|
|
Путешествие во времени
| |
| PPh3 | Дата: Среда, 03.10.2012, 17:31 | Сообщение # 1 |
Высший друид
Сообщений: 786
| Название фанфика: "Путешествие во времени"
Автор: PPh3
Бета : MS Word, Omega
Рейтинг: PG-13
Пейринг: НЖП, НМП, Северус Снейп, Гарри Поттер/Джинни Уизли, Рон Уизли/Гермиона Грейнджер, Альбус Дамблдор
Тип: гет
Жанр: AU, приключения, ангст, общий
Размер: макси
Статус: в процессе
События: Седьмой курс, Путешествие во времени, Фик об оригинальных героях, Философские размышления, Много оригинальных героев, Дамбигад, Нестандартный пейринг, Любовный треугольник
Саммари: Что делать, если вполне безобидная поездка оборачивается кучей проблем и приключений? Смогут ли маггловские науки быть полезными, если ты вдруг окажешься в магическом мире, да еще и не в своем времени? Поможет ли университетское образование и, как следствие, умение критически мыслить, если приходится противостоять одновременно аристократическому снобизму одних и слепому преклонению перед авторитетами других?
P.S. Много НП, частичный Дамбигад. Фанатам крутых Уизли и Поттера читать не рекомендуется.
Предупреждения: ООС, AU, немагическое АУ, Дамбигад
Это очередное видение седьмой части ГП глазами сразу нескольких новых персонажей, которые оказываются в Хогвартсе по разным причинам и меняют взгляд на вещи как друг друга, так и некоторых обитателей Хогвартса.
Частично игнорируется 6-я книга ГП, т.е. Дамблдор не попал под проклятье кольца, а Драко не принимал Темную Метку и не получал приказ убить Дамблдора, следовательно война отложена во времени, и Хогвартс продолжает жить своей жизнью.
Люциус Малфой смог откупиться от Азкабана после провала в Отделе Тайн. Амелия Боунс и Эммелина Вэнс, убитые в шестой книге, живы, а Олливандер продолжает торговать палочками у себя в магазине.
Также имеет место AU относительно маггловского мира. Т.е. предполагается, что миссис Роулинг книг о ГП не писала, и, соответственно, главная героиня не могла их прочесть и сразу понять, что с ней произошло. В противном случае это могло бы привести к появлению всезнающей Мэри-Сью. Также имеет место небольшое смещение хронологического порядка некоторых событий, имевших место в маггловском мире.
P.S. Поскольку все новые персонажи не являются англичанами, для усложнения восприятия и создания реалистичности при переходе с одного языка на другой оный будет вводиться в первых двух-трех главах с момента введения в повествование персонажей, на нем говорящих, а также при переходе в диалогах с одного языка на другой. Переводы будут указаны в скобках там же в диалогах.
P.P.S. Некоторые уже известные заклинания изменены так, как если бы они произносились на классической, а не вульгарной латыни.
P.P.P.S. Фик задуман и начат давно, поэтому любые совпадения с другими фиками являются случайными и не относятся к плагиату.
Диклеймер: Автор не извлекает материальной прибыли, персонажи и вселенная Дж.К.Роулинг принадлежит Дж.К.Роулинг.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Вторник, 30.10.2012, 00:53 | Сообщение # 151 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| * * *
… Анна стояла у котла и записывала к себе в блокнот происходившие с зельем изменения. Голова немилосердно кружилась, ноги подкашивались, а во всем теле ощущалась сильная слабость и ломота. Неприятно подташнивало. Что это? Она надышалась, как в прошлый раз, вредных испарений или последствия того заклинания?
Ретроспектива…
Профессор Снейп еще посмеялся тогда над ней, почему это она готовит только один котел Кровевосстанавливающего (вытяжка белого ясенца к тому времени уже настаивалась, а Укрепляющее зелье находилось в последней стадии приготовления), когда, с ее-то способностями, она, в лучшем случае, сможет только через раз сварить нормальное зелье. Не уничтожил содержимое котлов, и на том спасибо. Затем декан прошелся по ее безобразному поведению, что он, с учетом ее возраста и знаний, ожидал от нее куда большей благоразумности и сдержанности. После чего, больно схватив за плечо, резко оттолкнул к стене и наложил на нее то же заклинание, что и в четверг. Оно не причиняло такой сильной и острой боли, как “Tormenta”, но вызывало ощущение, как будто все тело заполонили невидимые змеи или червяки, продвигающиеся напролом через плоть. Поразила ее смена эмоций на лице Снейпа: из скептически недовольного его выражение вдруг сменилось удовлетворенным и еще быстрее — удивленным. Однако зельевар быстро исправился и, вновь надев уже привычную всем, в том числе и ему самому маску “Ужаса подземелий”, елейным голосом оповестил мисс Кайнер, что если она сейчас же не добавит в свое зелье корень валерианы, то его можно будет считать безнадежно испорченным, и, взметнув длинными полами своей мантии, сказал на прощание, что к его приходу зелье должно быть идеально сварено и разлито по колбам, а — котел и прочие инструменты — очищены. Да, и еще: из-за ее безрассудного поступка все студенты факультета Слизерин будут теперь своими силами производить ремонт в подземельях. И, окончательно распрощавшись, вышел за дверь. А Лапина, по кругу высыпая в котел растертое корневище, равномерно при этом перемешивая пока еще густое зелье по часовой стрелке, с грустью думала про себя, что теперь одноклассники устроят ей “хорошую” жизнь.
Конец ретроспективы.
Зелье в одном из котлов опасно зашипело, и Лапина, очнувшись от своих воспоминаний, тут же поспешила убавить под ним огонь, дополнительно охладив с помощью “Frige” сверху. Голову тут же поразила сильная пульсирующая боль, будто по затылку пристукнули кувалдой, стало тяжелее дышать, и начали трястись руки — конечно, только идиот может додуматься выполнять в таком состоянии беспалочковые элементальные заклинания. Профессор Снейп прибавил бы еще: “Гриффиндорский идиот!”, не забыв про свой фирменный сарказм. Девушка обессилено опустилась на пол и принялась массировать виски. Пришло понимание собственного бессилия, никчемности и обломанной самоуверенности: она не сможет довести до конца все три зелья, для двух из которых вообще изменила рецепт, когда едва удерживает себя от того, чтобы провалиться в объятья Морфея…
Стук… еще раз… Кто еще сюда ломится?.. Анна неуклюже, придерживаясь за угол шкафа, поднялась с пола и, пошатываясь, побрела к двери. Профессор Снейп точно не стал бы церемониться и сразу вошел бы, тем более что это его лаборатория. До того же, чтобы открыть дверь заклинанием, она не додумалась совершенно — как была магглой внутри, так и осталась. А еще она очень не любила, когда кто-то нарушал ее покой, даже тогда, когда ей было плохо, и, в особенности, тогда, когда ей было плохо. Со второй попытки Анна открыла тяжелую дубовую дверь, чтобы невидящим взглядом уставиться в донельзя обеспокоенных Шенбрюнна и Фольквардссона.
Дальнейшее происходило для девушки, как в тумане. Кто-то (она даже не разобрала, кто именно) быстро подхватил ее на руки и положил на деревянную скамью. Сквозь дрему послышались сдавленные ругательства, затем подул ветер, чистый, свежий, как если бы она находилась на вершине какой-нибудь невысокой горы. Приподняли голову и аккуратно влили в рот зелья — она послушно все проглотила, не задумываясь. Ей было уже все равно — сладкая тьма тут же забрала ее к себе в объятья, укрыв своим черным длинным крылом…
Зелья! — неожиданно щелкнуло в голове у Лапиной. — Как она могла забыть?! И какого она вообще тут дрыхнет непонятно на чем? Перевернулась на бок, чтобы тут же упасть и окончательно проснуться уже в объятьях Ассбьорна Фольквардссона. На ее счастье, молодой человек не стиснул ее тут же в своих руках и не принялся целовать во все части лица, даже не улыбнулся, как он это делал ранее, пытаясь привлечь ее внимание, но, в противоположность, смотрел на нее строгим и серьезным взглядом. Поставил ее на ноги и, убедившись, что она уже способна стоять сама, освободил объятья.
- Зелья! Сколько я спала?! Меня профессор Снейп убьет теперь! — закричала девушка и подбежала к котлам, над которыми уже колдовал Шенбрюнн.
- Вряд ли у него это получится, — сухо возразил Фольквардссон, как если бы констатировал абсолютно очевидный факт, и, обойдя Анну, стал у крайнего котла.
Здесь она пыталась сварить зачарованное на элементальной магии Кровевосстанавливающее зелье, отталкиваясь от собственноручно модифицированной методики. Равенкловец, по-видимому, уже всыпал в него смесь гематитового порошка и пыльцы златоцветника, которую она заранее приготовила именно для этого зелья, поскольку оно готовилось явно быстрее остальных, и теперь молча, с сосредоточенным выражением лица выписывал над котлом замысловатые фигуры. А равномерно кипящее зелье как бы плавно переходило в газовую фазу, но не испарялось при этом, образуя над собственной поверхностью красивое, притягивающее взор красноватое свечение с золотистыми переливами.
- Вы уже в порядке, Анна? — скорее, pro forma поинтересовался Карл, увидев, что девушка уже хорошо себя чувствует.
- Да, — тихо ответила Лапина, оторвавшись от зелья, над которым колдовал сейчас Фольквардссон, и принялась судорожно копаться в рабочем журнале. — Сколько я спала?
- Не больше десяти минут, — ответил Шенбрюнн, помешивая зелье в стоявших перед ним котлах. — Это было необходимо для вашего выздоровления. С вашей стороны было крайне неосмотрительно варить Кровевосстанавливающее зелье по традиционному рецепту.
Анна недоуменно приподняла левую бровь.
- Почему, Карл? Я благодарна вам за помощь, но я должна сама закончить свои зелья. Я не хочу в очередной раз услышать, что я ничего не умею.
- Зелье в котле справа от вас, Анна, — это модификация Бергера и Зайлер-Бергер. Вам следовало бы применить ее вместо традиционного рецепта, как в первом котле, — пояснил Ассбьорн.
- Что? Какая модификация? — запуталась Лапина, в результате рассыпав навеску, после чего пробурчала себе под нос далеко не самые лицеприятные слова в адрес старых коромысловых весов. — Я просто решила провести эксперимент, раз профессор сказал мне сварить три зелья вместо одного: первое я готовлю по традиционному рецепту, — отдала собранную навеску Карлу, — во втором заменяю смесь болиголова и винного камня в соотношении 7:4 на смесь красного шафрана и винного камня в отношении 11:2. Красный шафран — более дорогой, но мягкий реагент, дающий меньшее количество побочных реакций на последующих стадиях, — слушатели согласно кивнули. — Это приводит у удлинению четвертой стадии, которая может идти по двум основным направлениям: образованию продукта и рекомбинации уже имеющихся активных частиц. Добавка пыльцы златоцветника, — именно ее девушка перетирала теперь в ступке с гематитовым порошком — поскольку парни самым наглым образом захватили процесс в свои руки, ей не оставалось ничего больше, как подготавливать ингредиенты, необходимые на следующих стадиях, — вкупе со всеми вышеуказанными компонентами направляет реакцию в нужную нам сторону, так как сильно повышает потенциал рекомбинации и не влияет отрицательно на качество получаемого зелья. — В третьем случае я просто решила приготовить зачарованное зелье, отталкиваясь от уже измененного рецепта. В смысле, я не оспариваю ничей приоритет, но я додумалась до этого сама…
- Анна, вас никто не обвиняет в плагиате, — мягко сказал Карл, перемешав зелье нужно число раз. — А вы не задумывались, почему решили заменить именно эти компоненты?
- Причина очень проста: у меня, когда я варила это зелье раньше, — глаза Ассбьорна хитро прищурились, но Лапина не заметила этого, — всегда начинала болеть голова именно на четвертой стадии. А разве это существенно?
После двухмесячного житья со Снейпом, который ненавидел нытье и терпеть не мог чужие слабости, девушка привыкла к различным неудобствам в процессе обучения зельеварению и заклинаниям, и если ей что-то не нравилось или становилось плохо, списывала это лишь на свою “ненормальность” и низкую выносливость, которую необходимо тренировать. Чего одна аппарация только стоила.
- Супруги Петер Бергер и Оливия Зайлер-Бергер были талантливыми учеными-зельеварами и разработали улучшенный рецепт Кровевосстанавливающего зелья, которое без вреда для себя могли бы варить и женщины, — пояснил Фольквардссон, а стоявший напротив Шенбрюнн согласно кивнул. — Пары болиголова и продуктов его реакции с гематитовым порошком проникают в кровь через кожу и дыхательные пути и взаимодействуют с эстрогеном, что приводит к появлению наблюдавшихся у вас симптомов. А при частом контакте — к бесплодию или мутациям у будущего потомства.
Лапину передернуло: ей всегда были неприятны разговоры на подобные темы. И потом, пусть она равнодушно, даже с некоторой антипатией относилась к материнству, поскольку не любила детей, ей не хотелось остаться неполноценной стараниями профессора Снейпа. А может быть, он об этом не знал? Или просто счел глупостью. Ей почему-то хотелось считать именно так.
Но об этом нигде не написано, — растерялась Анна, — и… эм… Гюнтер Штольц ничего не говорил мне об этом, — настолько глупым казалось ей сейчас ее собственное вранье, что не укрылось от ее однокурсников. — А он мне много разных книг давал читать, в основном не по программе…
- Насколько я понял, вы не читали последнее издание Гельмонта и Ван Лейвена “О ядах, противоядиях и медицинских зельях”? — спросил Шенбрюнн, уже заранее зная ответ на свой вопрос.
- Это учебник для университета, — пояснил Фольквардссон — зачарованное зелье, которое он доваривал за Кайнер, было уже почти готово и теперь настаивалось.
- Эм… Гюнтер Штольц не давал мне читать учебники для университета, — грустно ответила Анна, выставляя на стол чистые колбы, — он говорил, что до всех тонкостей зельеварения доходил он сам, без всяких учебников, и требует то же самое от меня. И он вообще мало чего объяснял, считал все слишком очевидным, — истерически усмехнулась. — Вообще, мне кажется, гении и мастера редко бывают хорошими учителями. Для них просто неочевидно то, что другим кажется неочевидным то, что для них очевидно.
- Анна, вам сейчас не следует переживать об этом, — сказал Шенбрюнн, оставив свои зелья настаиваться. — А вот поесть вам не помешает, — едва ей об этом напомнили, как желудок тут же недовольно заурчал, прося свою порцию ужина. — Извините, пожалуйста, что не зашел за вами раньше. Вот, я принес вам еду из Большого Зала, — указал на тарелку, накрытую полукруглым колпаком, — на нее наложены Согревающие чары. Хотя, на мой взгляд, лаборатория — это не самое удачное место для приема пищи.
- Э… спасибо, — неуверенно ответила девушка и прошла к столу, на котором стоял ее ужин, едва удержав себя от того, чтобы тут же наброситься на еду.
Парни убирали тем временем рабочие места, разливали по колбам сваренные на “Превосходно” зелья, очищали невербальными заклинаниями лабораторную посуду и инструменты, тихо переговариваясь между собой. Лапина прислушалась. Карл спрашивал Ассбьорна о том, какую именно модификацию он применил, и заметил, что это было рискованно — доваривать за другого человека зелье, не зная заранее, как выполнялись предыдущие стадии, на что бывший дурмстранговец ответил с довольной улыбкой на лице, что он эту модификацию на основе методики Бергера и Зайлер-Бергер придумал он сам незадолго до того, как оставил Дурмстранг, и что это подтверждают записи в рабочем журнале фрекен Кайнер, с которой он иногда мыслит одинаково. Последнюю фразу Фольквардссон произнес с гордостью и чувством собственной правоты, бросив на девушку короткий, но красноречивый взгляд, под которым она тут же почувствовала себя раздетой. Она вообще все это время, начиная со вчерашнего вечера, ощущала себя неуютно рядом с Ассбьорном. Не потому, что он был ей неприятен или раздражал, а потому что в его присутствии ее начинали на пару грызть вина и совесть, напоминая, как она неблагодарно поступила по отношению к нему. Она лгала, он видел это, но она продолжала, и от этого на душе становилось еще мерзостнее.
Когда все было сделано, Фольквардссон предложил прогуляться — до отбоя было еще не менее часа. Шенбрюнн после некоторых раздумий принял его идею, так что Лапиной ничего не оставалось, кроме как согласиться, но с тем условием, что ей нужно непременно переодеться и привести себя в порядок.
Сорок минут спустя Шенбрюнн, Фольквардссон и Кайнер, не спеша, прогуливались по площадке перед Западным Крылом. Было немного прохладно, и слабый ветерок, приятно обдувая лица, слегка ерошил их волосы и развевал полы мантий, а в темно-синем ночном небе тускло мерцали немногочисленные звезды. Из Темного леса доносились приглушенные крики ночных птиц. Казалось, все было далеко позади, будто и не существовало больше: и бесконечная варка зелий, и дуэль с Бранау, и утомительная беготня по коридорам с единственным желанием — спастись. Были только они втроем, ночная тьма над ними, и нелегкие мысли внутри каждого из них. Они молчали, погруженный каждый в свои собственные думы, и наслаждаясь вечерней свежестью и прохладой.
Анна почувствовала, как кто-то мягко продел свои пальцы между ее. Посмотрела направо — Фольквардссон. Крепче сжав ее руку, юноша шагнул вперед, заставив ее подойти к нему ближе. Девушка повиновалась, в то время как ее саму терзали сомнения. Ведь она еще может все обратить вспять — достаточно лишь вырваться и убежать, куда глаза глядят. Но тогда она снова поссорится с Фольквардссоном. Нет, они вообще станут врагами. А ей этого не хотелось. Лапиной снова вспомнились слова Карла: “Анна, советую вам вести себя осторожнее с Фольквардссоном… потому что если ваши интересы разойдутся, страдать будете вы оба.” После того памятного разговора на истории магии Лапина больше не думала об этом предупреждении, смысл которого так и не поняла до конца, да и случилось много всего, что заметно потеснило мысли о весьма туманном предостережении одноклассника на второй, если не на десятый план. Властный и строгий, подчиняющий взгляд из-под сдвинутых бровей, довольная улыбка, осознание собственной правоты, превосходство как в физической силе, так и в знаниях и магическом потенциале — Ассбьорн Фольквардссон относился к той категории людей, которых лучше не иметь врагами. Инстинкт самосохранения говорил подчиниться — как раньше, будучи уже взрослой, Лапина подчинялась своим родственникам просто, чтобы избежать конфликта, — а разум призывал успокоиться, ведь максимум, что ее ждет, это какая-нибудь нотация. Но, отдавала себе отчет Анна, не факт, что нотацией все и ограничится, и Фольквардссон не потребует под занавес какой-нибудь магической клятвы.
Шедший слева от нее Шенбрюнн ободряюще улыбнулся, как бы говоря: “Не бойся, все будет в порядке”, и Лапина позволила себя увести. Они с Фольквардссоном быстро пересекли двор и взошли на деревянный готический мост, откуда открывался поистине чудесный вид на погруженную в ночью тишину долину, нарушаемую лишь звуками природы — плещущимися о берег водами озера, отражавшего луну и звезды, шелестом листьев на ветру, уханьем выбравшихся на охоту сов. Какое-то время девушка завороженно любовалась расстилавшимся перед ней пейзажем, пока не почувствовала, что кто-то стал совсем близко к ней.
- Вы здесь в первый раз, фрекен Кайнер? — спросил Фольквардссон, наклонившись к ней.
Сейчас в его голос вновь вернулись мягкость и нежность, которыми он одаривал ее с самого момента их знакомства, но которые она стала ценить лишь с недавнего времени, когда внешне бывший дурмстранговец стал относиться к ней так же, как и ко всем остальным.
- Да, — ответила Анна, кутаясь в мантию, — здесь очень красиво. Спасибо, что показали мне это место, господин Фольвардссон, — и опустила глаза, искренне надеясь, что все ограничится лишь светской беседой.
Лапина не любила, когда ей приходилось развлекать кого-то разговорами, но сейчас она полностью осознавала свое бесправие, и что ее жизнь полностью зависит от настроения окружающих ее людей, и потому ей следует сделать то, что от нее хотят — хозяев жизни лучше не злить.
- Я сам люблю ночные прогулки. В них есть своя прелесть и очарование, — сказал Ассбьорн, откинувшись на тонкий деревянный столбик и улыбнувшись уже искренне, как другу.
Девушка понятия не имела, что от нее ждут, и как ей следует себя вести. Она до сих пор не понимала, для чего ее увел с собой Фольквардссон — поговорить о красоте местной природы они могли бы и втроем. А их отношения совершенно не располагают к романтическим прогулкам под луной. Посильнее закуталась в мантию. Ее настораживало внешне доброжелательно отношение к ней сурового равенкловца. Что он задумал? Ведь последние два дня он держал в общении с ней весьма ощутимую дистанцию, так что от него можно было ожидать, скорее, строгой нотации, укора, встряски — потому что есть, за что. А Ассбьорну Фольквардссону лучше не переходить дорогу.
- Господин Фольквардссон, я должна перед вами извиниться… — тихо сказала Анна, невидящим взором глядя на разверзавшийся под мостом овраг.
- Анна, посмотрите на меня, пожалуйста, — попросил ее Ассбьорн.
Подняла голову — в глазах стоят слезы, напряжен каждый мускул лица.
- Продолжайте… — взял ее за плечи, встав на расстоянии вытянутой руки.
- Я прошу у вас прощение, что не поблагодарила вас тогда, когда вы спасли меня от слизеринцев… вместо этого я накричала на вас и оскорбила… — голос дрожал, а слезы катились по щекам, но ее не прерывали, тут же пытаясь успокоить или говоря, чтобы она перестала плакать, как малое дитя, что случалось с ней всячески, когда она осознавала свою вину или никчемность. — Я прошу у вас прощение за то, что… что… я злилась на вас всякий раз, когда вы пытались поговорить со мной, в то время как вы не сделали мне ничего дурного, но были всячески добры ко мне…
Лапина вырвалась из рук Фольквардссона и, отвернувшись от него, отошла на несколько шагов назад, обхватив себя руками и уставившись невидящим взглядом в дощатый пол. Холод и стыд сковали тело и душу. Хотелось упасть и забыться вечным сном, где никто не будет тревожить ее, и она не причинит никому боль. Где будут только тьма и забвение.
- Фрекен Кайнер, прежде, чем дать ответ на ваше извинение, я хотел бы услышать, почему вы так поступали, — твердым голосом попросил ее Фольквардссон — он по-прежнему стоял, облокотившись о тонкий деревянный столбик и сложив руки на груди, немного напоминая тем самым профессора Снейпа.
Странно, — девушка медленно повернулась обратно, подняв на собеседника заплаканные глаза, — от нее никогда раньше не требовали мотивации ее поступков, считая это лишь жалкой попыткой оправдаться. Раз сделала пакость, значит, плохая, и ничего больше, значит, нужно стараться быть хорошей. А быть хорошей — значит просто всем угождать.
- Вы… вы действительно хотите это знать? — удивилась Анна.
Кивок в ответ.
- Иначе я не просил бы вас об этом, — добавил равенкловец уже мягче, как бы показывая, что ему можно доверять.
- Ассбьорн Фольквардссон, я не хотела с вами ссориться, — словно в подтверждение слов девушка принялась беспорядочно качать головой, — я не хочу, чтобы мы были врагами. Но я боюсь, что мы можем стать… более близкими, чем просто однокурсники, — теперь в ее глазах стояли неподдельный страх и сомнение.
- Вы боитесь меня?
- Да, немного, — честно ответила Лапина, — но дело не в вас, а во мне, господин Фольквардссон…
Точно такую же фразу она сказала на истории магии во вторник, после того, как он, желая сделать приятное, положил ей под голову свою мантию — чтобы лучше спалось. Кивнул, прося продолжать.
- Я — очень ненадежный и неблагодарный человек. Мне сложно угодить, поэтому лучше не пытаться… Я могу в любой момент оставить, предать… — проглотила застрявший в горле ком, а по щекам снова покатились слезы, — просто потому, что мне так будет удобно… Мне бы не хотелось, чтобы вы это испытали на себе… из-за меня…
- А теперь скажите, пожалуйста, фрекен Кайнер, а разве вам не было приятно то, что я вам сделал? — строго спросил Фольквардссон.
Анна прекрасно помнила, как оставалась равнодушной к пожеланиям и подаркам родных на праздники вроде Рождества/Нового года и дня рождения, к их попыткам ее развлечь, когда она приезжала из университета на каникулы — просто потому, что ей это было не нужно. Потому что она хотела, чтобы ее, наоборот, оставили в покое и дали заняться своими делами, а фразы вроде “мне надо писать отчет по работе/диссертацию” (а это действительно нужно было делать) не всегда помогали. Ей казалось, что ее просто не понимают или не хотят понять, признать, наконец, что она не такая, как все, а просто втиснуть в некий общепринятый шаблон поведения (“У нас в семье все веселые, а ты одна ходишь вечно хмурая и серьезная”) и, о ужас, мышления (“Как это ты мыслишь по-другому? Ты же моя дочь/внучка”). И она действительно считала себя плохой и неблагодарной, но ничего не предпринимала: она знала, что не изменит так просто свой менталитет, и не собиралась заниматься для этого самовнушением, и то, что хотят видеть ее родные — лишь внешняя оболочка, а не внутреннее содержание, которое обычно никого не интересует.
- Да, было. Но все, что вы для меня делали, мне было… нужно, — добавила Лапина, вспомнив, что Ассбьорн еще не разу не делал для нее что-нибудь реально бесполезного.
- Потому что я никогда не делаю то, что не нужно и бесполезно, — его губы тронула легкая полуулыбка, а поза стала более расслабленной. — Я понимаю, что у вас есть причины сомневаться в себе, тем более, в нынешних обстоятельствах. Но, фрекен Кайнер, ваше стремление очернить себя в моих глазах выглядит совершенно нерациональным, в то время как сами вы полагаетесь в основном на доводы разума. Также вы не похожи на безответственного человека. Тогда к чему все эти самоуничижения?
- Потому что я не могу без этого, — Анна стояла боком к Ассбьорну, так что фигура ее скрывалась в тени. — Но я могу обойтись без друзей и родных — людей, которые должны быть мне ближе всего. Я могу обойтись без любви, но не могу без понимания, потому что первое без второго ведет к ссорам, конфликтам и разочарованиям. Я не ищу счастья, но ищу покоя… — и, снова обхватив себя руками, уставилась в пол.
– Спасибо за честный ответ, фрекен Кайнер. Я действительно не прощаю предательства и обмана, — вновь серьезное выражение лица и фирменный “орлиный” взгляд, — но я понимаю вас, и готов принять тот факт, что вы можете не ответить взаимностью — это ваше право. Однако я хотел бы, чтобы вы были впредь честны со мной, как и я перед вами. Чтобы вы были такой, какая вы есть, а не той, какой, по вашему мнению, вас хотят видеть окружающие. Вы понимаете, о чем я говорю?
Кивок в ответ.
- Я прощаю вас, фрекен Анна Кайнер. Понимаю и прощаю, — твердым голосом произнес Фольквардссон.
Кайнер подошла к нему на негнущихся ногах, в глазах ее отчетливо читались страх и отчаянье. Опустилась в самом низком книксене, который только может быть, и поднесла к губам его руку, на которую был надет родовой перстень — знак полной покорности, смирения и покаяния, — и кожу обожгло горячим поцелуем и омыло горячими слезами. Провел пальцами по ее щеке, и она, не выпуская его запястья из своих рук, и потянулась вслед за его лаской. Она опустила плотину, за которой прятала свои чувственные желания, и они теперь мощными потоками хлынули наружу.
- Встаньте, фрекен Анна Кайнер. На вас больше нет вины, — поднял девушку на ноги. — Но, ответьте мне, пожалуйста, честно на один вопрос… — и посмотрел в перепуганные зеленые глаза. — Что связывает вас с профессором Снейпом?
Брови девушки недоуменно взметнулись вверх.
- Я не берусь в данном случае судить о его отношении к вам, но тот факт, что в качестве отработки он дает вам задание сварить зелье, что требует определенного мастерства и квалификации, означает, что он знает ваш реальный уровень, а не то, что вы демонстрируете ему на занятиях в паре с Шенбрюнном. Следовательно, вы были знакомы с профессором еще до Хогвартса. И именно его вы называете “Гюнтер Штольц”.
- Это правда… — отпираться было бессмысленно, тем более что она не давала Снейпу никаких клятв, а мальчишки обо всем догадались сами. — Долг жизни: он меня спас, приютил в своем доме, обучал боевой магии и зельям — я ему благодарна за это. Но мне иногда кажется, что он меня ненавидит и будет рад, если я просто исчезну.
- Но не буду рад я, — возразил Фольквардссон, крепко прижав к себе девушку, и лицо его тут же приобрело счастливо-мечтательное выражение, когда кольцо тонких женских рук сомкнулось за его спиной. — И Шенбрюнн, я думаю, тоже… — прошептал он у нее над головой и поцеловал в макушку.
И снова эта разница… Оба юноши были намного выше ее происхождением, и оба покровительственно относились к ней, но почему-то близость именно с Карлом вызывала в ней желание подчиниться, отдать всю власть над собой, в то время как с Ассбьорном — соединиться, сораствориться. Казалось бы, очень тонкое различие внешне, и, тем не менее, одного из них она возносила над собой, в то время как другой нисходил до нее сам, будучи во власти чувства куда более сильного, чем многие зелья и чары. Также, показалось Лапиной, Ассбьорн Фольквардссон не претендует на уже “занятых” девушек, иначе как можно было бы объяснить тот факт, что он обнял ее лишь после того, когда узнал, что она не связана с профессором Снейпом ничем, кроме долга жизни и учения?
- Что ж, я думаю нам пора возвращаться, а то Карл нас уже заждался, — улыбнувшись, сказал равенкловец и, взяв девушку за руку, повел ее обратно к замку.
Все это время, что Фольквардссон и Кайнер вели приватную беседу, Шенбрюнн, не спеша, прогуливался по внутреннему двору, поглядывая иногда на мост. Он не слышал их разговора и едва различал силуэты в темноте, но догадывался, что Анна все-таки решила объясниться с Ассбьорном. Он поступил правильно, убеждал Карл сам себя, он поступил в согласии со своей совестью. Ведь он заинтересован в Анне и искренне хочет ей помочь, и то, что он подтолкнул ее к примирению с Фольквардссоном (хотя последний, не догадываясь об этом, быстро перенял инициативу в свои руки) — лишь небольшая услуга с его стороны. Как с Лотаром и Элизой, — нашептывал ему хитрый внутренний голос, — свести их вместе — тоже небольшая услуга с твоей стороны, не так ли? Потерял одну невесту, теперь потеряешь и вторую… Шенбрюнн закрылся внутренним окклюментивным блоком, однако в душе его уже были посеяны сомнения. Он осознал вдруг, что был бы совсем не против романтических отношений с Анной, и то пьянящее ощущение власти, что она ему давала над собой…она плавилась в его руках, словно воск, она слушалась его… Если бы он сам не подтолкнул ее к примирению с Фольквардссоном, то она всецело и безраздельно принадлежала бы ему и только ему. Парень вновь отгородился от мрачных, но таких затягивающих эгоистичных мыслей. Он поступил бы, как подлый эгоист, не дав ей права выбора. Жребий брошен, и отступать уже нельзя. И если нужно будет, он снова уступит, но не потому, что гордому и мстительному Ассбьорну Фольквардссону не стоит переходить дорогу, а для того, чтобы она была счастлива. Но бороться за нее он будет обязательно…
Карл кивнул собственным мыслям, как бы соглашаясь с внутренним моральным выбором, когда заметил идущих ему навстречу молодых людей. Фольквардссон, хотя по-прежнему оставался серьезным, уже не выглядел таким сердитым, как раньше, а Кайнер… нет, она не казалась счастливой, было даже заметно, что она недавно плакала, но напоминала человека, который, наконец-то, сложил с плеч тяжелую ношу и теперь смог свободно вздохнуть. Анна вытянула свободную руку вперед, ладонью вверх, и он взял ее. Втроем прошли обратно на середину моста и стали лицом к озеру, облокотившись на деревянные перила.
- Как здесь красиво! — с неподдельным восторгом в голосе произнес Шенбрюнн, пораженный увиденной красотой.
На долину опускался легкий, словно сотканный из звездного света серебристый туман, который, казалось, проникал везде и всюду, наполняя собой всякое пространство. Волшебство в чистом виде, первозданное, одухотворяющее, открывающееся лишь в ночи, при свете звезд и луны, то самое, которому древние маги поклонялись как пантеистическому божеству, порождающее ощущение всеобщности, единства.
- Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом — звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас, — с тем же восторгом процитировал Карл известного немецкого философа, не отрывая взгляда от ночного неба и окутанных мистическим туманом гор.
Стоявшие рядом Кайнер и Фольквардссон согласно кивнули. Взгляды их устремились в одном направлении, руки переплелись за спинами друг друга, как бы закрепляя негласную и бессознательную клятву дружбы и единства, а души наполнили чувства легкости и эйфории, сопричастности, серебристый туман пронизывал каждую клеточку тела, обволакивая их троих — древняя магия приняла договор.
До отбоя оставалось немногим более десяти минут, так что двое слизеринцев и равенловец быстрым шагом двигались вдоль крытой галереи, опоясывающей малый внутренний двор. Западное крыло и, соответственно, башню Равенкло они уже давно миновали, ибо Ассбьорн Фольквардссон, не принимая никаких возражений, вызвался проводить своих друзей до гостиной Слизерина. Вот арка и лестница, ведущая в темные, полуразрушенные подземелья. Изрядно уставшие студенты ускорили шаг — ни Филч, ни профессор МакГонагалл, ни старосты обычно не патрулируют подземелья, — когда прямо перед ними выросла высокая черная фигура декана Слизерина. Последний не упустил случая пройтись по умственным способностям и моральным качествам загулявшихся сопляков, и, сняв с каждого для профилактики по тридцать баллов и приказав немедленно возвращаться в общежития, пошел патрулировать коридоры дальше. Это было его первое удовлетворение за сегодняшний длинный и безумный день, и снятые с собственного факультета баллы волновали его теперь в последнюю очередь, когда в свете факелов промелькнула рыжая шевелюра Уизли и черные лохмы в купе с очками-велосипедами, принадлежащие Поттеру. Сегодняшняя ночь определенно обещала быть интересной.
P.S. Попыталась представить себе, как вижу новых персонажей.
Собственно, АЛ(К): http://s017.radikal.ru/i443/1110/be/525541ad6b17.jpg
|
|
|
| PPh3 | Дата: Среда, 31.10.2012, 19:57 | Сообщение # 152 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 23. Письма
“М-ру Эрхарду Рихарду Шенбрюнну, Грюненхоф, Лейпциг, федеральная земля Саксония, Германия.
Мистер Шенбрюнн, как декан факультета Слизерин, куда был распределен ваш сын Карл Шенбрюнн, с огромным сожалением вынужден сообщить вам о его поведении, не достойном чистокровного волшебника, которое заключается в неповиновении прямым приказам учителей, неуважении к учителям, нарушении правил школьного общежития, а также общении с неблагополучными элементами магического сообщества. Поскольку до этого репутация вашего сына значилась как “безупречная”, я не стану заносить сии примечательные случаи в его личное дело, но лишь на том условии, что это больше не повторится. А посему вам надлежит принять от вашего сына письменную клятву о том, что в дальнейшем он обязуется неукоснительно соблюдать школьные правила, а также приказы школьного руководства, и копию отослать мне.
С уважением, декан Слизерина, профессор зельеварения Северус Тобиас Снейп. 8 сентября 1997 года, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.”
* * *
“Драко Люциусу Малфою, факультет Слизерин, Хогвартс.
Драко, мы с твоей матерью весьма огорчены твоим поведением. Я не говорю про то, что произошло в Лестранж-холле. До меня дошли слухи, что ты не только умудрился проиграть по количеству баллов какой-то грязнокровке, но еще и нарваться на отработку, и лишиться значка старосты факультета. И это после того, как утром второго сентября ты пьяным ввалился в Большой Зал. Не слишком ли много для одной недели? Неужели ты, наследник древнего чистокровного рода, ведущего свою историю еще со времен Мерлина, не удосужился усвоить такие понятия, как “честь дома” и “честь семьи”, и все наши с твоей матерью усилия пропали туне? Почему ты, будучи Малфоем, позволяешь, чтобы тобой руководили? Не удел ли это гриффиндорцев — вечно попадать в неприятности? Очевидно, твоя вражда с Поттером оказала на тебя слишком плохое влияние. С этого дня я запрещаю тебе всяческое общение с Поттером и его друзьями, а также грязнокровкой Кайнер, будь то даже попытки указать твари ее место, ибо даже это ты не можешь сделать нормально. Я крайне разочарован тем, что у меня вырос такой глупый наследник, который не умеет думать собственной головой и просчитывать события на много шагов вперед, чем всегда славились Малфои. В наказание я отныне лишаю тебя всех средств, которые хранятся в твоих личных сейфах. Они сумеют найти себе более достойное применение, раз наследника древнего рода Малфоев не беспокоит репутация его семьи.
Лорд Люциус Абрахас Малфой, сентября 8-го дня, 1997 года, Малфой-мэнор.”
* * *
“Дорогие папа и мама, у меня все хорошо. Несмотря на то, что прошла всего одна неделя, нас уже морально готовят к экзаменам и очень много задают на дом, но я все успеваю и еще помогаю с уроками Гарри и Рону. В этом году профессор Снейп снова ведет зельеварение — я вам уже говорила, что должность преподавателя ЗОТИ проклята, и никто не задерживался на ней дольше года. Просто в этот раз профессор Слагхорн, который вел у нас зельеварение в прошлом году, отказался от кафедры (говорят, что не поладил с директором Дамблдором, который нанял его на работу). Нового преподавателя ЗОТИ уже нашли, но его не будет еще целую неделю.
В этом году к нам в Хогвартс для обмена знаниями прибыли иностранные студенты. Один из них, Лотар Визерхофф, попал к нам в Гриффиндор. Он очень умный и ответственный и часто помогает мне с обязанностями старосты, а также с кружком по домашним заданиям. И любимые предметы у него такие же, как у меня: нумерология и трансфигурация. И еще мне очень нравится, что, хотя он чистокровный, причем из какого-то древнего рода, он не считает себя лучше других, не хвастается и не унижает остальных учеников, как это желает Малфой из Слизерина.
Они все, иностранные студенты, какие-то необычные. Когда к нам три года назад на Турнир трех волшебников приезжали студенты из Бобатона и Дурмстранга, это не было так заметно. Они просто воспринимались как другие, и все. А эти — именно как необычные. Все-таки они живут вместе с нами в общежитиях, ходят вместе на занятия, участвуют в досуге и т.д., и потому их “необычность” сильно заметна. Несмотря на то, что все они попали на разные факультеты, они всегда держатся вместе. У меня даже складывается впечатление, что они даже знают больше чем мы. Я понимаю, конечно, что в их стране специально отбирали лучших из лучших, но все равно как-то обидно, ведь многие из нас считали Хогвартс лучшей в Европе школой чародейства и волшебства. Практически не было еще того задания, с которым никто из них еще не справился. Тот же Визерхофф, например, гораздо меньше времени, чем я тратит на разучивание новых заклинаний или решение задач по нумерологии, но профессора не ставят ему из-за этого меньше баллов. А ведь это несправедливо: почему на достижение тех же результатов я должна тратить гораздо больше времени, чем он?
Еще один, Карл Шенбрюнн. Несмотря на то, что они с Лотаром друзья, он попал в Слизерин. Я не знаю, как повлияют на него его одноклассники, но пока он так же, как и его друг, лишен всяких классовых предрассудков и был со мной предельно вежлив. В частности, они с Лотаром дружат с еще одной девочкой, которая попала в Хаффлпафф. А еще, говорят, он очень хорошо разбирается в зельеварении и даже хочет выполнять аттестационный проект под руководством профессора Снейпа. Вместе с Шенбрюнном в Слизерин (где учились до этого только чистокровные волшебники из темных семей, наподобие Малфоя) попала Анна Кейнер. Так она вообще магглорожденная, и мало того, до этого вообще не ходила в магическую школу. Я не думаю, что слизеринцы относятся к ней хорошо. Кстати, недавно к ним в подземелья зашел горный тролль и все порушил, так что они, бедняги, своими силами все теперь восстанавливают. Ничего, зато узнают, каково бедным домашним эльфам, когда их эксплуатируют так же жестоко. Я же вам говорила уже, что в магическом мире до сих пор существует такой атавизм, как рабство, но я намерена это исправить, когда пойду после школы работать в Министерство магии. Волшебники должны понять, что нормальное общество должно развиваться по законам современной демократии, а не средневековой диктатуры. У них даже министр магии — и то невыборная должность. Но ладно, я отвлеклась. Так вот, эта Кейнер, несмотря на свой, казалось бы, самый низкий стартовый уровень (а ведь ее сразу взяли на седьмой курс вместо первого), уже может выполнять сложные заклинания, с которыми, к сожалению, справляется далеко не весь наш курс. Я понимаю, что она что-то могла выучить дома, но как? Ведь школьникам нельзя колдовать на каникулах. При этом она довольно мало времени проводит в библиотеке, так что я просто не представляю, когда она все успевает учить и практиковаться. Почему она на учебу тратит гораздо меньше времени, чем я? Ведь по логике все должно быть совсем наоборот.
Ну ладно, хватит про учебу. Почти всю прошлую неделю было холодно и шли дожди — об этом, наверное, сообщали в новостях. Не беспокойтесь, я всегда забочусь о своем здоровье и одеваюсь по погоде. Недаром же я ни разу не болела простудой все время, что училась в Хогвартсе. Хотя мадам Помфри, наша школьная медсестра, утверждает, что волшебники не болеют обычными маггловскими заболеваниями. Однако сейчас снова потеплело, дожди прекратились, и в Хогвартсе наступило бабье лето. Как бы хотелось, чтобы такая погода продержалась хотя бы до конца следующих выходных, чтобы я смогла нормально погулять на улице, не нарушая школьных правил, а то обычно, пока разберусь со всеми уроками, уже становится слишком поздно, чтобы можно было покинуть замок.
… Остался последний год в Хогвартсе, и мне порой становится грустно от осознания этого факта, что через год я покину место, которое считаю своим вторым домом (только не обижайтесь, пожалуйста), где я нашла себя и обрела самых лучших друзей.
Мама, папа, а как ваши дела? Как здоровье? Я надеюсь, вы не отказались от участия в конкурсе “Лучшая зубоврачебная клиника года”. Тетя Дороти все еще гостит у вас или уже уехала к себе в Бристоль?
P.S. У нас сейчас пошла очень сложная теория по нумерологии, и мне посоветовали прочитать литературу по маггловской математике. Вы не могли бы прислать мне ваши старые учебники со школы и университета, чтобы я могла позаниматься дополнительно?
Я очень люблю вас. Ваша дочь Гермиона.”
* * *
“Рон и Джинни, любимые мои, мы с папой так скучаем по вам! А ведь прошла всего одна неделя. И по тебе, Гарри, милый, ты ведь знаешь, что мы с Артуром любим тебя, как сына. Так хочется вас всех обнять и крепко-крепко прижать к груди. Казалось, еще вчера мы отправляли вас, одиннадцатилетних несмышленышей в Хогвартс, где перед вами должна была открыться новая жизнь, полная чудес и приключений. А теперь вы все уже взрослые и через год окончите школу. Как быстро летит время. Мы рады, что у нас выросли такие замечательные дети. И тобой, Гарри, мы тоже гордимся, как собственным сыном. Ты — пример для нас всех. И можешь не сомневаться, Гарри, твои родители тоже сейчас гордились бы тобой, добрым, смелым и отзывчивым человеком, настоящим другом и истинным гриффиндорцем.
Смотрите все, учитесь хорошо, вам в этом году сдавать ТРИТОН. Тебя, Джинни, это тоже касается. Ведите себя хорошо и берегите себя и друг друга и не болейте. Мы с папой за вас очень волнуемся. И будьте осторожны с иностранцами. Папа сказал, они приехали из страны Гриндевальда, так что ни за что не водите с ними дружбы, и не идите у них на поводу.
Любим вас всех и целуем. Мама и папа.
P.S. На выходных нас навещали Билл и близнецы и просили передать вам с письмом горячий привет.
P.P.S. Надеюсь, вам понравились пирожки, которые я прислала вам в прошлый раз. В этот раз посылаю вам шоколадные кексы с патокой и изюмом. Только что испекла и наложила консервирующие чары, так что, как только откроете, можете сразу скушать горяченьким. В Хогвартсе-то кормят хорошо, но домашнее всегда лучше, правда?
P.P.P.S. Рон! Обязательно поделись гостинцами с Гарри, Джинни, Гермионой и Невиллом!”
[center]* * *[/center]
“Ассбьорну Эббе Фольквардссону, дом Равенкло, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.
Сын наш Ассбьорн, наших очей достигло известие, что ты связался с какой-то магглорожденной, кроме того, не оказывал должного почтения декану одного из домов, в связи с чем получил штраф для своего дома, где ты учишься. Я, как твой отец, не имею ничего против твоей дружбы с магглорожденной, ибо это не запрещено нашим семейным кодексом, и пред тобой было много поколений чистокровных волшебников. Но тобою крайне разочарована фру Бенгерд, которая изо всех сил пытается найти тебе хорошую чистокровную невесту из знатной семьи. Неужели ты хочешь, чтобы наши с твоей матерью усилия пропали втуне? Подумай, как ты оскорбляешь тем самым нашу старость, когда нам приходится узнавать о твоем непослушании и неуважении к старшим. Подобные обстоятельства заставляют нас усомниться в том, что ты достоин принять наследие своего рода, если Одину случится призвать наши души.
Ассбьорн, подумай обо мне, твоем отце. Я уже стар и немощен, и вынужден был оставить кафедру, чтобы провести в покое остаток моей бренной жизни. И моей единственной радостью будет видеть, как ты достойно женился, а Сесилия и Карин достойно выйдут замуж. И ни я, ни твоя мать не хотим, чтобы наш достославный род прервался из-за твоих необдуманных поступков.
Надеемся на твое вразумление и исправление. Твои родители.
P.S. Твои сестры живут теперь с нами в Тёресхаллене.
Эббе Эскиль Фольквардссон, сентября 9-го дня, 1997 года, Тёресхаллен, Уппсала, провинция Уппланд, Швеция.”
* * *
“Лотару Георгу фон Визерхоффу, дом Гриффиндор, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.
Возлюбленный сын наш Лотар, вслед за твоим письмо нас с твоей матерью достигла весть, что ты, проучившись в Хогвартсе всего одну неделю, уже успел нажить себе врагов и ввязаться в драку, заработав тем самым штраф для своего дома. В этом оказались замешаны некие Поттер и Уизли, не так ли? Мы понимаем, что ты у нас идеалист и терпеть не можешь всякую несправедливость и беззаконие, однако тебе следует вести себя более сдержанно, чтобы подобные вещи не повторялись впредь. Но также мы знаем тебя, Лотар, как никто другой, ибо ты наш сын, и знаем, что ты никогда бы не нарушил Правил Рода, не солгал и не предал, и потому мы бы хотели узнать от тебя лично, что произошло на самом деле. Твои же высокие оценки по всем предметам и желание стать старостой дома со всей присущей тебе ответственностью не могут не вызывать гордости за такого сына, как ты, и достойны похвалы.
Не видим смысла медлить с ответом на твое письмо, посланное из Хогвартса шестого сентября. Мы все — твои родители, дедушка Якоб и бабушка Ингрид, а также твоя сестра Хильда — пребываем в добром здравии и передаем пожелание доброго здравия тебе. Бабушка с дедушкой отправились сегодня утром в Базель к дяде Стефану, откуда обещали написать позже. А Хильда делает поразительные успехи в освоении магии, а также прекрасно успевает по всем преподаваемым ей предметам, так что мы не удивимся, если она станет первой в классе, когда пойдет в следующем году в школу магии. Вся тебя и дедушку Теодора. Мы гордимся вами, ведь это большая редкость, когда в семьях волшебников все дети одинаково одарены магическим потенциалом, умом и различными талантами.
