круглая чаша, заполненная прозрачной ярко-зеленой жидкостью — именно она издавала этот странный свет. На дне чаши поблескивал золотой медальон с выложенной бриллиантами буквой “S” на изумрудном фоне. Вот он, тот самый медальон Салазара Слизерина, которым так хвастался Марволо Гонт Огдену и который его дочь Меропа по глупости своей сдала в “Боргин и Берк” всего за десять галеонов.
- Что это? — спросил невыразимец, принюхиваясь к жидкости. — Я никогда не слышал о таком зелье.
- Это яд, самый сильный и страшный, — ответил Блэк. — Я думаю, его рецепт разработал Темный Лорд лично.
- И нам надо его выпить? — страх волнами исходил от невыразимца.
- Да, — Регулюс по-Блэковски усмехнулся, — только пить буду я, а ты меня будешь поить, а то ты, боюсь, не выдержишь, и вся наша операция пойдет книззлу под хвост.
Началось. Пару бокалов Регулюс выпил сам, после чего его руки затряслись, выронив посуду, а ноги подкосились. Второй человеку подхватил его и усадил на камни, так, чтобы он спиной упирался в постамент, на котором стояла чаша.
- Продолжай… — сиплым голосом сказал Блэк, — вливай в меня эту гадость… даже тогда, когда я буду… изо всех сил сопротивляться.
Юноша тяжело дышал, его кожа стала еще бледнее, зрачки расширились, лоб покрылся холодным потом, а все тело сотрясала дрожь. Если бы не эти болезненные симптомы отравления, его можно было бы назвать очень красивым. Он одаже чем-то был похож на Сириуса в молодости. Мужественно осушил еще несколько кубков с помощью своего спутника — Гарри даже подивился такой стойкости и выносливости у хиляка-слизеринца, — а дальше начал кричать и брыкаться. Было ясно, что он сходит с ума.
- Воды!.. — прохрипел Блэк, и невыразимец тут же кинулся к озеру. — Нет!.. — прохрипел он снова. — Помоги мне подняться…
Компаньон исполнил его просьбу. Поддерживаемый невыразимцем, Блэк на негнущихся ногах подошел к чаше и вытащил оттуда хоркрукс, затем достал из другого кармана мантии еще один медальон и кинул на дно чаши, которую заново заполнил ядом из заранее приготовленного фиала. Руки затряслись, выронив склянку, которая закатилась между камней.
- Кричер!.. — вновь прохрипел Регулюс; казалось, каждое слово, каждый глоток отдается для него нестерпимой болью.
Тут как тут вместе с хлопком появился ушастый домовой эльф, одетый в белую тунику с гербом Блэков на груди. К удивлению Гарри, шестнадцать лет назад, этот эльф не был таким противным и уродливым, как сейчас.
- Кричер слушает хозяина Регулюса, — эльф подобострастно поклонился. — Хозяину Регулюсу плохо! Кричер не знает что делать! — и начал биться головой о камень.
- Кричер!.. Перенеси нас в Блэк-холл… — на этих словах молодой Пожиратель завалился на сотрудника Отдела Тайн.
Эльф взял обоих мужчин за руки, и все трое аппарировали с громким хлопком. Пространство вновь заволокло белым туманом.
- Что это? — спросил Гарри.
- Я думаю, нам пора возвращаться, — хотя Дамблдор пытался казаться бодрым и молодым в душе, было заметно, что просмотр этого воспоминания его немало вымотал.
Старик и юноша одновременно вынырнули из Омута памяти и откинулись на кресла. Гарри до сих пор мутило.
- Итак, Гарри, что ты можешь сказать?
- Что Регулюс Блэк каким-то образом догадался о хоркруксах Вольдеморта и посвятил в эту тайну одного из невыразимцев. Где он сейчас, этот невыразимец?
- Он умер вчера в больнице св. Мунго от старости. Я думаю, после той памятной прогулки в пещеру, которой Том в детстве пугал других детей из приюта, Регулюс Блэк просто стер ему память и отправил восвояси.
- То есть он просто его использовал? — удивился Гарри, возмутившись поступком младшего Блэка.
- Именно, Гарри. Все-таки Регулюс Блэк был типичным слизеринцем и следовал традициям своей темной семьи. А теперь, Гарри, как ты думаешь, где может быть спрятан медальон Слизерина? — в голубых глазах директора плясали лукавые искорки.
- Мм… — поглядел в потолок Гарри, коснуавшись пальцами подбородка, как вдруг его озарило: — Площадь Гриммо, 12!
- Что ж, Гарри, я думаю, вы с мистером Уизли и мисс Грейнджер получили свое первое задание от меня, — старик лукаво подмигнул левым глазом, — а теперь, я думаю, вам пора рассказать об этом друзьям и лечь спать.
Когда Гарри вернулся в гостиную Гриффиндора, время и впрямь было позднее: шел первый час. Рон спал на диване перед камином, а Гермиона читала очередную книжку. Было видно, что она недавно плакала. Кроме них, никого в комнате больше не было.
- Гарри, ты вернулся! — воскликнула девушка, бросившись на шею другу.
Косолап, которого хозяйка бесцеремонно согнала с колен, недовольно мяукнул и перебрался на соседний пуфик.
- Гермиона, что с тобой? Ты в порядке? — поинтересовался парень.
- Да, Гарри, все хорошо.
На самом деле, после того, как Гарри сразу после ужина убежал к Дамблдору, Гермиона еще долго извинялась и оправдывалась перед Роном и Джинни. Они простили ее и начали вновь нормально общаться, но в их взглядах, отношении к ней проскальзывало некое снисхождение что ли. Но не такое, какое она замечала у Визерхоффа, высокомерного аристократа, который просто всех считал ниже себя, а, скорее, одолжение. И от этого стало неприятно вдвойне.
- Гарри, ты слышал землетрясение? — девушка поспешила перевести разговор на другую тему.
Это произошло около девяти часов. Гриффиндорскую башню резко тряхануло, за окнами вспыхнул яркий свет. Гриффиндорцы, как бы они ни хвалились своей храбростью, тут же попрятались под столы и кровати. Это продолжалось всего несколько минут, которые для обитателей львиного факультета превратились в вечность, наполненную страхом и ужасом. А потом все прекратилось так же неожиданно, как и началось.
- Да, Дамблдор сказал, что это было какое-то темное заклинание, которые применил кто-то из слизеринцев, но он уверен, что это не Малфой.
- Какой Малфой? Откуда Малфой? — это проснулся Уизли.
Грейнджер тут же передала ему слова директора.
- Гарри, давай рассказывай, — тут же включился в разговор рыжик. — Дамблдор тебе рассказал или показал что-нибудь интересное, или было, как в прошлый раз?
- Слушайте…
Ребята поудобнее устроились на диване перед камином, Гермиона, к вящему неудовольствию Рона взяла на колени своего кота и принялась гладить, отчего тот сразу же замурлыкал. А Гарри начал рассказ…
- То есть этот медальон в доме у Сириуса? — удивился Рон.
- Гарри, помнишь, когда мы там убирались на пятом курсе, то нашли какой-то медальон, который никто не мог открыть, и его потом выкинули? — подсказала Гермиона.
- Точно, значит, Регулюс его не уничтожил. Наверняка Кричер его утащил вместе с остальным барахлом в свой чулан на кухне. Кри…
- Стой, Гарри! — девушка оборвала его на полуслове. — Какой смысл нам отправляться на площадь Гриммо ночью? Мы все хотим спасть. К тому же, у вас вроде как утром тренировка будет.
- Хорошо, значит, завтра утром, — предложил Рон, зевая.
- Нет, — вновь возразила Гермиона, — вы назначили тренировку вашим товарищам по команде на девять часов. Что они подумают, когда вы не появитесь? Наверняка разнесут какую-нибудь идиотскую сплетню из серии “Караул! Гарри Поттера похитили!”. К тому же, все члены команды наверняка распланировали свое личное время в соответствии с тренировкой, и вы просто поступите нечестно по отношению к ним, если прямо с утра отправитесь на Гриммо. Мы же знаем, где искать медальон, так что полтора дня нам вполне хватит на поиски, если он будет не совсем там, где мы думаем…
Препирательства между Гермионой и мальчишками по поводу того, когда следует отправиться на поиски хоркрукса, продолжались еще минут десять-пятнадцать, после чего вначале Гарри, потом Рон сдались под натиском непрекращающихся аргументов своей подруги, и все трое, пожелав друг другу спокойной ночи (а Рон напоследок еще и поцеловал Гермиону), отправились спать.
|
|
| kraa | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 17:22 | Сообщение # 109 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| PPh3, вполне вероятные события, была бы твоя история каноном - хорошо обдуманна, обоснованна, эмоции давят своим отрицательным знаком и окраской. Герои - гиперболизованы, подчеркнуты недостатки и пропущения в воспытании. Мрачный шарж - Гермиона ходит напуганной! Вот, это анекдот. А Поттер - как маленькое дите, так и гуляет вокруг один такой белый, пушистый, обкуренный.
Скажи мне, доживу ли до ХЭ?
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 17:50 | Сообщение # 110 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (kraa) Мрачный шарж - Гермиона ходит напуганной! Вот, это анекдот.
А вспомните канон. 1-й курс, когда Гермиона на Хэллоуин плакала в туалете оттого, что с ней никто не хочет дружить. 3-й курс, когда она также была в угнетенном состоянии из-за того, что друзья не общались с ней почти целый семестр вначале из-за метлы, потом из-за крысы. 4-й курс, когда ее задел тот факт, что Гарри и Рон совершенно не видели в ней девушку и додумались пригласить ее только тогда, когда совсем припекло. 6-й курс, когда Гермиона страдала, что Рон не обращает на нее внимания, ревновала к Лаванде и т.д. Рефлексия Гермионы в каноне мало показана, потому что вы смотрим на мир глазами Гарри Поттера, мальчика не особо любознательного и мало разбирающегося в людях, но это не значит, рефлексии Гермионы, впадения в депрессию и т.д. не было вовсе или были незначительными.
Кстати, из-за дружбы Гарри и Рона Гермиона впервые начинает врать взрослым, давать списывать, ходить на ночные вылазки и т.д. Как было в каноне, ГП и ФК, после сцены с троллем: "И в тот момент они поняли, что у них появился друг" (цитата неточная). А перед этим Гарри и Рон еще очень удачно заперли тролля в том самом туалете, где была Гермиона 
Quote (kraa) А Поттер - как маленькое дите, так и гуляет вокруг один такой белый, пушистый, обкуренный.
Тогда уж объевшийся лимонных долек  Да, Гаррик действительно у меня наивный и глуповатый: сказывается детство у Дурслей + постоянное заглядывание в рот к Дамбику + общее отсутствие интереса к познанию окружающего мира (которое может быть следствием воспитания Дурслей).
Quote (kraa) Скажи мне, доживу ли до ХЭ?
Смотря что вы подразумеваете под ХЭ  Я постараюсь избежать бессмысленных смертей в моем фике, но не могу дать гарантии, что все основные герои в моем фике будут счастливы, злодеи понесут наказание, и наступит мир, дружба, жвачка.
|
|
| kraa | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 18:08 | Сообщение # 111 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| PPh3, о Quote наступит мир, дружба, жвачка. Quote Гаррик действительно у меня наивный и глуповатый: сказывается детство у Дурслей + постоянное заглядывание в рот к Дамбику + общее отсутствие интереса к познанию окружающего мира (которое может быть следствием воспитания Дурслей).
Все-таки, затем и отдались чтением всяких историй, чтобы найти в них недостающегося звено эволюции - Рай.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 22.10.2012, 19:02 | Сообщение # 112 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (kraa) ХЗ зачем звать и величать это чмо Героем всей Вселенной!
Это у Роулинг Гарри - главный герой. У меня он не то, чтобы второстепенный, но внимания ему будет уделяться, естественно, меньше, чем Лапиной и Ко. И еще некоторые личности (ака Лотар и немного Карл) будут вставлять Гарри и Гермионе мозги
Quote (kraa) Все-таки, затем и отдались чтением всяких историй, чтобы найти в них недостающегося звено эволюции - Рай.
Почти согласна. Только ИМХО не в рае дело, а в том, чтобы построить логичную непротиворечивую вселенную, соответствующую привитым с детства ценностям.
|
|
| PPh3 | Дата: Вторник, 23.10.2012, 19:13 | Сообщение # 113 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 17. А тем временем на факультете Гриффиндор (Часть 2)
Суббота…
… Солнце выглянуло из-за облаков и раскинуло свои мягкие золотистые лучи по древней Долине Вепрей. В ответ ему радостно защебетали птицы, заискрилось озеро, почему-то называемое людьми Черным, а Гигантский Кальмар выплыл совсем близко к поверхности так, что его большая голова и не менее длинные щупальца были отлично видны на фоне переливающихся яркими бликами темных вод озера.
Проникло солнце и в окна девичьих спален, расположенные под крышей одной из самых высоких башен в замке. Согрело своими лучами комнату, заиграло на лицах и волосах девушек, мирно спавших в своих постелях под темно-красными балдахинами. Две из них, недовольно поморщившись, перевернулись на другой бок, а третья — потянулась с радостной улыбкой на лице и, откинув одеяло, встала с постели.
Гермиона Грейнджер никогда не изменяла своей привычке вставать рано, ведь это была отличная возможность почитать интересную книгу или поучить уроки, когда тебе никто не будет мешать, что в последнее время случалось довольно часто. Гермиона искренне любила своих друзей и всегда была готова им помочь, но, призналась она сама себе, для них не существовало такого понятия, как “личное время”. Стоит только Гарри и Рону проснуться, как она должна тут же быть с ними — помогать им и дисциплинировать, а для Рона — быть еще и девушкой. Последнее было для нее, скорее, очередной обязанностью и не приносило никакого удовольствия: Рона нельзя было назвать чутким и тактичным; в отличие от Виктора Крума, он совершенно не умел ухаживать и предпочитал сразу переходить к действиям. Для него не существовало слова “нет”: стоило лишь хоть раз намекнуть, что ей неприятно, или что она не хочет, так она тут же оказывалась “бревном” или “фригидной”, и испорченное настроение было обеспечено, как минимум, до конца дня. При этом девушка всегда чувствовала себя виноватой — ведь она обидела парня и лучшего друга, а Джинни своими советами наподобие “Да не парься ты, Гермиона, мой брат просто слишком темпераментный. Привык, что у него с Лавандой все было сразу и быстро, вот и от тебя того же ждет. Тебе просто надо стать чуточку раскрепощенной и перестать бояться” только подливала масла в огонь.
Однако сейчас ей не хотелось думать ни о Роне, ни о Джинни, поэтому, встав с кровати, Гермиона подошла к окну и распахнула его, впустив в комнату свежего воздуха. Погода стояла просто отличная. Светило солнце, дул слабый ветерок, а по небу лениво проплывали рваные кучевые облака. Сделала глубокий вдох. На душе было легко и приятно. Ах, если бы так продолжалось вечно. Мечты, мечты… Нельзя им предаваться, пока в мире существует такое зло, как Лорд Вольдеморт.
Поднявшись с подоконника, девушка заправила кровать, привела себя в порядок, насколько смогла, и, переодевшись, спустилась в гостиную. По причине малого количества окон здесь было немного темно, и царил легкий красноватый полумрак. Было еще достаточно рано, и Грейнджер никого не ожидала здесь увидеть, и потому удивилась, заметив за спинкой одного из кресел рыжую шевелюру.
Обошла кресло. Нет, чтобы Рон встал рано и начал читать, это Луна должна свалиться с неба, а Снейп — добавить баллы Гриффиндору. Девушка с минуты пыталась прочитать название книги, но кроме слов “Numerologie” и “geometrie”, не поняла больше ничего. А дорогая мантия, идеально отутюженные новые брюки, вычищенные до блеска туфли и перстень с тяжелым темно-красным камнем в золотой оправе определенно указывали на то, что субъект, которого так пристально рассматривала Гермиона Грейнджер, вовсе не Рональд Билиус Уизли.
- Доброе утро, мисс Грейнджер, — поздоровался Лотар Визерхофф, подняв глаза и положив раскрытую книгу на колени.
Он не спешил вставать, ибо Грейнджер подошла к нему слишком близко и даже нависла над креслом. Девушка, видимо, не ожидавшая такого поворота, резко выпрямилась и отпрянула назад, тряхнув копной непослушных каштановых длинных волос.
- Э… м… доброе утро, Лотар, — неуверенно ответила Гермиона.
Она боялась даже не самого аристократа, а того, как их нахождение рядом смотрится со стороны. Гермиона Грейнджер могла утверждать сколько угодно, что ей все равно, что говорят о ней Малфой и Паркинсон или Лаванда с Парвати, но внутри себя переживала за собственную репутацию. Ведь это всегда интересно — покопаться в чужом грязном белье, особенно тех, кто считает себя образцом добродетели, например, “заучки” Грейнджер, и вывесить его всем на обозрение или просто передавать по кругу за спиной у хозяйки. Гермиона уже не раз за последние дни ловила на себе красноречивые взгляды соседок по комнате или сталкивалась со вспышками ревности со стороны Рона и потому старалась держаться от Визерхоффа подальше — для собственного спокойствия.
- Я могу вам помочь чем-либо? — отстраненно-вежливо поинтересовался Визерхофф, снова взяв книгу в руки.
- М… меня заинтересовала твоя книга. Я поняла, что она по нумерологии. Как она называется?
- "Die Praxis der Nichteuklidischen Geometrie in Numerologie des Zaubers" Gottfried von Giselher, — прочитал название парень и тут же перевел: — “Практическое применение неевклидовой геометрии в нумерологии заклинаний” Готфрида фон Гизелера.
- А разве эта… неевклидова геометрия используется в заклинаниях? — искренне удивилась Гермиона: профессор Вектор им об этом почти не рассказывала, а в учебниках она видела лишь несколько ссылок на запрещенные или редкие издания, большинство из которых нельзя было найти даже в Запретной Секции библиотеки.
- Конечно. Самый простой пример — это Заклинание Невидимого расширения, когда мы наделяем некий полый объект таким свойством, что его внутренние координаты не пересекаются с наружными и существуют отдельно от них. Математический аппарат неевклидовой геометрии был разработан в XIX столетии маггловскими учеными Николаем Лобачевским и Бернхардом Риманом и позже дополнен нумерологами Рейнхардом Клаусом и Йенсом Гомбергом для применения его к магии.
- Это должно быть очень интересно. Ты дашь мне почитать, когда закончишь?
Для Грейнджер, которая, как и многие ученики Хогвартса, воспринимала любое заклинание исключительно как совокупность четко произнесенной вербальной формулы и движения палочкой, подобное рассмотрение магии с фундаментально-теоретической точки зрения показалось чрезвычайно необычным и интересным. По сути дела, она открыла для себя новую, еще неизведанную область знаний, которую тут же необходимо было освоить.
- Боюсь, вы не сможете ее прочесть, — Лотар лукаво улыбнулся.
- Как это не смогу? — удивилась Гермиона: для нее, лучшей ученицы Гриффиндора и вообще всей школы не было ничего невозможного в учебе.
- Насколько я понял, вы не знаете немецкого, и даже со словарем вам будет трудно читать.
- Но ведь есть же заклинание перевода, — возразила девушка. — Я не раз его использовала.
- Мисс Грейнджер…
- Гермиона! — девушке казалось ненормальным, что ее одноклассник обращается к ней столь официально. Они же не в Слизерине учатся, чтобы друг друга звать по фамилиям.
- Хорошо, Гермиона, — с некоторым раздражением произнес Визерхофф: он не любил, когда его перебивали, особенно когда он был настроен что-либо объяснять или рассказывать. — Вы пробовали применять заклинание перевода к относительно сложным предложениям, содержащим внутри себя расширенные определения и обстоятельства или же придаточные предложения? Дело в том, что данное заклинание переводит предложения дословно, используя лишь общие лексические значения слов и слишком обобщенную и упрощенную грамматику. Оно почти никогда не учитывает особенности языка-оригинала, а также разницу в структуре вашего собственного языка и языка-оригинала.
- В переписке обычно не используют сложные предложения, — заметила Грейнджер, уставившись в пол.
Слова Лотара заставили ее задуматься. Она вспомнила, как раньше проводила довольно много времени за чтением писем от Виктора Крума. Но не потому, что ей нравилось их перечитывать, а просто потому, что слишком долго пыталась понять смысл написанного, ибо очень часто перед словами отсутствовали нужные предлоги, либо наоборот, где надо и где не надо, появлялся предлог “на”, а существительные и прилагательные, подлежащие и сказуемые не имели четкого порядка и располагались в предложении, как попало и где попало.
Вспомнила она также, как учила французский несколько лет назад на летних каникулах. Дело тогда не дошло дальше умения говорить простыми предложениями, чего было вполне достаточно для того, чтобы ее могли понять. Однако, что неудивительно для двенадцати-тринадцати лет, она совершенно не пыталась увидеть структуру этого языка (и даже не подозревала о ее существовании) и просто подставляла в готовые шаблоны нужные слова.
И лишь теперь умную голову Гермионы посетила мысль, что другие языки имеют не только другой набор слов, но и принципиально иное устройство, систему. Выходит, она последние два года мучалась с письмами лишь потому, что после заклинания перевода язык письма так и оставался болгарским по своей структуре, и лишь слова заменялись на аналогичные английские?!
- Простой пример, Гермиона, из этой книги… — Лотар заклинанием скопировал часть текста из введения в свою тетрадь для записей и прочитал: — Nichteuklidischen Geometrie umfasst Systeme auf die Verzerrung in dem linearen orthogonalen Raum, in dem die V Euklid von Nicht-Kreuzung von parallelen Linien in einer Ebene angeordnet Postulat sind nicht. Numerologische Formeln jedes Zauberspruchs im Zusammenhang mit Transformation und Verzerrung des Raums als eine unsichtbare Erweiterung, Apportation, Unsichtbarkeit, und eine Reihe von Zaubersprüchen in der Transfiguration basieren auf Nichteuklidischen Geometrie. — Теперь попробуйте перевести это, воспользовавшись заклинанием перевода.
Староста Гриффиндора произнесла заклинание и ткнула палочкой в пергамент. Рядом появился текст на английском.
- Неевклидова геометрия включает системы искажения в линейном ортогональном пространстве, в котором V Евклид не-перекрестка параллельных линий, в одной плоскости расположенных, выполняется постулат не… — попыталась прочесть Гермиона. — Бред какой-то!
- Вот видите, — с поучительным тоном в голосе произнес Визерхофф. — А правильно переводится следующим образом: “… Неевклидова геометрия включает системы, основанные на искажении линейного ортогонального пространства, в котором не выполняется V постулат Евклида о непересечении параллельных прямых, расположенных в одной плоскости. Нумерологические формулы любых заклинаний, связанных с преобразованием и искажением пространства, как то невидимое расширение, аппарация, невидимость, а также ряд трансфигурационных заклинаний, имеют в своей основе неевклидову геометрию…”
Глаза Гермионы стали размером с галеон: она, самая умная ведьма в Хогвартсе, даже не задумывалась о научной основе заклинаний, связанных с преобразованием пространства. То, что таковое имеет место быть, подразумевалось как нечто интуитивно-очевидное, а нумерологические формулы, эта сухая теория, стояли как-то отдельно от реальности. Оказывается, и профессор Вектор пару раз говорила о подобных вещах, только не упоминала при этом ни неевклидову геометрию, ни Гомберга с Клаусом. Они даже проводили как-то в прошлом году эксперимент по искривлению пространства: нужно было трансфигурировать стол в сферических координатах. Многие смеялись тогда над такой задачей: подумаешь, на первом курсе по трансфигурации и посложнее задачи давали. А справились в итоге только она и Голдстейн. А после того, как Малфой, Крэбб и Гойл решили использовать эти знания для своей “шуточки” над двумя первокурсниками с Гриффиндора, подобные демонстрации применения нумерологических формул на практике запретили вовсе.
- М… Лотар, — Гермиона не часто называла нового одноклассника по имени, предпочитая вообще лишний раз к нему не обращаться, — а когда была издана эта книга? Она выглядит новой.
- В 1995 году.
- А первое издание? — настороженно поинтересовалась девушка, пожирая глазами название книги.
- В 1967. После этого еще пару раз переиздавалась и дополнялась с учетом достижений как в самой пространственной нумерологии, так и расширения области ее применения. У меня в руках сейчас последнее издание.
Староста Гриффиндора лишь широко открыла и тут же закрыла рот. Большинство учебников, по которым они занимались в Хогвартсе, были изданы еще в 30-х годах, до битвы Дамблдора с Гриндевальдом, и потом просто перепечатывались. Переиздавалась заново лишь история магии — в начале 80-х.
Разговор оборвался, и на несколько минут в общей гостиной Гриффиндора воцарилось молчание. Визерхофф снова вернулся к чтению, периодически делая пометки у себя в тетради, а Грейнджер села в соседнее кресло и вновь перечитала пергамент. Вот бы так всю книгу перевести. Тогда она точно будет знать нумерологию лучше, чем Визерхофф.
Солнце поднялось выше, и в круглой гостиной стало светлее. За дверьми, ведущими в спальни, послышалась возня, — приближалось время завтрака, и ученики начали массово вставать с постелей, чтобы приступить к утренним процедурам. За разговорами о нумерологии и переводах у Гермионы совсем вылетело из головы, что она должна была кое-что попросить у Визерхоффа.
- М… Лотар? — спросила девушка, нервно оглянувшись по сторонам.
- Да, Гермиона, — сухо ответил Визерхофф: от него не укрылось, с каким боязливым взглядом Грейнджер посмотрела на двери.
- Можно тебя попросить кое о чем? — Гермиона попыталась придать своему голосу уверенно-назидательные интонации.
- Все зависит оттого, о чем вы попросите.
Хотя такая манера разговора, как у Визерхоффа, казалась ей слизеринской, тем не менее, — рассуждала Гермиона, — он не доверяет им так же, как и они ему, и потому не станет соглашаться, не зная заранее, что ему придется делать.
- Я хотела бы, чтобы ты помог мне с кружком для выполнения домашних заданий.
- Насколько я могу судить из вашей просьбы, подобными вещами раньше на факультете Гриффиндор не занимались. Или вам понадобился долговременный визит иностранной делегации, чтобы озаботиться своей же успеваемостью? — сердито спросил Визерхофф.
- Просто до этого не было никого, кто мог бы мне помочь, — призналась староста, опустив голову. — Кто так же ответственно относился бы к учебе.
Как ни странно, но с Визерхоффом она могла говорить прямо и по существу. Несмотря на то, что они пока мало знали друг друга, отсутствие интеллектуального барьера позволяло им на равных общаться друг с другом. Более того, Лотар позволил ей взглянуть со стороны на многие привычные вещи, например, заклинания, изменяющие пространство, или же, более относящееся к реальной жизни, ее отношения со сверстниками (хотя здесь с его мнением она не была согласна).
- Что-то мне не верится, что вам удастся усадить ваших друзей за учебники, — скептически заметил немец: как ему показалось, для многих его нынешних однокашников школа была просто отличным местом, чтобы, как говорят магглы, “потусоваться” вдалеке от родителей.
- Гарри и Рон будут на тренировке, а занятия я хотела провести для студентов младших курсов.
Гермиона помнила, что с подобной инициативой выступал еще Перси Уизли, когда был старостой. Но тогда, по причине чрезвычайно занудного характера последнего, а также благодаря активному саботажу со стороны близнецов, сие начинание быстро зашло в тупик, и до нынешнего момента больше никто, кроме Гермионы, не задумывался о создании подобного кружка. А в словах Лотара она снова увидела колющую, неудобную правду: до недавнего времени, казалось, даже профессор Снейп и то больше касался академической успеваемости Гриффиндора, в отличие от профессора МакГонагалл. Для профессора МакГонагалл был гораздо важнее кубок по квиддичу, а очки, как сказал Рон, им каждый раз профессор Дамблдор в конце года добавлял. Вот и спрашивается: зачем учиться, если все равно очки в итоге дают не за хорошую учебу?
Лотар же ощутил себя, как это ни странно, любовником, которого зовет на свидание жена, пока мужа нет дома; или неприкасаемым, которому, пока никто не видит, подают милостыню. Ведь действительно, пока рядом крутился кто-то из одноклассников, Грейнджер упорно делала вид, что нет. Почему, при таком отношении к себе, он должен ей помогать, идти ей навстречу? Если она предпочитает общество своих придурковатых друзей и делает за них всю работу — это ее право, и свое мнение по этому вопросу он уже высказал.
- Мисс Грейнджер, я помогу вам, — Визерохофф снова перешел на официальное обращение, отчего Гермиона почувствовала себя неуютно; по выражению лица своего нового одноклассника она поняла, что он совершенно не горит желанием ей помочь, — но лишь исключительно потому, что мне дорога честь факультета, к которому я теперь принадлежу. Поскольку у меня уже намечены кое-какие планы на время после завтрака, то давайте договоримся на десять. Вы же сможете к этому времени собрать всех студентов младших курсов здесь, в гостиной?
Девушка кивнула. Снова слизеринские черты. Как он вообще не оказался в Слизерине вместе со своими друзьями? Ей даже подумалось, что лучше бы Визерхофф, несмотря на то, что зарабатывал для факультета немало баллов, и впрямь учился бы в Слизерине. Зато на Гриффиндоре было бы спокойно. Нет, на львином факультете никогда не было спокойно: здесь в порядке вещей были панибратство, шумные посиделки, выяснение отношений у всех на виду и, как недавно выяснилось, неуважение к чужому личному времени. Зато без Визерхоффа здесь было бы… привычнее, не было бы того разлада, прежде всего, в ее собственных мыслях, который случился после его появления здесь.
Солнце поднялось еще выше, и гостиная Гриффиндора оказалась заполнена красновато-золотистым светом. Из спален стали выходить завершившие утренние процедуры ученики, в основном, младших курсов, у которых еще не выветрились привитые начальной школой зачатки дисциплины. Некоторые, из них проходя мимо старосты, тихонько посмеивались и показывали на нее пальцем.
- Первый курс, все здесь? — громко спросила Гермиона, выйдя на середину комнаты, после чего устроила перекличку, стараясь не обращать внимания на насмешки. — Отлично! Через… пять минут, — девушка нервно посмотрела на старинные часы, которые показывали без четверти восемь, — мы идем в Большой Зал на завтрак.
- Мисс Грейнджер, на пару слов, пожалуйста, — сказал Визерхофф, остановившись перед выходом из гостиной.
Посмеивающиеся младшекурсники тотчас смолкли, когда Грейнджер тоже подошла к портрету Полной Дамы, — то ли потому, что этот новенький аристократ уже одним своим видом внушал уважение, то ли потому, что всем было интересно, о чем эти двое будут говорить. Однако последнему желанию учеников не суждено было сбыться, ибо рыжий павлин в дорогой мантии сразу же установил заглушающий купол.
- Лотар, к чему все это? — искренне удивилась девушка, не понимая цели предстоящего разговора, и почему обязательно нужно было ставить заглушающие чары.
- Извините, что вмешиваюсь не в свое дело, мисс Грейнджер, но, пожалуйста, снимите этот значок, если не хотите, чтобы над вами смеялись.
Сейчас, когда солнце поднялось уже достаточно высоко, и в гостиной львиного факультета стало очень светло, белый значок с надписью “S.P.E.W.” уже сильно выделялся на бордовом свитере старосты.
- Как?! Ведь это же значок общества защиты эльфов от рабского труда волшебников! После Хогвартса и после того, как окончу университет, я, что бы кто ни говорил, пойду в Министерство и буду бороться за права эльфов! — казалось, Гермиона совершенно не замечала ни снисходительной улыбки, ни смотрящего на нее сверху вниз скептического взгляда серых глаз. — Это такая же несправедливость, как преимущество чистокровных перед магглорожденными! Все эти ваши традиции — не более, чем средневековые предрассудки! Все должны быть равны! И я еще докажу, что была права!
- Просто прочитайте надпись как одно слово (1), — с той же снисходительной улыбкой на лице ответил Визерхофф. — Желаю вам удачи, мисс Грейнджер, — и покинул общежитие, оставив взведенную и раскрасневшуюся от крика старосту стоять перед дверью.
Часы показывали уже без десяти восемь, а ни Гарри, ни Рон, ни Джинни еще не появились в гостиной. С одной стороны, Гермиона считала, что нехорошо поступит, не подождав друзей. С другой — у нее есть определенные обязанности, которые она должна выполнять вне зависимости от личных обстоятельств. К тому же, девушка уже успела убедиться на собственном примере, чем могут для нее же закончиться подобные “начинания” ради друзей.
Было утро субботы, и потому в Большом Зале не стоял привычный шум и гам. За столами сидело не очень много учеников — в основном студенты младших курсов, которые еще по старой привычке рано ложились и рано вставали, и весь факультет Слизерин. Несмотря на то, что Гермиона испытывала острую антипатию почти ко всем представителям змеиного факультета, она, тем не менее, не могла не заметить, что данный факультет отличается дисциплиной и собранностью: они никогда не опаздывали на уроки и трапезы, вели себя тихо и всегда покрывали друг друга перед учителями. А студенты младших курсов так вообще являли собой образец послушания и благочиния.
Гермионе с трудом удалось рассадить младшеклассников по курсам и заставить замолчать — снова не обошлось без помощи Лотара, который разразился нравоучительной тирадой о том, что юные дарования приехали в школу учиться, а не заниматься глупостями, и потому все недовольные могут идти и паковать чемоданы — насильно здесь никого не держат. Гермионе показалось непедагогичным запугивать малышей подобным образом (она до сих пор помнила, как еще на первом курсе исключение из школы ей казалось страшнее смерти), однако требуемый результат был достигнут: младшие тут же стушевались, устремив на старосту и грозного аристократа перепуганные глаза. Только что их поставили перед фактом, что они уже достаточно взрослые, чтобы нести ответственность за некоторые свои решения, а также выполнять определенные обязанности. Они не приехали сюда, чтобы пожить в сказке, вдали от родителей. Они приехали в школу и потому обязаны учиться, что, собственно, и пыталась донести Грейнджер, рассказывая о кружке по выполнению домашних заданий. Особенно студенты приуныли, когда им сказали, что уже в десять часов они снова должны быть в Гриффиндорской башне с учебниками, пергаментами и перьями.
- Эй, что рядом с тобой опять делает этот слизеринский выскочка? — возмутился подошедший к столу Рон.
- Гермиона, почему ты нас не подождала? — требовательным тоном спросила Джинни. — Мы же твои друзья!
- Э… — замялся Гарри: с одной стороны, он хотел поддержать подругу, с другой — не хотел поссориться с лучшим другом и своей девушкой, — ведь Гермиона — староста и потому должна была отвести первокурсников на завтрак вовремя.
- Ну и что, — возразил Рон, — я тоже староста!
- Извините, но это ваши проблемы, господа, что вы не можете вовремя проснуться, — вставил свое слово Лотар, обойдя Гермиону. — Факультет не обязан вас ждать из-за этого. Во-вторых, Уизли, если вы староста, то и должны исполнять соответствующие обязанности, а не сваливать все на мисс Грейнджер.
- Слушай ты, индюк… — побагровевший Рон, подошел к Визерхоффу, сжав руки в кулаки, видимо, надеясь, что сумеет произвести таким образом нужный эффект на потенциального соперника.
- Рон, не надо! — взмолилась Гермиона, встав перед своим парнем и уперев руки ему в грудь: она не хотела повторения драки в четверг, а нынешняя ситуация очень к этому располагала. — Лотар просто помог мне рассадить первокурсников!
Многие гриффиндорцы и хаффлпаффцы, сидевшие поблизости, бросили завтрак и столпились вокруг. Первые усиленно ждали продолжения ежедневного шоу под названием “спор милых” или “драка за Грейнджер”. Вторые переживали, как бы не дошло до членовредительства. Визерхофф же гадал, когда их декан отвлечется от разговора с директором или спора со Снейпом, чтобы обратить внимание на происходящее внутри ее собственного факультета.
- Они вдвоем шептались, пока вас не было! — выкрикнул первокурсник Питер Арнадльс, показывая пальцем поочередно то на Визерхоффа, то на Грейнджер.
Как и любой человек, только-только делающий первые шаги на пути к взрослой жизни, Питер мечтал самоутвердиться как глазах сверстников, так и в своих собственных. А как это проще сделать? Правильно: завоевать дружбу у старших ребят. И не важно, что эта дружба будет заключаться, скорее всего, в обязанностях мальчика на побегушках и “шестерки”. Особенно ему импонировал Рон Уизли: он хоть был и староста, зато “свой”, “компанейский”. В отличие от этой Грейнджер, сильно напоминавшей его мать и сестру в одном лице, Уизли никогда не читал нотации, не заставлял рано вставать и учить уроки и не делал замечания по поводу плохого поведения. И сейчас ему представился отличный шанс выслужиться перед старшим. При этом он совершенно не задумывался о том, что тем самым нанесет сильный удар по и так уже давшему трещину фундаменту дружбы Золотого Трио.
- Да как ты посмела?!
Рон с силой оттолкнул от себя девушку и уже занес руку в ударе, как почувствовал, что его перехватили, и вместо перепуганных светло-карих глаз Гермионы, которую отпихнули в сторону хаффлпаффцев, увидел перед собой смотрящие на него с ненавистью глаза цвета стали, хозяин которых в приступе злобы не краснел, а, наоборот, бледнел, отчего производил еще более зловещее впечатление. Уизли проглотил застрявший в горле ком: он уже на собственной шкуре узнал, что Визерхоффа с его крепким ударом лучше не злить лишний раз. С другой стороны, он боялся спасовать перед всем факультетом, боялся, что его признают неправым или трусом, лузером. А для гриффиндорца это — позор. И вообще, нужно проучить хорошенько этого павлина, чтобы отстал от его девушки раз и навсегда.
Какое-то время они стояли так, перехватив друг друга за руки и враждебно щурясь, пока к ним не подошла профессор МакГонагалл.
- Мистер Уизли, мистер Уизерхофф! Немедленно прекратите!
Парни ослабили захват и, отдуваясь, отошли друг от друга на расстояние вытянутой руки. Профессору МакГонагалл лучше не перечить.
- Все немедленно вернитесь на свои места! Мисс Грейнджер, что вы делаете за столом Хаффлпаффа? — Гермиона тут же отделилась от барсуков, начавших спешно рассаживаться под грозным взглядом декана львиного факультета, и встала рядом с Роном. — Молодые люди, потрудитесь объяснить, что здесь происходит.
- Этот слизеринец… — начал, было Уизли, но его быстро перебил Визерхофф:
- Простите, профессор МакГонагалл, я считаю, что данную беседу следует проводить приватно.
На оскорбления и поддевки Уизли он старался не реагировать, ведь орлы не ловят мух, однако от него не укрылось, с каким любопытством наблюдали за ними слизеринцы из-за дальнего стола. Некоторые из них откровенно посмеивались. Не хватало еще, чтобы они и не только ближайшие дни перетряхивали грязное белье факультета Гриффиндор.
Декан кивнула в ответ, сказав им обоим следовать за ней в учительскую. Первым позволили выпустить пар Уизли, который тут же обвинил Визерхоффа в том, что тот пытается отбить у него Гермиону. Визерхофф, в свою очередь сказал, что если мистер Уизли столь нетерпимо относится к обществу других молодых людей вокруг своей подруги, то пусть добросовестно исполняет свои обязанности старосты в таком случае, а не сваливает все на мисс Грейнджер, и заодно выучит нумерологию.
Минерва обвела парней тяжелым взглядом. От этих иностранных студентов только одни проблемы. И зачем Альбус согласился участвовать в этом образовательном эксперименте? Декан Гриффиндора прекрасно понимала, что и во Франции, и в Германии, и в Швеции можно также отыскать немало тупых, слабых студентов, которые окажутся еще хуже Крэбба с Гойлом, и что им специально прислали одних из самых лучших учеников, чтобы подтвердить качество своей системы образования. Только вот на фоне этих самых лучших юных волшебников из Германии большинство студентов Хогвартса казалось просто дураками и лодырями. И сейчас она видела этому живое подтверждение: ленивый, бесшабашный и очень ревнивый Рон Уизли и умный, ответственный и серьезный Лотар Визерхофф, будущее светило нумерологии и трансфигурации. Естественно, мисс Грейнджер, самой умной ученице Хогвартса, будет интереснее общаться с таким же одаренным человеком, как и она сама. Но мисс Грейнджер также не должна забывать одну просто вещь: мистер Уизли — это максимум, на который она может претендовать в магическом мире, и что, только выйдя замуж за мистера Уизли, она сможет построить карьеру, о которой так мечтает.
- Мистер Уизли, умерьте свой пыл: мисс Грейнджер никуда от вас уходить не собирается. Просто постарайтесь проводить с ней побольше времени и помогать с ее обязанностями старосты, которые, кстати, возложены и на вас, мистер Уизли. Тогда мисс Грейнджер не придется прибегать постоянно к помощи других молодых людей, — строго сказала декан Гриффиндора, выйдя из-за стола и повертев палочку в руках.
- Проводи с ней больше времени, когда она в библиотеке торчит без конца, — пробурчал себе под нос Рон, но профессор МакГонагалл не заметила этот выпад и продолжила:
- А вы, мистер Уизерхофф, впредь старайтесь не провоцировать мистера Уизли. Вы должны заботиться, прежде всего, о чести факультета Гриффиндор, а не устраивать постоянные разборки, как это было позавчера и сегодня. И запомните, мистер Уизерхофф, — МакГонагалл совсем близко подошла к немцу, заставив того отступить на шаг назад; сейчас ее голос напоминал шипение злобной, готовой к прыжку кошки, уже выпустившей коготки, — кем бы вы ни были в вашей старой школе, здесь никто не будет подстраиваться под вас только потому, что вы себя считаете самым лучшим.
- Все, все свободны, и по пять баллов с каждого за потасовку в Большом Зале.
Вернувшись от МакГонагалл, Рон и Лотар специально сели подальше друг от друга и принялись за еду — завтрак был в самом разгаре. По окончании трапезы Визерхофф поздоровался и Элизой, после чего отправился с Карлом в совятню, Грейнджер пошла к декану, чтобы официально оформить кружок по выполнению домашних заданий (ее главным аргументом было то, что подобные группы существуют и на других факультетах, что позволяет младшеклассникам быстрее влиться в учебный процесс, способствует дисциплине, а также позволяет сократить рейтинговый разрыв внутри факультета за счет того, что все ученики факультета принимают участие в учебном процессе), а Гарри, Рон, Джинни и другие члены квиддичной команды, а также желающие поучаствовать в отборочных испытаниях отправились на стадион.
(1) Слово “spew” (Society for Promotion of Elfish Welfare — досл. “общество содействия благоденствию эльфов”) с английского можно перевести по-разному, однако в среднем оно означает что-то вроде “испражнения” или “блевотина”. В переводе на русский это звучало как “г.а.в.н.э.” и “п.у.к.н.и”.
|
|
| PPh3 | Дата: Вторник, 23.10.2012, 19:38 | Сообщение # 114 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Погода была отличная: солнечная, прохладная, одним словом — летная. Ветер несильно портил ситуацию: им приходилось играть и в худших условиях, и вообще, чем ближе условия тренировки к условия реальной игры, тем выше шансы на победу, тем более с таким соперников, как Слизерин.
- Итак, — громко сказал Гарри, выйдя на середину поля; ветер трепал его черные волосы (если их можно было растрепать еще сильнее) и полы красной спортивной мантии, — вначале мы проводим отборочные испытания для желающих занять свободное место охотника. Представители других факультетов, а также не умеющие летать на метле, покиньте поле сразу!
Несколько хаффлпаффцев и слизеринцев с младших курсов тут же ретировались, недовольно бурча себе под нос. Лаванда Браун, Парвати Патил, Ромильда Вейн и еще несколько девочек с четвертого-шестого курсов заняли места на трибуне и принялись строить глазки мужскому составу команды.
- Запомните: охотник должен быть ловким и юрким, чтобы уметь легко пасовать квоффл и забивать голы, а также уклоняться от бланджеров, — продолжил Поттер после того, как лишние свидетели ушли со стадиона. — Однако сначала я хотел бы посмотреть, как вы летаете.
Больше половины претендентов отсеялась сразу же при попытке сесть на метлу: от кого-то метла просто отскакивала, как два магнита, встретившиеся одинаковыми полюсами; кого-то просто не слушалась, отказываясь прыгать в руку; а Симуса Финнигана даже ударила древком по носу, из-за чего он был вынужден отправиться в Больничное крыло. Остальным, кто таки сумел подчинить себе старые школьные и потому чересчур своенравные “Чистометы”, было поручено перепасовать несколько раз друг другу квоффл в полете. Так отсеялось еще несколько человек: один не успел вовремя поймать летящий в него мяч и сорвался с метлы; другой, оказалось, панически боялся высоты; третий не менее панически боялся мяча и все время от него уворачивался вместо того, чтобы ловить; четвертый просто делал очко, пропуская квоффл между рук и т.д.
В итоге осталось всего три человека: семикурсник Дин Томас, который, по мнению Поттера, не был хорошим игроком, но показал себя гораздо лучше, чем многие из тех, что пришли сегодня на испытания; четверокурсница-полукровка Синди Пим, которую, как оказалось, научил играть в квиддич двоюродный брат этим летом, а до этого она ходила в секцию волейбола; и магглорожденный пятикурсник Оливер Брок. Если Дина Гарри был готов отсеять сразу, то последние двое играли одинаково хорошо, и поэтому, чтобы сэкономить время, предложил устроить тренировку сразу с четырьмя охотниками, чтобы заодно посмотреть как Синди и Оливер играют в команде.
Члены команды и претенденты взмыли в воздух и заняли позиции. Игра началась. Поттер поднялся высоко над полем, чтобы видеть всех сразу. При этом он не торопился ловить снитч, а пристально наблюдал за игроками: ведь на нем, как на капитане, целиком лежит ответственность за то, кого он в итоге примет в команду. Одновременно он следил за самой игрой, чтобы выявить возможные недостатки как разработанной тактики в целом, так и техники отдельных членов команды. Джинни, Демельза, Пикс и Кут отлично сработались за прошлый сезон: девчонки ловко пасовали друг другу квоффл, постепенно перемещаясь к шестам, около которых маячил Рон, и уклонялись от бланджеров, в то время как пацаны защищали охотниц от летящих в них коварных мячей, направляя в сторону новичков, которые тоже оказались далеко не промах: пока что никто из них не получил бланджером по голове, и они оба поймали все пасованные им мячи. Вот только было одно “но”: они играли не слаженно, а соперничали и иногда даже откровенно пакостили друг другу. Гарри сразу вспомнил Кормака МакЛагена — тот на отборочных испытаниях тоже пытался доказать всем, что он самый крутой и совершенно не умел играть в команде. Наверное, из них лучше взять Синди — чтобы среди охотников не было конкуренции, кто круче: мальчики или девочки.
Так, наблюдая за игрой охотников и загонщиков, Поттер совершенно забыл про вратаря, который только что пропустил гол и теперь спорил с рыжеволосой охотницей, кто из них поступил нечестно. Сделав в воздухе мертвую петлю, чтобы поймать пролетавший сверху снитч, Гарри устремился к месту разборок.
Рон все это время маячил на метле перед кольцами и откровенно скучал, наблюдая за игрой охотников и загонщиков. Новенькие ему не нравились: несмотря на ловкость и умение хорошо держаться в воздухе, они постоянно соперничали между собой, вырывая квоффл как друг у друга, так и у Джинни с Демельзой. В результате за мячом гонялись по всему полю, то приближаясь к воротам, то отдаляясь. Поняв, что тренировка и дальше будет продолжаться в таком же духе, Рон расслабился и огляделся по сторонам. Ему очень не понравилось, что на стадион не пришла Гермиона, как в прошлом году. Оно, конечно, понятно, что девчонкам не нравится квиддич, но на моральную поддержку своей девушки он был вправе рассчитывать. А тут Миона вместо того, чтобы поболеть за него, пошла делать домашку с первачками. Как будто они сами справиться не могут? Парень на несколько секунд представил ситуацию, будто они с Гермионой уже женаты, и у них есть дети, мальчики — девочки в роду Уизли большая редкость — и Гермиона заставляет их учить уроки. Бррр! Ужас! Он очень не хотел, чтобы Миона сделала из его детей ботаников таких же, как она сама, которых из-за книжек потом не вытянешь.