С этой недели, как тебе доподлинно известно, вновь начал собираться Совет Магов, в котором твой отец принимает самое непосредственное участие, — будет готовиться отдельный закон о наказании чистокровных волшебников, принадлежащих к магически учрежденным родам. Мы все понимаем, что магия и кровь священны, тем более принадлежащие тем, кто носит в себе наследие десятков поколений до него. И что нельзя наказать равного по статусу родича, не отрекаясь при этом от родственной связи с ним и не утрачивая связанной с этим родом магии. Как и беззаконие, которое, трактуя древние обычаи в свою пользу, творят некоторые семьи, имена которых называть не будем. Мы с твоим отцом очень надеемся, что этот закон будет принят, и те, кто до сих пор позорит нашу страну несмываемым пятном фашизма, понесут заслуженное наказание за свои злодеяния.
P.S. Лотар, хотя мы знакомы с Элизой и считаем, что она может стать верной женой и хорошей матерью, и знаем, что ты уже сделал ей предложение, мы должны предупредить тебя, чтобы ты вел себя более сдержанно и не заходил слишком далеко в отношениях с ней, пока между вами не будет заключена официальная магическая помолвка.
Любим тебя и гордимся тобой, Лотар. Твои родители Георг Якоб фон Визерхофф и Ангела Элена фон Визерхофф, сентября 9-го дня, 1997 года, Зонненхаус, Лейпциг, федеральная земля Саксония, Германия.”
* * *
“Гермиона, доченька, мы рады, что у тебя все хорошо, и что к вам на факультет попал такой хороший парень. Ты прости нас, приставучих взрослых, в конце концов, ты уже сама взрослая, и это твоя жизнь, так что тебе самой решать, как ею распорядиться, но нам с папой кажется, но нам с мамой кажется, что этот Лотра Визерхофф подходит тебе гораздо больше, чем Рон Уизли. Все-таки “муж” и “друг” — это слишком разные понятия. Да, друзьям нравится общаться и проводить время вместе. Да, друзья всегда могут рассчитывать на взаимопонимание, помощь и поддержку друг друга, но им редко доводится сталкиваться с теми проблемами, которые становятся рутинными в семейной жизни. С мужем ты пройдешь рука об руку всю жизнь, вам придется решать многие проблемы вместе, и ссоры также будут неизбежны. Ты можешь мириться со многими недостатками друга (особенно если между вами не стоит быт), но их же ты не станешь терпеть у мужа. Мы ни в коем случае не настаиваем, доченька, просто прислушайся к своему разуму и сердцу, и они вместе подскажут тебе, как правильно поступить.
И то, что у кого-то задания получаются лучше, чем у тебя. Ты же ведь прекрасно понимаешь (как бы тебе это ни казалось несправедливым), что успех в том или ином деле определяется не только затраченными силами, но и способностями к этому делу. Вспомни, как ты сама рассказывала, что Гарри у вас самый лучший по защите от темных сил. Он сдал экзамен по этому предмету лучше тебя, но при этом, насколько мы знаем с твоих же слов, учится он явно меньше. Так почему по другим предметам не могут найтись те ребята, которые опережали бы тебя. Да, похвально трудиться, да, похвально стремиться к лучшим результатам, но это не значит, что ты должна делать это только для того, чтобы превзойти всех остальных. У каждого человека существует свой максимальный уровень знаний, талантов, способностей, выше которого он не может пойти, иначе нас везде окружали бы сплошные профессора, врачи, юристы и т.д. А ведь ты назвала всего трех учеников, кто опережает тебя по успеваемости. Мы с папой у себя в колледже не входили даже в топ-10, так что у тебя есть заслуженный повод гордиться собой. И помни, доченька, мы любим тебя и будем любить всегда, такой, какая ты есть, и твои оценки нисколько не повлияют на нашу любовь к тебе.
Доченька, мы рады, что ты следишь за собой и не пренебрегаешь своим здоровьем. У нас в Лондоне пока хорошая погода, хотя через неделю уже обещали дожди. Тетя Дороти уже уехала. Ты же знаешь, ее сын Вилли в этом году пошел в первый класс, и это очень важно для их семьи. А к конкурсу мы готовимся полным ходом. Устаем, конечно, но оно того стоит. И, конечно же, ты помнишь, что в октябре мы будем участвовать в Общебританской конференции врачей-стоматологов. Так что пожелай нам удачи.
P.P.S. Гермиона, мы очень рады, что ты заинтересовалась математикой. Все-таки она — основа всех наук. И общее “маггловское”, как ты говоришь, образование никогда не будет лишним. Ведь в жизни всякое может случится и, возможно, тебе придется вернуться в маггловский мир (хотя ты нам почти ничего не рассказываешь, мы догадываемся, что у вас там все не так спокойно, как ты пытаешься это представить). И будет очень обидно, если такой талантливый и трудолюбивый человек, как ты, не сможет найти себе нормальную работу просто потому, что не имеет нужного образования. Насколько мы поняли, вы соблюдаете какой-то закон о секретности, и потому ваши документы недействительны в нашем мире, и наоборот. Тем более у вас в школе предметы совсем другие, которые в обычной жизни просто не пригодятся. М отыщем тебе учебники, и если надо, купим новые, и пришлем тебе совой на следующей неделе.
Твои родители Джейн и Алан Грейнджеры.”
* * *
“Карлу Эрхарду Шенбрюнну, дом Слизерин, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.
Здравствуй, возлюбленный сын наш Карл. Просим извинить нас, твоих родителей за задержку ответа, однако на то были свои причины, о которых мы расскажем ниже. Если вы правильно поняли, тебе нравится в Хогвартсе в частности и в Шотландии в целом. Мы надеемся, тебе хватает пока для обучения и легкого чтения тех книг, что ты взял с собой из дома. Если нет, то напиши, пожалуйста, следующим письмом, что именно мы должны тебе прислать. Также мы рады, что ты прекрасно успеваешь по зельеварению и всем остальным предметам, которые ты выбрал для изучения в Хогвартсе, и желаем тебе дальнейших успехов.
Ты попал в Слизерин, дом чистокровных темных волшебников, руководимый Северусом Снейпом. Если мы правильно поняли из твоего предыдущего письма, то в Слизерине обучается в основном элита магической Британии, родители которых составляют шовинистически настроенную партию ревнителей чистоты крови, поэтому тебе следует проявлять предельную дипломатичность и осторожность. Не вступай ни в какие политические союзы вне зависимости от выдвигаемых ими идей, не ввязывайся в чужие конфликты и не принимай на себя никакие магические долги. Мы знаем, что ты у нас мальчик умный, но считаем себя обязанными еще раз преподать тебе родительское наставление. Держись всегда нейтральной стороны — своей стороны. Твоя сторона — это твоя семья, не забывай об этом.
Старайся не злить лишний раз профессора Снейпа и, независимо от того, как он к тебе относится, всегда будь с ним предельно вежлив в общении, но тверд в решениях. Профессор Снейп — человек слова, но для него в порядке вещей исполнить свой долг таким образом, что не нарушит ни одной клятвы, но заставит тебя много раз пожалеть об обещании, которое ты с него взял. Он резок и ядовит в словах, но лучше притушить на время свою гордость, чем пытаться что-либо доказывать. Он сам поймет, со временем.
И теперь мы переходим к причинам, побудившим нас задержаться с ответом.
Во-первых, вслед за твоим письмом нам пришло письмо от твоего декана, в котором сообщалось, что ты вел себя недопустимо для чистокровного волшебника, “не повиновался прямым приказам учителей, не уважал учителей, нарушал правил школьного общежития, а также общался с неблагополучными элементами магического сообщества”. Мы, будучи твоими родителями, знаем тебя, естественно, намного лучше, чем профессор Снейп, и потому не верим, что все было именно так, как он описывает. В этой связи мы бы хотели знать твою версию происшедшего, ибо догадываемся, что ты не стал бы просто так нарушать школьные правила и идти против преподавательского состава, не имея на то веских причин.
И во-вторых, “общение с неблагополучными элементами магического сообщества”. На днях твоя бабушка Вальпургия получила письмо, в котором в довольно резкой форме сообщалось, что ты “опустился до общения с грязнокровками”. А ты знаешь, насколько щепетильна бабушка Вальпургия в вопросах чистоты крови. К письму прилагалась фотография, содержание которой отправитель и твоя бабушка сочли весьма компрометирующим. Эта девушка… расскажи нам о ней, пожалуйста. Мы не запрещаем тебе дружить с ней, но нам хотелось бы знать несколько больше, чем то, что она “магглорожденная, не дурна собой и наделена немалым умом” (иначе ты бы просто не стал с ней общаться).
P.S. У нас с твоей матерью все хорошо, так же, как и до твоего отъезда в Англию. Вильгельм снова стал первым в классе и собирается в этом году оканчивать экстерном гимназию, а также сдать экзамены по теоретическим магическим дисциплинам на уровень ТРИТОН. Все-таки ваши совместные занятия принесли свои плоды, которые вы вкушаете уже сейчас.
А вот Маргарита, к сожалению, ленится и уже мечтает о том, как бы поскорее выйти замуж. Жаль, что ваша разница в возрасте не позволила ей заниматься вместе с тобой и Вильгельмом, а среди подруг и кузин ее возраста не нашлось тех, кто разделял бы вашу любовь к учебе и познанию нового. Все-таки, вы, молодые, чаще слушаете себе подобных, чем внимаете умудренным годами родителям.
P.P.S. Возможно, Лотар тебе рассказал уже, ибо его отец, как тебе доподлинно известно, заседает в Совете Магов. Сейчас готовится к принятию новый закон о наказаниях, предусмотренных для чистокровных волшебников из магически учрежденных родов. Мы все ожидаем, что этот закон должен сделать наше общество более справедливым, ибо заставит, наконец, понести ответственность тех людей, которые, находя лазейки в старых традициях, трактуют их в свою пользу, оставляя тем самым для себя открытой кровавую дорогу, которая тянется еще со времен войны. Новаторы, естественно, проголосуют “за”, но мы и, в особенности, те, кто заседают в совете магов, должны понимать, тем не менее, что этот закон должен быть составлен таким образом, чтобы под предлогом наведения всеобщей справедливости не началась впоследствии повальная травля чистокровных и ущемление наших естественных прав, как это имеет место в озабоченном политкорректностью маггловском мире, где коренное население оказывается нередко бесправным против мигрантов.
Твой любящий отец Эрхард Рихард Шенбрюнн. Сентября 11-го дня, Грюненхоф, Лейпциг, федеральная земля Саксония, Германия.”
* * *
“Карл, я отправил свое письмо вместе с отцовским, поэтому извини, что долго не было ответа. Еле выловил Арминия и заставил его взять еще одно письмо для тебя. Все-таки тебя он слушается гораздо охотнее.
Карл, я думаю, ты уже догадываешься, что я напишу в ответ на твое небольшое изыскание. Так вот, я ни разу не встречал девушки по имени Анна Кайнер ни каких предметным олимпиадах и даже специально просматривал списки по землям, в которых ее естественно не оказалось. Так что единственная информация, которую мы имеем, что она не немка, сильная ведьма и пришла из ниоткуда. Я не прав, или тебе действительно нравится эта таинственная незнакомка по имени Анна Кайнер, которая вовсе не Анна Кайнер, ведь если ты чем-то интересуешься, то интересуешься весьма основательно.
"That which we call a rose by any other name would smell as sweet…" (1)
Пока я занимался изысканиями по поводу Анны Кайнер, выяснил параллельно, что в школах кристаллохимию не преподают как отдельную дисциплину. Отдельные отсылки к ней есть в учебниках по неорганике, однако они не содержат достаточного количества полезной информации. Тетрагональные ячейки, плотнейшие шаровые упаковки, гексагональные кубические упаковки, индексы Миллера (вряд ли этот Миллер — родственник Элизы) — сейчас они кажется мне элементарными вещами, а все благодаря тебе и Анне Кайнер, из-за которой я решил изучить кристаллохимию. Ты писал еще, что она еще неплохо разбирается в катализе (ты знаешь, что мне весьма интересна эта тема в химии), однако большинство хороших учебников по катализу, ровно как и по кристаллохимии изданы для высшей школы, а не для средней, так что это наводит меня, а, значит, и тебя, на некоторые подозрения…
Родители тебе, наверное, уже написали, что я снова стал первым в классе и намерен окончить гимназию экстерном. Наверное, я буду скучать по своим одноклассникам какое-то время, как и они по мне. Но какой смысл просиживать в школе еще один лишний год и скучать на уроках, на которых я все равно не узнаю ничего нового для себя, если этот же год я смогу провести уже в качестве студента научного института? А благодаря тебе я могу сдать теоретические предметы в магической школе. Сквиб с магическим аттестатом… мне самому порой становится смешно от абсурдности ситуации. Что самое интересное, ко мне некоторые студенты обращаются с просьбой помочь им выполнить заклинание. Концентрация сознания на достижении результата и четкое направление геометрической формулы (вербальная формула, само собой, прилагается), и вот вам результат, достойный оценки “Превосходно”. Я просто творю волшебство чужими руками. И знаешь, Карл, мне иногда кажется, что я не так безнадежен, как мы все привыкли считать. Я чувствую ее, магическую энергию — мне это напоминает Заклинание Слияния (после того, как ты неудачно испробовал его на нашем родовом особняке, я специально прочитал про него, чтобы знать, с чем ты имел дело). Я не вижу никаких контуров или плетений, но просто чувствую саму магическую энергию, чистую, первозданную, ощущаю ее каждой клеточкой тела, проникаюсь ее духом. Порой мне кажется, что она есть внутри меня самого, но заперта под семью печатями, которые, как мне кажется, не продержатся долго. Я иногда наблюдаю за родителями или за Маргаритой, как они колдуют, и я чувствую магические потоки, чувствую, как они выходят из палочки и, подпитываемые магией дома, преобразуются по заданной геометрической формуле, давая требуемый или не очень результат.
И я не знаю просто, что делать с этим неожиданно проснувшимся во мне видением? Пойти в теоретики магии, ведь ими часто становятся сквибы? Или это просто разыгралось мое воображение, подсознательно не желающее мириться с моей ущербной природой?
Твой брат Вильгельм.”
* * *
“Эббе Эскилю Фольквардссону, Тёресхаллен, Уппсала, провинция Уппланд, Швеция.
Отец, я должен был бы пожелать вам доброго здравия, однако для меня это равносильно пожелать смерти своей мачехе фру Бенгерд — только в этом случае, отец, вы станете здоровы и духовно, и физически. Я правильно понял, что все мои усилия пропали напрасно, и, стоило мне покинуть Швецию, как фру Бенгерд, которую я не назову своей матерью даже под страхом смерти, стала крутить из вас веревки. Отец, вы угрожаете лишить меня наследства, в то время как сами просто сдались: переехали в гнездо Тересунгов, где вами будут помыкать, как захотят, оставили преподавание и еще втянули в это Сесилию и Карин (их-то за что наказываете?). Или, по-вашему, ваши постоянные уступки фру Бенгерд и ее родне способствуют усилению и возвышению нашего рода? Если я плохой наследник, то какой вы тогда Глава Рода?
Вы пишите о семейном долге, о вашем старческом счастье (но ведь вы еще не так стары, как вам пытаются внушить, и с чем вы добровольно соглашаетесь), о том, что хотели бы видеть своих детей в достойном браке. С кем? Сесилию вы по совету фру Бенгерд хотите отдать замуж за Торкиля Тёресунга, а Карин, хотя ей едва сравнялось двенадцать, — за Кнута Тересунга. А мне вы предлагаете в невесты Берту фон Бранау (от которых стонет едва ли не вся магическая Германия, и которые являются дальними родственниками Тересунгам), и Хельгу Тересунг. Так, благодаря действиям фру Бенгерд, которая за десять лет брака так и не смогла принести вам ребенка, гордый и некогда могущественный род Фольквардссонов и Блигаардов канет в небытие, оставив после себя лишь имя на пыльных страницах истории. Вы этого хотите, отец? Неужели вы не видите.
Вы пишите о послушании и уважении к старшим, но я не могу, не преступив при этом своей совести, слушаться и уважать тех, кто лжет и лицемерит, кто прикрывает собственную немощь и неспособность что-либо изменить заботой о ближних, а за свои обиды и несбывшиеся мечты наказывает тех, у кого меньше сил и власти. Я должен был бы попросить у вас прощение, отец, за резкость и критику в ваш адрес, но здесь неправы вы, и будете неправы до тех пор, покуда признаете над собой власть Тёресунгов, забыв о том, что подчиняться вам должны они, а не вы им.
P.S. Отец, прошу вас пощадить Сесилию и Карин, они не должны расплачиваться за ваши прошлые ошибки. Если вы считаете, что они не смогут сами управляться с Блигаардсхалленом, то отдайте их под опеку дяди Магнуса — он точно не даст их в обиду.
Ваш сын Ассбьорн Эббе Фольквардссон. Сентября 12-го дня, дом Равенкло, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.”
1) (англ.) “А роза будет пахнуть розой, хоть розой назови ее, хоть нет…” У. Шекспир, “Ромео и Джульетта”.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Среда, 31.10.2012, 19:59 | Сообщение # 153 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| * * *
“Сесилия, Карин, крепитесь. С гордо поднятой головой и достоинством Блигаардов сносите все трудности, но не бойтесь отступать, если того требуют обстоятельства. Я надеюсь, отец внемлет моей просьбе, и вы сможете переехать к дяде Магнусу — он всегда хорошо к нам относился. Я постараюсь прибыть в Уппсалу, как только смогу вырваться из Хогвартса. Вас не выдадут замуж за Тёресунгов — обещаю, и в кодексе нашего рода есть некоторые пункты, которые могут нам помочь в этой непростой ситуации.
P.S. Письмо зачаровано таким образом, что его может открыть лишь тот, в ком течет кровь Фольквардссонов и Блигаардов, так что никто, кроме вас и нашего отца не сможет узнать о его содержании.
Ваш любящий брат, Ассбьорн Фольквародссон. ”
* * *
“Георгу Якобу фон Визерхоффу и Ангеле Элене фон Визерхофф, Зонненхаус, Лейпциг, федеральная земля Саксония, Германия.
Дорогие отец и матушка, я рад, что у вас все складывается хорошо, и наш дом процветает так же, как и раньше. От всего сердца желаю, чтобы закон, о котором вы говорите, был наконец-то принят. Все-таки древние традиции, которым мы следуем, были заложены еще в те времена, когда для людей еще много значили такие понятия, как “честь”, “совесть” и “справедливость”, и когда всякая волшебная кровь считалась священной, а ее хозяин — хранителем недоступного простецам тайного знания, а волшебники радовались каждому новоприбывшему в их мир. Сейчас же население — маггловское и магическое — погрязло в пороках и стремлении уничтожить друг друга, а древние законы, которые некогда были учреждены для того, чтобы защитить и сохранить мир магов, не допустить его разложения и исчезновения, благодаря известным личностям, стали работать против нас самих же. Я считаю, что здесь все должно быть предельно просто: есть проблема — ее нужно решать, а не ждать, пока ее решат за нас, как это делают в Британии.
Я уже писал вам, что Британия в отношении древних магических традиций является более консервативной страной, нежели Германия, и здешний политический строй в классификации Аристотеля можно охарактеризовать не иначе, как “олигархия”, т.е. власть немногих богатых людей, каждый их которых преследует исключительно свои собственные интересы. Здесь вполне нормальными считаются такие явления, как шовинизм чистокровных, и таких людям, как Генрих фон Бранау, здесь предоставлена полная свобода действий. Например, недавно он проклял одного из студентов-семикурсников из-за того, что тот был магглорожденный и носил якобы еврейскую фамилию. А вы догадываетесь, какими “безобидными” могут быть проклятия Генриха. Тот юноша вообще мог умереть, если бы ему вовремя не оказали помощь. Знания Темных искусств в Хогвартсе вообще оставляют желать лучшего. Считается, что это якобы опасно для подрастающего поколения, хотя, на мой взгляд, руководство страны просто боится появления очередного Темного Лорда, с которым не в силах сражаться за отсутствием необходимых знаний и умений. И, что самое интересное, миссию по уничтожению этого самого Темного Лорда, с которым не решается сразиться даже победитель Гриндевальда, и от действий которого стонет чуть ли не вся магическая Британия, возложили почему-то на Гарри Поттера — ленивого и несамостоятельного человека, который до одиннадцати лет вообще жил с родственниками-магглами и ничего не знал о магическом мире. Для него вообще было шоком, когда он узнал, что принадлежит сразу к двум чистокровным магическим родам — Поттерам и Блэкам. Но о невежестве британских волшебников, в частности школьников я расскажу немного позже, а сейчас вернусь к Генриху Бранау и Энтони Гольдштейну (так звали пострадавшего).
По поводу нападения на Гольдштейна не были проведено никакого расследования, самому Энтони запретили говорить кому-либо, в т.ч. родителям, о случившемся, а инцидент благополучно замяли. А Бранау назначили какую-то смешную отработку в виде мыться полов без магии, причем за какое-то нарушение правил, которое он не совершал.
Я вам писал уже про Хогвартские дома, и как проводится отбор в каждый из них. И в Слизерин — дом, куда принимают только чистокровных волшебников — вместе с Карлом попала еще одна девушка, Анна Кайнер, магглорожденная (лично мне она кажется темной лошадкой). Хотя мы с Карлом о ее происхождении знали еще с момента знакомства в Хогвартс-Экспрессе, она не сталась афишировать этот факт перед общественностью (я думаю, ее Карл предупредил, чего делать не стоит, а он хорошо разбирается в людях). Так Бранау украл у Геннингена ее личное дело и зачитал перед всеми остальными слизеринцами, так что вам не составит труда догадаться, каково ей учиться вместе со снобами, подобными Генриху Бранау. Ходили даже слухи, что он пытался ее проклясть, как Гольдштейна, или вообще убить, но Кайнер, в отличие от Гольдштейна, оказалась хорошо подготовленной и даже смогла его победить. В результате своих дуэлей они разрушили половину подземелий (именно там находится общежитие Слизерина), и теперь слизеринцам приходится самим все собирать по камушкам — директор Дамблдор, про которого я вам писал ранее, не жалует Дом Змеи, так что оказался выделить им домовых эльфов для ремонта.
Теперь отвечаю на заданные вами вопросы. Предыстория такова, что директор Дамблдор дал Поттеру, а также Уизли и Грейнджер некое секретное задание, для выполнения которого они вынуждены были отбыть из школы на неопределенный срок. На это время наш декан профессор МакГонагалл передала мне полномочия старосты, чем я и воспользовался для того, чтобы навести порядок в доме Гриффиндор. Как я вам уже писал ранее, считается, что в Гриффиндор попадают чистые душой и храбрые сердцем, благородные, честные и порядочные люди. Но большая часть гриффиндорцев даже не может дать собственное определение этим понятиям. Для них нормально, когда в полную силу со всего курса учится всего один-два человека, а все остальные у них просто списывают, потому что “с друзьями надо делиться”. Лень и наплевательское отношение к учебе здесь в порядке вещей, и цвет дома полностью оправдывает его идеологию. Их общие познания о мире крайне скудны и ограничиваются лишь начальной школой в случае магглорожденных и полукровок или же тем, что посчитали дать нужным родители в случае чистокровных. А знания о традициях волшебного мира вообще оставляют желать лучшего: магглорожденные и полукровки вообще ничего не знают, а чистокровные, если что и знают, то не спешат делиться своими знаниями. Таким образом, все выходные с того самого момента, как Поттер, Уизли и Грейнджер покинули школу, я занимался тем, что ликвидировал пробелы в образовании юных львят.
Я не спорю, никому не нравится, когда на их законную территорию приходят чужаки и устраивают свои порядки, но в Гриффиндоре порядок отсутствовал практически полностью. Гермиона Грейнджер, хотя является девушкой дисциплинированной и ответственной, не имеет практически никакого авторитета, чтобы хоть как-то влиять на своих товарищей оп дому. Ее напарник Рон Уизли — полная противоположность, и естественно, что остальные студенты будут брать пример с него, ведь это проще все — быть глупым, ленивым и безответственным. Уизли, когда они с Поттером и Грейнджер вернулись в Хогвартс, естественно, не понравилось, что я занял его место лидера в доме Гриффиндор. Начались оскорбления и намеки на рукоприкладство, и я вызвал его на дуэль — за оскорбление достоинства волшебника, принадлежащего к древнему чистокровному роду. Также я не мог оставить безнаказанным оскорбление, нанесенное Элизе. Дуэль оказалась очень быстрой, поскольку Уизли знает слишком мало заклинаний, и я, естественно, победил. В общежитие мы возвращались уже после отбоя. Лизу я проводил еще раньше в гостиную Хаффлпаффа, а Гермиону заставил остаться в Гриффиндорской башне — как известно, жена Цезаря должна быть вне подозрений. Мы с моим секундантом успели вернуться в нашу гостиную незамеченными, а вот Поттер и Уизли попались профессору Снейпу, известному как декан Слизерина и профессор зельеварения (а также сильной предвзятостью к дому Гриффиндор). И, я думаю, Уизли сдал нас, т.к. на следующее утро нас вызвала к себе профессор МакГонагалл и назначила отработку. Да, я нарушил школьные правила, но я действовал в согласии с нашим кодексом и своей совестью. Почему я не могу отстоять честь своей фамилии или тех, кто мне дорог, просто потому, что правилами Хогвартса, во всяком случае, нынешними, данный вопрос никак не регламентирован, и такие люди, как Уизли, могут оскорблять кого угодно?
P.S. Я очень рад за Хильду, передавайте ей, а также бабушке с дедушкой от меня пожелания доброго и крепкого здравия и успехов.
P.P.S. Пожалуйста, не беспокойтесь из-за Элизы. Я прекрасно знаю о последствиях связи между мужчиной и женщиной, особенно если таковая состоялась без согласия родителей. Я не хочу ломать жизнь ни себе, ни Элизе. А что касается самой Элизы, то вы прекрасно знаете, что она получила слишком строгое воспитание, чтобы пытаться соблазнить кого бы ни было.
Ваш любящий и верный сын, Лотар Георг фон Визерхофф. Сентября 12-го дня, дом Гриффиндор, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.”
* * *
“Здраствуйте, миссис Уизли. Большое спасибо за теплые слова. Как бы я хотел, чтобы мои родители были живы. Придет час и я отомщу за них. И за Сириуса. И за Седрика. Жаль, что не могу сделать этого прямо сейчас и просиживаю в школе пока другие, ни в чем неповинные люди гибнут. Я понимаю, миссис Уизли, вы беспокоитесь обо мне и я очень ценю вашу заботу. Вы с мистером Уизли, Роном, Джинни, близнецами стали для меня образцом семьи, крепкой, дружной и любящей. А Нора стала для меня вторым домом после Хогвартса. Вы скажете, что я ни в чем недолжен себя винить, что это для моей же безопасности, что я должен доучиться. Но я просто хочу, чтобы это все побыстрее закончилось. Раз и навсегда.
С любовью. Гарри.
P.S. Миссис Уизли, передавайте Биллу и близнецам привет от нас с Роном, Гермионой и Джинни. Мы вас всех очень любим.
P.P.S. Миссис Уизли, извините, забыл поблагодарить за кексы и пирожки. Они были очень вкусные.”
* * *
“Мама, у нас все хорошо. Занятий пока мало, так что у нас есть много времени, чтобы проводить его друг с другом. Гарри и Рон постоянно меня оберегают, даже скучно становится. У нас с Гарри все замечательно. Когда он окончит школу мы поженимся. Да, мама, и не надо ничего говорить про учебу. Близнецы тоже не окончили Хогвартс, зато теперь у них супер-бизнес. Чем я хуже? К тому же женщинам работать совсем необязательно.
А вот у Рона с Гермионой что-то не ладится. Они опять поссорились и теперь Рон снова изводит меня своей ревностью. Я уже не знаю, что посоветовать Гермионе, чтобы у них с Роном было все хорошо также как у нас с Гарри. Она очень закомплексованная и вечно сидит за книжками и просто меня не слушает. Мама, ты очень кстати написала об иностранцах. Один из них, помнишь, я писала о нем в прошлом письме, такой индюк расфуфыренный, учится у нас в Гриффиндоре. И похоже Гермиона положила на него глаз. А еще он рвется на пост старост и вообще очень похож на зануду Перси. Ты представляешь, мама, когда Гарри, Рон и Гермиона ушли сама знаешь зачем, он тутже начал наводить везде свои порядки. И его поддерживает МакГонагалл. Это вообще ужас. Пока Гарри с Роном не было он отыгрывался на мне, утверждая что я своим поведением позорю Гриффиндор. Ты представляешь, мама? И МакГонагалл его за это не наказала! Да он не чем не лучше Малфоя и его дружков. Да еще и свою дуру-хаффлпаффку привел к нам в общежитие, чтобы она рассказала нам о зельях. Уснуть можно! И потом он вызвал Рона на дуэль из-за этой девицы. А Рон естественно вызвался заступиться за меня, когда узнал каких гадостей наговорил мне этот индюк. И что ты думаешь, мама? Рон продул самым наглым образом! И что хуже всего, оказалось, что этот иностранец не использовал темную магию, так что его и наказать даже нельзя. Так что теперь у нас в Гриффиндоре постоянные перепалки. Этот индюк усиленно пытается найти себе поддержку. Да кто он вобще такой! Я подеживаю Рона как могу. А вот Гермиона и Гарри ведут себя как тюфяки, тупо молчат и все. Я не знаю, что такого папа нашел в маггловских изобретениях, но воспитывают магглы своих детей просто ужасно. Когда у нас с Гарри будут свои дети я полностью возьму контроль в свои руки и недопущу, чтобы они вообще общались с магглами.
С любовью, Джинни.
P.S. Мама, папа, я надеюсь, у вас все хорошо. Вы чтото молчите в последнее время про то, что происходит в Министерстве, так что нам остается только “Ежедневный пророк”, который выписывает Гермиона. Передавайте от нас с Роном, Гарри и Гермионой горячий привет Биллу, Фреду и Джорджу.
P.P.S. Мама, пожалуста, не присылай больше сладостей, от них портится фигура. И Рон опять сожрал почти все, так что нам с Гарри и Гермионой досталось всего по одному кексу и то остывшиму.”
[с]* * *[/c]
“Мама, кексы были очень фкусные. Жаль только што мало. Штобы там не говорила Джинни, присылай еще. Нам очень понравилось. И это неправда, што я фсе сожрал.
Мы щас самые главные ученики ф школе. Я имею виду себя, Гарри и Гермиону. Так сказал Дамблдор. У нас конечно нет фсяких там значкоф как у зануды Перси. А жаль. И мы еще утрем нос этим понаехафшим слизеринцам. Только Гермиона нас с Гарри постоянно учица заставляет. То чары, то зелья, то трансфигурация. Это так скуууушно. Непрецтавляю, как это все можно выучить. Не у фсех же мозги могут растягиваца как жвачка Берти Боттс.
Мама, как мне сделать так, чтобы я стал больше нравица Гермионе? Тебеже папа сразу понравился. Ты представляешь, ее отлучили на месяц от беблеотеки! Гермиону от беблеотеки! Так ей теперь новых книжек из дома прислали и она сидит фсе время с ними. Ужас! Она софсем нехочет проводить со мной время. И ты прецтавляеш мама, к нам в Гриффиндор расприделился один из этих слизеринцев Лотар Уизероф. Поганый змей в львиной шкуре! Он ведет себя как слизеринец и якшаица со слизероинцами. Он хотел отобрать у меня пост старосты! Он нравится Макгонагалл! Мама, ты прицтавляеш как это нисправидливо! И он все время крутица вокрук Гермионы, а она на него палажила глас. Знаешь, што она мне говорит? “Рон, тебе надо больше времени уделять чтению. Рон, не устраивай бурю в стакане воды, мы с Лотаром просто говорили о нумиралогии.” Нумиралогия, тоже мне! Какбуто любить можно тока за книшки. Лаванде фсе это небыло нужно. Она любила меня просто так. Что мне делать?
Твой сын Рон.”
* * *
“Эрхарду Рихарду Шенбрюнну, Грюненхоф, Лейпциг, федеральная земля Саксония, Германия.
Отец, я также рад за вас всех и не меньше вашего огорчен за Маргариту. К сожалению, в этом возрасте далеко не все относятся серьезно к жизни и потому не задумываются о своем будущем, о том, что фундамент в его основание закладывается уже сегодня. Быть может, до окончания школы Маргарита все-таки одумается и возьмется за ум. А если нет, то почему бы не исполнить ее желание? Не это ли является основной задачей женщины в любом традиционном обществе, к которому по-прежнему тяготеет магический мир?
И я также согласен с вашим мнением, отец, касательно нового закона, ибо, как я сам считаю, я уже достаточно видел и в истории, и в реальной жизни примеров того, к каким последствиям приводит крен Министерства магии в сторону как патрициев, так и плебса магического мира. По моему мнению, магическая Британия является ярким примером того, как не стоит управлять страной.
Теперь перехожу к ответам на ваше последнее письмо. Начну с ответа на второй вопрос, ибо в нем есть ключ к первому. Эта девушка на фотографии — Анна Кайнер, о которой я кратко упомянул в своем последнем письме. Магглорожденная и латент с поздним проявлением магических способностей. Магией владеет около полутора лет, из которых последние два месяца провела в магическом мире. Сильная волшебница, имеет способность к ментальной магии, а также обладает склонностью к зельеварению и обширными познаниями в химии.
Мы познакомились с Анной Кайнер в купе Хогвартс-Экспресса, а позже оказались распределены в один и тот же дом — Слизерин. История Хогвартса еще не знала таких случаев, чтобы магглорожденные попадали на факультет, где учится исключительно чистокровная элита магической Британии. А если знала, то молчала. Профессору Снейпу это, естественно, добавило головной боли, и он, зная о моих относительно либеральных политических взглядах, переложил часть ответственности за Кайнер на меня — я должен был постоянно держать ее в поле видимости, и, соответственно, мы были привязаны друг к другу своим местонахождением. Она не афишировала свое происхождение, хотя официально “жила с магглами” и старалась держаться с достоинством истинной леди — профессор Снейп предупредил ее о том, как относятся к магглорожденным в Слизерине. Так продолжалось до того дня, пока Бранау не украл у господина Геннингена ее личное дело и не зачитал вслух на всю гостиную. С тех пор в ее адрес полетели оскорбления, в т.ч. и от декана, и единственное, что я мог сделать, это обеспечить ей безопасность, ибо в моем присутствии слизеринцы не рисковали переходить от слов к делу.
Анна имеет славянские корни, из-за чего ее возненавидел Бранау. До этого он напал на студента Равенкло из-за того, что счел его евреем, но дело замяли, дабы не портить репутацию лучшей в Европе школы чародейства и волшебства Хогвартс, а заодно и ее директора и победителя Гриндевальда — Альбуса Дамблдора, а сам Бранау отделался пустяковой отработкой, и вовсе не за это преступление. В результате начавшейся между ними дуэли, которую я, к сожалению, не смог предотвратить, ибо оказался отрезан завалом, Бранау и Кайнер разгромили большую часть подземелий, которые мы теперь восстанавливаем своими силами (господин многоуважаемый директор настолько не любит наш дом, что отказался выделить для ремонта домовых эльфов, которые могли бы навести порядок всего за несколько часов). Бранау хотел именно убить ее, из-за чего постоянно разъединял нас с ней, ошибочно полагая, что Кайнер не сможет справиться без моей помощи. Но он просчитался, и Кайнер победила. Не знаю, какой мощности заклятия она использовала, но Бранау не гнушался применять против нее даже арканическую магию.
Кстати, отец, не слышали ли вы что-либо о темномагическом проклятии “Sectumsempra”, от которого можно спастись, используя лишь высшие щиты? К сожалению, мне не был известен сей факт во время дуэли, однако в лаборатории профессора Снейпа, которая находилась поблизости (и о которой знала Кайнер), нашлись все нужные зелья, чтобы нейтрализовать последствия проклятья. Здесь следует отметить, что в тот день профессор Снейп по каким-то неведомым причинам отсутствовал в Хогвартсе, равно как и Генрих (который просто вернулся на пару часов раньше), и Драко Малфой (староста Слизерина, постоянно заискивает перед Бранау). Не кажется ли вам это странным, отец? В общем, профессор Снейп, зайдя в лабораторию, увидел нас с Анной вместе и заподозрил в разврате. Я заметил, у нашего декана есть какая-то странная склонность подозревать Кайнер во всех мыслимых и немыслимых грехах, особенно когда рядом есть кто-то проявляющий к ней участие и доброту. Именно мои тщетные попытки заступиться за девушку профессор Снейп воспринял как хамство и неуважение к своей персоне, а тот факт, что я продолжил общаться с ней даже после того, как он отменил свое поручение, — как неподчинение приказам преподавателя. Просто у нас с профессором Снейпом, и не только с ним, слишком разные понятия о чести, порядочности и достоинстве, и то, что в порядке вещей для них, мерзость для нас, равно как и наоборот.
Кроме того, как мне показалось, в Хогвартсе не обновляются преподавательские методики. Я уже писал ранее об архаичности образовательного подхода в Британии, которая заключается, скорее, в общем подходе к учительскому делу, призванному давать студентам лишь форму, а не содержание. Здесь я поведу речь о практических дисциплинах, в частности, о зельеварении, о том, что мне довелось видеть как на уроках, так и на отработке Кайнер (еще одна странность здешней системы наказаний: зелья были использованы для моего лечения, а варить их заставили Анну). Некоторые зелья, в том числе входящие в учебную программу, изготавливаются по устаревшим и опасным для здоровья методикам, а сама опасность здесь является нормой жизни. Я не говорю здесь об изначально тупых, ленивых, криворуких и т.д. студентах, которым переступать порог практикума по зельеварению не рекомендуется в принципе, но, скорее, о средних учениках, не очень одаренных, но старающихся в меру сил. Я специально просмотрел учебники некоторых ребят, в том числе и за первый курс. Никакого введения в технику безопасности, ни слова о том, в каких случаях какую посуду и ингредиенты можно использовать, минимум теории и сплошные механические рецепты. Я не спорю, что профессор Снейп — сколь угодно талантливый зельевар, но при этом не самый лучший педагог. Он не ведет урок, не объясняет какие-либо важные особенности синтеза (которые, кстати, часто опускаются в официальных изданиях), а просто осматривает содержимое котлов, чтобы оно не взорвалось раньше времени. Может быть, такая практика преподавания нормальна для студентов университета, которые приходят на занятия полностью подготовленными людьми, могущими полностью самостоятельно провести синтез, но не для школьников, для которых многие вещи остаются неочевидными, даже если они выучат весь учебник наизусть.
Вот и все, что я хотел бы вам рассказать.
Ваш любящий и верный сын Карл Эрхард Шенбрюнн. Сентрября 14-го дня 1997 года, дом Слизерин, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.”
* * *
“Вильгельм, большое тебе спасибо за твои труды. Я в последнее время слишком часто ищу доказательства того, что мне уже и так уже почти известно. По поводу университета, в котором могла бы учиться Кайнер… не задумывался еще, хотя мне порою кажется, что она действительно старше нас всех. Я думаю, она сама расскажет об этом, когда сочтет нужным. К тому же, мне не хотелось бы разрушать нашу хрупкую дружбу излишним любопытством.
По поводу твоей повысившейся чувствительности к магическим полям. Вильгельм, а тебя никогда не посещала мысль, что ты мог оказаться латентом? Я расспросил об этом Кайнер и Фольквардссона — у него дядя латент, и обнаружил, что описанные тобой симптомы полностью совпадают с таковыми у Магнуса Фольквардссона. Кайнер же просто ответила, что за несколько месяцев до первого выброса стихийной магии она почувствовала внутри себя некую не известную ей нарождающуюся силу. Никаких внешних магических полей она, естественно, не могла обнаружить просто потому, что их не было. Так что, Вильгельм, тебе остается только ждать и стараться держать ситуацию под контролем. Поздняя латентность должна проявиться в течение полугода.
И мне кажется, тебе не стоит заранее жалеть, что магическая или маггловская сторона науки для тебя окажется безвозвратно утеряна. Не пример ли их синтеза нам постоянно подает наш отец?
Твой брат Карл.”
* * *
“Ронни, дорогой, не бойся. Все люди твоего возраста проходят через трудности любовных отношений. И у нас с папой тоже не все было гладко. Я отдельно спишусь с Гермионой и все ей разъясню, как женщина женщине. Хотя здесь ты прав. Гермионе нужен особый подход, потому что она очень любит учиться. Я надеюсь, тебе еще выпадет шанс доказать тому индюку кто есть кто. Только обещай мне, пожалуйста, что не будешь нарываться на неприятности и специально лезть в драку. Мама за тебя очень волнуется.
А Лаванда… Если у вас с Гермионой ничего не получится (а будет очень жаль), я не буду возражать, если ты снова начнешь встречаться с Лавандой. У нее тоже есть немало достоинств.
Люблю и целую. Твоя мама Молли. ”
* * *
“Гермиона, милочка, до меня дошли слухи, что вы с Роном опять не ладите. Я люблю тебя почти, как родную дочь, и хочу, чтобы вы с Роном были вместе и у вас все было хорошо. Ты должна понять, что крепкая семья всегда была, есть и будет основой любого общества. К тому же, Гермиона, ты женщина, будущая мать, а для любой женщины семья, а не карьера должна быть на первом месте. Я знаю, как ты усердно занимаешься, поэтому у тебя не будет проблем со сдачей ТРИТОНов. Поэтому, милочка, оторвись на какое-то время от книжек и удели свое время Рону. Пойми, ты не сможешь нормально полюбить человека, если будешь все время от него отворачиваться и не будешь давать ему шанс. И подумай, какую боль ты причиняешь Рону, все время ему отказывая. Гермиона, Гарри и Рон были твоими первыми друзьями. Они всегда были рядом с тобой, и ты должна ценить это. Представь, что было бы, если бы они не пришли к тебе на помощь тогда на первом курсе, когда ты оказалась заперта с троллем. Я не хочу сказать, что ты могла погибнуть, и у тебя теперь долг жизни перед мальчикам. В конце концов, тебя спасли бы учителя. Но представь, что ты и дальше ни с кем не дружила бы и не общалась. Ведь кроме Гарри, Рона и Джинни у тебя больше нет друзей. И поэтому ты должна ценить еще больше их дружбу и не отворачиваться от друзей. Гарри скоро женится на Джинни, а ты выйдешь замуж за Рона, и у вас будет одна большая семья. Не правда ли это замечательно?
Гермиона, милая, запомни, будь осторожна с красивыми богатыми мальчиками. От них нельзя искать добра. Для них такие добрые девушки, как ты, только попользоваться и выкинуть. Помни, что у тебя есть друзья, которые всегда с тобой рядом и никогда не предадут. Поэтому не распаляйся, милочка, на всяких богатых мальчиков наподобие Малфоя. Вот их реальная сущность. В конце концов подумай о том, какую боль ты причиняешь друзьям Рону, Гарри и Джинни, когда ты предаешь их давнюю дружбу с тобой, общаясь со всякими индюками-выпендрежниками наподобие Лотара Уизерофа.
С наилучшими пожеланиями, Молли Уизли. ”
* * *
“Здравствуйте, миссис Уизли. Я действительно люблю Рона и очень рада за Гарри с Джинни, но я не готова пока к серьезным отношениям, на которых очень настаивает Рон. Да, для меня действительно очень важна учеба, и я не собираюсь ее запускать ради развлечений. Просто поймите, пожалуйста, у Рона слишком много свободного времени из-за того, что он выбрал лишь необходимый минимум обязательных предметов, и он никак не хочет его организовать. Миссис Уизли, я понимаю, Рон — ваш сын, но почему я должна учитывать его потребности, а он мои — нет? Я согласна с вами, что здоровая и крепкая семья является основой любого общества, но чтобы перейти к подобным отношениям, нужно вначале окончить школу и крепко стать на ноги. И я не понимаю, почему это очевидно только мне.
Миссис Уизли я всегда помогаю Гарри, Рону и Джинни с уроками и прочими делами и никогда не отворачиваюсь от них, потому что они — мои друзья, и я очень ценю эту дружбу. Но почему мое общение с кем-то еще расценивается именно как предательство? Да, я знаю, что Рон ревнует меня к Визерхоффу, но я уже устала ему объяснять, что все совсем не так, как он думает. Да, у Визерхоффа есть немало хороших качеств, и он совсем не такой хвастун и задира, как Малфой. Он очень ответственный и иногда помогает мне с обязанностями старосты. Но между нами чисто деловые отношения. К тому же, у него уже есть невеста с Хаффлпаффа, и Рон с ней знаком. И я не знаю, что еще сделать, чтобы он, наконец, перестал ревновать.
С уважением, Гермиона Грейнджер. ”
* * *
“Декану Слизерина, профессору зельеварения Северусу Снейпу, Хогвартс, Шотландия, Великобритания.
Уважаемый профессор Снейп, я искренне рад тому, что Вы считаете своим долгом ставить в известность родителей студентов, обучающихся в Вашем доме, о любых происшествиях, приключившихся с их чадами. Как ваш коллега, я высоко ценю Ваш талант ученого-зельевара и ваш вклад в науку. Однако, будучи знакомым с Вами с давнего времени, я сомневаюсь, что все было именно так, как Вы описали в вашем письме. Ибо легко выдать наличие собственного мнения и готовность его отстаивать за хамство и неуважение к преподавателю (ведь у вас есть власть), а отказ следовать глупым и неадекватным приказам (и снова у вас есть власть) — за неповиновение. Вы упиваетесь своей властью над теми, у кого ее нет. Чего Вы добиваетесь этим, профессор Снейп? Или же Вы не слышали о статье “за превышение должностных полномочий”?
Кроме того, мне стало известно, что Вы даете ученикам задания готовить зелья по устаревшим и нередко опасным для здоровья рецептам (в этом вопросе я полностью доверяю своему сыну). В чем здесь причина? Лучшей школе чародейства и волшебства в Европе не хватает средств, чтобы закупить более дорогие ингредиенты и оборудование? Или же здесь кроется попустительство руководства, которым нет дела до собственных учеников и до того, кем они выйдут из школы? В последнем случае я буду вынужден обратиться в Отдел образования нашего Министерства магии с просьбой провести полную ревизию школы Хогвартс. Я не думаю, что вы хотите, чтобы мы заподозрили вас в обмане нашего доверия.
Также есть еще один вопрос, который я хотел бы с Вами обсудить, а именно ответственность сторон. Да, мой сын проник без разрешения в Вашу лабораторию. Да, он без разрешения использовал Ваши зелья для спасения собственной жизни. Тогда почему вы назначаете отработку не ему, а студентке, которая ему помогала? Или почему вы не написали мне письмо с просьбой возместить все потраченные на моего сына средства?
Неужели в лучшей в Европе школе чародейства и волшебства это норма — нести ответственность за чужие действия, но не нести за свои собственные? Неужели для вас в порядке вещей ценить человеческую жизнь, тем более чистокровного волшебника, не больше, чем один литр Кровевосстанавливающего зелья? Если так, то мне искренне вас жаль, и я не собираюсь подвергать жизнь и здоровье своего сына дальнейшей опасности.
Я надеюсь, Вам есть, над чем подумать, профессор Снейп. Жду вашу сову с ответом не позднее 27 сентября.
С уважением и пожеланием успеха во всех дальнейших начинаниях, профессор Эрхард Рихард Шенбрюнн. 17 сентября 1997 г., Лейпцигский магический университет, Лейпциг, федеральная земля Саксония, Германия.”
|
|
|
| kraa | Дата: Четверг, 01.11.2012, 01:38 | Сообщение # 154 |
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| PPh3, очень интересно получилось этими письмами - горизонт расширяется и выходит за рамках Хогвартса. Новые персонажы появляются, не играя прямую роль в собитиях внутри школы.
Я продолжаю читать фика, из-за хорошего стиля речи и накал эмоциях героев.
|
|
| PPh3 | Дата: Четверг, 01.11.2012, 02:51 | Сообщение # 155 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| kraa, И вам спасибо за отзыв ))
|
|
| Gal | Дата: Четверг, 01.11.2012, 14:52 | Сообщение # 156 |
Демон теней
Сообщений: 324
| Спасибо за замечательное продолжение этой работы. Очень понравился и экшн, и дальнейшее обсуждение происшествий в письмах. Особенно интригует выход за пределы школы всех неприятностей. Хотелось бы прочитать, как будет прыгать главный паук Хогвартса, когда его заденут за власть. Ведь школьники должны учиться, а не играть в политику, тем более, вслепую.