Недалеко от озера стояли урод Визерхофф, чтобы ему пусто было, и его дружок-слизеринец и наблюдали за игрой издалека. Не вьется вокруг Мионы — и то хорошо. На трибуне ему улыбнулась Лаванда и, лукаво подмигнув, кокетливо помахала ручкой. Шестой курс… Он не любил Лаванду и встречался с ней лишь, чтобы самоутвердиться, назло Джинни и Гермионе. Она требовала к себе слишком много внимания, постоянно лезла целоваться, что подчас напрягало. Но рядом с ней он не чувствовал себя дурачком или нашкодившим пятилетним мальчишкой. Она, в отличие от Мионы, никогда не читала ему нотации и не заставляла учить уроки, и вообще в целом оказалась очень бойкой и темпераментной девушкой. Настолько темпераментной, что он очень быстро пресытился ею и не знал, как отделаться, пока в результате одного нелепого случая она не увидела их с Гермионой выходящими из комнаты мальчиков (Гарри, который также был с ними, прятался тогда под мантией-невидимкой).
Но сейчас, вкусив всю “прелесть” отношений с Гермионой, Рон всерьез подумал о том, что Лаванда был не так уж и плоха. Обида прошла, и теперь они просто мило здоровались при встрече, не вспоминая былое. Браун даже как-то вполне искренне поинтересовалась, “как там у них с Гермой”, и посмотрела на него взглядом преданным-преданным, какой бывает только у настоящего друга, готового помочь всегда и везде. Гермиона на него так никогда не смотрела. Она могла быть покорной и ласковой, но в ней никогда не было желания. Парню порой казалось, отношения с ним для нее — то же самое, что очередное домашнее задание. Хотя нет, книжки она любила все-таки больше, и Рона это бесило неимоверно, ведь даже для нее он был на втором, если не на третьем месте, вечно в тени. Они ругались, ссорились, мирились, и тогда он ее спрашивал: “Ты меня любишь?” И она спокойно отвечала ему: “Да”, обвив шею руками, и он ее целовал, она же его — никогда.
Уизли улыбнулся Лаванде в ответ, и она снова, кокетливо улыбнувшись, захлопала ресницами. По крайней мере, они снова могут стать друзьями, с ней, в отличие от Мионы, он сможет отдохнуть. Замечтавшись, Рон пропустил мяч, попавший аккурат в одно из колец с краю, которое он весьма непредусмотрительно оставил открытым.
- Ты че, Джинни? Что за грязный прием? Никогда не думал, что моя сестра способна на такое!
- А нечего было ворон ловить у ворот! — кричала раскрасневшаяся Джинни — именно она забила гол своему брату, весьма удачно оторвавшись от новеньких.
Конечно, это было нехорошо так поступать по отношению к брату и товарищу по команде, надо было окликнуть Рона, чтобы перестал, наконец, страдать фигней и занял все шесты. Но, с другой стороны, им предстоит играть со Слизерином, а змеи только и рады будут, когда кто-нибудь из членов команды-соперника вот так зазевается.
Заметив, что началась перепалка, к месту происшествия подлетели остальные члены квиддичной команды. Последним прибыл Гарри с крохотным снитчем, зажатым в руке.
- Что здесь произошло?
Рон, Джинни и другие члены команды наперебой принялись рассказывать, каждый свою версию событий, и спорить, так что ничего нельзя было разобрать в общем гомоне голосов, пытавшихся перекричать друг друга.
- Стоп! Всем замолчать немедленно! — приказал Гарри своим командирским голосом. — А теперь рассказывайте по порядку, что случилось, — четко отчеканив каждое слово, добавил он, когда все смолкли. — Рон, ты — первый.
Джинни, поступила, конечно, не очень хорошо, что вовремя не напомнила Рону, чтобы он не зевал. С другой стороны, им предстоит играть со слизеринцами, а те всегда отличались нечестной и грязной игрой и потому не упустят возможности использовать любые слабые стороны команды-соперника для своей победы.
- Вы оба неправы, — заключил Поттер, отчего у брата и сестры Уизли недоуменно вытянулись лица, на которых застыло обиженное выражение. — Да, я понимаю, что у нас тренировка, и что мы должны просчитывать возможные ходы слизеринцев, но ты, Джинни, вместо того, чтобы вести себя, как слизеринцы, должна была напомнить Рону, где он находится. Рон, ты охраняешь кольца; даже если тебе скучно, ты всегда должен быть сосредоточен на игре обоих команд, чтобы случайно не пропустить мяч, как в этот раз. Те слизеринцы, о которых ты говоришь, стояли слишком далеко и не смогли хорошо разглядеть, как мы тренировались.
- Гарри, не у всех такое плохое зрение, как у тебя, — буркнул рыжик. — А они еще своим растрепают, какие ты финты выполнял!
- Рон, мы уже который год играем со слизеринцами, и они прекрасно знают, на что мы способны! — немало раздраженным голом ответил Поттер. — А эти Уизерхофф и Шонбрунн — вообще конченые ботаники и не выкисают из библиотеки, почти как Гермиона.
По раскрасневшемуся и напряженному лицу друга Гарри понял, что последнее слово явно было лишним, но возвращать его назад определенно было поздно. Оставалось только надеяться, что за оставшееся до конца тренировки время Рон умерит свой пыл или вообще забудет об этом досадном недоразумении.
- Оливер, Синди, вы оба хорошо играете, но при этом постоянно соперничаете, что недопустимо во время игры. Вы должны уметь работать в команде и быть с ней одним целым.
- Так кого из нас ты выбираешь? — грубоватым и напористым тоном спросил Брок, снова напомнив МакЛагена.
- Синди — чтобы между охотниками не было ссор и соперничества.
Радостная Синди тут же продефилировала на метле, заняв место рядом с Джинни и Демельзой.
- Это потому, что она девчо-о-онка! — недовольно возразил неудавшийся охотник.
- Я — капитан, — твердо сказал Гарри, непроизвольно разжав кулак и выпустив снитч, который тут же взметнулся в воздух, — и мои решения не обсуждаются. — Синди, тебя это тоже касается. Запомните все еще раз — никакого самовольства! Все решения касательно тактики игры обсуждаем только вместе и только со мной. Всем ясно?
Члены команды послушно закивали.
- Э, что я не так сделал? — снова возмутился Оливер.
- Делал виражи вокруг загонщиков, показывая, как ловко ты умеешь уворачиваться от бланджеров и бит, вместо того, чтобы вести квоффл к кольцам, — с негодованием в голосе ответила Джинни: немногочисленные женщины у них в роду всегда славились буйным темпераментом, властным характером и острым язычком.
Недовольному Броку не оставалось ничего больше, кроме как спуститься на землю и, откинув метлу, с кислой миной на лице направиться в замок. А команда Гриффиндора в обновленном составе продолжила тренировку, сочетая как гриффиндорскую, так и слизеринскую тактику, чтобы создать реальные условия игры. Гарри не пожалел, что выбрал именно Синди Пим — она быстро сработалась с Джинни и Демельзой и, кроме того, весьма удачно замечала слабые места в построении игроков или комбинации пассов. Конечно, она пыталась утвердиться перед остальными членами команды, но именно ей удалось забить больше всех голов и не разу не потерять мяча при подаче.
* * *
- Кхм… здравствуйте, мадам Пинс… — несколько неуверенно произнесла Гермиона: хотя она очень любила библиотеку и чувствовала себя в ней, как рыба в воде, она, тем не менее, по-прежнему боялась строгую библиотекаршу, которую, наверное, было лучше не отвлекать от чтения “Ведьмополитена”.
- Слушаю вас, мисс Грейнджер, — сухо ответила Ирма Пинс, окинув самую докучливую ученицу Хогвартса скептическим взглядом из-под своих круглых очков в роговой оправе, и отложила раскрытый “Ведьмополитен”, в котором сообщалось об очередном романе известной певицы Селестины Уорбик.
- Простите, мэм, у вас есть англо-немецкий словарь и… — девушка поглядела в потолок, коснувшись пальцами подбородка — она всегда так делала, когда задумывалась или пыталась вспомнить что-то трудное. — А, вот! — воскликнула она, когда к ней снизошло озарение в виде подробного воспоминания об утреннем разговоре с Визерхоффом. — И “Практическое применение неевклидовой геометрии в нумерологии заклинаний”, пожалуйста.
- Мм…
Библиотекарша недовольно поджала губы и, вызвав заклинанием толстый библиотечный каталог, от которого сразу же поднялся высокий столб пыли, принялась несколько брезгливо просматривать его, водя по строчкам костлявым тонким пальцем, “украшенным” грубым перстнем. При этом она то и дело хмурилась, искоса поглядывая на ученицу.
- Мисс Грейнджер, эта книга всего одна и находится в Запретной секции. У вас есть разрешение?
- Д-да, — соврала Гермиона, принявшись неуклюже рыться в сумке.
Она была столь частой гостьей в библиотеке, что ей нередко удавалось под одним формуляром выносить сразу несколько книг или брать издания из Запретной секции по просроченному разрешению и потом также невинно врать, что она зачиталась, забыла вернуть и т.д. Также ее удивило, что делает книга, сути дела, по маггловской геометрии в Запретной секции. Визерхофф свой учебник явно купил недавно и не на черном рынке, где обычно продается все запрещенное. Однако нужная бумажка, пусть выписанная даже прошлым учебным годом, как назло, не находилась.
- Простите, мадам Пинс, — сказала мисс Грейнджер, придав своему лицу самое невинное выражение, — я, наверное, его забыла. Не могли бы вы выписать мне эту книгу, пока я сбегаю к нам башню и поищу разрешение?
Такой прием нередко проходил для мисс Всезнайки удачно: копируем шаблон разрешения, меняем почерк под нужного преподавателя, подделываем подпись — ведь Гермиона недаром была лучшей ученицей Хогвартса и мастерицей по Чарам, чтобы с легкостью проделывать такие вещи, а библиотекарша обычно не проверяла подписи преподавателей на подлинность. Главное — чтобы были. Поначалу старосту Гриффиндора, конечно, грызли сомнения, ведь она поступает нечестно, по-слизерински, но оправдывала себя тем, что это все “ради науки”, и что она таким образом помогает Гарри в борьбе с Вольдемортом, ведь в некоторых, тайком вынесенных из библиотеки книгах она нашла немало полезных зелий и заклинаний, а также некоторую информацию о хоркруксах. Она поняла теперь, почему подобную литературу нужно держать именно в Запретной секции и прятать подальше от глаз любопытных детишек: только человек стойкий и верный Свету сможет прочесть эти книги, не поддавшись соблазнам Темных Искусств, не используя полученные знания для собственной выгоды.
- Ах, здравствуй, Септима. Рада тебя видеть, — к библиотечной стойке подошла высокая волшебница в строгой темно-коричневой мантии, квадратных очках на глазах и пучком темных, уже начинающих седеть волос на темени.
- Доброе утро, Ирма. Снова на работе? Ты уже читала о Робе Кармайкле? Мне кажется, он плохая пара для Селестины, — утром в субботу в библиотеке было слишком мало народу, так что можно было не опасаться, что ученики случайно подслушают разговоры учителей.
Кого Гермиона Грейнджер не ожидала в этот час встретить в библиотеке, так это профессора Вектор. И это очень сильно портило дело: ведь мадам Пинс наверняка попросит пергамент с разрешением у нее. И тогда ее (Гермионы) вранье сразу раскроется. Профессор Септима Вектор, выпускница Равенкло, была очень строгим преподавателем и не терпела лжи со стороны учеников (например, почему не выполнено домашнее задание). А мисс Грейнджер очень боялась потерять свою репутацию лучшей ученицы в глазах любимого преподавателя.
Воспользовавшись тем, что профессор Вектор просто не обратила на нее внимания и сразу начала обсуждать с библиотекаршей светские сплетни, Гермиона тихо, стараясь осторожно ступать по каменным плитам, обошла грозную преподавательницу и направилась к выходу.
- Мисс Грейнджер! — Мерлин, до дверей осталась всего какая-то пара шагов. — Где ваши манеры? — Это была мадам Пинс. — Или вы забыли о том, что с преподавателями положено здороваться?
- Здравствуйте, профессор Вектор, — пробормотала девушка, опустив глаза и покраснев, как помидор.
Нумерологистка кивнула в знак приветствия и снова обратилась к библиотекарше:
- Мисс Грейнджер, наверное, задумалась. Я слышала, на потоке она изучает больше всего предметов. Хотя лишь немногие магглорожденные могут похвастаться наличием у себя хоть каких-то зачатков вежливости.
По-прежнему красная, как помидор, Гермиона продолжила пятиться к выходу. Ей было совестно, что она, гриффиндорка, убегает сейчас, как последняя трусиха, что она собиралась так нечестно поступить с профессором Вектор, когда та за нее заступилась. С другой стороны, девушке очень редко доводилось видеть преподавателей за праздными беседами. Она не знала, о чем они говорят в неформальной обстановке, да и не особо интересовалась (хотя для нее стало неожиданностью, что чопорная и строгая профессор Вектор интересуется новостями волшебного шоу-бизнеса; к мадам Пинс, постоянно листающей в библиотеке женские журналы, все уже давно привыкли). И поэтому оказалась весьма неприятно удивлена, когда услышала, что даже ее любимый преподаватель лишь снисходительно отзывается о магглорожденных студентах. Из глаз чуть не брызнули непрошеные слезы. Учебный год, последний год перед окончательным вступлением во взрослую жизнь только начался, а уже так много, что раньше казалось незыблемым в сознании гриффиндорки, оказалось разрушенным. Неужели и правда, за стенами школы ее будет ждать вот такое презрительно-снисходительное отношение со стороны других волшебников? Что никто и никогда не будет считать ее равной себе? Что профессия министерского клерка, коих там тысяча, или девочки на побегушках — максимум карьеры, на который она может рассчитывать без денег и связей в волшебном мире?
Погрузившись в собственные мысли, девушка устало облокотилась на дверной косяк, совершенно забыв, что она хотела сбежать из библиотеки, и абсолютно не заметив, что обе женщины за библиотечной стойкой уже сменили тему разговора, и что лица их внезапно посуровели.
- Мисс Грейнджер, как вы посмели солгать, будто взяли у меня разрешение на книгу, о которой говорит мадам Пинс?! — возмутилась профессор Вектор.
Ее глаза, полные праведного гнева на ученицу, которую она всего пять минут назад считала лучшей на курсе, стали черными-черными, будто прожигающими насквозь. Немногочисленные студенты, ставшие свидетелями того, как только что отчитали “заучку” Грейнджер, тут же спрятали лица за книгами, усиленно делая вид, что их нет — злобным профессорам лучше не попадаться на глаза лишний раз. А Гермиона, готовая провалиться от стыда под землю, затряслась в беззвучном рыдании, направляя все силы лишь на то, чтобы позорно при всех не заплакать.
- Профессор Вектор, простите, пожалуйста…. Я просто хотела больше узнать о геометрии пространственных заклинаний…
- И разве вы не помните, мисс Грейнджер, что директор Дамблдор запретил ее изучение в прошлом году?
Девушка отрицательно покачала головой. На самом деле она прекрасно помнила об этом запрете, но совершенно не подумала о том, что именно из-за него, например, книга могла оказаться в Запретной Секции.
- Книга на немецком, — скептически заметила мадам Пинс. — Наверняка немцы про нее и разболтали. От них вообще одни проблемы, — профессор Вектор согласно закивала. Казалось, обе женщины совершенно забыли про стоявшую неподалеку студентку. — А Грейнджер только скажи про какую-нибудь книгу, так она не успокоится, пока не прочитает от корки до корки. Конечно, такое стремление похвально, но когда дело касается запрещенной литературы…
- Полностью согласна с вами, Ирма, — сказала профессор Вектор, кинув сердитый взгляд на старосту Гриффиндора.
- Мисс Грейнджер! За то, что вы собирались взять книгу из Запретной Секции по поддельному разрешению, я запрещаю вам в течение месяца пользоваться библиотекой, а также брать себе книги через других учеников, — строго отчеканила мадам Пинс.
О нет! — пронеслось в голове у Грейнджер. Это кошмар! Это конец! Она не представляла себе жизни без библиотеки, тишины большого читального зала, толстых, вызывавших уважение перед своей историей и содержанием древних фолиантов и шороха переворачиваемых страниц. А еще библиотека была единственным местом, куда предпочитал не заходить лишний раз Рон Уизли. В последнее время девушка стала ощущать, что отношения с любимым парнем стали ее ненормально тяготить. Просто Рон не мог говорить ни о чем, кроме квиддича, еды и поиска хоркруксов. Не было между ними и молчаливого единства, когда двое могут просто проводить время вместе, не сказав друг другу ни слова — потому что они понимают друг друга и так. Рона же интересовала больше физическая сторона отношений — полизаться и позажиматься где-нибудь в углу пустого класса. В таких случаях было проще уступить — чтобы избежать лишней ссоры. И теперь Гермиона с горечью подумала о том, как обрадуется Рон, когда узнает, что ее “отлучили” от библиотеки, и чем ей придется заниматься в ближайший месяц.
- И в качестве наказания, — теперь заговорила профессор Вектор, — вы должны будете написать сочинение на три фута о том, какой вред может принести изучение геометрии пространственных заклинаний. Свободны.
Гермионе не оставалось больше ничего, кроме как покинуть родную библиотеку и пойти унылой походкой в башню Гриффиндора — ей еще кружок по домашним заданиям у студентов с первого по третий курс вести.
Настроение было хуже некуда, руки опускались, подкашивались ноги, хотелось впасть в забытье, упасть и не вставать. Девушка устало села на подоконник. Необходимо успокоиться и перестать плакать. Нельзя в таком виде показываться перед первокурсниками — точно засмеют: представьте, у Гриффиндора, факультета храбрецов, староста-нытик. Обычно, когда ей было плохо и грустно, Гермиона искала утешения в кругу Гарри и Джинни. Но сейчас они оба на тренировке. Да и вряд ли бы они ее поняли бы по-настоящему. Гарри наверняка бы сказал, что она и так уже выучила все книги наизусть, и что она и без библиотеки все равно будет самой умной ученицей в Хогвартсе. А Джинни, скорее всего, скажет, что теперь у нее будет время для развлечений, а также она сможет наладить отношения с Роном. Они оба хорошие, они желают ей добра, но для них, никогда не проявлявших рвение к учебе, ее проблемы покажутся лишь сущей мелочью, безделицей.
Погруженная в свои мысли, Гермиона не заметила, как к ней подошли.
- Мисс Грейнджер?
Ноль реакции.
- Гермиона?
Девушка наконец-то отреагировала на свое имя и подняла голову, чтобы сквозь слезы разглядеть стоящего перед ней Лотара Визерхоффа. Лотар, хотя был человеком добрым по натуре, не был склонен помогать всем и каждому на своем пути. И, в особенности, он не горел желанием решать “девчачьи” проблемы. Однако Гермиона Грейнджер была его одноклассницей и, несмотря на все ее недостатки, была одной из немногих на Гриффиндоре, кого он именно уважал, а не жалел, как Поттера. Был еще и Невилл Лонгоботтом — он вызывал у Визерхоффа двойственное чувство. От своих одноклассников Визерхофф знал, что Лонгоботтом живет со своей бабушкой по отцу, в то время как, согласно своду “Чистокровных семейств магической Британии”, его родители были еще живы. С одной стороны, он производил впечатление немного зажатого и неуклюжего, тихого паренька, без стержня внутри. С другой стороны, в отличие от Поттера и Уизли, он отличался хоть каким-то прилежанием, благоразумно не искал приключений на свою голову, не вмешивался в местные сплетни и сам по себе был человеком воспитанным, добрым и отзывчивым.
А Грейнджер — он заметил, что она пытается быть лидером, казаться сильной в глазах окружающих, создать себе определенную репутацию, показать, что она ничуть не хуже чистокровных — типичное поведение для магглорожденной. С другой стороны, у нее немало слабых сторон, на которых при случае играют ее так называемые “друзья”. Вот сейчас почему она сидит на подоконнике и рыдает? Опять поссорилась с Уизли? Или кто-то посмеялся над ее стремлением освободить домовых эльфов, и она расстроилась, что никто не оценил по достоинству столь благородный порыв?
- Гермиона, вот, возьмите, пожалуйста…
Девушка почувствовала, как к ней в руки вложили тонкий батистовый платок. Посмотрела — новый, белый, чистый. Она вспомнила, как расплакалась как-то этим летом в Норе, и Рон дал ей свой носовой платок — старый, грязный, заляпанный жирными пятнами, которые даже после “Tergeo” исчезли не полностью. Тогда она восприняла это как неуклюжую попытку Рона проявить галантность, сейчас же, когда на его месте оказался Визерхофф, — просто как неуважение. Внутри стало больно и горестно. Так и продолжив просто мять платок в руках, девушка расплакалась еще сильнее, и уже не пыталась остановить слезы.
Лотар, увидев, что его жест не принес нужного результата, помявшись с полминуты на месте, присел рядом на подоконник и, обняв Гермиону за плечи, прижал к себе: хотя с необходимостью успокаивать рыдающую девушку он столкнулся впервые и не очень четко представлял, как нужно действовать, он, как и любой другой мужчина, он терпеть не мог женских слез, и потому сделал первое, что пришло ему в голову — попытался защитить, оградить от внешнего мира.
- Шш… не плачь, Гермиона, ты сильная, ты сможешь это преодолеть, — Визерхофф догадался, что взывать к разуму здесь бесполезно, напротив, здесь нужна опора на моральные качества.
- Меня выгнали из библиотеки, — чуть слышно прошептала Гермиона, безучастно глядя в пространство через плечо одноклассника.
- Как это, выгнали? — удивился Визерхофф, отстранив от себя девушку и развернув к себе лицом, по-прежнему продолжая держать ее за плечи.
- Я хотела… сама прочесть книгу, которую ты мне показал… — ответила Гермиона, опустив глаза и проглотив подступившие к горлу слезы, — я думала, что я сама смогу… книга оказалась в Запретной Секции, и я… — всхлип, — … соврала, что у меня есть разрешение… но тут пришла профессор Вектор и… — девушка замолчала, и по ее щекам вновь потекли слезы.
Понятно: в любой библиотеке оштрафовали бы или запретили брать книги за подделку разрешений и библиотечных карточек. Здесь Грейнджер была неправа, хотя для такого книжного червя, как она, это действительно большой удар, особенно если учесть, что в Хогвартсе, за исключением квиддича и библиотеки, в принципе не существует больше никакого “организованного” досуга. Однако парня очень удивило, что делает учебник по неевклидовой геометрии в Запретной Секции. Он еще мог понять ажиотаж британцев вокруг Темной магии, когда в любом волшебнике, владеющем данным искусством, они готовы были видеть очередного сторонника неназываемого Лорда. Но страх перед математикой? Что это? Страх перед неизведанным? Или брезгливость по отношению к науке, придуманной магглами, к которой примешан, опять же, страх узнать, что магглы не так уж глупы и беспомощны, как это утверждали на маггловедении?
- Вам запретили пользоваться библиотекой?
- Да, на месяц… я не представляю, как я переживу его… — Грейнджер вновь отвернулась, уставившись в пол.
- А теперь послушайте меня, пожалуйста… Посмотрите на меня, — девушка послушалась, было видно, что она изо всех сил пытается не заплакать вновь, — я помогу вам с изучением пространственной нумерологии, — карие глаза Гермионы тут же озарились счастьем, — но вам так же надо будет приложить определенные усилия. В Хогвартсе ведь не запрещено держать маггловскую литературу?
Девушка отрицательно покачала головой.
- Вы в хороших отношениях с родителями? — на примере Лизы Лотар знал, что далеко не всем магглам нравится, что их дети — волшебники, точно так же, как волшебники зачастую нетерпимы к сквибам.
- Да, вполне, — Гермиона уже успокоилась и теперь пыталась понять, куда клонит Визерхофф. — Я с ними регулярно переписываюсь, хотя уже не провожу с ними все каникулы, как раньше.
- Тогда попросите родителей, чтобы они прислали вам учебники по тригонометрии, математическому анализу и теоретической механике. Так вам легче будет освоить геометрию пространственных заклинаний. И, я думаю, ваши родители будут рады, когда узнают, что вы хоть таким образом собираетесь поддерживать связь с их миром.
Гермиона вновь отвела взгляд. Задумалась. Она, будучи магглорожденной, уже успела частично перенять распространенное в магическом мире снисходительное отношение к магглам. Уверенная в себе и своих силах, ощущая свою нужность здесь в борьбе с Вольдемортом, окрыленная идеей благого дела, она считала пребывание с родителями дома лишь пустой тратой времени. Делала одолжение. Она помнила, как тогда, еще совсем наивная, лишь удивлялась, а чего это родители сомневаются в ее перспективах касательно карьеры в магическом мире и ненавязчиво предлагали подучить маггловские науки, чтобы сдать потом экзамен экстерном. Она искренне оскорбилась, когда отец сказал как-то, что нельзя назвать цивилизованным то общество, которое может предложить такому талантливому человеку, как их дочь, столь ограниченный выбор профессий, и что в магическом мире, наверное, не все так хорошо и гладко, раз их дочь постоянно что-то скрывает и недоговаривает. А Гермиона лишь боялась признать, что ее отец оказался прав. Также она помнила, как накричала на мать, когда та, увидев на вокзале Рона Уизли, сказала этот парень кажется со стороны глупым и невежественным. Как же, ведь это ее любимый Рон, за которого она в будущем выйдет замуж. И сейчас, когда с того памятного “разговора” не прошло и двух месяцев, она (Гермиона) уже сомневается, нужен ли ей Рон такой, какой есть, со всеми недостатками. С родителями, правда, она потом помирилась, но отношения с ними стали более прохладными отстраненными, исчезло то доверие, тепло, которое всегда живет в крепких и дружных семьях. Родители согласились, что она действительно уже взрослая и вправе самостоятельно принимать решения, но намекнули на то, что и ответственность она теперь тоже полностью будет нести сама, и в случае чего, ей будет некого винить, кроме себя. Тогда девушка восприняла это лишь как очередную нотацию. А сейчас поняла, что сама себя загнала в такую нехорошую ситуацию, и разбираться ей тоже придется самой. Она ведь гриффиндорка, а гриффиндорцы не бояться трудностей и всегда находят выход из затруднительного положения. Она попытается перевоспитать Рона, сделать из него культурного человека, убедить его в том, что и у нее, как и у него, есть также свои желания и интересы, которые тоже нужно брать в расчет.
- Мм… Я думаю, это хорошая идея, — сказала Грейнджер, окончательно успокоившись и вернувшись к своему привычному, назидательному тону.
- Отлично, — заключил Визерхофф. — Однако нам нужно поторопиться в башню — мы должны подавать младшим пример самодисциплины. Кроме того, Гермиона, вам следует привести себя в порядок. Вы — староста, и один ваш вид должен внушать уважение.
Хотя раньше Гермиона не придавала особенного значения своей внешности, воспринимая ее как некую данность, и считала заботу о собственной красоте глупым занятием, подстать Лаванде и Парвати, или пустой тратой времени, которую могут себе позволить напыщенные аристократы вроде Малфоя, сейчас совет Визерхоффа ей показался вполне разумным: никто не должен знать, что она плакала. Она должна быть сильной.
Наскоро умывшись и пригладив непослушные каштановые волосы, девушка вновь присоединилась к своему однокласснику, и они вместе направились в гостиную Гриффиндора, выловив по пути несколько праздношатающихся первокурсников, среди которых был и Арнальдс. Мальчишка упирался и угрожал, что расскажет все Рону, однако Визерхофф ловко наложил на него “Silentium” и, схватив за ворот мантии, подтолкнул к дверям.
|
|
| PPh3 | Дата: Вторник, 23.10.2012, 19:50 | Сообщение # 115 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| В Гриффиндорской гостиной их уже ждали студенты с первого по третий курс. У всех на лицах были скучающие постные выражения: никому не хотелось начинать выходной с выполнения домашки, и то, что данный кружок утвердила сама МакГонагалл, радости не добавляло вовсе. Гермиона и Лотар вышли на середину комнаты, чтобы их всем было видно.
- Итак, с сегодняшнего дня на факультете Гриффиндор начинает функционировать обязательный кружок по выполнению домашних заданий, — бойким командным голосом начала староста. — Целью данного кружка является повышение ответственности и самодисциплины среди студентов, а также сплоченности факультета. Для студентов третьего курса, которые в этом году начали посещать дополнительные предметы, это будет возможность научиться наиболее эффективно распределять свое время.
- Сейчас мы разобьем вас на группы, — продолжил Визерхофф. — Первый курс, что у вас по расписанию в понедельник и во вторник?
- В понедельник, — поднявшись с места, ответила блондинка с косичками, — у нас трансфигурация, история магии и спаренная гербология с Хаффлпаффом, — в отличие от старших курсов, у первоклассников все уроки заканчивались еще до обеда. — Во вторник — спаренное зельеварение со Слизерином, заклинания и полеты на метлах.
- Кто с вашего курса наиболее успевающий?
- Джейн Арнальдс, — сказал темноволосый паренек с круглым лицом, указав на только что отвечавшую блондинку, которая уже села, — и Нэнси Норриш, — с места поднялась девочка с рыжевато-русыми волосами, завязанными голубыми лентами, и кивнула.
На львином факультете, как в львином прайде, — подумал Визерхофф, — почти всю работу делают женщины, после чего сказал:
- Мисс Арнальдс, мисс Норриш, вы возглавите ваши группы по четыре человека в каждой. В ваши задачи будет входить объяснение непонятных моментов вашим одноклассникам, а также демонстрация правильного выполнения заклинаний. Задания выполняете по принципу “от простого к сложному”: вначале теория, потом практика. Выполняете задания на понедельник, потом на вторник. По поводу зельеварения, — все студенты тут же навострили уши, — мне известно, что профессор Снейп с сильным предубеждением относится к нашему факультету. Также мне известно, что он ненавидит лень и тупость, которые, к сожалению, также присутствуют на нашем факультете в немалом количестве, поэтому постарайтесь не только выучить рецепт наизусть, но и ответить на вопросы, для чего в зелье нужен тот или иной компонент, и законспектировать для лучшего запоминания. Все, сказанное выше, относится и ко второму курсу. Приступайте!
Студенты по четыре-пять человек разместились за старинными шаткими столиками и принялись выполнять домашнюю работу. Только один Питер Арнальдс сидел с недовольным лицом на диване и бросал злобные взгляды то на сестру, то на Визерхоффа с Грейнджер.
- А ты, Питер Арнальдс, наказан, — у пацаненка вытянулось лицо, и округлились глаза, — и я не сниму с тебя заклинание до тех пор, пока ты не отработаешь наказание, — строго сказал Лотар. — Гермиона, полномочия назначать наказания есть у вас.
- Но… — удивилась Гермиона: конечно, ей было неприятно, что этот первокурсник наябедничал на нее при всех в Большом Зале, но она даже не подозревала, что за такое можно назначить взыскание.
- Он оскорбил вас сегодня, проявил к вам неуважение как к старосте и вмешался не в свое дело, желая выслужиться перед Уизли. Satis est-ne (2)?
В курсе их с Роном отношений был весь факультет Гриффиндор и не только, однако замечание Визерхоффа вызвало в голове у Гермионы ассоциацию с другим Питером, который точно также искал покровительства у более сильных и знаменитых товарищей, а потом перешел на строну Вольдеморта и, чтобы выслужиться перед ним, сдал местонахождение родителей Гарри.
- Питер, ты, не зная всей ситуации, вмешался в чужие дела… — девушка старалась говорить как можно более строгим и назидательным тоном, — что усугубило конфликт. Кроме того, ты должен знать, что нехорошо быть ябедой и подхалимом — такие обычно служат в рядах Вольдеморта, — несколько ребят тут же вздрогнули при упоминании имени самого злого мага двадцатого столетия. — И потому, чтобы подобных случаев не повторялось впредь, ты должен написать пятьсот раз “Я не должен ябедничать и подхалимствовать.” После этого можешь приступить к выполнению домашней работы.
Арнальдсу пришлось подчиниться: если Грейнджер, как ему казалось, еще можно было задобрить, пообещав нажаловаться Уизли, то Визерхофф был куда более строгим и непреклонным, напоминая по характеру их декана, Минерву МакГонагалл.
Затем перешли к третьекурсникам, которым, помимо основных предметов, также было необходимо готовиться и по спецкурсам. Большинство ребят выбрало УЗМС и прорицания, узнав от старших, что эти предметы самые легкие, и учить по ним почти ничего не нужно. Еще один парень выбрал нумерологию, и его тут же предупредили, что профессор Вектор — такая же строгая, как профессор МакГонагалл, и любит задавать дополнительные вопросы с опережением программы, как профессор Снейп, так что нумерологию следует учить вперед. А девочке, выбравшей руны, рассказали, что профессор Стюрке любит давать переводы, поэтому значения всех рун и наиболее часто встречающихся комбинаций лучше выучить сразу.
Вскоре гостиная Гриффиндора погрузилась в необычную для нее тишину, нарушаемую лишь шепотом учеников, скрипом перьев и переворачиванием страниц, отчего очень сильно напоминала библиотеку. Визерхофф и Грейнджер устроились на небольшом возвышении у окна и занялись нумерологией. Изредка они ходили между группами младшекурсников, чтобы узнать, как у них продвигается выполнение домашних заданий. К своему удивлению и зависти одновременно Гермиона обнаружила, что из Лотара получается прекрасный учитель: без лишней назидательности, вполне доброжелательно он объяснял ученикам непонятный материал и демонстрировал заклинания, а на вопрос “Почему?” отвечал не “потому, что так надо” или “так написано в учебнике/сказал(а) профессор Флитфик/МакГонагалл”, но пытался разъяснить с точки зрения нумерологии и преобразования магической энергии по определенным алгоритмам. Временами он был чуть резковат и сразу осаживал чересчур шумных учеников, ибо не терпел неуважения к себе, но в целом его выступление производило довольно приятное впечатление.
Что касается Визерхоффа, то он заметил одну нехорошую особенность в хогвартской системе обучения, а именно то, что в юных дарованиях не развивали логико-критическое мышление, просто заставляя студентов наизусть заучивать заклинания и конспектировать отдельные параграфы, совершенно не объясняя, для чего это нужно, не давая логических связей между значением вербальной формулы, движением палочки и производимым эффектом. Все обучение было основано лишь на заучивании, повторении и воспроизведении уже известных знаний. Также его удивило, что в Хогвартсе нумерология не является обязательным предметом. Если заклинания еще можно было освоить без знания нумерологии, на ментальном уровне, усилием воли направляя магию на достижение нужного результата, то трансфигурация целиком и полностью была основана на различных преобразованиях пространства, теорию которых изучают лишь в курсе нумерологии. Так, Нэнси Норриш великолепно справлялась с заданием по превращению спички в иголку, но было заметно, что делает она это совершенно бездумно, просто четко произнося заклинание и идеально выводя нужные движения. Когда же Лотар чуть усложнил задание, попросив превратить спичку в серебряную стрелу, Нэнси лишь покраснела, невинно захлопав ресницами, и вполне резонно ответила, что они это еще не проходили. Девчушку тут же поддержала Гермиона, сказав, что это слишком сложное заклинание. Пришлось начинать все с азов. Лучше бы профессор МакГонагалл потратила несколько лишних уроков на теорию, а не ждала, пока оболтусы вроде Уизли научатся правильно произносить незнакомые слова и нормально держать палочку в руках!
Также он обратил внимание на то, что большинство ребят писали очень грязно и неразборчиво, оставляя на пергаменте большие кляксы. Специально поинтересовался у Гермионы, обучают ли в Хогвартсе магглорожденных и полукровных первокурсников письму перьями, в ответ на что староста лишь округлила глаза и отрицательно покачала головой, чем вызвала гневную тираду о том, что это вообще-то прямая обязанность ее и Уизли — помочь освоиться незнакомым с магическим миром студентам в новой для них среде, если декану до этого нет никакого дела. Потом, правда, Визерхофф извинился за грубость, но у Гермионы все равно остался неприятный осадок в душе: еще никто никогда не говорил ей, что она плохо справляется со своими обязанностями или, тем более, упускает что-то важное в них.
Лотар тем временем обошел всех учеников, кто, по его мнению, плохо писал, показал, как правильно держать перо, и, дав задание написать строчки на чистописание, вернулся к своей нумерологии, которую они учили с Грейнджер. Хотя последнюю он находил достаточно умной и способной девушкой, он, тем не менее, считал ее “жертвой” здешней системы образования. Она правильно и четко отвечала на вопросы из книги, слово в слово повторяя его формулировки, однако, стоило ее спросить “как?”, “почему?”, “зачем?”, как она тут же терялась в догадках и начинала судорожно копаться в учебниках в поисках готового ответа. Она словно боялась подумать сама, боялась отклониться от уже существующих формулировок. Вспомнился урок зельеварения в среду, когда Грейнджер варила зелье точно по инструкции в учебнике, но так и не добилась нужного результата. Карл сказал тогда, что они с Кайнер применили на последней стадии модификацию Фангенеля-Беккера, и что Кайнер первая догадалась предложить ее. Зельевары! А ведь Кайнер, если верить слухам, совсем недавно познакомилась с магическим миром и опирается лишь на свои знания маггловской органической химии. Еще, после того памятного урока зельеварения она сказала, что если бы люди все делали только по инструкции, то так и остались бы в каменном веке. Если бы не ее скверный характер и странное поведение, то ее можно было бы назвать адекватной и очень умной девушкой.
* * *
Когда Гарри, Рон, Джинни, Демельза и другие члены квиддичной команды незадолго до обеда вернулись в гостиную Гриффиндора, то застали поистине незабываемую картину: тихо, солнечно, младшекурники сидят за столами и пишут сочинения, некоторые, полушепотом произнося вербальные формулы, разучивают заклинания. Да уж, сбылось желание Гермионы засадить всех за учебники! Сама же Гермиона сидела у окна вместе с Визерхоффом и писала под его диктовку какую-то заумную тарабарщину. Что, опять?! После того, как профессор МакГонагалл сделала ему внушение держаться подальше от его Мионы?!
- … в этом случае охватываемая заклинанием площадь будет определяться как поверхностный интеграл второго рода по очерчиваемому палочкой геометрическому контуру, помноженный на коэффициент расширения и радиус кривизны расходящихся потоков… — с умным видом говорил Визерхофф, периодически заглядывая в свою книжку.
На Гермиону он смотрел сверху вниз, покровительственно, но никак не со страстью или обожанием, однако Уизли это нисколько не интересовало: его бесил сам факт того, что кто-то посмел приблизиться к его девушке.
- Слушай, ты, индюк недощипанный!
- Нарываешься на дуэль, Уизли? — положив учебник на стол, сердито спросил Визерхофф, сложив руки на груди.
Все тут же замерли в ожидании: а что же будет дальше?
- Да — ты пристаешь к моей девушке! — Рон стал ближе к Гермионе и упер руки в бока, отчего девушка тут же поспешила вжаться в стену и закрыть руками рот и нос, изображая приступ кашля.
- Нет, Уизли. Я не претендую на руку мисс Грейнджер, и потому она не может являться предметом нашего спора. Однако ты, Уизли, успел неоднократно нанести оскорбления наследнику древнего чистокровного рода, основываясь лишь на своих глупых предубеждениях, и я не могу это оставить. Я должен отстоять честь своего рода, — твердо произнес Лотар.
- Отлично! — воскликнул Уизли. — Знаешь, где Зал наград? Сегодня в полночь.
У Лотара возникло впечатление, что Уизли просто хотелось подраться. Только зачем было прибегать к оскорблениям, если можно было просто устроить дружеский поединок с Поттером?
Гермиона же испытала двойственное чувство, когда узнала, что Лотар “не претендует на ее руку”. С одной стороны — облегчение, что они теперь не будут драться из-за нее, и что Рон наконец-то успокоится и перестанет ревновать. С другой — разочарование, ведь Гермиона уже достигла того возраста, когда вполне естественным становится желание нравиться противоположному полу. Просто нравиться, чувствовать себя красивой, желанной, пусть даже без мыслей о замужестве или серьезных отношениях. Скорее даже для самоутверждения. Точно так же, как на четвертом курсе ей льстило внимание Виктора Крума, ловца болгарской сборной по квиддичу, за которым бегали толпы девчонок, но который разглядел за стопками книг именно ее, лохматую заучку Грейнджер, ей было теперь неприятно, что парень, которого во многих отношениях она находила очень привлекательным молодым человеком, не интересуется ею, как девушкой.
- Кто будет твоим секундантом?
- Гарри, — уверенно ответил Уизли.
- Рон, э… неужели ты забыл? — сказал подошедший Гарри. — Хотя, может быть, я смогу справиться сам.
Гермиона тут же отчаянно закивала головой. Как же Рон мог забыть, что они собирались отправиться сегодня на площадь Гриммо?
- А… э… Дамблдор…
- Директор Дамблдор, — поправила Гермиона парня.
- … поручил одно важное дело, так что дуэль будет в другой раз, — сказал Уизли, улыбнувшись в тридцать два зуба, — но обязательно будет.
- А чтобы она состоялась, — продолжил Лотар, — ты дашь мне магическую клятву или же извинишься при всех.
Лицо Рона тут же покраснело и исказилось в обиженной гримасе. Чего-чего, а перед этим индюком он точно извиняться не будет.
- Э… — хотя Рон был из чистокровной семьи, он знал далеко не все традиции волшебников и из магических клятв знал только Непреложный Обет, и то потому, что его чуть не взяли с него близнецы. Было еще слово какое-то дурацкое. Вот, вспомнил, кажется. — Джюрэу (3).
- Выучи вначале латынь, Уизли, — сказал Визерхофф, поглядев на своего оппонента сверху вниз, ведь он стоял на ступеньке. — Запомни, это слово произносится как “ю-ро”.
- Юро, — пробурчал Уизли, и его тут же охватило бледно-голубое свечение.
- Итак, я Лотар Георг Визерхофф вызываю тебя, Рональд Уизли на дуэль за честь рода, которая будет иметь место не позднее воскресенья следующей недели. Да будет так. Juro! — Визерхоффа также на долю секунды окутало бледно-голубое, но более яркое свечение и погасло.
Почти все студенты смотрели на разыгравшуюся перед ними сцену с нескрываемым любопытством, а некоторые даже — с благоговением. Визерхофф же подумал, что на Гриффиндоре не помешало бы ввести еще факультатив по этикету и традициям волшебного мира, как это сделано на Слизерине. Только вот как он один потянет сразу оба кружка? И, второе, если факультатив по выполнению домашних заданий профессор МакГонагалл одобрила сразу — она заинтересована в успеваемости своего факультета, — то в обязательном факультативе по этикету может отказать. А если не будет официального указа профессора МакГонагалл, то и кружок собрать не получится.
Вскоре весь факультет Годрика отправился на обед, но и тут не обошлось без приключений. У входа в Большой Зал началась драка из-за того, что один из первокурсников-слизеринцев сказал, что если бы его отец был директором Хогвартса, то грязнокровок быстро бы поставили на место, и его одноклассник с ним согласился. Гриффиндорцы не смогли пройти мимо подобной вопиющей несправедливости и решили проучить поганых слизеринцев. В результате несколько человек со сломанными носами и ребрами, разбитыми губами и фингалами под глазами отправились лечиться к мадам Помфри, Питер Арнальдс, который и подбил одноклассников на драку (сам он был магглорожденным), стоял на четверньках и изрыгал слизней, пока его не расколдовала заучка Грейнджер, а разогнал потасовку, сняв сто балов Гриффиндора, ублюдочный и злобный Ужас подземелий Снейп.
Поскольку к обеду все окончательно проснулись, то за столами царил шум и гам. Студенты вновь обсуждали последние новости и планы на выходные, делились последними сплетнями и жаловались, как много им назадавали учителя. Лотар снова сел за гриффиндорский стол, чтобы не злить профессора МакГонагалл. Посмотрел на соседний стол — Элиза о чем-то весело болтала со своей рыжей одноклассницей с Хаффлпаффа, Сьюзен Боунс, кажется. Почувствовав на себе чужой взгляд, девушка обернулась и радостно улыбнулась, увидев своего друга и парня. Казалось, она просто светилась от счастья, и солнце ласково играло бликами в ее золотых волосах. Лотар грустно улыбнулся в ответ. С того момента, как начались занятия, у них с Элизой было не так много возможностей побыть наедине или просто вместе. И теперь им не разрешают даже сидеть за одним столом. А с учетом его наполеоновских планов по наведению порядка в Гриффиндоре неизвестно, когда им удастся нормально провести время вдвоем. Хорошо все-таки, что Элиза попала именно на Хаффлпафф — Лотар заметил, что этот факультет отличается дружелюбностью и сплоченностью и не дает своих в обиду. Во всяком случае, ему не надо постоянно переживать за любимую девушку, не случилось ли с ней чего-нибудь или как ей там живется.
Погруженный в раздумья, парень не заметил, как по обе стороны от него сели Лаванда Браун и Ромильда Вейн, а напротив, загородив обзор, — Парвати Патил. Девушки тут же принялись усиленно с ним кокетничать, постоянно просили передать чего-нибудь и при этом как бы невзначай касались парня, вгоняя его в краску. И единственное, о чем мечтал теперь несчастный гриффиндорец, так о том, чтобы обед поскорее закончился, и у него появился законный повод избавиться от общества чересчур назойливых одноклассниц. При этом он не увидел, что Золотое Трио как-то подозрительно быстро закончило трапезу и еще быстрее покинуло Большой Зал, словно торопилось на пожар.
- Лотар, а это правда, что ты встречаешься с какой-то хаффлпаффкой? — последнее слово Лаванда Браун произнесла с заметным пренебрежением в голосе.
- Эта “хаффлапаффка”, как вы выразились, мисс Браун, вообще-то моя невеста, — твердым голосом ответил Лотар, — и я не позволю ее никому оскорблять. И я не пойму, откуда у вас такое отношение к Хаффлпаффу?
- Так этот факультет традиционно известен тем, что там учатся одни лузеры и идиоты, — с брезгливыми интонациями в голосе ответила Ромильда, накручивая на палец прядь своих кудрявых черных волос. — И там учатся большинство магглорожденных.
- Да, зачем тебе какая-то магглорожденная? — спросила Лаванда. — Ведь, как представитель древнего чистокровного рода, ты, не то, что твой дружок, можешь претендовать на что-нибудь куда более изысканное, — и тут же слащаво улыбнулась, покачав своим немаленьким бюстом, затянутым в кофту с низким вырезом, заставив несчастного аристократа покраснеть еще больше.
- Вообще-то, Лаванда, мой род более древний, — возразила Парвати, продемонстрировав всем, кто сидел поблизости от нее, свои украшенные дорогими кольцами пальцы, — и происходит от брахманов Бджахра.
Ромильде Вейн, которой, в отличие от подруг, нечем было похвастаться, оставалось лишь скромно молчать и глядеть на них с завистью.
- Мисс Браун, — Визерхофф постарался вложить в свой голос как можно больше холодности, — неужели прошлый урок ничему вас не научил? — Лаванда тут же удивленно посмотрела на него. — А именно тому, что за свои слова следует нести ответственность? — девушка теперь усиленно захлопала ресницами. И что мне теперь следует вызвать вашего отца или брата на дуэль либо заставить вас публично принести извинения фрейлейн Миллер. Подумайте о репутации вашего рода, мисс Браун, и о том, что ваше неумение держать язык за зубами вовсе не делает ему чести.
Последний прием Лотар нагло скопировал у Карла, однако он не понаслышке знал, что умелая дипломатия и словесная дуэль могут принести результаты не меньшие, чем дуэль магическая. Ему совершенно не хотелось связываться с Браунами и пытаться им что-то доказывать, когда на его стороне лишь любовь к Элизе Миллер и одобрение брака родителями. И, хотя Визерхофф был уже совершеннолетним и имел право принимать самостоятельные решения, он, тем не менее, знал, что родители могут потребовать от него расторгнуть помолвку с Элизой из-за Лаванды — ведь она чистокровная. Хотя, если судить по тому, как она ведет себя и одевается, то чистокровная она максимум в третьем-четвертом колене, и ее род, пусть и богатый, не имеет собственного титула и традиций и не утвержден магически, раз его нет в своде “Чистокровных семейств магической Британии”.