Еще раз спасибо за замечательную работу 
|
|
| PPh3 | Дата: Четверг, 01.11.2012, 18:24 | Сообщение # 157 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| И вам спасибо за отзыв )))
Quote (Gal) Очень понравился и экшн, и дальнейшее обсуждение происшествий в письмах. Особенно интригует выход за пределы школы всех неприятностей.
Дамбик хотел не выносить сор из избы - ведь это ударило бы по репутации Хога, и, следовательно, по нему самому. Это на Гарькином 5 курсе он был в ореоле слабы мученика прессы, а здесь уже серьезная ситуация: в школе происходят нападения, проникают Пожиратели - значит, халатность со стороны администрации и директора, прежде всего. А ведь, по-хорошему, должен был сообщить в аврорат, провести расследование в школе, немцам сообщить, что вот, их студент Бранау чудит. А Дамбик сидел и в бороду не дул, и то, что Бранау - Пожиратель, его вполне устраивало.
Вот детки и постарались написать родителям то, что знали. Еще я планирую немного ввести в сюжет Грейнджеров, но в более поздних главах. А то в каноне они вообще отодвинуты на задний план, а потом им и вовсе стерли память и отправили в Австралию.
Quote (Gal) Хотелось бы прочитать, как будет прыгать главный паук Хогвартса, когда его заденут за власть
Дамби прыгать будет, ведь в конце сентября ожидается немецкая делегация: Геннинген предупреждал, что они каждый месяц проверять будут. Ну и мало ли чего за это время произойти успеет 
Однако сильно кресло под Дамбом расшатать не получится: он все-таки наделен большой властью. Скримжеру, хотя он не везде согласен с Дамбом, невыгодно пинать последнего: 1) активизируются Пожиратели во главе с ТЛ; 2) он не может допустить удар по престижу маг. Англии, а такое немедленно случится, если позволить опустить Дамблдора.
И вообще, как сказал Дамбик в ГП и ОФ, главное, чтобы его с карточек от шоколадных лягушек не убрали, ибо электорат проще всего формировать из неокрепших детских умов.
|
|
|
| Gal | Дата: Четверг, 01.11.2012, 22:42 | Сообщение # 158 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| Спасибо за разъяснения. Но я такого Дамби больше всего ненавижу. Наверно потому, что слишком реальный получается. Когда он просто Дамбигад, то все понятно и сказочно. А тут, будто хроники СССР читаешь. Все ради "величия страны". А то, что страна из реальных людей состоит - не имеет принципиального значения.
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 03.11.2012, 07:16 | Сообщение # 159 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Если честно, долго не могла придумать ответ…
Quote Но я такого Дамби больше всего ненавижу. Наверно потому, что слишком реальный получается. Когда он просто Дамбигад, то все понятно и сказочно.
Я действительно старалась придерживаться реализма, насколько это возможно в рамках заданной вселенной. Хотя, опять же, я не уверена, что у меня хорошо получается описывать моменты, касающиеся политики или психоэмоционального состояния персонажей. Так что вам большое спасибо за оценку реалистичности Дамби 
Quote (Gal) тут, будто хроники СССР читаешь. Все ради "величия страны". А то, что страна из реальных людей состоит - не имеет принципиального значения.
На самом деле "ради величия/блага страны" - такой девиз еще Платон придумал, когда описывал свое идеальное государство (я на эту тему недавно в комментариях к "Отраженному блеску" писала). И для Платона действительно не имело значение счастье граждан - это ничто по сравнению с благом государства. С ним еще на эту тему спорил Аристотель: не может быть государство счастливым (благим), если каждый его гражданин в отдельности - несчастлив.
Похожий на Платоновский девиз был и у Гриндевальда с Дамблдором ("Ради общего блага"), и здесь, в своем фике, я хочу показать, что Дамблдор нисколько не отказывается от своего девиза (чтобы он ни говорил в каноне на тему власти), но убеждает всех, возможно, и себя, что это для блага маг. Британии, Гарри Поттера, Хогвартса и т.д. Вот только это т.н. благо совпадает с собственной выгодой Дамблдора, что последний предпочитает не замечать - ведь он же официально хороший гриффиндорец. ИМХО вся жизнь Дамблдора - это попытка убедить всех, в т.ч. и себя, что он хороший, казаться лучше, чем он есть на самом деле (ярлык означает ассоциацию с определенными понятиями --> веру).
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 03.11.2012, 08:05 | Сообщение # 160 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Предупреждение:
В главе много пересечений с книгой ГП и ДС, главой "Рассказ Кричера".
==================================================================================
Глава 24. В доме на площади Гриммо.
Золотое Трио аппарировало на крыльцо дома Блэков сразу же, как только миновало защитный барьер Хогвартса. Оба юноши и девушка были преисполнены энтузиазма найти хоркрукс как можно быстрее и вернуться с ним к Дамблдору. Утренние размолвки отошли на второй план. Быстро прошмыгнув мимо зашторенного портрета Вальбурги Блэк в прихожей, ребята спустились на кухню, которая являла собой крайне удручающее зрелище: везде лежал толстый слой пыли, по углам свили себе уютные гнездышки пауки, всюду царило ощущение заброшенности, ненужности и пустоты. Гермиона с помощью волшебства разожгла огонь в камине, и сразу стало намного уютнее. Рон предложил немедля приступить к обыску Кричерового чулана, однако Гарри тут же отверг эту идею: во-первых, ему очень не хотелось копаться в чужих вещах; во-вторых:
- Кричер! — звонко раздалось посреди кухни.
Вместе с хлопком из воздуха материализовалось низенькое сгорбленное лопоухое существо в грязной наволочке.
- Гарри, пожалуйста, будь с ним повежливее, — тихо попросила Гермиона, подойдя к своему другу сзади.
- Предатели крови и крязнокровки в доме благородного семейства Блэк, — принялся бурчать эльф себе под нос, но так, чтобы его все слышали. — Какой позор! Бедная хозяйка!
- Кричер, — сказал Гарри, присев на корточки, чтобы казаться одного роста с эльфом, — принеси, пожалуйста, медальон, который хотел уничтожить Регулюс Блэк, — парень старался говорить не очень строго, но так, чтобы эльф воспринял его слова именно как приказ справедливого хозяина, а не как просьбу недостойного. — Мы хотим закончить дело, которое начал Регулюс Блэк.
- Вы хотите уничтожить медальон? — удивился Кричер, в потухших глазах которого появился огонек надежды. — Кричер плохой эльф, Кричер не смог исполнить последнюю волю хозяина Регулюса! — и, схватив каминную кочергу, тут же принялся бить ею себя по голове. — Плохой Кричер не смог уничтожить медальон! — казалось, несчастное существо готово было расплакаться от осознания собственной профнепригодности.
- О нет, Кричер, пожалуйста, не надо! — взмолилась Гермиона, подбежав к эльфу и попытавшись отнять у него кочергу.
- Поганая грязнокровка коснулась Кричера?! — возмутился эльф. — Кричер служит только древнему и благородному дому Блэков, а не грязнокровкам и осквернителям рода. О, что бы сказала моя бедная госпожа!
- Кричер, перестань немедленно! — приказал Гарри, забрав у домовика кочергу и отшвырнув ее в сторону. — Также ты должен перестать оскорблять моих друзей гадкими словами.
- Кричер должен подчиниться. Моя бедная госпожа так бы расстроилась, узнай, чьи приказы должен выполнять Кричер, — добавил он уже в сторону.
- А теперь, Кричер, расскажи нам, пожалуйста, как хозяин Регулюс узнал о медальоне.
Далее последовала ужасающая своими подробностями история о разладе в семье Блэков, о том, как молодой Регулюс стал сомневаться в идеях Темного Лорда, строго настрого приказав эльфу, единственному свидетелю своих душевных излияний, ничего не говорить родителям, ибо боялся, не в пример осквернителю рода Сириусу, расстроить их, особенно мать. Затем Темный Лорд, который был в то время нередким гостем в особняке Блэков, попросил у Регулюса его домового эльфа — дальше была пещера в отвесной скале у моря, полное инфери озеро и чаша с ядом, который и пришлось выпить Кричеру. По взволнованной, искаженной болью мордашке эльфа и его перепуганным глазам, было видно, что он переживает события, что он заново переживает те ужасные видения, вызванные зельем. Грейнджер, возмущенная тем, что фактически бесправного эльфа использовали в качестве подопытного животного, даже прослезилась и хотела, было, обнять несчастное создание, однако вовремя вспомнила, что Кричер вряд ли оценит прикосновения грязнокровки. Регулюс Блэк, однако, был почти полностью солидарен со старостой Гриффиндора, и поступок Темного Лорда окончательно подорвал его уважение к последнему, заставив пойти на предательство, а это означало скорую смерть. Юный Блэк и отрада госпожи Вальбурги очень любил своего эльфа, и потому выходил его, а также очень подробно расспросил обо всем, что произошло в пещере, после чего, ни слова не сказав родителям, стал подолгу запираться в библиотеке и домашней лаборатории.
Дальнейшее ребята знали благодаря воспоминаниям неизвестного сотрудника Отдела Тайн, о судьбе которого Кричер не знал ничего после того, как тот, оправившись после визита в пещеру, тайком покинул Блэк-Холл. Самого же Регулюса вызвали на собрание к Темному Лорду, вскоре после столь рискованного похода в пещеру, когда он еще не успел до конца восстановить свое здоровье. Перед уходом он дал приказ своему верному домовику — наказ уничтожить медальон любым способом. С собрания Темного Лорда, на которое его провожала мать с радостью и гордостью за достойного сына, молодой Регулюс так и не вернулся. Госпожа Вальбурга вся извелась и начала сходить с ума от горя, но Кричер не мог нарушить приказа хозяина Регулюса и рассказать все хозяйке Вальбурге. Кричер не смог исполнить последнюю волю любимого хозяина Регулюса и уничтожить медальон и потому себя наказывал, наказывал…
Что же касается гриффиндорцев, то, несмотря на нелестные отзывы Сириуса о своем младшем брате, они (особенно Гермиона) все-таки прониклись к нему симпатией и уважением, каждый из них по-своему. Гарри — потому увидел, что Регулюс на самом деле был добрым и мягким человеком внутри, он осознал свои ошибки и стал на сторону Добра, и при лучшем раскладе, если бы его потом не убили, мог бы помириться с Сириусом и присоединиться к Ордену Феникса. Гермиона — потому что младший брат Сириуса с любовью и состраданием относился к домовым эльфам: именно это качество, считала она, определило его конечный выбор в сторону Добра. Рон же, хотя соглашался, что да, Регулуюс в конце жизни поступил молодцом, считал, однако, что в его поступке ничего геройского или достойного восхищения, скорее, это уже была расплата за то, что в свое время присягнул на верность этому змеелицему уроду вместо того, чтобы, подобно Сириусу, уйти из дома.
Когда старый домовик закончил свой сбивчивый рассказ и вновь принялся причитать и обзывать себя, Гарри постарался успокоить его, в чем ему активно помогала Гермиона, после чего перешел ближе к делу, а именно попросил принести медальон, чтобы “исполнить последнюю волю хозяина Регулюса”. Но и тут друзей ждало разочарование: недавно в особняк Блэков, в который, к величайшему огорчению Кричера, имели доступ все члены Ордена и их друзья, наведался жулик Флетчер, “жуткое отребье”, и унес драгоценности госпожи Вальбурги, остатки китайского фарфорового сервиза, столовое серебро, фотографии мисс Беллы и мисс Цисси (при упоминании последних двух особ лица ребят недвусмысленно скривились), и медальон, который хотел уничтожить хозяин Регулюс. А бедный Кричер не успел задержать поганого вора. Гриффиндорцы вновь упали духом, но тут Гарри вспомнил, что в Хогвартсе Добби находил его везде, где бы он не находился, так почему бы Кричеру не найти таким образом Флетчера? Тем более что эльфы при желании могут действовать тихо и незаметно. Получив приказ, во что бы то ни стало, разыскать и обезвредить грабителя, и вернуть назад похищенное имущество Блэков, в особенности медальон, Кричер, довольный столь важным заданием, тут же исчез с громким хлопком, предоставив друзей самим себе.
С уходом эльфа молодым людям стало невыносимо скучно, ведь они должны были торчать здесь до самого возвращения Кричера, однако умная и предусмотрительная Гермиона тут же вспомнила, к явному неудовольствию Рона, о том, что им задали кучу уроков на следующую неделю, и чуть ли не силком усадила мальчишек за учебники, начав гонять их по зельеварению и трансфигурации, чтобы восполнить уже запланированное занятие, пропущенное из-за утренней тренировки по квиддичу. Для Гарри это было не лучше “Cruciatus” в исполнении Беллатрисы Лестранж, но он стойко держался и честно старался вспомнить ответы на все вопросы, хотя, к своему огорчению, мало преуспел в этом. Ведь сейчас с ним и Роном занималась не МакГонагалл, которую Гарри воспринимал исключительно как учителя и потому далекого человека, чувства которого представлялись чем-то не менее далеким и абстрактным, а их лучшая подруга Гермиона, которую ему не хотелось бы обижать своим равнодушным отношением к ее трудам, а слова Визерхоффа: “ Мистер Поттер, вы вообще хоть раз пробовали сами хоть что-нибудь сделать?! Без помощи мисс Грейнджер?” заставляли его испытывать стыд оттого, что он все это время перекладывал свои обязанности на плечи Гермионы и воспринимал это, как должное. Также мысли юноши, вместо таблицы ингредиентов к очередному зелью и формулы Чар восстановления, занимал Дамблдор и его странное доверие к весьма сомнительным личностям. И если Снейп, по мнению Поттера, приносил хоть какую-то пользу: шпионил для Ордена, спас Дамблдора от того проклятого кольца, то Флетчер вызывал у него только отвращение. Дамблдор говорил, что Флетчер добывает информацию, активно общаясь с различными криминальными элементами в Лютном переулке, но Гарри, хотя и понимал, что большая часть информации от него скрывалась, ни разу не слышал, чтобы Флетчер как-то выручил Орден. Вспомнился ему случай и летом перед пятым курсом, когда они с Дадли чуть не стали жертвой дементоров: Флетчер тогда пропустил дежурство ради выгодной сделки с котлами. И, хотя Сириус ненавидел этот дом и желал как можно быстрее избавиться от всех вещей, оставшихся после его родителей и брата, парень считал их кражу оскорблением его памяти.
В отличие от своего друга, Рон Уизли даже не пытался изображать усердие и заинтересованность, а откровенно скучал и постоянно жаловался, когда же они, наконец, закончат, и что им с Гарри уже надоело. При этом он жалел о том, что его девушка сидит слишком далеко, чтобы дотянуться до ее коленки, и всеми мыслями был сосредоточен вовсе не на нудных уроках. А свое нетерпение он оправдывал тем, что школьные знания не помогут им в борьбе Сами-знаете-с-кем. В ответ Гермиона начинала читать нотацию о том, что никто не знает, какие знания могут им пригодиться в борьбе с Вольдемортом, и вообще, в этом году им необходимо проявить себя с лучшей стороны перед иностранными гостями (приводить в пример Визерхоффа она благоразумно не рискнула), ведь они являются самыми известными учениками в Хогвартсе и потому представляют его “лицо”. А Гарри пытался погасить назревающий конфликт, однако каждый раз все менее успешно, ибо Рон с Гермионой заводились все сильнее и сильнее, не желая идти на компромисс.
В итоге раздраженная Грейнджер поставила друзей перед фактом, что ей надоело постоянно переписывать за них эссе, и что у нее есть много других предметов, с которыми она едва успевает справляться. Уизли же заявил, что ей совсем нет дела до друзей, и что ее никто не просил изучать сразу столько предметов, и, резко встав с кресла и грубо отпихнув учебники и конспекты и хлопнув дверью, вышел из комнаты. Поттер попытался, было, остановить друга, но того уже и след простыл.
- Тише, Гермиона, не плачь, — Гарри прижал к себе расстроившуюся девушку и ободряюще похлопал по спине. — Не бойся, Рон подуется и перестанет. Но, может, быть тебе и вправду стоит меньше нагружать его?
- Гарри, понимаешь… — всхлип, — это не моя инициатива, хотя я считала… что вам с Роном действительно стоило бы позаниматься дополнительно… — всхлип. — Просто меня попросила профессор МакГонагалл, а ее — директор Дамблдор… Ты понимаешь, Гарри, это — политика?.. — последнюю фразу Гермиона произнесла еще более громким, надломанным голосом и снова всхлипнула, спрятав раскрасневшееся лицо в ладонях.
- Шш… Не плачь, все будет хорошо, — сказал Гарри, все еще удерживая подругу в объятиях и слегка покачивая, как ребенка. — Уже пора ужинать. Давай пойдем на кухню и приготовим есть.
Юноша на своем опыте прекрасно знал, как рутинная физическая работа позволяет успокоиться и привести в порядок нервы. Продуктов в пыльных шкафах и погребе нашлось немного, так что ребятам пришлось довольствоваться яичницей с гарниром в виде овсянки и черным чаем. На запах горячей еды тут же прибежал Рон Уизли и принялся болтать, как ни в чем не бывало (что Гарри с Гермионой сочли шагом к примирению), не забывая при этом жаловаться на то, что “мало, и его мама приготовила бы гораздо вкуснее”. Гермиона недовольно поджала губы — ей, как девушке, будущей жене и матери, естественно было неприятно выслушивать такое из уст своего парня, однако она тут же выдала решение сходить завтра утром за продуктами, чтобы в следующий раз можно было приготовить что-нибудь получше.
После ужина Рон полез к Гермионе целоваться, прося принять это в качестве извинений, а Гарри, пожелав им обоим приятного вечера, спешно покинул кухню и пришел в ту комнату, где и сидел поныне. Что-то казалось ему странным и неестественным в сложившейся обстановке, но он не мог понять, что именно. Будто друзья от него отдалились и оставили его одного, будто у него отняли что-то родное. Но ведь это нормально, — успокаивал сам себя Поттер, — рано или поздно все люди находят свои половинки, встречаются, влюбляются, создают свои семьи и потому меньше времени уделяют друзьям. Так что, может быть, все дело в том, что рядом нет Джинни? Но, к своему удивлению и огорчению одновременно парень вдруг осознал, что совсем не скучает по своей девушке: ему нравится, когда она рядом, но он не чувствует одиночества именно из-за ее отсутствия. Друзья Рон и Гермиона… они были втроем с первого курса и всегда вместе переживали все невзгоды и приключения. Он не представлял жизни без них обоих, они стали ему, как брат и сестра. Их разделила любовь, та великая сила, о которой говорил Дамблдор, та сила, которой в избытке в самом Гарри и которой он способен победить Вольдеморта… та сила, которая отняла у него друзей, и от этого мальчику со шрамом становилось гадко и мерзко на душе, словно его всюду окружает ложь и лицемерие, из которых он не может вырваться…
Уизли тем временем подхватил Грейнджер на руки — та только и успела ойкнуть — и отнес в спальню, которую занимали девочки перед пятым курсом. Гермиона молча стерпела все грубые и быстрые ласки своего парня, закусив до крови губу, хотелось плакать. По щекам скатились две маленьких слезинки, однако девушка плакала вовсе не из-за синяков, которые потом останутся на ее теле, но, скорее, от абсурдности происходящего. Ведь как еще можно назвать то, что она лежит в объятьях одного, а думает о другом? Когда один мнет ее нежное упругое тело и вдавливает его в старый лежалый матрац, а другой нежно гладит и шепчет ласковые слова, а его прикосновения вызывают еще большее желание, а не оскорбление. Рон же, казалось, вообще ничего не замечал ничего вокруг, полностью сосредоточившись на получении своего плоского удовольствия, низводя тем самым физическое проявление любви до обыкновенного низшего инстинкта. Сегодня Гермиона согласилась спать с ним в одной постели с условием, что он не посягнет на ее невинность (она еще “не была готова”), но Рон был рад и этому. Гермиона говорила ему, что еще не привыкла к его близости, и Рон вполне искренне полагал, что ночи, подобные этой, помогут девушке быстрее привыкнуть и стать готовой.
Вдоволь натискавшись, он напоследок обнял свою девушку и засопел как младенец, переплетясь с нею ногами. А Гермиона так и продолжала беззвучно плакать в подушку, морщась от вдыхаемого ею запаха похоти и пота. Ей было противно оттого, что она изменила своему парную с другим, тоже рыжим и тоже гриффиндорцем, пусть даже мысленно, но еще больше ей было обидно, что ее дорогой и милый сердцу Рон совершенно не замечает изменений ее настроения, ее эмоций и переживаний, будто ему абсолютно безразличны ее чувства. Выпутавшись из объятий Уизли, отчего тот замычал во сне и перевернулся на другой бок, девушка подхватила свою одежду и тихо прошмыгнула в ванную.
Ретроспектива…
- … Чоу последнее время плачет почти постоянно, — сказала Гермиона. — За едой, в туалетах, везде…
Тогда, на пятом курсе они накануне Рождества сидели в Гриффиндорской гостиной, и Гарри под их с Роном нажимом излагал, как прошел его первый романтический вечер с Чоу.
- Тогда, по идее, от поцелуев она должна была бы повеселеть, — хихикнул Рон.
- Рон, — с большим достоинством произнесла Гермиона, макая перо в чернильницу, — ты самый бесчувственный болван, каких мне выпадало несчастье встречать.
- Что ты такое говоришь? — возмутился Рон. — Лучше скажи, кто это плачет, когда их целуют?
- Вот именно, — с некоторым отчаянием в голосе сказал Гарри, — кто?
Гермиона сочувственно на них посмотрела.
- Вы что, совсем не понимаете, что она сейчас чувствует? — спросила она.
- Совсем, — хором ответили Гарри и Рон.
Гермиона вздохнула и отложила перо.
- Прежде всего, и дураку понятно, что ей очень грустно из-за Седрика. Потом, насколько я понимаю, она в растерянности — раньше ей нравился Седрик, а теперь нравится Гарри, и она не может понять, кто больше. Потом, её преследует чувство вины: она думает, что целоваться с Гарри — это оскорбление памяти Седрика, и не знает, что про неё скажут, если она начнёт встречаться с Гарри. А ещё она, скорее всего, не понимает, каковы её чувства по отношению к Гарри, потому что именно Гарри был с Седриком в лабиринте и видел, как тот умер, и от этого всё очень запутанно и страшно. Да, и ещё она боится, что её выгонят из команды, потому что последнее время она так плохо летает.
После этой проникновенной речи сбитые с толку Гарри и Рон некоторое время недоуменно молчали.
- Один человек не может столько всего чувствовать, он взорвётся! — выдал рыжик.
- Если у тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки, это ещё не значит, что и у остальных он такой же, — поучительным тоном заявила Гермиона и снова взялась за перо.
Конец ретроспективы
Она, которая сама прекрасно, как она считала, разбиралась в психологических тонкостях отношений между парнями и девушками и поучала своих друзей, тыкая их носом в их же ошибки, осознала вдруг себя жертвой собственного же неумения разбираться в людях. Она замечала за Роном все недостатки, пока не была влюблена в него, но возникшие в ней чувства начисто затмили разум, призывая идти лишь велением сердца. Гермиона Грейнджер была умной и разносторонней девушкой и в свое время прочитала немало книг по психологии межличностных отношений и о сексуальных отношениях между мужчиной и женщиной. И все ее книги в один голос утверждали, что Рон Уизли просто не может в силу своего характера стать ей хорошим мужем. С одной стороны, девушка успокоилась, получив ответ на один вопрос, но ее тут же стал терзать новый: как она теперь будет смотреть в глаза Рону, Джинни, миссис Уизли, если скажет им все это? Ведь получится, она предала их многолетнюю дружбу и оскорбила чувства самого Рона, который, пусть неуклюже, но безмерно любит ее…
Стук в маленькое витражное окошко, расположенное за ширмой, заставил девушку вынырнуть из своих ощущений и уже начавшей остывать воды и вернул к реальности. Быстро обернувшись полотенцем и открыв раму, она увидела на подоконнике серую школьную сипуху, к лапке которой был привязан маленький свиток пергамента. Сова недовольно ухала, морщась от дождя, и топорщила перья.
- Кто бы это мог быть? — подумала про себя Гермиона, отвязывая письмо.
Родителям она не еще не писала, так что это не могут быть они, а в школе из друзей у нее остались только Невилл, Луна и Джинни, но с первыми двумя она не особо близко общалась, а отношения с сестрой Рона в последние пару дней уж точно нельзя назвать приязненными.
Сова, освободившись, наконец, от записки, недовольно щелкнула клювом и улетела в темноту. Гермиона быстро закрыла окно, из которого в натопленную ванную комнату проникала промозглая сырость, и, присев на край туалетного столика, развернула пергамент. Ровные строчки, аккуратный стремительный почерк с наклоном вправо…
“Желаю вам доброго вечера, мисс Грейнджер. Спешу Вас уведомить о том, что профессор МакГонагалл предоставила мне должность исполняющего обязанности старост на время вашего отсутствия, а посему Вам нет необходимости беспокоиться о чести дома Гриффиндор, пока вы находитесь вне школы. Мне удалось организовать кружки по выполнению домашних заданий и по культуре волшебного мира для всех студентов Гриффиндора, а также улучшить ситуацию с дисциплиной, и профессор МакГонагалл нашла полезными мои начинания, наградив наш факультет баллами. Соответственно, у Вас будет уже надежный фундамент для исполнения своих обязанностей, когда вы вернетесь с вашего задания.
P.S. Завтра пошлю Вам еще одну сову с отчетом, если Вы не вернетесь до семи часов вечера.
Лотар Визерхофф.”
Слова расплывались у девушки перед глазами, она лишь слышала у себя в голове его голос, приятный, мягкий, с легким акцентом. Она лишь осела на холодный гранитный пол и снова расплакалась. Возвращаться назад к Рону ей совершенно не хотелось…
На следующее утро Гарри и Гермиона отправились за покупками. Рон остался в доме на площади Гриммо и демонстративно дулся, хотя стенам со старыми, полинявшими, уже начавшими отходить обоями и покрытым пылью и паутиной подсвечникам не было никого дела до этого. И парню было на что обижаться: его девушка среди ночи сбежала у него из-под бока. Сей факт казался рыжему до жути несправедливым и больно бил по самолюбию: да Миона должна просто слюни по нему пускать и стонать от удовольствия, когда он ее гладит, ведь даже первая красавица Хогвартса Лаванда Браун признала его сексапильным мачо. Не перестал Уизли дуться и, когда его друзья вернулись из супермаркета и принялись готовить поздний завтрак. В готовке он участия не принимал, зато первый сел за стол в ожидании вкусной свежей порции салата, яичницы с беконом и апельсинового сока.
Кричера все еще не было, и друзья уже начали беспокоиться: Гарри с Роном — по поводу того, что с хоркрукс мог потеряться, и Кричеру не под силу его найти; Гермиона — из-за того, что с Кричером могло случиться что-нибудь плохое, а их не было рядом, чтобы ему помочь; к тому же она беспокоилась, что, даже с эльфом все в порядке, он может не успеть вернуться до того, как им надо будет отбыть в Хогвартс. Гарри поспешил успокоить подругу, что все будет хорошо, и что, если надо, Кричер принесет им медальон в Хогвартс, а Рон тут же заявил, чтобы сегодня не было никаких уроков — они у него уже в печенках сидят. Тогда Гермиона предложила парням наведаться в библиотеку Блэков — если Блэки были древней темной семьей, то наверняка знали и про хоркруксы, в том числе как уничтожить.
Библиотека дома Блэков и вправду оказалась огромной, хотя не настолько большой, как Хогварсткая, но, думала юная мисс Грейнджер, практически все здешние книги должны находиться в Запретной секции, если вообще не уничтожены. Как и остальные комнаты особняка, она носила отпечаток былой роскоши и давнего запустения: массивная мебель из черного дерева, старинные фолианты в черных кожаных переплетах были покрыты серебристым налетом пыли, с огромной позолоченной люстры, карнизов и лепнины клочьями свисала паутина, заляпанные грязью высокие арочные окна едва пропускали солнечный свет, а тяжелые бархатные портьеры, цвет которых представлялось определить крайне сложно (но что-то среднее между серо-синим и серо-зеленым), наверняка стали пристанищем не только для тонны пыли, но и полчищ докси. Книжные шкафы простирались вверх до самого потолка и были в высоту не меньше трех метров, ко многим из них были приставлены скамейки и лестницы-стремянки. Ребята разошлись в разные стороны и принялись рассматривать стоявшие на полках книги. Казалось, даже на то, чтобы пересчитать все их количество, уйдет не меньше недели. Гарри и Гермиона, к своему удивлению, обнаружили здесь немало классики маггловской литературы, ограниченной, в основном, началом XX века. Возможно, раньше, Блэки были не такие снобы, либо же магглы и волшебники взаимодействовали гораздо больше, чем сейчас, что немало ставило Гермиону в тупик, ведь изоляция вкупе со многими предрассудками, по мнению девушки, говорила именно о регрессе общества, но не о его развитии. Но если регресс был вызван установлением вольдемортовского режима в конце 60-х — начале 70-х годов, то почему после его падения Министерство магии не стало предпринимать шаги по сближению с маггловским миров и перениманию его достижений?
Как удалось выяснить друзьям, пользуясь методом тыка, все книги внизу были вполне безобидные: дамские романы, учебники как по магической, так и по маггловской истории, географии, языкам, различные словари, сборники зелий и заклинаний, многие из которых входили в школьную программу. Не мудрствуя лукаво, Гарри и Рон полезли наверх и сняли оттуда несколько книг — все они были очень ветхими и, казалось, готовы были рассыпаться от любого неосторожного движения. Даже в руки брать их было противно, не то, что открывать — так и веяло от них не просто темной, но даже чужой, враждебной магией.
- Ай! — воскликнула Гермиона, едва дотронувшись до обложки, и, как подкошенная, упала на грязный паркетный пол — с Гарри и Роном ничего подобного не происходило.
Было тяжело дышать, в глазах помутнело, а руки словно жгло огнем. Рон облил девушку водой, но она так и не пришла в себя.
- Миона! Миона! Не оставляй меня! — закричал парень, положив голову возлюбленной к себе на колени.
Он изо всех сил тряс ее за плечи, умолял ее не умирать, даже поцеловал в губы, но девушка никак не реагировала на его действия. Гарри тем временем испуганно метался по библиотеке, не зная, что предпринять. Несколько раз брал он злополучный фолиант в руки, вертел его так и эдак, грубо вытряхивал и пролистывал, но ничего не происходило. Парень решительно не понимал, что происходит: если бы на книгу было наложено проклятье, то оно поразило бы их всех, да и книгу перед Гермионой держали они с Роном.
- Specialia revelo! — со злостью воскликнул Поттер, направив палочку на книгу, проклявшую его подругу.
Фолиант вспыхнул темно-изумрудной аурой, которую пронизывали ярко-красные, переливающиеся, подобно рубинам, узоры, но Гарри Поттеру, как и любому среднестатистическому ученику Хогвартса, это ни о чем не говорило. Зашвырнув книжку куда подальше, он тоже сел рядом с Гермионой и попытался привести ее в чувства, но никакие слова, никакие годные для этого заклинания не попадали. Девушка проваливалась в обморок все глубже и глубже, глаза ее закатились, а губы высохли от частого поверхностного дыхания.
- Темная магия, темная магия… — едва слышно срывалось с них, как мантра.
Оцепеневшая Гермиона, едва живая Гермиона снова подсказала им решение, как на втором курсе. Темную магию можно победить светлой. А какое самое сильное светлое заклинание?
- Exspecto Patronum! — закричал во все горло Гарри.
Вырвавшийся из палочки статный серебряный олень грациозно надавил копытами девушке на грудь, принимая на себя ее проклятье, выходившее струями темного дыма. Когда все закончилось, благородное животное, гордо вскинув рога, тяжело легко на пол, будто его ранили, и растворилось в снопе золотисто-огненных искр. Такого ни Гарри, ни Рон еще никогда не видели — ведь раньше Патронус просто исчезал, растворялся в воздухе, как только прекращалось действие заклинания. Гермиона, наконец, пришла в себя, чему ее друзья несказанно обрадовались, и искренне поблагодарила их за спасение. На библиотеке было решено поставить точку: Гарри и Рон от природы были неусидчивыми и не умели работать с литературой, Гермиона же не могла заняться этим физически. Было противно и обидно — еще никогда за все время обучения в Хогвартсе магглорожденная волшебница Гермиона Джейн Грейнджер не чувствовала себя настолько грязнокровкой, как в этот раз. Уж ей-то было нетрудно догадаться, по какому именно признаку та книга по темной магии поразила ее проклятьем: известно, что Блэки помешаны на чистоте крови, а из них троих Гермиона была единственной, чьи оба родителя были магглами.
|
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 03.11.2012, 08:07 | Сообщение # 161 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| * * *
В ожидании Кричера ребята занялись каждый своим делом. Гермиона принялась за вышивание одеяла для Кричера — так она хотела отблагодарить домовика за оказанную им помощь и показать свою заботу. Вышиванием увлекалась ее тетя Дороти, которая вместе с сыном приезжала к ним в гости этим летом, а миссис Уизли с радостью согласилась показать пару полезных заклинаний. Рон, наобнимавшись и нацеловавшись в очередной раз с Гермионой, пошел на кухню перекусить, а Гарри стал от нечего делать слоняться по дому.
Изнутри особняк Блэков казался намного больше, чем снаружи, и Гарри продолжал удивляться, как здесь помещается столько комнат. В этом зале он бывал раньше… потемневший от времени паркет, стены, обиты темно-зеленым штофом и низкими белыми панелями; здесь не было почти никакой мебели, лишь мраморный камин, над которым было выткано черное родословное древо Блэков, ветви которого охватывали не только все чистокровные семьи Британии, но и выходили за ее пределы. Через некоторое время Гарри нашел Сириуса — его имя, расположенное на самом краю гобелена, зияло огромным темным пятном, а горелая материя оставляла следы сажи на руках. Поднялся выше — Орион и Вальбурга Блэки, еще выше — Поллукс Блэк и Ирма Крэбб. Провел пальцем вправо от Поллукса, у него была сестра Дорея, которая вышла замуж за Карлуса Поттера. Сердце юноши радостно забилось — провел пальцем вниз, к их единственному сыну Джеймсу Поттеру, который был женат на магглорожденной Лили Эванс (ее маггловское происхождение не помешало ее имени появиться на гобелене по праву вхождения в род), и вот он, Гарри Поттер!
На глазах парня навернулись слезы от осознания того, сколько он потерял, пока жил у Дурслей, и сколько еще больше отнял у него Вольдеморт, убив его родителей. Единственный наследник рода Поттера. Единственный наследник Сириуса — последнего из Блэков. Совершеннолетний. Глава двух магических родов — Поттеров и Блэков, — вспомнились ему нечаянно слова Визерхоффа, и прямо на камине, под именем основателя рода Блэков пояаился старинный фолиант в черном кожаном переплете. Гарри готов был поклясться чем угодно, что минуту назад этой книги здесь не было. Неужели опять какая-нибудь темная магия дома? Неудивительно, что ни ему самому, ни Сириусу здесь никогда не нравилось. Осторожно взял книгу в руки и прочитал название, выгравированное золотыми готическими буквами: “Правила благороднейшего и темнейшего семейства Блэк”. На первой, пожелтевшей за много веков странице был помещен выпуклый герб изображавший на фоне звездного неба двух темных единорогов с огненными гривами по обе стороны от волшебной палочки, напоминавшей больше боевое оружие, нежели инструмент для повседневного использования. Снизу был написан девиз на французском — “Toujours pures” — “Чистота на века”. Любят же эти аристократы пафос! Дрожащими руками перевернул страницу, увидев вердикт строгий и ясный — “Не готов”. Гриффиндорец не знал, что все это значит, и, поставив фолиант на место, быстро покинул зал. Таким опустошенным он чувствовал себя в тот день, когда узнал, что серийный убийца Сириус Блэк был его крестным и предал его родителей Вольдеморту.
Гарри не помнил, как долго и куда он шел. На лестничной площадке, где он остановился, было две двери. К одной из них была прибита узкая позолоченная табличка, подписанная витиеватым каллиграфическим почерком в стиле Перси Уизли:
“Не входить без особого разрешения Регулюса Арктуруса Блэка”
Природное любопытство взяло в юноше верх, и он вошел внутрь. Комната Регулюса, выполненная в традиционных слизеринских цветах, оказалась не очень большой и роскошно обставленной и также носила явные следы запустения. Над кроватью с широкой резной спинкой был помещен герб Блэков, под которым красовалась надпись, сделанная черными готическими буквами на золотом фоне — “Toujours pures”, а под ней — старые пожелтевшие газетные вырезки. Все они были о Волдеморте. На покрытом толстым слоем пыли рабочем столе стояла фотография выпуска 1979 года: Регулюса среди прочих юношей-слизеринцев легко можно было узнать по красивому, но высокомерному лицу и длинным черным волосам, как у всех Блэков. Он был худощав и длиннорук — идеальная комплекция для ловца.
Не найдя здесь больше ничего интересного, Поттер наведался во вторую комнату, расположенную чуть дальше, комнату Сириуса — он так ярко афишировал своей отличие от повернутой на предрассудках семье, что не узнать его стиль было невозможно. Все стены были обклеены маггловскими плакатами с мотоциклами и девушками и бикини, не оставляя почти ни единого участка, где проглядывал бы шелк в серебристо-зеленую меренгу. Над кроватью и рабочим столом висело несколько выцветших гриффиндорских флагов (Гарри не мог не восторгаться мужеством своего крестного, столь активно шедшего наперекор своей чистокровной семье). Юноша испытывал прилив ностальгии — Сириус жил здесь, ходил по этой комнате, спал на этой кровати, писал за этим столом письма друзьям, все здесь содержала память о нем. Словно приоткрылась та часть его жизни, о которой крестник почти ничего не знал, но к которой неожиданно получил возможность приобщиться. А черно-белая фотография четверки друзей заставила парня чуть ли не расплакаться. С огромным восхищением узнал он своего отца: его непослушные черные волосы были взъерошены на затылке, и он тоже носил очки. Рядом с ним стоял Сириус, легкомысленно красивый, а его немного надменное и более полное, чем у брата, лицо делало его таким молодым и счастливым, каким Гарри его никогда не видел его при жизни. Справа от Сириуса стоял Петтигрю, голову ниже всех остальных, толстый и неуклюжий, с маленькими водянистыми глазками, с раболепной радостью смотревшего на главных бунтарей Хогвартса Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. Слева от Джеймса стоял Люпин, уже тогда выглядевший потрёпанным, и его усталые глаза также светились от счастья быть включенным в компанию лучших друзей.
Гарри провел пальцами по фотографии — вот они, так близко и так далеко одновременно, их уже нет, но Гарри незримо ощущал их присутствие рядом с собой. Это ли та любовь, которой, по словам Дамблдора, наградили его родители? Ведь мама, папа, Сириус — они умерли телесно, но всегда будут жить в его сердце, будут любить и оберегать его. Смахнув скупую слезу, юноша попытался снять фотографию со стены, но, как и все остальные портреты и постеры, она была закреплена заклятием вечного приклеивания. Пыльный стол был завален не менее пыльными пергаментными свитками — Сириус определенно не любил порядок. Развернув их, Гарри словно погрузился прошлое, в историю. Письма от него, от Люпина, от Джеймса — все было перемешано в кучу и вызывало у юноши прилив неконтролируемой радости с толикой горечи. Он не помнил уже, сколько писем успел перечитать, пока не наткнулся на короткую записку:
“Дорогой Бродяга,
Спасибо, спасибо тебе за подарок Гаррин день рожденья! Он был его любимым, это безоговорочно. Ему год, а он уже высоко держит игрушечную метлу, он выглядит таким довольным, я вложу в письмо фотографию, так что ты сможешь посмотреть. Ты же знаешь, у него только два фута роста от земли, но он уже почти что убил кота, и разбил ужасную вазу, которую Петуния подарила мне на Рождество (к этому у меня нет претензий). Конечно, Джеймс решил, что это очень весело, сказал, что Гарри собирается стать великим игроком в квиддич, однако мы убрали все украшения подальше, чтобы быть уверенными, что когда он пойдет, то не успеет ничего натворить. Мы очень тихо отпраздновали день рождения Гарри — были только мы да старая Батильда, которая всегда была добра к нам. Она души не чает в Гарри. Нам очень жаль, что ты не смог прийти, но дела Ордена всегда важнее, тем более Гарри все равно недостаточно взрослый, чтобы понять, что это его день рожденья.
У Джеймса немного расстроились планы — мы заперты в доме, потому что, как я говорила, мантия-невидимка до сих пор у Дамблдора, и у нас ни единого шанса хотя бы для маленькой прогулки. Если ты сможешь навестить нас, это очень поднимет его настроение. На прошлых выходных здесь был Хвост. Мне кажется, что он выглядел больным, но это, видно, из-за новостей о МакКиннонах. Я плачу каждую ночь, когда слышу о них.
Батильда заходила на днях. Она — обворожительная старушка и знает множество историй про Дамблдора, но я не уверена, что он был бы рад услышать их. Я не знаю, во что из этого можно верить, потому что мне кажется невероятным, чтобы Дамблдор был другом Геллерта Гриндевальда. Лично мне кажется, что она сошла с ума!
С любовью, Лили.”
Из той же кучи Гарри выудил черно-белую колдографию, на которой был изображен улыбающийся черноволосый ребенок верхом на игрушечной метле. На втором плане весело смеялись Джемс и Лили, умиляясь первому полету своего ребенка. В глазах юноши снова навернулись слезы. Казалось, мир вокруг остановился и перестал существовать, а Гарри снова ощутил себя одиннадцатилетним мальчиком, впервые увидевшим своих родителей в зеркале “Еиналеж” холодной зимней ночью.
Он снова взглянул на письмо: его мама писала букву “г” так же, как он. Он просматривал всё письмо, чтобы найти все эти буквы, и каждая из них давала ощущение маленькой дружественной волны света. Это письмо было невообразимым сокровищем, доказательством того, что Лили Поттер существовала, действительно существовала, что её теплые руки когда-то двигались вдоль пергамента, оставляли следы чернилам на этом письме, писали эти слова, слова о нем, о Гарри, её сыне.
Когда первое потрясение прошло, парень, нетерпеливо смахнув слезы с глаз, перечитал письмо еще раз, концентрируясь уже на смысле. Это было как прослушивание полузабытого голоса. У них был кот… наверняка погибший, как и его родители в Годриковой Лощине… или он умер, когда никто не остался кормить его. Сириус купил ему его первую метлу…. Его родители знали Батильду Бэгшот; может, это Дамблдор представил их? “Мантия-невидимка до сих пор у Дамблдора…” Там еще было что-то смешное…
Гарри остановился, обдумываю слова матери. Почему Дамблдор взял мантию-невидимку его отца? Поттер отчетливо помнил, как директор говорил ему год назад: “Тебе не нужна мантия-невидимка, чтобы становиться невидимым”. Может быть, не такой одаренный член Ордена нуждался в помощи, и Дамблдор носил её с собой? Но Дамблдор и передал ее Гарри в его первое Рождество в Хогвартсе. Значит, в тот злополучный вечер накануне дня всех святых мантия-невидимка все еще была у Дамблдора. Не зная, что делать с этим умозаключением, Гарри перешел дальше…
“Хвост был здесь…” Питтегрю, предатель, теперь уже мертвый, выглядел “больным”. А так ли это? Может, он просто знал, что видит Джеймса и Лили в живых в последний раз? Гарри знал от Сириуса полную историю с хранителем дома Поттеров. Вольдеморт убил их уже через неделю после того, как Питтегрю сдал ему их. Судя по письму матери, примерно в это же время Дамблдор попросил у его отца мантию-невидимку. Совпадение? Уж слишком незащищенной оказалась его семья в момент нападения на них Вольдеморта. И если в честности Сириуса Гарри не сомневался — тот всегда говорил то, что думает, то Дамблдор… Юноше не хотелось думать в таком ключе о любимом директоре и наставнике, но, как он ни пытался душить свои мысли на самом корню, они все равно упрямо продолжали расти. Гарри знал на своем опыте лично, как часто Дамблдор не договаривает, ожидая подходящего момента, чтобы сказать правду, и как быстро его догадки опережают время — Дамблдор сам нередко об этом говорил. А что, если Дамблдор заранее знал, что Вольдеморт нападет на его родителей, и он, Гарри, останется в живых, отправив самого могущественного темного мага в небытие? Что, если Дамблдор все знал и просчитал заранее, и потому ничего не предпринял, чтобы защитить молодую семью?
Слезы давили в горле, было трудно дышать. Парень неуклюже плюхнулся на стул, и в воздух поднялось выбитое из сиденья облачко пыли. Не может быть! Не может! Гарри не замечал, как кричал уже в голос, но эхо поглощалось многочисленными портьерами, подушками и мягкой обивкой мебели. Гарри не представлял, чтобы Дамблдор мог так поступить, пусть даже совершенно неосознанная жертва его родителей остановила Вольдеморта на целых тринадцать лет и спасла много других невинных жизней. Потому что в этом был лишь холодный расчет, и ничего более. Но едкий и, как будто, неродной внутренний голос упорно подталкивал его к этой мысли: Дамблдор пожертвовал твоими родителями, Дамблдор отдал тебя Дурслям, хотя мог бы отдать на воспитание бабушке Невилла (Гарри знал уже, что все чистокровные семьи приходились друг другу родственниками, а они с Невиллом конкретно — четвероюродными братьями). Да и какая может быть кровная защита, если тетя Петунья ненавидела тебя и твою маму, а в дом спокойно могут зайти те, кто хочет и может причинить тебе вред? И Гарри тут же вспомнил и толстяка-кузена со своими дружками, которым дай только повод подраться, и тетю Мардж с ее ужасным бульдогом Зубастиком (1), и друзей дяди Вернона. Да и что это может быть за защита, которая выдыхается ровно на совершеннолетие? Ведь любовь твоей матери (если, по мнению Дамблдора, защита основана именно на ней) будет с тобою всегда, вне зависимости от того, сколько тебе лет.
Поттер ухватился за голову, жалея, что так и не научился окклюменции — тогда ему не пришлось бы думать о Дамблдоре плохо.
- Не верю! Не верю! — кричал он так, чтобы его было слышно, как минимум, на соседнем этаже. — Дамблдор не такой!
Немного успокоившись, Гарри принялся читать письмо дальше. “Батильда… обворожительная старушка и знает множество историй про Дамблдора… он не был бы рад услышать их… Дамблдор был другом Геллерта Гриндевальда…” Батильда Бэгшот знала Дамблдора. Наверняка она старше его, но сколько же ей лет тогда, если Дамблдору явно больше ста? Жива ли она? Наверное, она и вправду уже выжила, раз решила, что Дамблдор был дружен с Гриндевальдом. Однако противный внутренний голосок вновь взялся за свое: ты знаешь уже двух людей, которые считают правдой дружбу между Дамблдором и Гриндевальдом, и одному из них уж точно рано страдать склерозом или впадать в маразм. А Гермиона тебе сама сказала, что о молодости Дамблдора нигде ничего не написано, так что все может быть…
- Не верю! — в очередной раз закричал Гарри, отчаянно смяв письмо в кулаке.
Сердце бешено стучало в груди, отсчитывая секунды, а легким не хватало воздуха, чтобы дышать. Поттер чувствовал себя также ужасно, как после гибели Сириуса на пятом курсе: просто не мог принять свалившиеся на него факты. Хотелось все метать и крушить. Гриндевальд был плохим, Дамблдор не мог с ним дружить. Дамблдор победил его. Это все ложь, ложь, ложь!
- Эй, дружище! — дверь резко распахнулась, в комнату вошли Рон и Гермиона. — Что случилось? Тут миссис Блэк уже чуть не разоралась.
- Гарри, Кричер вернулся! — сообщила Гермиона.
Только сейчас Гарри заметил, что в спальне Сириуса заметно потемнело — наступил вечер, и скоро должно было сесть солнце. Видимо, он провел здесь несколько часов.
- Гарри, с тобой все в порядке? — с нотками скепсиса в голосе поинтересовалась Гермиона.
Только сейчас, немного привыкнув к царившему в комнате полумраку, она заметила горечь в покрасневших глазах своего друга; кожа его казалась необычайно бледной, а на лбу выступили бисеринки холодного пота.
- Ты что-то нашел? — догадалась девушка, увидев зажатый в кулаке кусок пергамента и разбросанную по полу кучу свитков.
- Вот, — Гарри показал друзьям письмо.
- Что это? — поинтересовался рыжик.
- Письмо мамы Гарри к Сириусу, — пояснила Гермиона, которая всегда обращала внимание на детали. — Хм… Гарри, из этого письма следует, что мантия твоего папы в день нападения Вольдеморта была у Дамблдора. Тебе не кажется это странным?
- Да чушь это полная, Миона, — возразил Рон. — Тут ниже еще написано, что Дамблдор был другом Гриндевальда! Ты хочешь сказать, это правда?! Похоже, эта Батильда действительно сбрендила, — и, отвернувшись, почесал голову, взъерошив волосы на затылке.
- Мм… я не знаю, что с этим пока делать. Вполне возможно, что мантия была нужна кому-то из членов Ордена, — выдал Гарри свою первоначальную версию. — А Батильда ведь и тогда была уже очень старой, — вопросительный взгляд в адрес Гермионы, кивок с ее стороны, — так что мало ли чего она могла придумать, — закончил юноша примирительным тоном.
- Да, Гарри, ее “История магии” заканчивается самым началом двадцатого века, — поддержала друга Гермиона, — и впоследствии много раз переиздавалась, но не дополнялась, хотя Батильда была еще жива на момент выхода последнего издания в 1990-м году. То, что нам читает сейчас профессор Биннз, уже не входит в ее книги.
- Ладно, идемте уже вниз, а то Кричер, наверное, нас уже заждался.
Ребята миновали несколько широких лестничных пролетов и портрет Вальбурги Блэк, бубнившей себе под нос что-то нелицеприятное, прежде чем успели дойти до кухни, где Кричер во всю бил серебряным соусником по голове невысокого лысеющего и неумытого мужчину который не оставлял попыток выбраться из магических пут. Субъект был одет в старый поношенный костюм явно с чужого плеча, детали которого совершенно не подходили друг к другу, распространял вокруг себя жуткую смесь запаха пота и дешевой выпивки и являл собой типичного представителя общественного дна, которых именуют еще “без определенного места жительства”.
- Эй, уберите от меня этого сумасшедшего эльфа! — заорал во всю глотку торговец котлами и прочими крадеными вещами, как только увидел вошедших в помещение подростков.
- Вон из моего благородного дома, поганое грязнокровое отребье! — вторил ему портрет достопочтенной матушки Сириуса, и не было понятно к кому мадам Вальбурга обращается больше: к магглорожденнй Гермионе Грейнджер или криминальному элементу Вонючке Флетчеру.
- Кричер — хороший эльф! Кричер изловил поганого вора, как приказывал ему хозяин Гарольд. Кричер нашел медальон!
- Кричер, прекрати, пожалуйста, бить его, — приказал Гарри, — иначе он ничего не сможет рассказать.
- Так это ты наслал на меня этого придурка-эльфа? — возмутился мужчина; веревки, которыми связал его домовик, не давали ему разогнуться.
- Флетчер, ты грабил этот дом, пока Сириуса убивали в Министерстве, — голосом, полным презрения, говорил Поттер, — а теперь, пользуясь тем, что здесь давно не собирался Орден Феникса, решил вынести отсюда все до последней ложки?
- Но я… мне надо на что-то жить, — мямлил жулик. — Такая выгодная сделка была, и ее сорвал твой поганый домовик! — произнес он, с вызовом посмотрев на Гарри, будто тот был виноват в том, что Флетчер опустился до такого образа жизни.
- Ты больше никогда не войдешь в этот дом!
Поттер сам удивился твердости, с которой произнес эту фразу, однако ему была невыносима мысль о том, дом, принадлежавший раньше его крестному, а теперь и ему, так нагло обворовывается всяким отребьем. Грейнджер смотрела на своего одноклассника с изумлением, Уизли — с недоумением, а Кричер с обожанием. Воздух на кухне как будто наэлектризовался и стал более плотным, ощутимым, излучал силу. Вонючка (2) замямлил что-то нечленораздельное, было видно, что он испугался не на шутку.
- Кричер, ты забрал у него все, что он вынес из дома?
- Да, сэр Гарольд. Кричер забрал все, что этот поганый вор вынес из благородного дома Блэков! — с гордостью и подобострастием ответил эльф.
- Отлично, Кричер. Теперь выгони этого вора вон отсюда и проследи, чтобы он больше не возвращался. Да, можешь наказать его немного, — добавил Гарри, заметив, что домовик немало расстроился оттого, что ему не дали доколотить Флетчера соусником.
К Вонючке Флетчеру Гарри не испытывал ни капли сочувствия, и считал, что его не помешает проучить, чтобы в дальнейшем не воровал вещи из дома Сириуса. А от удара соусником или пинка под зад серьезного вреда не будет.
- Круто ты его отделал! — сказал Рон после того, как Кричер аппарировал вместе с Флетчером.
- Гарри, но, по-моему, ты поступил с ним как-то негуманно, — возразила Гермиона. — Хотя Вонючка часто совершает не очень хорошие вещи, он является членом Ордена.
- Это мой дом, — твердо заявил Гарри, всем своим видом давая понять, что он не отступится, — и я не потерплю никакого воровства здесь — это оскорбление памяти Сириуса.
Кричер вернулся довольный через несколько минут и отдал своему новому хозяину и его друзьям медальон, чтобы “исполнить последнюю волю хозяина Регулюса”. “Хозяин Регулюс” вообще оказался больным местом эльфа, ибо он души не чаял в младшем сыне госпожи Вальбурги, так что пришлось Кричеру принять в подарок и одеяло, вышитое грязнокровкой, которая хотела отблагодарить его и заботиться о нем, как хозяин Регулюс. Как бедный домовик не сопротивлялся, но у него все равно навернулись на глазах слезы от радости и умиления, отчего гриффиндорцы едва сдержали улыбки. Грязнокровка, кажется, не так плоха, как он думал изначально. А вот предатель крови — как был им, так и остался, но Кричер должен терпеть и его, ведь он тоже друг хозяина Гарольда. Также Кричер получил наказ разложить все забранные у Флетчера вещи по местам с разрешением оставить у себя в чулане фотографии “мисс Беллы” и “мисс Цисси”, “поддерживать порядок на кухне, в прихожей и в комнатах, где обычно ночует хозяин и его друзья, а также привести себя в порядок и сменить, наконец, эту дурацкую грязную наволочку”.
* * *
Гарри, Рон и Гермиона были необычайно довольны собой. Полные решимости и энтузиазма, они вдыхали прохладный вечерний воздух, наслаждаясь видом любимой и такой родной школы. Они аппарировали к самым воротам Хогвартса и теперь шли пешком по мощеной дороге, по которой первого сентября их отвозили запряженные фестралами кареты. Уже почти стемнело, и небо раскинулось темно-синим куполом над узорами переплетающихся черных ветвей, где-то вдали ухали совы, выбравшиеся для ночной охоты, что прибавляло романтики вынужденной ночной прогулке. Обренувшись назад, Гарри не без удовольствия заметил, что его Рон и Гермиона наконец-то перестали ссориться и теперь держатся за руки, улыбаясь друг другу.
Оказавшись в замке, друзья направились прямиком в кабинет директора, но почему-то его не было на месте. Удивило их то, что в замке стало очень тихо — обычно в это время в коридорах еще стоит гвалт. Сидевший на жердочке Фоукс лишь изредка поглядывал на ребят, прекрасно развлекая себя чисткой перьев. Гриффиндорцы не знали, сколько прошло времени, но, наверное, не меньше двадцати минут, когда дверь в кабинет отворилась, и вошел директор Дамблдор. Его белоснежная борода переливалась серебром, губы изогнулись в добродушной улыбке, а голубые глаза лукаво мерцали из-под очков-половинок.
- Профессор Дамблдор!
- Сэр!
Обрадованные подростки тут же повскакивали с мест и окружили любимого директора, от которого так и исходили искренность и доброта. Гарри даже устыдился того, что успел себе надумать про Дамблдора, пока был на Гриммо.
- Я рад, что вы вернулись в Хогвартс так быстро, — добродушно сказал директор, тут же установив дистанцию между собой и учениками. — Чаю? Лимонных долек? — и, лукаво подмигнув, отправил себе в рот очередную порцию любимого лакомства, посмаковав его с полминуты.
- Да, сэр, — отозвались хором гриффиндорцы.
Когда каждый из придумал для себя занятие, время в доме на площади Гриммо пролетело незаметно, так что ребята и не подумали об ужине, и теперь очень хотели есть, особенно Рон. Дамблдор взмахнул своей длинной палочкой с наростами, и на стол изящно спланировали три белые чашки с блюдцами. Чайник сам разлил всем чай, а в руках у удивленных подростков появилось по вазочке с лимонными дольками.
- Приятного аппетита, — сказал Дамблдор, улыбнувшись.
- Спасибо, — ответили студенты.
- Как вы нашли медальон Слизерина? — спросил директор, некоторое время спустя, когда его подопечные уже успели утолить голод и согреться.
- Нам помог Кричер, сэр, — ответила за всех Гермиона, глаза ее так и светились энтузиазмом.
- Да, — подтвердил Гарри. — Оказывается, медальон украл Флетчер, а Кричер вернул его.
- Могу я взглянуть на него? — поинтересовался Дамблдор.
- Да, вот он, — Гарри передал в руки своему наставнику украшение-хоркрукс.
Какое-то время старец задумчиво рассматривал красивое и одновременно опасное ювелирное изделие, вертя его в своих длинных и тонких, уже давно сморщенных пальцах, потом положил на стол.
- Что вы с ним сделали? — строго спросил Дамблдор, посмотрев в глаза Гарри.
- Н-ничего, сэр, — немного растерявшись, ответил Гарри, чашка с блюдцем в его руках подозрительно дрожала. — Мы даже его не открывали. Кричер отдал нам медальон, и мы сразу аппарировали к Хогвартсу.
- Нет, с Вонючкой, — уточнил директор так же строго; казалось, он уже знает о том, что произошло на кухне в доме Блэков, и крайне не одобряет поступок своего любимого ученика.
- Я выгнал его и приказал никогда больше не возвращаться в дом Сириуса.
- Ты поступил не очень хорошо в этой ситуации, Гарри, — сказал Дамблдор голосом умудренного годами старца и, встав с кресла, подошел к насесту с фениксом, — ты должен был проявить прощение и милосердие, а не гнев.
- Сэр, но ведь он обворовал дом Сириуса! Это нечестно по оскорблению к памяти Сириуса! — в Гарри снова откуда-то взялась непонятная твердость и напористость, чашка с громким стуком опустилась на стол, расплескав вокруг недопитый чай. — Никто из челнов Ордена не опустился до такого! Это точно так же, как если бы дом моих родителей в долине Годрика растащили бы по камушкам!
Рон смотрел на спор своего одноклассника с директором с полным непониманием сути происходящего. Ведь это был не его дом, не его крестный там жил, и не его вещи были украдены. А Вонючке и впрямь надо было на что-то жить, тем более что Сириус сам хотел избавиться от всего этого барахла. Гермиона же, хотя прекрасно понимала чувства Гарри, была, тем не менее, солидарна с директором и считала, что Гарри не следовало выходить из себя при встрече с Флетчером.
- Я понимаю, что ты по-прежнему не можешь смириться со смертью Сириуса, — продолжил старый профессор такими же поучительными интонациями, — и теперь все когда-то принадлежавшее ему имущество ассоциируешь с памятью о нем.
Нет, не понимаете, Дамблдор! — хотелось заявить Гарри в лицо директору. Он сам считал воровство преступлением, а, когда обворовывают дом умершего человека, — преступлением вдвойне. Да, для него действительно все это являлось вещественной памятью о Сириусе, а найденные письма — еще и о родителях.
- Но ведь оно Сириусу уже не нужно, не так ли? — продолжил Дамблдор, словно ответив на мысли Гарри. — Ты мог бы просто попросить у Вонючки медальон. Я думаю, он бы понял, что уничтожение этого предмета приблизило бы нас на один шаг к победе над Вольдемортом, — погладил перья Фоукса, однако тот демонстративно отворачивался от рук своего хозяина. — К тому же твои родители вряд ли бы обрадовались, если бы узнали, что их сын растет жадным и высокомерным, не умеющим прощать.
1) Зубастик — мой вольный перевод клички Ripper (Злыдень). Само слово “ripper” означает “рыхлитель, пила, саморез” и прочие острые предметы, так что может, ИМХО, в достаточной степени характеризовать зубастость любимца тетушки Мардж.
2) Вонючка — снова мой вольный перевод имени/прозвища Mundungus (“обитающий на/в земле”), которое имеет также значение “Вонючий табак”, т.е. то, что может по внешним признакам характеризовать представителя той социальной прослойки, к которой принадлежит Флетчер.
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 03.11.2012, 08:14 | Сообщение # 162 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Гнев и желание спорить как рукой сняло. Гарри тут же ощутил себя виноватым, ведь любовь и бескорыстие — это единственные силы, которыми можно противостоять злу. Он не хотел, чтобы лучшие друзья его отца становились убийцами из-за Питтегрю, а сам поступил с Флетчером не лучше Дадли или Малфоя. Последние двое для юноши всегда были образцом того, как не надо себя вести, и ему стало стыдно, что, вместо того, чтобы быть достойным сыном своих родителей, он разочаровал их, опустившись уровня громилы Дэ и слизеринского хорька. Теперь та неожиданная твердость и чувство собственной правоты, с которыми он выпроваживал несчастного жулика из дома, показались ему чуждыми и омерзительными, злыми, тем, что необходимо искоренить, с чем необходимо бороться. Да и по отношению к Дамблдору вел он себя непочтительно — чуть не накричал на него, стремясь доказать свою точку зрения. Гарри вспомнил себя на пятом курсе, когда ему хотелось от безысходности и сжигающей го пустоты и чувства несправедливости все крушить и ломать, и как ему потом было стыдно потом, когда он успокоился и понял, что натворил. Этого не должно повториться.
- Простите сэр, — сказал Гарри, потупив взгляд. — Я действительно плохо поступил. Я постараюсь больше не совершать таких ошибок.
- Что ж, Гарри, я надеюсь, ты уже усвоил этот урок, устало проговорил Дамблдор. — А сейчас, я думаю, вам всем пора отправиться в вашу гостиную и, как следует, отдохнуть перед завтрашним днем.
- Простите, сэр, а хоркрукс? — спросил молчавший до этого Рон Уизли. — Его ведь вы уничтожите?
- О, мистер Уизли, спасибо, что напомнили мне об этой вещи, — приподнято-радостным тоном сказал Дамблдор, — и вложил медальон в руки ничего не понимающего Гарри. — А это ваше следующее задание — найти способ уничтожить хоркрукс. А теперь я вынужден все-таки настоять, как бы мне ни было приятно беседовать с вами, чтобы вы вернулись в свою гостиную.
- До свидания, сэр, — хором попрощались ребята, поставив на стол пустые чашки, которые тут же исчезли, и вышли за дверь.
- Ну что ж, Том, 1:0 в мою пользу, — проговорил Альбус, усмехнувшись в бороду, и снова потянулся к фениксу, но тот лишь недовольно щелкнул клювом.
Гарри, Рон и Гермиона стремительными шагами направлялись в Гриффиндорскую башню. Мальчики недоумевали, почему Дамблдор не уничтожил хоркрукс на месте, как сделал это с кольцом, однако их тут же урезонила Гермиона: они уже взрослые, и потому им дают такие ответственные задания, а иначе чего они достигнут, если будут все время перекладывать свою работу на других? После чего с энтузиазмом заявила, что попросит завтра у профессора Дамблдора разрешение на посещение Запретной секции, в отчет на что оба юноши лишь обреченно вздохнули: и как только у их подруги хватает терпения и энтузиазма постоянно сидеть за книжками? Затем девушку осенила гениальная идея: можно попросить у Дамблдора меч Гриффиндора и разрубить им медальон — ведь именно так было уничтожено кольцо — или, на крайний случай, сходить в Тайную комнату, чтобы раздобыть клык василиска, однако мечом все-таки удобнее.
Гермионе пришлось замолчать, как только они миновали последний поворот. Перед ними парами шли гриффиндорцы-младшекурсники, следом за ними неровным строем тянулись все остальные студенты львиного факультета, при этом никто не толкался и не пинался, как это бывало во время массовых походов на трапезы и обратно. Что-то ту было нечисто… Друзья пробежали вперед (Рон умудрился растолкать несколько первокурсников), чтобы нос к носу столкнуться с Визерхоффом и его подружкой.
- Рон! — возмутилась Гермиона. — Они же могли пораниться! Эй, с вами все в порядке? — обратилась она уже к малышам.
Ответом ей были неуверенные испуганные кивки одиннадцатилеток.
- Мистер Уизли, я думаю, вам необязательно было расталкивать студентов, чтобы узнать, кто исполняет ваши обязанности, — подчеркнуто холодно сказал Визерхофф, сложив руки на груди. — Я думал, мисс Грейнджер известила вас об этом, — Рон, который до этого со злостью, сжимая зубы и кулаки, смотрел на новоявленного узурпатора, в мгновение ока опустил челюсть и уставился на Гермиону, как Фадж — на возродившегося Вольдеморта. — Или вы думали, что профессор МакГонагалл оставит свой факультет без присмотра?
- Ты, ты! — только и смог сказать Уизли, переводя свое покрасневшее лицо с Грейнджер на Визерхоффа.
- Простите, я забыла! — воскликнула Гермиона, схватившись руками за щеки. — У нас было так много дел, что…
- Потом, мисс Грейнджер, — сухо отрезал Визерхофф. — Сейчас не время оправдываться, — и повел студентов дальше, так что Золотому Гриффиндорскому Трио не оставалось ничего больше, кроме как вклиниться в строй.
Когда процессия добралась до гостиной, младшекурсники разошлись по спальням; те же, что был постарше и еще не клевал носом, устроились на пуфиках и подоконниках, чтобы поболтать или поиграть в настольные игры. Некоторые судорожно доделывали домашние задания. Грейнджер быстро постаралась узнать все последние новости, в том числе и про недавнее землетрясение. Ей очень подозрительным показался тот факт, что кто-то — неважно, тролль или темный маг — сумел проникнуть в замок и разрушить половину подземелий, очень ловко миновав при этом все защитные барьеры и не выдав себя, иначе его бы сразу остановили. Гарри предположил, что это мог быть кто-то из шпионов Вольдеморта в Хогвартсе, однако Джинни так и не дала ему высказаться, накрыв рот страстным поцелуем, от которого по всему телу разлилась сладкая истома. А Уизли обрадовался, что змеям по-крупному досталось, и жалел лишь о том, что этот кто-то, в официальной версии — горный тролль, не размазал их гостиную. Также его немало раздражал тот факт, что народ не особо торопился жаловаться на “ужасного Уизерофа”, который в наглую украл у него положение старосты и теперь наводит здесь свои порядки. Да и эта дура-хаффлпаффка Миллер (или Мюллер?) выводила его из себя одним лишь своим существованием. К несчастью для него, людей, солидарных с ним, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
- То есть, Уизли, вы считаете, что это честно, благородно и высокоморально — желать, чтобы другие люди лишились жизни или хотя бы дома, только потому, что вы полагаете их своими врагами?!
Слова Лотара резали, как кинжалом, а в серых глазах полыхал огонь праведного гнева. Сейчас от него исходила столь явная опасность, что окружавшие его гриффиндоцы отступили на пару шагов назад — с Визерхоффом лучше не спорить. Лишь Лиза Миллер по-прежнему стояла рядом с ним и держала за руку.
- Это ты защищаешь слизеринцев, потому что твой дружок вместе с ними учится!
- Рон!
- И сам ты — змей в львиной шкуре! — зло добавил Уизли, совершенно не обращая внимания на пытавшуюся остановить его Гермиону.
- И еще эту хаффлпаффку сюда привел, — вставила Джинни как бы между прочим; говорила она не очень громко, но ее звонкий голос был слышен на всю гостиную.
Юной мисс Уизли этот иностранец Визерхофф не нравился с самого начала, главным образом, своим стремлением к лидерству на факультете и установлению своих правил, последствия которых им всем удалось вкусить на этих выходных, пока Рон вместе с Гарри и Гермионой был на задании Дамблдора. Это у вас не так, то не так, вы все лентяи и ведете себя кое-как, и особенно вы, мисс Уизли, — примерно такой был смысл его речей. И, что хуже всего, его почти все послушали и ополчились против нее: ты свой факультет не подводи, а то мы сами тебя заткнем. Пришлось все выходные сидеть и учить уроки (Мерлин, она никогда еще так много не занималась!), а потом сидеть и слушать эту занудную лекцию о культуре и традициях магического мира. Как будто она их не знает?! Но своей вершины его наглость достигла, когда он привел в Гриффиндорскую гостиную эту свою подружку с Хаффлпаффа: Элиза Миллер, моя невеста — прошу любить и жаловать. Тоже фанатка этого симпатичного слизеринца (но на самом деле он урод), помешанного на зельях. Учебник — и то читать скучно, и тут она со своими лекциями по зельям, расскажет в три раза больше, чем нужно. Дин Томас на нее еще смешную карикатуру нарисовал, за что огреб от ее женишка. Невилл нашел в ней благодарную собеседницу, с кем можно потрепаться о лекарственных растениях, а мелкота, за исключением Питера Арнальдса и его друзей, в ней просто души не чает. Заавадиться! Потом еще, во время ужина, за один с ними стол усадил, да еще изображал из себя такого фаната этикета, что тошно было, не лучше, чем его пламенная речь в защиту слизеринцев. И как его только эта тряпка в Гриффиндор отправила? Да и эту дуру, вместо того, чтобы отправить восвояси вместе с барсуками, потащил с собой обратно: типа, первокурсников он оставить не может, а даму проводить обязан. Фу, бяка! Такой же гадкий и высокомерный, как Малфой и его дружки.
- Да, что она здесь делает? — подхватил вслед за сестрой Рон. — Или тебе перепихнуться с ней больше негде?
Миллер тут же покраснела от стыда и сжалась, резко сделав шаг назад; Лотар же еше крепче сжал ее тонкие белые пальцы, не давая высвободить руку, как бы говоря тем самым: я не дам тебе уйти из-за них. Тем временем в глазах Уизли запрыгали веселые чертики. Он совершенно не замечал того, как Поттер посмотрел на него с удивлением, а Грейнджер с осуждением. Все остальные, кто еще оставался в гостиной, с недоумением переводили взгляды с одного рыжего студента на другого, параллельно вспоминая, что Миллер точно не заходила вместе с Визерхоффом в спальню мальчиков.
- Думаю, дуэль, о которой мы договаривались, состоится прямо сейчас, — Визерхофф намеренно говорил длинными фразами, чтобы сдержать свой гнев на Уизли. — В присутствии здесь находящихся свидетелей вызываю вас, Рональд Уизли на дуэль за честь невинной девушки и достоинство Рода — прямо сейчас.
Среди гриффиндорцев тут же пробежался возбужденный шепоток, а Гермиона принялась отчитывать Рона, что он не должен был нарываться на ссору с Визерхоффом.
- Принимаю твой вызов, — бросил в ответ Уизли, широко расправив плечи, по его ухмылке можно было легко понять, что он весьма доволен сложившейся ситуацией. — Гарри Поттер будет моим секундантом.
Рон считал, что дуэль — это отличный способ доказать этому уроду Визерхоффу, кто есть кто. Ведь кто это? — Напыщенный индюк не лучше Малфоя, так что его не составит труда завалить, тем более что он, Рон Уизли посещал занятия ДА под руководством самого Гарри Поттера.
- Я… э… — только и смог выдавить из себя Гарри.
Он не хотел вмешиваться в разборки между своим другом и Визерхоффом, но смог честно признаться себе, что Рон сам нарвался. К тому же он искренне не понимал, что плохого Рону и Джинни сделала Лиза Миллер. Но друзей надо поддерживать, поэтому Поттеру не оставалось ничего, кроме как согласиться.
- А кто будет твоим секундантом? — требовательно спросил Уизли, уперев руки в бока, рядом с ним, надувшись, стояла Джинни, всем своим видом показывая, что “Лоти” попал под раздачу.
Лотар оглядел гостиную в поисках подходящей кандидатуры. “Храбрые” гриффиндорцы прятались в тени или вовсе уходили в спальни бубня себе под нос что-нибудь в стиле “Понедельник — день тяжелый, поэтому стоит лечь пораньше”. Впрочем, на помощь малознакомых людей можно было и не рассчитывать. Визерхофф надеялся на Невилла — за прошедшие дни у него с этим тихим и немного неуклюжим парнем успели сложиться вполне приятельские отношения, к тому же Невилл был родом из чистокровной аристократической семьи и знал дуэльный этикет, так что его помощь в сложившихся обстоятельствах была бы в самый раз. Но Лонгоботтом, как всегда, ушел спать совсем рано.
- Фу, Лоти, видимо ты так всех достал за эти два дня, что никто не хочет становиться твоим секундантом, — злорадно добавил Рон, кинув еще один камень в огород своего соперника.
- Рон, пожалуйста, не нарывайся! — взмолилась Гермиона, он лишь грубо отпихнул ее.
- Прошу не называть меня так, Уизли, — сквозь зубы процедил Визерхофф, лицо которого побелело, как мел, что свидетельствовало о том, что разозлили его уже достаточно.
Снова окинул взглядом комнату. Пятикурсник Оливер Брок сидел на подоконнике и, жуя жвачку, читал какой-то маггловский детектив или фантастику. Для полного образа ему не хватало только плеера с мини-наушниками, однако, данное устройство, к сожалению не работало в Хогвартсе.
- Мистер Брок?
- Да? — парень оглянулся на Визерхоффа, по его лицу было заметно, что бывшая только что словесная перепалка прошла мимо него.
- Вы согласны стать моим секундантом на время дуэли с мистером Уизли?
Брок перевел беглый взгляд с Лотара на Рона, потом на Гарри и, захлопнув книгу, спрыгнул с подоконника.
- Да, согласен.
- Вы знаете, дуэльный этикет?
- Да, немного.
- Вы знаете причину дуэли?
- Опять не поделили, кто здесь главный, или Грейнджер, — ответил Оливер совершенно равнодушным голосом.
Теперь настала очередь Гермионы краснеть. Впрочем, если учесть сцены ревности, которые каждый день любил закатывать Рон, было неудивительно, что все студенты Гриффиндора именно ее считали яблоком раздора между двумя молодыми людьми. Визерхофф тем временем кратко, без лишних подробностей обозначил Броку цель дуэли. Проводить поединок решили в выручай-комнате: Зал наград отпадал, потому что там любит патрулировать Филч, а доводы Уизли о том, что чужаку знать о выручай-комнате знать не положено, сочли неразумными.
- Мисс Грейнджер, мисс Уизли, вам не следует идти с нами, — заметил Визерхофф, когда обе девушки вышли в коридор вслед за парнями. — Скоро отбой.
- А ей значит, можно? — возмутилась Джинни, уперев руки в бока и кидая гневный взор на Лизу Миллер, которая еще больше потупилась и изо всех сил старалась казаться незаметной.
- Жена Цезаря должна оставаться вне подозрений, — строго ответил Лотар. — И, прежде чем начнется дуэль, я провожу фрейлейн Миллер до гостиной Хаффлпаффа. А вам, мисс Уизли, советую извиниться перед фрейлейн Миллер.
- Еще чего? — отрезала Джинни, взметнув длинными рыжими волосами.
- Джин, может лучше не надо? — примирительным тоном произнес Гарри. — Вам с Гермионой действительно лучше вернуться в гостиную.
- И ты туда же! — буркнула младшая Уизли. — Все мужики одинаковы… Пойдем, Гермиона, — и, взяв подругу за руку, скрылась вместе с ней за портретом Полной Дамы.
До отбоя оставалось не больше двадцати минут, когда парни, наконец, добрались до выручай-комнаты, при этом Рон, на чем свет стоит, проклинал галантность Визерхоффа, которому приспичило сделать крюк и проводить свою ненаглядную Элизу аж до дверей барсучьей гостиной. Гарри и Рон прошли три раза мимо полотна, изображавшего Варнаву Вздрюченного, которого одетые в балетные пачки тролли нещадно колотили палками (Лотару и Оливеру оставалось лишь наблюдать за сим странным действом), и в стене материализовалась красивая резная дверь, за которой открывалась огромная пустая комната, высокий потолок которой поддерживали восьмигранные готические колонны. Визерхоффу не составило труда догадаться, что эта комната создана с помощью заклятия невидимого расширения; также в ее магию, по всей видимости, вплетены чары, взаимодействующие с потребностями тех людей, которые хотя в нее войти, но это уже по части Карла. Противники заняли позиции на расстоянии сорока шагов друг от друга и приняли боевые стойки. Секунданты стали в центре круга.
- Э… а что надо делать? — спросил Гарри, наивно полагая, что секундант — это просто свидетель и группа поддержки в одном лице.
- Мм… — Брок пытался вспомнить описание дуэли, которое ему доводилось видеть в одном приключенческом романе. — Противники могут… в последний раз попытаться решить… возникший конфликт мирным путем… — как-то так.
Уизли, а затем Визерхофф отрицательно покачали головами. Дуэль началась.
- Expelle arma! — крикнул Уизли, сделав резкий выпад вперед.
- Protego! Stupefac! Petrificus Totalus, fic Marmorem (3)! Protego!
Реакция Лотара, несмотря на то, что он не занимался в Армии Дамблдора, была стремительной — секунданты едва успевали следить за его молниеносными, легкими движениями.
- Stupefac! — успел сказать Рон, прежде чем камнем упасть на пол.
Собственное тело казалось ему тюрьмой и сильно давило, невозможно было пошевелить даже зрачками. Как будто его облепили чем-то вязким и быстро застывающим. Обычное Заклятие Окаменения не должно было вызвать такой эффект. Тут наверняка замешана черная магия!
- Эй, что ты с ним сделал! — закричал Гарри и кинулся к неподвижно лежавшему другу, схватив его за воротник рубашки. — Ты превратил его в камень!
- Советую не поднимать его и не трясти, если вы не хотите причинить ему вреда, — деловито заметил Визерхофф, — а заклинание через некоторое время спадет само, если вы раньше не вспомните простейшее контрзаклятие, мистер Поттер, — наколдовал для Рона матрац. — Я думаю, это послужит мистеру Уизли достаточным уроком, чтобы он вслед держал язык за зубами и не бросался на всех с оскорблениями. Пойдемте, мистер Брок, — и, отвесив Поттеру и окаменевшему Уизли легкий поклон, вышел за дверь.
Броку не оставалось ничего, кроме как подчиниться: с этим Визерхоффом определенно лучше не спорить. Хотя, по большому счету, считал парень, Уизли сам виноват: двигаться надо было быстрее, да и если бы он со своей наглой сестрицей не стали бы оскорблять девушку Визерхоффа, то и дуэли никакой бы не было.
Гарри ходил взад-вперед вдоль неподвижного тела своего друга и безуспешно ломал голову над тем, какое контрзаклятье стоит применить. После обычного Заклятия Окаменения человек приходил в себя через несколько минут, но Рон не подавал ни малейших признаков пробуждения. Сейчас он очень напоминал Гермиону, оцепеневшую под отраженным взглядом василиска. Но тогда окаменело только тело, а здесь все, даже одежда, волосы и ресницы, будто перед ним лежит обычная скульптура. Может быть, это какая-то темная магия? Поттер применил Вызов Патронуса, однако серебряный олень, недоуменно посмотрев на своего создателя и пару раз моргнув, через пару минут растворился в воздухе. Не помогло!
- *Мне нужно контрзаклятье от окаменения, мне нужно контрзаклятье от окаменения…* — как мантру, повторял Гарри, наворачивая круги вдоль постели “больного” и растирая руками виски.
И только недовольно ойкнул, когда ему на голову, словно с потолка, упала книга. Потерев ушибленную макушку, парень поднял книгу и принялся читать там, где она открылась во время падения.
“… Finita, или Finitum Incantatum, является наиболее простым и распространенным отменяющим заклятием для чар любых классов малой и средней силы, за исключением арканических…”
Гарри не знал, что такое арканические чары, и знать не хотел, но ему вмиг стало стыдно, что он не смог додуматься до такого простого контрзаклятья самостоятельно. Гермиона наверняка бы сразу догадалась.
После "Finita" Рон и впрямь очень быстро пришел в себя, и друзья отправились в Гриффиндорскую башню, испытывая по пути немалый прилив адреналина, ведь отбой уже давно наступил, и их запросто может поймать Филч или Снейп, или, еще хуже, МакГонагалл.
- Поттер, Уизли, стоять! — послышалось сзади, когда ребята пробежали мимо одного из коридоров, который вел в другую часть замка.
- По двадцать баллов с каждого за шатание по коридорам во время отбоя, — бархатным голом проговорил Ужас Подземелий Снейп, наведя на нарушителей палочку с зажженным Lumen, больно бьющим в глаза.
Нужно было быть слепым, чтобы не заметить не его угрюмом и вечно чем-то недовольном лице злорадную ухмылку.
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
Гарри уставился в пол, не рискуя встречаться взглядом с деканом Слизерина, представляя, как тот поднял бы его на смех, узнав, что он был секундантом на дуэли. Рон же, наоборот, принялся усиленно оправдывать себя и Гарри и сваливать всю вину на Визерхоффа, совершенно не задумываясь о том, что подставляет тем самым свой факультет под еще больший удар, нежели простой штраф за нахождение вне общежития после отбоя. И уж тем более он не знал, что на следующее утро профессор МакГонагалл накажет обоих дуэлянтов и их секундантов общим штрафом в двести очков и отработками у Филча до конца недели.
Под конвоем мальчики дошли до Грифиндорской гостиной, и если Рон сразу провалился в объятья Морфея, то Гарри еще долго смотрел в потолок, думая то о медальоне-хоркруксе, то о странном письме его матери Сириусу, то о сегодняшней полночной дуэли, короче которой был только поединок Снепа с Локхартом. И Гарри впервые для себя не мог разобраться, кто здесь прав, кто виноват, где Добро, где Зло, а черное и белое смешались для него в один непонятный водоворот красок, прежде чем он уснул…
3) (лат.) Окаменей весь, стань мрамором! Характеризуется полной трансфигурацией верхних кожных покровов, волос, одежды в вышеуказанный материал. Заколдованный внешне похож на статую, а чувствует себя так, будто его всего поместили в гипс.
|
|
| Gal | Дата: Суббота, 03.11.2012, 17:03 | Сообщение # 163 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| PPh3, спасибо за интересное проболжение. Реалистичность психологии подростков весьма высока. Особенно метания Гермионы. Интересно, почему они с Гарри настолько инфантильны и неуверены в себе? Это вызвано зельями Дамблдора или его психологическим програмированием? Реакция Гарри на выговор похожа на первое, но он перед этим чай пил. А вот его поцелуй с Уизлеттой напоминает больше какой-нибудь афродизиак (но не амортенцию, у той действие постоянное).
Очень не хочется, чтобы реалистичность Вашего мира распространялась и на личную жизнь героев. Должна же быть в ней сказка, раз уж это мир магии! Ведь в реальности, чаще всего, браки заключаются не на небесах, и в этом случае, наиболее реален как раз брак Гермионы и Уизли. Так как они наиболее подходят друг другу по социальному статусу и статусу крови (если исходить из Платоновской концепции государства, которая наиболее близка концепции чистокровных родов).
Благодарю Вас за этот труд, с удовольствием прочту продолжение этой истории и Ваш вариант распутывания этих "гордиевых узлов", ведь рубить сплеча в данном случае можно только с головой.
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 03.11.2012, 18:14 | Сообщение # 164 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (Gal) PPh3, спасибо за интересное проболжение.
А вам спасибо за отзыв))
Quote (Gal) Реалистичность психологии подростков весьма высока. Особенно метания Гермионы.
Если честно, всегда сомневалась в этом. На других ресурсах мне говорили, что канонные персонажи чересчур инфантильны, в то время как новые персонажи - наоборот, чересчур взрослые для своего возраста, сплошные Марти-Сью.
|
|
| kraa | Дата: Суббота, 03.11.2012, 18:38 | Сообщение # 165 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| PPh3, это новые персонажы чересчур сильные, не канонные. Канонные до того околдованные Дамблдором и Уизлями, что даже противно о них читать - жалость к ним накапливается, накапливается и переполняет чашку тепрения. Это не критика, а похвала. Но, видно так надо по замислу. Ты говорила, что придет время иQuote этих "гордиевых узлов", ведь рубить сплеча в данном случае можно только с головой.
Я радуюсь за главных героев, у которых все будет успешным - говорю о новых персонажах. Но дать Гарри с Гермионой на разтерзанием Уизлей и Пожиранцев - тревожит мое материнское чувство. Гермиона такая затравленная Роном, позволяет ему все-все, дает ему почти все, не ожидая ничего взамен. А, если бы и ожидала, никогда не дождется до человеческого к ней отношения, потому что Рон такой примитивный чурбан, каких не встретишь. А Джиневра такая злобная гадюка, загляденье просто.
Есть в литературе такой похват, когда автор переувеличивает недостатков или достойнств своих героев, чтобы достигнут намечанное внушение. Но не знаю слово на русском.
PPh3, молодец! Отлично справляешься, все прекрасно. Ждем дня "Х"!
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 03.11.2012, 18:52 | Сообщение # 166 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Интересно, почему они с Гарри настолько инфантильны и неуверены в себе? Это вызвано зельями Дамблдора или его психологическим програмированием?
И то, и то может быть. С чаем Дамбик еще засветится + в своем фике я стремлюсь показать, что и Гарри, и Гермиона чувствуют себя подсознательно по-прежнему чужими в маг. мире, и Уизли с Дамблдором для них единственная связь с миром волшебства. В случае Гарри не стоит забывать про детство у Дурслей (то самое псих. программирование), когда он уже на подсознательном уровне привык считать себя "ненормальным", "никому не нужным уродом" и т.д. Поэтому и стремится быть изо всех сил полезным - в том, в чем его поощряют. Дамбик Гарри в учебе не поощряет, вот он и бездельничает на пару с Роном.
А что Гермионы касается, так у нее тоже проблемы из детства тянутся. Она сама по себе девочка общительная, но не умеет общаться со сверстниками, как с равными. Для нее доступны модели "родитель-ребенок", "ученик-учитель", т.е. предполагающие определенную иерархию, в которой один человек самый умный им всем указывает, а другой безусловно глупый и без чужой указки ничего нормально сделать не может. А это уже упущение родителей, которым просто было удобно иметь послушную беспроблемную дочку, которая всегда строго выполняла то, что ей говорили взрослые. Как следствие, Гермиона распространяла такие отношения на других детей, позиционируя себя в роли учительницы (ведь она все знает), и ровесникам это, естественно, не нравилось --> в начальной школе у девочки не было друзей, и так продолжалось первые два месяца учебы в Хоге, до истории с троллем. Теперь у Гермионы появились друзья (Гарри и Рон), и ради них она идет на уступки (соврать учителям, дать списать домашку, отправиться в приключение и т.д.). При этом, какой мы может сделать вывод: Гарри и Рон без Гермионы вполне нормально обходились что на первом курсе (ведь они в первый день подружились, и обоих Гермиона просто раздражала), что на втором (когда Гермиона окаменела), что на третьем, когда они оба объявили бойкот ей вначале из-за метлы, потом из-за крысы; учеба и логика в целом (сильные стороны Гермионы) является ценностью или жизненным ориентиром. В то же время Гермиона без Гарри и Рона, как единственных друзей (ведь за все время обучения в Хоге Гермиона больше ни с кем не подружилась), обойтись не может, они нужнее ей, чем она им, и именно поэтому она идет на уступки.
Quote (Gal) А вот его поцелуй с Уизлеттой напоминает больше какой-нибудь афродизиак (но не амортенцию, у той действие постоянное).
ИМХО у амортенции действие постоянное лишь тогда, когда ею постоянно поят. Вспомните брак Риддла-старшего и Меропы. Пока поила зельем - была любимая жена, а как перестала - так сразу вылетела на улицу с животом. А вообще, Гарри сам толком ничего не делал: он обсуждал с друзьями последние новости (вторжение в Хог не то темного мага, не то тролля), и в это время Джинни полезла к нему целоваться.
Quote (Gal) Ведь в реальности, чаще всего, браки заключаются не на небесах, и в этом случае, наиболее реален как раз брак Гермионы и Уизли. Так как они наиболее подходят друг другу по социальному статусу и статусу крови
Может быть, но ИМХО этот брак не продержался бы долго. А вообще, на ваш взгляд, какие могут быть пейринги в моем фике, исходя из социального положения и характера героев?
Quote (Gal) если исходить из Платоновской концепции государства, которая наиболее близка концепции чистокровных родов
Не совсем так. У чистокровных приоритет на благо рода установлен прежде всего, и если то, что благо для государства, - вред для рода, то род положит на государство большой болт.
|
|
| PPh3 | Дата: Суббота, 03.11.2012, 19:03 | Сообщение # 167 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (kraa) PPh3, это новые персонажы чересчур сильные, не канонные.
В смысле? Вы считаете, что они действительно на МС тянут?
Quote (kraa) Канонные до того околдованные Дамблдором и Уизлями, что даже противно о них читать - жалость к ним накапливается, накапливается и переполняет чашку тепрения.
Так ведь Гарри и Гермиона о маг. мире ничего не знают, кроме Дамба и Уизли, у них больше нет никаких связей, поэтому ими проще всего манипулировать.
Quote (kraa) Но, видно так надо по замислу.
Да, замысле такой и был: показать, как влияет образование и условия воспитания человека на его характер и становление личности. Поэтому и наблюдается такой разительный контраст между ЗТ и НП.
Quote (kraa) Ты говорила, что придет время и…
Quote (Gal) … с удовольствием прочту продолжение этой истории и Ваш вариант распутывания этих "гордиевых узлов", ведь рубить сплеча в данном случае можно только с головой.
Да, узлов хватает, и просто рубить их нельзя. Главным героям еще предстоит разобраться со своими проблемами, что правда, а что ложь в их жизни, и процесс этот будет долгим и мучительным.
Quote (kraa) А Джиневра такая злобная гадюка, загляденье просто.
Она в следующей главе то еще вытворит…
Quote (kraa) Есть в литературе такой похват, когда автор переувеличивает недостатков или достойнств своих героев, чтобы достигнут намечанное внушение. Но не знаю слово на русском.
Я думаю, вы имели в виду гиперболу (намеренное преувеличение какого-либо качества), только это слово - греческое
Quote (kraa) Ждем дня "Х"!
Если не секрет, что вы имеете в виду? Просто следующую главу или когда Гарри и Гермиона пошлют Дамби и Уизли куда подальше? Если второе, то ждать еще придется долго, т.к. пишу я очень медленно.
|
|
| kraa | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 03:27 | Сообщение # 168 |
|
Матриарх эльфов тьмы
Сообщений: 3048
| Quote когда Гарри и Гермиона пошлют Дамби и Уизли куда подальше? Если второе, то ждать еще придется долго, т.к. пишу я очень медленно.
Тогда подожду. Месть, это сладкое блюдо - смотреть как гады корчатся в грязи - ммммм …
PPh3, Вы так сериозно со мной разговариваете, не удивлюсь, если обратитесь ко мне и на госпожа, вот.
|
|
| PPh3 | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 03:36 | Сообщение # 169 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (kraa) Тогда подожду. Месть, это сладкое блюдо - смотреть как гады корчатся в грязи - ммммм …
Хм… первый облом для Дамба и Уизлей и подвижке в мыслях Гаррика начнутся не раньше 34-35 главы. По хронологии это - начало октября, когда в Хог с проверкой нагрянет немецкая делегация. А что-то более серьезное произойдет уже ближе к Рождеству.
Quote (kraa) PPh3, Вы так сериозно со мной разговариваете, не удивлюсь, если обратитесь ко мне и на госпожа, вот.
kraa, извините, но это мой обычный стиль разговора с незнакомыми людьми.
|
|
| Gal | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 04:06 | Сообщение # 170 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| Quote Не совсем так. У чистокровных приоритет на благо рода установлен прежде всего, и если то, что благо для государства, - вред для рода, то род положит на государство большой болт.
Так ведь маг.мир и есть первоначально союз родов. И палата лордов выросла из совета старейшин. Потому в данном случае "благо государства" - это благо рода или союза родов. А министерство и иже с ним - уже позднейшие наросты, в связи с подгонкой к миру маглов, от которого уйти нельзя. Если только в другой мир?
А по пейрингам - самый напрашивающийся - это СС/НЖП (АЛ/К). Это, видимо, авторская задумка. Вот только, немцы эти (в том числе и Фольквардссон) влезли. Если бы Шенбрюнн не подавлял Анну, а поднимал до своего уровня, то это был бы неплохой вариант. Может так и будет, если девушка, наконец, примет свою сущность? (Да и что это за сущность такая? Суккуба, что ли?) А Гарри лучше с Гермионой не скрещивать, на мой взгляд. Это не интересно. Они просто уйдут в свой мир, магловский, и все. Лотар уже занят, и я не думаю, что автор будет разбивать эту пару. Значит, что-то неожиданное. Вот такие мысли. Но, думаю, что у Вас, уважаемая PPh3, есть свой, правильный взгляд на данную проблему, с которым я с удовольствием ознакомлюсь
|
|
| PPh3 | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 04:56 | Сообщение # 171 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (Gal) Так ведь маг.мир и есть первоначально союз родов. И палата лордов выросла из совета старейшин.
В моем варианте из союза чистокровной аристократии вырос совет магов/совет мудрейших (Визенгамот), хотя до принятия статута о секретности, вернее, до начала Реформации, пока не было массовой охоты на ведьм, чистокровные маги, наверное, и в палате лордов заседали.
Quote (Gal) А министерство и иже с ним - уже позднейшие наросты, в связи с подгонкой к миру маглов, от которого уйти нельзя.
Я думаю, что это не столько подгонка, а сколько уступка, что, мол, мы люди цивилизованные, общегосударственных законов не нарушаем. Это с одной стороны. С другой стороны, как и в маггловском мире, могла набрать влияние прослойка т.н. среднего класса (полукровки или безродные чистокровные, занимающиеся гос. службой или денежным бизнесом) + выросли требования к общественной жини. Если для чистокровной аристократии основной закон - кодекс рода, то для всех остальных этого закона как бы нет --> нужно его создать и нанять чиновников для его исполнения. Если раньше чистокровная знать имела собственные армии, которые поддерживали порядок на территории принадлежащих роду земель, то после принятия статута и одновременно вследствие отмирания феодальной системы знать носа из особняков не высовывает, а порядок наводить в стране кто-то должен. Опять же, кто-то должен отвечать за те же Хог и Мунго, кто-то - за своевременное обнаружение случайного колдовства, чтобы юный волшебник фанатичным магглам не попался. Таким образом, министерство ИМХО органично вырастает из всяких мелких служб, которые с течением времени и усложнения жизни, множились вокруг Визенгамота.
Еще, как мне кажется, что с ослаблением влияния церкви на жизнь общества и прекращением массовых гонений на волшебников последние начали снова выходить в большой мир (не раскрывая, правда, своей сущности или стабильно держа сотрудничающих магглов под империусом и обливиэйтом), ведь у консервативных волшебников есть книгопечатание, пресса, фотография, поезд, радио. Значит, с магглами, как минимум, до начала ХХ века сотрудничали, пусть и втихаря, и изобретения их тырили и приспосабливали под себя. Странно, правда, что до сих пор пишут на пергаментах гусиными перьями ("Пророк" печатается на обычной бумаге, а в конце XIX в. появились уже железные перья, которые ИМХО гораздо проще в обращении). А вот дальше застряли - а это означает, что по волшебникам очень сильно ударили мировые войны магглов, что вызвало дополнительную волну отгораживания (дизайн тех же маггловских изобретений (фотоаппарат, паровоз, радио, сантехника - первая половина ХХ в., старшее поколение магов носит одежду того же периода или даже более раннего).
Quote (Gal) А по пейрингам - самый напрашивающийся - это СС/НЖП (АЛ/К). Это, видимо, авторская задумка.
 Вы в этом уверены? Просто обратите внимание, как Снейп стал меняться, когда вновь вернулся к привычной роли в Хоге…
Quote (Gal) Если бы Шенбрюнн не подавлял Анну, а поднимал до своего уровня, то это был бы неплохой вариант.
Шенбрюнн подавляет Анну? Где? Не могли бы привести примеры?