От необходимости дальше терпеть общество столь наглых девиц его избавило появление Карла, Элизы, Фольквардссона и Кайнер (при виде последней Браун, Вейн и Патил заметно испугались, очевидно, вспомнив “урок”, о котором им только что говорили, и предпочли пересесть подальше, а то мало ли что) — после обеда они все собирались сходить в Больничное крыло, чтобы навестить Голдстейна, — а также письмо от декана, присланное вместе с серой ушастой совой. Чиркнув в ответ, что он подойдет через полчаса, Лотар встал из-за стола и вместе с друзьями покинул Большой Зал.
(2) (лат.) Не достаточно ли?
(3) Рон произносит латинское слово “Juro” (клянусь) так, как если бы оно читалось по-английски.
|
|
| PPh3 | Дата: Четверг, 25.10.2012, 20:40 | Сообщение # 116 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| - … Здравствуйте, профессор МакГонагалл. Вы хотели со мной поговорить?
Кабинет декана Гриффиндора располагался на третьем этаже в Восточном крыле, как и сама Гриффиндорская башня, и, подобно большинству комнат в замке, выходил окнами на окрестные леса и горы. Было здесь светло и уютно, чему способствовали резные деревянные панели на стенах, удобные мягкие кресла для декана и посетителей, а также драпированные бордовые шторы на широких окнах с частным переплетом.
- Да, мистер Уизерхофф, — ответила профессор, строго посмотрев на стоявшего перед ней студента из-под своих квадратных очков. — Можете сесть, если хотите.
- Спасибо, профессор, — Лотар не преминул воспользоваться предоставленной ему возможностью.
- Чай, печенье? — на столе тут же появились кушанья.
Складывалось впечатление, что в свободное от занятий и проверки домашних заданий время здешние преподаватели только и занимаются тем, что за чашкой чая вели разговоры ни о чем.
- Нет, спасибо, профессор.
- Как хотите, — строго сказала женщина, налив чаю и положив печенюшку на блюдце перед собой.
Был бы здесь Гарри Поттер, она точно бы заставила его еще поесть, ведь несчастный мальчик был невысокий и худой, как в одиннадцать лет. Хотя она знала о его натянутых отношениях с родственниками и внутренне не была согласна с решением Дамблдора отдать Гарри Дурслям шестнадцать лет назад, она, тем не менее, абсолютно не была в курсе того, нормально ли удовлетворяются хотя бы элементарные физические потребности ее “золотого” мальчика, и за прошедшие годы ни разу не удосужилась тайком прогуляться до Литтл-Уиннинга, чтобы разведать обстановку. Но Уизерхофф, этот аристократ, уж точно рос с любящими родителями, да и выглядит здоровым и крепким парнем — мальчиком его назвать язык не поворачивался, — так что Минерва решила не настаивать на дополнении к сытному обеду.
- Мистер Уизерхофф, вы не хотите пробоваться в гриффиндорскую команду по квиддичу? — МакГонагалл решила начать издалека.
- Нет, спасибо, профессор. Я больше интересуюсь наукой.
- Игра в команде помогла бы вам влиться в коллектив и завоевать авторитет среди сверстников.
- Спасибо, профессор, но я считаю, что в нашей команде по квиддичу и так играют достаточно талантливые для этого игроки. И я не могу пожаловаться на недостаток общения.
- Но вы общаетесь с ребятами только из своей группы.
- Да, профессор, мы уже давно дружим, и у нас немало общих интересов, — Лотар старался говорить спокойно, однако его раздражал тот факт, что он никак не может понять цели разговора.
- Но о какой дружбе и международном сотрудничестве может идти речь, если вы общаетесь только внутри вашего национального анклава?
- Простите, профессор, но я считаю, что это мое личное дело, с кем общаться, а с кем — нет.
Парень вспомнил, как ему рассказывали о Кайнер, что директор пытался навязать ей в друзья Поттера и Уизли. Ему что, тоже пытаются навязать дружбу с ними на основании того, что они учатся на одном факультете?!
- Однако вы общаетесь с мисс Грейнджер, — МакГонагалл сложила руки “домиком”, дотронувшись пальцами до подбородка.
- Наше с ней общение носит чисто деловой характер, профессор.
- Также, насколько я помню, вы хотели помочь мисс Грейнджер с ее обязанностями старосты.
- Потому что я знаю, что я смогу справиться с обязанностями старосты, в отличие от Уизли, и, кроме того, я действительно хотел бы помочь мисс Грейнджер.
Визерхофф со всей силы вцепился в подлокотники. К чему все это? Неужели директор изменил свое решение и снял Уизли с должности старосты? Он мог бы потратить эти полчаса куда более продуктивно, чем отвечать на нелепые вопросы декана. В подобные минуты Лотар жалел, что не владеет легилименцией, как Карл. На самом деле он мог бы, конечно, взять палочку с помощью заклинания “Legilimens” проникнуть в чужое сознание. Но он однозначно не смог бы это сделать тонко и легко, как его друг, чтобы лишь по одному настроению, взгляду в глаза уловить приблизительный спектр мыслей и эмоций другого человека.
- Профессор МакГонагалл, извините, пожалуйста, но не могли бы вы перейти ближе к цели нашего разговора, чтобы не тратить ни мое, ни ваше время? — Лотар, устав от хождения вокруг да около, рискнул спросить напрямую.
- Я думаю, вы слышали о Том-кого-нельзя-называть? — спросила МакГонагалл, положив руки на стол; ее лицо вмиг стало серьезным и будто постарело.
- Если вы имеете в виду некого самозваного Лорда Вольдеморта, то да, слышал, — чуть резко, чем следовало бы, ответил парень.
- И слышали, что на плечах мистера Поттера лежит тяжелая ноша борьбы с ним?
Лотар слышал, как Поттера зовут иногда Избранным, но не придавал этому особого значения и вообще не представлял, как какой-то семнадцатилетний юнец, не имеющий сам по себе никакого политического влияния в магическом мире и вообще мало чего знающий и умеющий, может противостоять столь сильному волшебнику, которого не могли одолеть сильные мира сего, например, тот же Дамблдор, которого якобы этот Лорд боится.
- Я знаком лишь со слухами весьма сомнительного содержания, мадам, и я по-прежнему не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.
- Дело в том, мистер Уизерхофф, что мистер Поттер, а также его друзья мистер Уизли и мисс Грейнджер активно помогают директору Дамблдору в борьбе с Тем— кого-нельзя-называть. В данный момент они отправились выполнять одно важное задание, и их не будет в школе до конца выходных, и потому, мистер Уизерхофф, в эти дни вы будете выполнять обязанности старост, — последнее предложение декан произнесла с нажимом, как бы подчеркивая, что возражения не принимаются.
- Понятно, профессор, — Визерхофф тяжело вздохнул. — Есть ли что-нибудь еще, о чем я должен знать?
- Нет, мистер Уизерхофф, можете приступать к работе.
- Насколько я понял, мне не один раз придется замещать старост.
- Я не могу ничего вам сказать по этому вопросу, — ответила МакГонагалл и, сняв очки, очистила их заклинанием.
- До свидания, профессор МакГонагалл.
Визерхофф встал с кресла и, манерно поклонившись, вышел за дверь. Хотелось запустить чем-нибудь тяжелым. Заместитель Уизли! Кто бы мог подумать? Ладно, он сам уже на второй день сказал декану, что хотел бы стать старостой. Другой вопрос, чем руководствовались профессор МакГонагалл и директор Дамблдор, 1) назначая на должность старосты факультета заведомо слабого и безответственного ученика, от которого никакого толку? 2) отправляя обоих (!) старост выполнять какое-то секретное задание вне школы? и 3) почему это, собственно, данное задание должны выполнять именно студенты? Ведь это не входит в их обязанности, к тому же, если что-то случится, а Лотар уже понял, что понятия “Гриффиндор” и “спокойствие”, “благоразумность” — вещи несовместимые, то тянуть обоих мальчишек на себе опять будет Грейнджер.
Зашел в туалет, умылся холодной водой. Желание разнести что-нибудь в щепки пропало — и то хорошо. Открыл окно, вдохнул свежего воздуха. Нужно придумать план действий, хотя первый пункт и так ясен — собрать всех студентов в гостиной Гриффиндора, поставить перед фактом и дальше следить за порядком. Легко придумать — гораздо сложнее сделать, в любом случае, к выполнению обязанностей заместителя старост уже пора приступить.
На его счастье, почти все студенты львиного факультета оказались в общежитии, за исключением небезызвестного Золотого Трио, а также Роббинс, Пикса и Кута, которые были на отработке у Спраут, и Питера Арнальдса с еще парой первокурсников, которые должны были в это время нарезать флоббер-червей профессору Снейпу.
- Прошу немного внимания… — сказал Визерхофф, встав на ступеньки, у выхода из гостиной. — В данный момент мистер Уизли и мисс Грейнджер отбыли из школы по приказу директора, и потому на время их отсутствия по приказу профессора МакГонагалл я назначен исполняющим обязанности старост и наделен соответствующими полномочиями.
Все студенты в это время оставили свои занятия и собрались в гостиной, расположившись на креслах, диванах и пуфах, приковав свои взгляды к семикурснику. Собственно, большинство гриффиндорцев восприняло данную новость совершенно спокойно: раз Уизли и Грейнджер с Поттером за компанию куда-то свалили (ага, наверняка змеелицего убивать или с Пожирателями драться), то вполне логично, что МакКошка приставила к ним замену — чтоб не разбрелись кто куда. Большинство учеников смотрели на Визерхоффа с явным интересом: хоть он был и новенький, но вел себя весьма уверенно и одним своим видом внушал уважение. Новое назначение было не по нраву лишь Джинни Уизли, которая слушала его речь с откровенно скучающим выражением лица, всем своим видом показывая презрение ко всяким выскочкам-аристократам.
- … Прежде всего, как исполняющему обязанности старост, мне хотелось бы уделить внимание таким аспектам, как академическая успеваемость, порядок и культура поведения. Даже если вы не читали “Историю Хогвартса”, вам, наверное, уже рассказали, что Гриффиндор — это самый лучший факультет, представители которого известны своим благородством, честностью, храбростью, — многие согласно закивали в ответ. — Что для вас значат эти качества? Как вы их понимаете?
- Мы боремся с Сам-знаешь-кем, с которым все остальные боятся сразиться! — сказал Деннис Криви.
- Именно такой Дамблдор и Гарри Поттер! — поддержал его старший брат Колин. — И мы должны быть на них похожи!
- Лично вы с ним не сражаетесь, мистер Криви, и никто из здесь сидящих — тоже. Мы говорим в данном случае о повседневной жизни факультета.
- Взаимопомощь? Поддержка? — предположила первокурсница Нэнси Норриш. — Ну э… как мы сегодня все вместе делали домашние задания и помогали друг другу.
- Есть еще варианты? — Визерхофф оглядел гостиную.
- Чушь болотная, — буркнул себе под нос пятикурсник Оливер Брок.
- Простите, что вы сказали, мистер..?
- Да не слушай ты его, — перебила четверокурсница Синди Пим, — его в команду сегодня не взяли, вот он и злой ходит с самого утра.
- Оливер Брок, — ответил парень, подняв голову и встав с подоконника; было заметно, что он очень рассержен. — Честь, храбрость… что это вообще такое? Я читал “Историю Хогвартса” и что? Годрик махал мечом и головы рубил, а Слизерин травил. Храбрость нужна на поле боя, а не в повседневной жизни. А честь… я в нее не верю, — сел обратно на подоконник.
- Мистер Брок, честь должна быть у каждого человека. И это касается каждого из вас. Другое дело, что сам человек может определять свою честь иначе, чем это хотят видеть окружающие. Как видите, — продолжил Визерхофф, — многие из вас не могут дать адекватного определения качествам, по которым, согласно традиции проводится отбор в Дом Годрика. — Однако многие из вас должны быть знакомы с понятием “лучший”? Итак, что нужно сделать нам всем, чтобы наш факультет был лучшим не только на словах, но и на деле?
Повисла тишина. Гриффиндорцы с недоуменными лицами уставились на своего одноклассника. Для них было странно, что он не начал тут же качать свои права, как Уизли на пятом курсе, или читать нотации, как Грейнджер, а задал, казалось бы, простые вопросы, на которые они весьма затрудняются ответить. Гриффиндорские качества в повседневной жизни? Даже гадам-слизеринцам и то с этим проще: за себя и для себя.
- Хорошо учиться? — предложила одна из третьекурсниц?
- Раз, — Лотар загнал палец.
- Не лезть в драки и хорошо себя вести, — твердо сказала первокурсница Джейн Арнальдс, за что одноклассники тут же наградили ее смешками: именно ее брат всегда начинал драки, обычно со Слизерином.
- Два — и мисс Арнальдс говорит абсолютно правильно: большую часть баллов наш факультет теряет не на уроках у профессора Снейпа, хотя, надо заметить, к нам он действительно часто бывает несправедлив, а за потасовки в коридорах и опоздания на уроки.
- Слизеринцы тоже часто нападают первыми, — вмешалась Парвати Патил, — и все делают исподтишка. В прошлом году они двух первокурсников чуть до полусмерти не довели!
- А вы заметили, мисс Патил, ко всем остальным это также относится, что слизеринцы обычно не ходят по одному? Что они всегда сопровождают своих первокурсников?
Для многих слова Визерхоффа оказались новостью. Вернее, они всегда видели, что на уроки и трапезы слизеринцы, особенно младших курсов, ходят чуть ли не строем, но не обращали на это внимания.
- Итак, три: ответственность и дисциплина. Это касается как присмотра за младшими, так и самоконтроля, а именно уважения к преподавателям и другим ученикам, пунктуальности, своевременного выполнения домашних заданий. Вы удивляетесь, но данные практике существуют еще, например, на Хаффлпаффе.
- Так это факультет лузеров, — бросила Синди со своего места.
- Мисс, кажется, я только что говорил об уважении, — строго сказал Визерхофф. — Вы можете говорить сколько угодно, что они последние по успеваемости, что, кстати, неправда, что они скучные, глупые и так далее. А они, в отличие от некоторых, просто не лезут на рожон.
- И четвертое, что я хотел бы подчеркнуть, это культура. Не только поведения, а как некий показатель знаний о мире и умение в нем ориентироваться. Кто из вас знает правила этикета, принятые в волшебном сообществе? Историю? Географию? Философию? Законы? — лишь единицы подняли руки, отчего лица остальных заметно помрачнели. — Как видите, нашему факультету есть куда стремиться в своем культурном развитии, и нам придется много и долго работать, чтобы добиться положительных результатов. И мне странно, что я, иностранный студент, приглашенный для окончания обучения в лучшей школе чародейства и волшебства в Европе, застаю здесь такой беспорядок, — последнюю фразу Визерхофф произнес одновременно с нотками горечи и осуждения в голосе.
- Не слушайте его! — громко сказала Джинни Уизли, встав со своего кресла и указав пальцем на Лотара. — Он все врет! Он позавчера выставил моего брата подлецом перед МакГонагалл. Он не любит Дамблдора! Это змей в львиной шкуре, такой же гадкий и скользкий, как и его дружки-слизеринцы!
- Мисс Уизли, я штрафую из-за вас Гриффиндор на двадцать баллов, и если вы не замолчите и не перестанете оскорблять меня и моих друзей, — Визерхофф начал выходить из себя, отчего его лицо сделалось белым, как мел: оба Уизли, и брат, и сестра его ужасно бесили, — то я наложу на вас лично “Silentium”, а вашему брату придется драться на дуэли еще и за вас! Вы, гриффиндорцы, должны понять, наконец, что вам же не выгодно терять баллы из-за собственной несдержанности и неумения держать себя в руках, а также высказывать мнение в корректной форме.
Джинни попыталась вставить еще пару слов, но ее тут же осадили ее же одноклассники: это не Гермиона Грейнджер, на которую можно надавить, сказав, что настоящие друзья так себя не ведут.
- Итак, — продолжил Визерхофф, уже успокоившись и сложив руки ладонями вместе, — во-первых, все курсы разбиваются на группы по выполнению домашних заданий. С каждого курса мне будут нужны имена наиболее успевающих студентов, чтобы возглавить группы. Домашние задания выполняются в порядке “от простого к сложному”, от “более важного к менее важному”. Под менее важным я подразумеваю в данном случае не нелюбимый или легкий предмет, а тот, который стоит у вас раньше в расписании. От возглавляющих группы требуется контролировать сам процесс выполнения задания и объяснять непонятные моменты, но ни в коем случае не делать домашние работы за своих одноклассников. Вы таким образом себе не авторитет заработаете, а всего лишь статус палочки-выручалочки.
- Во-вторых, всем быть в общежитии в восемь вечера, и я лично проконтролирую это. Я вам расскажу о наиболее важных культурных традициях волшебного мира и его устройстве, поскольку, как я заметил, с данными вещами здесь почти никто не знаком.
- Эй, а почему мы должны тратить свое время на твои россказни, вместо того, чтобы провести его в свое удовольствие? — возмутилась Лаванда.
- Вообще-то, мисс Браун, эту работу с вами должна была провести давным-давно профессор МакГонагалл, но почему-то она этого не сделала. Также в Хогвартсе существуют специальные уроки волшебного этикета, на которых также можно узнать много полезного. Они проходят вечером по средам, однако ведет их профессор Снейп, — весь Гриффиндор дружно замахал головами: лучше пусть этот будет, чем Снейп.
- Завтра расписание будет следующее: с девяти до двенадцати выполняем домашние задания; с двух до четырех — культура магического мира, с пяти до семи — домашние задания; вечером после ужина их доделывают те, кто не успел сделать в предыдущие часы.
- Э, почему мы должны все выходные за книжками, как заучка Грейнджер? — возмутился кто-то из старшекурсников. — Нам что, делать больше нечего?
Его поддержало несколько человек. Все остальные пока сидели и ждали.
- Да, чего ты нам вообще тут указываешь?! — визгливым голосом спросила младшая Уизли. — Перед Грейнджер решил выслужиться? Или хочешь, чтобы мой брат снова дал тебе по твоей аристократической морде? — последние слова девушка произнесла высоким и капризным голосом, растягивая слова, однако до Малфоя ей было далеко.
- Уизли, да заткнись ты! Щас из-за тебе еще баллы потеряем.
- Джинни, извини, но ты действительно ведешь себя… невежливо, — сказал Невилл, слегка замявшись.
- Мягко сказано! — добавил Оливер.
Джинни попыталась еще что-то сказать, но на нее, видимо, наложили “Silentium”, не дожидаясь Лотара.
- А теперь все, кто считает, что я заставляю вас заниматься непосильным трудом и трачу ваше драгоценное время, скажите: а разве это нормально, или, выражаясь в факультетских качествах, “благородно”, “честно”, что мисс Грейнджер единственная со всего факультета больше всех учится и зарабатывает баллы? — строго спросил у всей аудитории Визерхофф. — Нормально, когда работает только один человек, а вы все просто пользуетесь этим, когда все вроде как равны?
Ребята сидели пристыженные, с приунывшими лицами: им еще никогда не говорили, что лень — это плохо, а списывать домашние задания или бездельничать, потому что отвечать за всех будет заучка Грейнджер — не честно и не благородно. Они действительно слабо представляли, что означают их факультетские качества в повседневной жизни, и потому вели себя просто так, как им удобно, как-то не задумываясь, что такая поведенческая стратегия должна быть больше характерна для “плохого” Слизерина, чем для “хорошего” Гриффиндора.
- Вы тут все говорите “храбрость” и гордо бьете себя в грудь, но почему-то никто из вас, кроме мистера Лонгоботтома (который тут же залился краской) и мистера Брока, не оказался способен высказать свое мнение, отличное от мнения Уизли. Где ваша гражданская позиция хотя бы по вопросам внутришкольной жизни? Признайтесь тогда хотя бы честно, — Визерхофф понизил голос, в котором чувствовалось… сожаление что ли, — что вы просто самые обыкновенные конформисты, которые ждут, пока Поттер победит за вас какого-то самозваного Лорда, Грейнджер сделает все домашние задания, а директор Дамблдор добавит двести очков в конце года, чтобы компенсировать низкий итоговый рейтинг. Что вы просто пользуетесь ситуацией, в данном случае это фаворитизм у директора, и не пытаетесь изменить ее к лучшему. А, по идее, вот куда можно было приложить и вашу энергичность, и инициативу, и благородство.
Судя по грустным, согласно кивающим лицам, на большинство учеников его речь произвела должно впечатление, поэтому Визерхофф решил, что пора заканчивать с разговорами и переходить к делу:
- Студенты, которые уже сделали все домашние задания, могут потратить освободившееся время на свое усмотрение. Кто может напомнить основные правила поведения, которые мы сегодня вывели, и которые помогли бы Гриффиндору сохранить баллы, а ученикам — здоровье?
- Первое — не ходить по одиночке, — ответил Брок, загнув палец. — Брать под опеку младших — два. Не вестись на провокации слизеринцев и не вступать в драки — три. Уважать учителей и друг друга — четыре.
- Спасибо, пока достаточно. Все должны усвоить этот необходимый минимум и строго его выполнять. А теперь все разбейтесь по курсам. Успевающих учеников прошу подойти ко мне…
Когда через несколько часов профессор МакГонагалл зашла в Гриффиндорскую гостиную, чтобы проверить, не устроили ли там ее львята балаган, то с большим удивлением для себя обнаружила полную тишину и порядок. Почти все студенты сидели за столами в общей гостиной и учили уроки. Несколько человек разместились на оставшихся свободных пуфах и подоконниках и читали книжки или комиксы, или рисовали. Только младшая Уизли как-то странно бегала глазами по комнате и, очевидно заметив декана, кинула ей полный возмущения взгляд, однако, ничего не сказала.
Лотар Визерхофф, сидевший вместе со своими одноклассниками, кивнул в знак приветствия, после чего встал и, оглядев строгим взглядом гостиную, поднял руку. Следом за ним, как по команде, поднялись все остальные студенты и кивнули. Профессор МакГонагалл аж прослезилась: они всегда так приветствовали Дамблдора, когда тот был еще преподавателем трансфигурации и деканом Гриффиндора, в то время как в ее бытность деканом такого уже не было.
Повисла немая сцена.
- Добрый день, профессор МакГонагалл, — сказал Визерхофф, нарушив неудобную тишину, надеясь, что все остальные не повторят за ним приветствие тупо, как попугаи.
- Мистер Уизерхофф… — декан старалась говорить так же строго, как обычно, но голос ее не слушался, а из глаз норовили брызнуть слезы умиления, точно она хаффлпаффка какая-то (ага, Спраут), — вы… вы… великолепно справились со своей работой.
- Благодарю, профессор МакГонагалл, — Лотар говорил спокойно, не выражая эмоций, но в его голосе и взгляде чувствовалось внутреннее достоинство и осознание собственной правоты.
- Двести баллов Гриффиндору за хорошее поведение и отличное выполнение своих обязанностей! — улыбнулась преподавательница трансфигурации.
- Ура-а-а! — закричали от радости ученики, подпрыгнув на месте — еще никогда за последние пять лет Гриффиндор не получал столько очков не от Дамблдора.