Quote (Gal) Может так и будет, если девушка, наконец, примет свою сущность? (Да и что это за сущность такая? Суккуба, что ли?)
Лапина - суккуба?  Как? Откуда?
Quote (Gal) А Гарри лучше с Гермионой не скрещивать, на мой взгляд. Это не интересно.
Я и сама не хотела делать их парой, тем более что у Гарьки мама магглорожденная --> ему лучше не чистокровной жениться. С Гермионой они просто друзья будут.
Quote (Gal) Они просто уйдут в свой мир, магловский, и все.
Посмотрим-посмотрим… вот только для чего Гарри с Гермионой к магглам возвращаться? Думаете, Дамби их не найдет?
А вообще, я думаю, новые главы смогут преподнести некоторые сюрпризы в отношении пейрингов.
|
|
| Gal | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 15:28 | Сообщение # 172 |
|
Демон теней
Сообщений: 324
| Спасибо за разъяснения. Ваше видение сюжета более полно, потому буду ждать новых глав.
Quote Шенбрюнн подавляет Анну? Где? Не могли бы привести примеры?
А по этому поводу, я в одной из предпоследних глав прочла рассуждение Анны о том, как она воспринимает Шенбрюнна и Фольквардссона.
Quote Оба юноши были намного выше ее происхождением, и оба покровительственно относились к ней, но почему-то близость именно с Карлом вызывало в ней желание подчиниться, отдать всю власть над собой, в то время как с Ассбьорном — соединиться, сораствориться. Казалось бы, очень тонкое различие внешне, и, тем не менее, одного из них она возносила над собой, в то время как другой нисходил до нее сам, будучи во власти чувства куда более сильного, чем многие зелья и чары.
Конечно, это восприятие самой девушки, но, тем не менее, у нее нет желания возвыситься до этого человека, а только желание подчиниться.
А по поводу суккубы, это на меня влияет фандом, где тема демонических наследий весьма живо развивается. У Анны нестандартная реакция на физический контакт. Очень сильная и ярко выраженная сексуальная реакция, (во всяком случае, именно это я прочла в данной работе) потому она пытается с ней бороться путем исключения повода для ее возникновения, а не путем анализа и сознательного контроля. Это может быть некое наследие (не обязательно демона), которое должно контролироваться, на что направлено, чаще всего, воспитание в чистокровных семьях, и о чем не имеют понятие простые маги и маглы. А владение стихийной магией еще сильнее указывает на то, что что-то не в порядке у фрау Кайнер с наследственностью. Будет очень интересно прочесть авторский взгляд на этот вопрос. Ведь если Анна полукровка магическая, то она сразу становится элитой маг. мира. (Вот не знаю, автор включает в свой мир нечеловеческие расы, так называемых магиков, и их взаимодействие с людьми?)
|
|
| PPh3 | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 16:24 | Сообщение # 173 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Quote (Gal) uote
Оба юноши были намного выше ее происхождением, и оба покровительственно относились к ней, но почему-то близость именно с Карлом вызывало в ней желание подчиниться, отдать всю власть над собой, в то время как с Ассбьорном — соединиться, сораствориться. Казалось бы, очень тонкое различие внешне, и, тем не менее, одного из них она возносила над собой, в то время как другой нисходил до нее сам, будучи во власти чувства куда более сильного, чем многие зелья и чары.
Конечно, это восприятие самой девушки, но, тем не менее, у нее нет желания возвыситься до этого человека, а только желание подчиниться.
Хм… к Карлу Анна испытывает не совсем любовь, а, скорее, восхищение, что вот он, ее идеал. А что касается возвыситься и подчиниться, то здесь нужно опираться на культурный фон и предыдущие условия жизни человека. В семье она привыкла подчиняться, ее приучали к определенным нормам отношений в семье, и те еще трансформировались под действием собственных тараканов девушки. А почему речь идет о семье? А потому что после всего Лапина уверена, что отношения с мужчиной или должны закончиться браком (к которому она не стремится и которого даже боится), или не начинаться вовсе. В книжках о морально-нравственном воспитании молодежи пишут многое…
Что касается Карла, то чтобы возвыситься до него, стать ему равной, ей предстоит колоссальная работа, изменение личности. Чтобы мыслить, как чистокровная, чтобы все нормы этикета стали для нее естественными, чтобы знать столько же, сколько и Карл, и т.д. И здесь Лапина даже не пытается совершать никаких телодвижений, т.к. считает, что она ничего не достигнет. Притворяться девушка ненавидит (она будет пытаться догонять, но не догонит), и если играет, то из рук вон плохо, да и Карл - природный легилимент, и ему вряд ли будет приятно смотреть, как девушка пытается прыгнуть выше головы, изображая из себя леди, которой не является. Очень много нам прививают еще в детстве, в процессе воспитания, и это определяет нашу будущую личность, и если нас в детстве к чему-то не приучили, то это качество никогда не будет для нас естественным, но просто использоваться как маска, в силу необходимости.
Quote А владение стихийной магией еще сильнее указывает на то, что что-то не в порядке у фрау Кайнер с наследственностью.
Владение стихийной магией - редкое наследственное умение, существующее в нескольких чистокровных семьях. Помимо Лапиной в Хоге есть еще один элементалист - Ассбьорн Фольквардссон. И он наследственностью девушки будет очень интересоваться. Он к ней не просто так неровно дышит, а именно из-за владения элементальной магией рассматривает ее как потенциальную невесту.
Quote (Gal) Вот не знаю, автор включает в свой мир нечеловеческие расы, так называемых магиков, и их взаимодействие с людьми?
В Гринготтсе будут гоблины, а в Хог нагрянут вейлы из Бобатона, на этом, пожалуй, взаимодействие с маг. расами ограничится. Т.е. всяких вампиров, эльфов и т.д. в предках героев у меня не будет.
Quote Ведь если Анна полукровка магическая, то она сразу становится элитой маг. мира.
Никакой элитой она из-за этого не станет. Снейп - тоже полукровка, причем там с наследственностью все предельно ясно, и что, он стал элитой? У Лапиной же оба родителя магглы, и бабушки-дедушки тоже магглы, так что технически она магглорожденная, у которой с какого-то перепугу взыграл рецессивный ген предков-волшебников. И чтобы войти в элиту, ей надо выйти за чистокровного волшебника, причем не кого попало (Рон Уизли для этого, например, не подходит), или, как минимум, получить покровительство чистокровного рода.
Quote (Gal) А по поводу суккубы, это на меня влияет фандом, где тема демонических наследий весьма живо развивается. У Анны нестандартная реакция на физический контакт. Очень сильная и ярко выраженная сексуальная реакция, (во всяком случае, именно это я прочла в данной работе) потому она пытается с ней бороться путем исключения повода для ее возникновения, а не путем анализа и сознательного контроля.
Долгое воздержание + Лапиной прочно вбита в голову мысль, что все, что вызывает сексуальную реакцию, плохо. Отсюда и яркая реакция на то, что в идеале она испытывать не должна. Будь она из обычной семьи или если бы ей была безразлична реакция матери на свое поведение, она наверняка имела бы больше опыта в данной сфере и вела бы себя более раскованно --> не было бы столь острой реакции.
Quote (Gal) Это может быть некое наследие (не обязательно демона)
Чье наследие? Откуда?
|
|
| PPh3 | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 16:28 | Сообщение # 174 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 25. Затишье перед бурей: Гриффиндор — Слизерин.
Новая учебная неделя, казалось, не предвещала никаких серьезных неприятностей. Ученики, расслабившиеся за два месяца летних каникул, стали постепенно втягиваться в учебный процесс, объемы домашних заданий увеличились, а учителя наконец-то вздохнули с облегчением: жизнь в Хогвартсе постепенно возвращалась в привычное русло. Однако иностранные студенты продолжали вносить свою, весьма ощутимую лепту в разнообразие в общественную жизнь лучшей в Европе чародейства и волшебства, порой переворачивая с ног на голову уже давно устоявшиеся понятия и стереотипы.
Гриффиндор, традиционно считавшийся самым дружным, веселым и бесшабашным факультетом в Хогвартсе, разделился на два враждующих лагеря, чему причиной стала вражда Рона Уизли и Лотара Визерхоффа, ибо у первого было слишком много претензий ко второму. Во-первых, “Лоти”, как его обидно называли сторонники Уизли (в число которых Джинни, ее подруга Демельза, Лаванда Браун — для моральной поддержки, первокурсник Питер Арнальдс и его друзья, братья Криви, а также еще несколько человек с разных курсов), водил дружбу со слизеринцем (и не важно, что эта дружба сложилась задолго до Хогвартса), что по умолчанию относило его к “неблагонадежным общественным элементам”, делало “змеем в львиной шкуре”. Во-вторых, он самым наглым образом узурпировал права старосты и теперь во всю наводит свои порядки. В-третьих, он пытался отбить у Рона его девушку Гермиону — уж слишком много времени проводили они вместе за совместной работой. И, в-четвертых, он заставлял всех учиться и не давал развлекаться. Да, еще этот поганый Визерхофф успел залепить в Рона на дуэли каким-то темным заклинанием.
Что же касается самого Лотара Визерхоффа, то у него также было немало претензий к Уизли и его сестре, однако ему необязательно было высказывать их вслух для повышения авторитета. За столь короткий срок он успел снискать себе уважение и дружескую симпатию как среди старших, так и среди младших учеников. Он в достаточной мере обладал организаторскими способностями и лидерскими качествами, которых так не доставало младшему из братьев Уизли, и именно благодаря его усилиям Гриффиндор стал выкарабкиваться из штрафной ямы, получая вполне заслуженные баллы за добросовестно выполненные домашние задания и устные ответы на уроках. При этом Лотар старался не допускать развития бытовых или межличностных конфликтов, которые неизбежно возникают при совместном проживании такого количества людей, и предпочитал решать любые спорные моменты на месте. Одновременно он “подчищал”, хвосты за профессором МакГонагалл, организуя по вечерам дополнительные уроки трансфигурации, ибо последняя не просто так считалась самым сложным предметом в Хогвартсе, и не переставал возмущаться, что в британской школе магии не преподают в обязательном порядке такую важную дисциплину, как нумерология, без которой невозможно понять основные принципы превращений. Он стремился собрать воедино, структурировать весьма разрозненные знания львят, над которыми он добровольно взял шефство, ибо знал, что уже в скором времени такой подход принесет немалые плоды.
Ретроспектива…
В понедельник утром в Большом зале царило ставшее уже привычным оживление. Студенты громко ели, ерзали на стульях и жаловались друг другу на то, как рано приходится вставать, и как много у них уроков. Некоторые судорожно доделывали домашнее задание, одновременно читая учебник, наскоро пережевывая кекс и запивая все это тыквенным соком. Со стороны Гриффиндорского стола поднялся рослый рыжеволосый парень, сразу обратив на себя внимание одноклассников. Подошел к рыжей парочке, сидевшей достаточно далеко от него, однако те, огрызнувшись, уставились кислыми рожами обратно в тарелки. За столом прошлись недовольные шепотки. “Вы должны!” — говорили все и осуждающе на них смотрели. Брат с сестрой встали и, под прицельными взглядами всего ало-золотого факультета, вместе с молодым аристократом подошли к хаффлпаффскому столу.
- Доброе утро, Элиза, — подчеркнуто вежливо поздоровался Лотар, отвесив девушке легкий поклон и поцеловав пальцы; он намеренно говорил по-английски, чтобы у остальных присутствующих не возникало ощущение, будто им чего-то не договаривают.
Сбюзен Боунс и Ханна Эббот смотрели на эту сцену с искренним умилением, Захария Смит недовольно фыркнул, а Джастин Финч-Флетчли совсем поник, уставившись пустым взглядом в тарелку, по которой размазывал овсянку, боясь поднять глаза на свою новую и такую красивую, солнечную одноклассницу.
- Доброе утро, Лотар… — в конце фразы Миллер резко понизила голос, сконфузившись: из-за спины ее жениха вышли брат и сестра Уизли, на лицах которых было написано полное отвращение ко всей ситуации в целом и к ней лично — в частности.
- Элиза, эти двое молодых людей хотят кое-что тебе сказать, — сказал Визерхофф, строго глянув на Рона и Джинни и вытащив палочку из наручной кобуры.
- М-мы п-просим п-прощение… — запинаясь, говорил Рон.
Сейчас к ним были обращены любопытные взгляды всех студентов в Большом Зале, отчего брат и сестра Уизли испытывали жгучее желание провалиться сквозь землю — да на них теперь пальцем все будут показывать и проходу не давать, а потом мама вопиллер пришлет. На лицах подростков не было ни капли раскаяния, и они ничуть не сожалели о сказанный вчера словах; мало того, они считали себя правыми, просто весь гребаный мир ополчился против них.
Лотар еще раз грозно посмотрел на брата с сестрой. Рон толкнул локтем Джинни, та ответила ему аналогичным толчком и бросила косой взгляд в ответ.
- … за оскорбление, которое нанесли вам вчера, — пробурчал Рон больше себе под нос, но уже не заикаясь, раздраженный тем, что Джинни заставила его отвечать за двоих.
Лиза стояла, как вкопанная, немного приоткрыв рот, выражение лица ее носило какой-то оттенок обреченности. Остальные хаффлпаффцы и некоторые гриффиндорцы недовольно косились на Уизлди. Сам же Лотар чувствовал себя донельзя глупо: с одной стороны, он исполнил все необходимые формальности, да и Уизли, его стараниями — тоже, но как они все испортили?! Вместо того, чтобы в кои-то веки притушить неприязнь и проявить вежливость, они причинили еще большую обиду, нарочито показывая, что они думают обо всех остальных, и что их заставляют делать нечто противоестественное. Визерхофф виновато посмотрел на Миллер, но та лишь слегка качнула головой в сторону, а лицо ее по-прежнему оставалось обреченно-грустным: ей неприятно, но она готова с этим мириться, как и когда-то с “грязнокровкой”.
- Все немедленно по местам! — вмешалась в дело профессор МакГонагалл. — Мисс Миллер, вы принимаете извинения мистера и мисс Уизли? — строго спросила она.
Всем своим видом декан Гриффиндора показывала, что ей некогда заниматься возникшей проблемой, и потому от хаффлпаффки, которая вообще не должна здесь мешаться, требовался вполне определенный ответ.
- Я принимаю, — твердо ответила Элиза; в голосе ее явно ощущался вызов, а в голубых глазах стояли слезы, — но не потому, что считаю их искренними, но для того, чтобы прекратить никому не нужный конфликт, — мисс Миллер была сама честность.
Рон и Джинни стояли с открытыми ртами, не зная, что сказать в ответ, МакГонагалл бросила короткий, недоуменный взгляд на студентку барсучьего факультета, словно удивленная такими словами, а хаффлпаффцы, а за ними часть слизеринцев и равенкловцев дружно зааплодировали.
- Сядьте на место и быстрее заканчивайте свой завтрак, если не хотите опоздать на урок, мисс Миллер, — приказала декан Гриффиндора. — Мистер Уизерхофф, мистер Уизли, мистер Поттер, мистер Брок, идемте со мной!
Так Гриффиндор лишился двухста баллов, незадачливые дуэлянты получили отработки у Филча, что дало новый повод для споров и пересудов на львином факультете. Большая часть львят демонстративно объявила бойкот Уизли, узнав, что именно он “слил” Брока и Визерхоффа поймавшему их с Поттером Снейпу. А тот факт, что Уизли, как выяснилось, позорно продул на дуэли, попав под модифицированный “Petrificus”, окончательно убедил всех в том, что Уизли глупо подставил весь факультет (ведь баллы-то общие) исключительно из чувства мести.
Конец ретроспективы.
Впрочем, нашлись и нейтральные студенты, которые не собирались примыкать к тому или иному лагерю, но вовсе не потому, что имели какое-то особое мнение, а потому что их чем-то не устраивал каждый из самопровозглашенных лидеров. Так Дин Томас и Симус Финниган объявили Рону бойкот из-за того, что по его тупости факультет лишился сразу двухста баллов, но при этом не симпатизировали Лотару, который устроил им неплохую промывку мозгов, когда случайно увидел их за рисованием карикатур на спорящих себя и Рона и, в особенности, на Элизу.
Обоснованный повод злиться на Визерхоффа был и у Гарри Поттера, ведь именно его друг по милости рыжего аристократа пролежал в виде мраморной статуи битых полчаса, из-за чего их потом и поймал Снейп. Но, считал Гарри, в провокации дуэли были виноваты именно Рон и, к его огорчению, Джинни — если бы они не начали оскорблять девушку Визерхоффа, то, может быть, и дуэли никакой бы не было. Благодаря жизни у Дурслей и последующей травле на втором, а потом и на пятом курсе, юноша прекрасно знал, как это больно и неприятно, обидно, когда тебя прилюдно унижают, называют “уродом ненормальным”, лжецом или сумасшедшим, и потому прекрасно понимал, каково было хаффлпаффке Миллер, когда ее оскорбили его друзья, которым она не сделала ничего плохого. Однако поговорить на эту тему Гарри не рискнул ни с Роном, ни с Джинни: первый может обидеться и объявить бойкот, как на четвертом курсе, вторая обязательно поддержит брата. К тому же, Джинни явно не одобряла дружбу своего парня с Невиллом, ибо, по ее мнению, предателем являлся всякий, кто соглашался с “этим змеем Уизерофом”, и продолжала поносить его подружку Миллер — ведь она, как и ее женишок, Малфой крашеный, общается с “поганым слизеринцем Шонбрунном”. Впервые в жизни Поттер ощущал себя трусом, ибо предпочел свои собственные интересы справедливости, но он точно знал: предательство во много раз хуже трусости.
Но, пожалуй, хуже всех в сложившихся обстоятельствах чувствовала себя лучшая ученица Хогвартса Гермиона Грейнджер, постоянно находившая себя между двух огней, на краю пропасти. Ей нравилось работать вместе с Визерхоффом, она находила его очень умным, ответственным и организованным молодым человеком, и, признавалась она сама себе, обязанности старосты исполнял он намного лучше Рона. Именно таким она и хотела видеть своего напарника. Кроме того, Лотар был единственным ее одноклассником с Гриффиндора, который целиком и полностью разделял ее увлечение нумерологией и мог поддержать разговор практически на любую тему, за исключением разве что зельеварения и гербологии, в которых признавал, безусловно, более сильными своих друзей Карла Шенбрюнна и Элизу Миллер. В то же время ее сотрудничество с молодым аристократом еще больше усилило уже начинавшийся разлад в ее отношениях с Роном и Джинни. Рон, не стесняясь свидетелей, чуть ли не каждый день устраивал сцены ревности, которые, благодаря Лаванде, Парвати и другим сплетницам Хогвартса, становились достоянием школы чуть ли не на следующий день. Джинни же, как она сама считала, действовала более тонко и хитро, в отличие от своего туповатого братца. Обычно она за руку отводила Гермиону в девичьи спальни и как бы по секрету говорила, что да, Рон не очень умный и далекий, но зато очень хороший парень, каких поискать еще надо, и потому Гермиона не должна упускать свой шанс. К тому же, со стороны Гермионы является крайне неразумным предпочитать общество этого павлина Визерхоффа им с Роном и Гарри: старые друзья никогда не предадут, а Визерхофф — тот еще фрукт, похлеще Малфоя и Забини, через год уедет к себе обратно в Дойчляндию, где до скромницы Гермионы Грейнджер ему, чистокровному снобу, не будет никакого дела. Да, еще Гермиона не должна обижаться, ведь ей правду говорят, из лучших побуждений, но с такой симпатичной, но, в целом, посредственной внешностью, вороньим гнездом на голове и повернутостью на учебе не стоит рассчитывать на серьезные отношения с красивенькими богатенькими мальчиками, и вообще, лучше синица в руках, чем журавль в небе. И потому Гермионе следует побыстрее наладить отношения с Роном и доказать ему, что она любит только его, а как доказать — такая умная девочка, как Гермиона, может догадаться и сама.
Джинни честно пыталась ей помочь, как подруга подруге, убеждала себя Грейнджер, тем более что она была весьма привлекательной молодой особой и потому пользовалась вполне заслуженным успехом у парней, но вот ее советы вызывали у гриффиндоской старосты… она не знала, как это правильно назвать, но в голову не приходило ничего, кроме омерзения, а Молли Уизли своим письмом только подлила масла в огонь. Гермиона понимала, что каждая из них забоится о своем брате и сыне, да и с самой матерью многочисленного рыжего семейства у нее сложились очень теплые отношения, однако она не могла принять того, что за нее пытаются решать пусть и не совсем чужие, но все-таки не родные ей люди. Впервые, составляя ответ на письмо миссис Уизли, стараясь выразить при этом свой ответ как можно в более мягкой и корректной форме, дабы не вызвать подозрений и не разозлить ненароком чересчур темпераментную женщину, девушка задумалась о том, что ее с Роном отношения действительно были просто закономерностью, ожидаемым шагом после того, как Гарри начал встречаться с Джинни. Такая красивая картина семейного паноптикума — большая семья, собранная под одной крышей, за одним столом: сыновья, дочь, невестки, зять, ставшие родными задолго до того, как надели кольцо на палец своим суженым, на полу весело играют маленькие озорные внуки. Все счастливы и улыбаются друг другу. “Не правда ли это замечательно?” — подобно заклинанию, так и слышала Гермиона у себя в голове голос миссис Уизли. Оно убеждало, усыпляло, заставляло покорно согласиться, но Гермиона не могла: уж слишком слащавой и идеальной казалась эта картина, чтобы быть правдой.
Каждый день оба старосты Гриффиндора уединялись в пустом полутемном классе или в спальне мальчиков, когда там никого больше не было. Гермиона послушно отрабатывала свою повинность, позволяя делать с собой Рону что угодно, кроме одного, к чему еще не была готова. А на следующее утро ловила на себе довольный и лукавый взгляд директора и презрительный, полный брезгливости — Снейпа, заставлявший ее густо краснеть и вспоминать, как по ней вчера вечером ездил Рон. Становилось неловко, будто ее поймали за чем-то, чем занимаются абсолютно все, но о чем не принято говорить в приличном обществе. Потом изматывающие занятия — преподаватели напоминали им о ТРИТОНах на каждом уроке и считали своим долгом нагрузить ребят по максимуму домашней работой. В перерывах между уроками и после — обязанности старосты и кружок по выполнению домашних заданий, которые тоже отнимали немало времени и сил. Если бы не Лотар, честно признавалась себе Гермиона, она бы уже давно протянула ноги, без маховика времени-то: от Рона бессмысленно ждать помощи в каком-либо серьезном деле). А ведь Лотар посещает всего на один предмет меньше, чем она, при этом успевает заранее выучить часть уроков, пообщаться со своими друзьями с других факультетов, да и отработки у Филча, куда он ходит вместе с Гарри, Роном и Броком, тоже никто не отменял. И лишь поздно вечером, когда они пересекались в гостиной Гриффиндора, Грейнджер отмечала про себя общий уставший вид и круги под глазами у своего нового одноклассника, однако он никогда не жаловался и всем своим видом показывал, что ему не по душе сочувствующие взгляды. Затем, обычно после ужина, когда в Гриффиндоской башне собирались все студенты с первого по седьмой курс, и порядок, покой и тишина становились просто несбыточными мечтами, Рон прилюдно начинал выяснять отношения, Гарри пытался их помирить, а Джинни отводила в сторонку, чтобы дать пару “хороших советов”.
Словом, к концу дня Гермиона Джейн Грейнджер была уже настолько взвинчена и выведена на себя, что начинала по поводу и без повода срываться на других учеников, так что те вполне небезосновательно махали на нее рукой или крутили пальцем у виска и удалялись с глаз долой, лишь бы не видеть злобную раздраженную старосту. Но больше всех, особенно после “дружеских бесед” с Джинни доставалось Лотару Визерхоффу: то он темное заклинание к Рону на дуэли применил и оставил умирать в выручай-комнате, и вообще вся эта их дуэль яйца выеденного не стоила; то Джинни отругал за какое-нибудь мелкое нарушение правил; и вообще к ее друзьям он крайне несправедливо относится. Лотар лишь молча выслушивал ее, едва удерживая себя оттого, чтобы не сорваться на крик и ругательства, ибо полагал подобное поведение некрасивым по отношению к женщине, а также не хотел терять авторитет среди товарищей по факультету. Его лицо, каждый мускул которого выражал предельное напряжение и силу воли, становилось еще белее, чем костяшки пальцем, которыми он тут же хватался за книгу, спинку стула или перила, а светло-серые глаза, казалось, прожигали насквозь. Он не говорил ни единого слова, но от него исходили сильнейшие эманации злобы, заставляя окружавший его воздух электризоваться, а сидящих поблизости подростков спешно ретироваться на безопасное расстояние. Казалось, еще чуть-чуть, и произойдет выброс стихийной магии, куда более бурный и опасный, нежели простая аппарация с земли на крышу дома или взрыв уродливой цветочной вазы в углу. Шли напряженные минуты ожидания, пока Грейнджер, наконец, не отводила взгляд, и зрители могли вздохнуть с облегчением. Она всегда делала это первой — все ее аргументы тут же пропадали, а разум и тело вопреки всему затмевала страсть, когда она смотрела ему в глаза. Она боялась, что кто-то прочитает все это на ее лице. Она желала его и ненавидела одновременно, завидовала и уважала. Она видела во сне, как он страстно владел ее телом, доставляя ей неземное наслаждение, как она послушно выгибалась под его ласками и тем же отвечала в ответ, и только потом просыпалась, тяжело дыша, в холодном поту. Осторожно ступая по мягкому ворсистому ковру, не зажигая “Lumen”, чтобы случайно не разбудить соседок, Грейнджер подходила к окну, на котором стоял хрустальный графин, и медленно выпивала стакан холодной воды — чтобы окончательно протрезветь. Она любила Рона и желала Визерхоффа. Она окончательно запуталась в клубке противоречий, связанном из ее собственных чувств и убеждений, и просто сдалась, отчаявшись найти в нем начала и концы, причинно-следственные связи.
Визерхофф был вне себя от ярости. Его крайне раздражала такая умная и правильная Грейнджер, которая быстро теряла над собой контроль, стоило только вмешаться ее друзьям-идиотам. Хотя нет, из них такая характеристику подойдет разве только что Уизли, которого нельзя назвать иначе, кроме как лентяем и полной посредственностью. Поттера можно было бы назвать адекватным, если бы не его наивность и поистине собачья привязанность к Уизли. А вот его сестра, несмотря на присущую ей браваду, является очень хитрой, ловко манипулируя своим братцем и Поттером с Грейнджер. Пожалуй, ей легко мог бы подойти и Слизерин, если Салазар так любил хитрых и амбициозных волшебников. Лотар ожидал, что она нажалуется на него Рону, однако предположить не мог, что она ударит по Элизе — добрейшему созданию в мире. Теперь же ей достаточно сказать пару фраз Грейнджер, чтобы та окончательно завелась и вышла из себя, абсолютно утратив способность рассуждать. Конечно, да здравствуют лентяи, бездари, глупцы и прочие ограниченные личности! Ведь это так модно становится сейчас в маггловском мире!
Лотар в гневе швырнул полотенце на пол и со всей силы ударил по раковине, которая в мгновение ока слетела с креплений и развалилась на части — видимо, к его физической силе добавилась магия, которая также желала бесчинствовать. Он понимал, что делает в данный момент совсем нехорошие вещи, но, в то же время, должен выместить на чем-нибудь свой гнев — с его природными способностями к трансфигурации ему не составит труда вернуть туалету прежний вид. Хрясь! — со звоном раскололось зеркало, остатки которого смешались с тем, что осталось от раковины. А кулаки сбитыми в кровь костяшками в бессильной злобе колотили по толстой мраморной стене, для которой всякие взбесившиеся юнцы были помехой не большей, чем лилипуты для великана.
Кроме Визерхоффа, в туалете никого больше не было, но вовсе не потому, что все остальные гриффиндоцы так высоко уважали право на неприкосновенность частной жизни, но потому что в кои-то веки проявили инстинкт самосохранения и побоялись попасться на глаза донельзя разозленному аристократу, готовому смести все на своем пути. Остановился он лишь тогда, когда на полу образовалось мелкое крошево из стекла и керамики, а на шершавой мраморной стене остались приличных размеров пятна крови. Гнев постепенно уходил, но вместе с ним приходили жжение и боль в разбитых пальцах.
- Мяу!
У крайней кабинки, располагавшейся ближе всех к двери, сидел пушистый рыжий кот-полукниззл. Косолап еще раз мяукнул и, слегка наклонив голову, выжидающе посмотрел на юношу.
- Да, натворил я здесь, — с грустной иронией в голосе произнес Лотар, еще раз оглядев учиненное им побоище; было непонятно, к кому он обращается больше — к самому себе или же внимательно наблюдающему за ним коту.
Следует отметить, что в отличие от своей хозяйки, Косолап нисколько не раздражал немца; мало того, тот считал его более даже более адекватным, нежели Гермиону Грейнджер, а их неприязнь к Рону Уизли была очень даже взаимной. Юноша быстро залечил себе раны магией, после чего несколькими движениями палочкой привел и себя, и помещение в надлежащий вид и, подхватив рыжего кота на руки, отправился спать.
Что же касается профессора МакГонагалл, то она, хотя и знала о существовавшем конфликте между Уизли и Визерхоффом и их ежедневных перепалках, не торопилась вмешиваться на правах декана. Как и Гермиона, она была во много согласна с Визерхоффом, однако боялась его поддерживать в открытую и не спешила вручать ему значок старосты, дабы официально утвердить его полномочия. Она — гриффиндорка, поддерживавшая учеников против диктата Амбридж, сражавшаяся в Министерстве лицом к лицу с Пожирателями Смерти, и боялась — звучит абсурдно, но существовало слишком много “но” и “если” политического характера, которые перевешивали ее стремление к порядку и справедливости. Ведь был статус школы, который не следовало ставить под сомнение своими необдуманными действиями. Были “коренные” гриффиндорцы, которые останутся, и потому ей ни в коем случае не следовало подрывать свой авторитет среди них, потворствуя иностранцам, которые в следующем году все равно уедут. А еще ей не следовало портить отношения с самыми надежными и преданными членами Ордена Феникса Артуром и Молли Уизли, ведь это может привести к расколу в Ордене, так же, как и на ее собственном факультете, что крайне нежелательно в это время, когда Тот-кого-нельзя-называть быстро набирает силу и вербует себе новых сотрудников. Ведь ему будут только на руку любые разногласия среди сторонников Света.
Об этом ей призрачно намекнул Дамблдор во время очередного чаепития с лимонными дольками, которое, как у всех добропорядочных англичан, бывало в пять часов пополудни.
- О, это просто восхитительный чай, Альбус! — с приподнятым настроением произнесла декан Гриффиндора и сделала несколько глотков.
Минерва говорила вполне искренне, а не только лишь отдавала дань приличиям. Крепкий черный чай с бергамотом приятно бодрил после тяжелого рабочего дня, а сладкий аромат лепестков роз и мандаринов щекотал ноздри и поднимал настроение — ведь ей проверять еще кипы домашних работ, а потом еще патрулировать коридоры ночью. И если в самом начале декан Гриффиндора считала согласие своего начальника на этот дурацкий образовательный эксперимент безумием и старческой блажью, помноженной на своеобразное чувство юмора того же начальника, то теперь благодарила Мерлина за то, что с помощью Визерхоффа удалось решить большинство проблем социального характера, постоянно возникающих на львином факультете. Успеваемость и дисциплина на уроках значительно повысились, а сами львята научились в кои-то веки не вестись на провокации змеек, так что дальше пары оскорблений и подколок дело обычно не заходило, и драки со Слизерином практически прекратились. У Минервы МакГонагалл, как декана Гриффиндора, был вполне заслуженный повод гордиться собой, в то время как у декана вражеского факультета очень вовремя кончились камни, чтобы кидаться ими в ее огород.
Альбус лукаво ухмыльнулся в бороду, морщинки на его лице придавали ему, вкупе с пурпурной мантией, расшитой золотыми изображениями созвездий, вид добродушного старичка-затейника, а проницательный взгляд голубых глаз, подмигивающих из-под очков-половинок, говорил о самом бодром расположении духа и такой жизненной силе, которой позавидовали бы и молодые.
- Его мне любезно присылает мой старый знакомый из Индии, знакомый родителей близняшек Патил, — ответил Дамблдор, сделав глоток. — Очень хороший человек, прекрасно разбирается в травах и различных настоях.
Губы старика подернула мечтательная улыбка, он расслабился, откинувшись на спинку стула, и чуть прикрыл глаза. Лицо его источало умиротворение, со стороны казалось, будто директор Хогвартса отправился в дебри своих красивых воспоминаний о прошлом. Какое-то время Альбус и Минерва молча пили чай, наслаждаясь его восхитительным вкусом и ароматом. Дамблдор при этом не забывал закусывать любимыми лимонными дольками, часть из которых перекидывал сидевшему позади Фоуксу.
- Минерва, я должен обсудить с вами один важный вопрос, — строго сказал директор Хогвартса, сложив руки на животе. — Я заметил, что вы чересчур хорошо относитесь к мистеру Визерхоффу. Не кажется ли вам это несправедливым по отношению к остальным гриффиндорцам?
Лицо профессора МакГонагалл мгновенно посуровело, чашка чая тяжело опустилась в стоявшее на столе блюдце.
- Я не могу ни в чем упрекнуть мистера Уизерхоффа. Он порядочен и дисциплинирован, очень много помогает мистеру Уизли и мисс Грейнджер. Благодаря ему на Гриффиндоре стало меньше проблем, — оправдывалась МакГонагалл; сейчас она чувствовала себя провинившейся девочкой, которую обвиняют в дружбе с неподходящим мальчиком. — Он сумел наладить хорошие отношения с большинством ребят и пользуется вполне заслуженным уважением в коллективе.
- За ним стоит приглядеть, Минерва, — стальным голосом ответил Дамблдор. — Не стоит исключать того факта, что немцы захотели отомстить за поражение Гриндевальда в сорок пятом, и мистер Визерхофф идеально подходит для роли шпиона: он втерся в доверие и вам, и своим товарищам по факультету, ведет дополнительные занятия, во время которых раз за разом незаметно пропитывает других детей идеологией чистокровных. И мы не застрахованы от того дня, когда он, подобно Тому, соберет армию последователей и пойдет против нас… — казалось, в словах самого могущественного волшебника всея Британии и Европы просто невозможно было сомневаться.
- Святая Медана! — с отчаяньем проговорила МакГонагалл, приложив ладонь ко рту и отвернувшись в сторону: такой вариант развития событий она даже не рассматривала, глупо поддавшись обаянию и внешней порядочности юного аристократа.
Дамблдор тем временем продолжил:
- Если преданность Свету у мистера Поттера, мистера Уизли и мисс Грейнджер не вызывает у меня сомнений, то я очень беспокоюсь за мистера Лонгоботтома: будет очень обидно, если сын авроров и истинных гриффиндорцев, членов Ордена Феникса и участник битвы против Пожирателей Смерти пойдет по кривой дорожке, поддавшись ложным и чужеродным идеям.
И Альбусу, и Минерве было известно, что Невилл, как и Золотое Трио, после школы хотел вступить в Орден Феникса и стать аврором. Он хотел быть достойным сыном своих родителей и отомстить за них Вольдеморту и всей семье Лестранж. Кроме того, Невилл, как и Гарри, идеально подходил под сделанное Трелони пророчество и в случае смерти Гарри, например (ибо никто из взрослых не сомневался, что Поттеру в один прекрасный момент может изменить его везение, а на войне смерти неизбежны), продолжит начатое им дело.
- Кроме того, Минерва, вы не могли не заметить, что мистер Визерхофф плохо относится к мистеру и мисс Уизли и настроил против них многих ребят с факультета. А ведь если бы он был предан Свету, он бы предпочел с ними подружиться и разорвать дружбу со слизеринцами. Не так ли?
И, хотя преподавательница трансфигурации справедливо полагала, что формально Визерхофф может общаться, с кем сам пожелает, что-то ей упорно подсказывало, что ответить на риторический вопрос своего начальника она может лишь единственно правильным образом. Женщина, чуть дрогнув, кивнула в ответ.
- Мистер и мисс Уизли — очень хорошие ребята, и очень жаль, что из-за пропаганды мистера Визерхоффа многие товарищи по факультету стали плохо к ним относиться. И тот факт, что он оставил окаменевшего мистера Уизли лежать после дуэли, совершенно беспричинной, кстати, в таком состоянии, пока мистер Поттер не вспомнил нужное заклинание, говорит сам за себя, а я очень редко ошибаюсь, — с чувством собственной важности проговорил Дамблдор, закинув в рот очередную лимонную дольку. — Кроме того, Минерва, я думаю, вы прекрасно понимаете, что подобная ситуация может стать причиной разлада в Ордене Феникса, что будет только на руку нашим врагам. В это, лишь кажущееся спокойным время долг должен быть выше личных предпочтений, а единство — залогом победы. Советую вам внимательно подумать над моими словами.
Оба преподавателя трансфигурации, бывший и нынешний, осушили чашки, которые тут же исчезли, едва коснувшись стола. Повисло тяжелое и неловкое молчание. МакГонагалл чувствовала себя запутавшейся и пристыженной, а Дамблдор смотрел на нее с ласковым укором, взгляд его, каким обычно смотрят родители на своих повзрослевших и потому своевольничающих детей, как бы говорил: “Я же вам помочь хочу, научить, как надо правильно жить, а вы меня не слушаетесь”.
- Спасибо за совет и предупреждение Альбус, — ответила декан Гриффиндора, вновь вернув себе самообладание, и встала из-за стола. — Мне пора вернуться к моим обязанностям декана.
- Удачи, Минерва, — уставшим голосом проговорил директор, откинувшись на спинку стула и сложив руки на животе: слишком многие вещи не давали ему покоя в последнее время.
Профессор МакГонагалл вышла от директора в крайне удрученном настроении. Альбус очень вовремя напомнил ей об исходящей от Визерхоффа и прочих иностранцах угрозе. А о его отношениях с Уизли и, правда, стоило задуматься. “Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты есть”, — гласит старая народная мудрость, и Минерва решила проанализировать обстоятельства, используя ее, как основу. Итак, мистер Уизерхофф дружит с мистером Лонгоботтомом, в ссоре с Уизли. Невилл почти всегда поддерживает Лотара. Сам же Невилл характеризует Лотара как “умного, справедливого и последовательного человека и хорошего учителя”. Отношения с мисс Грейнджер носят чисто деловой характер, они действительно прекрасно справляются вдвоем с обязанностями старост, однако вне учебы и старостата между ними постоянно возникают конфликты, ибо мисс Грейнджер, естественно, поддерживает своих друзей. С мистером Поттером отношения нейтральные, можно сказать, они отсутствуют, ибо оба мальчика практически не общаются друг с другом. Оливер Брок, магглорожденный, пятый курс — дружба, скорее, поверхностная, как и Невилл, чаще всего он просто соглашается с Уизерхоффом. Элиза Миллер, с Хаффлпаффа, невеста — без комментариев, он, как истинный джентльмен, будет стоять горой за нее, из-за чего, собственно, и вызвал мистера Уизли на дуэль. По словам Помоны, тихая, скромная, добрая и очень старательная девочка, однако всем прекрасно известно, насколько обманчивой бывает внешность. Карл Шенбрюнн, Слизерин — уже подозрительно. Подобно мистеру Поттеру и мистеру Уизли, подружились, когда стали вместе посещать школу магии. Мистер Шенбрюнн — холодный сдержанный, скрытный, как и все слизеринцы, отличник, в своей прежней школе имел безупречную репутацию. Однако тот факт, что он хорошо общается со своей магглорожденной одноклассницей, говорит в его пользу. Генрих Бранау, Слизерин, ярый приверженец чистоты крови — уже давно ненавидят друг друга, однако их ненависть носит иной характер по сравнению с таковой в отношении мистера и мисс Уизли.
Вывод: Лотар Уизерхофф — темная лошадка, и за ним действительно стоит присмотреть, чтобы знать, чего он именно добивается. Желательно, чтобы это были мальчики с его курса. Среди гриффиндорцев на эту роль идеально подходили Дин Томас и Симус Финниган — среди своих одноклассников они были наиболее неприметными и находились в нейтральных отношениях и с Визерхоффом, и с Уизли, так что можно было надеяться на их объективность. В качестве причины подобной слежки МакГонагалл объяснила, что кто-то из иностранных студентов шпионит в пользу Того-кого-нельзя-называть, и надо вычислить, кто это, а историю с Питером Питтегрю знали многие. Аргументы декана не вызвали у парней возражений, и они приступили к своему заданию, хотя ради этого им пришлось подстроиться под расписание немца. Однако, ничего крамольного, кроме постоянных перепалок с Уизли, редких вспышек гнева и диалогов на немецком с друзьями, на Визерхоффа так и не удалось найти, а в его рассказах о культуре и традициях волшебного мира не заметили никакой пропаганды, скорее, это был более живой и интересный пересказ лекций профессора Биннса, на которых большинство студентов просто спали.
Минерва терялась в догадках, ибо вся вина мистера Уизерхоффа заключалась лишь в том, что он сильно не ладит с Уизли, но ведь не мог же Альбус его просто так оговорить? — Не мог. Наверное, он увидел в Уизерхоффе что-то, что в упор не замечают ни его одноклассники, ни учителя — на то он и есть величайший и мудрейший волшебник столетия. И Минерва вспомнила… более пятидесяти лет назад в Хогвартсе учился один юноша, внешне хорош собой и вежлив, староста и лучший ученик, которого, казалось, не возможно было заподозрить в каком-либо злодеянии, но уже он был самым настоящим монстром, каких еще не знала история… Женщина поежилась от холода, плотнее запахнув свою длинную бархатную мантию, и дело было вовсе не в сквозняках, гулявшим по ночным коридорам Хогвартса. Она не хотела, она боялась верить… Она просто хотела видеть в Лотаре Визерхоффе всего лишь примерного ученика и старосту факультета, как, например, мисс Грейнджер, а не очередного Тома Марволо Риддла или Гриндевальда, однако заботливо посеянное в ее разуме зерно сомнений уже дало корни, и подозрения не отпускали ее ни на минуту, заставляя Минерву МакГонагалл вновь и вновь прокручивать у себя в голове события времен ее учебы в Хогвартсе и искать сходство между ярким и импульсивным молодым аристократом с активной гражданской позицией и юным, источавшим холод и тьму Риддлом, уже превратившимся в бездушного и хладнокровного убийцу.
|
|
| PPh3 | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 16:43 | Сообщение # 175 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| * * *
Мда-а… вечно приходится все делать самой… — недовольно подумала Джинни, пробравшись в комнату мальчиков седьмого курса под Дезиллюминационным заклятием. Можно было, конечно, воспользоваться мантией-невидимкой Гарри, но он обязательно заинтересовался бы, для чего. Проверила: “Homines revelo” — никого. Отлично. Джинни сегодня специально сказалась больной на гербологии — Спраут слишком добрая и слишком заботливая, чтобы допустить, что ученики могут врать. Вот очередное доказательство хаффлпаффской тупости.
Девушка подошла к постели своего брата, перевернула подушки, откинула одеяло — как назло, волос ее брата нигде не было. Мордредов Уизерхофф заставлял всех соседей по комнате в обязательном порядке заправлять за собой постели, что юной мисс Уизли было совершенно не на руку. Может быть, стоит поискать на полу? Вчера ее братец опять подрался с этим уродом Уизерхоффом. Главное только не напороться на шерсть Косолапа, который в последнее время повадился заходить в спальню мальчиков.
Джинни уже порядком достали вечные жалобы ее брата и его неприятные, откровенные расспросы про то, как у них все вышло у Гарри. Да очень просто — после того, как Гарри сделал ей предложение, отвела его к себе в комнату, чтобы “кое-что показать”, а дальше побольше кокетства, настойчивости и инициативы со своей стороны, и парень уже не в силах противостоять своим инстинктам. Немного повстречавшись с Невиллом на третьем курсе, с Майклом Корнером — на четвертом и Дином Томасом на пятом, хотя ни с кем из них отношения не заходили так далеко, как с Гарри, юная мисс Уизли убедилась, что все парни, в сущности, одинаковы, особенно когда речь заходит об удовлетворении мужского начала, однако ей нужен только один — Гарри Поттер, герой и Избранный, о котором она грезила еще с детства и, наконец, была вознаграждена. Джинни Уизли нисколько не сомневалась в своей любви к Гарри Поттеру, однако не испытывала ни малейших угрызений совести оттого, что эта любовь удовлетворяла некоторые ее корыстные мотивы.
Не смотря на то, что происходила она из магглолюбской семьи Уизли, Джинни все-таки была чистокровной волшебницей, а потому, в отличие от своей подруги магглорожденной отличницы Грейнджер, прекрасно знала, кто есть кто в магическом мире, и что следует делать для того, чтобы обеспечить себе комфортную жизнь в будущем. Итак, правило № 1: этим миром правят мужчины, а потому нужно выбрать себе такого, который бы любил ее и во всем ей угождал, который имел бы высокое положение и добрую славу в обществе, и Гарри Поттер прекрасно удовлетворял всем этим критериям. Правило № 2: мужчина не имеет права расторгнуть помолвку, если после ее заключения он успел лишить невесту девственности, а сама невеста происходит из чистокровной семьи — это приравнивается к оскорблению рода, и родственники брошенной невесты дружно мстят обидчику. Как именно, мисс Уизли была не в курсе, но слышала, что незадачливого жениха могут и убить — “кровь за кровь”. Этот пункт тоже выполнен, а Гарри, который так хотел иметь семью, ни за что не бросит ее. Правило № 3: первого ребенка нельзя изгнать — это символ новой жизни, продолжения рода. Нарушение этого правила карается каким-то жутким проклятьем для всей семьи, а мамаша-убийца делается бесплодной. Конечно, Джинни не была уверена, что 16 лет — это подходящий возраст для того, чтобы заводить детей, когда еще хочется во всю гулять и веселиться, наслаждаться свободой, поэтому она и принимала контрацептивное зелье, купленное в свое время у Ромильды Вейн, мать которой специализировалась на подобном товаре. Но, рассуждала младшая Уизли, девушке хватит и уровня СОВ — даже если она в дальнейшем захочет стать профессиональной квиддичисткой, этого будет достаточно, и вообще, в школе она сидит только из-за Гарри. И если она вдруг забеременеет, то незамедлительно состоится свадьба (правило № 4), а у Гарри денег больше, чем достаточно, чтобы нанять пару помощниц и обеспечить ее и ребенка всем необходимым. Мало того, была уверена девушка, он будет только рад.
Так, с ней и Гарри разобрались, а что у нас там с Роном и Гермионой? Понятно, ее братец уже достиг того возраста, когда “хочу” затмевает все остальные желания и инстинкты, к тому же, это основная черта рода Уизли — достаточно вспомнить, сколько у них в семье детей. Девушка недовольно хмыкнула, вытаскивая из мягкого ворсистого ковра короткие рыжие волосы. Интересно, это ее брата или этого упыря Уизерхоффа? Придирчиво оглядела со всех сторон, поднесла к свету — а Мерлин знает, главное, чтобы никто не догадался, что она устроила всю эту авантюру — и сунула в заранее припасенный мешочек. А Грейнджер? — Полная дура в том, что нельзя выучить по учебникам! Джинни помнила, как года два назад Гермиона, как старшая подруга, давала ей советы, как справиться с безответной любовью к Гарри. Тогда она их вычитала в своих маггловских книжках для психов. Дура! — Джинни лукаво улыбалась, испытывая внутреннее превосходство над подругой: Гермиона, когда-то дававшая ей советы, теперь не может справиться со своими проблемами в личной жизни, в то время как она, Джинни Уизли, будучи почти на два года младше ее, уже почти состоялась как женщина.
Насобирав достаточное, по ее мнению, количество волос, Джинни быстро покинула комнату мальчиков — и очень вовремя, ибо туда забрел Невилл, в очередной раз потерявший свою жабу.
И почему все мужчины, как дети?! Что Гарри, что Рон! Ладно Гарри, он у нас скромник, до сих пор краснеет, когда видит ее голой. Но Рон — мог бы особо не церемониться и просто один раз хорошенько отъездить Грейнджер — и успокоился бы, наконец, перестав приставать к ней с Гарри, и Гермиона перестала бы причитать, что еще не готова, а заодно узнала бы, какое это удовольствие.