Невилл, Симус и Дин тут же принялись жать своему однокласснику руку, а Лаванда и Парвати — снова строить глазки. Профессор МакГонагалл, все также улыбаясь уголками губ, покинула Гриффиндорскую гостиную, а для Лотара Визерхоффа этот момент стал началом признания на своем факультете. Он лишь с грустью подумал о том, что будет со всеми его трудами, когда со своего задания вернется Уизли, и что если бы Грейнджер с ним (Уизли) не связалась, то смогла бы гораздо раньше навести здесь порядок.
|
|
| МТА | Дата: Четверг, 25.10.2012, 21:01 | Сообщение # 117 |
Посвященный
Сообщений: 38
| Любопытный фик
Многих персонажей жаль… Надеюсь что однажды все хорошие люди соберутся и убьют всех плохих (шутка). Надеюсь, что однажды справедливость восторжествует и хотя бы у части персонажей настанет мир и покой в душе и в жизни.
|
|
| PPh3 | Дата: Четверг, 25.10.2012, 21:15 | Сообщение # 118 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 18. Бегство от реальности
… Анна нервно мерила шагами коридор в ожидании Карла. На ее лице застыло выражение отчаяния и мрачной решимости. Руки были сложены на груди, а пальцы то и дело сжимались в кулаки и разжимались вновь. Она должна это сделать, пока не поздно… Да, ей будет больно, но лучше она уйдет сама, первая, чем выслушает вежливо-снисходительное “Извините, но будет не очень хорошо, если нас и дальше все будут видеть вместе. Прошу меня простить, но я, прежде всего, должен заботиться о чести своего рода и собственной репутации, чему, в свете последних обстоятельств, не располагает общение с вами”, или если он все время будет напоминать ей, как она ему обязана за то, что он с ней общается. Да и вообще после школы женится на той девушке, на которой ему скажут родители, и с чистой совестью забудет об Анне Кайнер, с которой когда-то учился — еще один довод в пользу того, чтобы зарубить их отношения на корню.
Нет, Лапина нисколько не считала Шенбрюнна подлым или нечестным: наоборот, все эти дни, с момента их знакомства, ей приходилось наблюдать исключительно благородного, умного, воспитанного и предупредительного молодого человека. Ей было легко и приятно с ним общаться (разумеется, когда он не спрашивал ее о прошлом до Хогвартса, и ей не приходилось врать, придумывая на ходу очередную “сказку” о доме, школе, друзьях и т.д.). Кроме того, ей казалось, что он, несмотря на то, что декан фактически навязал их друг другу, тоже нисколько не тяготился ее обществом и, как ни странно, любил проводить с ней время. А, может быть, этому поспособствовало их знакомство в Хогвартс-экспрессе еще до распределения. Ведь он тогда вполне искренне заинтересовался ею и даже высказал пожелание учиться на одном факультете с ней, а не со своими друзьями. Обычно такое тесное общение, когда люди проводят вместе все время от подъема до отбоя при совместных занятиях и досуге, приводит либо к сближению этих людей и формированию привязанности между ними, либо ко взаимному раздражению и антипатии. Анне с Карлом посчастливилось попасть именно под первый вариант, однако вскоре такая возрастающая привязанность стала пугать девушку и очень сильно.
В свои двадцать шесть лет Анна Лапина совершенно не имела положительного опыта в строительстве отношений (иначе уже давно была бы замужем и не влезла бы в это д…о под названием “магический мир”), как своего собственного, так и чужого. Тогда, на ночном допросе, она сказала Геннингену чистую правду, что ее родители развелись в семь лет, и после этого ее мать так и не вышла замуж второй раз. В семье ее двоюродного брата родители постоянно ругались, а бабушка свою невестку называла не иначе, как “рыжей бестией”. Большинство маминых подруг тоже были в разводе и на своих междусобойчиках постоянно обсуждали тему “все мужики — козлы”. Да и у подруг самой Анны отношения с парнями выстраивались не лучшим образом. Маша Кошкина (которая вместе с ней приехала на стажировку в “Fine Chemicals”), хотя еще при поступлении в университет поставила себе цель выйти замуж, к концу пятого курса так и осталась у разбитого корыта, успев перепробовать перед тем немало вариантов. Катя, с которой Анна вместе училась в аспирантуре и работала в лаборатории, а в последствии делила однушку в Москве, прекрасно себя чувствовала в гордом одиночестве и совершенно не торопилась добровольно запрягаться в “кухарки-прачки-секс-машины”. Настя, просто одногруппница, успевшая на втором курсе выйти замуж и родить ребенка, также без конца ссорилась с мужем (и своим однокурсником по совместительству) и на пятом курсе решила развестись, причем, поговаривали языки, перед разводом муж потребовал от нее вернуть назад все подарки и потраченные на нее суммы. Последнее, как слышала Лапина, было далеко не редкость, и, по рассказам мамы, отец, когда они окончательно разругались, предъявил ей точно такие же условия.
Впрочем, самой Анне Лапиной тоже было нечем похвастать. Со своим первым и пока единственным парнем она познакомилась в четырнадцать лет: они учились тогда в одном классе школы искусств. И очень быстро подружились на почве общего интереса к искусству, истории и философии. К тому же он был одним из немногих людей ее возраста, с кем она могла нормально общаться, и кто не считал бы ее странной или чокнутой, как большинство одноклассников в средней школе. Со временем такая привязанность быстро переросла в нечто большее, и, выпустившись из школы искусств, они стали встречаться, причем она была заинтересована в отношениях куда больше, чем он, и поначалу даже строила далеко идущие планы. Однако со временем привязанность, а вместе с ней и физическая зависимость стали сходить на нет, и последние два года (вернее, лета) их отношений он стал ее безумно раздражать одним лишь своим присутствием, чему постоянно содействовала ее мать, ведомая благим желанием выдать замуж дочь и стать бабушкой. Анна стала замечать в нем все больше недостатков, с которыми не хотела бы мириться в семейной жизни (он любил доминировать; любил, чтобы им восхищались, ибо периодически воображал себя то гениальным философом, то гениальным композитором; если сравнивать его сейчас с Карлом, он совершенно не умел и не любил ухаживать, но при этом всегда считал, что она ему обязана; его нельзя было назвать человеком твердой воли и устремлений; а к социально-бытовым условиям он был приспособлен не больше, чем замкнутая и нелюдимая Лапа, ибо, поступив на учебу в другой город по специальности, которую навязали ему родители, он отказался от общежития (ибо как могут простые смертные понять его утонченные музыкально-философские изыски?) и уговорил снять ему квартиру), и летом после третьего курса ясно дала понять, что больше не хочет иметь с ним дело (прошла любовь, завяли помидоры — да-да), причем разрыв их отношений огорчил не столько неудавшегося жениха, а сколько так и не сумевшую стать тещей Галину Авдеевну.
Второй раз Лапиной случилось полюбить, когда она была уже студенткой второго курса химфака. На сей раз объектом ее страсти стал одногруппник и, по совместительству, сосед по парте Сергей. Они жили на одном этаже в общежитии, часто ходили друг к другу в гости и вообще до третьего курса были не-разлей-вода. Однако, наученная предыдущим опытом, Анна не спешила проявлять инициативу и вообще начала считать, что это плохо, ибо к тому времени успела частично впитать в себя религиозное мировоззрение, которое пыталась привить ей мать, движимая благим намерением наставить единственную дочь на путь истинный. К слову сказать, Сергей, хоть и не был фанатом учебы, являлся парнем умным и ответственным, но не кичился своими знаниями, и никогда не отказывал друзьям в помощи, а по жизни был сильным и волевым человеком. Но, в отличие от своей подруги, за исключением органической химии, он не разделял ее любовь к философии и средневековому искусству, и, кроме того, будучи очень общительным и активным по жизни человеком, со временем стал предпочитать компанию куда более эффектных и ярких личностей, по сравнению с которыми внешне скромная Лапа казалась просто серой мышкой. Она же терзалась от ревности и боли, от своего неразделенного и попросту незамеченного чувства, но не винила его: ведь скромность нынче не в цене, да и неинтересна ему девушка, которая банально боится побороться за свое счастье. Она уже привыкла, что с ней общаются просто потому, что с ней приходится учиться рядом, потому что она выручала конспектами лекций и реактивами или по дружбе/знакомству снимала спектры на приборе, который был только у них на кафедре. К пятому курсу Анне кое-как, не полностью, удалось изжить из себя чувство, не принесшее ничего, кроме страданий и нежелания жить, а Сергей — расстался с обеими своими пассиями. Они вновь начали общаться и по-прежнему оставались друзьями, но между ними уже не было той общности и единства, что наблюдалась на младших курсах. У них были лишь интерес к химии и общее прошлое, но не было общего настоящего и не могло быть будущего.
С тех пор Анна замкнулась еще больше и даже полюбила одиночество, ибо оно означало стабильность. Она больше не пыталась обрести счастье, ибо считала, что больше не сможет полюбить. Жизнь стала блеклой, потеряла краски, а сама девушка — равнодушной ко всему. А свои неудачи в личной жизни стала оправдывать подобно матери: значит, так нужно было; значит, не заслужила; и вообще, на что она рассчитывала, когда не любит детей? Она свела к минимуму все контакты с друзьями и знакомыми, поддерживая чисто деловые отношения — такого общения ей вполне хватало — и мечтала лишь о нормальной работе по специальности и покое. А когда в ней вдруг проснулись магические силы, она еще больше убедилась в правильности своего выбора в пользу одиночества: ведь кому нужна чудачка, которой день через день сносит крышу, и с которой постоянно происходят какие-нибудь странные вещи, которые начинающая колдунья объясняла собственной неуклюжестью и нерасторопностью — к тому, что она лузер по жизни, все, в том числе и она сама, уже давно привыкли. Собственно, так продолжалось бы и дальше, если бы она не поддалась уговорам шефа и завкафа и не поехала бы на эту злосчастную стажировку.
И потому Лапина уже заранее знала, чем закончатся ее отношения с Карлом, даже если он позволит ей общаться с ним и дальше. Если всего пятнадцать минут назад она сожалела о том, что слизеринцы, благодаря Бранау, так быстро узнали о ее происхождении, то теперь, решила она, случившийся инцидент ей абсолютно на руку: Шенбрюнну, в отличие от нее, есть что терять, дружба и общение с ней ему не выгодны, и потому он не должен быть против скинуть с себя балласт в виде грязнокровки-латента.
- Я больше не нужна? — грубо спросила она, когда Карл окончил свой визит к куратору и вышел в коридор.
- Н-нет, — на лице юноши отразилось искреннее недоумение; впрочем, Анну удивило, что еще раньше он не оставил ее одну разбираться со своими проблемами после того, как она успела ему нагрубить по дороге к Геннингену.
Тогда до свидания, — буркнула девушка и, резко развернувшись на каблуках, пошла прочь.
Для начала нужно попытаться отделаться малой кровью: совсем ссориться с Шенбрюнном не входило в ее планы, зато такая манера общения быстро отобьет у него желание общаться с ней дальше.
- Что все это значит? — Карл не отставал от нее, но шел немного позади — видимо, чтобы случайно сумкой по носу не заехали.
- Разве вы не поняли? — ответила Анна, не останавливаясь, в ее глазах стали наворачиваться слезы. — Нам лучше не общаться, особенно после того, что вы обо мне узнали! — и ускорила шаг.
Ей было больно оттого, что она собиралась причинить боль ему, ведь он, как выяснилось только что, вовсе не собирался прекратить общение с ней. Ему что, все равно, что подумают о нем родители или одноклассники?
- Насколько я помню, фрейлейн Кайнер, вы обещали не убегать, — с поучительными интонациями в голосе сказал Шенбрюнн, быстро догнав ее в одном из соседних коридоров и крепко обхватив ее обеими руками — чтоб не вырывалась.
Она уже успела позабыть, что такое мужские объятья. По ее телу тут же прошла дрожь. Ей было приятно… с одной стороны, она в очередной раз убедилась в благородстве Карла, к которому испытывала внутреннюю симпатию, и который не отвернулся от нее после случившегося. С другой, она испытывала чисто физическое удовольствие, по телу начала разливаться теплая волна вожделения, которую ей едва удалось погасить — не хватало еще вот так опозориться перед парнем и легилиментом в одном лице. А еще Лапина испугалась — ведь именно из-за простых объятий она начинала сохнуть по обоим парням, которые ей когда-то нравились. Неужели снова? — иначе как объяснить возникшее, было, желание обнять его в ответ? Неужели она нравится еще и ему? — ведь сейчас он по-прежнему обнимал ее и гладил по волосам. Он хотел, чтобы она успокоилась и почувствовала себя в безопасности, что рядом с ним ей ничего не грозит — так говорили исходящие от него эмоции. Нет, этого не может быть! Это неправильно!
Подняла голову и посмотрела Карлу в глаза. Теплота и нежность — и это гордый, холодный и невозмутимый Карл Шенбрюнн? Так на нее еще никто не смотрел, разве что Фольквардссон сегодня утром.
- И не переживайте, — мягко сказал Карл, немного отстранившись, но продолжая держать девушку за плечи, и посмотрел на нее сверху вниз. — Я вам уже сказал, что сам выбрал общение с вами, и я сдержу свое слово, — добавил он уже твердым голосом, — а Бранау не рассказал ничего нового, чего не знал бы я сам или о чем бы не догадывался.
Уже догадался? Так быстро? Впрочем, даже с высоты своей ученой степени Анна Лапина не могла назвать Карла Шенбрюнна глупым. Напротив, для своего возраста он был очень умен и разносторонне образован, и между ними не наблюдалось интеллектуального барьера в общении, который было бы логично предположить для людей со столь большой разницей в возрасте и квалификации. А она наверняка могла ответить где-нибудь невпопад, ибо если врала, то из рук вон плохо, да и могло сказаться собственное незнание о стране, в которой она никогда не была и культуре и жизни слышала лишь урывками, из рассказов шефа и друзей, бывших там на стажировках и конференциях. Он, скорее всего, теперь сдаст ее Геннингену, который еще не уехал. И при таком раскладе ее решение оттолкнуть Карла, проложить между ними пропасть казалось еще более правильным. И лишь где-то на задворках сознания ее грыз червячок сомнений: он ведь еще ни в чем не обвинил тебя и, похоже, не собирается; он не отказался от тебя, хотя мог бы; ты не безразлична ему, он хочет тебя защитить. Однако Лапина тут же поспешила задушить их: таким индивидуалистам-эгоистам, как она, можно рассчитывать лишь на презрительное снисхождение, но не на теплоту и радушие, с которыми смотрел на нее парень, которые пытался ей передать.
Прости, Карл, но так будет лучше для нас обоих.
- *Repello! * — будучи невербальным и беспалочковым, заклинание вышло не очень сильным, но достаточным для того, чтобы державший ее Шенбрюнн потерял равновесие и освободил объятия. — Не подходите ко мне! Не разговаривайте со мной! — уже кричала она припавшему к стене парню, смотревшему на нее распахнутыми от удивления и обиды глазами. — Забудьте меня! — и побежала прочь.
Она осознавала, что причинила боль человеку непросто не сделавшему ей ничего плохого, но вполне доброжелательно относящемуся к ней, заботившемуся о ней… человеку, который, наверное, даже ей нравился, и от этого было еще больнее ей самой. Да, после этого он, скорее всего, ее возненавидит, но она переживет, ей не привыкать. Ей было проще забиться обратно в раковину, из которой она стала выбираться благодаря стараниям Снейпа и Шенбрюнна, чем предпринять еще одну попытку выстроить хотя бы дружеские отношения (уж на это она могла рассчитывать). А зачем? Ведь рано или поздно все равно все будет разрушено. Она всего лишь скатализировала процесс, который рано или поздно возымел бы действие, пусть и по другим причинам.
Остаток дня для девушки прошел, как в тумане: она ни с кем не разговаривала, не отвечала устно на уроках и вообще усиленно делала вид, что ее нет. Только остановила Грейнджер, сидевшую рядом с ней на уроке этикета, когда та захотела наброситься на Снейпа с Малфоем. Видите ли, ей с ее маггловской кровью, путь в Министерство закрыли. Хотя Лапина не была согласна со многими пунктами в политике британского Министерства магии, она, тем не менее, понимала, что у каждого общества есть свои законы, обычаи, культурные традиции, правила поведения, которые нельзя искоренить раз и навсегда только потому, что кому-то, вдобавок, пришлому человеку, они не нравятся. Уже были те, кто хотели разрушить до основания старый мир и на его развалинах построить новый, и где они сейчас? И где их новый и якобы справедливый мир? И Грейнджер в своем рвении непременно сунуться в политику и переделать все, начиная от закона о положении домовых эльфов и заканчивая правами магглорожденных волшебников, мало чем отличалась от них.
Сразу же после ужина Лапина вернулась в общежитие: было слишком наивно полагать, что соседки по комнате, узнав, что она “грязнокровка”, не решат устроить для нее какую-нибудь подлую шутку, ибо не понаслышке знала, какими злыми и жестокими бывают подростки. Все ее одноклассницы уже были в сборе. Девушка на ментальном уровне ощущала исходящую от них ненависть и презрение — как яд, который заставляют медленно пить, как удар ножа, которым не убивают сразу, но причиняют долгую и нестерпимую боль…
- Грязнокровка! — буркнула Паркинсон.
Эшли тут же принялась скалить зубы, а Буллстоуд загородила проход. Миллисента была выше Анны и, кроме того, обладала далеко не девичьими габаритами, так что ее нельзя было обойти, не задев. Гринграсс лишь кинула равнодушный взгляд и отвернулась, всем своим видом показывая, что она здесь не при чем.
- Тебя что, твоя мамаша-маггла говорить не научила? — с явной издевкой в голосе сказала Буллстоуд.
- Вообще-то у меня есть имя, — резко ответила Лапина, в чьи планы определенно не входило выяснение отношений с соседками по комнате.
- Кайнер, где же твои манеры? — с наигранно-поучительными интонациями спросила Пэнси.
- Очевидно, ее не научили этому в ее дурацкой маггловской школе, — подыграла Эшли и мерзко захихикала.
Лапина чувствовала себя так, словно на нее вылили ушат помоев. Крепись, крепись… Используй дипломатию. Вот только дипломат из Лапиной был неважнецкий: даром убеждения она не обладала, на ее аргументы в спорах обычно никто не обращал внимания, а использовать слабые стороны противника получалось у нее далеко не всегда.
- Не твое дело, Паркинсон. Буллстоуд, чего стала на проходе? Пропусти! — огрызнулась в ответ Анна, отпихнув толстую одноклассницу и пройдя к своей кровати.
Эффект получился именно тот, на который она и рассчитывала: Миллисента тут же отскочила в сторону, чтобы, не дай Мерлин, к ней не прикоснулась грязнокровка. Надо показать, что тебе наплевать на них самих, на их провокации и придирки.
- Что ты себе позволяешь, тварь?! — взвизгнула Паркинсон. — Оскорблять чистокровных волшебников! Да ты благодарна должна быть, что вообще здесь учишься!
- Советую не трогать меня! — процедила Анна сквозь зубы, направив на возмущенных одноклассниц волшебную палочку.
Во взгляде ее читалась мрачная решимость, граничащая с отчаянием. Сейчас она напоминала загнанного в ловушку хищного зверя, готового напасть в любую минуту. Паркинсон, Эшли и Буллстоуд отступили, видимо, почувствовав исходящую от нее опасность. В помещении будто похолодало, а воздух стал влажным, плотным, пропитанным страхом и ненавистью. Лапина тем временем кинула сумку на кровать, после чего стала рядом и, закрыв глава и подняв вверх руки, принялась читать заклинание:
- Magia a me possessa, meo sanguine texta, securitatem in hoc loco retenta (1), — отчертила палочкой широкий круговой контру, в который вписала руну “хагал” (2), — inimicus illuc sit omnis, in quo sanquis meus non fluit! — и полоснула палочкой по ладони невербальным “Seco”.
Кровь брызнула из раны мелкими каплями и тут же поглотилась светящимся белым контуром заклинания, в который девушка дополнительно вплела “эйваз” (3) и “альгиз” (4). Она буквально чувствовала, как вместе с кровью из нее исходит сила, и физическая и магическая, опутывая пространство, которое она условно считала своей личной территорией, причудливым красным узором из рун. В какой-то момент контур вспыхнул ярким алым светом и тут же погас, а девушка, у которой уже начали плясать черные точки перед глазами, кулем повалилась на кровать.
Слизеринки стояли, широко раскрыв рты от удивления, не веря глазам своим: они не ожидали, что какая-то грязнокровка способна поставить кровную защиту на личную территорию. Лишь Дафна Гринграсс вместе с Асторией, которая зашла в это время к сестре, стояли чуть поодаль, с явным изумлением наблюдая за разыгравшейся сценой. Кайнер опасна, ее не стоит недооценивать. Лишние враги им ни к чему, дажзе если эти враги — грязнокровки. С другой стороны, знания и умения Кайнер никак не вписывались в традиционные представления чистокровных волшебников о магглорожденных. Беспалочковая магия… Магия крови… Вероятно, именно так волшебники древности добивались своего места в обществе, основывали собственные кланы — не всем же иметь в предках Мерлина, Моргану или Основателей Хогвартса.
Лапина тем временем залечила порезанную руку заклинанием и, взяв с собой учебники, покинула спальню. Устроилась с уроками в гостиной недалеко от колоннады, отделявшей, собственно, саму гостиную от холла с фонтаном. Сидевшие неподалеку студенты бросали на нее кто брезгливые, кто настороженные взгляды, от которых девушка мысленно просто отгораживалась: пусть думают про нее, что хотят, лишь бы не доставали и не лезли к ней в душу. И потому ее совсем не обрадовало, когда к ней подошли Малфой и Паркинсон, которые тут же начали оскорблять ее (их она, впрочем, выслушала с отстраненно-равнодушным выражением лица: неприятно, конечно, но вполне ожидаемо), и когда позже в дело вмешались Фольквардссон и Шенбрюнн. Делать им больше нечего? Да любые нормальные люди, видя такое отношение к себе, уже давно махнули бы рукой, сказав: “Разбирайся сама”. Первый же взял с Малфоя и Паркинсон Непреложный обет, чтобы обеспечить ей защиту, а второй этот обет скрепил своей магией. Она этого не заслужила, не заслужила! Лапина ненавидела себя в тот момент, но совершенно не собиралась менять поведенческую стратегию. Нет, она не испытывала их на прочность, сколько еще они ее смогут терпеть (а ее можно было именно терпеть, и никак иначе), но и не собиралась вешаться обоим на шею со словами благодарности и целованием в щеки. Она не хотела быть им обязанной, ей абсолютно нечем платить, с нее нечего взять. Ведь было бы куда более справедливо, если бы Фольквардссон сказал, что разочаровался в ней, а Шенбрюнн — обозвал бы неблагодарной сволочью и ударил — чтобы знала свое место.
… Было уже полдвенадцатого, наверное, хотя, впрочем, в подземельях Слизерина одинаково темно и ночью, и днем. Лапина усиленно пыталась постигнуть суть параграфа о Чарах восстановления. Вернее, общий смысл этих чар, их основные разновидности и базовые нумерологические формулы были вроде бы и так понятны, но чтобы до всего этого додуматься, свести воедино, нужно было пролистать половину учебника, ибо все основные выкладки и определения были разбросаны по разным страницам (хорошо, что в учебнике хоть оглавление есть) и перемежались довольно большими пластами довольно нудного текста из категории “заливали”. Прям хоть весь учебник переписывай. Наверное, этим и придется заняться при подготовке к экзамену.
Погруженная в чтение очередного параграфа, девушка, не заметила, как к ней подошли.
- Фрейлейн Кайнер?
Кого она сейчас меньше всего ожидала увидеть, так Карла Шенбрюнна. Что ему еще от нее надо? Сейчас они находились уже не в гостиной, а соседнем зале, известной как слизеринская читальня, или комната для выполнения домашних заданий.
- Кайнер, не слепи! — потянул сидевший неподалеку Нотт, жмурясь от яркого света, который испускала ее палочка.
- Извините, фрейлейн Кайнер, но Нотт прав: потушите, пожалуйста, вашу волшебную палочку, — Шенбрюнн прикрыл глаза от слишком яркого, слепящего света и невербальным заклинанием установил заглушающий купол.
- *Nox!*
- Спасибо, — ответил Карл, открыв зажмуренные дотоле глаза.
В царившем в помещении зеленоватом полумраке Шенбрюнн казался еще выше, чем был на самом деле, а его холодный, гордый взгляд словно завораживал, притягивал. “Он мне нравится!” — пронеслось в голове у Лапиной, но она тут же отбросила эту глупую мысль. Дурацкая физиология! Дурацкое желание вешаться на шею всем, кто с ней нормально общается и проявляет интерес! Нет, к своему шефу, например, или к Снейпу она ничего такого не питала, но там существовал четкий барьер: учитель — ученик, научный руководитель — аспирант, научный работник, и отношения носили, соответственно, исключительно деловой характер. Он не должен ей нравиться, он должен ее ненавидеть. Именно с такой ненавистью она посмотрела на него вновь, когда снова подняла глаза.