Зелье настаивалось в небольшом чугунном котелке на чердаке Гриффиндорской башни. Надежней было бы варить его в выручай-комнате, но она все-таки далековато находится, а юная мисс Уизли не хотела вызвать подозрений у Гарри или Рона. Здесь холодно и неуютно, гуляют сквозняки, а от количества скопившейся за многие десятилетия пыли хочется кашлять. Но разве может все это остановить истинную гриффиндорку и дочь клана Уизли? И вообще, все дети в семье Уизли обладали какими-нибудь талантами: Билл был силен в рунах, нумерологии и чарах; Чарли, помимо того, что прекрасно управлялся с драконами, неплохо разбирался в травах и зельях; близнецы Фред и Джордж — прирожденные дельцы, зельевары и трансфигурационисты; удавались зелья и самой Джинни — на уроках у Снейпа она без особых усилий могла получить “В”, однако полагалась больше не на книги, как ее подруга Гермиона, а как близнецы — на интуицию. Только один Ронникс бесталанный родился, — с легким пренебрежением подумала девушка: хотя Рон был старше ее на год, она относилась к нему с легким снисхождением, как к эмоционально незрелой особи, которую везде нужно тыкать носом. Уж в чем Гермиона была права, так это в том, что у Ронни эмоциональный диапазон действительно, как у чайной ложки.
Джинни села по-турецки перед котлом и высыпала в вяло кипящее варево коричневого цвета горсть блестящих розовых кристаллов. Зелье тут же вспенилось, став глубокого красного цвета — то, что надо. Девушка убавила огонь и, порывшись в сумке, извлекла оттуда маленький свиток пергамента, перевязанный ярко-розовой ленточкой, и, помешивая зелье по часовой стрелке длинным прутиком, сделанным из стебля розы, принялась нараспев читать записанное на листке заклинание:
Красное, как кровь,
зелье варись!
Красное, как любовь,
зелье варись!
Чтобы деве юной от него испить —
Парня молодого полюбить.
Розы стебель, розовый цветок —
в зелье крутится любви водоворот.
Устлано ложе лепестками роз —
касается губами он твоих волос.
Страстная любовь вместо оков —
ты будешь принадлежать ему вновь и вновь.
Зелье поможет тебе полюбить,
надо до дна его всего лишь испить.
Взяла пару волос, еще раз придирчиво осмотрев их против света, и, кинув в котел, завершила формулу:
Тот, кого частицу,
Ты в себя с сим зельем примешь,
Станет образом твоим навек.
Будешь ты грезить во сне
и наяву о нем, чтобы отдаться насовсем —
тогда заклятие падет,
но более никто другой
к тебе не подойдет.
Джинни не заметила, как хищно сверкнули ее глаза, когда она произносила последние фразы — даже если у ее брата с Гермионой ничего не получится, последняя на всю жизнь будет влюблена в него — это послужит ей хорошим уроком, который нельзя выучить по книгам, но который преподносит сама жизнь. Она поймет, как ошибалась насчет Рона, не уделяя ему нужного внимания и не отвечая должным образом на его чувства.
Основу для зелья и некоторые ингредиенты, которые необходимо было добавлять на последних стадиях, гриффиндорка заранее купила у Ромильды Вейн — стоило все это немало, так что пришлось расплатиться дорогими французскими духами, которые подарил ей Гарри на день рождения, и кулоном двоюродной бабушки Лукреции, который случайно нашелся среди хлама в Норе, и который мама на ее памяти никогда не носила. Зелье требовало колдовства на каждой стадии — такое проходят только на седьмом курсе, и то со второго семестра, так что, Гермиона, я круче тебя еще и в учебе, — удовлетворенно подумала Джинни, продолжая ровно помешивать любовный напиток. Это была не простая Амортенция, ингредиенты для которой легко можно было стащить из шкафа Снейпа и приготовить за час. К тому, же Амортенцию было очень легко обнаружить — достаточно вспомнить, как Рон в прошлом году вздыхал по Ромильде, поев конфет с любовной начинкой. Это же зелье, которое наверняка являлось запрещенным, что уже было сопряжено с риском, нельзя было определить по вкусу и запаху, и действовало оно намного медленнее. Его необходимо было добавлять каждый день в еду или питье, а каждые три дня — увеличивать дозу. И так в течение двух недель — за это время вполне можно влюбиться, к тому же Гермиона страстно будет желать Рона и будет “готова”, а Рон, наконец, будет удовлетворен и перестанет вмешиваться в их с Гарри отношения.
То, что Грейнджер с самого начала учебного стала нервной и раздражительной, не заметил бы разве что слепой и глухой одновременно. Одни считали, что это из-за увеличившихся на седьмом курсе нагрузок, и у гриффиндорской заучки просто сорвало крышу. Другие — что у нее не ладится личная жизнь Уизли. На нее показывали пальцем, перешептывались у нее за спиной и втихомолку посмеивались над ее потугами изображать из себя и Уизли тандем старост. Гермиона сама замечала происходящие с ней изменения, и они ей совсем не нравились. С каждым днем ею все сильнее овладевали меланхолия и одиночество, какое-то непонятное влечение. Ей хотелось зарыться руками в эти рыжие волосы, чувствовать его страстные поцелую на груди, быть в кольце его сильных рук…
- Мисс Грейнджер, вы меня не слушаете, — строго сказала профессор МакГонагалл.
Мерлин! О чем только она думает на уроках?! Тем более на трансфигурации, ее любимом предмете!
- Простите, пожалуйста, я задумалась… — ответила девушка, вернувшись в реальность и изо всех сил стараясь унять вспыхнувший некстати румянец.
Чем лучше она понимала иллюзорность образов, странным образом возникавших в ее голове, тем сильнее и навязчивее они становились, тем больше владели разумом и телом.
- Пять баллов с Гриффиндора за невнимательность, — вынесла свой вердикт преподавательница трансфигурации и вернулась к объяснению новой темы.
Но хуже всего было на зельеварении, ибо Снейп, как известно, умел читать мысли. И он точно не стал бы задумываться, если бы ему представилась очередная возможность унизить гриффиндорскую заучку, подругу ненавистного Поттера и тупоголового Уизли.
- Вы забыли, где находитесь, мисс Грейнджер? — тихо прошелестел Снейп своим бархатным голосом, заставив Гермиону вынырнуть из своих мыслей и покраснеть до кончиков ушей.
Мерлиновы штаны! Она же чуть не испортила зелье! Если бы не Визерхофф, который хоть не был талантлив, но отличался внимательностью и педантичностью… Легкое касание руки одноклассника, намекнувшего, что пора добавлять следующий ингредиент, подготовкой которого как раз и занималась Гермиона, увлекло ее далеко-далеко от мрачных подземелий, пропитанных холодом и едкими испарениями. Нарезанные кубиками корневища неуклюже полетели вниз, когда Грейнджер расслабила руки. Визерхофф едва успел остановить их у самого пола с помощью “Alatum Leviosum” и, на всякий случай очистив от пыли, кинул в котел.
- Мистер Визерхофф, вам повезло, что данное зелье нечувствительно к магии, — менторским тоном произнес слизеринский профессор, остановившись у их с Грейнджер котла. — Большинство зелий не выдерживают столь грубых и неосторожных методов приготовления.
- Да, сэр, — подчеркнуто вежливо ответил Лотар, помешивая зелье в котле: он еще неделю назад усвоил, что с Мастером зелий лучше не спорить.
- Десять баллов с Гриффиндора за неосмотрительность. Ах да, мисс Грейнджер, — голос Снейпа вновь стал ядовитым и шелковистым одновременно, — очевидно, для вас, лучшей ученицы Хогвартса, намного важнее досмотреть очередную грезу о любви с участием вашего рыжего возлюбленного, чем правильно сварить зелье.
Если Лотар, как ни в чем не бывало, продолжил методично помешивать зелье по часовой стрелке, сосредоточившись на подсчете числа оборотов и изменении консистенции, то Гермиона стояла, как вкопанная, едва удерживая себя от того, чтобы не сорваться, а кровь так и приливала к ее щекам. Наверное, еще никогда в жизни она не чувствовала себя так глупо и мерзко, как в этот раз. Некоторые из слизеринцев злорадно захихикали, другие смотрели снисходительно, третьи, к которым присоединились студенты Равенкло и Хаффлпаффа — скептически, мрачно ожидая конца этой трагикомедии. И вообще, зелья надо было варить!
- Мне даже страшно предположить, чем заняты мысли ваших менее умных одноклассников с Гриффиндора, — продолжил тем временем Снейп свою тираду. — Считайте ваш урок на сегодня оконченным, мисс Грейнджер. Минус двадцать баллов за невнимательность и “Тролль” за сегодняшнее зелье, — казалось, он получал истинное удовольствие, снимая баллы с гриффиндорцев и радуясь их неудачам. — И сочинение длиною два фута, в котором вы подробно должны изложить влияние концентрации сознания и мыслеобразов на успех приготовления зелий. Все, свободны!
Гриффиндорка сжалась под пронизывающим насквозь колючим взглядом профессора и принялась дрожащими руками собирать вещи. Первый “Тролль” — позорище! И ведь ей совершенно не дали доварить зелье! Почему мир так несправедлив?! Схватив сумку, девушка выбежала из класса, громко хлопнув дверью, а сидевшие за последними партами ученики успели услышать сдавленные рыдания.
Друзья из всех сил пытались развлечь Гермиону, заставляли отвлечься от грустных мыслей, ведь Снейп — это Снейп, мерзкая летучая мышь, что с него можно взять? Но она лишь только огрызалась. Рон, хотя она по-прежнему поддерживала с ним “роман с обязательствами” и каждый вечер позволяла целовать и тискать себя, вызывал у нее какое-то странное отвращение. После встречи с ним хотелось тут же принять душ и почистить зубы. Гермионой овладело какое-то непонятное чувство: раньше она гораздо терпимее относилась к недостаткам своего тогда еще друга, а теперь словно сама выискивает их — и целуется он слюняво, и синяки остаются на теле после его ласк, и много еще чего — надо ж было как-то объяснить самой себе, почему ей так противна физическая близость с Уизли. Визерхоффа, если обязанности старосты не требовали находиться рядом с ним, она старалась демонстративно избегать, садясь как можно дальше от него. С одной стороны, ей не хотелось давать Рону лишний повод для ревности, с другой, она переживала, что все ее глупые, беспричинные чувства и эмоции написаны у нее на лице, и Лотар просто над ней посмеется.
Своими проблемами Гермиона решила в итоге поделиться с Джинни — как “женщина с женщиной”, тем более Джинни имеет больше опыта в отношениях и лучше разбирается в парнях, что у них на уме.
- Герм, кажется, ты влюбилась, — с умным видом поставила “диагноз” рыжая, намазывая масло на хлеб.
Староста намеренно не стала описывать подруге все подробности своих видений и связанные с ними ощущения, чтобы не вызвать вспышку гнева и ревности. Ей нужно было просто узнать, что с ними делать, и как от них избавиться.
- Влюбилась? — удивилась сбитая с толку Гермиона.
- Да, — совершенно будничным тоном ответила Джинни, откусив бутерброд и запив его тыквенным соком. — Разве не о любви ты мечтала весь прошлый год?
Тут Гермиона окончательно растерялась: она рассказывала Джинни о некоем абстрактном парне, называя его только “он”, а Джинни явно намекает на Рона, хотя Гермиона точно знает, что это не Рон.
- У меня с Гарри тоже так было, когда я поняла, что именно надо сделать, чтобы доставить удовольствие нам обоим. Так что и ты попробуй. Не бойся рассказать ему, что бы ты хотела — между партнерами должно быть доверие.
Дотронувшись до руки Гермионы и слегка похлопав ее по костяшкам пальцев, точно старшая и более опытная подруга, Джинни встала из-за стола и, прервав очередную беседу Гарри и Рона о квиддиче аргументом “Еще наговоритесь!”, уволокла очкарика за собой. Целоваться, — догадалась Грейнджер, — они убегают каждую перемену в какой-нибудь укромный уголок, а потом Гарри едва не опаздывает на урок, возбужденный, запыхавшийся, с полной кашей в голове и пеленой розовых грез перед глазами. Почему-то ей стало мерзко от этих мыслей, вдобавок, она считала это просто неразумным, но решилась попробовать — счастье того стоит.
Рон был только рад подобной инициативе, проявляемой его девушкой, однако не стал от этого более деликатным или терпеливым. Он лишь быстро получал свое и в таком количестве, как ему хотелось, оставляя лежавшую пластом Гермиону наводить порядок после их “свидания”. Учеба потеряла для нее прежний смысл, оценки, хотя продолжали держаться на высоком уровне, стали немного ниже, а письменные работы не были уже столь глубокими и вдумчивыми, как раньше, и носили явный характер “лишь бы отделаться”. Учителя неодобрительно качали головами, и замечания МакГонагалл и Снейпа не были для гриффиндорской старосты единственными, однако волновали ее все меньше и меньше. Учеба еще успеется, — рассуждала Грейнджер вслед за младшей Уизли, — а вот свое счастье упустить нельзя, — и потому изо всех сил старалась подобрать “ключик” к своему парню — ведь она была уверена в том, что именно она что-то неправильно делает, раз ей не нравится. К тому же, это была хоть какая-то возможность отвлечься от навязчивых образов, которые ни в какую не желали уходить из ее сознания и всплывали каждый раз все ярче и ярче, особенно ночью, когда она даже не пыталась контролировать свои эмоции. Не понимала Гермиона только одного: почему Визерхофф постоянно смотрит на нее с явным осуждением и разочарованием. Ему-то какое дело до нее?
Лишь Джинни Уизли удовлетворенно кивала себе под нос, незаметно добавляя в тыквенный сок своей подруги маленькие красненькие кристаллики, и наблюдая, каким затуманенным становится взгляд Гермионы, как розовеют ее щеки, как они вместе с Роном покидают Большой Зал, чтобы сплестись где-нибудь в первой попавшейся стенной нише. Шалость определенно удалась!
* * *
… Традиционно считалось, что слизеринцы коварны и амбициозны, а также хитры и изворотливы. Они никогда не совершали чего-либо без выгоды для себя, своей семьи или своего факультета. Благо и процветание своего рода и своего дома являлось для каждого из них определяющей целью, направляющей все дальнейшие действия на ее достижение. И потому юные аристократы не побрезговали взять в руки шпатели и кирпичи, не пренебрегли тяжелой и черной работой — ведь это их дом, их Alma Mater. Слизеринцы способны доказать всем, что подобные лишения не умаляют их достоинства и не разбивают их единство.
Слизеринцы подчиняются старому лютеровскому принципу “Cuius regio, huius religio” (1): они готовы были прогибаться под того, чьи родители имели большое влияние в среде аристократов или пользовались особым расположением у Темного Лорда, или кто был назначен старостой, но лишь до тех пор, пока это самое влияние существовало, их семьи были в безопасности, а дому великого Салазара Слизерина было обеспечено, если не благоденствие, то стабильность. Юные змейки не считали себя тупым стадом баранов, которому необходим пастух — это удел исключительно тупых гриффиндорцев. Каждый из них считал себя вполне самодостаточной единицей общества и действовал исключительно в своих интересах, однако никто не отменял того факта, что интересы их могут совпадать, и тогда слизеринцы действовали единым фронтом. Сила их была в единстве, а не просто в количестве, как у безрассудных львов. Это единство подчиняется определенным правилам и направлено на сохранение традиций и процветание факультета Слизерин, и горе было тому, кто эти правила смел нарушить.
Каждый вечер юные змейки с четвертого по седьмой курс должны были собирать родные стены по кирпичикам, которые скрепляли специальным раствором, который также приходилось готовить самим, благо, что не очень долго. Подземелья восстанавливали как голыми руками, так и с помощью магии. И любого, кто смел отлынивать от работы, пусть папа у него хоть трижды начальник где-нибудь в Министерстве, заставляли пропахать носом пол и угрожали подвергнуть всеобщему остракизму, как недостойного называться слизеринцем и находиться в гостиной змеиного факультета, и всякие Басингтоны и Нортоны прекрасно знали, что жаловаться декану бесполезно — ведь это отказывались потрудиться ради блага своего факультета. Не избежали подобной участи также Малфой с Паркинсон. В итоге Драко зарекомендовал себя как “хиляк, которому нельзя доверить даже простейшей работы” — настолько все у него валилось из рук, а Пэнси, которая из всех остальных слизеринцев выделялась исключительно тем, что была невестой “серебряного принца”, пришлось присоединиться к остальным девушкам, которые готовили цементирующий раствор и подавали юношам кирпичи. При этом она, на чем свет стоит, костерила ни в чем не повинного Мерлина, отжившего свой век более тысячи лет назад, когда Основатели еще родиться не успели, за то, что родители выбрали ей такого жениха-идиота.
Отвернулись от Малфоя и его верные телохранители Крэбб и Гойл, решившие предпочесть надменному трусливому хорьку общество толстушки-хохотушки Миллисенты Буллстоуд. Драко мог помыкать ими, когда был королем Слизерина, но сейчас, когда его авторитет на факультете не больше, чем у домового эльфа, то зачем им-то подставляться? К тому же Винсенту и Грегори стало приятно вдруг обнаружить себя полезными в общем деле, а не просто в качестве вышибал-телохранителей, тем более что физической силы у них было хоть отбавляй. Им хорошо давалась работа, где нужно было действовать руками, а не головой, так что в скором времени они получили вполне заслуженную похвалу и от нового старосты Теодора Нотта, и от декана профессора Снейпа, чем очень гордились.
Но и на этом полоса невезений наследника древнего рода Малфоев не кончилась. Чрезмерно избалованный и трусливый, полностью лишенный самостоятельности и неприспособленный к жизни юноша, привыкший к моментальному выполнению его капризов, до сих пор не осознал, что расстановка сил изменилась не только на факультете Слизерин, но и в самом обществе в целом. Он, привыкший получать все исключительно в готовом виде, никогда не задумывался о том, что авторитет, влияние, как и деньги, нужно зарабатывать, что это перманентный процесс, и потому ему было невдомек, что отец, который едва восстановил репутацию после фиаско в Министерстве, ходит по острию ножа, и перед ним стоят гораздо более серьезные задачи, чем исполнять многочисленные прихоти своего недоросля. Сейчас был не третий курс, когда Люциус Малфой был чуть ли не правой рукой тогдашнего министра Фаджа и имел огромное влияние на Совет попечителей, а потому сумел раздуть несчастный случай на уроке до судебных разбирательств. Все слизеринцы прекрасно понимали тогда, что виноват был сам Малфой — нечего было гордую животинку Хагрида оскорблять, — однако в открытую своего одноклассника не обсуждали. К тому же, им было на руку, если бы уволили тупоголового Хагрида, который получил место преподавателя по уходу за магическими существами исключительно благодаря протекции Дамблдора, к которому у юных змеек и их родителей были свои счеты и не только как противнику Темного Лорда, т.к. именно Дамблдор, а, еще раннее, его предшественник Диппет (опять же, по подсказке своего коллеги Альбуса), активно способствовал официальным запретам на многие области магии, которые ряд чистокровных семей практиковали из поколения в поколение. И если раньше в магическом сообществе Британии, как и в любом другом обществе, расслоение осуществлялось исключительно по имущественному и социальному положению (которое, как правило, совпадало с магическим), то теперь, ко всему прочему, добавилось и разделение идеологическое, из-за которого магическая элита в глазах всего остального населения была поставлена фактически вне закона и держалась исключительно благодаря своему богатству и связям.
Теперь же у Малфоев не осталось ничего, кроме имени и денег, а Люциусу, попробуй он протащить через какой-нибудь отдел Министерства выгодное ему решение, тут же напомнили бы его послужной список, и потому капризы сына-недоросля имели для него самое последнее значение. Сам же Драко мог сколько угодно изображать из себя принца, но в действительности им уже не считался, и ему быстро напомнили об этом, стоило ему подвести свой факультет, когда вначале он не смог самостоятельно собрать всех эвакуировавшихся учеников в гостиной организовать наведение порядка после недавнего землетрясения, так что за него все вынужден был сделать Нотт, а после, когда он не смог доказать, что является достойным сыном своего дома. Довершили полосу неудач лишение значка старосты, который торжественно, при всем факультете передали Теодору Нотту за “проявленные им организаторские способности, лидерские качества и работу во благо факультета благородного Салазара Слизерина”, и пришедшее вслед за тем письмо от отца, на правах Главы Рода лишившего его за “недостойное поведение” всех наличных средств, так что теперь юноше с грустью для себя осознавать и смириться, что ему после Хогвартса придется самому зарабатывать себе на жизнь, как какому-то грязнокровке. Кроме того, с ним стали общаться как с ничего не знающим и не умеющим первокурсником Хаффлпаффа, что еще больше выводило из себя юного наследника древнего рода. Мир вокруг казался настолько несправедливым, что от безысходности хотелось выть и лезть на стену!
Что же касается Бранау, то, стоило ему как-то раз заявить, что “таскать камни — это работа для презренных магглов”, как все слизеринцы во главе с Ноттом тут же направили на него свои волшебные палочки и быстро поставили перед фактом, что либо он наравне со всеми принимает участие в ремонте подземелий, либо навсегда теряет право на общество достойных людей. Утечка информации произошла как бы случайно, ибо никто даже и не думал искать компромат на студента, которого одарил своей милостью сам Темный Лорд, вот только юные змейки очень быстро узнали, их родные подземелья разрушил ни кто иной, как Генрих Готфрид фон Бранау, а не грязнокровка Кайнер, на которую первоначально сваливала вину Паркинсон: следы арканической магии говорили сами за себя. И потому слизеринцы, хотя не смели напрямую предъявлять претензии ставленнику Темного Лорда, не особо пытались скрывать свое враждебное к нему отношение. Бранау был вынужден отступить: одно дело — мучить горстку жалких беспомощных магглов, другое — в одиночку противостоять группе вооруженных аристократов, имевших естественное магическое право защищать территорию, которую они формально считают своим домом, право, которое он нарушил столь безжалостным образом, не задумываясь о последствиях и движимый лишь единственной целью — убить. Однако, в отличие от слизняков Малфоя и Паркинсон, он не собирался унижаться и таскать камни или месить цемент, его собираются проигнорировать — отлично, он будет игнорировать их. И он еще посмотрит, как будет говорить Нотт на приеме у Темного Лорда. Бранау злорадно ухмыльнулся — Темный Лорд обязательно разрешит ему наказать зарвавшегося одноклассника, возомнившего себя невесть кем на факультете благородного Салазара Слизерина. Да… будет просто замечательно, если Нотту дадут задание убить грязнокровку, а он, Генрих фон Бранау, лично проследит за тем, чтобы приказ Темного Лорда был исполнен идеально и без проволочек, и под прицелом волшебной палочки заставит Нотта поднести тело мертвой грязнокровки к ногам Темного Лорда…
Грязнокровка… слизеринцы так или иначе были вынуждены смириться с ее существованием. Собственно, по здравом размышлении, она им несильно мешала: за пределами классных комнат вела себя тихо и незаметно, не устраивала декламации, подобно Грейнджер, соблюдала внутренний устав, зарабатывала много баллов на уроках и немало трудилась, восстанавливая подземелья после учиненного Бранау погрома. Грязнокровка приносила пользу факультету Слизерин, и это ставило ее выше предрассудков о чистоте крови. Она была умной и сильной ведьмой. На нее прекратил охоту Бранау, ей явно покровительствовал Шенбрюнн… никто из змеек не знал, была она его наложницей или нет, однако было видно, что держал он при себе ее не просто для развлечений, но общался вполне на равных, что уже давало змейкам повод относиться к Кайнер, если не с уважением, то, хотя бы, без ненависти. В большинстве случаев ее присутствие просто игнорировали, что, казалось, устраивало обе стороны.
А еще был Ассбьорн Фольквардссон, равенкловец из Дурмстранга, которого, как запомнили слизеринцы, следует бояться. Навестил он подземелья уже во вторник, как считали некоторые, для того, чтобы проверить, не обидел ли кто его драгоценную грязнокровку. Те, кто не знал его, сухо кивали в знак приветствия и возвращались к работе; Малфой и Паркинсон, которых неделю назад он принудил к позорному Непреложному Обету, вжались в стену, удостоились лишь холодного презрительного взгляда; Басингтон, Нортон и Хелви, совершенно точно уверенные, что Фольквардссон готов убить кого угодно за свою ненаглядную “фрекен Кайнер”, разбежались в разные стороны, скрывшись в темноте.
- Рад приветствовать благородного волшебника из дома Фольквардссонов в наших владениях, — произнес Теордор Нотт, отвесив гостю небольшой поклон.
Несмотря на взлохмаченные темно-каштановые волосы и перепачканную в пыли одежду, новый староста Слизерина держался гордо и с достоинством, а холодный, ровный взгляд его карих глаз и сталь в голосе выдавали в нем лидера, пользующегося заслуженным уважением, которого не так легко запугать, в отличие от хорька и труса Малфоя. Фраза, сказанная им в качестве приветствия, была всего лишь формальностью и данью приличиям и никоим образом не отражала реальное отношение говорящего.
- Взаимно, господин Нотт, — ответил Фольквардссон, также отвесив легкий поклон. — У меня к вам есть деловое предложение, господин Нотт. Если вы его примете, то сможете быстрее восстановить подземелья и вернуться ad modum vivendi consuetudinarium (2).
Слизеринцы отвлеклись от своих дел и навострили уши: они работали всего второй день, но, будучи непривыкшими к тяжелому физическому труду, готовы были лезть на стену от ноющей боли в спине, руках и ногах. А еще надо соблюдать этикет и демонстрировать, что подобные лишения и неудобства, их, как истинных леди и джентльменов, ничуть не волнуют.
- Смотря в чем оно будет заключаться, мистер Фольквардссон, — также гордо парировал Нотт, сложив руки на груди и с вызовом посмотрев на собеседника: настоящие слизеринцы никогда не соглашаются на первое попавшееся предложение, но внимательно его изучают, взвешивая все “за” и “против”.
- У каждого декана должен быть точный архитектурный план или чертежи всех помещений, принадлежащих к его факультету. Если данный план будет у вас на руках, то сможете гораздо быстрее справиться с работой, используя общие Чары Восстановления, имея перед глазами уже готовый образец.
- Хотелось бы знать, какие выгоды вы получите, если мы примем ваше предложение, мистер Фольквардссон?
Слизеринцы никогда не делали ничего без пользы для себя, и помогали другим исключительно тогда, когда это было им удобно либо результат нес в себе определенную выгоду и для них, и потому a priori распространяли данный стереотип на всех, кто, по их мнению, заслуживал хотя бы малой доли уважения.
- Не волнуйтесь, господин Нотт: свою выгоду я обязательно получу, — холодно ответил Ассбьорн.
Нотт задумался: Фольквардссону определенно нет смысла врать, ибо между Равенкло и Слизерином существует холодный нейтралитет, но не вражда. Врагов непосредственно в Слизерине у Фольквардссона нет, а вот друзья… Теодор не знал о Непреложном Обете, данном Малфоем, зато слышал, как несколько пятикурсников ходили жаловаться декану на грязнокровку Кайнер, за которую заступился переводной студент из Дурмстранга. А профессор Снейп однозначно не упустит шанс, чтобы помочь своим змейкам и избавить их от непосильной работы.
Стоявшие вокруг студенты едва заметно кивнули, как бы подтверждая свое согласие, и старосте лишь оставалось высказать окончательно решение, принятое факультетом:
- Мы считаем, что ваше предложение не лишено здравого смысла, мистер Фольквардссон.
- Я знаю это, господин Нотт, — вставил свою шпильку равенкловец.
Раздав очередные указания остальным, Теодор удалился, а Фольквардссон бросил короткий взгляд в сторону: какая-то толстая слизеринка наконец-то перестала занимать полкоридора, открыв вид на невысокую хрупкую девушку, намазывающую цементирующим раствором очередной ряд в свежей каменой кладке. На голове ее сзади была небрежно повязана косынка, чтоб не мешали длинные волосы, а мантия ее от пыли и грязи была неопределенного серо-коричневого цвета. Рядом с ней работал высокий статный юноша. Мантия его также была цвета грязи, а от красивой элегантной прически не осталось ни следа. Парень и девушка иногда тихо переговаривались между собой и, судя по всему, им не требовались лишние слова, чтобы понять друг друга. Фольквардссон почувствовал легкий укол горечи и ревности одновременно. Горечи — потому что видел, что им явно хорошо вдвоем, и подобная общая деятельность их сблизит еще сильнее, оставив ему еще меньше шансов завоевать сердце любимой девушки. К тому же Ассбьорн чувствовал, что не имеет права вмешиваться в их отношения, да и не в его правилах это было: если он действительно любит Анну, то должен способствовать ее счастью, а не разрушать его ради своих амбиций. И ревности — потому что он считал себя ничуть не хуже Шенбрюнна и имеет равное с ним право добиваться ее внимания, тем более что они с Анной идеально подходили друг другу магически.
Девушка обернулась, почувствовав на себе чужой взгляд, и посмотрела на Фольквардссон грустными глазами, как бы говоря: “Нет, пожалуйста, не надо!.. Мне не надо помогать!..” Следом за ней оторвался от работы юноша и, кивнув, пригласил поговорить. Разговор был недолгий: друзья коротко поприветствовали друг друга, после чего Ассбьорн поинтересовался, как продвигается восстановление подземелий, и рассказал о своей идее с Чарами Восстановления. Шенбрюнн и Кайнер лишь хлопнули себя по лбу, удивляясь, как они не додумались до этого сами, а Фольквардссон слегка рассмеялся уголками губ, немало тем самым смутив девушку, на щеках которой тут же вспыхнул румянец.
1) (лат.) Кого правление - того и религия.
2) (лат.) к привычному образу жизни.
|
|
| PPh3 | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 16:55 | Сообщение # 176 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Идея Фольквардссона и впрямь оказалась действенной, и с применением Чар Восстановления ремонт в подземельях стал продвигаться значительно быстрее. Обучали этому заклинанию всех старшекурсников в экстренном порядке, так, чтобы им научились пользоваться даже самые глупые и ленивые. Особенно гордились собой Крэбб и Гойл: будучи не особо одаренными от природы, они имели стойкую репутацию имбецилов не только среди учеников с других факультетов, но даже у себя в Слизерине. Теперь же им достаточно было стукнуть три раза палочками друг о дружку, после чего одновременно сотворить заклинание, чтобы все получилось. Особое же удовольствие они получали, когда к ним в подземелья заглядывали тупоголовые гриффиндорцы во главе с Роном Уизли. Здесь следует отметить, что многие львята искренне обрадовались, что змеям в кои-то веки неслабо досталось и, главное, “по заслугам”, и потому они нередко заходили “на огонек” во владения Салазара Слизерина, чтобы посмеяться над гордыми и надменными детишками богатых родителей, которые были вынуждены собирать свои подземелья обратно по камушкам голыми руками.
Большинство гриффиндорцев, как и Рон Уизли, с детства привыкли считать, что богатый — значит плохой, ибо много денег нельзя заработать честным путем, и потому искренне наслаждались видом удрученных слизеринцев, вынужденных исполнять роль каменщиков. Многие из них были магглорожденные или полукровки, очень часто из небогатых семей, и потому их социальное мировоззрение часто формировалась под воздействием стереотипов, заранее сложившихся на ало-золотом факультете, поддерживаемых книгами наподобие новой “Истории Хогвартса” или местными авторитетами, которыми, как правило, выступали немногочисленные чистокровные волшебники, обычно не имеющего за собой никакого магического наследия. Иными словами, Гриффиндор целиком и полностью состоял из легко управляемого плебса, которому нужно только “panis et circenses” (3).
По их мнению, самым справедливым финалом было бы, если б всех Пожирателей сгноили в Азкабане, их имущество конфисковали и раздали бедным, но честным и добропорядочным семьям волшебников, таким, как Уизли, а их детей, учащихся в Слизерине (а ведь кто еще может учиться в этом змеюшнике, кроме будущих Пожирателей и темных магов?), лишили бы всех привилегий и отправили бы на самые грязные работы без возможности карьерного и социального роста. И потому младший отпрыск семьи Уизли, как и некоторые его друзья (в том числе и Гермиона Грейнджер, больным местом которой было стремление к демократии и всеобщему равенству) были чрезвычайно довольны отказом Дамблдора помочь слизнякам с их ремонтом — пусть знают свое место, змеи! При этом гриффы нисколько не стеснялись в выражениях, самым безобидным из которых было “Ну что, огребли, пожирательские сынки?”, сказанное с горящими праведным гневом глазами и злорадной ухмылкой на лице. Визерхофф, новый лидер Гриффиндора, ставший таковым с подачи МакГонагалл, гонял зарвавшихся львят и без конца извинялся за них перед Ноттом, однако даже он не всегда мог уследить за ними, чтобы поставить на место.
Крэбб и Гойл специально выжидали момент, когда в подземельях собирался почти весь седьмой курс Гриффиндора, с которых их декан уже успел снять немало баллов, а также пройтись по их умственным способностям. Ждали, пока придет МакГонагалл, как всегда, чтобы спорить со Снейпом и оправдывать своих львят, после чего оба парня с задорными улыбками на своих больших круглых лицах исполнили свой фирменный трюк с ударами палочек, после чего произнесли хором, держа перед собой схему арки:
- Ex reliquiis restauro, perditum redono! (4)- и валявшиеся на полу в виде бесформенной кучи камни тут же поднялись в воздух и достроили разбитые романские колонны и арочное перекрытие между ними.
Гриффиндорцы стояли, выпучив глаза, Снейп смотрел на Уизли с нескрываемым торжеством, не забыв наградить своих шкафообразных студентов дополнительными баллами “за правильное применение Чар Восстановления”, остальные слизеринцы — со злорадными ухмылками, как бы говорящими: “Знай свое место, грязь!”, МакГонагалл и Грейнджер — с осуждением и разочарованием. Сам же Рон был красный, как рак, и лишь бессильно сжимал кулаки от злости: всему седьмому курсу Хогвартса было известно, что Рон Уизли — единственный, кто за полторы недели так и не научился выполнять Чары Восстановления. МакГонагалл советовала чаще тренироваться, Грейнджер наседала с теорией, непонятно зачем приплетая туда нумерологию. Но тупицы и неучи всея Хогвартса Крэбб и Гойл, сотворившие данное заклинание на глазах у всего честного народа - это оказалось ударом ниже пояса. При этом Уизли, когда они уже покинули подземелья, продолжал негодовать на тему того, какие плохие и хитрые слизеринцы, и как ого жестоко унизили, и что нормальные люди так не поступают.
Тем не менее, несмотря на столь очевидные успехи и массовое применение Чар Восстановления, слизеринцам оставалось еще немало работы: разрушений хватало и на верхнем, и на нижнем уровнях, а заклятие требовало больших затрат магической энергии, поэтому в полную силу, без вреда для себя, его могли использовать лишь студенты шестого и седьмого курсов. Чем более громоздкий и сложный был объект, тем больше сил приходилось тратить на его восстановление в первозданном виде, так что после нескольких подобных заклинаний большинство студентов просто чувствовали себя овощами и имели лишь единственно желание — дотащить свое тело до кровати и уснуть. С работ, которые заканчивались фактически вместе с отбоем, змейки возвращались в к себе в гостиную весьма уставшие и потому с трудом могли сосредоточиться на выполнении домашних заданий, часто засыпая прямо за столами на книжках или же просыпая завтрак и даже начало занятий, что, естественно, не самым лучшим образом сказывалось на успеваемости. Снейп, как мог, завышал своим подопечным оценки, вытягивая даже откровенный “Тролль” на “Удовлетворительно”, щедро раздавал баллы “за труды во благо факультета Слизерин”, для пущей острастки снимал баллы с Гриффиндора по любому поводу, число которых, благодаря стараниям Визерхоффа, заметно уменьшилось. Но, как и любому другому учителю, ему было больно смотреть на то, какими сухими и слабыми стали эссе его студентов, которым чисто физически не хватало времени на чтение дополнительной литературы, как они, спросонья, делают грубые ошибки даже при варке простейших зелий, их реакция становится вялой и заторможенной, а первая часть устного ответа зачастую превращается в глубокомысленное мычание в лучших традициях идиота Поттера, который ничего лучше все равно бы не смог придумать.
Снейп не переставал жаловаться по этому поводу Дамблдору, упрашивал, чтобы для ремонта в подземельях выделили хотя бы несколько эльфов, однако Дамблдор, лучезарно улыбаясь и отправляя в рот очередную порцию своего любимого лакомства, отвечал, что слизеринцам будет полезно побывать в роли простых людей и увидеть себя со стороны, кроме того, “совместный физический труд сближает и способствует выработке дружеских отношений внутри коллектива”. Декан Слизерина едва удерживал себя оттого, чтобы не фыркнуть в ответ: его змейки и так способны объединиться, когда это необходимо, но они уж точно не станут после этого вести себя панибратски-фамильярно, как это делают гриффиндорцы. Уж Альбусу ли это не знать? К тому же, заметил директор Хогвартса, картинно разведя руками, Снейп и так сильно подыгрывает своим змейкам, так что ему грех жаловаться на низкий рейтинг вверенного ему факультета, так что все по-честному. Дамблдора, как и ожидалось, поддержала профессор МакГонагалл. Для нее это был прекрасный способ насолить вражескому факультету и вытянуть свой за счет отрыва в баллах, чем она особенно любила заниматься, проверяя письменные работы слизеринцев, качество которых, в большинстве своем, действительно оставляло желать лучшего. Что качалось профессоров Спраут и Флитвика, то они, как всегда, проявили благоразумный нейтралитет и предпочли не вмешиваться в разборки двух традиционно враждующих деканов. И, хотя подобная расстановка сил на школьном полигоне, гордо именуемом “педсовет”, была вполне ожидаемой, и было крайне глупо надеяться на то, что кто-нибудь проявит сочувствие к “факультету темных магов”, Северусу было грустно и обидно, что от Слизерина просто открестились, как от некоего чужеродного элемента, проблему которого не достойны того, чтобы их выносили на обсуждение и пытались сообща решить. Конечно, ведь это не драгоценные гриффиндорцы Поттер, Уизли и Грейнджер, а дети Пожиратедей Смерти, и потому не заслуживают ничего, кроме подобного пренебрежительного отношения, которое в итоге и подводит их к выбору конкретной стороны!
Не добились никаких поблажек и члены Совета попечителей, дети которых учились в Слизерине. Дамблдор привел им те же аргументы, что и Снейпу, еще больше уверив их в своей репутации магглолюбца и предателя древних магических традиций. Когда же родители предложили внести пожертвования на счет реставрации всего Хогвартса, а не только подземелий, директор Хогвартса смерил их презрительным и колючим взглядом голубых глаз и твердым, совершенно не характерным для столетнего старика голосом, ответил, что он, великий Альбус Дамблдор, никогда не опустится до того, чтобы принимать взятки у Пожирателей и прочих личностей, лояльных Вольдеморту (при упоминании имени темнейшего волшебника столетия личности тут же вздрогнули и отступили назад, чем очень позабавили Дамблдора). И, добавил глава Ордена Феникса, пусть не обижаются, но он привык называть вещи своими именами, и, сделав по-детски наивное лицо, запустил в рот очередную лимонную дольку, а вторую кинул ловко поймавшему ее Фоуксу, показывая тем самым, что господа попечители вольны идти.
Кроме того, перед деканом Слизерина, как ответственным за благополучие и успеваемость вверенных ему учеников, стояла такая немаловажная проблема, как Генрих фон Бранау, который, в отличие от своих одноклассников, посещал слишком мало предметов и потому имел немалый избыток свободного времени. Снейп едва ли не содроганием вспоминал недавнее собрание у Темного Лорда. Согласно личному делу, Генрих Готфрид фон Бранау, надеявшийся в дальнейшем сделать карьеру политика, углубленно изучал историю магии, политологию, экономику магического мира и теорию магии. Мерлин! В Хогвартсе уже и позабыли, что такое гуманитарное образование! А один Биннс, который в принципе не ведет спецкурсы, не сумеет загрузить Бранау домашними работами так, чтобы у него чисто физически не оставалось времени на осуществление своих коварных и одновременно сумасшедших планов.
Бранау поставил себе четкую задачу по одному поубивать всех магглорожденных в Хогвартсе, и Темному Лорду очень понравилась эта идея. “… мистеру фон Бранау следует понять, что ему невыгодно совершать убийство в стенах Хогвартса… ведь в убийстве магглорожденной стали бы a priori подозревать членов нашей организации”? — прикрытие этой неблагодарной сучки Кайнер едва не стоило ему тогда раскрытия и жизни, а данные слова в тот момент показались лучшими демотиваторами для Бранау, тем более что с ними согласился сам Лорд Судеб. Но теперь, прокрутив несколько раз у себя в голове этот диалог, Северус неожиданно понял, что сам оставил немалую лазейку для действий немца. Сыворотку Правды можно “обмануть”, если заранее принять антидот или же мастерски владеть окклюменцией, а на “Priore Incantatum” и подавно не покажет ничего стоящего.
Необходимо устроить все так, чтобы Бранау ни в коем случае не оставался один и воспринимал все как некое естественное стечение обстоятельств — Мастер зелий уже убедился, что молодой аристократ мыслит слишком узко и прямолинейно и не склонен искать в окружающей его действительности скрытый смысл. Вариант с принудительными работами по восстановлению подземелий Снейп отмел практически сразу: среди змеек просочился слух, что именно Бранау причастен к разрушениям в их владениях, а спор в коридоре по поводу того, роняет ли достоинство чистокровного волшебника черный маггловский труд, едва не переросли в вооруженное столкновение, в котором Бранау оказался бы фактически один против всего факультета. Назначить же отработку сам Снейп не мог: официально юный наследник древнего рода не был причастен к разрушению в подземельях, а также не попадался на открытых нарушениях правил. Значит, нужно организовать все так, чтобы он их нарушил, причем при свидетелях.
Пришлось подождать, пока Бранау окажется не очень далеко от других учителей, но так, чтобы его не сразу было заметно, затем сделать простое ментальное внушение двум попавшимся под руку магглорожденным мальчишкам с Хаффлпаффа. Пока барсуки рассказывали друг другу, как провели каникулы с родителями-магглами, один из них “случайно” задел плечом высокомерного аристократа, и тот, естественно, не мог удержаться оттого, что его чести было нанесено оскорблением самым наглым образом, и маггловские выродки должны поплатиться за это. Завязалась дуэль, в которой победу предсказуемо одерживал Бранау. На шум и вопли первокурсников, которых ударило “Seco” и “Os fractum” (5), прибежали МакГонагалл и Спраут, навстречу им, из другого коридора — Снейп. Снова началось привычное выяснение отношений между деканами двух традиционно враждующих факультетов, Снейп, как мог, выгораживал своего змея, признавая, что “да, мистер фон Бранау погорячился, не рассчитал силу, но тупые хаффлпаффцы сами виноваты, что спровоцировали его”. В результате Генриху были назначены отработки с Филчем до конца месяца, на время которых его палочку конфисковывала профессор МакГонагалл, а Северус Снейп — очередную порцию угрызений совести. И дело было вовсе не в снятых с его факультета двухста баллах. Профессор успокаивал себя, сидя вечером перед камином с бутылкой Старого Огденского виски, что достигнутая цель — нейтрализация Бранау — оправдывает средства — все равно Помфри быстро вылечит все порезы и переломы, и на следующий день хаффлы покинут Больничное крыло, однако его грыз червячок сомнений: ведь те дети могли бы погибнуть, если бы МакГонагалл и Спраут не прибежали так быстро, а сам факт того, что он просто использовал ни в чем не провинившихся лично перед ним людей, вызывал отвращение к самому себе. Северус устал… устал от постоянной лжи и необходимости изображать откровенного злодея, устал пресмыкаться и угождать тем, кого он ненавидел, читая явное презрение и осуждение в глазах своих коллег, которых он все-таки уважали на чье уважение хотел бы рассчитывать. Но он знал, что не может. Нет, он ни в коем разе не считал себя “хорошим” — “хорошими” могут быть лишь полные идиоты вроде дражайшего Поттера или безвольные марионетки, которые послушно играют по чужому сценарию, не осознавая этого. Однако где-то глубоко, внутри своей черной, израненной и покрытой струпьями душе он хотел хотя бы немного человеческого тепла и понимания, чтобы его воспринимали таким, какой он есть. По мере раздумывания в голове нарисовался образ русоволосой девушки с зелеными глазами. В ярких языках пламени ее волосы отливали рыжиной и беспечными кудрями развевались вокруг головы, делая ее немного похожей на Лили. Мерлин, Кайнер! — Северус шумно выдохнул, резко опустив бутылку на стоящий у кресла колченогий столик. Еще одна его ошибка. Ее необходимо просто забыть, вычеркнуть из жизни раз и навсегда…
* * *
… Ночь. Тишина. Гостиная Слизерина погружена в свой зловеще-мистический зеленоватый полумрак. Поленья в камине почти догорели, и потому становится ощутимо прохладнее. За столом неподалеку, положив головы на учебники, тихо сопят Крэбб, Гойл и Буллстоуд, а их по-детски невинные, пухлые круглые лица являют весьма странный контраст с их грузными, неповоротливыми телами. Слева от них, развалившись в кресле и закинув ноги на стол, спит Забини, лицо его спрятано под раскрытой книгой. Нотт, как и сестры Гринграсс, до этого сидевшие, традиционно обладившись множеством книг и пергаментов, и мужественно боровшиеся со сном, уже ушли в свои спальни.
Шенбрюнн не помнил, сколько он проспал, но, очевидно, достаточно долго, чтобы гостиная змеиного факультета успела опустеть. А ведь они только в одиннадцать часов только сели за уроки: слизеринцы, как по звонку, заканчивали работать в десять вечера и возвращались в общежития, после чего немало времени тратили на приведение себя в порядок, дабы соответствовать своему положению в обществе и в школе. Сидевшая рядом с ним Кайнер все еще спала на учебнике по истории магии, положив под голову руки. Голова ее была склонена на правый бок, лицо казалось умиротворенным, а на губах играла загадочная полуулыбка, что девушка редко позволяла себе, будучи в сознании. Карл считал неэтичным вламываться в чужое личное пространство, и потому лишь предположил, что во сне Анна гораздо слабее контролирует ментальную защиту изнутри (а она была все еще очень неопытным ментальным магом), давая пробиваться наружу истинным эмоциям, которые она испытывает в данный момент.
Девушка резко дернулась, вытащив из-под головы левую руку и ухватившись ею за край учебника, и юноша, не задумываясь, накрыл ее руку своей. Подушечки пальцев мягко поглаживали по нежной коже, а улыбка на лице Анны расцвела еще ярче. Карл улыбнулся в ответ, с нежностью посмотрев на одноклассницу. Он знал, что нравится Анне, но не испытывал по отношению к ее чувствам насмешки или раздражения — во многом потому, что они носили бескорыстный характер. Любовь ее, обычно подавляемая, граничила с безумным отчаяньем и восхищением, хождением по краю пропасти, — Карл сам все это видел, заглянув тогда, в лаборатории Снейпа, к ней в глаза, увидел силу, способную смести все на своем пути — и это вызывало еще больший интерес к ее персоне.
Неожиданно для себя Шенбрюнн обнаружил, что все реже думает об Элизе, маленьком солнышке, озаряющем счастьем все вокруг, но все больше касается мыслями мрачной и загадочной Анны Кайнер. Или это своеобразная награда за то, что однажды он пожертвовал своим счастьем ради любимой девушки? Отпустил одну, чтобы вскорости встретил другую? Нет, он не влюбился, пока еще. И не желал ее, но не отрицал, что, несмотря на все ее недостатки, она ему симпатична и как человек, и как девушка, а физический контакт доставляет удовольствие им обоим. Он был не против романтических отношений с ней и надеялся, что со временем их нынешняя шаткая дружба перерастет в нечто более серьезное и прочное, если, конечно, его родители дадут на то свое добро.
Щелчок, и комнату озарила яркая белая вспышка. Будучи в полусонном состоянии, Карл не сразу сообразил, что произошло, и еще крепче сжал пальцы Анны, которая, в свою очередь, резко дернулась и подняла голову от книги, посмотрев перед собой невидящим взором. Через пару столов заворочались Крэбб, Гойл и Буллстоуд, подняв на нарушителей спокойствия заспанные, ничего не понимающие лица.
- Давай быстрее! — этот визгливый голос мог принадлежать только Пэнси Паркинсон.
- Пошевеливайся, недоумок! — голос пониже, но более мелодичный; кажется, это была Эшли.