- Что вам от меня нужно? — спросила Лапина, по-прежнему держа перед собой палочку.
- Видите ли, фрейлейн Кайнер, хочется вам того или нет, несмотря на изменившееся ваше ко мне отношение, я по-прежнему отвечаю за вашу безопасность и, в некоторой мере, за успеваемость, — ответил Шенбрюнн. — И ни я, ни наш декан, ни господин Геннинген не заинтересованы в том, чтобы с вами случилось что-то опасное и непоправимое.
И, что снова ее удивило, никакой ненависти или злобы к себе с его стороны она не увидела. Лишь холодная, отстраненная вежливость. Или он просто хорошо скрывает эмоции?
- Господин Шенбрюнн, кажется, я вам ясно дала понять, что нам лучше не иметь никаких общих дел, — почти прошипела Анна, выставив огненный блок, весьма соответствовавший ее маске ненависти.
Но случилось то, чего она совсем не ожидала: вместо того, чтобы послать ее подальше или начать читать нотации о том, какая она неблагодарная, он ловко схватил ее за руки и, забрав волшебную палочку, прижал к себе. Ей стало… приятно, по телу прошла волна вожделения, которая наверняка пробила блок изнутри и отразилась в глазах. Несмотря на все внутренние убеждения, что это плохо, так нельзя; что после того, как она нагрубила ему и оттолкнула, ей абсолютно не на что рассчитывать, ей хотелось, чтобы он не отпускал ее и даже сделал нечто большее… Но, к ее удивлению, на лице Карла не отразилось и тени насмешки. Он лишь, надавив ей на плечо, заставил сесть обратно в кресло.
- Что ж, фрейлейн Кайнер, не буду вам больше навязывать мое общество, — строго сказал Шенбрюнн, смерив ее холодным взглядом и убрав руку с плеча, — однако, имейте в виду, вы должны быть все время с поле видимости. Это приказ… нашего декана, — и сел рядом с Ноттом.
Последняя новость ее совершенно не прельщала, и дело было не только в предстоящей слежке, и в том, что ей, возможно, не удастся реанимировать свой ноутбук и заставить его работать в присутствии магических полей, а в том, что весь такой галантный и ответственный Карл Шенбрюнн теперь точно от нее не отстанет, хоть она зверем будет на него кидаться (хотя с последним, как она уже убедилась, он вполне сможет справиться). А еще приказ декана заставил ее почувствовать себя обязанной, но не ему самому, а, опять же, к ее немалому раздражению, Шенбрюнну. Чем она ему платить будет? Чемодан носить? Или ботинки чистить? Ведь он, чистокровный студент из богатой семьи, аристократ, может такой счет ей выставить… С другой стороны, она ему уже сказала все, что считала нужным, он теперь знает, какая она плохая и неблагодарная, и что слежка за ней не принесет ему ничего, кроме лишней головной боли.
Анна a priori считала, что после всего, что она ему наговорила, Карл должен ее ненавидеть, и изо всех сил пыталась себя заставить в это поверить, нивелируя, казалось бы, очевидные факты, противоречащие ее установкам. При всем своем уме и рационалистическом подходе к окружающей ее действительности она была свято уверена в том, что ей должно быть плохо, что она должна научиться выживать одна, и поэтому даже не рассматривала вариант примирения хотя бы на деловых началах. Она приняла решение и должна теперь нести за него ответственность, которая в данном случае заключалась в невозможности отступления и необходимости жить дальше, исходя из принятых ею условий.
* * *
Четверг начался для Анны вполне сносно. Соседки по комнате больше к ней не приближались и не решались высказать вслух все, что о ней думали — все-таки подросткам свойственно стадное чувство, и если старосте приказано было заткнуться, то следом за ней заткнулись и все остальные. На уроках, которые были в тот день по расписанию, а именно трансфигурация, нумерология и древние руны, не случилось что-нибудь необычного или хоть сколько-нибудь примечательного.
На трансфигурации Визерхофф, как всегда, лучше и быстрее всех справился с заданием, что не могло не вызвать зависть Грейнджер, в то время как для Уизли Чары восстановления по-прежнему являлись неподъемной проблемой.
Урок нумерологии напоминал урок трансфигурации с той лишь разницей, что здесь собрались “сливки” школы, ибо, как уже успела проинформировать всех Грейнджер, “сложнее нумерологии ничего больше нет”, а сам предмет посещали в основном отличники, на фоне которых Лапина чувствовала себя обыкновенной троечницей. Профессор Вектор очень напомнила Анне профессора МакГонагалл: такая же сухая и строгая, не любящая вопросов и возражений. Наверняка в молодости они были подругами. Хогвартская нумерологистка весьма поощряла дополнительные знания по ее предмету, но требовала предельно точных ответов и не любила, когда студенты лишь выдвигали предположения, за что Лапина и поплатилась пятью баллами для своего факультета, начав рассуждать о симметрии контуров заклинаний. Всю оставшуюся часть урока девушка сидела тише воды, ниже травы, усиленно делая вид, что ее нет, и конспектировала параллельно доказательство какой-то жуткой теоремы о симметрии, которое Визерхофф расписал на полдоски.
На рунах Анна также старалась не высовываться, хотя тамошняя преподавательница Хальдис Стюрке показалась ей милой и обаятельной женщиной. Одна половина урока была посвящена введению в руническую письменность и использование рун в магических ритуалах, что, как предположила Лапина, большинство студентов и так уже знали. Затем рунистка предложила за дополнительные баллы сделать доклад на следующем уроке по теме использования рун в заклинаниях (добровольцами вызвались Грейнджер, Нотт и Фольквардссон), после чего дала всем задание до конца урока сделать перевод древнего рунического текста. Как предположила Лапина, это была просто разминка.
За обедом, как и за завтраком, а днем ранее за ужином, Анна сидела в гордом одиночестве: чистокровные однокашники брезговали находиться рядом с грязнокровкой, однако ее это трогало не больше, чем разглагольствования Бранау об ужасных грязнокровках, от которых необходимо очистить магическое общество. Лапина и без его речей чувствовала себя половой тряпкой, и ее нахождение в магическом мире было здесь вовсе не при чем. Потом перешли на обсуждение ее самой, а именно как ей, какой-то грязнокровке удалось поставить кровную защиту, когда она, по идее, не должна этого уметь делать. Но, что удивило Анну: за нее заступилась Дафна Гринграсс, сказав, что такие умные волшебники, пусть и магглорожденные, заслуживают к себе иного отношения. Доброе слово, конечно, и кошке приятно, но ты, Гринграсс, дура! На этом факультете нельзя озвучивать собственное мнение, особенно когда его задает Генрих фон Бранау. Последний вместе с Малфоем вполне предсказуемо накинулись на юную аристократку, доведя ее до дрожи в коленках, но Шенбрюнн их быстро заставил замолчать. Анна невольно восхитилась его способностью лавировать между молотом и наковальней, тем, как он четко аргументировал свою позицию и играл на слабых местах противников, исходя лишь из собственных знаний и прав. С другой стороны, Карл защищал чистокровную волшебницу (на что имел полное право), а не какую-то грязнокровку и, возможно, поэтому Бранау и Малфой так быстро вняли его аргументам.
После уроков Лапина вслед за Шенбрюнном (к которому она оказалась привязана волей декана) и компанией отправилась в библиотеку делать домашние задания на следующий день. Если для последних это была возможность совместить приятное с полезным, т.е. и заранее сделать домашнюю работу, и пообщаться (ибо все они попали на разные факультеты), то Лапина библиотеки ненавидела. Главным образом, потому, что не любила читать (хотя случайно подвернувшуюся интересную книгу могла прочесть залпом), и все ее знания носили несколько обрывочный и вынужденный характер: к экзамену нельзя было подготовиться без чтения учебников и конспектов лекций; курсовую или диплом, диссертацию нельзя было написать без литературного обзора, который предполагал прочитывание большого количества статей и систематизацию имеющегося материала; что-то она узнавала случайно, просто где-то увидев или услышав. Она не относилась к той категории людей, которые задавшись каким-либо вопросом, тут же начнут перекапывать по нему всю имеющуюся по нему информацию, но была склонна строить предположения, опираясь уже на имеющиеся у нее знания. Вся ее учеба была основана на идее получать максимальный результат при минимальных затратах времени или ресурсов. Также ей не хотелось раньше времени возвращаться под мрачные, давящие своды подземелий, где ее никто не жалует, ибо комнаты для досуга, где студенты разных факультетов могли бы собираться для выполнения домашних заданий, отдыха или организации кружков по интересам, в Хогварсте просто не было.
С тоской посмотрела на широкий стол у окна между двух стеллажей, где они раньше занимались с Карлом — это место действительно было очень удобным — и села в тени за шкафом у стены, так, чтобы ее не было заметно с прохода, ибо нехорошо одной занимать целый стол, за которым могли свободно разместиться шесть человек. А она была уверена, что рядом с ней никто не сядет. Тем лучше — быстрее привыкнет к одиночеству среди толпы и отчуждению. Стол, который так нравился Лапиной, заняли в итоге Шенбрюнн, Миллер и Фольквардссон. Все правильно: она в поле видимости, но старается не мешать. Неподалеку от нее, по другую сторону от прохода села Грейнджер, которая, как и Лапина, тут же углубилась в изучении нумерологии. Немцы негромко переговаривались между собой, вернее, говорил в основном Фольквардссон (а рассказывал он о своем однокласснике с Равенкло, Энтони Голдстейне), а Шенбрюнн и Миллер чаще просто кивали в ответ с мрачными выражениями на лицах, однако Анна не особо вслушивалась в их беседу — и своих дел хватало.
Какое-то время стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев по пергаменту, шорохом переворачиваемых страниц и шепотками учеников, пока в библиотеку не вошел Уизли с Гриффиндора. Анне он не понравился сразу же, как только она его увидела: типичный лентяй, балбес и двоечник, да и поведение его в Большом Зале и на уроках тоже не способствовало формированию хорошего мнения о нем. Вот и сейчас он, грубо смахнув со стола пару тяжелых книг и конспекты по нумерологии, которые так старательно составляла Грейнджер, уселся рядом с ней, стиснув ее в объятьях. Лапина не знала, повысилась ли у нее чувствительность к легилименции (Снейп предупреждал, что у начинающих практиков это приходит с опытом), или же Уизли просто думал слишком громко, но от увиденного в его голове чуть не стошнило… Жар, частое, тяжелое дыхание, стоны, причмокивании, запахи, возбуждение, нереализованное желание… и все это дополнялось однообразными картинками из серии “XXX”, представить которые девушке с ее хорошо развитым воображением и зрительным восприятием не составило никакого труда. Выдохнула, сосредоточилась, представила перед собой тьму, в которой проглядывается каменная кладка. Где-то на самом верху — маленькое окошко, через которое льется холодный белый свет — он не даст ей заблудиться во тьме. Против такого рода настырных картинок помогали только сильные внешние блоки, требовавшие больших затрат и концентрации разума и уже поэтому не допускавшие отвлечение внимания на подобные глупости.
Уизли тем временем не унимался и продолжал клеить Грейнджер:
- Давай после ужина, а? Комната-по-требованию нам отлично подойдет, — не унимался Уизли.
Последнюю фразу он сказал громче, чем следовало бы, за что получил тетрадью по голове.
- Рон, нас ведь могут услышать! — шикнула на него Грейнджер. — И вообще, я еще не готова!
(1) (лат.) Магия, которой владею я, кровью моей сплетенная, место сие в безопасности сохрани, да будет враг ему всякий, в ком не течет кровь моя.
(2) “хагал” (Hagal, Hagalaz) — руна безопасности, ограды.
(3) “эйваз” (Iwaz) — руна защиты.
(4) “альгиз” (Algiz) — руна защиты от врагов.
|
|
| МТА | Дата: Четверг, 25.10.2012, 21:17 | Сообщение # 119 |
|
Посвященный
Сообщений: 38
| По просьбе уважаемого автора оставляю пост, дабы обойти ограничение на дабблпостинг, мешающее нормальной выкладке главы.
|
|
| PPh3 | Дата: Четверг, 25.10.2012, 21:20 | Сообщение # 120 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| До отношений рыжего со старостой Гриффиндора Лапиной не было никакого дела, хотя Грейнджер, как ей казалось, она прекрасно понимала, ибо сама прошла через это: первая любовь раз и навсегда, единственная и неповторимая, отсюда боязнь потерять парня, если слишком часто ему отказывать, и, следовательно, готовность стелиться. А вот таинственная комната-по-требованию ее очень заинтересовала. Если в ней можно заняться… понятно, чем… чтобы никто не помешал, то логично, что эта комната обладает магией, позволяющей скрывать находящихся в ней так, чтобы туда случайно не зашли посторонние. Идеальное место, чтобы заняться реанимацией ноутбука и остальных достижений маггловской цивилизации, которые ей посчастливилось прихватить с собой из будущего. Вопрос только в том, где эта комната? “Историю Хогвартса” Анна перечитывала несколько раз, но нигде ни встречала упоминания о месте с таким или хотя бы похожим названием. Или Санта-Клаус как всегда умолчал о половине важных вещей, которые могут знать лишь посвященные (в данном случае — фанаты?)? Интересно, есть ли у этой комнаты какое-нибудь особое место в замке, или ее не отличить от других? Понятно, что спрашивать кого бы то ни было бессмысленно: отношения с однокурсниками у нее хуже некуда (ага, сама постаралась), да и лишние вопросы ей ни к чему. А что, если?.. Анна прекрасно знала, какой неприятной может быть легилименция, и что ей самой будет невыгодно, если гриффиндорцы и следом за ними Дамблдор узнают о данной ее способности, но в данный момент не видела иного варианта узнать об этой комнате, тем более что потенциальные информаторы были у нее под боком. С кого бы начать? Пожалуй, с Грейнджер: просматривать еще раз порноролик с Уизли в главной роли у Лапиной не было никакого желания.
- *Legilimens!* — и узкий поток магии, выпущенный из спрятанной в рукаве волшебной палочки, тут же устремился в затылок Грейнджер.
В этот раз Лапина старалась действовать осторожно, чтобы не заметили ее присутствия в чужой голове. Со стороны можно было подумать, что она подслушивает или подглядывает за старостами Гриффиндора, и пусть — любопытство в Хогвартсе считалось куда менее страшным грехом, нежели ментальная магия, как это можно было понять со слов директора. Если в случае с Хвостом воспоминания просматривались подобно киноленте, только в обратном порядке, то у Грейнджер напоминали, скорее, склад или библиотеку. Все они были четко рассортированы по полочкам/ящичкам/папочкам по курсам, предметам и т.д., причем, чем раньше была создана “папка” с воспоминаниями, тем дальше она стояла и тем неприметней казалась. Отдельное место занимала папка, в которой хранились воспоминания, связанные с друзьями. Однако Лапина даже приблизительно не догадывалось, когда Грейнджер могла узнать о комнате-по-требованию, и потому сочла бессмысленным просматривать мыслеобразы по порядку, брать с полки, и читать, как книгу: во-первых, это может занять слишком много времени; во-вторых, несмотря на то, что природный блок Грейнджер оказался достаточно слабым, чтобы ментальный поток смог пройти сквозь него, как вода через решето, она рано или поздно почувствует, что в ее голове кто-то копается. Поиск осложнялся еще и тем, что между каталогами воспоминаний Грейнджер, пусть они и были идеально рассортированы по категориям, отсутствовали темпорально-ассоциативные связи. Иными словами, их нельзя было представить в виде таблицы или матрицы, нужный элемент которой можно было бы найти по присущим ему свойствам и признакам.
Вернулась обратно в реальность. Голова не болела, зато появилась сильная усталость, изображение перед глазами казалось расплывчатым и не хотело фокусироваться. Очевидно, тонкая легилименция, в отличие от грубой, топорной, требует больших затрат магической энергии, хотя, насколько знала Лапина, немалое значение здесь имеет также владение объекта навыком окклюменции или ментальной магией в целом.
Еще один “Legilimens”, и Анна оказалась в пространстве, наполненном яркими пикантными образами, запахами, звуками. Сплошной бардак. Очевидно, кроме удовлетворения своих чресляных потребностей, Уизли больше ни о чем не думал. Лапина уже собиралась покинуть сей Двор Чудес, как вдруг заметила, что образы Грейнджер здесь нечеткие, размытые, будто наложенные. И чуть ли не крик: “Я хочу тебя, Грейнджер!” Пригляделась, сняла морок: какая-то мелированная блондинка с их курса. В голову тут же ударила вся ассоциировавшаяся с ней информация: Лаванда Браун, шестой курс, с ней было классно, но быстро надоело. А вот это уже может быть интересно: у Уизли в голове полно эмоционально-ассоциативных связей, и по ним можно выйти на интересующий ее предмет. Вернулась к той части разговора, что относилась к комнате-по-требованию. За кучей мыслеобразов с соответствующим содержанием разглядела едва заметную ссылку на события двухлетней давности. Рискованно, но, с другой стороны, Уизли сейчас достаточно отвлекся, чтобы не заметить вторжение в собственное сознание…
Так, пятый курс, какая-то большая комната (так, видимо, она выглядит изнутри), куча подростков, появляется ушастое существо, домовой эльф, кажется, и сообщает, что их собрание раскрыли. В панике и негодовании на какую-то Амбридж все тут же устремляются к выходу. Все это Лапина просматривала быстро, со стороны, стараясь не отвлекаться на посторонние мыслеобразы. Единственное, что пока поняла Лапина, данная тусовка собиралась несколько раз в течение года, и ее лидером был Гарри Поттер, который их учил защитной магии. Очевидно, в том году ЗОТИ преподавал мега тупой учитель, раз даже Поттер и то знал и умел больше. А вот здесь, пожалуй, стоит замедлиться… Вслед за Поттером, Уизли и Грейнджер Лапина вышла из Гриффиндорской гостиной и направилась по коридору налево, в западном направлении, стараясь подмечать любые мелочи, которые запомнил Уизли. Ребята то и дело нервно озирались по сторонам, чтобы их не застали врасплох. Судя по тому, что здесь было грязно, по углам висела паутина, и не везде горели факелы, эта часть замка была заброшенной и редко использовалась. Миновав несколько проходных комнат, гриффиндорцы оказались в какой-то башне и стали подниматься вверх по лестнице. Перед последним лестничным пролетом Поттер остановился и, развернув пергамент, который до этого крепко сжимал в руках, стукнул по нему волшебной палочкой, пробормотав:
- Торжественно клянусь, что затеваю шалость и только шалость.
По листку пергамента, который оказался волшебной картой, тут же стали расползаться черные линии, изображавшие подробную карту Хогвартса, по которой сновали точки с подписанными под ними именами. Чтобы создать такую вещь, надо быть поистине талантом, причем и в чарах, и в трансфигурации, и, наверное, в магии, обеспечивающей связь с замком. О данном разделе магии Анна Лапина, как магглорожденная, толком ничего не знала, но вполне разумно предположила, что освоить его могут лишь чистокровные волшебники, и что карту создал кто-то, учившийся в Хогвартсе до Золотого Трио.
- Филч на втором этаже, — сообщил Поттер, поднеся карту близко к глазам, — а миссис Норрис — на четвёртом.
— А Амбридж? — спросила Грейнджер с нотками беспокойства в голосе.
— В своём кабинете, — показал на карте Поттер. — Ладно, пошли.
В молчании поднялись на последний этаж. Прошли по ничем непримечательному коридору, в котором было лишь одно окно. Остановились напротив гобелена, изображавшего какого-то волшебника, которого одетые в балетные пачки тролли, подвесив вверх ногами, со всей силы били дубинами, однако тот не издавал ни звука.
— Так, — тихо произнёс Поттер, и один из траченных молью троллей, неутомимо избивавших несостоявшегося хореографа, опустил дубинку и с любопытством посмотрел на подростков, — Добби сказал, нужно пройти вдоль этой стены три раза, сосредоточившись на том, что нам нужно…
… Застекленевший взгляд безуспешно пытался сосредоточиться на громоздкой нумерологической формуле. Все вокруг было, как в тумане, перед глазами плыли темные пятна. Лапина закрыла глаза, попытавшись выровнять дыхание и очистить сознание от посторонних эмоций. Она вовремя успела найти нужное воспоминание: Уизли как раз чмокнул свою подружку на прощание (и почему все обязательно надо делать так громко?) и направился к выходу из библиотеки, даже не обратив внимания на только что легилиментировавшую его слизеринку. Ладно, обо всем, что она видела, она подумает позже, а теперь нужно усиленно делать вид, будто она читает учебник, чем Лапина и занялась, не забыв выставить сильный ментальный блок.
Глаза уже в третий раз читали одну и ту же строчку, смысл написанного доходил очень медленно, хотелось спать — типичная реакция на учебник, в котором все изложено слишком громоздко и нудно. Пытаясь постигнуть тайный смысл очередного абзаца “Продвинутого курса нумерологии”, Лапина не заметила, как к ней подошла Грейнджер и положила руку на плечо.
Не переживай, — сказала она с покровительственными интонациями в голосе à la “я все знаю”, — все люди совершают ошибки. Нужно просто жить дальше и бороться за свое счастье…
Сейчас у Анны не было никакого желания ни расспрашивать Грейнджер, ни влезать к ней в голову, однако ее поверхностные эмоции были как на ладони: сочувствие, жалость, осознание правого дела. Еще староста Гриффиндора, на чем свет стоит, костерила несчастного Карла Шенбрюнна. Он-то что ей сделал? Или в Хогвартсе слизеринцы традиционно считаются виноватыми во всех бедах, особенно если они — чистокровные волшебники?
- … Сходи к мадам Помфри — это школьная медсестра. Она обязательно тебе поможет. И к директору Дамблдору — он разберется с этим. Мы…
- Не смей жалеть меня, Грейнджер! — резко перебила ее Анна, скинув руку с плеча. — Ты ничего не знаешь, и не лезь в свое дело!
Оставаться в библиотеке, где уже все сидевшие поблизости студенты повернули к ним головы, ожидая продолжения “разговора”, совершенно не хотелось, поэтому Лапина, наскоро покидав в сумку учебные принадлежности, стрелой вылетела из храма знаний. Поначалу до нее никак не доходило, причем тут директор и школьная медсестра. Хотя с Санта-Клаусом все, скорее всего, и так понятно: директор, видимо, решил воспользоваться ситуацией, чтобы убедить ее перевестись на Гриффиндор, а своим верным пешкам — Поттеру, Уизли и Грейнджер — поручил подружиться с ней. Но если Поттер и Уизли (особенно последний) вряд ли сделали бы первые шаги по пути налаживания отношений со слизеринкой, то Грейнджер, как староста и примерна ученица, приложит все усилия, чтобы выполнить порученное ей задание. Однако Грейнджер выбрала совершенно неправильную стратегию: да, человека гораздо легче убедить, если он сломлен и подавлен, но Лапина не чувствовала себя таковой. Кроме того, ей претило, когда лезли к ней в жизнь (даже если это были родственники), и начинали давать советы, не разобравшись в ситуации. Впрочем, у гриффиндорцев это, видимо, в менталитете: они и чужую частную жизнь не уважают, и свою выставляют напоказ при всем честном народе.
А вот совет пойти к медсестре показался крайне подозрительным и непонятным. Что ей дадут выпить? Зелье для повышения настроения? Для подавления сомнений? Зелье амнезии, которое в тот злополучный вечер второго июля 2011 года давали сотрудникам и стажерам “Fine Chemicals”, чтобы те позабыли о волшебниках и не задавали лишних вопросов? Наверняка у дедушки Дамблдора все здесь давно схвачено. И лишь когда по дороге в Большой Зал девушка обратила внимание на направленные на нее у кого жалостливо-сочувственные, у кого просто любопытные, у кого осуждающие взгляды, когда она быстро, легко, едва касаясь, пробежалась по поверхности сознания окружавших ее школьников, до нее дошло, что случилось, и директор был здесь совершенно ни при чем (хотя никто не отменял того факта, что ему это может быть на руку). Лапина почувствовала, будто на нее и не только вылили ушат грязи. Внутри разлилось острое чувство вины: оттолкнув от себя Шенбрюнна, она рассчитывала не только на то, что зарубит на корню их едва зародившуюся дружбу и привязанность, но и что товарищи по факультету станут лучше к нему относиться, когда узнают, что он уже не общается с грязнокровкой. Ведь все можно было банально свести к тому, что она его обманула, скрыв свое происхождение. На хорошее отношение к себе Анна a priori не рассчитывала и потому не сильно беспокоилась за свою репутацию: в этом новом для нее мире у нее никого и ничего не было, и ей было нечего терять. Но, уже давно выйдя из школьного возраста и привыкнув к университетской среде, т.е. людям умным и образованным, она просто забыла, как до неузнаваемости все могут извратить жестокие и сексуально озабоченные подростки. Отвергая отношения в виду своего нежелания выходить замуж и заводить детей, воспитанная предыдущим опытом и из всех сил не желающая соответствовать стереотипу, что женщина — это источник греха, она никогда не предложила бы это, во всяком случае, первой. А Шенбрюнн, она была в этом уверена, хоть и мало знала его, никогда бы не воспользовался ее или чьей-то еще слабостью, чтобы получить это — вчерашний вечер в слизеринской читальне являлся ярким тому подтверждением. В отличие от нее, у Карла Шенбрюнна, наследника чистокровного рода, на кону стояла как его собственная репутация, так и честь семьи, которые могли пострадать из-за ее странной и малопонятной выходки, давшей столь богатую пищу для слухов. И потому, когда Лаванда Браун (которую она уже встречала в мыслеобразах Уизли) и еще одна гриффиндорка курсом-двумя младше устроили посреди коридора истеричный спектакль, достойный бразильского сериала или программы “Окна”, Лапина выступила вперед, грозно сверкнув глазами и крепко сжав волшебную палочку в руке:
- Вы двое, встаньте с пола и прекратите ломать дешевую комедию! — громко сказала она, всем своим видом показывая, что с ней сейчас лучше не спорить.
Стоявшие рядом студенты тут же расступились, видимо, побоявшись испытывать на себе ее ярость. Браун и ее темноволосая подружка неуклюже развернулись и посмотрели в ее сторону, обе красные, зареванные, в размазанной по лицу косметике.
- Кто из вас придумал эту идиотскую сплетню? — громкий низкий голос девушки отдавался эхом в коридоре, перекрывая шум барабанивших по окнам капель дождя и слабые раскаты грома. — Ты или ты? — Анна поочередно указала палочкой на каждую из гриффиндорок, которые, растеряв присущую их факультету храбрость, окончательно сели на пол, уставившись на нее глазами размером с галеон и открыв рты. — А, может быть, Паркинсон? — вслух предположила Лапина; коридор в это время осветился яркой вспышкой молнии, грянул гром. — В любом случае, вам придется ответить за клевету. Я же перед всеми здесь присутствующими заявляю, что все сказанное здесь этими двумя девушками — наглая ложь, и вышеупомянутый Карл Шенбрюнн не имеет передо мной какой-либо вины, — снова удар грома, — а посему вам, дамы, предстоит немедленно извиниться перед господином Шенбрюнном и восстановить его доброе имя среди учеников.
Здесь ее слово как женщины и “пострадавшей” имело решающее значение, и потому перепуганным до дрожи в коленках главным сплетницам Хогвартса не оставалась ничего больше, кроме как подчиниться, чему способствовал яростный взгляд Кайнер, обещавший убить на месте, если они не выполнят ее требование.
- Вот они! — сказал прибывший к месту событий Уизли, указав пальцем на по-прежнему сжимавшую в руке палочку слизеринку.
- Потрудитесь объяснить, что здесь происходит, — строго потребовала запыхавшаяся профессор МакГонаглалл. — Мистер Шонбрюнн, мисс Кайнер?
Вместе с ней пришел также профессор Снейп, который считал своим долгом быть в курсе всех дел, касающихся его змеек. И уж тем более он не был заинтересован в том, чтобы подобные слухи, порочащие честь чистокровного волшебника и студента его факультета, оказались правдой.
Далее пошло разбирательство с публичными извинениями гриффиндорок в адрес Шенбрюнна, после чего преподаватели приказали всем идти в Большой Зал на ужин, сняв баллы с традиционно враждующих факультетов.
- Мисс Кайнер, задержитесь, пожалуйста, — строго сказал Снейп и отвел студентку к нише за колонной.
- Да, сэр? — спросила девушка, постаравшись придать голосу спокойные, уверенные интонации.
Сколько Лапина себя помнила, ей зачастую было легче общаться с людьми старшего возраста, чем со сверстниками, особенно если эти старшие люди были преподавателями или научными сотрудниками. Просто в этом случае было гораздо легче соблюдать дистанцию в общении, а сами отношения находились исключительно в деловых рамках.
- Меня нисколько не интересуют ваши личные проблемы, мисс Кайнер, а также причины вашей с мистером Шенбрюнном ссоры, — бархатным голосом продолжил декан Слизерина, сдвинув ладони и коснувшись пальцами подбородка, — но вы должны впредь вести себя осторожнее, дабы инцидент, подобный сегодняшнему, больше не повторился. И запомните, мисс Кайнер, студенты факультета Слизерин всегда должны думать, уметь заранее просчитывать все решения и их последствия прежде, чем что-то делать. Вам это, надеюсь, ясно?
- Да, сэр, — ответила Лапина, опустив глаза.
Она терпеть не могла, когда ей говорили “ясно”, как малому неразумному дитяти.
- Очевидно, нахождение среди тупых подростков отрицательно сказалось на вашей способности рассуждать, — с тем же сарказмом в голосе произнес профессор зельеварения, однако, к его удивлению, от былой уверенности Кайнер не осталось ни следа. — Но, следует отдать вам должное, вы проявили благоразумие и в последний момент спасли репутацию мистера Шенбрюнна. За это я награждаю Слизерин двадцатью баллами.
- Спасибо, сэр, — все так же, не поднимая головы, ответила девушка.
- А теперь, идите на ужин, мисс Кайнер. А после ужина явитесь ко мне в кабинет.
- Да, сэр.
Еще летом, когда они со Снейпом обсуждали перспективы ее пребывания в магическом мире, Анна была вполне довольна предложенным им вариантом поехать в Хогвартс в качестве студентки, ведь, с одной стороны, она не будет обузой нелюдимому Мастеру зелий (который после их последней дуэли с использованием темных заклинаний ясно дал понять, что необходимый минимум знаний и навыков она уже получила, и потому не намерен дольше с ней заниматься), с другой — сможет получить систематическое образование и какую-никакую квалификацию, чтобы можно было устроиться на работу. Кроме того, в течение года ей не надо будет беспокоиться о еде и крыше над головой. Теперь же, побыв студенткой всего четыре дня, девушка стала сомневаться в правильности данного варианта как решения проблемы, где жить и как учиться. Оба они, и Лапина, и Снейп, были людьми замкнутыми, одиночками, и потому при составлении своих планов не учитывали такой немаловажный фактор, как общение, которое редко подчиняется законам рационального мышления и часто носит спонтанный характер.
Анна ненавидела, когда другие люди канючили и уговаривали, и ненавидела так делать сама, но теперь она всерьез задумалась о том, а не стоило ли уговорить Снейпа взять ее ассистенткой. Зелья она более-менее сносно варить умеет, нужные заклинания может выучить по книжкам. Она спокойно может обойтись без развлечений и целыми днями сидеть в четырех стенах, никуда не выходя (полуторомесячное пребывание в доме у Снейпа — яркий тому пример). Так она не встретилась бы ни с Шенбрюнном, ни с Бранау, и не было бы ни стычек, ни ссор, ни вранья, ни недомолвок, и всем жилось бы спокойно. Жилось бы… жизнь не имеет сослагательного наклонения, ее нельзя обернуть вспять и изменить направление в точке бифуркации, попасть в альтернативную вселенную с другими начальными параметрами. Она сама попала в неприятности, и теперь сама должна из них выбираться или же просто приспособиться к новым условиям.
После ужина по приказу декана Слизерина к нему в кабинет явились оба старосты, Шенбрюнн, Кайнер, а также Эшли и Буллстоуд. Окинув своих змеек грозным взглядом, профессор елейным голосом прочитал нотацию о том, что для них превыше всего должна быть честь факультета, а не личные амбиции, после чего приступил к допросу. Миллисента и Шейла мямлили не лучше Браун и Вейн, но обосновать свое мнение, превратившееся за день в огромную сплетню Хогвартса, так и не смогли, выдавив из себя лишь: “Да она же грязнокровка”. На подобные шпильки Лапина старалась не обращать внимания, ибо уже не привыкать: в маггловской школе к ней относились немногим лучше и считали чокнутой, однако ее удивило, что Эшли и Буллстоуд втянули в это Карла, когда он чистокровный и, следовательно, должен быть уважаем. Ее мысли почти процитировал вслух профессор Снейп, заметив, что подобного рода слухи, касающиеся столь деликатных проблем, которые могут поставить пятно на репутации факультета, не должны покидать пределов Слизеринской гостиной, и что задачей мистера Малфой и мисс Паркинсон являлось проследить за этим, а не допускать их распространения. От Анны не укрылось, что профессор применял легилименцию и наверняка ко всем шестерым: она чувствовала прикосновение к своему сознанию, но блоки при этом оставались нетронутыми. Зато у Миллисенты и Шейлы от страха подогнулись колени, а заплаканные глаза стали размером с галеон; Драко и Пэнси дрожали, как осиновые листы — все-таки змейкам не хотелось испытывать на себе гнев своего декана, и сейчас была именно такая ситуация. А грозный сверлящий взгляд черных глаз, сжатые в тонкую линию губы, напряженные мускулы и еще более бледная, чем обычно, кожа лица говорили о том, что декан Слизерина пребывает сейчас в самом прескверном настроении. Лишь один Карл Шенбрюнн стоял с холодным невозмутимым видом, однако из его взгляда исчезла доброжелательность, ставшая уже привычной: несмотря на то, что он уже не общался с “грязнокровкой Кайнер”, одноклассники не стали относиться к нему лучше и, наоборот, разнесли о нем самые позорные сплетни.
Также профессор сказал, что происхождение мисс Кайнер не является позором для факультета Слизерин, ибо мисс Кайнер прекрасно осведомлена о своих правах и возможностях в магическом мире, и о том, какую ответственность накладывает на нее пребывание в Доме великого Салазара. Кроме того, декан довольно призрачно намекнул, что магическое законодательство относительно магглорожденных волшебников и полукровок в большинстве стран континентальной Европы значительно мягче по сравнению с таковым в магической Британии, и потому слизеринцы должны вести себя благоразумно и не провоцировать международный скандал. Змейки в ответ послушно закивали, после чего так и не переставшие реветь Эшли и Буллстоуд отправились на отработку к Филчу.
Когда из студентов остались лишь сама Лапина и Шенбрюнн, профессор Снейп поинтересовался истинной причиной их ссоры, ибо должен знать обо всем, что творится на его факультете.
- Я просто считаю, что нам не следует общаться… — ответила девушка, опустив ресницы: ей не хотелось сейчас видеть ни Шенбрюнна, ни Снейпа, хотя последний — она отчетливо это почувствовала — довольно ухмыльнулся вслед ее словам. — Между нами слишком большая разница как в происхождении, так и в культуре.
- Однако еще вчера утром эта “разница” не мешала вам довольно близко общаться с мистером Шенбрюнном и даже упасть в обморок в его объятия, — бархатный голос Мастера зелий так и сочился желчью: он должен поставить на место, сбить спесь с этой самоуверенной девицы, от которой у него лишь одни проблемы, которые ему совершенно некогда решать.
- Простите, сэр, но в бессознательном состоянии мне было абсолютно все равно, на кого или на что падать, — совершенно искренне ответила девушка, пожав плечами. — Кроме того, вчера утром всей школе еще не было известно о моем происхождении.
- Мистер Шенбрюнн, а вам было известно о происхождении мисс Кайнер?
- Да, господин декан, — бесстрастно ответил Карл, сложив руки на груди, — однако я не испытываю предубеждений относительно магглорожденных волшебников.
- И вы хотите сказать, что сегодняшний инцидент не имеет отношения к вашей ссоре? — с нажимом спросил декан. — Что бы ни произошло, я обязан знать правду, мистер Шенбрюнн.
Лапина почувствовала, как напрягся Карл: очевидно, декан не поверил в ее слова тогда, перед ужином, когда пришлось заткнуть Браун и ту дуру-брюнетку, и теперь желает поговорить на чистоту, хотя и рассказывать-то абсолютно нечего.
- Простите, сэр, но слухи были действительно основаны на пустом месте! — воскликнула Анна, выступив вперед; ее глаза были наполнены дикой смесью отчаянья и гнева. — Я действительно поссорилась с господином Шенбрюнном, потому что считаю, что нам не следует общаться. Но я не ненавижу господина Шенбрюнна!
Профессор лишь хмыкнул в ответ на столь экспрессивный выпад: слизеринцы должны постоянно держать себя и контролировать свои эмоции. Мерлин! Ей еще учиться и учиться! С таким отчаянным настроем ей самое место в Гриффиндоре, но уже нет, Альбус, она мне самому еще может здесь пригодиться. С другой стороны, Снейп прекрасно понимал, что если Кайнер не оставит свою враждебность и не перестанет на всех кидаться с диким блеском в глазах, то очень скоро настроит простив себя весь факультет, и ей не удастся отделаться лишь брезгливым презрением и всеобщим бойкотом. Лучше бы Шляпа Основателей действительно определила ее в Равенкло. Нет, в Хаффлпафф, ибо профессор вспомнил, что на вороньем факультете учится Ассбьорн Фольквардссон, переводной студент из Дурмстранга, который очень некстати положил на его студентку глаз.
Кажется, похожая ситуация имело место двадцать лет назад, когда Лили, которая была его первым и единственным другом, а потом и возлюбленной, которой он открыл новый для нее мир, которой всегда помогла и оберегал, утешал после оскорблений ее ужасной сестры-магглы (и как она только посмела назвать его Лили, самую прекрасную девушку на свете, уродиной?!), отвергла его ради выскочки Поттера, которого он ненавидит до сих пор в его сыне. Как бы Альбус не пытался втолковать ему, что Гарри — это еще и сын Лили, Северус не собирался изменять своего отношения к мальчишке, который очень напоминал ему ненавистного Джеймса Поттера, всеобщего любимца и позера, не ударившего и палец о палец для того, чтобы добиться чего-то в жизни, но имевшего все, в том числе и ее, от которой мальчишке остались лишь миндалевидные зеленые глаза.
И, тем не менее, Лили оставалась для него ангелом, сошедшим с небес, олицетворением чистоты и невинности, как и само ее имя, которой он не был достоин, которая так и не простила его, обрекши до конца дней страдать от неразделенного чувства вины, за ошибки юности. Анна Кайнер же, напротив, пусть и не была воплощением порока, но уже успела немало отойти от Света. Темная колдунья, элементалистка, убийца… Да, она была первым человеком, кто просто попытался его понять и не использовать в своих целях. Да, она действительно почти все летние каникулы скрашивала его одинокое существование, создавала некое подобие уюта, сотрудничества. Но было одно “но”: она ему обязана. Всем. Жизнью, жильем, обучением, знаниями. Именно благодаря ему она стала к моменту поступления в Хогвартс такой, как сейчас — сильной умной и почти независимой ведьмой, и потому он может потребовать от нее все, что сочтет нужным, ибо повиновение есть высшая форма отдачи долга. Фактически она принадлежит ему, и этот выскочка с Равенкло еще ничего не сделал, чтобы претендовать на нее.
- И потому я нижайше прошу прощение… у вас, господин Шенбрюнн… — сказала Лапина, сев в низком книксене и склонив голову, — … ибо своими действиями дала повод нелицеприятным слухам, порочащим вашу репутацию и честь.
Прошло где-то с полминуты. Девушка уже устала стоять, согнув колени и шею — признак покорности и смирения, признания кого-либо много выше себя. Если Карл ее сейчас не простит, то слизеринцы однозначно не дадут ей жизни, но уже не потому, что она грязнокровка, а потому что из-за нее пострадала репутация одного из них, а, значит, и всего факультета. И это вина пойдет с ней дальше по жизни, о ней будут напоминать не только общественное порицание и остракизм, но и ее собственная совесть.
На плечо мягко опустилась рука. Боковым зрением Анна заметила надетый на средний палец небольшой хризолитовый перстень в золотой оправе — такие носили главы и наследники родов.
- Встаньте, фрейлейн Кайнер. Нет вашей вины в том, что злые языки распускают за моей и вашей спиной, — твердым голосом сказал Шенбрюнн; от него так и веяло чувством собственного достоинства и уверенностью в себе.
Прощение… Вернее, признание отсутствия состава преступления.
- Благодарю, господин Шенбрюнн, — ответила Лапина, резко поднявшись, так, что Карл был вынужден тут же убрать руку с ее плеча, и сделала пару шагов назад.
Это было осознанное нарушение этикета: если тот, перед кем извиняются, прощает или снимает вину, то должен сам поднять извиняющегося, однако Лапину вовсе не прельщало, если бы Снейп узнал, что она испытывает, когда к ней прикасаются. Особенно когда это делает Шенбрюнн.
- И вас, профессор, я покорнейше прошу снять с господина Шенбрюнна обременительную для нас обоих обязанность везде ходить за мной, — вновь сказала девушка, подняв голову и обратив свой взгляд теперь уже на декана. — Ибо господин Шенбрюнн имеет достаточное количество собственных дел, чтобы тратить время еще и на меня. А я могу сама о себе позаботиться, — последнюю фразу она постаралась сказать с нажимом и уверенностью в голосе, чтобы у декана не осталось сомнений в ее словах.
- Мисс Кайнер, с чего такая забота о времени мистера Шенбрюнна? — с сарказмом спросил Снейп, положив руки на стол, за которым стоял все это время. — Ваше поведение в последние дни говорит как раз о том, что за вами необходим присмотр, дабы вы в очередной раз не уронили честь факультета Слизерин.
Если на лице Шенбрюнна не отразилось никаких эмоций — сказывалась выдержка истинного аристократа, то Кайнер даже чуть пошатнулась, почувствовав, будто ее опустили, ударили лицом в грязь. Именно такого эффекта и добивался Мастер зелий. В следующий раз не будет совершать необдуманных поступков. И, в отличие, от мальчишки Поттера она достаточно умна, чтобы усвоить этот урок. Она здесь на чужой территории и потому должна понять, что ее мнение здесь никого не интересует: она должна быть благодарна уже за то, что имеет.
- Мистер Шенбрюнн, оставьте нас. Я должен поговорить с мисс Кайнер наедине.
- Да, господин декан, — вновь безо всяких эмоций на лице и в голосе ответил немец и, кивнув, вышел за дверь.
- А теперь, мисс Кайнер, я узнаю всю правду, — строго сказал декан Слизерина, выйдя из-за стола, и, резко схватив студентку за руку, направил на нее волшебную палочку, — хотите вы того или нет!..
Девушка чуть не ослепла от яркого света. Казалось, будто сквозь ее тело прошли тысячи противных мерзких копошащихся щупалец. Это что, облегченный вариант “Cruciatus”? И так же, как ярко вспыхнул свет, резко наступила тьма.
Анна не сразу поняла, что произошло: изображение перед глазами было нечетким мутным, каким-то перекошенным. И сидела она почему-то на стуле, а не в углу на полу, где она себя помнила в начале заклинания.
- Выпейте, мисс Кайнер, — бархатных голос профессора зельеварения вновь стал спокойным и приятным, из него исчезли желчь и сарказм.
В руки опустился стакан с какой-то жидкостью. Поднесла к губам: обычная вода — уже радует. Выпила, не спеша, маленькими глотками. Взгляд наконец-то сфокусировался на окружающей действительности. Прямо перед ней стоял грозный слизеринский профессор, смотревший на нее сверху вниз, с выражением мрачного удовлетворения на лице.
- Что это было, сэр? — спросила Анна, осушив стакан и поставив его на стол.
- Вам это знать необязательно, мисс Кайнер, — ответил зельевар, обойдя стул и став позади него. — Могу лишь заверить, что данное заклинание не несет вреда здоровью и не воздействует на сознание, — и положил руки на плечи девушке, крепко прижав их к спинке.
Лапина напряглась. Ведь раньше Северус Снейп, несмотря на все его язвительные комментарии, сарказм и порой явно недоброжелательное отношение, не внушал ей страх. Сейчас же она чувствовала себя загнанным в ловушку зверем, с которым хотят вначале поиграть, прежде чем пристрелить. Было в словах и жестах профессора нечто, заставляющее чувствовать себя никому не нужной мебелью, которой просто разрешили постоять в углу комнаты, и которую могут в любой момент выкинуть обратно на улицу, как только она надоест хозяевам.
- Я лишь хотел напомнить вам о том, что с вашей стороны в принципе было неосмотрительно заводить дружеские отношения с мистером Шенбрюнном, а также отвечать на знаки внимания со стороны мистера Фольквардссона. И, хотя вы выбрали не лучший способ для достижения цели, я доволен, что вы осознали бессмысленность вашей дружбы с мистером Шенбрюнном и решили зарубить ее на корню. Вы им не ровня, мисс Кайнер, и потому не должны рассчитывать на нечто большее, чем простое снисхождение. Никто из них не пойдет против своей семьи из-за какой-то магглорожденной, и вы должны понимать это. Вы должны быть благодарны за то, что имеете, мисс Кайнер, и не должны претендовать на нечто большее. Ваши пожелания и капризы никого здесь не интересуют. Надеюсь, вы запомнили мои слова? — последнюю фразу профессор буквально прошипел у нее над ухом.
- Д-да, сэр, — неуверенно ответила девушка, запрокинув голову назад, так, чтобы ей было видно лицо декана.
- А теперь свободны, — профессор убрал руки с ее плеч так быстро, что Лапина, все время разговора порывавшаяся встать со стула, чуть не слетела с него.
- До свидания, сэр, — сказала Лапина, восстановив равновесие, и, сделав легкий книксен, вышла в коридор.
Разговор с деканом оставил неприятный осадок в душе. Одно дело, когда ты сам себе запрещаешь что-то, на что в принципе имеешь право, другое дело, когда запрещают тебе. Ведь в первом случае этой собственный, осознанный выбор, в последнем — чье-то навязанное мнение, мотивация которого далеко не всегда совпадает с твоей собственной. Анна понимала, конечно, что у нее перед Снейпом долг жизни, но вовсе не думала, что его волеизъявление (ибо подчинение есть высшая форма отдачи долга) будет заключаться именно в запрете на общение с одноклассниками. Он что, ревнует? Ведь за все время знакомства с ним она ни разу не усмотрела в его словах и действиях намеки хотя бы на дружескую симпатию. Да и перспектива брака со Снейпом нисколько ее не прельщала. Во-первых, никто из них двоих, по ее мнению, не подходил для семейной жизни. Во-вторых, ей очень не хотелось быть собственностью, а именно ею она почувствовала себя во время бывшего недавно допроса…
Рука механически переписывала из учебника рецепты зелий “Sanquis ebulliens” и “Paraclesis iatrousa”. Зелья не то, чтобы сложные, но требующие точного соблюдения методики и содержащие множество компонентов, которые необходимо подготовить заранее, а также очень осторожной работы. Зачем лить так много крови саламандры, когда этот реагент очень активный и вызывает моментальное вскипание и разъедание всего, на что попадет? Не лучше ли будет увеличить концентрацию аконита, ведь он, обладая хорошими обезболивающими свойствами? Если уменьшить кровь саламандры с девяти до четырех массовых частей, и добавить аконит так, чтобы массовые пропорции составляли приблизительно 4:1.5-4:2.5, то можно получить более сильный, но менее болезненный яд. А в “Paraclesis iatrousa” не лучше ли увеличить концентрацию злотоцветника? Он обладает одновременно антидепрессантным и тормозящим эффектами, но если его перетереть в порошок и предварительно вымочить в теплом спирте, то можно, наверное, избавиться от последнего эффекта, вызывающего снижение активности головного мозга и, как следствие, повышенную доверчивость и наивность. Девушка сделала пометки к себе в черновик: об этом она подумает позже, ибо сейчас ее мысли почти занимали взаимоотношения с мрачным профессором зельеварения и перспективы дальнейшего поведения.
|
|
|
|
|