Послышались удаляющиеся шаги и мычание какого-то мальчишки. Когда сон окончательно прошел, а глаза Карл и Анна смогли, наконец, различить в болотной полутьме подземелий скрылись фигуры двух слизеринок и невысокого кудрявого парня. Как позже выяснилось, Паркинсон и Эшли согласились достать для Бранау компромат на Шенбрюнна, для чего задействовали гриффиндорца Колина Криви — тот постоянно носил с собой заколдованный маггловский “Polaroid”. Парнишке слегка подкорректировали память, а Бранау, получив свежие фотографии из рук одноклассниц (его, убежденного сторонника чистоты крови, в данном случае не волновало ни привлечение к делу магглорожденнорго гриффиндорца, ни использование маггловских изобретений), той же ночью отправил их фрау Фальпургии Магделене Шенбрюнн, урожденной Шварц фон Бранау.
Все это Лапина узнала на следующее утро из глумливого рассказа своих соседок, которые определенно знали, куда следует бить, ведь наследника уважаемого чистокровного рода не погладят по головке за связь с грязнокровкой, и останется Кайнер одна, без своего защитничка. Паркинсон (Эшли больше поддакивала) ради этого разыграла даже пародию в одном лице, карикатурно изображая страдания избитой и брошенной всеми грязнокровки, что Лапина невольно даже подумала, что в девочке пропадает талант актрисы, жаль только что эта профессия не подходит для родовитой юной леди, что позже и озвучила. Паркинсон надулась и побагровела от злости, но сдержала свой гнев — Непреложный Обет не давал ей напрямую оскорблять и указывать место этой маггловской выблядке — и потому, как бы между прочим, снисходительным тоном заметила, что в роду фон Бранау связавшийся с магглой или магглорожденной волшебницей должен смыть позор, который нанес своей семье, убив свою любовницу-плебейку. Да, а ведь Шенбрюнн — родственник Бранау, а род Бранау очень древний и влиятельный, так что бедняге Карлу могут не оставить выбора. Анна кивнула, как бы показывая, что она все поняла, но спектакль ее совершенно не впечатлил, и покинула дортуар. Владение окклюменцией помогало ей контролировать эмоции и сохранять внешнее спокойствие в стиле “Правда? А вы уверены? В любом случае меня не колышет”, но, стоило девушке остаться одной, как ее тут же охватывали дурные предчувствия. Она не хотела, чтобы из-за нее Карл поссорился с семьей, не хотела, чтобы из-за нее он стал убийцей.
Ей снова захотелось завернуться в свой темный кокон и исчезнуть, однако Шенбрюнн и Фольквардссон, уже зная, к чему это может привести, вовремя остановили ее. Карл в довольно резких тонах (а после случая в комнате-по-требованию он понял, что это — наиболее действенный способ заставить Кайнер внять его словам и вернуться в реальность) высказал, что не стал бы с ней общаться, и, тем более, дружить, если бы это было запрещено Правилами его Рода, а также весьма неприятно удивился тому, что такая умная девушка, как Анна Кайнер, поддается на провокации со стороны Паркинсон. Ассбьорн же, в свою очередь, сказал, что фрекен Кайнер следует полагаться, прежде всего, на логику и здравый смысл и не примерять абсолютно ко всем представителям магической аристократии британские стереотипы. Равенкловец уже успел выяснить, что большинство британских волшебников, живя в изоляции у себя на острове, совершенно не интересуются культурами других стран, причем данные причина и следствие замыкаются в цикл, и потому логично было бы предположить, что, живя в дому у Снейпа, Анна могла узнать лишь о традициях, принятых в Британском магическом сообществе, которые являются самыми строгими в Западной Европе.
Также Фольквардссон добавил, что фрекен Кайнер не должна бояться просить совета и помощи у своих друзей — их это ничуть не стеснит, ведь они сами выбрали общение с ней. Стоявший рядом Шенбрюнн с умным видом кивнул, сложив руки на груди, а на губах его играла загадочная полуулыбка. Лапина лишь скептически приподняла бровь в ответ и отступила назад: она уже давно привыкла прислушиваться к отрицательной критике, которая должна быть более объективной, в то время как положительная вызывает лишь очередной прилив себялюбия независимо от содержащегося в ней количества правды. Часто о ней хорошо отзывались друзья и знакомые по университету, но далеко не лучшим образом ее способ мышления и манеру поведения оценивали родные. А кто лучше всех знает человека, кроме членов его семьи? В своей прошлой реальности Анна была должна бабушке и маме, в этой — Снейпу, и потому у нее вызывали немалые сомнения советы в стиле “поступай, как сама считаешь правильным”, ведь следование им нарушает принцип долженствования и ведет по кривой дорожке. Ведь когда все хорошо — это неправильно, потому что в таком состоянии легко забыться, потерять бдительность и поддаться соблазнам.
- Не изображайте из себя профессора Снейпа, фрекен Кайнер: вам не идет, — заметил Фольквардссон, с чувством собственного превосходства посмотрев на девушку сверху вниз, и сделал шаг навстречу; губы его изогнулись в тонкой, едва заметной улыбке.
Фольквардссон… он не был таким красивым и аристократичным, как Шенбрюнн, не вызывал одним своим видом восхищения и желания пасть ниц, однако резкие, чуть грубоватые черты лица придавали ему мужественности. Глубоко посаженные глаза и нахмуренные брови создавали его фирменный “орлиный” взгляд исподлобья, которым он внушал страх мелкоте, а ровесникам — уважение как к серьезному и опасному противнику. В прическе его чувствовалась легкая небрежность, но не неухоженность, что вместе с непринужденной манерой держаться придавало ему своеобразное обаяние. Он являл собой воплощение силы, с которой необходимо считаться, подобно северному фьорду, о который каждую минуту разбиваются волны. А лекторский тон его, которым он часто пускался пространные рассуждения, вместе с умным и уверенным выражением лица делал его похожим на молодого преподавателя или научного сотрудника.
Анна боялась его, но не потому, что чувствовала исходящую от него опасность, но только нежность и доброту, а потому что имела какое-то странное влечение к нему, чего, по логике, не должно было быть, ведь она не любит его. Оно возникало всякий раз, стоило им встретиться взглядами, и по телу разливалась сладкая истома, хотелось, чтобы он подошел совсем близко и обнял, как тогда, в библиотеке. Карл, теперь Ассбьорн… Снейп прав — это самая обыкновенная похоть, с которой необходимо бороться, пока ей окончательно не снесло крышу.
- Но, фрекен Кайнер, может быть, вы тогда объясните, почему боитесь доверять нам с Карлом? — сказал он, взяв девушку за руку, отчего она тут же потупила взор.
Ассбьорн интерпретировал отступление Анны и ее внешний скепсис именно как боязнь — она достаточно умна, чтобы не вестись на провокации слизеринок, а также чтобы поверить Карлу на слово — уж он-то знает Кодекс своей семьи наизусть, и ему нет смысла лгать, тем более в вопросах его чести наследника Рода. Значит, должен быть некий третий авторитет, которому могло бы быть выгодно, чтобы она перестала общаться с ними. Например, профессор Снейп.
- Мы не требуем ничего от вас взамен, фрейлейн Кайнер, — добавил Карл; он по-прежнему стоял, облокотившись на стену и сложив руки на груди, — мы просто хотим вам помочь и имеем такую возможность. Но мы не сможем ничего сделать, если не будем знать ваши мотивы, которыми вы руководствуетесь в том или ином случае, если вы не пойдете к нам навстречу. Видите ли, фрейлейн Кайнер, мы не находим легилименцию здесь наиболее действенным и этически верным методом, — добавил Шенбрюнн как бы с намеком, а Фольквардссон, по-прежнему смотревший на девушку покровительственно, сверху вниз, согласно кивнул.
- Вы мне ничего не должны, — ответила Анна, посмотрев в сторону, и освободила свою руку от пальцев Ассборна, чтобы тут же перехватить другой своей рукой.
Ее выражение лица, опущенная голова и поникшие плечи выражали неуверенность в себе и собственную ущербность. Лапина относила себя к той категории людей, с которыми противно иметь дело, и потому считала, что общаться с ней других людей могут заставить только отношения долженствования. А за словами “мы же хотим тебе помочь/угодить/сделать приятное” обычно следовало “ты нам должна/ты не благодарная/да у тебя совести нет, а мы столько для тебя сделали”, даже если это сделанное было лично ей совершенно ненужно, о чем она предупреждала заранее. При этом она сама не любила помогать и угождать другим людям и делала это только тогда, когда была “должна”. Она — плохая и неблагодарная, и потому ей никто ничего не должен.
- Как и вы — нам. Это — наша добрая воля, наше собственное желание, и мы не вправе требовать что-либо от вас в ответ, потому наградой для нас в данном случае будет ваше счастье и благополучие, — снова Ассбьорн. — В таком случае, я думаю, вы можете отблагодарить нас так, как посчитаете нужным.
Слова Фольквардссона немало удивили девушку. Она сама считала, что если делаешь что-либо хорошее для другого человека, например, по любви или дружбе, то делаешь это ради самого человека, его счастья, а не для того, чтобы он тебе угодил в ответ. Если бы она посмела привести этот аргумент кому-то из близких, то ей бы тут же сказали: “Все люди рассчитывают получить в ответ любовь и благодарность, и то, что ты говоришь — просто неуважение”.
С другой стороны, решила она, рассказать немного правды о себе действительно стоит — чтобы они знали, на что рассчитывать. Начала Лапина издалека, не забыв упомянуть “свой ужасный характер”, в ответ на что парни демонстративно закатили глаза, после чего перешла к противоречию между мнениями своей матери и своих друзей, не забыв опустить подробности про университет.
- Какой смысл, по-вашему, был в том, чтобы ваши подруги лгали вам? — с нотками скепсиса спросил Шенбрюнн, который во главу угла ставил рациональность.
- Просто у меня слишком резкий, неприятный характер, я не умею адекватно воспринимать критику… поэтому им проще было соврать, польстив мне, чем сказать правду и… наткнуться в ответ на грубость, — сказала Анна, по-прежнему уткнувшись в пол и нервно теребя рукав мантии.
- Это ваше собственное мнение о себе или мнение вашей матери о вас? — на примере своего конфликта с отцом Фольквардссон прекрасно знал, как любят рисовать себе образы детей некоторые родители, особенно если находятся под влиянием неких людей или идей.
- А разве не родители знают своего ребенка лучше всех? — с вызовом спросила Кайнер.
- Нет, если родители и их дети слишком разные, как в вашем случае, — заметил Фольквардссон. — Родители хотят, чтобы дети были на них похожи, и это вполне естественно, ведь дети — это их продолжение в некотором роде. Однако родители, в силу своих чувств не всегда считаются с объективной реальностью и потому огорчаются, когда обнаруживают, что их дети вовсе не такие, какими хотели бы их видеть. И для этого детям необязательно быть “плохим” в принципе или совершить какой-либо противоправный поступок, например, нарушить Правила Рода. Достаточно просто быть другими, иметь другой характер, другое мышление. И вы, фрекен Кайнер, должны научиться отделять ваше собственное мнение от мнения вашей матери, которое не может быть здесь объективным в силу разности ваших характеров и мировосприятия.
И Лапина снова удивилась словам равенкловца, его рациональному подходу к чувствам и отношениям. Она не видела в нем ничего противоречивого лично для себя, но, понимала она, его однозначно не одобрили бы ее родные, для которых на первом месте любовь внутри семьи, а не объективность происходящего.
- Вполне вероятно, что в приведенном вами примере права была именно ваша мать, — взял слово Карл, — однако она выбрала неверные аргументы для обоснования своей позиции. Как матери и главе семьи в вашем случае, ей, естественно, хочется быть для вас авторитетом, и потому ее огорчает, что вы доверяете не ее мнению, а мнению ваших подруг. Поэтому и говорит вам, что они лгут. Для нее здесь на первом месте не объективность, а утверждение своего авторитета как матери. Да, ваш характер — не легкий и не мягкий, но вас это не делает плохой. Как верно заметил Ассбьорн, родители действительно огорчаются, когда их дети вырастают не такими, какими они хотели бы их видеть. Здесь ваша мать, на мой взгляд, просто не хочет принимать вас такой, какая вы есть, и надеется, что вы исправитесь под воздействием критики, а любое ваше возражение воспринимает как проявление вашего “дурного” характера, — ухмыльнулся парень, показывая, что сам он так не считает, — который необходимо искоренить, и неуважение к ее авторитету. Снизить самооценку и привить восприятие к отрицательной критике это поможет, что мы и наблюдаем сейчас, изменить образ мышления — нет, — Карл снова улыбнулся.
- Я все это прекрасно понимаю, — ответила Анна, согнув руки в локтях и подняв ладони кверху — она всегда так делала, когда изображала мыслительный процесс, — я прекрасно понимаю то, что вы говорите. Однако я не понимаю, как такое мнение может быть у наследников двух чистокровных родов… для которых определяющим является вроде как мнение Глав Родов.
- Всего лишь объективность, фрекен Кайнер, — ответил Фольквардссон; тон его из рассуждающе-лекторского превратился в серьезный, будто он говорил о чем-то жизненно-важном. — Главы Родов, как и наследники, и прочие члены семьи, должны в обязательном порядке подчиняться своим Кодексам. Закрепленные в них Правила призваны помочь конкретному роду укрепиться и завоевать уважение в обществе, а также запрещают действия, которые могут привести к позору или упадку рода. И задача Главы Рода — обеспечить продолжение, развитие и процветание Рода, чего невозможно достичь, опираясь исключительно на любовь между членами семьи. Глава Рода в своих решениях должен быть, прежде всего, рациональным и объективным, а не подчиняться сиюминутным желаниям, а также уметь сопротивляться давлению со стороны и отстаивать свою точку зрения. И потому в некоторых волшебных семьях, — юноша сделал особое ударение на слове “некоторых”, — предусмотрена возможность передачи титула Главы Рода со всеми полномочиями и ответственностью другому родственнику — часто это сын или брат — если текущий Глава Рода не может справляться со своими обязанностями, а его действия ведут к краху, угасанию или поглощению его рода другим.
- В любом случае, фрейлейн Кайнер, родителей необходимо уважать, но нельзя во всем полагаться на их мнение, ибо как может в последствии управлять Родом тот, кто не в состоянии принять собственное решение? — подытожил Шенбрюнн. — Здесь же вы, фрейлейн Кайнер, находитесь “сами по себе”, как вы сказали. Здесь нет вашей матери, которой вы должны демонстрировать согласие и послушание в знак уважения. Вы должны опираться, прежде всего, на собственный опыт и знания о мире, уметь оценивать адекватность предъявляемых вам требований и не бояться идти на конфликт, если эти требования — необъективны и противоречат вашим собственным установкам. Поверьте, слабых людей сразу видно, ими легко манипулировать, играя на их страхах и чувстве вины. И, я думаю, я не ошибусь, если предположу, что вы не хотите попасть в их число.
3) (лат.) хлеб и зрелища.
4) (лат.) Из остатков возрождаю, утраченное возвращаю.
5) (лат.) Сломанная кость.
|
|
| PPh3 | Дата: Воскресенье, 04.11.2012, 16:56 | Сообщение # 177 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Если не считать обозначенной выше “воспитательной беседы по душам”, которая имела место в комнате-по-требованию после очередного приступа депрессии, то, как сама оценивала это Анна Лапина, ее отношения с товарищами по факультету стали складываться “вполне терпимо”. Соседки по комнате не пытались сделать ей гадости, и на том спасибо. Паркинсон и Эшли она старалась по большей части игнорировать, на Буллстоуд — не обижаться. Миллисента была сама по себе доброй девочкой, однако совершенно неотягощенной умом, и потому в большинстве случаев тупо делала то же, что и все остальные, а смеяться после ехидных подколок Пэнси или Драко, который в последнее время немного приутих, была ее святая обязанность. Дафна Гринграсс же, как истинная леди и наследница голубых кровей, вела себя с Кайнер холодно и сдержанно, однако удостаивала того, чтобы поздороваться, и получала такое же холодное приветствие в ответ. Новый староста Теодор Нотт также держал с ней холодный нейтралитет, не демонстрируя ни презрение, ни расположение, однако Лапина прекрасно понимала, что так будет только до первой промашки, а пока она исправно трудится за ремонтом в подземельях и умудряется получать при этом высокие оценки на уроках, к ней нет смысла придираться. Малфой, связанный Непреложным Обетом, ее больше не задирал и старался обходить стороной, не забывая посылать в ее адрес полные ледяной ненависти взгляды. После получения письма из дома, откуда пришли явно не самые лучшие вести, он еще долго ходил поникший и больше не задевал ни ее саму, ни Золотое Трио с Гриффиндора, а следом за ним не решались на провокацию остальные слизеринцы, вернее, им теперь не было нужды подражать белому хорьку № 1. По тому же, как Малфой стал трястись теперь за свои мантии, брюки, рубашки и туфли из драконьей кожи, можно было сделать вывод, что либо его семья переживает не лучшие времена, и родители не могут позволить себе потратить лишнюю сотню галеонов на крутые шмотки для своего единственного сыночка, либо самого сыночка лишили карманных денег, ибо было за что.
Крэбб и Гойл, как и Миллисент, в сущности, оказались вполне безобидными ребятами, зато Забини не мог прожить и дня, чтобы не пустить в адрес Анны какую-нибудь пошлую шутку, от которой тут же краснели щеки и уши — как и многие слизеринцы считали ее содержанкой Шенбрюнна, только говорил об этом в открытую, за что ему доставалось от того же Шенбрюнна. Это была еще одна из причин, по которым змейки не решались связываться с грязнокровкой и, тем более, делать ей какие-либо пакости, ведь гордый Карл Шенбрюнн может жестоко отомстить, если его игрушку обидят, да и вид самой Кайнер, покручивающей у себя в руках длинную палочку с тонкой вязью рун, также внушал немалые опасения. Анна чувствовала себя весьма неуютно из-за этих слухов, особенно когда ощущала на себе осуждающие взгляды гриффиндорской старосты Грейнджер или профессора МакГонагалл и лукаво-задорные — профессора Флитвика, однако Карл убедил ее, что ей незачем стесняться чужого мнения, тем более что слухи всегда можно опровергнуть, но, казалось, он был совсем не против поддерживать эту легенду. Он всегда ходил с ней под руку по коридорам, особенно расположенным в подземельях, дабы обезопасить от якобы случайных толчков или поддевок со стороны слизеринцев и ухаживал во время трапез в Большом Зале, на зависть многим другим девушкам, в том числе с других факультетов. При этом он нередко замечал на себе мрачный, полный ревности взгляд сидевшего за равенкловским столом Ассбьорна Фольквардссона, на что отвечал изящной галантной полуулыбкой, как бы говоря: “Извини, но она со мной на факультете учится”
Что же касается Северуса Снейпа, то он вообще перестал спрашивать на своих занятиях Шенбрюнна и Кайнер, никак не комментировал их зелья и письменные работы и вообще делал вид, что их не существует, ведь они оба его предали. Впрочем, к чести профессора зельеварения следует отметить, что работы Шенбрюнна он хотя бы оценивал, причем на высший балл, в то время как девчонка не получала ничего, даже “Тролля”. Он видел немое разочарование в ее глазах, когда она просто терялась в догадках — то ли она и вправду такое ужасное эссе написала, то ли злобный Снейп просто придирается. Его практически не беспокоил тот факт, что потерял человека, который мог бы стать ему другом, ведь друзья могут быть только у всеобщих любимцев и выскочек Поттера и Блэка, но не у некрасивого и сальноволосого Мастера зелий, увлекающегося Темными Искусствами.
На уроках он, как обычно, награждал баллами любимых змеек, даже если их ответы были самыми посредственным, затем проходился по умственным способностям Поттера и Уизли, которые даже не удосужились почитать учебник перед уроком, если в их дырявых головах ничего не остается после вчерашнего вечера. Игнорировал подскакивающую на месте, тянущую руку и сверлящую его злобным взглядом Грейнджер и удостаивал ее внимания лишь тогда, когда она проваливалась в свою розовую грезу, мечтая о ласках и поцелуях своего рыжего соседа по парте, который, казалось, и вовсе не подозревал о том, что синий чулок и заучка Грейнджер пускает по нему слюни. Пройтись по поводу похотливой сущности и гормональному бреду гриффиндорской старосты (а еще лучше — выгнать с урока), и все, сидит тихо, как глаза упырей, заспиртованные в банке на третьей полке слева. Как и многие люди старшего поколения, Северус Снейп был свято убежден, что нынешняя молодежь — ужасно развращенная, и что в их годы он вел себя куда более сдержанно и не опускался до подобных мыслей.
Пару дежурных вопросов для хаффлпаффок Боунс и Миллер, приправленных ядовитым бархатным голосом и прожигающим насквозь взглядом, и девицы, даже если что-то и знают, едва могут выдать что-либо связное, в то время как настоящий зельевар должен уметь идеально контролировать себя в любых обстоятельствах. И на закуску — Ассбьорн Фольквардссон, Равенкло. Бывший студент Дурмстранга должен поплатиться за то, что посмел посягнуть на его собственность. Декан Слизерина искал любой повод, чтобы придраться к равенкловцу и больше всех остальных студентов, вместе взятых, заваливал его вопросами, на которые Фольквардссон всегда отвечал четко, с присущим ему холодным достоинством, нередко удивляя Мастера зелий, привыкшего к, по большей части, тупоголовым и совершенно нелюбознательным студентам, своими обширными познаниями в тонкой науке зельеварения. Профессор Снейп неожиданно для себя обнаружил, что третировать ненавистного Фольквардссона ему нравится даже больше, чем не менее ненавистного Поттера — тот все равно не может ничего придумать, кроме как с ненавистью смотреть на своего учителя, сжимать кулаки от злости и испортить очередное, даже самое простое зелье. Фольвардссон же, несмотря на свое заведомо подчиненное положение, явно чувствовал себя с профессором на равных, а профессор, желая, с одной стороны, вытянуть из студента побольше информации, а с другой — утопить, сам не замечал, как втягивается в увлекательную беседу о свойствах того или иного зелья, его модификациях, влиянии компонентов и условий приготовления, и возвращался в реальность лишь тогда, когда проходила почти половина урока, а большая часть студентов или спала, или слушала их диалог, открыв рты и затаив дыхание. С криком: “Записывайте!” зельевар обрушивался на своих учеников, возвращая их в реальность, после чего оставлял рецепт на доске и начинал со своей излюбленной стремительной грацией прогуливаться между котлами, ища к чему придраться, чтобы предотвратить очередной несчастный случай. Для них обоих, учителя и ученика, это превратилось в своеобразную игру: кто первым не выдержит, кто первым сдастся, и Снейп очень надеялся, что это будет Фольквардссон.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 05.11.2012, 01:22 | Сообщение # 178 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 26. Затишье перед бурей: Интерлюдия.
Предупреждение:
Драбблы и мини я писать не умею, однако глава носит в целом отрывочный характер. Описываемые события следуют в порядке упоминания, но не связаны друг с другом.
* * *
Гербология…
Занятия в школе чародейства и волшебства Хогвартс продолжали идти своим чередом. Первокурсники сжигали перья на уроках у Флитвика, неудачно скрещивая “Lumen” и “Wingardium Leviosum”, второкурсники, в попытках правильно произнести заклинание и сделать нужное движение палочкой, получали на трансфигурации фантастические гибриды различных посудин из птиц, пятикурсники и семикурсники ныли от непомерного количества занятий и домашних работ, и не проходило ни одного практикума у Снейпа, на котором бы кто-то из нерадивых студентов не расплавил бы котел, не устроил взрыв или не подкинул бы какую-нибудь гадость в и без того криво сваренное зелье своему сопернику с другого факультета.
В понедельник у всего седьмого курса состоялось первое занятие по гербологии. Малфой по дороге в теплицы разыграл целый спектакль, жалуясь своим товарищам по факультету, какой это ужас — ходить в этих ужасных холщовых мантиях и копаться в земле, как какие-то магглы. Паркинсон и Забини активно поддерживали своего одноклассника, отпуская параллельно гадкие комментарии в адрес шедших им навстречу хаффлпаффцев и гриффиндорцев, у которых только что закончился урок. А Крэбб, Гойл и Буллстоуд, как всегда, безупречно играли свои роли, изображая очередной приступ гомерического хохота. Никто из них еще не задумывался о том, что этим же вечером им придется на практике доказать, насколько они готовы постараться ради благополучия собственного факультета, и потому активно подыгрывали своему пока еще старосте и серебряному принцу. Что же касается самого Драко Малфоя, то он даже не, что всего через пару часов выставит себя перед товарищами по факультету полным трусом и слабаком, не способным даже грязнокровку на место поставить, не то, что проявить организаторские способности и твердую волю, которых у него просто не было, но которыми он должен был обладать по статусу старосты.
Однако барсукам, с ног до головы перемазанным в грязи и листьях какого-то растения, казалось, вообще не было никакого дела до злобных и ядовитых подколок змей. Они шли веселой дружной компанией, заливисто смеясь и переговариваясь между собой. Как и слизеринцы, они считали единство одним из своих главных качеств, однако, в отличие от первых, полагали его не как необходимость поддерживать статус-кво своего факультета, но как следствие открытости, искренности и привязанности, взаимовыручки. “Вместе мы — сила! Вместе мы победим!” — таков был их девиз и жизненное кредо.
Единственными, кто реагировал на глупые провокации слизеринцев, были Рон Уизли и Лаванда Браун с Гриффиндора. Посыпались взаимные оскорбления, самыми приличными из которых были “Пожирательский сынок!”, “Предатели крови!” и “Морда мопсиная!”, за ними последовало махание кулаками и ощетинивание палочками. И дело так дошло бы и до драки, если бы вовремя не вмешались Грейнджер и Визерхофф с Гриффиндора и Нотт со Слизерина. Нотт сказал своим, что декан будет недоволен ими, когда узнает, что они опоздали на урок из-за того, что устроили драку, и бросил красноречивый взгляд на враждебно смотревшую на него Грейнджер, едва удерживавшую Поттера и Уизли, точно цепных собак. Гермиона же, продолжая сверлить Малфоя и Нотта злобным взглядом, со всей силы схватила за руки своих друзей, пытаясь оттащить их назад. “Не обращайте внимания, не обращайте внимания”, — шептала она, как мантру, смотря перед собой стеклянными карими глазами. Нет, она нисколько не была трусливой, и издевки Малфоя, Паркинсон и Забини били по ней не хуже, чем по всем гриффиндорцам. Но, в отличие от большинства ее одноклассников, Гермионе Джейн Грейнджер было присуще логическое мышление, и потому для нее не составляло труда догадаться, что слизеринцы их специально провоцируют, и потому нельзя давать им повода насладиться своим триумфом. Как староста и просто очень ответственная девушка, она не хотела лишних неприятностей своему факультету, и в этом ее аргументы полностью совпадали с таковыми у Нотта. Визерхофф же, не имевший для выражения своего мнения таких препятствий, как дружба и любовь, быстро озвучил его самым недогадливым. Гнева профессора МакГонагалл львы опасались вполне справедливо — ведь она еще и баллы снимет, и отработки назначит — и потому предпочли за лучшее сложить оружие и продолжить свой путь к замку. Лишь напоследок Шенбрюнн сдержанно кивнул Визерхоффу и чуть-чуть улыбнулся Элизе: при других обстоятельствах они могли бы нормально поздороваться и поговорить, но факультеты диктовали им свои правила поведения, а давать лишний повод для сплетен и провокаций никому из них не хотелось.
Карл не участвовал в имевшем место традиционном выяснении отношении между Слизерином и Гриффиндором, предпочитая держаться в стороне вместе с Кайнер и Дафной Гринграсс. Нет, он не был трусом, он просто понимал, что его вмешательство абсолютно не нужно, тем более когда за дело взялся Лотар, а сам конфликт не затрагивал его личных интересов. И, тем не менее, ему было стыдно за своих одноклассников за то, что они, уже de-jure взрослые люди, ведут себя, как маленькие избалованные дети, привыкшие утверждаться за счет более слабых людей. Нет, Карл Шенбрюнн нисколько не считал гриффиндорцев слабыми морально или физически и прекрасно понимал, что они способны отстоять свои интересы перед внешним врагом, будь то некий самозваный Лорд или, в масштабе школы, факультет Слизерин, но полагал их уязвимыми как в контексте владения информацией социально-политического значения, так и в статусе, и в характере. Легко возбудимые, не склонные к организации и порядку, они легко ведутся на провокации слизеринцев. Они могут утверждать сколько угодно, что их не касаются предрассудки чистокровных, однако своим поведением они только доказывают обратное. Факультет, где учится больше всего маглорожденных и полукровок, по статусу которых так удобно бить. Наивность, слепая вера в авторитеты, подсознательная незащищенность — и ими уже легко управлять. А слизеринцы в большинстве своем… они просто бьют тех, у кого заранее меньше преимуществ, подобно банде не особо отягощенных умом подростков, избивающих малышню. Только вот, в отличие от этой малышни, гриффиндорцы даже не догадываются, где они заранее проигрывают противнику.
Заинтересовал также Шенбрюнна нелестный эпитет “предатель крови”, брошенный в сторону Уизли. Это был не первый раз, когда он слышал это выражение, причем в адрес рыжих друзей Поттера, и потому его заинтересовало, что же такого сотворили Уизли в прошлом. Понятие “предатель крови” не имело четкого определения и могло трактоваться в весьма широких пределах. Оно могло означать человека, нарушившего Правила Рода, или, в более узком контексте, ослушавшегося воли Главы Рода или кого-то из старших родственников, претендующих на лидерство в семье (даже если непосредственно Правила Рода не были при этом нарушены) или же преступившего магическую клятву, особенно данную при свидетелях. “Предателем крови” может стать только чистокровный волшебник, ибо, с точки зрения традиционного магического законодательства, магглорожденным, полукровкам, а также волшебникам из магически не учрежденных родов с короткой родословной просто нечего предавать. Если Уизли — действительно “предатели крови”, это объясняет и тот факт, почему их фамилия не упоминалась в сборнике “Чистокровные семейства магической Британии”, и их поведение, как утративших свое наследие и потому опустившихся до уровня обыкновенных плебеев, которым нужны только “хлеб и зрелища”.
Звон колокола, эхом разнесшись в округе, заставил немца отложить на время свои рассуждения и поспешить в теплицу следом за остальными слизеринцами и равенкловцами.
Вела гербологию профессор Спраут, декан факультета Хафллпафф. Это была старая, невысокая полная женщина с добрыми глазами. Проведя перекличку, она, как и все остальные учителя на своем первом уроке, устроила небольшой экскурс относительно планов на предстоящий семестр, после чего перешла непосредственно к теме урока. В отличие от Снейпа, который всех студентов по умолчанию считал бездарями, не способными запомнить элементарных вещей, и потому не тратил времени на объяснение теоретического материала, Спраут считала своей обязанностью вытянуть даже самых слабых студентов. Говорила она медленно и повторяла свою лекцию обычно два раза, после чего вызывала наугад учеников и просила их повторить тот или иной отрывок из ее инструкции, а также ответить на вопросы непосредственно по теме урока. Также немало внимания уделяла она правилам техники безопасности, справедливо заметив, что работа в теплицах только на первый взгляд может показаться слишком простой и скучной.
Кайнер работала Анна в тройке с Шенбрюнном и Фольквардссоном — они не спрашивали друг у друга разрешения, не сговаривались, просто подошли все вместе к одной грядке, и Лапина не пожалела, что обстоятельства сложились именно таким образом. А профессор Спраут была доброй женщиной и потому разрешала выбирать к себе в напарники кого угодно, лишь бы работа ладилась и была готова к концу урока. Сегодня они начали изучать растения, чувствительные к применению магии и эмоциональному воздействию, и потому преподавательница вскользь упомянула, что в этом семестре нелишним будет владение окклюменцией. Лапина усмехнулась про себя, однако поделилась своими мыслями с друзьями — британские волшебники дружно обозвали ментальную магию темной, и, следовательно, запрещенной ad studendum (1). Те, кто владеет ею, молчат об этом, но используют тихо и незаметно для окружающих на них самих же. Зато практически все учителя, чьи занятия хоть как-то связаны с практическим использованием волшебства, советуют овладеть хотя бы окклюменцией. Парни молча согласились с ней и вернулись к работе, взяв на себя, как более опытные ментальные маги, самую сложную и ответственную ее часть. К удивлению Анны, Ассбьорн весьма неплохо разбирался в гербологии и отлично справлялся с растениями, что в ее сознании, как правило, было интересно лишь женщинам. Как объяснил швед, в Дурмстранге, в специально отведенных теплицах, они сами выращивали будущие ингредиенты для своих зелий, так что у него несколько лет практики в этом деле. Кроме того, у них в Блигаардсхаллене также есть сад с редкими растениями, большая часть из которых используется в зельеварении.
Малфой и Паркинсон большую часть урока занимались ничегониделанием и только командовали — как это они вручную будут очищать плоды от чашелистиков, спускать яд, вынимать семена, ведь это же работа для тупых гриффиндорцев. А запрет на использование магии в этой теплице просто вгонял в тоску. В итоге Крэбб и Гойл, уже изрядно искусанные, повисли на листьях, а Буллстоуд, которая никогда не отличалась аккуратностью и щепетильностью, достались сбор и обработка плодов. Спраут оштрафовала Слизерин на целых пятьдесят баллов за “издевательство над редким и ценным растением” и отправила рябят, покрытых ранами и волдырями, в Больничное крыло.
Забини, который работал в четверке с Эшли, Гринграсс и Ноттом, на всю теплицу исполнял арию Риголетто, и надо отметить, у него был довольно приятный и сильный тенор — “росянка”, на которую было похоже растение, с которым им пришлось иметь дело на уроке, аж зааплодировала, едва не срезав под лодыжки крутившегося вокруг нее Нотта.
Падва Патил с Равенкло завела традиционные индийские напевы, в результате чего растение приняло позу лотоса и ушло в Нирвану, позволив Лизе Турпин и Мэнди Брокльхерст делать с собой что угодно. А Терри Бут начал читать законспектированную лекцию Биннса, которая вовремя оказалась у него в сумке. Однако вогнал он тем самым в сон не только сам цветок, но также своих друзей Майкла Корнера и Энтони Голдстейна, и едва не уснул сам, очнувшись лишь тогда растение сцапало его тетрадь, довольно клацнув шипованными листьями.
В целом же, гербология, или “практическая ботаника”, как ее “окрестила” Анна Лапина, также известная как Кайнер, оставила довольно бледное впечатление в ее сознании. Просто еще один трудный урок, который необходимо пережить. Как и на зельеварении, здесь также требовалась предельная осторожность и аккуратность, однако Анна никогда не любила копаться в земле и не увлекалась комнатными растениями, чтобы проявить интерес к данному предмету. А необходимость заучивать наизусть кучу несвязанных между собой названий и инструкций, которые весьма проблематично было свести в систему, и вовсе не вселяла оптимизма, грозя переполнением жесткого диска.
* * *
История магии…
На истории магии во вторник Биннс продолжил заунывно вещать о восстании гоблинов в 1914 году и дипломатической войне между волшебниками и гоблинами разных стран, начавшейся параллельно маггловской первой мировой войне. Змейки, еще державшиеся на трансфигурации, дабы не ударить в грязь лицом перед деканом вражеского факультета, теперь отсыпались после вчерашнего довольно трудного и насыщенного дня и ночи, проведенной за учебниками, чем вызвали тихие, недвумысленные смешки представителей других факультетов — весь Хогвартс уже был в курсе, что змеи теперь сами восстанавливают свои подземелья, разгромленные “горным троллем”, что стало очередной темой для подколок и провокаций. Малфой, который серебряным принцем Слизерина уже не являлся, согнувшись буквой “S”, спал в гордом одиночестве на скамье под партой. Забини, на которого навалилась Паркинсон, положил голову на плечо Эшли, которая облокотилась о ближайшую стену. Крэбб, Гойл и Буллстоуд аккурат положили головы на парты друг за другом, и теперь к привычному монотонному голосу профессора Биннса добавилось ритмичное сопение, которое, с одной стороны, немало раздражало сидевших неподалеку студентов вроде Грейнджер, Визерхоффа и Миллер, и, в то же время, медленно, но верно вгоняло в сон Уизли, Смита и Эббот. Гринграсс мило прикорнула на плече у сидевшего рядом с ней Нотта. Нотт же подумал, что Дафна достаточно красива и чистокровна и, к тому же, не глупа, так что ни его, ни ее родители не станут возражать против их брака, и, приобняв девушку за талию, отправиться в царство Морфея вслед за остальными своими товарищами по факультету.
… Анна улыбалась во сне, отчего ее лицо, освещенное падавшими из окна косыми солнечными лучами, казалось одухотворенным, преобразившимся. Словно она решила убрать внутренние блоки, державшие ее в страхе и напряжении, и позволила приятным и радостным мыслям заполнить сознание. Ассбьорн дотронулся до ее руки — такой маленькой и хрупкой, что хотелось взять ее обеими ладонями и поднести к губам — и почувствовал, как тонкие женские пальцы обхватили его руку в ответ. Ассбьорн улыбнулся и увидел, как еще шире стала улыбка на лице Анны.
… И снова утро, и косые солнечные лучи выхватывают из полумрака комнаты ее белое, улыбающееся лицо. Ее округлая грудь мерно вздымается под тонким белым кружевом ночной рубашки, опущены ресницы, а русые волосы в беспорядке разметались по белой подушке, но это ее не портит, нет. Он наклоняется над ней и нежно целует в чуть приоткрытые губы, бережно придерживая голову.
— Доброе утро, — ласково шепчет Ассбьорн.
Анна радостно улыбается и обнимает его в ответ. На ее безымянном пальце блестит серебряное кольцо…
Фольквардссон мотнул головой, загоняя вглубь сознания столь далеко идущие мысли. Ему еще предстоит завоевать доверие и симпатию Анны, и сделать это будет крайне нелегко, если рядом есть такой конкурент, как Карл Шенбрюнн, который имеет перед ним очевидные преимущества. Сам же конкурент в это время спал не менее сладко, чем возлюбленная Фольквардссоном Анна Кайнер, также положив голову на парту, и его пальцы — случайно ли — касались ее локтя.
— То есть как это — волшебники подчинились каким-то магглам? — громко возмутился Бранау, привстав со скамьи и опершись руками о парту, глаза его лихорадочно блестели.
Это была первая лекция по истории магии, которую посетил Бранау в Хогвартсе, и он уже остался недоволен, начиная тем, что предмет ведет призрак, и заканчивая тем, что Биннс слишком мало говорил о самих волшебниках, но слишком много внимания уделял магглам и гоблинам. В целом же у Генриха сложилось весьма противоречивое мнение о Хогвартсе и принятой в магической Британии системе образования. С одной стороны, его радовала практически полная безнаказанность — даже Снейп, декан факультета Слизерин, вынужденный подчиняться этому старому маразматику, не мог вставлять ему палки в колеса, и в словах его легко можно было отыскать лазейки (“… если убийство будет совершено в стенах Хогвартса…”), а белобородый директор, также известный как победитель Гриндевальда, слишком трясется за свой авторитет, чтобы позволить провести расследование, ведь это ляжет темным пятном на репутацию школы и, следовательно, на его собственную. Одна его нелепая версия с троллями чего стоит! Здесь не нужно быть гением, чтобы догадаться, что это лишь дешевая отговорка. С другой, юный наследник древнего чистокровного рода находил Хогвартскую программу крайне скудной по части гуманитарных предметов. Одна несчастная история магии, которую ведет призрак — просто ужас! И это лучшая школа чародейства и волшебства в мире?! Конечно, были еще и древние руны, но Генрих был уверен, что не узнает на этом предмете ничего интересного, поскольку его интересовали лишь ритуальные аспекты применения рун, которые в Хогвартсе относятся ad indicem scientiarum prohibitarum (2). Здесь не преподавали ни теорию магии, ни магическое законодательство, которые он изучал для подготовки в Йену. Как рассказал ему Малфой, чистокровных волшебников этому обучали в семьях — таким образом, они получали заметные преимущества перед грязнокровками. С третьей стороны, грязнокровки в Хогвартсе ну уж очень нагло себя вели, уверенные в своей исключительности и ставящие сами себя на один ранг с чистокровными, причем Бранау так и не смог определиться, кто его бесит больше: Грейнджер или Кайнер. Тихие ботаники с Равенкло или тупицы с Хаффлпаффа его мало интересовали — все равно, что муха, которая ползет по стене, кусать — не кусает, но раздражает прилично, что сразу хочется Аваду запустить. Грейнджер — зубрила и выскочка, думающая, что если она перечитала все книги из библиотеки, то знает больше всех, и наивно убежденная в том, что кому-то здесь придутся по вкусу ее дурацкие маггловские идеи. Пожалуй, если бы она не была подружкой Поттера и, следовательно, не входила бы в число директорских любимчиков (а по тому, как быстро замяли дело Гольдштейна, Бранау понял, что грязнокровки для директора являются не больше, чем просто расходным материалом, глупым стадом баранов, которыми легко управлять, держа их в блаженном неведении), ее можно было бы зажать где-нибудь в темном углу, сполна насладившись ее болью, страданиями и унижением, после чего бросить ее умирать так, чтобы никто никогда ее не нашел, — юноша не заметил, как его губы изогнулись в хищной улыбке, а глаза засветились маниакальным блеском. А Кайнер… Кайнер должна будет сполна заплатить его унижение, нужно будет только выбрать подходящее время и место… не в Хогвартсе, — Генрих отлично помнил наставление декана и Темного Лорда. Он чувствовал себя глубоко уязвленным, после того, как очнулся незадолго до рассвета в Больничном крыле, будучи не в силах поверить, что его смогла победить какая-то грязнокровка, и потому очень надеялся на то, что декан не станет уведомлять его родителей о сем позорном инциденте. К тому же, его планам мешал тот факт, что Кайнер почти все время опекали Шенбрюнн и Фольквардссон, против которых он не решился бы выступить в открытую (его младший брат Хуберт, учившийся в Дурсмстранге, рассказывал немало страшилок о суровом и мстительном Ассбьорне Фольквардссоне и некой Сольвейг Бергстрём, которых которого никто не мог победить в дуэли,), да и Кайнер, придется признать, тоже далеко небезобидна. Необходимо просто улучить момент, чтобы она осталась одна, так что не помешает стравить этих двух олухов между собой. А еще лучше будет, если они будут вынуждены наблюдать за ее мучениями, не в силах ей помочь — это будет уже самая настоящая, самая сладкая месть. В любом случае, у него еще есть время, для того, чтобы обдумать и претворить в жизнь свой план…
Резкий выпад Генриха нарушил привычное течение лекции по истории магии, заставив проснуться большую часть присутствовавших студентов, которые спросонья не до конца понимали, о чем идет речь, и потому хлопали глазами.
— Сядьте, Брайан, и не мешайте, — Биннс не изменил своей привычке путать имена студентов и проплыл мимо слизеринца, совершенно не обратив на него внимания.
Бранау хотел сказать что-нибудь едкое в стиле “Как ты посмел назвать меня, жалкий отпечаток души?!”, однако сдержался, и гнев его выдавало лишь белое, как мел, лицо, каждый мускул которого был напряжен до предела, и бледно-серые глаза, которые выдавали такую злобу, что ее хватило бы на десяток Авад и пятерку Пыточных. Ибо Генрих фон Бранау был воспитан в уважении к старшим и привык воспринимать привидений как носителей древних знаний и хранителей места. Привидение было бессильно физически и не могло пользоваться магией, для которой требовался проводник и хранилище в виде телесной оболочки, зато способно было проклясть. Последнее носило, скорее, ритуальный характер и требовало не столько магической мощи, а сколько силы воли и нацеленности на достижение определенного результата. Для этого требовался лишь интеллект, которым приведения обладали в избытке. Они не были лишены магии полностью, но сохраняли ее в некоем рассеянном виде, и потому их можно было обнаружить с помощью чар выявления остаточного магического действия.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, профессор Биннс, — настойчивым голосом произнес Бранау.
Пусть от личных оскорблений в адрес историка-призрака он воздержался, однако никак не мог примириться с тем, что не укладывалось в его собственную парадигму мирового устройства, и потому считал это нелепой подтасовкой с целью “угодить грязи”.
– Маги не могли так низко пасть, чтобы выплачивать репарации за этих жалких магглов! Да магический мир только бы сбросил с себя оковы, если бы эти свиньи-магглы передохли бы от голода!
Теперь уже все студенты, открыв рты, со страхом в глазах смотрели в спину стоявшему в первом ряду белобрысому слизеринцу с большим количеством перстней на пальцах. От него исходили яркие эманации злобы и ненависти, он казался опасным, хотя они и не видели его лица. Намного более опасным, чем Малфой, Снейп или Тот-кого-нельзя-называть со своими Пожирателями Смерти, ибо стоял прямо перед ними. Никто не сомневался, что ему ничего не стоит взять палочку и убить всех разом — несмотря на настоятельную рекомендацию директора не разглашать об инциденте, имевшем место на прошлой неделе, почти весь седьмой курс знал, что именно Бранау проклял Голдстейна, после чего тот четыре дня провалялся в Больничном крыле, и что подлого слизеринца не отправили в Азкабан только потому, что против него не было доказательств.
Элиза подняла затравленный, виноватый взгляд на окружавших ее однокурсников — некоторые из них смотрели с явным осуждением на всю их группу. Лотар крепко сжал ее ладонь, давая понять, что всегда защитит ее, однако вид его был крайне угрюмый и мрачный. Лишь Карл Шенбрюнн отличался ледяным спокойствием, однако по лицу его было видно, что это спокойствие дается ему с большим трудом. Всем им было стыдно, что они живут в одной стране с таким фанатичным расистом и идеологом чистокровности, как Генрих фон Бранау. Кроме того, они вполне справедливо опасались, что теперь о них, как и обо всей их стране в целом будут судить исключительно по одному, причем не лучшему ее представителю, ибо в массовом сознании большинства людей история Германии ассоциировалась исключительно с нацизмом, лагерями смерти и запредельной жестокостью. Кайнер же просто уткнулась подбородком в сложенные на парте руки и отрешенно смотрела перед собой. По ее мнению, опасной была не та собака, которая много лает, а та, что кусает. А Фольквардссон, продолжая сверлить спину Бранау холодным колючим взглядом, заранее положил перед собой волшебную палочку, чтобы при необходимости быстро нейтрализовать зарвавшегося слизеринца. Единственный, кто, казалось, с полным равнодушием взирал на происходящее, был преподаватель истории магии Катберт Биннс.
— Как ты смеешь перебивать учителя?! — возмутилась Гермиона, встав с места; карие глаза ее были полны гнева, а к лицу прилила кровь. — Профессор Биннс абсолютно прав: это ваши волшебники развязали войну, значит, они же должны были выплачивать репарации странам-победительницам!
— Заткнись, гря…
Договорить Генрих так и не сумел, ибо почувствовал внутри себя холодную ноющую пустоту, а ученики впервые увидели, как призрак прошел сквозь человека. Юноша обмяк, развалившись на скамье, на которой, кроме него, больше никто не сидел, и уставился стеклянными глазами в потолок.
— Сядьте, Грайнне. Вы понятия не имеете, о чем говорите, — строго сказал преподаватель, и продолжил читать лекцию своим монотонным речитативом, рассказывая о подписании Версальского договора магглами и магами. По отдельности, разумеется.
Грейнжер же, все еще красная от гнева, почла за лучшее опуститься обратно на скамью — профессора Биннса лучше не злить. Это был первый раз, когда профессор Биннс не просто наказал студента за плохое поведение на его уроке, но и вообще проявил эмоции.
— Классно ты сделала его, Миона! — шепнул Рон Уизли, показав поднятый вверх большой палец.
Сидевший по другую сторону от нее Гарри согласно кивнул улыбнувшись. Однако каждый из мальчиков был рад за подругу по-своему: если для Гарри было важно, что ей удалось поставить на место нового слизеринского принца и показать себя истинной гриффиндоркой и поборницей справедливости, то Рону понравилось, как она отделала соотечественника этого противного Уизерофа. Действия же Биннса ребята восприняли исключительно как поддержку Гермиониной правоты, в то время как Гермиона, поймав на себе взгляд призрака, напротив, заметила явное осуждение своих действий, отчего ей стало не по себе: это была не брезгливость, с которой на нее и мальчиков смотрел обычно Снейп, а небрежная снисходительность, характерная, скорее, для самого нелюбимого директора Хогвартса Финнеаса Найджелюса Блэка, не считавшего нужным удостаивать внимания тех, кто был младше и, следовательно, не могли похвастаться умом и жизненным опытом. “Вы понятия не имеете, о чем говорите”, — вспомнились ей слова профессора. Стало неуютно, ведь ее фактически поставили перед фактом, что она сказала глупость, чего лучшая ученица Хогвартса не могла себя простить, ибо знания и соответствующие им оценки были для нее единственным способом самоутверждения в жизни. Однако, как ни старалась девушка, так не могла найти, где именно она допустила ошибку в своем высказывании.
1 (лат.) к изучению.
2 (лат.) к перечню запрещенных знаний.
|
|
| PPh3 | Дата: Понедельник, 05.11.2012, 01:37 | Сообщение # 179 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| По окончании урока Крэбб и Гойл увели полубесчувственного Бранау в Больничное Крыло, где он провалялся до самого вечера, окончательно для себя решив, что даже историю магии в Хогвартсе преподают ужасно, поэтому делать здесь реально нечего. С другой стороны, Хогвартс — идеальное место для претворения в жизнь идей Темного Лорда, пока они совпадают с идеями его клана, и, не маловероятно, здесь он сможет добиться большего, нежели у себя в Германии.
Никто из его старых одноклассников, приехавших вместе с ним по обмену в Шотландию, даже не подумал о том, чтобы проводить его или просто поддержать. Вместо этого Шенбрюнн, Визерхофф, Миллер, а также присоединившиеся к ним Кайнер и Фольквардссон дружной компанией направились во внутренний двор, чтобы провести оставшееся до обеда время на свежем воздухе. Дул слабый ветерок, закручивая в небольшом вихре опавшие на землю листья, а солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы осветить окруженные многочисленными постройками дворы-колодцы и подарить их обитателям немного тепла. Карл, Анна и Ассбьорн, поудобнее устроившись на балюстрадах, отделявших двор от окружавшей его крытой галереи, отрабатывали заклинания для предстоящего урока у профессора Флитвика. Данный предмет они находили для себя наиболее легким и интересным одновременно, и потому тратили минимум времени на подготовку к нему. Элиза плела себе венок из цветков бессмертника и веточек остролиста, а Лотар баловался тем, что наколдовывал птичек, которые весело щебетали, прыгая по веткам плюща, оплетшего балюстрады. Через несколько недель они исчезнут так же, как и появились — просто растворятся, став частью здешней магии, а пока пусть радуют слух.
Царившую между ними идиллию нарушило появление Грейнджер, за которой едва поспевали Поттер и Уизли: стоило девушке воодушевиться какой-либо идеей, как у нее тут же открывалось второе дыхание, и появлялись силы действовать, действовать, действовать… Грейнджер в весьма доступной форме дала понять немцам, что им должно быть безумно стыдно за свою страну, раз они, имеется в виду магическое сообщество, не хотят становиться на путь очищения и демократии, но вместо этого культивируют у себя нацистские предрассудки времен второй мировой, в результате чего на свет появляются такие особи, как Генрих Бранау. Также Гермиона предположила, что в Германии эльфы наверняка еще больше ущемлены в правах, чем в других странах. А, заметив стоявшего за Кайнер и недобро поглядывающего на нее (Гермиону) Фольквардссона, девушка сразу же заявила, что виной всему их лояльное отношение к темным искусствам, которые вызывают жажду власти и превосходства над всеми остальными. Все это староста гриффиндора выпалила на одном дыхании, что никто даже не успел возразить ей. При этом она нисколько не сомневалась в своих словах, уверенная, что несет свет людям.
Для такой умной девушки, как Гермиона Грейнджер, не составило труда провести параллель между Вольдемортовским террором и Гитлеровским режимом. Она специально изучила вперед историю магии и узнала, что Гитлер устроил вторую мировую войну не без подсказки первого темного мага столетия Геллерта Гриндевальда. Гриндевальд мечтал захватить весь мир и поработить магглов, и в этом его стремления мало отличались от таковых у Бранау. А поскольку и дураку было понятно, что в одиночку он ничего не смог бы сделать, то он пошел на временные уступки и заключил соглашение с тогдашним немецким диктатором Гитлером, который обладал достаточной харизмой и жаждой власти, чтобы заставить своих подданных идти войной на остальные европейские страны. Из рассказов же Гарри о Вольдеморте, составленных на основе имевшихся у Дамблдора воспоминаний, Гермиона поняла, что Риддл, если называть вещи своими именами, еще с детства мечтал о власти, чтобы все его боялись. Поступив в Хогвартс, он стал очень быстро изучать темную магию, поняв, что это поможет ему захватить власть, а уже в шестнадцать совершил свое первое убийство, лишив жизни своего отца-маггла и его родителей. В последствии он стал еще глубже изучать темную магию, что привело его к созданию хоркруксов. Дамблдор поступил очень правильно, что распорядился убрать из библиотеки все книги по темной магии, когда стал директором.
Итого, обоими маньяками двигало стремление к власти, усиленное изучением темных искусств. И потому, если волшебники не осознают всю их пагубность, то они не смогут избавиться от своих ужасных средневековых предрассудков и построить здоровое демократическое общество, в котором на корню будет рубиться зло и несправедливость.
Стоявшие позади Грейнджер Поттер и Уизли согласно кивали, даже не задумываясь о том, как сильно напоминали в тот момент малфоевских громил Крэбба и Гойла. Лица же немецких подростков были мрачнее тучи, но вовсе не оттого, что они испытывали глубокое раскаяние за прошлое своей страны. Так, Визерхофф понимал, что если он скажет хоть слово, то не сможет себя остановить, что может плохо закончиться для Грейнджер, которая весьма раздражала его своей наивностью, и ее тупоголовых друзей. Миллер просто испугалась столь бешеного напора гриффиндорской старосты. И хотя она, как и все послевоенные поколения, осуждала идеологию нацизма, ей, тем не менее, показалось неправильным — вот так начинать практически сразу с оскорблений и тыкания носом в грязное прошлое. Кайнер мечтала послать гриффиндорцев куда подальше, однако благоразумно промолчала, решив, что ее слова вряд ли покажутся адекватными в данной ситуации. Фольквардссон также промолчал, но лишь потому, что решил, что трем наивным гриффиндорцам, которым постоянно обрабатывает мозги директор Дамблдор, просто бесполезно объяснять, что Темные искусства не являются злом сами по себе, но только лишь по соответствующему намерению их применяющего, что это часть древней и могущественной магии, которая, благодаря стараниям некоторых, печально сведена до простой зубрежки и неосмысленного махания палочкой. Они просто не примут это, ибо парадигма мышления, вложенная Дамблдором и взращенная многочисленными учебниками, авторы которых уже не имеют реального отношения к магической науке, а только протирают мантии у себя в кабинетах, просто определит это как негативную эвристику и откинет прочь. И вообще, на Грейнджер не помешало бы наложить “Silentium”, невербально.
— Да, мисс Грейнджер, — ответил Шенбрюнн за всех своих друзей, ибо из всех них обладал не только твердой волей, но и выдержанным характером, — к сожалению, на истории нашей страны действительно лежит огромное пятно позора, в назидание будущим поколениям, чего не стоит делать. Однако идеология нацизма уже давно предана осуждению, и ни мы сами, ни наши семьи, ни большая часть наших сограждан, в чем я могу быть уверен, не разделяем данные политические взгляды, которые активно проповедует, как бы ни прискорбно это звучало, наш соотечественник Генрих фон Бранау, — Карл говорил спокойно и уверенно, просто констатировал факты. — И посему, мисс Грейнджер, с вашей стороны было весьма неосмотрительно распространять ваши стереотипы на всех нас, только потому, что под них попал один из нас. Ибо, продолжая распространять данные стереотипы дальше, мы могли бы прийти к выводу, что вашей стране — я имею в виду магическую Британию — также нечем похвастать, когда вы, имея перед собой отрицательный пример в виде нас, допустили становление очередного Темного Лорда, еще более жестокого и беспощадного, чем Гриндевальд.
Гермиону немало покоробили слова немца. Она действительно опиралась лишь на стереотипы, а не собственные наблюдения (которые нередко отметала, как несоответствующие стереотипам), и потому решила, что большинство немецких волшебников рассуждает аналогично Бранау, проповедующему расовую ненависть по отношению к магглам и магглорожденным. И, тем не менее, несмотря на осознание собственной логической ошибки, ей было неприятно, как Шенбрюнн обернул собственные слова против нее самой же. Она же как лучше хотела! Научить, показать, что у них тоже есть шанс стать хорошими, и что для этого нужно сделать. Подлый змей! Взрастили они Темного Лорда, как же? Девушка хотела разразиться очередной нравоучительной тирадой, но вдруг задумалась о том, почему Том Риддл стал Вольдемортом. И тут ей стало нечего ответить, ибо, еще раз прокрутив у себя в голове рассказы Гарри о Вольдеморте, она неожиданно обнаружила, что воспитанием будущего Темного Лорда № 2 вообще никто не занимался. Не взрастили, а вырастили — как сорняк.
Рон хотел, было, кинуться на молодого аристократа, возмущенный тем, как тот нагло оскорбил их, обвинив в том, что якобы они сами способствовали появлению Того-кого-нельзя-называть, но его вовремя остановила Гермиона, аргументировав тем, что ей необходимо все обдумать. Отдувшись, Уизли с ненавистью посмотрел на Шенбрюнна, потом на Визерхоффа и встал рядом со своей девушкой, по-собственнически положив ей руку на талию, всем своим видом демонстрируя, что он здесь главный.
Гарри же стоял, хлопая глазами, и пытался переварить смысл услышанного. Он пытался найти подводные камни в словах молодого аристократа — ведь слизеринцам нельзя верить — но не мог их в упор разглядеть. Шенбрюнн говорил с Гермионой вполне вежливо, да и друзья его не смотрели на нее с ненавистью или брезгливостью, свойственным типичным слизеринцам вроде Малфоя и Паркинсон. Наверное, они действительно просто другие, и все. И, хотя Поттер не испытывал желания подружиться с кем-нибудь из них, почему-то ему не хотелось, чтобы тот же Шенбрюнн, под воздействием своих одноклассников-слизеринцев, а следом за ним и Визерхофф превратились в очередных Малфоев или Забини. При этом юноше не давала покоя фраза “вы… допустили становление очередного Темного Лорда”. Что это значит? После многочисленных погружений в Омут Памяти вместе с Дамблдором Гарри мог с уверенностью сказать, что был непосредственным свидетелем некоторых эпизодов из жизни Вольдеморта. Он знал, что детство Риддла было далеко не самым счастливым, немногим лучше, чем у него самого, но он, Гарри, не стал же таким жестоким и бессердечным, как Риддл. А Дамблдор говорил, что человека определяют не заложенные в нем качества, а сделанный им выбор. Парень даже не задумывался о том, что в отличие от Тома Риддла, его растили, причем специально, хотя знал, что на первом курсе Дамблдор намеренно позволил ему сразиться с Квирреллом, а на втором — с василиском; знал, что все время, что он жил на Тисовой, за ним приглядывала старая кошатница миссис Фигг и некоторые другие орденцы. Знал, но не придавал значения — ведь он уже сделал свой выбор и решил идти до конца, даже ценой собственной жизни.
— Если говорить по справедливости, — с чувством собственного превосходства добавил Шенбрюнн, посмотрев холодным взглядом на гриффиндорцев, — то вам, мисс Грейнджер, следовало бы сказать все это Бранау, а не нам. Хотя, для вашей же безопасности, я рекомендовал бы вам не подходить к нему близко. И запомните: слепо следовать стереотипам — не самый верный способ для того, чтобы узнать и понять человека.
На этой высокой ноте слизеринец закончил свою речь, после чего подал знак своим друзьям, чтобы всем вместе идти в Большой Зал. Рон снова захотел пустить в Шенбрюнна и его друзей какое-нибудь неприятное заклинание, однако те, словно угадав его намерения, резко развернулись, выставив перед собой волшебные палочки, так что Уизли, помня свою дуэль с Визерхоффом, вынужден был отступить, мысленно давая себе зарок поквитаться с ним и его дружком-слизеринцем при первой же возможности. Гермионе же было чуть ли не до слез обидно: не считая профессора Снейпа, Шенбрюнн был уже вторым человеком за день, который намекнул, что она, лучшая ученица Хогвартса, вовсе не так умна, как она пытается представить. Но ведь она посещает больше всех предметов, она больше всех занимается уроками! Не было в Хогвартской библиотеки еще ни одной книжки, которую она бы ни прочитала! Она не может быть не самой умной! И, тем не менее, что-то в словах Шенбрюнна заставляло ее согласиться, что-то, что она принимала сама за аксиому, но пока еще не осознавала.
* * *
Курьез…
— Она восхитительная!
— Великолепная!
— Неподражаемая!
— Жить без нее не могу!
Крэбб и Гойл, самые отстающие ученики на потоке даже не подозревали, что знают столько разных слов, пока не попробовали замечательных шоколадных конфет, которые нашли на тумбочке у кого-то из одноклассников, который почему-то к ним не притронулся.
— Она…
— Ромильда Вейн!
— Лаванда Браун!
Парни даже не подозревали, как глупые улыбки расплылись по их круглым лицам, а глаза остекленели и покрылись поволокой, что явно говорило о превосходстве “Id” над всеми остальными элементами сознания.
Доев все конфеты, дабы набраться сил для столь важного поступка, как признание в любви, слизеринцы небрежно побросали коробки на пол и, с трудом протиснувшись в дверной проем, отправились на поиски своих пассий. Они совершенно не представляли, где их искать, позволив неожиданно открывшемуся в них внутреннему оку вести их тела.
В одном из коридоров Хогвартса недалеко от Большого Зала, некоторое время спустя…
— Ромильда, а ты уверена, что зелье не испортилось? — спросила Лаванда Браун свою подругу с пятого курса.
— Уверена, — процедила сквозь зубы девушка, которая в этот день также отличалась крайней нервозностью.
— Но он на меня ни разу не обратил внимания! — еще громче произнесла Лаванда; казалось, еще немного, и она устроит истерику.
— И на меня… — не мрачно согласилась Ромильда, отвернувшись.
— Девочки, да чего вы беспокоитесь? — вмешалась в разговор Парвати Патил. — Чтобы с нашей красотой мы не смогли найти себе мальчиков…
Из их троицы она была единственная, кто излучал оптимизм.
— Тебе легко говорить, — огрызнулась Лаванда. — Вам с сестрой родители наверняка найдут хороших женихов. А у нас кто есть? Поттера крепко держит младшая Уизли, Уизли отбила у меня Грейнджер в прошлом году и, кажется их отношения сейчас набирают активность, — Ромильда прикрыла лицо ладонью, чтобы никто не заметил появившуюся на ее лице ухмылку. — Уизероф встречается с этой дурой-хаффлпаффкой и дружит со слизеринцами. Лонгоботтом — вообще тюфяк. Томас и Финниган — тоже еще дети. О ребятах с младших курсов и говорить нечего!
Нехватку в Хогвартсе здравомыслящих и самостоятельных особей мужского пола, которым была бы нужна именно девушка, а не очередная нянька, мисс Браун считала едва ли не проблемой вселенского масштаба и потому была вынуждена пойти на столь крутые меры, как добавление любовного зелья в еду.
— Так это кто-то не из Гриффиндора? — догадалась Парвати. — Почему ты мне не сказала?
— Боялась, что не получится, и вот результат…
По щекам девушки потекли слезы. Ей повезло еще, что тушь была магически усовершенствована и потому не растворялась в воде, так что за красоту свою, за исключением опухших красных глаз, девушка могла не переживать.
— Ну не плачь — повезет в следующий вариант, — принялась успокаивать ее подруга, прижав к груди. — Ну если не из Гриффиндора, то откуда тогда?
— Посуди сама, — ответила Ромильда, — в Равенкло учатся одни ботаники, с ними слишком скучно, а к тому, из Дурмстранга, лучше не пытаться подкатить — еще проклянет, не дай Мерлин. В Хаффлпаффе учатся одни идиоты не лучше нашего Лонгоботтома. Что с них взять?
— Значит, Слизерин? — деловито поинтересовалась Парвати.
— А что? — ответила переставшая хныкать Лаванда. — Самые красивые и богатые мальчики как раз оттуда. Драко Малфой… — глаза ее закатились в блаженном мечтании.
— Блейз Забини!..
— Теодор Нотт…
— Карл Шонбрунн…
— И супер брутальный мужчина Хейнри Брейноу!
— Но он же ярый приверженец чистоты крови, — возразила Парвати, округлив глаза, которые казались особенно большими на фоне смуглой кожи лица. — Про него такие слухи ходят…
— Так я же чистокровная, — парировала Лаванда, тряхнув своим немаленьким бюстом, жалея о том, что строгая школьная форма не дает ей похвастаться своим главным достоинством в полной мере. — И потом, разве это не задача для нас, гриффиндорок, перевоспитать плохих парней? — и хитро подмигнула подругам, которые были с ней полностью согласны.
— Лаванда Браун!
— Ромильда Вейн!
— Любовь моя!
Девушки не заметили, как оказались в объятиях обезумевших слизеринцев, которые едва не сломали им ребра и теперь покрывали их лица многочисленными поцелуями. Парвати со страху отбежала подальше, закрыв рот руками и выпучив глаза. Или зелье не правильно подействовало, или… ее подруги сошли с ума!
Крэбб и Гойл тем временем, признавшись, наконец, в своих чувствах, начали спорить, кому из них должна принадлежать каждая из гриффиндорок, после чего выяснили, что каждый из них влюблен в обеих девиц, и для них это явилось как луч солнца, пробившийся сквозь тучи. Посмотреть на влюбленных голубков прибежало множество учеников с разных факультетов, у кого не было в тот момент уроков. Те, что помладше, хихикали, чуть постарше — краснели. Радостный Колин Криви, бегавший вокруг с фотоаппаратом, успел запечатлеть любовный квартет во всех возможных ракурсах, и тот факт, что первые красавицы Хогвартса Лаванда Браун и Ромильда Вейн встречаются с тупоголовыми увальнями Крэббом и Гойлом, быстро стал чуть ли не главной сенсацией в школе. Вот только самим героиням дня от этого было ничуть весело, а к отвращению от слишком близких физических контактов с тупыми и шкафоподобными слизеринцами примешалось также унижение и осознание собственной глупости: да буквально через час над ними будет смеяться и тыкать пальцем уже весь Хогвартс. С тех пор девушки зареклись от того, чтобы добавлять любовные зелья в еду или напитки к юношам, которые могут это и не употребить внутрь. Им пришлось заплатить слишком высокую цену за то, чтобы научиться отвечать за свои поступки и понять, что даже у самых безобидных, на первый взгляд, авантюр могут быть очень неприятные последствия.
Что же касается Крэбба и Гойла, то они также понесли наказание за то, что поддались любовному зелью. Никто не знал, какое именно заклинание наложила на них Миллисента Буллстоуд, когда увидела их зажимающимися с Браун и Вейн (ибо оно было невербальным, чего никто не ожидал от никогда не блиставшей силой ума слизеринки), но месть ее была жестокой. Крэбб и Гойл не только получили отработки от своего декана за то, что опозорили факультет великого Салазара Слизерина столь вопиющим образом, но также довольно продолжительное время не могли без стыда и осознания собственной ущербности переодеваться при всех в общей спальне и, тем более, мыться в душе вместе с другими одноклассниками.
Ретроспектива…
Приблизительно за двенадцать часов до уже описанных выше событий…
Время перевалило уже за половину второго новых суток, когда донельзя уставший Карл Шенбрюнн вошел в спальню мальчиков седьмого курса. Собрал портфель на следующее утро, ненужные пока книги и тетради убрал на полку в своем личном шкафу, который был у каждого студента Слизерина, и стал готовиться ко сну.
— Эй, Шенбрюнн, кажется, у тебя появилась новая поклонница, — мелодичный тенор Забини отвлек юношу от переодевания в пижаму.
— Надо же, — небрежно ответил Карл, застегивая пижамную рубашку.
Не то, чтобы это известие его особо порадовало, но и полной неожиданностью не являлось, ибо за прошедшие полторы недели он уже не раз ловил на себе завистливые и пожирающие взгляды девочек со старших курсов. Красивый, богатый, чистокровный — вот рецепт счастья для большинства девиц на выданье.
— Или это от твоей дражайшей грязнокровки? — ехидным голосом спросил Блейз, придирчиво рассматривая кричаще-красную коробку в форме сердечка, перевязанную атласной розовой лентой.
— Хотя Анна Кайнер низкого происхождения, у нее, по крайней мере, есть вкус и манеры, чего не скажешь об отправительнице сего подарка. А вас, мистер Забини, очевидно, не учили, что трогать чужие вещи — неприлично? — мулат с виноватым выражением лица вернул коробку обратно на тумбочку Шенбрюнна. — Вот так. А теперь доброй ночи, мистер Забини, — холодно сказал Карл, сев на кровать и взяв с собой коробку. — И если хоть что-то из моих вещей пропадет, я буду знать, у кого их искать.
Забини проглотил застрявший в горле ком и послушно лег спать, укрывшись одеялом с головой. Благодаря своей привлекательной внешности и веселому, где-то даже беспечному характеру, Блейз никогда не испытывал проблем с тем, чтобы завести новое знакомство, наладить нужный контакт. И потому испытал немалое разочарование, когда его шутки и безобидное подкалывание, мало того, что не произвели нужного эффекта на нового одноклассника, так еще и настроили его против. Да и холодный взгляд, которым одарил его напоследок Шенбрюнн, также не предвещал ничего хорошего, в особенности тем, кого он заметит копающимися в своих вещах. Сорвалась рыбка с крючка, а жаль. И чего он только в этой грязнокровке нашел? Блейз уже забыл, как неделю назад сам пытался состроить глазки той же грязнокровке, и как удача не повернулась к нему лицом.
Карл тем временем чисто из любопытства развязал ленточку и открыл коробку — шоколадные конфеты, которые, как ни странно, пахли не только шоколадом и ванилью, но также эстрагоном, жасмином, луноцветом и прочими травами, которые используются в изготовлении зелий. Перед глазами сразу возникли образы родителей, брата и сестры, то, как они с отцом и Вильгельмом варят сложное зелье в домашней лаборатории и заворожено смотрят на клубящийся серебристый пар, их домашней библиотеки, в которой было собрано немало маггловских и магических книг, причем весьма редких и ценных… Амортенция, — мрачно заключил Шенбрюнн про себя. Как скучно и банально. Хотя можно было догадаться по кричащим цветам коробки и ее содержимому. Вложенную записку, написанную блестящими розовыми чернилами и украшенную сердечками, парень даже не стал читать, лишь небрежно закрыл коробку и вернул на место. И он уже совсем не возражал против того, чтобы ее стащил кто-то из одноклассников.
Конец ретроспективы…
|
|
| PPh3 | Дата: Вторник, 06.11.2012, 02:18 | Сообщение # 180 |
|
Высший друид
Сообщений: 786
| Глава 27. Затишье перед бурей: Равенкло-Хаффлпафф.
Косые солнечные лучи насквозь пронизывают большую круглую комнату, не давая заснуть ученикам, сидящим в уютных креслах. Из высоких стрельчатых окон видны раскинувшиеся вокруг замка леса и горы, но, главное, небо, до которого, казалось, можно дотянуться рукой, почувствовать вольный порыв ветра, увидеть птиц, пролетающих рядом с тобой. Высокий куполообразный потолок повторяет небесную сферу, золотисто-белой мозаикой на темно-синем фоне выложены на нем все созвездия северного полушария, которые сами перемещаются со временем, совершая свой годичный цикл. Около каменных стен, украшенных гобеленами, выполненными в бронзово-синей гамме, стоят высокие книжные шкафы, которые вовсе не кажутся массивными от обилия помещающихся в них книг. Их здесь столько, что обитателям этой прекрасной воздушной гостиной можно было бы вообще никогда не посещать библиотеку, но, тем не менее, они были самые большие ее завсегдатаи. В зале много письменных столов с выдвижными ящичками и откидными столешницами — так, чтобы на них уместились все принесенные учениками книги и свитки, а также чернильницы с перьями. Все убранство гостиной призвано подчеркнуть высоту ума и глубину мыслей живущих здесь студентов, их стремление постичь мудрость и тайны вселенной, а также обеспечить необходимый комфорт для обучения и упражнения своего ума. Ровена Равенкло, больше всего ценившая в людях острый ум и ясное мышление, заранее позаботилась об этом еще в дни основания Хогвартса. Статуя ее, выполненная из белого мрамора, стоит в синей арочной нише напротив входа. То ли в те древние времена маги владели большим числом знаний и умений, то ли просто скульптор оказался очень искусный, но лицо Ровены казалось живым, пусть и застывшим, губы были подернуты легкой полуулыбкой, а взгляд был осмыслен и полон вековой мудрости. Она как будто смотрит на каждого, кто был в гостиной, в каком бы месте он ни находился. На голову женщины надета диадема — изящная мраморная копия той самой диадемы, которую, не снимая, носила Основательница, и которая, согласно легенде, наделяет любого носящего ее вековой мудростью. “INGENIVM SVPRA MODVM EST MAXIMVM HOMINIS THESAVRVM” — “Ум без границ есть величайшее сокровище человека” — эта надпись, аккуратно вырезанная по тонкому ободу унциальным шрифтом, стала на века девизом Равенкло.
Сейчас вечер, и большинство студентов проводит время за чтением книг, написанием эссе или подготовкой лабораторного журнала. Некоторые, собравшись в кучки, тихо обсуждают между собой какую-нибудь очередную теорию. В башне Равенкло, не в пример Гриффиндорской, почти всегда тихо: студенты здесь уважают личное право каждого на собственные размышления, на которых трудно сосредоточиться в общем шуме. Даже ретивые и впечатлительные первокурсники, поначалу галдящие, охающие и ахающие, привыкали со временем к заведенному веками порядку, приобретали задумчивость и степенность. Нет, радость и веселье или желание поговорить по душам были отнюдь не чужды питомцам вороньего факультета, многие из которых здесь нашли своих друзей и единомышленников, но они не были здесь главными ценностями, как в Гриффиндоре или Хаффлпаффе. Единство в стремлении к знаниям и постижении истины и многообразия окружающего мира сближало здесь умы, но оставляло холодными сердца.
Около одного из окон сидит светловолосый студент-семикурсник и с сосредоточенным выражением лица переписывает к себе в тетрадь очередной абзац из странного толстого фолианта, затем пододвигает к себе поближе другую книгу, более новую и тонкую, и переписывает что-то из нее. Потом сидит, задумавшись — вертикальная морщинка прочертила лоб и залегла между бровей, правая рука поддерживает подбородок, а пальцы левой барабанят по гладкой дубовой столешнице. Взгляд бледных серо-голубых глаз сосредоточился на исписанном пергаменте, в то время как в голове комбинации слов превращались в предложения, из дальних и ближних закоулков памяти извлекались все прочитанные по данной теме талмуды, а мозг интенсивно работал, систематизируя и анализируя имеющуюся информацию, производя новые знания. Подобно разряду молнии, блеснула очередная новая идея, отразилась в глазах и погасла, и юноша, до этого неподвижно сидевший в кресле, вдруг схватился за перо и быстро нацарапал свои мысли на пергаменте. Зачеркнул в паре мест, где-то, обведя слова кругами, стрелками и цифрами указал их новые места, кое-где добавил целые абзацы, уместив их бисерным почерком на полях. Так, надо еще расставить ссылки и указать список литературы, и черновик для Снейпа будет готов.
Переписав фамилию последнего автора и название соответствующего труда, парень с блаженной улыбкой на устах откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, расслабился. В ушах шумит прибой, и прохладный морской ветер треплет отросшие волосы, заставляя глаза щуриться. Он на своем любимом фьорде около Блигаардсхаллена — набегающие волны с силой разбиваются о его крутые уступы, взрываясь тысячами брызг, которые ветер доносит до самого верха…
- Эй, Ассбьорн, земля вызывает! — кто-то немилосердно тряс его за плечо.
Открыл один глаз, потом другой — карие глаза, прямой, почти греческий нос, чуть смугловатая кожа, темно-русые волосы кудряшками ниспадают до плеч — понятно, Голдстейн. Дело в том, что Ассбьорн Фольквардссон, а это был именно он, строго-настрого приказал своим однокашникам не тревожить его, пока он занят творческим мыслительным процессом, которым сопровождается написание любого эссе в его исполнении, ибо не любил, когда его сбивали с мысли. Равенкловцы предпочли принять это на веру и не спрашивать, что им будет в случае нарушения этого запрета — “Cruciatus” или сразу “Avada” — достаточно было лишь колючего, ледяного, словно прожигающего насквозь взгляда, чтобы лишние вопросы отпали сами собой. И то, что Фольквардссон сейчас расслабился, свидетельствовало о том, что простые смертные теперь имеют шанс до него достучаться без какого-либо физического или душевного урона для себя.
- Да, Энтони? — поинтересовался Фольквардссон, коснувшись губ кончиком белого гусиного пера. — Снова проблемы с рунами?
- Ага. Ты не мог бы помочь? — неуверенно спросил Голдстейн и тут же поспешил прибавить: — Если, конечно, не сильно занят.
- Чистовик может и подождать, — ответил Ассбьорн, слегка улыбнувшись. — Давай, показывай, что у вас там за головоломка.
Голдстейн кивнул Корнеру и Буту, и те, взяв с собой пергаменты, перья, чернильницы и словари, пересели за стол к Фольквардссону, сидевшему до этого в гордом одиночестве. Ибо последний не любил, когда его отвлекали разговорами во время выполнения домашних заданий, которые неминуемо случаются, когда несколько человек собираются вместе и занимаются одним делом.
Многим могло бы показаться, что Ассбьорн Фольквардссон слишком эгоистичный и самоуверенный, слишком замкнутый и недружелюбный, и он не стремился опровергать эти мнения. Ему не было дела до всяких слухов и отношения к нему других людей, если те его не интересовали, ибо, считал он, каждый человек отвечает, прежде всего, перед своей совестью. Он стремился жить так, как удобно было ему, и поступать так, как сам считал нужным, но при этом так, чтобы никто от этого не страдал. Он был достаточно взрослый, чтобы отличить самостоятельность и связанную с ней ответственность от простого ребячества. В то же время, он никогда не отказывал в помощи, если, по его мнению, человек этого заслуживал, а у него самого было для этого время и желание. Так и теперь он согласился помочь своим одноклассникам с рунами — для него, знакомого с рунической письменностью еще с детства, это было делом нескольких минут, тем более что другим ребятам профессор Стюрке намеренно давала задания легче, чем ему самому — каждому по способностям. Обращались к нему также с чарами, нумерологией и зельями, и не только студенты с его курса, и Ассбьорн старался максимально доступно объяснить товарищам по факультету местами непонятную и сложную теорию, постепенно ликвидируя пробелы, которые оставили после себя преподаватели или авторы учебников. В литературе же он разбирался не хуже Гермионы Грейнджер, которая, как было известно всему Хогвартсу, практически прописалась в библиотеке. Только существовала одна проблема — почти все рекомендованные Фольквардссоном книги хранились в Запретной Секции и нередко были написаны на незнакомых здешним студентам языках, так что, кляня про себя, а то и вслух школьное руководство, которое не соизволило озаботиться гуманитарным образованием своих подопечных, он вынужден был поднимать свои старые конспекты, предусмотрительно захваченные из дома, и извлекать из своей памяти знания, уже покрывшиеся кое-где слоем пыли, чтобы затем донести эти самые знания до алчущих однокашников. Объяснить он старался так, чтобы дошло до всех сразу, и его больше не спрашивали, ибо, мягко говоря, бывший дурмстранговец не любил, когда к нему несколько раз приставали с одним и тем же вопросом, особенно когда это делали представительницы прекрасного пола, и потому активно пропагандировал принцип “понял сам — объясни другому”.
Общался Фольквардссон со всеми предельно вежливо, насколько это позволял холодный и резкий характер, не редко демонстрируя при этом свою эрудированность по тому или иному вопросу, что позволило ему относительно легко войти в новый коллектив, где в почете были острый ум и знания, но не панибратство. Общался, но только до тех пор, пока не замечал корыстное к себе отношение, что с его способностями к ментальной магии, происходило, как правило, очень скоро. Взбрело в голову какому-то студенту-пятикурснику, что бывший дурмстранговец обязан "разжевывать" ему всю домашку и проверять все письменные работы, параллельно переписывая их, как ему тут же объяснили, что он обладает уже достаточным количеством знаний, чтобы дальше самому справляться с учебной нагрузкой, а иначе что он делает в Доме мудрейшей Ровены Равенкло? Стоило намекнуть Мэнди Брокльхерст, что Кайнер, наверное, очень приятно провела с Шенбрюнном время в одной небызызвестной комнате, и что ему, наследнику древнего чистокровного рода, следует подыскать себе более порядочную невесту, а не полусквибиху с весьма сомнительными моральными качествами, как тут же удостоилась ледяного презрительного взгляда. "Не вам, мисс Брокльхерст, решать, с кем я могу общаться, а с кем нет, и уж, тем более, кого мне выбрать в жены, и было крайне глупо и наивно с вашей стороны полагать, что я после этого обращу на вас внимание: вы сами своими словами уничтожили в моих глазах свою репутацию порядочной девушки с "несомнительными" моральными качествами", — сказал он, вложив в последние слова как можно больше яда, отчего равенкловка, считавшая себя в меру умной и привлекательной, чтобы без труда заполучить приглянувшегося парня, и никогда ен испытывавшая недостатка в поклонниках, тут же почувствовала себя раздетой и брошенной в грязь. Аналогичной участи сподобилась и ее подруга Лиза Турпин, шепнувшая Падме Патил, старосте факультета, "что этот переводник из Дурмстранга не надежен, и потому с ним не следует дружить, и, вообще, он должен проверку в министерстве пройти." Глупая девочка, полагающая, что если ее папа занимает какую-то высокую должность в Министерстве, то ей обеспечена золотая жизнь в будущем, и не желающая видеть, во что превратило страну это самое Министерство. Маркиза Помпадур тоже в свое время говорила: "Après nous le déluge." (1)
Ассбьорн Фольквардссон считал себя взрослым человеком и потому не рассчитывал на распростертые объятия по приезде в Хогвартс, где не жалуют Темные Искусства. Он допускал, что к нему могут относиться подозрительно, не доверять, но в его голове не укладывалось, как можно после всего этого мило просить о какой-нибудь услуге, не забыв добавить в стакан Веритасерума для верности. А Ассбьорн Фольквардссон презирал и ненавидел лицемеров. Он ни перед кем не заискивал и не стремился понравиться, изображая из себя "хорошего мальчика", оправдывая чужие ожидания. Люди склонны воспринимать, скорее, внешнюю оболочку, но не внутреннее содержание, — рассуждал он, — не задумываясь о том, что показное великодушие, веселость или хорошесть могут быть всего лишь масками, которые просто противно носить. Они видят лишь то, что хотят видеть, и в случае чего сами наденут на тебя маску, а на себя — спектрально-астральные очки. "All the world’s a stage, and all the men and women merely players"(2), — так говорил Шекспир. И Ассбьорн не хотел играть в этом театре популярную, всем известную, шаблонную роль, он просто хотел быть собой, чтобы его воспринимали таким, какой он есть, без масок, рикрас или навязанных стереотипов.
- Ассбьорн, а ты не передумал по поводу кружка ЗОТИ? — спросил у него Терри Бут, когда они закончили, наконец, перевод.
- Нет, не передумал, Терри, и всех остальных здесь присутствующих это тоже касается, — громко ответил Ассбьорн, обведя взглядом гостиную, отчего все тут же притихли и обратили внимание на их квартет. — Я думаю, пробное занятие можно будет провести в среду после ужина. Нам подойдет для этого комната, находящаяся на восьмом этаже за картиной с троллями. Все знают, как туда попасть?
- Это комната, где Поттер проводил занятия ДА на пятом курсе, — ответил Майкл Корнер, сложив руки замком.
Несколько студентов, посещавшие данные занятия, кивнули в знак подтверждения.
- А откуда ты знаешь об этой комнате? — поинтересовался все тот же Корнер, темно-синие глаза его подозрительно сощурились.
- Ее нашла Анна Кайнер. Как? — Я не знаю, — сказал Фольквардссон, давая своим тоном понять, что не намерен больше обсуждать данную тему.
- А мы будем изучать там невербальные заклинания? — робко спросил шестикурсник Эван МакКелби, вклинившись в разговор.
Эван МакКелби уже знал от старших, что в этом году они будут проходить невербальные заклинания, и потому, не надеясь, что в этом году им пришлют адекватного преподавателя, пытался освоить данную дисциплину самостоятельно, что у него выходило без особого успеха. Говорили, что, чем дальше, тем больше с них будут требовать использовать именно невербальную магию и даже занижать оценки, если проговаривать заклинания в слух, что тоже не обнадеживало. Равенкло — не Гриффиндор, так что здесь никому не дадут лишние двести баллов за очередной выкрутас. Здесь не учатся герои и любимчики директора, так что оставалось надеяться исключительно на собственные мозги и упорство в достижении цели.
Прохаживаясь, как сомнамбула, по гостиной, изо всех сил пытаясь сконцентрироваться на выполнении простейшего заклинания “Wingardium Leviosum”, он уже успел провести неудачные эксперименты с учебником Лизы Турпин и журналом Мэнди Брокльхерст (ибо почти не разбирал, что именно собирался левитировать), за что получил неслабый нагоняй от обеих девушек, и теперь сидел в одном из пустых кресел, пав духом и положив учебник к себе на колени. Эван изо всех сил старался выполнять приведенные в учебнике инструкции, но у него ничего не получалось. Впрочем, не только у него, но и почти всех ребят с их курса, и соревнование под названием “Кто быстрее? Кто умнее” очень быстро превратилось в коллективную пытку. Единственным человеком, кому невербалка давалась хоть как-то, была чокнутая Лунатичка Лавгуд. Девчонка она, конечно, добрая и с радостью согласилась помочь, вот только рассказы ее про каких-то мозгошмыков, которые якобы размягчают мозг, делали понимание предмета ничуть не более легким. Семикурсники в основном отмахивались — куча домашних заданий, подготовка к ТРИТОНам и все такое, да и большинство из них, как выяснилось, невербально могли творить только самые простые заклинания наподобие “Lumen” — уровень первокурсника. Девчонки взяли меньше предметов для изучения и потому имели больше свободного времени. Переборов свой стыд, МакКелби подошел к Падме Патил, старосте — та всегда отличалась терпением и дружелюбным открытым характером. С Брокльхерст и Турпин он уже успел испортить отношения, а Мораг МакДугал с головой ушла в учебу и вообще была слишком замкнутой и нелюдимой, так что к ней можно было даже не пытаться подойти. Но и Падма, к сожалению, ничем не смогла помочь несчастному шестикурснику, а только несла какую-то муть про необходимость очистить чакры и прийти в полную гармонию с собой, т.е. достигнуть Нирваны, так что МакКелби, никогда не интересовавшийся восточной культурой, понял из ее слов не больше, чем у Лавгуд.
- Естественно, — ответил Фольквардссон таким тоном, чтобы продемонстрировать очевидность ответа на подобный вопрос. — Для этого вам параллельно надо будет освоить окклюменцию, поскольку обе эти дисциплины подразумевают очистку сознания от посторонних мыслей и эмоций. Однако хочу предупредить сразу всех присутствующих, что мы будем не просто догонять школьную программу, как это делал Поттер двумя годами ранее, а изучать настоящую боевую магию, — послышалось несколько не то восхищенных, не то удивленных вздохов, — чтобы в будущем каждый из вас мог постоять за себя.
- А нельзя ли перенести занятие на четверг? — поинтересовалась Падма Патил. — У нас в среду ночью будет урок астрономии.
- Боюсь, что нет, ибо у меня в пятницу стоит зельеварение, к которому необходимо готовиться весьма основательно, — на полном серьезе сказал Ассбьорн, а сидевшие напротив него Корнер, Бут и Голдстейн согласно кивнули, а Патил сдалась, ибо прекрасно помнила, что такое уроки со Снейпом. — Кроме того, завтра у меня также практикум по зельеварению, — тон шведа стал более настойчивым, — и потому я вынужден отложить нашу беседу до лучших времен. Приятного всем вечера, — и вновь погрузился в исписанные мелким косым почерком пергаменты и старинные фолианты.
Здесь следует отметить, что Ассбьорн Фольквардссон по-настоящему любил зельеварение и даже планировал связать свою дальнейшую жизнь с этой весьма сложной и неподатливой наукой. Он относился к тому небольшому числу людей, которые могли “по достоинству оценить волшебную красоту тихо кипящего котла и мерцающих над ним испарений, тонкую силу жидкостей, прокрадывающихся по человеческим венам, околдовывающих ум, порабощающих чувства”. Следивший за новинками в зельеварении, он, как ребенок, радовался, стоило только ему найти среди всякой макулатуры, какую-нибудь старинную монографию, автор которой уже давно канул в Лету. Ибо юный Фольквардссон прекрасно понимал, что за прошедшие столетия многие знания оказались утеряны, и было заново совершено немало открытий, не признанных в свое время и забытых за ненадобностью. Немалый интерес у равенкловца вызывала сама история того или иного открытия: как к нему можно было прийти, имея тогдашний арсенал знаний и средств, для чего в то время применяли это зелье, как его модифицировали в последствии, и где применяют теперь. Провести синтез очередного заинтересовавшего его зелья — проверить и методику, и собственные силы — без вопросов. Ассбьорн поистине наслаждался самим процессом приготовления, он словно чувствовал зелье и потому мог даже, не заглядывая лишний раз в рецепт, перемешать зелье в нужный момент и нужное число раз, добавить необходимый на данной стадии ингредиент. Казалось бы, любой нормальный преподаватель должен просто гордиться таким студентом и постараться взять к себе в ученики. Любой, но не профессор Снейп.
- Время вышло! — скомандовал Снейп. — Всем перелить сваренные зелья в колбы и подписать. Зелья без этикеток не принимаются!
Студенты спешно зашуршали, туша огонь под котлами и убирая свои рабочие места. Снейп с брезгливостью посмотрел на варево Поттера и Уизли, которое в очередной раз взорвалось и растеклось по парте вонючей фиолетовой жижей, не удостоил внимания зелье Грейнджер и Визерхоффа, испытывая немалое внутреннее удовлетворение оттого, какой разочарованной и обиженной выглядела гриффиндорская всезнайка. Шенбрюнн и Кайнер — как всегда идеально. То же можно сказать о Нотте и Гринграсс. А вот Малфой и Паркинсон его совершенно не порадовали — как и многие слизеринцы, они еще задолго до школы начали обучаться зельеварению и потому просто обязаны были сварить такое простое зелье хотя бы на "В". Впрочем, у профессора Снейпа, как известно, существовали свои собственные стандарты знаний и умений. Боунс и Миллер — похоже на правду. Корнер и Фольквардссон… Фольквардссон — новая головная боль Северуса Снейпа. Наглый равенкловец, который покусился на его, Снейпа, собственность, в которую тот немало вложился, не меньше, чем в свое время в Лили… Тем не менее, Ассбьорн Фольквардссон упорно не хотел вписываться в образ Джеймса Поттера — позера, искателя приключений и покорителей женских сердец. Мало того, он весьма основательно готовился к каждому уроку, он проявлял искренний интерес к предмету, но, что хуже всего, в равенкловце действительно произрастал талант к зельеварению, и декан Слизерина не мог не признать этого.
Цепляясь за собственные шоры, Мастер зелий стремился подловить юношу на малейшей оплошности, чтобы снова доказать самому себе, какой тот самодовольный фанфаронистый кретин. Он заваливал бывшего студента Дурмстранга кучей дополнительных вопросов, большинство из которых выходило далеко за рамки школьной программы, и, что хуже всего, мальчишка отвечал. Подробно и четко, но, что самое удивительное, абсолютно верно.С ним мог бы сравниться разве что Шенбрюнн, наследник династии зельеаваров, не говоря уже о гриффиндорке Грейнджер, которая большинство прочитанных Фольквардссоном книг просто побоялась бы взять в руки или же немедленно сожгла. Пожалуй, больше никто из преподавателей Хогвартса не мог похвастаться тем, как много студенты прочитывают к их урокам. Статьи из научных журналов, редкие монографии, древние трактаты, которые невероятно трудно найти. Снейп даже невольно начинал гордиться равенкловцем, но тут же душил в себе это чувство, стоило ему осознать его.
Декан Слизерина, сам не зная, почему, и не задумываясь об этом, изо всех сил старался разозлить равенкловца, вывести его из себя, заставить совершить какую-нибудь глупость, но тот, к несчастью, стойко выдерживал все его язвительные комментарии, смехотворные крупицы баллов, которые весь вороний факультет просто считал оскорблением, прожигающий насквозь снисходительный взгляд, который Фольквардссон возвращал ему сторицей, добавив туда немало презрения и льда. В конце концов, профессор опустился до мелкой слизеринской пакости и решил подбросить в котел равенкловца иглы дикобраза, которые, как известно, вступали в неконтролируемую экзотермическую реакцию с большинством компонентов, что, как правило, заканчивалось взрывом. Не то, чтобы Снейпу нужен был очередной расплавленный котел и ошметки зелья, разбросанные по всем имеющимся в практикуме поверхностям, но так он однозначно указал бы зарвавшемуся студенту его место, и тот не смел бы ему возразить. Но и здесь профессора зельеварения ждала неудача: равенкловец отгородил свой котел защитным барьером с эффектом отталкивающего заклинания, так что Северусу Снейпу пришлось в результате испытать сомнительное удовольствие в виде лежания на холодном каменном полу, о который он очень некстати приложился головой. Но, что хуже всего, рука, сжимавшие иглы несчастного животного из семейства насекомоядных, предательски расслабилась, и всем сразу стало очевидно корыстное намерение всеми нелюбимого профессора.
Уже через пару часов об инциденте, случившемся на уроке зельеварения у седьмого курса, знала чуть ли не вся школа. Ученики в большинстве своем смотрели на него с брезгливостью и презрением, мол, всегда знали, какой ты мерзкий ублюдок, а теперь еще и убедились в этом. А вот реакция учителей разделилась: Минерва, как истинная гриффиндорка и поборница справедливости, естественно, осудила своего коллегу, не забыв упомянуть при этом, что "только глупая ненависть к Гарри и Рону, наверное, и мешала мальчикам нормально успевать по его предмету", Помона поддержала Минерву; Дамблдор невозмутимо улыбался и, поглощая свои любимые лимонные дольки, говорил, что Северусу просто "необходимо научиться спокойно относиться к шуткам, иначе жизнь будет невыносимо пресной", а Флитвик наотрез отказался назначать отработку своему студенту, мотивировав тем, что декан Слизерина "сам спровоцировал ситуацию, из-за которой в итоге пострадала его репутация, в то время как мистер Фольквардссон, зная отношение к себе преподавателя, просто защищался." При этом в глазах обычно веселого и добродушного декана Равенкло не плясали задорные искорки, и губы не растягивались в снисходительной улыбке. Сейчас он являл собой истинного потомка гоблинов, которого лучше не злить.
Но и на этом злоключения слизеринского профессора не закончились. Противные оболтусы-студенты не поленились таки откопать в библиотеке заклинание, создававшее силовое поле, и теперь все вместе отгораживались от Мастера зелий защитным полукругом, не стесняясь шептаться прямо у него за спиной, обсуждая его недавний прокол, в то время как сам Снейп, на чем свет стоит, костерил Фольквардссона, от которого головной боли не меньше, чем от золотого и всеми любимого Поттера. Мало того, Северус не мог отыграться на письменных работах равенкловца, с чистой совестью влепив ему "Тролля", как недавно Грейнджер, и дело было вовсе не в том, что эссе были написаны идеально и потому не могли быть оценены меньше, чем на "Превосходно". Просто декан Слизерина знал, что его коллега и, по совместительству, декан вороньего факультета Филеас Флитвик каждый день просматривает классный журнал и ни за что не поверит в то, что один из его студентов, которые занимается не меньше всех своих одноклассников вместе взятых, посмел так позорно провалиться. И теперь Северус Снейп ждал подходящего момента, чтобы отомстить дерзкому равенкловцу.
1) (фр.) После нас хоть потоп (Маркиза Помпадур).
2) (англ.) Весь мир — это театр, а мужчины и женщины всего лишь в нем актеры (У.Шекспир).
|
|
|
|
|
